Игры в классики
Модератор: mainaS
Корсар37 писал(а):Пускай Лиса сто раз обманет-
О том, друзья, не надобно тужить.
И Прелесссть пусть печалью станет,
Но как Фензину без нее прожить?
Может быть Вы вспомните первооснову этого стиха.
Последний раз редактировалось Андрона 19 дек 2007, 21:41, всего редактировалось 2 раза.
Елена , я не настолько хорошо помню "старые песни о любви". Я прочитала только последнюю строчку "Ну как на свете без любви прожить". 
И с военной песней: там взята только пара строк или размер и сюжет тоже.
И с военной песней: там взята только пара строк или размер и сюжет тоже.
Последний раз редактировалось Андрона 19 дек 2007, 21:07, всего редактировалось 1 раз.
Ну я на память выдам, лень по гуглу шастать:
На тот большак, на перекрёсток
Уже не надо больше мне спешить
Жить без любви, быть может, просто,
Но как на свете без любви прожить?
Пускай она сто раз обманет,
Пускай не стоит ею дорожить,
Пускай она печалью станет,
Но как на свете без любви прожить?
Там есть ещё куплеты, кто помнит, напойте!
Да, кстати, Пугачёва - не первая исполнительница, отнюдь.
А о войне - песня "У незнакомого посёлка, на безымянной высоте"
На тот большак, на перекрёсток
Уже не надо больше мне спешить
Жить без любви, быть может, просто,
Но как на свете без любви прожить?
Пускай она сто раз обманет,
Пускай не стоит ею дорожить,
Пускай она печалью станет,
Но как на свете без любви прожить?
Там есть ещё куплеты, кто помнит, напойте!
Да, кстати, Пугачёва - не первая исполнительница, отнюдь.
А о войне - песня "У незнакомого посёлка, на безымянной высоте"
Нет закрытых дверей, есть слишком тихое "мяу"!
-
Калиф-на-час
- Сообщения: 8030
- Зарегистрирован: 04 окт 2005, 09:17
Готсподи, да вы что тут все?! Зачем совпадать-то, да ещё и досконально-то?
Нео. Генри
Я не знаю, какой звук издавала бы паровая баба, вбивая несуществующую сваю в болотную жижу, но ручаюсь, что старому Мэтью он показался бы райской музыкой по сравнению с громким чавканьем, издаваемым жвачными органами Сэва перемалывающими ту самую вишню, что Мэтью холил и лелеял вот уже третий год, дождавшись наконец вожделенного урожая.
Сэв был свеж, как молодой редис и незатейлив, как грабли. Оседлав матерую ветку, словно старого смиренного мустанга, он не торопясь выбирал самые сочные ягоды, нисколько не задумывась о суровом предупреждении Мэтью, которое тот развесил во всех углах своего сада. Здоровенный кольт сорок пятого калибра висел у его правого колена и, по-видимому был главным источником этой беззаботности.
- Проклятая помесь облезлого койота с вонючей гиеной, - возмущенно провозгласил Мэтью, - как смеешь ты stultum est in errore perseverare* или, говоря по-нашему, стулом тем есть до усраре и пересраре то, что ты не сажал и не холил и даже не уплатил за съеденное?!
Сэв почувствовал себя несколько уязвленным образованностью старого ковбоя и посчитал необходимым ответить должным образом.
- Видишь ли, Клистирная Трубка, - сказал он, намекая на то, что когда-то старику доводилось подвизаться в роли костоправа, - ты должен знать, что я - из породы древних галлов. А omnia Gallia in tres partes divisa est** - умного галла в трех партиях не обставишь! И тебе тоже меня не провести. Я точно знаю, что ты, и никто другой, увел из моего стада юную телочку этой весной - так скажи спасибо, что я возмещаю свой ущерб таким невинным способом.
От невиданной напраслины у старого Мэтью вывалилась из рта его гордость - настоящая пенковая трубка.
