Иван царевич и серый волк.
(Сказка про зайцев)
Глава первая.
Попали Иван царевич и серый волк на необитаемый остров.
Остров этот имел две особенности, одну поистине замечательную, а вторую так себе, мелочь. Замечательная была в том, что его длинна была длиннее ширины (а ширина, соответственно короче длинны) в 3,1415926 раз. То есть числу Пи до седьмого знака. Но она друзей не заинтересовала, то ли по их безграмотности, то ли по малограмотности. Хотя так посудить, волк вроде безграмотный был, а с другой стороны за время их странствий научился у царевича матом ругаться и самокрутки курить, то есть по волчьим меркам был очень грамотным. А вот Иван царевич был вроде малограмотный, азбуку знал. Но из этой азбуки только две буквы "И" и "Ц", в долговых записях кабацких расписываться. И те иногда по пьяни забывал и расписывался по-простому, крестиком. Так, что и непонятно кто безграмотный, а кто малограмотный. В общем, замнем для ясности. Потому, что заинтересовала друзей как-раз мелкая и незначительная вторая особенность. На острове было неисчислимое количество зайцев, они скакали, грызли травку, плодились и размножались.
Вот стали Иван царевич и серый волк на этих зайцев охотиться. Сперва варили, потом жарить начали, а потом, от великой лени сырьем жрать стали. Оно и правильно, сырое мясо от цинги весьма пользительно. А так как ни волчицы, ни царевны с ними не было, то стали они лучшими друзьями и лю... (тьфу-блин, это же детская сказка!). Короче ловили они зайцев и дружили попеременно (опять не туда занесло, надо сосредоточиться!).
Прожили они на этом острове 28 лет 6 месяцев и 3 дня. Вы спросите, как это волк столько прожить умудрился? Но ведь это был сказочный волк. И тут случился, если по умному, экологический кризис. А если по простому, зайцы кончились, совсем. И вот сидят друзья на пне, урчат голодными животами и решают кто-кого первым есть будет.
А не знали они, что на острове остался один заяц. Это был самый хитрый заяц в мире. Он прожил 28 лет 6 месяцев и 7 дней. Вы скажете, что он прожил так долго, потому, что был сказочным? Нет, просто он был очень злопамятным. Во время первой охоты Иван царевич наступил маленькому зайчонку кованым сапожищем на заднюю лапку и даже не заметил. А зайчонок получил сложный оскольчатый перелом со смещением и перемещением. Лапка, конечно срослась, только плохо работала и заяц остался хромым. Это еще ничего, но он теперь не мог отбивать весеннюю барабанную дробь задними лапами! А какая зайчиха обратит внимание на зайца, который не умеет отбивать весеннюю дробь? Она в его сторону, не то, что не посмотрит, даже и не плюнет! Так и остался заяц на всю жизнь сиротой… нет, импотентом… тьху! Короче брахмачарил всю жизнь. А еще ждал, когда друзья сдохнут и он спляшет на их костях качучу, или краковяк. Да хоть вальс, лишь бы на их костях!
Но он не знал, что на острове есть еще один заяц! Это был самый умный заяц в мире. Он сам выдумал санскрит, научился на нем читать и писать, прочел всю «Бхагават-Гиту». Потом стал йогом, выучился левитировать и на лету взглядом птичек останавливать. А потом увлекся идеями принца Гаутамы, выкрасил шерсть в шафрановый цвет и пошел проповедовать буддизм среди зайцев. Но их буддизм ни фига не привлек, они прогнали умного зайца в самую дальнюю норку и забыли о нем. А он от скуки, сидя в позе лотоса, проповедовал идеи мира во всем мире своему отражению в дождевой луже.
Но он не знал, что на острове есть еще один заяц! (Какая-то дурная заячья бесконечность выходит! Все, это последний заяц, по крайней мере в этой главе.) Это был заяц-колдун. Раньше он жил на Луне, а потом спрыгнул прямо в Китай. Китайцы его так и звали: Лунный Заяц. Там он сразу учредил Первую Китайскую Культурную Революцию. За 5000 лет до Нашей Эры. А когда 4/5 китайцев перебили друг друга, народа стало мало, заяц заскучал и разочаровался в политике. Тогда он решил учредить заячью Атлантиду, поднял своим колдовством со дна океана остров и заселил его зайцами. А сам сел посередке в виде пня и стал ждать когда зайцы цивилизуются. Да и задремал… на 6000 лет.
