Конкурс рассказа. "Бета-версия".

[Irena]

Итак, начинаем конкурс рассказа.
На данном этапе конкурс будет проводиться "по-домашнему", то есть наградой будут поздравления победителю. Надо понимать, что администрация рассматривает возможность чего-то более серьезного. Но пока наши авторы потренируются - и к серьезным конкурсам придут серьезно подготовленными

Условия конкурса:
1. Срок подачи - месяц со дня объявления темы.
2. Размер - максимальный объем 0,5 авторского листа (20 тыс. знаков или примерно 5 вордовских листов 12-м шрифтом стандартной разметкой). Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.

Любые соображения по улучшению организации конкурса на данном этапе принимаются.

Тема первого конкурса, учитывая пожелания трудящихся, -
Страшилки. Или, если угодно, - хоррор.
Срок подачи - до 16-го марта.

Творческих успехов!

[Irena]

Итак, встречайте первого конкурсанта! Аплодисменты в студию!!!


Почистила тему. Обсуждения на Камбузе.
Marie.

[Irena]

Крысы.

- Ешкина мышь!!! – Георгич отшатнулся от ослепительной вольтовой дуги короткого замыкания и наверняка сверзился бы со стремянки, если бы Володя предусмотрительно не придержал его за пояс. – Опять, сволочи, всю изоляцию объели! Ну какой идиот, ешкина мышь, догадался засунуть подстанцию в подвал? Руки бы оторвать этому горе-проектировщику! Ешкина мышь!
- А кто объел-то? – Володя почтительно подал наставнику оброненные фонарь и отвертку.
- Кто-кто… крысы! – Владимир Георгиевич Мальков, старший мастер-электрик компании ООО «МоскваПромСтрой», для своих просто Георгич, озадаченно разглядывал сгоревшую до самой рукоятки отвертку. – Они тут просто монстры какие-то – крупные, черные, злые. Жрут все подряд, гадят везде, никого не боятся. Задрали уже, ешкина мышь!
- Это из-за них электроподстанция вырубилась? – поинтересовался Володя, опасливо оглядывая темные углы подвала, едва-едва освещенного не слишком мощным автономным софитом.
- Дык ясно дело! Я в эту высотку уже каждую неделю мотаюсь, и каждый раз одна и та же ерунда – крыса сожрала изоляцию и замкнула собой фазу с нулем высоковольтного кабеля. В результате короткое замыкание и автоматика вырубает подстанцию. Так что сейчас будем искать поджарившуюся крыску. – Георгич злорадно ухмыльнулся Володе в лицо, - В основном по запаху находим, ага… Шашлыком пахнет, ешкина мышь, хорошо прожаренным…
Володю невольно замутило, он отступил от распределительной коробки и, подавляя спазм, зашарил в кармане джинсов в поисках мятных пастилок.
- Ну экий ты у нас нежный, практикант.- довольно сказал Георгич, спускаясь со стремянки. – Раз уж ты у нас работаешь, привыкай – тут всякой гадости насмотришься, пока по подвалам ползаешь.
В этот момент все здание содрогнулось так, что с потолка посыпалась многолетняя пыль, Володя был вынужден схватится за какую-то трубу, а Георгич упал-таки со своей стремянки.
- Да что за ешкина мышь! – гневно заорал он с пола. – Вот как с утра день не заладится, так хоть…
Его спич прервал второй удар, который был в разы сильнее первого. Последнее, что запомнил Володя, – это рушащиеся плиты потолочного перекрытия и фонтан воды из перебитой трубы, потом последовал сильный удар в спину и сознание померкло.
Глава 2.
Володя очнулся от жжения в руках. Он лежал на груди в луже горячей воды, которая вольно разливалась из разорванной трубы. Подвал, скупо освещенный чудом уцелевшим софитом, из геометрически правильного четырехугольника превратился в кошмарный лабиринт из кусков перекрытия, труб, каких-то шкафов и столов, переплетенных лианами арматуры. Первые несколько секунд парень тупо разглядывал обстановку, потом до него дошло, что он лежит прямо в луже кипятка, и он судорожно попытался вскочить, но не тут-то было – его что-то держало! Обернувшись, Володя увидел, что поясница прижата к полу большой балкой, один конец которой уходил куда-то вверх, за пределы освещенной зоны, а второй лежал на полу. И еще парень со страхом понял, что не чувствует ног! Не только не может ими пошевелить, а вообще, все, что было ниже пояса, не ощущалось совершенно!
Володя отчаянно всхлипнул и, с трудом ворочая внезапно пересохшим языком, закричал: - Владимир Георгиевич! Владимир Георгиевич! Вы где? Меня тут засыпало, помогите выбраться!! Пожалуйста!!! Владимир Ге… - голос сорвался и засипел. В ответ парень услышал только плеск воды. Володя всхлипнул и отчаянно попытался выкарабкаться на руках, но балка держала крепко. И тут парень понял, что лужа кипятка, в которой он лежит, постепенно увеличивается, и что через час-полтора он попросту в ней захлебнется, если еще раньше не сварится заживо. Паника затопила разум, и парень задергался - срывая ногти, он бестолково скреб пол, пытаясь выбраться, но результат был нулевым. Завывая в голос, Володя схватил лежащую рядом толстую доску и попытался использовать ее как рычаг, но доска сломалась, и он, обессилев, рухнул в лужу. Кипяток ошпарил лицо, руки и мгновенно привел в чувство. Вскочив как ошпаренный – хотя почему как? – Володя со стоном подтащил к себе за арматурину ближайший обломок перекрытия и осторожно оперся на него красными, обваренными руками. Нижняя часть тела, которая осталась в луже, по-прежнему ничего не чувствовала.
Закусив губу, Володя в отчаянии смотрел на мокрый обломок деревянного бруса длинной не более тридцати сантиметров – рычага длиннее в пределах досягаемости не было. Ах, какой он был маленький, этот предел! Буквально в паре метров от него парень видел отличный обломок трубы. Но, увы. В его распоряжении был только короткий, разбухший от воды кусок дерева…
Стоп! Разбухший?! Володя замер, обдумывая внезапно появившуюся идею. Потом он стремительно подхватил обломок доски, зашипев от боли, выудил из воды подходящий камень и, злобно рыча, принялся заколачивать доску под прижавшую его балку. Когда он убедился, что дальше кусок бруса уже не заходит, парень отбросил камень и, кривясь от боли в обожженных руках, принялся горстями поливать доску водой, время от времени дергаясь в своей ловушке. Через пятнадцать минут он заметил, что может немного пошевелиться и, яростно рыча и обдирая все, что было пониже спины, выкарабкался-таки из-под балки.
Первым делом Володя устремился в ту сторону, где возле стены лежал и равнодушно светил в потолок фонарик Георгича. Ноги по-прежнему отказывались его слушаться, и передвигаться ему приходилось ползком, обдирая обожженное тело и ноги об обломки кирпича и торчащую арматуру.
Боль в руках была неимоверная, но парень не обращал на нее внимания и, точно взбесившаяся обезьяна, яростно карабкался через груды обломков.
Подхватив фонарик и застонав от боли в спине, Володя приподнялся, опираясь на одну руку, и, как радаром, осветил все вокруг себя. Первым делом он увидел сумку с инструментом Георгича, а потом и его самого. Точнее его руку. Рука торчала из-под большущей кучи битого бетона и кирпича. Пульс не прощупывался.
Это стало последней каплей, переполнившей чашу самообладания Володи, и он взялся за эту торчащую из кучи камней руку, как малыш берется за руку родителей, и неумело заревел, размазывая слезы по обожженному лицу. Выплакавшись, он оперся спиной об эту груду обломков и мгновенно отключился, так и не выпустив руки своего наставника.

