Форумы фензина

Sic transit…

автор - Stasia

Если вам сообщают, что через месяц вы умрете, - это неправда. В любом случае. И вовсе не потому, что последней умирает надежда. Потому, что вы умираете тотчас же. Фраза еще не отзвучала, бьется где-то на краешке сознания, трепещет прозрачными крыльями – а вас уже нет.
Организм продолжает функционировать: требовать пищи, секса, отправления естественных нужд. Мозг способен реагировать на внешние факторы-раздражители, подавая соответствующие сигналы на периферию: растягивая в улыбке губы, плаксиво морща лицевые мышцы, саркастически изгибая бровь. И даже бесшабашное: «Оторвусь напоследок!» - принадлежит не вам. Живые так не говорят. Просто тело, по иронии судьбы откликающееся на ваше имя, отмеряет бесполезными метаниями положенные ему часы, минуты, секунды.
Кап-кап. Кап-кап-кап.

Дичь какая, - пробормотала Линка.
Тело, по иронии судьбы откликающееся на имя Ангелины Шперленг, студентки четвертого курса истфака, превратилось за время работы в сплошную отсиженную ногу и тщилось совершить любое, пусть и бесполезное, метание.
- Закончила? – голос старшего брата вклинился в Линкины страдания тем самым внешним раздражителем, не отреагировать на который было невозможно. – И что там? Как?
- Доморощенная философия там. С уклоном в эсхатологию. Базирующаяся на апории Зенона. Мол, сдохнет Ахиллес, а черепаху все равно не догонит! – выпаливая эту чушь, Линка едва удерживалась от смеха – лицо брата вытягивалось, как канат под весом дюжего десятиклассника. Неделю назад Гарька сдал кандминимум по философии, по окончании экзамена светлым именем Шлимана* поклявшись убивать любого, кто посмеет напомнить ему об «этой помеси паранауки с чириканьем мартышек в зоопарке».
- Спать иди, а то вон… ересь какую-то несешь уже, - хмуро бросил любящий братец и уставился в монитор, где плясали цветные сполохи: программа-дешифратор («Лешкина!» – с гордостью вспомнила Линка) переваривала очередной фрагмент текста.

Три года назад
- Лин, ну сколько можно? – нетерпеливый юношеский басок взвился над спящим лагерем.
Крайняя палатка слева зашебуршилась интенсивнее. Взвизгнула молния, и на свет божий (если можно так обозвать предутреннюю серость) выползло худенькое существо в темной куртке и джинсах. Вытащило рюкзак и хмуро оглядело Алексея.
- Чего вопишь-то? Весь лагерь перебудить хочешь? Фот искала – без него никак, сам понимаешь.
- Да Гарька там извелся уже, наверное. Заранее не могла?
- Значит, не могла, - все тот же хмурый взгляд, деловой тон и ни грамма тепла. – Пошли, что ли?
- Давай рюкзак понесу, - Лешка всегда мирился первым, хоть и не понимал, на черта оно ему нужно, это примирение. Все равно ничего не светит. Но мысль о дующейся на него девушке причиняла почти физическую боль.
Собственно ради нее, Лины, Лешка и променял уютный диван, родное железо и темное пиво на палатку, лопату и чай с травами. Копошилась в мозгах глупая мыслишка: «А вдруг? Чем черт не шутит!» Копошилась – и увлекла далекого от археологии айтишника к черту на кулички. Чернорабочим в «искпедицию», организованную неугомонным Даниландреичем, замдекана истфака по науке. Мнилось начитавшемуся Корчагиных-Ефремовых парню: враждебная тайга, укрывшая собой руины древних – великих! – городов, сенсационные открытия, романтика… А там – действительно, чем черт не шутит?
«Враждебная тайга» одержала безоговорочную победу над горсткой добровольцев, натравив на них беспощадную армию злющих марийских комаров. Руины древних городов категорически отказались являться грязным, ободранным диггерам и только глубже зарывались в грунт, извлекаемый, казалось, тоннами в поисках загадочного «культурного слоя». Сенсационным открытием стал выкопанный Игорем Шперленгом на четвертый день глиняный черепок, вызвавший бурю ахов-охов и прилив трудового энтузиазма… сменившегося еще через пару дней бесплодного рытья вполне закономерным пофигизмом. Черепок же, надлежащим образом почищенный специальными щеточками-кисточками, гордо воцарился в штабной палатке, куда неунывающие Даниландреич и Игорь таскали образцы грунта на анализ, периодически матерясь на весь лагерь какой-то непонятной «ананьинской*, мать ее, культурой».
Но самые напряги возникли с романтикой. Ее попросту не было. Ну то есть никакой. Или даже так: ни-ка-кой. Линка исправно здоровалась, болтала о всякой всячине, хмурилась и хохотала, упорно не замечая преследующего ее тоскливого взгляда. Зато Игорь заметил. Хмыкнул, ободряюще хлопнул страдальца по плечу. Ухватил ближайшую лопату и, жизнерадостно насвистывая что-то про непостоянное сердце красавицы, устремился в раскоп.
А еще через пару дней, улучив момент, попросил тихонечко вытащить сестренку на рассвете в лесок «во-оон за тем отрожком» - что-то, кажется, зацепил там аспирант, но обнародовать раньше времени не хочет: лохануться перед Даниландреичем страшно.
- Наконец-то! – Игорь бесцеремонно прервал Лешкины воспоминания. – Явились, гостюшки дорогие! Вас ждать – как Тесея с Крита. Самоубиться можно!
Лешка огляделся – незаметно они вышли в лощинку, где маялся в одиночестве герой-первооткрыватель. Мимоходом удивился – чего это острая на язык Линка оставила без внимания явную провокацию брата? Проследил за ее взглядом и ошеломленно присвистнул: один из склонов зиял свежераскопанной каменной кладкой – грубой, но, несомненно, рукотворной!
- Гарька! Это ты сам? Нашел и один раскопал? – звонкий голосок Лины расцветили хрипловатые нотки.
Брат довольно усмехнулся:
- Ага. Пока вас ждал. Нетерпелив зело аз есмь. Каюсь.
- Так, может, поддолбим чуток? – азартно предложил Лешка. – Глянем, чего внутри. Интересно же!
- Эх, молодо-зелено, - снисходительно улыбнулся Игорь. – Интересно им. А что бывает, когда всякие неспециалисты вскрывают захоронения, незнамо сколько простоявшие без вентиляции?
- Экзотические болезни? Мутировавшие? – выпалил Алексей. – Как в гробницах фараонов – типа проклятия?
Аспирант только поморщился:
- Да нет там никаких экзотических болезней. И проклятия Тутанхамона – тоже сказка. Воздух там застоялся. Протух, если хотите. Травануться как нефиг делать.
«Молодо-зелено» растерянно переглянулись.
- Так что делать-то? – робко поинтересовалась девушка.
- Фотоаппарат взяла? Вперед. Из разных мест, в разных ракурсах. Можешь и нас, героических, с лопатами наперевес щелкнуть. Потому как мы с Алексеем займемся расчисткой. Посмотрим, какую площадь занимает кладка. Если это замурованный вход – одно. А если весь холмик – остаток древнего строения, то совсем другое. А потом уже и народ звать можно – хвастаться.

Игорь устало вытянул под столом длинные ноги. Чертов кусок, от которого напрямую зависела его диссертация и будущая слава, никак не желал идти на контакт с программой. Содержимое найденных три года назад в марийской пещере листов неизвестного материала не поддавалось дешифровке ни одним из известных методов. Пришлось вплотную садиться за Шампольона и Гротефенда*, по крупицам вылавливая оттуда необходимую информацию. Клинопись и иероглифика, руны и линейное письмо… Семантика Бреаля и – вот оно! – опыт Кнорозова*. К экспериментам был немедленно привлечен Линкин воздыхатель, мало что понимавший в древней письменности, но очень много в написании программ. Каждый расшифрованный знак, каждая закорючка заботливо отбирались и вводились в базу. Символы, слова, строчки… Гарька работал как заведенный, не давая покоя ни сестре, ни Алексею.
Пусть пещера, вскрытая экспедицией, оказалась практически пустой – эти листы непременно должны содержать что-то важное, сенсационное! Иначе не было смысла прилагать столько усилий, чтобы сохранить их на века. В том, что усилия были, Гарька не сомневался – посуда, мебель, да и сам писавший давным-давно рассыпались прахом. Лишь герметично закрытый металлический ящик, найденный в самом дальнем углу пещеры, не покорился времени.
Экран мигнул и выбросил табличку с уведомлением об успешном завершении процесса дешифровки и просьбой выбрать дальнейшее действие. Игорь счастливо улыбнулся – наконец-то. Финальный этап подходит к окну. Разумеется, много времени уйдет на постредактирование, уже начатое Линкой, но главное сделано. Хотелось по-дикарски скакать по комнате, во все горло петь что-нибудь разухабистое. Смирив нехарактерные для себя порывы, Гарька открыл файл для просмотра, объединил два последних куска и вчитался в строки. Лихорадочно дернул мышкой, яростно зашлепал по клавиатуре…

Если вам сообщают, что через месяц вы умрете, - это неправда. В любом случае. И вовсе не потому, что последней умирает надежда. Потому, что вы умираете тотчас же. Фраза еще не отзвучала, бьется где-то на краешке сознания, трепещет прозрачными крыльями – а вас уже нет.
Организм продолжает функционировать: требовать пищи, секса, отправления естественных нужд. Мозг способен реагировать на внешние факторы-раздражители, подавая соответствующие сигналы на периферию: растягивая в улыбке губы, плаксиво морща лицевые мышцы, саркастически изгибая бровь. И даже бесшабашное: «Оторвусь напоследок!» - принадлежит не вам. Живые так не говорят. Просто тело, по иронии судьбы откликающееся на ваше имя, отмеряет бесполезными метаниями положенные ему часы, минуты, секунды.
Кап-кап. Кап-кап-кап.
Так бывает с любым живым существом, так бывает с коллективом живых существ. Так бывает с расой.
Столкнувшись лицом к лицу с собственной грядущей смертью, мы перестаем быть собой.
Так было с нами. Так будет с теми, кто пришел после нас.
Они похожи на нас – вполне гуманоидны. Значит, и срок жизни их расы примерно такой же. Он определяется своеобразной программой, которая функционирует на протяжении строго заданного промежутка времени. А за его пределами – генетические сбои, мутации, новые, все более страшные, болезни. Вид вымирает – рано или поздно. Не знаю, когда их ученые выведут соответствующую формулу, – но сохрани их все известные силы обнародовать эти сроки.
Мы установили, что подошли к этому пределу. И имели неосторожность сообщить правду человечеству.
Мы думали, что люди станут чище. Станут внимательнее друг к другу.
Мы оказались наивными глупцами.
Под влиянием грядущего конца света все чаще и чаще рвались из перекошенных ртов дикие вопли: «Оторвусь напоследок!» - загорался звериный огонь в людских глазах.
Пришло понимание: ничто не отделяет нас от того, чтобы пуститься во все тяжкие… И лучше бы не знать. Мы бы еще чуть-чуть побыли людьми. Еще чуть-чуть пожили.
Остатки нашей расы еще ютятся на планете. Мы следим за развитием тех, новых… похожих – и не похожих на нас.
Скоро придет моя очередь (горько усмехаюсь) …вымирать.
Вождь живущего неподалеку племени – вполне развитого, между прочим (кузнечное дело, бронза, ткачество и глиняная посуда) – имеет все инструкции на этот случай.

Гарька вздрогнул – словно холодок пробежал вдоль позвоночника.
Он давно закончил редактировать получившийся текст, давно прочитал его – и не раз. Это действительно была сенсация. Да еще какая, черт ее побери! Стоит опубликовать этот фрагмент списка – поднимется буря.
Игорь представил себе, как газетчики расписывают скорый и неизбежный конец света… как ученые (и ведь раскопают, выведут эту формулу!) вынуждены соглашаться и разводить руками – да, мол, именно так все… то есть не совсем так – и мы еще спокойно проживем сколько-то плюс-минус пару тысяч лет. Но обезумевшие люди не слышат последних слов – и рвется, рвется наружу это страшное «оторвусь напоследок!»
Может быть, и правда - лучше не знать?
Какая разница - сейчас или потом начнется гроза? Он, Игорь, не хочет быть тем, кто ее вызвал.
Какие-то найденные в пещере записи. Даже не смешно. К ним еще пятьсот лет никто не притронется - фанатиков нынче мало, а финансирование вообще крошечное. Хватило бы на фундаментальные исследования, не до марийских находок.
Решительно взявшись за мышку, Игорь полез в комп – чистить. Гори она синим пламенем, слава эта. Для стандартного диссера достаточно будет общих принципов и неких практических выкладок – накидает еще всяких заметок и наблюдений. Вот уж воистину – sic transit…
А Линка? И этот... гений ее компьютерный? С ними как объясняться?
Впрочем... именно так и объясняться: мол на полноценную диссертацию нужно что-то более масштабное, а не никому не нужная находка... Вон, Фестский диск* нас ждет-не дождется!

__________________________

Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман, археолог-любитель, прославившийся своими находками в Малой Азии, на месте античной Трои

Археологическая культура конца VIII—III вв. до н. э., распространена на территории Среднего Поволжья (от реки Ветлуги до Ульяновска) и в бассейне реки Камы

Георг Фридрих Гротефенд, немецкий филолог, впервые прочитавший древнеперсидскую клинопись
Жан Франсуа Шампольон, французский лингвист, посвятивший всю жизнь расшифровке египетских иероглифов, автор первой грамматики древнеегипетского языка.

Мишель Бреаль, французский лингвист и филолог, занимался дешифровкой кипрского слогового письма и «игувинских таблиц», один из основоположников науки о значении – семантики.
Юрий Кнорозов, советский лингвист, расшифровал иероглифические тексты индейцев майя, применяя в расшифровке анализ с помощью ЭВМ.

Глиняный диск с нанесёнными по спирали неизвестными ранее рисуночными знаками найден в 1908 г. на Крите близ города Фест итальянскими учёными, до сих пор не имеет общепринятой расшифровки, несмотря на сходство некоторых знаков со знаками других критских письмен.

Данные об авторе см. в итогах предыдущего конкурса.

Отзывы на рассказ "Sic transit… ":

Мороз:
Тематика скорее не выдержана - смена хоть и есть, но как-то отдаленно воспринимается. Язык - понравился. При всей неинтересности самого происходящего, читается легко, персонажи живые и без нелогичности речи. В этом плане однозначно плюс. Вообще, воспринялось как качественная советская фантастика. Какие-то придирки к точности описания археологических работ (по типу ШК) отметаю. Дело не в том, что ничего о них не знаю))), а в том, что ничего не режет глаз, в отличие от, например, упомянутых мною часов из №8.
Сюжет о том, что вид запрограммирован умереть - как уже комментил выше - не нов. Об археологах, нашедших некое запретное ого-го - тем-более. И все же - нормуль.

Вот развязка, когда гг решает всё скрыть, не порадовала. Не было нужного драматизма и ощущения его внутреннего конфликта. Никаких моральных терзаний, что люди должны знать правду, какой бы она ни была, никакого отказа от честолюбивых планов мировой славы, ни даже возможных проблем из-за мнимой бесполезности трехгодичной работы. Вся нагнетаемая загадочность оборачивается пшиком.

Итог: хотелось бы другую концовку - пусть тоже заканчивающуюся неопубликованием, но конфликтную. Форма отличная, пора работать над содержанием. Автор, пиши еще, тренируйся.

Roksana:
Очень неплохой рассказ. В этом рассказе достаточно узких специфических терминов, но ощущение перегруза нет, все в меру и все в норме. Язык легкий, весь рассказ очень удачно скомпонован. Есть только один «Рояль в кустах», это обнаружение пресловутой кладки. Все копали, выкопали шиш, а тут один нашел, раскопал, и никто не заметил. А вообще рассказу «Зачет», автору «Уважуха».

Rainbow Eyes:
В целом хорошо. Автор явно старался и глаза не цепляются. Правда диалоги мне не понравились. очень уж "подростковые". Но может это даже хорошо, что автор сумел передать возраст персонажей.

mainaS:
Пожалуй, первый рассказ, который читала с удовольствием. Возможно, сыграло роль былое увлечение археологией? Некоторые моменты слегка цапали, но не так сильно.
Единственно, мне не хватило мотивации для такой развязки сюжета.

Лучше поздно, чем никогда...

Итоги конкурса "Лучшее - детям":

1 место, 43 балла - № 4 "Белые кораблики" - Роксана
2 место, 30 баллов - № 13 "Витя и шнурочники" - Yoker
3 место, 27 баллов - № 7 "Здравствуй, крошка" - АПГ

Белые кораблики.

Автор - Роксана


Белые кораблики,
белые кораблики
по небу плывут.

Детская навязчивая песня. Весь день сижу, складываю из бумаги кораблики и мурлычу ее под нос. На кровати, на тумбочке, на подоконнике - везде стоят они. Беру тетрадный листок и пишу на нем желание, а потом складываю кораблики, однопалубные, двухпалубные, с трубами и без. Целыми днями одно и то же.
Белый тетрадный лист. Заветное желание. «Хочу научиться кататься на велосипеде». Закрываю глаза и вижу. Новенький блестящий велосипед, на колесах блестят светоотражатели и трещат трещотки. Я кручу педали, велик несется вперед. За мной бежит дворовая малышня. Лена стоит на балконе и машет мне рукой.
Хорошее желание. Складываю листочек пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить. Еще один кораблик стоит на столе.
«Хочу бегать лучше всех в школе». Я бегу, ветер треплет волосы. Теплый гравий шелестит под ногами. Люди, стоящие вдоль беговой дорожки, сливаются в одну сплошную линию. Я грудью разрываю красную ленточку. Все бегут меня поздравлять, физрук хлопает меня по плечу, а Лена несет мне цветы.
Пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить.
« Хочу хорошо плавать». Лена тонет и зовет на помощь. Я бегу по пляжу. Горячий песок обжигает ноги. Ныряю с разбега. Размашисто гребу. Хватаю Лену и вытаскиваю на берег. Ленкины родители благодарят меня со слезами на глазах, а Лена смотрит влюбленным, восторженным взглядом и … целует меня.
Пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить.
«Хочу кататься на роликах». Мы с Леной, держась за руки, едем по аллейке парка, и все прохожие оглядываются нам вслед.
Пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить.
«Хочу пойти с Леной в парк кататься на качелях». Я приседаю, раскачивая лодочку. Качели взлетают вверх. Сердце замирает. Люди стоят далеко внизу. Ленка визжит от восторга и страха. Качели несутся вниз, а потом опять вверх, в небо, к облакам.
Пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить.
Я выхожу к доске. Решаю сложнейшую задачу. Учительница ставит мне пятерку с плюсом, а Лена присылает записку с просьбой позаниматься с ней после уроков по математике.
Пополам, еще раз пополам. Отогнуть уголки. Загнуть края. Сложить. Расправить.
И так час за часом, день изо дня.
Я сижу, напеваю песенку и складываю кораблики.
Все началось с того, что нам с Сережкой Иван Васильевич рассказал японскую легенду: если сделать тысячу бумажных журавликов, то исполнится любое, самое сокровенное желание. Мы всех опросили, никто не знал, как этих журавликов делают, а Иван Васильевич умел делать кораблики. Вот он нас и научил. Теперь я целыми днями складываю из белой разлинованной бумаги кораблики. У Сережки кораблики не получаются, и поэтому он решил делать бумажные самолетики. Ему проще - он пишет одно и то же желание на каждом листе, да и самолетики легче делать. Готовые самолетики он пускает из окна и смотрит, как они улетают и уносят его желание в небо. Мне приходится кораблики собирать и ждать прогулки, тогда я отпускаю их в фонтан во дворе.
Сережка говорит, что я все делаю неправильно. Желание нужно писать одно, самое-самое заветное, а его самолетики, в отличие от моих корабликов, летят прямо на небо и попадают к богу. Поэтому его желание точно сбудется.
Я считаю, что он неправ. Каждую ночь, когда в фонтане меняют воду, мои кораблики по водосточным трубам уплывают в речку, из реки в море. В позапрошлом году родители возили меня на море. Я видел, какое оно огромное и сливается с небом. Плывут мои кораблики по морю и заплывают прямо на небо. Вот. А Сережкины самолетики часто падают прямо под окнами и лежат на земле. Я сам видел.
Мы с Сережкой вечером из-за этого разругались и чуть не разодрались. Я запустил в него подушкой, а потом мы целый час не разговаривали.
Ночью я лежал и думал. Писать на каждом листочке одно и то же желание скучно. Бог - он ведь мудрый и все про всех знает. Он обязательно поймет, о чем я прошу.
Я ведь просто хочу начать … ходить.