Вот на этом самом пне и сидели наши друзья.
Наконец волк не выдержал голодного спазма и кинулся грызть горло царевичу. Тот стал обороняться. В общем завязалась битва, почти, что былинная. И тут бывшие друзья, а теперь враги слышат крик: «Ату его! Грызи его». Это хитрый заяц не выдержал и от великой радости, что царевичу сейчас каюк придет, раскрылся. Волк с царевичем забыли про вражду и кинулись на зайца. А тот на одной задней лапе (потому, что вторая не работала, а обеими передними он показывал друзьям фиги) быстро-быстро поскакал от них. Так они пробежали почти весь остров, но тут хитрый заяц налетел на умного зайца, они покатились кубарем, друзья кинулись на них… И пала тьма!
Потому, что царевич, когда вскакивал, саданул со всей силы кованым сапожищем по пню (А ведь пнем был Лунный заяц) и попал зайцу в ухо. Да так, что будь в ухе хоть одна косточка, оно бы получило сложный оскольчатый перелом со смещением и перемещением. Лунному зайцу это сильно не понравилось! И пала тьма…
проЗто так
Модератор: K.H.Hynta
проЗто так
Все старое, это плохо вспомненное новое.
Гошка.
На берег снова выбрасывались полудохлые осьминожки и шлепались посреди льдинок. Это раньше, говорят, киты на берег выбрасывались. Где они теперь, эти киты? Остались, вот осьминоги, и те настолько мелкие, что и жрать в них нечего.
Гошка сидел на берегу, весь закутанный, голодный и холодный, и ждал мать. А что еще делать?
Мать ушла в Поселок добыть чего-нибудь. Главное хлеба и спичек. Гошка знал, что она добудет, придет, накормит и обогреет. Только вот не догадывался чем она расплачивается за буханку хлеба или коробок живительного огня. И пусть не догадывается. Хотя бы пока не повзрослеет.
Мать когда-то была «учительницей» (какое забытое слово) и учила «первоклашек» (кто такие?) читать и писать. Гошке она, конечно всего не рассказывала, но из найденных в книжках картинок он очень много понял, по крайней мере думал, что понял. Знать бы мелкому Гошке, что и когда случилось…
А может и не случилось, а пришло? Просто однажды не кончилась зима, совсем. Наступила после осени и больше не ушла никогда. Человек существо такое, с любой напастью может справиться, с зимой, летом, грозой, неурожаем… С чем угодно, кроме старости и смерти. Одновременно с угасанием Солнца и приходом вечной зимы перестали рождаться дети. Секс был, были попытки зачатия, миллиарды попыток. Лучшие врачи изучали вопрос очень тщательно, задействовали все силы современной науки, даже больше того. Удивительное дело прекратились войны, почти все, прекратились даже всякие разборки, лишь бы они рождались. А они не рождались. Вопреки всякой науке. Непонятно почему. Видимо так захотело угасающее Солнце, а может и Земля вслед за ним.
Гошка был просто странностью, нонсенсом. Когда мать забеременела, совершенно неожиданно, ей пришлось это тщательно прятать. Во-первых охота на детей развернулась вовсю и за живого ребенка давали просто нереальные, фантастические деньги. А во-вторых все гинекологи и акушеры обязаны были под угрозой смертной казни докладывать обо всех беременностях и родах в «органы». Быть оставшуюся жизнь подопытной свинкой где-нибудь в секретном институте не хотелось. Поэтому, путем сложных созвонов и перезвонов по телефону, с намеками и экивоками, удалось найти древнючую повивальную бабку, которая так на свете зажилась, что чуть ли не Пушкина принимала и давно была далека от нынешних реалий. Обитала бабка неподалеку от приморского поселка, на югах. Там мать в тайне и родила, а заодно поселилась поблизости, продав московскую квартиру и купив домик в 100 метрах от моря.
Наступил, как всегда ранний вечер. Матери не было. Гошка, сдерживая голодные спазмы не раздеваясь увалился на кровать в промерзшем доме и свернулся калачиком. Детский сон переборет даже голод. Он уснул и проснулся только к обеду. В окошко, покрытое изморозью, светил тускло-багровый немигающий зрачок Солнца. Гошка снова доплелся до берега моря и уселся в расщелинке, где не так дуло и казалось, что там теплее. К вечеру спазмы достигли апогея, терпеть было почти невозможно. А матери все не было. Он попробовал надкусывать мороженых сырых осьминогов, но это было не мясо, а сплошная резина. В поздних сумерках, вернувшись домой, он провалился даже не в сон, а в какой-то голодно-морозный обморок.
