Молчание (фантастический роман ужасов) Булахов А.А.

[Булахов Александр]

Здравствуйте, дорогие форумчане, выношу на Ваш суд свой первый роман, до этого
были повести и рассказы. Чтобы не утомлять Вас сразу большим текстом, буду выкладывать его здесь по главам. Вдруг кто-нибудь из Вас найдёт, что сказать по поводу каждой главы. Через чур впечатлительным, беременным и кормящим женщинам советую не читать...

МОЛЧАНИЕ
АВТОР: БУЛАХОВ А.А.
УЖАС ТИШИНЫ
(ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)

Доброй ночи, дорогой читатель! Если ты один дома, в комнате горит только свет настольной лампы, или же ночника, значит, пришло время открыть тебе эту книгу. Но не спеши! Прежде чем отправиться в мир глобальных разрушений и человеческих потрясений, хочу предупредить тебя, что если психика твоя слабая, ты боишься крови, брезгуешь отдельными частями человеческого тела, не любишь роковые тайны и загадки, - эта история не для тебя.
И ещё, если вдруг кто-то постучится в дверь твоего дома, когда ты будешь читать эту книгу, ни в коем случае не торопись её открывать. Вполне возможно, что за дверью тебя может ждать тишина….

ВОЗЬМИ ЭТО С СОБОЙ
В мире, в который ты решил заглянуть, не будет времени на передышку. В один момент всё резко оборвётся, и уже невозможно будет повернуть назад. И тебе никак не обойтись без моей помощи.
Всё, что я сейчас напишу, возьми с собой, вполне возможно, благодаря этому ты вернёшься живым из того мира, в который попадёшь.

Представь себе городской пейзаж. Огороженное забором восьмиэтажное здание. Это больница.
ПОДВАЛ – Морг, лаборатория (в левом крыле) и пищеблок (в правом крыле).
Воронин – дежурный врач патологоанатом;
Жора – любопытный студент мединститута;
Вадим – любопытный студент мединститута;
Варвара Семёновна – заведующая пищеблоком;
1 ЭТАЖ – приёмное отделение, много разных кабинетов, участок технического обслуживания.
Николаич – начальник участка технического обслуживания;
Рыжов – рабочий участка технического обслуживания.
Игоревич – случайный друг Николаича;
Сергей Ветров – парень 18 лет, навещавший друга в больнице;
Артём Жук - парень 17 лет, навещавший друга в больнице;
Оля Синицина – девушка 17лет, навещавшая друга в больнице;
Полина Шарапова – девушка 18 лет, навещавшая друга в больнице;
2 ЭТАЖ – терапевтическое отделение:
Магамединов Максим Викторович – заведующий этим отделением;
Круглова Елена Степановна – лечащий врач этого отделения;
Весюткина Инга Вацлавовна – лечащий врач этого отделения;
Шарецкий Александр Михайлович – лечащий врач этого отделения;
Беленький Борис Анатольевич – лечащий врач этого отделения;
Аллочка – старшая медсестра этого отделения;
Погодин Пётр Алексеевич – завхоз этого отделения и непризнанный мастер романов ужасов;
Анфиса – дежурная медсестра этого отделения;
Сарнацкая Мария Ивановна (пожилая женщина) – больная палаты номер 16;
Чеславовна (старушка божий одуванчик) – больная палаты номер 16;
Василиса – (женщина лет сорока пяти) – больная палаты номер 16;
Вика - (девушка восемнадцати лет) – больная палаты номер 16;
Макаровна (женщина - алкоголичка) – больная палаты номер 16;
Валентина Петровна (женщина - монстр) – больная палаты номер 16.
3 ЭТАЖ – хирургическое отделение:
Николаев Павел Петрович - заведующий этим отделением;
Алёна – дежурная медсестра этого отделения;
Степановна (полная женщина) – больная палаты номер 12;
Света (девушка восемнадцати лет) – больная палаты 12;
Ира (девушка семнадцати лет) – больная палаты 12;
Анна (очень красивая женщина) – больная палаты 12;
4 ЭТАЖ – ожоговое отделение:
Кожало Дмитрий Антонович – заведующий этим отделением;
Груша (Грушин Виталик, мальчишка 13 лет) - больной 12 палаты;
Вася (мальчишка 14 лет) – больной 12 палаты;
Пузырь (Пузырёв Данька, 12 лет) – больной 12 палаты;
Фёдор Иванович (бодрый старик) – больной 12 палаты;
5 ЭТАЖ – урологическое отделение:
Андрей (мужчина лет тридцати) – больной 11 палаты;
Олег Олегович (бородатый мужик) – больной 11 палаты;
Александр Евгеньевич (лысый очкарик с видом интеллигента) – больной 11 палаты;
Егор (хилый юноша) – больной 11 палаты;
6 ЭТАЖ – кардиологическое отделение;
7 ЭТАЖ – гинекологическое отделение;
8 ЭТАЖ – пульмонологическое отделение.
Хлебников - главврач больницы, только непонятно - настоящий ли.
Хмельницкий – главврач больницы, только непонятно - настоящий ли.

Что ж, не будем ждать, пока кто-то скажет: поехали! Закрываем глаза, растворяемся в тишине, представляем восьмиэтажное здание больницы, окруженное забором и современным городом. Вдыхаем в себя холодный воздух весны…







ГЛАВА ПЕРВАЯ. Странный старик

1.

Высокий широкоплечий мужчина в белом халате допил кофе и поставил пустой стакан на стол. Весеннее солнышко приветливо пробежалось лучиками по оконному стеклу и осветило рабочий ежедневник заведующего терапевтическим отделением Максима Викторовича Магамединова. Магамединов потянулся огромной лапищей к рабочему телефону, собираясь позвонить жене и спросить, как она добралась на работу. Несмотря на то, что его брак с Катериной длился уже почти двадцать лет, чувства к любимой и единственной жене у него не остыли. Он звонил ей каждое утро, сразу после того как выпивал кружку кофе, и приступал к работе только тогда, когда был точно уверен, что она добралась на работу и что с ней всё в порядке. За пару минут утреннего телефонного разговора он раз десять, а то и больше, ухитрялся повторить ей, что он её очень любит.
В дверь его кабинета кто-то трижды постучал. Максим Викторович отпрянул от телефона, словно его могли застукать с поличным на месте преступления.
- Войдите! - гаркнул он.
В кабинет несмело вошла пожилая женщина. Беспорядочные седые пряди волос свисали на её лоб. Она поправила их слабой дряблой рукой и заговорила:
- Здравствуйте, Максим Викторович. Просьба у меня к вам… Вы уж выпишите меня сегодня, а? Очень вас прошу.
- И куда вы торопитесь? Куда спешите, Мария Ивановна? – улыбаясь, спросил Магамединов. - Давление у вас высоковато, моя хорошая. Сто девяносто на сто десять – это не шутки. Ещё надо недельку полежать под присмотром врачей.
- По дому соскучилась – страсть. Да и холодно у вас тут чисто в погребе. Зябко…
- Шутите что ли? – удивился заведующий терапевтическим отделением - У нас топят так, что я готов до рубашки раздеться.
- Это у вас. А у нас в палате холод нестерпимый. Я вон и кофту одела, и одеялом накрылась, и всё одно…
Максим Викторович протянул женщине градусник и ласково, но твердо сказал:
- Идите, моя хорошая, в свою палату. Измерьте пока температуру. А я минут через десять к вам загляну, и мы обо всём с вами поговорим.
Мария Ивановна послушно взяла градусник и тихо удалилась. Магамединов снял трубку телефонного аппарата и после первого длинного гудка нажал кнопку с цифрой «четыре».
- Аллочка, - обратился он к старшей медсестре. - Измерь давление у Сарнацкой и вколи ей успокаивающее. Потом передай всем, что собрание сегодня переносится на десять часов утра.
Максим Викторович переключился на городской и дождался, пока его жена поднимет трубку.
- Катя, как доехала?.. Всё нормально?..
- Ну, раз с тобой разговариваю, значит всё тип-топ.
- Слава Богу, а то я что-то разволновался.
Катя не выдержала и звонко засмеялась:
- А ты каждый день в одно и то же время волнуешься, дорогой. Слушай, это у нас семейная традиция уже. Семнадцать лет живём – и каждое утро ты волнуешься. Вот, что я тебе скажу: это любовь, Максимушка. Между прочим, я тоже волнуюсь регулярно, когда ты по вечерам в своей больнице задерживаешься.
- Ну, пожужжи, пожужжи, ещё немножко, - заулыбался в трубку Магамединов, - Так приятно слышать твой голос.
На что Катя ему сразу же ответила:
- Приходи сегодня пораньше, пожужжим вместе.
Где-то в середине разговора дверь в его кабинет без стука открыла Елена Степановна Круглова. Маленькое помещение заполонил приятный запах духов и дорогой косметики. Она прошла мимо заведующего терапевтическим отделением, села на диван и включила электрочайник.
«Вот же, террористка, - пронеслась мысль в голове Магамединова. - Ну, как на это всё реагировать? Ущипнуть за задницу или сделать строгий выговор?» Только утро началось, а у него мысли теперь будут только об одном.
- Ну, всё, любимая, до встречи! Мне пора руководить. Целую! - попрощался с женой Максим Викторович и положил трубку.
- Привет! - произнесла симпатичная женщина лет тридцати с хвостиком, положив ногу на ногу. - Я чаю попью и пойду работать.
- Попей, - медленно протянул заведующий и уставился на открытые колени Кругловой.
- Максим, у тебя с женой давно секс был?
- А? - резко покосившись в сторону, опомнился Магамединов,- Сегодня утром.
- Не вериться что-то.
- Прости. Сколько работаю в больнице, столько и ловлю себя на мысли, что женщины в белых халатах – это лучшее средство от импотенции.
- И это говорит муж моей сестры. А ты не боишься, что я тебя Катюшке сдам?
- Не боюсь я тебя, Ленка. Если б хотела сдать, то давно бы сдала. Вот скажи, родственница, с кем мне тут ещё поговорить, как не с тобой, а?
Закипел электрочайник. Круглова насыпала в кружку заварку и залила кипятком.
- Да, тяжёлый случай! Может даже неизлечимый… Ну, да ладно, проехали. Слышала, Шарецкий на твоё место метит.
- Знаю. После того, как главврач его на последнем банкете похвалил, он из кожи вон лезет, показывает свой ум да хватку.
- Тебя это не пугает?
- Не пугает. Ума у него маловато, а амбиций многовато. Я таких не боялся и не боюсь. Пустышки они.
Круглова взяла кружку чая и сделала несколько маленьких глотков.
- А если главврач так не думает?
Магамединов встал, обошёл стол, присел на его краешек и наклонился к Кругловой.
- Лена, сама подумай. Хлебников, может, от чудес медицины и далёк, но мужик он толковый. Людей насквозь видит, знает, кто на что способен. Меня больше Беленький беспокоит. Чувствую, наломает он дров со своими экспериментами. Евгеника настоящая…. Уволить бы его пока не поздно.
- Глупо верить слухам. Инга наплела эту чушь, а ты всё никак успокоиться не можешь.
- Дай мне время, выведу его на чистую воду. Я Инге доверяю как себе. Мы с ней вместе учились и вместе подвиги трудовые начинали. Не станет она мелко шкодить и тень на плетень наводить, даже с досады.
- Бабник ты не исправимый. Все бабы у тебя: молодцы и красавицы, - шутливо поддела мужа своей сестры Елена Степановна и допила последние капли чая.
- А ты первая, Ленок, что скажешь, вру?
- Нет, это как раз чистая правда, родственничек,- польщёно засмеялась Круглова, помыла свою кружку и заодно стакан из-под кофе. - Говорят, собрание в десять.
- Да, в десять. Не опаздывай.

2.

Максим Викторович, как и обещал, заглянул в шестнадцатую палату к Марии Ивановне Сарнацкой. В палате, кроме неё, лежало ещё пять страдальцев, которые так же просились домой, но заведующий отделением не спешил никого из них выписывать, имея на это свои веские причины.
Визуально палату можно было разделить на две стороны. В каждой стороне у стенки стояло по три кровати. В правой стороне – на одной из кроватей сидела красивая девушка Вика и ела сочное яблоко. На второй лежала Сарнацкая и читала газету. На третьей кровати – у самого окна – расположилась Василиса, женщина лет сорока пяти, она не отрывала взгляда от своего зеркальца, стоящего на тумбочке и старательно расчёсывала свои непослушные волосы.
В левой стороне на одной из кроватей спала Макаровна, от которой исходила ужасная вонь, перемешанная со свежим перегаром. Кровать посередине была заправлена и ждала нового больного. А на третьей кровати, что находилась у окна, сидела Чеславовна – старушка «божий одуванчик», которая практически всегда говорила ласковым голосом, но иногда забывалась и внезапно превращалась в свирепого монстра, хорошо знающего матерный язык.
Магамединов остановился в центре палаты и обвёл женщин своим суровым взглядом. Ему не понравилось то, что в палате ощущался перегар. Посмотрев серьёзным и злым взглядом на Макаровну, он мысленно приказал себе не заводиться. Дура, полгода назад перенесла такую серьёзную операцию на сердце, практически с того света врачи её достали, а она этого совершенно не ценит. Ведь судьба дала второй шанс, почему бы не задуматься об этом?
- Доброе утро, дорогие мои, - громко произнёс он и почувствовал, как его лицо наливается злой краской.
Женщины смущённо заулыбались.
- Доброе утро, Максим Викторович, - ответили они хором.
- Ох, не любите вы нас, Максим Викторович, - сладким голосом пропела Василиса.
- Это почему же? – удивился заведующий отделением.
Василиса, прежде чем ответить, демонстративно закуталась в одеяло.
- Да сами глядите, в каком холоде мы живём.
В палате действительно царил жуткий холод. Заведующий терапевтическим отделением подошёл к батарее и дотронулся до неё рукой: она грела исправно и даже чуточку обожгла его ладонь. В чём же дело? Зиму пережили, и никто не жаловался на холод. Он посмотрел на окна: они ещё были утеплены.
- Странно. Ничего не понимаю. Батареи горячие, а в палате холодно. Так разве бывает? – c надеждой, что ему кто-нибудь объяснит причину, спросил Максим Викторович.
- Это вы у нас спрашиваете? – удивилась Василиса.
- Я сегодня же во всём разберусь, - заверил её Магамединов. – Действительно, непорядок.
Магамединов подвинул стул к кровати Марии Ивановны. Сарнацкая сразу же отложила в сторонку газету и попыталась приподняться.
- Мария Ивановна, лежите, не вставайте, - успокоил ее Максим Викторович. - Посмотрел вашу карту, и вот, что вам скажу, моя хорошая. Надо бы вам ещё полежать.
- Нет- нет! – запротестовала женщина.
- Да-да, не спорьте. Никак ваше давление не хочет сбиваться. Проведём-ка мы ещё одно обследование, полечимся, вы, главное сохраняйте спокойствие. Никаких стрессов. Они вам противопоказаны. Договорились?
- Да, что тут выяснять, доктор, что тут обследовать? – не сдавалась Мария Ивановна. - Уж не девочка… Возраст берёт своё…. А может, я всё же дома долечусь, а? Дома говорят и родные стены помогают.
- Не спешите, Мария Ивановна, с такими умозаключениями. В ваши семнадцать с половиной лет рано ещё записываться в старушки, - стал убеждать Магамединов больную.
Сарнацкая польщённо засмеялась.
- Нет, тут, думаю, не в возрасте дело, - стоял на своём Максим Викторович. - Я предполагаю, что у вас камушек двинулся. Давайте-ка мы с вами УЗИ почек сделаем, а там видно будет….
Магамединов убедил Сарнацкую, что ей ещё недельку нужно полежать в больнице, и вышел из палаты. Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил в мастерскую:
- Николаич, это Магамединов говорит. Пришли мне человечка своего. Дело у меня к нему есть.
- Рыжов к тебе через полчаса поднимется. Устроит? - спросил начальник мастерской.
- Давай тогда уж лучше через час. А то у меня собрание.
- Как скажешь, шеф. Через час, так через час…
- Ну, всё тогда, Николаич, не хворай! Созвонимся ещё, - произнёс Максим Викторович и положил трубку.
Дверь кабинета задрожала от трёх сильных ударов. Так всегда, прежде чем войти, стучал Погодин Пётр Алексеевич.
- Входи, Погодин! И чего тебе, дурню, с утра от меня надо?
Пётр Алексеевич – завхоз терапевтического отделения, главный над подушками, одеялами, простынями и прочими материальными ценностями, без которых в больнице никак нельзя – закрыл за собой двери, плюхнулся на диван и включил электрочайник.
- Скажи мне, о великий завхоз, чем ты стучишь в двери: головой или ногами? – поинтересовался Магамединов.
Погодин улыбнулся ослепительной улыбкой, показав два золотых зуба:
- Что с вами, Максим Викторович? Мучают слуховые галлюцинации? Я, вообще-то, вошёл без стука.
Погодин взял в руки банку с растворимым кофе и насыпал, не жалея, две чайных ложки с горочкой в кружку Елены Степановны.
- А покрепче ничего нету? – шутливо спросил он.
Покрепче ему, ага. Магамединов знал, что даже «шутка эта» в форме шутки - и та может плохо закончиться. Пройденный вариант. Нет уж, батюшка, тебе только молоко можно, и то не закисшее.
- Петр Алексеевич, ты по делу или как? – сразу поменял тему заведующий терапевтическим отделением.
Пётр Алексеевич Погодин был такой же высокий, как и Магамединов, если не выше. Но в отличие от сильного и упитанного Максима Викторовича, он представлял собой скелет, обтянутый кожей: щёки впалые, длинный острый подбородок, синие круги под глазами, сильно выделяющиеся вперёд кости ключицы, пальцы не толще обычной шариковой ручки – типичный Кощей Бессмертный.
Погодин залил кипяток в кружку.
- Или как. Послушай, я придумал новую историю. Думаю, Стивен Кинг обзавидуется, - произнёс Погодин свою банальную фразу, которой всех в больнице уже достал. Стоит объяснить, что Пётр Алексеевич считал себя великим мастером жанра ужасов и, не стесняясь, говорил всем, что пишет книги-страшилки, после прочтения которых заснуть невозможно.
- О, великий и ужасный, - притворно взвыл Магамединов. - Снова ты выбрал в слушатели именно меня? И за что на этот раз мне такое счастье привалило?!
- Ты единственный, кто от меня ещё не убегает, - улыбнулся завхоз.
- Погоди, я включу диктофон, потом детям своим буду давать слушать на ночь… А то мои сказки в последнее время не пользуются у них популярностью,- произнёс Магамединов и открыл верхний ящик стола.
- А ты им меньше про аппендэктомию и прободение желудка рассказывай, - усмехнулся Погодин. - Тоже мне Шарль Перро со скальпелем.
Магамединов достал из ящика стола небольшой диктофон и нажал на нём кнопку.
- Валяй, рассказывай!!! – поторопил завхоза Максим Викторович. - Между прочим, я уже штук пять твоих страшилок на диктофон записал. Развлекаю всю больницу, когда на ночное дежурство остаюсь.
- Ах, развлекаешь! – горячо вскрикнул безумный писатель. - Небось, бесплатно ещё? Надо бы с тебя гонорар содрать. А то ты, Викторович, потом на этих записях озолотишься. Шутка ли – сюжеты гениальных романов знаменитого Погодина в исполнении автора…
- Ближе к телу, как говорил Мопассан, - постучал пальцем по наручным часам Магамединов.
- Короче. Сюжет такой. Вечер. Почти что ночь. За окном воет ветер. Кидает горсти дождя в окно…- глаза Погодина стали какими-то мутными, он весь погрузился в свою историю. - И вот в квартиру главного героя, назовём его Тимуром, кто-то зловеще стучится.
- Головой или ногами? – подло встрял в рассказ Магамединов.
Погодин взял в руки кружку с кофе и сделал несколько глотков.
- Какая разница! В общем, зловеще стучится… Его дети бегут открывать, а он им кричит: «Стойте, надо сначала посмотреть, кто там». Тимур отталкивает детей и смотрит в глазок. Вдруг что-то острое, вроде спицы с крючком на конце, через глазок проникает внутрь, пронзает глаз, цепляется за мозг и… всего его притягивает к двери.
- Ух ты! А до этого он стоял за километр и смотрел в глазок через бинокль? - удивился Максим Викторович.
- Читай побольше книг! - искренне возмутился Пётр Алексеевич. - У тебя с воображением хреново! Что за манера: спорить с автором?! Слушай дальше: дёргается он в конвульсиях, прилипнув к глазку глазом, барахтается ногами, руками. Потом затихает и под действием гипноза открывает двери. Жуткая паранормальная сила толкает его прямо в грудь, он отлетает к стене, ударяется головой и кричит от боли и страха…
Погодин замолчал, сделал ещё несколько глотков кофе и продолжил:
- Что ты, думаешь, происходит дальше?.. Просыпается этот Тимур ночью и понимает, что всё это ему приснилось. Встаёт с кровати, идёт в туалет. Приспичило ему, никуда от этого не денешься. По дороге в туалет он слышит, что в двери его квартиры кто-то стучит. Он подходит, смотрит в глазок, и его опять кто-то с той стороны притягивает и гипнотизирует. Он, подчиняясь гипнозу, открывает двери, и нечеловеческая сила отбрасывает его к стенке.
- О! Жуть-то какая…- округлил глаза Магамединов.
- А дальше так. Просыпается он весь в холодном поту, сердце бешено стучится. И про себя думает: ну и сон же прикольный – сон во сне! Встаёт, чуть ли не бежит в туалет. Ему так приспичило – жди катастрофы! По дороге слышит: кто-то стучится в двери его квартиры…
- Хорош мучить меня! – улыбнулся Магамединов, выключил диктофон и встал со стула. - Я так понимаю, твою историю можно до бесконечности рассказывать.
- Ошибаешься, - возразил ему Погодин. - Резервы мочевого пузыря ограничены.
- Это верно, - согласился с последним утверждением Максим Викторович. – Мне надо ещё успеть перед собранием в туалет заскочить. Ты допивай кофе, будешь уходить – закроешь двери на ключ. Я к тебе после собрания зайду, ключи заберу.
- Трудно работать творческому человеку среди вас, циников и невежд,- пожаловался Погодин и вылил остатки кофе в раковину. - Подожди, сам закроешь. А я пойду прогуляюсь в морг, поищу вдохновения.


3.

Девушка в чёрном платье с коротким рукавом, словно фантом, возникла ниоткуда. Круглова точно знала, что в замкнутом ответвлении коридора никого не было. Когда она вышла из кабинета ультразвуковой диагностики и, посмотрела налево, кроме голубых стен и пустой зелёной скамеечки ничего не увидела. Но, сделав ровно два шага в нужном ей направлении, она почувствовала взгляд и обернулась. Худенькая, сгорбленная, одетая не по сезону девушка с иссиня-чёрными волосами, приближалась к Елене Степановне, её нежные руки перебирали чётки, на плече у неё сидел ворон.
Круглова испугалась очень сильно – не каждый день такое увидишь! Её сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Открыв рот, бедная женщина толком ничего не смогла произнести и мысленно прощалась с жизнью, будто на неё надвигалась сама смерть. Тем временем «чёрное нечто» остановилось в шаге от неё и заговорило:
- Уходи из больницы немедленно. В составленном списке смертей ты под вопросом.
- Девушка, вы в себе?- дрожащим голосом спросила лечащий врач терапевтического отделения.
- Елена Степановна, а вы в себе? - пробил сознание Кругловой женский голос, и она увидела перед собой медсестру из кабинета УЗИ. - Вы карточку больного на столе оставили. Заберите.
Круглова, вытерла платком холодный пот, выступивший на лбу, забрала карточку и извинилась:
- Прости, Света, что-то я себя неважно чувствую. Башка моя раскалывается на части. Пойду «спазмалгон» выпью.
«Что же это со мной творится, - задумалась Круглова, - может, от того, что я села на диету, у меня крыша немного поехала? Дурость какая-то. Стопроцентные галлюцинации. И кому теперь в этом признаваться?»
Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, Круглова столкнулась с Погодиным. Он с улыбкой спросил:
- А это что за дрянь с вороном на плече за вами ходит, Елена Степановна?
- Что?! Какая дрянь? - взвизгнула женщина и оглянулась.
Пётр Алексеевич вмиг перестал улыбаться:
- Ну, вы даёте, Круглова, пора уже к моим шуткам привыкнуть и не реагировать так остро.
- Погодин, пошёл вон! Задолбал ты меня со своими ужасами. Услышу от тебя ещё раз что-нибудь подобное – убью, не задумываясь!
Погодин отскочил от Кругловой как от чумной и, ничего не говоря, помчался вниз по ступенькам.
В кармане Елены Степановны зазвонил мобильный телефон:
- Лена, - услышала она голос Максима Викторовича. - В приёмное поступил на скорой больной с острыми болями в области желудка. После осмотра оформляй его к нам в пятую палату.


- Хорошо, Максим, - ответила она ему. - Но, если честно, я уже забегалась по больнице. Ты наших мальчиков тоже запрягай работой, а то они сидят в ординаторской и ничего не делают, только языками чешут.
В боксе номер один приёмного отделения сидел толстый, лет пятидесяти – шестидесяти, мужчина, раздетый по пояс. На шее у него на цепочке висела маленькая коробочка размером со спичечный коробок. Круглова несколько секунд не сводила с неё взгляда.
Мужчина сам указал рукой на странную маленькую коробочку:
- Интересуетесь? Даа… Верите, нет – двадцать лет с себя не снимаю.
- Там, наверное, лежит что-то важное для вас? - рассеянно спросила Круглова и подумала о том, что «глюки», наверное, у неё ёщё не прекратились. Вот же денёк выдался – одно сплошное расстройство психики. У неё и у всех окружающих разом.
- Честно вам сказать доктор, я ведь и сам не знаю, что в ней лежит. Но! Открывать её не имею права.
- О, даже так! – улыбнулась Круглова. – Вы меня заинтриговали… Ладно, расскажите, что вас беспокоит?
Мужчина положил обе руки на низ живота.
- Больно, доктор. Терпеть уже не могу. Верите, нет – не сплю, не ем.
- Ложитесь,- приказала Круглова.
Больной лёг на кушетку. Круглова нажала руками ему на живот.
- Здесь болит? – спросила она.
- Нет, - замотал головой мужчина.
Круглова нажала чуть-чуть правее.
- А здесь?
- Нет.
- Согните ноги в коленях, - сказала врач.
Больной послушно согнул ноги в коленях. Круглова нажала своими накрашенными пальчиками в области аппендикса.
- Здесь болит?
- Нет, - громко произнёс мужчина и показал правой рукой на низ живота. - Только тут и тут.
- Боли у вас какого характера: ноющие, тупые, режущие?
- Режущие.
- Нарушение аппетита, тошнота, рвота, отрыжка, изжога? Что-нибудь из этого мучает?
- Сильная изжога мучает.
- А через какое время, как покушаете, начинает болеть?
- Болит как когда. Но чаще через час после еды и ночью.
- Ясно. Вполне возможно, у вас язва двенадцатиперстной кишки. Завтра утром ничего не кушайте. Оформляйтесь. Я выпишу назначения и зайду к вам. Если после укола боль не пройдёт, сообщите дежурной медсестре на посту.



4.

Максим Викторович выглянул в окно и увидел три чёрных джипа «Lincoln Luxus», они остановились возле главной проходной. Магамединов хорошо знал эти машины. К ним пожаловал сам мэр города. А значит, сейчас начнётся такая беготня – мама не горюй!
Обычно о приезде мэра в больницу главврач знал заранее, и к такой «радостной встрече» все готовились больше месяца. А тут (на тебе!) явился чёрт без предупреждения. Что бы это значило?
Через три минуты челюсть у Максима Викторовича отвисла чуть ли не до пола. Минуя проходную, к машинам бежал его подчинённый Беленький Борис Анатольевич.
- Вот тебе раз! У нас теперь простые смертные мэров встречают… А что ж тогда главврачу делать? - не веря своим глазам, произнёс Магамединов.
Из джипа навстречу Беленькому вышел лысый качок в чёрном костюме, левой рукой он поправил свои крупные яйца (довольно таки солидный жест для человека, приближённого к мэру), почесал задницу – и всё это проделал непринуждённо, никого не стесняясь.
Борис Анатольевич, подбежав к качку, что только ни вытворял: и кланялся, и танцевал, и руку левую собеседника горячо пожимал обеими руками, и крутил башкой в разные стороны. Качок протянул ему серебристый металлический кейс, который всё это время держал в правой руке и заговорил явно о чём-то серьёзном. Потом указательным пальцем постучал по дорогим наручным часам. Этот жест Магамединов понял так: «времени у тебя, дружок, в обрез». Лысый похлопал Беленького по плечу, развернулся и пошёл к джипу.
Когда крутые машины исчезли из поля зрения заведующего терапевтическим отделением, тот не выдержал, набрал номер мобильника Бориса Анатольевича, и через секунду услышал его голос:
- Алло! Слушаю вас, Максим Викторович!
- Ну что, Борис Анатольевич, получили от мэра задание особой важности? - подколол своего подчинённого Магамединов. - Я рад за вас. Поднимитесь ко мне, я вам тоже работки подкину.
- Максим Викторович, ну зачем вы так говорите? Вот не знаете, а говорите. Это братик мой родной приезжал, в аппарате управления он у меня работает. На таких вот машинках разъезжает, а ведь я его сто раз просил - будь же ты скромнее, что люди подумают, только в краску меня вгоняешь, а он – ни в какую! Служебный, говорит, транспорт. Ничего не могу поделать.
- Ясно, Борис Анатольевич, я и подумать не мог, что у вас такие серьёзные связи.
- Да, какие там связи, Максим Викторович?! Братик это мой родной. Скажете мне тоже…
- Ладно, не прибедняйтесь, жду вас у себя, - сказал напоследок Магамединов, отключился, и подумал: «Врёшь ты мне, Борис Анатольевич, но не знаешь, что враньё я за версту чувствую. Интересно, может, ты мне ещё скажешь, что в кейсе тебе лысый братик обед привёз и пальцем по часам постучал – мол, поспеши, а то всё остынет».

5.

После того, как ушёл Борис Анатольевич, нагруженный работой, которую ему, не жалеючи, надавал заведующий терапевтическим отделением, в кабинет без стука заглянул Сергей Рыжов. Он внимательно выслушал Магамединова, сходил в шестнадцатую палату, в которой лежала Сарнацкая, вернулся и развёл руками:
- Максим Викторович, сходил я в вашу шестнадцатую – так ничего и не понял. Батареи работают исправно, греют, как слоны. Там Африка должна быть, а на самом деле Арктика. Чёрт его знает, в чём там дело.
- Должна же быть какая-то причина? – задумался вслух Магамединов.
- Нету причины, одно расстройство нервов. Между прочим, в хирургическом отделении, в двенадцатой палате, аналогичная картина маслом. Во всех палатах на третьем этаже тепло, а вот именно в двенадцатой – холодильник. Даже на одной стенке ледяная корочка имеется. Николаев распорядился, чтобы в эту палату два электрообогревателя поставили под его ответственность, и всё равно лучше не стало.
- Какая, к чёрту, ледяная корочка?! Что за бред?!- разозлился Максим Викторович. - На улице плюс десять, а ты мне про ледяные корочки вкручиваешь.
- Не верите, сами сходите, посмотрите! – обиделся Рыжов - Какой смысл мне вам врать?
- Ладно, Рыжов, топай к своим, пускай похмелят. Я сам разберусь, в чём тут дело.
- Как скажете! – рявкнул Рыжов и хлопнул дверью.
Магамединов просидел минут десять, глядя на дверь пустым, отрешённым от реальности, взглядом, а затем позвонил заведующему хирургическим отделением Николаеву:
- Паша, дорогой ты мой человечек, мне тут Рыжов наплёл, что у вас стена в двенадцатой палате покрылась ледяной корочкой. Пьяный он, что ли?
- Насчёт Рыжова я не знаю, я его трезвым и не видел, по-моему. А про двенадцатую – так и есть, Максим. Холод там арктический. Главное, что смешно – в остальных палатах люди у меня чуть ли не до трусов раздеты, такая жара, а в двенадцатой этой проклятой пациенты, как французы под Смоленском, в перчатках и шапках лежат под тремя одеялами. И все до одного просятся домой. Нонсенс!
- Бред какой-то. Я, Паша, после обеда к вам поднимусь. Хочу увидеть всё своими глазами.
- А я разве против, Максим? Я только «за»! Бери коньяк и поднимайся,- прокашлял в ответ Николаев и отключился.

[Булахов Александр]

6.

В тот же день в двенадцатую палату ожогового отделения поступил больной с ожогами первой-второй степени – старикашка лет семидесяти. Ожоги у него были серьёзные, бинты прилипли к коже, пострадало около семнадцати процентов тела. Но старичок оказался живеньким, не унывал. Рассказал, что опрокинул на себя кастрюлю с кипятком, пострадали лицо, часть груди и ноги – красавчик ещё тот.
В семьдесят лет не каждый старик способен стойко переносить такие невзгоды. Этот же выглядел бодрячком, улыбка не сходила с его лица. Он светился сильной внутренней энергией. Такая, обычно, свойственна творческим людям, которые стареют только телом, но не душой.
- Ну что, ребятушки, будем знакомиться. Фёдором Ивановичем меня зовут. Сосед я хороший, весёлый. Ночью не храплю и воздуха не порчу. Стариковская бессонница.… Э-хе-хе… А вас как кличут?
Трое больных двенадцатой палаты оживились, увидев нового соседа. Всем троим было не больше пятнадцати лет.
- Меня Даня Пузырёв, - вскочил с кровати самый младший и самый толстый паренёк и показал пальцем на свою ступню. - Это я ракетку на даче запускал.
- Вечно ты, Пузырь, вперёд лезешь, - зарычал на Даню мальчишка постарше. - Захлопнись, а то в табло получишь.
Услышав ругань, Фёдор Иванович, который в это время шуршал пакетами и перекладывал мелкий скарб в тумбочку, резко повернулся лицом к ребятам. В руках у него красовались три больших яблока.
- Ну-ну! Не ссориться! Ловите, ребятушки!
Фёдор Иванович кинул яблоко Пузырю. Тот его охотно словил и положил на свою тумбочку. Следом старик кинул яблоки Груше и Васе – мальчишкам постарше Даньки. Яблоко для Груши упало прямо ему на кровать, он схватил его здоровой рукой и спрятал под подушкой.
Яблоко Васи упало на пол и закатилось под кровать. Вася не сдвинулся с места. Он только ухмыльнулся и продолжил лузгать семечки. Фёдор Иванович строго посмотрел на Васю поверх очков:
- Эй, парень, семки-то отложи, а яблочко подними. С моего сада яблочки, своими руками сажал-выращивал. Не обижай дедушку.
Вася недовольно фыркнул, после чего всё же наклонился и достал из-под кровати своё яблоко.
- Вот и молодец, - похвалил парня Фёдор Иванович. - Как звать-то?
- Ну, Василий. А чё?
- Да, так. Тоже ракету запускал что ли, Василий?
Вася аж передёрнулся, вспоминая, как всё было на самом деле:
- Да не. Мать попросила кастрюлю с супом с плиты на стол переставить… Дура такая. И суп этот дурацкий…
- Не стоит мать обзывать дурой, – сделал замечание Васе Фёдор Иванович и продолжил перекладывать свои вещи в тумбочку. - Ничего, ты парень молодой, здоровый, до свадьбы заживёт.

- Это сколько ж мне ещё терпеть? – спросил в шутку Василий. - Лет так двадцать?
Старик на этот вопрос ничего не ответил – пропустил мимо ушей и посмотрел на Грушу, которого распирало от того, что у него никто ничего не спрашивает.
- Ну, а тебя как звать? - спросил Фёдор Иванович.
- Грушин Виталик, - выкрикнул Груша. - Я в будку электрическую полез с пацанами. Чуть не сгорел, вспыхнул, прямо – пых! Как факел!.. Мы там сигареты прятали. И вот… А вы, дедушка, как здесь очутились?
- О-хо-хо… Да, кастрюлю на себя с кипятком возьми, да опрокинь. Нёс её по коридору, а навстречу – внучок Егорка из зала прямо под ноги порскнул, пострелёнок. Хорошо, хоть на него не попало. Ох, и орали мы с ним! Он – от страха, я – от боли…
Фёдор Иванович достал из тумбочки газету кроссвордов, ручку и лёг на свою кровать.
- Холодища!.. - постукивая зубами и ёжась, пожаловался Груша.
- Это у тебя температура поднимается, - предположил Вася.
- Василий, тут и вправду холодно – жуть как холодно! – влез в разговор Пузырь.
Вася кинул на него злой взгляд и рявкнул:
- Отзынь, щегол! Меньше двери нараспашку оставляй.
- Может, батареи отключили? - заметил Груша.
Вася встал с кровати, подошёл к батарее, дотронулся до неё рукой… и резко отдернул ее.
- Блин! Аж обжёгся, - завопил он. - Не, батареи работают. Это от окна, видать, сквозит.
- Эх, не поверишь, дедуля, как здесь скучно, - простонал Пузырь. - Просто словами не передать.
- Я тебе не дедуля, а Фёдор Иваныч, - произнёс строгим голосом старик, положил газету на тумбочку и переспросил. - Скучно, говоришь?
- Не то слово, - кивнул Данька.
- Ну, чтоб вам не скучно было, может, рассказать вам всяких интересных историй про эту самую больницу? – предложил Фёдор Иванович. - Я здесь раз пять лежал, много чего наслушался. Хотите?
- Ух, ты! Конечно, хотим! – воскликнул Пузырь. - Расскажите, Фёдор Иванович! Пожалуйста!
Вася закинул огрызок под кровать и внимательно посмотрел на старика.
- Страшилки? Или всякая ерунда про диагнозы? – поинтересовался он.
Фёдор Иванович в ответ многозначительно улыбнулся.
- Ну, ребятушки, слушайте, - начал рассказывать свою историю старик, и его глаза засветились каким-то фанатичным блеском. - Давным-давно, лет, может,
тридцать тому назад, привезли в эту больницу одного тяжёлого больного с язвой кишки. Врач его посмотрела, туда-сюда, анализы взяла, и, конечно же, укол поставила. От боли. Лежите, говорит, отдыхайте, а завтра мы вам эту язву заштопаем…. А у этого больного на шее висела малюсенькая коробочка, навроде спичечного коробка, только меньше, конечно. На цепке. А что внутри
лежало – он никому не говорил. Только щупал всё время свою коробочку, проверял – на месте ли. А ночью проснулся он от жуткой боли. Не помог укол-то… Вздулся у него живот, как воздушный шарик, из-за чего бедняга и скончался.
Груша резко сел на постели, достал из тумбочки яблоко и приложил его к правому глазу.
- И это всё, что вы хотели рассказать? Скукотища! Обычное дело для наших больниц. Помер и помер, чего тут страшного?
- Груша, ну чё ты, дай дослушать! – зашипел на Виталика Пузырь.
- Самое интересное впереди, - продолжил свой рассказ Фёдор Иванович. - Вот
лежит он в морге, на цинковом столе, голый, только коробочка на шее…. Патологоанатом эту коробочку увидал, любопытно ему стало - что за вещица? Цепочку с мертвеца снял, и так коробчонку крутил, и эдак – не открывается. Ключик что ли нужен – непонятно. С досады взял он и разломал коробку к чёрту. А она пустая. Плюнул тот врач, повернулся было к трупу, но тут краем глаза увидал…
Старик сделал длинную паузу. Видимо, опытный был рассказчик.
- Чего он увидал? – наконец, вскрикнул любопытный Василий.
- А вот чего. Посыпался вдруг из коробчонки порошок, сыплется и светится, мелкий, как пыль – в воздухе облачком клубится и… Как живое вдруг подплыло это светящееся облачко к врачу – патологоанатому, да на руки ему и осыпься. Он, было, вздрогнул, но боли никакой нет – порошок и порошок. Хотел
смахнуть… И вдруг видит: рука его на глазах начала трескаться и крошиться! Кусочками на пол падает и рассыпается в пыль.
- Вот это да! И что он так весь в пыль и превратился, да? – спросил Пузырь. - Я видел похожее в одном ужастике, там вампир был, его на солнце вытолкнули, и он, прям, сгорел весь и тоже в пыль превратился, только в чёрную, и просыпался весь на пол! А ещё…
- Захлопнись, малявка, - фыркнул на Даньку Вася. - А одежда? Часы? Тоже в пыль? Или как у человека-невидимки?
- Сначала исчезли пальцы, потом вся ладонь, за ней рука по локоть, следом плечо, - всё сильней и сильней заинтересовывал мальчишек своей историей старик. - И, главное всё это медленно так, не сразу, происходило. Накрыл
бедолагу тёмный ужас. Выскочил он в коридор и закричал: «Помогите!» Но его никто не услышал….

7.
Степановна, расположившаяся на кровати у самого окна в двенадцатой палате хирургического отделения, с большим аппетитом уплетала из железной банки сгущенное молоко. Это весёлая полная женщина не могла отказаться от такого удовольствия. И остановиться она тоже уже не могла. Сколько раз она говорила себе, что у неё есть сила воли, когда-нибудь она обязательно возьмётся за себя и жесточайшим образом расправится со своими лишними килограммами. Просто это «когда-нибудь» должно ещё чуть-чуть подождать. Вот запасы сгущенного молока в прикроватной тумбочке закончатся, тогда и будет время задуматься об этом.
- Девоньки, глядите, эта штука на стене растёт, да? Или мне кажется? – встревоженным голосом спросила Степановна, чей взгляд вдруг сфокусировался на стене.
Света, симпатичная девушка с длинными русыми волосами, закрыла книгу и положила её на тумбочку. Она внимательно посмотрела на «ледяную корочку» толщиной с полмиллиметра, которая занимала четверть самой дальней от входа стены. Рядом с «корочкой» стояли два включенных в розетку электрообогревателя.
Не нравилось Свете это странное ледяное образование на стене. Ой, как не нравилось. Мало того, что от него исходил ощутимый физический холод, ещё чувствовалось что-то неприятное, мерзкое - правда, это уже происходило на подсознательном уровне.
Свете казалось, что «ледяная корочка» дышит, чуть-чуть увеличиваясь и сразу же уменьшаясь при этом. Свете было немножко страшно, но она никому не показывала свой страх.
- Степановна, мне такой сон про эту гадость снился… И про вас, между прочим. Если я расскажу, то вы меня убьёте, - сказала Света.
- Ты рассказывай, а я подумаю: убивать тебя или не убивать, - предложила невозмутимая Степановна.
- Степановна, вы лучше её сразу убейте, дуру такую. Вечно метёт, что ни попадя, - засмеялась Ира (ровесница Светки и та ещё модница). - Давайте, её вместе убьём, а? Спасём и себя, и свою психику.
Степановна медленно облизала ложку со сгущёнкой и улыбнулась:
- А пускай рассказывает. Меня в этой жизни ничем не запугаешь. Я столько всякого насмотрелась…. После третьих родов, девоньки, уже ничего не страшно.
- Короче, вы сами напросились! – зловеще произнесла Света. – А приснилось мне, что ночью из этой бяки вылезло что-то… Вернее, кто-то…. Такая типа горилла, только большая и дохлая уже, вонючая, гнилая, да как схватила вас за шею, придушила, как следует, и поволокла за ноги куда-то вглубь стены через эту же ледяную бяку.
- Вот же дурочка! В твоём возрасте не ужастики надо читать, а пособие по камасутре изучать, а то тебе ещё и не такое приснится.
Внезапно открылась дверь и в палату заглянула Алёна – дежурная медсестра хирургического отделения:
- Девчонки, бегом в столовую, - крикнула она. - Обед привезли.

8.

Груша остановился напротив умывальника с зеркалом и стал рассматривать покрасневший правый глаз. Вася нетерпеливо крутился на одном месте, затем, не выдержав, подошёл к Груше.
- Пошли жрать! Сколько можно себя разглядывать? Прямо как девчонка.
- Слушай, такая фигня странная. Бред, в общем. Прикинь, только Иваныч начал рассказывать свою историю, у меня глаз задёргался, - зашептал Груша. - Я даже яблоко приложил, так сильно дёргался... А закончил рассказывать – и глаз сразу успокоился. Вот, думаю, чё это было?
- Такое у всех бывает, но не у всех проходит. Мужайся, твой случай неизлечим, - усмехнулся Вася и хлопнул Грушу по плечу. - Так ты идёшь жрать или нет?

9.

В двенадцатой палате хирургического отделения Магамединов присел на корточки напротив стены, которая частично обледенела. Он осмотрел всю стену сверху донизу. Два обогревателя, стоящие возле этой стены и исправно работающие, никак не влияли на это обледенение. Ледяная корочка покрыла пятнадцать процентов площади стены. Максим Викторович потянулся к ней и почти дотронулся до неё, но его остановил Павел Петрович:
- Осторожно, эта гадость на коже оставляет ожоги. Вот, посмотри, какой у меня волдырь на пальце, - Николаев показал указательный палец левой руки.
- Впечатляет, - кивнул головой Магамединов и стал водить рукой на небольшом расстоянии от ледяной корки, - от этой корочки реально исходит холод, я его чувствую на расстоянии, - сделал своё первое заключение Максим Викторович, достал шариковую ручку и попробовал разломать ледяную пластинку, но у него ничего из этого не вышло.
- Смеёшься, что ли? Мы совковой лопатой скребли, и у нас ничего не вышло, а ты ручкой хочешь.
Магамединов наклонил обогреватель и прислонил его к ледяной корке. Что-то резко шикнуло в ответ, и ледяная корка увеличилась в два раза. Максим Викторович убрал обогреватель от стены и обернулся, чтобы высказать Николаеву кое-какие соображения. Но вместо Павла Петровича увидел невысокую сгорбленную девушку в чёрном платье с вороном на плече. Он рефлекторно отскочил от неё вбок на полметра, а она, смущённо улыбнувшись, заговорила неприятным прокуренным голосом:
- Кто-то стёр тебя из списка смертей. Видимо, у тебя появился сильный покровитель, определи его и наладь с ним связь.
Магамединов протянул руку, схватил девушку за платье и потянул её на себя. Ворон вспорхнул с её плеча и полетел к выходу из палаты.
- Кто ты такая? - спросил Максим Викторович.
- Я не такая, я такой. Что за шутки у тебя, Максим?
Заведующий терапевтическим отделением увидел, что держит не девушку за платье, а своего друга за лацкан пиджака.
- Бредятина какая-то! – изумленно пробормотал Магамединов.
- И я о том же, - согласился с ним Николаев.

10.

Лифт остановился на втором этаже восьмиэтажного здания больницы. Из него в вестибюль терапии вышла Аллочка, старшая медсестра этого отделения, с разрисованной папкой «Дело» в руках, повернула в левое крыло и медленно зашагала по длинному коридору. Одна её походка чего стоила! Стройные, загорелые ноги, плотненькие полумесяцы её ягодиц сводили мужчин с ума. Они сразу же оборачивались, когда она проходила мимо них.
Аллочка прошла мимо своего кабинета и постучалась в каморку Погодина.
- Минуточку! Подождите, сейчас открою! – раздался из-за двери взволнованный голос Петра Алексеевича.
- Петя, это я, - громко, никого не стесняясь, произнесла старшая медсестра.
- Иду-иду, Аллочка! – крикнул Погодин.
Раздался скрежет ключа, и в проём дверей выглянул Погодин.
- Ты одна? – спросил он.
Аллочка легонько толкнула Погодина в каморку, и он отступил на шаг назад. Аллочка вошла вслед за ним в небольшую комнату без окон с письменным столом и большой длинной кроватью.
- Нет… Я взяла пару подружек, чтобы нам с тобой было веселей.
Аллочка закрыла за собой двери и кинула разрисованную папку на табуретку, стоящую в углу. Погодин грустно посмотрел на то, как обращаются с его творениями и спросил:
- Ну как, прочитала? Интересно хоть было?
- Петенька, не всё сразу, - расстегнула верхние пуговицы белого халата Аллочка.
- Ох! Опять наше общение начинается с секса, - мучительно вздохнул Погодин. - А поговорить?
- Нет, дорогой, со мной этот номер не пройдёт! – прошептала возбуждающим голосом Аллочка.

11.

Груша и Василий зашли в столовую – просторную комнату, в которой в два ряда стояли столы. Один ряд располагался у окна, другой – у стены. Несколько столов было занято обедающими больными.
Груша и Василий стали с подносами в очередь возле раздаточного окошка. Груша косо посмотрел на Фёдора Ивановича, который весело, с хохотом, рассказывал что-то женщине, сидящей напротив него.
- Слушай, Васька, а наш старикан, ну, Фёдор Иванович, странный всё же, да? – тихо заговорил Груша. - Что-то мне в нём не нравится, но что – понять не могу. - Да ему сто лет в обед, сам подумай. Склероз, маразм, все дела, - ответил в своей манере Вася.
- Ага. Ишь, как ржёт, - стоял на своём Груша. - В его возрасте люди стараются лишний раз не волноваться… А он... Нет, ты погляди, он к ней подкатывает, что ли? Во даёт!
Василий посмотрел на Фёдора Ивановича. Старик вырисовывал рукой какие-то зигзаги в воздухе, а женщина смеялась и с восторгом смотрела на него.
- Ай! Не говори глупости, - не согласился с доводами Груши Вася. - Люди разные бывают, а этот Фёдор Иванович просто великолепный рассказчик. Фантазия бьёт из него ключом, и он выплёскивает её наружу.
- Согласен, рассказчик он неплохой, - вздохнул Виталик.
Перед Василием стоял толстый мужик, трико на его заднице висело так, что была видна половина этой задницы. Василий уставился на эту страшную волосатую задницу и несколько мгновений смотрел на неё, затем отвернулся и шепнул на ухо Груше:
- Груша, глянь, у мужика между булок газета торчит!
- Фу, козлина!!! – округлил глаза Груша. - Сам смотри!!!
Василий не удержался и громко захохотал. Груша улыбнулся, посмотрел по сторонам, затем на волосатую задницу и начал тоже хохотать, из его глаз потекли слёзы.
- Что случилось? Что с тобой? – не переставая смеяться, спросил Грушу Василий.
- Ничего-ничего, - хохотал Груша и никак не мог успокоиться. - Я попрошу, чтоб он тебе эту газетку дал почитать…
- Спасибо, но не надо! – замотал головой Вася. - Я газеты не читаю…
Толстый мужчина с полным подносом отошёл от раздаточного окошка. Василий просунул лицо в окошко и улыбнулся поварихе-раздатчице:
- Мне два вторых… Супа не надо. И мяса положите побольше.
- И черпаком по голове, если хочешь, я добавлю, - шутливо замахнулась на него черпаком повариха. - Чтоб не совал её куда не надо.
Тем временем Груша кинул взгляд на удаляющегося с полным подносом толстого мужика, а затем на Фёдора Ивановича. Тот эмоционально жестикулировал руками и вдруг задел пустую тарелку - та полетела со стола. Фёдор Иванович, продолжая жестикулировать левой рукой, правой ногой легонько подбил вверх тарелку, та изменила направление полёта и полетела вверх. Фёдор Иванович правой рукой схватил её и поставил обратно на край стола. И, как ни в чём, ни бывало, продолжил рассказ. Женщина добродушно улыбалась и кивала головой, слушая его. Она ничего не заметила.
Василий с полным подносом в руках двинулся к свободному столу. Из раздаточного окошка выглянула повариха-раздатчица:
- Эй, молодой человек, ты чего там зазевался. А ну-ка кончай мух считать, бери суп и второе, и не задерживай других.
- Извините, - повернулся к ней с открытым ртом Груша.

12.

Погодин добросовестно отработал то, чего от него так хотела Аллочка. И теперь они вдвоём лежали на его любимой кровати, прикрывшись одеялом.
- Блин, я так спать хочу, - зевнула Аллочка.
- Так спи себе спокойно. Кто тебя здесь искать будет? – прошептал Пётр Алексеевич и поцеловал Аллочку в щёчку.
- Нет, я так не могу, – не согласилась медсестра, приподнялась и села в постели, оголив большую красивую грудь. - Мало ли что там делается, а потом я крайняя буду? Пойду. Хорошего понемножку, котик.
Погодин, почувствовав, что на этом сейчас всё их общение и закончится, жалобно проскулил:
- Аллочка, солнышко, хоть скажи, как тебе мои рассказики?
- Нормально, – пожала плечами Аллочка.
- А конкретнее? Понравились они тебе? – не сдавался Погодин.
- Да, кое-что. Но большинство, прости, примитив, - ответила его любимая и стала быстро одеваться.
- Да? Это, какие, например? – нахмурился Погодин.
- Котик, давай в другой раз, а? Мне, правда, бежать нужно уже, - попыталась избежать ненужного разговора старшая медсестра. - Ну, не примитив, извини,
дурацкое слово. Хорошие, хорошие рассказики. Я даже увлеклась, сама не заметила, как всю папку прочла. Петенька, ты жуть какой талантливый, честное слово! Ты же знаешь. Я никогда не вру.
- Спасибо тебе, милая, за честную критику, - успокоился Погодин и погладил Аллочку по спине.

13.

Фёдор Иванович встал из-за стола и галантно поклонился своей собеседнице.
- Благодарю за компанию, сударыня! – громко произнёс он.
- Да ну что вы! Это вам спасибо, вы так интересно всё рассказываете,- улыбнулась яркой и добродушной улыбкой женщина.
Довольный комплиментом Фёдор Иванович поставил свои тарелки на тележку для грязной посуды и вышел из столовой. И только после этого женщина посмотрела на свои тарелки и поняла, что ни к чему так и не притронулась. Она взяла ложку и стала есть суп. Внезапно из её носа в тарелку закапала кровь.
Женщина, не совсем понимая, что с ней происходит, приподнялась из-за стола, её повело немножко в сторону, и она, задев стол, упала на пол.
Из-за соседнего стола вскочил толстый мужчина.
- Эй! Что с вами?! – закричал он. - Врача сюда! Женщине плохо!
Груша, приподнявшись на носочки, посмотрел через плечо Васи на женщину, которая лежала на полу и дёргалась в судорогах.
- Видал?! – зашептал на ухо Виталик Грушин Васе. - Иваныча послушала – и
брык с копыт!
- Ага. Хорош заливать! - ответил Василий. - У тётки эпилепсия, к гадалке не ходи.

14.

В шестнадцатой палате терапевтического отделения стало ещё холодней. Сарнацкая отложила в сторонку газету и накрылась одеялом. Неприятное чувство тревоги накрыло её тело мурашками. Она чувствовала, что что-то не так, что за всем этим холодом стоит жуткий могильный мрак. И пожилая женщина вдруг подумала, - а что, если она чем-то серьёзно больна и ей уже не суждено быть выписанной из этой больницы?..
- В таком жутком холоде мы точно схватим воспаление, - нехорошо закашляла Мария Ивановна. - У меня уже кашель, гляди! А никто даже не чешется….
- Да, кому мы нужны, Мария? – ответила на её реплику Чеславовна. - Кто об нас думать-то будет?
- Значит, пойдём жаловаться к главврачу, - решила Сарнацкая, и от этого решения на душе у неё стало немного спокойней.
- Ой, не знаю. Его, поди, и нету уже…. - закряхтела Чеславовна.
- Да здесь он. Видела его сейчас в коридоре. Надо пойти… - покосилась на Чеславовну Мария Ивановна. - Ох, что-то сердце прихватило… Чеславовна, сама сходишь, а? Тем более, я уже Максиму Викторовичу, жаловалась…
Чеславовне это идея не понравилась, и она отмахнулась от неё рукой:
- От меня одной большого толку не будет. Тебе, скажет, старушонка, на тот свет уже пора, а ты всё жалуешься. О-хо-хо. Сейчас наши молодухи вернутся с покурилок, мы их и отправим воевать.
В палате раздался какой-то неприятный шелест. Сарнацкая посмотрела по сторонам, но не смогла понять, где это шелестит.
- Чеславовна, ты это слышишь? – встревоженным голосом поинтересовалась пожилая женщина.
Чеславовна кинула взгляд на Сарнацкую, а потом на стенку за её спиной и увидела, как с маленькой ледяной точечки разрастается небольшая ледяная корка.
- Мария, что это у тебя за спиной? А? – спросила шёпотом испуганная Чеславовна.
Сарнацкая медленно обернулась и, расширив глаза от ужаса, стала смотреть на то, как разрастается ледяная корочка.
- Никогда такого не видала! – произнесла она.
- Ахти, Господи! Что за напасть?! – запричитала Чеславовна.
- Нет, я на этой кровати больше спать не буду! – Сарнацкая спрыгнула на пол, свернула свои матрас и одеяло и перенесла их вместе с подушкой на свободную кровать.
Чеславовна тоже встала с кровати и сразу же направилась к выходу из палаты.
- Пойду Максима Викторовича звать, - пролепетала старушка. - Что ж такое делается?
Сарнацкая мгновенно перестала возиться с перемещением постелей и кинулась вслед за Чеславовной:
- Подожди, я с тобой!
- А сердечко твоё как же? Сама-то идти сможешь, я-то тебя не дотащу, - подколола Сарнацкую старушка.
- Уже всё в порядке, Чеславовна. Я здесь одна ни за что не останусь.

15.

- Алло, - услышал голос жены Максим Викторович и присел на стол в своём кабинете.- Приветик! - улыбнулся он в трубку. - Ты уже доехала домой, солнышко?
Катя села в коридоре своей квартиры на пуфик, левой рукой перехватила трубку домашнего телефона, а правой стала снимать сапог с ноги.
- Нет, застряла в лифте, - ответила она.
- Как застряла? – вскрикнул Магамединов.
- Дурачок, ты же на домашний звонишь, - засмеялась в ответ Катя.
- Блин, вечно ты со своими шуточками, - буркнул Максим Викторович.
Катя сняла с ноги второй сапог и встала с пуфика.
- Максимушка, что тебе на ужин приготовить?
- А пельмени остались ещё?
- Вот за что тебя люблю, дорогой, так это за неприхотливость, - защебетала Катя. - Остались, остались. Тогда я сделаю к ним вкусный соус с чесноком, как
ты любишь. Ты скоро?
- Уже лечу! - крикнул Магамединов. - Мне в магазин за хлебом заскочить?
- Не надо. Нигде не задерживайся! Сразу прямиком домой. Иначе я съем соус и
пельмени сама.
- Слушаюсь, мой генерал! Буду через полчаса и не минутой позже.
Магамединов положил трубку на телефонный аппарат. И сразу же в его кабинет без стука ворвались Чеславовна и Сарнацкая.
- Знаете что, Максим Викторович, мы требуем, чтоб нас перевели в другую палату! – сходу пошла в наступление Сарнацкая. - Мы такие условия терпеть больше не собираемся! Я вам ещё утром говорила, и потом, на обходе….
- Да, да! Максим Викторович! – вякнула следом Чеславовна.
Магамединов слез со стола и сделал шаг в сторону женщин.
- Мария Ивановна! Софья Чеславовна! Не волнуйтесь, мои дорогие, вам вредно!
Куда ж я вас, миленькие, всех переведу? У нас все до одной палаты заняты больными. Почти каждая койка.
Глаза Сарнацкой стали наливаться кровью, и она завопила:
- Вы бы видели, что у нас на стене появилось!
Магамединов с серьёзным выражением лица посмотрел на Сарнацкую и несмело спросил:
- Что-то похожее на ледяную корочку?
- На шипящую курочку, - прошептала Чеславовна.
На лице Марии Ивановны появилось удивление, и она захлопала ресницами, как девушка-кокетка:
- А вы откуда это знаете, Максим Викторович?
- Долгая история, - нетерпеливо махнул рукой Магамединов.
- А нам торопиться некуда, доктор, - заверила его Сарнацкая.
- Пропали мои пельмени, - обречённо вздохнул Магамединов. - Опять их холодных придётся отлеплять друг от друга.

16.

В двенадцатую палату ожогового отделения проник свет луны. В палате все спали, кроме Груши. Виталик ворочался с боку на бок - никак не мог заснуть. Чувствовало его сердце приближение беды. Перед его глазами до сих пор стояло лицо женщины, которая умерла на полу в столовой. Ему показалось, что она так и не поняла, что с ней произошло.
Во всём виноват ОН – этот мерзкий старик. Груша был уверен в этом. Так же, как он был уверен в том, что Фёдор Иванович вызывает неприятные боли в головах людей, которым он травит свои байки.
А может, это всё глупости? Напридумывал он сам себе чего-то непонятного. Груша повернулся на левый бок и посмотрел на Фёдора Ивановича. Старик сразу же открыл глаза, и юноша вздрогнул. Фёдор Иванович уставился в потолок.
- Ты чего не спишь, Виталик? – спросил он тихо.
- Не спится что-то, - ответил Груша, и в эту же секунду в палате раздался какой-то неприятный шелест.
- Что это? А? – приподнялся в постели Груша и натянул на себя одеяло.
Шелест не прекращался. Груша стал крутить в темноте головой по сторонам.
- Мышка, наверное, где-то завелась, - спокойным голосом сказал старик.
Шелест раздавался всё громче и громче. Виталик весь сжался в ожидании чего-то страшного.
- Эй, а она где-то рядом с вами ползает, - зашептал Груша.
- Ну и пускай, ползает. Я мышей не боюсь.
- А если это крыса? – нагонял сам на себя страху Виталик.
- И крыс я не боюсь. Пускай они меня боятся, - гаркнул Фёдор Иванович, высунул руку из-под одеяла, приподнял стул и с грохотом опустил его на пол. - А ну, пошла, тварь, отсюда!
Шелест мгновенно затих.
- Вот так вот, Виталик, никогда ничего не надо бояться, - гордо произнёс старик.
- А кто вам сказал, что я боялся? – уже более спокойным голосом заговорил Груша. - У меня просто, что мыши, что тараканы вызывают дикое отвращение.
- А пауки? – спросил, улыбаясь в темноте, Фёдор Иванович.
- Не, пауки мне по барабану, – ещё более смелым голосом заявил Виталик.
- Тогда, давай, я тебе про пауков что-нибудь интересное расскажу, - предложил неугомонный дедуля.
- Нет! – вскрикнул юноша. - Не надо мне ничего рассказывать!

17.

Следующим утром, после разговора по телефону с женой, Магамединов пил чай в компании Кругловой и Погодина.
- Елена Степановна, послушайте интересную историю, которую я придумал вчера вечером, - начал, было, Пётр Алексеевич.
- Убью, Погодин, и глазом не моргну, - быстро предупредила Круглова.
- Она не страшная. Вот послушайте и посмейтесь.
Магамединов незаметно для всех включил диктофон на запись и подбодрил завхоза:
- У тебя есть десять минут. Если успеешь, то рассказывай.
- Я за три успею, - обрадовался Погодин.
- Погодин, время пошло, - крикнула Круглова и посмотрела на настенные часы, - Регламент!
- Слушайте! Приспичило как-то одному мужику ночью на работе по большому в туалет, - начал рассказывать свою историю Пётр Алексеевич. - Сел он на унитаз, взял газетку в руки и поднатужился. Вдруг в туалете погас свет. И как
только он погас, мужик услышал неприятный шелест и скрип, словно что-то тёрлось об керамику внутри унитаза. Он уже решил встать и пойти включить свет, но тут из самых глубин унитаза выскочила чёрная блестящая рука и схватила его за яйца.
- За что? За яйца? – покатился со смеху Магамединов. - Ты не торопись, ты с чувством, с расстановкой рассказывай. Подробно. Если что, я тебе пяток минуточек накину.
- Не перебивай! – отмахнулся Погодин. - Короче, затянула эта рука почти всего мужика внутрь унитаза. Утром в туалет заходит другой чувак, расстегивает ширинку и уже готов поливать…
Погодин покосился на Круглову. Та нисколечко не улыбалась. Он продолжил:
- Но внезапно раздаётся громкий голос: «Молодой человек, вы, пожалуйста, перейдите в другую кабинку». Чувак вмиг всё перехотел, вниз глянул, а там, прямо из унитаза, голова человеческая выглядывает! Глаза печальные такие. И эта голова ему говорит: «Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, перейдите, а».
Магамединов не просто смеялся – он плакал от смеха, держась за живот. Круглова, не разделяя его веселья, укоризненно произнесла:
- Как вам не стыдно, Пётр Алексеевич, такие пошлости рассказывать?
Резко открылись двери в кабинет Магамединова, и с порога закричала Аллочка:
- Максим Викторович, у нас умер больной, который поступил вчера днём! Ну, тот, с коробочкой на шее….
- Этого мне ещё не хватало! Как умер?! Из-за чего? – подскочил Магамединов, и, не дожидаясь ответа, выскочил из своего кабинета.

18.

Круглова выбежала вслед за Магамединовым. Это же её больной. Какой ужас! Неужели она допустила врачебную ошибку? Да нет, не может быть, она была абсолютно уверена, что он не нуждался в срочной операции.
За Кругловой увязался Погодин.
- Ужас! Ужас! Неужели я ошиблась?! – испуганным голосом заговорила Елена Степановна, - Не может быть! Диагноз… В диагнозе я уверена… Стандартная ситуация, и до начала обследования никто никогда не умирал!
- Классная фраза, надо запомнить: «до начала обследования не умирал». В этом слове «обследование» есть что-то такое злое и мрачное….
- Погодин, заткнись, я тебя умоляю! – взвыла Круглова.
Круглова и Погодин влетели в палату, в которой умер больной, и увидели пренеприятное зрелище: покойника распёрло так, что он увеличился, чуть ли не в два раза.
- Вот это жесть! – обалдел Погодин.
- Историю его болезни – срочно в мой кабинет! - крикнул заведующий отделением Кругловой и сразу же для себя отметил, что у больного в подмышках - большие красные пятна.
- Аллочка, разберись кто, какие и сколько ему уколов вчера делал, - обратился он к старшей медсестре. - Значит так, распорядись, чтобы его доставили в лабораторию морга. Я подготовлю для вскрытия историю болезни и скоро буду сам.
Магамединов вышел из палаты и по мобильнику позвонил дежурному врачу-патологоанатому.
- Что стряслось, Магамединов? – раздался в мобильном телефоне голос Воронина. - Давненько ты мне не звонил.
- Игорь, твоя сегодня смена?.. – закричал в мобильник Магамединов. - Короче, больной у меня сегодня умер. Пока не пойму из-за чего. Есть подозрения на передозировку или непереносимость лекарства. Я поднимусь за визой к главврачу и часам к десяти буду у тебя.
- Хорошо, буду ждать тебя. Кто лечащий? – спросил Воронин.
- Круглова, – тяжело вздохнул Максим Викторович.
- Да… Потреплют Ленке сегодня нервы.
- Что поделать, никуда от этого не денешься, - напоследок произнёс Магамединов и отключился.

19.

- Вы когда-нибудь такое видали? - спросил Груша у заведующего ожоговым отделением Дмитрия Антоновича Кожало и показал пальцем на небольшую ледяную корочку, образовавшуюся на стене прямо над кроватью Фёдора Ивановича.
Дмитрий Антонович, не долго думая, дотронулся до ледяной корочки, та шикнула и обожгла его палец.
- О, чёрт, больно! – вскрикнул Кожало.
- Это появилось сегодня ночью, - сообщил Груша.
Заведующий ожоговым отделением поправил очки на носу и внимательно стал рассматривать неизвестное науке ледяное образование:
- Не поверишь, парень, но эта гадость может стать отличным материалом для целой научной диссертации. Ты пока больше никому про неё не рассказывай.
Виталик кивнул и спросил:
- Дмитрий Антонович, а когда меня выпишут домой?
Кожало посмотрел на Грушу и пожал плечами.
- А ты спроси у своего лечащего врача, - ответил он. - Я думаю, не раньше, чем через неделю.
- Ясно… А в эту пятницу никак нельзя? – с надеждой в голосе поинтересовался парень.
- Доживём до пятницы, там увидим, - сказал ему заведующий.

20.