Данные об авторе:

Ровнова (Быкова) Оксана Александровна На момент написания рассказа 40 лет. Замужем, имею сына 13 лет, который и является моим главным вдохновителем и критиком. Графоманством заразилась исключительно на Фензине. До этого нигде и никогда не писала, ну если только сценарии для массовок и КВН. Люблю Волгу, рыбалку и активный отдых. Неисправимая оптимистка и патологический романтик. Любимые авторы Грин, О Генри, Бунин и из фантастов Сергей и Марина Дяченко.

Отзывы читателей:

А. Белый:
Очень хорошо. Читал, понимал, что что-то там будет... А теперь второй раз читать грустно.

Шалдорн Кардихат:
Вах! Гениально. Конец потрясный. Афтор жгёт.

Stasia:
Очень.
Изложение, стиль - не подкачало. А главное - финальная фраза больно и неожиданно бьет по голове.

Sheba:
Не хочу и не буду здесь оригинальной. Мне рассказ понравился. Трогательно, грустно. Причем эта грусть такая светлая, такая очищающая.
Кроме того, рассказ вписывается в тему так, как она поставлена (мне кажется, рассказ универсален)

Витя и Шнурочники.

Автор - Yoker

Проблемы со шнурками расстраивали Витю Веснушкина уже несколько дней. Иногда казалось, что стоит лишь на минутку перестать смотреть на ботинки, так сразу аккуратно расправленные шнурки превращались в запутанный клубок. И, что самое обидное, развязать или завязать шнурки было очень сложно. Они путались, переплетались и совсем не хотели слушаться Витю.

Причем шнурками дело не ограничивалось. Запутывалось все, что только могло запутаться. Нитки, веревочки, провода, побывав в руках Веснушкина, также запутывались с большой охотой. И – Витя был в этом полностью уверен – абсолютно без его помощи. Сами шнурки запутываться никак не могли. Казалось, что их все время переплетает кто-то невидимый. Витя решил узнать истинную причину своих проблем, а потому отправился навестить своего недавно появившегося друга – домового.

Домовой в этот момент был занят распутыванием цепочки от старинных карманных часов, которые он всегда носил с собой.

–– Совсем Шнурочники распоясались! – пожаловался он Веснушкину, когда Витя вежливо поздоровался. – Прямо житья из-за них не стало, так и норовят что-нибудь нехорошее сделать.

–– Шнурочники? – заинтересовался Витя. – А кто это?

Домовой, аккуратно убрав часы с распутанной цепочкой, привычно попытался пригладить непокорную копну волос на голове.

–– Шнурочники… Как бы тебе объяснить? Шнурочники – это создания, которые сами выглядят как шнурки. У них длинные гибкие руки и ноги, такое же длинное и гибкое тело. Даже голова – и та продолговатая. Они похожи на черных человечков, которых часто рисуют на бумаге. «Точка-точка, огуречик, вот и вышел человечек» - помнишь? Вот, очень похоже. Больше всего Шнурочники любят играть - путать веревочки, цепочки, проводки и вообще все, что может быть запутано. Больше всего Шнурочники любят шнурки, и за это их и стали так называть.

–– А зачем им все путать?

–– Ну, они делают это не специально. Просто, поскольку сами они похожи на нитки, веревочки, шнурки, то им нравится играть с ними. А как можно играть со шнурком? Запутывать и распутывать его. Вот они и играют. Да так, что не сразу и расплетешь такие шнурки.

Витя задумался.

–– А почему только запутывают? Почему не распутывают? Это ведь тоже может быть интересной игрой для Шнурочников.

Домовой усмехнулся.

–– Поверь, Витя. Будет лучше, если Шнурочники только запутают твои шнурки, а не попытаются их потом распутать. Если хочешь, то давай сейчас пойдем и посмотрим, как Шнурочники играют. Вдруг заодно и узнаем, с чего это они так расхулиганились.

–– Конечно, хочу! А как мы сможем их увидеть? Я старался, но так и не заметил никого, кто мои шнурки путает.

–– Очень просто. Сейчас воспользуюсь своими волшебными часами – и мы попадем прямо к Шнурочникам.

Домовой достал часы, цепочку на которых недавно распутывал, приложил их к уху, потряс, несколько раз повернул рычажок и протянул Вите.

–– Возьмись за них.

Как только Витя Веснушкин взялся за часы, стрелки на них завертелись, закрутились, и в этот миг мальчик оказался в каком-то странном месте перед большим красно-коричневым шаром, больше всего напоминавшем огромный клубок ниток, наподобие того, который мама использовала для вязания. Основное отличие было в том, что на мамином клубке не было окошек.

–– Вот, дом Шнурочников. Они его сами сплели, здесь отдыхают и играют в свободное время. А иногда выбираются к вам и хулиганят. Заглянем внутрь?

–– А нас туда пустят? – Витя с опаской посмотрел на клубок, из которого кое-где торчали концы ниток.

–– Разумеется, пустят! Шнурочники – очень дружелюбные создания. Они будут рады, что мы заглянули к ним в гости.

Домовой уверенно потащил мальчика вперед. Протиснувшись в окошко, они очутились в большой пещере из ниток. Тут и там возвышались нитяные сталактиты и сталагмиты, а недалеко весело барахтались смешные черные создания. Они так тесно переплелись между собой, что сложно было сказать, сколько здесь Шнурочников. Завидев гостей, один из них попытался выбраться из общей массы, но лишь еще больше запутался. И под дружный хохот остальных Шнурочников вынужден был прекратить свои попытки. Тем не менее, домового и Витю заметили. Видимо, решив не тратить время на длительное распутывание, клубок из Шнурочников подкатился к Веснушкину.

–– Привет, Витя! – тонкий голос раздался откуда-то из середины клубка. Мы рады тебя видеть у нас!

––Вы меня знаете? - Витя удивленно посмотрел на Домового, потом перевел взгляд на Шнурочников. – А откуда?

––Как откуда? Мы часто к тебе заглядываем. Неужели у тебя никогда не путались шнурки? – В этот раз ответил другой Шнурочник, который высунул свою голову над клубком.

–– Так это вы их все время путаете?

––Вообще-то мы не специально. Вот уже неделю мы запутались – и никак не можем распутаться. А поиграть хочется. Поэтому мы пытаемся распутаться и в это же время играем с твоими шнурками.

–– Но ведь так вы не сможете распутаться! – удивился Витя.

––Ну и что? Зато весело! – клубок Шнурочников оживленно зашевелился. – Правда, нам уже надоело так играть. Поэтому, если вы нас распутаете, мы обещаем выполнить одну вашу просьбу.

Витя Веснушкин посмотрел на домового. Тот одобрительно кивнул головой.

––Готов распутать самый сложный клубок в своей жизни, Витя? Тогда за дело. А я тебе помогу.

Сказав это, домовой подошел к Шнурочникам поближе, ухватился за чью-то ногу и начал ее тянуть. Витя поспешил к нему присоединиться. Первое время у них ничего не получалось. Вите даже стало казаться, что Шнурочники вообще никогда больше не смогут распутаться.

Однако, опасения были напрасными. Постепенно клубок стал распутываться. Сначала удалось расплести и вытащить одного Шнурочника, затем выскочило сразу двое. В конце концов, все Шнурочники были освобождены. Их было не больше пятнадцати, и они радостно похлопывали себя по плечам, радуясь освобождению.

Шнурочники некоторое время перешептывались, а потом вперед выступил один из них.

––Вы смогли нас распутать! Наконец-то мы снова свободны и можем играть, сколько захотим. Спасибо вам! Скажите, что мы можем для вас сделать?

Домовой тихонько похлопал Витю по плечу, позволяя мальчику самому попросить Шнурочников о том, что ему хочется. Веснушкин немного подумал, а потом важно кивнул головой.

––Пожалуйста, не надо больше запутывать мои вещи. И особенно шнурки. Я очень устал их все время распутывать.

––Хорошо, Витя. Но позволь нам хотя бы иногда заглядывать к тебе в гости и играть с вещами? Мы будем очень, очень осторожны. Можно?

Все Шнурочники так жалобно посмотрели на мальчика, что тому стало даже немножко жалко их.

––Только если иногда! Или, если хотите, я могу выделить вам личный шнурок, с которым можно будет играть сколько угодно.

––Хотим! – В один голос закричали Шнурочники. – Хотим-хотим-хотим! Спасибо тебе, Витя!

––Ну что, тогда отправляемся обратно? – Домовой вопросительно посмотрел на мальчика.

Витя согласно кивнул головой. Они тепло попрощались со Шнурочниками, после чего домовой повторил свои действия с часами. Секунда – и Витя снова оказался у себя дома. Домового рядом не было.

––Спасибо! – Витя повернулся в сторону шкафа, в котором, как он знал, очень любил прятаться домовой. ¬ – Это было просто удивительно, мне очень понравилось.

Домовой не ответил, но дверка шкафа приоткрылась и чуть-чуть хлопнула. Витя знал, что его услышали, а потому побежал проверять свои ботинки. И – о чудо! Шнурки были в идеальном порядке. Витя Веснушкин достал свой старый шнурок, который был ему совсем не нужен, и аккуратно положил под диван. Он помнил о своем обещании, и потому решил дать Шнурочникам возможность спокойно поиграть с их личным шнурком.

После этого случая в доме почти никогда ничего не запутывалось. Шнурочники держали слово и больше ничего не путали. А родители Веснушкина похвалили сына за то, что он наконец-то повзрослел и перестал запутывать нитки, веревочки и шнурки.

Данных об авторе пока нет.

Отзывы читателей:

А. Белый:
Нравится. Хорошая сказка. Такие, которые пишут детям. Которые и я читал, но... Для десяти, это, наверное, уже по-детски, имхо.

Roksana:
Хорошая добрая сказка, единственная претензия, рассказ скорее для детей 5-7 лет, чем для одиннадцати летнего. Но мне все равно понравилось.

Каса:
единственный рассказ, который понравился и мне-маленькой, и мне - вросленькой. И изложение хорошее, и задумка забавная и интересная, и и не нудно, и с юмором. Автор, молодец!

Здравствуй, крошка!

Автор - А.П.Г.

- Ау… - безнадежно повторяла Энн, - кто-нибудь, отзовитесь!
Уже темнело, и ей с каждой минутой становилось все страшнее. А сперва было так весело! Они ехали на ярмарку в Йорк, папа вез подарки дяде Эдварду, который жил в предместьях Йорка и зазвал их наконец к себе в гости.
«Ярмарки бывают не каждый день, вот вы заодно и повеселитесь. Обещают представление на Рыночной площади, а Энн никогда еще не видела фокусников и жонглеров, да и твоя Дженни тоже, я думаю», - писал дядя Эдвард отцу.
И они собрались в дорогу. Папа даже одолжил у соседа повозку покрасивее, с большим верхом и блестящими колесами.
Но ехать оказалось долго и скучно, Энн ни за что бы не согласилась отправиться, если бы только знала, что будет так скучно!

Энн услышала шорохи за спиной, ей показалось еще – семенящие по жухлой листве шаги и злобный смешок. Она бросилась к ближайшему дереву, прижалась к нему спиной, огляделась испуганно. Но вокруг никого не было видно, хотя уже сильно стемнело… Энн всхлипнула.
Она вытерла нос краем накидки и побрела дальше, прихрамывая. Новые башмаки стерли ноги в кровь.
- Будешь знать, Энн, - подражая голосу матери, сказала она себе. – Будешь знать, как убегать от взрослых и прятаться.

И вот они ехали, ехали… а Йорк все не показывался. Потом у мамы закончились сказки, а у папы – терпение, и он остановил повозку за краем дороги, сказав, что они сейчас отдохнут, а он накормит лошадь. А если Энн будет и дальше капризничать, то, может, даже и напоит. И к дядюшке они двинутся не раньше, чем она извинится за плохое поведение.
«Ведь мне не так уж интересны эти фокусники и представления», - сказал папа, и она поняла, что на ярмарку они могут и не попасть.
«Придется мне просить прощения», - подумала тогда Энн и заплакала от обиды.
Она вырвалась из рук матери и убежала в лес, далеко-далеко. Так далеко, что ни дороги, ни лошади, ни даже маминого плаща – ярко-голубого, нового - не было видно.
Наверное, ее звали, но сначала Энн закрывала уши ладонями и кричала на весь лес, что ни за что не извинится, а потом уже не услышала голосов.

А еще говорят, что в лесу водятся трау – страшные маленькие ведьмы, которые варят похлебку из непослушных детей. Сама она никогда не встречала трау, и никто из ее знакомых детей тоже, но вот Питер говорил, что…
Она снова остановилась. Что же говорил Питер?.. Он любит приврать, поэтому когти до земли и черные зубы есть у каждого его страшилища, а вот то, настоящее…
Они маленькие, это Энн запомнила. И злые, а больше Питер ничего и не сказал – начал ее пугать.

- А мне все равно, ну и пусть будет трау, пусть когти, - упрямо сказала вслух она. – Только бы съела не сразу, дала согреться.
За спиной послышались быстрые шаги. Энн вскрикнула и обернулась, сердце того гляди выпрыгнуло бы.
На тропинке, взявшейся, казалось, из ниоткуда, стояла старушка. За ее спиной была вязанка хвароста, а в руке покачивался нарядный фонарь, осветивший замызганную девочку, мокрые от росы деревья и темный лес вокруг.
- Заблудилась, крошка? – как-то очень по-доброму сказала старушка. – Уж не тебя ли искали тут днем?
- Меня… - Энн хорошенько рассмотрела старую женщину и успокоилась. Никакая это не ведьма! Чистый плащ, фартук новый, а в сумке на поясе, может, есть что-нибудь поесть…
- Ну ладно, ты, наверное, проголодалась, - ласково усмехнулась старушка. – Пойдем-ка в дом, у меня есть горячее жаркое, похлебка и даже немного каши с потрохами.
- Похлебка? – пропищала Энн, вспомнив страшилки Питера. – Похлебка? А разве она уже готова?..
А старушка продолжала, как ни в чем не бывало:
- И главное – у меня в доме тепло и сухо, ты ведь не хочешь ночевать под елкой?
Она поправила вязанку за спиной, покачала головой.
- Что тебя удивляет, милая? Похлебку я сварила еще днем, когда встретила твоих родителей. Да так и держу горячей, вот, хворост закончился, пошла еще собирать. И тебя я искала, Энн…

Домик ее был такой же маленький, чистый и уютный, как сама старушка. В нем вкусно пахло имбирными пряниками, тушеным мясом и мятным отваром. Девочка потопталась у порога, снимая башмаки, проходить дальше она стеснялась.
- Иди-иди, не бойся, - пропела старушка, ставя на стол большую миску жаркого. – Поешь, да и спать, а утром…

Тут Энн вскрикнула, увидев на спинке стула мамин плащ.
- Мама с папой здесь были! – она подбежала и, сорвав плащ, прижала к себе. – Как же матушка без него ушла?! Холодно на улице, как она забыла?
Старушка выпрямилась и улыбнулась. Ее морщинистое сероватое личико вдруг перестало быть добрым, а голос – приветливым.
- Кто тебе сказал, Энн, что они ушли? – проскрипела она, доставая из-под стола корзину. – На-ка вот, тебе на утро задание: почистишь, снимешь кожу и замочишь в кислом молоке. А потом я испеку нам пирожков с мозгами…
На голубом холсте плаща были какие-то брызги, в свете старушкиного фонаря казавшиеся черными. Он был даже немного влажный.
Энн, обмирая, сняла с корзины плетеную крышку. Две головы, мамина и папина, смотрели на нее укоризненно и удивленно.
Энн закричала.
- Мооолчиии, дрянная девчооонка! – с улыбкой пропела трау.
- В-вы варите похлебку из детей! Из детей, непослушных детей! – заплакала Энн, - почему вы сварили ее из мамы?!
- А ты умненькая девочка, правильно. Из твоего отца получилось прекрасное жаркое, мужчины в супе нехороши, – кивнула ведьма. Она подошла к брошенной корзине, покряхтев, поставила ее на стол, рядом с исходящей паром миской.
Трау вытерла руки о фартук и поманила к себе девочку.

- Мы убиваем не детей, а их родителей. За недосмотр, за то, что они вас плохо воспитали – так уж повелось. Нас поставили смотреть, чтобы у негодных родителей не было слишком разбалованных детей. Матушка тебя ведь работать по дому не заставляла? Ну и ну, а ведь ты уже очень большая девочка, Энн. Я тоже была противной капризной девчонкой, крошка. Пока мисстрау Ульша не накормила меня рулетом из папеньки.
Ведьма взяла Энн за руку и подвела к столу.
- Давай, ешь, да принимайся за работу. Если подумать, чистить головы лучше сегодня, пока глаза еще свежие. Мозги достану я сама, не волнуйся.
- А из костей мы, трау, делаем отличные иголки! Может, я еще успею продать часть на ярмарке в Йорке.

Пирожки были ужасно вкусными. Прямо таяли во рту.

Данные об авторе (предоставленные разведкой):

Александр Георгиев из Костромы. 30 лет.