Утром, матери все еще не было. Танцуя зубами чечетку и перекосившись на правый бок, он нехотя и через силу выбрался на крыльцо, чтобы снова увидеть багровый зрак Солнца. Вдруг в Гошкином воспаленном мозгу всплыли строки непонятно чего, то ли стишка, то ли слышанной разок песенки. И выбивая по перилам рукой ритм он негромко начал:
- Пусть всегда будет небо.
- Пусть всегда будет Солнце…
Все громче и громче.
Мутное немигающее Солнце глядело на Землю, где в 100 метрах от покрытого мелкими льдинками июльского Черного моря уже не пел, а просто орал, срывая связки (нонсенс? издевательство, или ошибка природы? дар Божий?)… последний и единственный ребенок этого уходящего мира:
- ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ МАМА!!!
Это была уже просто истерика. Но Гошка продолжал кричать под ритм отбитой о перила руки:
- ПУСТЬ-ВСЕ-ГДА-БУ-ДЕТ-МА-МА!!!
И как будто в такт его ударам, Солнце, подернулось рябью и сначала с запозданием, несильно, а потом, все ритмичнее и сильнее замигало. Оно становилось ярче и ярче. Пока из багрового зрачка не превратилось в желтое, полное жизни и дарующее жизнь Солнышко.
Вечером Гошка очнулся на том же крыльце от несильных похлопываний по щекам. Над ним склонилась мать, она плакала.
- Сынок, сыночек! Проснись!
Он кособоко поднялся и впервые, еще неловко, но очень по мужски двинул плечом в сторону двери:
- Заходи, мама.
- Сейчас, сынок. Печку затопим, тепло будет. Обед сварим, я хлебушка достала…
- Скоро всем тепло будет, - ни с того ни с сего ответил Гошка.
Через 9 месяцев и 1 неделю где-то в Румынии родился ребенок. На такое чудо собралась посмотреть, чуть не вся Ген Ассамблея ООН. Потом в Бразилии, потом в России, потом в Китае… Потом… везде, как грибы.
С прошлого года Гошка как-то возмужал и посуровел. Майским полднем мать лежала у берега моря, на нагретом Солнышком камне и нежилась под его лучами. Гошка сидел рядом и сосредоточенно возводил песчанную крепость.
- Гоша. Гоша, скажи, ведь это ты так сделал? С Солнцем, ведь это ты? Я же сердцем чую.
- Наверное, мам. Не знаю.
- А почему? Как ты это сделал?
- Мужчина я. Защищать тебя должен.
И неожиданно шмыгнул носом.
На берег снова выбрасывались полудохлые осьминожки и шлепались посреди льдинок. Это раньше, говорят, киты на берег выбрасывались. Где они теперь, эти киты? Остались, вот осьминоги, и те настолько мелкие, что и жрать в них нечего.
Гошка сидел на берегу, весь закутанный, голодный и холодный, и ждал мать. А что еще делать?
Мать ушла в Поселок добыть чего-нибудь. Главное хлеба и спичек. Гошка знал, что она добудет, придет, накормит и обогреет. Только вот не догадывался чем она расплачивается за буханку хлеба или коробок живительного огня. И пусть не догадывается. Хотя бы пока не повзрослеет.
Мать когда-то была «учительницей» (какое забытое слово) и учила «первоклашек» (кто такие?) читать и писать. Гошке она, конечно всего не рассказывала, но из найденных в книжках картинок он очень много понял, по крайней мере думал, что понял. Знать бы мелкому Гошке, что и когда случилось…
А может и не случилось, а пришло? Просто однажды не кончилась зима, совсем. Наступила после осени и больше не ушла никогда. Человек существо такое, с любой напастью может справиться, с зимой, летом, грозой, неурожаем… С чем угодно, кроме старости и смерти. Одновременно с угасанием Солнца и приходом вечной зимы перестали рождаться дети. Секс был, были попытки зачатия, миллиарды попыток. Лучшие врачи изучали вопрос очень тщательно, задействовали все силы современной науки, даже больше того. Удивительное дело прекратились войны, почти все, прекратились даже всякие разборки, лишь бы они рождались. А они не рождались. Вопреки всякой науке. Непонятно почему. Видимо так захотело угасающее Солнце, а может и Земля вслед за ним.
