Ну вот теперь я наконец понял, как правильно воспитывать детей:
— Ну Ба! — возмутилась Манюня. — Ничего он не дохлый, смотри, — она ткнула пальцем в птенца, тот поморщился всем тельцем и задергал лапками. — Видишь? — победно сказала Манька. — Мы его спасли, а теперь будем кормить-поить-выхаживать! Ба, что мы можем ему дать?
Ба ни минуты не раздумывала.
— Можете откопать дождевых червей, хорошенько их разжевать и скормить этой дохлятине, — язвительно проговорила она.
— Фуууууу, Ба! — смешно наморщила носик Манька. — Представить даже противно. Вот если бы ты нам помогла…
— Ты мне предлагаешь самой разжевать червей? — Ба ненадолго оторвалась от теста.
— А ты можешь? — Манька нетерпеливо запрыгала на одной ноге. Несчастный птенец трясся в ее руке безвольным комочком. <...>
— Горе мое луковое, — прошептала умиленно. — Ба, мы можем его хлебными крошками накормить! — вдруг осенило Маньку. — И напоить водой из пипетки можем! Ты только дай нам крошек, Ба! И покажи, где пипетка, которой ты мне в ухо закапывала эту ужасную черную жидкость, помнишь? А еще мы, например, можем его искупать. Набрать в мисочку теплой воды, побултыхать его там и уложить спать, накрыв платочком.
Ба простонала. Но Манюня ничего не слышала, Манюню несло.
— А если у него вдруг случится заворот кишок, мы пипеткой поставим ему клизму, — у Маньки раскраснелись от волнения щеки, — ты ведь нам поможешь, Ба? Хотя не надо помогать, мы сами разберемся.
По окаменевшей спине Ба можно было догадаться, что сейчас случится непоправимое, но Манька этого не замечала, она была увлечена своими мыслями.
— Вот если бы ты еще умела мух ловить, — мечтательно протянула она, — или хотя бы мошек, а, Ба?
Ба со словами: «Да что же это такое!» — стремительно повернулась и с легким хрустом свернула птенцу шею.
— Вот теперь можете его хоронить со всеми почестями, — выдохнула она, не обращая внимания на наши вытянувшиеся лица. — Я даже готова вам на эту церемонию уступить железную баночку из-под индийского чая! Потому что лучше я его прямо сейчас убью, чем вы потом замучаете до смерти своими экспериментами!
хотя, даже зная такие тонкости, понимаю, как все будет непросто:
«Будет моим», — решила я. И стала терпеливо ждать, когда Алик в меня влюбится. Ждала аж целых три дня, но ситуация не менялась — Алик с утра до ночи гонял в мяч и не обращал на меня никакого внимания. Тогда я решила взять инициативу в свои руки и сочинила поэму о своей любви к нему. Потом выдрала из маминого блокнота голубенький листок и старательно переписала туда свое творение.
ПАЭМА
Алик, ты можит спросишь
Кто автар этих строк!!!
Но это ананим, и ты о ней не узнаешь
Ни-каг-да!
И ни-че-во!
Кроме тово, что я тебя люблу
И жыть биз тебя нима гу.
Наринэ Абгарян. 2 «А» класс Бердской ср. шк. № 2
На обратной стороне Алик написал очень лаконичную ответную поэму.
ДУРА
<...>
Умирала я долго, целых двадцать минут, и практически уже была одной ногой на том свете, когда с работы вернулась мама. Она заглянула в спальню и увидела мой хладный полутруп.
— А что это ты в одежде легла в постель? — спросила она и пощупала мой лоб.
— Умирать легла, — буркнула я и, вытащив из кармана записку, отдала ей.
Мама прочла поэму. Закрыла лицо ладонями. И затряслась всем телом.
«Плачет», — удовлетворенно подумала я.
