Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
- «До»! Ты понимаешь, там «до»! – дирижерская палочка летала перед самым носом, а Ульяна не могла даже поднять глаз, только крепче сжимала гриф скрипки. Как же хотелось сломать, наконец, эту палочку! “Да знаю я, что там «до»! Но что сегодня со мной такое, ведь знаю!” Репетиция не задалась с самого утра, бедный Прокофьев хромал на все ноты, сто десять человек в оркестре - и практически каждый что-то путал. И это при том, что марш «Монтекки и Капулетти» музыканты знали наизусть и могли повторить с закрытыми глазами. Но с утра отличились практически все, и вот теперь, вечером, очередь дошла и до нее. Неужели это так действует близость Большого Фестиваля Искусств?
Конивельский стукнул палочкой по пюпитру.
- Собрались! - Он взмахнул руками, грянули духовые, и даже не дошло до скрипок, как дирижер опустил руки и вцепился в пюпитр что есть силы. В огромном концертном зале повисла гробовая тишина, вот-вот готовая разразиться немыслимым гневным воплем. Но Конивельский лишь глубоко вздохнул, тряхнул своей шевелюрой:
- Я так понимаю, работать сегодня никто не собирается!
Развернулся и пошел за кулисы. Музыканты молча проводили его взглядом, потом робкое перешептывание облетело ряды, кто-то отложил инструмент, но еще никто не решался встать. Неужели конец? Все устали безмерно, но впасть в немилость к Конивельскому перед фестивалем - лучше сразу умереть на месте. Дирижер не возвращался; тогда музыканты стали потихоньку вставать, вытягивать затекшие ноги. Первыми, как всегда, скрылись контрабасы. Ульяна ушла последней. Она долго сидела, уставившись в одну точку: мысли ускользали, какая-то навязчивая идея о том, что она что-то пропустила или о чем-то забыла, преследовала ее, пока кто-то слишком громко не отодвинул стул. Ульяна вздрогнула, обернулась. Все покинули свои места, только двое музыкантов переговаривались о чем-то у кулис. Девушка встала, убрала скрипку в футляр и прошла в коридор. Здесь, казалось, столпилось полтеатра. И вроде не было такой тяжелой репетиции, и даже Конивельский благосклонно о чем-то говорил с Петром. А тот, как всегда, открыв рот и выпучив глаза, изображал из себя саму покорность и все внимание к маэстро. “Новый любимчик? Стоит ли ревновать? Надеюсь, все-таки дирижер не опустится до мальчиков!” Ульяна встала рядом, не слушая разговор, но так, чтоб Конивельский обязательно ее заметил; однако тот совершенно не обращал на нее внимания. Зато Петр еще больше стал пучить глаза. “Стоит только Конивельскому поднять палочку, как он сразу встанет на колени и поползет за ним,” - зло подумала Ульяна. Долго стоять в коридоре и делать вид, что ты совсем не слушаешь разговор, она так и не смогла, поэтому ушла в гримерку. Там Лиза и Маша, две скрипки, красились перед зеркалом и о чем-то оживленно болтали, а она опять не слушала, просто села на стул, положила скрипку рядом и долго думала - вот только о чем, даже сама не могла сказать. Наконец, болтушки вышли. Ульяна посмотрела в зеркало и ничего хорошего там не увидела. Подхватила скрипку, по коридору прошла до двери Конивельского. Та была приоткрыта. Ульяна просунула голову. Дирижер говорил по телефону; посмотрел на нее вскользь и отвернулся, продолжая что-то доказывать трубке.
Ульяна вышла и прислонилась к стене. Зачем она вообще хочет поговорить с Конивельским? Сказать, что она прекрасно знает про «до»? И что это изменит, если она играет все, что угодно, но не «до»? Получить совет? Или что-то еще? Она оторвалась от стены и направилась к выходу, но сомнения догнали ее на полпути: а если Конивельский разозлится, что она ушла? Может, вернуться? И, как дура, стоять под его дверью? А что подумают другие? К черту других, к черту все. Медленно вернулась картинка: безразличный взгляд - и Конивельский отворачивается, продолжая что-то доказывать трубке. Безразличный…
- К черту все, - уже вслух повторила Ульяна, выходя из театра.
Настроение тяжелым липким комом зависло где-то в груди. Толпа народа на первой линии показалась ей слишком большой и шумной. С резким громким смехом из квартиры художника Вальсова вывалилась компания молодых людей. Один, особо рьяный, поднял вверх бутылку с синим пойлом и проорал на всю линию:
- Я еду на фестиваль!
Откуда-то со стороны театральной площади раздались одобрительные крики. Ульяна поспешила скорее вперед. Почему же ее так не трогает этот праздник жизни? Сколько себя помнила, она мечтала попасть к Поднебесным, все усилия и планы была направлены только на одно: попасть на поверхность, увидеть настоящее небо, почувствовать ветер, попробовать вкус не синтетической пищи. И даже несмотря на то, что сегодня оркестр напрочь забыл, что такое ноты, все равно ее участие в Большом Фестивале Искусств у Поднебесных было неоспоримо - еще какой-то месяц, и она окажется наверху. Но почему с каждым днем становится все только хуже, почему мысли мрачнее? Почему все радуются и ждут, а она только страдает от какой-то непонятной хандры?
- Ульяна!
Вылезая из своего мыслекокона, она не сразу сообразила, кто это ее так активно обнимает и трясет.
- Как хорошо, что я тебя встретила! У нас сегодня такой праздник! Ты представляешь, мой парень Леха - ну ты помнишь его, такой кучерявенький - так вот он устроился на работу, мы сегодня это празднуем! Пошли с нами скорее, я сняла на восемь часов “Пропасть”.
Слова сыпались, как пулеметная очередь, без остановки на вдох и выдох, Ульяна еще пыталась вспомнить, как же выглядел этот очередной кучерявенький приятель Тани, а ее уже куда-то тянули. Ткнули носом в грудь бритого налысо парня:
- Вот это мой Леха. Ну что, пошли! Ой, я же не спросила, а как твои дела, как подготовка к фестивалю? Ты представляешь Леха, это наша звезда школы, еще с пяти лет мы все знали: уж кто-то, а наша Ульяна пробьется на поверхность, она так прекрасно играет на скрипке! Клавка, ты тоже идешь с нами, - Таня рванула куда-то в сторону, но вокруг Ульяны и бритого “кучерявенького” Лехи уже собралась толпа молодежи; все шумели, смеялись и медленно ползли по первой линии, постепенно собирая весь народ в направлении ресторана. Выбраться отсюда, убежать было невозможно. Ульяна со всеми медленно ползла вперед, даже хандра стала немного проходить, истекать тонкой песчаной струйкой из вдруг разрушенного кокона. Периодически в поле зрения появлялась Таня, вешалась на своего Леху, целовалась с ним, приносила какие-то новости и опять исчезала в толпе. Она всегда была такой – ураган-ураганище. Буйство эмоций, движений и слов. Будучи дочкой одних из самых богатых людей, она при этом совершенно не походила на обычную “золотую” молодежь. Да она сорила деньгами, устраивала вечеринки, от которых потом долго икалось родителям, и Санитары с Мясниками были обеспечены работой на неделю вперед. Но никогда в ее действиях не было высокомерия или презрения к людям. Все, что она ни делала, было искренне. Если попросить у нее денег, вывалит все, что есть в карманах, и не будет потом напоминать каждый день про долг. Если она слушает, как ты играешь на скрипке, даже если врешь каждую ноту и звук больше похож на скрежет тормозов, все равно будет очень искренне хлопать и говорить, что ты открыл новое направление в искусстве.
Ульяна, всегда собранная, угрюмая, сосредоточенная только на музыке, втайне завидовала этой внутренней свободе, этому буйству эмоций. Поэтому, наверное, и дружила с Таней в школе - хотя сложно назвать того, кто не дружил с ней. А веселье бурною волной захватывало все новых прохожих, Ульяна попыталась выбраться, но это оказалось не так просто. Будто маленький камешек в жерновах горной реки, она металась между спин, но выхода не было ниоткуда. Вот вроде показалась стена туннеля, можно дотронуться рукой, закрепиться - но неожиданно под руку ныряют знакомые балерины, о чем-то щебечут, смеются, и ты опять посреди бурного потока. А потом вдруг как из-под земли вырастает Таня, приносит сногсшибательную новость и опять исчезает. Поняв, что бороться с потоком бесполезно, Ульяна проводила взглядом проплывающее по левому борту метро и решила, что дойдет все-таки до ресторана, а там уже, когда толпа рассеется, вернется домой. Бурные вопли и смех впереди колонны разнеслись гулким эхом. Толпа постепенно приближалась к «Пропасти». Посреди огромной пещеры, занимающей восемь уровней, зависло в воздухе двухэтажное здание. На самом деле, ресторан крепился на трех скрещенных опорах, но они были так умело скрыты игрой света и тени, что, казалось, здание парит воздухе. К ресторану вели четыре подвесных моста, закрепленные в руках Атлантов; по одной из стен, подсвеченный всеми цветами радуги, стекал мощный поток подземной реки и терялся где-то в глубокой тьме. Какой-то умник уже вышел на середину моста и стал его раскачивать, чем вызвал неописуемый взрыв визга и смеха среди девушек. Ну и, конечно, обязательно надо свеситься через перила и прокричать что-то в пропасть. Ульяна никогда не понимала, в чем прикол такого поведения, в чем особое бахвальство показывать, какой ты смелый, если выглядишь как полный идиот.
Она с опаской ступила на трясущийся и раскачивающийся мост, но поток медленно понес ее в здание ресторана. Все-таки, когда ты не одна на таком шатком мосту, не так страшно, и почему-то не думаешь, что такой толпы он может просто не выдержать; а вот когда один идешь над бездной, кажется, от любого неловкого движения мост рассыплется в пыль. Стоило ей только ступить на твердую площадку ресторана, как Таня тут же схватила ее за руку и повела вглубь.
- Ты, как наша звезда, будешь сидеть рядом со мной, - авторитетно заявила она, усаживая Ульяну за стол рядом с собой. “Интересно когда это я успела стать звездой? Вряд ли она вспоминала обо мне хоть раз.” Молодежь постепенно распределилась по залу, кто-то садился за столы, кто-то полез на крышу здания, переделанную под танцплощадку. Сверху бухала басами музыка. В помещении самого ресторана царил полумрак, официанты бегали с бутылками розовой шипучки, шум и веселье набирали обороты. Ульяна задумалась: а в принципе, что она здесь делает? Веселье и шум были ей абсолютно чужды, но почему-то не хотелось уходить. Она пригубила бокал, так, чтобы только намочить губы и почувствовать вкус шипучки. Не хватало еще завтра встать с железобетонной головой и окончательно завалить репетицию. Сейчас не время расслабляться. Вот выступит на фестивале - и даже независимо от того, останется она на поверхности или вернется под землю, устроит себе отгульную, которую не позволяла всю жизнь. Сладкий и колючий привкус шипучки обещал ей это. Вся хандра, мучившая ее последнее время - или даже всю жизнь, - отошла куда-то назад, Ульяна осмелела и расслабилась до такой степени, что после очередного тоста за здоровье и процветание Лехи, который теперь стал «крутым чуваком» - у него есть работа, - осмелилась спросить:
- А куда устроился?
- Санитаром.
И сразу к горлу подкатил ком, предательски заблестели глаза. Она вспомнила отца. Он боролся до последнего, хоть судороги перекашивали желтое лицо, хоть почерневшие губы кровоточили, но глаза блестели. А когда вошли санитары, его глаза потухли, и сразу в комнате стало холодно. Всем, кроме матери. Та лишь брезгливо отвернулась; стояла так, будто за спиной ничего не происходило. Как будто санитары не выносили уже обреченное, обвисшее тело ее мужа. Он захрипел, когда его переносили за порог, а она даже не вздрогнула. Конечно, во всем была виновата мать. Для нее главной целью в жизни было воспитать дочь. Будь ее воля, она бы обошлась без мужа. Но одиноким не выдавали разрешение на ребенка, даже если они имели работу. Поэтому мать завела себе тихого, безропотного и безработного мужа. Тот сделал ей дочь и мог спокойно сидеть дома, играя на компьютере. Это дома он был тихоня, зато весь Игрнат знал его как самого веселого и смелого игрока. Весь бюджет семьи беспрекословно подчинялся единственной работающей - матери - и шел на обучение Ульяны в музыкальной школе. А отец никогда не перечил, тихо сидел и играл. Иногда брал на колени маленькую Ульяну, когда матери не было дома, и она смотрела на этот мир ярких картинок, взрывов, шального веселья и битв. Она помогала отцу нажимать на Еsc, и это было самое счастливое время ее детства. А потом приходила мать, и они делали вид, что ничего этого не было - Ульяна играла на скрипке, а отец на компьютере. Иногда он выходил из дома. Оказывается, у него тоже были деньги, небольшие, он получал их из игры, раскачивая и продавая персов, но никто об этом не догадывался, пока однажды он не проснулся весь желтый, черная кровь шла из его рта. Мать тогда кричала, страшно кричала, она выгнала Ульяну на линию, и та в одной ночной сорочке стояла и слушала приглушенные крики из дверей.
- Как ты мог? Откуда ты брал деньги? У меня? - вопли перешли в истеричный крик. Пауза. - Ах, значит, сам зарабатывал? И нет, чтобы тратить на свою дочь, так нет же, он тратил это на наркоту у Медиков! - Пауза. - Ты что не понимал, чем это закончится? Это всегда заканчивается одинаково! - Долгая пауза. - Ты знаешь, сколько стоит пересадка печени у Мясников? Ты на это заработал? А об этом надо прежде всего было подумать, когда садился на наркоту! - Пауза, очень долгая пауза. И слова, звучащие в пустоте: - Ты сам виноват.
Ульяна не выдержала, ворвалась в комнату. Мать набирала номер телефона.
- Не надо, мама, не надо! -надрывно кричала Ульяна. Но ничего не могло остановить мать, телефон пикал на каждую набранную цифру, Ульяна повисла на руках матери, но та лишь раздраженно сбросила ее.
-Алло, санитарная служба? Желтый район, двенадцатая линия, квартира тридцать семь, требуется эвакуация. Мужчина, сорок два года. Нет помощь Мясников нам не нужна, эвакуация полная, – и даже голос не дрогнул. Она отключила телефон, повернулась к мужу и еще раз повторила: - Ты сам виноват. - Отвернулась. И наступила тишина, страшная. Ульяна переползла к отцу, схватила его за руку, хотела утащить, но он лишь гладил ее по голове.
- Не надо малыш, все хорошо, все будет хорошо. – Его тело содрогалось в конвульсиях, но он всё гладил ее по голове. И глаза его горели. А потом пришли санитары. И глаза сразу потухли, потеряли свой цвет; он был еще жив, но глаза уже умерли. Санитары подхватили его под руки и, волоча ногами по полу, вынесли на линию. Там уже ждала каталка. Они положили его в механическую капсулу и закрыли крышку, потом вернулись домой, забрали постельное белье, вымыли пол, опрыскали все каким-то гадко пахнущим раствором и ушли. С тех пор Ульяна ненавидела санитаров. Во всем была виновата мать, но она ненавидела санитаров.
Отхлебнув большой глоток шипучки, Ульяна тихо произнесла:
-Уж лучше быть совсем без работы, чем стать санитаром.
Оказалось, собеседник все еще слушал.
- А чем плоха эта работа? Что, лучше тупо убивать свое время за компьютером, бесцельно бродить по линиям, воровать деньги, чтобы купить у Медиков наркоты и умереть, сгнивая заживо?
Он смотрел в упор на Ульяну, глаза его горели. Яростно. А вот глаза отца потухли, подумала Ульяна. Она не смотрела, прижала бокал к губам и, казалось, разговаривала не с новоиспеченным санитаром, а с собой.
- Но теперь ведь ты помощник Медиков, теперь ты будешь таскать материалы для их лабораторий…
- А никто не заставляет вас пользоваться наркотой, это выбор каждого. Нужна вам высокая производительность, вдохновение - сами прибежите. Вот вы такие, музыканты, чистенькие, а ведь не брезгуете помощью Медиков.
Он смотрел на нее с издевкой, с нескрываемым превосходством.
- Если музыкантов уличат в употреблении допингов, то изгоняют из оркестра.
- Да ладно, а что ж вы своего дирижера, как там его… Конивельского - не выгоните?
Тут вдруг стало все кристально ясно: откуда такой слух у Конивельского, почему он слышит, как фальшивит каждый музыкант в большом оркестре. И вроде ничего не изменилось, но где-то далеко внутри что-то лопнуло звонкой струной и исчезло в пустоте. Она опять увидела глаза; они потухли. А глаза санитара блестели. Сколько ярости и злорадства!
- Но в любом случае тебе придется забирать людей, еще живых, и …
Недосказанное «убивать» повисло в воздухе и разбилось о сжатые губы.
- А ты знаешь, что такое жизнь без работы? Думаешь просто веселье, целый день проводить в компьтерных играх, в тусовках с друзьями? А если никто в семье не работает? Да, социальная карточка есть у всех, с голоду не умрем, вот только кто будет оплачивать свет и вентиляцию? Знаешь, как это - жить во тьме, с открытой дверью, чтоб не задохнуться, и постоянно просить друзей, чтоб зарядили телефон? Мой отец на шахте потерял руку, а цена у Мясников за новую была неподъемная; мать не работала никогда, я тогда учился в школе. Ты думаешь, я люблю Мясников? Мой отец продал себя им, чтобы мы могли несколько лет платить за воздух и свет в квартире. Вот только мать не выдержала и повесилась. Но, к сожалению, найти чистенькую работу можно только по очень большому блату, а для такого сироты, как я, единственная возможность - это стать Санитаром.
Рядом с ними никто не веселился, все внимательно слушали, а в душе у Ульяны царила тишина, холодный океан. От материка с грохотом откололся ледник и упал в темную воду. Она поставила бокал с шипучкой на стол и посмотрела прямо в глаза Санитара. Казалось, его взгляд готов был прожечь ее насквозь. Но тут очень вовремя сзади налетел ураган – Таня; обняла его, поцеловала в лысую макушку, потом плюхнулась на колени.
-Ты вообще у меня самый храбрый! Я бы никогда не смогла выйти на поверхность.
- А чего бояться? Средства защиты у нас хорошие, заразы с поверхности не схватим.
Они стали страстно целоваться. Резким хлопком шипучки веселье вернулось за стол, все, как по команде, стали смеяться, говорить, весь ресторан пришел в движение, и только Ульяна, замерев, как статуя, все еще смотрела на санитара. Одна блондинка вдруг невпопад сказала:
- Не знаю, я бы не пошла в Санитары - только потому, что их никогда не пустят в Ерусму.
- Сдалась вам эта Ерусма, - сразу же откликнулся Леха, - что вас так туда тянет? Вот скажите, зачем вы нужны Поднебесным? Думаете, они выбирают самых талантливых? И что с ними потом делают - солят? И какой смысл жить среди них, только чтобы увидеть небо над головой? На самом деле они живут так же закрыто, как и мы. Ведь дальше своих гор уйти не могут, закрыты со всех сторон; да, заразу горы не пропускают, но и не выпускают Поднебесных тоже. Их общество еще более замкнутое, чем наше. Но нам есть, куда расти: в глубь Земли; а им некуда расширяться. Так что ваши лишние рты им не нужны вообще.
- Вот именно поэтому они забирают к себе только самых самых талантливых. Достойных жить под небом!
-Я вас умоляю, - рассмеялся Санитар.
- А как же Поезд повышенной комфортности?
- И вы до сих пор верите в эти детские сказки?
-Все, мне надоели разговоры, - Таня вскочила с Лехиных колен и потянула за руку своего парня, - пошли танцевать!
Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Модератор: K.H.Hynta
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Ульяна не могла понять: неужели так подействовал на нее один бокал шипучки? Ноги стали свинцовыми и никак не хотели отрываться от пола. Но тем не менее, очень медленно, как ей казалось, Ульяна дошла до служебного коридора, где находились туалеты и лифт. Она спустилась на четырнадцатый уровень и вышла между черных опор ресторана. Узкая тропа сразу осветилась по краям желтыми огнями, указывая путь к выходу на линию. Где-то сзади шумел водопад, а сверху доносились крики и обрывки музыки. Под ногами за линией огней плескалась вода. Холодный влажный воздух очистил легкие от сдавленного, невысказанного крика. Дышать стало значительно легче, и ноги тоже пошли намного быстрее. Ульяна буквально добежала до стены, нажала на рычаг; с тихим гидравлическим шипением дверь выпустила ее на линию и так же тихо закрылась снова, отрезав любые звуки.