Гошка был просто странностью, нонсенсом. Когда мать забеременела, совершенно неожиданно, ей пришлось это тщательно прятать. Во-первых охота на детей развернулась вовсю и за живого ребенка давали просто нереальные, фантастические деньги. А во-вторых все гинекологи и акушеры обязаны были под угрозой смертной казни докладывать обо всех беременностях и родах в «органы». Быть оставшуюся жизнь подопытной свинкой где-нибудь в секретном институте не хотелось. Поэтому, путем сложных созвонов и перезвонов по телефону, с намеками и экивоками, удалось найти древнючую повивальную бабку, которая так на свете зажилась, что чуть ли не Пушкина принимала и давно была далека от нынешних реалий. Обитала бабка неподалеку от приморского поселка, на югах. Там мать в тайне и родила, а заодно поселилась поблизости, продав московскую квартиру и купив домик в 100 метрах от моря.
Наступил, как всегда ранний вечер. Матери не было. Гошка, сдерживая голодные спазмы не раздеваясь увалился на кровать в промерзшем доме и свернулся калачиком. Детский сон переборет даже голод. Он уснул и проснулся только к обеду. В окошко, покрытое изморозью, светил тускло-багровый немигающий зрачок Солнца. Гошка снова доплелся до берега моря и уселся в расщелинке, где не так дуло и казалось, что там теплее. К вечеру спазмы достигли апогея, терпеть было почти невозможно. А матери все не было. Он попробовал надкусывать мороженых сырых осьминогов, но это было не мясо, а сплошная резина. В поздних сумерках, вернувшись домой, он провалился даже не в сон, а в какой-то голодно-морозный обморок.
Утром, матери все еще не было. Танцуя зубами чечетку и перекосившись на правый бок, он нехотя и через силу выбрался на крыльцо, чтобы снова увидеть багровый зрак Солнца. Вдруг в Гошкином воспаленном мозгу всплыли строки непонятно чего, то ли стишка, то ли слышанной разок песенки. И выбивая по перилам рукой ритм он негромко начал:
- Пусть всегда будет небо.
- Пусть всегда будет Солнце…
Все громче и громче.
Мутное немигающее Солнце глядело на Землю, где в 100 метрах от покрытого мелкими льдинками июльского Черного моря уже не пел, а просто орал, срывая связки (нонсенс? издевательство, или ошибка природы? дар Божий?)… последний и единственный ребенок этого уходящего мира:
- ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ МАМА!!!
Это была уже просто истерика. Но Гошка продолжал кричать под ритм отбитой о перила руки:
- ПУСТЬ-ВСЕ-ГДА-БУ-ДЕТ-МА-МА!!!
И как будто в такт его ударам, Солнце, подернулось рябью и сначала с запозданием, несильно, а потом, все ритмичнее и сильнее замигало. Оно становилось ярче и ярче. Пока из багрового зрачка не превратилось в желтое, полное жизни и дарующее жизнь Солнышко.
Вечером Гошка очнулся на том же крыльце от несильных похлопываний по щекам. Над ним склонилась мать, она плакала.
- Сынок, сыночек! Проснись!
Он кособоко поднялся и впервые, еще неловко, но очень по мужски двинул плечом в сторону двери:
- Заходи, мама.
- Сейчас, сынок. Печку затопим, тепло будет. Обед сварим, я хлебушка достала…
- Скоро всем тепло будет, - ни с того ни с сего ответил Гошка.
Через 9 месяцев и 1 неделю где-то в Румынии родился ребенок. На такое чудо собралась посмотреть, чуть не вся Ген Ассамблея ООН. Потом в Бразилии, потом в России, потом в Китае… Потом… везде, как грибы.
С прошлого года Гошка как-то возмужал и посуровел. Майским полднем мать лежала у берега моря, на нагретом Солнышком камне и нежилась под его лучами. Гошка сидел рядом и сосредоточенно возводил песчанную крепость.
- Гоша. Гоша, скажи, ведь это ты так сделал? С Солнцем, ведь это ты? Я же сердцем чую.
- Наверное, мам. Не знаю.
- А почему? Как ты это сделал?
- Мужчина я. Защищать тебя должен.
И неожиданно шмыгнул носом.
Все старое, это плохо вспомненное новое.
