Сообщение
Irena » 17 дек 2012, 01:29
№1
Хроника Балоши
Проводник сбежал ночью вместе с носильщиками. Бела Балоши слишком вымотался накануне, чтобы следить за слугами. Утром путешественник обнаружил потухший костёр, выпотрошенные мешки и разбросанные вещи. Револьвер, деньги пропали, винтовка, наверное, тоже бы пропала, если бы не спал с ней в обнимку. Бела коснулся груди: хоть медальон и письма целы.
За спиной погоня, вернуться нельзя. Идти решительно некуда! Кругом простирались каменистые пустоши плоскогорий, перемежаемые подъёмами и спусками. Балоши ещё пытался разобраться с картой, всё больше утопая в символах, таких простых на бумаге и непреодолимых сейчас. Бесполезно!
Впереди чернела горная цепь. За неимением других ориентиров Бела решил идти прямо на неё.
Сейчас, ощущая длань смерти на плече, Балоши понимал свои ошибки. Задержался в ставке московитов, попался с поличным, прорывался со стрельбой, бросил лошадей, чтобы срезать через горы. Слишком много ошибок для одного человека.
Солнце всходило: коричневые скалы расцвели чёрными полосами теней. Скоро жар станет невыносим, но пока ещё можно терпеть. Надо было уходить на север, там хорошо, вечная весна… Слабый ветер колыхал сухую траву. Куда ни глянь - одни и те же краски – жёлтые, белые, коричневые, чёрные. Бедная, нищая, некрасивая земля, будто Создатель, когда рисовал центральную Абиссинию, вдруг в усталости отложил кисть в сторону, ограничившись небрежными штрихами.
С каждым шагом горы словно отдалялись. «Тебе никогда не дойти!» - нашептывал рассудок. «Пить! Лечь! Спать!» - повторяло изнурённое тело. Над головой кружил стервятник, молчал.
К полудню Бела выбился из сил. За путником оставался след из выброшенных вещей. «Прямо как предки под Смоленском!» - подумал Бела. Письма тоже, их было жалко до слёз, рвал и презирал, ненавидел себя. Может, застрелиться, пока ещё не дрожит рука? Всё лучше, чем ждать, пока грифы заживо выклюют глаза.
Балоши поднялся на холм, чтобы оглядеться. Поднялся и вдруг понял, что не может сойти, не может и не хочет. Пришлось сделать короткий привал…
Проснулся от лая собак. У подножия гарцевали всадники. Два белых: один - ещё юноша с худым белым лицом, в сером пробковом шлеме, другой - вылитый русский из газетных карикатур, казак. Балоши показалось, что они раньше уже встречались в российской миссии.
- Мадьяр! Предатель! – на русском проорал казак.
Бела мог снять его одним метким выстрелом, но это ничего бы не изменило. Христос не зря что-то про любовь и прощение говорил, на всех патронов не хватит.
Со склона сыпались камушки, кто-то большой и тяжёлый карабкался на вершину. На краю показались чёрные пальцы. Туземец - этих можно не жалеть, нельзя стрелять только в белых. За убийство белого придётся отвечать.
Над камнями возникло искажённое лицо. Какой-нибудь кухарке из Кракова оно бы показалось мордой демона: чёрное как смоль, с уродливым сплюснутым носом и выпяченной губой. В налитых кровью глазах не было ни капли «цивилизации», взгляд хищного животного.
Балоши ударил прикладом в лицо, наслаждаясь хрустом хрящей и ломающихся зубов. Арап поперхнулся криком и покатился со склона. На камнях остались частые капли крови.
Новые преследователи поднимались на вершину. Путник сбил ещё одного туземца, добавил ногой в живот. В то же мгновение шальная пуля едва не снесла голову и расплющилась об скалу. Бела пригнулся: ещё две пронеслись мимо.
Молодой мужчина с худым лошадиным лицом (теперь Бела заметил, что несколько ошибся с возрастом) направил револьвер. Короткий ствол дымился.
- Сдавайся, Бела! – улыбался стрелок. – Слово джентльмена, если сдашься, останешься жив!
«Слишком уверен в себе, щенок!» – решил Балоши. Он вскинул винтовку.
- Бела! Брось оружие! - Стрелок перестал улыбаться.
Дуэль престижа, всё равно бежать поздно, вершина усеяна преследователями. Даже казак в чёрной черкеске поднялся.
- Дай его мне! Одной нагайкой гада, - прорычал русский. Злись, не злись, но тридцать тысяч ружей уже не вернуть.