- Ах ты, безмозглый ша... - начал он стряхивая с плеча дробовик, но остановился на полуслове, увидев направленный на него ствол.
- Не обожгите ваши пальчики, приятель, - глумливо произнес Сэв. Его искусство в стрельбе было давно известно по эту сторону Рио-Гранде так же как и то, что до сих пор жертвами его были одни лишь мексиканцы, что считалось не совсем приличным в этих краях. - Ну, - нагло ухмыляясь продолжал он, - помоги мне открыть счет белым! Схватись за свою чертову старую пукалку, дабы я мог по всем правилам отправить тебя вслед за моей ненаглядной телкой! А если не хочешь - очень медленно и аккуратно ложи свою пушку на землю, а после стой здесь, покуда я не насытюсь.
У Мэтью повисли усы и сгорбилась спина под тяжестью лет и неслыханного унижения.
- Ах, ты, чертов недоносок... - горько промолвил он, опустив очи долу.
- Фильтруй базар, старый хрен! - рявкнул Сэв, - не то я слезу и надеру тебе задницу!
От нового оскорбления старик вскинул на юнца возмущенный взгляд... И в это мгновение тот увидел, как бессильное возмущение в глазах Мэтью вдруг сменил благоговейный ужас смешанный с восторгом. Сэв был очень высокого мнения о своей особе, но все же не настолько, чтобы предположить, что именно его лик мог вызвать такие чувства. И разумеется он обернулся, чтобы посмотреть что же такое могло их вызвать. И конечно же сразу понял все. Он только начал поворачиваться обратно, когда, словно гром среди ясного неба, раздался грохот. Это было последним, что он услышал в этой жизни...
*) - (лат.) упорствовать в ошибках свойственно лишь глупцу.
**) - (лат.) вся Галлия делится на три части.
Я не знаю, какой звук издавала бы паровая баба, вбивая несуществующую сваю в болотную жижу, но ручаюсь, что старому Мэтью он показался бы райской музыкой по сравнению с громким чавканьем, издаваемым жвачными органами Сэва перемалывающими ту самую вишню, что Мэтью холил и лелеял вот уже третий год, дождавшись наконец вожделенного урожая.
Сэв был свеж, как молодой редис и незатейлив, как грабли. Оседлав матерую ветку, словно старого смиренного мустанга, он не торопясь выбирал самые сочные ягоды, нисколько не задумывась о суровом предупреждении Мэтью, которое тот развесил во всех углах своего сада. Здоровенный кольт сорок пятого калибра висел у его правого колена и, по-видимому был главным источником этой беззаботности.
- Проклятая помесь облезлого койота с вонючей гиеной, - возмущенно провозгласил Мэтью, - как смеешь ты stultum est in errore perseverare* или, говоря по-нашему, стулом тем есть до усраре и пересраре то, что ты не сажал и не холил и даже не уплатил за съеденное?!
Сэв почувствовал себя несколько уязвленным образованностью старого ковбоя и посчитал необходимым ответить должным образом.
- Видишь ли, Клистирная Трубка, - сказал он, намекая на то, что когда-то старику доводилось подвизаться в роли костоправа, - ты должен знать, что я - из породы древних галлов. А omnia Gallia in tres partes divisa est** - умного галла в трех партиях не обставишь! И тебе тоже меня не провести. Я точно знаю, что ты, и никто другой, увел из моего стада юную телочку этой весной - так скажи спасибо, что я возмещаю свой ущерб таким невинным способом.
От невиданной напраслины у старого Мэтью вывалилась из рта его гордость - настоящая пенковая трубка.
- Ах ты, безмозглый ша... - начал он стряхивая с плеча дробовик, но остановился на полуслове, увидев направленный на него ствол.