Гошка.
На берег снова выбрасывались полудохлые осьминожки и шлепались посреди льдинок. Это раньше, говорят, киты на берег выбрасывались. Где они теперь, эти киты? Остались, вот осьминоги, и те настолько мелкие, что и жрать в них нечего.
Гошка сидел на берегу, весь закутанный, голодный и холодный, и ждал мать. А что еще делать?
Мать ушла в Поселок добыть чего-нибудь. Главное хлеба и спичек. Гошка знал, что она добудет, придет, накормит и обогреет. Только вот не догадывался чем она расплачивается за буханку хлеба или коробок живительного огня. И пусть не догадывается. Хотя бы пока не повзрослеет.
Мать когда-то была «учительницей» (какое забытое слово) и учила «первоклашек» (кто такие?) читать и писать. Гошке она, конечно всего не рассказывала, но из найденных в книжках картинок он очень много понял, по крайней мере думал, что понял. Знать бы мелкому Гошке, что и когда случилось…
А может и не случилось, а пришло? Просто однажды не кончилась зима. Совсем. Наступила после осени и больше не ушла никогда. Человек существо такое, с любой напастью может справиться, с зимой, летом, грозой, болезнью, неурожаем… С чем угодно, кроме старости и смерти. Одновременно с угасанием Солнца и приходом вечной зимы перестали рождаться дети. Секс был, были попытки зачатия, миллиарды попыток, сотни миллиардов. Лучшие врачи изучали вопрос очень тщательно, задействовали все силы современной науки, даже больше того. Удивительное дело прекратились войны, почти все, прекратились даже всякие разборки, лишь бы они рождались. А они не рождались. Вопреки всякой науке. Непонятно почему. Видимо так захотело угасающее Солнце, а может и Земля вслед за ним.
Гошка был просто странностью, нонсенсом. Когда мать забеременела, совершенно неожиданно, ей пришлось это тщательно прятать. Во-первых охота на детей развернулась вовсю и за живого ребенка давали просто нереальные, фантастические деньги. А во-вторых все бывшие гинекологи и акушеры, да и просто врачи любой специальности обязаны были под угрозой смертной казни докладывать обо всех беременностях и родах в «органы». Быть оставшуюся жизнь подопытной свинкой где-нибудь в секретном институте не хотелось. Поэтому, путем сложных созвонов и перезвонов по телефону и переписок в интеонете, с намеками и экивоками, удалось найти древнючую повивальную бабку, которая так на свете зажилась, что чуть ли не Пушкина принимала и давно была далека от нынешних реалий. Обитала бабка неподалеку от приморского поселка, на югах. Там мать в тайне и родила, а заодно поселилась поблизости, продав московскую квартиру и купив домик в 100 метрах от моря.
Наступил, как всегда ранний вечер. Матери не было. Гошка, сдерживая голодные спазмы не раздеваясь увалился на кровать в промерзшем доме и свернулся калачиком. Детский сон переборет даже голод. Он уснул и проснулся только к обеду. В окошко, покрытое изморозью, светил тускло-багровый немигающий зрачок Солнца. Гошка снова доплелся до берега моря и уселся в расщелинке, где не так дуло и казалось, что там теплее. К вечеру спазмы достигли апогея, терпеть было почти невозможно. А матери все не было… Он попробовал надкусывать мороженых сырых осьминогов, но это было не мясо, а сплошная резина и еще жутко противная на вкус. В поздних сумерках, вернувшись домой, он провалился даже не в сон, а в какой-то голодно-морозный обморок.
Утром, матери все еще не было. Танцуя зубами чечетку и перекосившись на правый бок, он нехотя и через силу выбрался на крыльцо, чтобы снова увидеть багровый зрак Солнца.
Вдруг в Гошкином воспаленном мозгу всплыли строки непонятно чего, то ли стишка, то ли слышанной разок песенки. И выбивая по перилам рукой ритм он негромко начал:
- Пусть всегда будет небо.
- Пусть всегда будет Солнце…
Все громче и громче.
Мутное немигающее Солнце глядело на Землю, где в 100 метрах от покрытого мелкими льдинками июльского Черного моря уже не пел, а просто орал, срывая связки (нонсенс? издевательство, или ошибка природы? дар Божий?)… последний и единственный ребенок этого уходящего мира:
- ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ МАМА!!!