[Irena]

(продолжение)

Глава 3.
Проснулся Володя рывком. Как будто лампочку включили. И проснулся он от ощущения чужого присутствия. Парень, забывшись, попытался сесть, но сразу же заорал от боли и шлепнулся на живот – спину как будто пронзило раскаленным шилом, ноги по-прежнему не чувствовались. Обожженные руки, лицо и грудь покрывали волдыри. В голове гудело и ухало, причем ухало в такт…
- Это пульс! Я слышу свой пульс в голове! – с истерическим смешком сказал Володя. – Что, типа, бонус такой? Чтобы знал – что-то еще работает, ага? – Он хмыкнул, потом рассмеялся во весь голос: - Мама, мама, у меня, оказывается, сердце еще бьется, и я его слышу! Как практично, гигиенично и эстетично! Обалдеть, мама!
Рядом послышался цокот когтей, ощущение чужого присутствия усилилось. Володя осекся, схватил фонарик, со стоном приподнялся на одной руке а второй направил луч на звук.
Это была крыса. А может, и крыс, кто их разберет. Громадный, размером с небольшого терьера, черный с седыми проплешинами, Крыс спокойно восседал на перевернутом мусорном бачке и с гастрономическим, как показалось Володе, интересом его изучал. Света фонарика он даже не подумал бояться.
- А ну пошла! Пошел прочь, мразь! – голос у Володи осекся. Он положил фонарик на пол, подхватил с земли камень и метнул в наглую тварь. Бросок получился совсем слабым, но на удивление точным. Но Крыс преспокойно сделал пару шагов в бок, пропустил летящий снаряд и вернулся на место. Еще и башку так лукаво склонил, мол, чего еще придумаешь?
- Ты… ты, сволочь, я тебя все равно достану! – Володя шарил руками по полу в поисках нового снаряда. Пульс в голове колотил с такой скоростью, что, казалось, она сейчас лопнет. Перед глазами плыли красные круги.
Крыс, казалось, пожал плечами, опустился на четыре лапы и неторопливо засеменил мимо кучи скрученной спиралью арматуры, подошел к треснувшей стене, вдруг оглянулся и пискнул, как будто что-то хотел сказать, а потом скрылся в трещине.
Володя со всей возможной скоростью пополз к пролому, не забыв вооружиться куском трубы. Теперь он понял, откуда в подвале брались крысы: в стене, которую раньше закрывали железные шкафчики, зияла большущая нора-дыра, сантиметров шестьдесят в диаметре. Через такую нору и собака могла протиснуться, и даже сам Володя, который никогда не отличался мощным телосложением.
Нору он задвинул куском фанеры и подпер своей трубой, а потом без сил упал на пол. Только теперь он осознал, как тяжело стало дышать в подвале – горячая вода из небольшой лужицы превратилось в озеро, залившее две трети всего подвала. Все это парило, влажность была ужасная и дышать становилось все труднее.
- Пора выбираться! – пробормотал Володя себе под нос и посветил в сторону выхода. Но вместо металлической лестницы, ведущей на нулевой этаж, он увидел груду битого бетона. Выхода из подвала не было.
Он был один, наполовину парализованный, в полуразрушенном помещении, которое скоро должно было оказаться затопленным до потолка. Когда Володя осознал весь ужас своего положения, сил, чтобы стонать или плакать, у него уже не оставалось. В прострации он лег на пол и равнодушно стал ждать. Минут через двадцать он почувствовал, что вода уже добралась до его конца комнаты и коснулась руки. Тогда он приподнялся на руках и, действуя как автомат, забрался на кучу мусора, которая метра на полтора возвышалась над полом. Но тут обнаружилась другая проблема – возле пола дышать хоть с трудом, но можно было, а на возвышении практически невозможно – влажность и концентрация пара была очень высока. Володя скинул с себя спецовку и стал дышать через несколько слоев ткани – это помогло.
Вода медленно прибывала. По приблизительным расчетам Володи, всю комнату затопило бы через десять-двадцать часов. Проблема была в том, что погибнет он гораздо раньше, как только уровень поднимется до вершины той кучи, на которой он устроился. А может быть, он раньше потеряет сознание от недостатка кислорода и сам упадет в кипяток. Володя застонал и саданул кулаком по тумбе, на которой сидел. В нем просыпались древние гены, неистово требующие одного – жить! Выжить любой ценой! Найти выход из ловушки! Но как? Выхода нет! Или все-таки…
Володя сорвался вдруг со своей площадки и целеустремленно пополз к крысиной норе. Шириной она была едва-едва пошире его плеч и уходила с небольшим уклоном вверх. Пахло оттуда незнакомым мускусным запахом, от которого волосы на загривке вставали дыбом. И еще из нее едва заметно тянул прохладный сквознячок. Он-то и перевесил все сомнения и клаустрофобию. Оставаться в подвале означало умереть. Нора давала хоть призрачный, но шанс. И Володя, решившись, закинул в нору трубу, зажал в зубах фонарь и, вонзая пальцы в землю, забрался сам. Сразу же обнаружилось, что ползти и тащить трубу не получится – ее пришлось бросить. И парень пополз вперед, вонзая пальцы в землю и подтягивая непослушные ноги. Воздух в норе был гораздо суше и прохладнее, и в голове прояснилось. Вот тогда-то Володя и осознал, что если нора впереди сужается, то вернуться он уже не сможет – парализованные ноги не давали возможности двигаться назад. И ему придется умирать зажатым в земле от голода и жажды. Эта мысль вызвала такой дикий приступ клаустрофобии, что Володя уже почти решил было двинуться назад, когда позади что-то ухнуло и спину обдало облаком пара.
Почти минуту парень пролежал, стиснув зубы и сжимая кулаки так, что из-под ногтей показалась кровь. Нора, казалось, стискивала его все сильнее, ухмыляясь, заглатывала все глубже и глубже, в гигантский кишечник, из которого нет выхода…
Володя заскрипел зубами и вдруг вспомнил, что в кармане брюк у него лежит складной нож с множеством лезвий. Лезвия были совсем короткие, в лучшем случае карандаш заточить, но их вполне хватало, чтоб перерезать сонную артерию. Эта мысль мгновенно его отрезвила, и даже нора, казалось, стала шире. С трудом он вытащил нож из кармана и зажал в зубах.
- Ну что же, хотя бы умереть достойно смогу. – пробормотал парень и решительно двинулся вперед.