Борис Анатольевич с металлическим кейсом в руках остановился возле дверей процедурного кабинета, посмотрел по сторонам и зашёл в кабинет.
Положил кейс на стол и открыл его. В кейсе лежали несколько металлических и стеклянных ампулок с каким-то веществом, бутылочка с яркой розовой жидкостью, респиратор и пачка долларов.
Беленький положил пачку долларов в карман белого халата, надел на лицо респиратор, на руки – перчатки и взял из шкафчика со стеклянными дверками одноразовый шприц. Он открутил маленькую крышечку на металлической ампуле и заполнил шприц, затем внимательно осмотрел содержимое шприца и выдавил лишний воздух.
Внезапно в его кармане зазвонил мобильный телефон. Беленький вздрогнул и поднёс телефон к уху. Оттуда раздался слабый голос:
- Борис Анатольевич, как продвигаются наши дела?
Беленький опустил респиратор на шею и ответил:
- Очень медленно, господин мэр.
- Вы ведь понимаете, что я не могу ждать, – еле выговаривая слова, произнёс мэр. - Любая задержка может привести к непоправимым последствиям.
- Я здесь ни причём, – заявил Борис Анатольевич. - Мне не даёт спокойно работать мой прямой начальник – Магамединов Максим Викторович, заведующий нашим отделением.
- Хорошо, я решу эту проблему в течение нескольких ближайших часов, - сказал мэр.
- Уж постарайтесь! – рыкнул Беленький, отключился и положил мобильный телефон в карман. Затем бросил заполненный шприц в металлический кейс, закрыл его и тихо вышел из процедурного кабинета.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, в романе 12 частей.
Жду проверки модератора, вдруг он скажет, что я делаю что-то не так.

[K.H.Hynta]

Теперь всё правильно: одно произведение - одна тема. Можете продолжать.

[Булахов Александр]

ГЛАВА ВТОРАЯ. Абсолютная тишина

1.

Когда все нормальные люди позавтракали и уже забыли про это, в столовую ворвался Вася и закричал в раздаточное окошко:
- Ой, тёть Наташа, дайте чего-нибудь поесть, а? А то останусь голодным до самого обеда! У меня причина уважительная, чесслово! Я кровь сдавал!
- Что ж с вами, голодными монстрами, делать? Всё лезете и лезете один за другим, - выглянув в окошко, раздражённо буркнула повариха-раздатчица.
- Я последний такой, правда! Ем много, но тихо. Почти не чавкаю, – жалобно заскулил Василий. - И не вампир, как некоторые тут… в белых халатах. Столько крови выкачали из меня – не поверите, думал, всё, приплыл, по стеночке ходить буду.
- Весёлый ты парень, Васька, – грустно улыбнулась тетя Наташа, которая всё утро ждала чего-то очень плохого, а чего и сама не могла понять. - Ладно, покормлю тебя, так уж и быть.
Она положила на тарелку рисовую кашу и парную котлету, налила чай в стакан.
- Ничего, что чай холодный? – спросила она и мысленно поблагодарила Василия за его всегда весёлое настроение, передавшееся и ей.
- Какой есть, - махнул рукой Вася. - Лишь бы с сахаром. Спасибо, тёть Наташа!
Повариха-раздатчица поставила тарелку с едой и стакан чая в проём окошка. Вася взял всё это и сел за ближайший стол, лицом к раздаточному окошку.
И в этот же момент в столовую вошёл Фёдор Иванович. Бедный парень чуть не подавился. Он сразу же почему-то вспомнил все те бредни, что ему рассказывал Груша. И женщину, которая крутилась здесь на полу и умерла на его глазах, так и не дождавшись помощи врачей.
- Эй, красавица, покушать у тебя есть что-нибудь? – заглянул в окошко Фёдор Иванович.
- О, ещё один, – хохотнула повариха. - А ты, Васька, говорил - последний такой.
Тётя Наташа кинула взгляд на перебинтованную шею и грудь Фёдора Ивановича и вскрикнула:
- Ой, дедушка! Как же это вы так? Я мигом… вам сейчас всё положу…
- Да я уж рассказывал, - очередной раз принялся объяснять старик. - Внук под ноги мне выскочил, когда я кастрюлю с кипятком по коридору нёс.
Повариха-раздатчица поставила тарелку с кашей и парной котлетой в проём окошка и подмигнула Фёдору Ивановичу:
- Понятно… А вы дедушка, небось, любите по коридору гулять с кипятком в кастрюльке, да?
- Ну, дак, а чего не прогуляться? – радостно загудел старик. - Наше дело стариковское. Ноги размять… А чем мне ещё заняться в мои года? Может, ты,
красавица, подскажешь?
Повариха налила в стакан чай и поставила его рядом с тарелкой.
- Да какая из меня советчица? – произнесла она, мысленно ругая себя за мрачное настроение. - Если вам это занятие так нравится, прогуливайтесь себе на здоровье. Слова никто не скажет. Только под ноги себе смотрите.
- А я тебе свой адресок перед выпиской подкину,- улыбнулся Фёдор Иванович. - Приходи в гости, вместе прогуляемся, у меня кастрюлек мно-ого!
- Ох, дедушка, да вы ходок, что ли?! – улыбнулась в ответ тетя Наташа.
Фёдор Иванович с хохотком забрал тарелку с чаем и подсел за стол к Васе.
- Доброе утро, Иванович! – поздоровался Василий.
- Привет, Василий, – ответил старик.
Вася быстро допил остатки чая из стакана и встал.
- Приятного вам аппетита,- произнёс он.
- Да, не спеши ты, Василий,- сказал Фёдор Иванович и взглянул прямо в глаза парню. - Посиди со мной… Кашу свою доешь….
Вася нехотя сел обратно. В висках его застучало.
- Хм… Да какая-то она сегодня невкусная, - хмыкнул Вася.
- Ты мне вот что скажи, друг ситный, - наклонился к нему мерзкий старик. - Чего это Груша на меня постоянно пялится?
Вася подумал несколько секунд и хитро улыбнулся:
- Как это вам объяснить? Он дедофил. Короче, это… неровно дышит ко всяким там дедушкам.
- Эх, Василий, - наигранно вздохнул Фёдор Иванович. - Обормот! Кто так шутит?
- Ха-ха! Купились, да? – засмеялся Вася. - Пардоньте, как говорится.
- Так и быть, извиняю. А на вопрос мой ты так и не ответил.
- Ладно, я вам по секрету скажу, – наконец-то без своих шуточек ответил Василий, и мерный стук в его голове прекратился. - У Груши чердак реально поехал. Он думает, что вы не человек, а этот…
- Кто? – резко переспросил старик.
- Нуу… Типа демон, что ли, - выпалил на одном дыхании Вася.
Фёдор Иванович отломил ложкой полкотлеты, быстро её прожевал и запил чаем.
- С чего это ему такие глупости в голову лезут? – спросил он.
- Сначала у него глаз вдруг задёргался, когда вы начали рассказывать свою историю, - начал объяснять Василий. - Потом тут в столовой тётка задёргалась в приступе эпилепсии и умерла на полу, после того, как вы ей что-то интересное рассказали и ушли… Вот он и сделал свои выводы.
- Вот идиот! – воскликнул старик. - Это же случайные совпадения…

2.

Заведующий хирургическим отделением Павел Петрович Николаев подошёл к посту дежурной медсестры и протянул Алёне журнал учёта лекарственных препаратов.
- Спасибо, Алёна! Передайте ночной медсестре Марьяновой - я ей делаю строгий выговор, - раздраженным голосом произнёс он.
Алёна испуганно посмотрела на Николаева и спросила:
- А что случилось?
- Больному из шестой палаты ни одного обезболивающего укола не сделала. Бедняга на стенку лез, - разгневанно зарычал Павел Петрович.
- Как же она могла? – осуждающе вскрикнула Алёна.
- Да очень просто. Закрылась где-нибудь в процедурном кабинете и прохрапела всю ночь, - высказал своё предположение Николаев. - Плевать ей на человеческую боль, свой сон дороже!
- Гнида, одним словом! - искренне возмутилась Алёна. - Уж я ей передам, не волнуйтесь! И от себя добавлю.
Открылись двери и в хирургическое отделение с лестничной площадки вошли две женщины: медсестра из приёмного покоя и новенькая больная.
Николаев аж весь расцвёл, когда увидел новенькую, которую оформляли в палату номер двенадцать его отделения. Красивых женщин в своей жизни он видел много, но в этой было что-то особенное, она каждой клеточкой своего тела звала, манила к себе. Его одинокое сердце защемило в груди, а сам он чуть не заскулил у всех на виду. Павел Петрович пожирал жадным взглядом её длинные шикарные тёмно-русые волосы, коричневые брови, большие гипнотизирующие голубые глаза, маленький острый носик и тоненькие малиновые губы. Он восхищался её прекрасным стройным телом, изящными руками, походкой и манерой разговора, её сильным властным голосом и сексуальностью, выражавшейся в каждом движении, возгласе, в дыхании, в шелесте длинного халата – во всём, что было связанно с ней.
Только вот одна беда: ножку волоокой красавицы портила небольшая опухоль. И Павел Петрович мысленно начал молиться, что бы это был не рак. Нельзя отдавать на съедение этому гнусному членистоногому такую сказочно-красивую женщину.
- Принимайте новенькую, - обратилась медсестра из приёмного покоя к зачарованному Николаеву.
- М-м, - не совсем понимая, что от него хотят, произнёс Павел Петрович.
- Знакомьтесь, это наш заведующий, - выручила его Алёна.
- Мы…гу, - радостно затряс головой Николаев.
Новенькая смущённо улыбнулась Николаеву.
- Пойдёмте, я вам покажу, где ваша палата, - тяжело вздохнула Алёна. Из-за спины Николаева она развела руками, а затем покрутила пальцем у виска, мол, простите, наш заведующий немного не в себе.
Все три женщины дружно засмеялись. Алёна взяла новенькую больную за руку и повела по длинному коридору к её палате.

3.

В это время в двенадцатой палате хирургического отделения было совсем невесело:
- Умереть можно со скуки, - умирающим голосом произнесла Ира. Она стояла у окна и смотрела на пустынную улицу.
- Больно долго ты умираешь. Кровать задерживаешь, - заметила Света с кровати, на которой она сидела, подтянув колени к подбородку.
- Ей ещё минимум две недели умирать, - констатировала Степановна, ковыряясь зубочисткой в зубах.
- Он вчера даже не позвонил, даже не спросил как у меня дела, - срываясь на слёзы, сказала Ира.
- Не переживай, сегодня обязательно позвонит, - успокоила её Света.
- А если нет? – заныла Ира.
- Ира, так нельзя! – влезла в разговор Степановна. - Из-за ерунды себя накручиваешь. Съешь чего-нибудь сладкого и подумай о хорошем.
- Может, нам с ним ребёнка завести? – сказала Ира.
- Дура, тебе же сказали: сначала слопай конфету, - рявкнула на неё Света.
- Ира, если он тебя не любит, ребёнком ты его не удержишь. Уж поверь…- доходчиво объяснила Степановна.
Заскрипели двери, и в палату вошла новенькая больная, она обвела всех взглядом и дружелюбно улыбнулась.
- Здравствуйте, меня зовут Анна, – произнесла она своим чудесным голосом.

4.

На пятом этаже в одиннадцатой палате урологического отделения собралась интересная компания. В палате стояли четыре кровати. На той, что находилась ближе к окну с левой стороны палаты, лежал Андрей – мужчина лет тридцати, на второй, что ближе к входу, располагался Олег Олегович – бородатый мужик, возраст которого определить было сложно. На третьей, ближе к окну с правой стороны, лежал Александр Евгеньевич – лысый очкарик интеллигентного вида. На четвёртой кровати никто не лежал – она ждала нового больного.
Все трое мужчин смотрели маленький цветной телевизор, который стоял на тумбочке Олега Олеговича. По телевизору шли новости спорта. Александр Евгеньевич крутился на одном месте. И всё ему было неудобно. В конце концов, он не выдержал, резко сел в кровати, опустил ноги на пол и сунул их в тапки.
Андрей и Олег Олегович молча уставились на него.
- Не люблю лежать в больницах, – пожаловался Александр Евгеньевич. - Меня от бездействия начинает душить депрессия.
Олег Олегович посмотрел на Александра Евгеньевича долгим изучающим взглядом, поднялся с кровати и сделал громкость телевизора чуть тише.
- А давайте в карты поиграем, - предложил он. - В «дурня», например.
- На интерес? – вяло спросил Андрей.
Олег Олегович ещё раз внимательно посмотрел на Александра Евгеньевича и неуверенно произнёс:
- Давайте на деньги, только ставки сделаем минимальными.
- А что – это идея! – глаза Александра Евгеньевича моментально загорелись живым огоньком. – Будет, о чём вспомнить. Давайте сходим к банкомату, снимем тысяч по десять и устроим рубиловку в покер. Ну, как вам
такое предложение? Слабо?
- Кому слабо? – искренне удивился Олег Олегович. - Для меня десять тысяч – это пыль. Можно сразу и по тридцать снять.
Андрей проглотил ком, подступивший к горлу и заявил:
- Стойте-стойте, господа миллиардеры! По двадцать тысяч и хватит. Давайте удерживать свой азарт в рамках разумного…

5.

Из-за скуки Ира и Света устроили Анне допрос. Они уставились ей в глаза, как прокуроры, и по очереди мучили бедную женщину вопросами.
- А кем вы работаете? – задала Ира двадцатый по счёту вопрос.
- Я работаю учительницей музыки и пения в школе, - спокойно ответила Анна.
- И, как, дети вас морально не достают? – следом напала Света.
- А меня достать трудно. Со своим терпением и опытом я любого ученика к ногтю прижму, - без эмоций ответила женщина.
- Короче, вы крутая училка. – подвела итог Ира.
- Совершенно верно, - кивнула ей Анна.
Степановне, которая сидела на стуле возле своей тумбочки и намазывала шоколадный крем на четыре кусочка нарезанного батона, все эти тупые вопросы надоели и она, облизав пальцы, испачканные в крем, предложила:
- Кто хочет, берите батон с кремом.
Ира быстро встала с кровати, схватила два кусочка, и один из них протянула Свете.
- Спасибо, - сказала Света Степановне и Ире.
- Анна, берите и вы, - произнесла грустным голосом Степановна, ужаснувшись в душе, как много сразу желающих нашлось на её лакомства. Она ведь только предложила. А голодные девки мигом накинулись, будто их дня два не кормили.
- Спасибо, не хочу. У меня аппетита что-то вообще нет, - отказалась от предложения Анна.
- Моё дело предложить, - ответила на отказ Степановна.
В палате наступила тишина. Все, кроме Анны, молча, жевали батон с шоколадным кремом. Ира достала из тумбочки бутылку минеральной воды, сделала несколько глотков и подала бутылку Свете.
Анна вновь обвела всех взглядом и улыбнулась своей обаятельной доброй улыбкой:
- Вы меня извините… У вас такие лица тоскливые. Скучно здесь, да?
- Так оно и есть. Ещё пару дней и я застрелюсь от скукотищи, - ответила ей Света.
- Год назад я уже лежала в этой самой больнице, - заговорила Анна. - Как-то раз
одна очень пожилая женщина рассказала мне странную историю…. Сама я в такие дела не верю, но… вспоминала об этом часто. И вот опять сюда угодила. А рассказала она мне вот что. Якобы, однажды, давным-давно…
Анна на секунду замолчала, а затем продолжила:
- В кабинет главврача этой больницы - я даже запомнила, как его звали, Хлебников Иван Сергеевич, - постучался и зашёл молодой парень, который
увлекался практической магией. Он рассказал главврачу, что в больнице появилась некая нехорошая субстанция, и возникла она не просто так, а
из-за его глупых магических опытов.
Анна обеспокоенно посмотрела на своих слушателей.
- Извините… Вам хоть интересно то, о чём я рассказываю? – спросила она.
- Конечно, интересно, - ответила Света.
- Коли начали рассказывать, теперь уж дуйте до конца, - вякнула Ира.
- Так вот, и попросил этот студент разрешение у главврача на то, чтобы провести в больнице несколько обрядов с целью обезвредить эту субстанцию, пока она не
переросла в нечто неконтролируемое, - продолжила свой рассказ Анна, - Хлебников, конечно же, его прогнал и распорядился на проходной, чтоб этого дурачка не пускали на территорию больницы ни под каким предлогом.
Анна опять замолчала, наклонилась и почесала ногу вокруг опухоли.
- Измучила меня эта болячка, - простонала она.
- Сильно болит? – сочувствуя Анне, спросила Ира.
- Не очень, но болит, - тяжело вздохнула женщина.
- На самом интересном месте замолчали, - сказала Света. - Так не честно!
Анна, морщась от боли, улыбнулась:
- Ладно, слушай, Света, дальше эту историю. Когда главврач вернулся на свой этаж, то он не обнаружил дверей, ведущих в свой кабинет. На их месте оказалась сплошная голубая стена.
- Прикольно… - произнесла Ира и краем глаза заметила, что Степановна терла платком краснеющий глаз, он у неё слезился, как будто в него что-то попало.
- Врачи и медсёстры, к которым он обратился за помощью, вдруг перестали его узнавать и шарахались от него, как от сумасшедшего, - заговорила громче Анна. - Но нашлась одна добрая санитарка, которая объяснила ему, что настоящий главврач больницы - уважаемый всеми Иван Сергеевич Хмельницкий, кабинет которого располагается этажом выше.
- Ха-ха! – воскликнула Света. - Представляю себе физиономию этого Хлебникова!
- Да, бедный мужик. Попал, – хохотнула Ира и вновь посмотрела на Степановну. Та лежала на кровати и вытирала платком слезящийся глаз. Весь платок у неё был мокрый.
- Хлебников сразу же побежал по лестнице наверх и нашёл кабинет главврача, - не затихала Анна. - Зашёл в него и удивлённо спросил у Хмельницкого: «Если ты главврач, то кто же я?».
- Ну и что тот ответил? – спросила Ира.
- А Хмельницкий ему ответил: «Я, Ваня, - твой глубокий наркотический сон. У тебя началась сильная мигрень, и ты вколол себе обезболивающее, а на самом деле - спутал его с наркотиком. Поэтому, дружище, присядька здесь и терпи дальше свои галлюцинации… Они ещё не скоро закончатся…».
- Ах, как болит голова! - вдруг заорала Степановна. - Девчонки! Анна! Позовите медсестру с поста. Что-то мне сплохело.

6.

Подавленная нехорошими предчувствиями, Круглова вышла из ординаторской и направилась в морг. Её присутствие при патологоанатомическом исследовании было обязательным. И она обречённо шла туда, куда идти ей совершенно не хотелось.
Ситуация сложилась скверная: до тех пор, пока не станет известно, есть ли её вина в смерти Кадышева, нервам её не будет покоя. Она понимала, что волнуется раньше времени, но ничего не могла с собой поделать.
Скорее всего, думала Елена Степановна, больной съел вчера вечером что-то, что его организм не смог переварить, чем и добил себя. Но это было только её предположение. Магамединов, к примеру, считал, что в данном случае роковую роль могла сыграть передозировка лекарств или же их непереносимость.
В лабораторию морга можно было попасть двумя путями: либо с улицы, с отдельного хода, минуя два помещения с холодильными камерами; либо, спустившись в подвал и свернув в левое крыло, пройти к ней по узкому, петляющему то в одну, то в другую сторону коридору. Все работники больницы, которым нужно было посетить морг, предпочитали ходить через подвал, так как этот путь был более коротким.
Елена Степановна спустилась по крутым ступенькам и двинулась в нужном направлении, цокая каблуками по звонкой керамической плитке. «Цок, цок, цок…», - каждый шаг коридорное эхо возвращало повторяющим звуком. В какой-то момент она сбавила темп, услышав, что кто-то вслед за ней спускается по ступенькам в подвал. «Интересно, кто это может быть?», - задумалась женщина. Быстрые, догоняющие её шаги она слышала отчётливо.
Круглова обернулась – и чуть не умерла от страха: приближающиеся к ней шаги Елена Степановна всё ещё слышала, но никого, кто мог бы издавать эти шаги, в коридоре подвала не наблюдалось. Внезапно, ни с того, ни с сего, тишина в подвале стала абсолютной. Даже эхо - и то замолчало. Круглова почувствовала холодное жгучее дыхание, словно какая-то нехорошая тварь задышала ей в затылок. Елена Степановна резко развернулась и увидела на небольшом расстоянии от себя девушку в чёрном платье, с вороном на плече. В этот раз она выглядела старше. На щеках у неё виднелись небольшие кровоточащие язвочки. Глаза её были красные, губы – плотно сжатые. Ничего не говоря, девушка резко выкинула вперёд руку и, хоть она не дотронулась до Кругловой, силы и энергии, исходящей от этой руки хватило на то, чтобы отбросить несчастную женщину метра на три назад. Круглова сильно ударилась головой об стену и почувствовала, как по коже поползла тёплая струйка крови.
«Чёрное нечто» заговорило мерзким прокуренным голосом:
- Я в ярости! Я не привыкла повторять. Моей злости не будет предела, если ты немедленно не покинешь эту больницу! Третий раз я тебя предупреждать не буду.
Круглову от ужаса парализовало. Она даже не смогла вымолвить слово. То, с чем она столкнулась уже второй раз, не лезло ни в какие рамки её сознания. Или, она сошла с ума, или всё вокруг перестало быть таким, каким было…
Девушка, медленно удаляясь, исчезла за поворотом. А Елена Степановна почувствовала сильное головокружение, более того, её стало трясти, и не столько от боли и потери крови, сколько от нервного потрясения. Дрожащими руками она достала мобильник из кармана белого халата и набрала Магамединова:
- Лена, ты где? Сколько тебя можно ждать? - услышала она злой голос своего начальника.
- Максим, я разбила в подвале голову и, кажется, теряю сознание. Здесь так много кровищи, никогда бы не поверила, что во мне столько может быть….

7.

Отжимая половую тряпку, баба Маня – уборщица, закреплённая за третьим этажом больницы, – посмотрела на голубую обшарпанную стену, потом перевела взгляд на окно, вновь посмотрела на стену и тихонечко выругалась матом. После чего кинула тряпку обратно в ведро, схватила двумя руками весь свой рабочий инвентарь и, тяжело вздыхая, засеменила в направлении лестничной площадки.
По дороге встретила медсестру с поста и пожаловалась ей:
- Я, Алёна, совсем голову потеряла. Правильно говорят, старость – не радость.
- В чём дело, баба Маня? - участливо спросила медсестра.
Горецкая, поставив ведро с тряпкой на пол, начала объяснять:
- Да вот: вымыла окно, убралась в туалете, мою пол в коридоре и вдруг замечаю, что нигде не вижу дверей в кабинет главврача. Видишь, какая я дура!
- Зачем вам двери в кабинет главврача, баба Маня? Что-то я ничего не пойму.
- Всё тут просто и понятно. Я, дура, не на свой этаж пришла убираться. Не на третий, а на второй, наверное.
- Ну как же не на третий, милая моя баба Маня, - заулыбалась Алёна. - Вон, смотрите, что написано на стене: «Третий этаж». Всё чётко и понятно.
- Не пойму ничего, - разволновалась уборщица. - А где же тогда кабинет главврача?
- Да, на четвёртом, там, где он и был.
Старенькую женщину, с отёкшими из-за сахарного диабета ногами, пошатнуло, и она одной рукой схватилась за стену. Давление у неё вмиг подскочило вверх.
- Ну, что ты, родненькая, мне такое говоришь? Я всю жизнь в кабинете главврача убиралась, потому что он закреплён за мной. Я всё в нём наизусть знаю, - повысив голос, произнесла она.
- Баба Маня, никогда ты, сколько я здесь работаю, не убирала в кабинете главврача.
Мария Ильинична вдруг улыбнулась, будто о чём-то догадалась, и схватила Алёну за белый халат:
- Ты меня, балбеска, разыгрываешь, - проскрежетала глухим голосом бабка. - А ну, признавайся, в чём подвох!
- Да ну вас! - Алёна вырвалась из слабых рук уборщицы. - Вот, скажите мне, баба Маня, чего вы сегодня в обед на работу припёрлись? Вы же на больничном. Отлежались бы дома, сколько вам положено. Идите, выпейте валерьянки, что ли, и не пугайте мне больных. А то не успеете оглянуться, как вас в психушку с маразмом упекут. Это я вам на полном серьёзе говорю. Такими темпами скоро в смирительной рубашке будете полы мыть.

8.

Магамединов очень сильно волновался за Круглову. Бегал вокруг неё, словно та вот-вот умрёт, если он не будет о ней заботиться. Елену Степановну это немного забавляло и даже смешило. Максим Викторович достал из шкафа подушку, положил её на диван и предложил:
- Ложись, раненая. Инга скоро тебя домой отвезёт, только обход больных закончит…. Восемь швов – это ж надо так умудриться стукнуться. Ты, как я понял, поскользнулась и ударилась головой об стенку?
«Если б всё было так просто, - подумала Круглова и села на диван. - Стоит ли ему рассказывать про девушку в чёрном платье с вороном на плече, или сразу попросить таблеток от шизофрении, вдруг у него они где-нибудь завалялись?».
В кабинет, предварительно постучав, вошла лечащий врач терапевтического отделения Инга Вацлавовна Весюткина – невысокая, хрупкая на вид женщина в белом халате, которую Магамединов уважал и очень ценил за её умение анализировать и находить ответы на самые сложные вопросы.
- Ну, что, боец спецназа, отвоевала? - произнесла она, увидев перебинтованную голову Кругловой. - Собирайся, отвезу тебя домой.
- Не поеду я никуда. Мне тут с вами веселей и спокойней. Вот как дождусь результатов вскрытия, тогда поеду. А сейчас не дёргайте меня своими заботами. Идите, лодыри, работайте! – пользуясь положением, закапризничала Елена Степановна и тут же мысленно назвала себя дурой, вспомнив предупреждение девушки в чёрном платье. Ей следовало соглашаться с предложением Инги и сваливать отсюда как можно быстрее, а она корчила из себя неизвестно кого (действительно, боец спецназа!) и ничего не могла с собой поделать.
- Работа не волк, в лес не убежит, - ответила на её реплику Инга Вацлавовна. - Ехала бы ты домой, Лена. Когда ты ещё так удачно разобьёшь голову. Будь я на твоём месте, уже давно бы сидела дома и читала какую-нибудь бабскую книжку про любовь.
- Кто тебе мешает? Стена в подвале крепкая, - пошутила Круглова, - сама проверяла.
- Лена, если ты каждую смерть в больнице будешь принимать так близко к сердцу, твоя психика не выдержит, - заметила вслух Весюткина. - Мы врачи, не
забыла? Возьми себя в руки.
Круглова легла на подушку, и на её лице появилось серьёзное выражение:
- Инга, а, если моя психика уже дала сбой? Что тогда?
- Я просто хотела сказать, что мы каждый день играем со смертью в перетягивание каната, - попыталась объяснить свои слова Весюткина. - И нет нашей вины в том, что на этот раз канат перетянула смерть. Увы, в нашей профессии такое бывает. Ты ведь не первый год работаешь, Лена. Всякое повидала.
- Это понятно. Я не о том… В последнее время, знаешь, я что-то сама не своя. Мне трудно это объяснить…
Замученный возникшими проблемами, Магамединов только теперь сообразил, почему не спешит домой Круглова, и решил её успокоить:
- Лена, я убеждён, что твоей вины в смерти Кадышева нет. Ты всё сделала правильно. Я смотрел историю болезни – все назначения грамотные. Здесь в
другом дело: или ему наши медсестрички вкололи что-то не то, или вкололи лекарство дважды. В общем, человеческий фактор. Разумеется, я, как завотделением, во всём разберусь, так что не волнуйся.
Магамединов смахнул рукой прядку волос со лба Кругловой:
- Хочешь, я тебе позвоню, когда будут результаты?
- Обязательно позвони, а то я тут умру у тебя на диване, так и не узнав истинную причину смерти этого несчастного Кадышева…

[Булахов Александр]

9.

Ворвавшись к Аллочке в кабинет, Погодин сразу же обнял её за плечи. Он посмотрел через окно во двор больницы, и краем глаза заметил, как от проходной к входу больницы медленно шёл высокий мужчина в чёрном костюме и тёмных очках. А навстречу ему по ступенькам спускался Беленький.
Мужчины остановились напротив друг друга и о чём-то заговорили.
- Я очень люблю тебя, Аллочка, и ты это прекрасно знаешь, - зашептал Пётр Алексеевич на ухо своей возлюбленной.
- Не представляешь, Петя, как мне это приятно слышать, - улыбнулась счастливая Аллочка. - Прошу тебя, повторяй эти слова почаще.
- Ангелочек ты мой ненаглядный, - не выдержал Погодин и поцеловал Аллочку сначала в губы, затем в шею. - Я так рад, что ты у меня есть на этом свете.
- А я-то как рада, что ты есть у меня, - прослезилась старшая медсестра.

10.

Все вскрытия проводились в лаборатории морга. Она представляла собой большую комнату без окон с высокими потолками. Стены этой комнаты были облицованы бордовой прямоугольной керамической плиткой, а холодный пол – квадратной мраморной. Вдоль одной из стен стояли две глубокие раковины с устройствами для стока и длинный стол, на котором можно было увидеть хирургические инструменты, электрическую роторную пилу и коробку с медицинскими перчатками. Вдоль другой стены стояли подъёмно-транспортные тележки и, на небольшом расстоянии от них, - стол гистолога, оборудованный нижней вытяжной системой. С потолка на металлических цепях свешивались три пары массивных ламп. Под каждой парой располагалось по одному металлическому секционному столу. Два из них были пусты и сияли чистотой, а на третьем лежал голый мужчина, живот которого вздулся до невероятных размеров.
Врач- патологоанатом Игорь Михайлович Воронин держал в руках маленькую коробочку. Ему очень хотелось узнать, что внутри неё, но он никак не мог сообразить, как она открывается. Хлопнула входная дверь, и он молниеносным движением спрятал коробочку в карман халата.
- Привет, Максим. Ну что, приступим? Кстати, как там Круглова?
- Восемь швов наложили, - поделился бедой Магамединов. - Вот угораздило.
- О, это серьёзно. Не повезло бабе. Сотрясения нету?
- Я осмотрел её. Думаю, что без него не обошлось. Упрямая она, на рентген не хочет. Ладно, к делу!
Игорь Михайлович, чья профессия вряд ли могла бы вызвать зависть у других людей, надел медицинские перчатки и острым скальпелем разрезал кожу покойника от шеи до таза, затем раздвинул её, обнажив внутренние органы. Из разреза сразу выперли наружу вздутый желудок и вздутые кишки. Комнату заполнил удушливый неприятный газ.
Желудок Магамединова, не всегда устойчивый к картинам вскрытия, начал неприятно сжиматься, он еле-еле поборол тошноту. Лицо Максима Викторовича побелело, но он изо всех сил старался делать вид, что с ним всё в порядке и он привычен ко всему.
- Да, газы так и прут, - заметил Воронин.
- Блин, Игорь, давай без комментариев! Я пять минут назад кофейку попил, и этот прекрасный напиток уже просится обратно - на волю.
Воронин – пожилой мужчина, повидавший в своей жизни очень многое – искоса посмотрел на заведующего терапевтическим отделением и улыбнулся.
- Искренне сочувствую…. Ну, что ж, посмотрим, что такое вкусное скушал наш покойник, - сказал он и начал медленно разрезать желудок.
Через разрез потоком хлынули мелкие беловато-красноватые червячки, чем-то похожие на опарышей, но длиннее их, и какие-то серые жучки размером с божью коровку. Вслед за ними неожиданно для врача выскочила голова большой твари (большой по сравнению с «опарышами»), она зашипела на патологоанатома и, посмотрев на божий свет серыми глазками, спряталась куда-то внутрь кишок.
- Боже мой, я никогда в жизни не встречался с подобной прелестью… - пробормотал Игорь Михайлович.
- И это всё жило в нём? - удивился Магамединов, с ужасом глядя на мелких тварей, которые вылезали из разреза и расползались, кто куда.
- А в ком же, - Воронин взял пластиковый контейнер и стал выдавливать в него содержимое желудка и кишечника. Вместе с большой тварью в контейнер вывалилась голова ворона, глаза у головы мёртвой птицы открылись, и с них потекли кровавые слёзы.
Магамединов, будучи верующим человеком, перекрестился и закричал:
- Господи! Да это бред! Я сплю что ли?! Игорь, так не бывает! Ну, червяки – ладно, но какой нормальный человек смог проглотить воронью голову?!
- Макс, ты не болтай попусту. Хватай видеокамеру мою, она, вон там, на полке лежит, - спокойно сказал Воронин Магамединову и указал рукой в сторону навесных полок. - Снимай всё, что здесь творится. Пойми, потом, без видеоматериалов, нам мало кто поверит. И позвони ещё кому-нибудь, нам нужно больше свидетелей.
Тело у большой твари было, как у змеи, из него высовывались по мере надобности на разную длину шесть пар коротких мускулистых лап, а по бокам торчали тонкие прозрачные веерообразные крылья. Очутившись в контейнере, тварь стала агрессивно себя вести - она бросалась на стены контейнера.
- Вот же мерзость! Игорь, тут что-то попрочнее нужно, - взвыл Магамединов. Тварь тем временем пробила стенку пластикового контейнера и попыталась выползти из него.
Воронин, схватив её одной рукой, скальпелем разрезал пополам, и был удивлён: уже не одна, а две совершенно независящие друг от друга твари крутились в его руках. Обе были агрессивные и пытались вырваться.
- Давай живо сюда ванночку с формалином, - закричал Игорь Михайлович.
Магамединов быстро принёс патологоанатому то, что он попросил. Воронин бросил двух тварей в ядовитую жидкость и был удивлён тому, что твари поплыли в ней, не выражая никакого беспокойства:
- Ты видал?! Этим тварюгам и формалин не яд! Я балдею от них!

11.

Аллочка села за свой стол, развернула газету с кроссвордами и анекдотами, а Погодин так и остался стоять у окна. В голову к нему полезли какие-то странные беспокойные мысли.
- Петя, колись, что ты хочешь, чтоб я подарила на твой день рожденья, - вытянула его из мрачного состояния Аллочка. - Я нынче девушка богатая. Могу себе много чего позволить.
- Аллочка, - улыбнулся Погодин. - Мне не надо абсолютно никаких подарков.
- Петенька, но так не бывает, - нахмурилась Аллочка. - Тебе же чего-нибудь хочется, ведь так? Просто скажи и всё, не стесняйся.
- Да я не стесняюсь, – произнёс грустный Погодин. - Просто я такой. Мне безразлично материальное. У меня есть всё самое необходимое, и ничего сверх этого мне не надо.
- Что за шутки, Петя? – тряхнула головой Аллочка. - Я же серьёзно спрашиваю!
- Эх, Аллочка. Тебе будет со мной трудно. Я ведь равнодушен ко всяким там материальным приобретениям, - произнёс непризнанный мастер жанра ужасов,
искренне верующий в то, что он творец чего-то нового и интересного. - Меня без толку спрашивать, какие я хочу обои в зале, или какую плитку в туалете. Мне совершенно безразличны такие вещи…

Аллочка откинула газету в сторону и посмотрела на Погодина. «Как мне тебя жаль, - подумала она. - Ты живёшь в мире своих иллюзий. Когда-нибудь они разобьются о жестокую реальность, и ты этого не переживёшь».
- Ничего страшного, милый, мы с тобой эту болезнь вылечим, - произнесла вслух она. - А какие вещи тебе небезразличны?
- Аллочка, я написал два серьёзных романа, но никому их не показывал… – оживился Погодин, и Аллочка сразу же пожалела, что задала этот вопрос. - Я хочу, чтобы ты первая их прочитала, и, если они тебе понравятся, то я собираюсь посвятить их тебе.
- Что ж, я не против, - вздохнула старшая медсестра. - Тащи свои романы.
- Не спеши, - прошептал Погодин и его глаза сверкнули. Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул её Аллочке.
Аллочка несмело взяла коробочку в руки и спросила:
- Что это?
- Открой… Это от чистого сердца, - пролепетал взволнованным голосом влюблённый мужчина.
Аллочка открыла коробочку, и увидела золотые серёжки с блестящими камушками.
- Ах! Какое же это чудо, - воскликнула она, не веря своим глазам.
- Надень их, а я пока схожу за своими романами, - гордо выпятив тощую грудь, сказал Погодин и вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.

12.

По коридору второго этажа быстрым шагом пронёсся высокий мужчина в чёрном костюме и тёмных очках. Он прошёл мимо поста дежурной медсестры, на котором никого не было, и подошёл к дверям, ведущим в кабинет заведующего терапевтическим отделением.
Высокий мужчина без стука открыл дверь, вошёл в кабинет и стал осматриваться.
- Вы кого-то ищете? – выглянула из-за спинки дивана Круглова.
Мужчина в чёрном костюме вздрогнул от неожиданности, посмотрел на перебинтованную голову Кругловой и смущённо улыбнулся:
- Здравствуйте! Извините, что я без стука. Я Магамединова ищу.
- Он в морге, - сказала, не подумав, Круглова.
- Как в морге? – вскрикнул высокий мужчина.
- Вы не пугайтесь, он там по рабочим вопросам находится, - успокоила его Елена Степановна.
Мужчина в чёрном костюме кивнул, подошёл к рабочему столу Магамединова, и спросил:
- Я его здесь подожду, хорошо?
Круглова внимательно посмотрела на высокого мужчину, и, когда тот садился на стул, она заметила под его пиджаком висящую под рукой кобуру с пистолетом.
- А вы, собственно, по какому вопросу?
- Я брат его двоюродный. И по очень важному вопросу здесь нахожусь.
- Брат? – удивилась Круглова. - Странно, что мы раньше не встречались. Я ведь
прихожусь ему свояченицей, сестрой жены. Меня, кстати, зовут Еленой, а вас?
- А? А меня Константином, - представился мужчина.
Круглова встала с дивана и включила электрочайник.
- Давайте, Костя, с вами кофе попьём, и вы мне расскажите, какие такие важные дела привели вас в нашу больницу.
- Ну что ж. Давайте. Мне две ложки на большую кружку и без сахара.

13.

В проём дверей шестнадцатой палаты терапевтического отделения еле протиснулась грузная пожилая женщина ростом в два метра. Каждый её кулак можно было сравнить с боксёрской перчаткой, хотя та и то, наверное, оказалась бы меньше. Глядя на неё, в глаза сразу бросались: лицо, изрытое морщинами, здоровенные чёрные брови, нос картошкой, толстая выпяченная нижняя губа, прямой длинный подбородок, складки кожи на шее и на теле.
Мария Ивановна Сарнацкая чуть не подавилась яблочным соком, встретившись взглядом с этим монстром. Пожилая женщина прошла вперёд, и, став посередине палаты, прохрипела нечеловеческим голосом:
- Здрасте! Какая кровать тут свободная?
Как только она это спросила, в палату влетела молоденькая медсестричка, и, дыша ей в пупок, запищала:
- Вон видите? Пустая. Её и занимайте.
Женщина-монстр посмотрела на свободную кровать, затем пробежалась взглядом по стене возле кровати, на которой разрослась ледяная корочка. И все больные сразу же подумали, что она сейчас возмутится по поводу этого мерзкого ледяного образования.
- Да, разве я здесь помещусь, деточка? – повернулась с возмущённым лицом к молоденькой медсестричке новенькая больная. - Мне бы кроватку побольше.
- А-а? – в глазах Анфисы появился неописуемый ужас. - Садитесь пока на эту, а я сообщу заведующему отделением о данной проблеме, он что-нибудь придумает.
Женщина-монстр ковырнула толстым пальчиком в носу и кивнула:
- Сделай милость, деточка, сообщи.
Медсестра вышла, хлопнув дверью.
- Что вы все на меня так уставились? - не выдержала новенькая больная.- Никогда, что ли, не видели женщину ростом два метра и весом сто семьдесят килограмм?
- Вы, правы, не знаю, как вас зовут, - смело ответила ей Вика. - Я всю жизнь живу в этом городе, но такую… высокую женщину вижу впервые.
- Зовут меня Купцевич Валентина Петровна. Сама я не здешняя, приехала в ваш город из Самары - дочку навестить. Да вот сердечко прихватило.
- А меня зовут Мария Ивановна, - решила вставить в разговор свои три копейки Сарнацкая. - Я здесь уже около месяца лежу, а меня доктор всё не хочет выписывать.
- Нет, я-то сюда ненадолго, - громко засмеялась Валентина Петровна. - Дня через три я отсюда утеку. Если не раньше. Наслышана я про вашу больницу столько, что по собственной воле никогда бы не легла.
- И чего же вы такого наслышаны? - заинтересовалась Василиса.
- Вот, послушайте, - тяжело вздохнув, начала рассказывать Валентина Петровна. - Мне это поведала одна очень хорошая знакомая – соседка моей дочки по лестничной площадке. Тут один врач, правда, давно это было, эксперимент решил провести. Укол сделать. С какой-то африканской хренью, то ли чумой, то ли оспой. Лекарство он, вишь, искал. Убивать таких искателей надо.
- Хм, а чего он себе в сраку эту чуму не вмазал? – резко встала с кровати Макаровна. - Умный был слишком?
Макаровна подошла к окну и стала тереть рукой правый глаз.
- Макаровна, не перебивайте, пожалуйста! – рыкнула Вика на Макаровну. - И не ругайтесь! Давайте дослушаем.
Валентина Петровна в это время засунула в нос палец и стала колупаться в нём, затем достала палец из носа и вытерла его о подушку. Вика всё это увидела и скривилась от отвращения.
- Ну, короче, заразил одного хмыря, - зевнула Валентина Петровна, широко раскрыв рот. - Тот заболел, язвы, всё такое. А этот врач ему хотел своё лекарство вколоть, ну, чтоб вылечить. Эксперимент, значит. Но ни черта лекарство не подействовало. Так мало того, этот дурак сам заразился. Потом вся палата. Через пару часов – всё отделение корчилось. Врач тот сам к обеду загнулся. Карантин,
конечно, объявили… Доктора… Вот оно как - в больнице-то лежать. Мало ли, что тебе вколют.
- Нечего слушать всякие глупости, Валентина Петровна, - перебила новую больную Сарнацкая. - Люди ещё и не такое от безделья набрешут. А простой народ в какую хочешь чушь поверит. Потому – к вранью мы не привыкли, всё на веру принимаем.
- Верить или не верить – дело ваше, - пожала плечами Валентина Петровна. - А я, зная, врачей, не сомневаюсь – нечисто тут, в больнице этой. Ох, нечисто.
14.
Аллочка вышла из своего кабинета, подошла к дверям каморки Погодина и нажала на ручку. Двери не поддались. Тогда она застучала в них кулаком.
- Петечка, ты, где пропал? Я жду-жду, а тебя всё нет.
За дверью – тишина. Ни шороха. Аллочка достала из кармана свой мобильный телефон и набрала номер Погодина. В трубке раздалось: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».
- Погодин, где ж тебя черти носят?! – разозлилась старшая медсестра.
Внезапно за дверью Погодина раздался неприятный скрежет.
- О, Боже, - отпрянула от двери Аллочка. - Что это за ерунда такая?
А затем Аллочке показалось, что она оглохла. Вокруг всё стало настолько тихо, будто она осталась одна в этом мире, и больше некому и нечему было издавать звуки.
- Господи, что происходит?! – заорала испуганная Аллочка, но никто не выскочил на её крик в коридор…

15.

Макаровна потянула на себя двери и вошла в ванную комнату, подошла к зеркалу над умывальником. Она взглянула на себя в зеркало и, как обычно, увидела лицо женщины-алкоголички неопределённого возраста. Правый глаз представлял собой сплошное кровавое месиво, более того этот глаз слезился.
- Да что за хрень! – выругалась Макаровна, смочила краешек полотенца и осторожно протёрла кровавый слезящийся глаз. – Неужто, инсульт?!
Макаровна сполоснула ванну, отключила воду и стала ждать, когда вытечет грязная вода. Внезапно в углу ванной комнаты с шумом упал железный совок. Макаровна вздрогнула и оглянулась. Хмыкнула, вставила пробку в сток ванны и включила воду.
Она вновь взглянула на себя в зеркало и волосы на её голове стали подниматься дыбом. В зеркале за спиной Макаровны отражалась девушка в чёрном платье с коротким рукавом. Лицо девушки было покрыто язвами, с него на пол капала жёлтая слизь.
- Матерь божья, - прошептала Макаровна. - Что это такое?..
- Собирай свои вещи и беги из этой больницы! – заговорило мерзким голосом «чёрное нечто».
Макаровна схватилась рукой за край ванны и закричала:
- А-а-а!
Рука Макаровны соскользнула с края ванны, и женщина упала на пол. Она всхлипнула, приподнялась, облокотилась двумя руками на ванну, повернула голову и посмотрела на девушку в чёрном платье с коротким рукавом. Та стояла не прежнем месте и перебирала в руках чётки. С её лица на пол капала жёлтая слизь.
- Я всё понятно сказала? – грозно спросило «чёрное нечто».
Макаровна перекрестилась и закричала:
- Изыди, Сатана!
«Чёрное нечто» в ответ замахнулось на Макаровну.
- Вон из больницы! Живо! – заорало оно.
Макаровна закрыла лицо двумя ладонями и стала ждать удара. Но ничего не произошло. Макаровна убрала руки и увидела, что в ванной никого нет.
- Во имя отца и сына и святого духа… Аминь! – зашептала перепуганная до смерти женщина. - Господи, кто бы это ни был, прошу тебя, спаси и сохрани меня от напасти!!
Макаровна поднялась, выключила воду и двинулась к выходу. По дороге нечаянно вступила в жёлтую слизь, подняла ногу. Липкая слизь еле-еле отклеилась от её тапка. Макаровна вышла из ванной комнаты, громко хлопнув дверью.

16.

В одиннадцатой палате урологического отделения на пятом этаже больницы появилось точно такое же ледяное образование, как в шестнадцатой палате терапевтического отделения, двенадцатой палате хирургического отделения и двенадцатой палате ожогового отделения.
Три заядлых игрока в карты поставили возле кровати Андрея тумбочку, и на неё положили журнал хозяина. Сам Андрей уселся на кровать, а Олег Олегович и Александр Евгеньевич расположились на стульях так, чтобы было удобней играть в карты троём. После того, как все игроки поменяли карты, Андрей сказал злым голосом: «Я пас». И кинул свои карты на тумбочку.
Александр Евгеньевич обрадовался такому повороту событий, достал из кармана сто рублей, положил их в журнал и тихо произнёс:
- Я же говорил, что есть на свете справедливость… Я сто дальше.
- Что менял, что не менял – всё равно карта неважная, - покрутил головой Олег Олегович и тоже кинул свои карты. - Я пас.
- Да, со справедливостью я поторопился. У меня три дамы, - подвёл итог Александр Евгеньевич.
- Мужики, не чувствуете, похолодало вроде? – спросил Андрей и стал тереть ладонями плечи.
- Не то слово… Жуть, как холодно стало, – кивнул Олег Олегович и встал со стула. - Пойду кофту надену.
- Весна на дворе, а вы мёрзнете, - усмехнулся Александр Евгеньевич. - Нехорошо это… Такое у моего прадеда было за два дня до смерти.
- Скорее всего, топить стали хуже, - произнёс Андрей после того, как надел тёплый свитер. - Экономят… на нас с вами…
Внезапно на стене рядом с подоконником начала образовываться ледяная корочка: раздался характерный для этого явления шелест и треск.
- Ну, что, посмотрим ещё пару минут на эти глюки и пойдём сдаваться? – спросил Александр Евгеньевич.
Андрей раскрыл рот от удивления и кивнул в ответ. А Олег Олегович, обернувшийся и заметивший разрастающееся ледяное образование позже всех, вскрикнул от неожиданности:
- Ого! Я такое вижу впервые… А вы?
- Лично мне не приходилось с таким сталкиваться, - произнёс Александр Евгеньевич, дотронулся пальцами до ледяной корочки и попытался её подковырнуть. Корочка вмиг перестала разрастаться и громко шикнула в ответ.
Александр Евгеньевич выругался матом, отдёрнул руку и посмотрел на пальцы - они стали липкие, кожа на них вздулась.
- Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Я фигею, - чуть ли не плача взвизгнул неосторожный мужчина.
- Больно? – с сочувствием спросил Олег Олегович.
- Блин! Да это ожог самый настоящий! Твою же мать!!! - завыл Александр Евгеньевич.
Андрей быстро достал из тумбочки полиэтиленовый мешок с бинтом и таблетками и предложил:
- Давайте, я перевяжу.
- Суньте руку под холодную воду. Верное средство, - посоветовал Олег Олегович, лицо которого перекосило от неприятного зрелища.
Александр Евгеньевич шмыгнул носом, подошёл к умывальнику и сунул руку под холодную воду:
- Бывают же в жизни огорчения, - сказал он. - Ну, ничего, я эту дрянь всё равно соскребу со стены – ей здесь не место!

17.
Магамединова шатало как пьяного, он чувствовал, что если сейчас же не выйдет на свежий воздух, его вырвет прямо на мраморную плитку.
- Вот это зрелище! – ревел, как маньяк, Воронин, стоя с роторной пилой в руках рядом с секционным столом. – Так тебя и растак!! Максим, ты снимаешь?
Магамединов хотел бы ему ответить, но никак не мог. Чего-чего, а восторга Воронина он не разделял. Максим Викторович – весь бледный – стоял почти у самого выхода из лаборатории и смотрел расширенными, полными ужаса глазами, на труп Кадышева, из которого, прорываясь наружу сквозь ткани лёгких и печени, на божий свет лезли беловато-красноватые червячки и серые жучки, похожие на божью коровку. Они лезли откуда только можно, не умещались на секционном столе и падали на пол.
- Я балдею! – никак не успокаивался потрясённый увиденным Воронин.
- Я… Э-э-э… - произнёс Магамединов, еле подавив подступившую к горлу рвоту. - Приведу кого-нибудь.
- Зови Круглову, пускай, и она хоть одним глазком глянет на эту хрень! – заорал Воронин. - А то извелась бедная баба… Да откуда ж вас столько?!
«Вот же чокнутый! Ведь сто процентов думает, что ей это очень понравится», - пронеслась мысль в голове Магамединова, и он нажал на ручку двери.
- Ага, посмотрю, как она себя чувствует… Может и позову. Такое не каждый день увидишь, - произнёс Максим Викторович, вышел из лаборатории морга и закрыл за собой дверь.

18.

Круглова встала у окна и насыпала в свою кружку две чайные ложки кофе, а в стакан Магамединова кинула пакетик с чаем «Гринфилд» и две ложки сахара.
- А я вот, если честно, вас на свадьбе вашего брата не помню, - произнесла женщина и налила в кружку и стакан кипяток из электрочайника.
- А вот я вас начинаю вспоминать, - ответил Константин. - Мы даже с вами танцевали.
- Глупости… Я бы вас запомнила, - возразила Круглова, повернулась и посмотрела на мужчину. Он сидел за столом Магамединова, полуобернувшись к ней. Подмышкой у него хорошо была видна кобура с пистолетом.
«Зачем ему в больнице пистолет? Кто он такой вообще? Охранник какой-нибудь или мент? Может, он и вовсе не брат Магамединова? А убийца какой-нибудь?», - заподозрила неладное Круглова.
- У вас такая хорошая память? – удивился Константин.
Круглова натянуто улыбнулась и взволнованным голосом произнесла:
- Свадьба сестры - такое событие не каждый день бывает. Семейный праздник. Кстати, а имя невесты вы сможете мне назвать?
- Конечно, могу! – ухмыльнулся Константин. - Ириной её звали.
Круглова кинула удивлённый взгляд на мужчину в чёрном костюме. Константин покраснел и отвёл глаза в сторону.
- Да-да, конечно, - кивнула Круглова, достала прямо на глазах Константина из кармана халата бумажный пакетик и посмотрела на него. На пакетике жирными красными буквами было написано: «Слабительное».
Недолго думая, Круглова отвернулась от мужчины, разорвала пакетик, высыпала содержимое в кружку с кофе и тихонечко перемешала ложкой. Разорванный пакетик положила себе в карман.
- Вот и ваш кофе, - улыбнулась она обезоруживающей улыбкой. - У него немножко вкус специфический. Максим, как вы знаете, любит перемешивать кофе с всякими ароматическими добавками.
Круглова поставила кружку с кофе и стакан с чаем на стол Магамединова.
- Подождите, он ещё горячий. Я вас сейчас печеньем ещё угощу…
Круглова подошла к навесному шкафчику, открыла его и достала пластиковую коробку с шоколадным печеньем. Закрыла шкафчик, поставила коробку с печеньем на стол перед Константином и села на свободный стул.
- Угощайтесь, печенье очень вкусное, - пропела она.
- Спасибо, Елена. Скажите, а вы замужем? – спросил Константин и сделал глоток из кружки.

19.

А тем временем в шестнадцатой палате терапевтического отделения Макаровна опустилась на колени возле своей тумбочки, выгребла из неё всё содержимое и стала складывать в грязную дорожную сумку.
- Вы как хотите, а я отсюда отчаливаю. Жопой чую, гиблое это место, - говорила она громко. - Хотите верьте, хотите – нет, а скоро вам всем пипец придёт. Вот помяните моё слово. Нет, я поумнее буду. Сваливаю - и точка.
Василиса отвернулась от окна, с презрением посмотрела на Макаровну и ответила на её реплику:
- Ой! Давайте не будем нагонять панику! Захотели домой, надоел вам больничный режим, так идите – вас никто не держит! Но, пожалуйста, не придумывайте на прощанье всяких страшилок.
- И не говори, Василиса, - приподнялась в своей постели Чеславовна. - Да ей,
Макаровне, видать, водочки захотелось, а здесь какая водочка? С нами-то, небось, не выпьешь.
- Чеславовна, ну зачем вы так? – заступилась Вика. - Макаровна вам ничего плохого не сделала. Зачем так говорить?
На что Чеславовна моментально среагировала, показывая всем своим видом, что слова Вики её сильно зацепили:
- А что думаю, то и говорю. Ты чего мне рот затыкаешь? Мала ещё, чтоб меня жизни учить…
- Девчонки, хорош из-за ерунды ссориться, - встряла в разговор Сарнацкая. - Я бы тоже сейчас вещички собрала… И только меня и видели. Эх…
- Мария, давно меня девчонкой никто не называл, - улыбнулась Чеславовна. - Даже как-то и ругаться перехотелось.

Макаровна встала с колен, взяла дорожную сумку в руки и пошла к выходу из палаты. У выхода остановилась:
- Счастливо вам всем оставаться. Поверьте, придёт ещё время, и вы вспомните глупую Макаровну, - мрачным голосом произнесла она.
- Иди уже, Макаровна, хватит нас стращать, - сказала Чеславовна.
Макаровна обвела всех на прощанье взглядом, кивнула и вышла из палаты.
- Вас застращаешь, как же… Умные какие. А я сама себе хозяйка, - сказала она себе под нос и зашагала по коридору быстрым шагом.

20.

Груша вышел во двор и сел на скамейку. Вот-вот должен был появиться его друг Генка. Но пока что его не было видно на горизонте. От скуки Виталик принялся лузгать семечки, выплевывая скорлупу себе под ноги. И нарвался на неприятности. Всё это безобразие заметила Варвара Семёновна – заведующая кухней больницы.
Варвара Семёновна подошла и осуждающе посмотрела на него. Груша отвернулся и, не обращая внимания на строгий взгляд женщины, продолжил щёлкать семечки.
- Парень, что ж ты делаешь? Ты и дома так семечки лузгаешь, на пол в своей квартире плюёшь?
Груша прекратил щёлкать семечки, открыл рот и посмотрел на Варвару Семёновну.
- Э-э…. Простите…
- Прекращай давай, а то главврачу пожалуюсь, вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, - пошла в атаку Варвара Семёновна. - Вот молодёжь! Ни стыда, ни
совести! Стыдобища.
- Не говорите, тётенька я с вами совершенно согласен. Совсем распустилась эта молодёжь. Не стыда у неё, ни совести! – ответил ей, вскочив со скамейки, Груша. - Предлагаю с этими антиобщественными явлениями бороться жесточайшими методами. Например, расстрелом. Ха-ха!
Груша развернулся и направился быстрым шагом в сторону главной проходной.
- Ну, вот, скажи, кто из тебя вырастит? – закричала ему в спину Варвара Семёновна. - Хам и подлец – вот кто!
Груша остановился у проходной и повернулся лицом к Варваре Семёновне:
- Что вырастет – то вырастет, - не растерялся Груша и схватил веник, который лежал возле двух ступенек, ведущих в проходную. - Но до хама постараюсь не дорасти!
- Вот же артист и баламут, - улыбнулась Варвара Семёновна.
- Вы, пожалуйста, не ругайтесь, - попросил Груша. - Я сейчас всё за собой уберу.
Варвара Семёновна покачала головой, тяжело вздохнула и направилась к главному входу больницы.
Груша смёл скорлупу семечек в одну кучу и задумался, что делать с этой кучей дальше. Сделал два сильных взмаха веником, и скорлупа улетела с плитки, на которой стояла скамейка, на траву.
Груша выпрямился и в этот же момент к нему со спины подошёл Генка и хлопнул его по плечу.
- Привет, Генка! – воскликнул обрадованный Груша. - Ну что, принёс плеер с наушниками?
Генка пожал руку Груше и с гордостью ответил:
- А то.
Генка достал из кармана маленький (размером с пальчиковую батарейку) МР3 плеер с наушниками и протянул его Груше. Груша забрал плеер и спрятал его в кармане рубашки.
- Спасибо, дружище, - поблагодарил он Генку.
- Не за что. Рассказывай, когда выписываешься?
- Пока сам не знаю. А что?
- Да, так, ничего… Скучно без тебя в школе.
- Слушай, Геныч, я тебе сейчас кое-что расскажу, но только ты не смейся, а подумай, что это может быть…
Генка сел на скамейку и важно сказал:
- Валяй, я готов слушать! Кто, как не Генка, способен ответить на любые вопросы.

21.

Константин сделал ещё несколько глотков горячего кофе из кружки и улыбнулся Кругловой:
- Вы мне так и не ответили: замужем вы или нет.
- А вам это зачем знать? – улыбнулась ему в ответ Круглова. – Что, есть какие-то конкретные предложения?
Константин поставил кружку на стол и развёл руки в стороны.
- Просто любопытно, - ответил он. - Я – холостяк. И меня это в последнее время очччень угнетает…
- Нет, я не замужем, - усмехнулась Круглова. - Зато у меня есть чудесная дочка, а отсутствие мужчины в моей жизни меня совершенно не печалит.
Константин распрямил плечи. Круглова вновь увидела кобуру с пистолетом у него подмышкой.
- Видимо ваш мужчина не оправдал ваших надежд, потому вы не очень-то хотите себя связывать отношениями с другими, - заметил вслух Константин. - Ведь так, признайтесь, Леночка? Обжёгшись на молоке – на воду дуете?
- Какой вы сообразительный, - подняла брови Елена Степановна.
Константин улыбнулся и выставил напоказ свои нетронутые кариесом белые зубы:
- Может, сегодня сходим с вами куда-нибудь? К примеру, в кино, - спросил он,
но вдруг резко поменялся в лице и схватился за живот. - О, ёлы-палы, что-то со мной не так….
Константин покраснел, вскочил со стула и выбежал из кабинета.



22.

Из кабинета заведующего терапевтическим отделением в коридор осторожно выглянула Круглова и увидела Константина, который стоял, схватившись за живот, напротив Анфисы.
- Девушка, родненькая, не подскажите, где здесь мужской туалет?!
Анфиса подозрительно посмотрела на Константина и выдала следующую фразу:
- Простите, но туалеты у нас предназначены только для больных.
- Девушка, я вас умоляю, я ужасно болен, - взмолился несчастный. - И… могу не успеть выздороветь…
Анфиса подумала ещё секунд тридцать и показала своим кривым пальчиком в сторону мужского туалета.
- Спасибо, лапочка! – поклонился ей мужчина до самого пояса и, не разгибаясь, скрылся за дверями туалета.
Круглова вернулась за стол, достала из белого халата свой мобильный телефон и набрала номер Магамединова.
- Да, Лена, я тебя слушаю, - раздался в трубке голос Максима Викторовича.
Круглова покрутилась на одном месте и со страхом посмотрела на входную дверь.
- Тут чудик какой-то нарисовался, - зашептала она. - Братом твоим двоюродным представился…
- Ну и?
- Что - ну и? Подозрительный он какой-то, – стала объяснять Круглова. - Я ему дала слабительного на всякий случай и теперь думаю вызывать милицию.
- Подожди, не спеши, я тут рядом, в нескольких шагах от своего кабинета. Ты мне объясни, чем он такой подозрительный?
- У него под пиджаком - пистолет в кобуре. Представляешь?! И он даже не знает, как зовут твою жену.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Магамединов. Увидев его, Круглова облегчённо вздохнула и отключила телефон.
- Да, у тебя крепкая логика, - сказал Магамединов. - Ну, где этот братец? Мне бы на него хотя бы глазочком взглянуть…
- Он на нашем этаже в сортире. Иди, бери его тёпленьким, - подсказала ему Елена Степановна.
- Не бойся… Я буду осторожным - так, на всякий случай, - произнёс Максим Викторович, вышел из своего кабинета и тихо закрыл за собой дверь.
Круглова постояла пару секунд, не выдержала и выбежала в коридор. Она на цыпочках подошла к двери туалета, слегка её приоткрыла и заглянула в образовавшуюся щель. И увидела Магамединова, который стоял напротив открытых дверей в туалетную кабинку. На его лице появилась радостная улыбка:
- Константин! Сколько лет! Сколько зим! – заорал он.
- Брат! – раздался из кабинки туалета ответный вопль. - Ты не поверишь, но я нашу встречу представлял себе как-то по-другому…
- О, Боже! – прошептала покрасневшая Круглова, понимая, в какую глупую ситуацию она влипла. - Очередная врачебная ошибка в моём послужном списке!
Женщина быстрым шагом удалилась подальше от мужского туалета и скрылась за дверями ординаторской.

[Булахов Александр]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Холодный мрак и первые потрясения

1.

Максим Викторович и Константин сидели в кабинете за рабочим столом. Константин бурно рассказывал о своём знакомстве с Еленой Степановной, выплёскивая из себя так много эмоций, словно он только что прокатился на американских горках. Магамединов молча смотрел на брата. Он его слушал и не слышал. Голова его была забита совершенно другим: он всё ещё мысленно находился в лаборатории морга. И поэтому два брата располагались на совершенно разных звуковых волнах.
Магамединов первый решил прекратить это странное общение, когда один рассказывает, а второй не слушает.
- Ну, как ты себя чувствуешь? – перебил он словесный понос брата.
- Да, не переживай – жить буду! – успокоил его Константин. - Я сам виноват: и так, и сяк выпендривался, старался произвести на Елену впечатление. Сел ещё специально так, чтобы она мой пистолет увидела.
- Пистолет хоть настоящий? – спросил Магамединов.
- Настоящий. Других нам не выдают.
Магамединов встал из-за стола и подошёл к шкафчику, из которого брал подушку и одеяло для Кругловой.
- Ладно, брат, я бы рад поболтать, конечно, но момент не подходящий для этого, - произнёс он.
- Я всё понимаю, - ответил на это Константин. - Работа есть работа, от неё никуда не денешься…
Более того, если появляется проблема, подумал про себя заведующий терапевтическим отделением, то следом наваливаются ещё десять. Магамединов открыл шкафчик, протянул руку к своей куртке, порылся в кармане и достал два ключа на связке.
- В том то и дело, что сегодня, как назло, дел невпроворот, - сказал он. - Не знаешь, за что хвататься.
Магамединов кинул Константину ключи.
- Это от моей квартиры… Располагайся.
Константин положил ключи в карман пиджака, а Магамединов принялся объяснять, как они поступят:
- Я вечером приеду. И мы обо всём с тобой поговорим. Маме своей сразу звони и говори, чтоб она собиралась. Завтра жду её здесь, пускай готовится полежать в нашем отделении недельки три…
- Если б ты знал, какая она стала упрямая, - тяжело вздохнул Константин.
- Ладно, Костя, не переживай! Я сам ей позвоню.
Магамединов двинулся к выходу, Константин встал со стула и пошёл вслед за ним.
- Максим, ты это… если увидишь Елену, то предай ей, что моё предложение пойти вечером в кино остаётся в силе.
- Представляю её с перебинтованной головой в кинотеатре.
- Хорошо, и куда мне её пригласить?
Магамединов почесал затылок и подленько улыбнулся:
- Ко мне домой на кофе. А я пару пакетиков слабительного прихвачу – чтоб веселей было.
Входная дверь открылась прямо перед носом Магамединова. На пороге стояла Круглова. Константин взглянул ей в лицо и вдруг растерялся. Слова, которые он так ей хотел сказать вместо «спасибо за кофе», застряли у него в горле.
- Я дико извиняюсь перед вами всеми, но я сегодня не могу, - выпалила главная героиня кофейной катастрофы. - У меня уважительная причина – я голову в подвале об стену разбила. Постельный режим у меня.
Елена Степановна прошла, как ни в чём не бывало, мимо Магамединова и Константина и легла на диван. Мужчины проводили её осуждающими взглядами.
- Я ещё полежу? Мне что-то плохо, голова кружится и в глазах столько звёздочек, что не сосчитать.
- Я, конечно, всё понимаю, Елена, - нашёл в себе силы заговорить Константин. - Но если вы и дальше так жёстко будете проверять каждого мужчину, приглашающего вас на свидание, то ваша больница скоро разорится на покупке туалетной бумаги.
Круглова неподдельно застонала и скривилась от внезапной резкой боли в голове.
- Хорошо, я задумаюсь над вашими словами, - пообещала она сквозь зубы. - И впредь с мужчинами постараюсь обходиться попроще.

2.

Генка внимательно выслушал Грушу и сразу же решил высказать ему свои соображения:
- Понимаешь, Виталь, это всё у тебя от скуки. Ты сам себе чего-то напридумывал, а потом взял в это и поверил.
- Почему-то я не сомневался, что ты именно так и ответишь, - пробормотал Виталик Грушин. - Я другого, если честно, от тебя и не ждал.
- Ну, хорошо, чувак, давай пойдём другим путём,- предложил Генка. - Закрепи свои подозрения. Понаблюдай. Собери факты, как в кино, знаешь? А то каждый скажет, что это случайные совпадения.
- Это всё не так просто, как кажется. Я могу и не дожить до следующего утра с такими советами, - надулся Виталик.
- Да ну! Я не верю, что всё так серьёзно, - ухмыльнулся Генка.
- В том-то и дело, что мне никто не верит.
- Знаешь что? – воскликнул Генка. - В твоём же мобильнике есть встроенная фотокамера. Сфотографируй мне этого вашего монстра – хочу увидеть, как он выглядит.
- Как, как… Обыкновенный дедушка.
- Ну вот и сфотографируй мне этого обыкновенного дедушку.
- Хм… А в этой идее что-то есть, - согласился Груша.


3.

