ПОЭЗОКУРАЖ, РОМАНТИКА
Модератор: K.H.Hynta
Неладно в датском государстве,
Казна пуста, а ростовщик
Нам говорит, что не привык
Корону брать в залог, а в царстве
Российском, слышно, бунт опять.
Стрельцы восстали – жгут хоромы…
И где же подданных нам взять:
Верны чтоб были и ведОмы,
Чтобы любили нас всегда –
За наш талант и нашу глупость,
Чтобы на «Нет» кричали «Да»,
И стойко выносили скупость.
Конечно, королями быть
Желают все. Но это…больно.
Попробуй «быть или не быть»,
При этом выглядеть достойно,
Всем улыбаться и острить,
Дарить уделы и патенты,
И в танцах соколом парить
Под бурные аплодисменты.
Героем – в битве и на ложе,
Лесов владыкой и полей,
Быть ближе всех к тебе, мой боже –
Удел проклятых королей.
Казна пуста, а ростовщик
Нам говорит, что не привык
Корону брать в залог, а в царстве
Российском, слышно, бунт опять.
Стрельцы восстали – жгут хоромы…
И где же подданных нам взять:
Верны чтоб были и ведОмы,
Чтобы любили нас всегда –
За наш талант и нашу глупость,
Чтобы на «Нет» кричали «Да»,
И стойко выносили скупость.
Конечно, королями быть
Желают все. Но это…больно.
Попробуй «быть или не быть»,
При этом выглядеть достойно,
Всем улыбаться и острить,
Дарить уделы и патенты,
И в танцах соколом парить
Под бурные аплодисменты.
Героем – в битве и на ложе,
Лесов владыкой и полей,
Быть ближе всех к тебе, мой боже –
Удел проклятых королей.
Дыши, малыш, в морозный день,
Когда сжигает холод губы,
И на задворках деревень
Сугробов вырастают шубы.
И в солнцепёк – дыши, малыш…
Когда расплавленный и вязкий
Стекает битум с чёрных крыш.
Дыши: под марлевой повязкой,
Сквозь мокрый носовой платок,
Через соломинки и трубки,
Вдох! Выдох! И ещё глоток…
И даже если кашель жуткий,
В груди свистит – дыши сквозь хрипы.
Когда ты бодрствуешь и спишь,
Когда смеёшься, через всхлипы
Дыши, малыш!..Живи, малыш!...
Когда сжигает холод губы,
И на задворках деревень
Сугробов вырастают шубы.
И в солнцепёк – дыши, малыш…
Когда расплавленный и вязкий
Стекает битум с чёрных крыш.
Дыши: под марлевой повязкой,
Сквозь мокрый носовой платок,
Через соломинки и трубки,
Вдох! Выдох! И ещё глоток…
И даже если кашель жуткий,
В груди свистит – дыши сквозь хрипы.
Когда ты бодрствуешь и спишь,
Когда смеёшься, через всхлипы
Дыши, малыш!..Живи, малыш!...
ОРЗ
Не пишется. Курю. Смотрю в окно.
Болею. Аспирин жую горстями.
По вечерам горячее вино
Я пью… И наполняется гостями
Мой дом. Они проникли в кабинет,
Сидят вальяжно в креслах. На диване
Лежу под мерный рокот их бесед.
Мне кажется, не прозой, а стихами
Они ведут свой странный разговор,
И я к ним обращаюсь рифмой строгой.
Не вижу лиц, но я вступаю в спор
С поэтами от дьявола и бога.
Смысл ускользает. Только рифмы бой.
Слова плывут, одетые в куплеты.
Я знаю – говорю я сам с собой.
Неважно. Я болею и советы
Не слушаю. Готовлю пунш опять.
Жую горстями аспирин. Чихаю.
Не пишется. Но хочется писать.
О чём вот только – я пока не знаю…
Не пишется. Курю. Смотрю в окно.
Болею. Аспирин жую горстями.
По вечерам горячее вино
Я пью… И наполняется гостями
Мой дом. Они проникли в кабинет,
Сидят вальяжно в креслах. На диване
Лежу под мерный рокот их бесед.