Глава 4.
Закинуть руки вперед, положить фонарик на землю, вонзить пальцы в землю, подтянуться, повторить все с начала. Восемнадцатилетний паренек полз по узкой норе, которая, точно кишка, изгибалась в толще земли. Сколько времени он так полз, он не знал – то ли час, то ли шесть, то ли сутки. Часы на руке были разбиты, чувство времени он потерял и не раз ловил себя на том, что терял сознание. Сколько он прополз, он тоже не знал и старался об этом не думать. Он вообще старался не думать ни о чем, сосредоточившись на этих четырех простых операциях. Крысиная шерсть и экскременты наглядно показывали, кому принадлежит нора, но хозяева дома на глаза показываться не хотели. Впрочем, он видел частые отнорки, слишком узкие для него; возможно, все они сидели там. Позади остались три поворота и одно узкое место, которое он сумел пройти только из-за своего очень щуплого телосложения. Будь володины плечи пошире хотя бы сантиметров на пять, ему пришлось бы пустить в дело нож, который он упрямо сжимал в зубах, но пока что нора вела его дальше, и он упрямо полз вперед. Волдыри на руках и груди парень сорвал, и все тело представляло собой сочащуюся сукровицей рану. Впрочем, его этот факт нисколько не волновал. Его волновало только одно – поставил ли вчера Георгич аккумулятор фонаря на зарядку или нет, потому что остаться в этой тьме без света означало потерять даже те крохотные шансы на жизнь которые у него были.
Когда Володя в очередной раз подтянулся вперед, он вдруг больно стукнулся головой об потолок и пришел в себя. Похоже, что он полз даже в бессознательном состоянии. Все тело колотило, лоб пылал, очень хотелось пить. Володя поднял фонарь, осветил потолок и обомлел – это был выложенный кирпичом свод! Кладка явно была старой, но это был самый настоящий потолок! Он только сейчас обратил внимание, что нора стала шире, не меньше метра, хотя и невысокой. Это было похоже на подземный ход, почти засыпанный землей, но уже не нора! Володя захохотал в голос, потрясая кулаками, и с утроенными силами пополз вперед. Впервые у него появилась надежда, и он полз все быстрее и быстрее, хрипя, выбрасывал вперед руки, рывком подтягивал тело и полз, полз…
Ход окончился тупиком. Это был конец. Конец его безумного путешествия, конец всей его глупой и короткой жизни. Развернуться или ползти назад он не смог бы при всем желании. Да и сил уже не было.
- А вот и не правда, что выхода нет… Выход есть всегда.- прохрипел пересохшим горлом Володя и удивился своему голосу, который напомнил карканье ворона. Перед глазами плыли красные и синие круги, в голове как будто поселился безумный кузнец, его морозило – температура тела явно поднималась. Парень спокойно выключил фонарик и положил его на землю. Потом открыл нож и спокойно примерился к своему горлу, пальцем нащупывая артерию. Артерия нащупываться отказывалась, потому как палец, ободранный почти до костей, ничего не ощущал.
- А может, зря я так рано сдаюсь? – прохрипел Володя и рассмеялся. Потом отложил нож, включил фонарик и, насвистывая, принялся копать. Земля шла плохо, она была твердая, каменистая, и он сначала сломал в своем ноже шило, потом вилку и когда уже почти доломал штопор, увидел, что уперся в дерево. Он вздохнул и минут десять просто лежал на куче отброшенной земли, прикрыв глаза. Потом равнодушно открыл глаза, взял нож и пилкой принялся выламывать доски. Доски были совсем гнилые - крошились просто на ура. Когда парень выломал отверстие достаточное, чтоб он смог протиснуться, Володя взял фонарик и посветил внутрь. Там было помещение. Большое и темное. Правда изнутри тянуло затхлым и застойным воздухом, но ему на это было уже наплевать, он решительно сунул фонарик за пазуху и одним рывком втянул тело в пролом, и очень удивился, когда обнаружил, что тот находится довольно высоко над полом. Впрочем, долго удивляться не получилось – сильный удар об пол вызвал такую вспышку боли в спине, что парень сразу отключился.