Магамединов собрал группу врачей-специалистов, позвал главврача больницы и повёл всех в лабораторию морга, чтобы показать и документально зафиксировать то, с чем он и Воронин столкнулись при вскрытии. По пути в морг, захлёбываясь от избытка впечатлений, он в подробностях расписал всё, что видел. Даже вспомнил про голову ворона, которую больной ухитрился проглотить за несколько часов до своей смерти.
- Иван Сергеевич, вы бы видели это зрелище, - рассказывал Максим Викторович главврачу. - Это какой-то феномен! Я в своей практике с таким явлением встречаюсь впервые! Меня поражает следующее: когда Круглова опрашивала больного, он ей не жаловался ни на зуд в анальной области, ни на скрежетание зубами во время сна, ни на расстройства стула, ни на рвоту, ни на кашель, ни высыпания на коже, а только на изжогу и боль после еды…
- Магамединов! – не выдержал Хмельницкий. - Давай ближе к делу!
Максим Викторович кивнул и продолжил:
- Анализ крови, который взяли вчера при поступлении больного, не показал значительного увеличения СОЭ, количества эозинофилов и лейкоцитов. Получается, вчерашние симптомы указывали, что у него, скорее всего, язва двенадцатиперстной кишки. А за ночь клиническая картина вдруг резко изменилась: в его организме появилось столько червей, что уму непостижимо. Я ещё утром удивился – откуда у него красная сыпь на коже и подмышками. В общем, мистика какая-то. По-другому не назовёшь.
- Иван Сергеевич, - влезла в разговор Инга Вацлавовна, когда все специалисты спустились по ступенькам в подвал. - А может, стоит на телевидение позвонить?
- Ты что, сдурела? Никакого телевиденья! - вскинулся главврач, потом, опомнившись, добавил. - Сначала надо всё своими глазами увидеть. Говоришь, Максим, черви эти – в любой среде живут?
- Даже формалин для них не яд.
Первым в лабораторию зашёл главврач, он осмотрелся вокруг и обратился к Магамединову, который отстал от него на несколько шагов:
- Ну и где всё, о чём ты рассказывал?
Максим Викторович, побледнев, застыл на пороге лаборатории. Вокруг царила кристальная чистота. Ни самого Воронина, ни трупа на столе, ни червей – ничего не наблюдалось. Когда он уходил, эти твари не умещались на столе и падали на пол. Они прорывались наружу сквозь ткани почек, печени, лёгких – лезли откуда только можно...
- Сам не пойму. Подождите!
Магамединов выскочил в коридор подвала и закричал:
- Воронин! Воронин, ты куда подевался?
Ответом ему была тишина. Максим Викторович заглянул в помещения с холодильными камерами: тоже никого. Вернулся в расстроенных чувствах, открыл, было, рот, но тут увидел видеокамеру на полке - там, где он ее оставил недавно.
- Я кое-что снял на видеокамеру, сейчас вам покажу!
Включил просмотр. Вместо записи на экране появилось много мелькающих точек, и камера зашипела, как испорченный старый телевизор, не принимающий сигнала.
- Посмотрите на эту гадость,- закричала Инга Вацлавовна.
Все обернулись к ней. Она показывала на ванночку с формалином, в которой плавали две большие твари с серыми глазками, чем-то похожие на молодых ужей, но только с лапами и веерообразными крылышками. Длина тела каждой составляла примерно тридцати сантиметров, окрас тела был оливкового цвета. По бокам продолговатой головы красовались два жёлтых пятна. Одна из этих тварей подплыла к краю ванночки, уставилась в глаза Инги Вацлавовны, раскрыла пасть, показав, что у неё есть зубы, причём очень-очень много.
- О-ёй! Как она на меня смотрит! - не выдержала Инга и на всякий случай отошла от ванночки.
Главврач дал распоряжение, куда следует поместить эту мерзость. Потом с раздражением спросил у Магамединова:
- А где все-таки Воронин? Где труп, наконец?
- Не знаю, Иван Сергеевич, я его мобильник два раза набирал: отключен или находится вне зоны действия сети.
- Ладно, разбегаемся пока, - вынес своё решение главврач. - Магамединов, как появится Воронин, дай мне знать.
Вся группа, кроме Инги Вацлавовны, оживлённо болтая, покинула лабораторию.
- Максим, честно признаюсь, я в шоке от увиденного. Неужели эти агрессивные твари жили внутри живого человека? Я не могу поверить своим глазам.
- Я тебя прекрасно понимаю, Инга. Сам отойти от этого зрелища никак не могу. Впрочем, это второе необъяснимое явление, произошедшее в этой больнице. О первом я тебе сейчас расскажу, - произнёс Максим Викторович.
И тут его взгляд упал на стол, где между хирургическими инструментами валялись две половинки от разломанной коробочки, которая ещё сегодня утром висела на шее умершего больного.

4.

Груше повезло. Фёдор Иванович лежал на свой кровати и тихо посапывал. Правда, небольшой помехой был Василий. Он сидел на стуле рядом со своей тумбочкой и очищал апельсин от кожуры. «Чёрт его знает, - подумал Виталик, - этого Василия, возьмёт, да заржёт, как лошадь в самый неподходящий момент. Ненадёжный товарищ».
Груша кинул косой взгляд на Василия, улыбнулся ему и достал из кармана мобильный телефон.
- Сфотографирую я нашего деда на память, пока он спит, - произнёс Виталик непринуждённым голосом и щёлкнул деда несколько раз.
Василий скривился, как будто увидел какую-то мерзость.
- Я ж говорил старикану, что ты дедофил, а он мне не верил.
Груша сел на кровать.
- Да, пошёл ты знаешь куда… со своими шуточками…
- Не знаю и знать не хочу! – крикнул Василий, вскочил со стула и вырвал из рук Груши мобильный телефон. - Дай, гляну, что тебя так сильно возбуждает?
Василий уставился на экранчик мобилы и округлил глаза.
- Боже мой!! – взвизгнул он. - А я тебе не верил!!
Груша внимательно посмотрел на Василия: не шутит ли тот. Взгляд у Василия был очень напуганный.
- Дай, я сам гляну! - Груша врывал мобильник из рук приятеля и взглянул на экран. Лицо спящего Фёдора Ивановича – вот и все, что там было.
- Вот же ты козёл, Васька! – возмутился Груша.
Василий в ответ расхохотался.
- Я, может, и козёл, - сказал он сквозь смех, - но ты бы видел свою рожу две минуты назад…

5.

В одиннадцатую палату урологического отделения поступил хилый сутулый юноша невысокого роста, бледный, как сама смерть. Волосы у него были длинные, тускло-каштановые, а глаза – узкие, карие. Любой, кто видел этого юношу, сразу понимал, что он болен какой-то тяжёлой болезнью, которая истощала его.
Он, ни с кем не здороваясь, занял свою кровать, достал из чёрного пакета толстую книжку и начал её читать. Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич переглянулись. Андрей встал, подошёл к юноше и присел на край его кровати.
- С чем поступил, парень?
- Камни в почках, - охотно ответил ему тот.
- Как тебя зовут?
- Егор.
- А меня Андрей Васильевич, можно просто Андрей. Я работаю слесарем на пивзаводе. Что такое интересное читаешь?
- Солженицына. Раковый корпус.
- Интересно?
- Только начал читать.
- Мы тут в карты на деньги играем. Хотели тебя попросить, что бы ты нас не сдал.
- Не переживайте, не сдам.
- Если хочешь, можешь к нам присоединиться.
- Отстань от малого, - прошептал Александр Евгеньевич. - У него и денег-то, наверное, нет.
- Почему нет. Есть у меня деньги, - обиженно произнёс Егор. - А во что вы играете?
- В основном, в покер. Иногда в тысячу, - объяснил Олег Олегович. - Присоединяйся, если не боишься.
- А какая начальная ставка?
- Сто рублей.
- Раздавайте, пару раз сыграю, - храбро заявил Егор.

6.

Магамединов и Весюткина так и не дождались появления Воронина. Поднявшись на второй этаж в своё отделение, они столкнулись с Анфисой - молоденькой дежурной медсестричкой, которую бог обделил ростом и симпатичной внешностью. Шатаясь на своих кривых ножках (причём так опасно - Магамединов чуть было не кинулся помочь ей, когда её шатнуло назад), «прелестное создание» в белом халате проговорила неприятным писклявым голосом:
- В шестнадцатую палату положили женщину ростом два метра, если не больше, и весом полтонны. Ей бы кровать посолиднее или хотя бы на полметра длиннее.
- Где ж я найду такую кровать? - громко вздохнул Магамединов.
- У Погодина в каморке заберите, - предложила Инга Вацлавовна. - У него там какая-то дореволюционная рухлядь стоит без дела.
- Хорошо, так и поступим. Я зайду к нему договорюсь, - обрадовался Максим Викторович. - А ты, Инга, иди, проведай пока Круглову, она там у меня на диване лежит.
- Она к нему приросла всем телом, как к родному, - заметила Инга Вацлавовна. - Боюсь, я её опять не уговорю поехать домой.
- Чуть что, звони мне, - сказал Магамединов. - Я знаю одного человека, который будет рад составить ей компанию, только за кофе и туалетной бумагой по дороге заскочит.
- Интересно, и кто же этот несчастный?
- Лучше ты об этом у Ленки спроси. Я уверен, что она тебе с удовольствием всё расскажет.
С этими словами он распахнул дверь в свой кабинет, махнул привставшей с дивана Кругловой и, резко развернувшись, быстрым шагом устремился по коридору.
Проскочив вестибюль, в котором на диванчиках сидели скучающие больные, он повернул в левое крыло. Заглянул в кабинет старшей медсестры и перебросился с ней парой слов. Затем, пройдя дальше по коридору, постучался в каморку Погодина.
- Погодин, хорош строчить шедевры! Открывай немедленно! Дело к тебе есть.
Но Погодин не откликнулся. Магамединов достал из кармана мобильный телефон и набрал номер завхоза. Подлый мобильник заведующего терапевтическим отделением сообщил: «Абонент временно не доступен».
- Вот же гад! - выругался Максим Викторович, пнул дверь и удалился, злясь одновременно и на Воронина, и на Погодина за то, что ни с одним, ни с другим в рабочее время невозможно связаться.



7.

Через два часа напряжённой игры Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич остались без денег. Такого финала никто из них не ожидал. Каждый из них думал, что чуть-чуть разбогатеет за счёт сопляка, который, как им показалось, и играть-то толком не умеет. Но в результате дошло до того, что они пацанёнку проиграли все свои деньги.
- Где так хорошо научился играть? - спросил Андрей.
- Неважно. Давайте договоримся, мужики. Я расскажу вам несколько интересных историй. И, если вы их дослушаете, не перебивая меня, я верну каждому его деньги.
- И тебе это надо?- удивлённо спросил Александр Евгеньевич.
- Мне надо, - улыбнулся Егор. - Я знаю, что просто так вы меня слушать не будете. Скажем, я покупаю у вас ваше свободное время для того, чтобы рассказать несколько историй. Обещаю, скучно не будет.
Андрей похлопал Егора по плечу:
- А ты добрый парень, и поступок твой – благородный.
- Только от вас требуется запастись терпением. Когда я вам скажу, что я рассказал всё, что хотел, только тогда вы можете считать, что отработали свои деньги.
- По рукам! - хлопнул по маленькой ладони Егора Андрей. - Я готов слушать.
- И я готов, - согласился Александр Евгеньевич.
- Не тяни резину! - рявкнул Олег Олегович.
- Представьте, мужики, что давным-давно на заборе, окружающем эту больницу, - начал свой рассказ Егор, - образовалась ледяная, с какой-то синевой, плёнка. Металлическая сетка забора буквально светилась благодаря ней. Входные ворота и калитки на обоих проходных медленно стали закрываться, а когда они закрылись полностью, то защёлкнулись и электронные замки, их заклинило из-за проникшей внутрь механизмов ледяной плёнки. Люди, которые собирались войти на территорию больницы или выйти за её пределы, столпились у ворот с обеих сторон. Периодически возникающие вспышки яркого синего света начали больно резать им глаза, заставляя их отступить от забора. Среди несчастных, попавших в эту ситуацию, нашлись те, кто не только не отступил, но и попытался пролезть через забор. Все они приняли смерть, так и не поняв причины её…
Мужики, которые слушали Егора, переглянувшись, улыбнулись друг другу. И один из них покрутил пальцем у виска, мол, гляди, парень-то этот немножко не от мира сего.

8.

Круглова, лёжа на диване, увидела, что кто-то стремительно приближается к ней с острым железным молотком, собираясь её ударить. Она попыталась вскочить, но её будто пригвоздило к дивану. Удар был настолько сильным, что она не успела почувствовать боли. Женская рука с длинными накрашенными ногтями впилась в кожу её головы, проникла сквозь разломанные кости черепа и стала выгребать из черепной коробки всё её содержимое.
Кровь растекалась по подушке. Мозги, чем-то похожие на сопли, валились на пол. Но глаза у Кругловой при этом почему-то не закрывались, она видела и осознавала всё то, что происходило с ней. А потом вдруг нахлынула нечеловеческая боль….
Елена Степановна закричала и проснулась вся в мерзком холодном поту. Сердце бешено билось в её груди, и она с трудом поверила, что это был всего лишь сон. Голова разрывалась на части. Круглова еле оторвала её от подушки и схватилась за неё руками. «Боже мой, как мне надоели все эти кошмары и во сне, и наяву, - с горечью подумала она, - неужели я потихоньку схожу с ума?»
Как могло так случиться, что она – совершенно здоровая женщина – вдруг стала видеть какую-то мистическую нереальную девушку в чёрном платье с вороном на плече? Интересно, если всё это паранойя, неужели она, Круглова, создав в мозгу образ девушки, сама разогналась и стукнулась головой об стенку? Елена Степановна представила себе это, и кожа её покрылась мурашками.
Перед ней стала очень серьёзная диллема: или всё рассказать близким ей людям, или же попытаться разобраться во всём самой. «Ты сошла сума! Ты сошла с ума! - издевался над ней её внутренний голос. - Поздравляю! Доработалась, дура, до галлюников. Ну, ничего, со всеми бывает, ты только не расстраивайся».
Круглова встала с дивана, подошла к умывальнику и умылась холодной водой. Закрыла кран и решила, что первое, с чем ей необходимо бороться, так это с тревожным своим настроением.
В кабинет без стука заглянула Инга Вацлавовна:
- Ну, что, поехали? - спросила она.
- Для того, что бы поехать, надо ещё до машины дойти, - пожаловалась Елена Степановна.
- Дойдёшь. Ты у нас крепкая, только притворяешься слабой. Я пошла за курткой.
- И мою захвати, пожалуйста.
Через десять минут из кабинета заведующего терапевтическим отделением вышла Весюткина, а за ней – Круглова. Елена Степановна закрыла дверь на ключ и двинулась вслед за Ингой Вацлавовной.
- Весюткина ты, куда так рванула? Я ж раненная, меня надо нести на руках, а не бросать одну на поле боя…
Весюткина повернулась к Кругловой и улыбнулась ей.
- С безнадёжными больными поступают только так и никак иначе.
- Клянусь – я не безнадёжная! Ты только плечико мне своё подставь.
- Ох, догоняй уже, калека, - вздохнула Весюткина.
Она подождала Круглову и взяла её под руку. Елена Степановна, слегка придуриваясь, пошла по коридору, хромая на одну ногу и вывалив язык на угол рта. Серьёзная Весюткина не выдержала и засмеялась. Так они дошли до поста дежурной медсестры.
Неожиданно из вестибюля им на встречу выскочил главврач больницы.
- Вот так номер! - закричал он издалека. - Круглова, что с тобой?! Камень на голову упал?
Весюткина и Круглова остановились. Круглова кивнула и придурковатым взглядом посмотрела на Хмельницкого. Тут до нее дошло, что она ещё не вышла из роли. Елена Степановна запоздало спрятала язык и перестала придурковато улыбаться.
- Ой, простите! Поскользнулась в подвале, Иван Сергеевич, и неудачно упала, - начала оправдываться она. - Я же не виновата, что там пол скользкий.
- Не в этом дело! – заревел во весь голос Хмельницкий. - Я не могу понять, почему мне никто не счёл нужным доложить об этом?! У нас не больница, а бардак какой-то. Я очень недоволен работой Магамединова и его отделения в целом. Один Шарецкий у вас старается. Остальные - хернёй, простите за выражение, страдают. То у вас в отделении больной ни с того ни с сего умирает, то битых три часа ни Воронина, ни труп вашего больного найти не могут. Шарецкий по моей просьбе всю больницу обыскал – никаких результатов! Теперь ты, Круглова, голову разбила. Чего мне, скажите, дальше ждать? Эпидемии? Катастрофы?!
- Сплюньте, Иван Сергеевич, - улыбнулась самой обаятельной своей улыбкой Инга Вацлавовна. - Я считаю, что нет вины Магамединова во всём, что сегодня случилось. Просто всё нехорошее выплеснулось в один день, а он не бог, и потому не в силах на всё сразу повлиять.
Но милая улыбка Весюткиной не произвели никакого впечатления на главврача.
- Значит, необходимо найти того, кто сможет, - буркнул он себе под нос и, не прощаясь, зашагал в направлении кабинета Магамединова.
Хорошее настроение у женщин вмиг улетучилось. Елена Степановна быстро набрала номер Максима Викторовича и прошептала в трубку:
- Максим, тут главврач по отделению ходит волком, проверяет, как мы работаем. Кричит, что ты плохо со своими обязанностями справляешься… Поняла. Переживать за него не буду. Он же нам не родственник.
- Кто не родственник? - удивлённо спросила Весюткина, после того, как Круглова положила мобильник в сумочку.
- Сказал, не переживать за нервы главврача, он же нам не родственник.
Спустившись по ступенькам на первый этаж, Круглова и Весюткина открыли большие, с узором из цветного стекла, входные двери и вышли на улицу. Шквалистый ветер резко обрушился на них. Круглова прижала рукой повязку, боясь её растрепать, нехотя натянула на неё голубенькую с блестками вязаную шапочку, и только тогда заметила, что у проходной скопилось много народу, не меньше пятидесяти человек. В глаза неожиданно ударил яркий синий свет, дезориентировав женщин на пару минут.
- Господи, что это было? - взвизгнула Инга Вацлавовна. - Такое ощущение, что я только что на сварку посмотрела.
- А неприятно-то как, - сказала Круглова, спустилась по ступенькам на асфальтированную дорожку и двинулась по направлению к проходной. Весюткина не отставала.
Когда женщины дошли до первой немногочисленной группки людей, Инга Вацлавовна спросила у них:
- Случилось что?

- Случилось, - ответила ей девушка в оранжевой курточке и синих джинсах. - Ворота и калитки закрыты. Охранника нет на месте. Он, видно, закрыл их и ушёл куда-то.
- А это что за синий блеск пробивается и режет по глазам? - спросила Круглова.
- Это забор так неприятно блестит. Причём, поблестит немножко, а потом как резанёт ярким светом. Я такое явление, честно скажу, первый раз в своей жизни вижу. Но это полбеды. Тут один юноша попытался отодвинуть ворота вручную, только дотронулся – и отскочил, словно его током шарахнуло. Вон смотрите: до сих пор на земле лежит, в себя прийти не может.
Женщины поглядели, куда указывала девушка: на земле в конвульсиях бился парень, изо рта его текла жёлтая густая пена.
- Боже мой, ему же нужна помощь! - воскликнула Круглова и, несмотря на свою слабость, бросилась, пробиваясь сквозь толпу, к пострадавшему.
Весюткина ринулась вслед за ней.
- Подожди меня, сумасшедшая! - закричала она.
Тем временем из больницы вышла небольшая молодёжная компания: три парня и две девушки. Один парень поинтересовался: «Что случилось?» Ему ответили, что ворота заклинило и поэтому такое столпотворение.
- Ух ты, какой яркий свет, - вскрикнула девушка из этой компании, когда синий блеск сильно ударил по ее глазам.
- Там сваркой, наверное, что-то режут. Пошли, я знаю, где можно перелезть, - произнёс с видом знатока другой парень, и вся тусовка двинулась вслед за ним.
Парни и девушки прошли сквозь яблочный сад и наткнулись на забор, рядом с которым стояли пирамидкой несколько пустых ящиков из-под пивных бутылок.
Одна из девушек, которую звали Полина Шарапова, остановила всех:
- Не спешите, давайте покурим.
Оля Синицына – её лучшая подруга – согласилась:
- Я не против. Полина, угощай.
Молодёжь дружно закурила и начала строить планы на вечер.
- Давайте посидим у меня в подъезде, пивка попьём? – предложил Артём Жук.
- Я не могу, мне на тренировку сегодня, - отказался Сергей Ветров.
- А когда ты вообще можешь? – раздраженно поинтересовался Кирилл Садовничий, заводила компании.
- Я двумя руками за предложение Артёма. Но только, если Кирилл пойдёт, - сообщила своё решение Оля.
Кирилл улыбнулся.
- Конечно, пойду, - сказал он. - Как же вы все без меня?..
Прямо на их глазах забор стал покрываться синей светящейся ледяной плёнкой.
- Что за диковина такая красивая? - восхищённо заметила Полина. - Никогда не видела такого.
- Ладно, я полез, - крикнул Сергей Ветров, сделал шаг вперёд и уставился на странную светящуюся ледяную плёнку.
- Не спеши, я первый, - оттолкнул его Кирилл. Он запрыгнул на ящики, схватился руками за забор и мгновенно почувствовал сильную обжигающую боль в пальцах. Что-то резко притянуло его к забору, и парня стало так колбасить, что голова грозила оторваться от тела...
- Мамочка! - закричала Оля Синицына. - Да помогите ему кто-нибудь!
Полина Шарапова открыла от ужаса рот, а потом упала без сознания на траву. Сергей Ветров схватил с земли палку и со всего размаху ударил по другу, предположив, что тот попал под действие электрического тока. Палка разлетелась в щепки, а у несчастного, которого притянул к себе забор, почернели руки, и он вспыхнул, как тряпка, намоченная бензином, от одной зажжённой спички.

9.

Круглова быстро оценила сложившуюся ситуацию. Уложив парня на спину, она прислушалась к его дыханию и проверила пульс. Он отключался у неё на глазах, дышал прерывисто, каждый вдох ему давался с трудом. Желтая пена капала с его губ. Елена Степановна посмотрела на его зрачки и присвистнула:
- Инга, зрачки расширенные, это указывает на резкое ухудшение кровоснабжения мозга. Нужен нашатырь… Боже мой, он уже не дышит!
Круглова ударила несколько раз ладонью по щекам бедного юноши – никакого результата.
- И пульса я не чувствую, - крикнула Весюткина, сноровисто стянула куртку с пострадавшего и разорвала рубашку у него на груди.
Инга Вацлавовна раскрыла рот парню, вытерла рукавом своей куртки жёлтую слизь, скопившуюся у него во рту и на губах, и запрокинула его голову назад. Ни платка, ни марли под рукой у неё не было, и она вопросительно посмотрела на Круглову:
- Есть платок? – спросила она и положила на затылок юноше одну руку, а второй надавила на лоб, в результате чего подбородок парня оказался на одной линии с шеей.
- Некогда искать, Инга. Смотри, какой красивый мальчишка, так и просит, что б его поцеловали.
Переборов брезгливость, Инга Вацлавовна закрыла нос пострадавшему и с силой вдохнула воздух в его рот. Её напарница положила край ладони на низ грудины, сверху положила вторую руку и стала надавливать на грудную клетку пострадавшего. Надавливала Елена Степановна быстрыми толчками, продвигая нижнюю часть грудины на три-четыре сантиметра в сторону позвоночника. Надавив на грудину шесть раз, она дождалась, когда Инга Вацлавовна сделает парню очередной вдох воздуха изо рта в рот, и подколола подругу:
- Я же говорила, что тебе понравится.
Весюткина чуть не взвизгнула от возмущения. На губах и во рту сразу же почувствовался привкус рвотных масс, жёлтой пены, чеснока и каких-то крошек.
Круглова повторила надавливания, и парень ожил. Он вновь задышал, цвет лица его изменился с бледного на розовый, зрачки сузились. Елена Степановна улыбнулась ничего не понимающему парню:
- Ну что, красавец, раз сбежал с того света, обратно мы тебя не отпустим.
Она подмигнула ему и резко выпрямилась, услышав звонкий голос главврача больницы:
- Минуточку внимания!
Елена Степановна повернулась и на ступеньках у главного входа в здание больницы увидела Ивана Сергеевича Хмельницкого с рупором в правой руке. В этот же момент, раздалось неприятное, громкое «вя-я», и Круглова усмехнулась, догадавшись, куда подевалась Инга Вацлавовна…
- Минуточку внимания! - повторил Хмельницкий, и ему в ответ раздалось ещё одно «вя-я».
Инга Вацлавовна не заставила себя долго ждать. Вся бледная, вытирая потёкшую тушь под глазами, она вышла из-за угла больницы и гордо, как ни в чём не бывало, засеменила на высоких каблуках в сторону Кругловой и пострадавшего юноши. Елена Степановна в очередной раз отметила, какая Инга Вацлавовна худая и хрупкая. Подуй ветер чуть посильней, и лови её вместе с этим ветром!
Весюткина, ощутив на себе взгляды людей, несмело осмотрелась по сторонам и удивилась такому большому скоплению людей во дворе больницы. В глазах одних читалось недоумение, растерянность. У других – негодование, злость. А у третьих – страх, ужас и шок.
Людские эмоции перемешались на маленьком кусочке пространства. Разные по характеру люди ощутили на себе нехорошее, щекочущее нервы, волнение, вызванное непонятным фактором. Среди них пошёл шёпот о том, что случившееся - дело рук террористов.
Когда большинство людей из толпы повернулись лицом к Хмельницкому, тот поднёс рупор ко и рту продолжил свою речь:
- Внимание! Прошу всех отойти от забора! Я уже позвонил в МЧС. К нам едут спасатели. До их прибытия прошу всех удалиться как можно дальше от забора и проявить терпение. Предлагаю вам вернуться в больницу. На первом этаже должно хватить скамеек для всех. Я распорядился, чтобы вынесли из кабинетов все свободные стулья. Давайте с пониманием отнесёмся к создавшейся ситуации.
- Эй, умник, - заорал мужик из толпы. - Мне через час надо быть на работе. Крутись, как хочешь, но если не успеешь, у тебя будут проблемы. Я тебе это обещаю.
Иван Сергеевич не обратил никакого внимания на эту реплику, опустил рупор и скрылся за дверями больницы.
Весюткина всегда отличалась от других умением мгновенно анализировать происходящее и поэтому сразу же зашептала на ухо Кругловой:
- Как-то он быстро про всё узнал, рупор нашёл и даже насчет стульев сообразил…
- Профессия у него такая.
- Нет, ты ошибаешься. Это у него дар от бога. Он у нас ясновидящий, - с сарказмом заявила Весюткина. - Я надеюсь, никто не видел, как меня тошнило за углом?
- Ага. И не слышал тоже, - ухмыльнулась в ответ Елена Степановна.

[Булахов Александр]

10.

Пока Хмельницкий беседовал с людьми во дворе больницы, Фёдор Иванович хорошенько перекусил, а потом спросил у своих малолетних соседей, сгрудившихся у окна:
- Молодёжь, что там за крики во дворе?
- Да на улице людей толпа собралась. И какой-то дядька что-то в рупор кричит, - поведал ему Груша, который сидел на подоконнике, но слов главврача больницы разобрать никак не мог. Наглухо закрытые окна сводили его старания к нулю.
- И что он кричит?
- Ничего не слышно, Федор Иваныч, - ответил Груша. - Хотите, сбегаю на улицу, послушаю?
- Не надо, Виталик, - отмахнулся старик. - Зачем нам чужие проблемы. Это я так, от скуки спросил.
- Действительно, скукотища, - пробормотал Василий и отложил книжку на тумбочку. - Фёдор Иваныч, а та история, ну, которую вы тогда рассказывали… Что там дальше было, а?
Старик заулыбался, прищурив глаз:
- Что, интересно?
- Конечно! – взвыли хором Василий и Пузырь.
- Сколько можно нас томить? – добавил от себя Василий. - По вашим байкам, дедушка, надо фильмы ужасов ставить. Успех стопроцентный. Я вам гарантирую.
- Я польщён, мой друг, твоими словами, - произнёс Фёдор Иванович. - Но не будем отвлекаться от главного. Ну ладно, доскажу, так уж и быть.
Груша тихо вздохнул, достал из кармана рубашки МР3 плеер с наушниками, вставил наушники в уши и продолжил смотреть в окно, как ни в чём не бывало.
Фёдор Иванович бросил взгляд в сторону Груши и хмыкнул. Пузырь и Василий уставились на старика. Им и в самом деле было интересно послушать. Фёдор Иванович подмигнул Василию, мотнул головой в сторону Груши и улыбнулся. Василий улыбнулся в ответ.
- Закройте глаза, ребятушки, - приказал старик. - И представьте, как летит по коридору облачко… Да не простое – светится оно и переливается, и оно уже больше, чем было в начале нашей истории. Облачко заворачивает за угол и продолжает лететь по приёмной морга. Представили?
Пузырь и Василий молча кивнули.
- Итак, это облачко завернуло за угол и оказалось в приёмной морга. А там на трёх скамейках сидели грустные люди. Облачко подлетело к пожилой супружеской паре, сидевшей на первой скамейке, и заскользило: сначала по рукам женщины, потом по рукам мужчины. Они восторженно вскрикнули. «Смотрите, какая прелесть!», - произнес пожилой мужчина. - «Интересно, что это такое»?
Фёдор Иванович посмотрел на Грушу и замолчал. Виталик повернул голову и взглянул на Фёдора Ивановича, затем закрыл глаза и углубился в свою музыку.
- Эй, дедуля, вы чего замолчали? – возмутился Пузырь. - Продолжайте, пожалуйста...
Фёдор Иванович почесал затылок и улыбнулся Пузырю.
- Облачко опустилось на руки мужчины, сидевшего на другой скамейке, и стало красиво и завораживающе переливаться. Затем оно взлетело и село на руки девушки. Она залюбовалась им. В тот же миг два парня-студента, которые сидели на третьей скамейке, с ужасом увидели, как начала рассыпаться супружеская пара на первой скамейке. И тогда один из студентов закричал…
Фёдор Иванович вновь посмотрел на Грушу.
- Матерь божья, что это творится?! – внезапно вскричал он.
Груша свалился с подоконника, как ошпаренный, и распластался на полу. Увидев это, Василий и Пузырь громко засмеялись. Виталик кинул на них злой взгляд, поднялся и вышел из палаты, хлопнув дверью.
Фёдор Иванович улыбнулся Пузырю и Василию.
- Поверьте мне, мои юные слушатели, зрелище было действительно не для слабонервных: на первой скамейке люди сидели уже без голов, а из их рукавов и брючин сыпался песок вперемешку с пылью. То же самое начало происходить с людьми на второй скамейке. Удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы – всё это превратилось в пыль.
Федор Иванович внимательно посмотрел на Пузыря и Василия. Они сидели на кроватях и смотрели в никуда. Глаза у них были пустые, «стеклянные». Фёдор Иванович отвернулся от них и продолжал:
- Второй студент завопил ещё громче первого: «Уходим отсюда»! Он орал, как резаный. Облачко тем временем зависло над образовавшейся пылью и начало втягивать её в себя, увеличиваясь при этом в размерах. Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору. А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…

11.

Расстроенный Груша несмело постучался в кабинет заведующего ожоговым отделением.
- Кто там? Войдите! – закричал Кожало Дмитрий Антонович.
- Это я, - сказал юноша, закрывая за собой дверь.
- Что случилось, Виталик?
Груша пожал плечами.
- Я даже не знаю, - неуверенно заговорил Груша. - Может быть, я это зря...
- Не мямли, пожалуйста, не люблю я этого, - прервал его Дмитрий Антонович. - Раз пришёл, значит, говори, что тебе надо.
Груша сделал шаг в сторону Кожало.
- Да, блин, боюсь, что вы мне не поверите, но мне кажется, что в этой больнице творятся странные вещи.
Кожало кисло улыбнулся Груше и хлопнул рукой по свободному стулу рядом.
- Садись, дорогой. Меня в последнее время одолевают точно такие же мысли. Так что именно тебе кажется странным?
Груша сел.
- Да есть у нас в палате один старик. Федор Иванович. Непонятный какой-то, не похож на обыкновенных стариков. Вечно рассказывает какие-то странные истории, мне прямо плохо от них. У меня башка кружится и болит, а ещё глаз дёргается.
- Ничего себе! – удивился Кожало.
Груша проглотил ком, подступивший к горлу.
- Я специально надел наушники и стал слушать музыку. Лишь бы этого старого… в общем, чтоб не слышать, что он несёт...
Кожало почесал нос.
- Ну и что, помогло? – спросил он.
- Поначалу вроде помогло… Я расслабился, и музыка такая спокойная была, чуть не заснул вообще. А тут, прикиньте, прямо в наушниках он как заорет! Федор Иванович этот… Ну, я с подоконника и свалился...
Дмитрий Антонович засмеялся.
- Ну и что он кричал?
- Матерь божья, что тут творится?!
Кожало не выдержал и громко захохотал.
- Так и знал, что вы смеяться будете, - расстроился Груша.
Выражение лица у Кожало сразу стало серьёзным.
- Успокойся, Виталик! Я смеюсь не поэтому. Я просто представил, как ты свалился с подоконника… Знаешь, я тоже кое-что видел интересное, но давай сразу договоримся, что наши с тобой беседы мы будем пока что держать в тайне от других….
Груша кивнул.
- Считайте, договорились, - сказал он. - А что мне делать теперь?
- Не переживай, - заговорщицки прошептал Дмитрий Антонович. - Мы с тобой что-нибудь придумаем.

12.

Зазвонил мобильный телефон, и Магамединов резко открыл глаза. Он задремал у себя в кабинете и только сейчас понял, что не перезвонил жене, и она, по-видимому, уже волнуется, что его до сих пор нет дома.
- Алло, Катя! – крикнул Максим Викторович спросонья в трубку.
- Максим, что у вас там такое творится? – услышал он взволнованный голос жены.
- Я же тебе говорил: забор, окружающий больницу, бьётся током. Ни войти на территорию, ни выйти…
- Максим, там всё намного страшнее, чем ты мне рассказываешь. По телевизору показывают, что от забора вашей больницы тянется какая-то ледяная плёнка, что ли...
- Куда? – протирая рукой сонные глаза, спросил Магамединов, ещё не сознавая полностью услышанное.
- Показывают, что она покрыла весь забор и медленно расползается от забора в разные стороны: к зданию больницы и в сторону города. Причём, в город быстрее...
Магамединов вскочил со стула и выбежал из кабинета, прижимая мобильный телефон к уху. Передвигаясь быстрыми шагами по коридору, он заметил шестерых больных, которые стояли у окна и смотрели на улицу. Видно было, что люди взволнованы.
В VIP- палате номер шесть находился ближайший рабочий телевизор. Войдя в пустующую палату, заведующий терапевтическим отделением воткнул вилку телевизора в розетку.
- Катя, какой канал включать?
- Второй!
Максим Викторович нажал на пульте «двойку» и через мгновение увидел на экране забор – он был весь в какой-то непонятной ярко мерцающей плёнке. Создавалось впечатление, что забор облили водой и она, не успев стечь на землю, сразу же замёрзла.
- …неизвестного науке происхождения и очень агрессивна, - говорила в микрофон журналистка. - В течение вечера от неё погибло по неосторожности около шестнадцати человек… Представьте себе это жуткое зрелище: человек наступал на плёнку… моментально: пых… пламя – и нет человека!..
Журналистка показала рукой на обгоревший каркас машины скорой помощи.
- Свидетели рассказывают, что машина скорой помощи только одним колесом случайно наехала на эту плёнку и сразу же вспыхнула. Люди в машине сгорели заживо, никто из них не успел выскочить…
- Ты видишь, какой у вас там ужас творится. Я очень боюсь за тебя. Неизвестно ещё чем всё это закончится! - раздался в мобильнике срывающийся в истерику голос Катерины, было понятно, что она уже плачет.
- Так, Катя, без истерик! – Магамединов посмотрел на часы, они показывали около одиннадцати вечера. - Катя, ты меня слышишь?
- Слышу.
- Пообещай мне, что ты будешь сидеть дома и за всем наблюдать только через экран телевизора.
- Максим…
- Катя, для меня это обещание очень важно. Я буду знать, что ты находишься дома, а не подвергаешь себя опасности по ту сторону забора. Ты меня слышишь?! Никакой паники!
- Обещаю, Максим. Но и ты мне пообещай, что вернёшься домой целым и невредимым.
- Обещаю…
Магамединов открыл две узкие створки и вышел на балкон. И сразу же ощутил, насколько резко изменилась погода на улице: лёгкий ветерок дохнул на него морозным холодом. Из его рта повалил пар.
Со стен здания больницы светили прожекторы. Куда не глянь – везде сновали люди, это были и военные, и милиционеры, и спасатели, и врачи. И по ту, и по эту сторону забора собралось много любопытных, которым было очень интересно, что же здесь всё-таки происходит. Милиционеры отгоняли людей от ледяной плёнки. Мигали проблесковые маячки машин специального назначения.
Ближе к проходной скрипнул тормозами военный грузовой автомобиль. Из него начали выпрыгивать солдаты – парни не старше двадцати лет. У каждого из них на плече висел автомат «Калашникова».
- Катя, ты, главное, не волнуйся, - закричал в мобильный телефон Магамединов и зажмурил глаза из-за яркой вспышки света.
У него вдруг резко закружилась голова, и он схватился одной рукой за перила балкона. И только через какое-то мгновение осознал, что Катя ничего не сказала в ответ. Вместо её голоса из трубки доносился непонятный вой, словно выл ветер. Магамединов начал нажимать на разные кнопки мобильного телефона, выключил и включил его снова – но связь так и не появилась. Расстроенный, он вернулся в кабинет, подошёл к телефонному аппарату, поднял трубку и вместо гудков услышал жуткое завывание ветра…

13.

В двенадцатую палату ожогового отделения ворвался Груша и крикнул Пузырю и Василию, которые стояли у окна и смотрели куда-то вдаль в одну точку:
- Пацаны, вы видели, что творится возле проходной, да и вообще на улице?
Василий медленно повернулся и взглянул на Грушу стеклянными глазами.
- Видеть можно всякое, Виталик, - произнёс он равнодушно. - Но не в этом кроется смысл всего сущего…
Груша оторопел и чуть не взвизгнул, несколько волосков на его черепушке стали дыбом.
- Василий… э-э-э… Это т-ты? – прошептал он. – Или… п-прикалываешься?..
Тут повернулся Пузырь. Глаза у него были такие же холодные и стеклянные, как у Василия.
- Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору, - заговорил монотонным голосом Пузырь. - А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…

[Булахов Александр]

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Ледяной ужас

1.

- Ты слышишь это? - спросила Весюткина Круглову.
Они находились во дворе больницы и наблюдали за всем, происходящим вокруг. С неба падали крупные снежинки – необычное явление для апреля, но оно не вызывало у людей восторга, только ещё больше нагоняло паники.
Через каждые три минуты ярко вспыхивала ледяная плёнка. Толщина её увеличивалась за счёт того, что сверху нарастал новый слой. Благодаря прожекторам было отчётливо видно: где она только что образовалась, а где уже имела второй слой. Если первый слой был гладким, сплошным, то второй был неоднородным, состоящим из каких-то ледяных фигурок, разных по величине.
- Что - слышишь? Ты о чём? Инга, что с тобой? Ты какая-то вся белая.
- Стоны. Словно стонут раненные или смертельно больные люди. Неужели ты не слышишь?
- Инга, давай уйдём отсюда… Инга!
Круглова в считанные секунды сообразила, что Весюткина теряет сознание, и успела её подхватить, когда та начала медленно оседать на землю. Елена Степановна дотащила Ингу Вацлавовну до скамейки, усадила её, и, держа одной рукой за плечо, второй приподняла её подбородок и посмотрела в расширенные зрачки.
- Инга, в чём дело? Что с тобой?
- Им всем плохо, они просят о помощи, - зашептала Инга.
- Кому плохо? – сквозь зубы спросила Круглова и почувствовала, как мурашки поползли по спине.
- Им всем… здесь находящимся…
- Инга, ты меня пугаешь!
- Но мы ничем не сможем им помочь.
Елена Степановна ещё раз глянула в глаза своей подруге и поняла, что Весюткина чем-то одурманена и потому несёт бред. Круглова ударила её по щеке, но ничего этим не добилась.
- Бойся девушки в чёрном.
- Инга, очнись, я умоляю тебя! – заорала Круглова. - Люди, есть у кого нашатырь?
Инга Вацлавовна закатила глаза и стала валиться набок. На крик Кругловой прибежал заведующий хирургическим отделением Николаев.
- Что с ней? – спросил он.
- Сама не пойму. Как будто в неё кто-то вселился. Одержимая какая-то…
- Не говори глупостей, - Николаев взял на руки лёгкую, как пушинка, Весюткину и ринулся к входным дверям.
Круглова опередила его и распахнула створки. С лёгкостью спортсмена Николаев побежал по коридору первого этажа.
Люди, сидевшие на скамейках и стульях в ожидании того, что скоро всё закончится, как дурной сон, проводили взглядом удаляющегося в сторону левого крыла Павла Петровича с его лёгкой ношей и бегущую впереди него Елену Степановну.
Николаев занёс Весюткину в первый бокс приёмного покоя и уложил на кушетку.
- Ирочка! - крикнул медсестре Николаев. - Срочно несите нашатырь.
Медсестра быстро принесла пузырёк и, смочив ватку, протянула её Павлу Петровичу. Тот отмахнулся от ватки, вырвал из рук Ирочки пузырёк с нашатырём, открыл его и поднёс к носу Весюткиной.
Инга Вацлавовна резко вздрогнула и широко открыла глаза. Её сразу же затошнило и чуть не вырвало.
- Инга, что с тобой? – заплакала Елена Степановна.
- Всё в порядке, просто голова закружилась и немного подташнивает… Потолок плывёт перед глазами… Чувствую, как сердце колотится в груди…
- Инга Вацлавовна, вы случайно не беременны? - поинтересовался Николаев.
- Хотелось бы, Павел Петрович, но от вас… разве дождёшься, - слабо улыбнулась Весюткина. - Вроде полегчало… Я сегодня почти ничего не ела. День какой-то дурацкий выдался. А на голодный желудок ещё и не такое бывает.
Круглова смочила полотенце холодной водой и осторожно вытерла лицо Инги.
- Павел Петрович, вы можете идти. Я думаю, что дальше всё будет в порядке. Я за ней пригляжу.
- Ну, давайте, девчонки, не хворайте больше! – произнёс Николаев и покинул бокс, тихо закрыв за собой дверь.
- Ты меня напугала, - сказала Круглова.
- А что хоть произошло? Если честно, я ничего не помню, - ответила Весюткина.

2.

Груша не знал, что ему делать. Василий и Пузырь смотрели на него стеклянными глазами и несли полную чушь.
- Смотри на нас и принимай всё так, как оно есть, - пятый раз повторил
Василий и потянулся руками к Груше.
- Ты глупый, Груша, и слабый. И не тебе делать выбор, - произнёс Данька Пузырёв и тоже выставил свои руки.
Василий и Пузырь шагнули вперёд.
- Принимай всё так, как есть, - прошептали они в унисон.
- Ага, пацаны, я всё учту. Вы только не переживайте по этому поводу, - сказал им Груша, попятился и повернулся лицом к выходу.
И вдруг прямо перед ним появился Фёдор Иванович. Он стоял в проёме дверей и улыбался. Виталик встал как вкопанный. Его сердце чуть не разорвало грудную клетку.
- Что с тобой, Груша? – участливо спросил старик. - Ты чего такой напуганный?
Виталик сжал кулаки и двинулся прямо на Федора Ивановича.
- Пропусти меня, а то худо будет! – заорал он.
Старик сделал шаг в сторону и показал Груше рукой на выход.
- Иди, сумасшедший. Кто тебя держит?
Сразу же после этих слов за спиной Груши раздался хохот. Груша обернулся и посмотрел на Василия и Пузыря. Глаза у них были живые, не стеклянные, словно оттаяли.
- Груша, ха-ха… Тебе надо лечиться, пока не поздно, - заговорил сквозь смех Василий. - Правильно, я говорю, Пузырь?
Пузырь кивнул, корчась от смеха. Груша кинул взгляд на Фёдора Ивановича. Тот тихо смеялся, качая головой.
- Да, пошли вы все!!! – крикнул Груша и выскочил из палаты.

3.

Магамединов напоил Весюткину чаем с мятой в своём кабинете и приказал:
- Ложись на диван и засыпай. Я тебе укольчик хороший сделал. К утру будешь как новенькая.
- Спасибо, Максим, - поблагодарила Инга Вацлавовна, легла на подушку и вытянула ноги на диване. Потом она шаловливо взглянула на Круглову с повязкой на голове и высунула язык. - Не смотри так на меня. Теперь моя очередь, чтобы за мной поухаживали…
- Лежи, кто тебе не даёт… В следующий раз просто так и скажи, что хочешь, чтоб мужики за тобой поухаживали… без всяких этих концертов с обмороками… Тут достаточно свистнуть. Знаешь, сколько желающих сбежится?
- Видимо, что-то у меня со «свистелкой» не в порядке. Свищу-свищу, а они меня не слышат.
- Неправда! Вон Павел Петрович вмиг нарисовался.
- Николаев, что ли? Я в своё время на него столько косметики перевела, столько флаконов духов на себя вылила – бесполезный вариант, короче… Я лучше вон, Максиму Викторовичу глазки буду строить. Глядишь, ещё кружку чая мне сделает.
Максим Викторович смущённо заулыбался. Круглова это заметила и помахала ему пальцем перед носом:
- А вы не улыбайтесь так, Максим Викторович. Вам нельзя! У вас жена есть. Если вы всем женщинам с таким рвением будете чай готовить – на одной заварке разоритесь…
- Хорош чепуху молоть, - сделал серьёзное лицо Максим Викторович. - Мне вот что в данный момент не даёт покоя: куда подевался Погодин? Каморка у него закрыта. Вдруг ему стало плохо, и он там в каморке у себя валяется без чувств на полу?
- Тогда надо выламывать дверь, - решила Круглова (перебинтованный боец спецназа). - Я думаю, нам это простят.
Когда Круглова и Магамединов подошли к каморке Погодина, их ждал очередной сюрприз. Максим Викторович постучался и затем нажал на ручку двери. Дверь не открылась.
- Пётр Алексеевич, ты у себя?
В ответ раздался громкий стук, будто кто-то с той стороны тоже решил постучать по двери. Магамединов вздрогнул:
- Эй, кто там?! Алексеич? Открой!
В дверь уже не просто стучали, а колотили изо всех сил – казалось, что человек десять с той стороны решили развлечься таким необычным образом.
- Пошли отсюда, я прошу тебя, - прошептала Елена Степановна. - Что-то мне всё это не нравится.
- Нет уж! Пока я не узнаю, что там происходит – я не успокоюсь!
Магамединов стиснул зубы и со всей силы ударил в дверь ногой. Дверь не выдержала удара и распахнулась, громко стукнувшись о стенку.
В каморке Погодина никого не оказалось. Елена Степановна перекрестилась.
- Чертовщина какая-то! - тихо произнесла она.
На маленьком круглом столике мигал диодной лампочкой ноутбук. Магамединов подошёл к столу и пошевелил мышкой. Через мгновение на экране засветился фоновый рисунок. Увидев изображение в ноутбуке, Магамединов почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом. Из-за плеча Максима Викторовича несмело выглянула Круглова и закричала:
- О, боже!
Магамединов аж подпрыгнул. С экрана ноутбука улыбалась девушка в чёрном платье с вороном на плече.
- Ты не поверишь, Максим! – воскликнула Елена Степановна. - Но мне с этой тварью уже приходилось несколько раз встречаться!..
- И я с ней тоже имел честь познакомиться, - вздохнул Магамединов. - Не пойму, что в этой больнице творится, да и вокруг неё тоже… Такое ощущение, что к нам на постоянное место жительства переехал дьявол и развлекается таким вот способом.
- Как я хочу проснуться и понять, что всё это - дурацкий сон, - произнесла Круглова.
Магамединов закрыл ноутбук, сунул его подмышку и вышел из каморки. Елена Степановна не отставала от него ни на шаг.
- Лена, давай попробуем найти логику во всём происходящем. Может, докопавшись до истины, мы поймём, как выбраться из этой заколдованной ситуации?
- Мне кажется, Максим, что законы логики в этой больнице уже давно не действуют. Но я согласна с тобой: нельзя сидеть сложа руки, надо срочно разбираться со всем, что здесь происходит.

4.

В приёмной морга горел тусклый свет. На трёх скамейках этого закутка, отделённого от коридора двухстворчатыми дверями, расположилось шесть человек. На первой скамейке сидела пожилая супружеская пара, на второй скамейке – отец и его семнадцатилетняя дочь, а на третьей - два студента из мединститута: Вадим и Жора.
- Когда они уже разберутся с воротами, - возмущалась пожилая женщина. - Беспредел какой-то! Все ж мы люди – нам есть хочется.
Пожилой мужчина, порылся в кармане серого плаща, достал из него шоколадную конфету и протянул жене.
- Держи.
- Вот же еврей старый! Держал конфету до последнего, пока я на голод не пожаловалась, - шутливо зарычала пожилая женщина и забрала конфету. - А ну-ка, выворачивай карманы. Может, в них ещё что-нибудь завалялось.
Пожилой мужчина отодвинулся:
- Отстань, дорогая! У меня больше ничего нет.
Женщина быстро проглотила конфету и продолжила атаку:
- Ай-яй-яй! А чего же ты тогда так разволновался?
- Маргарита, имей совесть! – разозлился пожилой мужчина. - Расшумелась, как на своём базаре. У меня брат умер, а ты шутки шутишь.
Маргарита виновато улыбнулась и прошептала:
- Прости, милый.
Пока супруги ругались из-за конфеты, из-под дверей лаборатории выплыло светящееся пылевое облачко размером с два человеческих кулака. Оно было очень яркое и красивое и переливалось разными цветами. Облачко поднялось на полтора метра вверх и полетело по коридору, затем завернуло за угол и влетело в открытые двери приёмной морга.
Пожилой мужчина первым заметил это светящееся пылевое образование и, раскрыв рот, стал смотреть на него.
- Что это за чудо? - спросил он, а облачко тем временем заскользило в его ладонях.
Маргарита вздрогнула и повернулась лицом к мужу. Облачко поднялось чуть выше и подлетело к пожилой женщине. Та, словно по команде, быстро выставила руки ладонями вверх. Облачко опустилось на её руки, затем чуть-чуть приподнялось и завращалось вокруг своей оси.
- Смотрите, какая прелесть! – вскрикнула пожилая женщина, и отец с дочерью взглянули на странное переливающееся разными цветами явление.
Облачко моментально среагировало на их взгляд: оно оттолкнулось от рук Маргариты и полетело к отцу и дочери.
- Интересно, что это такое? – вновь задался вопросом пожилой мужчина.
Молодой отец вытянул ладони.
- Может быть это душа человека, - произнёс он, когда облачко опустилось на его руки, а затем приподнялось и завораживающе завращалось над ними. - Она прощается с нами.
Вадим и Жора молча наблюдали за движением облачка. Жора открыл рот, чтоб что-то сказать. Но ничего не сказал, так и оставшись сидеть с открытым ртом.
Дочь молодого мужчины потянулась двумя руками к облачку, и пылевое образование сразу же перелетело к её рукам, опустилось на них и засветилось огненно-жёлтым светом, как солнце.
- Матерь божья, что это творится? – закричал Жора и на его лице отразился испуг. Глаза, которыми он смотрел на пожилую супружескую пару, вылезли из орбит.
С голов пожилых супругов сыпался какой-то странный «блестящий песок», а головы их уменьшались на глазах.
Жора вскочил со скамейки и кинул взгляд на Вадима:
- Вадим, мне это не мерещится? – с надеждой спросил он.
- Я, думаю, что нет, - дрожащим голосом ответил ему Вадим. - Не может же это всё мерещиться нам обоим.
Жора вновь взглянул на пожилую супружескую пару и закрыл рот двумя руками.
- О, боже, - застонал он.
Пожилые люди сидели уже без голов. Из их рукавов на пол сыпался песок вперемешку со светящейся пылью. То же самое начало происходить с отцом и дочерью. Головы их уменьшались в размерах. Молчаливое удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы – всё это превратилось в песок и пыль.
Облачко опустилось над образовавшейся пылью (возле скамейки, на которой сидела пожилая супружеская пара), втянуло пыль в себя и увеличилось в размерах.
Вадим сорвался с места и бросился к выходу.
- Уходим отсюда! – завопил он и выбежал из приёмного отделения.
Жора выскочил вслед за ним.
- Я… херею! - не успокаивался Вадим.
Жора еле его догнал, обернулся и увидел, как из-за угла коридора вылетело светящееся облачко и набрало скорость. Жора посмотрел вперёд и прикинул расстояние до лестницы, ведущей на первый этаж. Впереди был ещё большой кусок коридора до дверей, которые можно было наглухо закрыть.
- Вадим мы не успеем, оно нас догонит.
- Беги, дурень, не останавливайся, - крикнул ему Вадим - И не оборачивайся!
Облачко играючи сократило расстояние между ними вдвое.
Жора и Вадим рванули изо всех сил и помчались по коридору с такой невероятной скоростью, с какой они бы выиграли все соревнования по бегу в мире. Но облачко беспощадно приближалось к ним всё ближе и ближе.
Вдруг Вадим заметил слева какую-то очень узкую дверь. Не задумываясь, он прыгнул к ней и дернул за ручку. Дверь со скрипом отворилась. Вадим и Жора, не говоря ни слова, протиснулись в коридорчик и торопливо захлопнули за собой дверь...

5.

В узком коридоре, по которому бежали Вадим и Жора, горел неприятный розовый свет, давящий на глаза. Вадим внезапно остановился, не задумываясь о последствиях такой резкой остановки, и на него налетел Жора. Они оба грохнулись на пол.
- Куда это мы попали? – произнес Вадим, потирая ушибленную коленку.
Жора посмотрел в сторону узких дверей, которые стали их спасением.
- Неважно! Главное, что мы оторвались от этой дряни.
Вадим и Жора поднялись и уже спокойным шагом пошли по коридору.
- Я это зрелище никогда не забуду, - прошептал Вадим.
- Не бухти! Давай искать выход, - сказал ему Жора.
Вадим показал рукой куда-то вдаль коридора.
- Мне, кажется, что там кто-то стоит.
- Где? Что? – вскрикнул Жора и выглянул из-за плеча Вадима.
Действительно, впереди возвышалась что-то тёмное.
- Не шевелится… - прошептал Жора.
- Пошли, - буркнул Вадим и ускорил шаг. - Если честно, после этого летающего… облачка что ли… по-другому то, что мы видели, и не назовёшь… мне ничего уже не страшно.
- Тогда представь, что там впереди десять таких тучек, - посоветовал Вадиму Жора.
- Иди ты в жопу! Сам представляй, если хочешь.
- Нет уж! С меня хватит. У меня такое ощущение, что мы с тобой сидим в кино на «сто Д» и пока не обделаемся, киносеанс не закончится.
- Такое ещё не изобрели, - пробубнил Вадим.
Жора ухмыльнулся.
- С чего такая уверенность? Представь, что на нас испытывают эффект полного присутствия в кино.
Вадим остановился и издал задним местом неприличный громкий звук. Затем скривился и покрутил головой по сторонам.
- Фу, чем это здесь попахивает?! – возмутился он.
После чего посмотрел на Жору. У того на лице появилось недоумение.
- Ну и где твоя настоящая реальность? – спросил Вадим. - Почему сеанс ещё не закончился? Где титры?
- Фу, Вадим, что это было? – произнёс Жора, зажав нос двумя пальцами.
Вадим улыбнулся в ответ:
- Проверка твоей гипотезы опытным путём.
- Фу, террорист хренов! - заорал на него Жора. - Предупреждай в следующий раз, что опыты собираешься ставить.
Наконец, парни приблизились к тому, что не могли разглядеть издалека. Перед ними на полу стояли какие-то закрытые металлические контейнеры размером с чемодан. За контейнерами в стене был виден проём, ведущий в какую-то шахту, похожую на лифтовую.
Вадим осторожно заглянул в эту шахту. Она уходила далеко вниз, конца и края её не было видно. К стенам шахты была прикручена металлическая конструкция с большим количеством проводов.
- Интересно, что это за шахта такая? - спросил Вадим. - Для чего она может быть предназначена?
- Кто её знает, - ответил ему Жора.
Вадим смотрел вглубь шахты и думал о её предназначении. Конструкция из толстых прямоугольных секций шла по всему периметру стены и так же, как и шахта спускалась далеко вниз. Она представляла собой каркас, к которому прикреплялись провода различной толщины.
Жора рассеянно коснулся рукой металлического контейнера… И мгновенно получил удар током. Его как следует тряхануло возле злобных контейнеров и откинуло на два метра назад. Он ударился спиной об стенку и задним местом приземлился на пол.
Волосы на его голове встали дыбом. Жора посмотрел на пальцы своих рук – они были чёрными.
- Ё-моё! Сегодня не мой день, – с отчаянием в голосе произнёс он.
Вадим подошёл к Жоре и протянул ему руку.
- Как ты? Сильно досталось?
Жора с его помощью поднялся с пола.
- Лучше не спрашивай! – пробормотал он.
- Сам виноват, - заметил Вадим и пошёл дальше по коридору.
Жора двинулся вслед за ним.
- Спасибо за сочувствие!
Коридор вывел их к двухстворчатым металлическим дверям. Вадим нажал на ручку и вышел на лестничную площадку. Интересное и странное открытие их ожидало на лестничной площадке.
Вадим и Жора, склонившись через перила, смотрели на лестницу. Она уходила куда-то вниз, а не вверх.
- Чем дальше, тем хуже, - заметил Вадим. - Нам бы вверх, а не вниз. Может, пойдём назад?
- Я точно не пойду! - замотал головой Жора и начал спускаться по ступенькам вниз. - Облака всякие, ящики дурацкие, током бьются… Не-не, я пас.
Вадим догнал Жору и схватил его за плечо.
- Бог с тобой! Пошли вниз! Только вот интересно, куда мы выйдем….

6.

В семь часов утра терапевтическое отделение ожило. Из палат стали выглядывать больные. На посту проснулась дежурная медсестра. Из ординаторской вышел Борис Анатольевич Беленький с серебристым металлическим кейсом в правой руке и зашагал по коридору в сторону вестибюля.
Через десять минут Александр Михайлович Шарецкий зашёл в туалет, достал из кармана пачку сигарет «Winston», вытянул из неё одну сигарету, прикурил от зажигалки и глубоко затянулся. Его руки тряслись мелкой дрожью, со лба крупными каплями капал пот. Докурив сигарету, он направился на осмотр третьей палаты.
Магамединов открыл глаза и понял, что лежит на полу, прислонившись головой к дивану, на котором спала Весюткина.
- Ничего себе! – удивился Максим Викторович. - Как это мы так дружно все в одной комнате улеглись?
Круглова подняла голову и отодвинулась от стола. Повязка на её голове съехала набок.
- Страшно было по отдельности засыпать, вот и скучковались, - произнесла она.
- И ты прямо за столом уснула? - спросил Магамединов.
- Получается так, - неуверенно ответила Круглова.
Магамединов почесал затылок и поднялся на ноги.
- Я совершенно не помню, как мы ложились спать. Последнее, что я помню, это как мы с Шарецким и Беленьким болтали обо всём происходящем в ординаторской.
Весюткина спросонья потянулась на диване.
- Я-то всё помню. Ты мне сделал укол, и я сразу же заснула, - сказала Инга Вацлавовна.
- Действительно, - тяжело вздохнула Круглова. - Как я могла, опустив голову на стол, проспать всю ночь на стуле и не разу при этом не проснуться?
Магамединов включил в розетку электрический чайник, подошёл к разрисованному морозом окну, приоткрыл форточку и выглянул наружу. Холодный воздух сразу же ворвался в кабинет. Максим Викторович в одно мгновение отскочил от окна и закричал:
- Боже, я сошёл с ума!
И, не говоря больше ни слова, выскочил из своего кабинета. Круглова бросилась к окну и выглянула на улицу. Лицо её стало белее мела.
- Мамочка родная, я не верю своим глазам, - прошептала она.
Магамединов выбежал во двор больницы. Там уже стояло несколько человек. Они смотрели за забор, и так же, как Максим Викторович, не могли уместить в своём сознании то, что видели. Одна бабулька стояла на коленях и молилась. От забора в сторону больницы ледяная плёнка продвинулась метров на пять-шесть, не больше. А вот то, что творилось за забором, вызывало отчаяние и ужас.
За забором не было видно ни домов, ни машин, ни дорог, ни светофоров, ни строительного банка, знаменитого своими большими механическими часами – вообще ничего. Там расстилалась сплошная ледяная равнина. Лёд окружал всю больницу и уходил далеко, и не было видно ему ни конца, ни края.
Магамединов отвернулся. Плечи его тряслись. Ступая ватными ногами по холодной, но ещё не обледеневшей земле, он вернулся в больницу и сквозь слёзы посмотрел на просыпающихся от какого-то глубокого наркотического сна людей. Они ещё не знали, что произошло…

[Булахов Александр]

7.

В палате номер три стоял неприятный зловонный запах. Двое больных из этой палаты с трудом вставали с постели. Один из них недавно перенёс инсульт и, как мог, боролся за жизнь. Второго же к постели пригвоздила непонятная болезнь. Вчера ещё он спокойно передвигался по больнице, заигрывал с медсёстрами и чувствовал себя практически здоровым. А сегодня уже не мог оторвать головы от подушки из-за сильного жара и недомогания.
Алексей Горин чувствовал, что с ним случилось что-то непоправимое. Всё началось с того, что вчера вечером он пожаловался на изжогу. Врач ему сделал укол, после чего Алексей ощутил резкий голод и еле его утолил. Ему становилось всё хуже и хуже, и он никак не мог понять, с чем это связано.
Как только Александр Михайлович Шарецкий вошёл в палату номер три, он сразу же направился к Алексею Горину.
- Доктор, скажите, а это правда, что из больницы невозможно выйти? – спросил его бывший ректор сельскохозяйственной академии, а ныне несчастный пенсионер с язвой желудка.
- Я думаю, что скоро во всём разберутся, - махнул рукой Александр Михайлович. - Поэтому особо не переживайте.
- Александр Михайлович, а вы выходили сегодня на улицу, видели, что там творится? – не выдержал молодой человек лет двадцати трёх, который паковал свои вещи в сумку.
- У меня работы много. Мне некогда выходить на улицу… А куда вы так стремительно собираетесь?
- Вот когда вы выйдете на улицу, тогда все поймёте. Я собираюсь подняться на крышу и ждать спасательный вертолёт.
- Молодой человек, не стыдно вам?! Своими действиями вы порождаете панику.
- Ой, не смешите меня! Паника... Вы еще паники не видали, вот погодите. Сейчас народ проснется… Все наверх ломанутся, а я уж там лучшее место занял.
Шарецкий поглядел на парня поверх очков.
- Если уж идёте, так потише как-нибудь… Никому ничего не объясняйте: куда вы идёте и зачем. Если народ побежит на крышу, по вашему примеру, то вы можете оказаться в числе первых, кто с этой крыши навернется. Просто выдавят…
- Я знаю, что я делаю, - невежливо оборвал его парень.
Александр Михайлович отвернулся от молодого человека и взглянул на Алексея Горина. Подушка больного была вся мокрая от пота. Но больше всего доктора беспокоил его сильно вздувшийся живот.
- Ну, как вы себя чувствуете? – спросил Горина Шарецкий.
- После вашего вчерашнего укола мне стало гораздо хуже, чем было, - пожаловался больной.
- По-видимому, мой дорогой, ваша болезнь стремительно прогрессирует… Ну-ка, попробуйте сесть и поднимите руки вверх.
- Я не могу, мой живот так сильно вздулся… - Горин еле сел и, тяжело дыша, поднял руки вверх.
Шарецкий увидел подмышками больного красную сыпь и кивнул.
- Так… мне всё понятно. Вы сильно не переживайте. Я уже встречался с этим редким недугом в своей практике и хорошо представляю, с чем имею дело. Сейчас поднимайтесь и идите в процедурный кабинет. Я назначу вам укол. И попрошу разрешение у заведующего отделением положить вас в шестую палату, чтобы вы были под моим постоянным контролем. Позже я всё вам расскажу о вашей болезни.
- Доктор, только честно скажите, это что-то страшное?
- Все болезни страшные, если их не лечить. Ваша - поддаётся лечению. Если почувствуете сильный голод, дайте мне знать.
- Да я уже и так всё съел, что у меня было в тумбочке…
- Ага, и холодильник, что в столовой стоит для общего пользования, наполовину опустошил. Жрал всё подряд без разбора. Я сам, своими глазами, это зрелище видел,- сказал напоследок молодой человек, закинул сумку на плечо и вышел из палаты.
- Давайте-ка быстро в процедурный кабинет, - приказал Шарецкий. - Нельзя вашей болезни прогрессировать. Либо мы её, либо она нас.

8.

Панике предшествовал всеобщий психоз. Во дворе больницы собралось много людей – это были врачи, больные и те, кто пришёл их навестить. Всех собравшихся объединяла одна общая беда. Люди молча смотрели на ледяную плёнку. В глазах их были отчаяние, страх и беззащитность перед неизвестным явлением.
В центре толпы крутилась на одном месте, неотрывно глядя в небо, женщина в розовой курточке.
- Мама, ты была права, - вопила она, - весь мир сошёл с ума! Мама, забери меня отсюда!!!
Людям, которые знали эту женщину, было трудно поверить, что она сошла с ума. Что её психика дала сбой. Ещё недавно она спокойно с ними разговаривала и даже шутила о происходящем.
Из толпы вышел пьяный мужичок с бутылкой водки и гранёным стаканом в руках. Трясущимися руками он налил полстакана водки и протянул его женщине.
- Иди сюда, красавица, давай выпьем за апокалипсис – вот он, оказывается, какой!
Безумная женщина непонимающими глазами уставилась на мужичка, который протягивал ей стакан с водкой, и разрыдалась на глазах у всех.
- Иди ко мне, моя хорошая, я тебя успокою, - не отставал от неё пьяный мужичок. - Я специально для такого случая приберёг драгоценную бутылочку.
Одна из женщин в толпе потеряла сознание, две другие завыли – словно принялись кого-то оплакивать. Сразу же к ним присоединились ещё несколько женщин. Человек десять упали на колени и принялись молиться.
- Господи, спаси нас! – раздался женский крик из толпы.
- Не хотели ходить в церковь, грешники, получайте! – заорала в толпе придурковатая бабка, стараясь перекричать людей, которые зашумели, как растревоженный улей. - Думали, наверное, что всё сойдёт вам с рук… ага! А оно так не вышло! Всякому разврату и беспределу рано или поздно приходит конец…
К тем людям, что упали на колени, присоединились другие. Молящихся становилось всё больше и больше. И вскоре почти весь двор стоял на коленях – была слышна общая молитва людей. Из глаз людей текли слёзы.
Больные пооткрывали настежь разрисованные морозом окна больницы и с ужасом смотрели на «новый пейзаж». То в одном окне, то в другом окне было видно, как крестятся люди.
На крыше столпилось большое количество людей. Они смотрели на небо, покрытое тяжёлыми снежными тучами, и на ледяную равнину, расстелившуюся за забором больницы...

9.

Зарождался хаос. Шокированные люди не замолкали ни на минуту. Они стонали, плакали, что-то горячо доказывали друг другу, кричали во всю глотку. И больные, и те, кто пришёл их навещать, студенты из мединститута и сами врачи, уборщицы и санитарки беспрепятственно перемещались по всей больнице. Они заходили в операционные, в рентгенологические кабинеты, кабинеты ультразвукового исследования, в столовые, в палаты к тяжёлобольным.
По коридору хирургического отделения проскочили Клёпа, Зарядный и Король – крутые парни лет двадцати. С дежурного поста выскочила Алёна и закричала им в спину:
- Молодые люди, вы куда?
Крутые парни остановились и повернулись лицом к Алёне. На их лицах появились мерзкие улыбки.
- Какое дело тебе, красавица, до нашего «куда»? – спросил Зарядный. - Хочешь, пошли с нами.
- У нас по отделению нельзя так свободно разгуливать, - сказала Алёна.
- Милая, проснись! – заржал во весь голос Король. – Теперь всем всё можно!..
- Подскажи, где у вас тут можно спиртиком разжиться? - поинтересовался
Клёпа. - Да и сама давай с нами. Может, последний денёк доживаем…
- И всё у нас - в последний раз, – со значением добавил Зарядный.
- Какой, к чёрту, спиртик! – возмутилась Алёна. - Вам здесь не магазин! Если вы немедленно не покинете отделение, я позову заведующего отделением.
- Зови, мы и ему нальём! – разрешил Король. - С сегодняшнего дня мы контролируем всё спиртодвижение в больнице. Так что, присоединяйся, пока
не поздно. Мы, кстати, планируем и наркотики взять в оборот… И нам хороший
специалист, который знает, где они лежат, не помешает.
Король, Клёпа и Зарядный отвернулись от Алёны и двинулись дальше по коридору. Прошли метров пять и остановились возле процедурного кабинета.
- Вот, куда нам надо! – воскликнул Зарядный и нажал на ручку двери.
Дверь не поддалась. Зарядный не растерялся, отошёл назад и с разбегу выбил её плечом. И вся компания, чувствуя, что наказание ей не грозит, с шумом и смехом ввалилась в процедурный кабинет.

10.