Линия. Тишина. Широкий полутемный туннель уходил куда-то в бесконечность. Ульяна постояла некоторое время, прислонившись к стене, успокаивая вдруг разогнавшееся сердце. Неживая пустота линии стала захватывать ее изнутри. Может, вообще никогда и ничего не существовало? Ульяна сняла с плеч чехол, достала скрипку, погладила ее деку, струны; потом приложила к плечу, прижала подбородком, закрыла глаза, прошлась правой рукой по струнам, будто играла. Затем подняла смычок и резко, очень отчетливо, так, чтоб ее услышала пустота, проиграла вступление «Монтекки и Капулетти». Стало значительно легче. Уже убирая скрипку в футляр, она знала: все будет хорошо, скоро сбудется ее мечта, она будет наверху среди Поднебесных. Следуя за зеленым указателем, девушка двинулась в сторону метро, но не прошла и двадцати шагов, как остановилась: с правой стороны стену разделяли широкие двустворчатые двери лифта. Поперек красными буквами было написано: «Служебный лифт. Посторонним вход воспрещен». Какое-то темное, неприятное чувство поднялось и сдавило горло. Что-то она должна была вспомнить, но сама мысль об этом была настолько мучительна, что Ульяна не могла даже двигаться.
С другой стороны туннеля из темноты вынырнули два силуэта. Они постепенно вырастали в размерах и приобретали резкость. Серые костюмы, красные нашивки. Санитары. Один из них толкал впереди себя капсулу; мигающий красный огонек указывал на то, что она заполнена. Ноги Ульяны сразу стали ватными, очень захотелось закричать, стать невидимой, слиться с каменной стенкой. Она лихорадочно достала из кармана телефон, стала что-то там искать.
- Надеюсь, диспетчер не подкинет нам работку в последний час смены?
- Ну, если учесть, что в прошлый раз мы с тобой ничего не делали, сегодня можно и поработать!
Санитары подошли к лифту. Один из них провел карточкой по электронному замку; над дверьми зажглась желтая предупреждающая лампа, и под громкий, настойчивый, дребезжащий вой сирены створки разошлись в сторону. Делать вид, что ты не замечаешь всей этой какофонии, было глупо, но Ульяна настойчиво исследовала свой телефон. Она просто физически не могла себя заставить посмотреть на Санитаров, хотя внутри нее орало громче сирены: «Это глупо! Слышишь, глупо! Ну, оторвись, посмотри в их сторону, они же подумают, что ты еще один торчок. Да никто ничего не подумает, очень я им нужна. Зачем мне на них смотреть. Но ведь это глупо - стоять и делать вид, что ты не слышишь орущую сирену! Не могу. Если я на них посмотрю, будет только хуже, будет все только хуже.» Наконец, после бесконечно долгой паузы, створки с железным лязгом захлопнулись, и наступила тишина. Ульяна закрыла глаза, в полной темноте убрала свой телефон и, не открывая глаз, опираясь одной рукой на стенку, пошла по линии. Она не поняла, как оказалась в метро, - просто куда-то шла, а потом вдруг осознала себя едущей в вагоне, среди угрюмых людей, уткнувшихся в свои телефоны. Она встала возле двери, не задумываясь, какая сейчас остановка, ей просто хотелось выйти, покинуть эту замкнутую комнату, полную людей. Никаких людей – только полное одиночество и свобода. Неожиданно остановка оказалось именно ее - получалось, она на полном автомате совершила две пересадки.
Выросшая под землей Ульяна никогда не видела открытого неба, всегда ее окружали замкнутые пространства; она их просто не замечала, как не замечаешь собственного носа, торчащего впереди, как мачта, - на нем должен сфокусироваться взор, вот только глаза его не замечают. Но сейчас что-то изменилось, что-то давило, потолок казался низким, вентиляторы, скрытые решетками, крутились так медленно, будто перемещали не воздух, а липкую патоку. Ульяна шла, впечатывая ботинки в пол. Сколько раз она проходила здесь, даже не замечая ничего. Дойти на автомате до квартиры и закрыть за собой дверь – цель всей жизни. Нет, еще одна цель: попасть в Ерусму. Только почему так тошно? Все хотят попасть в Ерусму, и она стремится к этому всю жизнь, вот только почему ей кажется, что весь смысл жизни –закрыть за собой дверь? Ульяна резко остановилась. Слева засасывала своей тьмой открытая дверь в квартиру. Слабый синий огонек осветил на мгновение чье-то лицо и снова погас. Еще один кусок ледника откололся и с шумом рухнул в холодное море сознания. Ульяна обернулась – справа, через две квартиры, еще одна чернота разрывала желто-коричневую раскраску линии. «Так много открытых дверей - и так тихо.» Она прошла в свою квартиру. Автоматически включившийся свет показался таким ярким, неуместным, режущим, что девушка истерически выкрикнула: «Свет!». И пришла тьма. Ульяна закрыла дверь.
Линия. Тишина. Широкий полутемный туннель уходил куда-то в бесконечность. Ульяна постояла некоторое время, прислонившись к стене, успокаивая вдруг разогнавшееся сердце. Неживая пустота линии стала захватывать ее изнутри. Может, вообще никогда и ничего не существовало? Ульяна сняла с плеч чехол, достала скрипку, погладила ее деку, струны; потом приложила к плечу, прижала подбородком, закрыла глаза, прошлась правой рукой по струнам, будто играла. Затем подняла смычок и резко, очень отчетливо, так, чтоб ее услышала пустота, проиграла вступление «Монтекки и Капулетти». Стало значительно легче. Уже убирая скрипку в футляр, она знала: все будет хорошо, скоро сбудется ее мечта, она будет наверху среди Поднебесных. Следуя за зеленым указателем, девушка двинулась в сторону метро, но не прошла и двадцати шагов, как остановилась: с правой стороны стену разделяли широкие двустворчатые двери лифта. Поперек красными буквами было написано: «Служебный лифт. Посторонним вход воспрещен». Какое-то темное, неприятное чувство поднялось и сдавило горло. Что-то она должна была вспомнить, но сама мысль об этом была настолько мучительна, что Ульяна не могла даже двигаться.
С другой стороны туннеля из темноты вынырнули два силуэта. Они постепенно вырастали в размерах и приобретали резкость. Серые костюмы, красные нашивки. Санитары. Один из них толкал впереди себя капсулу; мигающий красный огонек указывал на то, что она заполнена. Ноги Ульяны сразу стали ватными, очень захотелось закричать, стать невидимой, слиться с каменной стенкой. Она лихорадочно достала из кармана телефон, стала что-то там искать.
- Надеюсь, диспетчер не подкинет нам работку в последний час смены?
- Ну, если учесть, что в прошлый раз мы с тобой ничего не делали, сегодня можно и поработать!
Санитары подошли к лифту. Один из них провел карточкой по электронному замку; над дверьми зажглась желтая предупреждающая лампа, и под громкий, настойчивый, дребезжащий вой сирены створки разошлись в сторону. Делать вид, что ты не замечаешь всей этой какофонии, было глупо, но Ульяна настойчиво исследовала свой телефон. Она просто физически не могла себя заставить посмотреть на Санитаров, хотя внутри нее орало громче сирены: «Это глупо! Слышишь, глупо! Ну, оторвись, посмотри в их сторону, они же подумают, что ты еще один торчок. Да никто ничего не подумает, очень я им нужна. Зачем мне на них смотреть. Но ведь это глупо - стоять и делать вид, что ты не слышишь орущую сирену! Не могу. Если я на них посмотрю, будет только хуже, будет все только хуже.» Наконец, после бесконечно долгой паузы, створки с железным лязгом захлопнулись, и наступила тишина. Ульяна закрыла глаза, в полной темноте убрала свой телефон и, не открывая глаз, опираясь одной рукой на стенку, пошла по линии. Она не поняла, как оказалась в метро, - просто куда-то шла, а потом вдруг осознала себя едущей в вагоне, среди угрюмых людей, уткнувшихся в свои телефоны. Она встала возле двери, не задумываясь, какая сейчас остановка, ей просто хотелось выйти, покинуть эту замкнутую комнату, полную людей. Никаких людей – только полное одиночество и свобода. Неожиданно остановка оказалось именно ее - получалось, она на полном автомате совершила две пересадки.
Выросшая под землей Ульяна никогда не видела открытого неба, всегда ее окружали замкнутые пространства; она их просто не замечала, как не замечаешь собственного носа, торчащего впереди, как мачта, - на нем должен сфокусироваться взор, вот только глаза его не замечают. Но сейчас что-то изменилось, что-то давило, потолок казался низким, вентиляторы, скрытые решетками, крутились так медленно, будто перемещали не воздух, а липкую патоку. Ульяна шла, впечатывая ботинки в пол. Сколько раз она проходила здесь, даже не замечая ничего. Дойти на автомате до квартиры и закрыть за собой дверь – цель всей жизни. Нет, еще одна цель: попасть в Ерусму. Только почему так тошно? Все хотят попасть в Ерусму, и она стремится к этому всю жизнь, вот только почему ей кажется, что весь смысл жизни –закрыть за собой дверь? Ульяна резко остановилась. Слева засасывала своей тьмой открытая дверь в квартиру. Слабый синий огонек осветил на мгновение чье-то лицо и снова погас. Еще один кусок ледника откололся и с шумом рухнул в холодное море сознания. Ульяна обернулась – справа, через две квартиры, еще одна чернота разрывала желто-коричневую раскраску линии. «Так много открытых дверей - и так тихо.» Она прошла в свою квартиру. Автоматически включившийся свет показался таким ярким, неуместным, режущим, что девушка истерически выкрикнула: «Свет!». И пришла тьма. Ульяна закрыла дверь.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Она видела сон. Длинный темный коридор, и только где-то далеко горит ярким белым пятном свет. Стены скрыты серым полумраком, эхо сопровождает каждый шаг, и вроде где-то льется вода. Или это только кажется? Почему так тихо? Что это за линия? Она осмотрелась - ни одной метки, даже зеленой полосы, ведущей к метро. Прислонилась к стене – холодный черный камень, никаких рисунков, страшно и пусто. Достала скрипку и стала играть: звуки резкие, непривычные, и постоянно выскакивает «до»; она играет «соль», а звучит «до», она играет «ми», но опять «до». Она перестала играть. Эхо и капающая вода. Кто-то шел, из полумрака появился силуэт: чуть сгорбленная фигура, руки спрятаны в карманы штанов, на лице респиратор. Его звали Антон, ее первая любовь. Она уже не помнила, как выглядел он без маски, но помнила его поцелуи… Она опять достала скрипку и стала играть для него, чтоб Антон остановился; он шел медленно, будто плыл в мутном сером море. Вот его голова поворачивается в ее сторону - узнает или нет? Он переставляет ногу... и тут скрипка выдает звук, больше похожий на гудок поезда. Он еще долго звучит в голове, а Ульяна лежит на кровати с открытыми глазами в полной темноте и пытается ухватить ускользающие последние мгновения сна: узнал ее или нет? Вот она увидела его глаза - но звук утихает, и вокруг только тьма.
Тьма, заполненная до краев нестерпимой духотой. Надо всплыть на поверхность и сделать вдох, но шевелиться нет сил. Любое движение отдается ритмичной болью в висках. Скомканная простыня превратилась в прессованный песок, каждой песчинкой врезаясь в тело. Надо проснуться, надо просто проснуться! «Свет!» - крикнула Ульяна, и яркие лучи, словно нож, полоснули по глазам, выбив из них вместо крови слезы. «Свет!» - опять крикнула она. И снова вернулась душная тьма. Девушка встала с постели; тело, не отдыхавшее всю ночь, болело каждой мышцей. Она зажмурилась и почти с мольбой в голосе тихо произнесла: «Свет!» И свет пришел, но духота осталась. Ульяна задрала голову. На потолке, за металлической решеткой, огромные лопасти вентилятора замерли. Намертво. Будто никогда не работали. «Как же так?» - подумала Ульяна. - «Я же платила за вентиляцию». Каждое движение давалось мучительно, два метра до стены показались двумя километрами. Взяв телефон, Ульяна слушала гудки, опершись головой о стену. Наконец на том конце провода ответил сонный мужской голос:
- Оператор Иван, здравствуйте!
- Здравствуйте, Иван, в моей норе умер вентилятор, а я ведь оплатила все на полгода вперед.
- Назовите, пожалуйста, номер вашего договора на обслуживание.
- Ноль девять ноль семь ноль семь сорок три.
- Синий район, сорок первый уровень, восьмая линия?
- Да!
- К сожалению, в техническом коридоре есть некоторые неполадки, бригада выехала и в течение часа должна все устранить.
- А что же мне делать в течение этого часа?
- Вы можете выйти на линию, там вентиляция исправна, - равнодушно сообщил оператор.
- Спасибо, - так же равнодушно ответила ему Ульяна и повесила трубку.
Душ – ее спасение. Ульяна прошла в кабинку и включила воду на полную мощность, но холодные струи не принесли никакого облегчения, лишь на миг уняли головную боль. Но стоило вновь выйти в спертый воздух комнаты, как молотки в голове застучали с утроенной силой. Часы на стене красными цифрами обозначали приговор: шесть сорок пять, до будильника еще больше часа; ехать в театр не было никакого смысла, просто шляться по линиям - глупо.
Ульяна оглядела свою комнату. Кровать, шкаф, стол с компьютером, пюпитр и подставка для скрипки. Обычная типовая нора, как сказала ее мать. Что ж она права – нора. Мечты матери всегда не совпадали с реальностью. С самого раннего детства Ульяна жила в атмосфере всеобщего восхищения. Любому, даже малознакомому человеку мать говорила: «Посмотрите, моя дочь играет на скрипке!» - и все вокруг ахали и охали: “Ах, какая хорошая девочка, какая молодец, она далеко пойдет, а вот мой оболтус совсем забросил пианино, даже не представляю, как он теперь выбьется в люди.” Вот только Ульяна не чувствовала в себе таланта. Она мечтала попасть наверх и каждый день занималась музыкой - но все эти охи-ахи, особенно со стороны матери, казались ей неестественными и лживыми. Поэтому она и переехала в другой район, в надежде найти гармонию в одиночестве. Мысли о матери вызвали изжогу. “Так, надо переключиться!” Ульяна подошла к пюпитру, провела пальцем по экрану. Он мгновенно ожил и выдал список композиций. Девушка долго листала электронные страницы, пока не выбрала нужное: Л. Боккерини, «Менуэт». Ульяна взяла скрипку, пристроила на плече, зафиксировала подбородком... но как только коснулась смычка, поняла, что не хочет играть. Никогда не будет играть.
Она быстро собралась, оделась и вышла на линию. За каких-то шесть часов все здесь изменилось до неузнаваемости. Если раньше стены украшали желто-черные африканские мотивы, то теперь линию изувечили многочисленные, бесконечные геометрические узоры всех цветов радуги. Кое-где Африка еще держалась на стенах, но блекла под натиском копий из треугольников. От дикой хаотичности рисунка на мгновение замутило. Ульяна глубоко вздохнула, выдохнула, покрепче подтянула ремень от футляра и двинулась в путь. В воздухе еще ощущался легкий привкус краски, поэтому головная боль стала жестче. Даже такое привычное, никогда не замечаемое, приглушенное гудение вентиляторов казалось теперь назойливым. Ульяна готова была от всей души проклясть банды вольных художников, которые именно сейчас решили устроить разборки на ее линии.
Совсем рядом с ее квартирой, прислонившись к стене, стоял Медик. В другое время Ульяна прошла бы мимо, не обратив на него внимания. Она научилась не обращать внимания на свою жизнь, лишь бы выбраться на поверхность и забыть обо всем. Но сегодня голова болела так нестерпимо, что она готова была на все.
- Есть таблетки от головы?
Девушка подошла к Медику практически вплотную, но все равно не смогла пересилить себя и посмотреть ему в глаза. Очень медленно Медик стал расстегивать свою фирменную черную куртку, и тогда Ульяна присмотрелась к нему внимательно. Остекленевший взгляд, бледная кожа; обескровленные губы шевелились; когда он неожиданно оскалился, Ульяна заметила, как кровь сочится по зубам Медика. Тот наконец расстегнул куртку и застыл, фокусируя взгляд на многочисленных карманах.
- Только от головы.
Ульяна специально сделала ударение на “только”. Медик резко мотнул головой, от чего все его худосочное тело пришло в движение, как маятник, сначала отклонившись вперед, потом назад, и вновь застыв. Очень медленно Медик достал из кармана одну белую таблетку.
- Монета, - просипел он.
Ульяна быстро отдала ему деньги, взяла таблетку и поспешила дальше. Но почему-то оглянулась. Медик так и стоял с протянутой рукой и монетой на ладони, а из рта текла розовая слюна. Ульяне не было его жалко, он не был ей противен, она вообще ничего не чувствовала. За эту ночь словно умерла часть ее - она даже не вспомнила отца, когда набирала номер.
- Санитарная служба. Здравствуйте.
- Здравствуйте. Синий район, сорок первый уровень, восьмая линия. Тут ваш Медик, кажется, скоро отдаст концы, а может, просто обдолбан, но шевелиться уже не может. Я видела недалеко робота-уборщика, боюсь, он его заберет как мусор.
- Спасибо за звонок.
Ульяна отключила телефон и прислушалась к себе. Пустота.
Ни один нерв не дрогнул, их просто не осталось. Только пустота.
Ульяна дошла до малой площади, зашла в метро, у автомата заказала стакан воды. Маленькая белая таблетка все еще была зажата в руке. Ульяна внимательно ее рассмотрела, потом резко запрокинув голову, проглотила таблетку, запила водой и встала на эскалатор. Она пыталась уткнуться в свою читалку, но буквы не складывались в слова. Она читала предложения и не понимала их смысл. «Куда я еду? Зачем все это?» Эти два вопроса полностью заполнили сознание и не пропускали туда больше ничего. Эскалатор ехал очень долго, казалось, круг света в самом низу никогда не примет к себе. Может, потому что не стало времени: когда нет смысла, нет и жизни. А был ли смысл когда-нибудь?
Наконец Ульяна вышла на платформу.
В такое раннее время здесь было еще мало народа, всего три человека, но все они, конечно же, стояли возле первой от эскалатора двери. Среди людей ходила легенда о поезде повышенной комфортности – гарантированной возможности попасть к Поднебесным. Зайти в этот вагон можно было только через первую от эскалатора дверь. Ульяна во все это не верила. Своим трудом можно добиться успеха, а случай и удача - это для слабых, ей не нужен поезд повышенной комфортности. Она прошла вперед, встала у четвертой двери и откровенно уставилась на троицу. Вот эти люди - у них наверняка есть работа, может быть, даже семьи. Но какая цель у них в жизни? Почему они так хотят попасть наверх, что даже оставляют себе такую ничтожную возможность - верят в городскую легенду? Или не верят? Почему же они стоят у первой двери? Трое, не желая показывать свою веру в какие-то басни, отгородились от всего мира, уставившись на экраны планшетников. Где-то в туннеле послышался металлический скрежет, поток воздуха вырвался через щели между дверью и гранитной стеной. Они напряглись и уже откровенно смотрели только на дверь, забыв про свои читалки. Металлический скрежет стал громче; один, самый смелый, развернулся и встал вплотную к двери, за ним сразу же последовали остальные, самый «нахальный» даже встал прямо по центру. “Неужели он настолько уверен, что приедет именно поезд повышенной комфортности? А если это обычный поезд, там будут выходить люди, куда он денется?” Прогромыхав на стыках и проскрипев тормозами, спустив гидравлику, Поезд, наконец, остановился. Сначала открылись синие металлические двери, потом двери поезда. Ульяна понаблюдала за немой сценкой, как “самый нахальный” засуетился, не зная, куда отойти, чтобы пропустить здоровенного, двухметрового Мясника, выходившего из вагона. Но эта сцена продлилась буквально секунд десять, все тут же уставились в читалки и дружной шеренгой прошли в двери. Через стекло, связывающее оба вагона, Ульяна наблюдала, как «нахальный» прошел в самый дальний конец и сел с таким видом, будто ехал в этом вагоне один, хотя тот был уже заполнен наполовину.