Профессиональный Зоофил, Истребитель собаконенавистников, Собакин Друг.
Несостоявшийся подниматель родного сельского хозяйства. (Поправка, как раз сейчас состою в поднимателях с/х, то есть гроблю его с доброй улыбкой )
Вполне состоявшийся лентяй, циник, пофигист и злостный материалист.
Взгляд на мир абсолютно зооцентричный, впадаю в неконтролируемую (и не собираюсь ее контролировать) ярость при встрече с антропоцентристами всех мастей.
Свирепый атеист и сектантоненавистник.
Считаю мат при общении лишним, так как обгаживать оппонента можно и литературным языком.
Ах да, в последнее время Собакин друх стал плагиато- и мерисью- ненавистником.
Интересы :
Собаки, аджилити, графоманство, гроза, детективы, дурацкий плагиат, книгопережевывание, лошади, методики всякие разные другие, методики дрессировок, методики стрельбы, небо, ночь, огонь, прагматизм, редактирование, реконструкторство, фантастика, фэнтези, фэнтези-реализм, юмор

patr:
Хорошо! Язык, сюжет, завязка-развязка, особенно концовка - все хорошо. Пожалуй, лучший рассказ из прочитанного.

А. Белый:
Здоровская сказка. Смешная и пугающая одновременно, эдакий веселый ужастик.
Язык, сюжет - отлично. Финал крайне неожиданный. Переиначивание морали сказок, когда за непослушание детишек наказываются их плохо воспитавшие родители, - мне очень нравится. Заставляет задуматься о серьезных темах.
Герои - живые. И если девочка сначала вызывала возмущение (из-за нее папеньку с маменькой убили, а она их еще и кушает), то старушка сразу показалась мне симпатичной, и ее двусмысленная речь - хороша.

Roksana:
Мой сын оценил этот рассказ по высшему баллу. Любят дети страшилки и с этим ни чего не поделаешь. Ребенок сказал зачет.

Каса:
Хорошая страшилка с черным юмором, живой старушкой, необычно моралью и нестандартным финалом. Я, взрослая, посмеялась. Если максимально урезать начало, когда девочка потерялась и бегала в лесу, то получится классическая детская страшилка "про Черную Руку". И тогда вполне сойдет и десятилетним. пока же девочка слишком живая, слишком"не схема", ей начинаешь сопереживать, и слишком близко принимать к сердцу все, с ней происходящее.

Stasia:
Реально страшная сказка. Автор сумел мою, в общем-то нечувствительную к подобного рода повествованиям душу, отправить куда-то в область пяток.

[/quote]

Три лета

Автор - Camil

Я в горячечном сне, в воспаленном бреду
По скалистой пустыне, спотыкаясь, бреду,
Камни залиты солнцем, воздух душит меня,
Он из двух состояний - из песка и огня.

Солнце светит с зенита, тень найти не могу,
От жары нет спасенья, словно в адском кругу,
А воды я не видел с появленья не свет -
Только знаю, что есть она, и что здесь ее нет

Сергей Калугин – Посвящение Высоцкому

Любите ли вы море так, как люблю его я? Не думаю. Зимой эта силища ощущается больше всего. Стихия, выплевывающая белые соленые комки возле берега, в десятке метров от пляжа уже совершенно свободна. Весной могучие реки, наконец, сбрасывают лед, а море разве что принимает сезонные коррективы в силе и направлении ветра. Осенью спокойствие, отражение желтых листьев и тут же серо-зеленая муть, промозглый ветер… И только летом мере мертво. Его убивают туристы, понаехавшие из своих затерянных сел и пыльных городов. Суетящиеся малыши, кажется, справляют малую нужду раз в десять чаще, чем на суше. Мусор на пляже, в море, в кишках дохнущей рыбы и развешанный по деревьям – с надеждой на возвращение, как будто приезжему не все равно, на каком пляже гадить. Вы все еще считаете, что любите море, как я? Тогда, и только тогда вы меня можете понять. Свой домик у моря вдалеке от туристических маршрутов – это Мечта, за которую стоит жить и умереть.

***

ГАЗ-66 – отличная машина. Не помню ни одного раза, чтоб они ломались. Ничто не вечно, особенно русские машины, но механики о них заботились хорошо, мне везло, или не такие уж длинные были эти поездки по руслу пересохшей по случаю лета речки. Ехать минут сорок – для ГАЗа по бездорожью многовато. Сначала эйфория от свежего воздуха, разбивающегося об открытые борта машины, замирает дыхание, как на аттракционе, летит из-под колес обиженная щебенка, а потом банально начинает мутить. Желудок – спасибо матери с отцом, кто бы они ни были – у меня крепкий. Кроме желудка и кривого носа, родители наградили меня смешным для местных именем Каспер Возняк.
ГАЗ остановился, я слез, сдерживая рвоту, и отвернулся, чтоб не получить по лицу отлетевшим камешком. Здесь вышел один только я, остальные пассажиры посмотрели с некоторой завистью, но поехали дальше – на экскурсию. Перед ними и водителем не опозорился, но больше перед дорогой есть не буду, и пить не стоит – на всякий случай. На самом деле последний отрезок пути мне было просто не до того, чтоб страдать морской болезнью.
А ведь почти у самого ущелья я еще наслаждался поездкой, даже вспомнил, что раньше ГАЗ-66 в честь двух шестерок звали шишигой. И, конечно, накликал: черная фигура стояла на краю оболони и глядела в мою сторону. Остальные пассажиры смотрели с улыбочками сквозь нее на лесок, где их ждала наливка и шашлык, а значит, дурацкий розыгрыш опять исключался.
До нелепости напоминая персонализированную Смерть из мультипликационных фильмов, шишига представляла собой фигуру в темном свободном балахоне с накинутым капюшоном. Лица вполне традиционно не видно, зато косы нет, руки всегда опущены вдоль тела, излишне длинные рукава скрывают пальцы. Черный провал на месте лица как будто впивается в лицо. Звуков они никогда не издавали – это единственное, в чем я абсолютно уверен касательно шишиг. Злобное шипение и шорохи дорисовывало мое подсознание.
– Тварь, не хочу! – В первый раз я бросился к шишиге, а не от нее.

***

Ничего не помню о себе до пяти лет. Знаю, было обычное детство: игрушки, море, пляж, бег по песку наперегонки с собаками… Я рос с бабушкой, которая больше всего на свете любила свою работу, правда, без особой взаимности со стороны начальника. Уже в пять лет я самостоятельно бегал по двору и часто за его пределами. Потом появилась шишига – этот день я помню очень хорошо. Черная фигура стояла на валуне и смотрела на меня. Позже мое воображение дорисовало к настоящим воспоминаниям красные точки глаз, оскал желтых зубов в стиле dance macabre и даже тот самый инструмент травокоса, уместный в руках у колхозника, отправившегося добыть травы своим кроликам, а не у Смерти. Вдруг сами собой полились слезы, хотя, уверен, до этого я плакал очень редко – бабушка на истерики никак не реагировала, соседские дети же меня не обижали, потому как были вдвое-втрое старше, и обидеть малыша слишком легко. Просто я понял, что умру, случится это скоро и несправедливо. Тогда я побежал, как никогда не бегал.
– Не-хо-чу! – Я плакал, сбивчиво объяснял, кажется, разбил что-то из посуды.
– Тихо-тихо, у меня голова от тебя уже болит. – Бабушка не отличалась тактичностью. – Расскажи толком, а то останешься в кухне перебирать картошку.
Угроза подействовала, я боялся не картошки, а одиночества. Рассказав про шишигу, я успокоился – бабушка сильная, она все знает, все умеет, она научит, как спастись, как выжить.
– Это была шишига. Они предупреждают маленьких мальчиков, что те могут утонуть. Раз она тебе явилась, тебе нельзя одному ходить на море. Только со мной или старшими мальчиками, которые смогут тебя вытащить. А сейчас ужинать и спать. – Бабушка умела убеждать.
– А она сюда не придет?
– Конечно, нет, милый – они живут у моря, и сделать ничего плохого не могут. Наоборот, они же предупреждают тех, кого хотят спасти.
Бабушка соврала, по незнанию, но от этого не легче. Вечером началась буря, какой даже бабушка не помнила, о чем она несколько раз мне сообщила, закрывая окна, чтоб их не разбило порывами ветра. Напрасно - ветер с корнями вырывал деревья и швырял таранами в окна, дверь и стены; выдержали только стены. А потом сорвало крышу – легкий шелест отрываемой черепицы сменился жутким грохотом, и через крышу стало видно черное небо, покрытое сеткой молний. Грохотало непрерывно, в доме стало холодно как в склепе, вода почти мгновенно поднялась мне до щиколоток. Бабушка все еще не верила, пыталась спасти вещи и документы от воды, выдернула телевизор из розетки и хотела перетащить на стол, но наступила на штепсель и уронила «Радугу» на пол. Никогда не забуду, как он разбился, даже на секунду заглушив непрерывающийся гром. Как Том Сойер, я верил, что эта гроза ради меня, но, в отличие от твеновского персонажа, был прав.
Молиться меня никто не учил, не принято было, а бабушка была пламенной атеисткой. Но я именно молился – не Богу, Аллаху, Шиве или еще какому Вицлипуцли – я просил шишигу не брать меня. Пусть умрет кто угодно: знакомые, незнакомые, соседи, негры в Африке, Брежнев, бабушка… Бабушка!
Неожиданно я понял, что гроза уже минуту как кончилась, а вода, ласково журча, вытекает в щель под дверью. Бабушка сидела в своей любимой позе на кресле, устремив невидящий взгляд в то место, где раньше у нас стоял телевизор. А Брежнев прожил еще почти полгода.

***

Шишиги не видели необходимости меня трогать еще тринадцать лет, потом развеяли убеждение бабушки о своей привязанности к морю.
Жить в портовом приморском городе и служить на границе с Казахстаном – это надо постараться. Я и постарался, ведь с некоторых пор я не любил моря и боялся даже дождя. Интернат мне поменять не разрешили, с местом службы было определиться даже проще, служить на море в теплых краях – всегда найдется много желающих, а я даже плавать так и не научился. Зато драться у меня получалось хорошо, на «дружелюбное привидение Каспера» я не обижался, но после развала Союза почему-то многие невзлюбили Польшу, от которой у меня, кстати, было только имя. Но ведь имя было последней памятью о бабушке.
Несмотря на любовь к дракам, фигурой и ростом для ВДВ я не вышел, определили водителем. Когда прозвучало слово «шишига», едва не хлопнулся в обморок - не заметили. Оказалось, что имели в виду грузовик – ими все тогда просто бредили. Московских выиграл Дакар, в часть поставили новые машины, страна в очередной раз «просыпалась». Мультик про Каспера крутили по первому госканалу, и восемнадцатилетние призывники его смотрели. Бандитские разборки и малиновые пиджаки были только в телевизоре, на деле сослуживцы оказались простыми и нормальными ребятами. Службу, понятно, не особо любили. В основном доставала скука – намывать грузовик или смотреть, кто проедет по пустынной дороге, было еще неплохим развлечением.
Почему-то именно в тот день меня мучили плохие предчувствия: спал плохо, практически не ел, как только выдалась возможность, уставился на дорогу, ожидая беды. Шишига не замедлила появиться. Ветер гонял клубы пыли, но черную точку я заметил сразу. Шишига плыла ко мне, пыль не липла к черному балахону, ГАЗ проехал сквозь фигуру, не снижая скорости – шишигу видел только я. Адская тварь подошла ко мне, вытянула из-под балахона руку – обычную человеческую – взяла за подбородок и подняла голову. Я взглянул в провал под капюшоном и потерял сознание. Скоро меня растолкали и отправили за молодняком в город. Потеря сознания от жары не была достаточным основанием для помещения в лазарет.
На обратном пути в часть я уже успокоился и сам почти поверил в версию о жаре, когда вдруг прямо передо мной возникло озеро. Машина на секунду зависла передними колесами и перевернулась в воду.
Я заорал, не думая о возможной реакции лейтенанта:
– Будьте прокляты, твари! Хотите меня - берите меня!
Машина перевернулась еще раз, в открытые окна хлынула вода, в переднее стекло стукнул призывник, посмотрел на меня бешеными глазами и выплюнул остатки воздуха. Грузовик тонул, а безжизненный призывник медленно всплывал. Я попробовал открыть дверь, но не смог. Вода заполнила почти всю кабину, я всплыл к воздушному карману. В голове бешено крутились мысли: «В прошлый раз жертва помогла. А сколько еще будет жертв? Зачем так жить? Бабушку ты себе простил, Каспер, а тридцать пацанов простишь? Не прощу. Не жалко их даже. Просто понимаешь, что купил себе жизнь за необоснованно высокую цену. И не жизнь это теперь вовсе, а возвращение неподъемного долга. А сколько раз еще надо будет взять? Не отвяжутся».
– Забирайте меня, гады, не нужна мне такая сделка! Меня!

Очнулся я в лазарете с ощущениями, как после общего наркоза. Кто пробовал – тот меня поймет. А еще я теперь знал, как умирают. Безнадежность, бессилие, бесконечное бегство от тьмы, которая все равно настигнет, поглотит, переварит и, как в моем случае, выплюнет.
Меня даже не наказали. Ну, свалил грузовик с обрыва, обмочившись от страха. Ну, погиб один призывник и один сержант, у десятка повреждения средней тяжести. На юге больше списывают, а армия – не курорт, всякое бывает. Водительские права у меня, конечно, отобрали. Зато уголовное дело не завели – в армии с этим проще, чем на гражданке, - и остаток службы я провел в лазарете.

***

Твари в капюшонах мне надоели, никто не имеет права решать за меня, поэтому я приехал сюда.
Шишига смотрела не на меня, а на удаляющийся грузовик. Впервые я направился к ней, а не наоборот. Ладони стали неестественно сухими, я нагнулся и поднял острый камень; он лег в руку, как специально подогнанное оружие. Идти было все труднее, последние пару метров воздух казался плотнее воды, перетруженные мышцы начинали болеть, как после долгой спокойной тренировки. В полной уверенности, что рука пройдет сквозь фигуру, я ударил камнем по капюшону и услышал отчетливый хруст, как будто орех разбили. Тварь развернулась ко мне и зашипела, как целый террариум.
– Больше терять сознание я не буду!
– А больше и не надо, – тень отозвалась мужским голосом, ужасно напоминающим мой собственный, только искаженный, как на записи. – Поговорим?
– Нет, – я поднял руку и бил, тень больше не разговаривала, только шипела. После пятого или шестого удара я понял, что шишига, которая только была ростом с меня, уже ниже на голову, все пропорции уменьшились соответственно. При каждом ударе от фигуры отлетали клочья черной сажи. Я бил и тогда, когда фигура была размером с ребенка, собаку, котенка… Наконец, последний удар растворил клок мрака; подняв камень, я ничего под ним не увидел. Странно, но даже усталости не чувствовалось, только снова подступила тошнота, и ужасно хотелось пить.

***

Я часто возвращаюсь ко всем трем эпизодам встречи с шишигой (или разными шишигами). Готов даже рассказать, больше случившееся не кажется таким интимным. Теперь страх исчез, и я перестаю верить в реальность происшедшего. Все три встречи случились летом в жаркие дни. Возможно, мне просто напекло голову. Документы и свидетели говорят только о том, что бабушка умерла, в армии я попал в аварию, а в прошлом году… В прошлом году я сходил в горы и вернулся к вечеру измотанный и голодный. И почему-то сразу и навсегда наконец полюбил море. А еще у меня есть воспоминания о странном существе, которое сделало мою скучную жизнь разнообразнее. Не думаю, что будет еще, о чем интересном рассказать внукам, если они будут, эти внуки.

Синий лук

Автор - Arianrodd

- Конкурс. Надо писать, - заметила кошка.
- А я и пишу, - заметил я.
- Но не о том, - заметила кошка.
- Тебе виднее, - согласился я.
- Я не различаю цветов, - призналась кошка. - А еще не могу отличить вкус чая от вкуса воды, но это, черт побери, не повод постоянно мне на это указывать. Тем более, что на носу конкурс, и надо писать.
- Трудно не согласиться, - сдался я.
- С тобой решительно невозможно разговаривать. Все тебе не так! - фыркнула кошка и прыгнула на гладильную доску. Как и все кошки, она обожала, когда ее гладят.
В этот момент мне подумалось, что если бы вместо этого рассказа я вязал рукавицы, то таким стилем - две белых петли через изнаночную, потом двенадцать в ряд красной шерстью, и аккуратная желтая розеточка в конце - у меня бы вышли неплохие перчатки, во всяком случае, ничем не хуже той муфты, на которую стала похожа кошка, как только повернулась ко мне задом.
С этой мыслью я бросил в кошку тяжелый взгляд, но ловкое животное, как всегда, увернулось - и взгляд, не встретив на своем пути ни малейшего сопротивления, исчез за окном, обрамленный красивым ореолом из осколков стекла, которое, в свою очередь, было отлито в Польше, в чем можно было легко убедиться по голубому оттенку на его сколе.
В дверь позвонили.
- Между прочим, - заметила кошка, - звонить в дверь - это по меньшей мере так же невежливо, как стучать в звонок.
Я был вынужден с ней согласиться, поскольку ее уши были направлены в стороны под разными углами, чего я никак не мог добиться у себя, несмотря на все тренировки перед зеркалом.
Мы помолчали. Было видно, как по ту сторону разбитого окна село солнце.
- Что это у вас в кастрюле? - солнце скептически прищурилось, но от меня не ускользнул голодный огонек, то и дело выбрасываемый протуберанцем на фоне сытого оранжевого пламени термоядерной реакции светила.
- Грибы, - сказал я.
- Он сам собирал, - поддакнула кошка.
- Она сама варила, - напомнил я.
- Вы положили лук? - спросило солнце.
- Ты положил лук? - нахмурилась кошка.
- Я всегда кладу лук, - признался я.
- Но зачем? - удивилось солнце.
- От ядовитых грибов, - объяснил я.
- Лук становится синим, - заметила кошка.
- Но она не различает цветов, - пожаловался я.
- Все ясно, - кивнуло солнце.
В дверь постучали.
- Так-то лучше, - заметила кошка.
Ситуация накалялась. От непосредственной близости солнца осколки стекла начали плавиться, и определить страну-производителя по цвету скола стало решительно невозможно; таким образом, я перестал быть застрахованным от подделки, и эта мысль настолько плотно засела в моем сознании, что ни о каком рассказе и речи не шло, хотя ходить пешком в наше время действительно нелепо - ведь всякий подтвердит, что наилучшее сочетание марки и цвета машины на данный момент – «Рено» оттенка мокрого асфальта, и это при том, что минуту назад солнце окончательно высушило серую брусчатку по ту сторону окна, если вы, конечно, понимаете, о чем я.
- А ведь в чем заключается наипервейшая задача любого писателя? Любой писатель должен быть призмой, нет - линзой, через которую обыватель смотрит на окружающий его мир, находя в нем детали, а также те цвета и оттенки, что недоступны его глазу, особенно если он близорукий дальтоник или кошка, - как-бы невзначай заметило солнце.
Мы с кошкой переглянулись. Каждый муравей (за исключением мух) знает, зачем солнцу может понадобиться линза, а уж для существ, периодически пробавляющихся высшей нервной активностью, не составляет никакого труда понять, к чему (за исключением горизонта) клонит солнце.
Я начал судорожно перебирать в уме варианты ответных действий, тут же отметая их, словно сухие кленовые листья, которые усыпают парковые аллеи, будучи уверенными в собственной безнаказанности и потому не оказывающие никакого сопротивления точным ударам метлы, сделанной дворником из пятнадцатилетнего куста волчьей ягоды, ядовитость плодов которой в наш просвещенный век известна каждому, кто хотя бы раз как следует их испробовал. Все эти рассуждения медленно, но уверенно заводили меня в глухой тупик, но поскольку это место с его серой, местами обветшавшей штукатуркой, по которой задумчиво ползали тонконогие пауки-сенокосцы, было мне хорошо известно и вообще славилось своей атмосферой тишины и покоя, я был совсем не против – скорее, даже за то, чтобы провести в нем некоторое время. Профессиональная ориентация пауков намекала на наличие неподалеку сеновала, полного скошенного сена, которое имело сотни применений на ферме, расположенной вдали от городской суеты - то есть там, где кристально прозрачный воздух овевает четкие силуэты скалистых гор на фоне сиреневого вечернего неба, а разве можно представить себе обстановку, располагающую к творчеству более, чем эта пасторальная идиллия?
Размышляя в этом ключе, я по природной рассеянности пропустил поворот к тупику и вышел на перекресток у набережной, в это время пустующей, а в иное служащей прибежищем не внушающим доверия типам с гладко выбритыми щеками и подозрительным акцентом, средствами к существованию которых являлись в равной мере выручка от оптовой продажи гашиша учащимся ближайшего лицея и жалованье, которое они исправно - два раза в месяц - получали в отделе по борьбе с наркотиками и молодежью. Один из них показался было вдалеке, но длина предыдущего предложения послужила мне отличным укрытием от цепкого взгляда его зеленых, с вкраплениями желтой крошки глаз, в то время как резкий порыв ветра - который нес в открытое море двух жирных чаек, увесистый целлофановый пакет с мусором и сломанную, но вполне еще способную выполнять свои функции тарелку из осины - подхватил его и, несколько раз ударив о мостовую, швырнул в темные, отблескивающие машинным маслом волны гавани.
Некоторое время я задумчиво стоял под моросящим дождем, пропитываясь водой напополам с пониманием того, что разнообразие наследия современной литературы затрудняет задачу сотворения оригинального произведения до такой степени, что неизбитость сюжета может обеспечить разве что его отсутствие. А уж если вас просят изобразить нечто странное, то не думайте, что ваша ботаническая заметка о сухом колючем стебле, что входит в грудь влюбленного юноши лишь с тем, чтобы расцвести белой орхидеей на его спине, произведет хотя бы толику впечатления на автора зоологического очерка о рыбине, что питается матросами из спасательных лодок, завлекая оных лобным наростом, до неприличных подробностей походящим на вдоволь наглотавшуюся воды, но не потерявшую привлекательности красавицу Ирен.
Не говоря уже о том, что лето было скорее жарким, чем странным.