Паника принесла свои плоды. И первый плод появился в пищеблоке (на кухне больницы). Там на электроплитах стояли большие кастрюли, в которых готовилась еда для больных. Анжела и Раиса – молодые поварихи с заплаканными лицами – колдовали над этими кастрюлями: засыпали в них картошку, солили, добавляли приправы, мешали, пробовали на вкус – и всё это делали очень быстро.
- Мы, что рабами в один миг стали? - возмутилась Анжела. - Нам никто за это явно не заплатит, а мы должны супа наварить на всех голодных в больнице.
- Надо бросать всё это к чёртовой матери и сваливать отсюда! – предложила Раиса.
- Это тоже не выход, - ответила Анжела. - Мы с тобой ближе всех к еде находимся, кто знает, что дальше-то будет… Запасы, небось, не резиновые.
- Тогда надо сказать Варваре Семёновне, чтоб в помощь нам кого-нибудь позвала.
Открылись входные двери, и на кухню ворвалась Варвара Семёновна – заведующая пищеблоком.
- Я вышла на первый этаж и сказала, что на всех варю суп и что мне нужны добровольцы, которые по всей больнице на тележках будут возить суп и кормить людей.
- Ну и что из этого? – спросила Раиса.
- Беда, девчонки!..
В подтверждение слов Варвары Семёновны резко распахнулись входные двери, и в пищеблок вломилась толпа. Люди лихорадочно хватали съестное, кричали, толкались…
- Ну так же нельзя! – закричала Варвара Семёновна. - Вы делаете хуже и себе, и другим!..
Анжела и Раиса не успели даже запищать. Толпа людей снесла их, как снежная лавина. Раису прижали к электроплите, она была вынуждена за неё хвататься и отталкиваться. Бедная девушка сильно обожгла руки и кричала от боли, но обезумевшие люди не обращали на неё никакого внимания.
Люди давили и душили друг друга из-за еды. В ход пошли локти и кулаки. Раиса сползла на пол, чтоб её не толкали на горячую электроплиту, другого выхода у неё просто не было. И в этот же момент на пол с электроплиты скинули кастрюлю с кипящим супом… Раздался общий крик боли.
В результате всего Раиса уже не сидела, а лежала на полу возле электроплиты. Всё лицо её было в слизи и волдырях. Один глаз у неё сварился, и она уже не понимала, что происходит…



11.

Заведующий хирургическим отделением Павел Петрович Николаев сидел за рабочим столом в своём кабинете и держал возле уха трубку рабочего телефона. Он всегда старался быть спокойным и сосредоточенным, умел анализировать сложные ситуации и находить выходы там, где другие сдавались. Однако Павел Петрович был весьма самолюбив, он с трудом переваривал такие моменты, когда его игнорировали или недооценивали, проще говоря, снижали ту планку, к которой он себя приравнивал.
После того, как он поговорил с главврачом больницы о сложившейся ситуации, у него появилось впечатление, что тот совершенно его не слышит. Николаев специально зашёл к нему в кабинет, чтоб найти решение некоторых серьёзных проблем. Он считал, что надо заранее кое о чём побеспокоиться. Но Хмельницкий быстро дал понять заведующему хирургическим отделением, чтоб он не лез к нему с пустяками. И поэтому в данный момент Павла Петровича всё раздражало, он никак не мог успокоиться.
Николаев нажал несколько раз одну и ту же кнопку телефонного аппарата и со злостью кинул трубку на стол.
- Нарочно такое не придумаешь! – заорал он. - Хорошо хоть, что ещё вода и электричество не пропали…
В этот момент в кабинет ворвалась дежурная медсестра Алёна и подлила масла в огонь.
- Павел Петрович, какие-то уроды забрались в процедурный кабинет, - сообщила она. - И ищут там спирт….
Николаев не встал, а взлетел со стула и закричал:
- Что за уроды, и кто их сюда впустил?!
В ответ Алёна испуганно развела руками.
- Я не знаю, - взвизгнула она. - Что вы на меня кричите?!
- Ой, блин, как это всё мне надоело! – заревел Николаев и выскочил из своего кабинета.
Алёна бросилась за ним вдогонку.
- Павел Петрович, вы один не идите, - закричала она ему в спину. - Я сейчас ещё Кривицкого позову.
- Не волнуйся! – рявкнул Николаев. - Без него разберусь!
Заведующий хирургическим отделением остановился возле выломанных дверей процедурного кабинета и толкнул их ногой.
В кабинете всё было перевёрнуто вверх дном: выдвижные ящики стола валялись на полу, шкаф с медикаментами лежал рядом с ними.
- Ну, что мне, мальчики, скажете? – спросил Николаев и стал закатывать рукава своего белого халата.
Король увидел это и усмехнулся.
- Мужик, вали отсюда. Это теперь наша территория.
Клёпа выплюнул в сторону жвачку и достал из заднего кармана выкидной нож, нажал на кнопку, и лезвие ножа выпрыгнуло вперёд.
- Если что-то непонятно, давай поговорим, - предложил он.
- Давай! – быстро согласился Николаев, сделал два быстрых шага вперёд и ударил кулаком Клёпу по лицу. Всё это произошло в одну секунду. Клёпа даже не успел среагировать и вместе с ножом полетел на пол, и ударился головой о подоконник, глаза его сразу закатились.
- Ну, кто ещё хочет поговорить с бывшим боксёром? – задал вопрос Павел Петрович. - Я в молодости, в отличие от вас, на водку и наркотики время не тратил.
Король отступил на шаг назад, обернулся и посмотрел на Зарядного. Тот покрутил мускулистой шеей и сжал пальцы в кулаки.
- Мы тоже не из говна сделаны, - произнёс он, замахнулся и устрашающе рассёк левой рукой воздух.
Алёна стояла в коридоре и услышала глухой удар. Было понятно, что тот, кто ударил – вложил в удар всю силу. Из процедурного кабинета в коридор вылетел Зарядный, стукнулся головой об стенку и съехал по ней на пол.
- Извини, я забыл предупредить, что занимался почти каждый день, - крикнул ему Николаев.
- Не надо, я сам! – завопил Король.
Он выскочил из процедурного кабинета, и его догнала нога Николаева. Король лбом протаранил стенку в коридоре и, так же, как Зарядный, молча съехал на пол.
Когда Павел Петрович вышел из процедурного кабинета, Алёна вновь узнала в нём добродушного заведующего хирургическим отделением. Ему только не хватало нимба над головой и белых крылышек за спиной.
- Алёнушка, когда парни проснутся, покажешь им, где у нас здесь выход, - попросил он, и она ему молча кивнула.

12.

Работники мастерской - Николаич и Рыжов - не сразу поняли, что случилось что-то нехорошее. Из подвала на лестницу выскочила женщина с двумя буханками хлеба в руках, промчалась вверх по ступенькам, чуть не сбив их с ног, и закричала кому-то на первом этаже:
- Антон, беги быстрее, пока на кухне хоть что-то ещё осталось.
Николаич от удивления раскрыл рот и ускорил шаг.
- Что она орёт такое, дура эта, - сказал он. - Чёрт! Там же на кухне Варвара моя!
- Николаич, люди жрать захотели! - догадался Рыжов. - Вот и сходят от голодухи с ума. Кто как может.
Из подвала выскочил мужчина с банкой тушёнки и тремя батонами в руках. Николаич от возмущения чуть не задохнулся:
- Ты видел это?! Рыжов, беги, глянь, что там творится! – заорал Николаич. - Беги, я тебя прошу!
Рыжов кивнул и помчался по коридору в сторону пищеблока. Николаич бросился вслед за ним. Но шустрый Рыжов за считанные секунды скрылся за поворотом.
Возле дверей моечной Рыжов остановился и с ужасом посмотрел на толпу, рвущуюся в пищеблок. Какой-то дед тростью лупил по спинам людей, чтоб его пропустили.
- Я инвалид! – орал дед.
- Эй, дикие, что вы здесь все столпились, - закричал на людей Рыжов. - Запасов еды в больнице хватит надолго, если вы их не будете разворовывать!
- Рассказывай сказки кому-нибудь другому! – завопил дед. - Здесь почти всё уже вынесли!
Рыжов со злости плюнул на пол.
- Да это быдло за месяц не вынесет всех запасов. Я, надеюсь, до кладовых они не добрались…
- А где здесь кладовые? – поинтересовался дед.
- В заднице у тебя, - подсказал ему Рыжов. - Загляни – увидишь!
Рыжов набрал воздуху в грудь и заревел не своим голосом:
- Задолбали, уроды! Я, блин, щас вас научу, как себя надо вести!
Рыжов напоследок сверкнул глазами и скрылся в моечной. В помещении, в котором очутился Рыжов, на крюке висел скрученный моечный шланг. Рыжов размотал его, насадил на кран с горячей водой и закрепил зажимом.
Открыв кран, Рыжов выскочил в коридор, встретился взглядом с Николаичем, улыбнулся ему и направил струю горячей воды на спины людей.
- Уважаемые граждане, прошу разойтись!!! – крикнул он.
Люди, ошпаренные горячей водой, с криками бросились врассыпную. Вдруг откуда-то выскочил громадный, ростом под два метра, накаченный не в меру мужик.
- А ну, выключи воду, я сказал! – потребовал Громила.
Николаич схватил за плечо Громилу и закричал ему в лицо:
- Извини, друг, не будет этого!
- Это почему же?
- Там внутри люди друг друга давят. А здесь дураки ещё сильнее их зажимают.
Всем насрать на то, что происходит на кухне. Неужели и ты такой же, как
и все остальные?
- Я не такой! Просто одни урвут себе пожрать, а другим хрен что достанется…
- Дурь! В больнице еды навалом, всем хватит!
Толпа редела из-за напора горячей воды. Из пищеблока выскакивали люди. Они уносили всё подряд: муку, соль, сырую картошку, капусту.
Николаич схватил за шиворот сорванца лет двенадцати с упаковкой соли.
- Эй, дурачок, на хрена тебе шестнадцать килограмм соли?
Сорванец попался упрямый, он крепко держал упаковку соли в руках и болтал ногами в воздухе.
- Отпусти, мамка сказала, хватай, что сможешь, потом обменяемся...
Николаич кое-как отобрал у сорванца соль и дал ему подзатыльник.
- Передай мамке, что я найду её, конфискую, что наворовала и убью на месте без суда и следствия…
Сорванец сорвался с места и бросился прочь. Николаич развернулся и хлопнул громадного мужика по плечу.
- Чего тебе? – спросил Громила.
- Как зовут тебя, друг?
- Боря.
- Слушай меня, Борис, собери человек десять таких крепких мужиков, как ты сам, и приведи их сюда.
- Зачем это? – удивился Громила.
- Будете охранять пищеблок, - объяснил Николаич. - И за это я вам гарантирую полноценное питание для вас… и всех ваших близких, находящихся в этой больнице.
Громила почесал затылок.
- Будет сделано, товарищ начальник! – произнёс он после небольшого колебания и удалился.
Николаич зашёл в опустевший пищеблок и увидел лежащую на полу Раису. Её очень сильно трясло, и она вскрикивала от боли. Лицо у Раисы было всё в волдырях, глаз - сварен. Над ней склонившись, хлопотали Варвара Семёновна и Анжела. Варвара Семёновна держала голову Раисы, а Анжела к лицу прикладывала мокрое холодное полотенце.
Николаичу приходилось в жизни видеть картины и пострашнее. Он спокойно оценил ситуацию. Самое главное - с его женой, Варварой Семёновной, было всё в порядке.
- Рыжов, ты где?! – позвал своего подчинённого начальник отдела технического обслуживания.
В пищеблок заглянул Рыжов. Руки у него были красные из-за горячей воды.
- Чего, Николаич? – откликнулся он.
- Хватай на руки девчонку и неси её в ожоговое.
Рыжов кивнул и поднял на руки Раису.
- Не трогайте меня, - заорала бедная девушка. - Дайте умереть спокойно! Я вас прошу!
- Потерпи, милая, всё будет хорошо,- прошептал Рыжов и двинулся к выходу.
Николаич посмотрел на перепуганную до смерти Варвару Семёновну и вполголоса сказал:
- Рыжов, двигай быстрее, а то сердечко девчонки может не выдержать боли.

13.

Первым проснулся Жора. Он сел на корточки возле стенки и уставился на Вадима, который лежал на холодном бетонном полу лестничной площадки и храпел во всю мочь. В горле у Жоры противно зачесалось, и он закашлял. Кашель был неприятным и выходил откуда-то из бронхов. Откашлявшись, Жора подполз к Вадиму и зарядил ему в лоб хороший звучный «фофан».
- Просыпайся, сынуля, на учёбу пора, - запищал Жора.
Вадим сразу же перестал храпеть, шмыгнул носом и приоткрыл левый глаз.
- Просыпайся, падла! – заорал ему прямо в лицо Жора. - Чай будем пить с баранками и мёдом…
- Где чай? Какой чай? – вскрикнул перепуганный Вадим. - Ого, как холодно.
- Ну, что проснулся? – спросил Жора спокойным голосом.
- А фиг его знает! А что?
Жора покачал головой.
- А ничего. Ты мне лучше объясни, кому из нас в голову вчера пришла мысль: лечь спать на холодном бетоне…
- Точно не мне, я б до такого не додумался…
- А я, значит, додумался бы?! Короче, ты, как и я, совершенно не помнишь, как мы ложились спать. Я прав?
- Совершенно не помню.
- Весело, однако, - тяжело вздохнул Жора.
Вадим поднялся на ноги и со стоном распрямил спину.
- Ладно, чего теперь гадать? – сказал он. - Мы вроде как вниз двигались. Пошли дальше.
Вадим отряхнул брюки от пыли и начал спускаться по ступенькам. Жора взглянул вверх между перил и обратил внимание, что лестница уходит куда-то очень высоко.
Это означало, что они с Вадимом спустились на очёнь большое количество пролётов вниз.
- Блин, это не больница, а какая-то подземная цивилизация, - сказал Жора.
- Спустимся ещё на пару этажей вниз и, если не найдём никакого входа или выхода, будем подниматься назад, - ответил Вадим. - Надоел мне этот поход в никуда.
Жора догнал Вадима, и они молча стали спускаться дальше и вскоре на одном из подземных этажей обнаружили открытые узкие двери (но это был не последний этаж, лестница уходила ещё дальше вниз).
Вадим первым вошёл в узкий с серыми стенами коридор, в котором горел отвратительный розовый свет, и медленно зашагал вперёд. Жора двинулся вслед за ним. По правую руку обнаружилась закрытая узкая дверь. Вадим остановился, схватился за ручку двери, нажал её и налег плечом. Дверь не поддалась.
Из-под неё выползло нечто похожее по форме на божью коровку, только серого цвета и размером с маленькую черепашку. Нечто издало странный звук:
«вжи - жи-жить», и из спины его вылезли острые крутящиеся полукруги, которые можно было сравнить с торчащими наполовину кругами столярной пилы, только очень маленьких размеров.
Жора показал рукой на странное нечто.
- Смотри, что это?
Вадим ударил ногой по «серой божьей коровке».
- Я не знаю! – ответил Вадим. - Гадость какая-то.
«Божья коровка» от удара ноги улетела назад в щель под дверью.
- Главное, что не облачко, – добавил он.
Вадим и Жора двинулись дальше по коридору. А из-под двери выползло штук семь этих «нечто». Они повторили друг за другом неприятное «вжи-жи-жить» и оголили свои острые пилы.

14.

После того, как все посторонние были изгнаны из хирургии, Николаев закрыл входные двери на замок. Он отдал ключи медсестре и разрешил пускать в хирургию только врачей больницы и больных из этого отделения. Павел Петрович заходил в палаты к больным и разговаривал с ними, успокаивал их, объяснял, что хуже всего, когда в чрезвычайных ситуациях невозможно ничего контролировать. Предложил каждому больному задуматься, что может произойти в том случае, если в больнице начнётся паника.
Николаев нажал на ручку двери двенадцатой палаты и удивился тому, что она оказалась закрытой на защёлку. Павел Петрович постучался.
- Зайдите попозже, пожалуйста, - услышал он голос Анны.
- Хорошо-хорошо! Не буду вас беспокоить. Об одном вас попрошу: не поддавайтесь панике.
- Не переживайте, Павел Петрович, когда вы с нами, мы ничего не боимся.
Николаеву последняя фраза так понравилась, что он аж хрюкнул от удовольствия. Постояв возле двери пару секунд, он двинулся дальше по коридору, но остановился, услышав голос Анны. Павел Петрович сразу понял, что она рассказывает что-то интересное больным палаты. Ему стало любопытно и он, вернувшись к двери, прислушался.
- Так вот, в кабинете заведующего, не помню точно какого отделения, зазвонил телефон. Для заведующего этот звонок был неожиданностью, так как связь в больнице отсутствовала, - рассказывала Анна. - Он схватил трубку и закричал в неё: «Алло, я вас слушаю!» А в ответ услышал: «Это вам звонит Андрей Кабен, я увлекаюсь практической магией и звоню предупредить, что из-за моих неудачных магических опытов в больнице появилась очень нехорошая субстанция. И вам надо провести несколько сложных обрядов, что бы остановить её действие…»
Николаев внезапно почувствовал головокружение, и из носа у него потекла тоненькой струйкой горячая кровь. Павел Петрович ощутил, как она обожгла его ноздри. Он вытер рукою кровь и задрал вверх подбородок. «Что-то это со мной такое? - удивился он. - Неужели - давление»?!
- Заведующий послал подальше этого Андрея Кабена и кинул трубку на телефонный аппарат, - монотонно бормотала Анна. - И сразу же увидел, что проём двери и окно начали быстро зарастать неизвестной науке материей, и через три секунды всё стало сплошными стенами. Слои материи накладывались один на другой: кабинет терял свои размеры на глазах. И заведующий испугался не на шутку и закричал во весь голос…
Николаев, мрачно улыбнувшись, отошёл от двери. Ну и чушь молотит, а такая красивая женщина! Павел Петрович медленно пошёл по коридору, пытаясь понять, почему ему ни с того, ни с сего стало плохо. На давление он никогда не жаловался, сосуды в носу у него были крепкие, да и кровь свою такой горячей он никогда не ощущал. А тем временем Анна, которая сидела по-турецки посреди палаты, продолжала:
- И вот представьте себе такое зрелище: люди идут по коридору и смотрят на сплошную стену, за которой раздаются крики ужаса…
Все остальные больные палаты номер двенадцать сидели на своих кроватях и внимательно слушали рассказчицу. Из глаз их текла тёмная слизь, из носа - тонкой струйкой бордовая кровь, изо рта выплёскивалась жёлтая пена.

[Булахов Александр]

ГЛАВА ПЯТАЯ. Демонстрация силы

1.

За рабочим столом заведующего ожоговым отделение расположился Груша. Перед ним стояла большая кружка с ароматным чаем и лежала, разломанная на кусочки, плитка шоколада. Виталик тяжело переживал глобальные изменения привычной реальности. Мысли крутились вокруг родителей: где они и что с ними? Живы ли? Или ледяная жуть за окном поглотила их вместе со всем, что окружало больницу? Когда до сознания Виталика дошло, что вероятность увидеть родителей живыми практически равняется нулю, он впал в истерику. И Дмитрий Антонович, который сам к этому моменту находился не в лучшем душевном состоянии, вколол себе и парню сильное успокаивающее.
Груша, оглушённый действием антидепрессанта, потянулся к шоколаду, положил кусочек в рот и глотнул чая из кружки. Дмитрий Антонович стоял в это время у окна и смотрел на улицу.
- Виталий, мне бы очень хотелось, - тихо заговорил он, - чтобы ты набрался смелости и вернулся в свою палату.
Груша отчаянно замотал головой.
- Нее! Я не пойду! Хоть убейте! Не могу я! С ними...
- Поверь мне, так надо для нашего общего дела, - сказал Кожало и повернулся к Груше.
Виталик поставил кружку на стол и поднял глаза на Кожало.
- Не понял. Какие общие дела? Вы сами сказали, если я трепаться не стану, вы мне поможете... А больше мы с вами ни о чём таком не договаривались.
- У нас с тобой, Виталий, нет времени на всякие условности. События-то как раскручиваются, а? Мы и реагировать толком не успеваем. Вот ты помнишь, как ты ко мне пришёл, рассказал, что видел, а я сразу же тебе поверил?
- Помню… Ну и что с того?
- Всё очень просто. Если бы в больнице не произошло так много странного до того, как ты пришёл, я, скорее всего, тебе сроду не поверил бы.
- Понятное дело! – воскликнул Груша.
- Так вот, давай допустим, что все странные события, произошедшие в этой больнице за последние сутки, имеют общий корень. И чтобы этот корень выдернуть, необходимо его найти, а для этого надо распутать весь клубочек...
- Клубочек? – Виталик все еще тормозил от лекарства.
Дмитрий Антонович терпеливо кивнул.
- Виталий, для того, чтобы все понять, необходимо с чего-то начинать. Согласен? Это правило формальной логики. Должна быть отправная точка. И вот, мне пришла в голову мысль - провести эксперимент, который позволит нам больше узнать о твоём странном соседе по палате. Этот эксперимент может доказать нам, что ты был прав и Федор Иванович твой - это не простой человек.
- Да зачем нам всё это нужно? Я ведь вам уже говорил...
Кожало поднял руку:
- Чтоб раз и навсегда избавится от сомнений. И если мы поймём, что мы правы, то постараемся спровоцировать его на какой-нибудь необдуманный поступок.
- Ничего не понял. Делать-то что надо? – вздохнув, спросил Груша.
Дмитрий Антонович улыбнулся, подошёл к столу и похлопал Грушу по плечу.
- Молодец! Хвалю за решительность. Для начала ответь мне, в твоём
телефоне есть функция диктофона?
- Какая ещё функция? – удивился Груша. - Нету у меня никаких функций. Это... У меня с алгеброй совсем дела плохи.
- Какая к чёрту алгебра! – вышел из себя Дмитрий Антонович. - Диктофон у тебя в телефоне есть?
- А-а! Вот вы о чем! Есть, конечно.
Дмитрий Антонович сел на стул и наклонился к Груше.
- Тогда слушай внимательно, что я придумал, - произнёс он.

2.

Магамединов с тяжёлыми мыслями в голове поднялся на второй этаж, зашёл в своё отделение и у поста дежурной медсестры встретился с Весюткиной. Инга Вацлавовна держалась крепче всех, она перелистывала историю болезни какого- то больного, словно ничего и не случилось.
- Все с ума посходили, - пожаловался ей Максим Викторович. - Творят чёрт знает что. Кухню разграбили, словно сто лет не ели…
- Правильно, а вы что думали?! Людей надо кормить, – ответила на это Инга Вацлавовна. - Война войной, а обед по расписанию. Вон уже десять часов утра, а завтрака так и не было.
- И не будет, если мы его сами не организуем.
- Так давай организуем.
- Мы-то здесь с тобой решим проблему, а вот кто позаботится о людях на первом этаже?
Весюткина пожала плечами.
- Давай хоть наших больных накормим, - сказала она. - А они, пусть поделятся с теми, кто пришёл их навестить, и часть проблемы будет решена. А, вообще, мы не должны думать обо всех. Это, скажем так, должно быть головной болью главврача.
Магамединов мрачно улыбнулся и высказал всё, что он думает по этому поводу:
- У меня такое ощущение, что главврач самоустранился. Я не видел, чтоб он что-то предпринимал. Он, вообще никому на глаза не показывается.
Весюткина шлепнула истории болезни на стол:
- Вот же гад! Ситуация вышла из-под контроля, а он сразу в кусты!
Магамединов раздражённо замотал головой. Действительно, разве можно так бездействовать! А потом задумался: ведь я и сам не лучше, что я сделал полезного за последних два часа?..
- Ладно, предлагаю устроить чаепитие, - произнёс он. - Я пошёл на кухню за батонами и маслом.
- А я тогда накипячу у нас в столовой кастрюлю воды. Сахар с заваркой там тоже должны быть.
- Так и порешим. Ведь никаких других предложений нет?
- Нет. Да и не надо ничего другого придумывать.
3.

Когда Инга Вацлавовна подошла к дверям столовой, ей дорогу перегородил лысый верзила с фамилией Хонкин. Она эту фамилию хорошо запомнила, потому что младший брат Хонкина был её больным. Младшего брата звали Женькой – он постоянно приставал к ней с двусмысленными разговорами, пытался её закадрить.
- Слушай сюда, докторша! – неожиданно взревел Хонкин. - Даю тебе ровно десять минут, чтоб ты нам с братом организовала что-нибудь пожрать… и чтоб
принесла всё это во вторую палату, поняла?!
- Что?! - опешила от такой выходки Весюткина.
Хонкин демонстративно посмотрел на часы.
- Так… Время пошло, - сказал он. - Смотри мне. А то я бываю очень злым…
- Вы что себе позволяете?! - завелась Инга Вацлавовна. - Вы соображаете, что несете?..
Глаза Хонкина мгновенно налились кровью, он схватил Весюткину за воротник халата и закричал прямо ей в лицо:
- Слышишь, мразь, не смей на меня орать! С сегодняшнего дня ты будешь делать то, что я скажу!
Мимо Весюткиной и Хонкина, отводя глаза, мелкой походкой просеменила Чеславовна. Весюткина покраснела и попыталась вырваться.
- Мужчина, успокойтесь! Я не виновата в том, что вас вовремя не покормили!
Хонкин притянул Весюткину за воротник халата к себе.
- Я спрашиваю, ты поняла меня или не поняла?! – тихо и злобно переспросил он.
Весюткина впилась ногтями в руку Хонкина.
- Я всё поняла, убери свою руку!
Хонкин мерзко улыбнулся. Весюткина не выдержала этой улыбки, плюнула ему в лицо и вырвалась.
Хонкин бросился на неё с кулаками. Инга Вацлавовна, закрывая лицо руками, прижалась к стене. Разъярённый мужчина ударил ее по голове, Весюткина застонала, но не заплакала. Она опустила руки, скривилась от боли и взглянула в глаза Хонкина. Тот схватил Весюткину за подбородок.
- Доступно объяснил?
- Доступно, - ответила она сквозь зубы.
- И чтоб через десять минут во вторую палату мне с братом пожрать принесла.
Хонкин развернулся и медленным шагом пошёл по коридору. Весюткина проводила его ненавидящим взглядом и зашла в столовую.

4.

Весюткина прислонилась лбом к зеркалу, висящему на стене, и заплакала от боли и унижения. Затем она взглянула в зеркало, увидела своё трясущееся лицо в красных пятнах и кисло улыбнулась сама себе.
- Успокойся, дорогая,- сказала Инга Вацлавовна своему отражению. - Всё уже позади. Иногда наступает такое время... Время зла... Оно наслаждается... Этим моментом...
- Что вы сказали? – раздался в ответ чей-то невнятный голос. - Какое к чёрту зло?! Да и не наслаждаюсь я моментом. Я просто есть хочу.
Весюткина вздрогнула и обвела взглядом столовую. Никого. Инга Вацлавовна вошла в раздаточную. Глаза её округлились, и она прикрыла рукой рот.
- Ничего себе! Александр Михайлович, что с вами?
На полу в раздаточной сидел Шарецкий. Между ног у него стояла двадцатилитровая кастрюля с надписью «Пищевые отходы», а крышка от неё валялась в углу комнаты. Александр Михайлович, опустив руки в кастрюлю, интенсивно жевал отходы. Рот у него был полный, подбородок – весь заляпан едой, взгляд какой-то потерянный и одновременно извиняющийся.
Шарецкий громко отрыгнул и попытался успокоить Весюткину:
- Со мной практически всё в порядке. Я просто испытываю ужасный голод и не могу его контролировать...
Шарецкий загреб руками в кастрюле пищевые отходы и всё без разбору запихнул себе в рот. Руки у него затряслись, как у пьяницы - отходы и объедки посыпались на пол.
Весюткина подошла поближе к Шарецкому и заглянула в кастрюлю. Затем кинула взгляд на его живот. Двадцатилитровая кастрюля была почти пуста, а живот у Шарецкого раздулся до невероятных размеров.
- Александр Михайлович, - сказала она. - Вы что, съели всю кастрюлю?
Шарецкий кивнул и поднялся на ноги. Взгляд у него был, как у провинившегося ребёнка. Он отряхнулся от крошек, попытался вытереть рот, но только размазал грязь по щекам.
- Я вас умоляю, Инга Вацлавовна, вы только об этом никому не рассказывайте, - попросил Александр Михайлович и в три прыжка выскочил из раздаточной.
Весюткина застыла на месте. Она долго смотрела на пол, затем шмыгнула носом, взяла метёлку и совок и начала убирать бардак, который оставил после себя Шарецкий.

5.

- В одночасье всё превратилось в сплошной кошмар, причём, не лучшего сорта, - сказал Вадим и двинулся дальше по узкому коридору подземного этажа.
- Тебе не угодишь, - ответил на это Жора.
Позади них в щель под дверью нырнули один за другим семь серых «нечто».
- Никогда бы не подумал, что наша больница уходит так глубоко вниз, - заметил Вадим.
- Вот это меня и пугает, - понизив голос, сказал Жора. - Кому и зачем нужно было строить столько подземных этажей?
Жора и Вадим проскочили мимо шахты, потом остановились и вернулись к ней. Заглянули вниз – шахта показалась им бесконечной. Вадим достал из кармана связку с ключами, снял один и бросил его вниз. Ключ улетел в темноту…
Пару секунд была тишина, а затем раздался звонкий звук удара ключа обо что-то металлическое. Вадим и Жора переглянулись.
- Ага! – обрадовался Вадим. - Есть всё-таки дно у нашего колодца!
Жора громко втянул носом воздух и скривился.
- Ты опять решил поставить эксперимент, а меня перед этим забыл предупредить? – спросил он.
- В этот раз не было смысла предупреждать, - стал оправдываться Вадим. - Эксперимент мой был экологически чистым. Я просто кинул ключик вниз…
- Тогда чем здесь воняет? – поинтересовался Жора.
Вадим осторожно принюхался.
- Сам не пойму…
Вадим и Жора двинулись дальше по узкому коридору. Вадим сморщил нос и заметил:
- Такое ощущение, что здесь что-то разлагается…
Студенты приблизились к узкому проходу в стене. С правой стороны от него из стены торчал металлический штырь. Вадим и Жора нагнулись, переступили через арматуру, сваленную на полу, и вошли внутрь какого-то тёмного помещения.
- Я ничего не вижу! – сказал Жора.
- Потерпи, я сейчас организую свет.
В руках Вадима засветился яркой подсветкой дисплея телефон.
Свет «фонарика» выхватил из темноты скопление труб различного диаметра – они на разной высоте пересекали помещение и уходили в стену.
- Мне здесь как-то не по себе, - прошептал Жора.
Слева раздался неприятный скрип, и Вадим сразу же направил свет «фонарика» в сторону этого звука. Сначала он увидел только трубы. А затем в пятне света неожиданно появилась морда... Какого-то жуткого зверя с большой головой и круглыми глазами. Зверь оскалился. С его головы на пол закапала вязкая жидкость.
- ААА!! – закричал Вадим и уронил мобильный телефон.
Жора тоже заорал. Ему показалось, что сама темнота дохнула на него холодной жутью.
- О боже, что там такое?! – вскрикнул он.
По полу что-то быстро задвигалось.
- Вадим, ты это слышишь? – зашептал Жора.
- Да! – громко ответил Вадим.
Появился свет, и Жора увидел Вадима, который стоял на четвереньках рядом с ним и светил своим мобильником в ту сторону, где он увидел зверя.
Одни трубы – и больше ничего. Вадим быстро обвел «фонариком» всё помещение. Никого в нём не было.
- Вадим, пошли отсюда! – заныл Жора.
Тот ничего не ответил и вновь направил свет «фонарика» на пол и стены. Под трубами лежала папка со скоросшивателем «Дело». Вадим подошёл поближе и поднял ее.
Жора мог поклясться, что он слышал всё это время чьё-то тяжёлое дыхание. И у него появилось такое чувство, что сейчас обязательно что-то произойдёт. Жора весь сжался - превратился в один сплошной комок нервов. Вадим же спокойно распрямился и посмотрел на папку «Дело», на обложке которой чёрным маркером было написано: «Вестница смерти».
Вадим сел на корточки и начал листать папку, освещая страницы.
- Что это за бред такой? Похоже на распечатанный из интернета роман.
Жора схватил его за плечо:
- Да пошли уже!
Вадим поднялся и осветил пол под ногами. Он увидел небольшие лужицы, в свете фонарика отливавшие жёлтым. Почесал пальцем висок, постоял, подумал и кивнул Жоре.

6.

Переборов свой страх, Весюткина вышла из столовой с подносом в руках и зашагала по коридору терапевтического отделения. На подносе у неё стояли два стакана чая и лежали шесть кусочков батона с маслом.
Из палаты номер два выглянул, хищно улыбаясь, старший Хонкин.
- Ну наконец-то, - произнёс он.
Весюткина осторожно приблизилась к нему. На её лице красовались синяки, появление которых она объяснила Магамединову тем, что споткнулась и, падая, лицом налетела на ручку двери. Зная горячий характер Максима Викторовича, она предпочла скрыть правду. Не хватало ещё в отделении кровопролития. А вдруг Магамединову не удалось бы поставить этого козла на место, а вдруг Максим Викторович пострадал бы ещё сильнее, чем она?
- Быстрей давай! С ума сойти, как жрать охота! - поторопил Ингу Вацлавовну Хонкин и зашёл в свою палату. Она последовала за ним.
В палате на своей кровати лежал Хонкин-младший. Старший прошел на середину комнаты и показал рукой на тумбочку, что находилась рядом с кроватью у окна.
- Давай, шевели ластами, дура! – зарычал он. - Ставь всё на тумбочку и проваливай за дверь, жди моих дальнейших указаний.
Хонкин-младший приподнялся и с удивлением посмотрел на брата.
- Эй, брат! Ты что сдурел?! Как ты разговариваешь с врачом?
Весюткина поставила поднос с чаем и бутербродами на тумбочку.
Старший Хонкин удивился:
- Женька, ты чего на меня раскричался, что я не так сказал?!
- Да ты сам подумай! - возмутился Евгений Хонкин.
Весюткина осторожно достала из кармана шприц с розовой жидкостью и быстрым движением вколола его Хонкину-старшему в мышцу плеча. Тот вздрогнул и сразу же осел на пол, ударившись головой об угол тумбочки.
Увидев это, Хонкин-младший вскочил с кровати.
- Игорь! – крикнул он, потянувшись к брату.
- Я бы не советовала вам к нему прикасаться, - спокойно заявила Весюткина. - Я пока ничего не смогу вам объяснить. Но твёрдо уверена, что у нас по отделению распространяется болезнь, вызывающая неконтролируемый звериный голод. У вашего брата из-за нее явно началось расстройство психики…
- Что вы такое говорите? - растерялся Евгений Хонкин.
- Женя, если вы хотите выжить, то вы покинете эту палату вместе со мной.
- А... Игорь? Бросить его? А если все это ошибка?!
Весюткина развернулась и быстро зашагала к выходу.
- Я закрываю эту палату на карантин, - напоследок произнесла она. - Вам даю шанс сделать правильный выбор. В будущем может случиться так, что выбора у вас уже не будет.
Хонкин-младший поднял брата с пола и уложил на кровать.
- Хорошо, я с вами, - прошептал он и вместе с Весюткиной покинул палату номер два.

7.

- Уже два часа никак не могу попасть в процедурный кабинет. Кто-то в нём закрылся и не выходит, - пожаловалась Анфиса заведующему терапевтическим отделением.
Магамединов ударил кулаком по двери.
- Кто здесь? – закричал он. – Откройте немедленно!
- Я не могу, Максим Викторович, - раздался за дверью голос Шарецкого. - У меня нет сил…даже двинуть рукой…
- О, боже, что там с ним? - взвизгнула Анфиса. - У кого-то же должны быть запасные ключи!
Магамединов отошёл назад и ударил по двери ногой. Она распахнулась, стукнувшись о стенку. Анфиса уставилась на Максима Викторовича.
- Такой способ открывать двери в последнее время входит в моду, - пожал плечами заведующий. И заглянул в процедурный кабинет.
То, что он там увидел, поразило его до глубины души. На кушетке стонал Шарецкий, живот у него вздулся до невероятных размеров. На лице и шее выступили вены.
Магамединов тяжело вздохнул и подошел к Шарецкому.
- Ох, как же знакома мне эта картина! – произнёс он.
Шарецкий попытался приподняться, но у него не получилось.
- Не подходите ко мне близко! Я заразный, – предупредил он.
Магамединов кивнул.
- Я вижу, что шансов остаться живым у тебя нет.
Шарецкий вытер слабой рукой пот, выступивший на лбу.
- Максим Викторович, самое страшное, что я никак не могу вспомнить тот момент, когда я решился участвовать в этом эксперименте...
Магамединов наклонился к Шарецкому и стал внимательно рассматривать его лицо и шею. Под глазами Александра Михайловича выделялись тёмные круги, на лице было видно, как полопались мелкие сосудики. Вся шея у Шарецкого была в какой-то красной сыпи.
- О каком эксперименте ты говоришь? – спросил Максим Викторович.
- Мэр нашего города вернулся из поездки в Африку заражённым какой-то неизвестной науке болезнью, - начал объяснять Шарецкий. - В Африке её называют новой чумой.
- И зачем, скажи мне на милость, нашему мэру понадобилось поездка в Африку?
В ответ Шарецкий закашлялся.
- Ох, - застонал он. - Не перебивайте меня! Я боюсь, что не успею рассказать главного.
- Я молчу! - рявкнул Магамединов.
- Мэр приказал нам тайно провести эксперимент, за положительный результат которого обещал заплатить громадную сумму. Хорошо помню, что я отказался. Но вчера вечером я сделал укол больному, специально заразив его африканской чумой, чтоб в дальнейшем на нём провести испытания нескольких синтетических препаратов. И вот, когда я уже сделал укол, я с ужасом стал вспоминать: когда же я решился сделать этот гадкий поступок. Ведь я был принципиально против. И не вспомнил. И до сих пор не могу вспомнить.
- Приказал нам. Нам – это кому? – поинтересовался Максим Викторович.
- Мне и Беленькому, - ответил Александр Михайлович и закрыл глаза.
- Какого больного заразил ты? - отчеканил Магамединов. - А какого - Беленький?
Шарецкий открыл глаза, в них сквозь слёзы засветились нечеловеческая боль и страдание.
- Я заразил Алексея Горина из третьей палаты, а Беленький... Я точно не знаю кого, но у меня есть предположение.
- Не напрягайся! Я сам тебе скажу: Кадышева из пятой палаты.
Шарецкий вновь кивнул и застонал.
- Вот, что я ещё вспомнил, - заговорил он из последних сил. - Мэр хотел к вам направить убийцу, но, видимо, не успел это сделать - умер, гнида!
- А я-то что ему плохого сделал? – удивился Магамединов.
- Беленький жаловался ему на вас, что вы его много загружаете работай, не даёте свободы его действиям.
Магамединов с состраданием посмотрел на Шарецкого, обхватил голову руками.
- Что же вы, мужики, натворили?

8.

В коридор подвала из морга выскочили две «зместрелы». Это были те самые две твари, что когда-то плавали в ванночке с формалином, правда, они подросли и изменились внешне. Теперь они были больше похожи на белок, а не на ужей. Крылья у них отвалились. Но зато остались шесть пар лап, которые могли полностью прятаться в тело, при этом животное легко трансформировалось в змею с головой, похожей на наконечник стрелы.
Двигались «зместрелы» завораживающе, синхронно: то обе влево, то обе вправо, то обе крутились на одном месте, словно что-то выискивали. Затем они и вовсе остановились возле батареи и стали заглядывать под неё. Из их голов вылезли антеннки. «Зместрелы» открыли маленькие ротики, обнажили острые зубки и неприятно запищали.
Где-то за батареей раздался шум крысиной возни. Крысы истерически завизжали, будто кто-то их садистки мучил. Через несколько секунд возня и визг прекратился, и из-под батареи потекла тёмная кровь.
«Зместрелы» продолжили своё движение, они бросились к лестнице и стали подниматься на первый этаж, прыгая с одной ступеньки на другую.
В вестибюле первого этажа скопилось много людей. Многие сидели на скамейках и стульях, часть расположилась на куртках, расстеленных на полу. Несколько человек ходили возле окон.
Двое мужчин – Игоревич и Артёмович – стояли недалеко от лестницы и курили.
- Прожил столько лет и беды не знал, - пожаловался Игоревич. - Ни в какой войне не участвовал… А тут на тебе, на старости лет – такой сюрприз!
- А я тебе так скажу. Это всё проделки японцев, - заявил Артёмович.
Игоревич с удивлением посмотрел на Артёмовича.
- Почему именно японцев? – спросил он.
- Никто другой до такого не додумался бы, а эти могут, - стал объяснять Артёмович. - Я когда-то, молодым ещё, слышал где-то, что у них громаднейшие лаборатории занимаются управлением погодой. Хотят снег вызовут, хотят - жару нестерпимую.
- Брехня всё это, - недоверчиво произнёс Игоревич.
В этот момент две «зместрелы» выскочили в вестибюль и бросились под ближайшую скамейку, на которой сидели две пожилые женщины.
- А сугробы откуда, а? А каток этот ледяной вокруг больницы? Японцы, верно тебе говорю. А мы, дураки, гадаем, правда это или нет…
Из-под скамейки, просунув головы между ног людей, выглянули две «зместрелы» и с интересом стали наблюдать за спором курящих мужчин. Из их голов вылезли антеннки и наклонились в сторону Игоревича и Артёмовича. «Зместрелы» тихо и неприятно запищали.
Игоревич вдруг выронил сигарету и резко шагнул вперёд, одновременно замахиваясь кулаком на Артёмовича.
- Знаешь, что я тебе скажу, дрыщ ты бессмертный?! - заорал он.
- Эй, Игоревич, ты чего?! – испугался Артёмович.
Игоревич ударил собеседника кулаком в лицо. Артёмович отлетел от удара на полтора метра и упал на скамейку, на которой сидели пожилые женщины. Они завизжали и бросились в разные стороны.
- Дураки, что вы творите? – закричала одна из них.
Глаза Артёмовича налились бешеной кровью, он достал из кармана складной нож и бросился на Игоревича.
- Зарежу, сука!
Игоревич двумя руками схватился за руку Артёмовича, вырвал у него нож и нанёс противнику шесть ударов в грудь. Артёмович упал на пол, подёргался немного и замер. Изо рта его вытекла струйка крови.
Люди в шоке уставились на Артёмовича. Казалось, его душа только что отлетела от тела... Но мужчина, получивший серьёзные ножевые ранения, внезапно открыл глаза.
- Игоревич, за что ты меня так? – прошептал он. И умер.
Игоревич взглядом, полным агрессии, обвёл всех столпившихся вокруг него людей и заревел, брызгая слюной:
- Что смотрите на меня, с-суки?! Готовьтесь, сейчас буду резать каждого, одного за другим.
И он развернулся в сторону ближайших объектов. Ими оказались Полина Шарапова и Оля Синицына – те самые девчата, чей друг погиб, пытаясь перелезть через забор.
Взвизгнув, Оля и Полина отскочили назад.
- Пожалуйста, не надо! – закричала Оля.
Игоревич её даже не услышал, он уже занёс над ней нож... Но тут же из толпы выскочил Сергей Ветров и заорал:
- Стой, козёл!
Игоревич успел только повернуть голову. Сергей схватил разъярённого мужчину под руки, сбил с ног и вместе с ним полетел на пол. В отчаянной борьбе парень наступил мужчине коленом на грудь и выкрутил руку. Игоревич вскрикнул и отпустил нож. Сергей нанёс Игоревичу три сильных удара по лицу, забрал нож себе и спрятал в кармане брюк.
Игоревич тяжело дышал, ноздри его раздулись, как у разъяренного быка. Глаза стали почти чёрными. Его буквально колотило от злости.
- Пусти меня! Пусстииии!!!..
Убийца неутомимо рвался из рук Сергея.
- Заткнись! - прохрипел Ветров и нанёс кулаком сильный удар Игоревичу между глаз, после чего тот потерял сознание.

9.

В ожоговом отделении в двенадцатой палате стало совсем тихо. Василий и Пузырь молча сидели на своих кроватях, на их лицах не было никаких эмоций. Пузырь смотрел куда-то в одну точку. Фёдор Иванович лежал на кровати и перелистывал папку «Дело», похожую на ту, что нашли студенты в тёмном помещении подземных этажей.
- И всё-таки он гений! – вскрикнул Фёдор Иванович, оторвал взгляд от папки и посмотрел на Даньку.
- Правильно я говорю, Пузырь?
- Правильно, Иванович! – согласился Данька, продолжая при этом смотреть куда-то в сторону.
В палату несмело вошёл Груша, обвёл всех взглядом. Фёдор Иванович закрыл папку «Дело» и небрежно кинул её в тумбочку.
Груша шагнул в сторону своей кровати, взглянул на Василия и развёл руками.
- Это... Извините, что ли, - сказал он. - У меня крыша поехала, наверное.
- Ничего страшного, зато ты нас посмешил, - ответил за всех Василий.
- Со страху что только в башку не лезет, - промямлил Виталик и повернулся к Фёдору Ивановичу. - Дедушка Федор Иваныч, дурак я и зря пургу про вас гнал.
Старик снисходительно улыбнулся.
- Да, ничего страшного, Виталик! С каждым такое может произойти, - пробормотал он и мигнул Пузырю, который всё ещё смотрел в одну точку. - Правильно я говорю, Пузырь?
Груша перевёл взгляд на Даньку. Тот кивнул и улыбнулся.
- Правильно, Иванович!
Груша лёг на свою кровать, протянул руку к тумбочке, взял с неё книжку и сделал вид, что её читает.
- Неужели, Груша, ты думаешь, что я не знаю, зачем ты вернулся? – неожиданно произнёс Фёдор Иванович.
Груша несколько секунд испуганно смотрел на страницы книжки. Затем проглотил ком, подступивший к горлу. Медленно, ожидая что-то очень неприятное, он закрыл книжку, повернулся к Фёдору Ивановичу и наигранно-безразличным взглядом посмотрел на него.
- Ну и зачем?

[Булахов Александр]

10.

Сергей оглядывал людей, столпившихся около тела Артёмовича. Игоревич, надежно связанный ремнями, ворочался в углу, рычал и бился головой о стену. Люди с явным трудом воспринимали то, что происходило на их глазах. А Сергей чувствовал, что это только начало чего-то большого, ужасного. Необъяснимого.
Мозг парня сверлила назойливая мысль. Не может же просто так среди бела дня без особой на то причины один человек убить другого. Или всё-таки может?
- Кто-нибудь объяснит мне, из-за чего они подрались? – спросил Сергей Ветров и взглянул на убитого.
Тот стеклянными безжизненными глазами уставился в пол. В его взгляде читался немой вопрос: за что?
Сразу же откликнулась пожилая женщина:
- Это сосед мой, - заявила она, показывая на Игоревича. - Сколько лет его знаю... Всегда смирный был. Голоса даже не повышал. Культурный мужчина.
- Вот поэтому я и спрашиваю, что тут происходит?
Ответа на его вопрос не последовало. Люди молча смотрели на Артёмовича и Игоревича.
К Сергею подошли его друзья - Оля, Полина и Артём.
- Серёжа, ну ты вообще... Если б не ты... Спасибо, Серёжа... - произнесла Оля. Губы у неё были белые, руки тряслись.
Сергей кивнул.
- Всё в порядке… Я своих в беде не бросаю.
В этот же момент со стороны лестницы, ведущей в подвал, раздались странные звуки: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»….
Сергей обернулся.
- Спасибо, Серёжа… Я этого никогда не забуду, - продолжала благодарить Оля.
На лице Сергея появилось озадаченное выражение. Неприятные, повторяющиеся звуки не смолкали, а становились всё громче и громче: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»…
Сергей поднял кверху указательный палец левой руки.
- А ну тихо все! – закричал он. - Что это за звуки такие?
- Не понял… о чём ты? – встревожился Артём.
«Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», - раздались звуки вновь. На лице Сергея появился испуг.
Преодолев последнюю ступеньку, в вестибюль из подвала выползли серые нечта размером с небольших черепашек, по форме чем-то напоминающие божьих коровок. Одиннадцать штук. Они остановились в боевом порядке: шестеро впереди и пятеро позади.
«Вжи-жи-жить… вжи-жижи-жить», - заревели нечта, раздвинув крылья и обнажив свои острые пилы.
- Бежим! – заорал Сергей и схватил за руку Олю.
Серые нечта, словно по команде, сорвались с места и с немыслимой скоростью ринулись в сторону толпы. Сергей устремился к скамейкам и потянул Олю за собой, но девушка, растерявшись, затормозила его движение. Сергей резко развернулся, поднял её на руки и с разбегу запрыгнул на ближайшую скамейку.
Нечта проскочили мимо Полины и Артёма и влетели в толпу. Раздались отчаянные вопли. Люди стали подпрыгивать на одном месте, толкая друг друга. Часть толпы бросилась врассыпную. А восемь человек повалились. И остались, кто - сидеть, а кто - лежать на полу в вестибюле на том месте, где их застали ревущие нечта. Пол вокруг несчастных был залит кровью. А их отпиленные по щиколотку ступни валялись рядом...
- Дерьмо! - закричал Артём. - Что это за ногогрызы такие?
Перепуганные люди залезли, кто куда смог. На подоконник, на столы, на скамейки и стулья… У трёх мужчин, что забрались на подоконник, с ног потекла кровь. По-видимому, им тоже досталось.
Ногогрызы развернулись в пяти метрах от несчастных людей, лежащих в вестибюле с отпиленными по щиколотку ногами. «Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», - заревели они и бросились вновь на пострадавших.

11.

В тот момент, когда на первом этаже происходила эта трагедия, Магамединов находился на втором этаже в лаборатории биохимии и гистологии. Он стоял за одним из столов и смотрел то в большой микроскоп, то на монитор компьютера, который показывал всё то же, что и микроскоп.
На мониторе было видно несколько повреждённых клеток печени человека. А в них - движение каких-то маленьких точек и коротеньких палочек, они свободно перемещались из одной повреждённой клетки в другие.
- Да не может быть такого! – воскликнул Магамединов.
В лабораторию вошли Круглова, Весюткина и Хонкин-младший (у них на лицах были белые маски). Выглядели они уставшими. Весюткина и Круглова поставили на лабораторный стол два железных контейнера и открыли их. В контейнерах стояли пробирки с кровью. Магамединов бросил на вошедших отсутствующий взгляд. Взял в руки лупу и стал рассматривать через неё человеческую печень, кишащую красновато-беловатыми червячками и другими мелкими серого цвета паразитами, похожими на божьих коровок.
- Ну, рассказывайте, с чем пришли, - сказал он.
- Мы взяли кровь на анализ у всех больных нашего отделения, - доложила Весюткина.
Магамединов кивнул.
- Молодцы.
- Почти у всех, - добавила Круглова. - Кто был на месте, у тех и взяли…
Магамединов ещё раз кивнул.
- Хорошо… обойдёмся тем, что удалось добыть.
- Визуально, людей нашего отделения можно разделить на условно заражённых и условно не заражённых, - сказала Круглова.
- Ну, и какие первичные выводы? – спросил Магамединов, рассматривая печень через лупу.
- Выводы не утешают, условно заражённых не меньше двадцати процентов.
Максим Викторович присвистнул.
- Ничего себе!
Весюткина бросила мрачный взгляд на Магамединова.
- Скажи, Максим, а есть хоть какой-то смысл в наших действиях?
Магамединов вздрогнул.
- Ты это о чём?
- Мы сейчас все боремся за жизни людей. За то, чтобы они не погибли из-за этой новой неизвестной болезни… А нужно ли это кому-то? Есть ли смысл нам искать лекарство от одной беды, если другая скоро вынесет нам окончательный приговор?
Магамединов выпрямился и отложил лупу в сторону.
- Так, давай, сложим руки на груди, - предложила Круглова - И будем ждать, когда за нами придёт старуха с косою?
- Просто, друзья, мне кажется, что наши действия напрасны, - вздохнула Инга Вацлавовна.
Магамединов покачал головой.
- Нет, Инга, это не так. Нельзя сдаваться раньше времени. Поверь мне, существует вероятность того, что всё наладится…
- Я в это слабо верю.
- Ну хорошо, представь на пару минут, что через какое-то время к нам придёт помощь… не важно, откуда… но придёт – а мы тут, оказывается, раньше времени опустили руки.
- Одними представлениями я долго не продержусь, – возразила Магамединову Весюткина. - Жить сказками - это не по мне.
- Я тебя очень хорошо знаю, дорогая Инга. Из-за банального приступа отчаяния
ты нас не бросишь. Но если тебе важно знать, что твои действия не бессмысленны, то я тебя лично заверяю в том, что они не бессмысленны.
Весюткина кисло улыбнулась.
- В таком случае я вам заявляю, что у нас в отделении эпидемия, число заражённых достигло около двадцати процентов. А мы с вами до сих пор ничего не предприняли для того, чтобы эта эпидемия не распространялась.
- И какие будут предложения? – поинтересовался Магамединов.
- Закрываем терапию. И отделяем больных от здоровых. С первой по пятую палату кладём условно больных, а условно здоровых помещаем в оставшиеся палаты.
- Ну что ж, Инга, чтоб тебя больше не одолевали приступы отчаяния, тебе и поручим организацию карантина в отделении, - решил Магамединов. Бросил взгляд на Хонкина-младшего и улыбнулся. - Вижу, и серьёзный помощник у тебя уже имеется…

12.

Груша и Фёдор Иванович сидели на своих кроватях и смотрели друг другу в глаза. Это был немой поединок. Груша не выдержал и моргнул.
- Не старайтесь, Федор Иванович, меня напугать снова, - заговорил он. - Я вас больше не боюсь, я ведь понимаю, что страх свой я сам придумал, а уж потом вы все этим дружно воспользовались.
Фёдор Иванович притворно вздохнул и ответил:
- Ладно, Виталик, время покажет, убежал ты от своего страха или нет. Я-то вижу, что ты всё ещё мучаешься сомнениями и вернулся в эту палату только для того, чтобы доказать самому себе, что твой страх это не навязчивая идея, а суровая реальность.
Груша набычился.
- Бла-бла-бла. Мне, кажется, что вы не умеете ясно выражать свои мысли, просто кидаете в воздух много пустых слов.
- Нет, Виталик, ты не прав, я свои мысли всегда выражаю предельно ясно. А вот ты уже не способен адекватно воспринимать существующую реальность. Тебе везде и во всём мерещатся монстры и выдуманный тобой мир, который вдруг стал тебя окружать. Или, может, ты мне скажешь, что я не прав?
Груша стукнул кулаком по тумбочке.
- А вы меня не запугивайте! Не на того напали! Я не дурак и не сумасшедший! И вообще, я, может, не хочу больше об этом говорить.
Фёдор Иванович лёг и накрылся одеялом.
- Успокойся, Груша, я тебе не враг. Враг твой таится в твоей голове и медленно уничтожает тебя изнутри.
Груша нахмурился.
- Ага, так я и знал! – сказал он. - Вы не обижайтесь, но я вас слушать больше не собираюсь. Бред несёте. Да и рассказчик из вас, если честно, хреновый. Лично меня аж тошнит от ваших тупых баек.
Фёдор Иванович ничуть не рассердился и тем же добреньким тоном продолжил:
- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль. Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кого придумал твой разум и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.
Выражение лица у Груши на секунду стало озадаченным: он задумался над словами Фёдора Ивановича. Затем с презрением посмотрел на старика.
- Ловко это вам удаётся.
- Что удаётся, Виталик?
- Пудрить людям мозги всякой ахинеей.


13.

Из большой кучи человеческого фарша, в котором перемешаны головы, ноги и руки людей, выползли одиннадцать «ногогрызов» и встали кольцом по середине вестибюля. «Вжи-жи–жить… вжижить… вжи-жи-жить», - засверкали они своими острыми пилами.
Оля уткнулась лицом в плечо Сергея и заорала во весь голос:
- Я больше не могу смотреть на это!
Сергей беглым взглядом окинул вестибюль. Люди залезли, кто куда смог. Кто на подоконник, кто на столы, кто на скамейки и стулья… У трёх мужчин, что стояли на подоконнике, с ног текла кровь и собиралась в лужу на полу. Артём и Полина стояли на кожаном кресле недалеко от скамейки Сергея и Оли.
Сергей с бессильной яростью поглядел на «ногогрызов».
- Вот же твари! – закричал он. - Найду и растопчу каждую!
«Ногогрызы» стали показывать свои пилы: они выезжали из их тел под разным наклоном.
- Суки же! – всхлипнул Артём.
«Ногогрызы», продемонстрировав свои силы, выстроились в центе вестибюля в боевом порядке: пятеро впереди и шестеро позади - и медленно стали удаляться в сторону лестницы. «Вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить».

14.

На восьмом этаже в своём кабинете напротив зеркала стоял заведующий пульмонологией Тимур Сергеевич Харьков - здоровый, чуть ли не двух метров ростом мужик, - и разговаривал со своим отражением в зеркале.
- Я не паникёр! Я не паникёр! – повторял он. – Я просто боюсь!
Тимур Сергеевич отвернулся от зеркала и несколько раз всхлипнул, потом опять резко повернулся и выпучил глаза.
- Страшно мне! – завопил он и скривил лицо, собираясь завыть или заплакать. -
Ну что ты смотришь на меня?! Что вылупился?! Всё же под откос... пошло...
Тимур Сергеевич бросился к шкафчику для одежды, достал из него дипломат, открыл и взглянул на пачки долларов, которых в дипломате было под самую завязку.
- Нет! Нет, родненькие, мы ещё с вами погуляем по… Парижу… по…по… Лондону, - произнёс он, закрыл дипломат и кинул его на пол.
- Это просто чей-то косяк! – завизжал Харьков. - Это чья-то подстава! Так нельзя!
После чего Тимур Сергеевич сел в кресло, опустил голову в руки и громко зарыдал.
В кабинет кто-то постучался. Заведующий пульмонологией притих, вытер ладонью мокрые глаза и рявкнул:
- Чё надо?!
В кабинет несмело заглянул Семён Семёнович Воржицкий - лечащий врач пульмонологии.
- Тимур Сергеевич, вы меня искали? – спросил он.
Тимур Сергеевич ответил грозным голосом:
- Да, Семён Семёнович, заходи! Разговор у меня к тебе есть.
Воржицкий чуть ли не на цыпочках подошёл к стулу и уселся на краешек.
- Что-то ещё случилось, пока я курить ходил?
- Не волнуйся, не в тебе причина.
- Слава Богу! А то напугали, если честно…
- Я больше чем на сто процентов уверен, - заявил Тимур Сергеевич, - что к нам подойдёт помощь на вертолётах.
- Я тоже так думаю, - пропищал Семён Семёнович.
- Так вот, желающих улететь первыми рейсами будет много, а вертолётов, скорее всего, мало, - стал объяснять Харьков. - Нам надо сделать так, чтоб мы с тобой улетели первым рейсом.
- Понятное дело, - согласился Воржицкий.
- «По-нят-ное де-ло»! – передразнил Харьков. - Ну, что тебе, дурню, понятно?! Для того чтоб на крышу не попёрлось много народу, надо людей с крыши повыгонять – это раз! Вход на крышу закрыть на ключ – это два! Все двери, ведущие на восьмой этаж тоже закрыть – это три!
Тимур Сергеевич замолчал. Воржицкий посмотрел на него, как собака - на хозяина.
- Все двери, ведущие на восьмой этаж закрыть – это три… Понятно! А четыре?
Тимур Сергеевич зло сверкнул глазами.
- Тебе этого мало?! А ну марш выполнять!
- Слушаюсь! – закричал Воржицкий и бросился вон.

15.

Магамединов отодвинулся от лабораторного стола и повернулся к Кругловой, которая в это время стояла у центрифуги, рассматривала пробирки с кровью и записывала что-то в большую тетрадь.
- Я не могу понять, как такое возможно, - заговорил Максим Викторович. - Наша «зараза» начинает свою жизнь, как неклеточное образование. И это не вирус. Это нечто имеет размер меньше клетки, но наделено разумом. Оно меняет своё поведение в разных ситуациях. Сначала оно просто разрушает клетки, затем их же восстанавливает…
Круглова, слушая Магамединова, подошла к компьютеру и ввела в него из тетрадки данные для обработки.
- Хорошо, но как это нечто вдруг становится червями и ещё чем-то непонятным? – поинтересовалась она.
- Я разрезал тело Шарецкого вдоль и поперёк, кромсал его хуже всякого мясника.
Круглова бросила злой взгляд в сторону Магамединова.
- Максим, давай без подробностей!
- Так вот, - принялся объяснять заведующий терапевтическим отделением. - В кишечнике эти твари получают своё первое резкое увеличение: они просто растут в размерах и становятся всё больше и больше.
- Как такое возможно? – удивилась Круглова.
- Не знаю… Есть у них свои секреты. Они жрут всё, что жрёт человек. Вот откуда у больных появляется звериный голод.
- Ничего себе!
- Твари эти по-своему молодцы, они берегут организм жертвы до последнего и уничтожают только тогда, когда им становится тесно.
Круглова отодвинулась от компьютерного стола.
- Права Весюткина, нам надо задуматься о более серьёзных средствах индивидуальной защиты.
- Это, конечно, очень нужное дело, но ты дослушай меня до конца…
- Ну что ещё? – раздражённо спросила Круглова.
- Вырвавшись на волю, - продолжил рассказывать Максим Викторович, - эти паразиты вновь резко начинают увеличиваться: тупо, но быстро растут в размерах.
Магамединов достал из лабораторного стола глубокий металлический ящик с маленькими дырочками наверху. Из него раздался вялый звук: «Вши-жи-шить».
Магамединов открыл верхнюю крышку ящика.
- Не бойся, - сказал он. - Загляни внутрь. И ты увидишь, какие могут вырастать красавцы в итоге.
Круглова осторожно заглянула внутрь металлического ящика. На неё жалостливыми глазками смотрел маленький «ногогрыз».
- Ого, какая дрянь! – воскликнула Елена Степановна.

16.

В вестибюле первого этажа люди окружили кровавую кучу фарша и костей – всё то, что осталось от восьми человек, не успевших спастись от «ногогрызов». Сергей, Оля, Полина и Артём стояли к этой куче ближе всех.
- Вот это жесть! – произнёс Артем.
Оля отвернулась и согнулась пополам. Её стошнило. На глазах выступили слёзы.
- Какой противный запах, - прошептала Полина.
Сергей выступил вперед.
- Эй, люди! – обратился он ко всем. - Я собираюсь вооружиться и дать ответ этим тварюгам. Если среди вас есть те, у кого появилось такое же желание, прошу двигаться за мной. Я иду в мастерские, чтобы изготовить оружие.
Сергей посмотрел на повергнутых в ужас людей и кисло улыбнулся. Желающих присоединиться среди них не оказалось.
- Понятно. Я никого из вас не осуждаю.
Сергей отвернулся, и только тогда из толпы раздался голос Капрона - жилистого мужика лет шестидесяти.
- Подожди, я с тобой!
Сергей кивнул и двинулся в сторону мастерских. Из толпы вышли Артём, Полина и Оля.
- Подожди, мы тоже! – закричала Полина.
Сергей обернулся и нарочито громким голосом произнёс:
- Мне некогда ждать. Время бежит. Эти твари смогут вернуться в любой момент. Кто не трус, тот пойдёт со мной. Ну а трусы мне не нужны!
За спиной Сергея зашевелились люди. Он вышел из вестибюля в правое крыло, за ним следом: его друзья, Капрон и ещё девять человек, шестеро мужчин и три женщины.
17.

Время близилось к обеду. Весюткина зашла в первую палату терапевтического отделения в специальном защитном костюме. На четырёх кроватях лежали и стонали смертельно больные мужчины со вздутыми животами.
- Инга Вацлавовна, уходите отсюда,- прошептал один из них. - Нечего на нас тратить силы.
- Глупости не говорите, - ответила на это Инга Вацлавовна. – Будем бороться с этой дрянью вместе. Я вас не брошу.
Второй больной, еле оторвав голову от подушки, попросил:
- Доктор, дайте хоть что-нибудь пожрать.
Инга Вацлавовна взяла полотенце, которое висело на спинке кровати, и вытерла пот на лице больного, попросившего есть.
- Хорошо, потерпи ещё немножко, - сказала она. - Я что-нибудь придумаю.
Третий больной не выдержал и заорал:
- Сколько можно ждать?! Скоро я начну жрать всё подряд… Ко мне близко лучше не подходите, я за себя уже не ручаюсь.

18.

Евгений Хонкин решил навестить брата. Он зашёл во вторую палату в специальном защитном костюме, снимать который при контакте с больными было строго запрещено. Хонкин-старший лежал на кровати и смотрел в потолок, живот у него вздулся до невероятных размеров. На другой кровати лежал дряхлый старичок и тихо стонал.
- Ну, как ты, Игорь? – спросил Евгений.
Хонкин резко открыл глаза и мученическим взглядом посмотрел на него.
- Уходи отсюда, Женька! И дай мне слово, что в эту палату ты уже никогда не вернёшься.
Хонкин-младший сел на кровать к брату и попросил сквозь слёзы:
- Не гони меня, брат! Мы с тобой…
Хонкин не стал даже дослушивать то, что бормотал брат. Он столкнул его ногой с постели.
- Я ж сказал: уходи отсюда прочь! И не подходи близко ни ко мне, ни к каким другим больным…
Евгений сел на пол, опустил голову в колени и громко зарыдал.
- Брат, как всё это несправедливо. Ты пришёл навестить меня, а в итоге остался лежать на больничной койке...
19.

Харьков открыл дверцу шкафчика и спрятал в него дипломат с долларами. С утра он только и делал, что доставал и потом опять прятал деньги. И так до бесконечности.
- Копил-копил, а как решил забрать из сейфа - так твою мать! – катастрофа, эпидемия, понос и золотуха! – пожаловался он сам себе.
На столе Харькова громко зазвонил рабочий телефон. Тимур Сергеевич медленно обернулся, не поверив своим ушам.
- Я знал! Я знал, что про меня не забудут, – закричал он.
Заведующий пульмонологией вмиг долетел до своего рабочего стола и схватил трубку телефона.
- Алло, я вас слушаю!
- Это вам звонит Андрей Кабен, - раздался чей-то голос в трубке. - Я увлекаюсь практической магией и звоню предупредить, что из-за моих неудачных опытов в больнице появилась очень нехорошая субстанция. И вам необходимо провести несколько сложных обрядов, чтобы остановить её действие.
- Парень, отстань! – взвизгнул в трубку Харьков. - Какая к чёрту субстанция! Мне сейчас не до тебя…
Тимур Сергеевич резко бросил трубку на телефонный аппарат и схватил её снова. В кабинете стало чуть-чуть темнее. Он нажал несколько раз на «кнопку сброса» и посмотрел вверх на горящую лампочку.
- Где же связь… блин! – выругался заведующий и взглянул в сторону входной двери.
Там, где должна была быть дверь, располагалась сплошная стена.
- Не понял, - сказал Тимур Сергеевич и повернулся в сторону окна.
Там, где должно было быть окно, со сплошной стены с неприятным скрипом отвалился деревянный подоконник и упал на пол.
- Эй! Чё здесь творится?! – закричал Харьков.

20.

На втором этаже терапевтического отделения Весюткина села на корточки в пустом коридоре. Она отстегнула верхнюю часть защитного костюма, сняла её и заплакала. Через стены доносились вопли и стоны больных. Некоторые из них, кто совсем уже не мог терпеть, орали во всю глотку. Всё это без содрогания невозможно было слушать.
- Не о таком будущем я мечтала, - пожаловалась сама себе Инга Вацлавовна.
Cо стороны вестибюля раздался голос Магамединова:
- Давайте-давайте, бойцы, без вас мы не справимся.
Весюткина шмыгнула носом. Из вестибюля в коридор вышел Магамединов, а за ним друг за другом - шесть санитаров в защитных костюмах: Борыгин, Теплицын, Зайцев, Лебедь, Морковин и Бобров.
- Так, Инга Вацлавовна, вот вам наши санитары, - заговорил Максим Викторович, не обратив на слёзы Весюткиной никакого внимания. - Я их за двадцать минут всех разыскал. Они вместе со старшей медсестрой запасы спирта уничтожали. Но ничего, вовремя я их накрыл, работать смогут.
Весюткина вытерла нос и взглянула на санитаров.
- Задача у вас, мальчики, очень простая. Обходите с первой по восьмую палаты и выносите из них покойников.
- И куда их выносить? – поинтересовался Зайцев.
- Кладёте их на носилки, выносите на улицу и кидаете прямо на лёд, - пояснила Инга Вацлавовна. - Этот лёд остальное сделает сам.
- А обязательно их, Максим Викторович, выносить на улицу? – спросил Борыгин, которому эта идея не понравилась.
- Обязательно, - ответил заведующий терапевтическим отделением. - Хотя бы потому что через некоторое время из них во внешний мир вырвется много опасных тварей. У меня такое предположение, что наша больница стала настоящим рассадником для них.
- А так, благодаря вам, эти твари будут погибать вместе с телами умерших – они просто заживо сгорят на ледяной плёнке, - добавила к сказанному Весюткина.
Из второй палаты раздался неожиданный громкий вскрик. Магамединов открыл двери и несколько мгновений простоял, раскрыв рот. Синие мешки проступили под его глазами, кровь в сосудах головы застучала очень и очень громко. То, что увидел Максим Викторович, пошатнуло его психику конкретно.
Склонившись над дедулей, стоял на коленях Хонкин - старший. Он впился зубами в шею умирающего старика, сделал резкое движение головой из стороны в сторону и вырвал кусок гортани с кровью и мышцами.
- Хонкин, что ты творишь?! – заорал Магамединов.
Хонкин бросил на заведующего страшный и безумный взгляд. Ноздри у больного раздулись как у дикого животного. Он сорвался с места и кинулся на Магамединова. Максим Викторович еле успел закрыть дверь перед его носом. Раздался глухой удар в дверь, вскрик и шум падения.
Магамединов с испугом на лице посмотрел на Весюткину.
- Так, Инга Вацлавовна, - приказал он. - С этого момента вы ходите по палатам только со своим охранником.

