Галерея славы
Модераторы: Stasia, Маленькая Лошадка, K.H.Hynta, Irena
Необходимость.
Автор - Rainbow Eyes
Когда «небесный ловец» выплюнул очередной пучок огня, Михаил отчаянно пытался замотать куском резины порванный сапог. А потому, как только зашипело и всё вокруг окутало зеленоватым свечением, он лишь прижался к полуобвалившейся стене.
- Кончай уже дурью маяться, – из причудливо переплетённой арматуры вынырнула измазанная физиономия Николь.
- Сапог порвался. Убегать станем, как я за вами по камням успею?
- Куда убегать? Джура проверил выходы. Обложили нас.
- А через подвал?
- Завалило подвал. Когда эта гадость с неба свалилась, так и завалило.
Это хреново. Вообще вся их вылазка теперь, с позиции сложившейся ситуации, казалась полной глупостью. Но если бы получилось, чёрт, если бы только получилось... Никогда раньше люди не отбивали у ушастых их добычу. Да, побеги из лагерей были, но одиночные, да и доходили единицы. А тут….
Отряд Хошимина насчитывал целых двадцать бойцов. Опытных, закалённых, прошедших не одну вылазку. Тех, кто выживал годами. Про командира и говорить нечего. Никто не знал, почему его все называют Хошимином, но это был настоящий мастер своего дела. И ведь у них почти получилось. Первая в истории атака людей на эльфийский концлагерь и освобождение своих. После атаки из двадцати тогда выжили четырнадцать. А Хошимин остался. Остался их прикрывать. Уводя огромный транспортный грузовик со спасёнными, Михаил ещё некоторое время в зеркало наблюдал вспышки там, где шёл бой. А потом вспышки прекратились, и Михаил понял: Хошимина больше нет.
Но у них почти получилось. Почти. В бронированной будке транспортника находилось около двухсот человек. Идти сами они не могли: ушастые использовали какой-то наркотик, приводивший человека в состояние полнейшей апатии, - так что оставалось только гнать по разрушенному городу, сметая бронированными бортами груды разбитого кирпича и оплавленного металла.
Их накрыли километров за сорок. Четыре «ночных ловца» и пара «ходунов». Появление «ходунов» означало только одно: дело дрянь. Эти аппараты у эльфов были самые опасные. Тогда и погиб Мангуст. Бросился под «ходуна» с гранатой. Только не успел. Мангуста сожгли метрах в трёх от машины.
А потом у них отбили транспорт. Просто обстреляв с неба кислотными минами. Истории про то, что у ушастых в стратосфере патрулируют некие бомбардировщики, способные нанести удар по любому участку, похоже, подтвердились. Правда, пока повреждённый транспорт стоял у полуобвалившегося здания, дымя искорёженной кабиной, но долго ли ждать, пока ушастые подгонят какой-нибудь тягач? Провал. Полный провал. Их осталось всего четверо, причём Воррен ранен. Надеяться вернуть транспортник так же глупо, как и верить, что ушастых вот сейчас разметает какая-нибудь высшая сила.
Михаил осторожно выглянул в щель между кирпичами. Вот они. Проклятый «ходун» стоял прямо напротив покосившегося кирпичного здания, в котором засели остатки отряда. Рядом в небе висело несколько «ночных ловцов». Странный беловатый прожектор на кабине «ходуна» шарил по развалинам. И чего ищет-то? Ведь оружие на нём такое, что сдуть этот дом труда не составит.
- Как думаешь, почему не нападают? – Николь подползла ближе, таща за собой тяжёлый штурмовой карабин.
- Может, из-за этой хреновины?
Странное событие произошло как раз в самый разгар боя. Михаил сперва даже не поверил своим глазам, когда над улицей зависла странная, пузатая штуковина, похожая на раскоряченную черепаху, и потом эльфы её сбили. Зачем, непонятно. Николь предположила, что «ходун» ударил по аппарату ошибочно. Скорее всего, именно так и было, но в тот момент, когда зелёные молнии прошили странный, явно не человеческий аппарат, у Михаила даже челюсть отвисла.
Хреновина рухнула прямо на дом, в котором они прятались, снеся целый угол здания и с грохотом ухнув куда-то в подвал. Именно в тот момент оба «ходуна» и прекратили огонь.
Сначала люди просто не могли подойти к месту, куда упал аппарат, но Джура сказал, что через полчаса он сможет проникнуть внутрь.
- Командир-джан, – из дыры послышался голос Джуры. – Сюда иди, командир-джан.
- Что там у тебя?
- Я вход нашел.
- Какой ещё вход?
- В шайтан-машину. Которая упала.
- Что?!
- Там ушастый был. Я его убил. А на остальное ты сам посмотри, командир-джан. Сам решай, что делать будем.
***
- Сколько их?
- Восемнадцать.
- Оружие?
- Какое оружие, Миша, это же дети?
- Оружие?!
- Не обнаружено.
Михаил, сжав зубы, стоял в округлом помещении и смотрел на привязанные к странным креслам фигуры. Летающая хреновина оказалась транспортом. Транспортом, перевозившим очень странных пассажиров. Крепко пристёгнутые к креслам, на людей испуганно смотрели дети. Эльфийские дети.
- Так вот почему они не стреляют. Интересно, какого чёрта их занесло в район боя? Экскурсию проводили, что ли?
- Что делать будем, командир-джан? – Джура хмуро смотрел на командира.
Михаил вдруг почувствовал, как виски сжала тупая боль. Что делать? Ведь ясно, что делать. Что они, не понимают, что ли? Понимают. Всё они понимают. Говорить не хотят. Он медленно поднял глаза на Николь, и понял, что та пытается избежать его взгляда.
- Что? Что, мать вашу?!!! А как ещё?!! Жалко, да?!! Не сможешь?!!! Мангуста вспомни, может, тогда сможешь!!!!
Николь вздрогнула всем телом. Запоздало Михаил вспомнил, что именно с Мангустом она была очень близка.
- Успокойся, Майк.
Прозвучавший в помещении хриплый голос заставил всех повернуться. Воррен был среди них самым старым. Ему, говорят, уже лет сорок было. Серьёзный возраст для современного мира. Сейчас, глядя на его обожжённую половину лица, Михаил почему-то очень захотел, чтобы это его зацепило тогда, а Воррен пускай бы командовал. Принимал решения, от которых так тяжело.
- У нас нет выбора, – тихо произнёс Воррен, обводя всех уцелевшим глазом.
- Можно попытаться уйти ночью, – Николь продолжала избегать взглядов.
- Они перекрыли весь район. И там наши. Двести человек. В том числе и такие же дети. Кто будет вести переговоры? – Воррен обвёл всех взглядом
Некоторое время они молчали. Потом Михаил сказал:
- Я.
- Им понадобятся подтверждения.
- Понадобятся.
Все снова замолчали. Михаил выругался и, покосившись на застывших детей, прошёл в небольшую кабинку. Поперёк лежал труп ушастого с дырой в голове, Джура стрелять умел. Вытащив труп и бросив его на пол, Михаил вдруг понял, что сидящие дети начинают потихоньку подвывать, глядя на убитого пилота.
- Страшно? – Михаил шагнул к ближайшему креслу, из которого на него смотрела просто-таки ангельской внешности девчушка.
Серебристые, неестественного цвета волосы, глубокие тёмные глаза. Ангел, при взгляде на которого сердца должны таять как воск. Должны, но у Михаила почему-то эта красота вызвала лишь боль и ярость.
Никогда раньше он бы не мог подумать, что сможет так поступать. Что внутри у него есть это нечто, злое и безжалостное, готовое убивать даже таких вот ангелочков. Но, медленно наклонившись к девчонке, он произнес, глядя в расширенные от ужаса детские глаза:
- И нам было страшно. Очень страшно. А теперь будет страшно вам.
***
Разобраться с системой связи они так и не смогли. Техника ушастых была невероятно сложной. Именно поэтому людям и приходилось воевать своими силами, не рассчитывая на трофейное оружие. Любые знания человеческих технологий тут были просто бесполезны.
Михаил решил проблему по-другому. Отвязав от кресла ту самую девчонку и подведя её к пульту, он знаками приказал связаться со своими. Не сразу, но она поняла. Провела ладонью над пультом, и овальный экран засиял серебряным. Появившееся на нём лицо поражало своей правильностью и одновременно нечеловеческой красотой. Эльф недоумённо посмотрел на Михаила и что-то произнёс.
- Я хочу говорить с тем, кто понимает наш язык.
Эльф снова что-то затараторил, указывая на девчонку.
- Не понимаешь сволочь? Сейчас поймёшь, – Михаила опять охватила злость.
Вытащив нож, он аккуратно приставил его к шее ребёнка и повторил:
- Я хочу говорить с тем, кто понимает наш язык.
Глаза эльфа расширились. Он дёрнулся куда-то в сторону. Михаил ждал. Ждал, держа нож у горла маленькой эльфийки. Ждал, прекрасно понимая, что им могут не поверить. И тогда придётся предоставлять «доказательства» того, что люди готовы на всё. И «доказывать» придется именно Михаилу. Джура караулит вход. Николь совсем расклеилась. Не сможет она. Воррену снова стало хуже. Значит, именно ему придётся резать этих детей, заставляя ушастых ублюдков освободить транспортник с людьми. Менять жизни ИХ детей на жизни НАШИХ детей. Будь оно всё проклято. Будь оно всё трижды проклято. Но как ещё спасти своих? Там ведь свои. А эти детишки - они чужие. Они вырастут и будут равнодушно отправлять людей на удобрения для своих лесов. Потому что считают себя выше. Потому что уверены в своём праве.
На экране появился другой эльф, который произнёс со странным тягучим акцентом:
- Что вы хотите?
- Вы знаете, что я хочу. Уберите всю технику из сектора и дайте нам забрать транспорт.
- Это глупо. Транспорт уже в зоне нашего огня. Если вы не одумаетесь, мы просто уничтожим….
- Слушай сюда, ублюдок, – прошипел Михаил. – Если хотя бы один выстрел последует в сторону транспорта, я начну отрезать уши вашим детишкам. А потом и всё остальное. Их у нас целых восемнадцать. Надолго хватит.
- Вы не сможете.
- Ещё как смогу. Там наши дети. А тут ваши. И угадай, кто мне важнее.
- Но так нельзя.
- А ты не забыл, сволочь, мы ведь для вас на уровне животных. А животным всё можно. Лучше бы тебе не требовать доказательств.
Эльф на экране замолчал. Потом произнёс:
- Нам нужно решить. Я не могу решать за всех.
- Два часа. Через два часа я начну убивать заложников. По одному каждые пятнадцать минут. Если попытаетесь атаковать, взорву всех.
Экран погас. Михаил устало прислонился к стене и только потом понял, что всё ещё держит девчонку. Толкнул её в сторону Николь:
- Привяжи обратно.
Николь молча повела девочку в салон, и Михаил вдруг понял, что теперь он сам боится смотреть ей в глаза.
***
- Сколько прошло?
- Час с четвертью.
- Тоже считаешь меня подонком?
- Нет, командир-джан, – Джура затянулся папиросой. – Ты сильный. Если Аллах сохранит нам жизнь, то только благодаря тебе. Я бы не смог. Ты очень сильный. Это тяжело - так поступать, но это необходимость.
- А если придётся убивать? Сможешь?
Джура некоторое время молча курил.
- Наверное. Не знаю. Как буду жить после этого, не знаю.
Михаил тяжело поднялся и, ничего не ответив, пошёл проверить, как там Николь. Воррену стало совсем плохо, и Николь говорила, что осталось ему недолго. Слишком глубокие ожоги.
Войдя в пассажирский отсек, Михаил сразу понял: что-то не так. Одно кресло пустовало. То самое, куда Николь должна была привязать девчонку.
- Вот дура, – Михаил метнулся в подвал - и застыл.
Эльфийка стояла рядом с лежащим на кирпичах Ворреном и что-то говорила ему на своём, поглаживая руками по обожженной груди и лицу. Николь сидела рядом, уткнувшись лицом в колени, и Михаил неожиданно понял, что она плачет.
- Какого… Ты совсем охренела? А если она…
- Она его лечит, – тихо произнесла Николь. – Она его лечит.
- Что? Как?
- Понятия не имею.
Михаил подошёл и сразу увидел, что ладони ребёнка светятся странным зеленоватым светом. А ожоги на лице Воррена заметно посветлели. И самым странным было то, что Воррен во сне улыбался.
Девочка испуганно глянулась на подошедшего Михаила и, сжавшись, отступила, словно ожидая удара. Ну вот. Радуйся, гроза детей. Теперь тебя боятся. Выругавшись сквозь зубы, Михаил отошел к стене. А маленькая эльфийка продолжила свои странные манипуляции.
- Почему, Миша? Почему всё так неправильно? - казалось, Николь обращается к стенке - Вот она спасёт Воррена. А мы её за это убьём.
- Война не бывает правильной.
- Война.
- Не мы её начали, – со злостью бросил Михаил.
- Но так…
- Как так?! Грязно?! Да грязно!!! А они - чисто?!! Выращивать нас, как свиней, на убой - это чисто?!! А ребята, взорвавшие плотину, - это было чисто?! А ответная бойня в Руане - это было чисто?!! А газовая атака на Сиэттл - это было чисто?!!! Нет в этой войне ни хрена чистого. Ни у нас, ни у них. Но нам нужно выжить. Людям нужно выжить. Любой ценой. И ради этого я вырежу миллион таких вот ангелочков.
Николь молчала. Молчать всегда легче. Потом тихо заговорила:
- У меня дочь была. Саманта.
- Была?
- Забрали. Когда облавы начались, ну, после взрыва на плотине. Забрали. Меня тогда Мангуст на себе вынес. А её не смог.
- Это не твоя дочь. Это одна из них. Ты что себе в голову вбила?
- Да. Это так. Это не моя дочь.
Снова замолчала.
- Когда она закончит, вернёшь на место. Это приказ.
Не глядя на Николь, Михаил вышел.
***
Ушастые вышли на связь за пять минут до окончания срока. После разговора Михаил устало провёл руками по лицу.
- Что? – вошедший в кабину Воррен выглядел уже куда лучше.
- Согласились. Они уберут силы из сектора.
- Командир-джан, «ходуны» ушли, – запыхавшийся Джура ворвался в кабину.
- Выходим. Где там Николь?
- А с этими?
- Ушастые их заберут. После нашего ухода.
Транспорт оказался повреждён далеко не так сильно, как казалось на первый взгляд. Люди, так и не вышедшие из транса, всё так же лежали, закреплённые на специальных стеллажах. Михаил сел за руль. Взрыкнув, транспорт выполз из засыпавшей его каменной крошки и, поднимая тучи пыли, выехал на полуразбитую дорогу.
- Неужели смогли? Неужели получилось? – Николь радостно улыбалась.
Михаил тоже улыбнулся ей. Пускай порадуется. Её, похоже, больше радовало то, что не пришлось убивать детей, чем то, что они до сих пор живы. Это хорошо. Радуйся, девочка. Радуйся. Так будет легче. Сидящий рядом Воррен искоса поглядывал на Михаила. Он понимал. Всё понимал. И принимал, как есть.
Они ударили по транспорту примерно километрах в пяти от здания. Из развалин свечой вырвался «небесный ловец», и несколько зелёных молний сошлось на кабине. Николь умерла мгновенно. И Михаил был рад этому. Рад, что она не разочаровалась в этом мире, даже перед тем, как мир в очередной раз плюнул её в лицо. Воррен прожил ещё минуту, разрезанный надвое. Где-то пронзительно закричал Джура. Извини, друг. Так уж получилось. Не хотел я вам этого говорить. Знал, но не хотел.
Михаил понял, что не может пошевелить ногами. Опустив глаза, увидел, что ног больше нет. Ног, но не рук. Руки ещё были, и это было важно. Ухватившись за пульт, он вдавил кнопку и, уже уплывая от боли в серую хмарь, увидел, как жарко полыхнуло позади, вздыбливая старое задание, перемалывая находящийся в подвале транспорт с детьми.
Он сразу понял. Ушастые ведь считают их животными, а какие может быть договоры с животными? Это ему стало понятно уже тогда. Тогда, когда эльфы так легко согласились на все их условия. Они знали: уйти далеко у людишек не получится. А если так, то что могут значить какие-то обещания? Обещания, данные животным.
Не знали они одного. Что Михаил всё понял. И пока остальные готовили транспорт, он заминировал подвал. Пять «свечей Вельзевула» по всему периметру. Это выжжет весь квартал. Только Хошимин знал, что у группы были эти мины. Хошимин был мудр и, оставаясь их прикрывать, отдал ранец с минами именно Михаилу. Старый лис понимал, кому поручить исполнение «варианта возмездия» на случай провала. Знал, кто сможет оставить по себе память даже ценою собственной жизни.
И Михаилу вдруг стало грустно. Грустно, что, даже умирая, он так и не нашёл в себе милосердия. Мог пощадить, но не пощадил. И отчего-то в эти последние секунды он видел перед собой лицо. Лицо с глубокими тёмными глазами. Лицо маленькой эльфийки, которая почему-то улыбалась.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Данные об авторе:
Геннадий. 30 лет. Из Донецка.
Бывший шахтёр. Теперь не шахтёр.
Фотографией так и не обзавёлся.
Отзывы читателей на рассказ "Необходимость":
Геннадий. 30 лет. Из Донецка.
Бывший шахтёр. Теперь не шахтёр.
Фотографией так и не обзавёлся.
Отзывы читателей на рассказ "Необходимость":
Sirius:
Сильно. А уж этическая проблема поставлена – не для слабонервных.
В предыдущем конкурсе первая часть (если можно так назвать) про плотину мне показалась притянутой за уши. А здесь все на своих местах.
lukas0412:
Возможно, лучший рассказ конкурса. Без комментариев. Все сбалансировано и великолепно.
Странник:
Нравится и всё тут, вместе со всей жестокостью происходящего. Во-первых, язык подкупает своей нецеплючестью, во-вторых, мир определённо существует во всей определённости и деталях, которые может я сама и дорисовываю незаметно для себя. В-третьих - наличие эмоционального выбора и динамичность сюжета.
Лисица:
Рассказ просто вне конкуренции. Авторы, не обижайтесь, но Необходимость на целую голову выше остальных рассказов. По всем параметрам.
Каса:
А вот тут я снимаю шляпу, и кланяюсь автору. Спасибо Вам. За то, что сумели ТАК написать, что всколыхнули полфорума! Этично там или неэтично поступает ГГ, я совершенно не касаюсь. Я о другом. Автор ставит нас перед выбором, и ничего не объясняет., и вот тут-то включается наше воображение. Все вместе выходит чертовски интересно! Здорово, Автор!
Последний раз редактировалось Irena 25 май 2010, 01:15, всего редактировалось 2 раза.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Вспомянем, братие!...
Автор - Каса
Зеленый лунный свет стлался пыльным свертком над крестами, плитами и надгробиями. Что это сегодня с луной, заболела, что ли?
Полночь только что наступила, и Малыш Зизи только что угнездил на мягком дерне корзинку с булькающим и пахнущим. Он сделал скорбное лицо, почмокал своими двумя зубастыми ртами и глубокомысленно изрек:
- Вспомянем, братия, благословенного новопреставившегося Рипа Ван Дейка, да пребудет его душа в царствии небесном, и чтоб было ему там все - зашибись!
- И чтоб Черная Клара его там не беспокоила! - добавил субтильный Гога. Он был чем-то похож на Зизи, только на очень усохшего Зизи. Такой же грушеобразный, с длинным печальным лицом и зеленеющей кожей.
- Типун тебе на язык! – возмущенно мявкнула обычная с виду черная кошка, неизвестно как затесавшаяся в полночь на кладбище. - На мне что, креста нет – покойников беспокоить?
- Нету, Клара, - сказал Козел, - откуда на тебе, кошке, крест? Не богохульствуй!
- Святоша выискался, - фыркнула черная кошка Клара, выгнула спинку и устроилась так, чтобы и вроде сбоку быть, и корзинку видеть. - Что там припасли? Давайте, тащите колбаску, у меня уже слюнки катятся!
- Непорядок это, - пробурчал Зизи, доставая откуда-то из складок кожи бутылку, - вначале новопреставленного помянуть надо.
- О, давай! – загомонили остальные. - За упокой души новопреставленного Рипа! Царствие ему небесное!
- Размечтались, - съехидничал Цуня, иронично посвистывая выбитым зубом, - Рипу – и царствие?? Да ни за ради бога!
Зизи покачался тучным телом туда-сюда, устраиваясь поудобнее, пихнул в бок Гогу, последний сделал скорбное лицо и гнусаво изрек:
- Не богохульствуй, Цунцерион, ибо не ведаешь сам, что мелет язык твой трехметровый.
- Ведаю, ведаю, - бойко отозвался Цунцерион, - Рипу царствие светит, как мне бикини! Да его спалят на первой же проходной! С потрохами! – он торжествующе обвел всех глазами и лихо сдвинул на затылок шляпу с высокой тульей и громадными полями. Услышав его, не сдержалась, довольно фыркнула кошка Клара, бормоча: «Да этого кобеля к небу на пушечный выстрел нельзя подпускать!»; засмеялся блеющим тенорком Козел, затряс оленьими рожками; и даже Зизи с Гогой довольно заухали, оценив шутку Цунцериона. Сам Цуня тоже восторженно ржал и молотил пятками по гранитной плите, стоявшей кандибобером вверх и несущей на себе гордое слово «Rip».
- Себе по лбу постучи, да?? – раздался вдруг недовольный тенорок, и странное создание, отдаленно напоминающее и паука, и персонажа сказки «Буратино», зашуршало и выползло из-за Рипового постамента. Цуня перепуганно всхлипнул и мягким мешочком плюхнулся на свежевскопанную кладбищенскую землю. Клара зашипела и припала к зепле, прижимая уши, а Зизи с Гогой застыли, сжимая в трехпалых ладонях граненые стаканы. И только Козел оказался на высоте. Боевито выставив крохотные ветвистые рожки, мягкие на ощупь, он потряс бороденкой, шлепая длинными заячьими ушами, и сурово сказал:
- Ты эта, мужик, чего вылез-то? Тебе еще лежать и лежать полагается.
- А ты поди сам полежи-то, когда у тебя на голове качучу пляшут! – тут же воодушевленно отозвался «выползень», - ваш-то новопреставленный ух какой, живой, веселый да вертлявый!
Повисла тишина и висела с минуту. Потом Зизи прокашлялся и спросил:
- А что, ты, выходит, на подселение попал?
- Выходит так, - горестно сказал «выползень», окончательно вытаскивая ноги из могилы. – Срок мой вышел. По всем правилам я уж должен был сгнить, да не вышло. Ну, а проверить, свободна ли площадь, не удосужились. Вот и подселили мне этого... веселого. Кстати, дружок ваш, видимо? Песни все поет.
- Про батяню-комбата?? – с надеждой спросила черная кошка Клара.
- Про него самого, - кивнул давноумерший, потирая тонкой, паучьей, высохшей лапкой совершенно лысый череп. – Сильно этот, ваш…
- Рип, - подсказал Зизи.
- Сильно этот Рип петь уважает! – продолжил «подселенец». - Как рявкнет: «Комбат, батяня!», потом помолчит и - ни с того ни с сего еще громче: «Батяня, комбат!»
- Да-а-а… – мечтательно прищурилась Черная Клара, - он был такой певун! Как выпьет и – ну петь! Мне это так нравилось!
- Ага, - опять съехидничал Цуня, - настолько, что ты ему первой всегда являлась.
- А что, нельзя? – сразу зашипела Клара.
- Гордости у тебя никакой, - строго, по-отечески, сказал Зизи и погрозил кошке пальцем, - Рип наш, бывало, не успеет стаканчик пропустить – а ты уж тут как тут. Ходишь вокруг него кругами, бесстыдница, искры спиной пускаешь.
- Эх, а я ему всегда обычно после пятого стакана являлся… - с ностальгией вздохнул Козел, - весело было! Он, бывало, все у меня допытывался: кто я – козел или олень? И почему у меня уши заячьи?
- А я ему являлся, как намешает, - оживился Гога, - он тогда уже ничего не спрашивал, только обнимался со мной да приговаривал: «А помнишь, как мы служили вместе, Гоги?»
Все вздохнули, Зизи даже вытер глаза и горестно подытожил:
- Осиротели мы, братия. Кому теперь являться будем?
- Наливай, - угрюмо сказал Козел, протягивая стакан Гоге, - чего уж теперь! Как есть. Приткнемся куда-то.
- По барам надо походить, - с надеждой сказал зеленый Цуня, поправляя шляпу, - там можно кого-то подцепить!
- Там в основном разовые вызовы, - покачал головой Зизи, - это несерьезно. Этак и «по рукам» пойти можно.
- А что делать? – Козел хлопнул стопарик, занюхал его хвостом и добавил едко: - Жрать-то охота!
- Я не собираюсь никому являться из-за «пожрать», - обидчиво сказала Клара,- я исключительно по любви!
- Ну и подыхай! А я вот – не хочу! – Козел встал, завязал узлом на затылке уши, свернул в рулон бороденку и надел чехлы на рожки. – Кто со мной, ребята?
Все мялись и опускали глаза. Цуня грустно сказал:
- После стольких-то лет – и расстаться?? – и вытер нос.
- Цыц! – вдруг замер Зизи. Все моментально затихли, затаились, а Зизи, который негласно признавался всеми за старшего, прислушался.
Где-то неподалеку раздавалась разухабистая песенка, исполняемая веселым, заплетающимся, пьяненьким языком.
- Это шанс… - прошептал Цуня.
- Да еще и поет… - мурлыкнула кошка.
А Зизи ничего не сказал, лишь сделал знак «следуй за мной!» и невесомо, не касаясь земли, поплыл в сторону пьяного песенника. Следом затопал копытцами по земле Козел, изогнувшись в прыжке, скользнула Клара, покатился клубком Гоги, и лишь Цунцерион тоже плыл по воздуху, придерживая свою великолепную шляпу.
- Стойте!! – раздалось сзади.
Зизи и Цуня от неожиданности аж шлепнулись, остальные – просто обернулись.
- А можно мне с вами, а? – «выползень» топтался у могилы Рипа, покачиваясь на тонких паучьих лапках, блестя черепом в лунном свете и просительно скалясь. – А то куда я теперь? Я ж теперь неупокоенный мертвец. Призрак, так сказать. Возьмите меня, а?
- Он достаточно страшен, - прошептал Гоги.
- И, наверное, сможет бегать по потолку, - оценивающе сказала Клара.
- Точно, - тоже шепотом сказал Цуня. – Слушайте, он противный! Он нам подходит!
- Тебя как звать-то? – спросил «выползня» басом Зизи.
- Иван. Иван Сергеевич Кукушкин полностью, - ответил бывший мертвец и засеменил поближе к компании. – Возьмете, а? Я лишним не буду!
- Ну, пошли, что ли, Сергеич! – Зизи махнул рукой и приложил палец к верхнему рту. - Но тихо! Сейчас главное – не спугнуть!
Вовь раздалась разухабистая песенка. Запозднившийся гуляка приближался. Зизи выдохнул, скрестил пальцы, буркнул «на удачу!» и потом таким же шепотом отдал приказ:
- За мной!
Автор - Каса
Зеленый лунный свет стлался пыльным свертком над крестами, плитами и надгробиями. Что это сегодня с луной, заболела, что ли?
Полночь только что наступила, и Малыш Зизи только что угнездил на мягком дерне корзинку с булькающим и пахнущим. Он сделал скорбное лицо, почмокал своими двумя зубастыми ртами и глубокомысленно изрек:
- Вспомянем, братия, благословенного новопреставившегося Рипа Ван Дейка, да пребудет его душа в царствии небесном, и чтоб было ему там все - зашибись!
- И чтоб Черная Клара его там не беспокоила! - добавил субтильный Гога. Он был чем-то похож на Зизи, только на очень усохшего Зизи. Такой же грушеобразный, с длинным печальным лицом и зеленеющей кожей.
- Типун тебе на язык! – возмущенно мявкнула обычная с виду черная кошка, неизвестно как затесавшаяся в полночь на кладбище. - На мне что, креста нет – покойников беспокоить?
- Нету, Клара, - сказал Козел, - откуда на тебе, кошке, крест? Не богохульствуй!
- Святоша выискался, - фыркнула черная кошка Клара, выгнула спинку и устроилась так, чтобы и вроде сбоку быть, и корзинку видеть. - Что там припасли? Давайте, тащите колбаску, у меня уже слюнки катятся!
- Непорядок это, - пробурчал Зизи, доставая откуда-то из складок кожи бутылку, - вначале новопреставленного помянуть надо.
- О, давай! – загомонили остальные. - За упокой души новопреставленного Рипа! Царствие ему небесное!
- Размечтались, - съехидничал Цуня, иронично посвистывая выбитым зубом, - Рипу – и царствие?? Да ни за ради бога!
Зизи покачался тучным телом туда-сюда, устраиваясь поудобнее, пихнул в бок Гогу, последний сделал скорбное лицо и гнусаво изрек:
- Не богохульствуй, Цунцерион, ибо не ведаешь сам, что мелет язык твой трехметровый.
- Ведаю, ведаю, - бойко отозвался Цунцерион, - Рипу царствие светит, как мне бикини! Да его спалят на первой же проходной! С потрохами! – он торжествующе обвел всех глазами и лихо сдвинул на затылок шляпу с высокой тульей и громадными полями. Услышав его, не сдержалась, довольно фыркнула кошка Клара, бормоча: «Да этого кобеля к небу на пушечный выстрел нельзя подпускать!»; засмеялся блеющим тенорком Козел, затряс оленьими рожками; и даже Зизи с Гогой довольно заухали, оценив шутку Цунцериона. Сам Цуня тоже восторженно ржал и молотил пятками по гранитной плите, стоявшей кандибобером вверх и несущей на себе гордое слово «Rip».