[Irena]

(продолжение)

Глава 5.
В себя Володя приходил тяжело – измученное тело отказывалось служить, его лихорадило и колотило, в позвоночнике поселилась раскаленная спица, пронзающая позвоночник при каждом движении, обожженные и ободранные до костей руки почти не сгибались. Но что было хуже всего – жажда стала еще острее, абсолютно сухой, распухший язык шкуркой царапал горло. Грезились озера, реки, полные чистой, прохладной, такой вкусной воды. Да что там – он бы сейчас напился и из грязной уличной лужи, откуда угодно.
- Мама, сделай мне чаю, пить хочется. – просипел парень и захихикал дребезжащим голосом. – Хочу чаю, аж кончаю… Смешно, блин… Ой… - раскаленная игла в спине напомнила ему, что делать резкие движения не рекомендуется, да и вдыхать слишком глубоко тоже не стоит.
- Ну все, отползался зайчик. – похихикивая себе под нос, прохрипел Володя. – Как там у Чуковского? Я пришью тебе новые ножки и ты снова побежишь… м… а куда же он побежит? На водопой, наверное. Да по-любому на водопой, куда ему еще бежать? А это что у нас такое?
Он осторожно вытащил из-под себя что-то круглое, что мешало лежать. Череп. Точнее, его верхняя часть. Нижняя как будто отрезана или отрублена.
- О, Йорик! – обрадовался Володя. – Бедный Йорик, где твоя Джульетта? Или Джульетта не из той оперы? Черт, не помню, голова просто разламывается! – он с отвращением отбросил от себя череп и осторожно перекатился со спины на грудь. На этот раз боль была такая, что парень воочию увидел, как это бывает, когда звездочки и фейерверки мелькают перед глазами. Переждав, пока боль успокоится до более-менее терпимого уровня, Володя вытащил фонарик, включил и посветил вокруг себя.
Склеп. Квадратное помещение, невысокое, стены, пол, потолок выложены кирпичом. Окон нет, одна дверь, в верхней части зияет дыра, через которую он сюда попал. Вдоль стен стоят какие-то полусгнившие сундуки, держащиеся только на металлической оковке. И скелеты, всюду скелеты – большие, маленькие, цельные, разъединенные, полностью обнаженные или в лохмотьях, один даже, вроде, в кольчуге.
Парень хмыкнул и, равнодушно расталкивая кости, пополз к сундукам. Двигаться приходилось очень медленно, буквально по сантиметру, потому что каждое резкое движение вызывало такую боль, что он пару раз потерял сознание. Может через час, а может через два он дополз-таки до сундуков.
- Надеюсь, мама, они тут ящик с вином заныкали. Скелеты, они без вина жить не могут. Они без вина умирают и рассыпаются, правда, мама? – хихикая, сказал парень. Душная тишина склепа ответила ему недоуменным молчанием. Сундуки разваливались от первого же прикосновения.
- Ну, что тут у нас? Тряпки? А это что, меха были? Тьфу, сгнило все. – парень лихорадочно рылся в остатках клади. В основном там была мягкая рухлядь – меха, сгнившие в пыль, какие-то расшитые платья, превратившиеся в черные лохмотья. Но один из сундуков оказался прочнее прочих и не развалился при первом касании. Впрочем, петли у него все равно отвалились, и крышка с грохотом упала на пол. В сундуке лежали потемневшие от времени иконы, на которых святые крестились двумя пальцами, две рукописные книги, с богато украшенными серебром и камнями окладами, маленький ларчик, в котором оказались золотые и серебряные украшения, богато осыпанные разноцветными камушками, и запечатанный кувшинчик. К кувшинчику Володя кинулся как лев, но он оказался наполнен серебряными монетками с неровными или отрубленными краями.
Ни еды, ни воды он не нашел. Со вздохом парень опустился на пол и задумчиво произнес:
- И зачем мне серебро и золото? Может быть, дадите взамен баночку пепси? Ну, пожалуйста! – он приподнялся, заглянул в сундучок – все было по-прежнему. Тогда он со стоном растянулся на полу и провалился в пучину забытья.
Сколько он там лежал, проваливаясь в полусон-полуявь и снова приходя в себя, парень не знал. У него начались галлюцинации - он несколько раз видел в сундуках бутылки с колой, истекающие влагой, но когда он подползал к ним, они оказывались обманкой. Несколько раз ему показалось, что мимо прошли куда-то по своим делам скелеты, как-то раз к нему пришел Георгич с головой под мышкой, который только укоризненно на него смотрел, но так ничего не сказал.
Как ни странно, боль почти прошла, но взамен пришла слабость – Володя с трудом мог поднять руку. Все чаще он проваливался в темное забытье без снов и видений. Времени во тьме подземелья не существовало, оно текло где-то там, снаружи. А здесь застыла вечность.
Володя пришел в себя от осознания чьего-то присутствия. С трудом подняв веки, он неверной рукой попытался включить фонарик. Но то ли кнопка стала слишком тугой, то ли он слишком ослабел, но включить ее удалось, только собрав все оставшиеся силы.
Крысы. Сотни крыс. Может быть, даже тысячи. Они окружили его правильным полукругом, диаметром в пару метров, и возбужденно шебуршились, чесались, спаривались, бегали, но перейти волшебную кромку ни одна не решалась. Впрочем, одна посмела. Или один? Прямо перед лицом Володи на черепе восседал его старый знакомый Крыс. Он сидел на задних лапках, не суетился и не чесался, а спокойно смотрел Володе в глаза. И на голове у него блестела маленькая золотая корона.
- Бред какой-то. – с трудом вытолкнул из сухого горла слова парень.
- Ну да, ты уже больше суток лежишь тут и бредишь. – ответил ему Крыс.
- Значит, ты моя галлюцинация? С чего это крысы вдруг стали разговаривать?
- Думай как хочешь. – почти по-человечески пожал плечами Крыс.
Володя полежал, тяжело дыша, и, набравшись сил, спросил:
- Это же ты заманил меня в этот склеп? Ведь ты показал мне эту нору?
- Угадал. В том подвале ты бы умер уже через пару часов без всякого смысла, а так ты прожил на три дня дольше и твое тело послужит моему народу пищей. Так что грех жаловаться. – Крыс совершенно человеческим жестом почесал затылок и сбил корону на одно ухо.
- Не подходи, я буду отбиваться! – яростно захрипел Володя, нашаривая что-нибудь, что могло бы послужить оружием.
- Не волнуйся, мальчик, я не позволю своим детям съесть тебя живьем. – мягко ответил ему крысиный король. – Ты мне нравишься, ты смел и настойчив. Но у тебя сломан позвоночник, заражение крови и сильное обезвоживание. Ты умрешь через несколько часов. Вот тогда я отпущу их…
Володя без сил откинулся на пол. Через пару минут он безнадежно спросил:
- Кто ты?
Теперь замолчал Крыс. Сколько он просидел без движения – пять минут, десять, Володя не знал. Но все-таки ответил:
- Когда-то много-много лет назад в этой земле правил царь Петр. Он затеял реформу церкви, ввел крещение тремя пальцами…
И церковь раскололась, и паства тоже, и некоторые из раскольников объявили царя антихристом и предрекли скорый конец света. Это место, где ты находишься, - это последнее пристанище таких раскольников. Они пришли сюда, с ценностями, с женами и с детьми, всего сорок пять человек, взорвали единственный выход, через который могли бы выбраться, и стали ожидать конца света. – Крыс помолчал. – Эти стены видели многое. Еще до того, как люди начали умирать от жажды и голода, многие сошли с ума… Дело дошло до каннибализма. Но итог был один, и на восьмидесятый день умерла последняя, сорок четвертая верующая.
- Но, ты же сказал, что их было сорок пять? – спросил Володя.
Крыс промолчал.
- Куда делся еще один? Или… Это ты – последний?
Крыс молчал.
- Как ты остался в живых? Ты… жрал человеческую плоть?
Крыс молчал.
- Ты действительно крыса. – хрипло рассмеялся Володя. – Просто раньше ты был крысой в душе, а теперь стал ей на самом деле.
Крыс молчал, и лишь яростный писк сотен голодных тварей был ему ответом…