21.

Круглова расположилась посередине лаборатории за столом, на котором стоял компьютер. Она распечатывала таблицы и делала выводы:
- С такими темпами к вечеру в терапии не останется ни одного человека. Заражённость составляет шестьдесят три процента… это уже предел всему.
Пока Елена Степановна разбиралась с таблицами, в лабораторию один за другим забегали «ногогрызы», их было много - уже больше десятка вбежало. «Вжи-жи-жить»,- шумели они.
Круглова их не слышала. Елена Степановна рассматривала данные и красной ручкой подчёркивала новые фамилии.
- Ну, вот ещё шесть больных приговорены, - шептала она.
А «ногогрызы» ползли под рабочими столами (которых в помещении было штук пятнадцать) всё ближе и ближе к ней. «Вжи-жи-жить», - угрожающе жужжали ногогрызы.
22.

- Странная штука жизнь, - произнесла Круглова пророческие слова. - Она кажется ещё такой длинной, а на самом деле приговор уже подписан, и мы даже не догадываемся, что дышим последние мгновения…
К столу, за которым сидела Круглова, подтянулось большое количество «ногогрызов». Раздался резкий неприятный пронзительный визг их пил. Круглова оторвала взгляд от компьютера и посмотрела в сторону выхода. И увидела, как начали падать из-за того, что у них были подпилены ножки, один за другим лабораторные столы. Всё, что стояло на столах, полетело на пол и разбилось на части.

Продолжение следует. Роман написан полностью. Все главы будут предоставлены читателю.

[Булахов Александр]

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Как колорадский жук в банке.

1.

Максим Викторович настолько сильно увлёкся изучением новой чумы, что не заметил, как погибло больше половины его отделения. Скорее всего, он неосознанно прятался от реальности. От невыносимой боли, от жестокого голода, от смерти в её самом страшном проявлении. И сам он понял это только тогда, когда решил обойти отделение и посмотреть, что в нём творится.
Магамединов поднялся на третий этаж и в вестибюле хирургического отделения встретился с Николаевым. Они закурили. Павел Петрович даже не стал спрашивать, когда это Максим Викторович опять пристрастился к никотину. Он ведь уже больше трёх лет как распрощался с этой вредной привычкой.
Магамединов делал затяжку за затяжкой, руки у него тряслись.
- Что, всё так плохо? – поинтересовался Николаев.
Максим Викторович кивнул и ответил:
- Я боюсь, что эпидемия скоро перенесётся на ваш этаж. И не знаю, что мне делать. Может, хоть часть условно здоровых отправить к вам? А то у нас они рано или поздно станут больными.
- Это не выход, - моментально возразил Павел Петрович.
- Что же мне тогда делать?
Николаев пожал плечами.
- Так легче всего ответить, - прошептал Магамединов.
- Собери их всех, сделай ещё один анализ крови и тех, кто не заражён, распусти на все четыре стороны, пускай идут, куда хотят, - предложил Павел Петрович. - В своё отделение я никого не пущу. У нас и так, как ты говоришь, риск заражения очень высок.
Внезапно на втором этаже хлопнула дверь, а затем раздался крик Анфисы:
- Максим Викторович, ну где же вы?
Магамединов вышел на лестничную площадку, за ним – Николаев.
- Что случилось, Анфиса? – спросил заведующий терапевтическим отделением.
- Четыре человека покинули отделение, - ответила дежурная медсестра. - Собрались и ушли. Я чувствую, что скоро и другие последуют их примеру.
- Вот этого я больше всего и боялся, - сказал Магамединов.
- Закрывай отделение на железные двери, - посоветовал ему Николаев. - Всё же для этого продумано. Я у себя давно так сделал.
Магамединов посмотрел на Николаева, как на полоумного, и ухмыльнулся.
- А как же санитары? Они у меня покойников на улицу выносят.
- У вас там что, один ключ на всё отделение? – удивился Павел Петрович.
- Да, так оно и есть, растеряли остальные. Собирались пару штук запасных сделать, да руки не дошли.
- Нашёл проблему, - заметил Николаев. - Поставь кого-нибудь дежурить у двери с этим вашим единственным ключом.
- Вот Анфису и поставлю, - принял решение Магамединов. - Меньше по отделению будет шляться, больше шансов у неё останется выжить в этой гиблой обстановке.

2.

Круглова встала со стула и обвела взглядом приближающихся к ней «ногогрызов». Ох, как же много их было. Они угрожающе «вжикали» своими пилами. Руки и ноги похолодели от ужаса, Елена Степановна не выдержала и закричала:
- Помогите же мне! Кто-нибудь!
В ответ – тишина. Никому до её беды нет дела. Она посмотрела на хаос в лаборатории: столы и стулья перевёрнуты, всё оборудование лежит разбитое на полу, из пробирок вытекла кровь, из мензурок – химические реактивы.
Круглова почувствовала: это конец. Из лаборатории она не выйдет. Конечно, она попытается... Только вероятность выбраться равнялась нулю.

3.

А в это время во второй палате терапевтического отделения, возле кровати обглоданного старика (в его теле были выедены внутренние органы и видны рёбра, а также не было гортани), сидел Хонкин-старший и смотрел несчастными глазами на своего брата Женьку, который стоял в проёме дверей. Щёки и губы старшего брата были испачканы кровью.
Хонкин-старший медленно, не отводя взгляда от брата, встал на ноги. Женька громко заорал и сбил его с ног. Завязалась драка. В итоге младший сел сверху на старшего, стянул с кровати подушку и опустил её на лицо брата.
Хонкин-старший пытался сопротивляться, но Женька не оставил ему никаких шансов. Несчастный больной перестал махать руками и умер от удушья.
Хонкин-младший убрал с лица брата подушку, взглянул на него и завыл от боли, ворвавшейся в его сердце.

4.

- Просто так я вам не дамся, уроды! – закричала Круглова и скинула со стола компьютер.
«Ногогрызы» как по команде сразу же бросились на женщину. Для них началась охота за жертвой, а для неё - игра на выживание. Елена Степановна изо всех сил толкнула ногой стол. Тот упал крышкой на небольшую часть атакующих тварей. Другая часть успела разбежаться в стороны.
- Один ноль в мою пользу, - прошептала Круглова и обратила внимание на столы, которые были повалены «ногогрызами» на пол.
Зачем они это сделали? Для того чтобы запугать? Или, чтоб дать ей хоть какое-то преимущество?
Это что ж получается: они с ней играют, развлекаются, проверяют её на сообразительность? Круглова не стала тормозить и прыгнула на перевёрнутый стол, а с него перепрыгнула на следующий, рухнувший на пол благодаря «ногогрызам». Таким вот образом женщина начала продвигаться к выходу из лаборатории. «Ногогрызы» бежали за ней вдоль столов. Перепрыгивая на очередной стол, Круглова неудачно приземлилась и растянулась прямо на рухнувшем столе, правая рука её при этом опустилась на пол. С ревом «вжи-жи-жить» и крутящейся пилой к руке мгновенно подлетел «ногогрыз». Круглова за долю секунды успела убрать руку, вскочила, подняла железную табуретку и опустила крышкой на «ногогрыза». Потом несколько раз прыгнула на ней – для верности. Послышался противный хруст, из-под табуретки потекла жёлтая слизь.
- Вот так надо расправляться с паучками, тараканами и прочей нечестью! - выпалила Круглова и выскочила из лаборатории, захлопнув за собой дверь.
В коридоре Круглова столкнулась с «ногогрызом» в два раза больше «обыкновенного». Однако ползучая тварь, вместо того, чтобы напасть, бросилась наутёк. Отчаянная женщина, не растерявшись, кинулась за ней. Она догнала тварь и ударила её сверху ногой. Вмиг из тела твари вылетели острые пилы и разрезали пополам туфлю Елены Степановны.
- Ух ты какая! – вскрикнула Круглова и оставила ползучую тварь в покое. Та быстро вырезала в стене норку и спряталась в ней.

5.

Заскрипел замок, и открылась железная дверь. Из отделения пульмонологии на лестничную площадку восьмого этажа выскочил растрёпанный и ужасно расстроенный Погодин. И через секунду туда же выглянул со злым лицом Семён Семёнович Воржицкий.
Пётр Алексеевич, кривляясь, отвесил ему поклон чуть не до пола.
- Спасибо, Семён Семёнович!
Воржицкий зло сверкнул глазами и недовольно буркнул:
- Да как вам не стыдно! В больнице такая беда, а вы чёрт знает чем занимаетесь…
- У меня наряду с общей бедой, - заметил Пётр Алексеевич, - ещё имеется и своя, индивидуальная. Но вам меня не понять, потому что вы находитесь на поверхности проблемы, а я целиком и полностью - внутри неё.
- Ладно, идите с богом, Пётр Алексеевич. Мне, простому смертному, действительно, трудно понять вас: «высоко летающих» или «глубоко плавающих». Я привык изъясняться простым и доступным языком, чего и вам желаю.
- И вам доброго здоровья, - произнёс Погодин и начал спускаться по лестнице.
Воржицкий проводил его недобрым взглядом и закрыл дверь. Погодин спустился на несколько этажей вниз. Он развернулся на очередном лестничном пролёте и резко остановился.
По лестнице навстречу ему поднималась девушка в чёрном платье с коротким рукавом и чётками в руках. На плече у неё сидел ворон.
Девушка была завораживающе красивой и стройной. Она грациозно протянула вперёд свои тонкие руки и заговорила дрожащим голосом:
- Пришло время вершить судьбы, мой господин. Я готова открыть своё истинное лицо. Готовы ли вы его увидеть?
Погодин, когда понял, кто перед ним стоит, схватился за голову.
- Боже, но так не бывает! Это сон или явь?!

6.

Удивительно, что в шестнадцатую палату терапевтического отделения эпидемия так и не заглянула. Вика, Василиса, Сарнацкая и Чеславовна сидели на своих кроватях, выпрямив плечи и положив руки на колени. Все они внимательно смотрели на Валентину Петровну. Глаза у них были стеклянные, как у мягких детских игрушек.
Валентина Петровна, удобно расположившись на своей кровати, щёлкала семечки и шелуху выплёвывала прямо на пол. На стене за её спиной мерцала ярко-синим светом ледяная корка.
- Эпидемия на втором этаже достигла таких масштабов, - заговорила двухметровая женщина-монстр и стряхнула с рук шелуху, - что бороться с ней как со стихией становилось бессмысленно. Она пожирала жизни людей, как некоторые из вас пожирают орешки за бутылочкой тёмного пива.
Вика не выдержала и подняла вверх руку, как послушная школьница.
- Минуточку, можно вопрос?
Валентина Петровна тяжело вздохнула.
- Давай, деточка, задавай.
- Почему на картинке все круги не замкнуты и один больше другого, а эллипсы пересекаются между собой?
- Всё очень просто, попробуй смотреть только на круги или только на эллипсы, - спокойно объяснила Валентина Петровна. - И не забывай, что здесь можно применить уравнение восьмого порядка.
Вика свела глаза в одну точку и радостно улыбнулась.
- Спасибо… я поняла! – заверещала она. - Блин, неужели всё так просто?
Валентина Петровна кивнула и продолжила свой рассказ:
- Врачи, казалось бы, всё предприняли, чтобы чума не вышла за пределы отделения. Но один из санитаров, воспользовавшись дружбой медсестры с третьего этажа, спрятался от своих обязанностей в хирургии под видом больного этого отделения, заняв одну из пустующих кроватей.
Валентина Петровна громко высморкалась в больничное полотенце и обвела серьёзным взглядом всех больных шестнадцатой палаты.
- И ровно через три часа именно в этой палате появился первый больной за пределами терапии, заражённый африканской чумой, - закончила она.
Шмыгнув заложенным носом, Чеславовна тоже обратилась к рассказчице:
- Валентина Петровна, мне не понятно это правило Агиеса… И еще - что такое «первое колебание»?
- Хм… Правило Агиеса говорит о том, что чрезмерно мощный поток информации приводит к нарушению мозговой деятельности, - пояснила усталым голосом Валентина Петровна. - Из-за этого включается естественная защита мозга, в результате которой объект перестаёт адекватно принимать любую, даже очень простую, информацию.
Чеславовна нетерпеливо махнула рукой.
- Это мне понятно. А вот дальше…
- А дальше, если простыми словами, нужна сильнейшая встряска, нужен шок, чтобы естественная защита прорвалась. Этот удар и называется первым колебанием…
- Валентина Петровна, что там дальше было с этой чумой? – поинтересовалась Василиса. - Неужели никто её так и не смог остановить?
- Не спеши, умница моя, - заявила рассказчица, - сейчас всё узнаешь. Давайте только подождём Вику и Чеславовну, что-то они отстают с усвоением материала.

7.

На первом этаже в вестибюле, где произошла страшная трагедия, стало тихо. Опустели скамейки и стулья. Остались эхо и Игоревич.
Пожилой мужчина притащил откуда-то строительную тачку и уселся на полу возле большой кучи человеческого фарша, в котором были перемешаны головы, руки и ноги людей. Воздух в помещении заполнился запахом свежего сырого мяса – «человечиной». Чем-то вонючим, непривычно сладким и чересчур пряным.
Вокруг, казалось, всё стихло. Состояние у Игоревича было приглушённое, муторное – будто его контузило. Ему было плохо и душевно, и физически. Игоревич голыми руками вытянул из кучи несколько распиленных кусков человеческого тела и сложил их в тачку. Затем достал голову – она была вся в крови. Он посмотрел на неё: глаза открыты, в них остался страх, охвативший человека перед смертью.
Игоревич тяжело вздохнул. Он грязными пальцами закрыл глаза покойному, бросил голову в строительную тачку и вновь опустил руки в кровавое месиво.
- Эй, что ты делаешь?! – закричал кто-то.
Игоревич кинул кусок мяса с одеждой и костями вперемешку в тачку. Потом оглянулся и увидел, что к нему со стороны левого крыла вестибюля приближаются Николаич и Рыжов.
- Я собираюсь похоронить их в одной общей могиле, - ответил убийца Артёмовича.
Николаич и Рыжов подошли к нему вплотную. Рыжов весь съежился от жуткого зрелища. Он посмотрел на испачканные в крови руки Игоревича широко раскрытыми глазами и проглотил ком, подступивший к горлу.
- Думаешь, будет правильно? – засомневался Николаич.
Бледный Рыжов бросил взгляд на удивительно спокойного Николаича и резко отвернулся.
- Правильно, - сказал он, подавляя рвоту. - Не здесь же всё это оставлять!
- Давай тогда поможем, что ли, - предложил начальник отдела технического обслуживания.
К горлу Рыжова поступил ком, ещё больше предыдущего, и он еле его проглотил.
- А без меня не справитесь?
- Я от помощи не откажусь, - пробормотал Игоревич и продолжил кидать распиленные куски человеческих тел в строительную тачку. - Только если со мной вдруг что не так опять станет, вы меня сразу же убейте.
Николаич сел на корточки и взглянул в наполненные болью глаза Игоревича. Тот сразу же отвернулся.
- А что может стать не так? – осторожно спросил Николаич.
- Сейчас это не важно. Когда станет, вы сразу поймёте.
Николаич надел резиновые перчатки и опустил руки в кровавую жижу. От неё пошло тёплое испарение. Николаич вытащил из кучи руку с золотым кольцом и уставился на неё.
- Я даже представить себе не мог, что мне придётся в жизни вот так вот копошиться в «свежепорубленных» человеческих костях и мясе, - произнёс он и швырнул руку в тачку.
- Но зато я вижу, что ты по этому поводу особо не расстраиваешься, - сказал Рыжов, пытаясь успокоить прыгающий до горла желудок. - Тебе что отпиленные руки, что отпиленные доски складывать - одно и тоже!
Рыжов взялся за ручки тачки.
- Куда везти? – спросил он.
Игоревич поднял голову и окровавленными пальцами почесал нос.
- Выйдешь во двор и найдёшь яму, туда всё это и скидывай.
Рыжов посмотрел в сторону выхода. К нему двигались в защитных костюмах два санитара: Морковин и Бобров. Они на носилках несли покойника с распёртым животом, прикрытым чёрным пледом. Из-под пледа на землю высыпались бело-розовые червячки, похожие на опарышей.
Рыжов кивнул и сразу же за санитарами вышел во двор больницы. Он с рабочей тачкой остановился на крыльце и взглянул на непривычную картину. Ярко-синяя блестящая плёнка покрывала всю землю, окружающую больницу и только метров шесть не доходила до ступенек, ведущих к входу.
- Спаси и сохрани меня, Господи, - прошептал он. - Дай понять моему разуму, что происходит вокруг меня. Может быть, я попал в ад и об этом ещё не знаю?
В это время санитары подошли к ледяной плёнке и на счёт «три» выкинули с носилок покойника. Сразу же от ледяной поверхности взвились к верху языки пламени, и труп за считанные секунды сгорел без остатков.
Рыжов скатил по ступенькам тачку и двинулся с ней к вырытой яме. Санитары подняли в знак приветствия руки. Рыжов кивнул в ответ. Морковин отстегнул верх защитного костюма. Бобров сделал тоже самое.
- У меня порядком сдают нервы, - заныл Морковин. - Я скоро просто сорвусь. На хрена мы их всех таскаем? Какой в этом смысл?
- Тебе ж объяснили, в чем смысл! - рявкнул в ответ Бобров.
Рыжов опрокинул тачку в яму и подошёл к Морковину и Боброву.
- Это всё-таки правда, что в терапии - эпидемия? – спросил он.
- Правда, - ответил Бобров. - Люди мрут, как мухи.
Морковин сплюнул скопившуюся во рту гадкую слюну и обратился к Боброву:
- Я, Степан, наверное, ещё разок схожу - и пас, больше в отделение не вернусь.
- Может, моя помощь нужна? - поинтересовался Рыжов.
Морковин покрутил пальцем у виска.
- Ты даже не суйся туда, дурачок. Помочь ты там точно никому уже не поможешь. А вот себя, скорее всего, загубишь. Правильно я говорю, Степан?
- Не лезь туда, Рыжов, там тебя ждёт верная смерть, - подтвердил Бобров.
- Ясно, мужики, мне дважды повторять не надо.

8.

Раздался шум и гам, и в вестибюле первого этажа появился отряд Сергея Ветрова. В него входили: Артём, Полина, Оля, Капрон, Макето, дядя Ваня, Шурик, Жуков, Психоза, Рыбин, Мария, Кристина, Тамара. Это были во многом совершенно разные люди, но их объединила борьба с неизвестной им напастью. Не назвать хотя бы одно из перечисленных имён было бы подлостью. Бойцы выглядели уставшими, но довольными. В руках они держали согнутые в форме кочерги или клюшки железные арматуры. У Макето и Рыбина за поясом висели острые топоры, а Капрон нёс на плече штыковую лопату.
Впереди отряда с согнутой арматурой и ведром шёл Сергей Ветров.
- Шесть штук за один раз! - сообщил глава отряда Игоревичу и Николаичу. - Они - суки! – попрятались, наверное, от страха. Явно поняли, что сила за нами.
Сергей бросил ведро на пол. Оно перевернулось, и из него вылетело несколько раздавленных «ногогрызов», они все были в какой-то жёлтой слизи.
Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.
- А Капрон наш - вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.
- Ура Капрону! – закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. - Ура богатырю!
- Ура! Ура! Ура! – поддержали его остальные.

9.

Пётр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвёртом и потянул на себя тяжёлые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.
Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.
Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.
- Пётр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? – поинтересовался Кожало.
- Да в туалет меня по-маленькому основательно припёрло, чувствую, что до своего этажа не добегу, - объяснил Погодин.
Кожало поправил очки.
- Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? – строго спросил он.
Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.
- Какую заразу? Вы это о чём, Дмитрий Антонович?
- Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали всё самое интересное, - заметил заведующий ожоговым отделением.
- Будете смеяться, но так оно и было, - мрачно сказал Погодин. - Беда у меня случилась… И вряд ли в этой больнице найдётся тот, кто сможет меня понять.
- Пётр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?
- Вы это тоже видели?! – закричал завхоз. - Значит, я не сошёл с ума?
Кожало растянул губы в невесёлой улыбке.
- Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.
- Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.
Погодин сделал несколько шагов вперёд и открыл двери, ведущие в туалет.
- Мне сейчас самое главное - найти психиатра, который докажет мне, что я ещё не сошёл с ума, - сказал он и зашёл в туалет.
Пётр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.
По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.
- Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.
Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.
- Ой-ё-моё! – вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.
Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.
- Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, - сказала она.
- Аа… Да-да!! – растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.
Он перекрестился и прошептал:
- Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так всё понятно.

[Булахов Александр]

10.

Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадёжно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своём кабинете и слушал голос Фёдора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.
- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, - монотонно говорил Фёдор Иванович. - Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто, далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.
Кожало остановил запись и помотал головой.
- Вот же урод! Он играет с твоей психикой.
Груша отошёл от зеркала, выражение его лица было серьёзным. Парня основательно трясло. Он тёр руки, пытаясь таким образом побороть, охвативший его озноб.
- Страшно очень. Не знаешь уже, кому и верить. Я тут много о чём подумал…
Кожало кинул удивлённый взгляд на Грушу.
- Потише на поворотах, Виталий! Ты сам, между прочим, пришёл ко мне за помощью, припоминаешь? А этот Фёдор Иванович специально тебе голову морочит, неужели не понятно?
В ответ Груша тяжело вздохнул.
- А кто его знает, - сказал он. – Жуть какая кругом. Уже и сам не пойму, что происходит.
Дмитрий Антонович внезапно ударил кулаком по столу и заорал:
- А ну соберись! Ты что, поверил этому дремучему старикану?! Не забывай, Виталий, кто твой друг, а кто – враг!
- Не давите на меня! – из глаз Груши брызнули слёзы.
- Ладно, Виталий. Извини меня.
Кожало - весь взъерошенный - встал со стула и положил руку на плечо Груши.
- Обидно будет, если мы сдадимся при первых же сомнениях, посеянных в наши души. Давай доведём наш план до конца. Я тебя очень прошу. Второго шанса у нас может уже не быть.
Груша отстранился от Кожало, и хмуро сказал:
- Тоже мне – план. Ничего пока и не вышло, а дальше и вообще…
- Не спеши с выводами, - возразил Кожало. - Ни одному рассказчику не понравится, когда ему мешают и воду мутят. Давай разок помешаем ему творить то, что он задумал, и посмотрим на его реакцию - что он учудит в ответ.

11.

Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич – заядлые картёжники и больные одиннадцатой палаты урологического отделения, - встали возле окна и уставились на стекло, разрисованное морозом. А хилый юноша Егор, обыгравший их в карты и поставивший свои условия, расположился на стуле спиной к ним.
Егор волновался, будто боялся чего-то и не отрывал взгляд от двери.
- Ледяная плёнка будто ожила и вновь стала разрастаться, - заговорил юноша. - Она медленно потянулась в сторону здания больницы, расползлась по всему крыльцу и достигла входных дверей…
Александр Евгеньевич громко чихнул.
- Будь здоров! – произнёс Андрей с серьёзным выражением лица.
Егор вздрогнул и осторожно посмотрел на мужчин, стоящих возле окна. В палате повисла угнетающая тишина.
- Эй! – шепнул хилый юноша.
Никто не отреагировал на его шёпот. Егор встал, подошёл к Александру Евгеньевичу и хлопнул его по спине. Александр Евгеньевич повернулся лицом к Егору. Глаза его были залиты кровью, изо рта текла жёлтая слюна с пеной.
- Чёрт! – выдохнул Егор. - Неужели я делаю что-то не так?!

12.

Николаич, наблюдая за Игоревичем, не сразу ощутил, как в его тело пробрался холод. Просто в какой-то момент он понял, что замерз и может подхватить воспаление лёгких. Во двор начальник мастерской вышел в рабочей одежде и старой телогрейке. Игоревич - того хуже, в тонких шерстяных брюках и вязаном свитере. Но ему было тепло, даже жарко! Он закапывал одну из двух вырытых ям, в которую вместилось всё, что осталось от восьми человек после нападения на них «ногогрызов».
Игоревич был на три года старше Николаича. В сравнении с полноватым от хорошей жизни начальником мастерской он выглядел тощим, словно питался через день. Смуглое лицо Игоревича портила седая щетина.
Николаич взглянул на мёртвого мужчину, лежавшего в сторонке. Это был несчастный Артёмович, в глазах которого застыли ужас и удивление.
Николаич указал на него пальцем.
- Я так понимаю, ты его собираешься хоронить отдельно?
- Угу, - мрачно ответил Игоревич и бросил несколько лопат земли в яму.
Николаич протянул руку к лопате.
- Давай подменю, - предложил он.
- Не надо, я сам! - отказался от предложения Игоревич.
За спинами Николаича и Игоревича зашевелилась ледяная плёнка. Она засверкала ярко-голубым светом, затем зашуршала и стала медленно разрастаться. Игоревич бросил ещё пару лопат земли, поднял голову и прислушался. Его насторожил странный звук. Он покрутил головой, но ничего необычного не заметил.
- Шли бы вы в помещение, Николаич, - сказал Игоревич. - Жутко холодно на улице стало, а вы раздеты. Заболеете ещё.
- Ты тоже не больно тепло одет.
- Не обращайте на меня внимания, я к холоду привыкший.
Николаич недоверчиво хмыкнул, потом твердо сказал:
- Нет уж. Давай-ка доделаем, что начали.

13.

Груша вошёл в свою палату с какой-то непонятной пустотой в сердце. Видимо, его настолько измучил страх, что он просто устал бояться. Впервые он почувствовал тупое одиночество и безысходность. Ему захотелось просто лечь, заснуть и проснуться дома, услышав голоса родителей.
Как надоело всё то, что видели глаза. Душили серые стены, давил яркий свет, бесили чужие люди, которым он был безразличен. Если б можно было сейчас взять и закричать, он бы закричал. Но Виталик не мог себе позволить даже такого удовольствия, поскольку получил серьёзное задание и понимал, что должен его выполнить.
Груша обвёл палату взглядом. Фёдор Иванович и Василий сидели на кроватях и читали газеты. Пузырь лежал, уставившись в одну точку на потолке. Виталик долго смотрел на Пузыря. Ему даже показалось, что Даньке плохо, но спрашивать об этом у него он не стал.
Груша лёг на кровать, взял в руки книгу и повернулся спиной к Фёдору Ивановичу. Виталик открыл книгу, там, где у него была закладка, и сделал вид, что читает. Ему совершенно не хотелось читать, ни одно слово не лезло в его сознание. Мозг словно отказывался принимать информацию.
Федор Иванович кинул газету на тумбочку.
- Знаете что, молодые люди? Пришло время сказать вам правду, - неожиданно произнёс он.
Груша перевернул страницу, показывая, что его это совершенно не интересует. Зато Василий сразу же оторвался от сканвордов и спросил:
- Вы про что, Фёдор Иванович?
Старик ответил:
- О том, что давным-давно мне пришлось своими глазами видеть, как это странное блестящее облачко прикасалось к людям и превращало их в мерцающие частички пыли.
Груша тихонько достал из кармана джинсов мобильный телефон и включил диктофон. А Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил руку на его плечо.
- Так вот, оно тогда уничтожило всех людей, находящихся в коридорах подземного этажа больницы, и стало подниматься на первый этаж.
Груша уставился на старика. Тот провёл рукой по голове Пузыря. Из глаз Даньки потекли слёзы. Виталик дрожащими руками вытянул из другого кармана джинсов МР3 – плеер и вставил наушники в уши. При этом он неотрывно следил за действиями Фёдора Ивановича.
Тот поймал его взгляд и ласково улыбнулся.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил громче он, - облачко разделилось на два одинаковых. Они полетели в разные стороны, одно - в левое крыло, другое - в правое.
Рассказчик шагнул к кровати Груши. Виталик зачем-то закрыл глаза и сжал кулаки. Фёдор Иванович наклонился над его ухом со вставленным наушником и зашептал:
- Нет преграды для тех, кто хочет что-то сказать…
Груша мгновенно открыл глаза и, - будто что-то лопнуло в его груди, - заорал диким голосом:
- А-а! Сука!!! Я не хочу тебя слушать!! Заткнись, козёл!
Фёдор Иванович поменялся в лице, отшатнулся, одновременно издав непонятное гортанное: «Ух». Потом схватился за голову и с грохотом упал на пол, зацепив рукой стул.
- Ух-ух, - невнятно бормотал он.
Часть головы Фёдора Ивановича – совсем малая - изменилась: исчезли волосы, стала видна кожа серовато-синего цвета.
Груша вскочил с кровати, как воин, почуявший своё преимущество. В эту же секунду с кровати поднялся Василий и сделал шаг в его сторону. Виталик кинул взгляд на Василия и склонился над Фёдором Ивановичем. Он хотел сказать что-то очень гадкое старику, но Василий сделал ещё один шаг вперёд. Груша выпрямился и уставился на Василия.
- Эй, ты чего задумал?! – крикнул он.
С кровати резко вскочил Пузырь, наклонился и достал из тумбочки острый кухонный нож. Василий протянул руку к Пузырю, и тот вложил в неё холодное оружие.
Груша, понимая, что дело - дрянь, стал отступать в сторону входной двери.
- Извини, Груша, - сказал Василий,- но свой выбор ты уже сделал.
Груша испугался не на шутку. Он видел, что ребята были настроены серьёзно. Ох, как серьёзно!
Василий прыгнул вперёд и замахнулся ножом на Виталика. Груша схватил двумя руками руку нападавшего с ножом и отвёл её в сторону. Он почувствовал, что справится. Василий не одолеет его. Кишка у него тонка.
Но тут всё усложнил Пузырь, он подскочил к Груше со спины и вцепился ему в шею. Василий тут же вырвался из цепких рук Виталика и со всей силы ударил ножом в его живот. Груша упал на колени и мучительно всхлипнул.
- Мне жаль, что ты не увидишь то, что увидим мы, - сказал ему Василий.
Изо рта Груши вытекла струйка крови.
Виталик растерянно поглядел на своего убийцу, потом – на кровавое пятно на полу…
- Аааа… Ааах, – в горле Груши булькнуло, он закрыл глаза и рухнул лицом вниз, раскинув руки в стороны.

14.

Игоревич бросил несколько лопат земли на небольшой холмик.
- Так-то лучше, - сказал он.
Николаич с грустью кивнул.
Игоревич взглянул на небо.
- Неужто нынче человеческая жизнь не имеет никакой ценности?..
- Так, да не так, - возразил Николаич, - Врач у нас один решил докопаться – что ж здесь происходит? Покойников стал резать. И выяснил, что живые люди представляют отличную почву для роста тварей… таких жутких, что в страшном сне не приснятся.
- Тогда зачем же нас уничтожать, если мы живыми нужны? – вскинулся Игоревич.
Раздался неприятный шуршащий звук, словно по сухим листьям проползла змея. Двое пожилых мужчин не обратили на него внимания – а это был шорох, который издавала ледяная плёнка...
- По этому поводу тоже есть кое-какие соображения, – сказал Николаич. - Заметь, очевидцы произошедшего рассказывают, что эти… «ногопилы»… или как их там...
- «Ногогрызы», - подсказал Игоревич.
- Так вот, эти «ногогрызы» не бросились на людей, стоящих по одному, а ринулись на тех, кто стоял в толпе… Как бы высказывая этим, что им не нравится массовое скопище людей.
Ледяная плёнка, словно растущее живое существо, преодолела расстояние в хороших полметра и опять засверкала ярко-голубым светом. Вспышки света больно ударили по глазам Игоревича и Николаича, и они оба замолчали.
Игоревич подошёл к телу Артёмовича и стал рыть рядом с ним могилу.
- А там же яма у тебя почти наполовину вырыта, - удивился Николаич. - Зачем новую копаешь?
- Там камни, здесь я быстрее вырою.
Тишину и спокойствие больничного двора внезапно нарушили оживлённые голоса. На улицу выскочило шестеро человек: Сергей, Оля, Полина, Артём, Психоза и Шурик.
- Я думаю, мы имеем дело с инопланетянами! - закричал, перебивая других, Психоза. – А почему нет? Кто-то же за этим стоять должен?!
- Что-то я не видел здесь ни одного инопланетянина, - не согласился Артём Жук.
- Как же не видел? - удивился Шурик, ещё тот ботаник и спорщик по жизни. - А эти… как их там? «Ногогрызы»! Почему ты не можешь допустить, что это и есть инопланетяне?
Артём пожал плечами.
- Как-то маловаты они для разумных существ, - ответил он.
- Кто бы за этим ни стоял, - произнёс, не задумываясь, Сергей, - я ему объявляю войну и обещаю тотальное истребление. Клянусь, что пока не уничтожу последнюю тварюгу – не успокоюсь!
- И мы клянёмся! – закричала Оля.
Сергей посмотрел на девушку странным изучающим взглядом. Она заметила этот взгляд и натянуто улыбнулась в ответ.
Игоревич тем временем уже стоял по пояс в яме и выкидывал из неё землю.
Вновь зашуршала ледяная плёнка, она заметно приблизилась к пожилым мужчинам. Игоревич остановился, уловив краем глаза её движение.
- Николаич, видишь эту дрянь?
Начальник мастерских бросил взгляд на ледяную плёнку, и она тут же сделала резкий скачок, очутившись возле ямы, в которой замер Игоревич.
- Игоревич, уходим! – заорал Николаич.
Мужчина кивнул и потянулся руками к телу Артёмовича. Николаич в это время уже бежал к дверям больницы.
- Молодёжь, давайте бегом в здание, - завопил он и указал на быстро двигающуюся ледяную плёнку. - Смотрите, как эта дрянь быстро ползёт сюда. Ничем хорошим это не кончится.
Ребята послушно отступили в здание больницы. Николаич влетел вслед за ними и оглянулся на Игоревича.
Вот же идиот! По-другому не скажешь. Он тянул тело Артёмовича в яму вместо того, чтобы спасаться. В какой-то момент его стало не видно – он наклонился. Сразу же следом в яму сползла ледяная плёнка. Николаич на мгновение закрыл глаза, ожидая самого худшего.
- О, боже! – застонал он. - Вот дурак!
Из ямы резко поднялось пламя огня, и через секунду после этого выскочил Игоревич. На нём загорелась куртка, и он на ходу скинул её с себя.
Ледяная плёнка покрыла землю внутри ямы и вокруг неё. Игоревич стал смотреть, как она стремительно приближается к нему. Он чего-то медлил.
Ледяная плёнка быстро приблизилась к ногам Игоревича. Он же, не спеша, поднялся по ступенькам, сделал два стремительных шага вперёд и прыгнул в сторону входных дверей. Плёнка покрыла крыльцо прямо под летящим Игоревичем. Николаич, распахнув двери, схватил двумя руками и потянул на себя приземляющегося на ледяную плёнку товарища по несчастью.
Мужчины вместе упали на пол. Сразу же закрылись двери, после чего их и смежную с ними стену частично прихватила ледяная плёнка, она застыла на одном месте и перестала шуршать.

15.

Если кто-то захотел бы представить, что такое ад, ему было бы достаточно зайти в терапевтическое отделение. В десятую палату, к примеру. Туда, куда только что зашла Весюткина. Как эта женщина психологически выдерживала всё то, что видели её глаза – уму непостижимо! В палате летали большие чёрные мухи. На двух кроватях лежали и, не переставая, стонали Ковров и Стелькин, заражённые чумой. То, что чувствовали больные, приговорённые неизученной болезнью к смерти, можно было смело называть адскими муками.
На двух других лежали покойники со вздутыми животами. С одного из них сползло одеяло. Над этим покойником стояла Весюткина, не зная, что делать. Она смотрела, как сквозь натянутую кожу живота прорываются беловато-красные червячки, похожие на опарышей.
Стелькин открыл тяжёлые веки и стал наблюдать за Весюткиной. Инга Вацлавовна боялась, что все твари, выползающие из тела, разбегутся по сторонам и станут новыми источниками заразы. Она периодически обтирала трупы мокрым полотенцем, собирая всю выползающую живность в ведро с ядовитой жидкостью. Весюткина понимала, что скоро прорывов станет больше, и ей будет трудно уследить за расползающимися тварями.
- Доктор, почему из палат не выносят мертвецов? – слабым голосом спросил Стелькин. - Здесь и так дышать нечем. А они прямо на глазах разлагаются…
- Миленький, я не знаю, - ответила Весюткина, продолжая наблюдать за червяками.
Ковров повернулся на кровати сначала в одну сторону, затем в другую, потом громко застонал.
- Есть! Я хочу есть!! Накорми меня или убей… Умоляю, сделай что-нибудь…
- О, боже! – закричала Инга Вацлавовна.
На её глазах натянутая кожа с треском разошлась, и из живота показалась голова «зместрелы». Мерзкая тварь угрожающе зашипела, обнажив свои острые зубы и язык, и стала медленно выползать из покойника. Весюткина отступила на шаг, резко вытянула руку и схватила «зместрелу» за голову.
- Вот же, блин! - тут же вскрикнула Инга Вацлавовна и бросила «зместрелу» на пол. Сквозь тоненькую медицинскую перчатку проступила кровь и закапала на пол.
Кровь не останавливалась, всё сильнее и сильнее сочилась по руке. Весюткина посмотрела на руку, затем на «зместрелу», ползущую по полу. Инга Вацлавовна наступила на тварь и раздавила её. При этом «зместрела» визжала, как резаная свинья, вокруг неё растеклась жёлтая слизь.
Весюткина бросилась к выходу, открыла дверь и выскочила из палаты. Ковров взглянул на раздавленную «зместрелу». Кое-как поднялся с кровати, подошёл к ней, сгреб руками с пола и впился зубами в её «хвост». В этот момент «зместрела» открыла глаза и отчаянно взвизгнула. Ковров ударил её головой об пол. «Зместрела» затихла, и он заново впился в неё зубами, откусил часть твари и с наслаждением стал жевать.
16.

- Ты мне, дурню, объясни, пожалуйста, ты чего затормозил?! – налетел Николаич на Игоревича, как только они сели на скамейку в вестибюле. - Ты же видел, что медлить нельзя.
Игоревич тяжело вздохнул.
- Я просто взглянул лёгкой смерти в глаза и подумал - почему бы нет…
- Что - нет? Ты о чём? – не отставал Николаич.
- Жизни нет! – заговорил Игоревич мрачным голосом. - Мы, как колорадский жук в банке, перемещаемся полудохлые по этой больнице и на что-то ещё надеемся. Какой смысл продолжать? Жизнь закончилась здесь и сейчас… Неужели вы этого не видите?
- Так ты хотел… Того? - наконец-то дошло до Николаича. - С жизнью попрощаться? Ступил вперёд ножкой, и все проблемы позади? Глупо это и не по-мужски…
- Так ведь надежды же нет никакой! – выкрикнул Игоревич. – Вы просто этого ещё не поняли…
Он достал из кармана сигарету и закурил.
- Вас ещё, друг мой, - произнёс он, выпуская струю дыма, - не зацепила волна безграничного опустошения и отчаяния…
- Тьфу ты, - сказал Николаич. – Попроще нельзя? В отчаяние впадать мне рановато, у меня тут на кухне жена работает, между прочим...
- Так что же вы здесь сидите?! – удивился Игоревич. - Бегите к ней! Может, нам времени жить осталось – минуты!
- Брось говорить ерунду. Всё наладится, выкарабкаемся как-нибудь из этой ледяной ловушки. Главное в это верить… Да.
Николаич замолчал, а затем продолжил:
- Пойду-ка я и в самом деле жену навещу, посмотрю как у неё дела.
- Давайте-давайте! – поторопил его Игоревич.
- Ты тоже поднимай свой тощий зад и пошли со мной, - пробурчал Николаич. - Варвара нас чаем напоит, да накормит чем-нибудь….

17.

С Данькой явно было что-то не так. Фёдор Иванович наблюдал и за ним, и за Василием. Пацаны заснули где-то около трёх часов дня. Василий спал спокойно. Пузырь же во сне и стонал, и дышал - тяжело, со свистом, словно у него было воспаление лёгких.
Неожиданно Данька громко всхлипнул, втянул в лёгкие большую порцию воздуха и затих. Через секунду он уже бился головой о подушку, не соображая, что не может выдохнуть. В конце концов, отвечающий за всё это головной мозг дал команду на выдох, и воздух вырвался из лёгких наружу.
- Ох… ох… что же это будет? – застонал в глубоком сне Пузырь, а потом сам себе же ответил: - Я чувствовал, что будет тупик. Зачем здесь стена – ведь другой дороги нет!..
Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил ему руку на лоб.
- Потерпи, потерпи, мальчик, в тебе сидит такая зараза, природу которой я никак не могу понять…
Пузырь со стоном открыл глаза. По его лицу потекли слёзы.
- Помогите мне, - заскулил он. - Я больше не могу терпеть эту боль.
Фёдор Иванович, жалея, погладил его по голове.
- Я не могу прорвать защиту, - прошептал старик. - Правило первого колебания не срабатывает. Не может же быть так, что дальше ничего нет… Такое ощущение, будто…
Фёдор Иванович резко убрал руку и вскрикнул:
- Ё-моё! Сработала примитивная система самоуничтожения организма… В твоей голове растёт шарик… Чёрт, что же делать?!
Старик двумя руками схватился за голову:
- Что же делать?! – повторил он. - Тебе, Данька, природа совершенно не хочет доверять свои тайны. Но ничего, мы поспорим с матушкой, кто кого на этот раз.
Несчастный Пузырь закрыл глаза и истошно заорал. Затем открыл их – и в них моментально возник сильнейший испуг.
- Ты кто такой?! - завопил он. - Уйди прочь от меня!!!

18.

После того, как Весюткина перевязала себе руку и надела поверх повязки медицинскую перчатку, она вновь заглянула в десятую палату и была поражена переменой, произошедшей за её недолгое отсутствие. В палате летало много чёрных жирных мух. Весь пол был усеян ползающими тварями: мелкими беловато-красными червяками, похожими на опарышей, «зместрелами», серыми «жучками», похожими на божью коровку и маленькими «ногогрызами».
Весюткина оглядела палату и увидела, что животы у двух покойников разорвались от груди до паха, как рвется старая майка, и наверх вылезли вздутые кишки. Через разорванную кожу живота во внешний мир, не спеша, проникали всевозможные твари.
Вся «живность», что ползала по полу, пищала, взвизгивала и «вжикала», представляя собой жуткий бурлящий микромир палаты.
- Я этого больше не вынесу, - произнесла Весюткина и вошла в палату, закрыв за собой дверь.
Стелькин, услышав её голос, поднял голову и выглянул из-за спинки кровати.
- Доктор, миленькая, спасите меня от этого кошмара.
- Сейчас, - еле выдавила из себя Инга Вацлавовна. – Вас… Вас перенесут в другую палату…
Стелькин замотал головой.
- Нет-нет! Это не выход! Убейте меня, и я вам за это буду очень благодарен…
- Что вы? Я не могу. Так нельзя.
Стелькин лёг обратно на подушку и заговорил сквозь зубы:
- Конечно, так нельзя. Зато можно смотреть, как мучается и медленно умирает в
невыносимых болях человек. Объясните, в чём смысл этой жестокости?
Весюткина пожала плечами.
- Смысл в том, - неуверенно ответила она, - что убивать человека – это не
по-христиански.
- Я уже убит, - захрипел Стелькин. - Меня уничтожила болезнь. У вас же я всего лишь прошу, чтоб вы избавили меня от мук, пожалели, проявили ко мне высшую гуманность и отдали в руки смерти...
- Извините, я не смогу, – взвыла несчастная женщина. - И не просите меня об этом.
- Конечно-конечно, пускай меня изнутри грызут эти твари, - не успокаивался Стелькин. – А вы перед богом оставайтесь чисты. Только ведь ни вы, ни я не знаем, как к этому относится бог… Может быть, он за соучастницу вас примет… В жестоком издевательстве над умирающим человеком.
- Заткнись, урод! - заорал на него Ковров. - Не она придумала эти законы, и не ей их нарушать. Может быть, мы заслужили эти муки… и это наше наказание...
- На себя посмотри, - захохотал истерическим смехом Стелькин. - Это не наказание, а человеческая глупость! Есть много парадоксальных вещей в нашем мире, которые мы придумали сами – мы убиваем жестоких убийц, тем самым спасая их от расплаты за их преступления, и не можем избавить своих близких от страданий, потому что этого не позволяет наша религия.

19.

Николаич и Игоревич спустились в подвал, повернули в правое крыло и двинулись к пищеблоку.
- Я никогда не сдавался ни перед какими трудностями, - похвастался Николаич. - Бывали такие моменты, что жизнь мне показывала полную жопу. Но я всегда боролся со всеми изъедающими душу негативами. Вот такие пирожки.
- Есть вещи, которые могут в одну секунду подавить дух человека, - возразил Игоревич. - Например, смерть кого-то очень близкого и дорогого.
- Это, увы, неизбежность и это надо воспринимать так, как оно есть.
- Всё, что говорите вы сейчас - это лишь слова… Просто жизнь вас не трепала по-настоящему, вот до сих пор и живёте с лёгким сердцем.
Игоревич внезапно замолчал и обернулся. За спиной его никого не было, коридор - пуст. Ни шороха, ни скрежета. Вообще никакого звука.
- Как-то подозрительно тихо здесь, - заметил он. - Ни одного человечка не видно.
Николаич беспокойно завертел головой, почувствовав то же самое, что и его случайный знакомый. Никогда у пищеблока не было тишины. Обычно тут сновали люди, вечно кому-то было что-то надо на кухне. То сахара попросят, то кофе или чая.
- Не пугай! Здесь же должна быть охрана. Я её сам организовал.
- Сами видите – никого нет!
Николаич ускорил шаг.
- Ёлки-палки! Надеюсь, с Варварой всё в порядке, - пробормотал он.
- Да вы сразу-то не пугайтесь, - сказал Игоревич. - Хотя, если честно, я бы свою жену здесь ни за что не оставил.
Николаич ничего не ответил и с шага перешёл на бег. Очутившись на кухне, он посмотрел по сторонам. На электрических плитах нагревались большие кастрюли, из них валил пар. На столах стояли тазы с нарезанной картошкой и другими овощами.
- Куда же все подевались? – растерянно сказал Николаич.
На кухню зашёл Игоревич.
- В моечной тоже никого, - сообщил он.
Николаич заглянул в кастрюлю, вода в ней выкипела почти до самого дна.
Заглянул в другую – та же самая картина. Начальник мастерской пошёл по кругу и стал выключать электрические плиты.
- Странно это всё, - тихо сказал он Игоревичу.

20.

Из двенадцатой палаты в коридор вышла Весюткина, а навстречу ей, из одиннадцатой, – Круглова. Врачи сняли верхние части защитных костюмов и направились к кабинету заведующего.
- Меня можно поздравить, - мрачно сказала Весюткина. Не потому, что хотела поговорить. Лишь бы только не молчать.
Она чувствовала - надо выговориться, но никак не могла заставить себя это сделать. Внутри всё стояло одним сплошным комом, от которого выворачивало наизнанку. Нервы были ни к чёрту. Толкни её кто, и она могла сорваться, нагрубить и даже треснуть кулаком.
- С чем? – спросила усталым голосом Круглова.
- С тем, что крыша поехала.
- Как-то она у тебя запоздало поехала, - заметила Елена Степановна. - Моя уже давно ту-ту…
- Вот я иду сейчас с тобой по коридору, - произнесла Весюткина, и на глаза её навернулись слёзы, - а у меня в ушах до сих пор раздаются крики и стоны больных.
- Ничего себе.
- Был бы у меня пистолет, я бы застрелилась. Честное слово. Нервы мои рвутся, как струны на гитаре. Людей жалко – не заслужили они такой подлой участи.

- Пошли, выпьем чего-нибудь успокоительного, - предложила Круглова. - Водочки, к примеру, из запасов Магамединова тяпнем.
- Нее! – замотала головой Весюткина. - Я пас! Если хлебну водки, то потеряю чувство осторожности, или психика окончательно накроется. Я тогда так завою, такую сирену устрою, что полбольницы сбежится.
- Не сбежится, - заверила Елена Степановна. - Все давно наделали в штаны и попрятались по своим норам.
Женщины остановились возле кабинета заведующего.
- Как у тебя вообще обстоят дела? – поинтересовалась Инга Вацлавовна.
- Восемь человек из оставшихся тридцати я отпустила на все четыре стороны, - поведала Круглова. - Остальные приговорены… Правда, некоторые из них ещё об этом не догадываются.
- И мне нечем похвастаться, - сказала Весюткина. - Все заражены – нет ни одного счастливца, которого я смогла бы отпустить… Блин, что-то я проголодалась, надо бы чайку попить.
- Я вообще на еду не могу смотреть. Она у меня вызывает рвоту.
- Нет… Так нельзя… Хочешь, милая, выжить, надо чем-то поддерживать свои силы.
Круглова громко вздохнула.
- Может, махнуть на них всех и уйти из отделения, пока не поздно? – спросила она.
- Умирающим нужны наша помощь и поддержка, - ответила на это Инга Вацлавовна. - Я не брошу их. Не могу, моя совесть не позволит мне это сделать.
- В том-то и всё дело, - сказала Круглова.
В коридоре появились два санитара – Борыгин и Теплицын. Они медленно, опустив головы, шли друг за другом. Круглова сразу же накинулась на них:
- Милые мои, а вы не могли бы ногами шевелить быстрее? Идут – нога за ногу цепляется… Как по бульвару. Вы что, не видите, сколько трупов?! Живые лежат среди мёртвых…
Борыгин зло сверкнул глазами.
- Не реви! – рыкнул он. - Сама бы потаскала носилки, а я бы поглядел, на сколько у тебя силёнок хватит.
- И у нас проблема, - сообщил Теплицын. - На улицу хода нет. Замурованы наглухо. Как теперь избавляться от трупов?
- Не кричите, - вмешалась в разговор Весюткина. - Всем тяжело. Открывайте окна на первом этаже и выкидывайте.
- Так зачем носить на первый этаж? - удивился Борыгин. - Сразу в палате откроем и выкинем.
- Совсем обалдел! – вскрикнула Инга Вацлавовна. - На глазах у других больных? Я не позволю!!
- Извини, Инга Вацлавовна, не подумал.
В коридоре за спинами Борыгина и Теплицына показались Зайцев и Лебедь.
- Ну так что будем делать? – закричал Зайцев. - Сил уже нет никаких. Может, ну её к чёрту, эту бессмысленную работу?
Весюткина бросила усталый взгляд на Зайцева.
- Эта работа не бессмысленная,- возразила она. - Я вам объясняла почему. Мы должны постараться прекратить распространение этой заразы, или хотя бы частично её сдержать. Магамединов ищет, какими средствами можно остановить болезнь, пока нет никаких результатов, но он мужик умный и не сдаётся - в отличие от вас.
- Уже давно пора признать, что дело - дрянь! - не выдержал Лебедь. – Смысла нету никакого!..
Открылась дверь, и из кабинета вышел Магамединов. Он суровым взглядом посмотрел на Лебедя и заговорил взволнованным голосом:
- Знаешь, Михаил, сдаться легче всего. Ты рассуждаешь вроде бы здраво, а на самом деле сопротивляться не хочешь. Тем самым давая больше шансов своему невидимому противнику. А ты не подумал, что может быть, остановив здесь и сейчас эпидемию, люди в этой больнице продержатся больше времени? И, даст Бог, дождутся помощи из внешнего мира?
- Какое там сопротивление, - вставил своё слово Борыгин. - Это больше похоже на маразм…
- Если ты сдался – уходи! – вскипел Магамединов. - Тебя никто не держит. Но других - не агитируй!
Магамединов развернулся, в бессилии плюнув на пол. Борыгин заскрипел зубами.
- А я и не сдавался! – крикнул он в спину Магамединова.
- Мы не сдаёмся, - решил разрядить обстановку Зайцев. - Но если так важно выносить трупы, то почему нам никто не помогает?
В коридоре появился Бобров.
- Правильно делают, что не помогают, - сказал он.
Все повернулись к Боброву.
- Ещё один умник! – рявкнула Круглова.
- Бобров, а где Морковин? – спросила Весюткина.
Бобров в ответ ухмыльнулся.
- А я знаю?
Магамединов несколько раз хлопнул в ладоши.
- Так, парни, десять минут на отдых… И продолжаем работать, а я найду вам помощников. Идёт?
- Идёт! – согласился за всех Зайцев. - Только с помощниками поторопитесь, Максим Викторович.
Два санитара с носилками зашли в десятую палату, и оттуда через секунду раздался вопль одного из них:
- Твою мать, а кого тут выносить?! Здесь одни черви!!!
Магамединов подошёл к дверям десятой палаты и заглянул в неё. Из палаты в коридор вылетело несколько мух. Магамединов закрыл двери и обратился к Весюткиной и Кругловой.
- Так, девчонки, зовите в мой кабинет Николаева. Будем думать, что делать дальше.

21.

Фёдор Иванович заставил Даньку сесть.
- Давай, Пузырь, теперь сам! – сказал старик.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил Данька, и у него изо рта потекли слюни, - облачко разделилось на ы-ы….
Он вывернул голову как паралитик и сжал от боли зубы так сильно, что они у него заскрипели.
- На «ыа» одинаковых облачка, которые полетели в разные стороны…
Фёдор Иванович положил руку на плечо Пузыря.
- Всё, пока не напрягайся, Пузырь… Дальше у тебя всё пойдёт, как надо. Я с твоим шариком в голове разобрался.
К Фёдору Ивановичу, не спеша, подошёл Василий. Он кивнул старику и стал смотреть Пузырю прямо в глаза, как будто он что-то искал в них. Хотя глаза Даньки были совершенно безжизненные, стеклянные, Василий что-то там всё-таки разглядел.
- Вот это чудеса! – вскрикнул он. - Мы стали совершенно другими. Во мне столько энергии, что я готов перевернуть мир вверх дном!
Фёдор Иванович ласково улыбнулся и спросил:
- Ты видишь океан в его глазах?
- Да, вижу!
- Вот эту энергию вселил в вас сам бог, - сообщил старик. - Но матушка-природа отобрала у вас право на её использование.
Вместо того чтобы поинтересоваться, почему так поступила матушка-природа, Василий закричал:
- Я хочу использовать свою энергию прямо сейчас.
Фёдору Ивановичу это не понравилось.
- Не спеши, - предупредил он. - Рассудок твой ещё слаб, не готов ты пока. Потерпи, парень.
- А когда я буду готов? – спросил нетерпеливый Василий.
- Скоро. Очень скоро, - ответил ему рассказчик.

22.

Всегда такой спокойный и невозмутимый, Николаич вдруг серьёзно заволновался. Уже второй раз за день. Они с Игоревичем стояли возле дверей на кухню и обсуждали положение дел.
- Прошло так много времени, - сказал начальник мастерской, - а Варвара не появилась, надо что-то предпринимать…
- Раз она не появилась, давай её разыщем.
- Пошли, заглянем в кладовые, - решил Николаич и зашагал в конец коридора. Игоревич последовал за ним.
Николаич открыл широкие железные двери, спустился по ступенькам в маленькое сырое помещение и подошёл к двум дверям. Достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.
- Хорошо, что жена запасные ключи отдала мне.
Николаич открыл дверь и вошёл в первую кладовую. Игоревич остался стоять в проходе. В кладовой горел свет. Начальник мастерской обвёл взглядом всё помещение, в котором на стеллажах лежали продукты: тушёнка, консервы, маринады, ящики с овощами и много-много ещё чего.
- Есть здесь кто-нибудь? – спросил он.
Среди стеллажей раздался шум - упала и разбилась стеклянная бутылка.
- Кто здесь? – повторил Николаич и почувствовал, как по его телу побежали мурашки.
Из-за стеллажей вышел Горовец - больной из терапевтического отделения. У него хорошо были видны вздутый живот, слюна, текущая по подбородку, красные, навыкате, глаза. Из разных углов кладовой выскользнули две «зместрелы» и закрутились вокруг ног Горовца. Николаич вздрогнул, заметив всё это.
- Ты здесь один? – спросил он.
Горовец молча покачал головой – мол, нет, я не один.
- Ты не видел мою жену?
Горовец вновь качнул головой.
Николаич шагнул вперёд и повысил голос:
- А как ты сюда попал? Откуда у тебя ключи?!
«Зместрелы» бросились в разные стороны от Горовца и спрятались за стеллажами. Больной отступил на шаг назад.
- Уйди, по-хорошему прошу, - прошептал он, и из его рта вытекла слюна с кровью.
Николаич сделал ещё два шага вперёд.
- Валентин, будь осторожен, я здесь, - раздался откуда-то из-за стеллажей слабый голос его жены.
Николаич аж подпрыгнул.
- Варвара, с тобой всё в порядке?
- Более-менее, - ответила она. - Меня кто-то стукнул по голове… и опрокинул на меня стеллаж.
Николаич скрипнул зубами и двинулся в сторону голоса.
- Не переживай, я сейчас этому гадёнышу за его выходки кулаком по морде настучу.
Он обошёл быстрым шагом стеллаж за стеллажом. Нигде Варвары Семёновны не было видно. За последним стеллажом он встретился взглядом с Акимовым, другим больным из терапевтического отделения. Тот тоже был со вздутым животом и красными глазами.
- Я не понял?! – закричал не на шутку перепугавшийся Николаич. – Варвара, ты где?!
И сразу же, со всей силы, на плечо Николаича обрушилась мужская рука. Он обернулся и вскрикнул. На него с ненавистью смотрел Игоревич.
Николаич мог бы поклясться, что он увидел глаза зверя, изверга. Они были чужие, нечеловеческие – беспощадные!
- Ну вот и всё, ублюдок, пришёл твой последний час! – произнёс Игоревич.
А где-то там, под стеллажами, открыли пасти и радостно запищали «зместрелы». Писк был похож на смех. Из голов этих маленьких, но, по-видимому, очень умных животных, торчали тонюсенькие антеннки, которые распространяли неуловимый сигнал…

23.

Заведующий хирургическим отделением нашёл себе интересное занятие. На листе бумаги он старательно рисовал лицо Анны. И это у него неплохо получалось.
- Скажи мне, красавица, - прошептал Николаев, - почему, когда я тебя вижу, моё сердце предательски бьётся?
И в этот же момент без стука в кабинет ворвалась Круглова.
- Вот вы где, Павел Петрович! – закричала она. - Мы все с ног сбились, а вы…
Николаев приставил палец ко рту. Круглова замолчала. Павел Петрович указал на свободный стул, стоящий рядом со столом. Круглова с серьёзным выражением лица подошла к столу. Заведующий хирургией тем временем дорисовывал шею и плечи Анны. Круглова села на стул и, взглянув на чудачества Николаева, тяжело вздохнула.
Круглова повернула голову и заметила, что на вешалке в углу кабинета висит защитный костюм. Елена Степановна вновь посмотрела на Николаева и нетерпеливо произнесла:
- Ну правда, Павел Петрович, вы здесь сидите, а у нас там чёрт знает что творится.
Николаев поставил на картинке число и расписался.
«Что вы?! Как же без выпендрёжа?! Специально, говнюк, тянет время», - подумала Круглова и уже хотела разозлиться на Николаева, но почему-то передумала и просто улыбнулась ему.
- Когда мне кажется, что мои силы закончились, я сажусь и занимаюсь ерундой до тех пор, пока мне не станет стыдно, что я ею занимаюсь, - объяснил свои действия Павел Петрович, чувствуя, что перегибать дальше палку не стоит. Ни одна женщина не любит, когда её не замечают. А с Кругловой вообще такие эксперименты нельзя проводить – может покалечить ненароком.
- И как, помогает? – спросила Елена Степановна, протянула руку к стопке рисунков Анны и стала рассматривать один за другим. На каждом рисунке одна и та же дата.
- Ещё как.
Круглова попыталась заглянуть в глаза Павла Петровича.
- Скажи, Николаев, вот ты прожил около четырёх десятков лет… И, что не разу в жизни у тебя не было серьёзных отношений ни с одной женщиной? Только «раз и до свидания»?!
- Если хорошенько задуматься, то, как ты говоришь, так и было. Но иногда, правда, два раза и… до свидания.
- И тебе не грустно от этого?
- Грустно.
- Но, ведь ты, Николаев, красивый мужик. В чём проблема?
Николаев пожал плечами.
- Я не знаю… Во мне, наверное. Была у меня по молодости горячая любовь. Три года длилась. А потом я ей стал не нужен. У неё появился более красивый и состоятельный мужчина.

- Теперь понятно: мужчина тот был постарше, с машиной и деньгами… Интересно, насколько?
- С крутой машинкой он был точно, - вспомнил Павел Петрович. - А старше он меня был на целых шесть месяцев. Мне было тогда шесть с половиной, а ему семь.
Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.
- Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом - им же и остался… Я тут так растрогалась, а он!
- Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьёзных отношений! – признался Павел Петрович. - На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.
- Бывает и хуже, - произнесла Круглова. - У меня всё хорошо начиналось, да как-то очень быстро закончилось. Любовь была. Да любил он как-то не так, как других женщин любят. Терпела-терпела - да и не выдержала! Послала его ко всем чертям.
По лицу Кругловой покатились слёзы.
- Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, - запаниковал Николаев. - Вы это… чего хотели?
Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:
- Магамединов тебя ждёт. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьёзные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живёт по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.
- Хорошо, - ответил он. - Ты иди, а я тебя догоню…
Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко её оборвал, не пожалел и не дал высказаться, - поздно спохватился Павел Петрович. - Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»
Он подошёл к вешалке, снял с неё защитный костюм и надел его. Неожиданно раздался звонок рабочего телефона. Николаев вздрогнул и кинул взгляд на аппарат. Первое, о чём он подумал, – это о том, что наконец-то наладили связь.
Павел Петрович бросился к телефону и схватил трубку.
- Алло, я слушаю!
- Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен, - заговорил кто-то неприятным монотонным голосом. - Из-за моих глупых магических опытов в вашей больнице появилась очень нехорошая субстанция паранормального характера.
- Знаешь что, парень… – сказал в трубку разозлившийся Николаев…

[Булахов Александр]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Человек, который потерял свой мир.

1.
Дмитрий Антонович Кожало ворвался в двенадцатую палату ожогового отделения и сразу же набросился на Фёдора Ивановича, который сидел на кровати и читал газету.
- Отвечай, где Груша и что с ним? И не надо оправдываться! Я знаю, что его пропажа – это твоих рук дело.
- Дмитрий Антонович, я не понимаю, почему я должен знать, где Груша? – с удивлением спросил старик. - И вообще, почему его пропажа – это дело моих рук?
- Всё ты прекрасно понимаешь! – заорал Кожало.
Фёдор Иванович гневно сверкнул глазами.
- Вы меня, конечно, извините, доктор, но мне не совсем понятна ваша открытая агрессия по отношению ко мне.
Кожало отвернулся от него, взял с кровати Груши подушку и откинул её в сторону. Под подушкой ничего не было. Дмитрий Антонович сорвал с постели одеяло и тоже бросил в сторону.
- Эй! – закричал старик. – Вы чего делаете?!
На простыне лежал мобильный телефон Груши. Кожало схватил его и затряс им перед лицом Фёдора Ивановича.
- Вот! Этого-то вы и не учли! – завопил он. - Оно вас и погубит!
Кожало положил телефон в карман своего халата.
- Что вы делаете? – возмутился старик. - Это ж не ваш мобильник.
Кожало в ответ улыбнулся недоброй улыбкой и наклонился к Фёдору Ивановичу.
- Я тебе даю ровно полчаса для того, что бы ты нашёл Виталика и привёл его в мой кабинет. Ровно через полчаса, если в мой кабинет не зайдёт Груша, я… тебя… убью.
- Это угроза?
Кожало не стал отвечать. Он взглянул на Василия и Пузыря. Они сидели на своих кроватях, в их глазах светилась открытая ненависть.
- Что с ними? Почему они на меня смотрят такими глазами? – крикнул Кожало и уставился на Фёдора Ивановича. - Может быть, ты мне ответишь?
Старик не выдержал агрессии, направленной на него и поднялся.
- Я спрашиваю, это что угроза, доктор? – спросил он, вскипая.
Кожало толкнул Фёдора Ивановича в грудь, и тот упал на свою кровать.
- Считай это чем хочешь, но ровно через полчаса твоя жизнь может внезапно оборваться, - сказал напоследок Кожало, вышел из палаты и хлопнул дверью.
Фёдор Иванович взглянул на дверь и усмехнулся:
- Ну-ну, я, прям, дрожу от страха.

2.
За последним стеллажом в кладовой Игоревич держал за правое плечо Николаича. В глазах Игоревича кипела лютая ненависть. Под ногами мужчин крутились «зместрелы», из голов которых высунулись маленькие антеннки. Глазки у них блестели, как капли ртути, и перебегали с Николаича на Игоревича и наоборот.
- Мужики, вы чего? – спросил Акимов, его громадный живот затрещал от сильного натяжения тканей, готовый вот-вот лопнуть.
Игоревич крепко сжал плечо Николаича. Лицо у начальника мастерской перекосилось от боли. Николаич скинул руку Игоревича с плеча и толкнул его в грудь.
- Эй, мне больно! – вскрикнул он.
Игоревич бросился на Николаича и двумя руками схватил его за шею. Ноздри у взбесившегося непонятно по каким причинам мужчины зашевелились, как у лошади, и раздулись. Глаза налились кровью.
Начальник мастерской пытался оторвать пальцы Игоревича от своей шеи, но у него ничего не получалось. На лбу Николаича проступили вены. Он сопротивлялся изо всех сил, но в руках напавшего на него мужчины сконцентрировалось столько силы, что ей невозможно было противостоять.
Николаич понимал - ещё чуть-чуть, и схватка закончится печально. Он проигрывал её – и ничего не мог с этим поделать. Проигрывал – но не сдавался!
Панически не хватало воздуха! Он никак не мог его вдохнуть.
С отчаянием умирающего, Николаич из последних сил вцепился в пальцы Игоревича чуть по-другому и начал сжимать их - до хруста, до невыносимой боли, до того момента, когда они не выдержали и ослабили свою хватку. Разорвав цепкие руки противника, Николаич на этом не остановился, он сразу же заехал головой ему в переносицу.
Игоревич несколько секунд простоял в замешательстве. Из носа его вытекла тоненькая струйка крови, он взвыл от боли и вновь потянул руки к Николаичу. Но тот вошёл в раж, и его уже невозможно было остановить.
Не жалея сил, начальник мастерской провёл хорошую серию ударов кулаками: левой по уху, правой в нос, левой в скулу. Игоревич не успел даже закрыться руками и от последнего удара отлетел к стеллажу. Стеллаж повалился вместе с ним, на пол с грохотом упали и разбились два десятка банок с соком.
К Акимову подошёл Горовец, в руках у него была неочищенная морковка, которую он грыз с разных сторон.
- Ну, вот и драка, дождались! - заявил он.
«Зместрелы» взвизгнули и невыносимо громко запищали. Горовец и Акимов кинули на них удивлённые взгляды. Горовцу показалось, что твари явно были недовольны исходом драки.
Игоревич покрутил головой. Опираясь локтем на упавший стеллаж, он медленно поднялся и обвёл всех налитыми бешенством глазами.
- Я вам сейчас покажу!.. – прохрипел он.
- Давай, подходи, если тебе мало!! - заревел Николаич.
- Стойте, мужики, я знаю, в чём проблема, - закричал Горовец и указал пальцем на «зместрел». – Это все они виноваты!
Акимов подскочил к «зместрелам» и ударил ногой по одной из них. Она улетела куда-то под стеллажи. Другая не стала ждать участи первой и бросилась наутёк.
- Мне тоже пришла эта мысль в голову, - сообщил Акимов.
В глазах Игоревича сразу же пропал звериный огонёк. Он опустил плечи, ссутулился и испуганными глазами посмотрел на Николаича:
- Что произошло? Я опять кого-то убил?