Не успел – вспышка, удар, грохот - Балоши откинуло на спину. Пальцы ожгло болью, краем глаза заметил кровь на руке. Кажется, оторвало безымянный…
- Знатный выстрел, точно в винтовку!
Нога на горле, чужие крепкие руки прижали к земле. Над поверженным беглецом высился молодой стрелок. Длинное лицо приняло серьёзное официальное выражение:
- Бела Балоши, именем императора Менелика II, вы арестованы за шпионаж!
- Как тебя зовут, малыш? – прохрипел пленник. Те же крепкие руки подняли с земли.
- Альберт Иден.
- Нехорошее ты выбрал себе занятие, Берти, помогать дикарям и варварам! Когда-нибудь за это придётся и отвечать.
Иден отмахнулся. Балоши потащили к лошадям. Туземец заломил руку, посмеивался, шипел на родном что-то такое злобное, похотливое, понятное на любом языке. Если бы не европейцы в отряде, давно бы растерзали. Бела имел честь наблюдать местные самосуды. Простое отсечение головы - настоящий дар Божий. Но с ним бы так, конечно, не поступили. Сначала бы изнасиловали всем племенем, а потом отрезали член. Местные любят коллекционировать такие трофеи, а белых не так много, как хотелось бы.
Казак исподтишка, оглядываясь на Идена, огрел ногайкой по спине.
Потом его куда-то везли. Солнце неистово палило и, как с радостью заметил Балоши, сильно раздражало русского медведя. Альберт если и страдал, то молча. Про себя Балоши решил, что тот - представитель ныне уже вымирающей породы молодых энтузиастов, которые из гордости или каких ещё юношеских обетов лезут на край света бороться с ветряными мельницами. О том, что они несколько похожи, Бела предпочитал не думать. Это был его величайший природный дар - судить других и не трогать себя.
Первый допрос прошёл легко: вина и так доказана, усердствовать не пришлось. Единственным вопросом оставалось содержание найденного обрывка письма на непонятном языке – буквы вроде латинские, но складывались в самую настоящую абракадабру. Иден со свойственной ему педантичностью старался докопаться до истины.
За деревянной решёткой на соломенной подстилке полусидел Балаши, привалившись к глиняной стене. Иден ёрзал за грязным столом, коптящая лампа выхватила его красное от духоты лицо из темноты. Холёные пальцы барабанили военный марш. Пахло прелой соломой, потом и керосином.
- Почему-то я представлял Африку другой, - пробормотал Альберт. – Джунгли, пироги, крокодилы на каждом шагу, гордые и храбрые туземцы. Наверное, читал неправильные книги. Всё, что тут есть, можно описать несколькими словами: духота, вонь, насекомые и лукавые рабы.
- Может, дело в тебе, Берти? – заметил узник. – Свинья грязи найдёт.
Альберт замер. На вытянутом лице появилась злобная усмешка:
- Чья бы корова? Мне пришёл ответ на запрос в Европу. Какой твой рекорд на свободе? Тюрьмы в Австрии, Баварии… Мог бы хоть имя сменить для конспирации. Думал, я не смогу тебя вычислить?
- Не поверишь, да! - хохотнул Бела.
- Я не понимаю, чему ты радуешься. Победе? Ну, перехватили твои хозяева оружие - и что? Думаешь, император так просто сдастся? А вообще, знаешь, тут не Европа. У местных есть обычай – не кормить преступников. Сколько ты сможешь продержаться без еды?
- Лично меня больше интересует, что держит англичанина на службе варваров? Ты дезертир? Или какой сластолюбец, пользующий доступных туземок? Я много повидал подобной швали.
Пальцы сжались в кулак. Идена перекосило от ненависти. Он подскочил, уронив табурет.
- Я не дезертир! – прошипел Альберт. Англичанин боролся с чувствами. Иден зашагал на выход, остановился и бросил, не поворачиваясь:
- Боже, помилуй его грешную душу!
Бела ухмылялся вслед. Он любил раздражать людей, это отвлекало от собственных проблем.
Поспать не удалось. Где-то к середине ночи снаружи началась беспорядочная стрельба. Стены приглушали крики, Бела не смог разобрать ни одного девиза. Кто бы ни был нападавшим, ничего хорошего это не сулило. Если итальянцы – могут сжечь ненароком, вместе с сарайчиком, местные князья – продадут в рабство.
