Форумы фензина

в-твин, а тут цитата... орфография и пунктуация - чии?

Выше указано чьи.

выше указан автор слов
вы брали с авторского сайта?
или кто-то по слуху записывал?

федерико гарсиа лорке

Если голос мой вдруг замолчит,
Ты не плачь, гитара, не кричи.
Горький вкус лозой рождённых вин
И неистовство лавин,
Глубину единственной любви зови...

Если голос станет мой немым,
Знай, что виноваты в том не мы,
В том вина сошедших с гор лавин,
Молодых и терпких вин
И моей чуть-чуть несбывшейся любви.

Если пальцы не коснутся струн,
Ты сыграй со мной в мою игру:
Спой неверно: "до-ре-ми-фа-соль",
Фальшь мне причиняет боль,
И проснутся руки, чтобы быть с тобой.

Научился Бог терпеть, научились птицы петь,
И с тобой мы тоже сможем всё преодолеть,
Только об одном я тебя прошу,
Не оставь меня, покуда я дышу.

Если нот глаза не различат,
Ты сумеешь заменить врача.
Зеленью озёрных свежих трав,
Ясным отблеском костра
И белоснежной сединой двора сыграй.

Научился Бог терпеть, научились птицы петь,
И с тобой мы тоже сможем всё преодолеть,
Только об одном я тебя прошу,
Не оставь меня, покуда я дышу.

Свет небес
Разорвал пелену дождей
И похитил вчерашний сон.
Зачем?

Свет небес -
Позабытое наважденье...
Как сквозь пальцы течет песок...
Зачем?

Свет небес
Озарил мне мою дорогу.
Наконец я узнал свой путь.
Зачем?

©а. розенбаум

p.s. ну всё, я впала в меланхолию...

Дождь провел крылом прохладным
По горбатым переулкам,
В белых кадках олеандры
Освежая на лету,
И уже за Южной бухтой,
Над слободкой Корабельной,
Точно орденская лента,
В небе радуга легла.
И уже бегут к бульварам
Мичмана и лейтенанты
В белоснежных недотрогах –
В непорочных кителях;
Мы же, люди пожилые, –
Я и адмирал Унковский, –
Мудро курим на балконе,
Подливая в кофе ром.


20. I.1946
Шенгели

Стихотворение К.Симонова "Убей немца".

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, — так её любил, —
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви...

Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовём, —
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед, —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат, —
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
1942.

У меня появилось новое любимое стихотворение.

Саша Аксёнова

Мой парень – гопник с Вторчермета,
И этот факт неоценим.
Я гребанным интеллигентом
Себя почувствовала с ним.

Лампасы, шапка на затылке,
В глазах – естественная мощь,
Мы подружились в «Ложке-Вилке»,
Он уступил последний борщ.

Такой реальный, четкий, дерзкий:
Ну как такому, и не дашь?
Он с мягким знаком в смс-ке
Мне пишет слово «Уралмаш».

Мой парень – гопник с Вторчермета,
А я чикуля с ЖБИ.
Мы знаем таинство секрета
Большой и искренней любви:

По банке «Балтики» по третьей,
Район, январский снегопад.
Мы как Монтекки с Капулетти.
Ну, только предки не бузят.

Под окнами во все колонки
И туц и бац, и адский микс.
Пусть всем заложит перепонки,
Чтоб знали – мой подъехал принц.

И вдруг меня обидят где-то,
Он сразу даст с вертушки в щи.
Мой парень – гопник с Вторчермета.
Адьос, культурные прыщи!

Какой ужас.

Да, святой отец, не позову я Вас в Белинку, не любите Вы современной поэзии) Я ж ни Емелина не выкладываю, ни Родионова)))

Саша Бесt "Если ты"

Если ты сильно болен – подышишь солнцем, и все пройдет.
Если не хочешь поправиться, ты, наверное, идиот.
Мир не задержит тебя, не заметит тебя, но беда-не беда.
Помни, что Мир не желает тебе никакого вреда.