3.

- Знаешь, что, парень… - сказал ещё раз Николаев в трубку, внезапно вспомнив историю, которую рассказывала Анна.
Павел Петрович стоял в защитном костюме возле своего стола и думал, что же ему делать. Положив трубку на стол, он стал отступать к выходу. Где-то в его подсознании мерцала красная лампочка. Внутренний голос приказывал ему сосредоточиться и быть готовым к самому худшему.
- Ты, главное, не спеши, - попросил парня Николаев. - Рассказывай всё подробно… С деталями.
- Я бы рад всё сразу объяснить, но не могу, - прозвучал голос в трубке. - Давайте лучше в другой раз…
В трубке раздались гудки. Павел Петрович резко развернулся и посмотрел на входную дверь. Она зарастала какой-то непонятной «серой материей». Николаев бросился к ней и нажал на ручку. Дверь не открылась. Николаев нажал снова и упёрся в дверь плечом.
«Серая материя» сползала сверху вниз. Она захватывала дверь, прочно врастая в неё.
- Что же эта за дрянь такая?! – закричал перепуганный Николаев.
Павел Петрович опустился на одно колено и ударил со всей силы кулаком по двери. Дверная фанера с треском разломалась. Николаев лёг на спину и ногами выбил почти всю эту фанеру.
«Серая материя» сползла до середины проёма двери. Николаев, выставив руки вперёд, бросился в щель между кусками разломанной фанеры и вылетел в коридор. Он резко обернулся и вновь вскрикнул.
- Бывают же чудеса!
Перед ним была сплошная голубая стена даже без намёка на дверь и на его кабинет ха этой дверью. Николаев дрожащей рукой провёл по стене, затем опустил голову и задумался.
- Анна – кто ты?! - произнёс он, представив, что перед ним стоит та самая красивая женщина, которой он бредил. - Злая волшебница? Почему твои рассказы превращаются в реальность?

4.

Наконец-то наступил вечер. В ординаторскую вошла Весюткина в защитном костюме. Бледная, измученная, она отстегнула верх костюма, платком вытерла холодную испарину со лба и приблизилась к шкафу. Инга Вацлавовна открыла его двустворчатые дверцы, и из шкафа посыпались варварски разорванные пустые коробки из-под шоколадных конфет.
Весюткина поднялась на цыпочки и дрожащими руками вытянула с верхней полки непочатую коробку шоколадных конфет, разорвала её абы как. Несколько конфет из-за этого полетело на пол.
Женщина бессильно опустилась прямо на ковёр и сунула в рот сразу несколько конфет. Не успев их прожевать, стала запихивать в рот ещё конфеты.
«Всё нормально. Всё хорошо! – мысленно успокаивала себя Весюткина. - Это просто нервное… Я проголодалась… Стресс…»
Инга Вацлавовна быстро прожевала и проглотила очередную порцию конфет и потянулась к тем, что вывалились на пол. Она поднесла конфеты ко рту, остановилась и на мгновение задумалась.
- Ну, вот и всё, кажись, родная, - сказала она вслух. - Была ты - и уже почти нет тебя…
Она поменялась в лице, на её глазах появились слёзы. И она тихо заплакала, изредка шмыгая носом.

5.

Николаич и Игоревич уселись на перевёрнутый стеллаж, чтобы прийти в себя после случившегося. К ним подошли Акимов и Горовец.
- Ну, ты, Игоревич, даёшь! Ёлки, палки, моталки! – воскликнул Николаич. - Я чуть не наложил в штаны, когда ты меня душить начал!
Игоревич дотронулся до своего лица - оно заплыло от ударов.
- Ох! – задыхаясь, произнёс Игоревич. - Я ж тебя предупреждал, что если со мной станет что-то не так, то убей меня. А ты?!
- Не так-то легко тебя убить, - пожаловался Николаич.
- На твоём месте, Игоревич, мог быть любой человек, - влез в разговор Акимов. - Эти твари мощно на мозги давят.
- Я думаю, что они вызывают не только агрессию, но и слуховые галлюцинации, - добавил к сказанному Николаич. - Я слышал голос своей жены – Варвары. Кто-нибудь, кроме меня, его слышал?
Акимов и Горовец замотали головами. А Игоревич пожал плечами.
- Я вообще после того, как переступил порог кладовой, ничего не помню.
- Ладно, эту тему проехали! – сказал Николаич и посмотрел в глаза Акимову. - Вы вот что мне, мужики, скажите, как вы сюда попали, ведь ключи от кладовых имеются только у меня и Варвары?
- Так мы пробрались по-тихому и спрятались, - ответил Горовец. - Двери здесь какое-то время были открыты, вот мы и воспользовались ситуацией.
- Всё ясно с вами, - прошептал Николаич. – Только не пойму - куда ж моя Варвара делась?
- Так чего ты расселся?! – рявкнул на него Игоревич. - Пошли её дальше искать. В другую кладовую давай заглянем.

6.

В кабинете заведующего терапевтическим отделением за рабочим столом для экстренного совещания собрались Магамединов, Николаев, Круглова и Рыжов. На небольшом расстоянии от них на табуретку села Весюткина. Магамединов ударил кулаком по столу, встал и наклонился над Николаевым.
- Паникёров в этой больнице больше, чем нормальных людей! - заревел он. - Все разбежались, как крысы по углам. Никто никому не помогает. Только прячут свои задницы!
Николаев сразу же покраснел, вскочил и лбом упёрся в лоб Магамединова.
- Это ты на меня намекаешь?! – заорал он.
- И на тебя тоже! Бросили нас одних!
- Чтоб ты знал, у меня в отделении тоже восемь человек заражены. Ваш санитар
постарался. Но мы сопли не распускаем, боремся!
Магамединов сел на свой стул и уже более спокойным голосом заговорил:
- Подожди, ещё заплачешь! Не кажется ли тебе, Павел Петрович, что, если мы объединимся, то у нас появится больше шансов победить эпидемию?!
- Не дави на меня и не делай из меня морального урода! – ответил на это Николаев. - Я поступал так, как считал нужным.
- А я вот тебе ещё что скажу, - не успокаивался Максим Викторович. - Теперь уже не вы нам, а мы вам нужны, поскольку мы хоть что-то знаем про эту эпидемию. Вы же про неё не ведаете ничего.
- Да, хватит вам тут орать! – не выдержала Круглова. - Как бабки на базаре. Ситуация не поддаётся контролю, поэтому нельзя здесь кого-то винить. Здесь ни Бог, ни чёрт не разберётся, как лучше поступать: кому помогать и что делать.
- Это верно подмечено, – сказал Николаев. - Я тоже не сидел, сложа руки. Я как мог, боролся с паникой в больнице. Разместил всех людей с первого этажа по отделениям… Люди – это тоже стихийный фактор, только в учебниках по медицине не написано, как с этим фактором в чрезвычайных ситуациях бороться.
- А где ж наш главврач? – напомнила о существовании Хмельницкого Весюткина. - Всё ещё прячется у себя в кабинете? Ведь этим должен заниматься именно он.
- Да, бог его знает, где он прячется! - воскликнул Николаев. - От него толку, как от козла молока.
- Хорошо! Тишины прошу! - гаркнул Магамединов. - Давайте поговорим об эпидемии, как о самом страшном смертельном факторе в этой больнице.
- Для этого мы все и собрались, - вставила свою реплику Круглова.
- И первым начну говорить я, - сказал Максим Викторович.

7.

За окном слегка потемнело. Дмитрий Антонович, расположившись за рабочим столом, что-то долго и упорно писал в ежедневнике. Он много подчёркивал и ставил один знак вопроса за другим. Рядом с его правой рукой лежал мобильный телефон Виталика.
Дмитрий Антонович чувствовал, что с Виталиком приключилась беда. Причём, он предполагал самое худшее. Его совесть постоянно напоминала о том, что он рисковал жизнью парнишки. А ещё он чувствовал приближение своей собственной смерти.
Где-то внутри него сидел червячок, поедающий душу и заполняющий освободившееся пространство немым ужасом.
Кожало перестал писать, открыл верхний ящик стола и бросил в него свой ежедневник вместе с телефоном Груши. Он отодвинулся от стола и, грызя ручку, задумался. Наконец-то он понял, что его больше всего волновало. Бездействие! Пассивность всего медперсонала.
Правильно, многие ещё не отошли от шока. Они попрятались каждый в своём углу и кусают ногти, жалеют себя, несчастных, в тот момент, когда надо собраться вместе и действовать, пока ещё не поздно.
Внезапно заскрипела входная дверь, стукнулась о стену, отскочила от неё, остановилась и вновь всё повторилось. Дмитрий Антонович кинул взгляд на дверь, и тут же со стола слетел телефон и со стуком упал на пол, трубка его отскочила в сторону.
Кожало приподнялся. И в этот же момент его стул отлетел влево, поднялся вверх на полтора метра, перевернулся в воздухе и врезался в стену, с грохотом разлетевшись на части.
- Ничего себе! – успел прошептать Дмитрий Антонович, и со стены упало зеркало.
Оно разбилось на куски. Керамическая раковина заходила ходуном, оторвалась с мясом от стены и с дикой скоростью устремилась в сторону Кожало. Он успел только наклониться и закрыть голову руками.
Раковина ударилась о стенку справа от Дмитрия Антоновича и раскололась. Тут же перевернулся рабочий стол и крышкой саданул заведующего по плечу. Кожало отскочил от стены и бросился к входной двери. Она захлопнулась перед самым его носом.
- Чёрт! – заорал заведующий ожоговым отделением. - Что здесь происходит?!
Он потянулся к ручке. Дверь тут же распахнулась, и по ту сторону порога Кожало увидел Фёдора Ивановича. Старик сделал шаг вперёд. Дмитрий Антонович невольно отступил.
Фёдор Иванович зло сверкнул глазами и спокойным голосом произнёс:
- Ты хочешь знать, что случилось с Грушей?! Я его, истекающего кровью, выкинул в окно, прямо на ледяную плёнку. Сгорел подонок моментально!

8.

Магамединов подошёл к окну и повернулся лицом к Николаеву, Кругловой и Рыжову, которые сидели за его столом и к Весюткиной, расположившейся на табуретке возле дивана.
- Таким образом, - продолжил он рассказ о своих наблюдениях, - организм человека представляет собой удивительный рассадник ползучих тварей, в котором действуют свои правила и законы. Жизнь этих тварей начинается внутри клетки, а сами они изначально представляют собой самостоятельные разумные организмы.
- Ахинея какая-то, - заметил вслух Николаев.
- Как раз здесь всё понятно, - повысил голос Магамединов. - Просто эти разумные организмы меньше нашей стандартной клетки. Почему я их называю разумными, потому что они постоянно растут и, разорвав клетку, живут внутри ткани, затем внутри органа, а затем только – когда всем им становится очень тесно - вырываются наружу. И всё это время они, кроме разрушений, постоянно занимаются восстановлением разрушаемого организма для того, что бы вновь его разрушить.
- Ничего себе организмы! - воскликнул Рыжов.
- Тихо, Сергей, дай я закончу. Так вот, этот процесс постоянного разрушения и восстановления уникален в паразитологии. Благодаря этому процессу организм человека используется паразитами почти на все сто процентов. Второе, очень важное наблюдение. Скорость роста этих ползучих тварей ни с чем несравнима, они растут настолько быстро, что их увеличение происходит прямо на глазах.
- Хорошо, - перебил Магамединова Николаев,- если это всего лишь живые разумные организмы, то почему мы не можем их ничем затравить? Провести, например, химиотерапию…
- Вот тут, дорогой, мы сразу же встречаемся с ещё одним очень важным фактором, - ответил Максим Викторович. - Эти твари устойчивы ко всему, их не убить никаким ядом и никаким изменением параметров среды. Я почти всё, что мог, перепробовал. Вспомни, Инга, как две ползучие твари спокойно плавали в ванночках с формалином.
- Я-то помню, - сказала Весюткина. - Но считаю, что мы чего-то просто не видим… У всех есть свои слабые места – их надо просто найти.
- Мне одному это не под силу. Нужны специалисты посильней меня.
- Надо к тебе подключить Вакутина Андрея, - решил Николаев. - Он хоть молодой, но толковый специалист в паразитологии.
- Да его бы ещё найти.
- Давайте я его найду, если он так срочно нужен, - предложил Рыжов.
Магамединов кивнул.
- Хорошо, Сергей, займёшься его поисками.
- У меня есть предложение по поводу того, как можно попытаться задержать распространение эпидемии, - неожиданно заявила Весюткина.
Все взглянули на неё.
- Так чего же ты молчишь! – воскликнул Николаев. - Рассказывай быстрее!

9.

Николаич и Игоревич остановились возле двери второй кладовой. Николаич достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.
- Наболтал я тебе лишнего о том, что никогда морально не сдавался. Такое ощущение, как будто кто-то меня за язык тянул.
Игоревич сплюнул себе под ноги кровавую слюну и ответил Николаичу:
- Не придирайся сам к себе. От этого ничего не изменится.
Николаич дрожащими руками провернул ключ в замке.
- Да не волнуйся ты так, - сказал Игоревич. - Найдём мы твою Варвару.
- Куда ж она, родная, делась? – прошептал Николаич. - Господи, сделай так, чтоб с ней было всё в порядке. Лучше мою жизнь забери, а её не тронь. Она хорошая у меня: никогда никому зла не делала.
Николаич нажал на ручку двери и открыл её.
Во второй кладовой было темно. Начальник мастерской переступил через порог, протянул руку к стене и щёлкнул выключателем. Свет не загорелся.
- Блин! – вскрикнул Николаич. - Лампочка перегорела, что ли?!
- Раз не горит, значит, перегорела, - сказал Игоревич и вошёл вслед за ним.
Николаич достал из кармана зажигалку и посветил ею. Свет диодной лампочки, встроенной в зажигалку, выхватил из темноты два ближайших стеллажа.
- Есть здесь кто-нибудь? - спросил начальник мастерской.
Из темноты раздался слабый голос Варвары:
- Ох… Валентин, это ты?
Николаич шагнул вперёд, остановился между двух рядов стеллажей и стал светить зажигалкой по сторонам.
- Да-да, Варвара, это я, - спокойным голосом ответил Николаич, и в этот же момент его схватил за плечо Игоревич.
Николаич вздрогнул от неожиданности, обернулся и чиркнул зажигалкой перед лицом Игоревича. Глаза у того были красные и узкие - заплывшие от хорошего удара по переносице.
- Ты чего, Игоревич? – прошептал он. - Опять?!
- Нет-нет, что ты! Мы с тобой в эту игру уже играли.
- Игоревич, ты сейчас слышал голос моей жены?
- Нет.
- Понятно… Ты, это, Игоревич, в самом деле, иди, подожди меня на кухне…
- Хорошо. Ты там поосторожнее только, - сказал Игоревич и удалился.
Николаич сделал несколько шагов в темноте.
- Варвара, ответь мне ещё раз, - попросил он.
Откуда-то справа от Николаича раздался неприятный звук: «вжи – жи – жить». Начальник мастерской резко повернулся на этот звук и посветил зажигалкой между стеллажами. Со второй полки одного из ближайших стеллажей полетела на пол банка с консервированными помидорами и разбилась вдребезги. По этой же полке промчалась испуганная крыса.
«Вжи – жи – жить» - вновь разорвал тишину неприятный и настораживающий звук.
- Варвара, ты где? – закричал Николаич.
- Я здесь, - ответил слабый голос из темноты.
Николаич продвинулся ещё на несколько шагов вперёд. «Вжи - жи – жить… вжи – ть… вжи - жи… жить… », - послышалось откуда-то справа.
Николаич сел на корточки и направил свет под стеллажи. «Вжи – жить – вжи – жить – вжи – жить», - «завжикало» в ответ.
Заведующий мастерской увидел «ногогрыза», который застрял между стеллажом и стеной. Его пилы подпилили часть ножки стеллажа и раскрошили кусочек стены, но это ему не помогло.
- Так тебе и надо, тварюга, - усмехнулся Николаич. - Запоминай, по-нашему это называется «попался и обосрался…»
Николаич встал и уже более уверенным шагом проскочил между стеллажами, освещая зажигалкой тёмное помещение.
- Варвара, ну где же ты?
Он дошёл до последних стеллажей, посветил зажигалкой в левый угол и увидел двух «зместрел», которые сразу же разбежались в стороны.
- Вот же твари! - прошипел он сквозь зубы. – Я так и понял, что это ваши проделки. Разорвал бы на части каждую.
Николаич ещё раз позвал Варвару, но никто ему не ответил...

10.

Весюткина, не вставая с табуретки, принялась объяснять:
- Поймите же вы: необходимо мгновенно отделять незаражённых людей от заражённых. Не решим эту проблему сейчас - потом некому будет решать. Да и смысла уже не будет.
- Инга, давай ближе к делу, - не выдержал Николаев. - Мы и без тебя всё это прекрасно понимаем.
- Я предлагаю освободить четвёртый и пятый этажи, - повысила голос Весюткина. - На четвёртом этаже мы поместим в отдельные палаты людей, в заражённости которых сомневаемся. А также на этом этаже обустроим лабораторию крови, которая будет выдавать справки незаражённым чумой людям.
- Отличная идея! – похвалил Павел Петрович.
- Я не поняла, а пятый этаж для чего нужно освобождать? – спросила Круглова.
- На пятом этаже стоит сделать пограничный пункт, - ответила Весюткина. - Пройти который можно только со справкой с четвёртого этажа. На этом этаже будут работать и временно жить те, кто был в контакте с заражёнными, то есть, наши так называемые «пограничники». Здесь же необходимо создать лабораторию повторного анализа, которая будет исключать все возможные ошибки лаборатории на четвёртом этаже.
- Не сказать, что эта отличная идея, но других у нас нет. Если всё делать, как говорит Инга, то люди будут заняты делом и немножко воспрянут духом, - высказал своё мнение Магамединов. - Лаборатории повторного анализа я бы поручил дополнительно проверку всех людей, что находятся выше пятого этажа, ради стопроцентной безопасности.
- Мне нравится этот план, - сказала Круглова. - Я - за.
- Надо рассказать главврачу, - оживился Николаев, - чтобы он был в курсе, а то мало ли...
- Так, Николаев, пойдём к нему и расскажем о нашем плане, - предложила Круглова.
Весюткина кинула молниеносный взгляд на Круглову.
- Ты хотела сказать: о моём плане, - поправила она.
- Был твой, - ответила на это замечание Круглова, - стал наш.
Весюткина грустно улыбнулась и взглянула на Николаева.
- Знаешь, Паша, тебе не мешало бы взять власть в свои руки, - вздохнув, произнесла она. - Я говорю на полном серьёзе. Смена власти в больнице необходима, иначе хаос прикончит больницу в очень быстрые сроки. А вот порядок и жёсткая дисциплина, наоборот, могут оттянуть время окончательного приговора.
- Я подумаю об этом, - пробормотал Николаев.
- Только думай как можно быстрее, - посоветовала Инга Вацлавовна. - Время играет против вас.
- Весюткина, не против «вас», а против «нас»! – хохотнула Круглова, почувствовав приступ ревности из-за того, что Весюткина назвала Николаева Пашей, а не Павлом Петровичем, как обычно она это делала. - Вечно ты - как скажешь!
- Извини, я оговорилась.

11.

Николаич нашёл Игоревича на кухне. Тот сидел за столом и медленно жевал хлеб, запивая его водой. Каждое движение челюстями вызывало у него приступ боли.
- Куда же они все подевались? – заныл Николаич. - Словно под землю провалились!
- Во второй кладовой её тоже не оказалось? – спросил Игоревич. - Опять эти пищалки тебя разыграли?
Николаич кивнул. Игоревич отложил краюху хлеба.
- Что будешь делать дальше?
- Что-что! – ответил начальник мастерских. - Буду искать… Меня сейчас вот что волнует: просто так они не могли бросить кухню. Что-то, видимо, очень серьёзно их напугало. Вот такие вот пирожки да пончики.
- М-да, сделал ты удивительное открытие, Николаич. Здесь и дураку понятно, что что-то их всех напугало, и они в быстром темпе смылись.
- Ладно, пойду, посмотрю, может, они где в другом крыле прячутся… Думают, что опасность ещё не миновала.
Игоревич встал с табуретки.
- Ты бы, Николаич, перекусил чего-нибудь, что ли.
- Отстань! Если хочешь, то пошли со мной…
Игоревич потрогал пальцами свой распухший нос и распухшую губу. На его лице появилось недовольное выражение, будто ему чем-то не угодили.
- В этой больнице стало опасно кучковаться, - осторожно заметил он. - Лучше ходить по одному.
Николаич резко развернулся и пошёл к выходу.
- Я ж сказал, если хочешь, - буркнул он. - А если не хочешь, так я тебя и не заставляю.
Игоревич, услышав Николаича, тяжело вздохнул.
- Ладно! Где наша не пропадала?! Что будет, то будет… Надеюсь, если что-нибудь опять со мной случится, то ты успеешь меня убить.
- Не переживай, - успокоил его Николаич. - Успею.
Мужчины быстро зашагали по коридору подвала в сторону морга. Они прошли мимо указателя «Морг – короткая дорога для медперсонала», под которым внизу студенты из мединститута красным маркером добавили: «Гостиница для людей, не собирающихся возвращаться домой живыми».
Игоревич мрачно улыбнулся.
- Как-то эта надпись стала восприниматься совсем по-другому,- заметил он. - Как будто тот, кто её писал, знал, во что эта больница превратится в будущем.
Николаич обернулся, а затем посмотрел по сторонам.
- Знаешь что, дружище, меня пугает это абсолютное молчание, будто все повымирали в один момент… Только мы с тобой остались…
- Да, тишина здесь – зловещая! – согласился Игоревич.
- Скажем так – неприятная.
Игоревич и Николаич замолчали и несколько секунд шли молча. Начальник мастерских даже в какой-то момент задумался о том, что не слышит собственных шагов.
- А ведь всё идёт к тому, что так оно и будет, - нарушил тишину Игоревич. - В один прекрасный момент наступит абсолютное молчание. Последний живой человечек в этой больнице сделает последний вдох, и наступит ужасная тишина, обозначающая конец человеческой жизни.
- Блин, зря я затронул эту тему, - спохватился Николаич. - Тебе только дай о чём-нибудь таком поговорить.
- А о чём мне ещё говорить?! Это ты на что-то ещё надеешься. А я, если честно, давно перестал. Чувство у меня такое, что жизнь закончилась. И всё, что осталось от неё - так это ты, Николаич, и твои безумные надежды на то, что всё будет хорошо.
За спиной Николаича и Игоревича раздался скрип. Мужчины резко обернулись и увидели, как медленно открывается какая-то странная и очень узкая дверь. Через несколько секунд в коридор выглянул Вадим.
- Мужики, вы куда? – спросил он.
- Мы? Мы в морг, - опешив, ответил Игоревич.
В коридор осторожно, словно чего-то опасаясь, вышли Вадим и Жора. Вадим в левой руке держал папку с надписью «Вестница смерти».
- Туда не стоит ходить, - сказал Жора и закрыл за собой дверь.
- Это почему же? – удивился Николаич.
Жора замычал, пытаясь показать руками, что там происходило.
- М-мы… Э-э-э… Да здесь… Да там…
- Если короче, - перебил его Вадим, - то смысл в том, что там летало и, возможно, ещё летает какое-то странное светящееся облачко. Так вот, это облачко прикасалось к людям, и они сразу же рассыпались в пыль.
Игоревич взглянул на реакцию Николаича, а затем кинул недоверчивый взгляд на Вадима.
- Что за бред ты несёшь? – спросил он.
- Хотите верьте, хотите не верьте, - ответил Вадим. - Но мы всё это видели своими глазами.
- Как? Вот так вот просто брали и рассыпались?
- Они исчезали на глазах, крошились на мелкие пылинки. Понимаете, это невозможно выразить словами, это надо видеть…
На лице Николаича моментально появилось выражение сильного отчаяния, на глазах его заблестели слёзы.
- Нет, это ещё не конец всему… Она жива… До неё эта гадость не дотронулась… Просто мы неудачно разошлись и теперь никак не можем встретиться.
Начальник мастерской опустил голову и, больше не сказав ни слова, один двинулся в сторону морга. Жора вопросительно взглянул на Игоревича.
- Что это с ним?
Игоревич проводил взглядом Николаича.
- У него жена пропала, Варвара Семёновна, заведующая кухней. Может, знаете такую?
- Знаем! - сказал Жора. - Но мы её нигде здесь не встречали.
- Ясно, - пробормотал Игоревич и бросился вдогонку за Николаичем. - Эй, постой! Меня подожди… Мы ж договорились, что вместе будем искать твою Варвару.
Николаич остановился и повернулся к Игоревичу.
- Мне кажется, что уже поздно её искать. Если б она была жива, то мы давно бы с ней встретились.
- Слышишь, умник! - разозлился Игоревич. - Мы толком нигде и не искали. А ты уже спешишь делать выводы.
- Ничего ты не понимаешь, - возразил Николаич. - Если б она собралась куда-то уйти из кухни, то обязательно предупредила бы меня.

[Булахов Александр]

12.

Совещание в кабинете Магамединова подходило к концу.
- Прежде, чем мы разбежимся, - сообщил Николаев, - я хочу поговорить ещё вот о чём. В одной моей палате, в которой не так давно появилась на стене «ледяная корочка» - так мы её называем, – происходят довольно странные и необъяснимые вещи. А именно: в палате одна больная, её зовут Анна, рассказывает другим на первый взгляд какие-то очень глупые истории. Я случайно услышал одну из них и был поражён тем, что она сбылась в реальном времени.
- Вы меня не очень-то удивили, - сказала Круглова. - Меня, например, уже давно преследует девушка в чёрном платье с вороном на плече.
- Я тоже встречался с этой девушкой в чёрном платье, - влез в разговор Магамединов.
- И мне она несколько раз приказывала покинуть больницу, - заявила Весюткина. - Но потом перестала меня беспокоить.
Николаев обиженно перевёл свой взгляд с одного рассказчика про девушку в чёрном платье к другому.
- Эй! Эй! – возмутился он. - Я вообще-то первый начал. Может, вы меня дослушаете?
- Постойте, не кричите! – повысил голос Магамединов. - Ведь и у нас в палате появилась эта «ледяная корочка», надо бы посмотреть, не завёлся ли в этой палате какой-нибудь рассказчик странных историй?
- Вы, наверное, говорите про нашу шестнадцатую палату, - задумалась вслух Круглова, - в которой никто не заразился… И все до одного разом отказались её покидать.
Магамединов кивнул.
- Да-да, я говорю про шестнадцатую палату. Ладно, давайте, дослушаем Павла Петровича.
Николаев от возмущения секунд пять не сводил глаз от Магамединова.
- Ты не представляешь, Максим, как я поражён твоим благородством, - наконец-то произнес он саркастически и взглянул на всех остальных. - Я могу уже продолжать? Или ещё кто-то хочет высказаться?
13.

Громко икая, из ординаторской ожогового отделения вышел Погодин. Пётр Алексеевич постоял в коридоре секунд десять и понял, что его никто не собирается провожать. Он повернулся и потянул на себя обитую чёрным дерматином дверь.
- Спасибо, Разумовский! Век буду благодарен, - крикнул он в ординаторскую. – Подлечил ты мою душу конкретно. Ну всё, пока, дорогой ты мой человечек…
Не получив никакого ответа, завхоз терапевтического отделения пьяной походкой поплёлся по коридору. Он остановился возле туалета, вспомнив что-то странное. Войдя в помещение, в котором не мешало бы включить свет, он открыл дверь первой кабинки и заглянул в неё.
- Ну, что, мой милый, ты ещё здесь? – спросил Погодин.
- Да-да! Я здесь! – мгновенно ему ответила голова из унитаза. - Если можете, перейдите в другую кабинку, пожалуйста!
Погодин отскочил назад, хоть и ожидал услышать подобное.
- Ёлы-палы! – вскрикнул он и схватился за голову. - Значит, не помогло! А я так надеялся, что клин клином вышибают!
Пётр Алексеевич выскочил из туалета, как ужаленный, и помчался по коридору. Погодин затормозил только возле приоткрытых дверей кабинета заведующего ожоговым отделением. Он перевёл дыхание и тихонечко заглянул внутрь. В кабинете творился полный кавардак: стол был перевёрнут, у стены лежала разбитая раковина. И рядом с ней, на полу, спиной к Погодину, сидел Кожало.
Тот вдруг медленно склонил голову влево и не своим голосом произнёс:
- Пум-пум-пум…
Этот голос был странным, похожим то ли на голос ребёнка, то ли на голос детского клоуна. Он очень не понравился Петру Алексеевичу.
Кожало склонил голову вправо.
- Пум-пум…
Протрезвевший от ужаса Погодин осторожно закрыл дверь, взгляд у него при этом был растерянный, лицо багровое, на лбу пульсировала вена.
- Да, на реальность это совсем не похоже, - дрожащим голосом произнёс он. - Что же мне делать? Как получилось, что я заснул в одной, совершенно нормальной реальности, а проснулся в другой, похожей на сумасшедший дом?

14.

Рассказав всем про Анну, Николаев с неохотой поднялся и вышел из-за стола.
- Ну, всё, я пойду, - произнёс он. - Будем действовать, как договорились.
Павел Петрович остановился в дверях и обернулся:
- И ещё, у меня имеются кое-какие соображения по поводу связи. Мне кажется, она всё-таки появляется на какое-то время. Ведь мой телефон зазвонил…
- И что ты хочешь этим сказать? - спросил Магамединов.
- Надо посадить кого-нибудь за телефон, что б он ловил момент, когда в трубке появится гудок.
- А это стоящая внимания идея, - кивнул Рыжов и предложил: - давайте, я буду на телефоне.
- Хорошо, - дал своё согласие Николаев. - Только займёшься этим после того, как найдёшь Андрея Вакутина.
- Не переживайте. Всё сделаю, как надо.
- В нашей ординаторской есть телефон, там и затаишься, - сказал напоследок Павел Петрович. - И самое главное, дружище, смотри не попадись на уловки этого Андрея Кабена, про которого я рассказывал.
- Ясно-ясно! - выпалил Рыжов. - Я ж не дурак!

15.

Отряд Ветрова расположился в мастерской Николаича. Сергей и Ольга сели прямо на стол начальника, скинув на пол всё, что на нём лежало. Сергей прислонился головой к стене и прошептал:
- О боже, как я устал!
Оля тяжело вздохнула.
- Да, мы сегодня повоевали на славу, - сказала она. - Пятьдесят шесть «ногогрызов» за три похода и не одного раненого с нашей стороны. Результаты ошеломляют, - а затем с грустью добавила, - я тоже устала, если честно. Хочу домой, к маме под крылышко.
Сергей посмотрел на Олю с пониманием.
- Я даже боюсь думать о том, остались ли целы наши дома и живы ли родители. - Он проглотил ком, подступивший к горлу. - Не видно ни конца, ни края этой ледяной равнины. Никто из нас не знает, где она заканчивается.
На глазах Оли выступили слёзы.
- Скорее всего, мы уже никогда об этом не узнаем, - тихо произнесла девушка, и её голос дрогнул.
Сергей, понял, что она сейчас заплачет.
- Эй, ты чего?
- Всё нормально! Не обращай внимания.
По лицу Оли покатились слёзы, она отвернулась и произнесла слова, которые рвали её сердце на части:
- Просто страшно осознавать, что рядом не осталось ни одного близкого человека, ни мамы, ни папы, ни сестры… Ни Кирилла, который всегда умел сказать доброе слово. Я до сих пор не могу забыть, как он погиб.
Сергей подвинулся к Оле и обнял её за плечи.
- Успокойся, Оля, ты не одна, - сказал он.- Я с тобой! И обещаю тебе, что не брошу тебя ни на минуту.
Оля на миг почувствовала тепло, заполняющее её холодное сердце, и удивлённым взглядом посмотрела на Сергея.
- Зачем я тебе, Сергей? – спросила она. - Не стоит обо мне так переживать. Не застрянь мы с тобой здесь, в этой грёбаной больнице, ты, вообще не обратил бы на меня внимания.
Сергей осторожно и неуверенно погладил её волосы.
- А я вообще до этой больницы ни на кого серьёзно не обращал внимания. Не умею я с девушками общаться. Им со мной не интересно. Я по природе большая зануда.
Оля опустила голову на плечо Сергея.
- Я тоже не подарок.
16.

Круглова в какой-то момент поняла, что всё – баста! – нужен отдых. Нет у неё больше сил сражаться с эпидемией. Она медленно шла по коридору терапевтического отделения, смотрела по сторонам и задавала себе вопрос - за что ей такое наказание? Повсюду летали большие чёрные мухи. Двери палат покрылись серой пылью. На дверях первой, второй, третьей и шестой палаты кто-то нарисовал череп и кости. Таблички с номерами весели криво, чуть ли не вверх тормашками.
Из-под дверей палат в коридор выползали мелкие твари: серые жучки и черви, похожие на опарышей. Неожиданно прямо перед Кругловой открылась дверь седьмой палаты, и из неё вышел санитар Зайцев. Его правый глаз представлял собой сплошное кровавое месиво.
- О, боже, Зайцев, что с тобой? – вскрикнула Елена Степановна.
- Иди прочь, дура! – заорал Зайцев. - Беги со всех ног! Нечего тебе здесь делать! Тут – смерть кругом, не понимаешь, что ли?!
Из кровавого месива, звонко и неприятно запищав, выглянула «зместрела». Она посмотрела на Елену Степановну мокрыми серыми глазками и улыбнулась ей. Зайцев попытался схватить тварь за шипящую голову, но она быстро спряталась в глазнице его черепа. Он засунул пальцы в кровавое месиво, безуспешно поковырялся внутри и вынул их вместе с большим сгустком гноя и слизи.
Зайцев отвернулся от Кругловой и шатающейся походкой побрёл к туалету.
Круглова ускорила шаг и возле десятой палаты увидела Боброва, который на двери баллончиком с краской рисовал череп и кости. Елена Степановна схватила его за руку и спросила, повысив голос:
- Бобров, что значит это художество? Тебе что, заняться больше нечем?!
Бобров вырвал руку и уставился на Круглову отстутствующим взглядом.
- Отстань! Я в крестики нолики играю… Присоединяйся, если хочешь.
Из четырнадцатой палаты вышла Весюткина.
- Они все твердят одно и то же: убейте меня… убейте меня, - пробормотала
она. - Я скоро сойду с ума...
Круглова взглядом показала ей на Боброва и покрутила пальцем у виска.
- А что ты хотела? – спокойно произнесла Инга Вацлавовна. - Нервы у всех на пределе. Ещё чуть-чуть, и всем окончательно снесёт крышу.
- Так этому, по-видимому, уже снесло, - осторожно заметила Елена Степановна.
- Нет, это ещё конфетки, - не согласилась Весюткина. - У него просто пограничное состояние.
Инга Вацлавовна подошла к Боброву и сильно ударила ладонью по его затылку.
- Бобров, твою мать! – завопила она во весь голос.
Несчастный санитар от неожиданности уронил баллончик с краской.
- Да-да, Инга Вацлавовна, я вас слушаю, - спохватился он. - Что-то случилось?
Весюткина в ответ помотала головой.
- Всё в порядке. Сгоняй-ка в процедурный кабинет и принеси мне все ампулы и шприцы, что лежат на столе.
- Ага! Я сейчас… Мигом! – крикнул Бобров и сорвался с места.

17.

В мастерскую, в которой отдыхал отряд Сергея Ветрова, вошли Вадим и Жора. Перед ними открылось помещение, заваленное неисправной медицинской техникой, заполненноё тяжёлым сигаретным дымом и воняющее растворителями и красками. Они стали осматриваться по сторонам и увидели Марину, Кристину, Тамару, Полину и Артёма, сидящих на деревянных скамейках возле склада запчастей, а также Олю и Сергея, расположившихся на массивном рабочем столе Николаича. Психоза и дядя Ваня точили на вращающихся наждачных кругах самодельные ножи.
- А я-то думал, что мы здесь будем одни, - заскулил Жора.
- Они нам не помеха, - прошептал Вадим и двинулся к стене, из которой торчала ярко-зелёная батарея.
Вадим и Жора практически проскочили мимо стола, на котором сидели Оля и Сергей. Вадим на всякий случай кивнул. Жора же в сторону ребят и вовсе не стал смотреть, не посчитав это нужным.
- Эй, а вы кто такие? – крикнул им Ветров.
Вадим и Жора остановились. Вадим развернулся и подошёл к столу.
- Студенты мы! – гаркнул он.
Жоре такой ответ не понравился.
- Почти врачи! – добавил он для солидности.
- Мы тут временно расположимся, - сказал Вадим. - Если вы не возражаете.
Сергей изучающе посмотрел на студентов. Жора нетерпеливо потянул Вадима за руку.
- Он не возражает. Пошли.
- Здесь отдыхает мой отряд, - решил разъяснить кое-что Сергей. - Если вы хотите стать его членами, то располагайтесь, если нет, тогда скатертью дорога.
Жора отпустил руку Вадима и на всякий случай встал за его плечом.
- Членами? – переспросил он, пробежался взглядом по сторонам и остановился на Марии, Кристине и Тамаре, а затем, улыбаясь, спросил у Сергея. - А у вас что, своих не хватает?
Сергей невольно улыбнулся в ответ. Оля не выдержала и громко засмеялась. Вадим, наоборот, почему-то испугался и похлопал Жору по плечу.
- Вы на этого баламута внимания не обращайте, - попросил он и протянул свою руку Сергею. - Меня Вадимом зовут.
Командир отряда пожал ему руку.
- Сергей.
- А меня Жорой, - протянул баламут, - если что.
Сергей пожал руку Жоре и уже хотел дать добро на то, чтоб студенты отдыхали вместе с его отрядом, но Вадим вдруг произнёс:
- Мы владеем очень ценной информацией, и нам надо добраться до тех, кто здесь реально рулит.
- И что же вы такого ценного знаете? – неторопливо спросил Сергей.
Вадим стал рассказывать:
- В подвале больницы мы нашли какие-то очень странные двери, за которыми - узкий коридор. Так вот, этот коридор ведёт к лестнице, а та, в свою очередь, уходит глубоко вниз, под землю. Спускаясь по ней, мы обнаружили около десяти подземных этажей. После десятого лестница упирается в стену, и можно было бы считать, что это самый последний подземный этаж. Но это не так…
- Почему не так? – поинтересовался Сергей. - Есть ещё какая-то лестница?
- Нет, лестницы как раз никакой больше нет. Но имеется странная шахта, которая уходит ещё дальше вниз.
- Вы не пробовали залезть в эту шахту? – спросила Оля.
- Нет, – ответил Вадим. - Побоялись, если честно.
- Вадим несколько раз кидал ключи в шахту, - стал объяснять Жора. - Дно у неё, похоже, неглубоко, но насколько - мы с уверенностью сказать не можем.
- Это всё, что вы хотели рассказать? – спросил Сергей.
- А этого мало? – удивился Жора.
Сергей пожал плечами. Вадим наклонился к нему и прошептал:
- Там в подземных этажах кто-то обитает и этот кто-то - не человек…
- У него звериная морда такая, - добавил от себя Жора.
- Да, репа у него здоровая и мерзкая, - произнёс Вадим. – Я таких сроду не видел.
Сергей слез со стола, распрямил затёкшие плечи, положил ладони на шею и покрутил головой в разные стороны.
- Так, давайте завтра пойдём и поймаем эту тварь, - сказал он.
- Поймать, может быть, и поймаем, - пробубнил Вадим, задумавшись о чём-то. - А вдруг она там не одна?
- Так и мы не одни пойдём, - успокоил его Сергей. - Смотри, сколько у меня бойцов. Все в бой рвутся.
Внезапно раздался тихий, очень неприятный звук, похожий на скрежет по металлу. Громкость звука стала медленно нарастать.
Этот невыносимый писклявый звук шёл откуда-то снаружи - с улицы.
- Брр! – вскрикнула Оля. – Что это такое?
- О, сука, - скривился Сергей. - Как по нервам скребёт-то!
- Вот это жесть! – согласился с ним Вадим.
Он зажал уши и посмотрел на окно.
Снаружи по разрисованному морозом стеклу что-то ползло, и как только оно полностью с той стороны этим чем-то покрылось, в глаза людей, которые смотрели в этот момент в окно, ударил сильный яркий свет. Они сначала вскрикнули и закрыли ладонями глаза, потом повалились на пол и забились, как в приступе падучей болезни, громко крича от боли, пронзившей их головы.
Жора упал на колени и обхватил ладонями голову Вадима.
- Вадим! – завопил Жора. - Вадимушка, что с тобой?
Вадим убрал руки от лица и открыл глаза. Они стали как молоко, а сами зрачки растворились в этой пустой белой жидкости.
- Жора, помоги мне! – закричал Вадим. - Я ничего не вижу!

18.

Во дворе в это злобное сумеречное время было не просто тихо, а абсолютно тихо – ни звука, ни шороха, ни возгласа. Словно живой мир умер в холоде, который стал главным и подавляющим в новой реальности. Здание больницы от земли до второго этажа покрыла ледяная плёнка, периодически сверкающая ярко-синим светом.
Всё вокруг замерло в ожидании чего-то неизбежного, рокового…

19.

Иван Сергеевич Хмельницкий сидел за узким, но длинным столом, расположенным в центре кабинета, и делал какие-то записи в своём ежедневнике. За его спиной, в кресле в углу, тихо дремал Хлебников, странный тип, возомнивший себе главврачом больницы.
Хмельницкий перестал писать и, засунув ручку в рот, задумался о чём-то. Он улыбнулся, потом перечеркнул всё, что написал, вырвал испорченный лист из ежедневника, скомкал его и выбросил в мусорное ведро, в котором уже лежало несколько таких бумажных комков.
В кабинет кто-то три раза постучался. На лице Хмельницкого появилось раздражение, он небрежно отбросил в сторону ручку, поднял голову и громко произнёс:
- Войдите!
Открылась дверь, и в кабинет вошёл Николаев. Он остановился напротив Хмельницкого и, опёршись руками на стол, уставился на него.
- В чём дело, Павел?! – спросил Хмельницкий.
- Добрый вечер, Иван Сергеевич, - вместо ответа сказал Николаев. - Что-то вас давно не было видно в нашем отделении. Решил сам к вам зайти.
Хмельницкий драматично развёл руками.
- Сам видишь, какая ситуация в больнице. Мне некогда возиться с каждым по отдельности. Я решаю общие вопросы по урегулированию всего. А вам уж приходится разгребать остальное – на то вы и поставлены руководителями, каждый в своём отделении.
Хлебников, тихо похрапывающий в углу, внезапно затих и открыл один глаз.
- Николаев, это ты, что ли? – вскрикнул он.
Николаев вздрогнул и кинул любопытный взгляд на Хлебникова.
- Простите, мы разве знакомы?
- Наверное, нет, - ответил мужчина в кресле, и выражение его лица стало грустным. - Я, скорее всего, ошибся… Или сошёл с ума.
- Откуда вы знаете, как меня зовут? – прицепился к нему Николаев.
Хлебников неуверенно пожал плечами.
- Так всё-таки вас зовут Павел Петрович Николаев?
- Да, так оно и есть.
- Посмотрите на меня, - жалобно попросил Хлебников. - Неужели вы меня ни разу не видели? Или не помните?
Николаев внимательно рассмотрел Хлебникова.
- У меня хорошая память на лица, - произнёс он. - Мы с вами ни разу не встречались. Ну, а если и встречались, значит, это было очень давно.
Хмельницкий взглянул на Хлебникова и стукнул кулаком по столу.
- Павел Петрович… Паша! Не обращай внимания на этого человека. Он из-за всего происходящего потерял рассудок и утверждает, что он главврач этой больницы. Я даже не спешу его в этом разубеждать, чтобы не навредить его психике окончательно.
Хлебников тяжело вздохнул. Николаев, кинув мимолётный взгляд на Хмельницкого, вновь с серьёзным выражением лица уставился на странного человека, который утверждал, что знает его.
- Очень тяжело мне осознавать то, что я сошёл с ума, - заговорил Хлебников. - Я
чувствую себя нормальным, способным адекватно воспринимать окружающее. Но меня мучает такое ощущение, что я потерял мир, в котором жил. И каким-то чудом попал в ваш, который очень похож на мой, но не совсем. Что-то в нём не так. Например, в моём мире мы с вами знакомы, а в этом нет.
Николаев машинально провёл рукой по щеке и ответил:
- Знаете, нам всем в последнее время кажется, что мы живём в каком-то чужом мире. Так что вы меня не удивили.
- Поймите, вы рассуждаете, исходя из общей картины происходящего,- произнёс отчаянным голосом Хлебников. - А я говорю об индивидуальных отличиях.
Николаев сел на стул.
- Я не совсем понимаю, что вы хотите мне сказать.
- Я не могу всё сразу объяснить. Я долго ходил по больнице, наблюдал и анализировал всё происходящее. И отметил для себя очень много парадоксальных вещей. К примеру, ваш мир – назовём его вашей реальностью – изменяется под воздействием каких-то факторов к худшему, но вы в вашем мире почти все друг друга в этой больнице знаете. У меня же проблема другая. Я почти всех вас знаю, могу назвать поимённо. Знаю больницу, как своих пять пальцев, могу рассказать, где и что находится, за исключением некоторых нюансов. Но в этой больнице никто не знает меня.
- Да, - неприятно ухмыльнулся Хлебников, - тяжёлый случай.
- Можно даже сказать - странный, - прошептал Николаев.
Хлебников вскочил с кресла и закричал, не контролируя свои эмоции:
- Дослушайте меня! Может быть, произошёл какой-то сдвиг между реальностями, и именно из-за этого пострадали люди? Только каждый из нас пострадал по-разному. То есть, у каждого его реальность изменилась не одинаково. Допустим, у меня намного сильнее, чем у вас, Павел Петрович, а у вас, Иван Сергеевич, намного слабее, чем у Павла Петровича.
Хмельницкий топнул ногой и со злостью посмотрел на Хлебникова.
- Прошу вас! – разгневался он. - Не продолжайте больше этот бред.
Хлебников моментально опустил голову и сел обратно в своё кресло. А Хмельницкий тем временем набросился на Николаева:
- Павел Петрович, ну право же! Мы с вами умные люди и не должны слушать всех подряд, иначе точно сойдём с ума. Он же мыслит, как шизофреник. Выстроил свой мир в голове со своими же законами и нас пытается затянуть туда же.
Николаев задумчивым взглядом пробуравил толстый лоб главврача, заставив его чуть-чуть понервничать, снисходительно улыбнулся и ответил:
- Согласен. Не будем разводить демагогию. Я пришёл к вам по другому вопросу. У нас появился кое-какой план, и мы хотим его согласовать с вами.
- Я весь внимание,- сказал Хмельницкий. - Давай, вводи меня в курс дела.

20.

Магамединов, надев на себя защитный костюм, вышел из своего кабинета в коридор, посмотрел налево, и его сердце неприятно стукнуло в груди. По коридору, поникнув головой, шла Весюткина. Она вся сгорбилась, руки её неестественно повисли.
Максим Викторович сорвался с места и бросился следом за ней.
- Инга, постой! – закричал он.
Весюткина обернулась и с грустью посмотрела в глаза Магамединову.
- Инга, тебе надо отдохнуть, - произнёс он.
- Мне некогда, - ответила Инга Вацлавовна.
Магамединов опустил тяжёлую руку на плечо Весюткиной.
- Поверь мне, всё самое мрачное скоро останется позади.
- Ты сам в это не веришь, - истерично хохотнула она.- Зато других постоянно в этом убеждаешь.
Магамединов в бессилии скрипнул зубами.
- Инга, гони прочь чувство отчаяния. Я тебя умоляю. Лучше подумай о надежде. Всё будет хорошо, вот увидишь.
Инга отвела взгляд в сторону.
- Нельзя жить только одной верой и надеждой, - ответила она. - В нашем положении - тем более. Необходимо опережать события на несколько шагов вперёд. Мы же плетёмся где-то позади паровоза.
- Почему же позади паровоза?
- Да потому! Никто из нас по-настоящему не пытался найти первопричину всего происходящего. И все мы боролись только с последствиями. А это - гиблый путь.
- Я согласен с тобой. Но беда в том, что надо за что-то зацепиться. Только так мы сможем найти первопричину, - сказал Магамединов и обнял за плечи Весюткину. - И для меня очень важно, чтоб ты не падала духом.
Весюткина прижалась к Магамединову, с душевной болью и нежностью посмотрела в его усталые, но добрые глаза.
- Ох, Максим! Если б ты знал, как мне в своё время не хватало твоей ласки. Ты так и не заметил, что я была в тебя влюблена. Тебя от меня уносил стремительный взлёт твоей карьеры, из-за которого ты на меня просто не обращал серьёзного внимания. Ты видел во мне только друга, но не женщину. И это для меня было так странно… Знаешь, я ведь, дура, всё время на что-то надеялась. А когда в твоей жизни появилась Катерина, я чуть не свихнулась. Но, слава Богу, нашла в себе силы и никому не показала свои страдания.
Магамединов осторожно убрал руки с плеч Весюткиной.
- Э-э-э… - забормотал он. - Ты, конечно же… Меня удивила…
Весюткина приставила палец к губам и, глотая слёзы, попросила:
- Всё! Забудь, Магамединов! Иногда женщине надо высказаться.
- Ага-а…- растерянно прошептал Максим Викторович.
Весюткина наигранно улыбнулась.
- Кстати, я совсем забыла, Николаев тебя искал. Просил передать, чтоб ты поднимался к нему на этаж и в первой операционной устраивал свою лабораторию.
- Так и сказал?
- Да, давай чеши, пока он не передумал.
Магамединов повернулся, сделал несколько шагов, потом вновь обратил лицо к Инге Вацлавовне.
- Спасибо, Инга. Я только микроскоп и свои записи из кабинета заберу.

21.

Анфиса сидела на стуле возле железных дверей. В руках у неё был большой железный ключ. Она по поручению Магамединова охраняла вход в отделение, впускала и выпускала врачей и санитаров.
- О боже, как я хочу спать! – сказала девушка сама себе.
И тут же раздался цокот каблуков. Минуя пост дежурной медсестры, к ней приближалась Весюткина.
- Ну, как у тебя, Анфиса, дела? - спросила Инга Вацлавовна.
- Сил больше нет, - пожаловалась девушка. - Ужасно спать хочу.
Весюткина кивнула.
- Сейчас что-нибудь придумаем. А куда санитары подевались? Ты их не видела?
Анфиса громко вздохнула.
- Пошли узнавать, будет ли сегодня ужин. Говорят, Николаич там колдует с каким-то мужиком. А жена его и рабочие кухни всё бросили и куда-то ушли, вот он за них и отдувается.
- Всё ясно, - сказала Весюткина и улыбнулась. - Тогда тем более, Анфиса, иди, отдыхай, только ключи мне отдай. Мало ли что, вдруг понадобятся.
- Я тогда тоже в столовую пойду, - обрадовалась Анфиса. - Съем чего-нибудь…
Она протянула ключ Весюткиной, и та небрежно кинула его в карман белого халата.
- Давай, давай, а отдыхать после этого советую в хирургии или в ожоговом. Здесь это явно не выйдет.
Анфиса вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. В коридоре раздались ещё чьи-то шаги, и через несколько секунд к Инге Вацлавовне подошла Круглова.
- Эй, Весюткина, я не поняла, ты чего без костюма?
- Не переживай – сейчас надену, - ярко улыбнулась Инга Вацлавовна, показывая своё хорошее настроение. - Устала я в нём ходить.
- Нет, так, подруга, не пойдёт! – возмутилась Елена Степановна. - Иди оденься. Это тебе не эпидемия гриппа!
- Хорошо-хорошо, - закивала Весюткина. - Тебя там зачем-то Николаев звал. Просил, чтоб ты к нему в кабинет поднялась.
Круглова хитро прищурила глаз.
- О! – усмехнулась она. - Вот так и рушатся непробиваемые стены! Осталось выкинуть его глупые рисуночки и хорошенько поговорить по душам.
- Давай, голубь сизокрылый, лети к нему побыстрее, - поторопила Инга Вацлавовна. - А то он передумает.
Круглова отстегнула верх защитного костюма, под её глазами виднелись тёмные круги. Она открыла железную дверь и вышла на лестничную площадку, запрыгнула на ступеньку и обернулась, шутливо улыбаясь.
- Я вот не знаю, мне сразу к нему? Или пойти душик для начала принять?
Весюткина выглянула на лестничную площадку и доброжелательно улыбнулась:
- Сразу. У него душевая получше, чем у нас. Там друг другу спинки и потрёте.
Круглова вдруг спрыгнула со ступеньки и сделала шаг в сторону Весюткиной.
- Ну уж нет… А как же моё вечное: «Я подумаю»?
Улыбка мгновенно сползла с лица Весюткиной.
- Нечего думать! – неожиданно закричала Инга Вацлавовна. - Держись за него! Он умный, сильный и отчаянный мужик. Выносливый! С ним у тебя будет больше всего шансов выползти из этой пропасти!
Весюткина отступила на шаг назад и захлопнула у Кругловой перед носом железные двери, не дав её опомниться. Елена Степановна, ошарашенная поступком подруги, осталась стоять одна на лестничной площадке. В замке раздался скрежет ключа, которым Инга Вацлавовна закрыла замок на два оборота.
Круглова испугалась:
- Эй, Инга, ты что?! Ты закрылась?! У нас ведь ключ один на всех. Мало ли что…
За дверью воцарилась тишина. Зрачки Кругловой расширились от страха. Она ударила кулаком в дверь.
- Весюткина! Открой немедленно! Ты что придумала?!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

[Булахов Александр]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Фатальные ошибки.

1.

В операционную хирургического отделения два санитара – Лебедь и Бобров – внесли длинный стол и поставили его у стены.
- Спасибо за помощь, - сказал Магамединов. - Мне бы ещё компьютер сюда.
- Мы сходим на кухню, похаваем чего-нибудь, а затем уже найдём вам компьютер. Хорошо, Максим Викторович?
- Хорошо. Только не задерживайтесь долго.
- За полчаса справимся.
Магамединов бросил на санитаров злой взгляд.
- Да мы быстрее поедим, - пообещал Бобров. - Нам и пятнадцати минут хватит.
- Вбейте себе в голову как истину: время сейчас играет против нас,- не выдержал Максим Викторович. - Каждая минута на счету. Не относитесь ко времени с такой расточительностью.
Лебедь и Бобров кисло улыбнулись и вышли из операционной. Магамединов подошёл к столу и выложил из кожаной мужской сумки на стол три чёрных папки, две истории болезней и свой ежедневник.
В операционную заглянул Николаев.
- Я вообще-то сам хотел предложить тебе, чтоб ты сюда перебирался. Но я вижу, ты и без моего предложения неплохо справился.
Магамединов медленно закрыл кожаную сумку на замок.
- Так мне, - забормотал он, - Весюткина сказала, что ты… О, чёрт! Как я сразу не догадался?!
- О чём ты не догадался?
Магамединов отчаянно ударил кулаком по столу, потом ещё раз и ещё.
- Чёрт! Чёрт! Чёрт! – взвыл он. - Я знаю, почему она так поступила!
- Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить? – попросил Павел Петрович.
- Да, что тут объяснять! Весюткина в последнее время только и давала всем советы. Обратите внимание на то, на это…
- Ты хочешь сказать, что она… заражена?
Магамединов кивнул и тихо произнёс:
- И как же я это сразу не заметил?
- Просто мы все очень сильно устали, - ответил на это Николаев, - и много чего не замечаем.
Максим Викторович и Павел Петрович секунд десять смотрели друг другу в глаза. Магамединов бросил сумку в сторону, она заскользила по столу и остановилась на его краю.
- Чёрт! Я этой потери не перенесу! – закричал Максим Викторович.
Друзья, не сговариваясь, в один миг сорвались с места. Они выбежали из операционной и понеслись, сломя голову, по тёмному коридору, в котором горело только две лампы.
- Вот же дура! – орал Магамединов. - Но так же нельзя!
Николаев оттолкнул в сторону попавшегося на пути больного и попытался успокоить Максима Викторовича:
- Не реви! Может ещё всё обойдётся! Может быть, ты сделал ложные выводы.
- О, господи, как я хочу, чтоб я ошибался! – взмолился Магамединов.

2.

Круглова медленно опустилась на серый пол, опёрлась головой о железные двери, и по её щекам покатились слёзы.
- Инга, не оставляй меня здесь одну, - зашептала она. - Инга, пожалуйста. Я без тебя пропаду…
- Успокойся немедленно, Лена! Успокойся, дорогая! - раздался за дверью усталый голос Весюткиной. - Сейчас не время для слёз. Поднимайся и иди навстречу судьбе. Что тебя ждёт впереди, никто не знает…
Инга Вацлавовна закашлялась. Приступ кашля затянулся надолго. И только через минуту бедная женщина смогла продолжить разговор, который отнимал у неё последние силы:
- Но ты должна выжить любой ценой, - заговорила она. - Ради того, чтобы улыбнуться солнцу, которое растопит эту ледяную ловушку и вновь придаст жизни смысл.
Круглова впала в истерику. Она заорала:
- Всё, что ты говоришь - это полный бред! Я даже слушать этого не хочу! Открывай двери, немедленно, соплячка ты этакая! Я сама разберусь, что мне делать и как.
- Успокойся немедленно! – повторила Весюткина. - Это я должна плакать, а не ты.
Этажом выше раздался скрип двери, а затем топот ног. Николаев и Магамединов, спустившись по лестнице, встали рядом с Кругловой.
- Она, что там, закрылась? – спросил Максим Викторович.
Круглова шмыгнула носом и кивнула.
- Так это не проблема! – заявил Николаев. - Я сейчас эту дверь выломаю!
Павел Петрович схватился за ручку и резко дёрнул дверь на себя. В результате в руках у него осталась вырванная дверная ручка. Он выругался матом и проглотил ком, подступивший к горлу.
Весюткина улыбнулась, представив опешившего Николаева. Инга Вацлавовна сидела на полу, опёршись правым плечом о двери. Она ужасно устала, физические и душевные силы покидали её, оставляя после себя слабость, нежелание бороться и внутреннюю пустоту. Этот разговор для неё был настоящей пыткой.
Весюткина понимала, что ей нужно будет убедить друзей не предпринимать никаких попыток для её спасения. Не стоит им напрасно рисковать своими жизнями. Смысла в этом нет никакого.
А значит, она должна держаться. Она ещё нужна умирающим. Не зря же она приготовила девять уколов с быстродействующим ядом и пять уколов с наркотиком, гарантирующим, пускай не быструю, но приятную смерть. Не всем, конечно, хватит, но хоть кто-то напоследок почувствует себя счастливым.
- Остановитесь и замрите! Если вы попытаетесь выломать дверь – я покончу с собой в считанные секунды.
- Что ты творишь, Инга! – закричал Магамединов. - Опомнись! Может ещё не всё потеряно, а ты уже бросаешься в такие крайности.
- Мне осталось три, максимум, четыре часа жизни. Скоро я начну превращаться в зверя. И я не хочу, чтобы вы меня запомнили с большим вздутым животом и неконтролируемыми звериными повадками. Прошу вас - ради меня, ради того, что я когда-то жила на земле, - примите верное решение и не дайте этой заразе атаковать вас. Во что бы то ни стало, остановите этот адский праздник смерти.
Николаев отвернулся от железной двери.
- Друзья, мне трудно это признавать, но она права: нечего нам там делать, - проговорил он. - Мы не имеем права подвергать себя риску. Мёртвым и умирающим мы ничем уже не поможем, а вот живым ещё понадобимся.
Магамединов отчаянным взглядом посмотрел на Николаева.
- Ты что такое говоришь? Мы оставляем её в таком аду, что врагу не пожелаешь.
- Дурак ты, Магамединов! – громко сказал Павел Петрович. - Она не хочет твоей жалости и твоих соплей – она хочет, чтоб её смерть была последней в этом чёртовом списке смертей!
Магамединов от удивления раскрыл рот и несколько секунд молча смотрел на Николаева. Максим Викторович вспомнил свою первую встречу с девушкой в чёрном платье и с вороном на плече. Она тогда ему сказала: «Кто-то стёр тебя из списка смертей. Видимо, у тебя появился сильный покровитель, определи его и наладь с ним связь».
- Я не понял! Повтори ещё раз! – попросил Магамединов Николаева. - О каком списке ты говоришь?
Неожиданно на вопрос Максима Викторовича ответил пьяным и взволнованным голосом Погодин:
- Он говорит словами одного из героев книги «Вестница смерти».
Магамединов обернулся и увидел неизвестно куда пропавшего завхоза терапевтического отделения, который медленно спускался по ступенькам к ним на лестничную площадку.

3.

Николаич и Игоревич совершили в определённом смысле подвиг. Вернувшись после неудачных поисков в пищеблок, они успели приготовить для всей больницы ужин. Работа оказалась нелёгкой, но мужчины справились.
Время шло к ночи. Игоревич наводил порядок на кухне, а Николаич выкладывал из большой кастрюли в кастрюлю поменьше перловую кашу с тушёнкой.
- Из терапии не пришли за едой, - сообщил Николаич, - и из ожогового отделения.
- Из терапии точно никто за едой не придёт, - сказал Игоревич. - А вот из ожогового, я думаю, скоро подтянутся.
Николаич выгреб из кастрюли большой ложкой остатки каши, перевернул кастрюлю и застучал по ней ладонью.
- Надо нам с тобой, Игоревич, помощников на кухню искать. Одни мы тут не управимся.
- Может быть, не стоит добровольно на себя взваливать эту тяжёлую работу?
- Я тебя здесь не держу, если хочешь – уходи!
- А Варвару свою ты собираешься дальше искать или же поискал и хватит?
- Я почти всех, кто сюда заходил, просил о том, что если они увидят где-нибудь Варвару, то пускай дадут мне об этом знать.
Игоревич осуждающе покачал головой.
- Нет! Так не пойдёт. Нам с тобой самим хорошо бы обойти больницу, заглянуть в каждую палату и в каждый кабинет. Только тогда можно будет считать, что мы сделали всё, как надо.
Николаич взглянул на Игоревича и подумал о том, какой же он всё-таки странный человек.
- Тебе-то что до моей Варвары? Какая тебе разница, найду я её или нет?
- О как ты заговорил! – удивился Игоревич. - А раньше всё меня за собой тянул. Пошли вместе искать.
Николаич в ответ устало махнул рукой.
- Это было раньше.
- Ну и как хочешь, - разозлился Игоревич. - А я пойду и найду её. И женюсь на старости лет. Скажу ей, твой мужик на тебя плюнул, бросай его и выходи за меня.
- Иди-иди! – усмехнулся Николаич. - Ты даже не знаешь, как она выглядит.
- Ничего страшного, я её по запаху узнаю,- ответил на это Игоревич. - От неё, скорее всего, борщом и жареными котлетами пахнет.
Николаич замахнулся пустой кастрюлей на Игоревича.
- Чего-чего ты сказал?! – заревел он, как медведь, которому наступили на лапу. - А ну, повтори!
Игоревич отступил на шаг назад.
- Спокойно! – закричал он. - Каждый сам выбирает, чем бы ему хотелось заняться.
- Умник, иди кастрюли мой! Помоешь, потом будем думать, что дальше делать.
Игоревич спиной упёрся во входные двери.
- Хорошо, хорошо! Ты только кастрюльку на место поставь.
- Пойми, дурень, - ревел, не успокаиваясь Николаич, - нельзя кухню оставлять без присмотра. Кто-то здесь должен оставаться за старшего, иначе её быстро разбазарят голодные засранцы. Растаскают всё, что здесь лежит, - затем он немножко успокоился и добавил. - Вот такие пирожки, ёлки-палки!
Игоревич потёр виски и спросил:
- Николаич, ты не чувствуешь, что дышать стало как-то тяжелее, словно кислорода здесь становится всё меньше и меньше?
- Я сам об этом у тебя хотел спросить…

4.

Николаев, Магамединов и Круглова уставились на Погодина, как на живого мертвеца. Он был похож на грязного, помятого двухметрового Кощея Бессмертного, по несчастному лицу которого было видно, что кто-то нашёл его смерть в яйце и аккуратно приложился к ней ногой.
Магамединов хлопнул его по плечу.
- Погодин, чёрт побери, ты где пропадал всё это время?!
- Это долгая и очень грустная история, - стал объяснять своё исчезновение завхоз. - Какая-то тварь уничтожила меня в одно мгновение. Она украла все мои распечатанные книги. И стерла все мои творения, сохранённые в ноутбуке.
- Ничего себе! – воскликнул Магамединов.
- Когда я обнаружил пропажу, то подумал, что это чья-то злая шутка. И бросился искать виновника. Я заходил в каждый кабинет - но так ничего и не нашёл. Тогда я взвыл хуже волка, а потом нажрался спирта в пульмонологии до чёртиков.
Погодин достал из кармана пачку сигарет, щелчком выбил из неё сигарету и закурил. Он удивился тому, что никто не засмеялся над ним и его бедой.
- А когда проспался и пришёл в себя, - продолжил свой рассказ Павел Петрович, - понял, что от сильных переживаний мне снесло башню.
- Башню снесло не одному тебе, - успокоил его Николаев. - Поэтому можешь расслабиться.
Погодин сплюнул себе под ноги и замотал головой.
- Легко сказать – расслабься. Я ещё вам не сказал самого главного. Всё, что сейчас происходит в больнице, очень похоже на сюжеты двух моих романов. У меня волосы становятся дыбом, когда я слышу, как кто-нибудь дословно цитирует героев моих произведений.
- Каких, ещё к чёрту, произведений?! – вскрикнула Круглова.
- «Молчание» и «Вестница смерти»… Моя фантазия каким-то образом ожила… И чтоб всё прекратить, эту фантазию надо уничтожить. Найти все мои книги и сжечь их!!! А самое главное - сжечь романы «Молчание» и «Вестница смерти», остальное не так страшно…
Магамединов обвёл всех взглядом и тихо произнёс:
- Ну вот, она – первопричина, которую мы все так долго искали.
- Можешь убить меня, но никакой первопричины я здесь не вижу, - не согласился с ним Николаев. - Фантазии не имеют свойства самостоятельно оживать.
Магамединов развёл руками и мрачно улыбнулся.
- Как видишь, - сказал он,- в правилах бывают исключения. Фантазия Погодина взяла и ожила.
- Какой смысл сейчас спорить? – вмешалась в разговор мужчин Круглова. - Давайте найдём эти проклятые книги и уничтожим их.
- Извините, но я этой ерундой заниматься не буду,- сказал Николаев. - Есть дела и поважнее. Кстати, главврач категорически запретил осуществлять план Весюткиной. Сказал, что этим планом мы поднимем неконтролируемую волну паники.
Раздался звук слабого удара по железной двери. Это не выдержала Весюткина и хлопнула кулаком по ней.
- Да что вы все до сих пор стоите у этой двери! – зашептала она.- Не дарите своё время неизвестно чему или кому. Крушите, переворачивайте всё вверх дном, ищите причину происходящего или тех, кому всё это нужно. Но ни в коем случае не стойте на одном месте.
Николаев тяжело вздохнул, его лицо перекосила душевная боль.
- Прощай, Весюткина! – громко произнёс он. - Спасибо тебе за все твои советы. Мы обязательно ими воспользуемся.
Магамединов положил ладонь на дверь, по щеке побежала слеза.
- Прощай, Инга, и прости за то, что не заметил твою любовь. Я знаю, что эта любовь была бы самым великим моим счастьем…
- Мужики, я вас умоляю, давайте без этих трогательных прощаний. Я умирать собираюсь, конечно, но не сейчас! – прервала его Инга.
Круглова, чтобы не завыть при всех, сорвалась с места и побежала вниз по лестнице.
- Вы как хотите, а я отправляюсь на поиски книг,- крикнула она срывающимся голосом.
Магамединов, долго не раздумывая, схватил за плечо завхоза и потянул его за собой.
- Постой, я и Погодин составим тебе компанию.
Весюткина грустно улыбнулась и произнесла на прощанье:
- С Богом друзья! Удачи каждому! Надеюсь, что вы ещё не скоро заявитесь на небеса.