Дверь вышибли. В помещение хлынул поток свежего воздуха.
- Балоши, вы тут? – пророкотал кто-то на немецком. Чиркнула шведская спичка. Яркий огонёк осветил европейское лицо с длинными бакенбардами и седой бородкой. Немолодой незнакомец подслеповато щурил круглые глаза.
- Смотря кто спрашивает, - поднялся Балоши.
На улице что-то взорвалось, землю тряхнуло, как при подземной буре. Отсветы пожарища осветили сарай. Незнакомец шагнул к решётке. В опущенной руке был новомодный наган. Левой коснулся замка.
- Отойдите к стене! – гаркнул неприятным резким голосом. – Я барон Людвиг фон Шиллер, и у меня предложение к Балоши, если он и впрямь так хорош, как о нём рассказывают.
Барон выстрелил в замок. Бела улыбался:
- Никогда не мог отказать человеку с оружием. Я с вами!
- Держите! – Фон Шиллер протянул наган. – Мои люди, конечно, превосходят здешний сброд, но всё-таки лучше не задерживаться. Не хотелось бы встретиться со всей абиссинской армией!
Форпост продолжал сражаться. Часть хижин горела, пожарище осветило поле боя. Защитников оттёрли к усадьбе русской миссии. Пространство перед зданием усеивали трупы туземцев. Группа стрелков оборонялась за глиняным забором. Балоши узнал Идена.
Барон потянул за рукав:
– Лошади ждут!
Потом была безумная скачка по ночной пустыне. Рядом рысили несколько всадников из белых. Над головой расстелилось безбрежное небо, осыпанное мириадами огоньков звёзд. Огромная неестественная луна подсвечивала путь.
На коротком, чтобы освежить лошадей, привале Балоши полез с расспросами.
- Куда мы торопимся?
- В мой тайный лагерь, недалеко отсюда, в трёх-четырёх днях пути, у реки Дечату. Хорошее место и под защитой итальянцев.
Барон казался неутомимым. «А он фанатик!» - родились нехорошие подозрения.
- Зачем я вам понадобился?
Людвиг долго молчал, формулируя мысль:
- Один чужеземец втёрся в доверие к русским и сдал англичанам планы контрабанды оружия. Мне стала интересна причина. Деньги, месть, долг цивилизованного человека?
- Всего понемножку. Но деньги англичан тоже были нелишними.
Барон хмыкнул:
- Однако вы нечаянно сыграли мне на руку. А я отдаю долги той же монетой. Мне не хватает опытных людей. Всё честно: я много требую, но и плачу немало.
- Кажется, я уже сказал, что ваш человек. Всегда приятно поработать на белых.
Остаток пути прошёл без происшествий. Местность казалась почти необитаемой, хотя и пустыней её нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Скорее, что-то вроде степи с редкими корявыми деревцами и низким кустарником. Чем дальше от форпоста отъезжали путники, тем более красноватый цвет приобретала почва. Дечату встречала гостей медными берегами и густыми зарослями. На заиленном пляже дремали крокодилы, стаи белых птиц шарахались от шорохов. Более крупной живности Балоши не видел, но однажды ночью проснулся от рыка хищной кошки.
- Хорошее место, - объяснил барон. – Не так жарко, как в пустыне, легко укрыться от посторонних глаз, и есть пара удобных пещер. У меня тут целое хозяйство, даже поля есть. Приходится, правда, платить местному старейшине – шуму - за молчание, но это ненадолго. Когда итальянцы завоюют Абиссинию, мы уже не станем скрываться.
Владения барона состояли из длинного ряда бараков и загонов. Только въехав, Балоши различил замаскированные сторожевые вышки и линию окопов. Фон Шиллер будто готовился к войне.
- Наверху ничего интересного, лаборатории расположены в пещерах. У нас есть свой генератор, электрический свет и достаточно много передового оборудования. Было крайне тяжело доставить его на край света, но настолько подходящих условий для работы просто не существует.
- Над чем работаете? – поддержал разговор Бела.
- Над запретным плодом. Ради этого мне пришлось переехать в Африку. Собственно, плод я нашёл, осталось понять, что с ним делать. Мне нужны, как бы точнее выразиться, «лабораторные крысы». И тут на первый план выступает человек идеи, без излишней морали.
Балоши кивнул. Слава бежала впереди него: участие в карательной экспедиции в Судан, охота за беглыми в Абиссинии, охрана чумных карантинов… Всегда жестокий, неустрашимый и честный по отношению к работодателю.