Конец.

[Irena]

Рассказ номер два.

Ключ

Дверца шкафа закрывалась неплотно. Конечно, можно было хлопнуть посильнее или приподнять на петлях, но тогда она самовольно возвращалась к излюбленному состоянию или открывалась с раздражающим скрипом. Дверь это мелочь, одна из тысяч или миллионов отвратительных насекомых-мыслей, отвлекающих от работы и отдыха, мешающих видеть яркие краски мира и слышать гармоничные звуки. Депрессия фильтрует всю поступающую информацию, разделяя на плохое и бесполезное. Сейчас у Антона круглосуточно работал телевизор. На кухне Первый госканал, в гостиной – Второй. В спальне приемник ночью тихо шипел, царапая сны, заставляя ворочаться и накрывать голову подушкой, с утра сообщал новости об очередных биржевых обвалах и звездных сплетнях, перемежая незапоминающимися гороскопами. Музыку эта радиостанция ставила редко – только случайные джазовые пьески, заезженную в рекламе классику и вытертые повторами хиты вроде отеля из Калифорнии «Орлов».
Вот и сегодня последний быстрый сон был спровоцирован именно «Отелем». Подсознание услужливо и без подсказки легко переводило текст в картинку. Школьные уроки английского давали внутреннему переводчику достаточно материала для создания триллера би-муви. Антон бежал по совковой гостинице, запихивая в штаны украденные сальные полотенца. За ним гнались призраки, оставляя на стенах куски эктоплазмы. Иногда они пролетали сквозь Антона, беззвучно хохотали в лицо и снова отставали. Материальным из всего окружающего безумия казался только заливший лицо пот. На звуки, цвета и запахи подсознание не разменивалось – видимо, сосредоточилось на переводе – английский не был для Антона ни родным, ни даже хорошо знакомым. Элементы обстановки виднелись через щупальца тумана, но только если на них бросить взгляд. Сны ведь скупы на детали – показывая сюжетообразующие предметы, оставляют незначительное на усмотрение клиента.
Среды жизнедеятельности призраков испачкали одежду, лицо и руки, вызывая тошноту. Ощущение безнадежности достигло пика, когда Антон увидел дверь. Сквозь щель пробивался желтый электрический свет, и был, наконец, слышен звук – скрип дверцы шкафа. Резким движением спящий толкнул дверь и ввалился в зеркальное отражение гостиницы. Призраков рядом не было, эктоплазма моментально впиталась в кожу и одежду, но не противно. Даже неприятно не было – как будто мыльная пена высохла и пропала. Антон осторожно тронул дверь, теперь она открывалась наружу, являя жалкое зрелище неубранной холостяцкой квартиры, в которой он прожил последние пять лет. Желая прояснить наличие паранормальных существ в своем доме, Антон заявил незаправленной кровати: «Гомо гомини люпус эст». В голове из всей мудрости гордых римлян вертелось только это, а призраки, во-первых, слушают только обратившихся первыми, во-вторых, согласны говорить лишь на мертвой латыни. Каждому свое: мертвым существам – мертвый язык.
Или призраки оказались гордыми, или сегодня решили сосредоточиться на охране инвентаря фантомной гостиницы – вокруг стояла такая вязкая тишина, что Антон принялся трясти головой, вытряхивая глухоту. Результатом стал противный высокий писк радиоприемника и голос диктора, жизнерадостно убеждавшего всех любимых слушателей в преимуществах раннего подъема. Хорошо бы кинуть в радио будильник, но как это сделать, если оно и есть будильник. Сон исчез мгновенно, оставшись в памяти, хотя обычно бывало наоборот – сладкие неясные грезы не отпускали до метро или даже работы.
Иногда даже самые важные решения принимаются за одну секунду – без консультаций с родней, друзьями и служителями религиозных культов. Сегодня Антон решил не идти на работу. То есть, не сразу все переменил. Сначала у него сломался тостер, продукты закончились еще вчера – в холодильнике оставались совершенно не совместимые между собой пластиковый стаканчик с остатками горчицы и полупустая банка магазинного джема с островками плесени. Обе посудины отправились в ведро под раковиной. Даже больший талант от кулинарии не поступил бы с продуктами лучше. Голодный желудок добавил черной краски в испорченную утренним кошмаром картину мира. Захотелось кого-нибудь убить по-настоящему. Не в компьютерной игре, не во сне, не сопереживая герою боевика, даже не в смутной мечте любого менеджера, убивающего начальника степлером и занявшего его место. Начальник. Антон выдернул зарядку из сотового, нашел номер в телефонной книге. Скинул на такой знакомый и нелюбимый номер короткую sms без подписи, состоявшую из строчки популярной энциклопедии, начинавшей статью про акул.
Только убийство виделось сейчас единственной возможностью изменить свою жизнь и существование окружающей безликой толпы. Теперь Антон вспомнил: мысль не была новой и привнесенной извне. Она росла в нем всю жизнь. Каждое событие, каждый мимолетный взгляд и оброненное слово вели к цели. Все существование было направлено к достижению этого состояния. Антон сел. После отправки телефонного послания уже прошло целых полчаса. Звони. Черт тебя дери, звони! В прихожей раздался звонок, все равно громко и неожиданно, как себя не накручивай.
- Антоха, ты? Не ушел еще? – что за дурацкий вопрос, ведь это домашний телефон - Шеф умер. Курс его акций безвозвратно упал... – Джинн любил и уважал черный юмор. Но свои шутки у него были неважные.
- Да как это, что?! Не может быть! И что теперь будет?! Как это случилось? – самый важный вопрос в конце, снижая эмоциональное напряжение, почти не спрашивая, а как бы интересуясь из чистого любопытства.
- А ничего не будет. Фирме конец, он на себя кредиты брал, всем проще будет, если нас обанкротить. Козлы они, Тоха.
Обмен любезностями, договоры о встрече, взаимное желание не появляться на поминках. Шеф всегда хотел офис повыше. Но вряд ли он думал о том, что двадцатый этаж лучше для самоубийства, чем десятый. Похороны не раньше послезавтра, сегодня экс-шефа будут весь день собирать по кусочкам. Ведь бывший начальник умудрился спрыгнуть не из окна собственного кабинета, он решил протиснуться в окно туалета, куда, в нормальном психическом здоровье, не пролез бы, даже спасаясь от пожара. Зато версия об убийстве совершенно исключена: десяток свидетелей, закрытая изнутри дверь, мотив в виде навязшего в зубах финансового кризиса, убивавшего и миллиардеров, а не то что мелких бизнесменов. Под окнами туалета была оранжерея, стекла которой порезали шефа на дюжину бифштексов. Пусть потом в каких-нибудь «Разрушителях Легенд» доказывают, что не могло его так располосовать, все равно. У следователей будут факт, свидетели, мотив. А разнообразных трупов они насмотрелись, этот еще ничего – хотя бы пахнет фруктами да цветами.