Дай мне руку

Автор - Роксана

Рождественские ярмарки, заполненные веселой суетой, всегда дают способ неплохо подзаработать. Шумные ряды торговцев предлагают товары на любой вкус. Лакомки бродят у лотков с пряниками и леденцами, модницы толпятся у прилавков с тканями, лентами, бусами, солидные горожане приглядывают упряжь, домашний скарб и лошадей. Лошади - это отдельная статья любой ярмарки. Чем богаче конный ряд, тем ярмарка солиднее. В этом году я прибился к небольшому бродячему цирку дядюшки Тома. Пара акробатов, девочка-плясунья, старый шут Том – он же хозяин цирка, - канатоходец, ну и я со своими незамысловатыми фокусами, вот и вся труппа. Место досталось бойкое. Народ с удовольствием смотрел на простенькое представление. В миску щедро сыпались медяки, а иногда и серебро.
Ничего сверхъестественного я не показывал, так - ловкость рук и умение отводить глаза. Вынимал из шляпы кролика, показывал банальные карточные фокусы, извлекал монеты из-за уха зевак и цветы из рукава. Конечно, можно было заставлять зрителей бегать босиком по углям, изображать из себя собаку, коня или петуха; но в этом городке инквизиция была строга, и за такие фокусы она по головке бы не погладила. Заканчивалось уже третье представление, когда к толпе зевак присоединилась она. Хорошенькая, свежая, как весенний цветок, в сопровождении служанки, загруженной покупками, незнакомка сразу приковывала к себе внимание, и так уж получилось, что номер я доигрывал только для нее, даже в конце подарил ей букет бумажных цветов.
Представление закончено. Монетки перебрались из кошелей зевак в миску маленькой плясуньи. Каждый отправился по своим делам. Обеспеченная, добропорядочная горожанка - в свою сторону, а балаганный фигляр - своей дорогой. В мечтах я уже сидел в теплой таверне, у большого камина, потягивал горячий грог из глиняной кружки, заигрывая с пухленькой служанкой. Рядом семенила и трещала без умолку взбудораженная выступлением и большим сбором Ташка, внучка дядюшки Тома.
- Ден, а Ден, ты чего это цветочки-то раздариваешь? Я тебе не буду всю ночь новый букет вырезать… Сам отдал, сам и делать будешь..
- А я тебе сказку вечером рассказывать не буду, вредина…
- Конечно, не будешь, ты сегодня опять просидишь до утра в зале, накачиваясь грогом, щупая толстух да облапошивая простаков в карты.
- Ташка, ну в кого ты такая язва растешь?
- В вас, конечно... Где бедному ребенку набраться хороших манер - кругом одни пьяницы, мошенники и бабники?
- Ребенок, прикуси свой грязный язык, а то вымою рот с мылом, – Ташка не сильно поверила моим угрозам, но благоразумно отодвинулась на пару шагов в сторону.
В этот момент из-за угла появился горячий гнедой скакун с не менее горячим всадником. Скакун летел, не разбирая дороги. Сзади слышался шум погони. Ну вот, и на этой ярмарке отметились цыгане. Всадник направил коня прямо в толпу зевак. Толпа расступилась, как по мановению волшебной палочки. Велик у нашего народа инстинкт самосохранения. Едва успел выхватить Ташку из под копыт, как площадь пронзил истошный женский крик: «Изабелла!» Преследуемый древнейшими людскими инстинктами, я кинулся на крик, усердно работая локтями; где-то за спиной пыхтела Ташка, не отступая ни на шаг. Не все успели увернуться от копыт. На брусчатке лежала незнакомка с представления, а рядом голосила пожилая служанка. Протиснувшись вперед, я присел рядом с девушкой. Видимых повреждений не было, но она была без сознания. Служанка голосила сиреной:
-Изабелла, Белла, Беллочка, да на кого же ты меня покинула!..
Пришлось отвесить ей легкую оплеуху. «Беллочка-а-а-а...» - еще раз взметнулось ввысь и удивленно затихло.
- Что случилось?
- Ну этот, бешеный, как налетит. А мы в сторону, а он как Белочку толкнет, она отлетела - и головой о брусчатку, вот лежит, совсем неживая.
Я снял с девушки капор. Русые локоны рассыпались по плечам, обрамив хорошенькое личико. Аккуратно ощупав голову, я ничего страшного не обнаружил, только чуть выше виска дулась огромная лиловая шишка. Дыхание ровное. Пульс немного учащен
- Сударыня, у вас есть чистый носовой платок?
Служанка, шмыгнув носом, пошарила в огромных карманах и протянула мне приличного размера кусок ткани. Набрав в платок снег, приложил к гематоме. Под громкие протесты выдернул клок шерсти из ближайшего тулупа, поджег и поднес еще дымящийся клочок к носику девушки - реакция ноль.
- Живете далеко?
- Да нет, в десяти минутах ходьбы.
- Ну что, показывайте дорогу.
Подняв барышню на руки, я уверенно зашагал за резво семенящей впереди меня служанкой. Идти оказалось действительно недалеко. Через два квартала мы остановились перед большим богатым домом. Я ошибся, она была не добропорядочная горожанка, а особа голубых кровей. Какого черта ее занесло на ярмарку? Передав драгоценную ношу с рук на руки многочисленной челяди, я не удержался и остановил на минутку служанку.
- Как вас зовут?
- Магда, я…
- Так вот, Магда, к синяку прикладывайте лед, лежать не менее недели, и лекаря не забудьте позвать. Все поняли?
Она кивнула головой и бросилась в дом.
Ну вот и все, история закончена, пути княжьих дочек и фигляров дважды не пересекаются.
За спиной все еще пыхтела любопытная, верная Ташка.
- Ден, а ты что, врачевать умеешь?
- Я много чего умею…
- Но ведь лекари - люди богатые, а ты почему с нами таскаешься?
- Много будешь знать, плохо будешь спать.
В полном молчании мы дошли до постоялого двора. В глазах у Ташки металась тысяча вопросов, но чуткой детской душой она понимала, что ответа не получит.

Два дня пролетели в обычной кутерьме. Днем ярмарка, балаган, представления, а по ночам я подолгу просиживал за карточным столом.
На третьи сутки я случайно столкнулся с Магдой. Знакомая фигура мелькнула в толпе, и я решился ее догнать.
- Магда, как там Изабелла?
- Плохо, сударь, совсем плохо. Белла так и не пришла в себя.
- Лекарь приходил?
- Приходил, четыре раза кровь пускал, клистир два раза ставил. А когда у Беллы лихорадка началась, он сказал, что в нее демон вселился, и велел священника вызывать.
- Коновал, откуда только такие берутся…Горячка давно началась?
- Да позавчера к ночи, и больше не отпускает. Мечется бедняжка. Бредит.
- Вторые сутки… это плохо… Я не имею права лечить в этом городе, у меня нет лицензии. Если кто-то узнает, у меня будут крупные неприятности, но я попробую помочь, если вы тайно проведете меня . Вы понимаете, о чем я говорю?
- Да, конечно. Хозяин еще не вернулся, так что приходите к дому к полуночи.
Ну что ж, ночь - это мое время. Колокол пробил полночь. Дверь в дом открылась, и Магда помахала рукой. Через пару минут я уже сидел у постели Изабеллы.
Гематома уменьшилась, синяк выглядел, конечно, устрашающе, но явно не мог быть причиной лихорадки. Я взял в руку тонкое запястье. Пульс слабый, но учащенный.
- Магда, принесите мне, пожалуйста, тазик с холодной водой, винный уксус, и заварите вот эти травы, – я извлекаю из кармана мешочек с сбором, – только не будите никого, сделайте все сами.
Служанка бросилась выполнять поручение.
Закрываю глаза. Медленно выравниваю свой пульс с биением пульса Беллы и, отсчитывая удары, погружаюсь в темноту. Вокруг меня исчезают свет и звуки; когда прекращается противное чувство головокружения, открываю глаза. Длинный темный коридор. Двигаюсь вперед, отсчитывая гулкие шаги. Раз, два, три, четыре, пять…двадцать, двадцать один. Я медленно изменяю реальность, сейчас будет поворот, а за ним дверь. Заворачиваю за угол, так и есть, дверь на месте. Ну, держись, малышка, я уже иду. Толкаю дверь и вхожу…
Черт, только не это… Несколько сотен масок проносятся мимо в безумном хороводе. Огромный зал. Гирлянды цветов и еловых веток, венки из омелы, бесконечные ленты серпантина и кружащие в воздухе конфетти, конфетти, конфетти... Я на маскараде. Сотни беснующихся масок. Ну и сны у тебя, Белла, как теперь тебя искать в этой толпе?
- О белый рыцарь, не дадите ли даме бокал вина…
Белый рыцарь? Это о ком? Пикантная Коломбина заглядывает мне в лицо. Беру бокал вина, протягиваю кокетке. На мгновение руки соприкасаются…Увы, фантом, пустышка.
Подхожу к ближайшему зеркалу и вглядываюсь в отражение. Действительно, белый рыцарь. Плюмаж из страусиных перьев на шлеме, белоснежный плащ через плечо, из прорези забрала глядит грустный и честный взгляд. Жалко, Ташка меня сейчас не видит, а то - бабник, картежник…
Пора менять маску, какой из меня рыцарь, да и неудобно железом весь вечер брякать. Провожу рукой по зеркалу, изменяя призрачную реальность; но сегодня реальность спорит со мной, навязывая свое мнение: из зеркала на меня глядит грустный Пьеро. Самокопанием заниматься сегодня не будем, некогда, еще один взмах рукой - и вот моя привычная маска шута, с ней я уже сросся.
Итак, раз, два, три, четыре, пять - я иду искать…
- Сударыня, в вашей бальной книжке есть место для одинокого бедного шута, чье сердце разбито о ледяной взгляд ваших прекрасных глаз?
Бесконечный и нудный котильон. Никогда бы ни подумал, что буду тебе благодарен. Сто двадцать пять фигур, бесконечное количество пар.
Шаг. Поворот. Почти случайное касание рукой - и пустота. Смена партнеров.
Поклон. Проход вперед. Касание плечами - и пустота. Пары меняются.
Руки за спиной. Кружение по часовой стрелке, кружение против часовой стрелки. Кавалер подает даме руку - и опять фантом.
Сто двадцать пять фигур, сто двадцать пять дам - и везде пустота.
Чувствую себя последним идиотом. Два часа танцевать в зале, заполненном привидениями, бредом воспаленного сознания, глубоко запрятанными страхами и нереализованными желаниями юной особы...
А между тем реальность дрожала и дробилась, меняя цвет стен и рисунок паркета. Изабелле явно становилось хуже.
Так не пойдет, я могу искать ее очень долго, у нее нет столько времени.
Подхожу к ближайшему зеркалу и делаю шаг вперед, покидая сон.
Приступ тошноты и головокружения, и я открываю глаза. Отвар дымится на столе, Магда ставит рядом тазик с водой.
Ну что ж, значит, я все еще в форме, не так уж много времени я провел во сне.
- Магда, вы давно служите Белле?
- Да, почитай, с самого рождения. Матушка-то ее померла при родах, вот меня и взяли из деревни в кормилицы. Белла мне, как дочь.
Развожу уксус в воде, мочу губку и начинаю потихоньку протирать Беллу прохладной водой.
- Расскажите мне, какая она? Как она жила все эти годы?
- Ну, какая… Малышкой была шумной и веселой. Любил ее отец без меры, баловал. Он-то сына ждал, а тут девочка, да еще и без матери воспитывалась. Отец ее сызмальства с собой в седле везде возил, как пацана воспитывал. Когда подросла немного, то могла без седла на любом жеребце полдня проскакать. Отец ей сам уроки фехтования давал. В общем, росла сорвиголовой. А когда Беллочке исполнилось десять лет, отец не вернулся из похода. Сиротка так горевала. Осталась Изабелла хозяйкой огромного поместья. Ненадолго, правда, вскоре суверен назначил опекуна. Лорд Квелли когда приехал, то долго не думал, объявил, что воспитание Беллы не соответствует высокому званию «наследницы» и отправил ее на долгих восемь лет в монастырь, чтобы монашки из нее сделали настоящую леди. Уж как ей там жилось, бедняжке, не знаю, только вот приехала вся такая тихая да неулыбчивая. Я и решила ее на ярмарку сводить, развеяться, да кто же знал, что такая беда случится? На днях лорд Квелли вернется, жениха Белле привезет, а она…
Закрываю глаза - и снова темный коридор. Медленно отсчитываю шаги. Раз, два, три…
Да, девочка, проблем у тебя выше крыши. Десять, одиннадцать, двенадцать… Как тебя искать? От стен пышет жаром, времени остается совсем мало. Двадцать, двадцать один… Толкаю дверь. Опять эти чертовы доспехи. Я не рыцарь, я шут. Реальность дрогнула и выполнила мое желание, на этот раз не споря.
Белла, кто же ты, девочка? Маски монахини я не видел. Невеста? Дамы в белом все участвовали в котильоне. Стоп… Я же видел здесь маленькую девочку, но где? Точно, она сидела у окна…
Я нашел ее, сидящую на подоконнике, спрятавшуюся за роскошной занавесью. Маленькую, одинокую и очень печальную.
- Малышка, что ты тут делаешь?
- Грущу. Мне еще нельзя участвовать в танцах, а взрослым не до меня. Ты мне расскажешь сказку?
- Сказку? Увы у меня просто нет столько времени, но зато смотри, кто у меня есть… - и я протянул ей большого плюшевого мишку. – Если прижать его покрепче, то он расскажет тебе сказку. Он их много знает.
Девчушка схватила медвежонка, стиснула от радости, и он действительно пробурчал: «В одном королевстве жили-были...». Девчушка пискнула от восторга, а я, как бы между прочим, погладил ее по голове… Увы, опять пусто, еще один фантом.
За что я люблю сон, так это за то, что в нем так просто сделать человека счастливым. Как была бы счастлива Ташка, имея такого медвежонка! Но медведи рассказывают сказки только во сне.
Что у нас еще осталось?
«Изабелла осталась хозяйкой огромного поместья.»
Хозяйка. Королева бала восседала на высоком троне. Величественна и недоступна, такую не пригласишь с бухты-барахты на танец.
- Моя королева, зачем Вы так грустны? Одно только слово, и верный ваш шут отдаст свое сердце лишь за тень вашей улыбки.
- И что я буду делать с твоим сердцем?
- Подвесишь на веревочку и будешь играть со своим котенком, или положишь на блюдо и выставишь в назидание своей свите, чтобы они не позволяли тебе скучать…
- Ты дерзок, шут, но забавен…а давай свое сердце, у меня потерялся любимый мячик…
Что и требовалось доказать: падки вы, женщины, до наших сердец. Старая как мир пантомима с извлечением бьющегося сердца и вручением его даме, а в последний момент вместо сердца из руки вылетает белый голубь. Только в этой реальности все проще, и я, стоя на одном колене, вручаю воистину королевский подарок – огромный, с кулак, бриллиант с замурованной внутри пурпурной розой.
- Ты развеселил меня шут. Что желаешь взамен?
- Один поцелуй, моя королева…
- Ты нагл, фигляр…
- А ты нетерпелива… я желаю всего лишь припасть своими грешными устами в благочестивом поцелуе к твоей лилейной ручке.
Еще одна улыбка нахальному шуту - и ее рука милостиво протянута для поцелуя. Не вставая с колена, слегка касаюсь губами руки. Увы…
- Очередная пустышка, - шепчу себе под нос, отходя от величественного трона.
- Эй, ты оскорбил даму! – громко, на весь зал, выкрикнул мальчик-оруженосец.
- Я никого не оскорблял, - этот сон меня начинает нервировать, я прошел тысячи чужих снов, и впервые призрачная реальность диктует мне свои условия, споря со мной. Белл,а ты талантлива - создать такое количество фантомов. Удерживать их долгое время, каждого наделив индивидуальностью и характером. Спорить на равных с мастером снов. Девочка, с такой фантазией тебе бы романы писать. Я отвлекся - и вот расплата: мне в лицо летит перчатка.
- Защищайся или беги, если ты трус! - бретта блеснула всплеском молнии, мальчик замер в боевой стойке.
Любопытная толпа окружает плотным кольцом. Это будет похоже на избиение младенца.
- Не дерусь с детьми, - и я поворачиваюсь к мальчишке спиной.
- Потому что ты подлец и трус! – толпа одобряюще загудела, она ждала развлечений и крови.
Провожу рукой, пытаясь сдвинуть реальность и убрать надоевшего фантома, но мальчик так и стоит на моем пути. Зато у меня в руке материализовалась шпага. Кажется, я устал и теряю власть над этой реальностью.
- Ты сам напросился, молокосос. Убивать не буду, но, клянусь, выпорю гаденыша.
Рапира скрестилась со шпагой: прима, терц, реприз-прима. Мальчик мог дать фору записному дуэлянту. Косой удар в правую ключицу, резкий поворот - и рапира скользнула в воздухе. Реальность заметно вздрогнула. По стенам пошли легкие трещины. Маски стали сливаться в одну размазанную личину, и она смеялась надо мной. Господи, косой квинт после репризы! Финт сменялся ударом, выпад, защита и снова терц и прима. Очередная волна прошла по залу, из канделябров посыпались свечи. Черт!!! Белла, девочка, держись! Только не сейчас, милая моя!
Батман, клинок звякнул о клинок. Мальчик хорош, но на моей стороне опыт и сила. От упавших свечей вспыхивают еловые венки, огонь переходит на шпалеры.
«Отец ее сызмальства с собой в седле везде возил. Как пацана воспитывал.»
Ловлю рапиру на эфес в верхнем блоке и с силой толкаю вперед. Мальчишка теряет равновесие и отступает к стене.
«Когда подросла немного, то могла без седла на любом жеребце полдня проскакать. Отец ей сам уроки фехтования давал.»
Выпад. Моя шпага обертывает бретту пажа, поворот кисти, резкий рывок. Рапира отлетает в сторону. Стремительный рывок вперед - и я локтем прижимаю мальчишку к стене и сдергиваю берет. Водопад русых локонов рассыпается по плечам. Бой закончен. Портьеры вспыхивают, как факелы.
- Изабелла, дай мне руку. Я пришел за тобой.
- Я никого не звала. Мне никого не надо. Я привыкла быть одна.
Тихонько прижимаю ее к себе. Теплую и живую. Плечи вздрагивают от рыданий, горькие слезы обиды и поражения прокладывают тоненькие бороздки по щекам. Маска в сторону - и вот маленькая обиженная девочка плачет у меня на плече.
По потолку бегут тучи, и теплый дождик заливает языки пляшущего пламени. Дождь хлыщет по лицам и по маскам, смывая грим, превращая роскошные костюмы в мокрые тряпки, а утонченных дам и галантных кавалеров - в жутковатые манекены.
- Белла, отпусти их, нам пора возвращаться. Нельзя прятаться от жизни. Хочешь - я покажу тебе будущее? – смахиваю слезинки с ее щеки, собирая их в пригоршню. Каждая слезинка застывает у меня в руках маленьким алмазом с острыми и колючими гранями. Она неуверенно кивает.
В легкой дымке растворяются призраки прошлого и внутренние страхи. Мы одни. Призрачная реальность еще раз вздрогнула и открыла нам выход в парк.
Сочная зелень деревьев и пряно-сладкий аромат цветов, влажная после дождя трава, а где-то за спиной растворяется замок. Мы идем по парку, я держу ее за руку. Проходя мимо клумбы, стряхиваю алмазы на цветы, и они сразу превращаются в росу. Вот там и место твоим слезам. Останавливаемся у ручья.
- Не хочешь умыться? У тебя на лице полоски сажи…
Белла умывается, а я пью ледяную холодную воду.
Мы выходим на край обрыва. Я сдвигаю занавес тумана. Внизу на поляне очаровательная женщина играет с двумя маленькими мальчиками. Всадник несется на вороном коне. Мужчина спрыгивает с коня, хватает на руки женщину и целует ее. Мальчишки уже атакуют отца. Он отпускает жену и подхватывает пацанов, высоко подкидывая их в воздухе.
- Видишь, все будет хорошо, а ты решила отказаться от всего этого… идем, тебе давно пора возвращаться.
Плотный туман снова окутывает нас. Мы идем, держась за руки, а я медленно отсчитываю шаги. Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать… Какая сильная девочка… Одиннадцать, десять, девять… Завидую тому, кто будет всю жизнь вести тебя за руку… Четыре, три, два… Я навсегда запомню этот сон, он был непрост, но так завораживающе красив. Один… Просыпаемся…
Я отпускаю руку. Изабелла открывает глаза.
- Магда, давайте отвар… Она хочет пить…
Белла пьет жадно и много. Капельки пота блестят на висках. Она блаженно улыбается и снова засыпает. Но это уже будет другой сон, легкий и освежающий, как весенний ветерок. Спи, девочка, набирайся сил. Тебе еще нужно так много сделать.
- Ну вот и все, утром она проснется здоровой, а теперь вам тоже пора уснуть.
Легкий взмах рукой, и Магда обмякла в кресле. Спи, верная служанка, ты заслужила отдых. Пусть тебе приснится маленький домик в родной деревне, яблоки с отцовской яблони и полевые цветы, пахнущие медом.
Я мастер снов; мне не говорят спасибо за мою работу, так как меня не помнят. Я остаюсь в памяти лишь тенью из сновидения. Взмах руки - и я стираю сегодняшнюю ночь из памяти Беллы и служанки. Мое мастерство приравнивается инквизицией к колдовству. Я уже трижды приговорен к сожжению. Каждый раз я клянусь себе, что это последний раз, и каждый раз не могу остановиться перед зовом заблудшей души, слышным лишь мне.
Тихонько выхожу в ночь. Как тих предрассветный час. Морозец щиплет щеки. Снег скрипит под ногами. Пять минут - и я уже в таверне.
Последний посетитель недавно покинул уютное тепло. Хозяйка вытирает перемытую посуду.
- Хозяюшка, налей-ка мне бокал вина.
- Держи, пройдоха. Где это тебя сегодня носило всю ночь? Без тебя было скучно…
- Я знаю…
- Что-то ты неважно выглядишь, видать, горячая красотка тебе сегодня досталась, еле ноги несешь.
- Ой, и не говори, еще какая горячая! Но я был на высоте. Но ты же знаешь, я, как истинный рыцарь, не имею права разглашать подробности.
Легкий хлопок полотенцем по руке.
- Иди-ка ты спать, шут гороховый.
Пустой бокал с багровыми каплями вина остался на столе. А я спать, спать, спать… в мир, который любит и знает меня другим.