- Себе по лбу постучи, да?? – раздался вдруг недовольный тенорок, и странное создание, отдаленно напоминающее и паука, и персонажа сказки «Буратино», зашуршало и выползло из-за Рипового постамента. Цуня перепуганно всхлипнул и мягким мешочком плюхнулся на свежевскопанную кладбищенскую землю. Клара зашипела и припала к зепле, прижимая уши, а Зизи с Гогой застыли, сжимая в трехпалых ладонях граненые стаканы. И только Козел оказался на высоте. Боевито выставив крохотные ветвистые рожки, мягкие на ощупь, он потряс бороденкой, шлепая длинными заячьими ушами, и сурово сказал:
- Ты эта, мужик, чего вылез-то? Тебе еще лежать и лежать полагается.
- А ты поди сам полежи-то, когда у тебя на голове качучу пляшут! – тут же воодушевленно отозвался «выползень», - ваш-то новопреставленный ух какой, живой, веселый да вертлявый!
Повисла тишина и висела с минуту. Потом Зизи прокашлялся и спросил:
- А что, ты, выходит, на подселение попал?
- Выходит так, - горестно сказал «выползень», окончательно вытаскивая ноги из могилы. – Срок мой вышел. По всем правилам я уж должен был сгнить, да не вышло. Ну, а проверить, свободна ли площадь, не удосужились. Вот и подселили мне этого... веселого. Кстати, дружок ваш, видимо? Песни все поет.
- Про батяню-комбата?? – с надеждой спросила черная кошка Клара.
- Про него самого, - кивнул давноумерший, потирая тонкой, паучьей, высохшей лапкой совершенно лысый череп. – Сильно этот, ваш…
- Рип, - подсказал Зизи.
- Сильно этот Рип петь уважает! – продолжил «подселенец». - Как рявкнет: «Комбат, батяня!», потом помолчит и - ни с того ни с сего еще громче: «Батяня, комбат!»
- Да-а-а… – мечтательно прищурилась Черная Клара, - он был такой певун! Как выпьет и – ну петь! Мне это так нравилось!
- Ага, - опять съехидничал Цуня, - настолько, что ты ему первой всегда являлась.
- А что, нельзя? – сразу зашипела Клара.
- Гордости у тебя никакой, - строго, по-отечески, сказал Зизи и погрозил кошке пальцем, - Рип наш, бывало, не успеет стаканчик пропустить – а ты уж тут как тут. Ходишь вокруг него кругами, бесстыдница, искры спиной пускаешь.
- Эх, а я ему всегда обычно после пятого стакана являлся… - с ностальгией вздохнул Козел, - весело было! Он, бывало, все у меня допытывался: кто я – козел или олень? И почему у меня уши заячьи?
- А я ему являлся, как намешает, - оживился Гога, - он тогда уже ничего не спрашивал, только обнимался со мной да приговаривал: «А помнишь, как мы служили вместе, Гоги?»
Все вздохнули, Зизи даже вытер глаза и горестно подытожил:
- Осиротели мы, братия. Кому теперь являться будем?
- Наливай, - угрюмо сказал Козел, протягивая стакан Гоге, - чего уж теперь! Как есть. Приткнемся куда-то.
- По барам надо походить, - с надеждой сказал зеленый Цуня, поправляя шляпу, - там можно кого-то подцепить!
- Там в основном разовые вызовы, - покачал головой Зизи, - это несерьезно. Этак и «по рукам» пойти можно.
- А что делать? – Козел хлопнул стопарик, занюхал его хвостом и добавил едко: - Жрать-то охота!
- Я не собираюсь никому являться из-за «пожрать», - обидчиво сказала Клара,- я исключительно по любви!
- Ну и подыхай! А я вот – не хочу! – Козел встал, завязал узлом на затылке уши, свернул в рулон бороденку и надел чехлы на рожки. – Кто со мной, ребята?
Все мялись и опускали глаза. Цуня грустно сказал:
- После стольких-то лет – и расстаться?? – и вытер нос.
- Цыц! – вдруг замер Зизи. Все моментально затихли, затаились, а Зизи, который негласно признавался всеми за старшего, прислушался.
Где-то неподалеку раздавалась разухабистая песенка, исполняемая веселым, заплетающимся, пьяненьким языком.
- Это шанс… - прошептал Цуня.
- Да еще и поет… - мурлыкнула кошка.
А Зизи ничего не сказал, лишь сделал знак «следуй за мной!» и невесомо, не касаясь земли, поплыл в сторону пьяного песенника. Следом затопал копытцами по земле Козел, изогнувшись в прыжке, скользнула Клара, покатился клубком Гоги, и лишь Цунцерион тоже плыл по воздуху, придерживая свою великолепную шляпу.
- Стойте!! – раздалось сзади.
Зизи и Цуня от неожиданности аж шлепнулись, остальные – просто обернулись.
- А можно мне с вами, а? – «выползень» топтался у могилы Рипа, покачиваясь на тонких паучьих лапках, блестя черепом в лунном свете и просительно скалясь. – А то куда я теперь? Я ж теперь неупокоенный мертвец. Призрак, так сказать. Возьмите меня, а?
- Он достаточно страшен, - прошептал Гоги.
- И, наверное, сможет бегать по потолку, - оценивающе сказала Клара.
- Точно, - тоже шепотом сказал Цуня. – Слушайте, он противный! Он нам подходит!
- Тебя как звать-то? – спросил «выползня» басом Зизи.
- Иван. Иван Сергеевич Кукушкин полностью, - ответил бывший мертвец и засеменил поближе к компании. – Возьмете, а? Я лишним не буду!
- Ну, пошли, что ли, Сергеич! – Зизи махнул рукой и приложил палец к верхнему рту. - Но тихо! Сейчас главное – не спугнуть!
Вовь раздалась разухабистая песенка. Запозднившийся гуляка приближался. Зизи выдохнул, скрестил пальцы, буркнул «на удачу!» и потом таким же шепотом отдал приказ:
- За мной!
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Итоги девятого конкурса рассказов "Любовь нечаянно нагрянет":
1 место - 124 балла - № 17, "Кружевница" - Роксана
2 место - 76 баллов - № 10, "Всепобеждающая сила... любви" - Rainbow Eyes
3 место - 61 балл - № 3, "Три любви" - Каса
1 место - 124 балла - № 17, "Кружевница" - Роксана
2 место - 76 баллов - № 10, "Всепобеждающая сила... любви" - Rainbow Eyes
3 место - 61 балл - № 3, "Три любви" - Каса
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Кружевница
Автор - Роксана
В корчме было шумно и накурено. Купеческий обоз закончил трехмесячное путешествие. Охрана получила расчет и теперь отмечала это событие. Отмечала шумно, с размахом. Пиво, бражка, самогон лились рекой. Корчмарь не успевал гонять поварят в погреб за колбасами и солениями. В большом камине на вертеле, истекая соком, жарился кабанчик.
Василий лихо перевернул кружку с брагой, закусил хрустким соленым огурчиком и бросил на стол серебряную монету.
- Эй, Васька, ты куда это собрался на ночь глядя? Посиди еще.
- Нет, мужики, я домой. Мне до деревни всего-то две версты осталось.
- Так ведь лесом же. Сейчас, говорят, здесь неспокойно. Разбойники пошаливают.
- А то мы разбойников ни разу не встречали? Да и я ведь уже почти дома, меня здесь каждая собака знает. Все разбойники десятой верстой обходят.
- Куда спешить-то? Чай, не семеро по лавкам сидят. Ты же у нас парень холостой.
- Дома маманя да сестренка младшая подарков к праздникам ждут, соскучились.
С этими словами Василий поднял с полу котомку, надел шапку и вышел во двор. Полчаса спустя всадник на верном Воронке уже въезжал в зимний лес. Ночь была лунная. В заснеженном лесу все было освещено, как днем. Красота. Тишина. Деревья, разукрашенные инеем. На небе сияют часто рассыпанные звезды. Вдруг конь чего-то испугался, фыркнул и шарахнулся в сторону от проезжей дороги. Василий остановил Воронка, положил руку на меч и начал внимательно осматривать окрестности. В трех шагах от дороги под деревом виднелся чей-то силуэт. Взяв меч, Василий неспешно двинулся к дереву. Шальная мысль крутилась в голове: « Надо же - из обоза спокойно вернулся, не хватало только в трех шагах от дома на разбойников наткнуться. Да нет, на засаду вроде не похоже, следов на снегу почти нет»… Под деревом сидела девушка. Светленькая, нежная, в хорошей дорогой шубке, пуховом платке, но вот только совсем бледная. Мороз уже вовлекал ее в вечный сон.
-Эй, ты чего тут расселась? Куда это тебя черти несли в такой поздний час?
Девушка едва заметно шевелила губами, но выговорить уже ничего не могла. Василий подхватил ее на руки. «Надо же, легкая, как пушинка» . Он распахнул тулуп и прижал ее к груди, прикрыв полами. Объемный тулуп почти сошелся на груди, несмотря на дополнительную ношу. Крохотная девчушка даже не мешала управлять конем. Так и въехал в деревню, везя на груди маленькое закоченевшее существо, прислушиваясь в тишине, бьется ли еще крохотное сердечко.
Когда Воронок въехал во двор, сеструха с криком вылетела на крыльцо: «Маманя, накрывай на стол - Васька приехал!». Василий, хитро прищурившись, бросил сестре: «Скотину распряги, проводи в хлев, не забудь обтереть да корму задать, а уж тогда и за гостинцами лезь.» Марьяшка взвизгнула, чмокнула Василия в щеку и принялась распрягать Воронка. Василий, аккуратно придерживая свою ношу, вошел в дом. Просторная изба была жарко натоплена, мать суетилась у стола.
- Мам, брось-ка ты все, иди сюда, дело есть, – с этими словами Василий распахнул тулуп и выложил на широкую лавку свою ношу. Мать всплеснула руками и принялась раздевать найденыша. Девушка была без сознания. Вещи все были добротные, дорогие: шуба лисья, большой пуховый платок, меховые сапожки и рукавички, украшенные ярким затейливым орнаментом, да и платье было расшитое бисером, богатого фасона. Раздев девушку до нижней рубахи, мать принялась растирать ее самогоном. Светлые, почти белые прядки, выбившиеся из длинной косы, рассыпались по белоснежной коже.
- Ой, Васька, а ведь ты нам Снегурочку в дом привез! Ох, не к добру все это. А ты чагой-то, охальник, бельма-то вылупил? Девчонка-то, считай, в исподнем будет... а ну марш отсюда. Пойди вина на печке подогрей, да вынь из сундука Марьяшкино платье потеплей да чулки шерстяные. Хотя, конечно, наша Марьяшка прилично покрупнее будет. Покопайся на дне сундука – может, чего из старого Марьяшкиного, поменьше, найдешь.
Когда Марьяшка ворвалась в хату с большой торбой в руке, вопя во все горло, потеплевшая и порозовевшая незнакомка, заваленная одеялами, уже спала на жарко растопленной печи.
– Мама, ты только погляди, какие Васька нам подарки привез!
- Да уж видела, – вздохнула маманя, – жалко, что баня не натоплена. В баньку бы ее сейчас. Ох, не к добру эта находка, Васька, не к добру.
Спать легли поздно. Василий ужинал и рассказывал про путешествие. Мать с сестренкой разглядывали обновки. Чуть свет мать разбудила Василия.
- Заболела твоя найдена. Вся в жару, лежит, бредит. Да болтает-то не по нашему. Собирайся-ка ты, Васька, да беги за теткой Матреной, пусть травок с собой прихватит.
Долго Матрена щупала да слушала найдену. Заваривала чай из трав, растирала едкой мазью, что-то шептала да охала: «Ой не жилица она, не жилица. В чем только душа-то держится. Ведь кожа да кости, да и косточки-то тонюсенькие да прозрачные. Сколько девок перелечила, такая доходная впервые встретилась.
Ушла Матрена только под вечер, оставив порошки да травки, долго объясняла матери, чем поить, а чем растирать.
Болела найдена долго. Простуда сидела глубоко, а сил сопротивляться у девушки не было. Маманя с Марьяшкой ее уже и в баню таскали, да только в жарко натопленной бане найдене стало еще хуже. Как только Марьяна плеснула травяного отвара на каменку, так найдена и лишилась сознания. Непривычная, видать, к нашим-то банькам. Долго потом мамка причитала, отпаивая ее молоком: «Снегурочка, как пить дать, снегурочка». Часто Василий подходил к печи и прислушивался - дышит ли, бьется ли сердечко-невеличко. Вот ведь незадача: и знать ее не знает, двумя словами не перекинулся, а как прикипела к сердцу.
Болезнь отступила только на четвертой седмице. Девушка тенью бродила по хате, робко улыбаясь и пытаясь помочь по хозяйству по мере своих сил. Странная она была, чудная. По-людски не говорила, только все чирикала, как птичка. Картошку чистить не умела, сразу палец порезала. Как печь растопить, не ведала. Стала ухватом котелок доставать, так чуть не обварилась. Корову доить не умеет. Ведро с водой поднять ей не под силу. Зато какая мастерица оказалась! Рушник вышивает - глаз не отведешь, платок вяжет, так спицы сами в руках танцуют, выводя причудливый узор. Но лучше всего у нее кружево выходило. Нашла она на дне сундука старую бабушкину шкатулку с коклюшками да нитками, на думку прикрепила булавки и давай коклюшками стучать. Коклюшки у нее в руках песню поют да узор выводят. Все в том узоре - вязь морозная на окне, деревья в утреннем инее, птичка пролетевшая, капель весенняя, с сосульки сочившаяся. Чудо, да и только. В обоз Василий пока больше не нанимался, боялся найдену дома оставлять. Марьяшка с матушкой уже сдружились с ней, а вот соседи еще искоса смотрели. Слушок по деревне пошел, что Василий навь домой из леса привез: «Совсем парень захирел, от дома на шаг отойти боится. Совсем навь парня иссушила».
Стучали коклюшки, отмеряя время. На смену суровой зиме пришла весна. Найдена совсем обжилась. Запросто болтала с Марьяшкой и матушкой, перемежая речь иноземными словами, когда не хватало слов - объяснялась жестами. Все равно странностей у нее было хоть отбавляй. На вопросы, кто она и как появилась в лесу, не отвечала, делала вид, что не понимает, о чем спрашивают. Имя свое отказалась говорить, так и отзывалась на Найдену. Когда в хату входили чужие, пряталась в дальний угол за печкой и сидела тихонечко как мышка. Сколько Марьяшка ни уговаривала, она ни разу не согласилась пойти на вечерку или посиделки.
Собираясь в город на ярмарку, прихватил Василий на продажу и чудные кружева. Заглянув в лавку к купцу, выложил он на прилавок товар. Долго купец крутил кружево и так и эдак, расстилал на столе, смотрел на свет.
- Откуда такое кружево привез?
- Да ниоткуда, сеструха балуется.
- Да ладно, знаем мы твою Марьяшку. Девка она, конечно, видная, но как кулачищем по уху хватит, полдня звенит. Ее ручищами только квашню месить, а тут мастерица плела, да не наша, заморская. В общем, не хочешь - не говори, но если еще будет, приноси - полновесным золотом платить буду.
Потолкавшись по ярмарке, продав свой товар, закупив гостинцев домочадцам, приглядел Василий подарок и для Найдены – маленькое колечко с бирюзой. Как увидел Василий то колечко, так отойти не смог, уж больно бирюза напоминала цвет ее глаз. Спрятал колечко на груди.
Вернувшись с ярмарки, Василий раздал все гостинцы, только колечко так и не знал, как отдать. Выждав момент, он поймал Найдену одну на крыльце.
- Найденка, прикипела ты мне к сердцу. Люба ты мне, милая. Пойди за меня замуж, – и протянул ей колечко.
Вспыхнула Найдена, как маков цвет, брызнула счастливой синевой глаз. Глянула на колечко… Внезапно побледнела. Отшатнулась.
- Нихт, нихт…нет… Нельзя, нельзя так. Плохо. Всем плохо будет, – и бросилась бежать.
Отшвырнул Василий колечко в сердцах в траву и замер от нахлынувшего на него отчаянья.
Выскочила мать на крыльцо.
- Васька, это ты чем так Найденку-то обидел? Сидит в углу, плачет навзрыд.
- Не любит она меня.
- Как так - не любит?
- Замуж звал. Отказала.
- Глупый. Как же - не любит. Она же только с твоим появлением и оживает. Чем бы ни занималась, глаз с тебя не сводит. А что замуж не идет, так скромная девка-то, а ты, медведь неотесаный, все напролом норовишь.
Но и разговор с маманей не успокоил Василия. Отказ - он и есть отказ. Весь вечер просидел Василий в корчме, заливая свое горе.
Утром Василий собрал котомку и ушел из дому. Матери сказал: «Что-то я засиделся дома. Вчера слыхал, что охрану в обоз набирают.» Оглянулся в дверях, чтобы хоть краем глаза увидеть кружевницу. На подоконнике рядом со шкатулкой с нитками лежало колечко с бирюзой.
Бежало время. Месяц сменялся месяцем. Летняя жара уже пошла на спад. Холодные утренние росы серебрили травы, когда обоз вернулся на родину. Город был щедро украшен флагами. Народ находился в праздничном возбуждении. В корчме было людно. С трудом найдя свободный столик, Василий с друзьями подозвал хозяина.
- Эй, хозяин, что в городе отмечают?
- Ребята, вы откуда свалились? Всё княжество свадьбу князя обмывает.
- Да он же старый…
- Ну, не молодой, зато невесту, княжну заморскую, совсем молоденькую привезли. Князь-то уже пять лет как вдов. Вот и привезли ему молоденькую девчонку, в надежде на рождение наследника. Приданое за ней хорошее дали. Да тут еще такая история вышла. Когда невесту на смотрины везли, на обоз разбойники напали. Обоз разграбили и невесту похитили. Надеялись выкуп получить, а она возьми да и сбеги от разбойников. Трое суток по лесу скиталась, да вот в деревне прибилась. Князь ее почти полгода искал. Скандал назревал. Батюшка княжны войной грозил. Всех разбойников в нашем лесу выловили. Заговор раскрыли – говорят, к похищению невесты брат покойной княгини был причастен. Вот месяц тому назад княжьи люди и нашли случайно княжну заморскую здесь в деревне неподалеку. Долго тянуть не стали, сразу пирком и за свадебку. Теперь, глядишь, и до наследника недалеко. Правда, невеста уж больно крошечная, какой наследник от такой пичуги-то получится. Ну а сейчас пейте, ребя, по первой за здоровье князя и молодой жинки, угощаю.
Сердце у Василия замерло и перестало отбивать удары. Вдруг стены корчмы стали давить, дышать стало нечем. Распрощался Василий и выбежал из таверны. Всю дорогу гнал Василий коня, молясь всем известным и неведомым богам, чтобы его Найдена не имела ничего общего с заморской княжной.
Тишиной встретила его хата. Бедой и холодом дохнуло со двора. Пуст был дом. Не топлена печь. Пахло в доме нежилой затхлостью. Выскочил Василий из хаты, бросился к соседям, там-то он и услышал дурную весть.
Приехали в деревню княжьи люди, стали расспрашивать про пришлых. Вот староста и рассказал, что в вашем доме девчонка приблудилась. Пришли княжьи люди и признали в Найдене вашей княжну заморскую. Вот и забрали они Найдену, да и Марьяшку с собой прихватили. Сказали: «Неприлично знатной даме одной с мужчинами путешествовать, пусть эта девица ей прислуживает». Кинулась мать, чтобы не увозили девок, вцепилась в повод лошади старшого. Оттолкнули ее, упала она и ударилась головой об крыльцо. Вот так и получилось, что девчат увезли, а маманю твою схоронили мы через неделю.
Взвыл Василий, как раненый зверь, заметался по горнице.
Всю ночь горел свет в доме Василия, а поутру сходил он на погост. Поклонился могиле матери. Оставил деньги местному священнику, чтобы ухаживал за могилой, и ушел навсегда из родных мест. Больше о нем у нас ничего не было слышно.
***
Великая княгиня Всеслава правила долго, праведно и была любима народом. Много ходило слухов и историй о княгине, служанке ее неизменной и личном телохранителе. Вопреки всем предсказаниям, родила княгиня князю крепкого и здорового наследника. Когда через несколько лет князь умер, на княгиню было совершено несколько покушений, благополучно предотвращенных ее личным охранником, которого в народе так и звали: «Пес цепной». За особые заслуги тот охранник был назначен воспитателем малолетнего княжича. А еще говорили, что среди дорогих украшений всегда носила княгиня простенькое колечко с бирюзой. Но это уже совсем другая история…
Автор - Роксана
В корчме было шумно и накурено. Купеческий обоз закончил трехмесячное путешествие. Охрана получила расчет и теперь отмечала это событие. Отмечала шумно, с размахом. Пиво, бражка, самогон лились рекой. Корчмарь не успевал гонять поварят в погреб за колбасами и солениями. В большом камине на вертеле, истекая соком, жарился кабанчик.
Василий лихо перевернул кружку с брагой, закусил хрустким соленым огурчиком и бросил на стол серебряную монету.
- Эй, Васька, ты куда это собрался на ночь глядя? Посиди еще.
- Нет, мужики, я домой. Мне до деревни всего-то две версты осталось.
- Так ведь лесом же. Сейчас, говорят, здесь неспокойно. Разбойники пошаливают.
- А то мы разбойников ни разу не встречали? Да и я ведь уже почти дома, меня здесь каждая собака знает. Все разбойники десятой верстой обходят.
- Куда спешить-то? Чай, не семеро по лавкам сидят. Ты же у нас парень холостой.
- Дома маманя да сестренка младшая подарков к праздникам ждут, соскучились.
С этими словами Василий поднял с полу котомку, надел шапку и вышел во двор. Полчаса спустя всадник на верном Воронке уже въезжал в зимний лес. Ночь была лунная. В заснеженном лесу все было освещено, как днем. Красота. Тишина. Деревья, разукрашенные инеем. На небе сияют часто рассыпанные звезды. Вдруг конь чего-то испугался, фыркнул и шарахнулся в сторону от проезжей дороги. Василий остановил Воронка, положил руку на меч и начал внимательно осматривать окрестности. В трех шагах от дороги под деревом виднелся чей-то силуэт. Взяв меч, Василий неспешно двинулся к дереву. Шальная мысль крутилась в голове: « Надо же - из обоза спокойно вернулся, не хватало только в трех шагах от дома на разбойников наткнуться. Да нет, на засаду вроде не похоже, следов на снегу почти нет»… Под деревом сидела девушка. Светленькая, нежная, в хорошей дорогой шубке, пуховом платке, но вот только совсем бледная. Мороз уже вовлекал ее в вечный сон.
-Эй, ты чего тут расселась? Куда это тебя черти несли в такой поздний час?
Девушка едва заметно шевелила губами, но выговорить уже ничего не могла. Василий подхватил ее на руки. «Надо же, легкая, как пушинка» . Он распахнул тулуп и прижал ее к груди, прикрыв полами. Объемный тулуп почти сошелся на груди, несмотря на дополнительную ношу. Крохотная девчушка даже не мешала управлять конем. Так и въехал в деревню, везя на груди маленькое закоченевшее существо, прислушиваясь в тишине, бьется ли еще крохотное сердечко.
Когда Воронок въехал во двор, сеструха с криком вылетела на крыльцо: «Маманя, накрывай на стол - Васька приехал!». Василий, хитро прищурившись, бросил сестре: «Скотину распряги, проводи в хлев, не забудь обтереть да корму задать, а уж тогда и за гостинцами лезь.» Марьяшка взвизгнула, чмокнула Василия в щеку и принялась распрягать Воронка. Василий, аккуратно придерживая свою ношу, вошел в дом. Просторная изба была жарко натоплена, мать суетилась у стола.
- Мам, брось-ка ты все, иди сюда, дело есть, – с этими словами Василий распахнул тулуп и выложил на широкую лавку свою ношу. Мать всплеснула руками и принялась раздевать найденыша. Девушка была без сознания. Вещи все были добротные, дорогие: шуба лисья, большой пуховый платок, меховые сапожки и рукавички, украшенные ярким затейливым орнаментом, да и платье было расшитое бисером, богатого фасона. Раздев девушку до нижней рубахи, мать принялась растирать ее самогоном. Светлые, почти белые прядки, выбившиеся из длинной косы, рассыпались по белоснежной коже.
- Ой, Васька, а ведь ты нам Снегурочку в дом привез! Ох, не к добру все это. А ты чагой-то, охальник, бельма-то вылупил? Девчонка-то, считай, в исподнем будет... а ну марш отсюда. Пойди вина на печке подогрей, да вынь из сундука Марьяшкино платье потеплей да чулки шерстяные. Хотя, конечно, наша Марьяшка прилично покрупнее будет. Покопайся на дне сундука – может, чего из старого Марьяшкиного, поменьше, найдешь.
Когда Марьяшка ворвалась в хату с большой торбой в руке, вопя во все горло, потеплевшая и порозовевшая незнакомка, заваленная одеялами, уже спала на жарко растопленной печи.
– Мама, ты только погляди, какие Васька нам подарки привез!
- Да уж видела, – вздохнула маманя, – жалко, что баня не натоплена. В баньку бы ее сейчас. Ох, не к добру эта находка, Васька, не к добру.
Спать легли поздно. Василий ужинал и рассказывал про путешествие. Мать с сестренкой разглядывали обновки. Чуть свет мать разбудила Василия.
- Заболела твоя найдена. Вся в жару, лежит, бредит. Да болтает-то не по нашему. Собирайся-ка ты, Васька, да беги за теткой Матреной, пусть травок с собой прихватит.
Долго Матрена щупала да слушала найдену. Заваривала чай из трав, растирала едкой мазью, что-то шептала да охала: «Ой не жилица она, не жилица. В чем только душа-то держится. Ведь кожа да кости, да и косточки-то тонюсенькие да прозрачные. Сколько девок перелечила, такая доходная впервые встретилась.
Ушла Матрена только под вечер, оставив порошки да травки, долго объясняла матери, чем поить, а чем растирать.
Болела найдена долго. Простуда сидела глубоко, а сил сопротивляться у девушки не было. Маманя с Марьяшкой ее уже и в баню таскали, да только в жарко натопленной бане найдене стало еще хуже. Как только Марьяна плеснула травяного отвара на каменку, так найдена и лишилась сознания. Непривычная, видать, к нашим-то банькам. Долго потом мамка причитала, отпаивая ее молоком: «Снегурочка, как пить дать, снегурочка». Часто Василий подходил к печи и прислушивался - дышит ли, бьется ли сердечко-невеличко. Вот ведь незадача: и знать ее не знает, двумя словами не перекинулся, а как прикипела к сердцу.
Болезнь отступила только на четвертой седмице. Девушка тенью бродила по хате, робко улыбаясь и пытаясь помочь по хозяйству по мере своих сил. Странная она была, чудная. По-людски не говорила, только все чирикала, как птичка. Картошку чистить не умела, сразу палец порезала. Как печь растопить, не ведала. Стала ухватом котелок доставать, так чуть не обварилась. Корову доить не умеет. Ведро с водой поднять ей не под силу. Зато какая мастерица оказалась! Рушник вышивает - глаз не отведешь, платок вяжет, так спицы сами в руках танцуют, выводя причудливый узор. Но лучше всего у нее кружево выходило. Нашла она на дне сундука старую бабушкину шкатулку с коклюшками да нитками, на думку прикрепила булавки и давай коклюшками стучать. Коклюшки у нее в руках песню поют да узор выводят. Все в том узоре - вязь морозная на окне, деревья в утреннем инее, птичка пролетевшая, капель весенняя, с сосульки сочившаяся. Чудо, да и только. В обоз Василий пока больше не нанимался, боялся найдену дома оставлять. Марьяшка с матушкой уже сдружились с ней, а вот соседи еще искоса смотрели. Слушок по деревне пошел, что Василий навь домой из леса привез: «Совсем парень захирел, от дома на шаг отойти боится. Совсем навь парня иссушила».
Стучали коклюшки, отмеряя время. На смену суровой зиме пришла весна. Найдена совсем обжилась. Запросто болтала с Марьяшкой и матушкой, перемежая речь иноземными словами, когда не хватало слов - объяснялась жестами. Все равно странностей у нее было хоть отбавляй. На вопросы, кто она и как появилась в лесу, не отвечала, делала вид, что не понимает, о чем спрашивают. Имя свое отказалась говорить, так и отзывалась на Найдену. Когда в хату входили чужие, пряталась в дальний угол за печкой и сидела тихонечко как мышка. Сколько Марьяшка ни уговаривала, она ни разу не согласилась пойти на вечерку или посиделки.
Собираясь в город на ярмарку, прихватил Василий на продажу и чудные кружева. Заглянув в лавку к купцу, выложил он на прилавок товар. Долго купец крутил кружево и так и эдак, расстилал на столе, смотрел на свет.
- Откуда такое кружево привез?
- Да ниоткуда, сеструха балуется.
- Да ладно, знаем мы твою Марьяшку. Девка она, конечно, видная, но как кулачищем по уху хватит, полдня звенит. Ее ручищами только квашню месить, а тут мастерица плела, да не наша, заморская. В общем, не хочешь - не говори, но если еще будет, приноси - полновесным золотом платить буду.
Потолкавшись по ярмарке, продав свой товар, закупив гостинцев домочадцам, приглядел Василий подарок и для Найдены – маленькое колечко с бирюзой. Как увидел Василий то колечко, так отойти не смог, уж больно бирюза напоминала цвет ее глаз. Спрятал колечко на груди.
Вернувшись с ярмарки, Василий раздал все гостинцы, только колечко так и не знал, как отдать. Выждав момент, он поймал Найдену одну на крыльце.
- Найденка, прикипела ты мне к сердцу. Люба ты мне, милая. Пойди за меня замуж, – и протянул ей колечко.
Вспыхнула Найдена, как маков цвет, брызнула счастливой синевой глаз. Глянула на колечко… Внезапно побледнела. Отшатнулась.
- Нихт, нихт…нет… Нельзя, нельзя так. Плохо. Всем плохо будет, – и бросилась бежать.
Отшвырнул Василий колечко в сердцах в траву и замер от нахлынувшего на него отчаянья.
Выскочила мать на крыльцо.
- Васька, это ты чем так Найденку-то обидел? Сидит в углу, плачет навзрыд.
- Не любит она меня.
- Как так - не любит?
- Замуж звал. Отказала.