- Не обожгите ваши пальчики, приятель, - глумливо произнес Сэв. Его искусство в стрельбе было давно известно по эту сторону Рио-Гранде так же как и то, что до сих пор жертвами его были одни лишь мексиканцы, что считалось не совсем приличным в этих краях. - Ну, - нагло ухмыляясь продолжал он, - помоги мне открыть счет белым! Схватись за свою чертову старую пукалку, дабы я мог по всем правилам отправить тебя вслед за моей ненаглядной телкой! А если не хочешь - очень медленно и аккуратно ложи свою пушку на землю, а после стой здесь, покуда я не насытюсь.
У Мэтью повисли усы и сгорбилась спина под тяжестью лет и неслыханного унижения.
- Ах, ты, чертов недоносок... - горько промолвил он, опустив очи долу.
- Фильтруй базар, старый хрен! - рявкнул Сэв, - не то я слезу и надеру тебе задницу!
От нового оскорбления старик вскинул на юнца возмущенный взгляд... И в это мгновение тот увидел, как бессильное возмущение в глазах Мэтью вдруг сменил благоговейный ужас смешанный с восторгом. Сэв был очень высокого мнения о своей особе, но все же не настолько, чтобы предположить, что именно его лик мог вызвать такие чувства. И разумеется он обернулся, чтобы посмотреть что же такое могло их вызвать. И конечно же сразу понял все. Он только начал поворачиваться обратно, когда, словно гром среди ясного неба, раздался грохот. Это было последним, что он услышал в этой жизни...
*) - (лат.) упорствовать в ошибках свойственно лишь глупцу.
**) - (лат.) вся Галлия делится на три части.
Редукционизм, это нигилизм наших дней. В Франкл.
Маяк Овский.
Разворачивайтесь
в революционном
строю
С выпендрежем ли аховым,
скромно ли!
Я вам песнь
патриотическую
спою
Чтобы вы
навсегда запомнили!
«Свое»», «доброе»
- сущая ерунда –
Для собственной задницы
палка!
Коллективная собственность
– это да!
За нее
умереть не жалко...
Это ей
мой
посвящается
гимн,
Дед Матвей
послужит припевом.
Не за вишню несчастную Сева погиб –
За
колсобственность
погиб
Сева!
Разворачивайтесь
в революционном
строю
С выпендрежем ли аховым,
скромно ли!
Я вам песнь
патриотическую
спою
Чтобы вы
навсегда запомнили!
«Свое»», «доброе»
- сущая ерунда –
Для собственной задницы
палка!
Коллективная собственность
– это да!
За нее
умереть не жалко...
Это ей
мой
посвящается
гимн,
Дед Матвей
послужит припевом.
Не за вишню несчастную Сева погиб –
За
колсобственность
погиб
Сева!
Редукционизм, это нигилизм наших дней. В Франкл.
Небабель
Вы будете с мене смеяться, но я вам таки расскажу, как оно все было, и вы, конечно, ничерта не поймете, потому как понятья не имеете. А откуда у вас взяться понятью, если вы жили, как растут пузатые помидоры в теплице, сгребая под себя пищу и наливаясь жирным соком. Вот если бы вы прожили жизнь, как прожил ее Реб Арье Лейб, да еще имели бы его голову, то понятья у вас было бы хоть отбавляй. Правда не было бы штанов. Потому что, как сказал одесский поэт: "штаны и понятье - две вещи несовместные".
Ну так слушайте:
Вот Севка, совсем особенный шкет, которому место не на колхозном поле, а в самой одесской банде, или на плохой случай, в Нью-Йоркской бирже. Но папаша у Севки колхозный счетовод и член месткома. Об чем может думать такой папаша? Об выпить с председателем литр самогона, об сочинить баланс, об своем партбилете и ни об чем больше. Разве понять ему высоту полета севкиной мысли, который, не зная разных умных слов вроде "частной собственности" и "общественного блага",так хорошо понятных Арье Лейбу, а возможно и вам, таки понимал, что даже целое ведро вишни, снятое с собственного куста, не заменит одной ягодки из сада, называемого общим и охраняемого от всех.