Ульяна еще раз хмыкнула и отвернулась к своему единственному соседу по вагону. Почему же он забрался так далеко от «поезда повышенной комфортности»? Но одного взгляда было достаточно, чтобы поставить диагноз. Молодой парень в яркой блестящей красной рубашке, в черных джинсах, расстегнутых, так что все “хозяйство” торчало наружу, а под ногами мокрый пол. Парень развалился на половину сиденья и, видимо, был упорот до такой степени, что не соображал, где находится, - просто расстегнул штаны и сделал все дела, не меняя положения тела и не просыпаясь. Ульяна часто наблюдала такую картину утром. На сорок первом уровне находился клуб “Нора”, и после бурно проведенного времени упоротые молодцы выходили из него, садились в метро и так катались по кругу, всю “ночь” и даже весь “день”, пока какой-нибудь сердобольный пассажир не позвонит в службу технической поддержки и не вызовет команду санитаров. Но всем было настолько все равно, что некоторые, особо удачливые, катались так, пока поезд не уходил на техническое обслуживание; там их уже выгоняли роботы-уборщики. И вот, посмотрев на своего соседа, она вдруг поняла, что хочет наверх. Там все должно быть по-другому. Неправ был санитар Леха - людям негде расти под землей. Под землей они только умирают. Даже если доберутся до самого центра, испещрят всю толщу своими проходами, они все равно будут только умирать. Царство мертвых – вот кто они. А наверху есть что-то другое. Что именно ее ждет у Поднебесных, Ульяна объяснить себе не могла, но чувствовала. Надежда всколыхнула тьму внутри. Пустота обрела объем, и его надо было чем-то заполнить. Единственное, что умела делать Ульяна, – играть на скрипке. Она сразу представила темноту концертного зала: полное одиночество и Прокофьев. Больше ничего и не надо. Теперь целью ее жизни было не закрыть за собой дверь, а сыграть на скрипке для себя самой. Вся поездка - поезда, платформы, пересадки, эскалаторы - слилась в одну линию судьбы. Ульяна ни на что не обращала внимания, она превратилась в одно только чувство. Только сейчас она поняла, что такое жизнь. Доехав до желтого района, она смогла, наконец, выдохнуть без опасения, что обретенная свобода улетучится. Каждый шаг, приближавший ее к поверхности, делал воздух чище, а тоннели шире.
В желтом районе селилась обычно творческая интеллигенция: поэты, писатели, художники, мультипликаторы и, конечно, музыканты. Ульяна только год играла в оркестре и славилась не своим талантом, а, скорее, усидчивостью: она единственная, кто никогда не опаздывал и не пропускал репетиции. Каждый день, преодолевая любое внутреннее сопротивление, она играла на скрипке. Но сколько бы себя не оправдывала, Ульяна прекрасно понимала, что ее заслуга на самом деле только в том, что приглянулась дирижеру. Она хорошо помнила момент, когда он пришел на прослушивание в музыкальную школу, отметил ее как талантливую девочку, даже предложил порепетировать с ней пару раз. Мать лопалась от счастья. Но на первом уроке дирижер слушал ее вполуха и почему-то интересовался, был ли у нее мальчик. И из ответов решил, что для раскрытия таланта ей не хватает именно этого, - поэтому учил не музыке, а целоваться. Ульяна ничего не рассказала матери. На следующее занятие дирижер уже залез под ее кофточку и трогал соски. Наверное, ей должно было быть противно, но она сама сняла свою кофту, позволяя дирижеру предаться разврату. Буквально в одну секунду увидела всю свою жизнь, и будущую, и прошлую. Ульяна прекрасно понимала, что никакой она не талант, что все это мечты матери, и знала, что никто ее за игру на скрипке не возьмет в оркестр, - а так появилась очень хорошая возможность попасть через оркестр к Поднебесным. Вернее, это была единственная возможность. Буквально через месяц она уже играла во втором составе, а еще через два скрипач из основного состава ушел в продолжительный наркотический запой, потом загремел к Мясникам, и на его место взяли ее. Неделю назад дирижер, после коротких утех, признался, что готовится большой концерт для Поднебесных, и, конечно же, он возьмет свою музу. Вот он - один шаг к мечте! Один шаг к жизни.
Тьма, заполненная до краев нестерпимой духотой. Надо всплыть на поверхность и сделать вдох, но шевелиться нет сил. Любое движение отдается ритмичной болью в висках. Скомканная простыня превратилась в прессованный песок, каждой песчинкой врезаясь в тело. Надо проснуться, надо просто проснуться! «Свет!» - крикнула Ульяна, и яркие лучи, словно нож, полоснули по глазам, выбив из них вместо крови слезы. «Свет!» - опять крикнула она. И снова вернулась душная тьма. Девушка встала с постели; тело, не отдыхавшее всю ночь, болело каждой мышцей. Она зажмурилась и почти с мольбой в голосе тихо произнесла: «Свет!» И свет пришел, но духота осталась. Ульяна задрала голову. На потолке, за металлической решеткой, огромные лопасти вентилятора замерли. Намертво. Будто никогда не работали. «Как же так?» - подумала Ульяна. - «Я же платила за вентиляцию». Каждое движение давалось мучительно, два метра до стены показались двумя километрами. Взяв телефон, Ульяна слушала гудки, опершись головой о стену. Наконец на том конце провода ответил сонный мужской голос:
- Оператор Иван, здравствуйте!
- Здравствуйте, Иван, в моей норе умер вентилятор, а я ведь оплатила все на полгода вперед.
- Назовите, пожалуйста, номер вашего договора на обслуживание.
- Ноль девять ноль семь ноль семь сорок три.
- Синий район, сорок первый уровень, восьмая линия?
- Да!
- К сожалению, в техническом коридоре есть некоторые неполадки, бригада выехала и в течение часа должна все устранить.
- А что же мне делать в течение этого часа?
- Вы можете выйти на линию, там вентиляция исправна, - равнодушно сообщил оператор.
- Спасибо, - так же равнодушно ответила ему Ульяна и повесила трубку.
Душ – ее спасение. Ульяна прошла в кабинку и включила воду на полную мощность, но холодные струи не принесли никакого облегчения, лишь на миг уняли головную боль. Но стоило вновь выйти в спертый воздух комнаты, как молотки в голове застучали с утроенной силой. Часы на стене красными цифрами обозначали приговор: шесть сорок пять, до будильника еще больше часа; ехать в театр не было никакого смысла, просто шляться по линиям - глупо.
Ульяна оглядела свою комнату. Кровать, шкаф, стол с компьютером, пюпитр и подставка для скрипки. Обычная типовая нора, как сказала ее мать. Что ж она права – нора. Мечты матери всегда не совпадали с реальностью. С самого раннего детства Ульяна жила в атмосфере всеобщего восхищения. Любому, даже малознакомому человеку мать говорила: «Посмотрите, моя дочь играет на скрипке!» - и все вокруг ахали и охали: “Ах, какая хорошая девочка, какая молодец, она далеко пойдет, а вот мой оболтус совсем забросил пианино, даже не представляю, как он теперь выбьется в люди.” Вот только Ульяна не чувствовала в себе таланта. Она мечтала попасть наверх и каждый день занималась музыкой - но все эти охи-ахи, особенно со стороны матери, казались ей неестественными и лживыми. Поэтому она и переехала в другой район, в надежде найти гармонию в одиночестве. Мысли о матери вызвали изжогу. “Так, надо переключиться!” Ульяна подошла к пюпитру, провела пальцем по экрану. Он мгновенно ожил и выдал список композиций. Девушка долго листала электронные страницы, пока не выбрала нужное: Л. Боккерини, «Менуэт». Ульяна взяла скрипку, пристроила на плече, зафиксировала подбородком... но как только коснулась смычка, поняла, что не хочет играть. Никогда не будет играть.
Она быстро собралась, оделась и вышла на линию. За каких-то шесть часов все здесь изменилось до неузнаваемости. Если раньше стены украшали желто-черные африканские мотивы, то теперь линию изувечили многочисленные, бесконечные геометрические узоры всех цветов радуги. Кое-где Африка еще держалась на стенах, но блекла под натиском копий из треугольников. От дикой хаотичности рисунка на мгновение замутило. Ульяна глубоко вздохнула, выдохнула, покрепче подтянула ремень от футляра и двинулась в путь. В воздухе еще ощущался легкий привкус краски, поэтому головная боль стала жестче. Даже такое привычное, никогда не замечаемое, приглушенное гудение вентиляторов казалось теперь назойливым. Ульяна готова была от всей души проклясть банды вольных художников, которые именно сейчас решили устроить разборки на ее линии.
Совсем рядом с ее квартирой, прислонившись к стене, стоял Медик. В другое время Ульяна прошла бы мимо, не обратив на него внимания. Она научилась не обращать внимания на свою жизнь, лишь бы выбраться на поверхность и забыть обо всем. Но сегодня голова болела так нестерпимо, что она готова была на все.
- Есть таблетки от головы?
Девушка подошла к Медику практически вплотную, но все равно не смогла пересилить себя и посмотреть ему в глаза. Очень медленно Медик стал расстегивать свою фирменную черную куртку, и тогда Ульяна присмотрелась к нему внимательно. Остекленевший взгляд, бледная кожа; обескровленные губы шевелились; когда он неожиданно оскалился, Ульяна заметила, как кровь сочится по зубам Медика. Тот наконец расстегнул куртку и застыл, фокусируя взгляд на многочисленных карманах.
- Только от головы.
Ульяна специально сделала ударение на “только”. Медик резко мотнул головой, от чего все его худосочное тело пришло в движение, как маятник, сначала отклонившись вперед, потом назад, и вновь застыв. Очень медленно Медик достал из кармана одну белую таблетку.
- Монета, - просипел он.
Ульяна быстро отдала ему деньги, взяла таблетку и поспешила дальше. Но почему-то оглянулась. Медик так и стоял с протянутой рукой и монетой на ладони, а из рта текла розовая слюна. Ульяне не было его жалко, он не был ей противен, она вообще ничего не чувствовала. За эту ночь словно умерла часть ее - она даже не вспомнила отца, когда набирала номер.
- Санитарная служба. Здравствуйте.
- Здравствуйте. Синий район, сорок первый уровень, восьмая линия. Тут ваш Медик, кажется, скоро отдаст концы, а может, просто обдолбан, но шевелиться уже не может. Я видела недалеко робота-уборщика, боюсь, он его заберет как мусор.
- Спасибо за звонок.
Ульяна отключила телефон и прислушалась к себе. Пустота.
Ни один нерв не дрогнул, их просто не осталось. Только пустота.
Ульяна дошла до малой площади, зашла в метро, у автомата заказала стакан воды. Маленькая белая таблетка все еще была зажата в руке. Ульяна внимательно ее рассмотрела, потом резко запрокинув голову, проглотила таблетку, запила водой и встала на эскалатор. Она пыталась уткнуться в свою читалку, но буквы не складывались в слова. Она читала предложения и не понимала их смысл. «Куда я еду? Зачем все это?» Эти два вопроса полностью заполнили сознание и не пропускали туда больше ничего. Эскалатор ехал очень долго, казалось, круг света в самом низу никогда не примет к себе. Может, потому что не стало времени: когда нет смысла, нет и жизни. А был ли смысл когда-нибудь?
Наконец Ульяна вышла на платформу.
В такое раннее время здесь было еще мало народа, всего три человека, но все они, конечно же, стояли возле первой от эскалатора двери. Среди людей ходила легенда о поезде повышенной комфортности – гарантированной возможности попасть к Поднебесным. Зайти в этот вагон можно было только через первую от эскалатора дверь. Ульяна во все это не верила. Своим трудом можно добиться успеха, а случай и удача - это для слабых, ей не нужен поезд повышенной комфортности. Она прошла вперед, встала у четвертой двери и откровенно уставилась на троицу. Вот эти люди - у них наверняка есть работа, может быть, даже семьи. Но какая цель у них в жизни? Почему они так хотят попасть наверх, что даже оставляют себе такую ничтожную возможность - верят в городскую легенду? Или не верят? Почему же они стоят у первой двери? Трое, не желая показывать свою веру в какие-то басни, отгородились от всего мира, уставившись на экраны планшетников. Где-то в туннеле послышался металлический скрежет, поток воздуха вырвался через щели между дверью и гранитной стеной. Они напряглись и уже откровенно смотрели только на дверь, забыв про свои читалки. Металлический скрежет стал громче; один, самый смелый, развернулся и встал вплотную к двери, за ним сразу же последовали остальные, самый «нахальный» даже встал прямо по центру. “Неужели он настолько уверен, что приедет именно поезд повышенной комфортности? А если это обычный поезд, там будут выходить люди, куда он денется?” Прогромыхав на стыках и проскрипев тормозами, спустив гидравлику, Поезд, наконец, остановился. Сначала открылись синие металлические двери, потом двери поезда. Ульяна понаблюдала за немой сценкой, как “самый нахальный” засуетился, не зная, куда отойти, чтобы пропустить здоровенного, двухметрового Мясника, выходившего из вагона. Но эта сцена продлилась буквально секунд десять, все тут же уставились в читалки и дружной шеренгой прошли в двери. Через стекло, связывающее оба вагона, Ульяна наблюдала, как «нахальный» прошел в самый дальний конец и сел с таким видом, будто ехал в этом вагоне один, хотя тот был уже заполнен наполовину.
Ульяна еще раз хмыкнула и отвернулась к своему единственному соседу по вагону. Почему же он забрался так далеко от «поезда повышенной комфортности»? Но одного взгляда было достаточно, чтобы поставить диагноз. Молодой парень в яркой блестящей красной рубашке, в черных джинсах, расстегнутых, так что все “хозяйство” торчало наружу, а под ногами мокрый пол. Парень развалился на половину сиденья и, видимо, был упорот до такой степени, что не соображал, где находится, - просто расстегнул штаны и сделал все дела, не меняя положения тела и не просыпаясь. Ульяна часто наблюдала такую картину утром. На сорок первом уровне находился клуб “Нора”, и после бурно проведенного времени упоротые молодцы выходили из него, садились в метро и так катались по кругу, всю “ночь” и даже весь “день”, пока какой-нибудь сердобольный пассажир не позвонит в службу технической поддержки и не вызовет команду санитаров. Но всем было настолько все равно, что некоторые, особо удачливые, катались так, пока поезд не уходил на техническое обслуживание; там их уже выгоняли роботы-уборщики. И вот, посмотрев на своего соседа, она вдруг поняла, что хочет наверх. Там все должно быть по-другому. Неправ был санитар Леха - людям негде расти под землей. Под землей они только умирают. Даже если доберутся до самого центра, испещрят всю толщу своими проходами, они все равно будут только умирать. Царство мертвых – вот кто они. А наверху есть что-то другое. Что именно ее ждет у Поднебесных, Ульяна объяснить себе не могла, но чувствовала. Надежда всколыхнула тьму внутри. Пустота обрела объем, и его надо было чем-то заполнить. Единственное, что умела делать Ульяна, – играть на скрипке. Она сразу представила темноту концертного зала: полное одиночество и Прокофьев. Больше ничего и не надо. Теперь целью ее жизни было не закрыть за собой дверь, а сыграть на скрипке для себя самой. Вся поездка - поезда, платформы, пересадки, эскалаторы - слилась в одну линию судьбы. Ульяна ни на что не обращала внимания, она превратилась в одно только чувство. Только сейчас она поняла, что такое жизнь. Доехав до желтого района, она смогла, наконец, выдохнуть без опасения, что обретенная свобода улетучится. Каждый шаг, приближавший ее к поверхности, делал воздух чище, а тоннели шире.
В желтом районе селилась обычно творческая интеллигенция: поэты, писатели, художники, мультипликаторы и, конечно, музыканты. Ульяна только год играла в оркестре и славилась не своим талантом, а, скорее, усидчивостью: она единственная, кто никогда не опаздывал и не пропускал репетиции. Каждый день, преодолевая любое внутреннее сопротивление, она играла на скрипке. Но сколько бы себя не оправдывала, Ульяна прекрасно понимала, что ее заслуга на самом деле только в том, что приглянулась дирижеру. Она хорошо помнила момент, когда он пришел на прослушивание в музыкальную школу, отметил ее как талантливую девочку, даже предложил порепетировать с ней пару раз. Мать лопалась от счастья. Но на первом уроке дирижер слушал ее вполуха и почему-то интересовался, был ли у нее мальчик. И из ответов решил, что для раскрытия таланта ей не хватает именно этого, - поэтому учил не музыке, а целоваться. Ульяна ничего не рассказала матери. На следующее занятие дирижер уже залез под ее кофточку и трогал соски. Наверное, ей должно было быть противно, но она сама сняла свою кофту, позволяя дирижеру предаться разврату. Буквально в одну секунду увидела всю свою жизнь, и будущую, и прошлую. Ульяна прекрасно понимала, что никакой она не талант, что все это мечты матери, и знала, что никто ее за игру на скрипке не возьмет в оркестр, - а так появилась очень хорошая возможность попасть через оркестр к Поднебесным. Вернее, это была единственная возможность. Буквально через месяц она уже играла во втором составе, а еще через два скрипач из основного состава ушел в продолжительный наркотический запой, потом загремел к Мясникам, и на его место взяли ее. Неделю назад дирижер, после коротких утех, признался, что готовится большой концерт для Поднебесных, и, конечно же, он возьмет свою музу. Вот он - один шаг к мечте! Один шаг к жизни.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Но сегодня конец всем сомнениям и тревогам. Да, она не талант, но сегодня она сыграет так, как никто и никогда еще не играл на скрипке.
Первая линия желтого района предстала перед Ульяной во всей красе. Обычно она не обращала внимания на стены, тем более, что сюда не пускали вольных художников, и картины, нарисованные на стенах линии, никогда не менялись. Но именно сегодня почему-то остановилась, чтобы посмотреть на прекрасно изображенные голубые горы, белые снежные шапки и такое далекое, никогда не виданное ею серое небо. Сквозь могучий слой облаков пробивался белесый круг солнца. На противоположной стороне тоже изображены горы, только черно-красные, выжженные лавой; картина была такой правдоподобной, что, казалось, дотронься - и обожжешься. Ульяна даже протянула руку, но отдернула, так и не потрогав стену, резко поправила ремень от футляра со скрипкой и быстро пошла дальше.
Что это было? Может, предчувствие скорой встречи с Поднебесными? Сердце почему-то заколотилось как бешеное, нестерпимо запершило в горле. Ульяна побежала, пытаясь успокоить сердцебиение. Ну почему эти картины так ее взволновали? Она ведь ходит здесь каждый день, видит их постоянно. Но ничто не могло дать ей ответ, и она бежала, пока первая линия вдруг резко не оборвалась, расширяясь в необъятную Театральную площадь.
Эта площадь, а по сути, пещера, всегда поражала. Даже если ты ходишь сюда на работу каждый день, великолепие природного чуда и творения человеческих рук завораживало своими масштабами и красотой. На весь купол и стены пещеры, занимавшие пять уровней, была нанесена карта звездного неба, того неба, которое человечество еще долго не увидит, но мечта о котором еще осталась. Сделав только один шаг из линии, каждый оказывался в центре вселенной. Бесконечность не подавляла здесь, а возвышала. И посреди этого великолепия сверху спускался перевернутым конусом театр - идеально ровная конструкция, на которой постоянно меняли друг друга планеты Солнечной системы, ана верху неизменной оставалась сама звезда. Ульяна понаблюдала за тем, как на звездном полотне здания красный шар Марса догоняет необъятный Юпитер, успокоилась и зашла в театр. Но не стала спускаться на два внутренних уровня, где находились репетиционные залы, костюмерные, администрация и другие подсобные помещения, а сразу пошла наверх, туда, где находился концертный зал. Окрыленная, Ульяна бежала вверх, представляя: вокруг тьма, никого нет, она одна во всей вселенной играет марш “Монтекки и Капулетти”. Успокаивая тяжелое дыхание после бега по лестнице, девушка стояла, опираясь рукой о дверь, и слушала музыку.