Антон засмеялся, представив грузина на рынке, торгующего фруктами, перепачканными кровью: «Вай, это сорт такой, сладкий. Нэ смотри на это, на яблоке, небось, пятен больше. Зато точно не модифицированный». Впрочем, апельсинов в оранжерее, ставшей последним стрессом шефа, не водилось. Чья-то дорогая забава, придется искать новую. Мало кто сможет продолжать ухаживать за розами, переломанными кусками человеческого тела. А перед глазами встала уже другая картинка, вчерашняя аудиенция вечером и разъяренный начальник в своем кабинете:
- Уволю тебя, к черту! Или убью, а потом уволю. И квартиру заберу в любом случае.
- Никого Вы не уволите. Не хотите, незачем. Уже ничего не поменяется – сейчас никто не будет разбираться. Одним банкротом меньше, одним больше. Акулы своих не едят, но и потери не заметят, - лицо шефа перекосила глупая улыбка.
- Какие акулы, ты с ума съехал, Антон? Причем тут это и твои проколы! Я еще и заработаю на всем этом. Только сначала ты мне заплатишь.
- Акулы, – веско сказал Антон, захлопывая за собой дверь так сильно, что по стене пошла дрожь, - теперь я знаю, акулы!
Зеркало на стене, до того отражавшее шефа целиком, вдруг треснуло аккуратными ромбами, стало двенадцатью зеркалами, в каждой из которой была часть бывшего антонова начальника и благодетеля, и осыпалось на пол мелким дождем.
- Акулы, – очень похоже, но уже без улыбки, повторил шеф и сел в свое роскошное кресло, - я всегда любил акул. Мы похожи.
Воспоминание было как живое, только всего этого вчера не было. Ничего, кроме прокола и обещания уволить. Антон больше никуда не торопился, поэтому неспешно подошел к столу, включил компьютер и зашел на десктоп начальника. Радмин для управления чужим удаленным компьютером он поставил еще с полгода назад, когда позорное увольнение было уже вопросом времени. Монитор, скорее всего, выключен, но умной программе даже его отсутствие не помешает. На рабочем столе начальника была открыта интернет-страничка с поисковым запросом «повадки акул». Значит, правда! Сработало, надо бить по слабому месту. Антон на всякий случай закрыл страницу – незачем давать следопытам лишние поводы для размышлений.
Пришло еще одно воспоминание. Теперь из раннего детства. Один из малышей поучал других о свойствах окружающего мира. Дескать, есть, например, у каждого стекла такая точка, уязвимое место, куда можно точно попасть даже пальцем, чтоб тут же все оно разлетелось на мелкие кусочки. Обычный детский треп и хвастовство, но Антону запомнилось. Он тогда подумал, что такие точки могут быть у чего угодно: у дерева, камня, металла и даже людей. Последнее стало особо интересным, мысль не отпускала, возвращаясь чаще и чаще. Сначала раз в месяц, потом еженедельно. Последний месяц навязчивая идея приходила ежеминутно, мешая любить, работать, жить. Чередой посыпались глупейшие проколы на работе. Одновременно ушли обе подруги, кстати, даже не узнав друг о друге. Жить стало невыносимо, когда в метро один из пассажиров зачем-то вслух прочитал «Выхода нет», спокойно подошел к краю перрона, улыбнулся и бросился под поезд. Тогда Антон понял – это оно и есть! Слабая точка, ключевая фраза в голове каждого человека, нужная ему для перехода на другой уровень. Нужно просто узнать эту тайну, и у тебя в руках полная власть над человеком. Бомба не власть, пистолет, нож – все не то. Кажется, есть статья в УК «Доведение до самоубийства», но какой прокурор возьмется за такое глупое дело? И до суда не дойдет.
Это был только первый этап, на второй могли уйти годы бесполезных поисков в глупых эзотерических трактатах и в скитаниях по обираловкам, этим школам биоразвития. Но опять помог случай. Смерть торопилась и подарила своему рыцарю уличного попрошайку. С ним можно было говорить долго. В надежде на очередную монетку алкоголик продал свою жизнь.
Антон кинул бумажку, монеты тогда уже кончились, задал очередной вопрос. Про звезды, кажется. Попрошайка надоел, можно было представить реакцию, закрыв глаза, что Антон и сделал, даже не надеясь на такой мощный результат. Бродяга стоял в воображении, имея тысячи ранее невидимых деталей. Можно было приблизить его и рассмотреть каждую вошь. Идти взглядом дальше внутрь, исследуя прокуренные легкие и желудок с язвой, нет, дальше не пойдем. Лучше к голове. Что это у нас, математика?! Попрошайка хотел стать учителем, единственное давалось ему в школе хорошо – геометрия. Имел талант, единственная пятерка среди троек.
- На хлебушек, я ж не на водку, - все заливался неудавшийся учитель, он уже почти не играл, принимая странное расточительство молодого человека в хорошем костюме за подарок судьбы, не баловавшей до того удачами.
- Пифагоровы штаны во все стороны равны, - тихо сказал Антон, наклонившись к уху бродяги. Тот нелепо улыбнулся и, бросив шапку с богатой добычей, отправился к автостраде.
Военные колонны проходят медленно, неотвратимо и очень удобно для самоубийства. Антон спрятался в толпе – мало ли, вспомнят последнего болтавшего с оборванцем, бывают еще жегловы недобитые, обиженные жизнью, считающие лишнего убийцу в тюрьме шагом к справедливому и прекрасному будущему. Алкоголик тем временем подошел к военной машине, высокомерно игнорирующей красный цвет светофора, и аккуратно, четко перпендикулярно к дороге, лег под тяжелые пуленепробиваемые колеса. Голова лопнула с треском перезрелого арбуза, толпа тут же переключилась на необычное зрелище, военные продолжили движение, а Антон шел на работу, забыв стереть с лица улыбку. Глаза светились радостью победы, на щеках пылал румянец напряжения, волосы развивались от ветра – наверное, он был в этот момент очень красив. Идущая навстречу девушка улыбнулась. Тоже искренне и открыто. Поправила зачем-то безупречную благодаря лаку прическу, не дождавшись от юноши вопроса о его положении во времени или пространстве, улыбнулась еще раз и поспешила дальше. Улыбка сползла с лица Антона – он не видел слабых мест девушки. Правда, он и не разговаривал с ней, вот она и не подчинилась невысказанному приказу. А так хотелось убить не бесполезного пьянчугу, а ее. Прекрасную, способную родить художника, ученого, политика. Сделать несчастными десятки мужчин или счастливыми одного-двух. Вот это бы сильнее изменило мир, чем избавление от мелкого попрошайки. Но момент был упущен, пришлось бежать на работу.
Сегодняшний успех перевесил ту неудачу. Подумаешь, её не просили, вот и не умерла. Зато не обязательно говорить фразу лично, оказывается, можно доверить ее телефону, компьютеру. Да хоть телевизору. Вдруг пришло новое открытие, самое значимое из всех. Да, у стекла есть уязвимое место. Такое есть у каждого человека, но должно быть и у групп людей. Большой кусок стекла – это просто склеенные несколько мелких. Гигантская пирамида рухнет целиком, если знать слабое место. Никто не будет страдать, например, по ненавистной Америке. Нужно просто найти ключевое слово и дать прочитать, хоть бы и через Интернет, любому американцу.