А вот, дед Матвей, который так давно, что даже Реб Арье Лейб с трудом это вспоминает, был рыжим Мотькой, которого не пинал лишь ленивый Пацюк, который позже был комиссаром Блох, но что-то украл не по чину, и который теперь, злясь на весь мир, сторожит ничей сад за жалкие 30 карбованцев и литр самогона по субботам.
Арье Лейб мог бы сказать ему: "Мотька, помнишь ли ты времена, когда на твоей блестящей, как сапоги председателя, лысине колосились рыжие лохмы, а сам ты лазал в этот сад за сочной налитой вишней? Помнишь ли ты, Мотька, как жестоко отомстил ты сторожу за то, что он погладил тебя крапивой по бесштанному месту? Не потому ли теперь, ты вместо крапивы держишь в руках двустволку которой уже отправил на кладбище сорок одного мальчишку?
- Это же совсем другая разница!- ответил бы дед. - Когда я лазал в этот сад, у него был хозяин - пан, а значит подлый экспроприатор! (Мотька знал и любил разные умные слова - он был комиссаром, помните? - но не понимал их смысла, как Реб Арье Лейб). А знаешь ли ты, пархатый жид (старый еврей любил эти слова даже больше умных), что такое панская вишня!? Такой вещи не существует в природе, и это говорю тебя я - Матвей Блох, прошедший пол-мира и попробовавший то, чему ты даже не знаешь названия! Она растет только в панском саду, а почему так происходит, не знает даже великий Маркс и не ведает еще более великий Ленин! А колхозная вишня - совсем такая же, как та, что растет в твоем саду, но она - общая вишня. А значит трогать ее нельзя никому, кроме тех, кого уполномочило обчество! И если кто-то захочет взять ее за здорово живешь - ему придется здорово помереть от моей дорогой подруги,что была неразлучной со мной с партизанского отряда. А ты, жид, давай не разводи тут контру, пока я не посчитал, что ты метишь за вишней!
И Мотька отправился бы писать на меня донос. Потому я и не стал ему ничего говорить. Не сказал ему ничего и Севка. Он просто пришел в сад и забравшись на вишню наслаждался ее спелым вкусом, когда раздался роковой выстрел. Жалобно вскрикнув, Севка схватился рукою за грудь, и из-под пальцев его брызнула теплая кровь, орошая ветки и траву. Медленно-медленно сполз он с ветки на землю, из последних сил цепляясь за уходящую жизнь. Дед следил за ним, сладострастно вспоминая былое. А когда все закончилось, он, вздохнув удовлетворенно, стал отбивать на прикладе сорок вторую зарубку. Мотька всегда был очень аккуратен в этом. Его зарубки были все одинаковы настолько, насколько не бывают одинаковыми яйца от одной курицы, и располагались они такими ровными рядами, что даже одесский дюк назвал бы их гвардейскими. Вот и эту зарубку он делал не торопясь,сознавая,что одно неверное движение может испортить всю картину. Странный шорох привлек его внимание. Мотька глянул...
Если бы на лысине его сохранился хоть один волосок, он твердой струной устремился бы прямо к луне, что стояла высоко в небе. Прямо к нему с немигающим стеклянным взглядом и странной улыбкой на губах шагал окровавленный Севка, держав руке палочку так, будто это был полуметровый кинжал. Но еще страшнее было то, что за Севкой строем шли белые фигуры, стряхивая с себя землю и опавшие листья. Из-под саванов непримиримо горели угольки глаз устремленных на деда.
- Сорок два...- прошептали помертвевшие мотькины губы, больно ударила по ноге, выпавшая из рук двустволка.
- А-а-а-а!!!... - разнеслось по всей деревне, и дед Матвей скачками, сделавшими бы честь его комиссарскому коню пустился наутек...
Чем все это закончилось? Реб Арье Лейб скажет вам, но вы все равно не поймете, так как не имеете понятья. Зато вы имеете штаны из шевиота и ходите в них в синагогу, где вас встречают уважительно, как и заслуживают ваши штаны.