Музыку? В зале кто-то играл на скрипке, что-то знакомое. “Это Ридинг?” - спросила она себя, не узнавая музыки: вроде ноты, гармония – та, но мелодия звучала божественно! Ульяна тихонько открыла дверь. Прямо перед ней, на сцене, девочка лет пятнадцати, не больше, играла на скрипке. Сколько бы труда Ульяна ни вкладывала в свои занятия, она никогда не сможет так играть. Девочка была гениальна. Невесомые тонкие пальчики порхали по струнам, смычок, казалось, был соткан из света. Тело двигалось в такт музыке за смычком, продолжая его игру. Лицо не напряженное, как обычно бывает у музыкантов, пытающихся воспроизвести сложную композицию, а спокойное, потому что этой девочке не надо было запоминать ноты - эта девочка сама была музыкой. И вот смычок замер, и замер вместе с ним весь мир, Ульяна пыталась ухватить еще последний звук, уже не слышный, но еще чувствуемый. Девочка тоже не сразу простилась с музыкой - долго стояла с закрытыми глазами, потом подняла голову, опустила скрипку.
- Браво, браво! – хлопал Конивельский в первом ряду зрительного зала. - Светлана, вы гениальны!
Только сейчас Ульяна заметила, что здесь есть кто-то еще. Она посмотрела на дирижера, и будущее, ясное мгновение назад, стало покрываться сумрачным туманом. Он смотрел на сцену таким восторженным взглядом... он никогда не смотрел на Ульяну так же, она была всего лишь игрушкой для утех. Дирижер смотрел на девочку, как на божественное создание. И его последние слова превратили сумрак во тьму.
- Светлана, вы достойны того, чтобы выступать перед Поднебесными. Вы и только вы!
Мир лопнул звонкой струной и утонул в тишине. Ульяна прекрасно осознавала: чтобы взять эту девочку, из пятнадцати скрипачей выгонят именно ее. Все остальные работали в оркестре давно, она новичок, и ничего, что спит с дирижером; она всего лишь игрушка, а игрушку можно выбросить и завести себе новую. Словно в подтверждение ее мыслей, дирижер, наконец, обратил внимание на дверь. Восторженное настроение сразу сменилось недовольством, брезгливо дрогнула верхняя губа:
- Надеюсь, не будешь устраивать сцен! Ты должна все прекрасно понимать, Светлана гениальна! - и тут же повернувшись к сцене, продолжил тихо, - Сыграйте теперь Прокофьева, марш из «Ромео и Джульетты».
Но девочка не решалась играть, она со страхом смотрела на Ульяну. Та, в свою очередь, прожигала взглядом дирижера, но ничего уже не могло изменить решения, он даже не повернулся к ней больше. Она пустое место, ее просто нет. Очень медленно Ульяна сделала шаг назад, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней головой. Разум отказывался поверить в происходящее, она еще надеялась, что вот сейчас откроет дверь - а там никого нет, это все проклятая таблетка, Медик подсунул ей какую-то наркоту… Но вот она услышала первые звуки Прокофьева. Ее Прокофьева, это она должна его играть сейчас! Это было больно, очень больно, хотелось кричать, но в горле застрял стальной комок и не пропускал воздух. Ульяна оторвалась от двери и медленно пошла на выход, голова низко опущена, губы свело судорогой, в глазах безумие. Она вышла на площадь, и только тут ее накрыло осознание того, что же на самом деле произошло. Вся ее жизнь, все ее старания и мечты матери рухнули в бездну. Кого хотела обмануть? Она не нужна Поднебесным, она даже не умеет играть на этой чертовой скрипке. Она никогда не выберется из царства мертвых, она всего лишь мумия, возомнившая себя воскресшей. Стальной ком из горла ударил по глазам, и сразу потекли слезы; но еще ужаснее, чем осознать себя ничтожеством, было то, что кто-то мог заметить ее страдания. Пока площадь пуста, но очень скоро сюда начнут собираться музыканты, они обязательно подойдут и спросят, что стряслось, а она не сможет объяснить, потому что все объяснения сводятся только к одному - я ничтожество, абсолютное. Кто-то пожалеет, а кто-то позлорадствует - так этой подстилке и надо. Ульяна не хотела никого видеть, ей не нужна их жалость или презрение, она хотела провалиться, вот прямо сейчас пусть театр провалится вместе с ней, и дирижером, и той девочкой. Нет, она не заплачет! Никто не увидит ее слезы, она просто уйдет и никогда не вернется, ее здесь никогда и не было, она пустое место, игрушка, ею попользовались и выбросили.
Загоняя слезы обратно, Ульяна побежала, не разбирая дороги, просто чтоб оказаться подальше от этого места. Она бежала, обгоняя собственные мысли, но мысли возвращались и причиняли боль. Неожиданно что-то хлестнуло по лицу, потом еще раз, Ульяна замерла, оглянулась сквозь пелену слез. Оказывается, она добежала до гидропонного сада в зеленом районе. Зеленые тонкие стебли с мелкими нежными листьями свешивались с потолка. Девушка рванула вперед, туда, где среди лиан и дикого винограда спряталась беседка. Здесь ее никто не увидит, здесь можно выпустить чувства наружу. Она рухнула на сиденье, зеленый покров сомкнулся и закрыл ее от внешнего мира. Хотелось жутко рыдать, но почему-то сейчас, когда можно было дать себе волю, слезы никак не шли, они застыли в горле. Ульяна схватила себя за волосы и завыла сиплым шепотом, напряжение упало, и она, наконец, разрыдалась. Вся жизнь проходила перед ее глазами, вся бесполезная, никчемная жизнь. Ульяна вспомнила, как мать выгнала ее на линию за то, что она отказалась играть на скрипке; она сидела перед дверью на холодном каменном полу и рыдала. Дура! Надо было бежать сломя голову. Вспомнила своего первого парня, как целовалась с ним в этой беседке, а мать пришла в бешенство, когда она рассказала о своей любви. Мать запирала ее в квартире, и она, послушная дура, сидела дома и репетировала. Ульяна рыдала и повторяла: “Послушная дура, послушная дура.… Сколько вариантов прожить жизнь, а я выбрала эту чертову скрипку... нет, это мать выбрала, я всего лишь послушная дура, дура…” Рыдания душили девушку, но воспоминания никак не хотели опять спрятаться в памяти, они вновь и вновь заставляли пережить то, что хотелось забыть навсегда. Ульяна снова видела мать, кричащую и брызжущую слюной: “Конечно, подстилкой всех в городе быть лучше и проще, чем стать музыкантом!” Да, подстилкой всех она не стала, зато стала подстилкой дирижера. Ульяна вспомнила, как он ее целовал первый раз, потом как полез под кофточку и ласкал соски. Вот теперь ей стало противно и стыдно, хотелось разорвать на себе одежду и раздирать ногтями кожу на груди, но девушка настолько ослабла, что лишь схватилась за кофту и рыдала, продолжая вспоминать свои любовные утехи с дирижером. Постепенно буря утихла. Редкая волна обидным воспоминанием, как всплеск, вызовет гримасу боли на лице; дрогнет рука, еще сильнее сжимая кофту. Но потом все равно приходит штиль, пустота, полная и неизбежная. Ульяна сидела на полу в беседке, безвольно уронив руки, положив голову на сиденье.
Что теперь делать? Куда идти? Можно ли начать жизнь сначала? А ведь есть еще мать, она ничего не даст сделать, будет тянуть назад, тащить в оркестр, устраивать разборки, придется все объяснять, а мать все равно не поймет: ее дочь гениальна и достойна жить только у Поднебесных - вот и все аргументы. Ульяна медленно встала, прошла через зеленый занавес, побрела по саду в сторону выхода. Как дошла до метро, она не помнила; просто шла, механически передвигая ноги. Она даже не знала, в каком районе и на какой линии села в метро. Просто, скрестив руки, прислонилась к холодной гранитной стене и ждала металлического скрежета, порыва ветра, чтобы уехать. Куда, она сказать не могла, просто уехать… Двери с грохотом отворились, Ульяна медленно оторвалась от стены и первой прошла в вагон. За спиной осталась возня, крики: “Вы видели?” “Пропустите меня!” Но ничего этого девушка не слышала, даже не заметила, как сразу за ней захлопнулись двери. Ульяна прошла, рухнула на сиденье и низко склонилась корпусом, почти касаясь головой колен. Но что-то мешало так сидеть, что-то не давало спине сгорбиться и сломаться. Девушка завела руку за спину… Скрипка, ну конечно, скрипка! Причина всех ее несчастий. Ульяна сорвала ремень, раскрыла футляр, вытащила инструмент и хотела уже шандарахнуть им об пол, а потом долго разбивать ногами, пока тот не превратится в пыль. Но стоило ей только вынырнуть из внутреннего замкнутого круга переживаний, как она сразу осознала: что-то здесь не то.
Обычный вагон поезда рассчитан на сто человек, в этот же от силы могло влезть человек десять… но даже не размеры поражали больше всего, а цвет. Белый цвет стен, потолка, пола, невозможно чистый белый цвет. Даже диван, на котором сидела девушка, был безупречно белый. Ульяна перестала дышать, как будто вдох мог разрушить эту чудесную иллюзию. Она крепко прижала к себе скрипку. Если раньше та была источником всех ее бед, то теперь - единственным предметом, связующим с реальностью. Девушка резко и глубоко вдохнула, зажмурилась, потом медленно выдохнула, открыла глаза. Ничего не изменилось. Она ехала в белом вагоне. Мечта, которую вырвали с корнем из ее груди, вдруг взрывной волной вернулась обратно и разрушила все сомнения, все страдания и всю боль. Ульяна погладила обивку дивана - настоящая кожа, мягкая и теплая, совсем не похожая на грубый коричневый кожзаменитель обычных поездов. Без сомнения, это был поезд повышенной комфортности.
Ульяна оглянулась уже осознанно. Белые стены, скругленные углы, не видно даже стыков там, где должны, по идее, закрываться двери. Провела по стене рукой: чуть шершавое сукно, плотно натянутое на металлическую основу. Сквозь ткань чувствовался легкий холод. На боковых стенах, где обычно размещались двери, соединяющие соседние вагоны, висели картины - удивительные по чистоте и красоте горные пейзажи. По сравнению с ними рисунки на первой линии желтого района - просто карикатуры.
Первая линия желтого района предстала перед Ульяной во всей красе. Обычно она не обращала внимания на стены, тем более, что сюда не пускали вольных художников, и картины, нарисованные на стенах линии, никогда не менялись. Но именно сегодня почему-то остановилась, чтобы посмотреть на прекрасно изображенные голубые горы, белые снежные шапки и такое далекое, никогда не виданное ею серое небо. Сквозь могучий слой облаков пробивался белесый круг солнца. На противоположной стороне тоже изображены горы, только черно-красные, выжженные лавой; картина была такой правдоподобной, что, казалось, дотронься - и обожжешься. Ульяна даже протянула руку, но отдернула, так и не потрогав стену, резко поправила ремень от футляра со скрипкой и быстро пошла дальше.
Что это было? Может, предчувствие скорой встречи с Поднебесными? Сердце почему-то заколотилось как бешеное, нестерпимо запершило в горле. Ульяна побежала, пытаясь успокоить сердцебиение. Ну почему эти картины так ее взволновали? Она ведь ходит здесь каждый день, видит их постоянно. Но ничто не могло дать ей ответ, и она бежала, пока первая линия вдруг резко не оборвалась, расширяясь в необъятную Театральную площадь.
Эта площадь, а по сути, пещера, всегда поражала. Даже если ты ходишь сюда на работу каждый день, великолепие природного чуда и творения человеческих рук завораживало своими масштабами и красотой. На весь купол и стены пещеры, занимавшие пять уровней, была нанесена карта звездного неба, того неба, которое человечество еще долго не увидит, но мечта о котором еще осталась. Сделав только один шаг из линии, каждый оказывался в центре вселенной. Бесконечность не подавляла здесь, а возвышала. И посреди этого великолепия сверху спускался перевернутым конусом театр - идеально ровная конструкция, на которой постоянно меняли друг друга планеты Солнечной системы, ана верху неизменной оставалась сама звезда. Ульяна понаблюдала за тем, как на звездном полотне здания красный шар Марса догоняет необъятный Юпитер, успокоилась и зашла в театр. Но не стала спускаться на два внутренних уровня, где находились репетиционные залы, костюмерные, администрация и другие подсобные помещения, а сразу пошла наверх, туда, где находился концертный зал. Окрыленная, Ульяна бежала вверх, представляя: вокруг тьма, никого нет, она одна во всей вселенной играет марш “Монтекки и Капулетти”. Успокаивая тяжелое дыхание после бега по лестнице, девушка стояла, опираясь рукой о дверь, и слушала музыку.
Музыку? В зале кто-то играл на скрипке, что-то знакомое. “Это Ридинг?” - спросила она себя, не узнавая музыки: вроде ноты, гармония – та, но мелодия звучала божественно! Ульяна тихонько открыла дверь. Прямо перед ней, на сцене, девочка лет пятнадцати, не больше, играла на скрипке. Сколько бы труда Ульяна ни вкладывала в свои занятия, она никогда не сможет так играть. Девочка была гениальна. Невесомые тонкие пальчики порхали по струнам, смычок, казалось, был соткан из света. Тело двигалось в такт музыке за смычком, продолжая его игру. Лицо не напряженное, как обычно бывает у музыкантов, пытающихся воспроизвести сложную композицию, а спокойное, потому что этой девочке не надо было запоминать ноты - эта девочка сама была музыкой. И вот смычок замер, и замер вместе с ним весь мир, Ульяна пыталась ухватить еще последний звук, уже не слышный, но еще чувствуемый. Девочка тоже не сразу простилась с музыкой - долго стояла с закрытыми глазами, потом подняла голову, опустила скрипку.
- Браво, браво! – хлопал Конивельский в первом ряду зрительного зала. - Светлана, вы гениальны!
Только сейчас Ульяна заметила, что здесь есть кто-то еще. Она посмотрела на дирижера, и будущее, ясное мгновение назад, стало покрываться сумрачным туманом. Он смотрел на сцену таким восторженным взглядом... он никогда не смотрел на Ульяну так же, она была всего лишь игрушкой для утех. Дирижер смотрел на девочку, как на божественное создание. И его последние слова превратили сумрак во тьму.
- Светлана, вы достойны того, чтобы выступать перед Поднебесными. Вы и только вы!
Мир лопнул звонкой струной и утонул в тишине. Ульяна прекрасно осознавала: чтобы взять эту девочку, из пятнадцати скрипачей выгонят именно ее. Все остальные работали в оркестре давно, она новичок, и ничего, что спит с дирижером; она всего лишь игрушка, а игрушку можно выбросить и завести себе новую. Словно в подтверждение ее мыслей, дирижер, наконец, обратил внимание на дверь. Восторженное настроение сразу сменилось недовольством, брезгливо дрогнула верхняя губа:
- Надеюсь, не будешь устраивать сцен! Ты должна все прекрасно понимать, Светлана гениальна! - и тут же повернувшись к сцене, продолжил тихо, - Сыграйте теперь Прокофьева, марш из «Ромео и Джульетты».
Но девочка не решалась играть, она со страхом смотрела на Ульяну. Та, в свою очередь, прожигала взглядом дирижера, но ничего уже не могло изменить решения, он даже не повернулся к ней больше. Она пустое место, ее просто нет. Очень медленно Ульяна сделала шаг назад, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней головой. Разум отказывался поверить в происходящее, она еще надеялась, что вот сейчас откроет дверь - а там никого нет, это все проклятая таблетка, Медик подсунул ей какую-то наркоту… Но вот она услышала первые звуки Прокофьева. Ее Прокофьева, это она должна его играть сейчас! Это было больно, очень больно, хотелось кричать, но в горле застрял стальной комок и не пропускал воздух. Ульяна оторвалась от двери и медленно пошла на выход, голова низко опущена, губы свело судорогой, в глазах безумие. Она вышла на площадь, и только тут ее накрыло осознание того, что же на самом деле произошло. Вся ее жизнь, все ее старания и мечты матери рухнули в бездну. Кого хотела обмануть? Она не нужна Поднебесным, она даже не умеет играть на этой чертовой скрипке. Она никогда не выберется из царства мертвых, она всего лишь мумия, возомнившая себя воскресшей. Стальной ком из горла ударил по глазам, и сразу потекли слезы; но еще ужаснее, чем осознать себя ничтожеством, было то, что кто-то мог заметить ее страдания. Пока площадь пуста, но очень скоро сюда начнут собираться музыканты, они обязательно подойдут и спросят, что стряслось, а она не сможет объяснить, потому что все объяснения сводятся только к одному - я ничтожество, абсолютное. Кто-то пожалеет, а кто-то позлорадствует - так этой подстилке и надо. Ульяна не хотела никого видеть, ей не нужна их жалость или презрение, она хотела провалиться, вот прямо сейчас пусть театр провалится вместе с ней, и дирижером, и той девочкой. Нет, она не заплачет! Никто не увидит ее слезы, она просто уйдет и никогда не вернется, ее здесь никогда и не было, она пустое место, игрушка, ею попользовались и выбросили.
Загоняя слезы обратно, Ульяна побежала, не разбирая дороги, просто чтоб оказаться подальше от этого места. Она бежала, обгоняя собственные мысли, но мысли возвращались и причиняли боль. Неожиданно что-то хлестнуло по лицу, потом еще раз, Ульяна замерла, оглянулась сквозь пелену слез. Оказывается, она добежала до гидропонного сада в зеленом районе. Зеленые тонкие стебли с мелкими нежными листьями свешивались с потолка. Девушка рванула вперед, туда, где среди лиан и дикого винограда спряталась беседка. Здесь ее никто не увидит, здесь можно выпустить чувства наружу. Она рухнула на сиденье, зеленый покров сомкнулся и закрыл ее от внешнего мира. Хотелось жутко рыдать, но почему-то сейчас, когда можно было дать себе волю, слезы никак не шли, они застыли в горле. Ульяна схватила себя за волосы и завыла сиплым шепотом, напряжение упало, и она, наконец, разрыдалась. Вся жизнь проходила перед ее глазами, вся бесполезная, никчемная жизнь. Ульяна вспомнила, как мать выгнала ее на линию за то, что она отказалась играть на скрипке; она сидела перед дверью на холодном каменном полу и рыдала. Дура! Надо было бежать сломя голову. Вспомнила своего первого парня, как целовалась с ним в этой беседке, а мать пришла в бешенство, когда она рассказала о своей любви. Мать запирала ее в квартире, и она, послушная дура, сидела дома и репетировала. Ульяна рыдала и повторяла: “Послушная дура, послушная дура.… Сколько вариантов прожить жизнь, а я выбрала эту чертову скрипку... нет, это мать выбрала, я всего лишь послушная дура, дура…” Рыдания душили девушку, но воспоминания никак не хотели опять спрятаться в памяти, они вновь и вновь заставляли пережить то, что хотелось забыть навсегда. Ульяна снова видела мать, кричащую и брызжущую слюной: “Конечно, подстилкой всех в городе быть лучше и проще, чем стать музыкантом!” Да, подстилкой всех она не стала, зато стала подстилкой дирижера. Ульяна вспомнила, как он ее целовал первый раз, потом как полез под кофточку и ласкал соски. Вот теперь ей стало противно и стыдно, хотелось разорвать на себе одежду и раздирать ногтями кожу на груди, но девушка настолько ослабла, что лишь схватилась за кофту и рыдала, продолжая вспоминать свои любовные утехи с дирижером. Постепенно буря утихла. Редкая волна обидным воспоминанием, как всплеск, вызовет гримасу боли на лице; дрогнет рука, еще сильнее сжимая кофту. Но потом все равно приходит штиль, пустота, полная и неизбежная. Ульяна сидела на полу в беседке, безвольно уронив руки, положив голову на сиденье.
Что теперь делать? Куда идти? Можно ли начать жизнь сначала? А ведь есть еще мать, она ничего не даст сделать, будет тянуть назад, тащить в оркестр, устраивать разборки, придется все объяснять, а мать все равно не поймет: ее дочь гениальна и достойна жить только у Поднебесных - вот и все аргументы. Ульяна медленно встала, прошла через зеленый занавес, побрела по саду в сторону выхода. Как дошла до метро, она не помнила; просто шла, механически передвигая ноги. Она даже не знала, в каком районе и на какой линии села в метро. Просто, скрестив руки, прислонилась к холодной гранитной стене и ждала металлического скрежета, порыва ветра, чтобы уехать. Куда, она сказать не могла, просто уехать… Двери с грохотом отворились, Ульяна медленно оторвалась от стены и первой прошла в вагон. За спиной осталась возня, крики: “Вы видели?” “Пропустите меня!” Но ничего этого девушка не слышала, даже не заметила, как сразу за ней захлопнулись двери. Ульяна прошла, рухнула на сиденье и низко склонилась корпусом, почти касаясь головой колен. Но что-то мешало так сидеть, что-то не давало спине сгорбиться и сломаться. Девушка завела руку за спину… Скрипка, ну конечно, скрипка! Причина всех ее несчастий. Ульяна сорвала ремень, раскрыла футляр, вытащила инструмент и хотела уже шандарахнуть им об пол, а потом долго разбивать ногами, пока тот не превратится в пыль. Но стоило ей только вынырнуть из внутреннего замкнутого круга переживаний, как она сразу осознала: что-то здесь не то.