Мне кажется, не прозой, а стихами
Они ведут свой странный разговор,
И я к ним обращаюсь рифмой строгой.
Не вижу лиц, но я вступаю в спор
С поэтами от дьявола и бога.
Смысл ускользает. Только рифмы бой.
Слова плывут, одетые в куплеты.
Я знаю – говорю я сам с собой.
Неважно. Я болею и советы
Не слушаю. Готовлю пунш опять.
Жую горстями аспирин. Чихаю.
Не пишется. Но хочется писать.
О чём вот только – я пока не знаю…
История
Как волны в море катятся столетья.
Запущенные мощной тетивой,
Несутся сквозь культуру лихолетья,
И зарастают города травой.
Цивилизаций чудную огранку
Кромсает неумелый ювелир.
Но выпрямляет горделивую осанку
Родившийся в руинах Новый мир!
Мир молод, весел и пассионарен.
В нём дикость, необузданный талант.
Да, он жесток, но как потенциален
Живущий в нём мальчишка-дилетант.
Подъём! Расцвет! – Пресыщено-красиво.
Упадок! Гибель! – Глина и песок.
Курганы, колосящиеся нивы…
И новый предсказуемый виток…
Как волны в море катятся столетья.
Запущенные мощной тетивой,
Несутся сквозь культуру лихолетья,
И зарастают города травой.
Цивилизаций чудную огранку
Кромсает неумелый ювелир.
Но выпрямляет горделивую осанку
Родившийся в руинах Новый мир!
Мир молод, весел и пассионарен.
В нём дикость, необузданный талант.
Да, он жесток, но как потенциален
Живущий в нём мальчишка-дилетант.
Подъём! Расцвет! – Пресыщено-красиво.
Упадок! Гибель! – Глина и песок.
Курганы, колосящиеся нивы…
И новый предсказуемый виток…
Я принял всё: себя и мир,
Вдаль уходящую дорогу,
Реальность, стёртую до дыр,
И злую непредвзятость бога.
Я принял всё: холодный пот,
Болезни, суету страданий…
И смерть приму, когда придёт –
Без сожалений и стенаний.
Пока я – есть, а раньше – был:
Писал стихи, бродил по свету,
Играл, воспитывал, любил…
И море книг прочёл при этом.
К тому же мир я «посетил
В его мгновенья роковые»,
А значит – счастлив. Пусть грустил
И истин строки прописные,
Исчёркивая Книгу Судеб,
Интерпретировал неясно.
Я принял всё. А то, что будет…
Приму, быть может, и напрасно…
Вдаль уходящую дорогу,
Реальность, стёртую до дыр,
И злую непредвзятость бога.
Я принял всё: холодный пот,
Болезни, суету страданий…
И смерть приму, когда придёт –
Без сожалений и стенаний.
Пока я – есть, а раньше – был:
Писал стихи, бродил по свету,
Играл, воспитывал, любил…
И море книг прочёл при этом.
К тому же мир я «посетил
В его мгновенья роковые»,
А значит – счастлив. Пусть грустил
И истин строки прописные,
Исчёркивая Книгу Судеб,
Интерпретировал неясно.
Я принял всё. А то, что будет…
Приму, быть может, и напрасно…
Марлен танцевала...
Марлен танцевала… Но Геринг дремал.
И Геббельс прокручивал речи беззвучно…
На цыпочках Борман вошел в кинозал.
А фюреру было и грустно и скучно.
Одна только Ева вцепилась в экран
И взглядом следила за взлётами юбки –
Таких вот, наверно, любил Мопассан –
За ножки и грудь, за капризные губки:
Поющих, кричащих и бьющих стекло,
Не мыслящих ночи без секса в постели.
Марлен танцевала, а время текло…
На Волгу пришли холода и метели…
Марлен танцевала… Но Геринг дремал.
И Геббельс прокручивал речи беззвучно…
На цыпочках Борман вошел в кинозал.
А фюреру было и грустно и скучно.
Одна только Ева вцепилась в экран
И взглядом следила за взлётами юбки –
Таких вот, наверно, любил Мопассан –
За ножки и грудь, за капризные губки:
Поющих, кричащих и бьющих стекло,
Не мыслящих ночи без секса в постели.