А кончилось это просто. Севка нынче большой человек - он торгует газировкой на Дерибасовской, и перед ним снимает шляпу сам Беня Крик, который устраивал на него пятнадцать налетов. Мотька мирно доживает свои дни в желтом домике, где он ведет себя очень тихо и только в лунные ночи на него надевают смирительную рубашку, чтобы он себя не поранил.
Ну а чтоб вы заимели хоть немного понятья, Реб Арье Лейб расскажет вам то,что рассказал ему Севка накануне той ночи,чтобы услышать пару слов в назидание и подсказку.
-Реб Арье Лейб, - сказал мне Севка,- мы с пацанами решили подшутить над старым Мотькой, и для этого Циля, что убирается у него по пятницам за пару целковых, подменила его патроны на те, что мы изготовили. В них нет картечи, но гильзы облиты изнутри свинцом для тяжести и заполнены порохом. Нас - 42 вместе со мной и девчонками и 41 заберется вечером в сад с простынями и зароется в опавшую листву...
и так далее.
Я подсказал им кое-что, и как видите, все у них получилось. Может быть немного хуже,чем им хотелось... а может быть лучше. Кто знает...
Вы будете с мене смеяться, но я вам таки расскажу, как оно все было, и вы, конечно, ничерта не поймете, потому как понятья не имеете. А откуда у вас взяться понятью, если вы жили, как растут пузатые помидоры в теплице, сгребая под себя пищу и наливаясь жирным соком. Вот если бы вы прожили жизнь, как прожил ее Реб Арье Лейб, да еще имели бы его голову, то понятья у вас было бы хоть отбавляй. Правда не было бы штанов. Потому что, как сказал одесский поэт: "штаны и понятье - две вещи несовместные".
Ну так слушайте:
Вот Севка, совсем особенный шкет, которому место не на колхозном поле, а в самой одесской банде, или на плохой случай, в Нью-Йоркской бирже. Но папаша у Севки колхозный счетовод и член месткома. Об чем может думать такой папаша? Об выпить с председателем литр самогона, об сочинить баланс, об своем партбилете и ни об чем больше. Разве понять ему высоту полета севкиной мысли, который, не зная разных умных слов вроде "частной собственности" и "общественного блага",так хорошо понятных Арье Лейбу, а возможно и вам, таки понимал, что даже целое ведро вишни, снятое с собственного куста, не заменит одной ягодки из сада, называемого общим и охраняемого от всех.
А вот, дед Матвей, который так давно, что даже Реб Арье Лейб с трудом это вспоминает, был рыжим Мотькой, которого не пинал лишь ленивый Пацюк, который позже был комиссаром Блох, но что-то украл не по чину, и который теперь, злясь на весь мир, сторожит ничей сад за жалкие 30 карбованцев и литр самогона по субботам.
Арье Лейб мог бы сказать ему: "Мотька, помнишь ли ты времена, когда на твоей блестящей, как сапоги председателя, лысине колосились рыжие лохмы, а сам ты лазал в этот сад за сочной налитой вишней? Помнишь ли ты, Мотька, как жестоко отомстил ты сторожу за то, что он погладил тебя крапивой по бесштанному месту? Не потому ли теперь, ты вместо крапивы держишь в руках двустволку которой уже отправил на кладбище сорок одного мальчишку?
- Это же совсем другая разница!- ответил бы дед. - Когда я лазал в этот сад, у него был хозяин - пан, а значит подлый экспроприатор! (Мотька знал и любил разные умные слова - он был комиссаром, помните? - но не понимал их смысла, как Реб Арье Лейб). А знаешь ли ты, пархатый жид (старый еврей любил эти слова даже больше умных), что такое панская вишня!? Такой вещи не существует в природе, и это говорю тебя я - Матвей Блох, прошедший пол-мира и попробовавший то, чему ты даже не знаешь названия! Она растет только в панском саду, а почему так происходит, не знает даже великий Маркс и не ведает еще более великий Ленин! А колхозная вишня - совсем такая же, как та, что растет в твоем саду, но она - общая вишня. А значит трогать ее нельзя никому, кроме тех, кого уполномочило обчество! И если кто-то захочет взять ее за здорово живешь - ему придется здорово помереть от моей дорогой подруги,что была неразлучной со мной с партизанского отряда. А ты, жид, давай не разводи тут контру, пока я не посчитал, что ты метишь за вишней!