[Irena]

Рассказ № 3

Страх.

Жила была одна девочка. Она любила ночь. Любила ночь за то, что к ней приходили сны. Разные – цветные и черно-белые, добрые и страшные, всегда такие запоминающиеся сны. А еще она любила тихонько вылезти из-под одеяла, когда за мамой закроется дверь, и спрятаться за занавеской. Тогда она оказывалась и не в комнате и не на улице, а как бы в маленьком междумирье. На улице шли люди, шел дождь, иногда полз туман, светили фонари, и в их свете все было еще интереснее, чем днем.
Но иногда в окно заглядывала луна, и тогда происходили странные вещи. Луна имела дурную привычку просачиваться между занавесками и шарить по комнате лучом как раз тогда, когда девочка начинала засыпать. И тогда… Игрушки начинали перешептываться, вещи шевелили свешенными со стула частями, а тапочки… Тапочки начинали ходить по комнате сами. Сквозь полудрему девочка видела, как ее любимый плюшевый мишка перебирается с окна на стул. А еще из шкафа выбирался Страх. Он усаживался на край кровати и мешал спать. Он доставал свое маленькое зеркальце и играл с лунным лучом. Игрушки старались спрятаться от лунных зайчиков, а предметы, попадавшие в него, менялись до неузнаваемости и начинали двигаться. Страх дергал девочку за ногу и пытался утянуть одеяло. Иногда он приводил с собой друзей, и тогда, лежа с закрытыми глазами, девочка слышала их шепот и смех. Играя в комнате, они скрипели дверцами шкафа и хлопали форточкой, а девочка сворачивалась в клубочек под одеялом и старалась стать похожей на подушку, чтоб ее не заметили.
Однажды она задумалась, а почему Страх вообще приходит. И поняла – ему просто очень грустно! И он хочет с ней поиграть. Поэтому и дергает ее за ногу, он всего лишь просит ее поиграть с ним. И тогда она стала оставлять ему на стуле рядом с кроватью своего мишку. А когда Страх выглядывал из шкафа, она тихонько говорила ему: "Играйся, пожалуйста!",- а он в благодарность стал приносить ей добрые сны и шептать: "Спокойной ночи!".

[Irena]

№4.