5.

Вадиму было очень страшно. Он потерял зрение! Опустив голову в колени, он сидел на холодном бетоне возле стола Ольги и Сергея, тёр руками пустые молочного цвета глаза и, борясь с паникой, прислушивался к мрачным звукам темноты, среди которых были и человеческие голоса.
- Какой-то кошмарный сон! – услышал он голос Жоры. - В котором летающее «облачко» превращает людей в пыль, и странная материя за окном яркой вспышкой слепит людей. Что эта, вообще, за хрень такая?!
- Жора, хватит повторять одно и то же, - разозлился Вадим. - Позови сюда Сергея.
- Я здесь! – откликнулся Сергей. - Ты что-то хочешь мне сказать?
Вадим вздохнул. Он никак не хотел мириться с создавшимся положением. Сплошная темнота и голоса людей раздражали его, и он больше всего боялся психически сломаться, завыть от безнадёги.
- Вадим, что ты хотел? - переспросил Сергей.
- Я долго думал об этих странных подземных этажах, - заговорил Вадим. - И вот что мне не даёт покоя. Мы с Жорой спускались вниз по лестнице и обнаружили первый вход в подземный этаж на уровне восьмого подземного этажа, если считать эти странные этажи сверху вниз. А вот на первых семь этажей входа не было.
- Значит, нет там этих семи первых этажей, - сказал Сергей.
- А я всё думаю, что они есть,- возразил Вадим.- Просто эти этажи, в целях чей-то безопасности, скрыты от посторонних глаз.
- И чего тебе сдались эти скрытые этажи?
- Неужели ты не понимаешь, - удивился Вадим, - что я, скорее всего, подобрался к разгадке всего происходящего в этой больнице. Я думаю, что если мы попадём на эти этажи, то найдём много ответов на интересующие нас вопросы.
- Знаешь, я столько за последнее время наслушался всякого бреда по поводу происходящего, - ответил на это Сергей, - что мне даже улыбаться в ответ стало впадлу.
- А я, кажется, догадался, как можно попасть на скрытые этажи, - влез в разговор Жора.
- Тут только дурак не догадается, - буркнул Вадим.
Сергей скептически улыбнулся и сказал:
- Если я всё правильно понимаю, то речь идёт о странной шахте, которая очень похожа на лифтовую.
- А чего ты лыбишься? – вспыхнул Жора.
- Да то, что эта шахта у вас как таблетка от всех болезней. Всё, что только можно, вы сваливаете на неё. А она может быть самой обыкновенной шахтой, которая никаких ответов на ваши вопросы в себе не прячет.

6.

Погодин проснулся в шесть часов утра на жутко холодном полу в вестибюле первого этажа из-за собственного, выворачивающего наизнанку, кашля. Он потянулся рукой к бутылке коньяка, в которой осталось граммов двадцать живительной влаги.
Пётр Алексеевич открыл рот, вылил в него остатки коньяка и только после этого взглянул на Магамединова, который лежал посередине вестибюля и громко храпел.
Погодин откинул бутылку в сторону, она загремела на полу и медленно покатилась. Максим Викторович вмиг перестал храпеть. Он повернулся на спину и открыл глаза.
- Господи, как раскалывается башка, - пожаловался Кощей Бессмертный.
- Погодин, мы что, опять с тобой, как в старые добрые времена, нажрались до свинячьего визга? – осторожно, всё ещё надеясь, что он ошибается, спросил Магамединов.
Погодин с грустью посмотрел на пустую коньячную бутылку.
- Получается, что так,- ответил он.
Максим Викторович поднялся и уже в положении сидя стал интенсивно тереть свои уши, а затем виски.
- Не напомнишь, что мы отмечали?
Погодин попытался вспомнить, но вспышка головной боли перекосила всё его лицо. Пётр Алексеевич покрутил головой по сторонам, тихонечко выругался матом и заметил остатки костра: чёрные угли и обломки стульев.
- Так мы ж, - вскрикнул Погодин, - провожали в последний путь мою фантазию. Кремировали её, короче.
- И что ты хочешь сказать, что нам с тобой для того, чтобы нажраться, хватило одной бутылки коньяка на двоих? – спросил Магамединов, проводив взглядом «ногогрыза», который вылез из-под скамейки и вновь заполз под неё. - Нет, тут что-то не так…
- Можно, я тебя поправлю? – спросил Погодин.
Магамединов заторможено кивнул, не понимая, что хочет поправить Пётр Алексеевич.
- Давай, валяй, - сказал он.
- Не на двоих, а на троих. С нами ещё Круглова пила.
- Точно! - воскликнул Максим Викторович. - Интересно, куда же она подевалась?
Погодин икнул и неуверенно пожал плечами.
- Может, она побежала ещё за одной… и-ик… чтоб догнаться.
Магамединов отчаянно вздохнул.
- Погодин, я тебя умоляю, - попросил он, - давай думать, как интеллигентные люди.
7.

Во второй палате хирургического отделения утро начиналось намного хуже. На полу лежал какой-то человек, с первого взгляда трудно было определить, кто это. По его волосатой руке перемещались беловато-красные червячки, серые «жучки» и маленькие «ногогрызы». Все они озабоченно двигались в своих направлениях. Жизнь их шла своим чередом. Голова человека тоже кишела живностью, из-за которой не было видно его лица.
Неожиданно открылись глаза. Часть ползучих тварей разбежалась по сторонам. Зрачки осторожно покосились налево, затем направо…
Николаев чуть не закричал от ужаса, ползающего по нему. Сердце так сильно забарабанило внутри грудной клетки, что он сам почувствовал каждый его стук. Левая рука метнулась и стряхнула с лица большую часть ползучих тварей. Павел Петрович осторожно приподнялся на локте и расширенными от ужаса глазами посмотрел на кровать, которая стояла рядом с ним.
На кровати лежал большой мужчина в возрасте сорока лет. Из его вздутого и треснутого живота выползали ползучие твари. Такими же тварями была усеяна вся кровать. Глаза несчастного испуганно бегали из стороны в сторону.
Николаев резко вскочил. Он начал бешено отряхиваться. За спиной Николаева раздался голос Маскутина - больного, который что-то ел и смачно чавкал:
- Я фигею от такого утра, Павел Петрович.
Николаев вздрогнул и медленно повернул голову. Маскутин сидел на своей кровати и ел… свою же руку. Пальцев на ней уже не было, из рваных ран текла алая кровь с примесью чего-то жёлтого.
Николаев заорал:
- Ты что творишь?!
- Я сам ещё толком ничего не понимаю, - ответил больной. – Есть хотите? – спросил он и протянул Николаеву свою обглоданную руку, с которой капала кровь.
Павел Петрович почувствовал запах тухлого мяса, тут же согнулся пополам и содрогнулся от приступа рвоты.
Маскутин посмотрел на свою руку любопытным взглядом. Его зрачки расширились от ужаса - до его сознания начало доходить то, что он видел.
- О-ё! – прошептал он. - Что это с моей рукой?!
Затем осмотрелся по сторонам и заорал во всю глотку:
- А-а-а!!!
Николаев бросился к двери, нажал на её ручку. Дверь не поддалась. Тогда он налёг на неё плечом и с шумом вылетел в коридор, в котором летали огромные чёрные мухи, и ползало столько всякой гадости, что она образовывала живой писклявый ковёр.
- Господи, объясни мне, - завыл Павел Петрович, - когда же моё отделение успело превратиться в ад?!
Николаев, шатаясь, побрёл по коридору в сторону поста дежурной медсестры. На посту никого не было. Николаев зашёл внутрь отгороженного дежурного поста и посмотрел усталым взглядом на пол.
На полу лежала Алёна. Николаев наклонился и схватил её за руку.
- Алёна! Алёна! – закричал он и стал трясти её нежную ручку.
Дежурная медсестра открыла глаза и непонимающими глазами уставилась на Николаева.
- Что случилось? – спросила она. - Почему я на полу?

8.

Игоревич и Николаич мелкими глотками прихлёбывали чай. На кухне, кроме них, никого не было. Игоревич чувствовал себя хуже некуда. Его мучили и давление, и тошнота, и дикая слабость. Николаич же выглядел бодрячком. Он успел даже побриться.
- Со мной такое происходит второй раз, - сообщил начальник мастерских. - Я не могу вспомнить, как я ухитрился заснуть прямо за этим столом. Я даже не помню тот момент, когда меня потянуло на сон.
Игоревич кивнул и поставил свою кружку на стол. Руки его совершенно не слушались, они дрожали, как листья на ветру.
- Что-то мне совсем нехорошо, - пожаловался он. - Тошнит меня основательно. Всё трясётся, дёргается, стены едут…
- Потерпи чуток, - сказал на это Николаич. - Должно пройти. Меня тоже сразу штормило, как только я проснулся.
Игоревич вытер ладонями свой лоб и мрачно улыбнулся.
- Ты, говоришь, не помнишь, как за столом заснул. А я не могу понять, как я ухитрился заснуть на грязной и мокрой плитке в моечной.
Николаич, допив чай, встал с пустой кружкой в руках.
- Да, тут есть о чём задуматься. Неспроста всё это…
- Давай, Николаич, пока у нас есть время, пробежимся с тобой по больнице, - предложил Игоревич. - Попробуем поискать твою Варвару в хирургии и в других отделениях.
Открылись двери, и на кухню вошёл главврач больницы с ежедневником в руках.
- Доброе утро, мужики! – поздоровался он, косо взглянув на Николаича, который мыл свою кружку.
Игоревич кивнул. Хмельницкий подошёл к нему и пожал руку. Николаич домыл свою кружку и вернулся к столу, молча пожал руку Иван Сергеевича и сел на стул.
- Ну как ты, Николаич? – спросил Хмельницкий.
Николаич непонимающим и немножко встревоженным взглядом посмотрел на Хмельницкого.
- Нормально, а что?
Хмельницкий осторожно взглянул в глаза начальника мастерской. Николаич весь съёжился и проглотил ком, подступивший к горлу.
Хмельницкий почесал затылок и отвёл взгляд в сторону.
- Да, нет… ничего, – ответил он и заговорил о насущном. - Так, мужики, молодцы, что всё здесь взяли в свои руки. Вот для чего я сюда пришёл: считаю необходимым увеличить объём порций в два раза. Продуктов у нас для этого хватает, и мы можем себе это позволить.
Игоревич удивлённо взглянул на Хмельницкого. Затем на Николаича. Он попытался понять по его лицу, что тот про это думает.
Но на лице Николаича не было видно никакой реакции, такое ощущение, что он слова Хмельницкого пропустил мимо ушей, думая о чём-то своём.
- А зачем в два раза больше? – поинтересовался Игоревич.
- Это психологический приём, - пояснил Хмельницкий. - Сейчас все люди в больнице находятся на грани отчаяния, и увеличением пайки мы поднимем их дух, вызовем хоть какие-то позитивные эмоции.
- Тогда нам нужны помощники, - заявил Николаич, а затем поинтересовался. - Кстати, Иван Сергеевич, вы не знаете, куда подевались все работники кухни?
- Куда все подевались, я не знаю, - ответил главврач как-то заторможено, было видно, что на этот вопрос ему не очень хочется отвечать.
Николаич взглянул прямо в глаза Хмельницкого.
- Ну хоть про кого-то что-нибудь знаете?
Хмельницкий нервно обвёл языком сухие губы. В глазах Николаича сверкнули непрошенные слёзы.
- Иван Сергеевич, ну не молчите! – взмолился он. - Я чувствую, что вы что-то знаете!
Хмельницкий с выражением страдания на лице кивнул.
- По правде говоря, я думал, что ты уже в курсе. И потому, как только сюда зашёл, сразу у тебя спросил: «Как ты»?

9.

На первом этаже в туалете горел свет. Магамединов открыл кран, наклонился над умывальником и умылся холодной водой.
- Брр… Какая холодная… Жуть прямо.
Он стряхнул с рук капли воды, вытер их об далеко уже не белый халат и повернулся к Погодину. Пётр Алексеевич стоял, прислонившись к стене.
- Как же обидно! – возмущался он. - Книги мои сожгли, а вокруг так ничего и не изменилось.
- Николаев сразу сказал, что затея эта глупая.
- Делаем выводы, что фантазия моя полностью не уничтожена, - произнёс Погодин и постучал указательным пальцем по своей голове. - Она осталась жить в моей голове и в голове тех, кто успел прочитать всё то, что я написал.
Магамединов мрачно улыбнулся и стал закатывать рукава «белого» халата. Глаза у него при этом подозрительно покраснели.
- Ты толкаешь меня на преступление, Погодин, - заявил Максим Викторович.
- Эй! Эй! – испугался Пётр Алексеевич. - Моя фантазия живёт и в твоей голове. Сколько я тебе всего всякого рассказывал…
Магамединов с серьёзной миной шагнул в сторону Погодина.
- Я уже ничего не помню, - сказал он. - В одно ухо влетело, в другое вылетело.
Максим Викторович потянул свои здоровые лапищи к шее Погодина. Завхоз запаниковал, он никак не мог понять, шутит или не шутит Магамединов.
Раздался шорох, и из-под дверей туалетной кабинки выглянула острая мордочка «зместрелы». Погодин заметил её и головой прижался к стене.
- О, боже! – прошептал он.
Магамединов схватил Погодина за шею.
- Магамединов! – взвизгнул Пётр Алексеевич. - С тобой всё в порядке? Ты же шутишь, да?
Максим Викторович улыбнулся, в его красных глазах появился неприятный блеск.
- Нет, я не шучу. У меня серьёзные намерения.
Погодин оторвал руки Магамединова от своей шеи, развёл их в стороны. По лицу Петра Алексеевича скатилась капелька холодного пота.
- Я ведь вам с Кругловой вчера подробно рассказал всю историю про вестницу смерти, - осторожно напомнил он. - Между прочим, вы сами меня об этом попросили.
Магамединов сунул руки в карманы халата. Погодин кинул взгляд под дверь туалетной кабинки. Под дверью никого и ничего не было видно.
- Это про мрачного духа в виде красивой девушки? – спросил Максим Викторович. - Она там, короче, украла у старухи-смерти её список и пыталась спасти людей, внесённых в этот список. Это ты имеешь в виду?
Погодин закивал.
- Да-да, - вскрикнул он, не отводя взгляда от лица Магамединова.
- Так это не считается. Я тебя вчера плохо слушал. Ничего не запомнил.
Погодин вытер ладонью пот, полившийся ручьём по его щеке и шее.
- Я думаю, того, что ты мне сейчас рассказал, достаточно для того, чтоб и тебя тоже задушить… Так, на всякий случай…
Магамединов хлопнул испуганного Погодина по плечу.
- Знаешь, я вот чего подумал: пускай твоя фантазия ещё поживёт. Давай, мы с тобой Круглову разыщем, узнаем, куда она подевалась. Что-то неспокойно у меня на душе.
- Как?! – притворно забеспокоился Пётр Алексеевич. - А похмеляться мы не будем? У меня, знаешь, как башка раскалывается, литра три надо, чтоб её вылечить.
Магамединов посмотрел на Погодина укоризненным взглядом.
- Погодин, тебе смертная казнь грозит, а ты про какие-то похмелки думаешь. Я вот сейчас выйду в коридор и всем, кого увижу, расскажу, чья это фантазия ожила.
- Не… не надо. Я просто спросил. Пошли искать Круглову. Я согласен. На данный момент, это самое мудрое решение, которое могло прийти в твою голову.

10.

Николаев вместе с Алёной совершали обход своего отделения. Из-под дверей палат выползали беловато- красноватые червячки, похожие на опарышей, и серые жучки, по форме похожие на божью коровку. Под ногами хрустели ползучие твари. Вокруг обуви растекалась жёлтая слизь.
Павел Петрович поднял ногу, чтобы сделать очередной шаг, и слизь соплями повисла на подошве. Он открыл дверь палаты и заглянул внутрь, затем подошёл к следующей и сделал то же самое.
Николаев заглянул практически во все палаты.
- Я не понимаю, - сказал он Алёне, - куда подевалось процентов двадцать моих больных? Неужели они просто взяли и ушли из отделения? Дверь же была закрыта на замок…

11.

Сергей Ветров стоял напротив своего отряда и, держа на плече согнутую в виде кочерги арматуру, внимательно оглядывал каждого бойца.
Психоза не выдержал молчаливого осмотра и нетерпеливо топнул ногой.
- Серёга, пошли уже ловить зверя этого. Время тикает как-никак…
Сергей бросил осуждающий взгляд на Психозу и заговорил:
- Я призываю всех вас быть предельно осторожными. Только вчера я обрадовался, что у нас нет никаких потерь и – на тебе! – тут же ослепли два наших бойца и Вадим, тот самый парень, что рассказал нам про «Зверя».
- Это судьба, – вставил свои две копейки Психоза. - С этим ничего не поделаешь.
- Если честно, мы совершенно не знаем, на что способен наш противник,- сказал Сергей.
Отряд в ответ на эту реплику зашумел.
- Но и наших способностей они недооценили, - закричал Макето.
- Это точно, - поддержал его Шурик.
Капрон, негодуя, зарычал. Он шагнул вперёд и взглянул на расшумевшихся товарищей.
- Цыц, всем! – гаркнул он. - Сергей дело говорит!
Сергей благодарно кивнул.
- Спасибо, Капрон, - произнёс он и продолжил свою речь. - С каждым днём в этой больнице становится всё меньше и меньше живых людей, а это значит, что с каждой потерянной жизнью наши силы уменьшаются. Скоро может случиться так, что сил наших будет недостаточно, чтобы противостоять всему тому, что здесь творится.
Сергей замолчал на секунду. Все его бойцы, молча, с серьёзными выражениями на лицах, смотрели на него.
- Короче, не расслабляемся и не теряем бдительность, - подвёл итог он. - И ещё, нужно, чтоб кто-то остался тут в мастерских и присмотрел за теми, кто ослеп. Их тоже оставлять одних неправильно как-то.
- Пускай остаются все девушки, - внёс своё предложение Капрон. - Мы справимся без них.
Оля тут же выскочила вперёд и кинула умоляющий взгляд на Сергея.
- Нет, я не останусь! – закричала она. - Я пойду со всеми!
Сергей улыбнулся ей.
- С теми, кто ослеп, останутся Тамара и Полина, - решил он. - Остальным нечего сидеть тут без дела.
Затем Сергей обратился к Жоре.
- Ну давай, друг, показывай нам дорогу.
Жора выпятил грудь и рассёк воздух согнутой арматурой.
- Да! Без меня вы никто и звать вас никак, - заорал он, довольный тем, что все на него обратили внимание. – Я, может, последняя надежда человечества!

12.

Хмельницкий опустил руку на плечо Николаича.
- Мне очень жаль, Николаич, Варвара твоя вчера умерла. Её сожрали изнутри ползучие твари. Когда она пришла за помощью в отделение хирургии, было уже поздно что-либо предпринимать.
Игоревич, переживая за друга всем сердцем, вскочил из-за стола.
- Вы точно уверены, что это была Варвара? – спросил он.
Хмельницкий с презрением взглянул на Игоревича.
- Что я, Варвару не знаю? Какие-то вы очень глупые вопросы задаёте.
Николаич зажал рукой рот и застонал. Он отчаянно замотал головой, мол, это неправда, такого не могло случиться.
Хмельницкий отвернулся от Николаича.
- Прости, Николаич, что я тебе так поздно об этом рассказал.
Раздавленный горем Николаич смотрел на спину Хмельницкого, шедшего к двери.
- Я хочу видеть её тело, - закричал он.
Хмельницкий остановился и обернулся.
- Прости, Николаич, но это невозможно. Её тело выбросили через окно, как и тела других людей, погибших от этой неизлечимой заразы.
Николаича всего передёрнуло, и он, вскочив со стула, сорвался на крик:
- Как же вы могли, гады! Она подобного такого не заслужила!!
Игоревич схватил за руку Николаича.
- Сядь, друг… Знаешь, ей, может, вообще повезло. Отмучилась твоя Варвара и уже не видит всего этого ада.
Николаич яростными глазами взглянул на Игоревича.
- Заткнись!
Хмельницкий, воспользовавшись моментом, выскочил из кухни и тихо закрыл за собой дверь.
Николаич сел на стул, наклонился, спрятал лицо в ладони и громко зарыдал.

13.

Николаев вышел из своего отделения на лестничную площадку. Он сел на ступеньки, опустил голову и задумался о чём-то очень грустном. Заскрипела железная дверь. Николаев бросил взгляд в её сторону. В этот же момент в проёме дверей показалась Аллочка с большущим вздутым животом. Лицо у неё, наоборот, было совсем исхудавшее. Под глазами красовались чёрные круги.
- Ой, извините… Вы Погодина не видели?
Николаев растерялся:
- А?.. Нет, не видел…
- Извините, - простонала Аллочка. - Если вы его вдруг увидите, передайте, что мне надо рассказать ему кое-что очень важное.
- Хорошо, Алла, я передам. Как ты…
Аллочка скрылась за дверями. Николаев зарычал и ударил кулаком по стене.
- Ох! – завыл он. - Когда же всё это прекратится?! За что мне это наказание? Кто придумал, что я должен смотреть на то, как умирают знакомые и близкие мне люди?
Где-то сверху хлопнула дверь, и раздались чьи-то быстрые шаги.
- Я умоляю тебя, Господи! – прошептал Николаев. – Пусть всё это закончится здесь и сейчас. У меня нет больше сил…
Звуки шагов стали более громкими, и Николаев увидел Магамединова и Погодина, спускающихся к нему по ступенькам.
- Николаев, у нас беда! – завопил Магамединов.
- У нас уже давно беда, - сказал, не поднимая головы, Николаев.
- Николаев, ты слышишь меня?!
Павел Петрович равнодушно взглянул на Магамединова и Погодина.
- Не кричи, я всё слышу!
- Круглова куда-то пропала! – закричал ещё громче Максим Викторович. - Мы всю больницу обошли! Нигде её нет!
Николаев мгновенно вскочил на ноги.
- Когда?!
Магамединов пожал плечами.
- Если б я знал.
- Мы как-то этот момент проспали, - объяснил Погодин.
- Значит, она пропала как раз в тот момент, Максим, когда мы все дружно погрузились в сон,- сделал вывод Николаев.
- Скорее всего, Паша.
Николаев кинул небрежный взгляд на Погодина.
- Ну, что, Погодин, скажешь, куда по сюжетам твоих книг могла пропасть одна из главных героинь?
- Я не знаю. У меня больница ни в одном, ни в другом романе не погружалась ни в какой всеобщий сон…
- Может быть, - пробормотал Павел Петрович, - вы наконец-то согласитесь со мной, что причина кроется не в фантазиях Погодина?
- Даже, если мы согласимся, что нам это даст? – удивился Магамединов.
- А то! – произнёс Николаев и поднял глаза, пытаясь до конца осмыслить свои выводы, - Фантазия Погодина - это всего лишь визуальная ширма. На её месте, возможно, могла бы быть и другая фантазия. И суть таится не в самой ширме, а в том, что происходит за ней!
- Павел Петрович, не могли бы вы думать более простыми словами, - возмутился Погодин. - Ваши предположения какие-то слишком запутанные и сложные.
- Я хочу, чтобы вы все вспомнили о странных рассказчиках, которые рассказывают какие-то непонятные истории.
- Что за рассказчики?! – вскрикнул Погодин. - Кто они такие вообще?! У меня в романах нет никаких рассказчиков!
- Тихо, Погодин, не вопи! - рыкнул на него Павел Петрович. - Я сам бы хотел понять, кто такие эти рассказчики, и почему всё, что они рассказывают, сбывается в реальном времени…
- Слушайте, а давайте для начала заставим их замолчать? - предложил Магамединов. - Вдруг от этого что-то изменится в лучшую сторону. Должны же мы принимать какие-то контрмеры.

14.

Николаич открыл дверку навесного шкафчика, в котором у него было спрятано десять бутылок водки. Он предпочитал хранить их на кухне, где работала его жена, зная, что она не позволит ему за один раз всё выпить.
Николаич поднялся на цыпочки и потянулся к бутылке, стоящей на верхней полке. За его действиями наблюдал расстроенный Игоревич.
- Может, пока хватит? – сказал он. - У нас с тобой ещё столько работы.
Начальник мастерских достал бутылку, закрыл шкафчик и повернулся к Игоревичу. Лицо у начальника было красное, глаза мутные, налитые кровью. Он шагнул к столу, на котором стояли две рюмки, пустая водочная бутылка и лежал порезанный хлеб.
- Да пошла она в жопу эта работа, - пробормотал пьяным голосом Николаич, сел на свой стул и открыл вторую за утро бутылку.
Игоревич забрал свою рюмку и спрятал в кармашке фартука.
- Извини, Николаич, но я пить больше не буду.
Николаич с презрением посмотрел на Игоревича.
- Как хочешь, тебя никто не заставляет, - сказал он, задрал голову, вставил бутылку себе в рот и стал хлестать из неё водку как воду.
На глазах Игоревича бутылка наполовину опустела. Он не выдержал и вырвал её из рук потерявшего над собой контроль товарища.
- Хватит! Я не могу больше смотреть на то, что ты творишь. Поверь мне, друг, водкой душевную боль ты не заглушишь.
- Слышишь ты, умник! – заревел Николаич. - Не ты ли мне не так давно распинался, что жизнь закончилась?! Что всё, что от неё осталось, не имеет никакого смысла?
Игоревич взглянул прямо в глаза Николаичу.
- Может быть и я! – тем же тоном ответил он. - В тот момент моё сердце разрушало отчаяние, и я был готов покончить жизнь самоубийством. Но Бог мне послал тебя - человека, который всё время мне доказывал, что жизнь ещё не закончилась – и я в какой-то момент понял, что ещё хочу жить….

[Булахов Александр]

15.

Отряд Сергея Ветрова спустился в подвал, повернул в левое крыло и двинулся по коридору. Группа смелых и отчаянных людей прошла мимо указателя «Морг – короткая дорога для медперсонала», под которым было подписано красным маркером: «Гостиница для людей, не собирающихся возвращаться домой живыми».
Впереди всех шли: Жора, Сергей, Оля и Капрон. За ними следовали: Шурик, Жуков, Мария и Рыбин. Отряд замыкали Психоза, Макето и Кристина.
Жора шагал чуть-чуть впереди всех, настроение у него было боевое. Он чувствовал себя героем. Слегка обернувшись, он сказал Сергею:
- Плохо, что мы не взяли с собой верёвку. Нечем будет связать этого «зверя», когда мы его поймаем.
- У Капрона есть моток капроновых ниток, - ответил на это Ветров. - Лучше всякой верёвки.
- Да мы ему и так дадим просраться, - влезла в разговор Оля, - он и без верёвки у нас станет шёлковым.
Жора подошёл к узким дверям, осторожно открыл их и заглянул в узкий коридор. Коридор был пуст. В нём горел неприятный розовый свет, сильно режущий глаза, и стоял запах чего-то палёного, будто где-то перегорела проводка или оплавилась пластмасса. Жора прищурился от света, медленно повернул голову и посмотрел на столпившихся за его спиной бойцов.
- Нам сюда, - пояснил он и первым вошёл в узкий коридор, за ним туда же заскочили Сергей, Оля и Капрон.
Отряд двинулся по узкому коридору.
- Да, какой-то уж очень узкий этот коридор, - заметил Капрон.
- Мрачновато здесь, - прошептал Рыбин.
Жора смело шагал впереди всех.
- Не бздите, всё будет «у парадку», - заверил он.
Позади всех громко скрипнула узкая дверь. Бойцы оглянулись.
- Странно, - удивился Психоза, - я ведь закрыл её.
Люди остановились и уставились на приоткрывшуюся дверь. Она вновь неприятно заскрипела и ещё чуть-чуть открылась.
- Может, стоит посмотреть, - сказала Оля, - чего она вдруг открылась?
- Не мешало бы, - согласился с ней Сергей.
Психоза развернулся и пошёл в сторону приоткрывшейся двери.
- Не дрейфите, господа, - крикнул он. – Психоза сейчас во всём разберётся.
Психоза двигался очень быстро. Вдруг со стороны лестницы тоже раздался скрип. Жора, Сергей, Оля и Капрон мгновенно обернулись. Тишина, никого нет. В голове Сергея промелькнула нехорошая догадка, но он быстро прогнал её прочь.
Капрон протиснулся между Олей и Сергеем.
- Ладно, чего тут стоять, - прорычал он и скомандовал. – Пошли все за мной.
Капрон обошёл Жору и зашагал по коридору. Жора, схватив кочергу обеими руками, двинулся вслед за ним. Сергей и Оля после некоторых раздумий устремились вслед за Капроном и Жорой. Весь остальной отряд (кроме Психозы) продолжил своё движение.
- О, чёрт! – заорал Психоза. - Вы это видите?!
Бойцы вновь обернулись и увидели ворвавшуюся в узкий коридор волну «ногогрызов», их было так много – они лавиной неслись по коридору в сторону отряда Сергея.
- Психоза, давай быстрее сюда к нам, - закричал Макето.
Психоза бросил взгляд на Макето, затем на вжикающих «ногогрызов». Он стал медленно отступать. «Ногогрызы» надвигались всё ближе и ближе, становилось понятно, что он от них вряд ли уже убежит.
Психоза отчаянно улыбнулся. В правой руке у него была «кочерга», в левой - топор. Он взмахнул кочергой и проверил, как она у него крутится и вертится в руке.
- Сейчас-сейчас, мужики, - ответил Психоза.- Я вас догоню.
Неожиданно для всех вскрикнул Капрон:
- Ничего себе номер!
Жора, Сергей и Оля взглянули в сторону Капрона. По коридору со стороны лестницы неслась громаднейшая орава «ногогрызов» - их там было не меньше, чем с другой стороны. Догадка Сергея подтвердилась.
Жора отчаянно заскулил:
- Ой-ёй-ёй…Что ж это будет? Действительно, номер.
Сергей тяжело вздохнул и стал смотреть то в одну сторону, то в другую.
- Это не номер, это грамотная засада, - заявил он. - Чую я, что добром всё это не кончится.

16.

Погодин прошёл по длинному коридору хирургического отделения и постучал в пятнадцатую палату. Дверь ему открыла Алёна.
- Тебе Аллу? – тихо спросила она.
Пётр Алексеевич кивнул.
- Николаев сказал, что она меня искала.
Алёна жестом пригласила Погодина войти.
- Заходи, она здесь…
Пётр Алексеевич зашёл в палату и громко вскрикнул:
- О боже, Алла!
В палате стояло четыре кровати, но только на одной из них лежал человек – это была Аллочка. В палате было более-менее чисто, правда, по самой последней от входа кровати ползали мелкие твари. Алёна подошла к этой кровати и стала сметать прямо в ведро всю ползучую живность.
Аллочка лежала под одеялом, которое уже не могло прятать её большущий вздутый живот. Бледная, с черными кругами под глазами, кинула она на Погодина свой измученный болезнью взгляд.
- Как видишь, и меня эта чума не обошла стороной. Заснула нормальной, а проснулась вот такой.
Погодин упал на колени перед кроватью.
- Скажи, любимая, что я могу сделать?..
- Если ещё любишь, то убей меня.
Пётр Алексеевич схватил слабую руку Аллочки и покрыл её поцелуями.
- Аллочка, прости меня… прости, милая, за то, что я оставил тебя одну…
Погодин заметил, как под кожей Аллочки зашевелились мелкие ползучие твари, и его глаза расширились от ужаса.
- Когда я это явление описывал в своей книге, мне казалось, что это так прикольно будет выглядеть…
Аллочка отдёрнула свою руку.
- Скажи, Погодин, каково это, когда твоя фантазия оживает в реальности? Что ты ощущаешь, как автор всего этого?
Погодин стряхнул с глаз выступившие слёзы.
- Тебе этого лучше не знать.
Аллочка сжала зубы и прошипела сквозь них:
- Нет, ты мне всё-таки ответь! Каково это, когда твои задумки становятся смертельным приговором для других людей? Для целого человечества! Кем ты себя ощущаешь - гением или жестоким убийцей и параноиком?
Погодин поднял несчастные глаза, и его возлюбленная увидела в них боль.
- Прости, меня Аллочка. Я даже не предполагал, что фантазия способна стать... ужасной реальностью.
Аллочка отвернулась от него и уставилась в потолок.
- Из-за тебя Погодин и я теперь перед Богом не чиста. Я совершила такой ужасный поступок, что не будет мне прощения. И всему виной твоя проклятая фантазия…

17.

Психоза нанёс два удара «кочергой» по приблизившейся к нему волне «ногогрызов» и отступил на шаг назад. «Вжи-жи-жить», - громко заревели проклятые твари. Психоза отбивался от них, как только мог: и «кочергой», и ногами. Часть «ногогрызов» улетела от его ударов, часть же прорвалась, они побежали, огибая его с двух сторон.
Макето несмело шагнул в сторону Психозы. Кристина же и вовсе осталась стоять на одном месте.
- Психоза, давай сюда к нам! – заорал во всю глотку Макето. – Ты чего там застрял?!
Психоза вскрикнул и сразу же как-то быстро осел. Ступни его ног оказались отрезаны возле щиколотки. Психоза увидел, как вокруг его отпиленных ног растекается кровь, и завопил диким голосом.
«Ногогрызы» на этом не остановились и стали дальше подпиливать ноги Психозы. Он становился всё ниже и ниже, будто врастал в пол. Волосы на его голове поднялись дыбом.
Психоза, из-за того, что его ноги без остановки подпиливали «ногогрызы», оседал вниз и превращался в сплошной фарш. Через несколько секунд от него осталась одна голова, торчащая из того, что минуту назад было его телом.
Макето встал, как вкопанный.
- Т-твою мать! – выругался он дрожащим голосом, затем обернулся и сказал Кристине:
- Ну вот и всё: отвоевал наш отряд.
- Бойцы, не тормозим! - закричал Сергей и указал «кочергой» в сторону Капрона. - Пробуем пробиваться вперёд, вон к тем двухстворчатым дверям.
Впереди Капрона собралось целое полчище «ногогрызов», оно растянулось метров на восемь в длину.
- Погибать, так с музыкой! – хохотнул Капрон, откинул лопату в сторону, покрепче сжал кочергу и с диким воплем бросился на «ногогрызов». От его сильных и резких взмахов вжикающие ползучие твари улетали по нескольку штук.
Сергей стал за спиной Капрона. Он наносил меткие удары по тем «ногогрызам», что ухитрялись проскочить мимо самодельного оружия Капрона.
- Твари! Получайте, суки!
За спиной Сергея раздался дикий женский вопль. Это заорала Кристина. Сергей обернулся и выругался:
- Твою мать, да помогите ей кто-нибудь!
- Поздно, они её уже сожрали, - сообщила ему Оля.
Сергей вздрогнул о того, что увидел: с другой стороны по кровавому полу катились головы Психозы, Макето и Кристины.
Лавина «ногогрызов», пришедшая со стороны узкой двери, прорвалась к ногам отступающих Рыбина и Шурика. Рыбин и Шурик мгновенно осели и заорали благим матом, их ноги в считанные секунды превратились в кровавый фарш.
- Помогите, они жрут нас живыми! – закричала Мария.

18.

Анна замолчала и провела рукой по разрисованному морозом оконному стеклу:
- О, метнес рега ках! – произнесла она и затем добавила. - Кегер ро!
Тем временем больные двенадцатой палаты хирургического отделения - Ира, Света и Степановна, - уселись на самой дальней кровати, застеленной серым покрывалом. Взгляд у них был пустой, стеклянный - отрешённый от этого мира. Лица - неестественно застывшие, каменные.
- И тогда Андрей Кабен отчаялся, - продолжила свой рассказ Анна. - Он понял, что его попытки всё исправить не принесут нужного результата, так как многое решало время, которое он безрезультатно растратил.
Внезапно в глазах Иры появился серебристый блеск, он раскалился внутри них и превратился в две яркие огненные точки. Лицо девушки ожило.
- Скажите, Анна, а почему мы не можем просто убивать? – спросила она. - Зачем нам такие сложные схемы?
Анна улыбнулась ласковой улыбкой и шагнула в сторону Иры.
- Любое убийство противоречит всем законам мироздания. Убийство без причины – это пошлость, это варварство. Пойми, в любом действии должно быть заложено максимум пользы. Примитивные поступки свойственны, как правило, примитивному разуму. Такому, например, как у человека…
- Но для Андрея Кабена целью является обыкновенное убийство, - заметила Ира и повысила голос. - Зачем, скажи мне, вся эта бестолковая прелюдия к простому акту убийства?
- Ты это поймёшь, когда освоишь основы тактической логики, - сказала Анна.
- Ты не ответила на мой вопрос, - разозлилась Ира.
- Всё очень просто, - стала объяснять рассказчица. - Открытым, не скрывающим своё намерение действием, вы бы раскрыли себя, как угрожающий фактор, тем самым, спровоцировав своего врага на ответные меры. И это ещё самые маленькие проблемы, которые из таких открытых действий вытекают. Теперь тебе хоть чуть-чуть стало понятно?
Ира кивнула и улыбнулась, удовлетворённая ответом.
- Итак, Ира, смотри мне в глаза, - приказала Анна. - Взгляд свой не отводи. Почувствуй, что мы с тобой единое целое.
Ира послушно уставилась в глаза Анны. Взгляд у Иры при этом переменился на серьёзный, сосредоточенный. Из её носа вытекла бордовая струйка крови.
Анна тихонечко выругалась. Она подошла к Ире, сняла со спинки кровати белое полотенце с рыжими пятнами и вытерла кровь с лица девушки.
- И тогда произошло то, чего не ожидал сам Андрей Кабен, - зашептала Анна. - В убежище, в котором он прятался, зазвонил телефон, и какой-то седой мужчина протянул ему трубку и произнёс: молодой человек, это, скорее всего, спрашивают вас. Ответьте, если вам не трудно.
Неожиданно, вырвав с мясом защёлку, на которую была закрыта дверь, в палату ворвались Магамединов и Николаев.
- Анна, с этой минуты я запрещаю вам произносить что-либо! – рыкнул Павел Петрович. - Вы закрываете на замок свой милый ротик и следуете за нами.
На лице Анны появилось неподдельное удивление.
- Что случилось, мои милые? – спросила она, выглядя при этом, как невинное дитя. – Чем я вас так разозлила?
Магамединов кинул взгляд на Иру, Свету и Степановну. Все трое сидели в одинаковых позах, положив руки на колени, и не шевелились, словно они были не людьми, а роботами, которых отключили на время. Магамединов, увидев всё это, покраснел от гнева и заорал на Анну:
- Тебе же сказали: закрой рот и следуй за нами! Будешь сопротивляться, потащим силой.
Анна резко вытянула вперёд свои руки. Магамединов и Николаев, не сговариваясь, сразу же схватились за них.
- А ну встали на колени, живо! – сквозь зубы прошипела женщина.
Магамединов и Николаев громко вскрикнули, и, сильно сжав челюсти, повалились на колени. Их лица перекосились от боли. Мышцы шеи вздулись буграми, словно они были надувные, и их кто-то перекачал насосом.
- А-а! – завопил Магамединов, чувствуя, как его глаза вылезют из глазниц.
- Ох! – застонал Николаев. – О-о-ох!
Анна сверху вниз посмотрела испепеляющим взглядом на Николаева и Магамединова:
- Неужели, вы, ничтожества, думаете, что можете мне что-то сделать?! Как вам вообще такая мысль могла прийти в головы?! Ползите отсюда, пока я вас не уничтожила.
Мужчины схватились за головы и дико заорали из-за невыносимой боли, возникшей в их черепных коробках. Максим Викторович прямо на коленях попытался добраться до выхода, но и двух метров не продвинулся, закатил глаза и рухнул на пол. Павел Петрович тоже повалился рядом. Он задёргался как эпилептик, а затем замер. На его губах показалась густая жёлтая пена.
Анна, взглянув на поверженных мужчин, улыбнулась. Повернувшись к своим невольным слушателям, она спросила:
- На чём я остановилась?
И неприятно засмеялась, будто это фраза была какой-то очень смешной шуткой.

[Булахов Александр]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Безвыходное положение.

1.

Тем же утром в подвале больницы по узкому коридору навстречу Марии быстро двигались «ногогрызы», они ревели и визжали своими пилами. Молодая женщина, широко раскрыв глаза и кусая губы, смотрела на ужас, приближающийся к ней.
Мария понимала, что это приговор не только для неё, но и для всего отряда, попавшего в западню, и не верила в благоприятный исход битвы. За её спиной стоял перепуганный до смерти Жуков.
- Помогите же мне, я вас умоляю! – закричала она.
Сергей резко обернулся и взглянул на Марию и Жукова. Женщина впустую размахивала «кочергой». Она была в истерике, и не соображала, что делает. У неё тряслись колени и локти. Жуков тоже никак не мог перебороть свой страх, его подбородок ходил ходуном.
- Вот же блин!!! – выругался Сергей.
Он стремительно проскочил мимо Жоры и Оли, и гаркнул по ходу своего быстрого передвижения:
- Жора, защищай ноги Капрона!
Жора, округлив глаза, повернулся к Сергею.
- Я? - испуганно переспросил он. - А? Что?
Оля прорвалась вперёд Жоры и со всего размаху ударила «кочергой» по «ногогрызу», который подскочил к ногам Капрона и угрожающе зашумел своей острой пилой.
- Я здесь сама справлюсь! – крикнула смелая девушка, от удара «кочерги» в разные стороны разлетелись искры и жёлтые брызги.
- Молодец, боец! – похвалил Сергей. - Так держать!
Мария, закрыв глаза, случайно попала «кочергой» по приблизившемуся к её ногам «ногогрызу».
- Нате вам! Получайте, суки! – заорала она и нанесла ещё несколько таких слепых ударов по ползучим тварям.
Жуков в это время стоял с раскрытым ртом и смотрел за действиями Марии. Сергей оттолкнул его в сторону и рявкнул:
- Чё стоишь, зажав яйца? Думаешь, молоко прибудет?
Сергей схватил за локоть Марию и притянул её к себе, одновременно ударив «кочергой» по «ногогрызу».
- Получай, падла! - крикнул он, встал впереди Марии и обрушил с десяток ударов по противнику.
Строй «ногогрызов» превратился в кучу бестолковых тварей, они лезли с разных сторон и мешали друг другу при передвижении.
«Ногогрызы» уже не строем, а один за другим нападали на отчаянного парня. Сергей бил по ним со всего размаху, не жалея сил. Твари отлетали от ударов на большое расстояние.
И всё-таки один из «ногогрызов» проскочил возле ног командира отряда. Сергей развернулся и разрубил пополам шустрого монстрика. В это же время к его ногам подскочили ещё два «ногогрыза». Сергей и им уделил своё внимание.
- Жуков, не тормози! – закричал он. - Давай сюда! Защищай мои ноги!
Жуков не заставил себя ждать, он уставился на одного из «ногогрызов», который вот-вот собирался полоснуть пилой по ноге Сергея.
- Я здесь! – обрадовал своей расторопностью Жуков. - Я здесь, Сергей!
Он размахнулся и со всей силы опустил «кочергу» в сторону «ногогрыза», но попал по ноге командира. Сергей, вскрикнув, отступил шаг назад и спиной налетел на Жукова.
- Что ты творишь, падла? - спросил он.
Жуков отскочил от Сергея на целых два шага назад.
- Прости, - заныл «падла». - Прости, Серёга!
Лицо Сереги перекосило от боли. Он сжал зубы и продолжил лупить по «ногогрызам», один за другим они улетали от его «кочерги». Затем, положив согнутую арматуру на плечо, дал несколько секунд отдохнуть рукам.
- Капрон, быстрее прорывайся к дверям! – скомандовал он. - На тебя вся надежда!
2.

Смутная тревога потянула Фёдора Ивановича к окну, на котором мороз оставил свои рисунки. Он не мог объяснить себе причину резко возникшего волнения. Но что-то не давало ему покоя. Что-то было не так, он это чувствовал.
Старик встал у окна и провёл рукою по стеклу, точно так же, как это сделала Анна, и хмыкнул.
Фёдор Иванович медленно повернулся и взглянул на Василия и Пузыря, которые как бедные родственники уселись на одной кровати и уставились «стеклянными глазами» в никуда.
- Скажите, как это так получилось, что из моей тумбочки исчезла одна очень важная папка? - спокойным тоном спросил Фёдор Иванович.
- Так это… - заговорил Василий, после того, как его глаза стали живыми, - вчера вечером в палату неожиданно ворвались два врача, сказали, что они проводят обыск, открыли вашу тумбочку и забрали из неё папку.
Фёдор Иванович бросил изумлённый взгляд на Василия.
- И что получается: вы тупо сидели и смотрели, как они достают эту папку из моей тумбочки?
Глаза Пузыря вмиг растаяли, и он искренне возмутился:
- Но с вашей стороны не было никаких указаний по поводу этой папки. Откуда мы могли знать, стоит ли реагировать на действия врачей?
Фёдор Иванович замычал, пытаясь внутри себя перебороть свои злые эмоции.
- Ладно, проехали! – выкрикнул он. - Эта папка в принципе для меня уже не имеет никакого значения. Меня больше всего злит сам факт её исчезновения.
Взволнованный досадными мелочами старик отвернулся от Василия и Пузыря и вновь посмотрел на разрисованное морозом окно, потёр по стеклу пальцами и взглянул на улицу через образовавшийся просвет.
- Что это… я не пойму… никак, - прошептал Фёдор Иванович и потянулся руками к форточке, открыл её и выглянул во двор.
- Твою мать! – заорал он. - Да что же это такое!
Старик бросился к выходу из палаты. Он распахнул дверь и кинул испуганный взгляд на Василия и Пузыря.
- Я не совсем понимаю, что происходит, - пробормотал он. - Но один рассказчик обязательно должен замолчать.
Фёдор Иванович выскочил из палаты и побежал по коридору ожогового отделения, как молодой мальчишка, не знающий что такое аритмия.

3.

Погодин сел на полу возле кровати Аллочки. В его душе закипела обида на её злые и несправедливые слова. Она лежала, закрыв глаза, под грязным одеялом и стонала от боли, разрушающей её тело. В палате не хватало свежего воздуха, воняло испорченным мясом, тухлой капустой и ещё непонятно чем.
- Аллочка, я хочу понять, о каком ужасном поступке ты говоришь? – тихо произнёс Пётр Алексеевич, не надеясь на то, что его возлюбленная найдёт в себе силы для того, чтобы ответить.
Однако старшая медсестра открыла тяжёлые веки и заговорила слабым голосом:
- Несколько дней назад ко мне в кабинет постучался Беленький и сказал, что у него ко мне есть очень важное дело и сразу же добавил, что одни очень серьёзные люди способны изменить всю мою жизнь в один миг.
Аллочка замолчала, и Погодин кинул на неё нетерпеливый взгляд.
- Ну и, причём здесь моя фантазия?
- А притом, Погодин! Следующее, что он у меня спросил: во сколько я оцениваю её – твою грёбаную фантазию? И я ему тогда рассмеялась прямо в глаза.
На лице Погодина возникло выражение душевной боли и страдания.
- Прям так и рассмеялась? – проскулил он.
Аллочка увидела кислую мину своего Петеньки.
- Погодин, помолчи чуток! Не беси меня! - взвизгнула она. - Так вот Беленький с презрением посмотрел на меня и произнёс странную фразу: Аллочка ты не представляешь, какую цену может иметь нестандартная фантазия… такая, например, как у твоего Погодина. Я тебе дам двести тысяч долларов только за то, что ты мне добудешь ключи от его каморки.
Глаза Погодина от удивления увеличились в два раза.
- И он реально заплатил тебе такие деньги? – спросил опешивший завхоз.
Аллочка тяжело вздохнула и ответила:
- Да, заплатил.
Увеличившиеся глаза Погодина вмиг заволокли свинцовые тучи, он взглянул на Аллочку пасмурным взглядом, готовый в любую секунду разрыдаться.
- Получается, ты продала меня и ещё пытаешься меня и мою фантазию в чём-то обвинять?
Аллочка, собрав остатки сил, приподнялась в постели.
- Не спеши Погодин с выводами, - попросила она. - Можешь мне верить, можешь не верить, но я очень сильно любила тебя, да и люблю до сих пор. И поэтому тебе открыто заявляю, я не понимаю, что со мной произошло…. Что-то чёрное и мрачное обволокло на время мою душу, и я без всяких колебаний согласилась на предложение Бориса Анатольевича.
- Этим чёрным и мрачным являются большие деньги, и ничто иное, только они способны так сильно разрушать души людей и менять существующие реальности….
- Нет, всему виной твоя фантазия, - вскрикнула Аллочка, - она представляет собой совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Это какой-то вирус, который
заражает души людей, и они совершают необдуманные поступки. Это какая-то
специфическая паранормальная дрянь, которая самостоятельно сама по себе меняет реальность.
Погодин, тяжело вздохнув, схватился за голову.
- О, Боже, я только теперь понимаю, какой всё это бред. Ведь, я точно так же, как и ты придавал своей фантазии сверхестественные способности. Но сейчас, когда я слушал тебя, у меня открылись глаза. И я вот тебе что скажу: не может что-то само по себе творить зло. Только кто-то всегда в ответе за что-то, и только кто-то, а не что-то может творить зло.
Аллочка вся покрылась потом, но всё-таки, несмотря на свой большой живот, полностью села на кровати и опустила ноги на пол.
- Правильно! – завопила она. - Ты это всё придумал! Ты сотворил всё это зло!
- Не совсем всё так! – заорал в ответ Погодин. - Да, я всё это придумал, но не я всё это оживил, не я всё это превратил в реальность. Это сделал кто-то другой….

4.

На втором этаже в шестнадцатой палате терапевтического отделения Валентина Петровна продолжала рассказывать историю об эпидемии, развившейся в больнице по вине врачей. Она сидела на кровати и чесала лапищей свой громадный нос. Слова из её рта вылетали, как пчёлы из растревоженного улья.
- На этот раз переносчиком инфекции стал какой-то сумасшедший врач. Он перенёс инфекцию с третьего на четвёртый этаж очень необычным и смешным способом.
Первой не выдержала Вика, она топнула ногой и крикнула:
- Хватит пока! Я не могу уже больше. Давайте обо всём этом поговорим вслух. Вы не против, Валентина Петровна? Дело в том, что я ощущаю, как вы делаете сразу несколько дел, и это меня существенно отвлекает.
Валентина Петровна встала с кровати, и обвела взглядом всех больных шестнадцатой палаты (Вику, Сарнацкую, Чеславовну и Василису), которые сидели на своих кроватях.
Стены за спинами женщин покрылись инеем. Сами они покраснели от холода, щёки их и вовсе посинели, но глаза при этом горели странным притягивающим к себе серебристым огоньком.
- Хорошо, - согласилась рассказчица. - Давайте поговорим вслух….
За спиной Валентины Петровны стена полностью покрылась ярко-мерцающей «ледяной корочкой». Женщина-монстр с шумом выдохнула воздух из лёгких и заговорила неприятным прокуренным голосом:
- Мир, в котором вы живёте, придумал создатель, более того, он и вас наделил способностью быть создателями, так как создал вас по образу и подобию своему.
Чеславовна аж подпрыгнула на своей кровати, на столько сильно зацепила её новая информация.
- Ничего себе! – взвизгнула она. - Получается и, мы можем создавать миры?
Валентина Петровна кивнула в ответ.
- Можете и создаёте. У каждого из вас был либо свой дом, либо квартира, либо комната, либо какой-то уголок… неважно у кого что…. Важно то, что у каждого там было всё по-своему. Это и есть пример миров, которые вы сами создавали.
- Я никогда не задумывалась о том, что мы являемся создателями, - сказала Сарнацкая.
Валентина Петровна подняла указательный палец к верху.
- Да, но между создателем, придумавшим ваш мир, и вами имеется существенная разница, - сразу пояснила женщина-монстр. - Она заключается в масштабах того, что он и вы создаёте.
- Но, если следить за вашими рассуждениями, - осторожно заметила Вика, - то получается, что и мы можем стать такими, как создатель нашего мира, и мы можем развить в себе способность создавать такие же огромные миры, как и он.
Валентина Петровна подошла к Вике и погладила её голову своей громадной ладонью.
- К этому разговору, моя прелесть, который ты затронула, мы ещё вернёмся…. Сейчас же самое главное вам понять одну истину: для того, что бы создать что-то новое, необходимо это что-то придумать.
Валентина Петровна отошла от Вики, стала в центре палаты и подняла указательный палец высоко к верху:
- И вот тут-то без фантазии вам не обойтись!

5.

Николаев открыл глаза и уставился на белый потолок. В воздушном пространстве появилось много блестящих звёздочек и несколько здоровых чёрных мух. Павел Петрович попытался приподняться, но у него это не получилось, и он обессилено опустил голову.
Николаев застонал, закрыл глаза и повернул голову на бок. У него появилось такое ощущение, что пол, на котором он лежал, зашевелился.
- О, боже, как мне плохо, - прошептал он охрипшим голосом и снова открыл глаза.
Перед ним красовался пол, по которому ползали мелкие твари – беловато- красноватые червячки и серые жучки. А чуть дальше виднелись ноги Магамединова, которые наполовину утонули в живом ковре.
Николаев оттолкнулся рукой от пола и сел. Всё - стены, двери одиннадцатой и десятой палат, пол, потолок - закружились в быстрой невыносимой карусели. Павел Петрович с трудом понял, что находится в коридоре хирургического отделения недалеко от палаты, в которой Анна травила свои пророческие байки.
Николаев резко согнулся вперёд, и его вывернуло наизнанку. Затем всё его тело затряслось, голова непослушно зашаталась в разные стороны, и он с трудом взглянул на Магамединова, который сидел с закрытыми глазами на полу, оперевшись о стену.
- Магамединов! – позвал Николаев охрипшим голосом, словно его контузило. - Магамединов!
Максим Викторович не проявил никакой реакции, и это напугало Николаева.
Павел Петрович почувствовал неладное.
- Блин, - застонал он. - Вот же влипли.
Николаев встал и шатающейся походкой двинулся в сторону Магамединова. Он услышал, как сильно забилось его сердце, казалось, что оно вот-вот вырвется наружу.
- Магамединов, вставай друг! – прохрипел Павел Петрович. - Нечего здесь лежать.
Николаев подошёл совсем близко к Магамединову. По лицу Николаева заструился холодный пот, а глаза его жутко покраснели. Он опёрся одной рукой о стену, другой же схватился за голову и завыл от боли, сжимающей тисками его мозги.
- Ох…. Ох, - вновь застонал Павел Петрович.
Он опустился на корточки рядом с Максимом Викторовичем и выругался:
- Магамединов, чёрт тебя побрал!
А затем ладонью ударил своего друга по щеке. Магамединов мгновенно открыл глаза и непонимающими глазами уставился на Николаева.
- Максим, - зарычал Павел Петрович, - нам надо уходить, пока эта дура ещё чего-нибудь не вытворила.
В ответ Магамединов порадовал Николаева придурковатой улыбкой.
- Бегемот ты… хи-хи… ободранный, - произнёс он и потянулся рукой к лицу Павла Петровича,- Тютельку тебе б пришить….
Николаев не выдержал и со всего размаху приложился ладонью к щеке Магамединова и закричал:
- Какую нахрен тютельку?! Магамединов, ты соображаешь, что говоришь?!
Магамединов отрицательно завертел головой.
- Нет! Ты не хороший! - заявил он. - Моя тютелька тебе не подойдёт.
Николаев резко схватил Магамединова за руку и потянул его за собой.
- Пошли отсюда! Здесь небезопасно.
Магамединов протопал за Павлом Петровичем целых три шага и вырывал свою руку.
- Подожди, я пописаю,- сказал он, отвернулся от Николаева, расстегнул ширинку и стал мочиться прямо на пол.
Николаев чуть не подавился воздухом, видя, что вытворяет его друг.
- О, Боже! – прошептал он.
И, как назло, в этот же момент открылась дверь двенадцатой палаты, и в коридор выглянула Анна. Она взглянула прямо на Магамединова. Максима Викторовича это совершенно не смутило. Он спокойно завершил сей некультурный процесс.
Николаев испуганными до жути глазами смотрел на Анну, на её лицо, ожидая всего самого невероятного, что могло ещё с ним случиться.
- Всё хорошо…. Всё хорошо, - пробормотал он. - Мы уже уходим.
Павел Петрович крепко схватил за локоть Магамединова и потащил его за собой. Максим Викторович послушно побрёл за ним, на ходу застёгивая ширинку.

6.

Рыжов надоело тупо сидеть и ждать, когда в телефонной трубке появятся гудки. Он распахнул дверцы единственного в ординаторской шкафа и выудил с верхней полки бутылку коньяка, которая там была не последняя.
Расположившись за маленьким круглым столиком, на котором стояли рабочий телефон, хрустальный фужер и пластиковая ваза с конфетами, он потушил дымящуюся в пепельнице сигарету.
Он налил себе коньяка и выпил. Затем закрыл глаза и на несколько минут растворился в тишине…. Ему приснился дом, который он мечтал построить своими руками.
Красивый и уютный домик выглянул из утреннего тумана, и его золотистая крыша засверкала под нежными лучами раннего солнышка. Защебетали птички на берегу, чарующего своей безграничностью, озера. И он, не стеснённый никакой одеждой, вышел из домика и побежал к прозрачной воде, которая так его манила, так звала….
Молодой мужчина проснулся и прислушался к тишине. Она показалась ему странной, слишком молчаливой. Ни скрипа, ни писка, ни звука. Он потянулся к бутылке, открыл её и налил ещё коньяка. Тёплая жидкость согрела желудок, и приятная энергия распространилась по всему его телу.
Рыжов мог поклясться, что услышал, как абсолютная тишина сменилась обычной, допускающей редкие звуки и шорохи. Мелкая колючая дрожь пробежала по его телу. Он снял трубку c телефона и крикнул в неё:
- Алло, связь, ты где?
Сделал он это для того, чтоб побороть страх, зародившийся где-то в глубине позвоночника в области копчика. Однако в ответ ему из трубки раздалось хорошо слышимое неприятное, жуткое завывание ветра.
- Брр! – сказал он сам себе. - Дурацкая затея!
И сразу же после этих слов в трубке появился телефонный гудок.
- Во, блин! – вскрикнул Рыжов, быстро дожевал конфету и дрожащей рукой набрал какой-то номер.
На другом конце провода после непродолжительных гудков раздался голос уставшего мужчины:
- Служба спасения слушает.
Сильно взволнованный Рыжов вместе с трубкой телефона выскочил из-за стола и заорал:
- Это вам из областной больницы звонят. Нам срочно нужна ваша помощь.
- Минуточку подождите,- ответил уставший голос.
Рыжов аж заплясал на одном месте от нетерпения. Он услышал, как на том конце к телефону подошёл кто-то другой.
- Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен и во всём, что происходит, виноват именно я.
Рыжову очень не понравился визгливый голос его нового собеседника.
- Слышишь ты, Кабан, мне сейчас похрен кто в чём виноват. Мне нужна реальная помощь тех людей, которые могут помочь нам выбраться из здания
больницы. Ты понимаешь, о чём я говорю?
- Для начала,- попросил Андрей Кабен, - вы не могли бы мне просто не грубить….
Рыжов, опьянённый коньяком, моментально среагировал на просьбу в своём духе:
- Да, пошёл ты в жопу козёл! – крикнул он и бросил трубку на телефонный аппарат, в ординаторской сразу же стало темно.
- Чёрт! – взвизгнул Рыжов. - Андрей Кабен… кто-то про тебя мне что-то рассказывал….
За спиной Рыжова что-то загремело. Он подскочил к выключателю, включил свет и увидел на полу деревянный подоконник и всё то, что на нём стояло (цветы в горшках и небольшую лейку). Там, где должно было находиться само окно, располагалась сплошная серая стена.
Рыжов в панике завертелся на одном месте и заметил, что его окружили одни сплошные стены, более того эти стены двинулись навстречу друг другу. За счёт чего площадь ординаторской стала катастрофически уменьшаться.
За пару секунд до своей смерти Рыжов завопил изо всех сил. Раздался громкий треск и хруст ломающихся костей. Стены зажали свою жертву, не оставив ей выхода.

7.

Оля открыла двустворчатые двери, и, схватив Сергея под руки, вытянула его на лестничную площадку, от которой лестница вела вниз к подземным этажам.
С ног Сергея текла кровь, брюки ниже колен были полностью пропитаны ею. Места, где «ногогрыз» зацепил ноги парня своими пилами, кровоточили во всю.
Глаза у Сергея слегка приоткрылись, но взгляд у него отсутствовал. Он, видимо, уже ничего не понимал и находился во власти шока и боли.
Оля опустила Сергея на холодный пол лестничной площадки и вернулась к дверям. Она открыла их и осторожно выглянула в узкий коридор. В нём стоял густой пар, все стены и потолок были забрызганы кровью. На полу разлагался человеческий фарш, по которому и внутри которого ползали и вжикали «ногогрызы». Сверху фарша виднелись головы Жукова, Марии и Жоры. В метре от двухстворчатых дверей на полу в луже крови сидел Капрон, у него одна нога была отрезана по колено, вторая почти полностью, на левой руке у него не было пальцев. Капрон из последних сил наносил здоровой рукой удары «кочергой» по «ногогрызам», крутящимся возле него.
Капрон бросил измученный болью взгляд на Олю.
- Уходи отсюда! – рявкнул на неё он.
Оля шагнула к Капрону и попыталась схватить его за руку. Капрон оттолкнул её от себя раненной рукой и скривился от новой вспышки боли.
- Уходи, я сказал! Спасай Сергея!
Оля остановилась в нерешительности. Шустрый «ногогрыз» бросился в её сторону, Капрон прихлопнул его «кочергой». Вокруг «ногогрыза» растеклась жёлтая слизь.
Оля, проглотив ком, подступивший к её горлу, прошептала:
- Прости, Капрон, и прощай!
После чего она развернулась и скрылась за двустворчатыми дверями.
Выскочив на лестничную площадку, Оля схватила Сергея под руки и потянула вниз по лестнице, оставляя за собой кровавый след. Сергей застонал.
- Потерпи, мой хороший, я сейчас что-нибудь придумаю, - сказала Оля и почувствовала, как слёзы навернулись на её глазах.

8.

Николаев, шатаясь, как будто один выжрал пол-литра водки, поднимался по ступенькам с третьего на четвёртый этаж. Его мозжечок давал сбои – ноги цеплялись одна за другую. За ним, ковыряясь мизинцем в носу, плёлся Магамединов.
- Погодин, отзовись, ты где? – закричал Павел Петрович, чувствуя, что может потерять сознание или ещё чего хуже - умереть от остановки сердца прямо тут на лестнице.
Сразу же в ответ откуда-то снизу раздался ответный крик.
- Я тут.
Николаев остановился и сел на одну из ступенек. Магамединов прошёл мимо него и стал подниматься выше. Николаев обернулся и проводил его расстроенным взглядом.
Павел Петрович вытер ладонью испарину, выступившую на лбу. Голова от боли разрывалась на части, перед глазами стоял туман. Он никак не мог понять, что с ним происходит.
- Я уже здесь, Павел Петрович, – сообщил Погодин. - Искали меня?
Николаев указал Погодину, чтоб тот садился рядом. Погодин послушно сел рядом с ним.
- Расскажи мне, Погодин, где и что творится, - попросил Николаев. - А то я вообще уже ничего не понимаю.
- Моя Аллочка умерла, - первым делом выпалил несчастный завхоз.
- Повезло же ей, - буркнул Павел Петрович.
- К чёрту такие везения! – возмутился Пётр Алексеевич.
- Прими мои соболезнования, друг… и давай рассказывай, что знаешь интересного.
- Что я могу вам рассказать? Все, кто может ещё ходить, уходят выше на несколько этажей. Первый этаж пустой: ни людей, ни трупов. На втором этаже… кстати он уже открыт… среди разлагающихся трупов есть ещё и живые люди, но все они уже не жильцы на этом свете. На третьем этаже остались только заражённые и их родственники.
Погодин развёл руками.
- Ну, вот и всё, что я могу вам рассказать.
- Ясно. Круглова нигде не попадалась тебе на глаза?
- Обижаете меня, Павел Петрович, если б я её увидел, так давно бы вам об этом уже сообщил.
Николаев не выдержал и схватился за голову.
- О, Боже, как у меня раскалывается голова, - пожаловался он.
Погодин бросил в его сторону сочувственный взгляд.
- Бывает…. Я вам вот ещё чего хотел сказать…. Всё, что сейчас происходит в больнице в реальности, является не только моей фантазией. Но и чей-то ещё. Я
это чувствую как автор на подсознательном уровне…. Кто-то ещё тут старается и из кожи вон лезет, лишь бы что-нибудь ещё этакое придумать. Этот кто-то, как мне кажется, взял мою фантазию за основу и теперь пытается довести её до совершенства.
Николаев взглядом мученика посмотрел на Погодина.
- Какое совершенство – твою мать! Ты бредишь, Погодин, или мне это кажется?
- Не спешите, - настоял Погодин, - давайте, по полочкам разложим всё, что происходит. И определим, что к моей фантазии относится, а что нет.
- Я не пойму, зачем нам всё это, - удивился Павел Петрович.
- Без глубокого анализа над происходящим нам не докопаться до истины,- объяснил завхоз. - Поверьте мне, без этого нам никак не обойтись.
Николаев поднялся со ступенек и почесал свою бороду.
- Ну, хорошо…. Давай тогда мы с тобой расположимся в ординаторской на четвёртом этаже и устроим там что-то вроде нашего военного штаба.

9.

Круглова вырвалась из цепкой хватки глубокого сна. Она с шумом вдохнула в себя воздух и открыла глаза. Её окружала абсолютная темнота.
Елена Степановна почувствовала, что лежит на какой-то колючей шерстяной одежде. Она попыталась повернуться и сразу же поняла, что лежит не на полу.
Ей повезло, ещё одно неверное движение, и она могла бы свалиться куда-то вниз. Где она находится? На чём лежит? Что за бред такой? Как она, вообще, здесь – неизвестно где - оказалась?
Круглова потянулась к карману джинсов и вытянула из него зажигалку. Раздался щелчок, и появилось маленькое пламя. Елена Степановна осветила место, в котором находилась. Она лежала в каком-то помещении на двух толстых параллельно расположенных трубах в куче старого рваного хламья.
Круглова осторожно приподнялась, села и свесила ноги с труб. Она посветила вниз и прикинула, на какой высоте находится. Бетонный пол размещался на расстоянии полуметра от её ног. На полу лежал какой-то «Зверь», чем-то напоминающий человека: у него имелись руки, ноги и голова. Только сам он казался каким-то очень мерзким, у него было отвратительное дьявольское лицо.
Зажигалка обожгла пальцы Елены Степановны и погасла. Раздались нервные щелчки зажигалкой, и Круглова вновь засветила вниз и взглянула на «Зверя», который спал тревожным сном в куче тряпья и прямо во сне стонал. Она обратила внимание, что он не высокого роста, хилый, с тонкими руками и ногами, с большой головой, на которой сверху бурлила и растекалась жёлтая слизь. Кожа у «Зверя» была не то серая, не то синяя.
Круглова осторожно поднялась и сделала несколько шагов по трубам, освещая при этом себе дорогу, они, как назло, заскрипели, и за её спиной раздался голос «Зверя».
- Не бойся, я тебе не враг.
Зажигалка Кругловой вновь погасла.
- Вот же, блин! – матюгнулась Елена Степановна.
Круглова защёлкала зажигалкой, её руки при этом непослушно затряслись.
Из зажигалки выскочил оранжевый огонёк. Круглова посветила в сторону пола.
В куче тряпья, где лежал «Зверь», сидел красивый мужчина 35 лет в сером костюме и очках.
- Что ты за тварь такая?! – закричала Круглова. - И можешь не выдавать себя за человека, я видела твоё истинное обличие.