Марлен танцевала, а время текло…
На Волгу пришли холода и метели…
Пожалуйста, сэр...
Вы смелый и добрый. Без фальши и фарса.
Я тоже – хороший! Возьмите меня,
Пожалуйста, сэр, автостопом до Марса.
Надеюсь, что там отыщу я коня,
С которым я мчался быстрей звездолёта,
И в скачках всегда завоёвывал приз.
Ему на Земле запретили полёты.
Пожалуйста, сэр. Это ведь не каприз.
Ну, как без коня? Я наездник с рожденья,
Всегда без седла я держался на нём.
Он смысл моей жизни – моё Вдохновенье.
Возьмите! Мы вместе Пегаса найдём.
Я дам прокатиться Вам… или не надо?
Но только с возвратом! На Млечном Пути
Коней бродит много. Средь звёздного сада
Пасутся! Табун хорошо бы найти…
Вы смелый и добрый. Без фальши и фарса.
Я тоже – хороший! Возьмите меня,
Пожалуйста, сэр, автостопом до Марса.
Надеюсь, что там отыщу я коня,
С которым я мчался быстрей звездолёта,
И в скачках всегда завоёвывал приз.
Ему на Земле запретили полёты.
Пожалуйста, сэр. Это ведь не каприз.
Ну, как без коня? Я наездник с рожденья,
Всегда без седла я держался на нём.
Он смысл моей жизни – моё Вдохновенье.
Возьмите! Мы вместе Пегаса найдём.
Я дам прокатиться Вам… или не надо?
Но только с возвратом! На Млечном Пути
Коней бродит много. Средь звёздного сада
Пасутся! Табун хорошо бы найти…
Гончар
Судьбою мира озабочен,
Смирившись с участью творца,
Гончар небесный - строг и точен.
Вращает звёздный круг… Отца,
По-прежнему, смущает глина –
Своей нестойкостью к дождям…
Он слишком мягким сделал сына,
И дочь нечасто ходит в храм.
День был тогда – не для творенья!
Но он рискнул. И результат
Парадоксален. Но сомненья
Гнетут… Он рад или не рад?
Ленилось солнце, плохо грело…
Быть может, следовало – в печь!
И как бы повернулось дело…
Не поленись бы он обжечь?
Судьбою мира озабочен,
Смирившись с участью творца,
Гончар небесный - строг и точен.
Вращает звёздный круг… Отца,
По-прежнему, смущает глина –
Своей нестойкостью к дождям…
Он слишком мягким сделал сына,
И дочь нечасто ходит в храм.
День был тогда – не для творенья!
Но он рискнул. И результат
Парадоксален. Но сомненья
Гнетут… Он рад или не рад?
Ленилось солнце, плохо грело…
Быть может, следовало – в печь!
И как бы повернулось дело…
Не поленись бы он обжечь?
Воды жизни.
Прозрачной как слеза мечтой,
Пьянящим ароматом воли
Струится Молодость. Густой,
Тягучей смесью вязнет в поле,
Болотами, седая Зрелость;
Здесь верность обрела покой,
Но, здесь же, утонула смелость…
И, где то – Детство: у истока,
Весёлым вьется ручейком,
Шалит, не ведая порока,
Сил набирается. Песком…
Колодцами встречает Старость;
А в них, без жизненного сока,
Скучают – мудрость и усталость…
Но, море… Под землёю. Море -
Вне времени и вне пространства.
Всё высыхает. Больно. Горе…
Но, вновь, с завидным постоянством,
Вода сквозь камень бьёт проходы,
И глину размывает в споре
За чьи-то дни… недели… годы…
Прозрачной как слеза мечтой,
Пьянящим ароматом воли
Струится Молодость. Густой,
Тягучей смесью вязнет в поле,
Болотами, седая Зрелость;
Здесь верность обрела покой,
Но, здесь же, утонула смелость…
И, где то – Детство: у истока,
Весёлым вьется ручейком,
Шалит, не ведая порока,
Сил набирается. Песком…
Колодцами встречает Старость;
А в них, без жизненного сока,
Скучают – мудрость и усталость…
Но, море… Под землёю. Море -
Вне времени и вне пространства.