Игра

Автор - Irena

Звон колокольчика над дверью известил о появлении посетителя.
Старик за прилавком поднял глаза от книги, которую читал.
- Да? Заходите!
В дверях нерешительно переминалась с ноги на ногу немолодая женщина.
- А... можно?
- Да-да, разумеется. Чем могу быть полезен?
Женщина робко подошла к прилавку, огляделась по сторонам, словно не зная, с чего начать. Ёжилась, прижимала к себе сумочку.
- Вам нужна маска? - подбодрил ее хозяин лавки, глядя поверх очков. – Для ребенка или для Вас самой?
- Маска? – женщина вздрогнула, словно очнувшись. – А, ну да... маска... нет, понимаете, я... я хотела спросить... Я мимо проходила, случайно, и увидела маски в витрине. Я раньше таких масок не видела, только...
- О, у нас самый большой выбор в городе! Вам, видимо, нужно что-то особенное?
- Нет, я... я не хочу покупать маску, у меня... – на глазах у женщины выступили слезы. – Я, наверное, пойду. Извините...
- Погодите! – засуетился старик-хозяин. – Куда же Вы? Я перебил Вас, это Вы меня простите! Вы хотели что-то спросить? Не стесняйтесь, спрашивайте, я слушаю.
Женщина глубоко вздохнула.
- Понимаете... Вы только не считайте, что я... Витька думает, что я с ума сошла, - глаза ее опять подозрительно заблестели, и она потянула из сумочки платочек. – Витька – это мой... ну... в общем... муж. Вот. Он мне не верит. А я не сошла с ума! А у вас в окне такие же маски, как... – она совершенно по-детски шмыгнула носом. – Ладно. Думайте, что хотите. Я расскажу.
Мне приснился сон. Как будто пришли ко мне Славик, Витька и Юлька – это из нашего класса.
- То есть во сне Вы были ребенком? – уточнил хозяин лавки.
Женщина запнулась и как-то недоуменно посмотрела на него.
- Во сне? – переспросила она. - А, ну да. В четвертом классе... Вот, и пришли они в масках – но не обычных, зайчиков или там ведьм, а в масках взрослых дядь и теть. Славик пришел в маске толстого дядьки с усами. Витька - в маске лысого очкарика. А у Юльки была маска такой расфуфыренной мадамы. А она такая крыска, Юлька, а воображает о себе... – женщина усмехнулась. - И мне принесли маску, чтобы вместе играть. Во взрослых. Славик сказал, что это круто. Маска была такая... какая-то крашеная тетка, ни то ни сё. Я сначала не хотела брать и сказала, что хочу покрасивее, но у них не было другой. И я всё же согласилась, потому что хотела играть.
Ну, надела я теткину маску, и тут Витька говорит - раз я играю, пускай мы будем муж и жена, потому что у взрослых так положено. Я начала ржать, а Витька обиделся. Тогда я сказала – ну ладно. Ну, чтобы в игру взяли. Ну... вот...
- Как Вы хорошо запомнили сон! – заметил старик. - Право, завидую!
- Д-да... – женщина нахмурилась. – Вам, наверное, неинтересно...
- Нет-нет, мне как раз крайне интересно! – заверил лавочник. – К сожалению, я никогда не запоминаю снов. Рассказывайте, прошу Вас. Итак, Вы стали играть...
- Стали играть, - повторила женщина. – Славик был «босс», и у него была «фирма». Витька у Славика «работал в фирме». Он уходил в другую комнату «на работу», потом приходил, а я должна была готовить ему обед. Я хотела тоже ходить куда-нибудь на работу, но Витька притащил двух кукол и сказал, что это наши дети, так что я должна сидеть дома и их воспитывать. Я подумала – ну ладно, всё равно я не очень знаю, чего на работе делать, а с куклами хоть понятно. Ну а потом... играли мы, играли, а потом мне надоело. У них там эта самая «работа», им, может, интересно, а я сижу в уголке с куклами, так что ж это за новая игра? В куклы играть можно и без всяких дурацких масок! Юлька там крутится, с Витькой хихикает. Сам же сказал, что мой муж, а с ней хихикает... И я решила, что скажу, что больше не играю.
И тут я проснулась.
- Что, и всё? – разочарованно спросил хозяин лавки.
- Так вот и не всё! – воскликнула женщина. – Совсем не всё! Я просыпаюсь – а на моей кровати сидит Витька в той же самой маске, из сна! Я ему говорю: «Ты чего делаешь в моей комнате?!» - А он мне отвечает так сладенько: «Дорогая, ты еще не проснулась? С каких пор это твоя комната, а не наша? Вставай, дети завтрака ждут!» - и голос у него совсем не витькин, взрослый голос! Я ему говорю: «Какие дети, ты что, я больше не играю!» - а он... он... – и тут посетительница все-таки разрыдалась.
- Он меня к зеркалу подвел, - бормотала она сквозь слезы, - а там эта тетка, которая маска была во сне! Я хочу ее снять, а она не снимается! Не снимается, и всё тут! Как будто это я! А это не я, не я, не я!!! Это мне снится, а я проснуться не могу! Мне девять лет, и это всё неправда! Я домой хочу! А Витька меня никуда не пускает, говорит, что он мне, видите ли, муж, целую кучу лет... к каким-то докторам меня водил, они какую-то чушь мелют, таблетки какие-то велят пить... очень нужно, я же не ненормальная, я всё помню! Этот Витька... а может, он и не Витька вовсе? Витька же не может быть взрослым! А кто он тогда? Я ничего не понимаю, какие-то две девчонки в квартире крутятся, говорят, что я их мама, а я их боюсь, они большие... и вредные... Какая-то старушка пришла, говорит мне «доченька», а сама на мою маму и не похожа вовсе...
Старик слушал, сочувственно кивал; дождавшись, пока женщина, вконец обессилев, умолкла, он осторожно спросил: - Простите, но что же Вы хотели спросить у меня?
Женщина нахмурилась, словно уже забыла, зачем зашла в лавку.
- А... просто, - она вытерла распухшее от слез лицо насквозь промокшим платком, - просто у Вас в окне маски очень похожи на те... ну, во сне. И я подумала – может быть, Вы... что-то знаете? Может, эти маски какие-то...
- Волшебные, Вы хотите сказать? – закончил старик, видя, что женщина не решается произнести это слово. Она со вздохом кивнула. – Голубушка... простите, как Вас звать?
- Таня, - прошептала она.
- Да, так вот. Татьяна, милая моя, мы же с Вами прекрасно знаем, что магии на мамом деле не существует. К сожалению. А возможно, и к счастью: иначе некий колдун мог бы действительно сыграть с Вами и Вашими друзьями такую злую шутку. Но колдунов в нашем мире нет, так что единственное, что я могу Вам сказать: вероятнее всего, Вы переутомились. Вам это говорили доктора? Ну вот видите... Я не доктор, но я вот что скажу: Вам действительно приснился сон. Вам снилось, что Вам девять лет и Вы играете с друзьями. Сон был настолько яркий, что, проснувшись, Вы всё еще оставались в его власти. Это бывает. Но Вы никак не можете признать, что Ваше детство Вам приснилось, а на самом деле оно, увы, давно закончилось. Я понимаю – жаль. Сам хотел бы вернуться в молодые годы, но... мда.
- Как – давно закончилось? – женщина растерянно посмотрела на собеседника. – Почему же я ничего не помню? Ни как школу кончала, ни как... это... замуж выходила? Вдруг – раз! – и сразу старая? Как же так?
- Ну какая же Вы старая! Это я старик, а Вы... Почему не помните? К сожалению, наше сознание способно на разные фокусы. Я думаю, это Ваше неприятие реальности оказывает Вам такую «услугу». Разумеется, я не специалист. Но Вы вспомните, Вам надо только успокоиться. Попить валерьяночку, если так боитесь таблеток...
- Так что же мне? Я думала...
- Танюша – извините за фамильярность - ну что Вы думали? – всплеснул руками хозяин лавки. - Что я и есть колдун? Продаю детям маски, которые в одночасье превращают их во взрослых? Помилуйте, разве я похож на колдуна? Нет? Вот видите... Рад бы сказать «трах-тибидох» и превратить Вас в девятилетнюю девочку, но, увы, сие не в моей власти. Послушайте совет старика: успокойтесь, идите домой. Скажите себе, что это был сон, что у Вас теперь другая, взрослая жизнь.. Всё наладится. Не пытайтесь сбежать в прошлое, это ни к чему хорошему не приведет. Живите настоящим. У Вас любящий муж, взрослые дочери, мама о Вас беспокоится... Вы успокоитесь – и всё вспомните, и поймете, что...

Выпроводив вконец смущенную женщину, старик надолго задумался. Ходил по лавке, вдоль рядов масок, разложенных на полках: не зайчиков или, скажем, ведьм, а взрослых людей. Лысый очкарик. Толстый сердитый с усами. Небритый алкоголик. Топ-модель с метровыми ресницами. Старуха с бородавками...
Маски смотрели равнодушно.
- Ну надо же, какая незадача получилась... – бормотал старик, перебирая маски. – Масочка-то с браком оказалась. Как же это я не уследил? Стар становлюсь, стар... Жаль, конечно, девочку... Переиграть, что ли? Сложно, ох, сложно будет... Да и с остальными-то так удачно получилось, обидно обратно крутить. Привыкнет, уговорит сама себя, господа психиатры помогут... С другой стороны... Не знаю, не знаю, надо подумать... Разбередила душу старику... Что за времена пошли, и не поиграешь толком...

Звон колокольчика над дверью известил о появлении посетителя.
- Опять? – забеспокоился старик, торопясь к двери. – Да что ж за день такой сегодня!
Но нет – в дверях топтался, горящими глазами разглядывая маски, обычный мальчишка. Увидев хозяина, он несколько смутился:
- Здрассте, дяденька... можно?
- Конечно, мальчик! – лавочник заулыбался приветливо, пряча облегчение. – Конечно! Хочешь посмотреть маски? Вот - это бизнесмен. А это писатель. Знаменитый, между прочим. А это генерал. Или вот...
- А это кто? – мальчишка ткнул пальцем в одну из масок на верхней полке.
- Это? Нет, это плохой дядя, эту не надо. Это гангстер...
- Гангстер? Ух ты, круто... А примерить можно?
Старик хмыкнул, поколебался какое-то мгновение... потом снял с полки маску и протянул мальчику. Сам же отступил в тень и оттуда, нетерпеливо потирая руки, следил, как тот вертит маску в руках, разглядывает, озирается в поисках зеркала...
- Хороший мальчик, умный мальчик, - бормотал лавочник себе под нос. – Ну, положим, не слишком умный, коли гангстера выбрал... но мне-то какое дело? Ну что, мальчик, нравится? Вот и славно. Примерить хочешь? Примерь, примерь, вот я сейчас зеркало принесу... отличная маска, ты просто сразу почувствуешь себя взрослым... Ну - как?