Обычный вагон поезда рассчитан на сто человек, в этот же от силы могло влезть человек десять… но даже не размеры поражали больше всего, а цвет. Белый цвет стен, потолка, пола, невозможно чистый белый цвет. Даже диван, на котором сидела девушка, был безупречно белый. Ульяна перестала дышать, как будто вдох мог разрушить эту чудесную иллюзию. Она крепко прижала к себе скрипку. Если раньше та была источником всех ее бед, то теперь - единственным предметом, связующим с реальностью. Девушка резко и глубоко вдохнула, зажмурилась, потом медленно выдохнула, открыла глаза. Ничего не изменилось. Она ехала в белом вагоне. Мечта, которую вырвали с корнем из ее груди, вдруг взрывной волной вернулась обратно и разрушила все сомнения, все страдания и всю боль. Ульяна погладила обивку дивана - настоящая кожа, мягкая и теплая, совсем не похожая на грубый коричневый кожзаменитель обычных поездов. Без сомнения, это был поезд повышенной комфортности.
Ульяна оглянулась уже осознанно. Белые стены, скругленные углы, не видно даже стыков там, где должны, по идее, закрываться двери. Провела по стене рукой: чуть шершавое сукно, плотно натянутое на металлическую основу. Сквозь ткань чувствовался легкий холод. На боковых стенах, где обычно размещались двери, соединяющие соседние вагоны, висели картины - удивительные по чистоте и красоте горные пейзажи. По сравнению с ними рисунки на первой линии желтого района - просто карикатуры.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Напряжение, наконец, отпустило. Вместо пустоты вернулись все чувства, хотелось прыгать от радости и играть! Конечно, играть. Ульяна схватила скрипку, покружилась с ней, но вдруг вспомнила, что совершенно растрепана. Положила инструмент на диван, быстро расправила кофту, штаны, расчесалась и переплела косу заново, потом протерла скрипку, натерла смычок канифолью. Убрала инструмент в футляр, закинула за спину, подтянула ремень. Теперь она готова к встрече с Поднебесными.
Но ничего не происходило. Даже движение вагона практически не ощущалось. От нетерпения Ульяна прошлась по вагону несколько раз, пытаясь составить свою приветственную речь. Наконец она устала, села на диван. Сколько прошло времени, девушка, естественно, сказать не могла; она даже не заметила, когда заснула, но проснулась от того, что вагон ощутимо тряхнуло. Она сразу же подскочила с дивана, яростно потрясла головой, прогоняя сон. Но двери не открылись, только ее явно прижимало к полу. Они поднимались? Куда? Ульяна села на диван опять. Сердце стучало где-то в горле, от ожидания сводило живот. Но вот движение прекратилось, посреди белой стенки вагона возникла черная вертикальная полоска и стала быстро расширяться. Двери распахнулись.
Ульяна подошла к выходу. Никто ее не встречал. Девушка огляделась по сторонам: небольшое помещение, освещаемое двумя оранжевыми лампами, зеленый вагон закреплен в тиски стопоров. Как только она спрыгнула, на полу сразу же появилась красная линия, упиравшаяся в противоположную стену. Ульяна пошла вдоль этой линии, и как только до стены осталось не больше двух шагов, взвыли сирены, желтые лампы замигали. Что-то натужно загудело, и стена стала отодвигаться в сторону. В образовавшейся щели Ульяна успела увидеть яркое белое пятно - свет был настолько сильный, что глаза болели и слезились, даже когда она зажмурилась. Кроме света, в помещение ворвался ветер, холодный воздух стеклянными иглами забрался под кожу и превратил кровь в лед. Кто-то взял ее за руку.
- Не бойся, я надену на тебя маску, так будет удобнее твоим глазам.
И сразу же резь в глазах прекратилась, спасительная тьма принесла облегчение. Кто-то приобнял ее за талию, крепко ухватил за правую руку и повел. Шли они недолго.
- Осторожно, здесь ступеньки.
Они поднялись на пятнадцать ступенек, потом долго шли, и их шаги отдавались гулким эхом. Наконец провожатый оставил ее на секунду одну; она услышала, как пикнул магнитный замок. Ее мягко подтолкнули в спину, дверь закрылась.
- Теперь можешь снять маску.
Ульяна подчинилась. Такой знакомый электрический свет, небольшая комната, даже меньше ее квартиры, но здесь так уютно, все в желто-коричневых тонах, из мебели только кровать и шкаф. Ярким пятном выделялись шторы – темно-бордовые, занимавшие практически всю противоположную стену.
- За этими шторами окно, - раздался за ее спиной голос.
Ульяна обернулась - и увидела прямо перед собой Поднебесного. Это был высокий, статный мужчина, одетый во все белое; его карие глаза оценивали девушку.
- Пока осваивайся здесь. В шкафу одежда. За тобой придут.
С этими словами Поднебесный развернулся и провел рукой возле панели управления; пикнул замок, мужчина вышел, дверь бесшумно закрылась. Ульяна осталась одна, но еще долго не могла пошевелиться, кажется, даже ее рот был открыт. В это невозможно поверить, но она среди Поднебесных! На негнущихся ногах девушка прошла к кровати и рухнула на нее. Разум никак не хотел подчиниться органам чувств, он протестовал и зависал, но картинка, запахи, ощущения не менялись: она у Поднебесных. Чтобы развенчать последние сомнения, Ульяна решила посмотреть на двор. Подошла к окну, отдернула шторы - и так и осталась стоять, широко расставив руки и вцепившись в ткань. То, что она увидела, словно взорвало ее изнутри. Она часто видела поверхность на фотографиях, картинах, каких-то сохранившихся документальных фильмах. Но ничто не могло передать всю глубину увиденного пейзажа. Ульяне казалось, что перед ней пропасть, и она туда падает. Картина была настолько обширна и объемна, что не могла вся сложиться воедино. Ульяна видела двор, вымощенный коричневой брусчаткой, видела деревья, видела крыло здания с колоннадой на первом этаже и большими стеклянными окнами на втором. И еще видела горы - они были такими большими и величественными, и такими далекими, и не было за окном ни одной преграды. А потом она обратила внимание на небо и забыла обо всем, даже о том, что надо дышать. Оно было темным, с розовой каемкой над горами, слепящими своей белизной.
В дверь постучали, потом пикнул замок, но всего этого Ульяна не заметила, лишь судорожно вздохнула и повернулась, когда кто-то робко дернул ее за рукав.
- Меня зовут Алина. Тебе нужно переодеться и идти к Господину.
Перед Ульяной стояла девушка, ниже ее на голову, в красном платье с белым фартуком. Волосы ее были убраны под белый платок. Когда девушка говорила, то старательно отводила взгляд от Ульяны. Но вот Ульяна разглядывала ее, не стесняясь. Вернее, как только обернулась и увидела гостью, то просто не могла отвести взгляд. Что-то было неправильное в облике девушки, что-то непропорциональное, что-то чужое. Но, получив столько впечатлений за сегодняшний день, Ульяна просто разучилась думать; она лишь смотрела, не отрываясь и не моргая.
Девушка, назвавшаяся Алиной, кашлянула и, будто разговаривая с полом, повторила:
- Надо переодеться.
Ульяна машинально мотнула головой, словно деревянная марионетка, ведомая невидимым кукловодом, дошла до шкафа и достала оттуда такое же красное платье с белым передником, как и у Алины. Потом они шли по коридору, по каменной лестнице спустились на первый этаж. Справа была такая привычная стена, а слева пустота. Вернее, там был двор, но он был настолько большим и не имел никаких ограничений, что казался Ульяне пустотой. Эта пустота притягивала к себе и вызывала страх одновременно. Не отдавая себе отчета, Ульяна шагнула влево и, наверное, упала бы на коричневую брусчатку, если бы Алина вовремя не схватила ее за руку.
- Пойдем, нам надо идти. Идти… - уговаривала Алина, поглаживая Ульяну по плечу.
Они прошли до неприметной панели, пикнул замок, и девушки оказались в лифте. Захлопнулись двери, загудел механизм. И все стало таким знакомым, что Ульяна пришла в себя. Необъятная, засасывающая пустота исчезла, сменившись знакомыми, прочными стенами. Двери бесшумно распахнулись. Перед Ульяной была лаборатория. Слева вдоль всей стены - лабораторный стол, уставленный различными пробирками, колбами, флаконами и склянками с жидкостями всех цветов радуги. Стол упирался в кушетку, покрытую белой простыней. Над кушеткой висел непонятный плоский аппаратб справа от нее стоял стол с компьютером, и именно за ним сидел тот самый Поднебесник, что встретил Ульяну.
- Ты можешь идти, Алина, - раздался его тихий баритон.
За спиной Ульяны пикнул магнитный замок, бесшумно разошлись двери, и, тихо гудя, лифт увез Алину наверх. Долгое время ничего не происходило. Поднебесник был занят компьютером, а Ульяна просто не знала, что ей делать. Все ее чувства обострились до предела, а душа металась по замкнутому кругу от страха до полной апатии: "будь что будет". Наконец Поднебесник откинулся на спинку кресла и развернулся к ней лицом. Сначала Ульяне показалось, что он задумал какую-то злобную шутку: его расслабленная поза, наклоненная голова, рука, поглаживающая щетину возле рта, и хитрый прищур оценивающих глаз – все говорило об этом. Но фраза, произнесенная им, испугала Ульяну; она все равно оказалась не готова.
- Ну что ты стоишь, проходи, раздевайся!
Ульяна схватилась за свой белый фартук, будто он был последней защитой.
- Я тебя не съем, – улыбнулся Пднебесник.
И весь хитрый прищур исчез. Ульяна увидела его открытое лицо и решила, что не стоит ждать подвоха. Она уверенно прошла вперед, встала перед кушеткой и решительно сняла платье, оставшись обнаженной и незащищенной. Но Поднебесник лишь легонько подтолкнул ее:
- Ложись.
Ульяна легла и закрыла глаза, сжала руки в кулаки, а жилка на ее виске стучала: "будь что будет", "просто будь что будет". Но лишь загудел аппарат над головой, она открыла глаза: Поднебесник стоял возле компьютера, внимательно следя за экраном, иногда щелкал клавишами, и тогда плоский аппарат над Ульяной приходил в движение - то опускался к животу, то удалялся к ногам, затем возвращался к голове, трещал, пикал и поднимался вверх, и так повторялось несколько раз. Наконец он окончательно поднялся и затих. Поднебесник отошел от компьютера к лабораторному столу, взял шприц, жгут и две пробирки, подвинул ногой кресло и сел рядом с Ульяной. Завязал ее руку жгутом, забрал в две пробирки кровь. И был он такой отрешенный, погруженный в себя, что Ульяне почему-то захотелось, чтоб он до нее дотронулся, опустился, поцеловал и прижал бы всем весом к кровати; но он лишь отошел опять к столу, заправил небольшой металлический ящик кровью из одной пробирки, нажал на кнопку, и ящик сразу замигал индикаторами. Поднебесник отошел к компьютеру, запустил программу и только тогда вновь обратил внимание на Ульяну.
- Можешь теперь идти.
Ульяна быстро оделась и прошла до дверей лифта, но как их открыть, так и не поняла. Она обернулась. Поднебесник сидел в своем кресле лицом к компьютеру, но одна рука его была вытянута вверх, и в ней он тряс небольшой браслет.
Ульяна подошла ближе.
- Это магнитный ключ, - сказал Поднебесник. Не поворачиваясь, передал браслет Ульяне и сразу погрузился в работу.
Ульяна отошла опять к двери, помахала рукой возле стены. Пикнуло, загудели механизмы, и лифт унес ее вверх. Она вышла на галерею. Алины нигде не было. Здесь вообще никого не было, лишь горело дежурное освещение. Ерусма полностью погрузилась в ночь. Ульяна пыталась идти, опираясь рукой о стену. Она настолько была сосредоточена, что не замечала, как дрожит от всепроникающего холода. Сначала девушка шла, уставившись в пол, но затягивающая пустота открытого пространства справа манила к себе, и Ульяна оглянулась через плечо. И первое, что увидела, – небо, звездное небо. Она вспомнила звезды на театральной площади, как они возвышали, вдохновляли, не позволяли людям забыть о своей мечте вернуться на поверхность. Но настоящие звезды подавляли своей отрешенностью и такой бесконечной отдаленностью. Любая надежда, мечта, мысль разбивалась об их равнодушный, холодный свет. Ульяне вдруг показалось, что она поняла, почему люди ушли под землю: они прятались не от глобальной катастрофы, а от этих звезд. Ведь каждый, лишь раз взглянувший вверх, понимал, насколько он ничтожен со своими желаниями перед этим небом. Люди будут рождаться, умирать, исчезать с лица земли и заселять ее всю – небо не изменится, оно останется таким же вечным, холодным, безразличным. Ульяна уже не дрожала от холода – она окаменела и не заметила, как чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечо, властно и в то же время ласково подвинула ближе. Она почувствовала чье-то теплое, успокаивающее дыхание над головой и, уже теряя сознание, услышала шепот:
- Все хорошо, все хорошо…
Весь следующий день Ульяна провела в своей комнате, за закрытыми шторами, не слезая с кровати. Два раза приходила Алина и приносила еду; Ульяна ела машинально, не обращая внимания на вкус. Не хотелось даже думать, потому что каждая мысль возвращала ее к звездному небу, а за ним шел страх, всепоглощающий, первобытный. Но вечером опять зашла Алина.
- Господин Марк зовет тебя.
- Марк… - непонимающе повторила Ульяна, приходя в себя.
- Господин… - ответила ей Алина.
Они опять вместе вышли в коридор.
- Если хочешь, можем надеть тебе маску?
- Нет, - решительно заявила Ульяна.
Теперь ей здесь жить, надо привыкать. Быстрым шагом они прошли всю галерею и в самом конце остановились у двустворчатых деревянных дверей. Алина постучала, и тут же пикнул магнитный замок. Девушка открыла дверь, но сама не прошла внутрь, лишь сделала приглашающий жест Ульяне. Просторное помещение освещали лишь четыре монитора, за которыми увлеченно работал Поднебесник. Он опять не обращал внимания на вошедшую девушку, и лишь закончив рассматривать ему одному понятные диаграммы, повернулся к двери.
- А, пришла. Хорошо. Проходи, раздевайся.
И на сей раз Поднебесник не улыбался. Он встал с кресла, размял затекшие мышцы и, скидывая на ходу рубашку, штаны и трусы, пошел к противоположной стене. Ярким, белым, режущим в такой полутьме глаза прямоугольником высветилась кровать, занимавшая полкомнаты, и его крепкая фигура. С хлопком двери опять наступил полумрак. Ульяна прошла до кровати, разделась и легла. Где-то за стеной шумела вода, и кто-то напевал простенькую мелодию. Кто-то. Она прекрасно понимала, кто, но почему-то хотелось, чтоб все это происходило не с ней, не так, не здесь. Это что-то другое. Как-то все пошло не правильно. Не то чтобы она представляла Ерусму себе как сказочную страну, но чем-то она должна все-таки отличаться от… Вода стихла, вновь на мгновение высветился белый яркий просвет, и вновь наступил полумрак. Ульяна закрыла глаза. Ей совершенно не хотелось смотреть на то, что делал сейчас Поднебесник; пусть хоть что-то останется скрытым. Но вот немного просела кровать, ноги Ульяны раздвинули, и горячее, тяжелое тело вдавило ее в матрас. Сколько раз под землей она представляла себе эту сцену... но сейчас все было не так: не было вдохновения, не было чувств, она не чувствовала себя, не чувствовала его. Сдавленно дыша, он поцеловал ее в шеку, слегка поцарапав щетиной, и откинулся на кровать.
- Можешь идти к себе. И, пожалуйста, не будь в следующий раз такой деревянной, – произнес Поднебесник, когда его дыхание успокоилось.
Ульяна встала, оделась, как автомат вышла в коридор и, как тогда с Конивельским, поймала себя на мысли, что, наверное, ей должно быть противно или стыдно, но почему-то не было; она не чувствовала себя униженной. Она лишь запомнила последний поцелуй, прикосновение щетины - и дошла до своей комнаты, прижимая к щеке руку, чтобы не потерять эти исчезающие ощущения.
Очень быстро жизнь на поверхности перебралась в рутинное русло. Весь день Ульяна помогала по хозяйству Алине, девушке удивительной. Ее глаза были намного больше, чем у любого человека, и находились далеко от переносицы, нос расплющенный, словно от удара, а верхняя губа будто парализованная, от чего в разговоре Алина заметно шепелявила. Хотя разговорчивой ее назвать было сложно. Ульяне пришлось собирать ее историю по небольшим обрывкам. Именно от Алины она узнала про мутантов. Алина родилась под землей, в семье туннелепроходчиков, и родилась с генетическими отклонениями. Из-за этого вся ее семья была лишена возможности иметь дальнейшее потомство и работу. Последний проложенный ими туннель был навсегда запечатан, а ее саму передали Мясникам, но у них почему-то ее купил Марк.
Вся жизнь Ульяны под землей вдруг предстала перед ней в другом свете. Она вспомнила соседей - у них был веселый малыш, но потом он куда-то исчез, и все на линии перестали общаться с этой парой. Даже мать, проходя рядом с ними, непроизвольно брезгливо отворачивалась. Почему Ульяна раньше никогда не замечала такие вещи? Как же: раньше она была зациклена только на себе. И осознание этого факта вдруг сделало мир вокруг шире и проще, а еще стало легче. Она даже перестала бояться открытых пространств.
Как-то, зайдя в комнату, Ульяна вдруг заметила скрипку, которая сиротливо стояла в углу с самого ее первого здесь появления. Почему-то раньше девушка ее не замечала; но теперь положила футляр на кровать, достала скрипку, бережно протерла фланелевой тряпочкой корпус, наканифолила смычок, настроила струны - и заиграла так, как не играла никогда в жизни. Прокофьевский марш звучал в ее соло, как целый оркестр. И теперь она играла каждый день - не потому, что это было надо, а потому что ей хотелось, она без этого просто не могла теперь жить.
Месяц пролетел очень быстро. На месте подземного ангара, куда приехала когда-то Ульяна на поезде повышенной комфортности, выстроили огромный амфитеатр, сцену же покрыл прозрачный, но не проницаемый для воздуха с поверхности защитный купол. И начался Большой Фестиваль Искусств. Тот фестиваль, на который так стремилась когда-то Ульяна. Поначалу она очень хотела там появиться, показать всем своим знакомым, что она находится по ту сторону от перегородки, посмотреть на их удивленные и даже завидующие лица. Но с каждым днем понимала, что всего этого ей больше не надо. Поэтому она незаметно прокралась на самый нижний этаж, где стояли генераторы, просто чтоб послушать музыку, а не для того, чтоб ее кто-то увидел. Два часа концерта пролетели незаметно. Она слушала музыку и мысленно дирижировала, вспоминала свои ошибки, окрики Конивельского, а еще этого Петра… ей было хорошо, и вместе с музыкой обрывались последние нити, связывающие ее с прежней жизнью. Окрыленная, она уже собралась идти к себе, как заметила за соседним генератором Марка. Он стоял, скрестив руки, и что-то слушал, даже отвечал, но почему-то ничего расслышать Ульяна не могла, будто слух оставил ее. Она видела лишь, как шевелятся его губы, и отчего-то было очень страшно посмотреть на его собеседников, но она пересилила себя, повернулась - и увидела Конивельского. Тот, слегка подавшись вперед, что-то оживленно говорил Марку и постоянно дергал вперед за руку Светлану. Еще он, видимо, очень хотел дотронуться до руки Поднебесника, но защитный купол не позволял это сделать, от чего Конивельский постоянно протягивал вперед правую руку и тут же одергивал ее, тер свои пальцы и опять тянул вперед. Все это Ульяна наблюдала, словно в немом кино. Но главным, от чего она не могла никак отвести взгляд, была Светлана. Эта девочка поистине была самой чистой, словно ангел, спустившийся на грешную землю, а себя Ульяна ощущала облепленной грязью. И опять она осознала себя выброшенной, ненужной игрушкой. Нет, только не сейчас, только не Светлана… Она не хотела увидеть взгляд Марка - только не сейчас. И Ульяна побежала.