Всё высыхает. Больно. Горе…
Но, вновь, с завидным постоянством,
Вода сквозь камень бьёт проходы,
И глину размывает в споре
За чьи-то дни… недели… годы…
Друзья спиваются
Друзья спиваются, а книги грудой пыли
На стеллажах зависли. Мы струимся…
Мы есть, но в основном – мы были.
И этим «были» всё-таки гордимся.
Мы помним всё: и детство – без попкорна,
И ветер юности с его метаболизмом,
Который нас высушивал упорно,
Толкая в битву с дряхлым коммунизмом.
Мы помним свои первые свиданья,
Девчонок стройных с длинными ногами,
Когда казалось, что загадка мирозданья
Разгадана, конечно, будет нами.
Но мы ошиблись. Время постарело,
И целлюлитом наградило ноги.
Мы потолстели. Рассуждаем зрело
О том, что беспросветны все дороги…
Да и идти не хочется к тому же –
Привыкли к мягкой вязкости дивана,
К теплу постели: завтрак есть и ужин,
Да и с утра вставать не слишком рано.
Друзья спиваются. И вовсе не от боли –
От скуки и от слабости… Обидно.
Меня зовут… Но говорю им: - sorry!
Мне выпить хочется, друзья, но стыдно.
Друзья спиваются, а книги грудой пыли
На стеллажах зависли. Мы струимся…
Мы есть, но в основном – мы были.
И этим «были» всё-таки гордимся.
Мы помним всё: и детство – без попкорна,
И ветер юности с его метаболизмом,
Который нас высушивал упорно,
Толкая в битву с дряхлым коммунизмом.
Мы помним свои первые свиданья,
Девчонок стройных с длинными ногами,
Когда казалось, что загадка мирозданья
Разгадана, конечно, будет нами.
Но мы ошиблись. Время постарело,
И целлюлитом наградило ноги.
Мы потолстели. Рассуждаем зрело
О том, что беспросветны все дороги…
Да и идти не хочется к тому же –
Привыкли к мягкой вязкости дивана,
К теплу постели: завтрак есть и ужин,
Да и с утра вставать не слишком рано.
Друзья спиваются. И вовсе не от боли –
От скуки и от слабости… Обидно.
Меня зовут… Но говорю им: - sorry!
Мне выпить хочется, друзья, но стыдно.
Вы еще пишите, главное!А куда я денусь? Не спился пока...
Визуализация.
Вот ночь пришла, но я – ничей,
И никакой. А свет свечей
Бросает тени. Плохо видно.
Куда я спрятался? Обидно –
Так затеряться средь вещей.
Я – невидимка, очевидно?!
Нигде – ни в чём. Всегда – вне всех.
Сам по себе. Включаю смех:
Перевожу звук до раскатов,
Басы пониже… Хрипловато.
Я избавляюсь от помех
И уши затыкаю ватой.
Теперь – картинка: яркость, цвет.
Ну, вот, а говорили - нет
Здесь никого. Смотри – позёр:
Сигара, смокинг и ликёр;
На вид эстету сорок лет,
Хотите с ним на тет-а-тет?
Ну, а потом, на посошок,
На брудершафт. И где он?... Шок.
Опять исчез. Битрейт не тот:
Сменил эстета – хмурый гот,
С мечом. И, кто отключит ток?
Гот зубы скалит… и не пьёт.
Визуализация.
Вот ночь пришла, но я – ничей,
И никакой. А свет свечей
Бросает тени. Плохо видно.
Куда я спрятался? Обидно –
Так затеряться средь вещей.
Я – невидимка, очевидно?!
Нигде – ни в чём. Всегда – вне всех.
Сам по себе. Включаю смех:
Перевожу звук до раскатов,
Басы пониже… Хрипловато.
Я избавляюсь от помех
И уши затыкаю ватой.
Теперь – картинка: яркость, цвет.
Ну, вот, а говорили - нет
Здесь никого. Смотри – позёр:
Сигара, смокинг и ликёр;
На вид эстету сорок лет,
Хотите с ним на тет-а-тет?
Ну, а потом, на посошок,
На брудершафт. И где он?... Шок.