Это была уже истерика. Гошка нещадно колотил рукой по перилам и выплевывал прямо в небо то ли проклятие, то ли крик о помощи:
- ПУСТЬ-ВСЕ-ГДА-БУ-ДЕТ-МА-МА!!!
И как будто в такт его ударам, Солнце, подернулось рябью и сначала с запозданием, несильно, вроде и нехотя, а потом, все ритмичнее и сильнее замигало. Оно становилось ярче и ярче. Пока из багрового зрачка не превратилось в желтое, полное жизни и дарующее жизнь Солнышко. Он этого не увидел, просто провалился во мрак.
Вечером Гошка очнулся на том же, но теплом крыльце от несильных похлопываний по щекам. Над ним склонилась мать, она плакала.
- Сынок, сыночек! Проснись! Пожалуйста!! Сынуля! Ну, прости!!
Он проморгавшись кособоко поднялся и впервые, еще неловко, но очень по мужски двинул плечом в сторону двери:
- Заходи, мама… Домой.
- Сейчас, сынок, сынуля. Печку затопим, тепло будет. Обед сварим, я хлебушка достала…
- Скоро всем тепло будет, - ни с того ни с сего ответил Гошка.
***
Через 9 месяцев и 1 неделю где-то в Румынии родился ребенок. На такое чудо собралась посмотреть, чуть не вся Ген Ассамблея ООН. Потом в Бразилии, потом в России, потом в Китае… Потом… везде, как грибы.
С прошлого года Гошка как-то возмужал и посуровел. Майским полднем мать лежала у берега моря, на нагретом Солнышком камне и нежилась под его лучами. Гошка сидел рядом и сосредоточенно возводил песчанную крепость.
- Гоша, - мать от чего то поперхнулась.
- Игорь, скажи, ведь это ты так сделал? С Солнцем, ведь это ты? Я же сердцем чую.
- Наверное, мам. Не знаю.
- А почему? Как ты это сделал?
- Мужчина я. Защищать тебя должен.
И неожиданно шмыгнул носом.
Элис, я немножко доработал три-четыре мелочи. С Вашей подачи
Большое спасибо!
На берег снова выбрасывались полудохлые осьминожки и шлепались посреди льдинок. Это раньше, говорят, киты на берег выбрасывались. Где они теперь, эти киты? Остались, вот осьминоги, и те настолько мелкие, что и жрать в них нечего.
Гошка сидел на берегу, весь закутанный, голодный и холодный, и ждал мать. А что еще делать?
Мать ушла в Поселок добыть чего-нибудь. Главное хлеба и спичек. Гошка знал, что она добудет, придет, накормит и обогреет. Только вот не догадывался чем она расплачивается за буханку хлеба или коробок живительного огня. И пусть не догадывается. Хотя бы пока не повзрослеет.
Мать когда-то была «учительницей» (какое забытое слово) и учила «первоклашек» (кто такие?) читать и писать. Гошке она, конечно всего не рассказывала, но из найденных в книжках картинок он очень много понял, по крайней мере думал, что понял. Знать бы мелкому Гошке, что и когда случилось…
А может и не случилось, а пришло? Просто однажды не кончилась зима. Совсем. Наступила после осени и больше не ушла никогда. Человек существо такое, с любой напастью может справиться, с зимой, летом, грозой, болезнью, неурожаем… С чем угодно, кроме старости и смерти. Одновременно с угасанием Солнца и приходом вечной зимы перестали рождаться дети. Секс был, были попытки зачатия, миллиарды попыток, сотни миллиардов. Лучшие врачи изучали вопрос очень тщательно, задействовали все силы современной науки, даже больше того. Удивительное дело прекратились войны, почти все, прекратились даже всякие разборки, лишь бы они рождались. А они не рождались. Вопреки всякой науке. Непонятно почему. Видимо так захотело угасающее Солнце, а может и Земля вслед за ним.
Гошка был просто странностью, нонсенсом. Когда мать забеременела, совершенно неожиданно, ей пришлось это тщательно прятать. Во-первых охота на детей развернулась вовсю и за живого ребенка давали просто нереальные, фантастические деньги. А во-вторых все бывшие гинекологи и акушеры, да и просто врачи любой специальности обязаны были под угрозой смертной казни докладывать обо всех беременностях и родах в «органы». Быть оставшуюся жизнь подопытной свинкой где-нибудь в секретном институте не хотелось. Поэтому, путем сложных созвонов и перезвонов по телефону и переписок в интеонете, с намеками и экивоками, удалось найти древнючую повивальную бабку, которая так на свете зажилась, что чуть ли не Пушкина принимала и давно была далека от нынешних реалий. Обитала бабка неподалеку от приморского поселка, на югах. Там мать в тайне и родила, а заодно поселилась поблизости, продав московскую квартиру и купив домик в 100 метрах от моря.