Если ты болен печалью, она разделит твою любовь.
Она, словно преданный пес, будет вечно скулить, будет следовать за тобой.
По первому вздоху придет, стоит только позвать, стоит только начать…
И чтобы не сгинуть совсем, нужно встретить того, кто разделит твою печаль.

Если ты болен дорогой, она будет долго манить за собой.
Вечность в пути – лишь первичная плата за эту любовь.
Дом на плечах, а в глазах ностальгия лесов и рек.
Люд будет звать тебя зверем, но для зверей ты Чужой. Человек.

Если ты болен небом, то это, наверное, навсегда.
Тут не спасут доктора, не поможет шаман и живая вода.
Небо проглотит тебя. Небо сдавит тебя. Но беда-не беда.
Может быть, я ошибаюсь, и это не навсегда.
Господи, дай мне надежду, что это не навсегда.

Александр Кабанов

Боевой гопак

Покидая сортир, тяжело доверять бумаге,
ноутбук похоронен на кладбище для собак,
самогонное солнце густеет в казацкой фляге —
наступает время плясать боевой гопак.

Вспыхнет пыль в степи:
берегись, человек нездешний,
и отброшен музыкой, будто взрывной волной,
ты очнешься на ближнем хуторе, под черешней,
вопрошая растерянно: “Господи, что со мной?”

Сгинут бисовы диты и прочие разночинцы,
хай повсюду — хмельная воля, да пуст черпак,
ниспошли мне, Господи, широченные джинсы —
“Шаровары-страус”, плясать боевой гопак.

Над моей головой запеклась полынья полыни —
как драконья кровь — горьковата и горяча,
не сносить тебе на плечах кавуны и дыни,
поскорей запрягай кентавров своих, бахча.

Кармазинный жупан, опояска — персидской ткани,
востроносые чоботы, через плечо — ягдташ,
и мобилка вибрирует, будто пчела в стакане…
…постепенно, степь впадает в днепровский пляж.

Самогонное солнце во фляге проносят мимо,
и опять проступает патина вдоль строки,
над трубой буксира — висит “оселедец” дыма,
теребит камыш поседевшие хохолки.

Но русский равнодушно зрел
Сии кровавые забавы.
Любил он прежде игры славы
И жаждой гибели горел.
Невольник чести беспощадной,
Вблизи видал он свой конец,
На поединках твердый, хладный,
Встречая гибельный свинец.
Быть может, в думу погруженный,
Он время то воспоминал,
Когда, друзьями окруженный,
Он с ними шумно пировал…
Жалел ли он о днях минувших,
О днях, надежду обманувших,
Иль, любопытный, созерцал
Суровой простоты забавы
И дикого народа нравы
В сем верном зеркале читал —
Таил в молчанье он глубоком
Движенья сердца своего,
И на челе его высоком
Не изменялось ничего;
Беспечной смелости его
Черкесы грозные дивились,
Щадили век его младой
И шепотом между собой
Своей добычею гордились.

Понравились стихи.
Из пишушегося произведения с самиздата Случайный билет в детство (попаданец).
автор Валентинович Владислав.

- Гранита красного плита,
Лежат цветы со всех сторон.
А в центре яркая звезда,
Простая надпись, без имён.

Простую надпись ты прочти,
И у огня остановись,
И молча голову склони,
Тут пламя скорби рвётся ввысь.

Я в пламени живу давно.
Я память горечи, утрат.
Я - пламя вечного огня.
Я - неизвестный ваш солдат.

Имею тысячи имён,
Лежу на тысяче полей,
Где я погиб, где был сражен,
И видел тысячи смертей.

Но смерть не властна надо мной,
Пока я в памяти живу.
Опять веду последний бой,
И в ту атаку я иду.

Со смертью был уже на ты.
Я много раз в неё шагал.
И страшной вестью шло домой -
Погиб, и без вести пропал.

Я всем навеки кровный брат.
Имея множество имён,
Я, с миллионами солдат,
В могилах братских погребен.

И каждый вечно будет свят.
Ты помни родина меня.
Я - неизвестный ваш солдат.
Я - пламя вечного огня.

*****

- Нам мирных снов уж не видать,
Они остались в жизни той.
Мы не хотели умирать,
Но были прокляты войной.