- Глупый. Как же - не любит. Она же только с твоим появлением и оживает. Чем бы ни занималась, глаз с тебя не сводит. А что замуж не идет, так скромная девка-то, а ты, медведь неотесаный, все напролом норовишь.
Но и разговор с маманей не успокоил Василия. Отказ - он и есть отказ. Весь вечер просидел Василий в корчме, заливая свое горе.
Утром Василий собрал котомку и ушел из дому. Матери сказал: «Что-то я засиделся дома. Вчера слыхал, что охрану в обоз набирают.» Оглянулся в дверях, чтобы хоть краем глаза увидеть кружевницу. На подоконнике рядом со шкатулкой с нитками лежало колечко с бирюзой.
Бежало время. Месяц сменялся месяцем. Летняя жара уже пошла на спад. Холодные утренние росы серебрили травы, когда обоз вернулся на родину. Город был щедро украшен флагами. Народ находился в праздничном возбуждении. В корчме было людно. С трудом найдя свободный столик, Василий с друзьями подозвал хозяина.
- Эй, хозяин, что в городе отмечают?
- Ребята, вы откуда свалились? Всё княжество свадьбу князя обмывает.
- Да он же старый…
- Ну, не молодой, зато невесту, княжну заморскую, совсем молоденькую привезли. Князь-то уже пять лет как вдов. Вот и привезли ему молоденькую девчонку, в надежде на рождение наследника. Приданое за ней хорошее дали. Да тут еще такая история вышла. Когда невесту на смотрины везли, на обоз разбойники напали. Обоз разграбили и невесту похитили. Надеялись выкуп получить, а она возьми да и сбеги от разбойников. Трое суток по лесу скиталась, да вот в деревне прибилась. Князь ее почти полгода искал. Скандал назревал. Батюшка княжны войной грозил. Всех разбойников в нашем лесу выловили. Заговор раскрыли – говорят, к похищению невесты брат покойной княгини был причастен. Вот месяц тому назад княжьи люди и нашли случайно княжну заморскую здесь в деревне неподалеку. Долго тянуть не стали, сразу пирком и за свадебку. Теперь, глядишь, и до наследника недалеко. Правда, невеста уж больно крошечная, какой наследник от такой пичуги-то получится. Ну а сейчас пейте, ребя, по первой за здоровье князя и молодой жинки, угощаю.
Сердце у Василия замерло и перестало отбивать удары. Вдруг стены корчмы стали давить, дышать стало нечем. Распрощался Василий и выбежал из таверны. Всю дорогу гнал Василий коня, молясь всем известным и неведомым богам, чтобы его Найдена не имела ничего общего с заморской княжной.
Тишиной встретила его хата. Бедой и холодом дохнуло со двора. Пуст был дом. Не топлена печь. Пахло в доме нежилой затхлостью. Выскочил Василий из хаты, бросился к соседям, там-то он и услышал дурную весть.
Приехали в деревню княжьи люди, стали расспрашивать про пришлых. Вот староста и рассказал, что в вашем доме девчонка приблудилась. Пришли княжьи люди и признали в Найдене вашей княжну заморскую. Вот и забрали они Найдену, да и Марьяшку с собой прихватили. Сказали: «Неприлично знатной даме одной с мужчинами путешествовать, пусть эта девица ей прислуживает». Кинулась мать, чтобы не увозили девок, вцепилась в повод лошади старшого. Оттолкнули ее, упала она и ударилась головой об крыльцо. Вот так и получилось, что девчат увезли, а маманю твою схоронили мы через неделю.
Взвыл Василий, как раненый зверь, заметался по горнице.
Всю ночь горел свет в доме Василия, а поутру сходил он на погост. Поклонился могиле матери. Оставил деньги местному священнику, чтобы ухаживал за могилой, и ушел навсегда из родных мест. Больше о нем у нас ничего не было слышно.
***
Великая княгиня Всеслава правила долго, праведно и была любима народом. Много ходило слухов и историй о княгине, служанке ее неизменной и личном телохранителе. Вопреки всем предсказаниям, родила княгиня князю крепкого и здорового наследника. Когда через несколько лет князь умер, на княгиню было совершено несколько покушений, благополучно предотвращенных ее личным охранником, которого в народе так и звали: «Пес цепной». За особые заслуги тот охранник был назначен воспитателем малолетнего княжича. А еще говорили, что среди дорогих украшений всегда носила княгиня простенькое колечко с бирюзой. Но это уже совсем другая история…
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Ровнова (Быкова) Оксана Александровна На момент написания рассказа 40 лет. Замужем, имею сына 13 лет, который и является моим главным вдохновителем и критиком. Графоманством заразилась исключительно на Фензине. До этого нигде и никогда не писала, ну если только сценарии для массовок и КВН. Люблю Волгу, рыбалку и активный отдых. Неисправимая оптимистка и патологический романтик. Любимые авторы Грин, О Генри, Бунин и из фантастов Сергей и Марина Дяченко.
Все от бога, кроме женщины
Отзывы читателей на рассказ "Кружевница":
mainaS:
*вздыхаю* Красиво! Очень ярко, очень живо, очень образно. Но наряду с этим встречаются близкие повторы, не несущие смысловой и интонационной нагрузки. Вместе с лаконичностью встречается странная многословность, нападающая на ГГ в самый неподходящий момент... Для меня недостатком показалась и одна речь: автор и персонажи друг от друга ничем не отличаются.
Но рассказ мне понравился.
Stasia:
Понравился. Очень понравился.
Язык хорош, придираться к мелочам не стану.
Стилизация под народную речь, на мой взгляд удалась вполне. А главное - к месту. Герой не больно какой образованный, обычный деревенский мужик, равно как и его окружение. Уместно. Всего в меру, не мешает восприятию и красиво.
Словно действительно попадаешь в ночной лес.
И княжну, мечущуюся в бреду, видишь, ощущаешь ее жар...
И боль Василия - тоже.
Хорошее имя придумали девчонке.
Концовка, правда, вызвала легкое недоумение. Чей ребенок был? уж не телохранителя ли?)))
*лирическое отступление* была у меня в детстве книжка - "Кружевные сказки", грустные такие, частично трагические даже... напомнило.
Потому общая оценка: очень гуд. спасибо.
Демона:
Про любовь, со смыслом, хорошо написано, закончено и с душой.
Калиф-на-час:
- соответствие тематике конкурса однозначное и полное
- язык, стиль хорошо, ровно
- сюжет логически оправданный и завершенный
- оригинальность, "полет фантазии" просто про любовь, но зато убедительно
Camil:
Вещь. Ошибки искать не хочется, читается с удовольствием.
Стиль - псевдославянская фэнтези
Тема - конкурсная плюс любовь, которая все преодолеет. Хотя, не очень раскрыто относительно того, что за любовь надо бороться. Главгеру как-то все само сваливается - и хорошее, и плохое. А он тормозит при этом жестко.
Naugperedhel:
Качественное славянское фэнтези. язык - хорош, сюжет - отлично.
Смерть матери огорчила, но реалистично. Радует, что ГГ - действительно умный мужик и заканчивается хорошо.
оценка - "отлично". Фаворит.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Всепобеждающая сила…. любви
Автор - Rainbow Eyes
Энтони Боанаротта всегда серьёзно относился к своей работе. Что-то в ней ему нравилось, что-то нет, но выполнял он работу всегда тщательно и добросовестно. Поэтому его ценили. Его уважали. Ему доверяли. А уважение и доверие "коллег" в его профессии значили очень многое, как для продвижения по служебной лестнице, так и для банального сохранения собственной жизни.
Вот и сегодня Тони сидел в припаркованной машине и терпеливо ждал. А почему бы и не подождать, погода очень даже располагает. Лето только началось и не успело ещё накалить каменные джунгли Нью-Йорка, наполнив воздух вонью выхлопных газов, горячего асфальта и паленой резины. Скоро, конечно, все эти «прелести большого города» вернутся, и тогда Тони, как обычно, попытается сбежать от них на Гавайи – если, конечно, не будет сверхурочной и особо важной работы.
Сегодняшняя же работа к категории «особо важных» не относилась. Скорее, рутина. Скоро из дома напротив должен выйти человек. Этот парень сделал глупость, делать которую никак не следовало. Если, конечно, не желаешь ближайшие несколько месцев наблюдать добрые лица больничного персонала. Он одолжил деньги у Сильвио Чимино, но отдавать их почему-то совсем не торопился, а это, как ни крути, не лучший способ прожить жизнь. Дон Чимино очень не любил, когда ему не возвращали долги, и поручил Тони «объяснить» должнику, насколько некрасиво тот поступает. И теперь Тони ждал конца рабочего дня, когда этот парень отправится домой и с ним можно будет «поговорить» в не очень людном месте.
Наслаждаясь свежим ветерком из открытого окна, Тони не сразу заметил любопытную сцену, разворачивающуюся на противоположной стороне улицы. Из отрытых дверей выскочила светловолосая девушка и быстро побежала по улице прямо в сторону машины Тони. Бежала она так, что сразу становилось понятно: девчонка напугана и убегает. Преследователи не заставили себя ждать. Из тех же дверей выбежали три парня довольно внушительной комплекции и кинулись за девчонкой. Когда та подбежала поближе, то, видимо, осознала: сбежать не выйдет. Незнакомка в панике оглянулась и вдруг бросилась прямо к Тони, который от любопытства вышел из машины и наблюдал за разворачивающимися событиями.
- Помогите! Прошу, помогите! – девушка почти повисла на нём.
Судя по дикому, затравленному взгляду, она сейчас готова была попросить помощи у кого угодно, но Тони сразу отметил: девчонка очень даже ничего. Настоящая красотка. Было в ней что-то…. что-то эдакое, что заставляло Тони чувствовать себя немного необычно.
Тем временем трое громил уже были рядом, и, не обращая внимания на Тони, один из них попытался ухватить девчонку за волосы. Это и стало последней каплей. И дело даже не в том, что девчонка ему явно приглянулась, - просто, хотя на дворе и стояли свободные семидесятые, Энтони всегда придерживался довольно консервативных жизненных принципов. Он недолюбливал современную шпану, которая не соблюдала никаких правил и никак не желала уважать старших. К тому же, он был kapo, которого Сильвио Чимино сам назначил для ведения дел в этой части Бронкса, а тут никакого уважения, да ещё от какой-то залётной шантрапы. Такие вещи нужно пресекать на корню, и быстро, чтобы в будущем понимали, кто есть кто.
Ухватив одного из громил за рукав, он широко ему улыбнулся и сильно ударил лбом в переносицу. Хрустнуло. Парень с воплем отшатнулся. Второго он двинул кулаком в живот, а затем хорошенько стукнул его головой о капот машины. Здоровяк растянулся на земле. Оставшийся незнакомец резко отпрыгнул. Тони смерил его насмешливым взглядом и спросил:
- Тебе тоже?
Человек медленно отступал. Неожиданно он, повернувшись, бросился обратно к дверям, из которых выскочил.
- Скорее! Нам нужно бежать отсюда! Сейчас их будет гораздо больше! - подала голос незнакомка.
Она отчаянно тянула Тони за рукав, при этом было совершенно непонятно, в какую сторону собралась убегать.
- Кого это их?
Ответить девушка не успела - из дверей стали выбегать люди. Все как на подбор здоровые, и было их действительно многовато. Тони долго не раздумывал. Новичком в этих делах он не был, понимал, когда нужно отступить, поэтому швырнул незнакомку на заднее сиденье и, прыгнув в машину, рванул с места. Он не выполнил задания, но это было сейчас не так уж важно. Если на их территории появилась какая-то новая банда, с этим нужно разбираться как можно скорее, не затягивая. Дон Чимино поймёт. А придурка можно проучить и завтра.
- Послушайте... - незнакомка похоже немного пришла в себя. - Спасибо.
- Да нормально, - отмахнулся Тони. - Что за ребята?
- Что? Они … - девушка запнулась. – Вы мне не поверите.
- Это почему?
- Ну-у-у-у. Они не из этого мира.
Энтони внимательно посмотрел на девчонку в зеркало. Ну вот, оказывается, чокнутая. Жаль. А может, под кайфом? Не похоже. Хотя красивая, что ни говори. Глазищи вон какие. Снова Тони почувствовал себя странно. Неужто влюбился? Да ну, так не бывает.
Он притормозил в пустом переулке и, повернувшись к ней, спросил как можно более дружелюбней:
- Из какого такого мира?
- Из другого. Они служат Повелителю Пустошей. Он решил завоевать ваш мир. Поработить его с помощью легионов сил зла. Понимаете?
- Понимаю. Ещё как понимаю, - Тони только хмыкнул.
И правда, чокнутая. Да еще, похоже, комиксов начиталась. Силы зла, надо же. Однако он обратил внимание на одну странную особенность, которую поначалу не заметил: уши незнакомки заострялись кверху. Ей их купировали в детстве, что ли? Или врождённое? Дразнили, наверное, в школе, вот и свихнулась. Он постарался придать своему голосу как можно больше дружелюбия:
- Слушай, ты где живёшь?
- Нигде. В этом мире у меня нет убежища.
Ну вот, ещё лучше. Бездомная. Поди, приехала из какого-нибудь захолустья - и сразу влипла в проблемы. Бывает. Он предложил:
- Может, поедем ко мне? Выпьем. Обсудим всё. Ну там, про силы зла, и всякое такое. Я в этом мало что понимаю, но вдруг смогу помочь?
Почему он это предложил, Тони и сам не знал, но отпускать незнакомку очень не хотелось. Особой причины не было, но вот не хотелось, и всё тут. Наоборот, хотелось поговорить с ней, познакомиться поближе. Пускай даже девчонка и не в себе, а говорить придётся о «силах зла», всё равно. И ощущать подобное было очень странно.
Тони был мужчиной видным и, приглашая домой девушку, обычно рассчитывал не только на «выпить», но в данном случае он решил события не форсировать. Почему-то очень не хотелось случайно обидеть незнакомку.
Отец воспитал его в «старых традициях», и это наложило отпечаток на отношения Тони с женщинами. Он не был монахом, но пускаться во все тяжкие тоже не любил. Отец при жизни был уважаемым человеком, доверенным лицом самого дона Франческо, и привил своим детям очень консервативные понятия о морали, которых всегда придерживался сам. Поэтому и не одобрял Тони современных веяний.
Путь к дому занял минут двадцать. Тони вел машину осторожно, не желая, чтобы к нему привязался сейчас какой-нибудь дотошный коп, при этом поглядывая, не следят ли за ними. Похоже, никто не следил. Всё это время незнакомка несла такую ахинею, что следовало бы поскорее сдать её в ближайшую психушку, но Тони колебался. Хотя и сам не понимал причину своих колебаний.
Из рассказа девушки выяснилось, что этот самый Повелитель Пустошей (произносила она эту кличку с явным страхом) решил покорить их мир. Вот так взять и покорить. Но, прибыв сюда через врата, обнаружил, что колдовать он в этом мире совершенно не способен. И потому решил открыть в этот мир врата пошире, чтобы привести сюда свои «неисчислимые легионы». Но Лиана – так, оказывается, звали незнакомку - умудрилась в последний момент украсть у него некий ключ, без которого эти самые врата не открыть. Она даже показала ему этот «ключ» - тёмный яйцеобразный камень.
Тони слушал внимательно, даже сочувственно кивал в нужных местах. Он, конечно, слышал про подобных типов, которые, начитавшись глупых книжек, воображали себя героями всяких сказочных историй, иногда доходя в этом до откровенного маразма. Одним словом, чокнутые. Он никогда не уважал таких людей, считая их просто бездельниками; но в данном случае у него всё же была надежда, что Лиана ещё не настолько свихнулась и сможет вернуться к реальности. Хотя выдержать всю эту чепуху, пока они ехали, было испытанием не из лёгких.
Тони жил в просторной квартире на довольно тихой улочке. Он сам поспособствовал тому, что эта улочка стала тихой. Соседи поначалу относились к Энтони настороженно, догадываясь о его работе, но после того, как он избавил квартал от уличной банды, они растаяли. Иногда даже приглашали на семейные торжества, а живущая по соседству миссис Карпачи каждое воскресенье угощала настоящим домашним пирогом.
Он и не планировал становиться таким «хорошим соседом», но главарю той банды довольно вежливо предложил сменить «место работы». Не ради соседей, и не из страха - подобной шпаны он давно не боялся - просто не хотелось, чтобы рядом с домом постоянно ошивались копы. Кто же виноват, что главарь оказался идиотом? Через неделю он исчез на дне морском, а шпана отправилась лечить множественные переломы. Кое-кого из них Тони потом принял в свой отряд.
Он усадил свою гостью в кресло, налил ей бренди и, сев напротив, начал, что называется «разговор по душам». Лиана, как оказалось, считала себя эльфийской принцессой. Утверждала, что её отец король, а мать могучая волшебница. Сообщила она, что в их мире магия - обычное дело, а вот в мире Тони никто колдовать не способен. Повелитель Пустошей этого не учёл, вот и «прокололся». Тони не очень-то вникал в этот бред, но, когда беседа начала принимать все более доверительный характер, их прервали самым некрасивым образом.
Неожиданно окно с грохотом разлетелось, и, несмотря на то, что это был третий этаж, в него стали запрыгивать те самые крепкие парни, которых Тони видел на улице. Причем на этот раз они были вооружены: в руках поблескивали ножи и пистолеты - а это было уже серьёзно. Не учли нападающие только одного: обустраивая квартиру, Тони заранее готовил «пути отступления».
Конечно же, он не бросился на громил - такое могли позволить себе только сосунки, не осознающие, что, как бы ты ни был силён, толпа всё равно сильнее. Наоборот, он сгреб в охапку эту «эльфийскую принцессу» и, выскочив в соседнюю комнату, захлопнул за собой дверь. Дверь была крепкая, и нападающим придётся потратить некоторое время на то, чтобы её выломать.
Окно спальни выходило на противоположную сторону дома. Открыть его, толкнуть рычаг пожарной лестницы, вот и всё. Лестница с грохотом раскрылась, Тони толкнул девчонку к окну, и она быстро поняла, что следует делать. Тони же проделывал всё, словно на автомате. Голова его была занята другим. Напасть с оружием на kapo - это большая ошибка. Или серьёзный вызов. Так что отвечать теперь придется, как полагается, что, может, и не так уж плохо - неизвестные гады порядком разозлили Тони.
Спустившись на тротуар, они бросились к машине. Из-за угла выскочили двое, и стрелять они начали почти сразу, но Тони с девушкой уже запрыгивали в машину. Визжа шинами, «понтиак» сорвался с места, и Тони сразу же бросил машину в лабиринт переулков. Он твёрдо знал, куда нужно направляться, и был совершенно спокоен.
До того, как они свернули за угол, Тони заметил, как из дома выскочил высокий старик с длинными седыми волосами и начал что-то выкрикивать, яростно размахивая руками.
- Что это за дед там дурака валял? - спросил Тони.
Лиана вздрогнула.
- Это Арманд. Главный жрец Повелителя Пустошей. Страшный чёрный колдун. Он единственный, кто может колдовать в вашем мире. Не в полную силу, но может.
- Страшный? – Тони хмыкнул – Страшным он не выглядел. Скорее, глупым.
- Нет, нет! – горячо заговорила незнакомка. – Нельзя так думать. Пойми, это очень серьёзно. Слуги Повелителя Пустошей неисчислимы. Вам просто несказанно повезло, что он пока не смог провести в этот мир свои полчища. Но если он получит ключ, тогда вам всем конец. Хотя, возможно, он сможет это сделать и без ключа, я не уверена. Нужно срочно предупредить вашего короля. Пускай собирает армию. Нужно готовиться к битве. Грядут страшные события.
- Предупредить короля, говоришь? – Тони рассмеялся. – Ну, короля мы предупредим, не сомневайся. И битву этим гадам тоже организуем.
- У вашего короля сильная армия?
- Не волнуйся, крошка. Не знаю, как это всё воспримет моё начальство, но поверь, ты попала к нужным людям. А этот твой Повелитель Пустошей совершил большую ошибку. Он явился завоевывать мир не в том районе.
***
Повелитель Пустошей был в ярости. Он уже казнил тех, кто упустил эльфийку в этом мерзком мирке, но успокоиться никак не мог. «Дураки! Он окружён одними дураками!» И самое неприятное, что хитрая тварь успела украсть ключ. Его легионы ждут по ту сторону барьера, а он вынужден гоняться по варварскому миру за проклятой эльфийкой.
- Арманд! - проревел Повелитель – Где тебя носит?!
- Я здесь, владыка, – вынырнул откуда-то тощий жрец.
На фоне огромного, широкоплечего и заросшего до самых бровей бородой Повелителя Арманд смотрелся ещё более худым. Он казался похожим на жердь, из которой торчит кривой сучок носа.
- Я отправил с тобой целый отряд лучших воинов! – Повелитель не скрывал своей ярости. - Как же вы умудрились упустить эльфийку?!
- Ей помог какой-то местный. Довольно ловкий тип. Но мы уже его ищем. Мы знаем, как он выглядит, лучшие наши убийцы ищут его по всему городу, – поспешно заговорил жрец, видя перекошенное от злости лицо повелителя.
- Не подведи меня, или я найду себе другого жреца. Как дела с открытием ворот?
- Нужно время, владыка. Без ключа это займёт пару недель, но я справлюсь. Клянусь, владыка.
- Уж постарайся. Этот жалкий мирок скоро познает весь ужас моего появления. И никто не сможет меня остановить. А знаешь, почему?
- Почему, владыка?
- А потому, что они до последнего не смогут поверить в моё существование. А когда поверят, будет уже слишком поздно. Здешние правители, все эти тупые жадные политиканы, они все будут моими. Они упустят свой шанс из-за собственной неповоротливости. Пока они будут договариваться, решать, ругаться, их армии будут разбиты, и никто не сможет меня остановить. Нет таких методов, чтобы меня остановить.
***
Следующие несколько дней Тони был очень занят. Он разместился в небольшом баре, которым владел Джованни Палермо, давний друг семьи, и не слезал с телефона, устраивая дела. Как раз на подобный случай бар имел несколько помещений, о которых мало кто знал; в одном из них и разместился Тони с несколькими своими людьми. В соседней комнате поселили Лиану.
Тони все эти дни много беседовал с девушкой - и в результате узнал про врагов довольно много. И про девушку он тоже узнал немало. Тони видел, что та всё более заинтересованно смотрит на него, и испытывал от этого странную радость. Сморщенный, как солёный огурец, Джованни хитро поглядывал на Тони и, посмеиваясь, повторял, что любовь действительно творит чудеса. Тони только отмахивался. Но в глубине души давно себе признался: он влюбился в эту полоумную и ничего с этим поделать не может. Но пока следовало сосредоточиться на делах насущных, а именно - ведении войны.
Врагов, как оказалось, было около двух десятков, и возглавлял их здоровенный бородатый мужик, тот самый Повелитель Пустошей. Рядом с этим громилой постоянно ошивался и увиденный ими тогда старик с дурацким именем Арманд, о котором Лиана говорила с нескрываемым страхом. Тони поднял на ноги всех своих информаторов и теперь знал буквально о каждом шаге противника. Да противник особо и не прятался. Самое удивительное, что Повелитель Пустошей даже не потрудился сменить место пребывания после того, как Лиана от него сбежала. Старый склад неподалёку от того места, где Тони и встретил девушку. Этот факт заставил его долго хохотать, а люди, посланные следить за складом, докладывали, крепкий бородач и тощий старик постоянно проживают там, изредка выходя на прогулку, и, похоже, вообще ничего вокруг не замечают.
Такая уверенность в собственной безопасности даже удивляла, но Лиана отчего-то восприняла это, как само собой разумеющееся. Она искренне не понимала, чего Повелителю бояться, ведь вокруг нет ни магов, ни армии, ни рыцарей? К тому же никто ещё не смог победить Повелителя в поединке, так чего же ему бояться? И Тони понял: если эти чудики действительно завоёвывали всех, то воистину им попадались для завоевания одни идиоты.
Перво-наперво через дона Чимино Тони связался с остальными семьями и попросил их не мешать. Его уверили, что помех не будет. Вооруженное нападение на одного из kapo вполне справедливо посчитали открытым нападением на все владения семьи Контарезе, и нынешний глава семьи Майкл Страччи, отбывающий пожизненное, лично дал дону Чимино разрешение «наказать наглых ублюдков». Теперь руки у Тони были развязаны целиком и полностью.
После этого Тони перевел «на матрасы» большую часть своих бойцов. Остальным приказал ждать дома. За складом, в котором обитал враг, наблюдали круглосуточно, записывая перемещения каждого, кто туда входил и выходил оттуда. Был точно определён маршрут, по которому ежедневно прогуливался этот дурацкий Повелитель. Выяснили, что старик Арманд стал часто захаживать в один маленький ресторанчик в Бронксе. Ел он при этом за троих, несмотря на то, что выглядел, как узник концлагеря. Похоже, земная пища пришлась деду по вкусу.
Всё это время крепкие ребята постоянно сновали по городу - судя по всему, в поисках Тони и Лианы - и за ними внимательно следили. Тони привлёк к работе весь свой «персонал», от уличных дилеров до шлюх. Каждый докладывал о том, что видел и что слышал.
Лиана постоянно торопила, повторяя, что врата вот-вот откроются и полчища Повелителя хлынут на землю, но Тони не спешил. Он не любил спешки в подобных вопросах. Главное - всё подготовить, а там дела сами пойдут. И только после того, как все детали были проработаны, Тони Боанаротта приказал начинать.
***
Этот июнь отразился в полицейских сводках особо ярко. И не удивительно: началось такое, про что помнили только самые старые копы, прошедшие бандитские войны тридцатых-сороковых. По всему городу стали находить трупы людей, личность которых так и не сумели идентифицировать. Все они отличались крепким сложением и грубыми, в чём-то схожими чертами лица. Так как личность убитых установить не удавалось, полиция не могла определить никаких связей. Поползли слухи, что началась война между семьями, но никаких подтверждений получено не было. А трупы продолжали находить. Двоих даже обнаружили в бассейне заместителя начальника полиции. Похоже, их просто утопили. Заместитель рвал и метал, но установить связи всё равно не получалось. Убитые не числились ни в одной из баз данных, и по сути, этих людей просто не существовало. Фэбээровцы рвали на голове последние волосы, но всё напрасно.
Затем кто-то обстрелял из гранатомётов ничем не приметный склад на окраине Бронкса, причем, судя по документам, склад этот не использовался по назначению уже лет десять. Возле него остановился небольшой грузовичок, борт откинулся, и неизвестные сделали несколько залпов, после чего грузовик скрылся. Полиция обнаружила в здании склада восемь трупов всё тех же крепких незнакомцев. Грузовик найти не удалось.
В тот же день в небольшом ресторанчике «Вист» среди бела дня был убит неизвестный старик, постоянно там обедавший. Его изрешетил из автомата вошедший с улицы человек, после чего убийца сел в припаркованную рядом с рестораном машину и скрылся. Никаких документов у старика не было, и личность установить снова не удалось.
К концу месяца события стали сбавлять оборот. Всего было убито двадцать три человека, после чего всё резко прекратилось. И никто в полиции даже не догадывался, что мир был спасён, хотя спасён очень странным образом. И уж точно никто не знал, кто этот мир спас. Причём «спасители» были этому только рады.
***
Энтони Боанаротта снова ждал. Он сидел в машине и спокойно курил. Всё было продумано, всё было ясно. Ему совершенно точно сообщили, бородач шагает именно по этой улице, и шагает он очень нервно. Минут через десять Повелитель должен пройти мимо.
Последние дни Повелитель Пустошей всеми силами пытался спрятаться, раствориться в этом мире, но делал это на редкость неумело. Судя по всему, он был не на шутку перепуган случившимся - и открыто запросил мира, предлагая заплатить за свою жизнь любую сумму. Ему предложили встретиться и обсудить. К изумлению Тони, Повелитель согласился, и встречу назначили. Повелитель попросил Тони дать «слово рыцаря», что ему не причинят вреда, и Тони пообещал. Потом некоторое время изумлённо качал головой.
Лиана, правда, очень разволновалась, узнав, что Тони идёт на встречу с бородатым, даже уговаривала «взять с собой рыцарей», но Тони успокоил девушку, уверяя, что с Повелителем они просто поговорят. Ему было очень приятно, что она так о нём беспокоится, и из комнаты Лианы Тони вышел, насвистывая весёлый мотивчик. Он определился со своими чувствами и, похоже, «подписал безоговорочную капитуляцию», признав, что влюблён в девчонку по уши.
- Босс, он показался, – Бобби, который следил за улицей, легонько постучал по крыше.
- Ясно, можешь уходить.
Бобби кивнул и убежал. Энтони достал пистолет. Встречу назначили в маленькой пивной выше по улице, и бородач прошёл мимо быстрым шагом, совершенно не глядя по сторонам. Место и время выбрали соответсвующие. Вечер, улочка немноголюдна, никак иначе к пивной не пройти. Хорошее место.
Тони завел двигатель и медленно поехал за Повелителем. Когда он его догнал, бородач, видимо почувствовав что-то, обернулся, но сделать уже ничего не успел. Из окна машины Тони выстрелил ему в голову два раза и, выбросив пистолет, уехал. Номер на оружии сточен, отпечатков нет, машина краденая. Следов не будет. И уже сворачивая в переулок, где ждала его другая машина, он пробормотал:
- Слово рыцаря, значит? Ну надо же.
***
Тони отдыхал, сидя у своего бассейна, и был полностью доволен жизнью. С тех событий прошло уже пять лет, и дела явно пошли в гору. Старого Чимино упекли-таки за решётку, и именно Тони сейчас вёл все дела семьи. Естественно, до возвращения дона, но когда он там выйдет - это ещё неизвестно.
Тони поудобнее устроился на шезлонге и повернул голову в сторону дома. Оттуда как раз вышла жена. Да, Тони женился и, нужно сказать, совсем об этом не сожалел. В первое время Лиана, конечно, вела себя несколько странно, но потом неожиданно увлеклась домашним хозяйством и вот теперь всерьёз занималась изучением кулинарии. И, похоже, это у неё получалось, что радовало: Тони был большим любителем вкусно поесть.