Чувства, воспоминания, мысли – всё, как штормовой ветер, гнало ее вперед, все быстрее и быстрее. Тьма окружала ее, тьма заполняла ее, она сама стала тьмой... а потом все резко закончилось. Запнувшись за шпалы, она грохнулась, на секунду осветив тьму, и отключилась.
Пробуждение было тяжелым. Голова раскалывалась, губы распухли, правую руку она вообще не чувствовала. Открыла глаза – вокруг тьма.
- Свет! - крикнула Ульяна; но это только вызвало дикую взрывную волну боли в голове. Она села и, обхватив голову левой рукой, заплакала. Боль успокоилась до состояния “набат”. Что же это было? И где она сейчас? Эти мысли не давали девушке покоя. “Наверное, это все таблетка Медика”, - сделала она заключение, - “этот гад подсунул мне наркоту, и теперь меня колбасит. Но как же ощущения, они были такие реальные? А Поднебесные? Неужели это все все придумано моим воспаленным мозгом? И где, черт возьми, я нахожусь?” Ульяна пошарила вокруг левой рукой, наткнулась на рельсы. “Я в метро? Наверное, тогда упала в тоннель, а не попала в поезд повышенной комфортности… повышенной комфортности, ха-ха, как же… я и в поезде - ха-ха!” - она долго смеялась и плакала одновременно. Но все прекратилось вместе с резким металлическим звуком - что-то перед ней загрохотало, потом пол вдруг взметнулся вверх, и из квадратной дыры выбился желтый луч, освещая небольшое пространство туннеля метро. Луч становился все ярче и тоньше, пока не оказался лампочкой на каске какого-то старика. Тот вылез наполовину из технического отверстия и уставился на девушку.
- Есть что на обмен?
- Обмен?..
Старичок внимательно присмотрелся к ней.
- А вижу, сбежала от Верхних?
- Верхних?
Ульяна осмотрела себя в луче желтого света: платье, когда-то бывшее белым; провела по голове рукой – платок. Сняла его, стало значительно легче, вот только платок был весь в крови. Значит, это не таблетка, значит, она действительно жила у Верхних…
- Правильно сделала, что сбежала, - авторитетно заявил старичок.
- Почему?
- Да потому, что им не нужны слуги! Как ты думаешь, зачем они запускают свой поезд в наше метро? – и, не ожидая ответ,а сразу продолжил: - Да потому что их самих очень мало, они вырождаются, им нужна свежая кровь! А выбирают они только самых гениальных. А если бы ты им не подошла, отправили бы тебя в биологический реактор к Мясникам. А что, с них все взятки гладки: поезд повышенной комфортности – всего лишь городская легенда, кто будет разбираться, почему и куда пропал человек?
Старичок засмеялся гадким смехом, больше похожим на кашель.
- И что же мне теперь делать?
- Не знаю, деточка, что делать тебе, а мне вот уже пора!
С этими словами старичок скрылся в техническом отверстии и захлопнул за собой крышку. Опять настала тьма, но ненадолго. Где-то далеко Ульяна услышала металлический скрежет - такой знакомый звук. Она переползла к закрытой крышке, постучала в нее. Никакого ответа. Скрежет приблизился, сильный поток холодного воздуха даже принес небольшое облегчение разбитой голове. Поезд, он совсем рядом, надо что-то делать, куда-то бежать. Ульяна встала в полный рост и пошла, сначала медленно, но как только услышала отчётливый перестук колес – побежала. Ее единственный шанс на спасение - станция, там туннель расширяется, есть, где спрятаться, а главное - есть рычаг, который со стороны туннеля открывает двери на платформу. Откуда она все это знала, Ульяна даже не задумывалась, просто бежала, подгоняемая светом. Может быть, потому что выход есть из любой ситуации, но вот успеешь ли ты до него добежать? Беги, девочка, беги!
Бежать, не думать. Не хватает воздуха. В горле будто засел ледяной кол. Не думать, просто бежать. Смерть всей своей многотонной массой надвигалась сзади, скрипя тормозами. Тормоза? Значит, скоро остановка. Не думать, тело движется само, только не думать! Руки, ноги. И тут все вокруг застыло. Ульяна почувствовала каждой клеточкой кожи, как нога цепляется за шпалу, а затем время резко бросилось вперед, и земля неожиданно врезалась в голову.
Все, больше она не встанет. Вокруг так светло и ярко, Ульяна видит каждую пылинку, что застыла в воздухе; она ждет смерти, а может быть, уже умерла.
Что-то рывком тянет ее вверх. Время снова пошло. Ее хлещут по лицу:
- Дура! Дура! Дура!
Кто-то властной рукой хватает за плечо и тянет за собой, бросает в белоснежный проем. Ульяна падает, грязной кляксой расплывается на чистом полу. Здесь так ярко, что режет глаза. Голова кружится, мысли путаются. Ульяна грязным пальцем скребет пол – это уже смерть? Сознание ускользает под мерный стук колес, растворяясь в белом сиянии... тут хорошо, тепло...
- Дура! Дура! Дура!
Но ничего не происходило. Даже движение вагона практически не ощущалось. От нетерпения Ульяна прошлась по вагону несколько раз, пытаясь составить свою приветственную речь. Наконец она устала, села на диван. Сколько прошло времени, девушка, естественно, сказать не могла; она даже не заметила, когда заснула, но проснулась от того, что вагон ощутимо тряхнуло. Она сразу же подскочила с дивана, яростно потрясла головой, прогоняя сон. Но двери не открылись, только ее явно прижимало к полу. Они поднимались? Куда? Ульяна села на диван опять. Сердце стучало где-то в горле, от ожидания сводило живот. Но вот движение прекратилось, посреди белой стенки вагона возникла черная вертикальная полоска и стала быстро расширяться. Двери распахнулись.
Ульяна подошла к выходу. Никто ее не встречал. Девушка огляделась по сторонам: небольшое помещение, освещаемое двумя оранжевыми лампами, зеленый вагон закреплен в тиски стопоров. Как только она спрыгнула, на полу сразу же появилась красная линия, упиравшаяся в противоположную стену. Ульяна пошла вдоль этой линии, и как только до стены осталось не больше двух шагов, взвыли сирены, желтые лампы замигали. Что-то натужно загудело, и стена стала отодвигаться в сторону. В образовавшейся щели Ульяна успела увидеть яркое белое пятно - свет был настолько сильный, что глаза болели и слезились, даже когда она зажмурилась. Кроме света, в помещение ворвался ветер, холодный воздух стеклянными иглами забрался под кожу и превратил кровь в лед. Кто-то взял ее за руку.
- Не бойся, я надену на тебя маску, так будет удобнее твоим глазам.
И сразу же резь в глазах прекратилась, спасительная тьма принесла облегчение. Кто-то приобнял ее за талию, крепко ухватил за правую руку и повел. Шли они недолго.
- Осторожно, здесь ступеньки.
Они поднялись на пятнадцать ступенек, потом долго шли, и их шаги отдавались гулким эхом. Наконец провожатый оставил ее на секунду одну; она услышала, как пикнул магнитный замок. Ее мягко подтолкнули в спину, дверь закрылась.
- Теперь можешь снять маску.
Ульяна подчинилась. Такой знакомый электрический свет, небольшая комната, даже меньше ее квартиры, но здесь так уютно, все в желто-коричневых тонах, из мебели только кровать и шкаф. Ярким пятном выделялись шторы – темно-бордовые, занимавшие практически всю противоположную стену.
- За этими шторами окно, - раздался за ее спиной голос.
Ульяна обернулась - и увидела прямо перед собой Поднебесного. Это был высокий, статный мужчина, одетый во все белое; его карие глаза оценивали девушку.
- Пока осваивайся здесь. В шкафу одежда. За тобой придут.
С этими словами Поднебесный развернулся и провел рукой возле панели управления; пикнул замок, мужчина вышел, дверь бесшумно закрылась. Ульяна осталась одна, но еще долго не могла пошевелиться, кажется, даже ее рот был открыт. В это невозможно поверить, но она среди Поднебесных! На негнущихся ногах девушка прошла к кровати и рухнула на нее. Разум никак не хотел подчиниться органам чувств, он протестовал и зависал, но картинка, запахи, ощущения не менялись: она у Поднебесных. Чтобы развенчать последние сомнения, Ульяна решила посмотреть на двор. Подошла к окну, отдернула шторы - и так и осталась стоять, широко расставив руки и вцепившись в ткань. То, что она увидела, словно взорвало ее изнутри. Она часто видела поверхность на фотографиях, картинах, каких-то сохранившихся документальных фильмах. Но ничто не могло передать всю глубину увиденного пейзажа. Ульяне казалось, что перед ней пропасть, и она туда падает. Картина была настолько обширна и объемна, что не могла вся сложиться воедино. Ульяна видела двор, вымощенный коричневой брусчаткой, видела деревья, видела крыло здания с колоннадой на первом этаже и большими стеклянными окнами на втором. И еще видела горы - они были такими большими и величественными, и такими далекими, и не было за окном ни одной преграды. А потом она обратила внимание на небо и забыла обо всем, даже о том, что надо дышать. Оно было темным, с розовой каемкой над горами, слепящими своей белизной.
В дверь постучали, потом пикнул замок, но всего этого Ульяна не заметила, лишь судорожно вздохнула и повернулась, когда кто-то робко дернул ее за рукав.
- Меня зовут Алина. Тебе нужно переодеться и идти к Господину.
Перед Ульяной стояла девушка, ниже ее на голову, в красном платье с белым фартуком. Волосы ее были убраны под белый платок. Когда девушка говорила, то старательно отводила взгляд от Ульяны. Но вот Ульяна разглядывала ее, не стесняясь. Вернее, как только обернулась и увидела гостью, то просто не могла отвести взгляд. Что-то было неправильное в облике девушки, что-то непропорциональное, что-то чужое. Но, получив столько впечатлений за сегодняшний день, Ульяна просто разучилась думать; она лишь смотрела, не отрываясь и не моргая.
Девушка, назвавшаяся Алиной, кашлянула и, будто разговаривая с полом, повторила:
- Надо переодеться.
Ульяна машинально мотнула головой, словно деревянная марионетка, ведомая невидимым кукловодом, дошла до шкафа и достала оттуда такое же красное платье с белым передником, как и у Алины. Потом они шли по коридору, по каменной лестнице спустились на первый этаж. Справа была такая привычная стена, а слева пустота. Вернее, там был двор, но он был настолько большим и не имел никаких ограничений, что казался Ульяне пустотой. Эта пустота притягивала к себе и вызывала страх одновременно. Не отдавая себе отчета, Ульяна шагнула влево и, наверное, упала бы на коричневую брусчатку, если бы Алина вовремя не схватила ее за руку.
- Пойдем, нам надо идти. Идти… - уговаривала Алина, поглаживая Ульяну по плечу.
Они прошли до неприметной панели, пикнул замок, и девушки оказались в лифте. Захлопнулись двери, загудел механизм. И все стало таким знакомым, что Ульяна пришла в себя. Необъятная, засасывающая пустота исчезла, сменившись знакомыми, прочными стенами. Двери бесшумно распахнулись. Перед Ульяной была лаборатория. Слева вдоль всей стены - лабораторный стол, уставленный различными пробирками, колбами, флаконами и склянками с жидкостями всех цветов радуги. Стол упирался в кушетку, покрытую белой простыней. Над кушеткой висел непонятный плоский аппаратб справа от нее стоял стол с компьютером, и именно за ним сидел тот самый Поднебесник, что встретил Ульяну.
- Ты можешь идти, Алина, - раздался его тихий баритон.
За спиной Ульяны пикнул магнитный замок, бесшумно разошлись двери, и, тихо гудя, лифт увез Алину наверх. Долгое время ничего не происходило. Поднебесник был занят компьютером, а Ульяна просто не знала, что ей делать. Все ее чувства обострились до предела, а душа металась по замкнутому кругу от страха до полной апатии: "будь что будет". Наконец Поднебесник откинулся на спинку кресла и развернулся к ней лицом. Сначала Ульяне показалось, что он задумал какую-то злобную шутку: его расслабленная поза, наклоненная голова, рука, поглаживающая щетину возле рта, и хитрый прищур оценивающих глаз – все говорило об этом. Но фраза, произнесенная им, испугала Ульяну; она все равно оказалась не готова.
- Ну что ты стоишь, проходи, раздевайся!
Ульяна схватилась за свой белый фартук, будто он был последней защитой.
- Я тебя не съем, – улыбнулся Пднебесник.
И весь хитрый прищур исчез. Ульяна увидела его открытое лицо и решила, что не стоит ждать подвоха. Она уверенно прошла вперед, встала перед кушеткой и решительно сняла платье, оставшись обнаженной и незащищенной. Но Поднебесник лишь легонько подтолкнул ее:
- Ложись.
Ульяна легла и закрыла глаза, сжала руки в кулаки, а жилка на ее виске стучала: "будь что будет", "просто будь что будет". Но лишь загудел аппарат над головой, она открыла глаза: Поднебесник стоял возле компьютера, внимательно следя за экраном, иногда щелкал клавишами, и тогда плоский аппарат над Ульяной приходил в движение - то опускался к животу, то удалялся к ногам, затем возвращался к голове, трещал, пикал и поднимался вверх, и так повторялось несколько раз. Наконец он окончательно поднялся и затих. Поднебесник отошел от компьютера к лабораторному столу, взял шприц, жгут и две пробирки, подвинул ногой кресло и сел рядом с Ульяной. Завязал ее руку жгутом, забрал в две пробирки кровь. И был он такой отрешенный, погруженный в себя, что Ульяне почему-то захотелось, чтоб он до нее дотронулся, опустился, поцеловал и прижал бы всем весом к кровати; но он лишь отошел опять к столу, заправил небольшой металлический ящик кровью из одной пробирки, нажал на кнопку, и ящик сразу замигал индикаторами. Поднебесник отошел к компьютеру, запустил программу и только тогда вновь обратил внимание на Ульяну.
- Можешь теперь идти.
Ульяна быстро оделась и прошла до дверей лифта, но как их открыть, так и не поняла. Она обернулась. Поднебесник сидел в своем кресле лицом к компьютеру, но одна рука его была вытянута вверх, и в ней он тряс небольшой браслет.
Ульяна подошла ближе.
- Это магнитный ключ, - сказал Поднебесник. Не поворачиваясь, передал браслет Ульяне и сразу погрузился в работу.
Ульяна отошла опять к двери, помахала рукой возле стены. Пикнуло, загудели механизмы, и лифт унес ее вверх. Она вышла на галерею. Алины нигде не было. Здесь вообще никого не было, лишь горело дежурное освещение. Ерусма полностью погрузилась в ночь. Ульяна пыталась идти, опираясь рукой о стену. Она настолько была сосредоточена, что не замечала, как дрожит от всепроникающего холода. Сначала девушка шла, уставившись в пол, но затягивающая пустота открытого пространства справа манила к себе, и Ульяна оглянулась через плечо. И первое, что увидела, – небо, звездное небо. Она вспомнила звезды на театральной площади, как они возвышали, вдохновляли, не позволяли людям забыть о своей мечте вернуться на поверхность. Но настоящие звезды подавляли своей отрешенностью и такой бесконечной отдаленностью. Любая надежда, мечта, мысль разбивалась об их равнодушный, холодный свет. Ульяне вдруг показалось, что она поняла, почему люди ушли под землю: они прятались не от глобальной катастрофы, а от этих звезд. Ведь каждый, лишь раз взглянувший вверх, понимал, насколько он ничтожен со своими желаниями перед этим небом. Люди будут рождаться, умирать, исчезать с лица земли и заселять ее всю – небо не изменится, оно останется таким же вечным, холодным, безразличным. Ульяна уже не дрожала от холода – она окаменела и не заметила, как чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечо, властно и в то же время ласково подвинула ближе. Она почувствовала чье-то теплое, успокаивающее дыхание над головой и, уже теряя сознание, услышала шепот:
- Все хорошо, все хорошо…
Весь следующий день Ульяна провела в своей комнате, за закрытыми шторами, не слезая с кровати. Два раза приходила Алина и приносила еду; Ульяна ела машинально, не обращая внимания на вкус. Не хотелось даже думать, потому что каждая мысль возвращала ее к звездному небу, а за ним шел страх, всепоглощающий, первобытный. Но вечером опять зашла Алина.
- Господин Марк зовет тебя.
- Марк… - непонимающе повторила Ульяна, приходя в себя.
- Господин… - ответила ей Алина.
Они опять вместе вышли в коридор.
- Если хочешь, можем надеть тебе маску?
- Нет, - решительно заявила Ульяна.
Теперь ей здесь жить, надо привыкать. Быстрым шагом они прошли всю галерею и в самом конце остановились у двустворчатых деревянных дверей. Алина постучала, и тут же пикнул магнитный замок. Девушка открыла дверь, но сама не прошла внутрь, лишь сделала приглашающий жест Ульяне. Просторное помещение освещали лишь четыре монитора, за которыми увлеченно работал Поднебесник. Он опять не обращал внимания на вошедшую девушку, и лишь закончив рассматривать ему одному понятные диаграммы, повернулся к двери.
- А, пришла. Хорошо. Проходи, раздевайся.
И на сей раз Поднебесник не улыбался. Он встал с кресла, размял затекшие мышцы и, скидывая на ходу рубашку, штаны и трусы, пошел к противоположной стене. Ярким, белым, режущим в такой полутьме глаза прямоугольником высветилась кровать, занимавшая полкомнаты, и его крепкая фигура. С хлопком двери опять наступил полумрак. Ульяна прошла до кровати, разделась и легла. Где-то за стеной шумела вода, и кто-то напевал простенькую мелодию. Кто-то. Она прекрасно понимала, кто, но почему-то хотелось, чтоб все это происходило не с ней, не так, не здесь. Это что-то другое. Как-то все пошло не правильно. Не то чтобы она представляла Ерусму себе как сказочную страну, но чем-то она должна все-таки отличаться от… Вода стихла, вновь на мгновение высветился белый яркий просвет, и вновь наступил полумрак. Ульяна закрыла глаза. Ей совершенно не хотелось смотреть на то, что делал сейчас Поднебесник; пусть хоть что-то останется скрытым. Но вот немного просела кровать, ноги Ульяны раздвинули, и горячее, тяжелое тело вдавило ее в матрас. Сколько раз под землей она представляла себе эту сцену... но сейчас все было не так: не было вдохновения, не было чувств, она не чувствовала себя, не чувствовала его. Сдавленно дыша, он поцеловал ее в шеку, слегка поцарапав щетиной, и откинулся на кровать.
- Можешь идти к себе. И, пожалуйста, не будь в следующий раз такой деревянной, – произнес Поднебесник, когда его дыхание успокоилось.
Ульяна встала, оделась, как автомат вышла в коридор и, как тогда с Конивельским, поймала себя на мысли, что, наверное, ей должно быть противно или стыдно, но почему-то не было; она не чувствовала себя униженной. Она лишь запомнила последний поцелуй, прикосновение щетины - и дошла до своей комнаты, прижимая к щеке руку, чтобы не потерять эти исчезающие ощущения.
Очень быстро жизнь на поверхности перебралась в рутинное русло. Весь день Ульяна помогала по хозяйству Алине, девушке удивительной. Ее глаза были намного больше, чем у любого человека, и находились далеко от переносицы, нос расплющенный, словно от удара, а верхняя губа будто парализованная, от чего в разговоре Алина заметно шепелявила. Хотя разговорчивой ее назвать было сложно. Ульяне пришлось собирать ее историю по небольшим обрывкам. Именно от Алины она узнала про мутантов. Алина родилась под землей, в семье туннелепроходчиков, и родилась с генетическими отклонениями. Из-за этого вся ее семья была лишена возможности иметь дальнейшее потомство и работу. Последний проложенный ими туннель был навсегда запечатан, а ее саму передали Мясникам, но у них почему-то ее купил Марк.