- Вы нашли нужного человека.
«Здравствуйте, дорогая Елена Владислава! Я пишу вам из самой отдалённой окраины цивилизованного мира. Пишу – и рука часто замирает от страха. Может, вы уже позабыли обо мне? О, Создатель, сколько же лет прошло со времени последней встречи! Разум меланхолично отмечает – шестнадцать. Память - скверная штука, если бы не медальон, я бы давно забыл ваше лицо, но чувства… тепло в груди, оно останется навсегда. Я всё понимаю – вы не должны были оставаться в одиночестве. Да и время, увы, властно над нашими телами. Надеюсь, в другом, лучшем мире мы сможем найти друг друга.
Сейчас я работаю на одного австрийца. Да, Елена Владислава, я знаю, вы тоже не любите австрийцев, но в Абиссинии каждый белый человек на вес золота и прежние предрассудки теряют силу. Мой хозяин, барон фон Шиллер, страшный и опасный человек. Я не хочу даже думать, что за мысли могут находиться у него в голове. Но сейчас он на правильной стороне. Фон Шиллер делает то, что позволит мне вернуться домой. Барон готовится изменить расклад сил, создать новый мировой порядок.
Надеюсь, я не сильно утомляю. В вашем поместье Салино мир приятен и возвышен. В минуты отчаяния я возвращаюсь к юношескому образу – берёзовая роща, прудик с карасями, ваши светлые волосы. Вы самая красивая девушка на свете, но спустя шестнадцать лет я помню только волосы. Подаренная прядь до сих пор хранится в медальоне.
Мы сгоняем дикарей из окрестных селений. Всё для их же блага. Препараты барона делают туземцев более… цивилизованными. Из жестокосердных варваров они становятся покорными слугами, опорой нашему влиянию. Пока ещё рано прогнозировать будущее, но… простите, я вынужден заняться работой. Попробую отправить письмо с первым же курьером.
Прощайте, Елена Владислава! Надеюсь на скорую встречу и да хранит вас Дева Мария!»
Балоши возглавил отряд наемников из немцев лихого вида и итальянских дезертиров. Наемники ловили живой товар, делились с главным шуму за молчание и перегоняли в лагерь. В загонах скапливались десятки туземцев. Под вечер появлялся фон Шиллер и выбирал новую «крысу». Жуткие крики доносились из пещеры. Большей частью «крысы» погибали, их приходилось «утилизировать», но часть возвращалась «изменёнными», с пустыми глазами, оживающими перед очередным приёмом лекарств барона. Пока их использовали для работ. Людвиг рассчитывал превратить разросшийся лагерь в небольшой город с фортом.
Дни, свободные от набегов, походили один на другой. Проверка постов охраны, полуденный сон в тени, распитие дрянной местной водки. Большие неприятности доставляли мухи и запах из загонов. Раньше тела неудачников закапывали, где попало, но потом, когда число мертвецов стало расти, пришлось построить крематорий с высокой кирпичной трубой. Жгли по ночам, удушливый запах горелого мяса мешал спать. Немногочисленной белой охране снились кошмары, без водки уже нельзя было обойтись. Балоши ощущал себя словно в дурном кошмаре. Порой он не мог понять, спит или нет. Бессонница.
- Людвиг, мы уже давно работаем вместе, - начал Балоши. – И я никогда не вдавался в подробности. Кажется, сейчас пришло самое время для откровений. Что такое плод познания?
Фон Шиллер улыбался. В круглых глазах разгоралось неистовое фанатичное пламя.
- Библию, надеюсь, пересказывать не придётся? Адам и Ева, плод, фиговый листок… Образы, что древние хотели донести через толщу веков. Я много размышлял, ходил кругами. Все мне мешали: церковь, одуревшие от книг догматики, ограниченность коллег. Прошло немало времени, прежде чем я смог додуматься до простого факта: так называемое сознание - с волей, выбором, решимостью – не присуще человеку от рождения.
Барон сделал длинную паузу, собираясь со словами. Грудь высоко вздымалась, как у вынырнувшего из пучины пловца.
- Меня осмеивали, печатали неуклюжие карикатуры. Я бы всё бросил, если бы не желание доказать, посмеяться в лицо. Да, мне пришлось уехать на край света! Сначала в Индию, но там мешали англичане, они думали, что я австрийский шпион. Потом в германские колонии. Весть о начале Абиссинской кампании приблизила меня к цели – древней земле предков. Да, последние научные открытия предполагают, что людской род родился среди плоскогорий Абиссинии. Здесь был сад Эдема, и тут же росло запретное древо. Древо познания добра и зла!