Заметив, что Энтони на неё смотрит, Лиана помахала рукой. Живот у неё уже заметно округлился, врачи говорили, что на этот раз, скорее всего, будет мальчик. Ну что же, это тоже повод порадоваться. И самое главное - она больше не болтала о волшебниках, рыцарях и прочей ерунде. Хотя, когда к ним изредка приезжали погостить родители Лианы, Тони всегда было не по себе, но они хоть и были, по его мнению, абсолютно чокнутыми, вреда не приносили, да и проведывали их нечасто.
- Папа, - к нему подбежала девочка лет пяти. - Папа, поехали в зоопарк.
- В зоопарк? - он усмехнулся. – Ну, в зоопарк так в зоопарк.
Тони погладил девочку по голове, и под откинувшимися пепельного цвета волосами стали видны уши ребёнка. Аккуратные ушки, слегка заострённые кверху.
Автор - Rainbow Eyes
Энтони Боанаротта всегда серьёзно относился к своей работе. Что-то в ней ему нравилось, что-то нет, но выполнял он работу всегда тщательно и добросовестно. Поэтому его ценили. Его уважали. Ему доверяли. А уважение и доверие "коллег" в его профессии значили очень многое, как для продвижения по служебной лестнице, так и для банального сохранения собственной жизни.
Вот и сегодня Тони сидел в припаркованной машине и терпеливо ждал. А почему бы и не подождать, погода очень даже располагает. Лето только началось и не успело ещё накалить каменные джунгли Нью-Йорка, наполнив воздух вонью выхлопных газов, горячего асфальта и паленой резины. Скоро, конечно, все эти «прелести большого города» вернутся, и тогда Тони, как обычно, попытается сбежать от них на Гавайи – если, конечно, не будет сверхурочной и особо важной работы.
Сегодняшняя же работа к категории «особо важных» не относилась. Скорее, рутина. Скоро из дома напротив должен выйти человек. Этот парень сделал глупость, делать которую никак не следовало. Если, конечно, не желаешь ближайшие несколько месцев наблюдать добрые лица больничного персонала. Он одолжил деньги у Сильвио Чимино, но отдавать их почему-то совсем не торопился, а это, как ни крути, не лучший способ прожить жизнь. Дон Чимино очень не любил, когда ему не возвращали долги, и поручил Тони «объяснить» должнику, насколько некрасиво тот поступает. И теперь Тони ждал конца рабочего дня, когда этот парень отправится домой и с ним можно будет «поговорить» в не очень людном месте.
Наслаждаясь свежим ветерком из открытого окна, Тони не сразу заметил любопытную сцену, разворачивающуюся на противоположной стороне улицы. Из отрытых дверей выскочила светловолосая девушка и быстро побежала по улице прямо в сторону машины Тони. Бежала она так, что сразу становилось понятно: девчонка напугана и убегает. Преследователи не заставили себя ждать. Из тех же дверей выбежали три парня довольно внушительной комплекции и кинулись за девчонкой. Когда та подбежала поближе, то, видимо, осознала: сбежать не выйдет. Незнакомка в панике оглянулась и вдруг бросилась прямо к Тони, который от любопытства вышел из машины и наблюдал за разворачивающимися событиями.
- Помогите! Прошу, помогите! – девушка почти повисла на нём.
Судя по дикому, затравленному взгляду, она сейчас готова была попросить помощи у кого угодно, но Тони сразу отметил: девчонка очень даже ничего. Настоящая красотка. Было в ней что-то…. что-то эдакое, что заставляло Тони чувствовать себя немного необычно.
Тем временем трое громил уже были рядом, и, не обращая внимания на Тони, один из них попытался ухватить девчонку за волосы. Это и стало последней каплей. И дело даже не в том, что девчонка ему явно приглянулась, - просто, хотя на дворе и стояли свободные семидесятые, Энтони всегда придерживался довольно консервативных жизненных принципов. Он недолюбливал современную шпану, которая не соблюдала никаких правил и никак не желала уважать старших. К тому же, он был kapo, которого Сильвио Чимино сам назначил для ведения дел в этой части Бронкса, а тут никакого уважения, да ещё от какой-то залётной шантрапы. Такие вещи нужно пресекать на корню, и быстро, чтобы в будущем понимали, кто есть кто.
Ухватив одного из громил за рукав, он широко ему улыбнулся и сильно ударил лбом в переносицу. Хрустнуло. Парень с воплем отшатнулся. Второго он двинул кулаком в живот, а затем хорошенько стукнул его головой о капот машины. Здоровяк растянулся на земле. Оставшийся незнакомец резко отпрыгнул. Тони смерил его насмешливым взглядом и спросил:
- Тебе тоже?
Человек медленно отступал. Неожиданно он, повернувшись, бросился обратно к дверям, из которых выскочил.
- Скорее! Нам нужно бежать отсюда! Сейчас их будет гораздо больше! - подала голос незнакомка.
Она отчаянно тянула Тони за рукав, при этом было совершенно непонятно, в какую сторону собралась убегать.
- Кого это их?
Ответить девушка не успела - из дверей стали выбегать люди. Все как на подбор здоровые, и было их действительно многовато. Тони долго не раздумывал. Новичком в этих делах он не был, понимал, когда нужно отступить, поэтому швырнул незнакомку на заднее сиденье и, прыгнув в машину, рванул с места. Он не выполнил задания, но это было сейчас не так уж важно. Если на их территории появилась какая-то новая банда, с этим нужно разбираться как можно скорее, не затягивая. Дон Чимино поймёт. А придурка можно проучить и завтра.
- Послушайте... - незнакомка похоже немного пришла в себя. - Спасибо.
- Да нормально, - отмахнулся Тони. - Что за ребята?
- Что? Они … - девушка запнулась. – Вы мне не поверите.
- Это почему?
- Ну-у-у-у. Они не из этого мира.
Энтони внимательно посмотрел на девчонку в зеркало. Ну вот, оказывается, чокнутая. Жаль. А может, под кайфом? Не похоже. Хотя красивая, что ни говори. Глазищи вон какие. Снова Тони почувствовал себя странно. Неужто влюбился? Да ну, так не бывает.
Он притормозил в пустом переулке и, повернувшись к ней, спросил как можно более дружелюбней:
- Из какого такого мира?
- Из другого. Они служат Повелителю Пустошей. Он решил завоевать ваш мир. Поработить его с помощью легионов сил зла. Понимаете?
- Понимаю. Ещё как понимаю, - Тони только хмыкнул.
И правда, чокнутая. Да еще, похоже, комиксов начиталась. Силы зла, надо же. Однако он обратил внимание на одну странную особенность, которую поначалу не заметил: уши незнакомки заострялись кверху. Ей их купировали в детстве, что ли? Или врождённое? Дразнили, наверное, в школе, вот и свихнулась. Он постарался придать своему голосу как можно больше дружелюбия:
- Слушай, ты где живёшь?
- Нигде. В этом мире у меня нет убежища.
Ну вот, ещё лучше. Бездомная. Поди, приехала из какого-нибудь захолустья - и сразу влипла в проблемы. Бывает. Он предложил:
- Может, поедем ко мне? Выпьем. Обсудим всё. Ну там, про силы зла, и всякое такое. Я в этом мало что понимаю, но вдруг смогу помочь?
Почему он это предложил, Тони и сам не знал, но отпускать незнакомку очень не хотелось. Особой причины не было, но вот не хотелось, и всё тут. Наоборот, хотелось поговорить с ней, познакомиться поближе. Пускай даже девчонка и не в себе, а говорить придётся о «силах зла», всё равно. И ощущать подобное было очень странно.
Тони был мужчиной видным и, приглашая домой девушку, обычно рассчитывал не только на «выпить», но в данном случае он решил события не форсировать. Почему-то очень не хотелось случайно обидеть незнакомку.
Отец воспитал его в «старых традициях», и это наложило отпечаток на отношения Тони с женщинами. Он не был монахом, но пускаться во все тяжкие тоже не любил. Отец при жизни был уважаемым человеком, доверенным лицом самого дона Франческо, и привил своим детям очень консервативные понятия о морали, которых всегда придерживался сам. Поэтому и не одобрял Тони современных веяний.
Путь к дому занял минут двадцать. Тони вел машину осторожно, не желая, чтобы к нему привязался сейчас какой-нибудь дотошный коп, при этом поглядывая, не следят ли за ними. Похоже, никто не следил. Всё это время незнакомка несла такую ахинею, что следовало бы поскорее сдать её в ближайшую психушку, но Тони колебался. Хотя и сам не понимал причину своих колебаний.
Из рассказа девушки выяснилось, что этот самый Повелитель Пустошей (произносила она эту кличку с явным страхом) решил покорить их мир. Вот так взять и покорить. Но, прибыв сюда через врата, обнаружил, что колдовать он в этом мире совершенно не способен. И потому решил открыть в этот мир врата пошире, чтобы привести сюда свои «неисчислимые легионы». Но Лиана – так, оказывается, звали незнакомку - умудрилась в последний момент украсть у него некий ключ, без которого эти самые врата не открыть. Она даже показала ему этот «ключ» - тёмный яйцеобразный камень.
Тони слушал внимательно, даже сочувственно кивал в нужных местах. Он, конечно, слышал про подобных типов, которые, начитавшись глупых книжек, воображали себя героями всяких сказочных историй, иногда доходя в этом до откровенного маразма. Одним словом, чокнутые. Он никогда не уважал таких людей, считая их просто бездельниками; но в данном случае у него всё же была надежда, что Лиана ещё не настолько свихнулась и сможет вернуться к реальности. Хотя выдержать всю эту чепуху, пока они ехали, было испытанием не из лёгких.
Тони жил в просторной квартире на довольно тихой улочке. Он сам поспособствовал тому, что эта улочка стала тихой. Соседи поначалу относились к Энтони настороженно, догадываясь о его работе, но после того, как он избавил квартал от уличной банды, они растаяли. Иногда даже приглашали на семейные торжества, а живущая по соседству миссис Карпачи каждое воскресенье угощала настоящим домашним пирогом.
Он и не планировал становиться таким «хорошим соседом», но главарю той банды довольно вежливо предложил сменить «место работы». Не ради соседей, и не из страха - подобной шпаны он давно не боялся - просто не хотелось, чтобы рядом с домом постоянно ошивались копы. Кто же виноват, что главарь оказался идиотом? Через неделю он исчез на дне морском, а шпана отправилась лечить множественные переломы. Кое-кого из них Тони потом принял в свой отряд.
Он усадил свою гостью в кресло, налил ей бренди и, сев напротив, начал, что называется «разговор по душам». Лиана, как оказалось, считала себя эльфийской принцессой. Утверждала, что её отец король, а мать могучая волшебница. Сообщила она, что в их мире магия - обычное дело, а вот в мире Тони никто колдовать не способен. Повелитель Пустошей этого не учёл, вот и «прокололся». Тони не очень-то вникал в этот бред, но, когда беседа начала принимать все более доверительный характер, их прервали самым некрасивым образом.
Неожиданно окно с грохотом разлетелось, и, несмотря на то, что это был третий этаж, в него стали запрыгивать те самые крепкие парни, которых Тони видел на улице. Причем на этот раз они были вооружены: в руках поблескивали ножи и пистолеты - а это было уже серьёзно. Не учли нападающие только одного: обустраивая квартиру, Тони заранее готовил «пути отступления».
Конечно же, он не бросился на громил - такое могли позволить себе только сосунки, не осознающие, что, как бы ты ни был силён, толпа всё равно сильнее. Наоборот, он сгреб в охапку эту «эльфийскую принцессу» и, выскочив в соседнюю комнату, захлопнул за собой дверь. Дверь была крепкая, и нападающим придётся потратить некоторое время на то, чтобы её выломать.
Окно спальни выходило на противоположную сторону дома. Открыть его, толкнуть рычаг пожарной лестницы, вот и всё. Лестница с грохотом раскрылась, Тони толкнул девчонку к окну, и она быстро поняла, что следует делать. Тони же проделывал всё, словно на автомате. Голова его была занята другим. Напасть с оружием на kapo - это большая ошибка. Или серьёзный вызов. Так что отвечать теперь придется, как полагается, что, может, и не так уж плохо - неизвестные гады порядком разозлили Тони.
Спустившись на тротуар, они бросились к машине. Из-за угла выскочили двое, и стрелять они начали почти сразу, но Тони с девушкой уже запрыгивали в машину. Визжа шинами, «понтиак» сорвался с места, и Тони сразу же бросил машину в лабиринт переулков. Он твёрдо знал, куда нужно направляться, и был совершенно спокоен.
До того, как они свернули за угол, Тони заметил, как из дома выскочил высокий старик с длинными седыми волосами и начал что-то выкрикивать, яростно размахивая руками.
- Что это за дед там дурака валял? - спросил Тони.
Лиана вздрогнула.
- Это Арманд. Главный жрец Повелителя Пустошей. Страшный чёрный колдун. Он единственный, кто может колдовать в вашем мире. Не в полную силу, но может.
- Страшный? – Тони хмыкнул – Страшным он не выглядел. Скорее, глупым.
- Нет, нет! – горячо заговорила незнакомка. – Нельзя так думать. Пойми, это очень серьёзно. Слуги Повелителя Пустошей неисчислимы. Вам просто несказанно повезло, что он пока не смог провести в этот мир свои полчища. Но если он получит ключ, тогда вам всем конец. Хотя, возможно, он сможет это сделать и без ключа, я не уверена. Нужно срочно предупредить вашего короля. Пускай собирает армию. Нужно готовиться к битве. Грядут страшные события.
- Предупредить короля, говоришь? – Тони рассмеялся. – Ну, короля мы предупредим, не сомневайся. И битву этим гадам тоже организуем.
- У вашего короля сильная армия?
- Не волнуйся, крошка. Не знаю, как это всё воспримет моё начальство, но поверь, ты попала к нужным людям. А этот твой Повелитель Пустошей совершил большую ошибку. Он явился завоевывать мир не в том районе.
***
Повелитель Пустошей был в ярости. Он уже казнил тех, кто упустил эльфийку в этом мерзком мирке, но успокоиться никак не мог. «Дураки! Он окружён одними дураками!» И самое неприятное, что хитрая тварь успела украсть ключ. Его легионы ждут по ту сторону барьера, а он вынужден гоняться по варварскому миру за проклятой эльфийкой.
- Арманд! - проревел Повелитель – Где тебя носит?!
- Я здесь, владыка, – вынырнул откуда-то тощий жрец.
На фоне огромного, широкоплечего и заросшего до самых бровей бородой Повелителя Арманд смотрелся ещё более худым. Он казался похожим на жердь, из которой торчит кривой сучок носа.
- Я отправил с тобой целый отряд лучших воинов! – Повелитель не скрывал своей ярости. - Как же вы умудрились упустить эльфийку?!
- Ей помог какой-то местный. Довольно ловкий тип. Но мы уже его ищем. Мы знаем, как он выглядит, лучшие наши убийцы ищут его по всему городу, – поспешно заговорил жрец, видя перекошенное от злости лицо повелителя.
- Не подведи меня, или я найду себе другого жреца. Как дела с открытием ворот?
- Нужно время, владыка. Без ключа это займёт пару недель, но я справлюсь. Клянусь, владыка.
- Уж постарайся. Этот жалкий мирок скоро познает весь ужас моего появления. И никто не сможет меня остановить. А знаешь, почему?
- Почему, владыка?
- А потому, что они до последнего не смогут поверить в моё существование. А когда поверят, будет уже слишком поздно. Здешние правители, все эти тупые жадные политиканы, они все будут моими. Они упустят свой шанс из-за собственной неповоротливости. Пока они будут договариваться, решать, ругаться, их армии будут разбиты, и никто не сможет меня остановить. Нет таких методов, чтобы меня остановить.
***
Следующие несколько дней Тони был очень занят. Он разместился в небольшом баре, которым владел Джованни Палермо, давний друг семьи, и не слезал с телефона, устраивая дела. Как раз на подобный случай бар имел несколько помещений, о которых мало кто знал; в одном из них и разместился Тони с несколькими своими людьми. В соседней комнате поселили Лиану.
Тони все эти дни много беседовал с девушкой - и в результате узнал про врагов довольно много. И про девушку он тоже узнал немало. Тони видел, что та всё более заинтересованно смотрит на него, и испытывал от этого странную радость. Сморщенный, как солёный огурец, Джованни хитро поглядывал на Тони и, посмеиваясь, повторял, что любовь действительно творит чудеса. Тони только отмахивался. Но в глубине души давно себе признался: он влюбился в эту полоумную и ничего с этим поделать не может. Но пока следовало сосредоточиться на делах насущных, а именно - ведении войны.
Врагов, как оказалось, было около двух десятков, и возглавлял их здоровенный бородатый мужик, тот самый Повелитель Пустошей. Рядом с этим громилой постоянно ошивался и увиденный ими тогда старик с дурацким именем Арманд, о котором Лиана говорила с нескрываемым страхом. Тони поднял на ноги всех своих информаторов и теперь знал буквально о каждом шаге противника. Да противник особо и не прятался. Самое удивительное, что Повелитель Пустошей даже не потрудился сменить место пребывания после того, как Лиана от него сбежала. Старый склад неподалёку от того места, где Тони и встретил девушку. Этот факт заставил его долго хохотать, а люди, посланные следить за складом, докладывали, крепкий бородач и тощий старик постоянно проживают там, изредка выходя на прогулку, и, похоже, вообще ничего вокруг не замечают.
Такая уверенность в собственной безопасности даже удивляла, но Лиана отчего-то восприняла это, как само собой разумеющееся. Она искренне не понимала, чего Повелителю бояться, ведь вокруг нет ни магов, ни армии, ни рыцарей? К тому же никто ещё не смог победить Повелителя в поединке, так чего же ему бояться? И Тони понял: если эти чудики действительно завоёвывали всех, то воистину им попадались для завоевания одни идиоты.
Перво-наперво через дона Чимино Тони связался с остальными семьями и попросил их не мешать. Его уверили, что помех не будет. Вооруженное нападение на одного из kapo вполне справедливо посчитали открытым нападением на все владения семьи Контарезе, и нынешний глава семьи Майкл Страччи, отбывающий пожизненное, лично дал дону Чимино разрешение «наказать наглых ублюдков». Теперь руки у Тони были развязаны целиком и полностью.
После этого Тони перевел «на матрасы» большую часть своих бойцов. Остальным приказал ждать дома. За складом, в котором обитал враг, наблюдали круглосуточно, записывая перемещения каждого, кто туда входил и выходил оттуда. Был точно определён маршрут, по которому ежедневно прогуливался этот дурацкий Повелитель. Выяснили, что старик Арманд стал часто захаживать в один маленький ресторанчик в Бронксе. Ел он при этом за троих, несмотря на то, что выглядел, как узник концлагеря. Похоже, земная пища пришлась деду по вкусу.
Всё это время крепкие ребята постоянно сновали по городу - судя по всему, в поисках Тони и Лианы - и за ними внимательно следили. Тони привлёк к работе весь свой «персонал», от уличных дилеров до шлюх. Каждый докладывал о том, что видел и что слышал.
Лиана постоянно торопила, повторяя, что врата вот-вот откроются и полчища Повелителя хлынут на землю, но Тони не спешил. Он не любил спешки в подобных вопросах. Главное - всё подготовить, а там дела сами пойдут. И только после того, как все детали были проработаны, Тони Боанаротта приказал начинать.
***
Этот июнь отразился в полицейских сводках особо ярко. И не удивительно: началось такое, про что помнили только самые старые копы, прошедшие бандитские войны тридцатых-сороковых. По всему городу стали находить трупы людей, личность которых так и не сумели идентифицировать. Все они отличались крепким сложением и грубыми, в чём-то схожими чертами лица. Так как личность убитых установить не удавалось, полиция не могла определить никаких связей. Поползли слухи, что началась война между семьями, но никаких подтверждений получено не было. А трупы продолжали находить. Двоих даже обнаружили в бассейне заместителя начальника полиции. Похоже, их просто утопили. Заместитель рвал и метал, но установить связи всё равно не получалось. Убитые не числились ни в одной из баз данных, и по сути, этих людей просто не существовало. Фэбээровцы рвали на голове последние волосы, но всё напрасно.
Затем кто-то обстрелял из гранатомётов ничем не приметный склад на окраине Бронкса, причем, судя по документам, склад этот не использовался по назначению уже лет десять. Возле него остановился небольшой грузовичок, борт откинулся, и неизвестные сделали несколько залпов, после чего грузовик скрылся. Полиция обнаружила в здании склада восемь трупов всё тех же крепких незнакомцев. Грузовик найти не удалось.
В тот же день в небольшом ресторанчике «Вист» среди бела дня был убит неизвестный старик, постоянно там обедавший. Его изрешетил из автомата вошедший с улицы человек, после чего убийца сел в припаркованную рядом с рестораном машину и скрылся. Никаких документов у старика не было, и личность установить снова не удалось.
К концу месяца события стали сбавлять оборот. Всего было убито двадцать три человека, после чего всё резко прекратилось. И никто в полиции даже не догадывался, что мир был спасён, хотя спасён очень странным образом. И уж точно никто не знал, кто этот мир спас. Причём «спасители» были этому только рады.
***
Энтони Боанаротта снова ждал. Он сидел в машине и спокойно курил. Всё было продумано, всё было ясно. Ему совершенно точно сообщили, бородач шагает именно по этой улице, и шагает он очень нервно. Минут через десять Повелитель должен пройти мимо.
Последние дни Повелитель Пустошей всеми силами пытался спрятаться, раствориться в этом мире, но делал это на редкость неумело. Судя по всему, он был не на шутку перепуган случившимся - и открыто запросил мира, предлагая заплатить за свою жизнь любую сумму. Ему предложили встретиться и обсудить. К изумлению Тони, Повелитель согласился, и встречу назначили. Повелитель попросил Тони дать «слово рыцаря», что ему не причинят вреда, и Тони пообещал. Потом некоторое время изумлённо качал головой.
Лиана, правда, очень разволновалась, узнав, что Тони идёт на встречу с бородатым, даже уговаривала «взять с собой рыцарей», но Тони успокоил девушку, уверяя, что с Повелителем они просто поговорят. Ему было очень приятно, что она так о нём беспокоится, и из комнаты Лианы Тони вышел, насвистывая весёлый мотивчик. Он определился со своими чувствами и, похоже, «подписал безоговорочную капитуляцию», признав, что влюблён в девчонку по уши.
- Босс, он показался, – Бобби, который следил за улицей, легонько постучал по крыше.
- Ясно, можешь уходить.
Бобби кивнул и убежал. Энтони достал пистолет. Встречу назначили в маленькой пивной выше по улице, и бородач прошёл мимо быстрым шагом, совершенно не глядя по сторонам. Место и время выбрали соответсвующие. Вечер, улочка немноголюдна, никак иначе к пивной не пройти. Хорошее место.
Тони завел двигатель и медленно поехал за Повелителем. Когда он его догнал, бородач, видимо почувствовав что-то, обернулся, но сделать уже ничего не успел. Из окна машины Тони выстрелил ему в голову два раза и, выбросив пистолет, уехал. Номер на оружии сточен, отпечатков нет, машина краденая. Следов не будет. И уже сворачивая в переулок, где ждала его другая машина, он пробормотал:
- Слово рыцаря, значит? Ну надо же.
***
Тони отдыхал, сидя у своего бассейна, и был полностью доволен жизнью. С тех событий прошло уже пять лет, и дела явно пошли в гору. Старого Чимино упекли-таки за решётку, и именно Тони сейчас вёл все дела семьи. Естественно, до возвращения дона, но когда он там выйдет - это ещё неизвестно.
Тони поудобнее устроился на шезлонге и повернул голову в сторону дома. Оттуда как раз вышла жена. Да, Тони женился и, нужно сказать, совсем об этом не сожалел. В первое время Лиана, конечно, вела себя несколько странно, но потом неожиданно увлеклась домашним хозяйством и вот теперь всерьёз занималась изучением кулинарии. И, похоже, это у неё получалось, что радовало: Тони был большим любителем вкусно поесть.
Заметив, что Энтони на неё смотрит, Лиана помахала рукой. Живот у неё уже заметно округлился, врачи говорили, что на этот раз, скорее всего, будет мальчик. Ну что же, это тоже повод порадоваться. И самое главное - она больше не болтала о волшебниках, рыцарях и прочей ерунде. Хотя, когда к ним изредка приезжали погостить родители Лианы, Тони всегда было не по себе, но они хоть и были, по его мнению, абсолютно чокнутыми, вреда не приносили, да и проведывали их нечасто.
- Папа, - к нему подбежала девочка лет пяти. - Папа, поехали в зоопарк.
- В зоопарк? - он усмехнулся. – Ну, в зоопарк так в зоопарк.
Тони погладил девочку по голове, и под откинувшимися пепельного цвета волосами стали видны уши ребёнка. Аккуратные ушки, слегка заострённые кверху.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Данные об авторе см. в итогах предыдущего конкурса.
Отзывы читателей на рассказ "Всепобеждающая сила... любви":
Отзывы читателей на рассказ "Всепобеждающая сила... любви":
mainaS:
Что тут сказать? Рассказ хорош. Сюжет, композиция, исполнение... образность, язык... В общем, буду краткой, так как подозреваю, что львиная доля похвал этот рассказ не минует. Точно могу сказать, что для меня он - один из лидеров.
- соответствие тематике конкурса - соответствует!
- язык, стиль - очень хорош! Достоверность образов, описаний, потрясающая выразительность. И очень ненавязчивый юмор.
- сюжет - проработана каждая линия.
DZ:
Все в меру, повествование гладкое, сюжет прорисован, откровенных ляпов нет. В относительно коротком рассказе удалось прописать и характер главного героя, и структуру ОПГ Улыбка, и мотивацию героев. Юмор слегка простоват, но не навязчивый и улыбающий.
Роксана:
Ну слава тебе господи, наконец-то попался рассказ, к которому у меня нет претензий... Спасибо, автор, ну что поделать, в мох любимых фильмах числится «Однажды в Америке».
- Тематике конкурса соответствует. Любовь присутствует.
-Язык не вызывает претензий, хотя, как всегда у этого автора, несколько многовато слов.
- Сюжет в наличии. Хотя и понятно с начала рассказа, чем закончится, но все равно интересно.
- Оригинальность в наличии.
- Авторская идея, как всегда, оригинальна.
Naugperedhel:
Рассказ очень хорош, профессионально написан, интересный, необычный сюжет. Но любви, чувств в рассказе не ощущается. Никак.
Каса:
Мне всегда нравятся рассказы этого автора. И я, как правило, всегда даю им первое место. Но в этот раз - нет. Первого места не будет, и я объясню, почему. В рассказе о мафии, победившей залетных врагов, хорош лишь главный герой. Он сочный, яркий, очень симпатичный, несмотря на преступную подноготную, он объемный, выпуклый, живой! Его видишь, чувствуешь, даже, кажется, запах его ощущаешь. А вот остальные персонажи - подкачали. Картонные они, увы. Схемы на ножках. Так вот - у этого автора главный герой всегда яркий. И в других рассказах, на другие темы, этого было достаточно. Но здесь, когда надо было описать любовь, очень не хватало рядом с героем такой же яркой героини. А жаль! Потому что все остальное мне очень понравилось!
Лиходей:
Сюжет вылизан, язык гладкий, читается легко, правда без особого полета фантазии.
Особо хочу отметить отличную структурированность текста.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Три любви.
Автор - Каса
И садится солнце
В море - аж шипит,
И старик над пивом -
Откровенно спит,
Знойная мулатка
Томно ест банан,
И мужик у стойки
Несомненно пьян,
И в любовной неге,
В страсти и в тоске,
Две танцуют пары
Танго на песке,
И луна лениво
Заливает пляж
Пивом нефильтрованным,
белым, как мираж…
Пахло морем.
И рыбой. И еще тем сухим, острым запахом, который всегда есть на морских побережьях. То ли это водоросли, то ли прокаленный солнцем песок, то ли тела рыбаков… непонятно, но возле моря все пахнет морем. Даже люди теряют свой естественный человеческий запах и начинают благоухать чем-то пряно-сушеным, и женщины на побережьях пахнут так, что хочется их съесть и запить пивом.
Он еще спал. Или нет, пожалуй, уже дремал. Или, скорее, плавал в каком-то забытьи, вдыхая запахи мира и грезя наяву. Щека его умостилась на чем-то твердом, шея затекла, и что-то назойливо щекотало ногу в районе колена, но все равно – было хорошо! Он уже проснулся, но память еще спала и осознание окружающего не проклюнулось. И он старательно не открывал глаз, стараясь подольше протянуть это состояние неведения, когда вовсю работает воображение и совсем еще не вмешалась реальность. Что там, вокруг него? Пахнет морем, теплым морем, сладковатыми цветами, и совсем не пахнет бензином. В ушах шум – да, конечно, это ритмично накатывают на берег и опадают устало мощные океанские валы. Вот появился запах хорошего табака. Где-то курят сигары! И сквозь шум океанских волн пробивается гомон людских голосов – бормочут что-то, смеются; мужские голоса сплетаются с нежными, женскими, и звуки все – расслабленные; а голоса полушепотом болтают о разных пустяках и со смехом перебрасываются острыми словечками. Ему начало казаться, что он, вместе с этим миром, плывет неизвестно куда, на каком-то большом плоту в океане. И тут – вдруг - мир взорвался музыкой! Зазвенели гитары, сухо затрещали маракасы, и на четкий ритм ударных, поверх дыхания моря, лег бархатно-хрипловатый мужской голос, выпевающий вечную историю о вечной любви.
В ногу еще раз ткнули чем-то мокрым и холодным. «К черту… - лениво подумал он, - не буду просыпаться! Вон как хорошо!»
«Ску-ску-ску-у-у…», - раздалось внизу. И что-то шершавое лизнуло его руку.
Пришлось открыть глаза, и первое, что он увидел, - недопитая кружка пива прямо перед его носом. Натюрморт был неплох, и он решил проснуться окончательно. Сел, энергично встряхнул головой, и…
И тут же схватился за нее обеими руками - ибо мир вокруг завертелся с бешеной скоростью! Закружились, как на гигантской карусели, вокруг него столики, стулья, люди, сидящие и танцующие, официантки, снующие между столиками, музыканты, редкие разноцветные фонарики, пальмы и кусты гибискуса у крыльца. И белая собачонка, лизавшая ему колено, тоже закружилась вокруг него белым аэропланчиком.