Вся жизнь Ульяны под землей вдруг предстала перед ней в другом свете. Она вспомнила соседей - у них был веселый малыш, но потом он куда-то исчез, и все на линии перестали общаться с этой парой. Даже мать, проходя рядом с ними, непроизвольно брезгливо отворачивалась. Почему Ульяна раньше никогда не замечала такие вещи? Как же: раньше она была зациклена только на себе. И осознание этого факта вдруг сделало мир вокруг шире и проще, а еще стало легче. Она даже перестала бояться открытых пространств.
Как-то, зайдя в комнату, Ульяна вдруг заметила скрипку, которая сиротливо стояла в углу с самого ее первого здесь появления. Почему-то раньше девушка ее не замечала; но теперь положила футляр на кровать, достала скрипку, бережно протерла фланелевой тряпочкой корпус, наканифолила смычок, настроила струны - и заиграла так, как не играла никогда в жизни. Прокофьевский марш звучал в ее соло, как целый оркестр. И теперь она играла каждый день - не потому, что это было надо, а потому что ей хотелось, она без этого просто не могла теперь жить.
Месяц пролетел очень быстро. На месте подземного ангара, куда приехала когда-то Ульяна на поезде повышенной комфортности, выстроили огромный амфитеатр, сцену же покрыл прозрачный, но не проницаемый для воздуха с поверхности защитный купол. И начался Большой Фестиваль Искусств. Тот фестиваль, на который так стремилась когда-то Ульяна. Поначалу она очень хотела там появиться, показать всем своим знакомым, что она находится по ту сторону от перегородки, посмотреть на их удивленные и даже завидующие лица. Но с каждым днем понимала, что всего этого ей больше не надо. Поэтому она незаметно прокралась на самый нижний этаж, где стояли генераторы, просто чтоб послушать музыку, а не для того, чтоб ее кто-то увидел. Два часа концерта пролетели незаметно. Она слушала музыку и мысленно дирижировала, вспоминала свои ошибки, окрики Конивельского, а еще этого Петра… ей было хорошо, и вместе с музыкой обрывались последние нити, связывающие ее с прежней жизнью. Окрыленная, она уже собралась идти к себе, как заметила за соседним генератором Марка. Он стоял, скрестив руки, и что-то слушал, даже отвечал, но почему-то ничего расслышать Ульяна не могла, будто слух оставил ее. Она видела лишь, как шевелятся его губы, и отчего-то было очень страшно посмотреть на его собеседников, но она пересилила себя, повернулась - и увидела Конивельского. Тот, слегка подавшись вперед, что-то оживленно говорил Марку и постоянно дергал вперед за руку Светлану. Еще он, видимо, очень хотел дотронуться до руки Поднебесника, но защитный купол не позволял это сделать, от чего Конивельский постоянно протягивал вперед правую руку и тут же одергивал ее, тер свои пальцы и опять тянул вперед. Все это Ульяна наблюдала, словно в немом кино. Но главным, от чего она не могла никак отвести взгляд, была Светлана. Эта девочка поистине была самой чистой, словно ангел, спустившийся на грешную землю, а себя Ульяна ощущала облепленной грязью. И опять она осознала себя выброшенной, ненужной игрушкой. Нет, только не сейчас, только не Светлана… Она не хотела увидеть взгляд Марка - только не сейчас. И Ульяна побежала.
Чувства, воспоминания, мысли – всё, как штормовой ветер, гнало ее вперед, все быстрее и быстрее. Тьма окружала ее, тьма заполняла ее, она сама стала тьмой... а потом все резко закончилось. Запнувшись за шпалы, она грохнулась, на секунду осветив тьму, и отключилась.
Пробуждение было тяжелым. Голова раскалывалась, губы распухли, правую руку она вообще не чувствовала. Открыла глаза – вокруг тьма.
- Свет! - крикнула Ульяна; но это только вызвало дикую взрывную волну боли в голове. Она села и, обхватив голову левой рукой, заплакала. Боль успокоилась до состояния “набат”. Что же это было? И где она сейчас? Эти мысли не давали девушке покоя. “Наверное, это все таблетка Медика”, - сделала она заключение, - “этот гад подсунул мне наркоту, и теперь меня колбасит. Но как же ощущения, они были такие реальные? А Поднебесные? Неужели это все все придумано моим воспаленным мозгом? И где, черт возьми, я нахожусь?” Ульяна пошарила вокруг левой рукой, наткнулась на рельсы. “Я в метро? Наверное, тогда упала в тоннель, а не попала в поезд повышенной комфортности… повышенной комфортности, ха-ха, как же… я и в поезде - ха-ха!” - она долго смеялась и плакала одновременно. Но все прекратилось вместе с резким металлическим звуком - что-то перед ней загрохотало, потом пол вдруг взметнулся вверх, и из квадратной дыры выбился желтый луч, освещая небольшое пространство туннеля метро. Луч становился все ярче и тоньше, пока не оказался лампочкой на каске какого-то старика. Тот вылез наполовину из технического отверстия и уставился на девушку.
- Есть что на обмен?
- Обмен?..
Старичок внимательно присмотрелся к ней.
- А вижу, сбежала от Верхних?
- Верхних?
Ульяна осмотрела себя в луче желтого света: платье, когда-то бывшее белым; провела по голове рукой – платок. Сняла его, стало значительно легче, вот только платок был весь в крови. Значит, это не таблетка, значит, она действительно жила у Верхних…
- Правильно сделала, что сбежала, - авторитетно заявил старичок.
- Почему?
- Да потому, что им не нужны слуги! Как ты думаешь, зачем они запускают свой поезд в наше метро? – и, не ожидая ответ,а сразу продолжил: - Да потому что их самих очень мало, они вырождаются, им нужна свежая кровь! А выбирают они только самых гениальных. А если бы ты им не подошла, отправили бы тебя в биологический реактор к Мясникам. А что, с них все взятки гладки: поезд повышенной комфортности – всего лишь городская легенда, кто будет разбираться, почему и куда пропал человек?
Старичок засмеялся гадким смехом, больше похожим на кашель.
- И что же мне теперь делать?
- Не знаю, деточка, что делать тебе, а мне вот уже пора!
С этими словами старичок скрылся в техническом отверстии и захлопнул за собой крышку. Опять настала тьма, но ненадолго. Где-то далеко Ульяна услышала металлический скрежет - такой знакомый звук. Она переползла к закрытой крышке, постучала в нее. Никакого ответа. Скрежет приблизился, сильный поток холодного воздуха даже принес небольшое облегчение разбитой голове. Поезд, он совсем рядом, надо что-то делать, куда-то бежать. Ульяна встала в полный рост и пошла, сначала медленно, но как только услышала отчётливый перестук колес – побежала. Ее единственный шанс на спасение - станция, там туннель расширяется, есть, где спрятаться, а главное - есть рычаг, который со стороны туннеля открывает двери на платформу. Откуда она все это знала, Ульяна даже не задумывалась, просто бежала, подгоняемая светом. Может быть, потому что выход есть из любой ситуации, но вот успеешь ли ты до него добежать? Беги, девочка, беги!
Бежать, не думать. Не хватает воздуха. В горле будто засел ледяной кол. Не думать, просто бежать. Смерть всей своей многотонной массой надвигалась сзади, скрипя тормозами. Тормоза? Значит, скоро остановка. Не думать, тело движется само, только не думать! Руки, ноги. И тут все вокруг застыло. Ульяна почувствовала каждой клеточкой кожи, как нога цепляется за шпалу, а затем время резко бросилось вперед, и земля неожиданно врезалась в голову.
Все, больше она не встанет. Вокруг так светло и ярко, Ульяна видит каждую пылинку, что застыла в воздухе; она ждет смерти, а может быть, уже умерла.
Что-то рывком тянет ее вверх. Время снова пошло. Ее хлещут по лицу:
- Дура! Дура! Дура!
Кто-то властной рукой хватает за плечо и тянет за собой, бросает в белоснежный проем. Ульяна падает, грязной кляксой расплывается на чистом полу. Здесь так ярко, что режет глаза. Голова кружится, мысли путаются. Ульяна грязным пальцем скребет пол – это уже смерть? Сознание ускользает под мерный стук колес, растворяясь в белом сиянии... тут хорошо, тепло...
- Дура! Дура! Дура!
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Что-то мокрое и неприятное возвращает ее к жизни. Все те же властные руки срывают с нее одежды, а вода хлещет сверху. Дышать тяжело, Ульяна хочет отвернуться, но кто-то задирает голову вверх.
- Лежи смирно, я сказал! Еще голову разбила, идиотка.
Теплая вода перестает течь, и Ульяна сразу чувстует холод от кафельного пола. Она уже давно поняла, что не умерла, что ее вернули назад, но так хотелось остаться в том белом вагоне и ничего не чувствовать. Однако тело не дает ей забыться, острая боль в правой руке тянет ее к жизни, слезы обжигают щеки и заставляют открыть глаза. Прямо над ней возвышается Марк, он набирает в шприц лекарство, отбрасывает ампулу и садится рядом с ней на колени. Ульяна ожидала увидеть его злым, недовольным, яростным, но он выглядит усталым.
- Просто потерпи, - шепчет Марк и делает укол.
И почему-то побег вдруг кажется таким глупым... теперь Ульяне кажется, что она чуть не совершила ошибку. Чуть не разрушила все.
В ее комнате ничего не изменилось, вот только теперь она замечает трещину на стене, а на потолке желтое пятно от протечки. Но это ничего не меняет. Эта комната все равно лучше, чем ее типовая нора под землей. Потому что здесь есть Марк, он сидит на стуле, у ее ног, и хоть в комнате темно, Ульяна все равно видит, как блестят его глаза.
- Теперь ты мне скажешь, почему убежала.
- Глупость это все…
- Я знаю, что глупость. Но у тебя не должно возникать даже желания совершать глупости.
- Я просто влюбилась.
- Глупость, все это глупость! – Марк сжал кулаки и готов был ударить по кровати, но сдержался.
- Я все это понимаю сейчас… Просто… Я всю жизнь делала то, что совсем не хотела, для всех я была лишь игрушкой. Мать родила меня, чтобы я воплотила ее мечты; Конивельский просто развлекался, во мне нет никакого таланта; и только тут я почувствовала, что живу, а не существую в чужом мире. Но появилась Светлана... Я прекрасно понимаю - она гениальна, и любая рядом с ней покажется тенью. Это так обидно - быть тенью…
- Дура, мне не нужна твоя Светлана. Мне нужна была ты. Это я послал за тобой поезд. Очень скоро станет возможно снова заселить поверхность. Но для того, чтобы возродить человеческую цивилизацию и не повторить ошибок прошлого, нам нужны особые люди. Которые будут всегда идти к заданной цели, несмотря ни на какие препятствия, не отвлекаясь на пороки, на общественное мнение. Идеальные исполнители. И мне нужны были дети от тебя. Но ты чуть все не испортила.
- Надо было все сразу сказать, с правдой жить легче. С правдой всегда жить легче.
Она засыпала. Где-то далеко, внизу, люди проживали свои судьбы и думали, что все зависит от них, они мечтали выбраться на поверхность, но не верили в это. Она чувствовала каждого и видела, как бессмысленны все их поступки. Она чувствовала и жителей Ерусмы. И вдруг осознала, насколько сложен и многообразен этот мир. И в нем нужно всего лишь жить. Не нужно никаких особых умений и талантов, чтобы просто жить. Делать свое маленькое незаметное дело. И настоящее счастье, когда человек, которого ты любишь, оценит твое маленькое и такое незаметное дело, даже если вся цель твоей жизни – подметать полы. Если тебя ценят, нет ничего важнее и слаще в этой жизни – если тебя ценят. Но даже если никто тебя не замечает, если ты всего лишь клоп, жизнь ведь для чего-то возникла, для чего-то это было нужно – значит, кто-то есть, кто наблюдает за всем, тот, кто всегда рядом, и тот, кто любит. Просто любит.
Она засыпала, медленно проваливаясь в такое спасительное забытье, а мысли бежали вверх, высоко вверх, куда никогда не достать человеку, но где могут услышать и понять. И сказать: все правильно, будь такая, какая ты есть, ведь главная ценность – это жизнь. Ульяна услышала ответ, и пришло ей успокоение. И пусть завтра, проснувшись, она уже ничего этого не вспомнит, но чувство того, что ее существование - больше не пустой бездонный колодец, а заполненный верой монолит, останется с ней навсегда.
Засыпала Ерусма, в домах гасли огни. Ночь бархатным черным покрывалом окутала горы и медленно спускалась вниз, неся прохладу и покой.
Засыпал в кресле Марк. Напряжение трудного дня спадало, но мысли еще тревожили: он злился на себя, что эта девчонка, всего лишь эксперимент, так его зацепила - ведь не только раздражение и злость за потерянный экспериментальный материал гнали его за ней в туннель. Иногда он дергался во сне, приоткрывал глаза, как бы проверяя, не убежала ли Ульяна опять, и вновь погружался в тяжелую дрему, опускаясь в самые недоступные закоулки своей души.
Не спали только под землей. Без устали бежали поезда, шли люди по линиям. Зачем они живут? Куда идут? Этот вопрос был тяжелым и настолько страшным, что про это предпочитали не думать, глушили всякую мысль, зарываясь все глубже и глубже. А ведь стОит хоть раз остановиться и посмотреть вверх, даже если над тобой потолок и сотни тысяч тонн породы, и даже если ты никогда не видел неба. Просто стОит иногда остановиться и посмотреть вверх.
- Лежи смирно, я сказал! Еще голову разбила, идиотка.
Теплая вода перестает течь, и Ульяна сразу чувстует холод от кафельного пола. Она уже давно поняла, что не умерла, что ее вернули назад, но так хотелось остаться в том белом вагоне и ничего не чувствовать. Однако тело не дает ей забыться, острая боль в правой руке тянет ее к жизни, слезы обжигают щеки и заставляют открыть глаза. Прямо над ней возвышается Марк, он набирает в шприц лекарство, отбрасывает ампулу и садится рядом с ней на колени. Ульяна ожидала увидеть его злым, недовольным, яростным, но он выглядит усталым.
- Просто потерпи, - шепчет Марк и делает укол.
И почему-то побег вдруг кажется таким глупым... теперь Ульяне кажется, что она чуть не совершила ошибку. Чуть не разрушила все.
В ее комнате ничего не изменилось, вот только теперь она замечает трещину на стене, а на потолке желтое пятно от протечки. Но это ничего не меняет. Эта комната все равно лучше, чем ее типовая нора под землей. Потому что здесь есть Марк, он сидит на стуле, у ее ног, и хоть в комнате темно, Ульяна все равно видит, как блестят его глаза.
- Теперь ты мне скажешь, почему убежала.
- Глупость это все…
- Я знаю, что глупость. Но у тебя не должно возникать даже желания совершать глупости.
- Я просто влюбилась.
- Глупость, все это глупость! – Марк сжал кулаки и готов был ударить по кровати, но сдержался.
- Я все это понимаю сейчас… Просто… Я всю жизнь делала то, что совсем не хотела, для всех я была лишь игрушкой. Мать родила меня, чтобы я воплотила ее мечты; Конивельский просто развлекался, во мне нет никакого таланта; и только тут я почувствовала, что живу, а не существую в чужом мире. Но появилась Светлана... Я прекрасно понимаю - она гениальна, и любая рядом с ней покажется тенью. Это так обидно - быть тенью…
- Дура, мне не нужна твоя Светлана. Мне нужна была ты. Это я послал за тобой поезд. Очень скоро станет возможно снова заселить поверхность. Но для того, чтобы возродить человеческую цивилизацию и не повторить ошибок прошлого, нам нужны особые люди. Которые будут всегда идти к заданной цели, несмотря ни на какие препятствия, не отвлекаясь на пороки, на общественное мнение. Идеальные исполнители. И мне нужны были дети от тебя. Но ты чуть все не испортила.
- Надо было все сразу сказать, с правдой жить легче. С правдой всегда жить легче.
Она засыпала. Где-то далеко, внизу, люди проживали свои судьбы и думали, что все зависит от них, они мечтали выбраться на поверхность, но не верили в это. Она чувствовала каждого и видела, как бессмысленны все их поступки. Она чувствовала и жителей Ерусмы. И вдруг осознала, насколько сложен и многообразен этот мир. И в нем нужно всего лишь жить. Не нужно никаких особых умений и талантов, чтобы просто жить. Делать свое маленькое незаметное дело. И настоящее счастье, когда человек, которого ты любишь, оценит твое маленькое и такое незаметное дело, даже если вся цель твоей жизни – подметать полы. Если тебя ценят, нет ничего важнее и слаще в этой жизни – если тебя ценят. Но даже если никто тебя не замечает, если ты всего лишь клоп, жизнь ведь для чего-то возникла, для чего-то это было нужно – значит, кто-то есть, кто наблюдает за всем, тот, кто всегда рядом, и тот, кто любит. Просто любит.
Она засыпала, медленно проваливаясь в такое спасительное забытье, а мысли бежали вверх, высоко вверх, куда никогда не достать человеку, но где могут услышать и понять. И сказать: все правильно, будь такая, какая ты есть, ведь главная ценность – это жизнь. Ульяна услышала ответ, и пришло ей успокоение. И пусть завтра, проснувшись, она уже ничего этого не вспомнит, но чувство того, что ее существование - больше не пустой бездонный колодец, а заполненный верой монолит, останется с ней навсегда.
Засыпала Ерусма, в домах гасли огни. Ночь бархатным черным покрывалом окутала горы и медленно спускалась вниз, неся прохладу и покой.
Засыпал в кресле Марк. Напряжение трудного дня спадало, но мысли еще тревожили: он злился на себя, что эта девчонка, всего лишь эксперимент, так его зацепила - ведь не только раздражение и злость за потерянный экспериментальный материал гнали его за ней в туннель. Иногда он дергался во сне, приоткрывал глаза, как бы проверяя, не убежала ли Ульяна опять, и вновь погружался в тяжелую дрему, опускаясь в самые недоступные закоулки своей души.
Не спали только под землей. Без устали бежали поезда, шли люди по линиям. Зачем они живут? Куда идут? Этот вопрос был тяжелым и настолько страшным, что про это предпочитали не думать, глушили всякую мысль, зарываясь все глубже и глубже. А ведь стОит хоть раз остановиться и посмотреть вверх, даже если над тобой потолок и сотни тысяч тонн породы, и даже если ты никогда не видел неба. Просто стОит иногда остановиться и посмотреть вверх.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Мне приходилось с достаточным усилием продираться сквозь наслоение внутренних образов и обрывков потока сознания героини. Но сама эта героиня такова, что без потока сознания, увы, не обойтись, как бы читателю (мне, в данном случае) не вставал поперек этот прием.
Итак, что мы имеем в "сухом остатке"? Девочка, весьма посредственная в музыке, стремиться изо всех сил наверх, то есть, в буквальном смысле, на поверхность (основная часть человечества живет под землей). Что там случилось и почему все спрятались под землю - неважно. Поверхность - образ некой мечты, несбыточной и, потому, заманчивой.
И, хотя автор все внимание сосредоточивает на внутреннем мире ГГ, но лично у меня она сочувствия не вызывает. Бездарна в музыке? Значит, должна быть талантлива в чем-то другом. В живописи, например. Или в математике. В спорте, в конце концов. Но ГГ только завидует и ничего не делает. Ах, да! Она же упорно упорно трудится! Но результат - ноль. Странно весьма, ибо она же не композитор, она исполнитель. А тут без наработки навыка, без упражнений - никак. И разница только в скорости обучения. То есть, при наличии слуха и отсутствии проблемы с пальцами (во какие бюрократические фразы завернул!), результат неизбежно должен был быть.
Но идем дальше. Все-таки, пресловутый поезд - легенда - шанс, лоторейный билет, приходит на станцию и ГГ оказывается аккурат напротив дверей. Все - мечта сбывается! ГГ на поверхности!
И какова же эта поверхность?
Ну, ясное дело - антиутопия. Значит, должна быть какая-нибудь гадость. И точно! "Господин", "к господину", "господин", - не то подчеркнула, не то уточнила Алина.
Ну, после катастрофы. Все в полном развале и люди вернулись к низшим общественным формациям. Это понятно. Но вот "господин" за компьютером! У "господина" отлично оборудованная лаборатория! Да и вообще, техника у "господинов" на весьма неплохом уровне. Значит, развала таки нет, кто-то все это поддерживает в рабочем состоянии. Скорее уж у "поднебесных", "верхних" сложилось бы что-то вроде замкнутой коммуны, а не "господины".