Звуки выстрелов оборвали барона. Они замолчали, вслушиваясь. Стреляли с вышки. Бела побежал проверять посты, на ходу доставая револьвер из кобуры.
- Что случилось? – спросил Бела охранника. Между деревьями двигались тени.
- Местные! – буркнул наемник и выстрелил. Из-за густых кустов не было видно, попал или нет. – Чего им здесь понадобилось?
- Отступают! – донеслось с соседней вышки.
Балоши не решился отдать приказ о преследовании. Это могла быть ловушка, к тому же в зарослях наемники бы потеряли преимущество в дальнобойном оружии. Позже разведчики нашли несколько трупов туземцев.
Барон остался недоволен, рвал и метал. Его не столько взбесил факт нападения, как самой идеи, что местные неполноценные, по его мнению, племена вообще осмелились подняться.
- Бела, - начал Людвиг. Немигающие глаза барона делали его сходным с карфагенским богом-демоном Молохом. – Мы же договаривались! Вы делаете свою работу. Эти люди были шпионами, вам надо догнать их и уничтожить. А пока стражу понесут изменённые.
На следующий день Балоши в сопровождении проводника и двух немцев выехал из лагеря. Шли налегке, рассчитывая на пополнение запасов в окрестных деревнях или, на крайний случай, охоту. Проводник был достаточно опытен, чтобы не терять след.
Скоро пошли первые находки. Рядом с привалом обнаружили небрежно зарытую могилку. Кто-то из раненых не вынес перехода. Бела улыбался – он на правильном пути.
Следы привели к реке. На другой стороне раскинулся небольшой лагерь. Рядом стояла наскоро сколоченная пристань и ряд пришвартованных плоскодонок.
- Это кто ещё? – прошептал Бела. Проводник заволновался и попросил уйти, пока не поздно. Балоши не боялся, но и не хотел зря лезть на рожон. В лагере могло быть много людей. Он успел приметить дюжину воинов с гладкоствольными ружьями.
Немцы наотрез отказались форсировать реку. Бела решил не перечить большинству. В конце концов, у него уже был печальный опыт дезертирства. Наблюдение продолжилось. В бинокль Балоши пытался разглядеть вожаков. Наконец удача улыбнулась. Какое же было удивление обнаружить здесь докучливого англичанина! Альберт Иден находился посреди вражеского лагеря. Без сомнения, именно Иден привёл сюда дикарей. Вопрос только, зачем? Чтобы поймать Балоши?
На обратном пути завернули в деревню. Она была под контролем итальянцев и подчинялась шуму, которому платил барон. Деревня встретила их агрессивными плясками. Шум – это был толстый пожилой мужчина с отвисшим пузом и выпяченной нижней челюстью, как у английского бульдога, – встретил гостей настороженно. Старейшина явно что-то задумал, но отступать было поздно, перед туземцами никогда нельзя трусить. В этом дикари схожи с собаками.
- Большая война закончилась! – объяснил шум. Рядом стояла, зыркая красноватыми глазами, группа воинов. Часть из них, как с неудовольствием подметил Балоши, имела вполне современное оружие.
- Лев Иуды одолел белых, - Шум показал желтые зубы. – Теперь сюда придёт Менелик.
«Менелик, - вспомнил Бела. – Так называемый император Абиссинии. Точно такой же дикарь, как и остальные князьки, но более удачливый и опасный».
- Что произошло? Итальянцы отступают? – через проводника задал вопрос Бела. Местные наречия он понимал через слово и мог неверно перевести.
- Менелик разгромил своих врагов. Теперь мне придётся готовить много даров победителю, чтобы сохранить власть.
Балоши никак не мог понять: как, несмотря на превосходство в опыте и оружии, можно было уступить дикарям? Итальянцы не просто проиграли. Они опозорили Европу, всесильный образ белого человека. Такое нельзя оставить. Нужно было вернуться в Абиссинию со стократ более сильной армией и уничтожить победителей, стереть города, разорить пашни, вогнать в первобытное варварство.
Балоши понял намёк старейшины. Большинство абиссинцев - попрошайки, только одни давят на жалость, а другие крадут. Бела снял нож и протянул шуму.
- Надеюсь, нашу искреннюю дружбу не омрачат никакие события! – улыбнулся европеец.