Алькин маскарад

Автор - Каса

С утра пошел снег, и это было прекрасно!
Алька утром, как увидела это диво за окном (а снег в южном городке – диво!), так в стекло и уткнулась, и разглядывала зачарованно танец крупных белых снежинок, пока пальцы босых ног не замерзли. Поняв, что она уже потихоньку начинает зарабатывать себе насморк, девушка вздохнула (самой себе), улыбнулась (снегу за окном) и отправилась на поиски тапочек.
Конечно же, они нашлись неподалеку от компа. Она вчера опять уснула за клавой, и как перебиралась на диван – хоть убей, не помнила! Алька ткнула сонным пальцем в клавиатуру, буркнула компу: «Хватит спать, зараза», - и потопала на кухню – варить кофе. Быстро! Потому что до начала ее дневной «обязательной программы» надо было успеть пробежаться по облюбованным уголкам «паутины».
«Так. Вперед!» – мышка, такая же сонная, как хозяйка, поползла по коврику. - «Что у нас тут? А, тут пусто. Ладно».
«Здесь? Ага, его таки забанили. Ну, догавкался».
«Тут? О, тут вам не «там». Тут все серьезно, сайт «Академия общей магии» - это, однако, звучит!» – и Алька улыбнулась.
Прямо в чашку с горячим кофе.
Надо сказать, что в «Академии» она обреталась уже примерно год. Успела хорошо перезнакомиться с завсегдатаями, кое с кем вежливо поругалась, кое с кем обменялась номерами аськи. А еще здесь у нее был Другъ. Да, именно так, с большой буквы, и со знаком «ъ»! Кто прячется под этим ником, его имя, где он живет, чем занимается, сколько раз был женат и сколько детей имеет – ничего этого Алька не знала и знать не хотела. Зато она хорошо знала, что человек, скрывающийся под ником «Другъ», готов ее выслушать в любое время суток, и Алька, бесстыжая морда, уже несколько раз этим пользовалась. Как-то изливала ему душу часа два, на предмет «несбычи мечт», а он терпеливо слушал. Или вот еще: однажды пожаловалась ему на бессонницу, что донимает уже с неделю, а в ответ получила: «Нинья, (это Алька так звалась), каждый вечер, перед сном, прочти три раза вот это: «аанир маэр, туал туваннис, мирта инльяно, кьор эльдармано, куван тэй», интервалы между словами не менее трех секунд, ударения на…», - и тому подобная чепуха.
Алька тогда улыбнулась мысленно - да и отмахнулась. Купила пустырника и пила его неделю, так, что эта трава едва у нее из из ушей не проросла. И бессонница пропала. Уже потом, позже, Другъ как-то спросил: «Помогло заклинание-то? Мое личное. Сам составлял!»
«ОК, просто супер», - ответила Алька, усмехаясь в душе. Ну да, вранье. Но не про пустырник же ему писать?
Ладно, это все прошлое. Что там у нас сегодня? Ага. Вот как, значит. «Привет, Нинья! Извини, сегодня выпаду из общения. Буду только завтра. Клянусь. Твой Другъ. ». Однако! Алька засмеялась. А ведь она только что собралась было сочинять ему письмушку - о том, что она нынче тоже пропадет, по весьма уважительной причине. Корпоративный маскарад – это вам не шутки! Девушка усмехнулась, подмигнула монитору, настучала «ОК», и поспешила в ванную – перемывать голову «по-праздничному».


Офис главного управления конторы «Торгпроммордыр» жил предвкушением веселья. Всё те же волшебные, кружевные снежинки падали на ступеньки крыльца, но, увы - превращались там в жидкую грязевую кашицу. А что вы хотите, южная зима, господа! Но всё же это была она, зима, со всеми присущими ей атрибутами: елкой, шампанским, Новым годом и корпоративными вечеринками.
А если еще и маскарад… Неудивительно, что с утра контору лихорадило!
Главбухша, с девчонками-подчиненными, как квочка с цыплятами, забросила свои бумажки и занялась праздничным столом. Водила, мужик лет сорока, которого все фамильярно звали «Виталя», устанавливал в холле елку. Из серверной доносился треск и запах горелой изоляции – это реанимировали старую елочную гирлянду. Девчонки из рекламного отдела, повизгивая от предвкушения, путались у всех под ногами и всем мешали. Наконец, им всучили в руки шарики и отправили к елке, и оттуда сразу же донеслись нежные и чарующие звуки хрустальной капели – это девочки роняли на пол елочные игрушки и дружно ахали над каждой потерей. Надо сказать, что контора Алькина была не шибко богата, поэтому праздновать собирались скромно, по-семейному – никаких баров и кафе, никаких купаний коней в шампанском, максимум, кота пивом обольют. Но зато маскарад! На последнем особо настаивал Иваныч – директор, если по-официальному. Директора заел быт, и он хотел откровений, открытий и приключений, и всё это силами своих сотрудников, то есть, бесплатно. Бог весть почему, но он решил, что надоевшие физиономии сослуживцев, упакованные в маски, это нечто! А так как были обещаны призы от администрации, то все послушно спрятались за пластиковыми личинами, делая вид, что отныне они совершенно неузнаваемы. Алька тоже прикупила маску – обычную, серенькую, бархатную маску кролика. С длинными ушками. Да, плюгавенькая маска, но у Альки был сюрприз! Еще утром она притащила в офис объемную коробку - и никому не показывала содержимое. Лишь делала загадочное лицо и повторяла то самое слово «сюрприз…».
Прошло три часа. Нет, пять. Или десять? Нет, таки три. Уже съели салаты и холодные закуски, выслушали торжественные речи, выпили за все положенные поводы. Принесли горячее, опять выпили, и началось шевеление, брожение умов, танцы и прочая вольница. Виталя доедал оливье. Четыре дамы неопределенного возраста лихо махали руками и кокетливо подпрыгивали под «гоп, гоп, чита-дрита», изображая «танец заводной». Девочки-рекламщицы сгрудились на лестничной площадке, пуская в потолок ароматизированный дым и рассуждая о Коэльо и тенях «Макс Фактор». Иваныч наконец-то стащил с лысеющей головы дедморозовский колпак и молодецки присел рядом со своим замом – аппетитным, слегка жеманным замом женского полу. Все шло по накатанной колее, все маски притворялись неузнаваемыми и дурачились вовсю, и тут директору, елки-моталки, приспичило объявить конкурс на лучшую маску!
Ну, сказано – сделано; претендентки (почему-то мужчины не ринулись отвоевывать приз), поправляя сползшие личины, «встали в круг», просто-таки как «добрый жук» из детской песенки. Алька хихикнула и помчалась переодеваться. Пора!
И вот они, Снежинки, Белочки, Царицы Ночи и даже одна Шехерезада. Дефилируют себе вокруг колючего дерева, кокетливо выстреливая глазками сквозь прорези масок. Чернь в восторге, знать (шеф и «подшеф») тоже почти довольна. А в это время, за колонной, Алька лихорадочно срывала с коробки полоски скотча и, не дыша, возлагала на свою бедовую голову маску. Нет, Маску! Потому что это была настоящая голова дракона – красивенная, здоровенная, расписная деревяшка, сделанная далеко отсюда, в стране неистовых хунвейбинов. Было ей предназначено свыше веселить младых хунвейбинчиков на всяких праздниках, но вместо этого довелось пылиться на шкафу, в квартире Алькиного соседа, смиряясь с участью заморского сувенира. Надо сказать, Алька давно заприметила диковину. Руки сами тянулись – примерить! Но всё же... чужая вещь. А тут, узнав о маскараде – не выдержала. В дверцу соседскую поскреблась, глазками взгляд красивенький сделала, масочку на один вечерок попросила… и не выдержало соседское сердце, растаяло, и сдало маску в аренду. На вечер. Бесплатно. Просто так. Алька на радостях соседа в щеку чмокнула и умчалась, не слушая, как тот вслед что-то сказать пытается. Какой там слушать, когда от радости буквально руки дрожали. И сейчас дрожат, но уже от волнения. Ну, все вроде. Вперед. Алька глубоко вздохнула, расправила плечи - и гордо, павой, выступила вперед, думая: «Выгляжу, наверное, супер».
И тут же услышала смех. Тихий, потом сильнее, дружный, общий, перерастающий в ржание! Сквозь прорези в маске Алька видела немного, но то, как катались по полу сотрудники, корчились от смеха на стульях сотрудницы и стыдливо хихикал в ладонь шеф, – видела прекрасно. Растерянная, ничего не понимающая девушка попятилась - и тут увидела свое отражение в стеклянной двери, ведущей в один из кабинетов. И всё поняла…
Надо сказать, Алька никогда не отличалась богатырским сложением, или упитанностью, или хотя бы пятым размером сами знаете чего. Да и росточком удалась ниже среднего. Поэтому в стекле отражалась самая настоящая пигалица, хрупкая, на тонких ножках, зато с громадной деревянной пестро разукрашенной драконьей головой на плечах! Эдакий Колобок с ножками. Дракон на диете. Глиста на карнавале!
Альке стало холодно. Потом жарко. Потом подогнулись коленки, она едва не упала, вызвав еще больший хохот сотрудников и стоны: «Ой, Сидорова… ой, Идолище поганое… ой, насмешила, сил нет!» А потом она разозлилась. Какого черта! Дракон вам ненастоящий?
- Иль арраэн илья умм фаэрос! – звонко выкрикнула Алька в глухоту деревянной маски, едва не чихая от внутренней пыли. - Кас тувилья! – и ручками так – хлоп.
Да. Достали, видимо, девушку, раз уж сгоряча, да впопыхах, выпалила она заклятие истинного облика, вычитанное не так давно на сайте «Академии». Выложил «Другъ», с припиской «осторожно, работает…», но Алька про приписку забыла напрочь, потому что и в само заклятье не слишком верила. Какой там, к дьяволу, истинный облик? Вон он, ее облик, в зеркале красуется, курам на смех!
Сердитая Алька от злости даже ногой топнула.
Звонко цокнули острые когти о каменные плиты холла. В родившейся вдруг гробовой тишине, прорезаемой лишь одинокими залихватскими всхлипами Сердючки «гоп, гоп, чита-дрита», послышалось жесткое шуршание разворачивающихся кожистых крыльев, веселый звон падающих на пол елочных шариков, задетых в размахе, и паническое «ой, мамочки…» кого-то из рекламщиц.
Сквозь прорезь маски Алька с растущим удивлением наблюдала за метаморфозой, произошедшей с только что хохотавшими зрителями. Лица побелели, подбородки отвисли, глаза вылезли из орбит. Задние, не веря глазам своим, медленно начинали пятиться к выходу, передние, бледнея, сползали со стульев и прятались за их спинками. Недоумевающая Алька сделала шаг вперед, чувствуя, как отяжелели ноги, слыша, как цокают почему-то не каблучки – когти, и протянула руки к публике:
- Эй! Вы чего?
И публика взвилась диким визгом!

«Как странно, - подумал дракон Алька, - рук нет. Нету их, родимых, пропали вместе с колечком золотым, праздничным, от бабушки доставшимся! Зато вместо них развернулись крылья, широкие, кожистые, сильные. Хоть сейчас взлететь бы, да негде – тесновата каморка. И мелочь человечья под ногами путается, визжит. Сколько от них шуму-то! Мечутся, падают, под стулья заползают. Чисто тараканы!.. Тараканы?» Тараканов Алька терпеть не могла. И потому приподняла тяжелую когтистую лапу и с размаху впечатала ее в пол, метя в жирненькую таракашку, которую почему-то хотелось назвать «бухгалтерша Татьванна».
Ишь ты, шустрая таракашка. В сторону уползла. Или помог кто? Кажется, тащил ее кто-то… Ну, что ж, значит, надо все кубло накрыть одним махом!
Дракон недобро прищурился, сложил крылья и отступил назад, вскидывая голову. Если правильно выбросить пламя, то вспыхнет всё – и стены, и зеленое дерево со стекляшками, и всякие коробочки-ящички по стенам, и уж, конечно, поджарятся все эти таракашки! Вместе с их противным смехом! Эх, ну-ка, разом, одним махом….
Дракон глубоко вдохнул, набирая мощь… но тут вдруг звонко раздалось:
- Ир-дар!
Слово, жаркое, властное, сильное, похожее на удар хлыста, вспороло равномерный визг «таракашек», с размаху влепило солидную оплеуху дракону, от чего он скукожился ящеркой, пряча чувствительный нос и стараясь стать незаметным. Перед драконом стоял человек, и это именно он бросил в морду ящеру блокировку заклятия, сминая наведенный облик, свертывая материализацию, гася клокотавший в драконьем нутре огонь. Ящер рыкнул было - и стих, потух, опустил голову, потащил с нее китайскую маску, уже не крыльями – вернувшимися ему руками с бабушкиным праздничным золотым колечком. Алька попятилась назад, прижимая к груди маску, и уткнулась спиной в колонну. И наблюдала, как неизвестный, в темном плаще до пят, с длинными волосами, разметавшимися по спине, с мечом (кончик его внушительно выглядывал из-под плаща и звякал о плиты пола), повернувшись к людям, бормотал полушепотом, размеренно и сонно, такие знакомые слова:
- Аанир маэр, туал туваннис, мирта инльяно, кьор эльдармано, куван тэй…
Интервалы между словами не менее трех секунд.
Ударения на вторых слогах.
И, сладко похрапывая, складывая ладошки под щечку, забывая привидевшийся кошмар, засыпали алькины коллеги, как сытые и довольные сурки! Улыбаясь, укладывали хорошенькие головки друг у дружки на плечах рекламщицы; теплой, сытой кошкой свернулась на коленках у спящего Иваныча «подшеф»; хрюкнула во сне, отмахнулась рукой от привидевшегося ужаса, да и заснула Татьванна; улыбаясь, как младенец, засопел Виталя. Уснули все. Тишина проклюнулась и проросла. И лишь тогда неизвестный, в плаще и с мечом, повернулся к Альке.
И увидела она синие глаза Лешки-админа, который, так же, как и Аля, уже не первый год исправно нес службу в «Торгпроммордыре». Только вот вместо потертой пайты был на нем плащ, подбитый мехом леопарда, и в руках не ворох непонятных кабелей – меч рунный. И волосы не скручены в хвостик общипанный – отпущены на свободу, и там, на свободе, выглядят куда как лучше, чем в хвостиковой темнице!
- Что ж ты так, - говорит Лешка, вроде сердито, а глаза смеются, - я же писал: осторожно, работает! Или впрямь всех пожечь решила? Ай-яй. Благо, я рядом был. А если бы нет? Ты представляешь, что бы завтра газеты написали?
- Леша… - у Альки слова в горле застревают, как крупный арахис, - я… ты… заклятие… ты кто?
- Потом, - отмахнулся он, - бежим отсюда поскорее. Пока они не проснулись! Я им память не чистил, так, слегка в мозги туману навел. Пусть думают, что все приснилось! Ну, скорее же!
И он потащил девушку за собой, прочь из здания, прямо в вихрь колючих декабрьских снежинок.
- Лешка! Мое пальто! – завопила она, когда снег хлестнул ей по плечам. Он обернулся.
- Черт! Елки-палки. Я забыл! Прости. Но назад уже никак. Слышишь, просыпаются? - из оставшегося за их спинами праздничного холла доносились зевки, бормотание и недоуменное: «Что это было, а?»
- На, вот, - он протянул ей свой плащ. Они выскочили наружу и остановились на крыльце.
- Мда, - буркнул Лешка, - такси сейчас не найдешь. Может, пешком? Я тут, рядом живу. За углом. Оденемся потеплее, и я тебя домой провожу. Как? Добежишь в туфельках?
Снег плясал вокруг них сарабанду, и снежинки казались маленькими испанскими танцовщицами, надевшими новогодние платья. У снежинок был свой маскарад.
- Лешка, ты Другъ? - спросила его неожиданно Аля. Совершенно нелогично спросила, и почти даже бестолково.
- Конечно, - серьезно ответил он, - конечно, я тебе друг, - но Алька все так же настороженно ожидала ответа. И тогда он опять улыбнулся.
- Нинья, да ты же замерзнешь совсем. Пойдем скорее!
Алька просияла. Алька счастливо закивала головой. Алька протянула ему полу плаща со словами «на двоих хватит».
И снег замел их следы.

Ночь, синяя, птицей раскинула крылья,
Снег, белый, не тает – ложится послушно.
Что будет? Не знаю. Но звездною пылью
Снег сыплет на нас, необычно, нескушно.
Снег, ветер, и страх, и нежданная ласка,
Сон это, иль что-то открылося свыше?
Ты, рядом идуший, ведь ты меня слышишь?
Ты, странный мой Другъ, моя зимняя сказка …

Возвращение домой

Автор - Irena

...Сергей с наслаждением растянулся в ванне, закрыл глаза. Дома, наконец-то дома! Господи, как осточертело корчить из себя неизвестно кого, ходить в постылой личине «барина», «истинного дворянина»... Сто лет назад путешествия во времени казались чем-то невыразимо привлекательным, фантасты чего только не насочиняли... смешно вспомнить. А на самом деле – рутина. Обычная исследовательская работа. Долгая и нудная подготовка, зубрежка, тренировки, тесты, проверки – а потом столь же долгое и нудное сидение в какой-нибудь грязной дыре. Ну а хоть и в столице. Никто ведь не пошлет сотрудника исследовательского института в «горячую точку» - безопасность превыше всего. И никто не даст ему задания убрать, к примеру, Гитлера и переписать историю. Ни в коем случае! Да и невозможно. Изучай быт, собирай материал... можешь потом диссертацию писать... Экзотика, скажете? Романтика? А слой навоза на улицах? А нужник во дворе? А зимний вечер при свечах? В деревне... хорошо хоть, в роли барина, а не крепостного. Все эти любители старины, шпаг и карет, банных веников и самоваров, - что они понимают? Вся экзотика трехсотлетней давности не стОит нормальной человеческой ванны с шампунем! В комнате с электрической лампочкой! И никаких немытых никиток и феклушек! Никаких тупых рож, от которых просвещение и цивилизация отскакивают, как град от железной крыши! О, поначалу Сергей был настроен решительно и оптимистически. Он не какой-нибудь там, он будет своих крестьян учить, развивать, он объяснит им идеи равенства, он... Он честно пытался. Идеалист... Учил, помогал, развивал, разъяснял. Разумеется, он не надеялся на многое – но создать (не нарушая правил и не болтая лишнего!) маленькую общину свободных, образованных людей, луч света, так сказать, в темном царстве... Идеализма хватило на полгода, потом он бросил это бесполезное занятие: и так уж, вместо уважения, заработал от собственных слуг «звание» дурачка – за глаза, конечно, но он услышал; а с их легкой руки сплетни поползли по всей округе. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы репутация «полупомешанного» сменилась хотя бы званием «чудака». На большее его не хватило.
Но теперь всё. Материала достаточно, работать с ним и работать. А в благословенное и проклятое прошлое он больше ни ногой. В эту антисанитарию, к этим дебилам-соседям, одержимым идеей пристроить за него своих придурковатых дочек, никогда не слышавших, пардонне муа, слова «прокладка»... Дернуло же институт раскошелиться – его персонаж был весьма состоятелен. Оно, конечно, удобно и приятно – но это означало статус «завидного жениха», со всеми вытекающими последствиями. В то время как женитьба никоим образом не входила в планы Сергея. Там?! И дальше что? Бросать жену, пусть и дуру, все-таки непорядочно...