«Ой-ё… я опять перебрал…» - невесело подумал он. Прикрыл глаза, выжидая, пока мир остановится, дождался, когда пальмы замерли и собачка совершила мягкую посадку, вздохнул. Собрался было осмотреть окрестности, но внизу опять требовательно заскулила собачонка, и он протянул руку, чтобы ее погладить, и увидел эту руку, и в который раз равнодушно-устало подумал: «Да уж…».
Рука была корявая и морщинистая, похожая на клешню. Бурые крупные веснушки покрывали ее всю, и редкие жесткие волосы торчали из неё, как из старой облезлой щетки.
Ноги… они были босы и, честно говоря, выглядели еще хуже, чем руки. Торчащие во все стороны шишковатые костяшки пальцев были почти белыми от въевшейся в них соли и высохшими от песка – белого кораллового песка, который так ласково щекочет нежные подошвы туристок. Выше простирались худющие колени, потом шорты неопределенного цвета, бывшая когда-то яркой рубаха-гавайка - и неожиданно круглый живот, торчавший из расстегнутой рубахи.
«О, господи! Какой ужас! – подумал он. - Неужели это я? А, кстати, сколько мне лет? Надо же, точно не помню. Сто? Двести? Ну, где-то так. А пиво-таки надо допить, пока я еще не помер!».
Он в два глотка осушил кружку, сосредоточился и попытался встать. С третьего раза получилось, и он, покачиваясь на неуклюжих ногах, поковылял к стойке бара. Оперся о стойку, пошамкал губами, поерзал локтями и придвинул невозмутимому бармену кружку.
- Плесни-ка… - попросил.
Бармен, казалось, не слышал. Крутился бесшумно за своей стойкой, будто исполнял ритуальный танец, а он ждал, пристально глядя на него. Он знал, что, в конце концов, получит – или пива, или по шее. Но надеялся на первое. Бармен забрал у него кружку, спрятал и повернулся к просителю.
- Все, Чак! Иди домой! – сказал, как отрезал.
Старик покачал головой и возразил не очень смело:
- Что мне дома делать, а? Плесни, плесни!
- Нет! Хватит. Все, домой!
Дед сердито засопел, обиженно заморгал, но тут пробегавшая мимо официантка бросила на ходу:
- Да ладно, Билли, дай ты ему пива!
- Да? А платить ты будешь?
- Да хоть бы и я. Запиши на меня.
- Без проблем, - хмыкнул Билли.
И вот уже Чак, с новой порцией пива, путешествует через весь зал к своему столику в углу.
«Безобразие…- вертелась мысль в старческой голове, - понаставили тут столов! И стулья сегодня какие-то, сплошь раскоряки, под ногами путаются. А чего я вообще сюда поперся? Через середину же короче! Ах, да… там же танцуют. Двое, чтоб вам. А ну как пиво мое ненароком опрокинут? Обойти их стороной, вот самое то. Я только по дороге присяду, отдохну. Ну, вот и добрался!
Так. Теперь, за труды – пива хороший глоток. Ну, и поосмотримся. Кто тут у нас сегодня?»
Ах! Возле ног, как всегда, крутится Годзик – маленькая беленькая собачонка. Когда-то, ради смеха, Билл прозвал ее Годзиллой, вот и зовут теперь все ее - Годзик. Псина почему-то любит его, Чака, и, когда он здесь, не отходит от него ни на шаг. Чак неоднократно пытался угостить Годзика пивом – что ему, для друга пива жалко, что ли? – да Годзик от пива отказывается. Ну, и ладно.
За стойкой - Билли. Этим все сказано. Этот тип все помнит, все знает и никогда не бывает пьяный.
Вот Минни-кнопка. Ах, Минни! Торопится, тащит пиво клиентам, по три кружки в каждой руке. Сама маленькая, а руки – железные; если надо, и по четыре кружки потащит, проверяли. Пит, было дело, как-то попробовал ради смеха с ней посоревноваться – армрестлинг оно вроде называется – так Минни его уложила! Пит потом час кружки таскал – за Минни. А чего? Проспорил – таскай. Вот мужики тогда насмеялись! Пока Пит кружки разносил, каждый посчитал своим долгом хлопнуть его по заднице и обозвать «крошка Питти»! Минни, может, даже и позавидовала – ее-то по тощему задку если и хлопнет кто, так только тот, кому уж все равно – Минни это или табуретка!
В центре зала - Альфред. Альфи. Хороший мальчик, его, Чака, пару раз пивом угощал. Сейчас он занят - танцует с туристкой. Работает на совесть, выдает «мачо» по полной программе, даму свою американообразную, в шортах, из которых торчат ноги-сосиски, и так, и эдак вертит, страсть изображает, то к себе прижмет, то глаза закатит (надо понимать, от обилия чувств), а две ее подруги, те, что пока еще сидят за столиком, аж разомлели все. Ну, Альфи сегодня подзаработает!
А вот и Исабель – местная «горячая нинья». Вошла ленивой походкой, машинально покачивая бедрами. Это у нее профессиональное, она, наверное, и утром, в сортир, так идет. Красиво идет, однако! Почти как Лили. Эх, Лили!
А Исабель, войдя, присела у стойки и оглядела зал. Мда. Не густо! Сегодня явно не ее день. Три бледных дамы «гринго», еще даже не успевших поджариться на пляже. И все! Даже Пита – ее то ли постоянного клиента, то ли уже приятеля, – тоже нет. Исабель вздохнула, села поудобнее, взяла у Билли коктейль, выпила его – не быстро, но и не медленно, рассиживаться-то некогда! Перебросилась с хозяином барной стойки парой слов, засмеялась, махнула рукой и пошла – на набережную. На работу.
А вон там, в уголке, прикрывшись газеткой – читает он якобы! – Тим Кэптайн, писака местный, папарацци хренов, опять раскурил какую-то дрянь - и все, и хватит о нем, и что с него теперь взять до завтрашнего утра?
Пиво, между тем, заканчивалось – как ни крути. Дед заглянул в кружку, прикидывая – на один глоток осталось или на два? Наверное, и впрямь пора…. А уходить не хотелось. Было здесь как-то, на удивление, уютно и тихо – несмотря на игравшую музыку, и гомон голосов, и поскуливание Годзика.
И тут Чак заметил Минни. Она шла явно к нему, шла -и несла в руке две кружки пива! Ах, дай тебе бог, девочка, того, что тебе больше всего хочется, и почаще!
- Привет, Чак, - Минни умостилась напротив, - выпьешь со мной?
Она еще спрашивает! Дед засмеялся:
- Деточка, ты слишком молода для меня! Ты испортишь мне репутацию!
Засмеялась и Минни, махнув на него рукой. Потом, отхлебнув пива, спросила:
- Ну, как живешь, Чак?
« Как же… больно я тебе нужен!» - подумал дед, но вслух сказал:
- Ничего.
- Так и живешь один?
- Ха! Ты ж не идешь за меня замуж!
Минни опять рассмеялась, потом спросила:
- А что Майк? Не навещает тебя?
Майк был внуком Чака, и уже лет как пятнадцать, окончив школу, уехал с родителями туда, где жизнь так непохожа на их тихий остров. Поначалу приезжал летом, а потом перестал – и впрямь, что ему тут делать? Болтать с Минни, своей детской подружкой? Да у него там, в той жизни, таких Минни - пруд пруди! А эта, вишь, все Майка вспоминает. Пивом его, Чака угощает. И слава богу! Надо девочке чего-то приятное сказать, а то совсем раскисла.
- Письмо вот прислал, - соврал дед, - к Рождеству.
- Да? Что пишет?
- Поздравляет, и вроде собирается приехать - если вырвется.
Минни усиленно делала вид, что ей все равно, а улыбка так и лезла из нее наружу! Допила пиво, встала.
- Ну ладно, мне работать надо. Пока, Чак! И, это… Майку скажи, пусть заходит, как приедет. Скажи, что я его жду!
- ОК, детка…
Время шло, дед все так же сидел в уголке над недопитым пивом, полуприкрыв глаза, – то ли спал, то ли думал о своем. Притих и бар. Чак слушал музыку с закрытыми глазами и вспоминал. Свою жизнь, свою молодость, друзей, которых уже давно нет… Лили, жену свою вспоминал, что умерла почти десять лет назад. Да, была б жива Лили, не сидел бы он тут, выпрашивая пиво у Билли…
Он открыл глаза и увидел, что картина в центре зала изменилась. Альфред сменил партнершу, и музыка тоже была другая – вместо томного танго звучал резкий, хулиганистый рок-н-ролл. И непонятно было, кто же кого решил «укатать» в танце – Альфред явно нарвался на профессионалку! Чак даже рот приоткрыл – что это, Альфи забыл, что он на работе? Глаза блестят, ноги четко рисуют на щербатом полу безмолвную свою песню, а дама его, длинноногая поджарая блондинка, коротко стриженая, двигается как машина, с застывшей улыбкой на лице, чутко улавливая, что же сейчас еще выкинет Альфред, и мгновенно оказывается в нужное время и в нужном месте. У Альфреда глаза разгорелись, улыбка до ушей – обычная его, человеческая улыбка – и по нарастающей – темп, темп, темп! Ну… вот… сейчас… еще чуть-чуть… собьешься, стерва! А стерва презрительно сжала маленький ротик на застывшем лице - и в том же темпе – танцует! Летят невесомо над полом маленькие ножки на высоких каблуках, и узкие, но крепкие бедра не пропускают ни одного такта музыки! И неизвестно, чем бы закончилась эта дуэль, но музыканты доиграли последние аккорды и отложили инструменты – надо отдохнуть! А Альфи с туристкой остановились посреди зала, дышат оба легко – хоть сейчас опять в пляс, и глядят друг на друга выжидательно – что дальше-то?
- Альфред, - он, негромко, и небрежно, на выдохе, - Вена, 2006, Austrian Open. Джайв.
- Мадрид, - блеск разгоряченных глаз, - 2007, пасадобль. Я танцевала с Паоло Боско.
- Паоло? Помню. Он твой…
- Он мой никто. Бывший партнер. А сейчас он счастлив, потому что у него недавно родился третий сын.
- А как насчет самбы?
- И румбы. Но не здесь…
И рассмеялись оба. Обнялись и вышли прочь. Хех! Альфи-то сегодня на работу забил!
«Пора, пожалуй, и мне…» - подумал Чак и сам же с собой согласился – пора. Он допил пиво, встал из-за столика и направился к выходу. Как-то странно кружилась голова, и Годзики внизу путались под ногами – откуда их столько, утром же был один?
На улице вовсю трещали цикады, шумел океан, и ночные цветы пахли сегодня сильнее обычного. Чак начал спускаться вниз по нескольким ступенькам, да вынужден был присесть тут же – что-то сердце защемило. Наверное, из-за того, что Лили вспомнил. Он уже заметил, что всегда так бывает, стоит ему вспомнить жену. Все равно, что – или, как они жили вместе, как ругались порой, а потом мирились, или как его Лили умела танцевать - куда там той туристке! Или про то, как ее не стало – но нет, про это не надо, Чак, не надо, не вспоминай тот день, когда она так глупо, так непонятно утонула - а ведь любила и умела плавать! Чертов океан. Он забрал у него Лили. Он сейчас как стена между ним и Майком! А…да пошло оно все. Никто ему не нужен.
- Чак? Ты чего? – это Минни вышла подышать. - Тебя домой отвести?
- Меня? Вести? – дед решительно встал, несмотря на шум в ушах, заглушавший рокот океана. – Ах ты, бесстыдница! Так явно вешаться мне на шею!
- Ну, смотри, если надо, я помогу.
- Иди, иди! А то я за себя не ручаюсь!
- А ты?
- Все! Я пошел домой! Я ОК!
И чтобы Минни видела – пошел почти твердым шагом в сторону дома. Шел, покачиваясь, но надеялся, что Минни решит, что это он опять перебрал. А уйдя подальше, свернул к океану – не хотел он идти домой, никак. Ну, никак не хотел…
На пляже было хорошо. Он любил ночной пляж – нереальный, залитый лунным светом, с шумящим где-то рядом океаном и все еще теплым песком. Длинные пальмы, похожие на тощих черных привидений, мягко взмахивали рукавами над мелкими крабиками, шуршащими внизу, у их корней. Здесь и устроился Чак – спиной к стволу пальмы, лицом к океану, подставив лицо прохладному ночному ветру, стараясь не думать о боли в груди и будто ожидая чего-то…
И когда полная луна перекатилась с верхушки одной пальмы на другую, дождался.
Чак не открывал глаз, но видел, как из набегающих волн вышла к нему из океана темная фигура - такая знакомая; и идет, почти не касаясь песка, идет к нему, выжимая руками воду из длинных волос. Тело аккуратное и совершенно не расплывшееся, и красный купальник на нем – Лили его так любила! Подошла к нему, опустилась рядом, протянула руки – здравствуй, Чак! Я скучала без тебя! А потом обняла его за шею и прошептала:
- Чак, милый… пойдем домой!… я тебя так жду!
А ближе к утру пришел на пляж Годзик. Заметил старика, сидевшего у пальмы, завилял хвостом и, повизгивая, побежал к нему… но, подбежав на полметра, вдруг замер, как вкопанный, попятился и лег, опустив голову на лапы. И так и лежал, поглядывая на то, что было когда-то его хозяином, и тихо-тихо поскуливал….
Автор - Каса
И садится солнце
В море - аж шипит,
И старик над пивом -
Откровенно спит,
Знойная мулатка
Томно ест банан,
И мужик у стойки
Несомненно пьян,
И в любовной неге,
В страсти и в тоске,
Две танцуют пары
Танго на песке,
И луна лениво
Заливает пляж
Пивом нефильтрованным,
белым, как мираж…
Пахло морем.
И рыбой. И еще тем сухим, острым запахом, который всегда есть на морских побережьях. То ли это водоросли, то ли прокаленный солнцем песок, то ли тела рыбаков… непонятно, но возле моря все пахнет морем. Даже люди теряют свой естественный человеческий запах и начинают благоухать чем-то пряно-сушеным, и женщины на побережьях пахнут так, что хочется их съесть и запить пивом.
Он еще спал. Или нет, пожалуй, уже дремал. Или, скорее, плавал в каком-то забытьи, вдыхая запахи мира и грезя наяву. Щека его умостилась на чем-то твердом, шея затекла, и что-то назойливо щекотало ногу в районе колена, но все равно – было хорошо! Он уже проснулся, но память еще спала и осознание окружающего не проклюнулось. И он старательно не открывал глаз, стараясь подольше протянуть это состояние неведения, когда вовсю работает воображение и совсем еще не вмешалась реальность. Что там, вокруг него? Пахнет морем, теплым морем, сладковатыми цветами, и совсем не пахнет бензином. В ушах шум – да, конечно, это ритмично накатывают на берег и опадают устало мощные океанские валы. Вот появился запах хорошего табака. Где-то курят сигары! И сквозь шум океанских волн пробивается гомон людских голосов – бормочут что-то, смеются; мужские голоса сплетаются с нежными, женскими, и звуки все – расслабленные; а голоса полушепотом болтают о разных пустяках и со смехом перебрасываются острыми словечками. Ему начало казаться, что он, вместе с этим миром, плывет неизвестно куда, на каком-то большом плоту в океане. И тут – вдруг - мир взорвался музыкой! Зазвенели гитары, сухо затрещали маракасы, и на четкий ритм ударных, поверх дыхания моря, лег бархатно-хрипловатый мужской голос, выпевающий вечную историю о вечной любви.
В ногу еще раз ткнули чем-то мокрым и холодным. «К черту… - лениво подумал он, - не буду просыпаться! Вон как хорошо!»
«Ску-ску-ску-у-у…», - раздалось внизу. И что-то шершавое лизнуло его руку.
Пришлось открыть глаза, и первое, что он увидел, - недопитая кружка пива прямо перед его носом. Натюрморт был неплох, и он решил проснуться окончательно. Сел, энергично встряхнул головой, и…
И тут же схватился за нее обеими руками - ибо мир вокруг завертелся с бешеной скоростью! Закружились, как на гигантской карусели, вокруг него столики, стулья, люди, сидящие и танцующие, официантки, снующие между столиками, музыканты, редкие разноцветные фонарики, пальмы и кусты гибискуса у крыльца. И белая собачонка, лизавшая ему колено, тоже закружилась вокруг него белым аэропланчиком.
«Ой-ё… я опять перебрал…» - невесело подумал он. Прикрыл глаза, выжидая, пока мир остановится, дождался, когда пальмы замерли и собачка совершила мягкую посадку, вздохнул. Собрался было осмотреть окрестности, но внизу опять требовательно заскулила собачонка, и он протянул руку, чтобы ее погладить, и увидел эту руку, и в который раз равнодушно-устало подумал: «Да уж…».
Рука была корявая и морщинистая, похожая на клешню. Бурые крупные веснушки покрывали ее всю, и редкие жесткие волосы торчали из неё, как из старой облезлой щетки.
Ноги… они были босы и, честно говоря, выглядели еще хуже, чем руки. Торчащие во все стороны шишковатые костяшки пальцев были почти белыми от въевшейся в них соли и высохшими от песка – белого кораллового песка, который так ласково щекочет нежные подошвы туристок. Выше простирались худющие колени, потом шорты неопределенного цвета, бывшая когда-то яркой рубаха-гавайка - и неожиданно круглый живот, торчавший из расстегнутой рубахи.
«О, господи! Какой ужас! – подумал он. - Неужели это я? А, кстати, сколько мне лет? Надо же, точно не помню. Сто? Двести? Ну, где-то так. А пиво-таки надо допить, пока я еще не помер!».
Он в два глотка осушил кружку, сосредоточился и попытался встать. С третьего раза получилось, и он, покачиваясь на неуклюжих ногах, поковылял к стойке бара. Оперся о стойку, пошамкал губами, поерзал локтями и придвинул невозмутимому бармену кружку.
- Плесни-ка… - попросил.
Бармен, казалось, не слышал. Крутился бесшумно за своей стойкой, будто исполнял ритуальный танец, а он ждал, пристально глядя на него. Он знал, что, в конце концов, получит – или пива, или по шее. Но надеялся на первое. Бармен забрал у него кружку, спрятал и повернулся к просителю.
- Все, Чак! Иди домой! – сказал, как отрезал.
Старик покачал головой и возразил не очень смело:
- Что мне дома делать, а? Плесни, плесни!
- Нет! Хватит. Все, домой!
Дед сердито засопел, обиженно заморгал, но тут пробегавшая мимо официантка бросила на ходу:
- Да ладно, Билли, дай ты ему пива!
- Да? А платить ты будешь?
- Да хоть бы и я. Запиши на меня.
- Без проблем, - хмыкнул Билли.
И вот уже Чак, с новой порцией пива, путешествует через весь зал к своему столику в углу.
«Безобразие…- вертелась мысль в старческой голове, - понаставили тут столов! И стулья сегодня какие-то, сплошь раскоряки, под ногами путаются. А чего я вообще сюда поперся? Через середину же короче! Ах, да… там же танцуют. Двое, чтоб вам. А ну как пиво мое ненароком опрокинут? Обойти их стороной, вот самое то. Я только по дороге присяду, отдохну. Ну, вот и добрался!
Так. Теперь, за труды – пива хороший глоток. Ну, и поосмотримся. Кто тут у нас сегодня?»
Ах! Возле ног, как всегда, крутится Годзик – маленькая беленькая собачонка. Когда-то, ради смеха, Билл прозвал ее Годзиллой, вот и зовут теперь все ее - Годзик. Псина почему-то любит его, Чака, и, когда он здесь, не отходит от него ни на шаг. Чак неоднократно пытался угостить Годзика пивом – что ему, для друга пива жалко, что ли? – да Годзик от пива отказывается. Ну, и ладно.
За стойкой - Билли. Этим все сказано. Этот тип все помнит, все знает и никогда не бывает пьяный.
Вот Минни-кнопка. Ах, Минни! Торопится, тащит пиво клиентам, по три кружки в каждой руке. Сама маленькая, а руки – железные; если надо, и по четыре кружки потащит, проверяли. Пит, было дело, как-то попробовал ради смеха с ней посоревноваться – армрестлинг оно вроде называется – так Минни его уложила! Пит потом час кружки таскал – за Минни. А чего? Проспорил – таскай. Вот мужики тогда насмеялись! Пока Пит кружки разносил, каждый посчитал своим долгом хлопнуть его по заднице и обозвать «крошка Питти»! Минни, может, даже и позавидовала – ее-то по тощему задку если и хлопнет кто, так только тот, кому уж все равно – Минни это или табуретка!
В центре зала - Альфред. Альфи. Хороший мальчик, его, Чака, пару раз пивом угощал. Сейчас он занят - танцует с туристкой. Работает на совесть, выдает «мачо» по полной программе, даму свою американообразную, в шортах, из которых торчат ноги-сосиски, и так, и эдак вертит, страсть изображает, то к себе прижмет, то глаза закатит (надо понимать, от обилия чувств), а две ее подруги, те, что пока еще сидят за столиком, аж разомлели все. Ну, Альфи сегодня подзаработает!
А вот и Исабель – местная «горячая нинья». Вошла ленивой походкой, машинально покачивая бедрами. Это у нее профессиональное, она, наверное, и утром, в сортир, так идет. Красиво идет, однако! Почти как Лили. Эх, Лили!
А Исабель, войдя, присела у стойки и оглядела зал. Мда. Не густо! Сегодня явно не ее день. Три бледных дамы «гринго», еще даже не успевших поджариться на пляже. И все! Даже Пита – ее то ли постоянного клиента, то ли уже приятеля, – тоже нет. Исабель вздохнула, села поудобнее, взяла у Билли коктейль, выпила его – не быстро, но и не медленно, рассиживаться-то некогда! Перебросилась с хозяином барной стойки парой слов, засмеялась, махнула рукой и пошла – на набережную. На работу.
А вон там, в уголке, прикрывшись газеткой – читает он якобы! – Тим Кэптайн, писака местный, папарацци хренов, опять раскурил какую-то дрянь - и все, и хватит о нем, и что с него теперь взять до завтрашнего утра?
Пиво, между тем, заканчивалось – как ни крути. Дед заглянул в кружку, прикидывая – на один глоток осталось или на два? Наверное, и впрямь пора…. А уходить не хотелось. Было здесь как-то, на удивление, уютно и тихо – несмотря на игравшую музыку, и гомон голосов, и поскуливание Годзика.
И тут Чак заметил Минни. Она шла явно к нему, шла -и несла в руке две кружки пива! Ах, дай тебе бог, девочка, того, что тебе больше всего хочется, и почаще!
- Привет, Чак, - Минни умостилась напротив, - выпьешь со мной?
Она еще спрашивает! Дед засмеялся:
- Деточка, ты слишком молода для меня! Ты испортишь мне репутацию!
Засмеялась и Минни, махнув на него рукой. Потом, отхлебнув пива, спросила:
- Ну, как живешь, Чак?
« Как же… больно я тебе нужен!» - подумал дед, но вслух сказал:
- Ничего.
- Так и живешь один?
- Ха! Ты ж не идешь за меня замуж!
Минни опять рассмеялась, потом спросила:
- А что Майк? Не навещает тебя?
Майк был внуком Чака, и уже лет как пятнадцать, окончив школу, уехал с родителями туда, где жизнь так непохожа на их тихий остров. Поначалу приезжал летом, а потом перестал – и впрямь, что ему тут делать? Болтать с Минни, своей детской подружкой? Да у него там, в той жизни, таких Минни - пруд пруди! А эта, вишь, все Майка вспоминает. Пивом его, Чака угощает. И слава богу! Надо девочке чего-то приятное сказать, а то совсем раскисла.
- Письмо вот прислал, - соврал дед, - к Рождеству.
- Да? Что пишет?
- Поздравляет, и вроде собирается приехать - если вырвется.
Минни усиленно делала вид, что ей все равно, а улыбка так и лезла из нее наружу! Допила пиво, встала.
- Ну ладно, мне работать надо. Пока, Чак! И, это… Майку скажи, пусть заходит, как приедет. Скажи, что я его жду!
- ОК, детка…
Время шло, дед все так же сидел в уголке над недопитым пивом, полуприкрыв глаза, – то ли спал, то ли думал о своем. Притих и бар. Чак слушал музыку с закрытыми глазами и вспоминал. Свою жизнь, свою молодость, друзей, которых уже давно нет… Лили, жену свою вспоминал, что умерла почти десять лет назад. Да, была б жива Лили, не сидел бы он тут, выпрашивая пиво у Билли…
Он открыл глаза и увидел, что картина в центре зала изменилась. Альфред сменил партнершу, и музыка тоже была другая – вместо томного танго звучал резкий, хулиганистый рок-н-ролл. И непонятно было, кто же кого решил «укатать» в танце – Альфред явно нарвался на профессионалку! Чак даже рот приоткрыл – что это, Альфи забыл, что он на работе? Глаза блестят, ноги четко рисуют на щербатом полу безмолвную свою песню, а дама его, длинноногая поджарая блондинка, коротко стриженая, двигается как машина, с застывшей улыбкой на лице, чутко улавливая, что же сейчас еще выкинет Альфред, и мгновенно оказывается в нужное время и в нужном месте. У Альфреда глаза разгорелись, улыбка до ушей – обычная его, человеческая улыбка – и по нарастающей – темп, темп, темп! Ну… вот… сейчас… еще чуть-чуть… собьешься, стерва! А стерва презрительно сжала маленький ротик на застывшем лице - и в том же темпе – танцует! Летят невесомо над полом маленькие ножки на высоких каблуках, и узкие, но крепкие бедра не пропускают ни одного такта музыки! И неизвестно, чем бы закончилась эта дуэль, но музыканты доиграли последние аккорды и отложили инструменты – надо отдохнуть! А Альфи с туристкой остановились посреди зала, дышат оба легко – хоть сейчас опять в пляс, и глядят друг на друга выжидательно – что дальше-то?
- Альфред, - он, негромко, и небрежно, на выдохе, - Вена, 2006, Austrian Open. Джайв.
- Мадрид, - блеск разгоряченных глаз, - 2007, пасадобль. Я танцевала с Паоло Боско.
- Паоло? Помню. Он твой…
- Он мой никто. Бывший партнер. А сейчас он счастлив, потому что у него недавно родился третий сын.
- А как насчет самбы?
- И румбы. Но не здесь…
И рассмеялись оба. Обнялись и вышли прочь. Хех! Альфи-то сегодня на работу забил!
«Пора, пожалуй, и мне…» - подумал Чак и сам же с собой согласился – пора. Он допил пиво, встал из-за столика и направился к выходу. Как-то странно кружилась голова, и Годзики внизу путались под ногами – откуда их столько, утром же был один?
На улице вовсю трещали цикады, шумел океан, и ночные цветы пахли сегодня сильнее обычного. Чак начал спускаться вниз по нескольким ступенькам, да вынужден был присесть тут же – что-то сердце защемило. Наверное, из-за того, что Лили вспомнил. Он уже заметил, что всегда так бывает, стоит ему вспомнить жену. Все равно, что – или, как они жили вместе, как ругались порой, а потом мирились, или как его Лили умела танцевать - куда там той туристке! Или про то, как ее не стало – но нет, про это не надо, Чак, не надо, не вспоминай тот день, когда она так глупо, так непонятно утонула - а ведь любила и умела плавать! Чертов океан. Он забрал у него Лили. Он сейчас как стена между ним и Майком! А…да пошло оно все. Никто ему не нужен.
- Чак? Ты чего? – это Минни вышла подышать. - Тебя домой отвести?
- Меня? Вести? – дед решительно встал, несмотря на шум в ушах, заглушавший рокот океана. – Ах ты, бесстыдница! Так явно вешаться мне на шею!
- Ну, смотри, если надо, я помогу.
- Иди, иди! А то я за себя не ручаюсь!
- А ты?
- Все! Я пошел домой! Я ОК!
И чтобы Минни видела – пошел почти твердым шагом в сторону дома. Шел, покачиваясь, но надеялся, что Минни решит, что это он опять перебрал. А уйдя подальше, свернул к океану – не хотел он идти домой, никак. Ну, никак не хотел…
На пляже было хорошо. Он любил ночной пляж – нереальный, залитый лунным светом, с шумящим где-то рядом океаном и все еще теплым песком. Длинные пальмы, похожие на тощих черных привидений, мягко взмахивали рукавами над мелкими крабиками, шуршащими внизу, у их корней. Здесь и устроился Чак – спиной к стволу пальмы, лицом к океану, подставив лицо прохладному ночному ветру, стараясь не думать о боли в груди и будто ожидая чего-то…
И когда полная луна перекатилась с верхушки одной пальмы на другую, дождался.
Чак не открывал глаз, но видел, как из набегающих волн вышла к нему из океана темная фигура - такая знакомая; и идет, почти не касаясь песка, идет к нему, выжимая руками воду из длинных волос. Тело аккуратное и совершенно не расплывшееся, и красный купальник на нем – Лили его так любила! Подошла к нему, опустилась рядом, протянула руки – здравствуй, Чак! Я скучала без тебя! А потом обняла его за шею и прошептала:
- Чак, милый… пойдем домой!… я тебя так жду!
А ближе к утру пришел на пляж Годзик. Заметил старика, сидевшего у пальмы, завилял хвостом и, повизгивая, побежал к нему… но, подбежав на полметра, вдруг замер, как вкопанный, попятился и лег, опустив голову на лапы. И так и лежал, поглядывая на то, что было когда-то его хозяином, и тихо-тихо поскуливал….
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Данные об авторе см. в итогах предыдущего конкурса.
Отзывы читателей на рассказ "Три любви":
Отзывы читателей на рассказ "Три любви":
mainaS:
Рассказ понравился. Я не понимаю таких отзывов о нем. То, что отмечает Немышить, как недостатки, во многом способствует ощущению композиции рассказа, помогает увидеть жару приморского поселка, томную расслабленность, уловить атмосферу.
К сожалению, язык не без недостатков.
Вот пример маленького исправления: "Пахло морем.
И рыбой. И еще тем сухим, чем-то неуловимо-острым , что всегда присутствует на морских побережьях. То ли это водоросли, то ли прокаленный солнцем песок.."