В ночной тиши не храп, а хрип,
В глазах не мир, а боль и стон.
В чужой войне я не погиб,
Война вошла в меня как сон.

- А после боя снился дом,
Трава, с прохладною росой,
И шел по ней я босиком,
К девчонке с русою косой.

Седой туман нас обнимал,
И кутал белой пеленой,
Девчонку нежно целовал,
Прощалась девушка со мной.

Бежала по щеке слеза,
А губы повторяли вновь:
- Я буду ждать, любимый мой,
Вернись живым, моя любовь!

- Горячим вихрем в кровь и пот,
Все в росчерках свинцовых струй,
Сухим песком забитый рот,
И смерти горький поцелуй.

Враги уж рядом. Вижу вдруг,
Я друга бледное лицо,
Он с криком - Жить ты должен, друг!
Рванул гранатное кольцо.

Разрыв и жуткий рикошет,
И трассы плотного огня,
Граната есть, патронов нет,
Так значит очередь моя...

И этот сон как в горле кость,
Приходит ночь и снова - бой,
Граната и патронов горсть,
И друг пока еще живой...

- А мне б увидеть дом родной,
И вспомнить давний тот роман,
Девчонку с русою косой,
Как кутал утренний туман,
Обнять любимую свою,
Услышать - я тебя люблю...

- Но мирных снов мне не видать,
Они остались в жизни той,
Мне не хотелось умирать,
Я проклят был чужой войной.

БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Ну, не любимые, а просто понравилась перепевка, это древнеирландская поэзия, забавно.

Монах и его кот

С белым Пангуром моим
вместе в келье мы сидим;
не докучно нам вдвоем:
всяк при деле при своем.

Я прилежен к чтению,
книжному учению;
Пангур иначе учен,
он мышами увлечен.

Слаще в мире нет утех:
без печали, без помех
упражняться не спеша в том,
к чему лежит душа.

Всяк из нас в одном горазд:
зорок он — и я глазаст;
мудрено и мышь cпоймать,
мудрено и мысль понять.

Видит он, сощуря глаз,
под стеной мышиный лаз;
взгляд мой видит в глубь строки:
бездны знаний глубоки.

Весел он, когда в прыжке
мышь настигнет в уголке;
весел я, как в сеть свою
суть премудру уловлю.

Можно днями напролет
жить без распрей и забот,
коли есть полезное
ремесло любезное.

Кот привык — и я привык
враждовать с врагами книг;
всяк из нас своим путем:
он — охотой, я — письмом.

чота понравилось вот

Тенгри*

Нежен да бел ковыль.
Хриплоголосый, прожаренный дочерна ветер груб.
Тяжки удары стройных, подкованных о крупную пыль.
Перекати-поле, солнце, дни и колёса – круг.
Коротки –
Слова медных перечных ступ,
Хлопки просоленных мозолистых рук,
широких браслетов глухой перестук.
Протяжны –
Скрипучий плач тележного колеса,
Поступь, если нога боса,
Песни ночные, дорожные телеса.
Вечен –
Над полынным,
Истерзанным телом великой степи
Громадой голодный гром,
Синий, единый, неистовый небосклон,
Тенгри.

*Тенгри- бог кочевых народов, вечное синее небо.

© Анастасия Шипулина

Некромант

Нынче не в моде герой-романтик,
рыцарь блистательной Дульсинеи.
Мальчик становится некромантом,
мальчик уверен: они сильнее.

Чуткое сердце оттрепыхалось –
сморщилось жёлтым мешком из воска.
Мальчик восторженно сеет хаос,
что прорастает несметным войском.

С мощью такой, при таком апломбе
что ему рамки любых приличий...
В первых рядах маршируют зомби,
спину ему прикрывают личи.

Сколько тайком ни шепчи молитвы,
сколько народ ни сгоняй под знамя –
мальчик хитёр: после каждой битвы
он обзаводится упырями.

Свет застывает в небесной тверди.
Взоры создателя стекленеют.
Мальчик смеётся: чем больше смерти –
тем он сильнее.

(c) Анастасия Винокурова