10.
Магамединов в отличие от Николаева не жаловался на головные боли и общее плохое самочувствие. У него было отличное настроение, и к тому же появилась масса новых интересных дел. Держа за руку часть хорошо разложившегося человеческого трупа (ноги у трупа отвалились где-то раньше), он вышел из хирургического отделения на лестничную площадку и, насвистывая какую-то непонятную мелодию, стал подниматься вверх по лестнице.
Очутившись в ожоговом отделении, Максим Викторович, не отпуская часть разложившегося трупа, двинулся по длинному коридору. Ползучие твари, кишащие в трупе, встревожено зашевелились и неприятно зашумели. Две женщины с ужасом наблюдали за действиями Магамединова.
Максим Викторович подошёл к третьей палате, открыл дверь и, вместе с частью разложившегося трупа, зашёл в палату.
- Здравствуйте, девчата! - закричал он. - Посмотрите, кого я к вам привёл….

11.

Николаев и Погодин разместились в ординаторской ожогового отделения. Они уселись за круглым столом в мягкие кожаные кресла. Павел Петрович трясущимися руками выдавил из пластинки анальгина две таблетки, проглотил их и запил водой из гранёного стакана.
Погодин с сочувствием посмотрел на Николаева.
- Что головная боль всё ещё не утихомирилась? – спросил он.
Николаев весь перекривился и поставил стакан с водой на стол.
- Я сейчас повешусь от этой жуткой боли…. Давай, Погодин, продолжай…. Что ты там говорил на счёт глубокого анализа?
Пётр Алексеевич улыбнулся и стал делиться своими мыслями:
- В какой-то момент времени, я понял, что всё, что происходит в больнице очень похоже на сюжеты моих произведений. Потом, я заметил, что из всех моих фантазий наиболее реализована фантазия романа «Молчания».
- Я как-то вам с Магамединовым говорил, что твоя фантазия это всего лишь визуальная ширма,- перебил его Николаев. - Мы все тут с ума сходим: вот, смотрите, фантазия Погодина ожила, а в это время за этой ширмой творятся какие-то очень опасные с необратимыми последствиями действия.
- Хорошо, - вздохнул Погодин. - Давайте подумаем, в этом направлении. Какие полезные выводы можно сделать из вашего предположения?
- Выводы делать ещё рано. А вот предположить можно следующее: раз создана ширма, для того, чтобы нас от чего-то отвлечь, значит, условный наш противник в наглую это «чего-то» или что-то делать боится. То есть он скрывает свои слабые стороны, которые, как, я думаю, заключаются в том, что они – наши противники - либо физически слабы, либо их здесь находится очень малое количество.
Погодин кивнул и медленно произнёс:
- Да, здесь есть о чём задуматься.
- Ну, а ты, что мне хотел рассказать? – спросил Николаев, и сам почему-то подумал об Анне.
Неужели она больше ничего не предпримет в его адрес и в адрес Магамединова? Ведь они на неё неплохо наехали, дали ей понять, что знают, что она не человек, а нечто иное.
- А я…. А что я? – растерялся Погодин. - А я хотел рассказать вам более подробно о своих наблюдениях и выводах. Начну вот с чего: в моём романе «Молчание» два врача терапевтического отделения соглашаются за очень большие деньги провести эксперимент на здоровых людях, чтобы найти спасительное лекарство от новой африканской чумы, которой заразился сам мэр. Но у них ничего хорошего из этого не получается. Один из врачей заражается сам, плюс к тому в больнице из-за этого разгорается сильнейшая эпидемия, в которой люди становятся источниками появления на свет различных паразитов-монстров.
- Так оно и произошло в реальности, - вскрикнул Николаев. - Шарецкий заразился сам и… Чёрт! А куда же подевался второй врач? Кто у нас второй врач?
- Кто-кто? – искренне удивился Погодин тому, что Николаев этого не знает. - Беленький Борис Анатольевич, конечно же.
- Почему ты так уверен?
- Шарецкий перед своей смертью рассказал Магамединову об этом.
Николаев встал из-за стола, повернулся к Погодину спиной и стал рассматривать фотографии врачей ожогового отделения, которые висели в рамочках на стене.
- Так, куда же подевался Борис Анатольевич? – задумался он вслух.
Погодин тоже поднялся из-за стола.
- А куда подевалась Круглова? – выкрикнул он.
Павел Петрович пожал плечами.
- Никто не знает.
Погодин подошёл к Николаеву.
- Вы как будто специально уводите меня от той темы, которую я затронул, - заметил он.
- Извини, я пытаюсь всё сразу осмыслить.
- Ладно, проехали…. Сама чума - она у меня в романе не совсем простая штука – носит паранормальный характер. И как только она появляется в больнице, больница становится закрытой территорией. С этой территории выйти никак нельзя, поскольку забор в больнице покрывается мистической ледяной плёнкой,
которая к тому же покрывает и всю землю от забора до больницы. Но и этого мне показалось мало, и я придумал пылевое облачко, которое играло функцию стёрки….
- Придумщик чёртов! – выругался Николаев. - И фантазёр хренов! Мало ему этого показалось!
- Так вот это облачко по сути полезное для писателя явление, оно превращало в пыль всё то, что было лишним….
- Хорошо, Погодин, и в чём кроется вся соль твоей пламенной речи?
- Вот теперь мы и подошли к самому главному… к тому, о чём я хотел с вами поговорить.

12.

Оле казалось, что её мышцы вот-вот лопнут, порвутся от перенапряжения, от груза, который ей никогда не приходилось взваливать на себя. Пот катился с неё градом, давление стучало в висках, сердце прыгало в грудной клетке. Но она не останавливалась и двигалась вниз.
Оля тянула на плечах и спине Сергея. Глаза у командира погибшего отряда были закрыты, голова болталась из стороны в сторону.
Оля застонала от сильной физической нагрузки.
- Я уже больше так не могу….
Она опустила Сергея на ступеньки, села рядом с ним и прислонилась к холодной стенке. Вся мокрая, вымученная - она тяжело дышала и никак не могла отдышаться. Где-то сверху раздался, нагоняющий панику, знакомый звук: «вжи–жи-жить». Оля подняла голову и посмотрела между перил.
- Вот же суки! Прорвались всё-таки на лестницу, – прошипела она сквозь зубы и взглянула на лицо Сергея.
На нём не было никаких признаков жизни, непонятно было жив он или нет. Оля ударила парня по щекам. Сергей в ответ еле приоткрыл глаза, зрачки его сразу же закатились куда-то к верху, и он вновь их закрыл. Оля перевела взгляд на ноги Сергея. Она их обмотала разорванной пополам его рубашкой. Куски рубашки пропитались кровью, но, по всей видимости, течение крови практически приостановилось.
«Вжи-жи-жить»,- напомнили о себе сверху «ногогрызы». Оля встала, её ноги подогнулись от физического переутомления и усталости.
- Ну, что, поехали дальше, милый, - прошептала отчаянная девушка.
Оля схватила Сергея под руки, и, отступая шаг за шагом по ступенькам, потянула его за собой вниз.
- Господи, ну где же здесь можно укрыться? – завыла она.

[Булахов Александр]

13.

Николаев и Погодин рассматривали фотографии врачей ожогового отделения.
- Теперь, когда вы представляете, о чём мои произведения, - вновь заговорил Пётр Алексеевич. - Давайте поговорим о тех вещах, которых нет ни в одном из моих романов или рассказов. Если говорить вашими словами, то мы отделим от ширмы те действия, которые делаются за ней и подумаем, как на них можно повлиять.
Николаев искоса посмотрел на завхоза и улыбнулся.
- А ты, Погодин, далеко не дурак…. Говоришь реальные вещи.
Погодин развёл пальцы в стороны, как крутой рэпер.
- А то! - сказал он. - Первое, что совсем не вписывается в мою фантазию, это рассказчики….
Николаев непроизвольно вздрогнул, когда услышал слово «рассказчики».
- Есть смысл предположить, что это и есть наши враги, - продолжил рассуждать Пётр Алексеевич. - И всё то, что они делают - делают они нам это во вред.
Николаев вытер рукой пот и тяжело вздохнул.
- Понятное дело.
- Следующее, о чём можно поговорить – это «ледяная плёнка», - произнёс Погодин. - В моём романе она двигалась от забора к больнице. В реальности она двигается и за пределы забора. И я подумал, значит, больница, это не цель, а средство для достижения чего-то большего. А для чего именно – ответ напрашивается сам. Они – враги наши – считай в открытую захватывают необходимое для них пространство. Этим пространством может быть город, может быть страна, может быть материк, а может быть и земля в целом….
Николаев подтянул к себе кожаное кресло, усмехнулся и закрутил головой.
- Ну, ты и разогнался в своих предположениях. Я даже не успеваю угнаться за твоими мыслями и логикой.
- Я всё-таки какой-никакой, но писатель и стараюсь додумать то, что задумано уже не мной….
Николаев опустился в кресло и посмотрел на Погодина.
- Хорошо, давай продолжай. В твоих словах много здравого смысла.
- В последнее время я ломаю голову вот ещё над чем. В моих произведениях не упоминалось ни про какие звонки от студента Андрея Кабена. Я всё думаю, что это за звонки и для чего они вообще нужны?
Резко открылась дверь и в ординаторскую заглянула запыхавшаяся Анфиса.
- Павел Петрович, вы бы видели, что там Максим Викторович вытворяет. Цирк прямо какой-то….
Николаев сразу же вскочил с кресла.
- Блин, я совсем забыл про Магамединова, - спохватился он.

14.

Оля уже подумала, что эта лестница приведёт её в тупик. Ни на одной лестничной площадки не было ничего похожего на вход или выход, и только где-то на уровне восьмого подземного этажа в стене обнаружилась узкая дверь. Хоть лестница спускалась и дальше вниз, Оля затянула Сергея в коридор, в котором горел неприятный розовый свет. Она, вообще, не понимала, откуда у неё набралось столько сил - как она смогла протащить раненого парня такое большоё расстояние?
Оля опустила Сергея на пол и взглянула внутрь коридора. На расстоянии пяти метров от себя она увидела ещё одну открытую узкую дверь. Оставив Сергея лежать на полу, Оля осторожно заглянула в комнату, которая находилась за этой дверью.
Она быстро вернулась за Сергеем и за руки поволокла к узкой двери, вытирая его голой спиной всю пыль на бетонном полу. Она втянула парня в небольшое помещение размером с ванную комнату и закрыла дверь.
В комнате горел ярко-розовый свет, ещё более въедливый и раздражительный, чем в коридоре. Оля встала на колени и опустила голову на грудь Сергея. Она прислушалась к биению его сердца. Затем взглянула на белое лицо - по нему не было видно, жив ли парень или нет, оно поражало спокойствием и невыразительностью.
Оля провела рукой по груди Сергея и прошептала:
- Хоть сердце у тебя и крепкое, но горишь ты, чуть ли не адским пламенем. Что же мне делать с тобой?

15.

На пятом этаже в урологическом отделении все больные одиннадцатой палаты, кроме рассказчика Егора, встали у окна и облокотились на подоконник. Глаза у них налились красной краской. Изо рта потекла жёлтая пена вперемешку с густой багровой кровью.
Сам рассказчик стал напротив них и заговорил, не скрывая своей досады:
- Я всё понимаю, но с такими темпами мы ничего хорошего не добьёмся.
Александр Евгеньевич, который ухитрился втиснуться посередине между Андреем и Олегом Олеговичем, шагнул навстречу Егору.
- Я уже давно во всём разобрался, тут нет ничего сложного, - сказал он и выплюнул целую струйку жёлтой слюны.
- А может вся проблема в тебе, Егор? – злобно усмехнулся Олег Олегович, показывая рассказчику нижнюю челюсть, заполненную кровью и жёлтым гноем. - Лично я ощущаю, что ты торопишься… и этим причиняешь нам серьёзный вред.
- Это точно! – взвизгнул Андрей. - Скажи, куда мы летим? Зачем такая спешка?
Егор вмиг ощетинился.
- Закрыли рты, немедленно! – заорал он.
Александр Евгеньевич моментально отступил на своё место.
- Все смотрят мне в глаза, - приказал молодой рассказчик. - И не дай бог кто-нибудь что-нибудь скажет!
Андрей, Александр Евгеньевич и Олег Олегович – три крутых картёжника - испугались этой резкой вспышки злости со стороны Егора. Рассказчик широко раскрыл глаза. И в этих глазах появился маленький голубой огонёк. Он всё сильней и сильней разгорался, и вскоре из глаз Егора ударил яркий голубой свет, словно два мощных фонаря зажглись на их месте.
- И «ледяная плёнка» вновь зашевелилась и вновь стала разрастаться,- заговорил хриплым голосом странный парень. - В течение получаса она покрыла снаружи весь второй этаж, точнее всю стену от границы между первым и вторым этажом до границы между вторым и третьим этажом.

16.

Николаев и Погодин силой выволокли Магамединова из шестой палаты. Они схватили его за руки и потянули в сторону лестничной площадки.
- Ну, вы чего, мужики, в самом то деле? – искренне возмутился Максим Викторович. - Я ж всего лишь хотел им объяснить разницу….
Николаев резко остановился, схватил за грудки Магамединова и слегка его приподнял:
- Максим, очнись! – заорал он. - Что с тобой? Какую ты, нахрен, хотел объяснить разницу? И зачем для этого….
Погодин положил руку на плечо Николаева.
- Оставьте его, вы разве не видите, что он не в себе?
Закипевший от злости Николаев гневно взглянул на Погодина, показывая ему, мол, не лезь, а то и тебе сейчас достанется.
- Вижу, Погодин, не слепой! – заревел Павел Петрович, опустив Магамединова на пол.- И, что ты мне прикажешь теперь с ним делать?
Максим Викторович посмотрел сначала на Николаева, а затем на Погодина и скривил губы от обиды.
- Пришейте мне тютельку, - чуть ли не плача, произнёс он. - Чтоб моя разница была такая же длинная, как у вас, и чтоб вы не стеснялись больше, когда я её показываю.
- О! О, Боже! – завыл Николаев. - Я уже не знаю, кто из нас сошёл с ума: он или я?
- Николаев, вы же у нас спец во всём, - осторожно напомнил Погодин. - Сделайте ему снимок мозга, давайте посмотрим, что у него там творится.
- А это идея! – согласился Павел Петрович. - Потащили его в отделение рентгеновской компьютерной томографии. Может нам там кто-нибудь ещё и поможет. А нет, так я и сам справлюсь, когда-то в этом отделении проходил практику и не совсем всё забыл.
Николаев и Погодин, схватили Магамединова под руки и быстрым шагом пошли по коридору ожогового отделения. Магамединов еле успевал за ними переставлять ноги, затем вовсе остановился и попытался вырваться:
- Эй, мужики, вы куда меня тащите? – заканючил он.
Погодин хлопнул Магамединова по плечу и изобразил на лице полное удивление.
- Как куда?! Тютельку тебе пришивать.
- Так бы и сказали, - обрадовался Магамединов и быстрее своих друзей помчался по коридору, теперь уже они не успевали переставлять ноги.


17.

Оля захлопала ладонями по бледному лицу Сергея. Губы у него были бескровные, чуть ли не белые.
- Серёжа! Серёженька! – запричитала Оля. - Очнись, милый! Я одна не справлюсь.
В ответ ей раздался слабый стон. Она нанесла ещё несколько ударов ладонями по щекам парня.
- Сергей, я умоляю тебя, открой глаза.
Сергей слегка приоткрыл глаза, несколько мгновений держал их приоткрытыми, пытаясь понять, что от него хотят, и вновь закрыл. Оля схватила его за плечо и продолжила тормошить.
- Сережа, - взмолилась Оля, - Серёженька, ты только не отключайся. Пожалуйста, миленький.
- Где мы? – спросил раненый парень слабым голосом. - Почему здесь так холодно?
Оля взяла его руку и стала растирать белые пальцы.
- Тебе холодно, потому что ты потерял много крови, - объяснила она. – Без серьёзной помощи шансов выкарабкаться у тебя мало.
- Я хочу пить….
Оля посмотрела по сторонам. Комната, в которой они находились, была абсолютно пуста. Серые стены и бетонный пол – всё, что она увидела. Оля прикусила нижнюю губу.
- Потерпи, мой хороший, - прошептала она. - Я сейчас, что-нибудь придумаю.

18.

В двенадцатой палате хирургического отделения Ира, Света и Степановна всё ещё сидели на одной кровати. Правда они оживились, повеселели, из глаз их исчезла стеклянная пустота.
Ира, улыбнувшись яркой мечтательной улыбкой, обратилась к Анне:
- А когда у нас уже начнётся практическая часть? Так хочется попробовать свои силы.
- Рано пока. Вы к этому не готовы, - ответила рассказчица. - Вы ещё даже приблизительно не представляете, с какой силой и энергией вам придётся иметь дело, её неумелое использование может погубить вас в одну секунду.
В глазах Иры промелькнул озорной блеск.
- Ну, хоть чуть-чуть что-нибудь попробовать.
Анна на миг задумалась над словами Иры и сказала:
- Ну, хорошо. Попробуй продолжить всё то, что делаю я, но своим способом, примени для этого свою фантазию.
Ира не стала ждать, когда Анна передумает. Она вскочила со своего места, быстро развернулась и уставилась в глаза Светы.
- Ну, бабаньки, - выкрикнула девушка, - смотрим мне в глаза… а-а….
Голова Светы затряслась мелкой дрожью.
- А-а-а, - закричала несчастная подопытная.
Степановна, увидев чудачества Иры, открыла рот и замычала от страха и негодования одновременно. В глазах девушки, которая решила попробовать свои силы, появилось что-то очень неприятное, злое….
Ира почему-то смотрела только на Свету.
- И внезапно в кабинете заведующей гинекологией зазвонил рабочий телефон, - затараторила, приступив к делу, Ира. - Заведующая, не задумываясь, бросилась к этому телефону и закричала в трубку: «Алло, кто это звонит?» А в ответ ей раздался очень громкий голос: «Это я! Андрей Кабен!».
Света, не выдержав внезапно возникнувшей боли в голове, закричала благим матом и схватилась двумя руками за голову.
- И в эту же секунду в ухе заведующей появилась сильная боль, - быстро выговорила Ира, - и заведующая заорала, как истеричка и резко умерла оттого, что её мозг ЛОПНУЛ!
Из глаз Светы брызнули слёзы.
- Из-за сильнейшего давления внутри черепа, - добавила Ира для образности и, повернувшись к Анне, спросила, - Ха, ну как?! У меня получилось?
Анна пожала плечами, на лице у неё появилась слабая улыбка.
- Даже не знаю, что сказать,- произнесла немного напуганная женщина. - Думаю, что для первого раза неплохо…. Но… откуда у тебя такая уверенность, что отделением гинекологии заведует женщина?
- У меня нет в этом уверенности, - сообщила Ира. - Неужели, это так важно?
- В данном случае может быть и нет. А в других случаях, когда масштабы совсем другие – это могло бы стать катастрофой.
Анна подошла к окну и открыла форточку.
- Вот тебе и первый практический урок, - сказала она, - для начала всё надо хорошо обдумать и не забыть учесть все нюансы, иначе…
Анна выглянула в форточку и, взглянув на окна противоположного крыла больницы, вскрикнула:
- О, что же это?! Твою Мать!
Женщина развернулась на тонких шпильках и быстро зашагала к входной двери.
- Один рассказчик должен немедленно замолчать, - не выдержала и закричала она.

19.

Оля услышала неприятные шуршащие звуки и, выглянув в коридор, посмотрела налево и направо. И хоть ничего подозрительного не увидела, чувство страха у неё осталось. Маленькая комната, в которую она с Сергеем спряталась от «ногогрызов», не внушала доверия. Но у неё не осталось ни сил, ни времени для того, чтоб найти более надёжное место.
Сергей потерял много крови, и ему была нужна срочная помощь. Если б он протянул в таком состоянии, в котором находился, хотя бы час – это было бы геройством с его стороны. Оля понимала, что даже часа у неё нет.
- Знаешь что, Сергей, я вижу только один путь к спасению, - произнесла Оля. - Мне надо двигаться за помощью.
Было странным то, что Сергей её услышал. Он слегка приоткрыл глаза и еле выговорил:
- Не надо… не рискуй… нет смысла….
Где-то в глубине коридора, что-то грохнуло, и Оля прикрыла дверь.
- Это ж больница! – прошептала она. - Я найду тех, кто тебе сможет помочь, и приведу их сюда.
Сергей ничего не ответил. За дверью раздалось какое-то шуршание. Оля замерла и прислушалась. Затем, не выдержав, она приоткрыла дверь и попыталась в образовавшуюся щель увидеть источник шуршания. Никого и ничего…. Пустой коридор….
Оля посмотрела на Сергея и всхлипнула.
- Ну, что ты лежишь и молчишь? – вскрикнула она.
Сергей, открыл глаза и уставился в потолок. Некоторое время было слышно его тяжёлое дыхание, затем он провёл языком по белым сухим губам.
- Сергей! – взвизгнула Оля.
Раненый парень с большим трудом повернул голову и взглянул на Олю. Он её практически не увидел, она расплылась перед его глазами, превратившись в смесь различных красок.
- Обратно… нельзя, - прошептал он сухим скрипучим голосом. - Там тебя ждёт… верная смерть….
Услышав возражение, Оля тут же вскочила на ноги.
- Знаешь, а мне надоело бояться смерти.
- Сядь, - приказал Сергей, - не горячись….
- Нет, я уже для себя всё решила, - выкрикнула Оля, схватилась за ручку двери, открыла её и, не дожидаясь ответа, покинула комнату.
Сергей увидел, как быстро захлопнулась дверь и, тяжело вздохнув, провалился в темноту.

20.

Николаев стал возле длинного стола, на котором располагался целый ряд фиксирующей компьютерной техники и взглянул на то, что показывал монитор компьютера. На мониторе был виден человеческий мозг и видна опухоль. Николаев выдохнул воздух из лёгких и ударил кулаком по столу.
- Прощай, Магамединов! Приговорила тебя Анна.
- Что там такое, Николаев? – испугался Погодин. - Что ты видишь?
- Да, душат нас, как тараканов… одного за одним… бац… бац… и готово….
Николаев постучал пальцем по стеклу монитора.
- Видишь, какая у него опухоль, она для него стопроцентный приговор. Теперь только остаётся гадать были ли у него зачатки этой опухоли, или она у него появилась в голове как по волшебству. Захотела этого Анна, и она появилась.
- Сука! – взвыл Погодин. – Мразь!
В глазах Николаева сверкнули негодование и злость.
- Хуже! Она на реальном примере показала нам, какие мы для неё ничтожества. Что растоптать ей нас ничего не стоит, просто лень возиться.

21.

Оля быстро поднималась по лестнице: перепрыгивала через ступеньки и бежала, не останавливаясь. Она хваталась за перила, и её слабые мышцы напрягались до предела.
Оля поднималась всё выше и выше. Внезапно навстречу ей выскочил «ногогрыз», он вылетел с лестничной площадки и в воздухе обнажил свои острые пилы. «Вжи-жить» - заревела ползучая тварь. Девушка чудом успела увернуться, острое лезвие одной из пил «ногогрыза» прошло в сантиметре от её шеи.
Оля проводила взглядом улетающего вниз «ногогрыза». Тварюга долетел до следующего лестничного пролёта и, совершив неудачную посадку, закувыркался по серому бетону.
- Эй, кусок говна с пилами, - закричала Оля ему вдогонку, - объясни мне, ты хорошо летел или хреново падал? А то я так и не поняла.
Она вновь схватилась за перила и стала подниматься дальше, но уже не так быстро. Преодолев десять ступенек, она услышала, как где-то сверху угрожающе «завжикали» несколько «ногогрызов».
Оля подняла кверху голову и посмотрела на лестничную площадку, откуда раздавались эти звуки. «Ногогрызов» не было видно, и поэтому не возможно было понять, сколько их там.
- Что, сучары, думаете, я вас боюсь? – закричала она.
Отчаянная девушка сняла с себя кофту и завязала два рукава на крепкий узел. По её лицу покатились капли пота.
- Да нисколечко! – ответила Оля за них и сорвалась с места.
- Ну, где же вы, мои хорошие?! – заорала она, и тут же в её сторону вылетели сразу два «ногогрыза» с широко расставленными крутящимися пилами.
Она размахнулась кофтой и узлом попала по одному «ногогрызу», случайно направив его в сторону второго. «Ногогрызы» в полёте разбились друг об друга.
- Угу–гу! – заликовала она. - Вот вам, твари!

22.
Чувство самосохранения подсказывало Кругловой, что надо действовать, а не слушать то чудовище, которое выдавало себя за красивого мужчину в сером костюме. Хоть очки на носу и делали из него интеллигента, она точно видела, как он выглядит на самом деле.
Мужчина хлопнул два раза в ладоши, и в тёмном помещении загорелся слабый розовый свет. Елена Степановна сразу же обратила на нестандартную длинную лампу за стеклом в стене.
- Давай, я тебе помогу слезть, - произнёс мужчина и потянул к ней руки.
- Даже не дума – ай! – вскрикнула Круглова и отскочила на два шага назад.
Она зацепилась ногой за что-то острое, вмиг потеряла равновесие и соскользнула вниз, больно ударившись задним местом о трубы. Красавец мужчина подорвался с места и схватил её в воздухе.
Круглова, упав прямо в руки красавца, нанесла ему сокрушительный удар по щеке и бросилась к выходу из помещения. Красавец тут же на глазах стал самим собой: неприятной тварью с жутким лицом - «Зверем».
«Зверь» схватился за щеку и закричал:
- Вот же, дрянь!
Он в два прыжка нагнал Круглову и попытался схватить её за рукав белого халата. Но Елена Степановна резко развернулась и ударила ему ногой в «живот».
- Ух! – выдохнул «Зверь», и, схватившись за «живот», согнулся пополам.
Он упал на колени, и его лицо перекосила боль, которая знакома только мужчинам. Круглова, отступив на шаг назад, нанесла сокрушительный удар ногой по голове «Зверя», жёлтые брызги разлетелись с его раненной головы по сторонам.
- Ах! – выкрикнул он и от удара отлетел на метр назад.
«Зверь» упал на спину. На его лице отразилась сильная боль, которую он никак не мог пересилить. Круглова победоносно взглянула на явно неземное
чудище и рявкнула на него:
- Слышишь, тварь, лучше не рыпайся.
- Да-а-а! – протяжно заскулил «Зверь». - Да ты… сама тварь! Ты гадюка безмозглая! Да я… если б хотел, давно тебя убил!
- Кишка тонка! – ответила на это Елена Степановна и выскочила из помещения.

22.

Оказавшись в коридоре, Круглова со скоростью быстрейшей, чем у Шумахера помчалась в сторону лестничной площадки. Только после того, как половина длинного коридора была преодолена, она остановилась, чтоб отдышаться. Елена Степановна обернулась. За ней никто не гнался, и она вздохнула с облегчением.
Однако её ждал неожиданный сюрприз. Когда она повернула голову назад, то чуть не вскрикнула. По коридору, со стороны лестницы, в её сторону шёл Фёдор Иванович, лицо у него было очень серьёзное и злое.
- Твою мать! – выругалась Круглова. - А тебе, дедуля, что здесь надо?
Елена Степановна медленным шагом побрела в его сторону. Она улыбнулась ему и кивнула в знак приветствия. Однако старик не ответил на её приветствие, выражение лица его не изменилось, оно по-прежнему осталось каким-то очень неприятным.
За спиной Кругловой раздался громкий женский крик:
- Стой, дура! Туда нельзя!
Круглова обернулась на крик и увидела, что со всех ног к ней бежит девушка в чёрном платье с коротким рукавом (то самое «чёрное нечто», с которым она уже два раза встречалась).
- Тебя мне ещё не хватало! – заскулила Елена Степановна
«Чёрное нечто» проскочило мимо Кругловой и прыгнуло, выставив руки вперёд, на остановившегося Фёдора Ивановича. Оно сбило его с ног и кубарем полетело через него.
Фёдор Иванович быстро поднялся и уставился в глаза девушки в чёрном платье.
- Кто ты? – грозно спросил он. - И что тебе надо?
- Сейчас узнаешь! – ответило «чёрное нечто» и бросилось на Фёдора Ивановича.
Старик выставил руки вперёд, сделал захват и кинул через плечо девушку в чёрном платье. В результате броска, она ударилась головой о стенку и взвыла:
- У-у-х!
Фёдор Иванович, услышав отчаянный вопль, нанёс удар кулаком по лицу «чёрного нечто». А затем ещё один и ещё один. «Чёрное нечто» от ударов осело на пол и закатило глаза. Старик на этом не успокоился. Он схватил за ногу девушку в чёрном платье и быстро поволок её по коридору, оставляя на бетонном полу следы жёлтой слизи.
Круглова так и осталась стоять, раскрыв рот. Она, молча, наблюдала за тем, что вытворял Фёдор Иванович. А он прошёл мимо шахты, похожей на лифтовую, повернул голову и уставился на проход в тёмное помещение. На стене, в пару метрах от прохода торчал железный штырь.
- Вот это то, что нам надо, - вскрикнул старик и посадил «чёрное нечто» на пол.
Фёдор Иванович прислонил голову девушки в чёрном платье к острию железного штыря.
- Не знаю кто ты… но прощай! – сказал он.
Девушка в чёрном платье очнулась и открыла глаза. Фёдор Иванович нанёс удар ногой по её голове. Штырь пробил голову насквозь и вылез между носом и ртом.
Круглова взвизгнула от такой жестокости.
- О, Боже! – закричала она. - Что вы творите?!
Фёдор Иванович ласково улыбнулся ей, как дедушка своей внучке, желая её за что-то похвалить.
- Я рад, что ты меня подождала.
Он взглянул прямо в глаза Кругловой и жестом руки позвал её к себе. Елена Степановна схватилась за голову, сделала несколько шагов в сторону Фёдора Ивановича и грохнулась, вытянув руки вперёд, на пол.
- Молодец, моя хорошая, я, думаю, что мы с тобой найдём общий язык, - одобрил её действия старик.

23.

Фёдор Иванович схватил за руку Круглову, вытащил её на лестничную площадку, и потянул по ступенькам вниз. И тут же за его спиной раздался крик Анны:
- Касхен, подожди, я тебе помогу.
Фёдор Иванович повернул голову и с удивлением посмотрел на Анну, которая по ступенькам спускалась к нему.
- Эмирта, что ты здесь делаешь? – спросил старик.
- Я иду к Чёмче.
- Зачем он тебе понадобился?
Анна подошла к Фёдору Ивановичу и взяла Круглову за другую руку.
- Один из рассказчиков творит что-то непонятное,- сообщила женщина. - И у меня такое ощущение, что этот рассказчик сошёл с ума.
Старик кивнул.
- Эмирта, мы в этой больнице не одни, - сказал он. - Здесь есть ещё кто-то такой же разумный, как и мы.
- Ужас! – вскрикнула Анна.- И что им или ему здесь надо?
- Мне тоже хотелось бы это знать,- ответил старик.

24.

Открыв двустворчатые двери, Оля осторожно выглянула в узкий коридор.
На полу ничего не лежало - кто-то очистил коридор от кровавого фарша. О произошедшем здесь страшном сражении отряда Сергея и «ногогрызов» напоминали только забрызганные кровью стены.
- Интересно, кто и когда успел навести здесь порядок? – задумалась Оля.
Она осторожно вошла в узкий коридор, покрутилась на одном месте, собралась с духом и быстро зашагала по нему. Её каждый шаг отражался эхом. Плюс к тому в коридоре, правда, непонятно где, что-то капало на пол. Как только Оля прошла мимо шахты, в коридоре появился дополнительный знакомый звук: «вжи-жить… вжи-жи-жить»….
Оля огляделась по сторонам: в коридоре никого не было. Она сразу же подумала о шахте, скорее всего, мерзкие ползучие твари с пилами спрятались там.
Оля ускорила темп – перешла с шага на бег. «ВЖИ-ЖИТЬ»,- превратился в такой гул «вжиканья», как будто сотни «ногогрызов» в один момент взяли и «завжикали». Она вновь остановилась и попыталась понять, откуда идёт это мерзкое «вжиканье». Но так ничего и не поняла….

25.

Николаев, вернувшись в ожоговое отделение, задумался и не заметил, как ему навстречу вышла больная женщина с большим вздутым животом. Он шёл по коридору, а она вылезла из палаты.
- Доктор, куда подевался заведующий нашим отделением?
Николаев бросил на неё страдальческий взгляд и пожал плечами.
- Я не знаю.
Больная женщина остановилась в метре от Николаева и громко закашляла, не закрывая при этом ладонью рот.
Николаев сразу же отступил от неё на шаг.
- Что ж вы делаете?! Так и других можно заразить.
- Мне наплевать, веришь, не веришь?
- А мне не плевать! – дико разозлился Николаев. - А ну быстро вернитесь в свою палату! Я не разрешаю вам из неё выходить.
- Пошёл в жопу! – ответила на это женщина и плюнула ему в лицо, - Я очень сильно есть хочу. А на всё остальное мне плевать….
Павел Петрович отвернулся от неё, вытер рукавом халата лицо и краем глаза заметил, что на него смотрят другие больные, которые как будто специально выглянули посмотреть, что здесь происходит.
- Хорошо, будет тебе питание! – прошептал сквозь зубы он. – Если ты сейчас же пойдёшь в свою палату, я его тебе организую.
Николаев отошёл от больной женщины на несколько шагов.
- Внимание! Весь медперсонал, это относится к вам, – закричал он злым разъярённым голосом. - Собираемся около поста дежурной медсестры. Прямо сейчас! Немедленно!
Николаев взглянул на больную женщину. На её лице красовалась неприятная ухмылка.
- Я вижу, доктор, - зашипела она, - ты боишься своей смерти. Ой, как боишься.
Николаев ничего не ответил, он развернулся и пошёл в сторону поста дежурной медсестры, и остановился возле двери в кабинет заведующего ожоговым отделением.
- Кожало, что у тебя тут за хрень творится? - произнёс он, открывая двери, и резко замолчал, поражаясь увиденному.


26.

Наконец-то «ногогрызы» обнаружили своё местоположение. Они стали выползать из углублений, выпиленных в самом низу стены, и заполнять коридор впереди Оли.
- Ну, здравствуйте,- произнесла девушка. - Кто бы сомневался, что дело будет дрянь.
За её спиной раздался рёв пил «ногогрызов». Она резко развернулась и увидела, что и с другой стороны из стены выползают мелкие твари с пилами.
Оля рванула назад – туда, откуда пришла - в сторону лестничной площадки, надеясь проскочить. Она остановилась в двух метрах от шахты, похожей на лифтовую, и поняла, что «ногогрызы» зажимают её с двух сторон.
- Ну, зачем я вам… ну… а? – застонала она и шмыгнула носом. - Я, так понимаю, в плен вы не берёте?
Голос Оли сорвался, она была готова, вот-вот, заплакать:
- Жаль, что я не увижу, когда вас всех как тараканов раздавят, раздушат тварей
этаких.
«Вжи-жи-жить», - громко взвизгнул самый отчаянный «ногогрыз» и бросился к ногам Оли. Она закрыла глаза и со всей силы ударила ногой по нему. «Ногогрыз» отлетел назад, как футбольный мячик. «Вжи-жи-жить»,- около десятка «ногогрызов» с двух сторон устремились к ногам Оли.
Она бросила грустный взгляд на проём в стене, ведущий в шахту. Её от шахты отделяло два метра, которые заполнили «ногогрызы».
- Прощайте! - тихо сказала она и прыгнула в самую гущу опасных ползучих тварей (в сторону шахты). «Ногогрызы» тут же впились в её ноги пилами.
Оля успела оттолкнуться ещё раз и совершила прыжок в шахту.
- Мамочка! – закричала она.
Раздались два глухих удара её тела о металлическую конструкцию, расположенную по всему периметру стены шахты и внезапно всё затихло, даже «ногогрызы» перестали шуметь своими пилами.
«Кап…кап…кап…» - остался только слышен шум где-то капающей жидкости.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

[Булахов Александр]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Борьба за лидерство.

1.

В кабинете заведующего ожоговым отделением Дмитрия Антоновича Кожало царил творческий беспорядок. Всё, что уцелело после разгрома, было расставлено по местам, но не совсем правильно, а точнее, абы как - криво, косо, вверх тормашками – так, как захотелось новой творческой натуре.
Сам заведующий сидел посередине кабинета на полу и что-то рисовал на офисной бумаге, а за его спиной стоял Николаев и с любопытством наблюдал за его действиями.
- Палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек, - пел Дмитрий Антонович.
На секунду он замолчал и почесал затылок.
- Ага! – вскрикнул он, наклонился, что-то дорисовал на бумаге и пропел тенором. - А теперь добавим ножек - получился осьминожек…
Николаев взглянул на художества Кожало, разбросанные по всему полу. Они представляли собой рисунки на уровне пятилетнего ребёнка.
Дмитрий Антонович тяжело и одновременно удовлетворённо вздохнул:
- Да… Всё гениальное просто…
Николаев легонько, с какой-то опаской, хлопнул его по плечу.
- Дмитрий Антонович, с вами всё в порядке?
Кожало вздрогнул от неожиданности и повернулся лицом к Павлу Петровичу.
- А? – произнёс Кожало, и из его носа потекли кровавые сопли, они почти достигли верхней губы и там остановились.
Николаев обречённо кивнул.
- Извините, - сказал он, - я всё понял. Не отвлекайтесь от этого очень серьёзного занятия.
Павел Петрович медленно осмотрел весь кабинет и остановил взгляд на рабочем столе Кожало, верхний ящик которого был чуть-чуть выдвинут, внутри него виднелся разный хлам.
- Если вы не возражаете, - пробормотал Николаев, внезапно вспомнивший про Магамединова. - Я вам ещё одного художника в помощь приведу.
Кожало кивнул с серьёзным выражением лица и поправил пальцем очки на носу.
- Это будет очень любезно с вашей стороны, - сказал он и продолжил свои художества.
Николаев подошёл к рабочему столу и выдвинул ящик на столько, на сколько можно было его выдвинуть. Среди всякого офисного барахла он сразу заметил ежедневник Кожало. Он взял его, полистал немножко, хмыкнул и посмотрел в сторону Дмитрия Антоновича.
Открылась дверь и в кабинет заглянула Алёна.
- Павел Петрович, тут у поста собрались люди… Ждут, когда вы выйдете к ним…. Правда, нас не так много.
Николаев закрыл ежедневник Кожало, опустил его в карман халата и о чём-то задумался. Затем спохватился, что на него смотрит Алёна и ждёт ответа.
- Сейчас иду! - произнёс он. - Просто тут есть о чём подумать…

2.

Почувствовав ледяной холод, Сергей открыл глаза. Его очень сильно знобило.
Ему даже показалось, что он примёрз к бетонному полу. Он хорошо помнил, что Оля отправилась за помощью, но не верил в удачу этой затеи.
Сергей уставился в потолок и задумался, откуда идёт неприятный розовый свет. Что является его источником? Внезапно перед его глазами всё поплыло, потеряло резкость.
- Ох… Ох… - застонал он, закрыл глаза и повернул голову набок.
Со стороны входной двери раздался скрежет и скрип. Глаза Сергея вмиг распахнулись, он приподнял голову и взглянул в сторону пугающего звука.
Под дверь протискивался «ногогрыз».
- О, чёрт! – вскрикнул Сергей и дернулся.
С трудом сел, схватившись за стену, и уставился на «ногогрыза». В комнату через щель под дверью лезли его товарищи с пилами, их было много, они лезли и лезли…

3.

Приближалось время обеда. На кухне у электроплиты стоял Жабраков - здоровенный мужик с задницей, как у слона, - и жарил на большой сковороде жирное мясо с луком, помешивая деревянной лопаткой. На этой же электроплите что-то варилось в большой кастрюле, из неё вверх поднимался ароматный пар.
Жабраков зацепил деревянной лопаткой кусочек жирного мяса, попробовал его на вкус, и тут же скривился от отвращения.
- Фу, какая гадость… Неужели люди захотят есть такое?
- Да, хрен его знает этого Хмельницкого, - ответил Игоревич. - Такое ощущение, что у него крыша поехала.
Он расположился на стуле и открывал банки с тушёнкой, вываливая их содержимое в зелёную кастрюлю, которая стояла на столе, и из которой тоже шёл пар.
- Мне кажется, мы совершенно нерационально используем пищу, - заметил Жабраков. - Такими темпами запасы кладовых быстро иссякнут.
- Запасов здесь, конечно, дай боже, - не согласился с ним Игоревич. - С такими запасами мы ещё долго не пропадём. Но вот зачем людей кормить, как на убой, я не пойму.
Жабраков поднял сковородку и выкинул всё её содержимое в большую кастрюлю, кипящую на этой же электроплите.
Открылись входные двери, и на кухню вошёл главврач больницы. Он вдохнул ароматы готовящейся пищи, и на его лице расползлась сладкая улыбка.
- О, какие здесь запахи, - застонал Хмельницкий от удовольствия. - Я просто слов не нахожу.
Он приблизился к большой кастрюле, стоящей на электроплите, и заглянул в неё.
- Ложку скорее дайте мне, а то я сейчас слюной подавлюсь.
Жабраков протянул ему ложку. Хмельницкий зачёрпнул жидкое жирное варево из кастрюли, и, подув на него, громко хлебнул.
- Перца сюда чуть-чуть не помешало бы, - выдал своё мнение главврач.
- Как скажите, перец у нас есть, - пробубнил Жабраков.
Хмельницкий повернулся к Игоревичу.
- Ты сейчас у нас здесь за главного?
Игоревич взглянул в глаза Хмельницкого и неохотно кивнул.
- Как у нас дела обстоят с хлебом? – спросил главврач.
Игоревич развёл руками.
- Так его почти и нет. Осталось три-четыре буханки чёрствого.
Хмельницкий, почесав затылок, приказал:
- Тогда хлеб весь оставшийся тоже раздайте.
Игоревич открыл очередную банку с тушёнкой.
- Вы уж извините, Иван Сергеевич, но я не могу понять, зачем мы так нерационально и жирно кормим людей?
Главврач тяжело вздохнул и ответил:
- Здесь всё просто, мой ты умный человечек. Очень сильные стрессы и паника подавляются жирной и питательной едой. Ни одно лекарство в этом не заменит жирную пищу.
- Честно говоря, я про такой способ борьбы со стрессами не слышал.
Хмельницкий опустил руку на плечо Игоревича.
- Вот теперь знай, что есть такой способ. Меня этому ещё наш старый доцент Якимович научил. Благодаря такому, на первый взгляд, вредному питанию, мы избежим большого количества суицидов. И, даст бог, сведём их вообще к нулю.
- Иван Сергеевич, а вы обещали найти ещё помощников, - влез в разговор Жабраков.
Хмельницкий повернулся к Жабракову и кивнул.
- Простите, забегался совсем и забыл. А куда, кстати, подевался Николаич?
Игоревич сразу же расстроился и пожал плечами.
- Да чёрт его знает! – ответил он.

4.

А Николаич стоял на коленях в моечной и, наклоняясь всё ниже и ниже над стоком в канализацию, «рассказывал», что съел за последние два часа. Рядом с ним стояла открытая и на треть опустошённая им же бутылка водки.
Начальник мастерской вытер испарину, выступившую на лбу, и сплюнул на всякий случай ещё несколько раз.
- О-ёчки! – прошептал он и поднялся на ноги.
Медленной шатающейся походкой несчастный мужчина подошёл к умывальнику, открыл кран и умылся холодной водой. Вытерся грязным полотенцем и взглянул красными, измученными душевной болью и алкоголем, глазами на бутылку с водкой.
Он поднял бутылку и немного приложился к ней. Сразу же произошло рвотное отторжение. Николаич быстро склонился над стоком в канализацию и стал бороться с приступами тошноты. Когда звёздочки перестали плясать перед его глазами, он подошёл к стене и сел, опираясь на неё спиной. Громко вдохнул и выдохнул воздух, вновь глотнул из бутылки и зажал рукою рот.
Водка попыталась вернуться назад, но ей это не удалось. На глазах Николаича выступили слёзы. Он занюхал водку рукавом, поставил бутылку на пол и прислонился к стене. В его глазах отразилась тоска, с которой он никак не мог справиться.

5.

Возле поста дежурной медсестры собралось много людей. Среди них были и лечащие врачи ожогового отделения - Чернов и Белоусова. Они тихо разговаривали друг с другом. В коридор из кабинета заведующего ожоговым отделением вышел Николаев, и на его лице сразу же вспыхнула злость. Он яростным взглядом посмотрел на всех собравшихся.
- Чего это с ним? – шепнула Алёна на ухо Анфисе. - Он вроде был совсем в другом настроении.
- Чёрт его знает! – сказала Анфиса. - Моча в голову, наверное, ударила.
- Что все встали и глазками хлопаете?! – заорал Павел Петрович. - Ждёте чуда, наверное?
- Так вы ж сказали всем…
Николаев шагнул вперёд и наклонился в сторону удивившегося Борыгина.
- А не будет чуда! В том понимании, в каком вы его ждёте. Не закончится этот ад, не прекратится, если мы сами этого не добьёмся!
- Так чего вы от нас хотите? – спросил Чернов.
- А вот что! – ответил Павел Петрович. - С этой минуты мы все без исключения направляем свои силы на борьбу с бедой, которая нас атаковала. И не дай бог, кому-то захочется где-то спрятаться и отсидеться! Я сам лично найду и убью этого человека.
- Ничего себе заявочка! – буркнул Лебедь.
- Заткнись! – гаркнул на него Борыгин. - Он дело говорит.
Николаев постучал указательным пальцем себе по голове.
- Вот этим местом вы должны понять, что без кардинальных, хорошо продуманных и слаженных действий мы все обречены на смерть. И вопрос сейчас стоит только в том, как быстро она придет.
- А у вас есть какие-то конкретные предложения, кому и что делать? – перебил его Евгений Хонкин.
Николаев кивнул и вновь обвёл всех глазами.
- Да! – грозно сказал он. - Начнёте вы с того, что наденете защитные костюмы. Повторяю: все до одного, нравится это кому-то или не нравится. На четвёртом этаже и ниже все работают только в защитных костюмах.
- Увижу кого без костюма, собственноручно скручу шею, - крикнул Борыгин. - Павел Петрович, я за этим прослежу, не переживайте! Что делаем дальше?
- А дальше мы начнём приводить в действие план Инги Вацлавовны Весюткиной.
Николаев повысил голос:
- Но прежде ещё вот что скажу: в следующий раз, когда я вас соберу, чтоб предо мной стояло людей в десять раз больше. Борыгин, тебе поручаю. И запомните как прописную истину: с этого момента в больнице я - самый главный, и нет здесь никого главнее меня. Все ваши вопросы вы решаете только со мной.
- А как же главврач больницы? – удивилась вслух Белоусова. – Вы уверены, что он ваше решение одобрит?
- Хмельницкий пусть идет прямиком в жопу! – фыркнул Борыгин. - Он из кухни не вылезает. От него толку, как от козла молока.
- Это точно, - согласилась с ним Алёна.
- Для тех, кто не понял, повторяю, - заревел басом Борыгин. - Николаев с этого момента самый главный: запомните сами и другим передайте… А Хмельницкий - говно, а не главврач! И нам такой не нужен! Если хотим жить - будем бороться под руководством настоящего лидера. Ура Николаеву!
В ответ ему повисла тишина. Все собравшиеся стали испуганно переглядываться.
- Я не слышу! – заревел ещё громче Борыгин.
- Ура! Ура! Ура! – раздались в ответ нестройные выкрики.

6.

Сергея затрясло. Сказалась большая потеря крови и невероятная слабость, сделавшая его практически неподвижным, неспособным постоять за себя. Отвратительное и унизительное положение. Он медленно покрутил головой, рассматривая чего-то ждущих «ногогрызов». Они облепили его со всех сторон, заняли все свободные места в комнате.
Сергея удивило то обстоятельство, что «ногогрызы» смотрели на него
невинными глазками, как добродушные щенята или котята. Он осторожно сжал пальцы правой руки в кулак. Моментально раздалось резкое «вжи-жить», и ближайшие к его руке «ногогрызы» угрожающе высунули свои острые и крутящиеся со скоростью пилы.
- Эй! Тихо… тихо, - вскрикнул Сергей.
В ответ ему раздался очень длительный по звучанию рёв. «Вжи-жи-жить», - орал «ногогрыз» со стороны его левой руки. Сергей моментально повернул голову в сторону угрожающего звука и увидел, что к его руке протискивается «ногогрыз» по размерам в два раза больше остальных.
Сергей сжал пальцы левой руки в кулак. «Ногогрызы» моментально на это среагировали истерическим «вжиканьем» пил. Самый большой «ногогрыз» поднялся по брюкам на ногу Сергея и переместился поближе к его паху.
Сергей резко поднял руку и попытался скинуть с себя эту жуткую ползучую тварь. «Вжи-жижижи-жить», - ужасно громко и протяжно заревел своими острыми пилами в ответ большой «ногогрыз». Пилы больно задели пальцы Сергея, и он быстро сунул их в рот, глотая при этом собственную кровь, которой у него и так мало осталось.
Сергей с ужасом уставился на быстровращающиеся пилы большого «ногогрыза», они всё ближе и ближе приближались к ткани брюк в районе ширинки.
- Эй, друг, ты чего задумал?! - взвизгнул Сергей.
В это же мгновение из тела большого «ногогрыза» со скоростью пули вылетела острая игла с прозрачной тонкой трубочкой и впилась в живот Сергея. Произошло впрыскивание какого-то синего раствора.
Сергей закатил глаза и повалился на спину, больно ударившись головой о бетонный пол. Большой «ногогрыз» заполз на его живот и продолжил вводить синий раствор через прозрачную тонкую трубочку, периодически перемещая иглу в другие места на животе.



7.

Погодин нашёл Николаева в ординаторской на четвёртом этаже. Тот сидел за столом в кожаном кресле и листал ежедневник Кожало.
- Ты не поверишь: работа пошла! – закричал с порога Пётр Алексеевич. - Люди стараются вовсю: наводят порядок, всех больных размещают в чистых палатах. Пятый и шестой этажи освобождают, часть кроватей переносят сюда в ожоговое, часть наверх. Короче, люди зашевелились, желающих помочь становится всё больше и больше.
Николаев оторвал взгляд от ежедневника.
- А главное, у них появилась надежда, - произнёс он. - Чего, скажем, мне самому не хватает.
- Ты только здесь не засиживайся,- посоветовал ему Погодин. - Ты к людям выйди. Дай им понять, что они всё делают правильно.
- Я скоро к ним присоединюсь, - пообещал Павел Петрович.
Погодин подошёл к столу и взглянул на ежедневник.
- Что это ты читаешь, такое интересное?
Николаев неохотно протянул ежедневник завхозу.
- Это записная книжка Кожало, - пояснил он.
Погодин взял ежедневник из рук Николаева и стал разглядывать со всех сторон.
- Ого! И что в ней интересного написано? – спросил Погодин, листая страницы.
- А то, что он тоже не сидел, сложа руки, и за это бедняга, как я понял, и поплатился.
Погодин кинул осуждающий взгляд на Николаева:
- А поконкретнее можно?
Павел Петрович застучал пальцами по столу. Как всегда, он и разговаривал, и думал одновременно.
- Конкретнее? Кожало пишет, что ведёт наблюдение за поведением рассказчика, и отмечает, что рассказчику не нравится, когда рядом с ним повышают голос. И что самое странное для меня…
Николаев замолчал. Очередная серьёзная мысль парализовала его язык. Через несколько секунд он продолжил объяснения:
- Дальше он пишет, что рассказчик сразу убивает того, кто очень громко шумит рядом с ним.
- Да, - усмехнулся Погодин. - Интересное наблюдение.
- Нет, ты вдумайся в эти слова. Получается, Кожало видел, как рассказчик убивает за то, что кто-то очень громко шумел возле него.
- Ничего себе!
Николаев встал и забрал ежедневник из рук Погодина.
- Я считаю, что это очень ценная информация, и о ней нельзя говорить другим.
- Ты что, сдурел? – воскликнул Погодин. - Наоборот, нужно людям как можно быстрее об этом рассказать!
Павел Петрович зло сверкнул глазами.
- Только попробуй, и я тебя сразу же убью! – пообещал он.- Распространение этой информации строго запрещено. Я не шучу, Погодин!
Погодин на всякий случай отступил от стола на шаг назад.
- Кто бы сомневался. В больнице только и слышно: Николаев самый главный, если что, он всех убьёт, и он не шутит.
Николаев побурел:
- Что?! – заорал он. - Что ты сказал, подлец?! А ну иди сюда и повтори.
Погодин, не теряя времени, развернулся и бросился к выходу.
- Я бы с радостью, но у меня дел много.

8.

Игоревич зашёл в моечную и осмотрелся по сторонам. В помещении для мытья посуды никого не было. Игоревич заметно разволновался и тяжело вздохнул.
- Твою мать! Уже успел проспаться! – выругался он, плюнул на пол и покинул моечную.
Игоревич двинулся по коридору в сторону лестницы, ведущей в кладовые. Лицо у него было встревоженное, будто он почувствовал что-то нехорошее.
- Найду и убью сразу, - решил он, - чтоб потом больше не волноваться…

9.

- Я так и знал, что ты сюда переберёшься, - произнёс Игоревич после того, как открыл дверь и вошёл в первую кладовую.
Он стал в метре от Николаича, который расположился на полу и курил какую-то очень вонючую сигарету. Рядом с Николаичем на полу стояла бутылка с остатками водки и открытая трёхлитровая банка с маринованными огурцами. Весь пол кладовой жил своей жизнью. По нему ползали мелкие ползучие твари: розовато-беловатые червячки, похожие на опарышей, и серые жучки, по форме похожие на божьих коровок. По кладовой летали большие чёрные мухи. Игоревич брезгливо взглянул на Николаича:
- Слышишь, валенок, может, хватит себя жалеть?
Николаич подавился дымом и громко закашлял. У Игоревича появилось такое ощущение, что «валенок» сейчас выплюнет свои лёгкие.
- Иди в жопу, - рявкнул начальник мастерских. - Я тебя сюда не звал.
Игоревич смело шагнул к Николаичу и положил руку ему на плечо.
- Не надо так со мной. Я этого не заслужил.
Игоревич серьёзным вдумчивым взглядом посмотрел на то, что творилось за спиной Николаича. На полу, рядом друг с другом, лежали два сильно разложившихся человеческих трупа, кишащие разными ползучими тварями.
- Николаич, убить тебя мало! – вскипел Игоревич. - Ты что, не видишь, что здесь творится? Ты же сегодня сюда уже два раза за продуктами спускался…
- А мне посрать, - ответил на это начальник мастерских, поднял с пола недоеденный огурец и стряхнул с него червяков.
- А мне нет!! - завизжал разъярённый Игоревич.
Николаич косо посмотрел на него, и, держа в одной руке недоеденный огурец, потянулся к бутылке с водкой.
- А мне посрать, что тебе нет, - сказал он. - Отстань от меня. Я скоро приду.
Игоревич заревел, как самурай, готовящийся к атаке, и со всей силы отфутболил бутылку с водкой, та отлетела метров на пять, ударилась об стенку и разбилась вдребезги.
- Всё! – не унимался Игоревич. - Я ничего не хочу слушать!
Николаич испуганно посмотрел на Игоревича, а затем по сторонам.
- Эй! Эй! Ты чего?
- Вставай немедленно и пошли работать!
Игоревич наклонился и схватил Николаича за руку, с лёгкостью его поднял и двумя пинками под задницу выгнал из кладовой.
- Нехрен здесь рассиживаться! – ревел он в спину убегающего Николаича.

10.

Проход с четвёртого на пятый этаж перегородил санитар Борыгин. Он сел за этот стол и представил себя большим начальником. Через час к нему подошёл Николаев и спросил:
- Ну что, Дмитрий, как дела?
- Идут полным ходом, - ответил Борыгин.
- Ясно. Дай я пройду, гляну своими глазами.
Борыгин отодвинул стол так, чтоб Николаев мог пройти.
- Проходите, Павел Петрович.
Пройдя в урологическое отделение, Николаев увидел в коридоре трёх женщин в защитных костюмах, которые мыли пол пенным раствором. Из третьей палаты показались Лебедь и Бобров, они вынесли ненужную в этой палате кровать.
Николаев подошёл к ним.
- Молодец, Степан, что к нам присоединился,- сказал он.
- А я вас и не бросал, - ответил Бобров.
- Проблемка у нас, - сообщил Лебедь. - Почти все добровольно покинули отделение, кроме больных из одиннадцатой палаты. Они закрылись на защёлку у себя и не выходят.
- О-ё-ёй! – вскрикнул Павел Петрович. - Так, мужики, их не тревожьте, пока я не скажу. Хорошо?
Бобров и Лебедь кивнули.
- И другим передайте, - забеспокоился Николаев. - Я скоро всем подробно объясню, почему этого не стоит делать. Пока не стоит…
Со стороны лестничной площадки раздался голос Хмельницкого:
- Я не могу понять, что здесь творится?
И вслед за ним с той же площадки в коридор донёсся сильный грохот. Разъярённый Хмельницкий ворвался в коридор и направился прямо к Павлу Петровичу.
- Николаев, ты можешь мне объяснить, что здесь вообще происходит? – заорал он.
В коридор вслед за Хмельницким вбежал Борыгин в защитном костюме с отстёгнутым верхом.
- Эй, мудак, вали отсюда! – закричал Дмитрий. - Ты здесь больше никто и звать тебя никак. Иди дальше: сиди у себя в кабинете и в носу пальцем ковыряйся. Не до тебя сейчас! Павел Петрович, что мне с ним сделать? Этот псих ногой на два метра стол мой отфутболил, я еле успел отскочить в сторону.
Николаев сверлил взглядом Хмельницкого. Хмельницкий тоже смотрел только на него.
- Иван Сергеевич, с сегодняшнего дня вы больше не являетесь главврачом этой больницы, - спокойным голосом произнёс Николаев. – Я забираю управление в свои руки, потому что не могу больше спокойно смотреть на ваши нерасторопность и бездействие.
Хмельницкий ухмыльнулся и сделал ещё один шаг в сторону Николаева.
- Наивный ты парень. И даже не представляешь, кому ты перешёл дорогу, и что теперь с тобой будет. Я уничтожу тебя здесь и сейчас.

11.

Сергей Ветров не сразу сообразил, что ползучие твари с пилами покинули комнату, в которой он лежал на холодном бетоне. Это немного порадовало его. Смертельный приговор был отсрочен по каким-то неведомым ему причинам. Сергей попытался приподняться, и тут же резкая невыносимая боль в животе пронзила его.
- А-ах! - вскрикнул он и согнулся пополам.
Вокруг него закружились белые мерцающие мушки.
- А-а! - заорал Сергей.
Он сжал зубы и схватился руками за живот. Боль была нестерпимая, острая. Она резала без пощады.
- А-а! - реагировал на её вспышки раненный парень. - О-о!
Весь его живот был в каких-то мелких гнойных ранках, из которых капельками сочилась синяя слизь. Почувствовав, что боль немного отступила, Сергей встал и медленно, держась руками за стену, подошёл к двери, открыл её и вышел из комнаты.
Сергей поплёлся по коридору, придерживаясь одной рукой за стену. Прошагав пять метров, он неожиданно вскрикнул, схватился руками за живот и упал на колени.
- О-ё-моё! – закричал Сергей и застучал кулаком по стене.
Когда боль вновь его отпустила, Сергей вытер холодный пот, выступивший на лбу, и поднялся на ноги. Более быстрым шагом пошёл по коридору, при этом вспоминая все матерные слова, которые знал.
- Твою мать! – ругался парень. - Что это такое?!
Он прошёл мимо шахты, похожей на лифтовую, и резко остановился. Сергей смотрел в сторону прохода в тёмное помещение и с трудом верил своим глазам.
Какое-то серо-синее существо с руками и ногами и отвратительным лицом сидело на полу, прислонив голову к стене, и из этой головы торчал железный штырь. Сергей подошёл ближе и увидел «Зверя», про которого ему рассказывали студенты. Штырь вошёл где-то в области шеи рядом с ухом, он пробил «Зверю» голову и вынес часть челюсти.
С головы «Зверя» текла жёлтая слизь, её очень много скопилось на полу - образовалась целая лужа. На лице «Зверя» отражалась гримаса боли. Он затуманенными глазами смотрел на Сергея.
Раненый парень молча взглянул в глаза «Зверя». «Неземное существо» закрыло их и скривилось от боли. И тут же со стороны шахты раздался глухой кашель, как будто того, кто кашлял, придавило чем-то тяжелым.
Сергей развернулся и уставился в сторону шахты. Он мог поклясться, что ему не послышалось. В подтверждение этого глухой кашель вновь донёсся до его ушей.
Сергей подошёл к шахте и заглянул в неё. Дальше двух метров ни вниз, ни вверх он ничего не увидел. Всему виной был слабый розовый свет. «Не об этой ли загадочной шахте мне всё время твердил Вадим?», - задумался командир погибшего отряда.
Сергей вновь заглянул в шахту и закричал:
- Эй, есть здесь кто-нибудь? Может, какая помощь нужна?
Где-то сверху вновь раздался глухой кашель и слабый стон. Было очень похоже на то, что стонет женщина или девушка. Более того, Сергею этот стон показался знакомым.
- Оля, это ты здесь?! – закричал Сергей, и всё его тело покрылось мурашками.

12.

Николаев и Хмельницкий смотрели друг другу в глаза. За спиной Николаева стояли Лебедь, Бобров и три женщины, которые мыли пол в коридоре.
- Только вот не надо мне угрожать, - произнёс сквозь зубы Николаев.
- Заткнись! - не сдерживая эмоций, закричал Хмельницкий. - Я чисто из принципа убью тебя.
Он указательным пальцем показал на свои глаза, затем же этим пальцем ткнул в лицо Николаева (его рука при этом имитировала пистолет, а указательный палец дуло этого пистолета).
- Одним взглядом, - добавил разгневанный главврач.
Хмельницкий сымитировал выстрел и дунул в палец, как в дуло пистолета.
- Здесь и сейчас. Веришь мне?
Николаев резко изменился в лице, кивнул и отступил на шаг назад.
- Верю, - прошептал Павел Петрович. - Конечно же, верю!
Главврач улыбнулся злой улыбкой.
- Я был здесь главным и останусь. Ты меня понял?
Николаев вновь кивнул и отступил ещё на один шаг.
- Понял! – вскрикнул он. - Понял! Не горячитесь, пожалуйста.
- Немедленно прекращайте всю эту самодеятельность, - заорал взбешённый Хмельницкий, - и разбегайтесь по своим норам.
Николаев встал боком, он почувствовал дыхание смерти и взглянул сначала на Боброва, Лебедя и женщин, а затем на Борыгина.
- Делайте, что он говорит.
Борыгин не выдержал всего этого сумасшествия и схватил за плечо Хмельницкого.
- Да что это за детский сад?! – разозлился он.
- Борыгин, не смей! – закричал Николаев. - Не надо!
Хмельницкий успел только повернуться лицом к Борыгину, и тот влепил ему кулаком в нос. Хмельницкий от удара отлетел прямо в объятья Павла Петровича. Главврач резко выпрямился и оттолкнул Николаева от себя.
- Не всё решается физической силой, - заговорил он, - есть силы, которые намного мощнее.
Хмельницкий вытянул вперёд руку и быстро произнёс:
- Хоп!
Из макушки Борыгина, как из вулкана, вырвался фонтан крови и серо-жёлтой массы. Глаза его вылетели из глазниц, как пули, и шлепнулись прямо на деловой костюм главврача. Из носа выскочила струя жёлто-серой жидкости. Всё это выглядело так, как будто внутри черепа Борыгина взорвалась «лимонка».
Внутри черепа ничего не осталось, через глазницы хорошо просматривалась дыра на макушке. Кожа на лице исчезла, остались только одни порванные куски.
Борыгин секунд пять простоял на одном месте, словно ничего не произошло, и рухнул на пол.
Одна из женщин, что мыла пол, схватилась за голову и завопила во весь голос:
- Это сам дьявол! Спасайся, кто может!
Моментально все свидетели происходящего разбежались по палатам. В коридоре остались только Николаев и Хмельницкий.
- Ну что смотришь на меня, как на седьмое чудо света?! – спросил главврач перепуганного Николаева.
- Убивай меня, чего ты ждёшь? - прошептал Павел Петрович.
- Заткни, ничтожество, свой поганый рот! - приказал Хмельницкий. - Я сам буду решать, когда и что мне делать.
Он замахнулся и ударил Николаева в ухо.
- Пошёл вон отсюда, мразь! - рявкнул главврач. – Чтоб я тебя больше никогда выше четвёртого этажа не видел!
Павел Петрович, прижав ладонью ухо, стал медленно отступать в сторону лестничной площадки. Хмельницкий, наблюдая за движением Николаева, произнёс:
- Знаешь, в чём твоя слабость? Ты говоришь: «Убей меня», а в голове молишься богу, чтоб я тебя не тронул. Ты готов отдать всё в обмен на то, чтобы жить. Ты слабак по природе. Как только кто-то находится сильнее тебя, и ты чувствуешь риск смерти, ты готов молить о пощаде. Может я не прав?!
Николаев, продолжая отступать, ответил:
- Почему же? Прав! Все люди чего-то боятся.
Хмельницкий посмотрел на Николаева с презрением.
- Беги, сопляк, отсюда, пока я не передумал, - сказал он.
Николаев кивнул и побежал к лестничной площадке. У самого выхода он остановился и повернулся лицом к Хмельницкому.
- А знаешь, в чём твоя и тебе подобным тварям слабость?
Главврач с усмешкой на лице кивнул, позволяя Павлу Петровичу высказать свою мысль.
- В излишней самоуверенности и в ощущении своего превосходства, - сказал Николаев.
13.

Жабраков высыпал мусор из мусорных вёдер в один большой полиэтиленовый мешок.
- Я через полчаса вернусь, - сказал он. - Пойду посплю чуток.
- Я тоже очень хочу спать, - произнёс Игоревич, нарезая хлеб.
- Так что тебе мешает? – искренне удивился Жабраков. - Иди ложись. Времени полно.
Игоревич бросил косой взгляд на Николаича, который с недовольной миной подметал пол большой метлой.
- Да я… чуть попозже, наверное, - прошептал Игоревич. - Дела у меня есть ещё кое-какие.
- Тебе решать. Я-то пойду спать по-любому. Без сна я тюфяк.
Жабраков с мешком, заполненным мусором, вышел из кухни. Николаич посмотрел на закрывающиеся двери, наклонился и вымел всё из-под стола, затем молча переместился к навесным шкафчикам.
Николаич осторожно взглянул на Игоревича, тот скидывал порезанный хлеб с доски в железный таз.
- Николаич, есть у меня кое-какие мысли, которыми я хотел с тобой поделиться.
Раздался скрип открываемой дверцы. Игоревич даже не дёрнулся, хоть и услышал этот скрип, он спокойно продолжил нарезать хлеб.
- Блин! – заорал Николаич. - Я не понял, куда подевалась вся водка?!
- Я её всю вылил в раковину, - произнёс Игоревич, как будто речь шла о каком-то пустяке.
Николаич с кулаками бросился в сторону Игоревича.
- Что ты сделал? Повтори!
Игоревич встал и с размаху воткнул нож в разделочную доску.
- Я её вылил в раковину от греха подальше.
Николаич со всего размаху нанёс удар по носу Игоревича. Игоревич отлетел от удара прямо к стене.
- Кто тебе дал право распоряжаться моей водкой?! – заревел Николаич, его глаза налились красным цветом.
Игоревич вытер струйку крови, вытекшую из носа, и уставился на ошалевшего Николаича.
- Я ничего не могу понять, - очень тихо произнёс он. - Ты что, из-за водки так бесишься?
Николаич схватил табуретку и кинул её в него. Игоревич закрылся руками, табуретка ударилась об его локти и разлетелась на части.
- О-ё! – завыл Игоревич. – Мне же больно!
Николаич вырвал нож из доски и бросился на Игоревича. Тот отскочил в сторону. Николаич бросился за ним. Игоревич запрыгнул на стол и перескочил со стола на электрическую плиту, которая, к его счастью, была выключена.
Николаич, немного отдышавшись, стал размахивать ножом, как бравый десантник, затем он его подкинул вверх, поймал и бросил со всей силы в сторону своей жертвы. Игоревич успел спрыгнуть с электроплиты на пол, нож пролетел над его головой и воткнулся во входные двери.
- Николаич, побойся бога! – закричал напуганный Игоревич. - Зачем ты меня хочешь убить? Водка того не стоит.
В ответ на Игоревича полетела пустая кастрюля. Игоревич спрятал голову за электроплитой.