Но я представила себе это побережье, словно сама там присутствую.
"Зазвенели гитары, сухо затрещали маракасы, и на четкий ритм ударных, поверх дыхания моря, лег бархатно-хрипловатый мужской голос, выпевающий вечную историю о вечной любви" - это ведь удивительно образно и красиво...
- соответствие тематике конкурса - на мой взгляд, есть.
- язык, стиль - не совсем ровный,имеются близкие повторы, корявости, но не так много, чтобы не дало заметить достоинства.
- сюжет - есть, но размыт, продуман не до конца. Образы довольно близки к штампам, но удачно обыграны, что плюс. Они живые.
- оригинальность, "полет фантазии" - имеется.
- авторскую идею - Мне кажется, тут именно подчеркнута любовь в довольно неожиданных проявлениях. Может, я не совсем уловила авторскую мысль, но повторю еще раз: рассказ мне понравился. Он расчитан на эмоции, и мои откликнулись.
Странник:
мне понравился рассказ, очень. Он как бы составлен из отдельных новеллок, миниатюр, каждая из которых имеет право на существование, а они вместе создают впечатление скоротечности жизни и Хемингуэевского приоритета чувств над бытом. И это море со всеми его запахами, ветрами и беспечными, лёгкими в общении людьми. Вместе с ними ты сидишь за столиком кафе или под пальмой, слушая прибой...
Браво.
Rainbow Eyes:
Очень хорошо написано. Стиль прекрасный, всё образно. Правда, сюжет меня как-то не увлёк, но это, наверное, дело вкуса, я люблю, когда побольше действия и конфликта. Автор действительно постарался и написал прекрасный рассказ без недостатков. В тройку однозначно.
Роксана:
А вот этот рассказ порадовал. Великолепно выписанный мир. Здесь все пахнет, играет тропическими красками и звучит. Настолько захватывает и накрывает, что мелкие недочеты даже не бросались в глаза. Как выше сказал DZ «Хемингуэй плачет в сторонке.» а Жорж Амаду подает ему носовые платки. ... Так что,, автор снимаю шляпу, вы безусловно в тройке лидеров.
- Тематике конкурса соответствует. Любовь бывает разная, и она здесь точно есть.
- Язык отличный, стилизация изумительная.
- Сюжет в наличии.
- Полет фантазии в норме.
- Авторская идея – Любовь есть везде и всегда.
DZ:
Твердое третье место. За удачную зарисовку обыденной ситуации. Кого-то жалко, над кем-то смешно, за кого-то радостно - и все в ходе маленького рассказа.
Irena:
Соответствие теме - есть. Любовь имеется, целых три, причем все разные: любовь-память, любовь-искра, любовь-ожидание, по определению автора.
Язык, стиль - на мой вкус, очень даже. К некоторым оборотам можно придраться - причем с половиной придирок можно поспорить, ну а в остальных случаях автору надо просто перечитать текст еще раз на свежую голову. Есть разные манеры письма, от нарочито упрощенной, с рублеными фразами, до насыщенной метафорами и "словесными кружевами". Что лучше? Оставив в стороне личные предпочтения - смотря для чего. Для той задачи, которую (как я понимаю) поставил автор - прежде всего создать атмосферу, - лучше всего подходит именно такой стиль. То есть выбор стиля верен - и владеет им автор хорошо.
Тут ведь -
"Хотите банальность? Жизнь человеческая - музыка.... Любое самое краткое существование - грандиозные "Страсти по нам"
Именно это и есть. Голос, под аккомпанемент волн поющий вечную историю о любви (цитата приблизительная). По-моему, это джаз. Впрочем, я не знаток.
Сюжет. Кто сказал, что нет сюжета? Три сюжетных линии, причем все достаточно полноценные. Да, даны они штрихами, намеками - но, как в нескольких линиях карандашного наброска читается движение и характер, так и здесь сказано вполне достаточно, чтобы проследить и понять в каждой линии всё, от завязки до финала.
(И где это, кстати, официантка заигрывает с ним или он с официанткой? Минни безнадежно влюблена в его внука - и подсаживается к деду в надежде что-нибудь узнать о любимом. А дед по этой причине приветлив с ней. )
Идея - любовь есть. Везде и всюду, в разных проявлениях. Может, и банально, но... жизнь, если подумать, состоит из банальностей. И эта - не из худших.
Оригинальность - да особой оригинальности нет. Но очень красиво и качественно сделано. На мой вкус.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Итоги десятого конкурса рассказов "Что-то приходит, что-то уходит":
1 место, 62 балла - №10 "Орлинг" - Camil
2 место, 30 баллов - № 3 "Изумрудная заря" - Rainbow Eyes
3 место, 21 балл - № 9 "Sic transit..." - Stasia
1 место, 62 балла - №10 "Орлинг" - Camil
2 место, 30 баллов - № 3 "Изумрудная заря" - Rainbow Eyes
3 место, 21 балл - № 9 "Sic transit..." - Stasia
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Орлинг
автор - Camil
Глухонемой прищурился на диск восходящего солнца. Хорошая тренировка начинается рано, в полуденный зной много не накидаешь, ведь думаешь о ненавистном поте, пропитавшем одежду, а не о расчетах. Мим улыбнулся и подошел к куче камней, натасканных заранее к помосту.
Камень треснул. Это было не очень хорошо, потому что булыжники такой прекрасной формы следовало поберечь до состязаний. Но каменюку со здоровенной трещиной ни один судья не допустит к соревнованиям. Мим с сожалением оставил кусок гранита и перешел к следующему. О, и это был отличный камень. Весом фунтов пятьдесят, многоугольник, напоминающий ежа. По меньшей мере два десятка острых граней выступали с одной стороны, с другой была ровная сколотая поверхность, сверкавшая на солнце вкраплениями слюды. Мим радостно замычал и потащил камень к краю помоста. Став на самом краю, он оглядел площадку внизу. На идеально ровном пространстве был сделан пластиковый круг для орлинга. Мим не стал пользоваться персоналкой, с таким камнем все было очень просто – хватало приблизительных расчетов. Немой спортсмен нашел маленький острый осколок и быстро начертил на вездесущем песке пару дифференциальных уравнений, радостно гыгыкнул, подхватил камень и без разбега скинул вниз.
Булыжник раскололся об обманчиво мягкий песок. Желтая пыль поднялась на пару дюймов и осела. Осколки камня лежали почти правильным октаэдром. Мим удовлетворенно кивнул – хороший бросок. Центральную часть теперь практически невозможно сдвинуть, она останется в «доме» до полного разрушения камня, а «лучи» из восьми мелких осколков были слегка повернуты против часовой стрелки благодаря начальному вращению.
Площадки для орлинга всегда строили на бывших противометеоритных зонтах – ничего более подходящего представить было нельзя. Такие зонты сразу после Финальной войны ставили ученые на крыши. С падающими на голову булыжниками поля справлялись, с радиацией – нет, поэтому ученые перебрались под землю, но зонты все еще функционировали, обращая в песок камень и металл. Когда потомки тех самых ученых выбрались на поверхность, они с удивлением обнаружили противометеоритные зонты работающими и применили их для утилизации мусора. Но органика, бумага и пластик не перерабатывались, и их сносило ветром на головы неудачливым экспериментаторам. Тогда Зоркий Орел и изобрел орлинг. Две команды поочередно сбрасывали на площадки камни и ждали, пока те разрушатся. Те, чей камень оставался различимым последним, выигрывали.
Казалось, правила излишне просты. Но никогда новички не выигрывали у профессионалов. Камни разрушались неравномерно – у центра быстрее большие, у краев – маленькие. И так далее, и тому подобное. Понять все нюансы мог только игрок, отдававший все силы и время орлингу. Профессиональные игроки были освобождены от любых обязанностей по добыче пищи, уборке и даже от программы продолжения рода. Мима больше всего радовала возможность не возиться с пеленками и пустышками. Мим мог даже не вытирать пыль с монумента Бомбе, потому что он был профессиональным игроком.
Мим не испугался, когда из-за его спины вылетел камень и приземлился рядом с мимовским. Глупый бросок, но хороший. Серый гранитный камень попал аккуратно на первый черный и раздробил его. Новые осколки неравномерной россыпью накрыли октаэдр. Мим оглянулся на здоровенного мутанта. Жабьи глазки навыкате, зеленая кожа с гнойными фурункулами – не все мутанты хорошо переносили фотосинтез в пустыне. Мечтой мутантов всегда было перебраться в долины, но соседствовать с такими уродами не хотелось никому, даже мертвоживущим гулям, покалеченным радиацией. И зачем отдавать мутантам долину с редкими растущими съедобными кактусами, если они могут питаться одним солнцем в пустыне.
Мим хмыкнул и подтащил маленький камень. Показал четыре пальца – это значило, что игра идет по укороченному сценарию в два энда по два камня от игрока. Мутант кивнул, он понял, что соперник глухонемой. Мим удивился известности орлинга за пределами долины, но виду не подал, он присел, нарисовал параболу и пару формул под ней, потом без размаха кинул камень.
Мутант рассмеялся так сильно, что Мим почувствовал легкую вибрацию. Казалось – в этой игре все предрешено. Маленький камень Мима упал в самый центр, где разрушение шло быстрее всего, худший бросок вроде бы не сделал и новичок. Мутант ничего не рассчитывал, просто выбрал небольшой камень и швырнул так сильно, как мог, – его булыжник остановился почти у самого края, выход за круг означал аут, выбытие камня.
Началось разрушение, житель долины и мутант присели в ожидании. Мутант жадно ловил нежные солнечные лучи, жмурясь от удовольствия – это не пустыня, в долине идеальный климат. Для жестокого послевоенного мира, конечно. Мутанты питались солнечными лучами, но еще не были полноценными растениями. Мим прятался в тени гиганта, почти привыкнув к запаху его гнойников. Камень Мима начал крошиться первым, от него откалывались края. Мутант улыбался, но уже не столь самоуверенно, как минуту назад, – его камень исчезал очень быстро. Минута - и только в центре торчал тонкий цилиндрик мимова камня, все остальное пространство площадки занимал однородный песок. Первый энд уверенно выиграл житель долины.
Зеленокожий подтащил огромный булыжник и спихнул вниз. Каменюка привалилась к пластиковому кругу и сразу начала дробиться. Мим знал эту тактику – камень скоро раскрошится на много мелких, каждый из которых будет дробиться все медленнее. Он покопался и выбрал самый тонкий кусок слюды, поставил его на палец и с переворота бросил, как нож в детской игре. Острый камень воткнулся в песок и медленно начал проваливаться. Значительно медленнее, чем собрат, сброшенный мутантом. Пустынный житель определенно был не новичком. Он накрыл острый камешек своим – сделал так называемый руф. Теперь на площадке были только два камня мутанта. Мим поступил так же, как мутант до того – уронил свой камень на чужой. Благо, огромные размеры куска гранита позволяли легко сделать руф. И второй энд выиграл Мим. Мутант слегка похлопал его по спине – отчего Мим едва не слетел с помоста вниз – и позвал за собой. Внизу стояло еще несколько мутантов и десятка три жителей долины. Оказывается, все они следили за поединком и теперь возбужденно перекрикивались. Между гостями и хозяевами было не меньше двух дюжин футов – не все могли так легко привыкнуть к запаху, как Мим.
Вскоре Миму объяснили жестами и с помощью персоналки, что мутанты решили поселиться в долине. Воевать они не хотят, но привычны к этому делу, и в случае чего, легко за себя постоят. Едва не началась драка, но тут один из мутантов увидел круг орлинга. Кто-то спросил о качестве игры в пустыне, слово за слово, и само собой получилось, что решили играть на высокие ставки: одна игра, два соревнующихся по пять камней у каждого. В случае победы жителя долины мутанты без споров уходят. В случае победы мутанта – остаются. Мнения Мима по поводу происходящего никто не спрашивал, он, как лучший игрок долины, должен был защищать ее от посягательств. А если вздумает проиграть – первым отправится в пустыню к диким тварям.
Игру начали без особой торжественности. Просто собрались все жители долины и все мутанты, претендовавшие стать ее жителями. Решили не затягивать, а проводить игру в три энда по пять камней от каждого игрока до двух побед. Вышли Мим и тот мутант, который первым бросил вызов во время тренировки. Мутанта звали традиционно странно – Георгином. Первым по жребию выпало кидать ему.
Мим разобрался в мутантской тактике уже к третьему камню. Бери больше – кидай дальше. И все. Никаких дифуров, расчетов, тактики. И, что самое обидное, тактика работала. Мутант легко обходил приемы, продемонстрированные глухонемым противником во время пробного состязания. Он сбивал острые камни подсечками с помощью некрупных кусков гранита. В качестве первого камня всегда выбирал треугольный, бросая острым краем вверх, тем самым не оставляя шансов на руф. Мим как-то все же высчитал такую точку, где его камень было невозможно выбить, не потеряв свой, но мутант легко пошел на обмен. Когда оставалось кинуть последний камень энда, на площадке виднелось три огромных серых пятна от бросков мутанта и немного черной стремительно исчезающей крошки Мима. Глухонемой бросил камень в центр, чтоб иметь право на завершающий бросок во втором энде. Толпа мутантов громко и радостно возвестила счет «1:0», не ожидая, пока победа формально подтвердится.
Мим начал уважать противника, а вместе с ним и всех мутантов. Грубые животные, не способные к сложным вычислениям, они легко обходились вообще без математики, были талантливыми и азартными спортсменами. А еще Георгин вел безукоризненно честную игру. Соблюдая мельчайшие правила, он ни разу не обратился к смешанному жюри, в которое входило по одному мутанту, жителю долины и два гуля-торговца. Нет, мутанты не стали более симпатичными, и их ужасный запах никуда не делся, но Мим не испытывал детской ненависти к чужакам. Однако, следовало выигрывать. Смена жительства может стать смертельно опасной для детей и стариков долины. А переезжать в случае поражения придется. Уже сейчас многие соотечественники и мутанты смотрят друг на друга, не скрывая ненависти. Кровавая потасовка не пойдет долине на пользу, кто бы не выиграл. Мим закрыл глаза и сосредоточился.
После короткого перерыва мутант сделал первый бросок второго энда. Точно такой же, как и в начале первого. Мим кинул свой камень точно на чужой. Черный гранит соскочил с серого треугольника, как и рассчитывал Георгин, но встал набок и воткнулся рядом. Мутант явно боялся стоячих камней и сбил его метким броском. Мим тут же воткнул еще один камень рядом. В итоге к концу энда девять камней лежали в центре аккуратной кучкой. Мим бросил свой финальный камень в самый центр. Все принялись следить за разрушением, которое шло медленнее обычного. Много камней разного размера в одном месте дробились плохо. В итоге на холмике песка остался один маленький камень жителя долины. Жюри единогласно провозгласило счет «1:1».
В третьем энде первым по правилам должен был кидать Мим. На волне успеха в прошлом раунде, он опять кинул в самый центр, но мутант уже знал этот прием и раскидывал свои булыжники по разным краям, не обращая внимания на броски глухонемого соперника. За два камня до финала Мим безнадежно проигрывал. И тут он наткнулся на тот самый камень, который не должны были допустить к соревнованиям. Тонкая трещина змеилась по всему основанию. Если аккуратно подтащить камень к краю и сбросить, никто ничего не заметит, а в круге орлинга окажется множество булыжников разной формы и размера – однозначная заявка на победу. Нет, не заявка, а именно победа!
Мим взглянул на Георгина. Тот не торжествовал, он был просто спокоен, уверен в себе и победе. Маленькие красноватые глазки смотрели с печалью. Мутант жалел соперника! Но не хотел подвести своих. Никогда потом Мим так и не признался себе, что испугался. Возможно, он донес бы треснувший камень и выиграл. Но была вероятность провала, и тогда разозленная толпа разорвала бы жулика, а игра закончилась бы массовым побоищем.
…Собирались быстро, брали минимум из необходимого. В пустыне каждый час влечет лишние жертвы, передвигаться лучше всего ночью. Бывшие жители долины рассчитывали добраться до следующего поселения за два дня. Мутанты деловито осматривали пещеры, выкидывая ненужный им хлам. Георгин не спешил – ему и так сразу выделили лучшее жилище – подошел к глухонемому, положил руку на плечо и минуту смотрел в глаза, потом развернулся и широкими шагами ушел в свою пещеру. Мим никак не пострадал после соревнования – жители долины берегли своего лучшего игрока, теперь они знали самый легкий способ найти себе новый дом. Над долиной равнодушно опускалось солнце, пряча в тень площадку для орлинга, которая за один день переменила жизнь двух племен.
автор - Camil
Глухонемой прищурился на диск восходящего солнца. Хорошая тренировка начинается рано, в полуденный зной много не накидаешь, ведь думаешь о ненавистном поте, пропитавшем одежду, а не о расчетах. Мим улыбнулся и подошел к куче камней, натасканных заранее к помосту.
Камень треснул. Это было не очень хорошо, потому что булыжники такой прекрасной формы следовало поберечь до состязаний. Но каменюку со здоровенной трещиной ни один судья не допустит к соревнованиям. Мим с сожалением оставил кусок гранита и перешел к следующему. О, и это был отличный камень. Весом фунтов пятьдесят, многоугольник, напоминающий ежа. По меньшей мере два десятка острых граней выступали с одной стороны, с другой была ровная сколотая поверхность, сверкавшая на солнце вкраплениями слюды. Мим радостно замычал и потащил камень к краю помоста. Став на самом краю, он оглядел площадку внизу. На идеально ровном пространстве был сделан пластиковый круг для орлинга. Мим не стал пользоваться персоналкой, с таким камнем все было очень просто – хватало приблизительных расчетов. Немой спортсмен нашел маленький острый осколок и быстро начертил на вездесущем песке пару дифференциальных уравнений, радостно гыгыкнул, подхватил камень и без разбега скинул вниз.
Булыжник раскололся об обманчиво мягкий песок. Желтая пыль поднялась на пару дюймов и осела. Осколки камня лежали почти правильным октаэдром. Мим удовлетворенно кивнул – хороший бросок. Центральную часть теперь практически невозможно сдвинуть, она останется в «доме» до полного разрушения камня, а «лучи» из восьми мелких осколков были слегка повернуты против часовой стрелки благодаря начальному вращению.
Площадки для орлинга всегда строили на бывших противометеоритных зонтах – ничего более подходящего представить было нельзя. Такие зонты сразу после Финальной войны ставили ученые на крыши. С падающими на голову булыжниками поля справлялись, с радиацией – нет, поэтому ученые перебрались под землю, но зонты все еще функционировали, обращая в песок камень и металл. Когда потомки тех самых ученых выбрались на поверхность, они с удивлением обнаружили противометеоритные зонты работающими и применили их для утилизации мусора. Но органика, бумага и пластик не перерабатывались, и их сносило ветром на головы неудачливым экспериментаторам. Тогда Зоркий Орел и изобрел орлинг. Две команды поочередно сбрасывали на площадки камни и ждали, пока те разрушатся. Те, чей камень оставался различимым последним, выигрывали.
Казалось, правила излишне просты. Но никогда новички не выигрывали у профессионалов. Камни разрушались неравномерно – у центра быстрее большие, у краев – маленькие. И так далее, и тому подобное. Понять все нюансы мог только игрок, отдававший все силы и время орлингу. Профессиональные игроки были освобождены от любых обязанностей по добыче пищи, уборке и даже от программы продолжения рода. Мима больше всего радовала возможность не возиться с пеленками и пустышками. Мим мог даже не вытирать пыль с монумента Бомбе, потому что он был профессиональным игроком.
Мим не испугался, когда из-за его спины вылетел камень и приземлился рядом с мимовским. Глупый бросок, но хороший. Серый гранитный камень попал аккуратно на первый черный и раздробил его. Новые осколки неравномерной россыпью накрыли октаэдр. Мим оглянулся на здоровенного мутанта. Жабьи глазки навыкате, зеленая кожа с гнойными фурункулами – не все мутанты хорошо переносили фотосинтез в пустыне. Мечтой мутантов всегда было перебраться в долины, но соседствовать с такими уродами не хотелось никому, даже мертвоживущим гулям, покалеченным радиацией. И зачем отдавать мутантам долину с редкими растущими съедобными кактусами, если они могут питаться одним солнцем в пустыне.
Мим хмыкнул и подтащил маленький камень. Показал четыре пальца – это значило, что игра идет по укороченному сценарию в два энда по два камня от игрока. Мутант кивнул, он понял, что соперник глухонемой. Мим удивился известности орлинга за пределами долины, но виду не подал, он присел, нарисовал параболу и пару формул под ней, потом без размаха кинул камень.
Мутант рассмеялся так сильно, что Мим почувствовал легкую вибрацию. Казалось – в этой игре все предрешено. Маленький камень Мима упал в самый центр, где разрушение шло быстрее всего, худший бросок вроде бы не сделал и новичок. Мутант ничего не рассчитывал, просто выбрал небольшой камень и швырнул так сильно, как мог, – его булыжник остановился почти у самого края, выход за круг означал аут, выбытие камня.
Началось разрушение, житель долины и мутант присели в ожидании. Мутант жадно ловил нежные солнечные лучи, жмурясь от удовольствия – это не пустыня, в долине идеальный климат. Для жестокого послевоенного мира, конечно. Мутанты питались солнечными лучами, но еще не были полноценными растениями. Мим прятался в тени гиганта, почти привыкнув к запаху его гнойников. Камень Мима начал крошиться первым, от него откалывались края. Мутант улыбался, но уже не столь самоуверенно, как минуту назад, – его камень исчезал очень быстро. Минута - и только в центре торчал тонкий цилиндрик мимова камня, все остальное пространство площадки занимал однородный песок. Первый энд уверенно выиграл житель долины.
Зеленокожий подтащил огромный булыжник и спихнул вниз. Каменюка привалилась к пластиковому кругу и сразу начала дробиться. Мим знал эту тактику – камень скоро раскрошится на много мелких, каждый из которых будет дробиться все медленнее. Он покопался и выбрал самый тонкий кусок слюды, поставил его на палец и с переворота бросил, как нож в детской игре. Острый камень воткнулся в песок и медленно начал проваливаться. Значительно медленнее, чем собрат, сброшенный мутантом. Пустынный житель определенно был не новичком. Он накрыл острый камешек своим – сделал так называемый руф. Теперь на площадке были только два камня мутанта. Мим поступил так же, как мутант до того – уронил свой камень на чужой. Благо, огромные размеры куска гранита позволяли легко сделать руф. И второй энд выиграл Мим. Мутант слегка похлопал его по спине – отчего Мим едва не слетел с помоста вниз – и позвал за собой. Внизу стояло еще несколько мутантов и десятка три жителей долины. Оказывается, все они следили за поединком и теперь возбужденно перекрикивались. Между гостями и хозяевами было не меньше двух дюжин футов – не все могли так легко привыкнуть к запаху, как Мим.
Вскоре Миму объяснили жестами и с помощью персоналки, что мутанты решили поселиться в долине. Воевать они не хотят, но привычны к этому делу, и в случае чего, легко за себя постоят. Едва не началась драка, но тут один из мутантов увидел круг орлинга. Кто-то спросил о качестве игры в пустыне, слово за слово, и само собой получилось, что решили играть на высокие ставки: одна игра, два соревнующихся по пять камней у каждого. В случае победы жителя долины мутанты без споров уходят. В случае победы мутанта – остаются. Мнения Мима по поводу происходящего никто не спрашивал, он, как лучший игрок долины, должен был защищать ее от посягательств. А если вздумает проиграть – первым отправится в пустыню к диким тварям.
Игру начали без особой торжественности. Просто собрались все жители долины и все мутанты, претендовавшие стать ее жителями. Решили не затягивать, а проводить игру в три энда по пять камней от каждого игрока до двух побед. Вышли Мим и тот мутант, который первым бросил вызов во время тренировки. Мутанта звали традиционно странно – Георгином. Первым по жребию выпало кидать ему.
Мим разобрался в мутантской тактике уже к третьему камню. Бери больше – кидай дальше. И все. Никаких дифуров, расчетов, тактики. И, что самое обидное, тактика работала. Мутант легко обходил приемы, продемонстрированные глухонемым противником во время пробного состязания. Он сбивал острые камни подсечками с помощью некрупных кусков гранита. В качестве первого камня всегда выбирал треугольный, бросая острым краем вверх, тем самым не оставляя шансов на руф. Мим как-то все же высчитал такую точку, где его камень было невозможно выбить, не потеряв свой, но мутант легко пошел на обмен. Когда оставалось кинуть последний камень энда, на площадке виднелось три огромных серых пятна от бросков мутанта и немного черной стремительно исчезающей крошки Мима. Глухонемой бросил камень в центр, чтоб иметь право на завершающий бросок во втором энде. Толпа мутантов громко и радостно возвестила счет «1:0», не ожидая, пока победа формально подтвердится.
Мим начал уважать противника, а вместе с ним и всех мутантов. Грубые животные, не способные к сложным вычислениям, они легко обходились вообще без математики, были талантливыми и азартными спортсменами. А еще Георгин вел безукоризненно честную игру. Соблюдая мельчайшие правила, он ни разу не обратился к смешанному жюри, в которое входило по одному мутанту, жителю долины и два гуля-торговца. Нет, мутанты не стали более симпатичными, и их ужасный запах никуда не делся, но Мим не испытывал детской ненависти к чужакам. Однако, следовало выигрывать. Смена жительства может стать смертельно опасной для детей и стариков долины. А переезжать в случае поражения придется. Уже сейчас многие соотечественники и мутанты смотрят друг на друга, не скрывая ненависти. Кровавая потасовка не пойдет долине на пользу, кто бы не выиграл. Мим закрыл глаза и сосредоточился.
После короткого перерыва мутант сделал первый бросок второго энда. Точно такой же, как и в начале первого. Мим кинул свой камень точно на чужой. Черный гранит соскочил с серого треугольника, как и рассчитывал Георгин, но встал набок и воткнулся рядом. Мутант явно боялся стоячих камней и сбил его метким броском. Мим тут же воткнул еще один камень рядом. В итоге к концу энда девять камней лежали в центре аккуратной кучкой. Мим бросил свой финальный камень в самый центр. Все принялись следить за разрушением, которое шло медленнее обычного. Много камней разного размера в одном месте дробились плохо. В итоге на холмике песка остался один маленький камень жителя долины. Жюри единогласно провозгласило счет «1:1».
В третьем энде первым по правилам должен был кидать Мим. На волне успеха в прошлом раунде, он опять кинул в самый центр, но мутант уже знал этот прием и раскидывал свои булыжники по разным краям, не обращая внимания на броски глухонемого соперника. За два камня до финала Мим безнадежно проигрывал. И тут он наткнулся на тот самый камень, который не должны были допустить к соревнованиям. Тонкая трещина змеилась по всему основанию. Если аккуратно подтащить камень к краю и сбросить, никто ничего не заметит, а в круге орлинга окажется множество булыжников разной формы и размера – однозначная заявка на победу. Нет, не заявка, а именно победа!
Мим взглянул на Георгина. Тот не торжествовал, он был просто спокоен, уверен в себе и победе. Маленькие красноватые глазки смотрели с печалью. Мутант жалел соперника! Но не хотел подвести своих. Никогда потом Мим так и не признался себе, что испугался. Возможно, он донес бы треснувший камень и выиграл. Но была вероятность провала, и тогда разозленная толпа разорвала бы жулика, а игра закончилась бы массовым побоищем.
…Собирались быстро, брали минимум из необходимого. В пустыне каждый час влечет лишние жертвы, передвигаться лучше всего ночью. Бывшие жители долины рассчитывали добраться до следующего поселения за два дня. Мутанты деловито осматривали пещеры, выкидывая ненужный им хлам. Георгин не спешил – ему и так сразу выделили лучшее жилище – подошел к глухонемому, положил руку на плечо и минуту смотрел в глаза, потом развернулся и широкими шагами ушел в свою пещеру. Мим никак не пострадал после соревнования – жители долины берегли своего лучшего игрока, теперь они знали самый легкий способ найти себе новый дом. Над долиной равнодушно опускалось солнце, пряча в тень площадку для орлинга, которая за один день переменила жизнь двух племен.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Данные об авторе:
Васенин Дмитрий
Атласе по нику Camil все указано. Поэзия более разнообразна и любима по причине лучшего соотношения потраченного времени к результату. В зачаточном состоянии есть роман и повесть, но из-за весны и грядущего лета написание снова откладывается на неопределенный срок.
Технарь-программист с тонкой гуманитарной душой, что по рассказу и фото должно быть видно.
Васенин Дмитрий
Атласе по нику Camil все указано. Поэзия более разнообразна и любима по причине лучшего соотношения потраченного времени к результату. В зачаточном состоянии есть роман и повесть, но из-за весны и грядущего лета написание снова откладывается на неопределенный срок.
Технарь-программист с тонкой гуманитарной душой, что по рассказу и фото должно быть видно.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Отзывы о рассказе "Орлинг":
Мороз:
Тематика - однозначно. Язык - несложный, зато хорошо читаемый. Отдельно отмечу описание игрового процесса - динамично, напряженно. Еще что важно - правила вплетены в повествование и описаны четко и незанудно.
Сам сюжет не нов (на ум приходит "Кровь героев" с Рутгером Хауэром, посвещенный постапокалиптической игре), но отлично реализован. Кроме того, интересна сама игра и истоки ее возникновения. Возможно, чего-то просто не знаю, но похожей не припомню. Обычно встречаются либо всевозможные гонки, либо похожие друг на друга и на что-то современное брутальные командные виды (типа того, что в КГ), либо местные "шахматы" - про гладиаторские бои и говорить нечего. ПА-мир довольно обычный: люди, мутанты, гули, пустыня (которую в случае экранизации снимали бы как обычно в Австралии))), но есть и свои черты вроде тех зонтов и вонючих мутантов. Так что мир средненький, но нормуль.
Кроме того, весь рассказ держится интрига, так как есть несколько равноценных вариантов завершения. В плане окончания так же как и Немышить имею некоторые сомнения в здравости такого оптимизма людей, но приемлемо.
Итог: для меня - фаворит.
DZ:
Тематика. Не так, как ожидалось, но соответствует.