Вода в ванне остыла. Ну и ладно, все равно пора заканчивать. Сергей потянулся за полотенцем – и обнаружил, что забыл его взять, равно как и халат. Надо же, отвык от собственной квартиры! Он открыл рот... и застыл, ошарашенный. Что он собирался сейчас делать? Звать Никитку, чтобы принес барину всё необходимое?! О боже! Неужели проклятая маска так пристала к нему? Стыд-то какой... Барин, как же...
Пробегая голышом по квартире, шаря по полкам в поисках полотенца (да где ж они лежат-то?), дрожа от сквозняка и захлопывая опрометчиво оставленную открытой форточку (идиот, январь на дворе!), Сергей гнал от себя назойливую, как осенняя муха, мыслишку: будь он ТАМ – не он, а Никитка носился бы по дому, не себя самого, а Никитку он бы ругал за не принесенное вовремя полотенце и открытую форточку... а Никитка прятал бы бесстыжие зенки и мычал что-то условно-оправдательное, прекрасно зная, что дурковатый барин сечь не станет, даже в морду не даст, самое большое – покричит, да потом сам же и застесняется.
А потом рябая Фекла вытерла бы мокрые пятна на полу... а откуда взялись бы мокрые пятна, ведь ему не пришлось бы бегать мокрым? Неважно, если бы чего надо было, то и вытерла бы. Ладно, черт с ними, так высохнут.
Холодильник был пуст. Естественно. Сергей в очередной раз чертыхнулся, взвесил вариант похода в супермаркет с последующей варкой пельменей... и заказал пиццу. Хоть не ходить никуда. Первый день дома. Отпраздновал, называется.
Жуя похожую на подметку пиццу, он с откровенной тоской вспоминал, как сдобная румяная кухарка Марьюшка вносила в столовую сдобную румяную кулебяку – прямо-таки по Гоголю, с осетринкой, с грибочками, с гречневой кашей, да с еще чем-то таким-этаким... и какой дух шел от этой кулебяки – с ума сойти! Эти пиццеделы умерли бы на месте от зависти!
А какие борщи Марьюшка варила...
А пироги...
Да и сама она была, надо признаться, очень даже ничего, мелькнуло у Сергея в голове, и он покраснел. Впрочем – чего краснеть-то?

Диссертация продвигалась медленнее, чем хотелось бы и ему, и начальству. Сергей и забыл, сколько времени отнимают бесчисленные бытовые мелочи и как они портят настроение. Магазины. Уборка. Невкусная еда в кафе. Изжога после. Готовка чего-то дома. Мытье посуды. Походы в прачечную. Стирка того, что в прачечную не потащишь... Тысяча и один способ отравить жизнь. Как-то раньше он этого не замечал.
Барином стал? – зудел где-то в уголку сознания противный внутренний голос. – Заигрался?
Ничего не барином, отмахивался Сергей. Всё нормально.
Ах, маска, ах, личина? Ах, крепостное право, пережиток прошлого? А без него-то...
Да замолчи ты, злился Сергей. А то что? – хихикал внутренний голос. – По роже дашь? Не дашь, я тебе не Никитка...
А антисанитарию забыл? – напоминал себе (и внутреннему голосу) Сергей. Ну и что? - тут же приходил ответ. Водопровод от речки к усадьбе соорудить – не велика премудрость, было бы желание. Деньги есть, инженера из города выписать, мужичков запрячь – сделают, как миленькие, и водопровод, и туалет в доме, и горячую воду. Электростанцию, черт возьми, на мельничной запруде!... Ага, размечтался – а провода? А лампочки? Ну и бог с ней, с электростанцией, шестьдесят свечей и свечами могу обеспечить, чай, не бедный. А ножкой притопнуть – будут каждую тарелку кипятком мыть, если потребую. И рубашки мне стирать по три раза в день.
Ах, барин ножкой изволят топнуть! – расхохотался внутренний голос. – Вот мы масочку-то и сняли!
Да, барин! – не выдержав, Сергей выкрикнул это вслух, благо был один в квартире. – Барин! Ну и пусть!
И топнул ногой.

На следующий день он явился в институт с просьбой снова отправить его в командировку, мотивируя это тем, что необходимо перепроверить кое-какие факты для диссертации.

- Ой, барин! Барин приехали!
Сергей вылез из брички, по-хозяйски осмотрел двор. Вот они, морды наглые, бездельные, стоят, глазеют. Как будто дела никакого нет...
- Никитка! Вещи мои занеси!
Белобрысый Никитка, травивший какую-то байку двум хихикающим девкам на крыльце, покосился на Сергея, кивнул – и склонился к уху той, что справа, нашептывая что-то. Девка прыснула в передник.
- Никитка! – Сергей повысил голос. – Долго тебя ждать, мерзавец?!
Парень нехотя подошел, взялся за баулы.
- Разбаловал я тебя... – задумчиво протянул Сергей, стягивая перчатки. – Этак скоро мне самому всё делать придется. А?
- Дык, барин... – Никитка запустил пятерню в нечесаные вихры, потупился, неумело изображая раскаяние. Но не сдержался – хмыкнул. Видимо, представив барина за работой.
После чего Сергей с наслаждением заехал Никитке по конопатой физиономии.
- Дык, барин... – повторил Никитка, на этот раз пялясь на Сергея во все глаза. На лице его было нескрываемое недоумение – и... уважение.
- Еще раз замечу, что без дела шляешься, - выпорю, - добавил Сергей. – Лично. На конюшне.
Последние слова он произнес с особенным удовольствием. И направился к дому.
Никитка, пыхтя и шмыгая разбитым носом, тащил следом баулы. Дворня шушукалась и переглядывалась.
«Ага, выздоровел барин, - с иронией подумал Сергей. – Ума набрался. Вот и радуйтесь теперь.»

Шумел самовар. На столе красовалась гоголевская кулебяка. Марьюшка, сложив руки на животе, стояла в углу и поглядывала на вернувшегося барина многообещающе. Барин, разомлев от чая и сытного ужина, косился на кухарку благосклонно. Но его более занимали иные мысли: насчет соседа за рекой – как бишь его? – у которого были четыре дочери на выданье. Их знакомили пару лет назад, но тогда он особо не приглядывался и не прислушивался. Однако, кажется, хотя бы две из них еще не замужем. Дурочки, конечно... но на личико ничего, симпатичные. Нанести визит, что ли? Впрочем, успеется. Спешить некуда.
Сергей знал, что в институт он не вернется.

Горлица

Автор - Шалдорн Кардихат

- Неладное чую, княже, - прогудел Вышимир. Привстав на стременах в седле, приложив ладонь козырьком к морщинистому лбу, он пристально вглядывался вдаль.
- Нет на стенах знамён, - хмурил брови кустистые брови воевода, - да и в прошлое время давно бы встретили нас на пути.
На скулах Вышимира играли гневные желваки.
- Дозволь, я разведаю, отче! – крикнул Волчур и пришпорил коня. Вырвался вперёд, но тут же резко осадил, недовольно внимая горловому рычанию отца:
- Осади, шалой! Поперёк батьки когда разучишься лезть? Вышимир, шли двоих молодцов.
Недовольно кусая губы, княжич вернулся в строй. Его вороной жеребец плясал и волновался подстать самому ездоку.
- Эй! Вострой! Дичила! – зычно кликнул воевода, повернувшись в седле. – Разведать, чего там!
Два дружинника в лёгких кожаных доспехах молча отделились от кавалькады и погнали вперёд, понукая коней.
- Негоже нам неведомо куда голову совать, - промолвил князь Волмир. – Обождём.
- С дороги бы убраться, - предложил воевода. - Под деревьями к нам можно незаметно подползти, а куда мы – с таким-то обозом?
Княжич хмуро оглядел дружину отца. Три десятка могучих мужей на крупных конях. Даже запылённые, в замызганных кафтанах, вояки выглядели внушительно и грозно. Они ехали по бокам от трёх огромных телег, доверху набитых дичиной. Были там и куропатки, и кабаны с лосями, и здоровенный медведь.
Княжич невольно коснулся мешочка на поясе, где лежали вырванные когти страшилища. Юноше не терпелось вручить грозные трофеи молодой жене.
- Неподалёку лощина есть, - говорил воевода. – Оттащить телеги туда, перекрыть проход, да и занять оборону. Чай, рогатины с собою, и стрел ещё довольно осталось.
- И то верно, - Волмир подёргивал себя за седой свисающий ус. – Волчур! Крепи оборону в Глухой лощине.
- Отче! - вскинулся княжич. – Эдак мы полдня с телегами провозимся. А ежели напрасно? Не проще ли ударить, не быстрее ли сразу в бой?
- А ежели не напрасно? – громыхнул отец. – Ежели засада впереди? Делай, что велено.
Проглотив ругательство, Волчур соскочил с коня, передал поводья воеводе и схватил за уздечку одну из упряжных лошадей.
- Помогай, братцы! – крикнул Волчур. – Повертай телеги да к лощине их!
- Чёрмное знамя! – скомандовал воевода. – Прикрывать их будем. Нельзя обоз бросать.
***
На половине пути к лощине вернулись Вострой и Дичила.
- Взят замок твой, княже! – доложил один, склонив голову. – Ни души там не осталось.
- Что слуги, домочадцы? – резко переспросил воевода. – Тела видели?
- Мало тел. Может, через ход потайной утекли.
- А вои что? - князь был каменно-спокоен. – Двадцать там оставалось.
- Все порублены у входа в башню, - мрачно ответил Вострой. – Они по двое заступали недругу путь – и погибли до одного. Все в дверях лежали.
- Мыслю я, светлый княже, - добавил Дичила, - что они так срок для домочадцев дали. Вои погибли, а домочадцы через тайный ход ушли.
- Кто напал? – глухо выдавил Волчур.
- Не ведаем, княжич, - потупились разведчики. – Ни тел вражьих мы не видели, ни броши чужеземной от плаща, ни шлема, ни оружия, окромя тех, что на воях наших. Всё вороги с собою забрали.
- А Заряна? Что супруга моя? – княжич впился безумным взглядом в лицо воинов.
- То неведомо, - был ответ.
- Ты, княжич, не горюй раньше времени, - Вышимир неловко похлопал его по плечу. – Ежели она с прочими через тайный ход ушла, то и сейчас с ними в безопасном укрытии лесном. Как вернёмся, так сразу по ходу тому воина отправим – он наших домочадцев и слуг отыщет.
***
Неспроста замок князя морян звался Каменец. Высился он на самом берегу морском, на высокой скале. И был этот замок из серого камня. Стройная башня терема поднималась над землёю на полных шестьдесят локтей.
- Вовремя мы дичью запаслись, - хмуро буркнул воевода.
Князь, Вышимир и Волчур стояли посреди разорённого пиршественного зала. Скамьи и столы были перевёрнуты и изрублены, княжеское кресло – разбито в щепы. Похоже, боевым молотом или булавой.
- И всё же, - ответил Волмир, - голодная будет зима.
За пределами зала слышались голоса. Это вернувшиеся из укрытия домочадцы суетились, наводя порядок.
- Оружейные пусты, - продолжил князь. – Амбары тоже. Сокровищницу выгребли подчистую.
- Может быть, Редан Холмлянский поможет нам зиму пережить? - осведомился Вышимир.
- Нет, - отрубил князь. – Не видать нам подмоги от него. И поделом. Залогом дружбы была Заряна, дочь его. Не будет теперь ни союза с холмлянами, ни иной помощи.
- Кто же совершил сей набег? С кого спрашивать? – негромко и спокойно прозвучал голос воеводы.
- Ныне узнаем. Волчур, затвори дверь, - велел Волмир.
Княжич, белый как полотно, подошёл к дверям и заложил их на засов. Руки его дрожали.
Князь, мрачно хмурясь, подошёл к огромному камину в стене, огороженному литою стальною решеткой. В камине лежали угли и зола.
Он опустился на колено, низко склонился над золою, протянув руку, чуть коснулся пальцами холодных углей и зашептал что-то неслышное – губы старого воина едва шевелились. Волчур прищурился – ему показалось, что искра промелькнула между пальцами отца и отгоревшими дровами. В палате потемнело, потеплело, а в углах неожиданно-густо заклубились тени. Волчур поежился. Никогда еще отец не прибегал при нём к такой волшбе.
Князь резко выпрямился и безошибочно взглянул в дальний угол, хотя тот ничем не отличался от других и тени точно так же клубились в нём.
- Мир тебе, батюшка-Домовой Свет-Любожитович, - негромко молвил вождь. – Спасибо тебе, что на зов явился. В добром ли здравии ты, кормилец наш?
Никакого домового не видел никто, кроме князя. Он слушал, склонив голову, а затем произнёс несколько слов на неизвестном языке и низко поклонился в сторону угла. Неуловимо изменилась палата – и стала прежней. Потянуло из распахнутого окна холодными морским ветром.
- Нордаллы напали на замок наш, - глухо молвил князь. – Воины ярла Тьёрма под покровом ночи пришли, неслышно взошли по стенам. Разорили они дом наш – а княжну Заряну увезли с собою за море.
- Как – Тьёрм? – громыхнул Вышимир. – Так ведь это… Уговор у нас с ним! Нешто порушили завет нордаллы?
- О Заряне, что сыну моему в жёны досталась, - тяжко вздохнул князь, - с давних пор слава шла. О красе ее неземной да мудрости. Не было вождя или воина в землях Ирия, кой бы в жёны ее не желал получити. Не добром, так силою. Таковы нордаллы – поганое племя.
- Отче! – княжич подался вперёд. – Отче! – хотел он крикнуть, но вместо этого сипло цедил слова. – За позор, за бесчестие… За постыдное клятвы порушение… Отмстить позволь. Умоляю… Всем, что святого в мире! Дай воев, дай оружие – я змеем проползу к ним, я собакой им горло порву! Мир и союз с холмлянами дозволь спасти, а жену из плена постыдного вызволить…
Молчал Волмир, хмуря лохматые брови, и ничего нельзя было на лице его прочитать.
- Тогда в одиночку пойду я! – окреп голос Волчура. – Лодку утлую ты дашь ли для сына?
- Дружину дам, - буркнул отец. – Дело это в тайне хранить надлежит. Всё же двадцать годов учили тебя мудрости ратной – сам ведаешь обо всём. Дружину бери – и изничтожь всех воев Тьёрма. Ведаешь ли, где живут они?
- Рагенфельсвалле, - выдохнул Волчур. - На Мысе Меча.
- Плыви туда. Да благословят тебя предки наши и Верех-Покровитель.
И обнялись они - по-медвежьи крепко.
***
Неслышными тенями крались анты среди призрачных деревьев. Крались они цепью, широким строем, облавою, чтобы вовремя снимать тех, кто мог бы обнаружить их. Светил им месяц на тёмно-синем равнодушном небе, ярко и призывно, презирая ветхий саван из клочковатых туч.
Были воины облачены для тяжелой битвы: шли они в кольчугах и в островерхих шлемах, при мечах, топорах. Но двигались неслышно по шепчущему лесу. Не звенели кольца доспехов – их плотно прижимали к телу плотные кожаные куртки. Не шуршали воины листвой, и даже ни одной ветви они не потревожили. Походили они на волков – злых, голодных, лютых от голода.
Корабль их ждал у моря, надежно укрытый в глубоком фьорде среди скал, в дне пути от Мыса Меча. Решили анты зайти к врагу с неожиданной стороны – не с моря, а с гор. Потому и крались они теперь, потому и прижимались к земле, точно голодные волки.
Но привстал на миг в полный рост тот, кто шёл впереди цепи. Поднял вверх кулак в кожаной рукавице. И остановилась цепь, затаив дыхание. Подобрался справа к тому воину другой. Их лица скрывались за масками шлемов. Тот, кто подобрался, коснулся правою рукою виска и груди. Это означало: «Княжич, что случилось?».
Передний – а это был Волчур – вытянул руку перед собой и провел длинную черту до носа равнодушного лика маски. Это значило: «запах». Затем княжич провел ломаную зубчатую линию в воздухе перед грудью.
«Огонь».
Воин стянул с головы шлем, потянул морозный воздух. Недоуменно нахмурился. Указал вперёд.
«Оттуда, куда идём?».
Волчур кивнул.
Воин провел изломанную линию, а затем свёл ладони углом и резко развёл их в стороны.
«Пожар?».
Кивок. Княжич снова провёл рукой до носа маски, коснулся лба и повторил знак пожара.
«Думаю, это запах пожара».
Воин вопросительно дёрнул головой, указав подбородком на Волчура.
«Что дальше?».
«Вперёд!» - махнул рукою княжич.
***
Ждали воины битвы, думали, что, закинув верёвки с крюками на вершину частокола, взлетят по стене, будто белки, и обрушатся из тени на сонных нордаллов, точно рыси.
Каково же было их удивление, когда увидели они вместо высокого вала… огромный пролом. Вокруг валялись толстые бревна, изломанные, точно щепки. Запах гари витал в воздухе – теперь его чуяли все.
Пригибаясь, держа руки на оружии, воины подхватили одно из брёвен и перекинули его через глубокий ров. Перебравшись по бревну, они ловко взбежали вверх по крутому склону земляной насыпи и проникли в городище через огромный зияющий пролом в частоколе.
Чернели рёбра выгоревших домов. Земля под ногами превратилась в чёрную, жирную сажу, и не было часового, чтобы окликнуть незваных гостей.
В полной тишине дружинники бежали среди горелых руин к высокому чертогу на скале, что высился надо всем городищем.
Дом ярла не пострадал от огня. Всё так же сверкали яркоокрашенные резные столбы, подпиравшие галерею, а крытая медью высокая двускатная крыша блестела под кристальным светом месяца. Только тяжёлые дубовые двери были сорваны с петель и валялись на середине каменной лестницы, ведущей на вершину скалы. Поднимаясь по ступеням, Волчур подвился – что за сила выворотила массивные железные петли с мясом из толстых досок?
Во весь рост встали анты в дверях пиршественного зала прославленного ярла.
Хотели воины ворваться в них, сокрушая врагов, а вышло – так… Горько и тревожно было на душе у дружинников.
- Знакомое зрелище, - пробормотал себе под нос Волчур, глядя на разорённый пиршественный зал, на разбросанные, изломанные столы и скамьи.
- Ну что, княжич? – спросил один дружинник. – Будем ли обыскивать палаты?
- Да, - отрывисто бросил витязь. – Должна же здесь быть хоть одна живая душа? Первый десяток – сторожите вход. Второй десяток – к левому проходу, третий – к правому, за мной.
Быстрым шагом двинулись анты, переступая через расколоченные остатки мебели и куски роскошного угощения, перемешанные с грязью и пылью.
«Нешто свадебный пир устроил супостат?» - скрипнул зубами Волчур, оскальзываясь в луже из ароматного эля.
И тут дрогнули воины, замерли на месте от неожиданности, оцепенев от хриплого рычания, громом потрясшего разоренный зал.
Но это оказалось не рычание, а каркающий смех. Человеческий смех.
Мигом Волчур пересёк палату – он двигался к месту ярла. За опрокинутым креслом вождя лежал человек. Княжич сгрёб его за грудки и выволок на середину зала, чтоб скудный свет месяца озарил его лицо.
В кровавую маску превратилось лицо ярла Тьёрма. Конвульсивно дрожа, он хрипло и каркающе хохотал.
- Кресло ровно поставьте! – скомандовал Волчур. – Помогите усадить.
Анты усадили бессильно обвисшего ярла в княжеское кресло. Волчур навис над светловолосым, бородатым, могучим нордаллом, который, залитый кровью, был теперь слабее ребёнка.
- Что тут случилось? – требовательно спросил Волчур. – Где Заряна?
Ярл закашлялся, но трястись от жуткого смеха не престал.
- Чему ты радуешься? – Волчур схватил его за ворот расшитой рубахи. – Отвечай, или я вырежу ответ из тебя вместе с жизнью.
Тьёрм смолк, перевёл дух. А затем подался вперёд, силясь что-то произнести.
- Что? Что ты сказал? – Волчур наклонился ниже.
- Белая… горлица, - прохрипел ярл.
- Белая горлица…
В башне высокой
Опереньем сверкала,
Привлекая орлов.
- Что ты несёшь? – Волчур стал закипать.
- Слетелись орлы, - продолжил Тьёрм.
- Первый – растяпа,
Второй – простофиля.
Досталась голубка
Медведю со скал.
- Какому медведю? О чём ты?
- Айхвайльгар, - выдохнул Тьёрм. Полоска крови стекла из его рта и скрылась в соломенной бороде. – О! Тот её достоин…
- Айхвайльгар? – Волчур встряхнул ярла. – Кто это?
Но ничего уже не ответил ему прославленный Тьёрм.
- Зажгите факелы, - хмуро распорядился княжич. – Обыщем чертог и вынесем добычу и сокровища отца моего. Затем же.. Погребальный костер размером с Высокий чертог. Он увенчает жизнь любого воителя.
***
Две зари сияло на холодном северном небе. Одна поднималась из-за моря с востока, а другая – сияла с запада, над обугленным городищем. Это обращался в пепел Высокий чертог нордаллского ярла.
Хмуро анты взирали на эти зори. Кутаясь в плащи, они развели костёр и варили в большом котле ячменную похлёбку.
- Айхвайльгар, княжич, - черноволосый молодой дружинник опустился на колоду рядом с мрачным Волчуром. – Ведомо ли тебе, что родился я в этих краях?
- Трэлем был отец твой у ярла Эстборгилле, что к югу от этих мест, - ответил Волчур. – А мой отец вызволил вас во время похода в тот край.
- Вызволил нас твой батюшка и облагодетельствовал, - дружинник приложил руку к груди. – И всё не напрасно. Нынче я хоть отчасти долг вернуть могу.
- Что знаешь ты об Айхвайльгаре, Колун? – поднял княжич взгляд на дружинника.
- Им нас пугали в детстве, - прошептал воин. – В рассказах вечерком у камина. Это оборотень. Медведь, что живёт высоко в горах. «Айх» - это по-нордаллски значит «против, супротив». «Вайль» - «медведь». «Гар» - «человек». Ни медведь, ни человек. Ни то, ни другое. Оборотень, тварь из тени. Вот о ком сказал перед смертью Тьёрм. Возвращаться надо нам, светлый княжич. Того зверя никто победить не может.
- Как отыскать того зверя? – глаза Волчура загорались бешеным огнём.
- Княжич… - покачал головою Колун.
- Скажи мне. Смерть свою всяк волен сам искать, - прошептал юноша.
- Убьёшь ты себя.
- Скажи, Освобождённый! – Волчур схватил его за локоть. – Скажи – и мигом долг свой погасишь перед родом нашим!
- Говорили мне, - Колун смертельно побледнел, - что живёт тот оборотень вон на той горе, - и ант протянул руку на запад. Белый пик сиял белизною снегов. Гаснущий месяц венчал его, точно венец.
- Будто бы там палаты его устроены из камня и льда. Будто служат ему злые духи, кровососы и оборотни. Он – единственный владыка тех мест. Не ходи туда, Волчур.
Княжич отпустил локоть Колуна. Глаза Волчура горели, точно у волка. Оглядевшись, он встретил взгляды своих дружинников – многие из них слышали слова Колуна и шёпотом передавали их тем, кто не слышал.
- Ну что же, братцы мои, дружинники! – зычно крикнул Волчур, поднимаясь. - Айхвайльгар! Вот кто теперь враг мой. Вот кто оскорбление нанёс племени нашему, кто теперь грозит союз разрушить между нами да славными холмлянами. Я туда иду! – он указал на белеющий пик. - А вас я неволить не стану. Сильный это враг. Да вы и сами видите, что сотворил он с городищем. Посему властью, что отец меня наделил, я вас освобождаю. Возвращайтесь с миром в Каменец, и весть передайте отцу обо мне. Если будет воля Вереха на то, вернусь я домой с женою своей. Идите, друзья. С миром идите.
Но молчали воины, переглядываясь меж собою. А один, седоусый, сказал:
- Полно, княжич. Ежели за дело взялись, так его до конца довести положено… Я вот так мыслю. Верно, Турец? – и толкнул под локоть соседа.
- И то верно, - прогудел тот. – Так что это, светлый… Не того.
- С тобою мы, - заключил кто-то из задних рядов.
***
Спали воины, завернувшись в одеяла и меха. Спали над самым обрывом, под скальным козырьком, что не давал редким снежинкам, реющим в морозном воздухе, падать на спящих.
Что и говорить – не столь привычны анты были к горам, как к лесу. И куда подевалась вся быстрота их, вся смертельная сноровка? Но знаменитое упорство их не исчезло, и потому уже три дня они карабкались по склонам, обвязавшись верёвками, и тянули друг друга, и ни слова жалобы не раздавалось из уст грозных вояк.
Ныне же они спали, прижимаясь боками друг к другу для того, чтоб сохранить ускользающее тепло.
Сидел Волчур на камне и зорко всматривался в темноту – была его очередь сторожить сон товарищей. Спиною он ощущал приятное тепло от потрескивающего костра, а на душе его царила мертвящая пустота.
Один лишь раз он видел до свадьбы Заряну, но этого хватило, чтоб мечтать о ней все годы до того дня, как вошла она в чертоги князя Каменца.
Нет, никак не мог свыкнуться Волчур с мыслью о том, что так глупо и в одночасье лишился того, ради чего, собственно, и стоило ему жить на свете.
Вдруг тихий шорох прервал течение его мыслей, и княжич привычно подобрался, хватаясь за копьё, сверля пристальным взором синюю промозглую темноту.
Что-то белое мелькнуло среди камней. Княжич вскочил, перехватывая копьё поудобней.
- Волчур! – раздался шёпот. И юноша обмер. «Неужто Заряна?». Да, вот и она, стоит между двух валунов, в белой шубке, прижимает ладошки к груди. Рванулся к ней витязь, не помня себя, но та вдруг замахала руками и палец к губам приложила:
- Не шуми, - попросила она. – Иди за мной, разговор есть. Один иди. За товарищей не бойся.
Оглянулся княжич. Не один он караул нёс, а пятеро бывалых вояк вместе с ним. Но все они спали – мерно вздымались их бока под кольчугами, под шубами и плащами.
Чёрное подозрение змеёю вползло ему в душу. Подскочив к товарищам, Волчур принялся трясти их и будить - но напрасно. Воины, что спали чутко и прежде просыпались для битвы от малейшего шороха, спали как убитые, мерно и ровно дыша. В отчаянии Волчур кинжалом провел по щеке одно из воинов. Кровь стекала тонкой струйкой, но часовой даже не шелохнулся.
- Не делай этого! - княжка подбежала и схватила мужа за руку. - Они не проснутся!
Но княжич неуловимым движением перехватил её пыточным ухватом и прижал к земле. - Почём мне знать, что не оборотень ты в ложном обличьи, что не твоею волшбой мои товарищи погублены?
Заряна ахнула от нежданной боли, но все же голос её звучал ровно:
- Не погублены они, а просто спят до утра. Да, волшебный это сон, но я не оборотень. Если была бы я им, разве говорила бы с тобою? Разве не усыпила бы тебя вместе с ними, чтобы убить без лишних слов?
- Почему же зовёшь меня за собою? - колебался Волчур. - Что вообще творится в этих горах?
- Я в гости зову тебя, - прозвучал ответ. - От супруги примешь ли приглашение?
Княжич молчал, прижимая девицу к земле.
- Оборотень я или нет, не проверишь, - молвила та. - Но я здесь, говорю с тобой. Тебя не тронула волшба. А чирканёшь острием по горлу - и наверняка проверишь, нечисть я или Заряна Редановна.
Волчур разомкнул мёртвый захват. Встал рывком и толкнул кинжал в ножны.
- Веди, - хмуро бросил витязь.
- За мной иди, - звала Заряна, - но тихо. Ни слова не говори, лишь ступай след в след.
И быстрым, грациозным шагом направилась по тропинке между острых камней и кустарников. В молчании воин последовал за супругой. Долго шли они всё вверх и вверх, над обрывами, под утёсами. Шли они, покуда не оказались в долине меж двух отрогов. Лежал там мягкий и пушистый снег, росли строенные ёлки, застенчивые, будто девицы на выданье.
А между ёлок стояла избушка.
В неё-то вошла Заряна.
- Сядь, витязь, - прозвенел голос княжны. Усадила она гостя на лавку подле теплой печки, дала ему квасу да каравай душистого хлеба. Благоухал свежий каравай, но грусть стояла в голубых глазах разрумянившейся от мороза девицы.
Но Волчур отложил хлеб и квас. – За тобою мы. Я море пересёк, чтоб отыскать тебя. Может, сейчас ответишь, что случилось с товарищами моими и зачем ты привела меня сюда?
Дурное предчувствие терзало его изнутри. А Заряна покраснела. Гордо подняв голову, они вздохнула поглубже и твёрдо сказала:
- Не хочу я с тобою идти. Ведаю я, что за мною ты явился. Ждала я этого дня. Потому и предупредила Буруна, чтоб не трогал вас в дороге вашей.
- Какого ещё Буруна? – негромко переспросил Волчур. На щеках его заходили желваки. – Почему это не хочешь ты со мною?
- Бурун… - вздохнула Заряна. – Я его так на антский манер называю. А в долине его Айхвайльгаром кличут. Не пойду я с тобою. Останусь с ним. Люб он мне, мой Бурун.
- Что ты молвишь? – не веря себе, Волчур поднялся со скамьи. – Люб тебе оборотень? Нечисть горная? Который целый град нордаллский под корень вырезал?
- Да, люб, - тело княжны била нервная дрожь. Она опустилась на скамью, но голос её, звенящий от волнения, оставался таким же решительным. – А отчего ж не любить его? Он и воин, и чародей. Равных ему на Ирии уж точно нет. Да и он меня любит. Посему остаюсь я тут. Иди же с миром. Он не тронет вас.
- Ах ты… Изменщица! – сталь лязгнула в голосе Волчура. – А как же племя твое? Как отец твой, как союз между нашими народами? Жила ты в палатах княжеских, в достатке и почете! Разве не ведаешь ты долга своего? Ты - залог! Ты - часть дома моего! Тебя мне обещали, ты должна была стать княгиней двух народов!
Задыхаясь от ярости, он приблизился и низко наклонился к лицу жены:
- Уж не околдовал ли тебя зверь лютый? - теперь княжич шептал. - Ты в своём уме? Впрочем, какая разница... Волхвы разберутся. Пошли.
И протянул было руку, чтоб подхватить Заряну и перекинуть её через плечо, но...
Тихо скрипнула дверь за спиною. Резко Волчур обернулся на звук. Вошедший был высокого роста, дородный, плечистый. Выше Волчура на две головы, он действительно чем-то походил на медведя. Облачённый в роскошную соболиную шубу, пришелец распахнул полы – и под шубой сверкнула кольчуга и золочёная рукоять меча.
- Потише, гость, - прогудел он басом. – Не тревожь тишину моего владения. И с женою моей советую вежество помнить.
- Хочу ли быть я залогом или не хочу - о том не вопрошали меня. Душно мне в хоромах княжьих, - звонко молвила Заряна. – Не такой жизни хотела я с малых лет. Это – Бурун. Он теперь муж мне. А ты иди с миром, Волчур.
Не ответил ей княжич, рассматривая вошедшего.
- Вот ты какой, Айхвайльгар, - наконец проговорил витязь. – А сказывали, что хоромы у тебя из льда и камня.
- Ну, зачем же изо льда? – усмехнулся оборотень. – То – байки досужие. Сказки, чтоб детишек малых пугать. Нешто я нежить какая, чтоб тепла да уюта не любить? Впрочем, – что-то неуловимо изменилось в добродушном лице пришельца, а в глазах сверкнуло нечто звериное, - сказка ложь, да в ней намёк. Я действительно владыка здешних мест. И всё здесь покорно воле моей.
Потянув булатный кинжал из ножен, Волчур бросился на ухмыляющегося колдуна.
***
- Что теперь осталось у нас? - негромко спросил Редан Холмлянский. - Только мы, старики...
- Дорого же стоил нам союз на века. Но всё оказалось напрасно, - Волмир сжимал в жилистых руках окровавленный шлем Волчура, который пробудившиеся поутру дружинники увидели посреди лагеря. Долго блуждали они по горам, проклиная оборотня и его злую волшбу, но неизменно возвращались к месту ночной стоянки, будто бы кто водил их кругами. И лишь одна тропа оказалась прямою перед ними - обратный путь, к родным берегам.
- Всё ли напрасно? - дрогнул голос Редана. - Нет. Кто остался у нас, кроме нас? Быть теперь союзу нашему нерушимым вовеки.
И долго сидели князья в темнеющем покое, глядя на холодные угли камина.