- Оставайтесь на обед! – немного повеселел старейшина.
После обеда гостям предложили девушек из числа рабынь. Балоши не понаслышке знал о том, что аборигены делают со слабым полом. Местные культуры будто воплощали самые низменные и чудовищные желания женоненавистника. Племена словно состязались в том, как можно сильнее изувечить женщину. Балоши поражался нелепостям. На юге женщинам растягивали до ключицы нижнюю губу, чтобы зубы выпирали. Ещё и тарелочку вставляли. Выглядело это, мягко говоря, омерзительно. Но всего хуже был почти повсеместно распространённый обычай. Местные «обрезали» женщин, чтобы избавить их от любовных услад. А чтобы причинить больше боли и унизить, придумали ещё одну процедуру, не менее извращённую. Что-то вроде предварительного высушивания органов…
- Мы больше не смеем злоупотреблять вашим гостеприимством! – отказал Балоши. Не хватало ещё подхватить проказу или чего похуже, если такое вообще существовало.
Барон не собирался забрасывать дело. Плохие вести ничуть не пугали. Людвиг распорядился ускорить возведение укреплений. Почти все изменённые «крысы» были заняты на строительных работах. Безропотно, в полном молчании, они вгрызались лопатами в землю и набрасывали земляные валы. Другие рубили кустарник перед стенами. Любого нападавшего ожидала хорошо простреливаемая площадка, ров, валы и бруствер.
- Барон, я не понимаю, к чему зря рисковать? – недоумевал Бела. - Переедем в Эритрею! Там ещё должны оставаться итальянские гарнизоны.
- Вы думаете, я испугаюсь дикарей? – засмеялся Людвиг. Он выглядел совершенно безумным. – Я готовил армию, которая поможет Австрии завоевать всю Европу. И что мне теперь - отступить? Чтобы дело всей моей жизни попало в лапы итальяшек? Вы серьёзно? Чёрт, вы же венгр, разве вы не патриот империи? Мы выстоим! Нас пока мало, но скоро будет больше. Я почти докопался до оптимальной дозировки препарата. Я сделаю из этих слуг лучших и неуязвимых воинов. Нам надо всего лишь продержаться. Может, ещё год-другой. Вы не понимаете, что мы нашли и что можем потерять из простой предосторожности!
- Ну, и что же мы такое нашли?
- Подтверждение моей теории – сознание не присуще человеку изначально. Это проявление какой-то пока не известной науке болезни. Я разработал антитоксин. Парадокс - я его выделил из местного сорта кофейных зёрен. Алкалоид родственен кофеину, но имеет особые свойства. Он подавляет всякую волю, делает человека податливым, покорным, лишает всех чувств, в том числе и страха. Это плод Бога!
Сначала Балоши подумывал сбежать, но никто не соглашался составить ему компанию. Туземцы потеряли всякий страх после препаратов Людвига, а наемники и вовсе спятили. Итальянцы пели про великую Римскую империю, немцы вспомнили старика Барбароссу и славили Рейх. «Если бы ты догадался, какое твоё настоящее открытие, - подумал Бела. – Ты бы немедленно вернулся в свою разлюбезную Австрию».
Лагерь превращался в неприступную крепость. Не хватало артиллерии, зато в огнестрельном оружии нужды не было. Часть освободившихся туземцев получила оружие. Увы, покорность никак не повлияла на умения, стрелки получились косые, и большинству пришлось вернуться к привычным для них копьям.
«Здравствуйте, милая Елена Владислава! Возможно, это моё последнее письмо. Судьба загнала меня в ловушку. Теперь я понимаю, сколь безрассуден был, когда предпочёл вашей компании борьбу с самодержавием. Не было ни дня, когда бы я не сожалел о прошлом. Но уже поздно что-то менять, я такой, какой есть.
Всё равно горько: за то, что сделал во благо революции, за свою безжалостность к внутренним врагам. Знаю – мне никогда не вернуться! Все отвернулись от меня… Простите за то, что сделал с вашей семьёй! За то, что позволил… не могу! Рука не может писать против убеждений. Я ничуть не жалею! Предатели революции должны быть наказаны! Даже если они и родители единственного дорогого для вас человека.
Мы укрепили лагерь рвом и земляными валами. Я понимаю, что вам не так интересны военные приготовления, как мне, но это имеет первоочередное значение. Местные племена сплошь спешат изъявить преданность императору Абиссинии. Итальянские части спешно отходят в Эритрею. Увы, мы остались одни. Как я ни уговаривал барона, он отказался эвакуировать лагерь. Мы будем драться!