Язык. Хороший
Сюжет. Вплетенные в описание игрового процесса описание мира, правил этой игры, и частично личностных характеристик участников
Идея. "Есть разные способы решения проблем, кроме мордобоя"
Остаточное восприятие. Этот рассказ смог меня удивить. Начав читать, я подумал "боже, какая нудятина..." а потом с достаточным интересом дочитал до конца. Мелкие огрехи не считаю достойными упоминания. Два момента:
- один впрочем было уже озвучено, непонятная, если не радость, то ощущаемое воодушевление изгнанных, по поводу нового жилища. Почему-то им в голову не пришло, что жители другой деревни могут играть не в орлинг, а в "ножички".
- второй - недостаточно мотивированно описан отказ Мима бросить треснувший камень. Т.е. сама возможность того, что можно победить, но при этом переступить через что-либо (спортивная или собственная честь, сбыт, боязнь раскрытия и т.д.) здесь совершенно уместна, но к сожалению не раскрыта.
Урное Мао:
Хорошо написано, потому что язык заставляет с интересом вникать в правила игры, которая по большому счету читателю даром не нужна. Вполне себе издательский уровень.
Ali:
Оригинальная идея. И исполнение блестящее.
Каса:
Странное дело - ни страстей особых в рассказе нет, ни любови яркой, ни героев, детишек геройски спасающих. Всего лишь описание игры! Но читала с неослабевающим вниманием, и даже, казалось, видела этот поединок, и, кажется, даже правила поняла! Это, несомненно, автору надо спасибо говорить, за умение владеть словом настолько, чтобы даже процесс бросания камней сделать интересным! Браво, ей-богу.
Roksana:
Очень оригинальный рассказ. Мало кто берется выписать полноценный новый мир, а здесь автор прописал не только мир, но и новую игру, уклад жизни и даже какие-то законы этого мира. Впечатлило такое внимательное отношение к мелким деталям. Большой зачет.
mainaS:
Понравилось! И язык, и стиль и сюжет. Можно было бы поискать по мелочам и повредничать, но к чему? Для меня это лидер в данном конкурсе.
Stasia:
едва ли не первый рассказ, не вызвавший даже тени недовольства. Легко, хорошо, со смыселом.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Изумрудная заря.
автор - Rainbow Eyes
12 июня 2016 года.
В тот день Абрахам Мейнинг запомнил только одно ощущение: искреннее удивление. Не страх, не восторг, а именно искреннее и неподдельное удивление, разом охватившее всех. И Мейнинг был уверен: удивился в тот день не только персонал маленькой психиатрической клиники, столпившийся перед экраном телевизора, а, наверное, весь земной шар.
Хотя, казалось бы, как же так? Ведь почти полтора века мы читали про это в книгах, смотрели в кино, но, столкнувшись в реальности, до последнего отказывались верить в произошедшее. Вторжение? Инопланетяне? Да вы про что? Этого не может быть. Это только в кино бывает.
Психиатрическая клиника имени Святого Патрика располагалась километрах в шестидесяти от Феникса и была построена на деньги какого-то благотворительного фонда лет двадцать назад. Работая тут уже почти восемь лет, Мейнинг всегда придерживался мнения, что, как ни старайся благозвучнее назвать психушку, психушкой она от этого быть не перестанет. Может быть, подобный взгляд на вещи и был неправильным, особенно для врача, избравшего психиатрию своим призванием, но разговорчивостью Абрахам Мейнинг никогда не отличался и мысли свои старался держать при себе.
Тем более, что работа вне города ему нравилась. Пускай природа здесь и не очень живописна - всё же это Аризона, с её пустынями и жарой, - но отсутствие городской суеты и шума за окнами - это большой плюс.
Слушая какие-то куцые утренние сообщения совершенно фантастического толка, Мейнинг, как и все, удивился, но затем больничная рутина отогнала всё на второй план. Однако в полдень новости были уже другими.
«….К сожалению, у нас нет связи с Нью-Йорком. Несколько сейсмологических станций на восточном побережье зафиксировали около десятка крупных подземных толчков в районе города, но пробиться к эпицентру пока невозможно. Военные отказываются комментировать происходящее, но нам точно известно, что в районе Ричмонда идут тяжелые бои, а по всей территории Соединённых Штатов постепенно исчезает спутниковая и проводная связь. Но мы будем….»
Диктор тараторил новости с какой-то нервной поспешностью, и в глазах его было уже не удивление, это Мейнинг видел хорошо. В глазах его был страх. Не тот страх, который очень скоро появится в глазах у всех людей этой планеты, а пока лишь его далекий предвестник. Тогда они ещё до конца не понимали, что в действительности произошло.
«…. Наш специальный корреспондент смог прислать кадры появления одного из странных аппаратов в районе Эль-Пасо. К сожалению, сейчас связь с корреспондентом потеряна, но увиденное... – диктор запнулся. – Увиденное впечатляет….»
Картинка на экране изменилась. Судя по всему, это был пригород. Часть домов горела каким-то странным бездымным пламенем, а футах в ста от оператора возвышалась странная конструкция, стоящая чуть поодаль от дороги.
Больше всего это напоминало большой пучок сросшихся зеленоватых кристаллов высотой чуть повыше дома. Граней и изломов было так много, что взгляд не мог зацепиться, выделить какую-то конкретную форму, но то, что никакой симметрии в этом объекте не было, становилось понятно сразу.
Однако, при всей этой несимметричной нелепости, что-то в конструкции имелось. Что-то, что давило на психику, вызывало ощущение угрозы, странной, необъяснимой тревоги. И никаких тебе летающих тарелок, испускающих таинственные лучи, - Мейнинг горько усмехнулся.
Картинка дернулась и приблизила ранее незаметную фигуру, стоящую у зеленоватой поверхности. Мейнинг затаил дыхание. Рядом тяжело дышала Жаклин, молодая медсестра, к которой многие давно и безуспешно подбивали клинья. Напряжение, повисшее в комнате, можно было буквально резать ножом.
Как потом говорили, это был первый раз, когда ИХ смогли снять на камеру. Пришелец был высок. Рост «брата по разуму» на глаз составлял примерно футов семь-восемь, и сложение он имел довольно хрупкое. Хрупкое, но вместе с тем вполне человеческое и даже, можно сказать, изящное. Одежда его напоминала некий серо-синий комбинезон, весь покрытый сложным и, судя по всему, рельефным узором. Поначалу Мейнингу показалось, что это женщина, - длинные серебристо-белые волосы свободно спадали почти до пояса, - но потом пришелец обернулся, и все разом охнули.
Это был не человек. Не бывает у людей таких лиц. Даже при взгляде на картинку с камеры в трясущихся руках оператора облик пришельца буквально завораживал. Завораживал жуткой красотой. Идеальные черты хрупкого, но правильного лица, изящно тонкий подбородок, зелёные глубокие глаза. Равнодушные, холодные глаза, не выражающие ничего. Но больше всего внимание привлекали его уши. Нечеловеческие, вытянутые вверх заострённые уши.
- Эльф!
- Что? – прозвучавшее слово заставило всех вздрогнуть и повернуться к Карлу Лейкинсу, самому молодому из санитаров.
- Это же эльф!
- Какой ещё эльф? - Мейнинг не сразу понял.
Про эльфов он помнил с детства одно: они маленькие и живут в цветах. А ещё помогают Санта-Клаусу.
- Ну кто из вас фэнтези читает? Вспомните. Посмотрите на него. Это ведь настоящий эльф.
Теперь Мейнинг понял. Сам он подобной литературой никогда не интересовался, но понял. Действительно. Очень похож. Хотя глупость, конечно. Между тем «эльф» на экране, судя по тому, как он посмотрел в камеру, заметил оператора. Странные узоры на его одежде замерцали зелёным светом, изображение заплясало, а потом оператор стал дико кричать. Недолго.
***
Телевидение исчезло ближе к вечеру. Интернет тоже. Пытались узнавать новости по радио, но на большинстве частот был только шум. Несколько развлекательных радиостанций, похоже, решили переквалифицироваться в новостные, но ничего толкового передать не могли. В Нью-Йорке явно что-то произошло. Вашингтон тоже полностью недоступен, словно города уже нет. Связь с Далласом прервалась ближе к полудню. Почти все спутники связи, судя по всему, уничтожены. Промелькнула информация, что пришельцы используют какую-то «живую пыль», от которой не защищает никакая броня, но что это такое и что нужно делать, никто рассказать толком не смог.
И всё. Ни обращения президента, ни призывов сохранять спокойствие, ни бодро марширующей национальной гвардии. Огромное государство словно перестало существовать менее чем за день. В кино вторжение инопланетян выглядело несколько по-другому. Там бравый президент и его генералы громили инопланетных захватчиков, а если и не громили, то обязательно призывали нацию к сопротивлению. Но сейчас была только неизвестность.
Вскоре отключились электричество и водопровод. В клинике был генератор, но ресурса его хватало только на одну ночь, и Мейнинг мысленно поблагодарил заведующего за то, что тот настоял продублировать электронные замки на палатах обычными задвижками. Двадцать три агрессивных сумасшедших, бегающих по тёмному зданию, были сейчас совсем не ко времени.
Маленькая загородная клиника оказалась словно всеми забыта. Никто не приезжал, чтобы организовать эвакуацию, никто не звонил с указаниями, что делать, никто не хотел забрать родственников. Заведующий Говард Груббер пытался связаться с городом, но вся телефонная связь исчезла разом. Даже спутниковая.
***
- Нам нужно просто подождать, – толстые щёки Груббера покраснели. – Армия придёт и проводит нас к месту эвакуации.
- Ждать? У меня ребёнок дома! А чёртовы телефоны не работают. Как я могу ждать?! - Жаклин яростно смотрела на заведующего – И моя смена уже закончилась.
- Смена? Какая смена? Вы что не видите, что никто не пришёл?
- Это ваши проблемы.
Мейнинг сидел у стены, устало вытянув ноги. Ему было всё равно. Зачем уговаривать Жаклин, когда большая часть персонала и так разбежалась? У всех в Фениксе семьи, и наивно было ожидать, что люди останутся. Да и что изменит, если одна медсестра не уйдёт?
- Эйб, а ты? – Груббер повернулся к врачу – Тоже уходишь?
Мейнинг покосился на ждущую поддержки Жаклин и покачал головой. Куда уходить? В унылую холостяцкую квартирку? Даже беспокоиться Мейнингу не за кого, нет у него ни родных, ни близких. Груббер едва заметно выдохнул. Жаклин, ничего не ответив, вышла, громко хлопнув дверью.
- Как думаешь, останется? – Груббер присел на соседний стул.
- Вряд ли.
Помолчали.
- Знаешь, я ведь и сам не знаю, что нам делать, – Груббер растерянно смотрел на свои ладони. – Я домой позвонить так и не успел. Не знаю, что там с Эвелин и дочками. Но двадцать три человека, Эйб. Двадцать три. И нам нельзя их выпускать. Они же агрессивные. А если мы разойдёмся по домам, кто за ними вернётся? Особенно в нынешней суматохе? Они просто умрут в палатах от голода. Что мне делать, Эйб?
- Не знаю.
Мейнинг действительно не знал. Но видел: Груббер испуган до крайности. Заведующий был по сути своей неплохим человеком и классным врачом, но, по мнению окружающих, очень уж слабохарактерным.
- Пойду, проверю, кто остался, – Мейнинг встал.
Никуда идти не хотелось, но и сидеть, наблюдая растерянность и отчаяние Груббера, стало просто невмоготу. Остались пятеро. Считая Мейнинга и Груббера. Жаклин всё-таки ушла, но остался Лейкинс, чем немало удивил Мейнинга. Паренёк не производил впечатление надёжного, однако не сбежал.
Ночь прошла беспокойно. Если подобное определение можно применить относительно сумасшедшего дома. Они кое-как покормили больных, хотя впятером это было совсем непросто. Мейнинг почти не спал, стоя у окна и всматриваясь в темень. Что делать? Здравый смысл подсказывал: нужно уходить. Он вспоминал существо, убившее оператора. Чего они хотят? Зачем пришли? Как смог появиться такой неимоверный сплав жуткой красоты? Именно оттого, что Мейнинг не спал, он первый из всех в клинике увидел то, что потом назвали «горящими небесами» и «звездой Полынь».
Весь небосвод вдруг озарился странным изумрудно-зелёным заревом, свечение потекло, стало изменяться, создавая на небе жуткие, но чем-то очень красивые разводы. Луна приобрела ярко-зелёную корону, засветилась злым, ненормальным светом, превращая ночь в нечто жуткое. Масштабы поражали. Мейнинг выскочил на улицу. Полыхало всё небо.
- Что это? - рядом стоял заспанный Лейкинс.
- Не знаю.
- Луна светится.
- Вижу.
- Похоже на северное сияние. Я как-то в Канаде видел. Это, наверное, эльфы сделали. Интересно, какие они? Зачем к нам пришли?
Мейнинг покосился на парня. Никак он не угомонится со своими «эльфами».
Вернувшись в помещение, он всю оставшуюся ночь простоял у окна, наблюдая жуткую пляску изумрудного огня, и уже под утро заметил в рассветном, сером свете бредущую по подъездной дорожке фигуру. Как только рассвело, изумрудное свечение стало бледнеть, постепенно уступая место обычному земному небу.
- Карл, у нас гости, – он пихнул храпящего на столе Лейкинса.
Парень ошалело озирался, но Мейнинг уже бежал по лестнице в холл. Выскочив навстречу приближающемуся человеку, он вдруг резко затормозил. Это была Жаклин, но с девушкой что-то было явно не так. Она шла, раскачиваясь, опустив голову и буквально волоча по земле ноги. Одежда на ней была заляпана грязью, а в некоторых местах порвана.
- Жаклин!
Девушка не ответила, продолжая брести в сторону главного входа. Мейнинг поймал её за руку, и Жаклин, словно автомат, остановилась.
- Что случилось?
- Их больше нет, – Жаклин произнесла это тихо и совершенно равнодушно.
- Что? Кого нет?
- Всех, – девушка, наконец, подняла голову, и Мейнинг увидел в её глазах дикий ужас. – Никого больше нет. Города. Людей. Моей дочери. НИКОГО!!! НИКОГО БОЛЬШЕ НЕТ!!! ОНИ СГОРЕЛИ!!! ВСЕ СГОРЕЛИ!!! В ХОЛОДНОМ ОГНЕ!!! ОНИ КРИЧАЛИ!!! ОНИ ТАК КРИЧАЛИ!!! – Жаклин покачнулась и стала оседать на землю.
Мейнинг не стал расспрашивать дальше. Подхватив медсестру, он вместе с подбежавшим Лейкинсом потащил девушку в здание.
Казалось бы, что может быть проще, чем привести человека в себя после нервного срыва, если этот человек сам пришёл в психиатрическую клинику, но с Жаклин ничего не получалось. Она то впадала в истерику, крича и вырываясь, то отрешалась от всего, глядя в одну точку.
За весь следующий день никто так и не появился. Замолчало и радио. Оставшиеся чувствовали себя буквально «на необитаемом острове», и главной проблемой было то, что на этом острове вместе с ними находились двадцать три невменяемых душевнобольных.
***
14 июня 2016 года.
Мейнинг сбросил скорость, и теперь машина едва ползла по угольно-черному асфальту. Странное ощущение было от этой почерневшей дороги. Мейнинг даже остановился и провёл по асфальту пальцем, ожидая обнаружить следы гари, но гари не было. Асфальт почернел словно бы изнутри.
Почему именно он вызвался ехать в город? Он и сам не знал. Наверное, очень уж давила атмосфера страха, поселившаяся в клинике после возвращения Жаклин. Страха и беспомощности. И тогда он поехал в город. Никто не возражал.
Первая машина встретилась почти у самого пригорода. Тёмно-синий «шевроле» стоял, перегородив половину дороги, и Мейнинг поначалу не заметил внешних повреждений. Он вышел, осторожно заглянул в салон и обнаружил водителя. Вернее, то, что от него осталось. Мейнинг открыл дверцу и присмотрелся. С сидящего в машине человека словно слезла кожа, но то, что это не ожоги, он понял сразу. Хоть он и стал психиатром, в молодости Мейнинг серьёзно увлекался судебной медициной. Нет, ожоги выглядят не так. Тут кожа словно отмерла и отпала, вместе с частью прилегающих тканей. Какой-то странный и, судя по всему, очень быстрый некроз.
Дальше машины стали попадаться чаще. Он уже не заглядывал в них. Кое-где люди лежали на дороге, видимо, успев выскочить из машины, но отойти от неё не смогли и на пару шагов. И хотя трупов попадалось всё больше, на всеобщее бегство это было совершенно не похоже. Словно тут умерли только те, кто ехал в тот момент по шоссе. А ведь если на город напали, жители должны были толпами хлынуть из города. Дорога должна быть забита машинами.
Через пару миль Мейнинг остановился и некоторое время курил. Что делать? Судя по всему, соваться в город будет не лучшей идеей. Но от него ведь ждут информации, а какую информацию могут дать валяющиеся на дороге трупы? Поэтому в конце концов он поехал дальше, решив повернуть в случае первых же признаков опасности. В пригород он въехал очень медленно.
Вернее въехал в то, что когда-то было пригородом. Глядя на то, что осталось от домов, Мейнинг старался подобрать аналогию - и, наконец, понял: коттеджи по обе стороны дороги не сгорели или развалились. Они оплыли. Словно свечи. Трупы теперь лежали повсюду. В основном со следами знакомого разложения, но один раз он увидел несколько тел, буквально разорванных на части, а на перекрёстке стоял закопченный остов школьного автобуса, который, похоже, сгорел по настоящему. Заглядывать внутрь Мейнинг не стал.
А затем он увидел танк. Странным образом оплывший, с лежащими вокруг нелепо изломанными фигурами в бронежилетах. Футов через триста стояли уже три танка, сплавленные в одну жуткую, сюрреалистическую конструкцию, словно вышедшую из рук полоумного скульптора. Броня пошла пузырями, напоминая нагретый сыр, и Мейнинг даже думать не хотел, как это было сделано.
Следы боя тут были повсюду. Автомобиль с трудом протиснулся между покрытой дырами от пуль стеной дома и искорёженными танками, и пару раз Мейнинг даже испугался, что застрял. На дороге стали попадаться затянутые странной маслянистой жидкостью воронки, и приходилось ехать очень медленно.
Но, наконец, он достиг нужного места. Про этот холм знали все в пригороде. Место всех влюблённых. С него открывался прекрасный вид на Феникс, и именно сюда ехал Мейнинг. Учитывая, что он так и не встретил ни одного живого человека, лучшего места, чтобы оценить ситуацию, не было.
Он заглушил мотор, потом вышел из машины и попытался закурить. Пальцы дрожали, не слушались, и сигареты выпадали из рук. Феникса больше не было. Всё пространство до горизонта покрывала странная буро-зелёная пена, из которой кое-где торчали остовы зданий. Небоскрёбы вдали изогнулись под невероятным углом, и Мейнингу даже не нужен был бинокль, чтобы оценить масштабы происходящего. Город словно растворили, опрокинув на него титанический чан с кислотой.
***
Выжившего солдата Мейнинг обнаружил совершенно случайно. Он и сам не понимал, что заставило его заглянуть в местный супермаркет. Наверное, вспомнил, что запас продуктов в клинике невелик и будет не лишним набрать каких-нибудь консервов. Одна сторона здания немного оплыла, но вход оказался не повреждён, разве что раздвижные двери не работали, и пришлось выбивать стекло камнем. Учитывая, что тишина на улице стояла неимоверная, звон резко завизжавшей сигнализации его сильно перепугал. Видимо сигнализация была запитана от аккумулятора, так как освещения в супермаркете не было.
Тела внутри лежали буквально вповалку, и добраться до полок оказалось совсем непросто. Но Мейнинг добрался. Наверное, заваленный полуразложившимися трупами магазин должен был ужасать, но Мейнинг отчего-то ощущал внутри лишь странную пустоту. Видимо, незаметно для себя он смирился тем, что дальше будет только хуже, принял это, и страх ушёл. А может, давала о себе знать пресловутая «медицинская чёрствость».
Человек в военной форме лежал у одной из касс, и поначалу Мейнинг принял его за очередной труп. Но, пару раз пройдя мимо в поисках консервов, заметил подергивающиеся пальцы на левой руке солдата. Единственной сохранившейся руке - на месте второй был почерневший обрубок.
Перевернув раненого, Мейнинг даже удивился, что тот до сих пор жив. Рана была очень похожа на те, которые покрывали лежащие вокруг тела, ткани словно поражены мгновенным отмиранием, но удар, видимо, зацепил только руку. Хотя, учитывая болевой шок, даже в этом случае выжить шансов немного.
Пытаться оказать помощь здесь было бессмысленно, но Мейнинг всё же нашёл аптечный отдел и кое-как попытался перебинтовать культю. Вряд ли это имело смысл, кровотечения всё равно не было, но таких ран Мейнинг раньше не видел. Он перетащил солдата в машину, пришлось, правда, повозиться, снимая бронежилет, но в конце концов он устроил раненого на заднем сиденье и, прихватив пять ящиков консервированной ветчины и два ящика виски, отправился обратно.
Солдат пришёл в себя, когда Мейнинг уже выехал на шоссе.
- К-к-кто….
- Молчите, – Мейнинг сбавил скорость и обернулся к раненому. – Лучше не говорить.
- К-к-кто….
- Я врач.
- Врач…. Где….
- Я везу вас в больницу. А теперь помолчите и постарайтесь расслабиться.
- Больно….
Мейнинг вздохнул и остановил машину. У него не было нужной квалификации для оценки состояния этого человека, но если ничего не делать, то до больницы он его не довезёт. Поэтому Мейнинг, не задумываясь, просто достал аптечку и вколол раненому двойную дозу пироксикама. Ничего другого всё равно не было. Когда они, наконец, въехали на аллею перед клиникой, солдат был без сознания.
***
- Мы не можем здесь оставаться, Говард. Помощи не будет. Нужно уходить. На север. Может, встретим кого. Нужно узнать, где эвакуационные лагеря. Должны же они быть хоть где-то.
- Не на север. На юг, – подал голос лежащий на кушетке лейтенант Хилтон.
Солдат, оказавшийся офицером, всё-таки пришёл в себя и, хоть был очень слаб, всё равно потребовал, чтобы его принесли на «совещание».
- Что-то подобное должно быть в Мексике.
- Почему не было эвакуации? Почему нас не забрали? Где чёртова армия? – Мейнинг гневно смотрел на военного.
- Мы не успели.
- Не успели? Феникса больше нет. Пока это происходило, неужели нельзя было эвакуировать хотя бы пригороды?
- Пока это происходило? – лейтенант попытался рассмеяться, но тут же охнул и побледнел от боли. – Парень, это происходило ровно пятнадцать минут. И города не стало.
- Но почему? - Старшая сестра Элизабет Велински кусала губы, и по бледности её лицо могло соперничать с больничными стенами.
Все знали: вся её семья осталась в Фениксе.
- Разве нельзя было провести переговоры? Почему они нас убивают?
- Переговоры? – лейтенант выругался. – Ещё как пытались. Не получилось никаких переговоров. Эти сволочи нас прекрасно понимают, это известно точно, но говорить не желают. Перед боем нам показали их обращение. Единственное видеопослание, которое они соизволили нам отправить. Мы поначалу даже не поверили. Нас решено уничтожить, как вредителей.
- Как что?
- Как вредителей. Когда мой дед в Айове травил кукурузные поля, говорил, что уничтожает вредителей.
- Но мы не какие-то там жуки, – Мейнинг потрясённо смотрел на военного.
- Похоже, эти ребята так не считают. Думаю, солдатам для того и показывают это послание, чтобы развеять иллюзии у мечтателей о «контакте с братьями по разуму».
- Пусть так, но у нас же масса всякого оружия. Эти сукины дети из Пентагона постоянно что-то там придумывали. Постоянно требовали больше денег. А теперь наши города растворяют за пятнадцать минут?
Лейтенант со злостью посмотрел на него:
- Думаешь, не пытались? Нас просто смели. Ни один из их долбаных аппаратов мы так и не смогли уничтожить! Ни один! На них ничего не действует! Ничего, понимаешь?! Техническое превосходство просто неимоверное. И абсолютная безжалостность. Им, похоже, наплевать на гражданских, пленных, раненых. Да вы же не в курсе. Нью-Йорка больше нет. Он испарился. А Даллас съели насекомые. Именно так. Долбаная саранча, жрущая людей и здания с одинаковым аппетитом. Что с остальными городами, мы просто не знаем, связи нет, все спутники уничтожены. Ракетные шахты тоже уничтожены. Авиабазы в Техасе уничтожены. И всё, можно сказать, за полдня. Вроде бы в центральных штатах что-то ещё осталось, но проверить никак не получится. Любой летательный аппарат они сбивают с орбиты за пару минут. Вам очень повезло, что эту клинику не обнаружили. Но, думаю, это ненадолго. Воздушное пространство они теперь контролируют полностью, так что сами понимаете.
- Как странно. Такие красивые, и такие…. Почему же так? – пробормотал Лейкинс.
Все замолчали.
- Значит, нужно уходить. На юг, – Мейнинг решительно обвёл присутствующих взглядом.
- Уходить? – Груббер сидел, обхватив голову руками. – А ИХ ты с собой возьмёшь?
Повисла тишина. В кабинете заведующего было шестеро. Жаклин вкололи лошадиную дозу успокоительного и уложили на диван в коридоре, но она, похоже, полностью отрешилась от реальности. Все присутствующие, даже лейтенант, прекрасно понимали, о чём говорит Груббер. Двадцать три человека были заперты в палатах лечебницы, и жизни их целиком зависели от решения шестерых испуганных людей.
- Они всё равно обречены, Говард, – наконец тихо произнёс Мейнинг.
Все посмотрели на него. Они всё понимали. Понимали, но боялись произнести это вслух.
- Ты о чём, Эйб? – так же тихо спросил Груббер.
- Ты знаешь. У нас ведь есть всё необходимое. Они просто уснут.
- Ты же врач….
- ДА, Я ВРАЧ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!!! – Лейкинс испуганно дернулся, и Мейнинг постарался взять себя в руки. – Да, я врач. И потому понимаю, что другого выхода у нас нет. Мы не можем их выпустить, если не хотим, чтобы кто-нибудь из них ночью проломил нам голову. И оставить их мы не можем. Никто ведь за ними не придёт, ты это сам прекрасно знаешь. Смерть от голода и жажды - страшная штука.
- А остальные? – Груббер обвёл людей потускневшим взглядом – Остальные тоже согласны, что их…следует убить?
- Я… - молчавший Лейкинс запнулся. - Я тоже…. Тоже так думаю. Что нам ещё остаётся? Еды надолго не хватит. А если они придут сюда….
- Лиз?
Старшая медсестра некоторое время сидела, спрятав лицо в ладонях. Потом молча кивнула.
- Вилли?
Уильям Баррет был в клинике самым пожилым санитаром, и Мейнинг часто удивлялся, как человек его возраста справляется с работой, которая больше подходит для дюжих ребят. Но Вилли в молодости был подающим надежды борцом вольного стиля и формы не растерял, даже когда ему перевалило за пятьдесят.
- У нас нет выбора. Это плохо. Это не по-христиански. Но сэр, ведь война. А когда война, всё не так, как раньше.
- Понятно. Война, – Груббер понуро кивнул и взглянул на Мейнинга. – Ну что, доктор Менгеле, сам это сделаешь, или помочь?
- Ах ты…. – Вилли едва успел схватить рванувшегося Мейнинга.
Тот дёрнулся пару раз в умелых руках санитара, потом расслабился.
- Сволочь ты, Говард. Сволочь и трус!
- Наверное, – Груббер печально смотрел на Мейнинга. – Наверное.
- Гуманист, да?! Помогать до последнего?! А что ты, гуманист, будешь здесь через три дня жрать?! И что будешь делать, когда они будут выть от голода в своих палатах?! Поставок больше не будет, или забыл?
- Не знаю, Эйб. Не знаю. Но вы уходите. Попытайтесь добраться до людей.
- Что?
- Я остаюсь.
Мейнинг потрясённо уставился на Груббера.
- Но это глупость!!!
Заведующий продолжал всё так же печально смотреть на Мейнинга, и тот вдруг понял, что этот человек принял решение. Наверное, главное решение в своей жизни. И он боится, очень боится. Боится этого своего решения, боится того, что неотвратимо за ним последует. Боится, но не отступит. Потому что ошибся Абрахам Мейнинг. Говард Груббер не был трусом.
***
15 июня 2016 года.
Они вышли следующим вечером. Лейтенанта накачали обезболивающим, чтобы он мог переставлять ноги, а Жаклин оставили. Ещё одно «зло во спасение», но Мейнинг больше не раздумывал. Ожесточился. Принял правила игры, имя которой «выживание любой ценой». Элизабет осталась тоже, и Мейнинг видел: эта пожилая уже женщина больше не желает жить. Ну что же, значит, так тому и быть. Тот «старый» Мейнинг ещё мог попытаться уговорить её, «новый» - нет.
Нагрузив рюкзаки консервами, они двинулись на юг, в Мексику. Туда, где ещё был шанс встретить людей. Машину не брали, лейтенант сказал, что механические движущиеся объекты пришельцы уничтожают в первую очередь.
Странно, но никто не оглядывался. Все приняли решение Груббера, обрадовались ему в глубине своей испуганной души. Тому, что кто-то принял на себя эту ношу, а у остальных появился шанс выжить. А Мейнинг, упрямо и зло шагая по пыльной дороге, был уверен: Груббер стоит у окна и грустно смотрит им вслед. А в небе, под странным, нечеловеческим светом изменившейся луны, разгоралась изумрудная заря….
автор - Rainbow Eyes
12 июня 2016 года.
В тот день Абрахам Мейнинг запомнил только одно ощущение: искреннее удивление. Не страх, не восторг, а именно искреннее и неподдельное удивление, разом охватившее всех. И Мейнинг был уверен: удивился в тот день не только персонал маленькой психиатрической клиники, столпившийся перед экраном телевизора, а, наверное, весь земной шар.
Хотя, казалось бы, как же так? Ведь почти полтора века мы читали про это в книгах, смотрели в кино, но, столкнувшись в реальности, до последнего отказывались верить в произошедшее. Вторжение? Инопланетяне? Да вы про что? Этого не может быть. Это только в кино бывает.