Но мы еще не добрались до концовки. А она замечательна. Оказываеться, господин Марк специально выбрал ГГ! И не за ее музыкальные способности, а за целеустремленность. Они бедненькие там вырождаются и им свеженькие гены требуются.
Енд хэппи. Ну, или почти хэпи. ГГ перестает завидовать.Идея нужности всякой, даже малозаметной жизни, всякой, даже незаметной работы доходит и до нее. Почему только теперь?
Хочеться думать, что звездное небо тому причиной, ибо, если это таки "господин", то я ничего не понял в рассказе.
Итак, что мы имеем в "сухом остатке"? Девочка, весьма посредственная в музыке, стремиться изо всех сил наверх, то есть, в буквальном смысле, на поверхность (основная часть человечества живет под землей). Что там случилось и почему все спрятались под землю - неважно. Поверхность - образ некой мечты, несбыточной и, потому, заманчивой.
И, хотя автор все внимание сосредоточивает на внутреннем мире ГГ, но лично у меня она сочувствия не вызывает. Бездарна в музыке? Значит, должна быть талантлива в чем-то другом. В живописи, например. Или в математике. В спорте, в конце концов. Но ГГ только завидует и ничего не делает. Ах, да! Она же упорно упорно трудится! Но результат - ноль. Странно весьма, ибо она же не композитор, она исполнитель. А тут без наработки навыка, без упражнений - никак. И разница только в скорости обучения. То есть, при наличии слуха и отсутствии проблемы с пальцами (во какие бюрократические фразы завернул!), результат неизбежно должен был быть.
Но идем дальше. Все-таки, пресловутый поезд - легенда - шанс, лоторейный билет, приходит на станцию и ГГ оказывается аккурат напротив дверей. Все - мечта сбывается! ГГ на поверхности!
И какова же эта поверхность?
Ну, ясное дело - антиутопия. Значит, должна быть какая-нибудь гадость. И точно! "Господин", "к господину", "господин", - не то подчеркнула, не то уточнила Алина.
Ну, после катастрофы. Все в полном развале и люди вернулись к низшим общественным формациям. Это понятно. Но вот "господин" за компьютером! У "господина" отлично оборудованная лаборатория! Да и вообще, техника у "господинов" на весьма неплохом уровне. Значит, развала таки нет, кто-то все это поддерживает в рабочем состоянии. Скорее уж у "поднебесных", "верхних" сложилось бы что-то вроде замкнутой коммуны, а не "господины".
Но мы еще не добрались до концовки. А она замечательна. Оказываеться, господин Марк специально выбрал ГГ! И не за ее музыкальные способности, а за целеустремленность. Они бедненькие там вырождаются и им свеженькие гены требуются.
Енд хэппи. Ну, или почти хэпи. ГГ перестает завидовать.Идея нужности всякой, даже малозаметной жизни, всякой, даже незаметной работы доходит и до нее. Почему только теперь?
Хочеться думать, что звездное небо тому причиной, ибо, если это таки "господин", то я ничего не понял в рассказе.
Пусть нам лешие попляшут, попоют!
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Что удалось автору – это мрачный мир и безысходность. Пожалуй, даже многовато её. Хватило бы и части, работало бы не хуже. Убийственная депрессия. На читателей действует пугающе. Так, что уже во всём видишь скрытую опасность. Белый интерьер поезда, могущий создать ощущение чистоты и лёгкости, продолжает убивать опустошённостью. Странности на грани страшности. Всё произведение нагнетает тяжёлые чувства, за исключением самого начала, как раз довольно обыденного, даже с какой-то житейской теплотой. Далеко не сразу проникаешься общим настроением, сперва не понимаешь, где находишься, и удивляешься упорному пессимизму героини. Тем более автор отмечает её замкнутость и угрюмость, так что предполагаешь просто апатию. Ну, конечно, тянет узнать, что ж такое с девушкой, почему такое настроение, почему это связано с дирижёром. Несмотря на повышенный интерес её к дирижёру, интима не подозреваешь – настолько явственна трудовая атмосфера и служение искусству. Твори! Нет, дальше что-то странное. Тяготит ресторан, тяготит толпа, ушла – еле до дому добралась, а там ещё хуже. Нам тоже очень тяжко, прониклись состоянием Ульяны, но в чём дело, всё ещё не понимаем. То есть ещё в ресторане, в разговорах, начинаем улавливать, что этот мир какой-то другой. Но пик угнетённости приходится уже на время после. Особенно, когда пришлось и из дому уйти. И самый сильный удар по психике – перед тем, как попала в поезд. Так что эффект рассчитан верно, если бы это было кульминацией. Но, оказывается, не кульминация. И дальше, начиная с белого дивана, не покидает чувство холодной пустоты. Атмосфера уже иная. Опять недоумение, опять непонимание. Всё, как у героини. Мы это также воспринимаем. Странности, странности… Безумные поступки героини, но это не удивляет, мы готовы принять, ждём чего-то жуткого. Смерти, однако же, не последовало, хотя, честно, восприняла бы с облегчением: к тому и шло. То есть, три этапа, в каждом предполагался конец, но (кроме последнего) не конец. Число три – хорошее. Классика всегда утоляет душу, замечательно, что не было четвёртого забега. И героиня жива, но оказывается в какой-то странной роли. Не знаю. Я не считаю конец счастливым. И вообще – это новое общество маловыразительно, неясно, не вызывает облегчения, из огня да в полымя. Можно согласиться, что это существование лучше, рассуждая логически. А если чувством – подальше бы от такой жизни. Кстати, влюблённость очень неожиданна. Нас ставят перед фактом. Падаешь от удивления. Хотя потом мелькает мысль, что наверно, и впрямь такое возможно.
В целом – рассказ до самого конца держит в напряжении, от него непрерывно ждёшь, ничего невыразительного, всё работает на замысел. Рассказ гармоничен, интересен, своеобразен. То есть хороший.
В целом – рассказ до самого конца держит в напряжении, от него непрерывно ждёшь, ничего невыразительного, всё работает на замысел. Рассказ гармоничен, интересен, своеобразен. То есть хороший.
-
Автор MAXI №6
- Сообщения: 22
- Зарегистрирован: 30 апр 2013, 00:03
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Главная героиня, от лица которой ведется рассказ, похожа на бронированную машину, на танк, ползущий по выжженному полигону. И немудрено, ведь, в мире, где живут персонажи рассказа, нормально существовать невозможно.
Царящая во всем безнадега. А что еще может быть, когда вся жизнь под землей? Человек не муравей и не крот, к подземной жизни не приспособлен.
Всяк в этих условиях выживает, как может. Кто-то травит себя наркотой, быстро превращаясь в развалину, а кто-то мечтает о небе. Да, да, на поверхности тоже кто-то живет. Избранные, как считают подземные обитатели. Да, наверное, так оно и есть, ведь, чтобы попасть наверх, нужно чем-то удивить, в чем-то превзойти своих подземных сограждан, в музыке например. Вот и тужиться главная героиня, вот и рвется изо всех сил, а талант ее весьма скромен!
Что же ждет ее наверху, куда она все-таки попадает? Ее ждет участь рабыни, подопытного кролика, игрушки хозяина, тоже, судя по всему, спятившего от изоляции.
Невольно вспоминается Уэллсовская "Машина времени". Не это ли начало, не потомки ли героев этого рассказа, спустя много сотен тысяч лет, станут элоями и морлоками?
Царящая во всем безнадега. А что еще может быть, когда вся жизнь под землей? Человек не муравей и не крот, к подземной жизни не приспособлен.
Всяк в этих условиях выживает, как может. Кто-то травит себя наркотой, быстро превращаясь в развалину, а кто-то мечтает о небе. Да, да, на поверхности тоже кто-то живет. Избранные, как считают подземные обитатели. Да, наверное, так оно и есть, ведь, чтобы попасть наверх, нужно чем-то удивить, в чем-то превзойти своих подземных сограждан, в музыке например. Вот и тужиться главная героиня, вот и рвется изо всех сил, а талант ее весьма скромен!
Что же ждет ее наверху, куда она все-таки попадает? Ее ждет участь рабыни, подопытного кролика, игрушки хозяина, тоже, судя по всему, спятившего от изоляции.
Невольно вспоминается Уэллсовская "Машина времени". Не это ли начало, не потомки ли героев этого рассказа, спустя много сотен тысяч лет, станут элоями и морлоками?
-
Автор MAXI №2
- Сообщения: 25
- Зарегистрирован: 29 апр 2012, 04:22
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Рассказ прочитала и довольно давно, почти сразу после выкладки, но вот все не могла сформулировать свои ощущения. И все же попробую, потому что рассказ того стоит. Умелое нагнетание атмосферы, сначала вроде все очень обыденно, но накапливается ощущение не только глухой тоски героини, когда ничего не радует, но и странности окружающего мира, а в чем эта странность - еще не ясно, но хочется узнать. А пружина напряжения закручивается все сильней, и даже осознав в каком мире живет героиня, ее вхождение в белый вагон не дает надежды на то, что это хороший для нее выход. Здесь вообще нет ни черного, ни белого, только серый и тоскливый цвет, и в верхнем "светлом" мире все очень не просто. А талант у героини есть и очень ценный - умение работать и бороться, побеждать саму себя, двигаться к намеченной цели, а это совсем нелегко. Не каждый сможет. Причем это не единый рывок "к звездам", а монотонный ежедневный труд, без особой надежды на победу. Наверно, это и есть единственный верный путь наверх, для каждого из нас. И пусть достигнув желаемого можно внезапно осознать, что "верхний мир" совсем не так хорош, как думалось. Но героиня безусловно вызывает сочувствие, а главное уважение.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
… Оказалось, что он ее любит, или нуждается в ней.
Охо-хо-хо, автор, вы либо не с того начали, либо не тем закончили. Вообразите, читаешь отлично написанный любовный роман – встречи-расставания-чувства через край, и вдруг на последней странице она его травит мышьяком. Читатель испытает культурный шок. Как и в вашем случае. У вас роскошный текст. Редко встречается такое внимание к деталям выдуманного мира, и мир, действительно, получился живым, настоящим. И героиня понятна, и по тому близка.
Ясно все, за исключением концовки. Хорошо написанный постапокалипсис превратился в плохо написанный любовный роман.
«нам нужны особые люди. Которые будут всегда идти к заданной цели, несмотря ни на какие препятствия, не отвлекаясь на пороки, на общественное мнение. Идеальные исполнители.» -
Мысль сама по себе ужасна и вызывает отторжение. То есть, будущему миру не нужны самостоятельные личности, которые на пути своего развития неизбежно совершают ошибки, а только исполнители, которые будут подчиняться. Кому? Вопрос интересный. И немного опережая события, вопрос: а какая в этом мире религия? Все нынешние, хоть и обещают наказание за плохое поведение, все же оставляют человеку свободу выбора, не делают его простой марионеткой.
В общем, из-за гнетущей атмосферы хорошего в конце не ожидаешь, но подобный финал превзошел самые мрачные мои предчувствия.
Охо-хо-хо, автор, вы либо не с того начали, либо не тем закончили. Вообразите, читаешь отлично написанный любовный роман – встречи-расставания-чувства через край, и вдруг на последней странице она его травит мышьяком. Читатель испытает культурный шок. Как и в вашем случае. У вас роскошный текст. Редко встречается такое внимание к деталям выдуманного мира, и мир, действительно, получился живым, настоящим. И героиня понятна, и по тому близка.
Ясно все, за исключением концовки. Хорошо написанный постапокалипсис превратился в плохо написанный любовный роман.
«нам нужны особые люди. Которые будут всегда идти к заданной цели, несмотря ни на какие препятствия, не отвлекаясь на пороки, на общественное мнение. Идеальные исполнители.» -
Мысль сама по себе ужасна и вызывает отторжение. То есть, будущему миру не нужны самостоятельные личности, которые на пути своего развития неизбежно совершают ошибки, а только исполнители, которые будут подчиняться. Кому? Вопрос интересный. И немного опережая события, вопрос: а какая в этом мире религия? Все нынешние, хоть и обещают наказание за плохое поведение, все же оставляют человеку свободу выбора, не делают его простой марионеткой.
В общем, из-за гнетущей атмосферы хорошего в конце не ожидаешь, но подобный финал превзошел самые мрачные мои предчувствия.
Последний раз редактировалось dalila 20 мар 2014, 14:26, всего редактировалось 1 раз.
Дай-ка срежу туманную прядь....
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Dalila писал(а):«нам нужны особые люди. Которые будут всегда идти к заданной цели, несмотря ни на какие препятствия, не отвлекаясь на пороки, на общественное мнение. Идеальные исполнители.» -
Мысль сама по себе ужасна и вызывает отторжение. То есть, будущему миру не нужны самостоятельные личности, которые на пути своего развития неизбежно совершают ошибки, а только исполнители, которые будут подчиняться. Кому? Вопрос интересный. И немного опережая события, вопрос: а какая в этом мире религия? Все нынешние, хоть и обещают наказание за плохое поведение, все же оставляют человеку свободу выбора, не делают его простой марионеткой.
Врядли там вообще есть религия. Разве что чистый незамутненный материализм.
А это и есть произведение, показывающее всю мерзость меркантильного подхода. И ГГ, и ее любовник-рабовладелец соврешенные эгоисты и ничего не делают без выгоды. Да, музыка это здесь что-то вроде отвлекающей маскировки, чтобы мы отвлеклись на ассоциации и воображение и не сразу заметили дерьмо.
Тут два варианта. Либо отвратный конец (как оно и есть), или просветление обоих, катарсис и выход на новый уровень. Но последнее должно быть обусловнено весьма вескими причинами.
А показать их - задача весьма нелегкая
Пусть нам лешие попляшут, попоют!
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
irbis писал(а):
Врядли там вообще есть религия. Разве что чистый незамутненный материализм.
А это и есть произведение, показывающее всю мерзость меркантильного подхода. И ГГ, и ее любовник-рабовладелец соврешенные эгоисты и ничего не делают без выгоды.
В истории человечества не было ни одной цивилизации без религии. Вероятно, это невозможно.
Вы как-то смешиваете материализм и меркантилизм. Можно веровать (неважно во что) и при этом быть весьма меркантильным. Но нельзя быть материалистом и веровать. Всегда выбор: либо причинно-следственные связи, либо чудо господне. Ньютон свои открытия совершил прежде, чем ударил в мистицизм.
Полностью согласна с тем, что герои совершенные эгоисты. Это произведение вообще гимн посредственности. Ее, лишенную всяческих талантов, выбрали за упорство. "Талантам нужно помогать, бездарности пробьются сами" - хоть в эпиграф ставь.
Дай-ка срежу туманную прядь....
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Dalila, я ничего не смешиваю. Если коротко, то в мире рассказа №3:
религия = материализм;
психология = меркантильность;
религия = материализм;
психология = меркантильность;
Пусть нам лешие попляшут, попоют!
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
irbis писал(а):религия = материализм;
психология = меркантильность;
Это-то я извлекла из вашего поста. Рада, что ошиблась, и знака равенства между этими двумя разными понятиями в вашем понимании нет.
Дай-ка срежу туманную прядь....
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Какое, всё-таки, тяжёлое чувство остаётся после рассказа! Никаких светлых проблесков. Хоть бы какую надежду нам оставили! А я думаю, мелькни эта надежда, ну, самую малость, хоть намёк - и рассказ вышел бы и мудрее, многозначительней. При всей своей мрачности.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
да, рассказ мрачный но и завораживающий. Нижний мир выписан ярко и почти рельефно, верхний - никак. И непонятно, почему героиня не задает вопросы. Ну, понятно, там, внизу - все достало, депрессняк, голова болит... какдый день одно и то же... какие уж тут вопросы. Но наверху? Героиня попадает в новый мир, и даже не пытается его исследовать, познакомится с обитателями, хотя бы вопросы задать кому-то! Правда, по воле автора, эти вопросы и задавать-то некому: мы видим лишь Алину и Господина. Неужели там, наверху, больше нет людей? Тогда для кого проводится этот фестиваль?
В общем мне верхнего мира категорически не хватило. А нет мира - нет и логики поведения героини там, наверху. Ну а финал вообще, по-моему, был придуман наспех и для того, чтобы закончить роман "хоть как-то". Автор, не обижайтесь на меня за эти слова, пишу, как чувствую.
В общем мне верхнего мира категорически не хватило. А нет мира - нет и логики поведения героини там, наверху. Ну а финал вообще, по-моему, был придуман наспех и для того, чтобы закончить роман "хоть как-то". Автор, не обижайтесь на меня за эти слова, пишу, как чувствую.
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Рассказ хорош. Правда, где-то с середины - имхо - были длинноты, ритм "провисал"; и любовная линия в конце действительно несколько неожиданна. С другой стороны, "а вот он оказался сволочью" не было бы дешевкой? Так у нас, пожалуй, имеется намек на "просветление" обоих героев, смена их "качества", если можно так выразиться, и это очень ценно, ибо ради этого, собственно, автор и должен вести героя из пункта А в пункт Б: чтобы герой что-то понял и изменился сам, а не только добывал то-не-знаю-что и мочил всех вокруг. И что еще хорошо - вещь продуманная, явно не левой пяткой впопыхах писалось.
Холодновато, на мой вкус; с другой стороны, при таком характере героини и быть иначе не может, она же в глухом панцире.
Что касается сентенции "Она же упорно упорно трудится! Но результат - ноль. Странно весьма, ибо она же не композитор, она исполнитель. А тут без наработки навыка, без упражнений - никак. И разница только в скорости обучения. То есть, при наличии слуха и отсутствии проблемы с пальцами (во какие бюрократические фразы завернул!), результат неизбежно должен был быть."
Во-первых, результат-то есть, она, как я понимаю, весьма неплохой исполнитель. Но - и не более, ибо Паганини стать не каждому дано, хоть 25 часов в сутки занимайся. И она это прекрасно понимает. И музыкой занимается прежде всего не потому, что жить без этого не может, а потому, что ей это с детства вбили в голову: вот твоя надежда попасть наверх, так что работай. Может, она прекрасный математик или хоть повар; но у нее не было возможности это проверить. Она так задавлена всевозможными "надо" и попытками чему-то там соответствовать...
Холодновато, на мой вкус; с другой стороны, при таком характере героини и быть иначе не может, она же в глухом панцире.
Что касается сентенции "Она же упорно упорно трудится! Но результат - ноль. Странно весьма, ибо она же не композитор, она исполнитель. А тут без наработки навыка, без упражнений - никак. И разница только в скорости обучения. То есть, при наличии слуха и отсутствии проблемы с пальцами (во какие бюрократические фразы завернул!), результат неизбежно должен был быть."
Во-первых, результат-то есть, она, как я понимаю, весьма неплохой исполнитель. Но - и не более, ибо Паганини стать не каждому дано, хоть 25 часов в сутки занимайся. И она это прекрасно понимает. И музыкой занимается прежде всего не потому, что жить без этого не может, а потому, что ей это с детства вбили в голову: вот твоя надежда попасть наверх, так что работай. Может, она прекрасный математик или хоть повар; но у нее не было возможности это проверить. Она так задавлена всевозможными "надо" и попытками чему-то там соответствовать...
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Re: Рассказ №3 Поезд повышенной комфортности
Irena писал(а):Во-первых, результат-то есть, она, как я понимаю, весьма неплохой исполнитель. Но - и не более, ибо Паганини стать не каждому дано, хоть 25 часов в сутки занимайся. И она это прекрасно понимает. И музыкой занимается прежде всего не потому, что жить без этого не может, а потому, что ей это с детства вбили в голову: вот твоя надежда попасть наверх, так что работай. Может, она прекрасный математик или хоть повар; но у нее не было возможности это проверить. Она так задавлена всевозможными "надо" и попытками чему-то там соответствовать...
В том-то и причина, что на самом деле ей не нравится играть на скрипке.
Все прочее - следствие того.
Ситуация встречается довольно часто. К сожалению.
Вот только я не совсем понял идею автора. К чему ГГ вообще была выведена наверх? И, коли уж автор ее таки туды вытянул, зачем было огород городить, мол сбежала она оттуда, то ли не сбежала, то ли глюки, то ли пригрезилось..?
Героиня-то - особа весьма рациональная. Всякое "витание в грезах и глюках", имхо, ей не свойствено.
Пусть нам лешие попляшут, попоют!