Наступил, как всегда ранний вечер. Матери не было. Гошка, сдерживая голодные спазмы не раздеваясь увалился на кровать в промерзшем доме и свернулся калачиком. Детский сон переборет даже голод. Он уснул и проснулся только к обеду. В окошко, покрытое изморозью, светил тускло-багровый немигающий зрачок Солнца. Гошка снова доплелся до берега моря и уселся в расщелинке, где не так дуло и казалось, что там теплее. К вечеру спазмы достигли апогея, терпеть было почти невозможно. А матери все не было… Он попробовал надкусывать мороженых сырых осьминогов, но это было не мясо, а сплошная резина и еще жутко противная на вкус. В поздних сумерках, вернувшись домой, он провалился даже не в сон, а в какой-то голодно-морозный обморок.
Утром, матери все еще не было. Танцуя зубами чечетку и перекосившись на правый бок, он нехотя и через силу выбрался на крыльцо, чтобы снова увидеть багровый зрак Солнца.
Вдруг в Гошкином воспаленном мозгу всплыли строки непонятно чего, то ли стишка, то ли слышанной разок песенки. И выбивая по перилам рукой ритм он негромко начал:
- Пусть всегда будет небо.
- Пусть всегда будет Солнце…
Все громче и громче.
Мутное немигающее Солнце глядело на Землю, где в 100 метрах от покрытого мелкими льдинками июльского Черного моря уже не пел, а просто орал, срывая связки (нонсенс? издевательство, или ошибка природы? дар Божий?)… последний и единственный ребенок этого уходящего мира:
- ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ МАМА!!!
Это была уже истерика. Гошка нещадно колотил рукой по перилам и выплевывал прямо в небо то ли проклятие, то ли крик о помощи:
- ПУСТЬ-ВСЕ-ГДА-БУ-ДЕТ-МА-МА!!!
И как будто в такт его ударам, Солнце, подернулось рябью и сначала с запозданием, несильно, вроде и нехотя, а потом, все ритмичнее и сильнее замигало. Оно становилось ярче и ярче. Пока из багрового зрачка не превратилось в желтое, полное жизни и дарующее жизнь Солнышко. Он этого не увидел, просто провалился во мрак.
Вечером Гошка очнулся на том же, но теплом крыльце от несильных похлопываний по щекам. Над ним склонилась мать, она плакала.
- Сынок, сыночек! Проснись! Пожалуйста!! Сынуля! Ну, прости!!
Он проморгавшись кособоко поднялся и впервые, еще неловко, но очень по мужски двинул плечом в сторону двери:
- Заходи, мама… Домой.
- Сейчас, сынок, сынуля. Печку затопим, тепло будет. Обед сварим, я хлебушка достала…
- Скоро всем тепло будет, - ни с того ни с сего ответил Гошка.
***
Через 9 месяцев и 1 неделю где-то в Румынии родился ребенок. На такое чудо собралась посмотреть, чуть не вся Ген Ассамблея ООН. Потом в Бразилии, потом в России, потом в Китае… Потом… везде, как грибы.
С прошлого года Гошка как-то возмужал и посуровел. Майским полднем мать лежала у берега моря, на нагретом Солнышком камне и нежилась под его лучами. Гошка сидел рядом и сосредоточенно возводил песчанную крепость.
- Гоша, - мать от чего то поперхнулась.
- Игорь, скажи, ведь это ты так сделал? С Солнцем, ведь это ты? Я же сердцем чую.
- Наверное, мам. Не знаю.
- А почему? Как ты это сделал?
- Мужчина я. Защищать тебя должен.
И неожиданно шмыгнул носом.
Элис, я немножко доработал три-четыре мелочи. С Вашей подачи
Большое спасибо!
Все старое, это плохо вспомненное новое.
-
IRRINUILA
проЗто так
Я так понимаю что парниша то совершеннолетний был, если да то он с одной стороны правельно поступил, а с другой нет, потому что если любил мог бы и подождать...хотя не мне судить...я лешил девственности 14 летнюю.