Прощайте, Елена Владислава, и да хранит вас Богородица»!
Абиссинцы напали первыми. Впереди ровными рядами шла чернокожая пехота, вооружённая копьями и высокими щитами. Первый же залп снёс не меньше половины врагов. Почти никто не смог преодолеть даже половины расстояния до рва.
- Жалкие дикари! – засмеялся барон. Вместе с Балоши он обозревал с вышки построения туземцев.
Войска противника охватывали лагерь с трёх сторон. Четвёртую надёжно прикрывала высокая скала.
- Лишь бы эти жалкие дикари не заняли вершину. Представляете, что сделали бы стрелки с возвышенности? – вымолвил Балоши.
- Вершина неприступна. Какого чёрта? Балоши, смотрите! – Противник имел артиллерию! Бела заметил блестящие на солнце стволы полевых орудий.
- Артиллерия! И европейские советники, наверняка из русских. Чего им только в Африке понадобилось?
Барон успокоился. «Старый лис наверняка припас запасной план на такой случай, - подумал Бела. – Надо будет держаться поближе».
Первый снаряд полетел слишком низко и угодил в основание вала, разбросав комья земли. Зато второй и третий попали в центр лагеря. Щепа, обломки досок, окровавленные куски мяса посыпались на головы.
- Здесь опасно находиться! – Бела потянул барона. Мужчины сбежали вниз. В воздухе свистели осколки шрапнели.
- Через пещеры можно выбраться в безопасное место! – предложил Людвиг.
Абиссинцы двинулись на приступ. Через головы туземцев артиллерия продолжала посылать снаряды. Конюшню снесло до основания. Лошадь с чёрным обожженным боком сломя голову носилась по двору. Больше всего пострадали загоны с рабами. Часть из них оказалась на свободе и с жалобными воплями путалась под ногами. Паника оказалась заразительной. Сделав несколько выстрелов в сторону бегущих, наемники попятились за спины изменённых.
- Быстрее, чёрт побери! – закричал Бела, буквально пробивая проход к пещере. Он несколько раз выстрелил в бегущих пленников. Барон едва успевал.
Пещера показалась самым надёжным местом в мире.
- Вы ещё уверены в своих людях? – спросил Балоши.
- Они не могут сдаться. У них нет воли.
Его слова подтвердил грохот оружия. Балоши выглянул: двор заволокло ружейным дымом. В «тумане» сражались десятки человек.
Теперь уже фон Шиллер торопил спутника. Людвиг шагал далеко впереди. По сторонам тянулись длинные ряды с колбами и какими-то ящичками. Барон склонился над громоздкой установкой.
- Было бы неразумным оставлять дикарям такие подарки, - заметил Людвиг. Он передвинул рычаги, отчего конструкция ожила. Пещера осветилась лампами. Балоши увидел множество клеток. В некоторых ещё оставались люди.
- Жаль, времени не хватило, - заметил барон. – Видишь яму посередине? Хотел вывести человека-волка. Абсолютного убийцу. Они бы вносили элементы хаоса в мир. А, пустяки, главное - здесь! – Людвиг постучал пальцем по лбу. – Теперь я смогу синтезировать антитоксин. Можно будет вернуться в Австрию и повторить работу.
- А туземцы? – спросил Балоши.
- Зачем, когда есть славянское отродье? Поляки, русины, чехи, сербы – вот основа будущего величия Габсбургов. С новой армией мы заново отвоюем у еретиков Германию, уничтожим Францию и вернём Балканы под сень Креста.
Глаза Балоши опасно сузились. Пальцы коснулись кобуры.
- Давайте поторопимся, барон! Сейчас здесь будут абиссинцы.
- Не беспокойтесь, мой друг! Я устрою взрыв на прощание.
Подземный ход вывел к реке. В кустах находилась замаскированная лодка и снаряжение. Едва беглецы выбрались на поверхность, как прогремел взрыв. Землю качнуло. Со стороны лагеря клубился чёрный дым.
- Неплохое представление, правда? – засмеялся барон. – Хоть кто-то им нос утёр!
Вдвоём они столкнули лодку на воду.
- Наверное, сейчас плохое время для откровений, - покачал головой Бела. Короткий ствол нагана уставился на Людвига.– Но я не венгр и не Балоши.
- Вот как, - задумался фон Шиллер. – Теперь уже поздно что-то менять. Могу ли я узнать, что вынудило вас скрываться под чужим именем?