Психиатрическая клиника имени Святого Патрика располагалась километрах в шестидесяти от Феникса и была построена на деньги какого-то благотворительного фонда лет двадцать назад. Работая тут уже почти восемь лет, Мейнинг всегда придерживался мнения, что, как ни старайся благозвучнее назвать психушку, психушкой она от этого быть не перестанет. Может быть, подобный взгляд на вещи и был неправильным, особенно для врача, избравшего психиатрию своим призванием, но разговорчивостью Абрахам Мейнинг никогда не отличался и мысли свои старался держать при себе.
Тем более, что работа вне города ему нравилась. Пускай природа здесь и не очень живописна - всё же это Аризона, с её пустынями и жарой, - но отсутствие городской суеты и шума за окнами - это большой плюс.
Слушая какие-то куцые утренние сообщения совершенно фантастического толка, Мейнинг, как и все, удивился, но затем больничная рутина отогнала всё на второй план. Однако в полдень новости были уже другими.
«….К сожалению, у нас нет связи с Нью-Йорком. Несколько сейсмологических станций на восточном побережье зафиксировали около десятка крупных подземных толчков в районе города, но пробиться к эпицентру пока невозможно. Военные отказываются комментировать происходящее, но нам точно известно, что в районе Ричмонда идут тяжелые бои, а по всей территории Соединённых Штатов постепенно исчезает спутниковая и проводная связь. Но мы будем….»
Диктор тараторил новости с какой-то нервной поспешностью, и в глазах его было уже не удивление, это Мейнинг видел хорошо. В глазах его был страх. Не тот страх, который очень скоро появится в глазах у всех людей этой планеты, а пока лишь его далекий предвестник. Тогда они ещё до конца не понимали, что в действительности произошло.
«…. Наш специальный корреспондент смог прислать кадры появления одного из странных аппаратов в районе Эль-Пасо. К сожалению, сейчас связь с корреспондентом потеряна, но увиденное... – диктор запнулся. – Увиденное впечатляет….»
Картинка на экране изменилась. Судя по всему, это был пригород. Часть домов горела каким-то странным бездымным пламенем, а футах в ста от оператора возвышалась странная конструкция, стоящая чуть поодаль от дороги.
Больше всего это напоминало большой пучок сросшихся зеленоватых кристаллов высотой чуть повыше дома. Граней и изломов было так много, что взгляд не мог зацепиться, выделить какую-то конкретную форму, но то, что никакой симметрии в этом объекте не было, становилось понятно сразу.
Однако, при всей этой несимметричной нелепости, что-то в конструкции имелось. Что-то, что давило на психику, вызывало ощущение угрозы, странной, необъяснимой тревоги. И никаких тебе летающих тарелок, испускающих таинственные лучи, - Мейнинг горько усмехнулся.
Картинка дернулась и приблизила ранее незаметную фигуру, стоящую у зеленоватой поверхности. Мейнинг затаил дыхание. Рядом тяжело дышала Жаклин, молодая медсестра, к которой многие давно и безуспешно подбивали клинья. Напряжение, повисшее в комнате, можно было буквально резать ножом.
Как потом говорили, это был первый раз, когда ИХ смогли снять на камеру. Пришелец был высок. Рост «брата по разуму» на глаз составлял примерно футов семь-восемь, и сложение он имел довольно хрупкое. Хрупкое, но вместе с тем вполне человеческое и даже, можно сказать, изящное. Одежда его напоминала некий серо-синий комбинезон, весь покрытый сложным и, судя по всему, рельефным узором. Поначалу Мейнингу показалось, что это женщина, - длинные серебристо-белые волосы свободно спадали почти до пояса, - но потом пришелец обернулся, и все разом охнули.
Это был не человек. Не бывает у людей таких лиц. Даже при взгляде на картинку с камеры в трясущихся руках оператора облик пришельца буквально завораживал. Завораживал жуткой красотой. Идеальные черты хрупкого, но правильного лица, изящно тонкий подбородок, зелёные глубокие глаза. Равнодушные, холодные глаза, не выражающие ничего. Но больше всего внимание привлекали его уши. Нечеловеческие, вытянутые вверх заострённые уши.
- Эльф!
- Что? – прозвучавшее слово заставило всех вздрогнуть и повернуться к Карлу Лейкинсу, самому молодому из санитаров.
- Это же эльф!
- Какой ещё эльф? - Мейнинг не сразу понял.
Про эльфов он помнил с детства одно: они маленькие и живут в цветах. А ещё помогают Санта-Клаусу.
- Ну кто из вас фэнтези читает? Вспомните. Посмотрите на него. Это ведь настоящий эльф.
Теперь Мейнинг понял. Сам он подобной литературой никогда не интересовался, но понял. Действительно. Очень похож. Хотя глупость, конечно. Между тем «эльф» на экране, судя по тому, как он посмотрел в камеру, заметил оператора. Странные узоры на его одежде замерцали зелёным светом, изображение заплясало, а потом оператор стал дико кричать. Недолго.
***
Телевидение исчезло ближе к вечеру. Интернет тоже. Пытались узнавать новости по радио, но на большинстве частот был только шум. Несколько развлекательных радиостанций, похоже, решили переквалифицироваться в новостные, но ничего толкового передать не могли. В Нью-Йорке явно что-то произошло. Вашингтон тоже полностью недоступен, словно города уже нет. Связь с Далласом прервалась ближе к полудню. Почти все спутники связи, судя по всему, уничтожены. Промелькнула информация, что пришельцы используют какую-то «живую пыль», от которой не защищает никакая броня, но что это такое и что нужно делать, никто рассказать толком не смог.
И всё. Ни обращения президента, ни призывов сохранять спокойствие, ни бодро марширующей национальной гвардии. Огромное государство словно перестало существовать менее чем за день. В кино вторжение инопланетян выглядело несколько по-другому. Там бравый президент и его генералы громили инопланетных захватчиков, а если и не громили, то обязательно призывали нацию к сопротивлению. Но сейчас была только неизвестность.
Вскоре отключились электричество и водопровод. В клинике был генератор, но ресурса его хватало только на одну ночь, и Мейнинг мысленно поблагодарил заведующего за то, что тот настоял продублировать электронные замки на палатах обычными задвижками. Двадцать три агрессивных сумасшедших, бегающих по тёмному зданию, были сейчас совсем не ко времени.
Маленькая загородная клиника оказалась словно всеми забыта. Никто не приезжал, чтобы организовать эвакуацию, никто не звонил с указаниями, что делать, никто не хотел забрать родственников. Заведующий Говард Груббер пытался связаться с городом, но вся телефонная связь исчезла разом. Даже спутниковая.
***
- Нам нужно просто подождать, – толстые щёки Груббера покраснели. – Армия придёт и проводит нас к месту эвакуации.
- Ждать? У меня ребёнок дома! А чёртовы телефоны не работают. Как я могу ждать?! - Жаклин яростно смотрела на заведующего – И моя смена уже закончилась.
- Смена? Какая смена? Вы что не видите, что никто не пришёл?
- Это ваши проблемы.
Мейнинг сидел у стены, устало вытянув ноги. Ему было всё равно. Зачем уговаривать Жаклин, когда большая часть персонала и так разбежалась? У всех в Фениксе семьи, и наивно было ожидать, что люди останутся. Да и что изменит, если одна медсестра не уйдёт?
- Эйб, а ты? – Груббер повернулся к врачу – Тоже уходишь?
Мейнинг покосился на ждущую поддержки Жаклин и покачал головой. Куда уходить? В унылую холостяцкую квартирку? Даже беспокоиться Мейнингу не за кого, нет у него ни родных, ни близких. Груббер едва заметно выдохнул. Жаклин, ничего не ответив, вышла, громко хлопнув дверью.
- Как думаешь, останется? – Груббер присел на соседний стул.
- Вряд ли.
Помолчали.
- Знаешь, я ведь и сам не знаю, что нам делать, – Груббер растерянно смотрел на свои ладони. – Я домой позвонить так и не успел. Не знаю, что там с Эвелин и дочками. Но двадцать три человека, Эйб. Двадцать три. И нам нельзя их выпускать. Они же агрессивные. А если мы разойдёмся по домам, кто за ними вернётся? Особенно в нынешней суматохе? Они просто умрут в палатах от голода. Что мне делать, Эйб?
- Не знаю.
Мейнинг действительно не знал. Но видел: Груббер испуган до крайности. Заведующий был по сути своей неплохим человеком и классным врачом, но, по мнению окружающих, очень уж слабохарактерным.
- Пойду, проверю, кто остался, – Мейнинг встал.
Никуда идти не хотелось, но и сидеть, наблюдая растерянность и отчаяние Груббера, стало просто невмоготу. Остались пятеро. Считая Мейнинга и Груббера. Жаклин всё-таки ушла, но остался Лейкинс, чем немало удивил Мейнинга. Паренёк не производил впечатление надёжного, однако не сбежал.
Ночь прошла беспокойно. Если подобное определение можно применить относительно сумасшедшего дома. Они кое-как покормили больных, хотя впятером это было совсем непросто. Мейнинг почти не спал, стоя у окна и всматриваясь в темень. Что делать? Здравый смысл подсказывал: нужно уходить. Он вспоминал существо, убившее оператора. Чего они хотят? Зачем пришли? Как смог появиться такой неимоверный сплав жуткой красоты? Именно оттого, что Мейнинг не спал, он первый из всех в клинике увидел то, что потом назвали «горящими небесами» и «звездой Полынь».
Весь небосвод вдруг озарился странным изумрудно-зелёным заревом, свечение потекло, стало изменяться, создавая на небе жуткие, но чем-то очень красивые разводы. Луна приобрела ярко-зелёную корону, засветилась злым, ненормальным светом, превращая ночь в нечто жуткое. Масштабы поражали. Мейнинг выскочил на улицу. Полыхало всё небо.
- Что это? - рядом стоял заспанный Лейкинс.
- Не знаю.
- Луна светится.
- Вижу.
- Похоже на северное сияние. Я как-то в Канаде видел. Это, наверное, эльфы сделали. Интересно, какие они? Зачем к нам пришли?
Мейнинг покосился на парня. Никак он не угомонится со своими «эльфами».
Вернувшись в помещение, он всю оставшуюся ночь простоял у окна, наблюдая жуткую пляску изумрудного огня, и уже под утро заметил в рассветном, сером свете бредущую по подъездной дорожке фигуру. Как только рассвело, изумрудное свечение стало бледнеть, постепенно уступая место обычному земному небу.
- Карл, у нас гости, – он пихнул храпящего на столе Лейкинса.
Парень ошалело озирался, но Мейнинг уже бежал по лестнице в холл. Выскочив навстречу приближающемуся человеку, он вдруг резко затормозил. Это была Жаклин, но с девушкой что-то было явно не так. Она шла, раскачиваясь, опустив голову и буквально волоча по земле ноги. Одежда на ней была заляпана грязью, а в некоторых местах порвана.
- Жаклин!
Девушка не ответила, продолжая брести в сторону главного входа. Мейнинг поймал её за руку, и Жаклин, словно автомат, остановилась.
- Что случилось?
- Их больше нет, – Жаклин произнесла это тихо и совершенно равнодушно.
- Что? Кого нет?
- Всех, – девушка, наконец, подняла голову, и Мейнинг увидел в её глазах дикий ужас. – Никого больше нет. Города. Людей. Моей дочери. НИКОГО!!! НИКОГО БОЛЬШЕ НЕТ!!! ОНИ СГОРЕЛИ!!! ВСЕ СГОРЕЛИ!!! В ХОЛОДНОМ ОГНЕ!!! ОНИ КРИЧАЛИ!!! ОНИ ТАК КРИЧАЛИ!!! – Жаклин покачнулась и стала оседать на землю.
Мейнинг не стал расспрашивать дальше. Подхватив медсестру, он вместе с подбежавшим Лейкинсом потащил девушку в здание.
Казалось бы, что может быть проще, чем привести человека в себя после нервного срыва, если этот человек сам пришёл в психиатрическую клинику, но с Жаклин ничего не получалось. Она то впадала в истерику, крича и вырываясь, то отрешалась от всего, глядя в одну точку.
За весь следующий день никто так и не появился. Замолчало и радио. Оставшиеся чувствовали себя буквально «на необитаемом острове», и главной проблемой было то, что на этом острове вместе с ними находились двадцать три невменяемых душевнобольных.
***
14 июня 2016 года.
Мейнинг сбросил скорость, и теперь машина едва ползла по угольно-черному асфальту. Странное ощущение было от этой почерневшей дороги. Мейнинг даже остановился и провёл по асфальту пальцем, ожидая обнаружить следы гари, но гари не было. Асфальт почернел словно бы изнутри.
Почему именно он вызвался ехать в город? Он и сам не знал. Наверное, очень уж давила атмосфера страха, поселившаяся в клинике после возвращения Жаклин. Страха и беспомощности. И тогда он поехал в город. Никто не возражал.
Первая машина встретилась почти у самого пригорода. Тёмно-синий «шевроле» стоял, перегородив половину дороги, и Мейнинг поначалу не заметил внешних повреждений. Он вышел, осторожно заглянул в салон и обнаружил водителя. Вернее, то, что от него осталось. Мейнинг открыл дверцу и присмотрелся. С сидящего в машине человека словно слезла кожа, но то, что это не ожоги, он понял сразу. Хоть он и стал психиатром, в молодости Мейнинг серьёзно увлекался судебной медициной. Нет, ожоги выглядят не так. Тут кожа словно отмерла и отпала, вместе с частью прилегающих тканей. Какой-то странный и, судя по всему, очень быстрый некроз.
Дальше машины стали попадаться чаще. Он уже не заглядывал в них. Кое-где люди лежали на дороге, видимо, успев выскочить из машины, но отойти от неё не смогли и на пару шагов. И хотя трупов попадалось всё больше, на всеобщее бегство это было совершенно не похоже. Словно тут умерли только те, кто ехал в тот момент по шоссе. А ведь если на город напали, жители должны были толпами хлынуть из города. Дорога должна быть забита машинами.
Через пару миль Мейнинг остановился и некоторое время курил. Что делать? Судя по всему, соваться в город будет не лучшей идеей. Но от него ведь ждут информации, а какую информацию могут дать валяющиеся на дороге трупы? Поэтому в конце концов он поехал дальше, решив повернуть в случае первых же признаков опасности. В пригород он въехал очень медленно.
Вернее въехал в то, что когда-то было пригородом. Глядя на то, что осталось от домов, Мейнинг старался подобрать аналогию - и, наконец, понял: коттеджи по обе стороны дороги не сгорели или развалились. Они оплыли. Словно свечи. Трупы теперь лежали повсюду. В основном со следами знакомого разложения, но один раз он увидел несколько тел, буквально разорванных на части, а на перекрёстке стоял закопченный остов школьного автобуса, который, похоже, сгорел по настоящему. Заглядывать внутрь Мейнинг не стал.
А затем он увидел танк. Странным образом оплывший, с лежащими вокруг нелепо изломанными фигурами в бронежилетах. Футов через триста стояли уже три танка, сплавленные в одну жуткую, сюрреалистическую конструкцию, словно вышедшую из рук полоумного скульптора. Броня пошла пузырями, напоминая нагретый сыр, и Мейнинг даже думать не хотел, как это было сделано.
Следы боя тут были повсюду. Автомобиль с трудом протиснулся между покрытой дырами от пуль стеной дома и искорёженными танками, и пару раз Мейнинг даже испугался, что застрял. На дороге стали попадаться затянутые странной маслянистой жидкостью воронки, и приходилось ехать очень медленно.
Но, наконец, он достиг нужного места. Про этот холм знали все в пригороде. Место всех влюблённых. С него открывался прекрасный вид на Феникс, и именно сюда ехал Мейнинг. Учитывая, что он так и не встретил ни одного живого человека, лучшего места, чтобы оценить ситуацию, не было.
Он заглушил мотор, потом вышел из машины и попытался закурить. Пальцы дрожали, не слушались, и сигареты выпадали из рук. Феникса больше не было. Всё пространство до горизонта покрывала странная буро-зелёная пена, из которой кое-где торчали остовы зданий. Небоскрёбы вдали изогнулись под невероятным углом, и Мейнингу даже не нужен был бинокль, чтобы оценить масштабы происходящего. Город словно растворили, опрокинув на него титанический чан с кислотой.
***
Выжившего солдата Мейнинг обнаружил совершенно случайно. Он и сам не понимал, что заставило его заглянуть в местный супермаркет. Наверное, вспомнил, что запас продуктов в клинике невелик и будет не лишним набрать каких-нибудь консервов. Одна сторона здания немного оплыла, но вход оказался не повреждён, разве что раздвижные двери не работали, и пришлось выбивать стекло камнем. Учитывая, что тишина на улице стояла неимоверная, звон резко завизжавшей сигнализации его сильно перепугал. Видимо сигнализация была запитана от аккумулятора, так как освещения в супермаркете не было.
Тела внутри лежали буквально вповалку, и добраться до полок оказалось совсем непросто. Но Мейнинг добрался. Наверное, заваленный полуразложившимися трупами магазин должен был ужасать, но Мейнинг отчего-то ощущал внутри лишь странную пустоту. Видимо, незаметно для себя он смирился тем, что дальше будет только хуже, принял это, и страх ушёл. А может, давала о себе знать пресловутая «медицинская чёрствость».
Человек в военной форме лежал у одной из касс, и поначалу Мейнинг принял его за очередной труп. Но, пару раз пройдя мимо в поисках консервов, заметил подергивающиеся пальцы на левой руке солдата. Единственной сохранившейся руке - на месте второй был почерневший обрубок.
Перевернув раненого, Мейнинг даже удивился, что тот до сих пор жив. Рана была очень похожа на те, которые покрывали лежащие вокруг тела, ткани словно поражены мгновенным отмиранием, но удар, видимо, зацепил только руку. Хотя, учитывая болевой шок, даже в этом случае выжить шансов немного.
Пытаться оказать помощь здесь было бессмысленно, но Мейнинг всё же нашёл аптечный отдел и кое-как попытался перебинтовать культю. Вряд ли это имело смысл, кровотечения всё равно не было, но таких ран Мейнинг раньше не видел. Он перетащил солдата в машину, пришлось, правда, повозиться, снимая бронежилет, но в конце концов он устроил раненого на заднем сиденье и, прихватив пять ящиков консервированной ветчины и два ящика виски, отправился обратно.
Солдат пришёл в себя, когда Мейнинг уже выехал на шоссе.
- К-к-кто….
- Молчите, – Мейнинг сбавил скорость и обернулся к раненому. – Лучше не говорить.
- К-к-кто….
- Я врач.
- Врач…. Где….
- Я везу вас в больницу. А теперь помолчите и постарайтесь расслабиться.
- Больно….
Мейнинг вздохнул и остановил машину. У него не было нужной квалификации для оценки состояния этого человека, но если ничего не делать, то до больницы он его не довезёт. Поэтому Мейнинг, не задумываясь, просто достал аптечку и вколол раненому двойную дозу пироксикама. Ничего другого всё равно не было. Когда они, наконец, въехали на аллею перед клиникой, солдат был без сознания.
***
- Мы не можем здесь оставаться, Говард. Помощи не будет. Нужно уходить. На север. Может, встретим кого. Нужно узнать, где эвакуационные лагеря. Должны же они быть хоть где-то.
- Не на север. На юг, – подал голос лежащий на кушетке лейтенант Хилтон.
Солдат, оказавшийся офицером, всё-таки пришёл в себя и, хоть был очень слаб, всё равно потребовал, чтобы его принесли на «совещание».
- Что-то подобное должно быть в Мексике.
- Почему не было эвакуации? Почему нас не забрали? Где чёртова армия? – Мейнинг гневно смотрел на военного.
- Мы не успели.
- Не успели? Феникса больше нет. Пока это происходило, неужели нельзя было эвакуировать хотя бы пригороды?
- Пока это происходило? – лейтенант попытался рассмеяться, но тут же охнул и побледнел от боли. – Парень, это происходило ровно пятнадцать минут. И города не стало.
- Но почему? - Старшая сестра Элизабет Велински кусала губы, и по бледности её лицо могло соперничать с больничными стенами.
Все знали: вся её семья осталась в Фениксе.
- Разве нельзя было провести переговоры? Почему они нас убивают?
- Переговоры? – лейтенант выругался. – Ещё как пытались. Не получилось никаких переговоров. Эти сволочи нас прекрасно понимают, это известно точно, но говорить не желают. Перед боем нам показали их обращение. Единственное видеопослание, которое они соизволили нам отправить. Мы поначалу даже не поверили. Нас решено уничтожить, как вредителей.
- Как что?
- Как вредителей. Когда мой дед в Айове травил кукурузные поля, говорил, что уничтожает вредителей.
- Но мы не какие-то там жуки, – Мейнинг потрясённо смотрел на военного.
- Похоже, эти ребята так не считают. Думаю, солдатам для того и показывают это послание, чтобы развеять иллюзии у мечтателей о «контакте с братьями по разуму».
- Пусть так, но у нас же масса всякого оружия. Эти сукины дети из Пентагона постоянно что-то там придумывали. Постоянно требовали больше денег. А теперь наши города растворяют за пятнадцать минут?
Лейтенант со злостью посмотрел на него:
- Думаешь, не пытались? Нас просто смели. Ни один из их долбаных аппаратов мы так и не смогли уничтожить! Ни один! На них ничего не действует! Ничего, понимаешь?! Техническое превосходство просто неимоверное. И абсолютная безжалостность. Им, похоже, наплевать на гражданских, пленных, раненых. Да вы же не в курсе. Нью-Йорка больше нет. Он испарился. А Даллас съели насекомые. Именно так. Долбаная саранча, жрущая людей и здания с одинаковым аппетитом. Что с остальными городами, мы просто не знаем, связи нет, все спутники уничтожены. Ракетные шахты тоже уничтожены. Авиабазы в Техасе уничтожены. И всё, можно сказать, за полдня. Вроде бы в центральных штатах что-то ещё осталось, но проверить никак не получится. Любой летательный аппарат они сбивают с орбиты за пару минут. Вам очень повезло, что эту клинику не обнаружили. Но, думаю, это ненадолго. Воздушное пространство они теперь контролируют полностью, так что сами понимаете.
- Как странно. Такие красивые, и такие…. Почему же так? – пробормотал Лейкинс.
Все замолчали.
- Значит, нужно уходить. На юг, – Мейнинг решительно обвёл присутствующих взглядом.
- Уходить? – Груббер сидел, обхватив голову руками. – А ИХ ты с собой возьмёшь?
Повисла тишина. В кабинете заведующего было шестеро. Жаклин вкололи лошадиную дозу успокоительного и уложили на диван в коридоре, но она, похоже, полностью отрешилась от реальности. Все присутствующие, даже лейтенант, прекрасно понимали, о чём говорит Груббер. Двадцать три человека были заперты в палатах лечебницы, и жизни их целиком зависели от решения шестерых испуганных людей.
- Они всё равно обречены, Говард, – наконец тихо произнёс Мейнинг.
Все посмотрели на него. Они всё понимали. Понимали, но боялись произнести это вслух.
- Ты о чём, Эйб? – так же тихо спросил Груббер.
- Ты знаешь. У нас ведь есть всё необходимое. Они просто уснут.
- Ты же врач….
- ДА, Я ВРАЧ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!!! – Лейкинс испуганно дернулся, и Мейнинг постарался взять себя в руки. – Да, я врач. И потому понимаю, что другого выхода у нас нет. Мы не можем их выпустить, если не хотим, чтобы кто-нибудь из них ночью проломил нам голову. И оставить их мы не можем. Никто ведь за ними не придёт, ты это сам прекрасно знаешь. Смерть от голода и жажды - страшная штука.
- А остальные? – Груббер обвёл людей потускневшим взглядом – Остальные тоже согласны, что их…следует убить?
- Я… - молчавший Лейкинс запнулся. - Я тоже…. Тоже так думаю. Что нам ещё остаётся? Еды надолго не хватит. А если они придут сюда….
- Лиз?
Старшая медсестра некоторое время сидела, спрятав лицо в ладонях. Потом молча кивнула.
- Вилли?
Уильям Баррет был в клинике самым пожилым санитаром, и Мейнинг часто удивлялся, как человек его возраста справляется с работой, которая больше подходит для дюжих ребят. Но Вилли в молодости был подающим надежды борцом вольного стиля и формы не растерял, даже когда ему перевалило за пятьдесят.
- У нас нет выбора. Это плохо. Это не по-христиански. Но сэр, ведь война. А когда война, всё не так, как раньше.
- Понятно. Война, – Груббер понуро кивнул и взглянул на Мейнинга. – Ну что, доктор Менгеле, сам это сделаешь, или помочь?
- Ах ты…. – Вилли едва успел схватить рванувшегося Мейнинга.
Тот дёрнулся пару раз в умелых руках санитара, потом расслабился.
- Сволочь ты, Говард. Сволочь и трус!
- Наверное, – Груббер печально смотрел на Мейнинга. – Наверное.
- Гуманист, да?! Помогать до последнего?! А что ты, гуманист, будешь здесь через три дня жрать?! И что будешь делать, когда они будут выть от голода в своих палатах?! Поставок больше не будет, или забыл?
- Не знаю, Эйб. Не знаю. Но вы уходите. Попытайтесь добраться до людей.
- Что?
- Я остаюсь.
Мейнинг потрясённо уставился на Груббера.
- Но это глупость!!!
Заведующий продолжал всё так же печально смотреть на Мейнинга, и тот вдруг понял, что этот человек принял решение. Наверное, главное решение в своей жизни. И он боится, очень боится. Боится этого своего решения, боится того, что неотвратимо за ним последует. Боится, но не отступит. Потому что ошибся Абрахам Мейнинг. Говард Груббер не был трусом.
***
15 июня 2016 года.
Они вышли следующим вечером. Лейтенанта накачали обезболивающим, чтобы он мог переставлять ноги, а Жаклин оставили. Ещё одно «зло во спасение», но Мейнинг больше не раздумывал. Ожесточился. Принял правила игры, имя которой «выживание любой ценой». Элизабет осталась тоже, и Мейнинг видел: эта пожилая уже женщина больше не желает жить. Ну что же, значит, так тому и быть. Тот «старый» Мейнинг ещё мог попытаться уговорить её, «новый» - нет.
Нагрузив рюкзаки консервами, они двинулись на юг, в Мексику. Туда, где ещё был шанс встретить людей. Машину не брали, лейтенант сказал, что механические движущиеся объекты пришельцы уничтожают в первую очередь.
Странно, но никто не оглядывался. Все приняли решение Груббера, обрадовались ему в глубине своей испуганной души. Тому, что кто-то принял на себя эту ношу, а у остальных появился шанс выжить. А Мейнинг, упрямо и зло шагая по пыльной дороге, был уверен: Груббер стоит у окна и грустно смотрит им вслед. А в небе, под странным, нечеловеческим светом изменившейся луны, разгоралась изумрудная заря….
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Данные об авторе:
Геннадий, 30 лет, из Донецка, бывший шахтер.
Отзывы на рассказ "Изумрудная заря":
Геннадий, 30 лет, из Донецка, бывший шахтер.
Отзывы на рассказ "Изумрудная заря":
Stasia:
Наконец-то. Луч света в темном царстве... ой, то есть это... Зеленая заря в загнивающей империи!
Соответствие - нормально. То есть, разумеется, что ушло - понятно, что пришло - если я не ошибаюсь, мы уже видели (я не ошибаюсь?)
Сюжет. Сложно. в смысле сложно оценить. У меня две противоречивых тенденции. Одна пищит: банально, неинтересно, автор "Дня Независимости" насмотрелся... другая робко попискивает - а не стебется ли автор над тем самым "Днем", как Бёртон постебался над сказками?
Здесь отдельно остановлюсь на героях - хвала богам всех народностей предыдущего рассказа, они таки появились!
Мейнинг - скорее понравился. Из тех, что люди действия. И решение примет, и ку де грас не побоится нанести. Хоть и не без внутреннего содрогания, хоть и откажется от него по возможности - видно, с каким облегчением он воспринял решение Груббера. Ну это, насколько я понимаю, вообще любимый вопрос автора - грань, за которую можно заступать или нельзя (как считает Груббер).
Остальные персонажи набросаны довольно грубо (импрессионистически, я бы сказала), но все же ярко: и Жаклин, и Лейкинс, и Лиз, и Вилли. По одной-две реплики на каждого, и их таки видишь. Может, потому что образы клишированные достаточно? Но массовку создают хорошо.
Язык. Порадовал и некими красотами, и точностью формулировок, и детальностью - ощутимостью - описаний. Описания в этом рассказе тоже можно резать ножом: "Футов через триста стояли уже три танка, сплавленные в одну жуткую, сюрреалистическую конструкцию, словно вышедшую из рук полоумного скульптора. Броня пошла пузырями, напоминая нагретый" - ну хорошо же! Как и "Всё пространство до горизонта покрывала странная буро-зелёная пена, из которой кое-где торчали остовы зданий. Небоскрёбы вдали изогнулись под невероятным углом" *грустно* автор, почему вам удается хорошо описывать тока всякую мерзость, а? Нет чтоб лютики-цветочки!
Но с другой стороны, пара ляпов.
Станция - не сейсмологическая, как правило. Сейсмическая, не? или уж, если красиво и длинно, - сейсморазведочная. Сейсмологическая - относящаяся к науке сейсмологии, неправильное словоупотребление.
Двадцать три невменямых душевнобольных - понимаю, что хотели сказать, но получилось масло масляное. Просто оба признака несут одинаковую характеристику, но одно сильнее по степени.
"Жуткие, но чем-то красивые разводы". Чем-то, имхо, лишнее. Дальше вы описываете чем именно.
Больше глаз не цеплялся, да и это так. Потому - хорошо.
Ali:
Язык замечательный - хоть сейчас в печать. Дюже крепкая проза. Понравилось всё. Критиковать нечего, а жаль, не дали поумничать.
Элис:
авторство определяется элементарно по хорошему языку рассказа и его мрачной тематике. Грустно, но увлекает. Вечная тема выбора - жизнь или самопожертвование ради гуманизма (сомнительного).
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?