Опять исчез. Битрейт не тот:
Сменил эстета – хмурый гот,
С мечом. И, кто отключит ток?
Гот зубы скалит… и не пьёт.
Воздушный замок
Воздушный замок декаданса –
Из самоцветов и стекла:
Отсвечивают нежным глянцем,
На башенках, колокола.
Звонят. К заутреней, наверно.
Скулит подъёмный мост в цепях,
И поступью, привычно мерной,
Спешит куда-то Белый Маг.
Проснулись древние покои –
Хрустальным отзвуком речей,
Чудесным запахом левкоев,
И лёгким бряцаньем мечей.
Выходят дамы. Блеск сапфиров!
Шуршит парча! Горит атлас!
И даже тот, кто правит миром
Прищурился слегка сейчас.
Великий коннетабль, с усмешкой,
Обводит взглядом цитадель:
На вид хрупка… Упрямой пешкой
Реальность рвётся прямо в дверь.
Но не пройти через заставы –
Страж, пусть, эстет, но… сам Артур!
Он ждёт от битв – легенд и славы,
И чистит свой Эскалибур…
Воздушный замок декаданса –
Из самоцветов и стекла:
Отсвечивают нежным глянцем,
На башенках, колокола.
Звонят. К заутреней, наверно.
Скулит подъёмный мост в цепях,
И поступью, привычно мерной,
Спешит куда-то Белый Маг.
Проснулись древние покои –
Хрустальным отзвуком речей,
Чудесным запахом левкоев,
И лёгким бряцаньем мечей.
Выходят дамы. Блеск сапфиров!
Шуршит парча! Горит атлас!
И даже тот, кто правит миром
Прищурился слегка сейчас.
Великий коннетабль, с усмешкой,
Обводит взглядом цитадель:
На вид хрупка… Упрямой пешкой
Реальность рвётся прямо в дверь.
Но не пройти через заставы –
Страж, пусть, эстет, но… сам Артур!
Он ждёт от битв – легенд и славы,
И чистит свой Эскалибур…
-
Елена Никонова
- Сообщения: 1421
- Зарегистрирован: 22 янв 2007, 17:20
Спасибо всем за отзывы. Ответить вовремя не мог, был в приятном отдалении от компьютера и прочей цивилизации.
Flo
Псевдореальность или не псевдо, но в любом случае сделать, к сожалению, уже ничего нельзя.
Балансируя...
Избыток сил при недостатке знанья –
Рождает кратковременность безумья;
В усмешке скалит зубы Мирозданье
Предпочитая действие раздумьям.
Сил недостаток при избытке веры –
Рождает долговременные культы,
И фанатизм, вне логики и меры,
Крадётся разрушающим инсультом.
Чрезмерность знанья, веры недостаток –
Усыновляют демонов Максвелла,
Но не хватает временных заплаток
Для удержанья Хаоса в пределах.
Чрезмерность знанья при избытке веры,
Избытке силы – абсолют для Бога!
Нам, людям, куда ближе полумеры,
На грани балансируем нестрого,
Срываемся. Летим. Цепляясь тщетно
За стены… Или щуримся невинно
На солнце. Слепнем. Веря беззаветно,
Что где-то рядом Золотая Середина.
Flo
Псевдореальность или не псевдо, но в любом случае сделать, к сожалению, уже ничего нельзя.
Балансируя...
Избыток сил при недостатке знанья –
Рождает кратковременность безумья;
В усмешке скалит зубы Мирозданье
Предпочитая действие раздумьям.
Сил недостаток при избытке веры –
Рождает долговременные культы,
И фанатизм, вне логики и меры,
Крадётся разрушающим инсультом.
Чрезмерность знанья, веры недостаток –
Усыновляют демонов Максвелла,
Но не хватает временных заплаток
Для удержанья Хаоса в пределах.
Чрезмерность знанья при избытке веры,
Избытке силы – абсолют для Бога!
Нам, людям, куда ближе полумеры,
На грани балансируем нестрого,
Срываемся. Летим. Цепляясь тщетно
За стены… Или щуримся невинно
На солнце. Слепнем. Веря беззаветно,
Что где-то рядом Золотая Середина.
Статистика
Наша команда
Активные участники
Новые пользователи