Сказка о настоящей принцессе

Автор - Роксана

Она была принцессой. Самой настоящей принцессой до кончиков ногтей. С детства ей внушали, что прежде всего - интересы государства, а уж потом все личное. На ночь ей читали не сказки, так как они неблаготворно влияют на неокрепшие умы, а только историю и географию страны. Когда она выходила погулять в сад, многочисленные няньки не уставали ей напоминать, что принцесса всегда должна выглядеть безупречно, и поэтому, когда она возвращалась с прогулки, на платье не было ни одной помятой складочки, а на туфельках - ни одного пятнышка грязи.
Шли годы, маленькая принцесса росла, и король с королевой могли гордиться своей дочкой, ее аккуратностью и рассудительностью. Художники писали ее портреты, воспевая несравненную красоту, а поэты сочиняли оды ее образованности. Вот только маленькое сердце, не знающее любви, покрылось корочкой льда, и отблески этого льда отсвечивали в прекрасных глазах.
Время шло, и король объявил, что отдаст принцессу замуж за того, кого она выберет сама. Он был уверен в правильности ее выбора. Слухи о прекрасной принцессе разлетелись далеко за пределы страны, и во дворец стали съезжаться женихи. Принцесса встречала их, благосклонно принимала комплименты и подарки, а в голове ее крутился арифмометр, в течение нескольких минут безошибочно определявший финансовое состояние претендента и пользу, которую он может принести государству. В честь прибывших женихов устраивались балы, но, даже танцуя, принцесса оставалась похожей на фарфоровую куклу: ни один локон не выбивался из идеальной прически, румянец не трогал белоснежную кожу. Многие женихи уезжали. Кто-то - получив отказ, а кто-то - потеряв надежду растопить ледяное сердце. В принципе, выбор был уже сделан, и кольцо с неприлично огромным брильянтом украшало изящный пальчик принцессы. Ну да, претендент был не слишком молод и не очень-то красив, зато государство граничило с родным королевством, а о его богатстве ходили легенды. О любви в этом браке не могло идти и речи, но он сулил многие блага обоим странам и спокойную размеренную жизнь нашей принцессе. Казалось, все было уже решено, когда во дворец ворвался он…
Принц из далекого заморского королевства немного опоздал к официальной части, так как его корабль попал в шторм и сбился с курса. Кожа его была загорела и обветрена, руки покрыты мозолями, темные волосы стянуты простым кожаным шнуром в длинный хвост, на поясе висел меч, без особых украшений, но явно побывавший во многих схватках, а за плечами болталась лютня. Вместе с ним в зал ворвался запах моря, ветра и степных трав. В подарок он привез ларец с ароматными специями, мешочек экзотического кофе, незнакомые фрукты, похожие на маленькие солнца, да пригоршню крупного жемчуга. Принцесса дежурно улыбнулась, глянув на подарки, и продолжила любоваться камнем в кольце. Шальной принц из небольшого южного заморского королевства явно занимал одно из последних мест в списке претендентов по результатам арифмометра принцессы; но принц снял лютню и запел… Он пел о бескрайнем море, омывавшем его королевство, о песчаных пляжах с бархатным песком, о хрустальных водопадах в горах, о розах, цветущих в его саду, о темно-синих ночах, дающих приют всем влюбленным, и о северной деве несравненной красоты, в чьи уста он клялся вдохнуть жизнь и растопить лед в прекрасных глазах. Принцесса слушала его, и на ее щеках впервые заиграл румянец; а когда он улыбнулся, то ей показалось, что все в зале услышали, как трещит и лопается ледяной панцирь на ее сердце, а огромный бриллиант на пальце стал выглядеть как дешевая стекляшка.
Всего одна ночь была у принцессы для того, чтобы сделать выбор. Слова «Государство» и «Долг» сверлили мозг, но стоило закрыть глаза, как перед ней вставали синие, как море, глаза принца, розы из далекого сада и деревья с прячущимися в ветвях маленькими солнцами. Впервые в своей жизни дисциплинированная принцесса не могла уснуть до самого утра.
А утром она объявила о своем выборе родителям, жестко аргументировав по каждому пункту.
Во-первых, король еще в силе и сможет долго и плодотворно править королевством, а иметь под боком более молодого претендента на престол – значит, ввести страну в нестабильное состояние.
Во-вторых, поддержка со стороны моря, от южных соседей, благоприятно скажется на обороне страны.
В-третьих, кофе, пряности и экзотические фрукты являются редким и дорогим товаром, и налаживание торговых отношений с южной страной обеспечит не только само королевство товарами, но и позволит открыть экспорт в соседние государства.
В-четвертых, сильная и уверенная королева сможет вывести небольшую и небогатую заморскую страну на более высокий уровень развития.
В-пятых, хороший генофонд заморского принца позволит королевской семье со временем обзавестись сильным и здоровым инфантом, способным взойти на престол не ранее, чем через двадцать лет.
Чего-чего, а правильно аргументировать и убеждать принцесса умела - и что могли возразить родители? Принцесса твердой рукой вписала в договор о приданом десять крупных торговых кораблей для открытия стабильного торгового пути. Сняла с пальца кольцо, секунду полюбовалась игрой света на идеальных гранях, бросила кольцо на стол и отправилась искать избранника.
Через месяц прекрасная принцесса с молодым мужем покинула пределы государства - конечно, для налаживания длительных и плодотворных контактов двух государств.
Чтобы побегать босиком по песчаному пляжу, подставив ступни под жадные языки прибрежных волн, услышать песню горных водопадов, пить из пригоршней ледяную родниковую воду, сорвать маленькое солнышко с дерева, перепачкаться оранжевым соком, а потом слизывать сладкие капли с любимых обветренных губ, встретить рассвет на ложе, устеленном лепестками роз... ну и, конечно, выполнить обещание, данное родителям: родить и вырастить им красивого, сильного, умного синеглазого наследника или двух – ну, в крайнем случае, трех - и одну внучку…[/quote]