И Мотька отправился бы писать на меня донос. Потому я и не стал ему ничего говорить. Не сказал ему ничего и Севка. Он просто пришел в сад и забравшись на вишню наслаждался ее спелым вкусом, когда раздался роковой выстрел. Жалобно вскрикнув, Севка схватился рукою за грудь, и из-под пальцев его брызнула теплая кровь, орошая ветки и траву. Медленно-медленно сполз он с ветки на землю, из последних сил цепляясь за уходящую жизнь. Дед следил за ним, сладострастно вспоминая былое. А когда все закончилось, он, вздохнув удовлетворенно, стал отбивать на прикладе сорок вторую зарубку. Мотька всегда был очень аккуратен в этом. Его зарубки были все одинаковы настолько, насколько не бывают одинаковыми яйца от одной курицы, и располагались они такими ровными рядами, что даже одесский дюк назвал бы их гвардейскими. Вот и эту зарубку он делал не торопясь,сознавая,что одно неверное движение может испортить всю картину. Странный шорох привлек его внимание. Мотька глянул...
Если бы на лысине его сохранился хоть один волосок, он твердой струной устремился бы прямо к луне, что стояла высоко в небе. Прямо к нему с немигающим стеклянным взглядом и странной улыбкой на губах шагал окровавленный Севка, держав руке палочку так, будто это был полуметровый кинжал. Но еще страшнее было то, что за Севкой строем шли белые фигуры, стряхивая с себя землю и опавшие листья. Из-под саванов непримиримо горели угольки глаз устремленных на деда.
- Сорок два...- прошептали помертвевшие мотькины губы, больно ударила по ноге, выпавшая из рук двустволка.
- А-а-а-а!!!... - разнеслось по всей деревне, и дед Матвей скачками, сделавшими бы честь его комиссарскому коню пустился наутек...
Чем все это закончилось? Реб Арье Лейб скажет вам, но вы все равно не поймете, так как не имеете понятья. Зато вы имеете штаны из шевиота и ходите в них в синагогу, где вас встречают уважительно, как и заслуживают ваши штаны.
А кончилось это просто. Севка нынче большой человек - он торгует газировкой на Дерибасовской, и перед ним снимает шляпу сам Беня Крик, который устраивал на него пятнадцать налетов. Мотька мирно доживает свои дни в желтом домике, где он ведет себя очень тихо и только в лунные ночи на него надевают смирительную рубашку, чтобы он себя не поранил.
Ну а чтоб вы заимели хоть немного понятья, Реб Арье Лейб расскажет вам то,что рассказал ему Севка накануне той ночи,чтобы услышать пару слов в назидание и подсказку.
-Реб Арье Лейб, - сказал мне Севка,- мы с пацанами решили подшутить над старым Мотькой, и для этого Циля, что убирается у него по пятницам за пару целковых, подменила его патроны на те, что мы изготовили. В них нет картечи, но гильзы облиты изнутри свинцом для тяжести и заполнены порохом. Нас - 42 вместе со мной и девчонками и 41 заберется вечером в сад с простынями и зароется в опавшую листву...
и так далее.
Я подсказал им кое-что, и как видите, все у них получилось. Может быть немного хуже,чем им хотелось... а может быть лучше. Кто знает...
Редукционизм, это нигилизм наших дней. В Франкл.
А что насчет Нео.Генри? 
И мое "браво" относилось ко всей подборке" 
Статистика
Наша команда
Активные участники
Новые пользователи