- Тот факт, что моя родина поделена между тремя алчными государствами. И одно из них лишило мою семью поместья за участие в восстании, - Мужчина взвёл курок.
- Поляк, - с ненавистью прошептал Людвиг. – Теперь ясно, зачем ты припёрся в Африку, зачем сдал груз. Ты хотел насолить русским! Как твоя настоящая фамилия, предатель?
- Потоцкий! – рявкнул Балоши и выстрелил. Тело барона с всплеском упало в реку. – Мне действительно жаль, барон! Но я не мог бы позволить вам изнасиловать и мой народ.
Далеко уйти не удалось. Инстинкт, особенно обострившийся в последнее время, чувствовал погоню. Возможно, дело было в воображении, но Потоцкий буквально видел худощавое лицо Идена. «Я иду за тобой!» - ухмылялся англичанин.
Погоня шла берегом. Несколько всадников с безопасного расстояния следовали за лодкой. «Чего они медлят? - недоумевал Потоцкий. – Успели растерять храбрость?
Пару раз он отвлекался на стрельбу, но из раскачивавшейся лодки было сложно попасть по движущимся целям, лишь патроны потратил. Преследователи не зря медлили: река, и без того мелководная в это время года, распалась на узкие протоки. Лодка встала на первую же мель и едва не перевернулась. Потоцкий вперёд головой полетел в воду.
Всадник, обогнавший своих товарищей, направил лошадь в реку. Расстояние между ними сокращалось.
- Балоши! – выкрикнул наездник. Беглец узнал треклятого англичанина. – Сдавайся!
Потоцкий рванулся на другой берег. Местами вода доходила до подмышек. Держа наган над головой, он выбрался на сухое место. С беглеца потоками сходила вода.
- Трус! – воскликнул Альберт.
Англичанин погнал коня через мутную реку.
Потоцкий остановился. Теперь пришло время для решающей схватки. Он широко расставил ноги. Одна рука с револьвером была опущена вниз. Другая – поправляла куртку.
- Никто не смеет называть меня трусом, Берти! – прошипел Потоцкий.
Иден молодцевато соскочил с лошади. В его руке тоже был револьвер.
- Как в старые добрые времена? – хохотнул Альберт. – Рыцарский поединок!
- Жаль, что не на саблях…
Они встали напротив друг друга. Потоцкий очень устал, но и Альберт не был свеж.
- Давай по честному. На счёт три! – предложил Иден. Потоцкий кивнул. – Лучше сдавайся! Мне нужны письма и расшифровка. Если поможешь, обещаю, мы перевезём тебя в русскую тюрьму.
- Ты будешь разочарован, - ухмыльнулся Потоцкий. Он взвёл курок для более точного первого выстрела. - Я боюсь умереть в неведении. Скажи, что англичанин делает на службе варваров?
Иден засмеялся:
- Я не дезертир, если ты про это. Отрабатываю долг Менелику. Он меня выкупил из суданского плена. И служба подходит к концу. Слушай, не думай, что я принципиально против того, что ты успел натворить. Но я всегда выполняю работу. Ничего личного, хотя более личного просто уже и быть не может.
- Сегодня ты умрёшь! – заявил Потоцкий и начал считать. – Раз, два, три!
Они подняли револьверы одновременно и выстрелили. Потоцкий почувствовал резкую боль в плече, откинулся и успел дважды нажать на спуск. Иден стоял как несокрушимый витязь и продолжал стрелять. Новая боль в груди, шее, кровь застила глаза. Потоцкий выронил револьвер...
Альберт подошёл к покойному. Стрелок умудрился ни разу не попасть. Иден склонился над мертвецом, достал письма из внутреннего кармана. Сначала забрал медальон, но подумал, вздохнул и повесил обратно.
- Польский! – догадался Альберт. Каждое из писем пронумеровано, часть, очевидно, была либо отослана, либо пропала, потому что оставшиеся начинались со сто тридцатого. Позже военный переводчик смог одолеть неуклюжий подчерк Балоши. Все адресовались некой Елене Владиславе из Салино и носили личный характер. Специальная комиссия даже вынесла вердикт, что шпион никогда и не отправлял писем адресату. Иден действительно остался разочарован. Он прошёл полстраны в поисках каких-то любовных писем.
Надеюсь, финальный полет над гнездом будет? 
Статистика
Наша команда
Активные участники
Новые пользователи