Наследники Истины

Чёрный ворон, сделав пару кругов над раскидистой липой, сел на толстую ветку, самую близкую к узкому окошечку, больше напоминающему бойницу. Солнце уже село. Клочковатые свинцово-серые тучи, гонимые пронзительным северным ветром, вытеснили уже более половины чистого неба. В скудных остатках света мрачноватая постройка, окружённая высокой стеной, походила не то на усадьбу-переросток, не то на недоношенный замок, и могла привлечь разве что старого каркуна, напрочь лишённого людских страхов и предрассудков.
Однако зоркое око вещей птицы заметило и проводило взглядом неясную фигуру, приближающуюся со стороны ближайшего городка. Сквозь покров всё более вступавшего в свои права сумрака можно было разглядеть только, что обладатель этой фигуры довольно высок, остальные же подробности скрывал глухой плащ с капюшоном. Понять, что это человек, а не какой-то серый призрак, помогали разве что производимые им звуки – чавкающие при попадании башмаков в грязь, следующие за тем сдержанные чертыхания да финальный стук дверного кольца, после которого противно-зловеще заскрипела входная калитка и капюшонный плащ исчез внутри подозрительного здания.
Заинтересовавшись, старый ворон в несколько сильных взмахов перелетел на толстый бронзовый штырь, непонятно для чего торчащий в стене рядом с оконцем. Вряд ли неизвестный строитель обладал даром предвидения и, прозревая возникшую ситуацию, заранее вбил его, потакая воронову любопытству. Скорее всего, служил он в своё время для каких-то обычных, понятных хозяевам дома целей. А теперь вот пригодился и нашему вещуну. Хотя что на самом деле может заинтересовать мудрую, старую птицу?
Как бы то ни было, на очень удобном штырёчке очутился любопытствующий представитель семейства врановых. Может, не такой уж он был и старый? Или жил ещё где-то в глубине его остывающего сердца молодой, любознательный воронёнок, только-только начинающий узнавать этот большой, удивительный мир?
Какие же доселе неизвестные грани бытия смог постичь пернатый естествоиспытатель, заглянув в полуоткрытое окно-бойницу?
…В этой чёрной-чёрной комнате стоит чёрный-чёрный трон, на этом чёрном-чёрном троне сидит чёрный-чёрный человек, этот чёрный-чёрный человек шепчет чёрным-чёрным голосом…
Такую, примерно, детскую страшилку мог бы вспомнить лоботряс-мальчишка, пуганый в темноте такими же бездельниками, доведись ему заглянуть сюда.
Ворон же увидел просто большую тёмную комнату, слабо освещённую неверным огнём чуть теплящихся поленьев и одинокой свечи на столе, заваленном книгами и свитками. Крошечные язычки пламени в огромном, занимающем добрую четверть стены, камине выглядели нелепо и, не разгоняя мрак, только создавали причудливую игру теней. Эти сполохи мелким, хаотичным прибоем набегали на величественно восседавшую на высоком троноподобном кресле мрачную фигуру в чёрном. Что человек этот стар и волосы его седы – было явно даже при такой скудной иллюминации, но случайные отблески отражались в ясно-пронзительных, совсем молодых глазах. Внушительный горбатый нос делал своего обладателя похожим на старого орла.
Из комнаты донёсся негромкий стук, всхлип открываемой двери, невнятный голос. Дабы не упустить ничего из происходящего, чёрный соглядатай просунул свой длинный клюв в самое окно и увидел слугу, огромного, больше похожего на бурого медведя в ливрее, вводившего в комнату позднего гостя. Буркнув что-то невразумительное и подбросив пару дровин в камин, этот гризли в услужении, косолапо переваливаясь, удалился, ещё раз нарушив тишину скрипом несмазанных петель.
Вошедший учтиво поклонился хозяину и закинул за спину капюшон. Оказался он молод и обладал приятными, насколько можно было судить при столь неверном освещении, чертами лица. Даже несколько крупноватый с горбинкой нос, заметно похожий на монументальное обонялище хозяина, не портил общего впечатления.
Первым нарушил молчание юноша:
- Благодарю вас, Мастер, за признание меня сыном и даже более того – наследником, – гость опять склонился в глубоком поклоне, – бедному бастарду сложно было бы рассчитывать на достойное место в жизни по окончании университета.
- К благу это или к худу – судить пока рано, вдруг разленишься в ожидании моей возможной кончины, – неожиданно крепким, хоть и хрипловатым голосом ответствовал хозяин и с заметной ехидцой добавил, – но ты же не виноват, что мать твоя оказалась… легкомысленной особой, а отец, решительно не озабоченный вопросами семьи, брака и продолжения рода, уязвился, во время оно, бесом под ребро.
Решительным взмахом руки старик оборвал попытку новообретённого наследника что-то сказать и тем же тоном продолжил:
- Да и кому-то надо всё это оставить, не утащишь же с собой в могилу титул, земли и прочий… хлам, – глаза говорившего блеснули так ярко, что стало понятно – переселяться в какой либо иной мир он явно не торопится. – Я вызвал тебя вовсе не для сентиментальных излияний.
- Я весь внимание, мессир.
- Меня больше интересует твоя внутренняя сущность, твоё credo в главном – в вопросах жизни и смерти. Хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Не ожидавший такого поворота студиозус впал в глубокую задумчивость. Наконец разгоревшиеся поленья осветили морщины, пробороздившие его высокий лоб и собравшиеся трагической впадиной между бровей.
Пернатый шпион, будто тоже заинтересовавшись столь сложным вопросом, перебрался в самое окно и угнездился на подоконнике. Только потрескивание дров в камине время от времени надрывало повисшую в комнате плотную ткань тишины.
На стенах угадывались какие-то шпаги и пистолеты.
Наконец невольный философ решился:
- Пока я жив – смерти нет, а когда умру – меня не будет, – и после небольшой паузы добавил, – поэтому нет причины волноваться.
- Интересные па выделывают дамы… на вашем факультете, – усмехнулся местный заместитель сфинкса, – и что же, ваша alma mater не напитала вас идеями о посмертном воздаянии?
- Эта гипотеза основана только на вере и не может быть доказана, – на этот раз ответ последовал незамедлительно.
- И ещё никто не вернулся оттуда, чтобы подтвердить сию теорию? – оживившись, лицо старика заметно помолодело. – Узнаю себя в молодости не только по фамильному клюву… Даже если бы у меня и были сомнения до сей поры.
- Но, действительно, ни один ещё не восстал из могилы… ветхие писания недостоверны… и не могут же служить доказательствами видения голодных полубезумных аскетов… Но осмелюсь спросить – какова цель вашего вопроса?
- Попробовать сократить твой путь к истине на длину моей жизни. С кем ещё поделиться своей мудростью… хм, или глупостью, как не с наследником.
Теперь задумался уже хозяин. Словно в ответ на его тяжёлые мысли, пламя свечи заколебалось и затрещало, салютуя хлопьями копоти.
- Ну что ж, станцуем от этой стенки: твой исходный постулат из Эпикура не так прост, как может показаться с первого взгляда… А скажи-ка мне, бакалавр, – добрая усмешка чуть тронула увядшие губы, – каков главный признак человека?
- Разум.
- Сogito, ergo sum?
- Да, мыслю – следовательно, существую.
- Но ведь когда мы думаем – мы либо переживаем прошлое, либо надеемся на будущее, таким образом, находимся либо в прошлом – где нас уже нет, либо в будущем – где нас ещё нет, то есть где, исходя из твоей посылки, вместо нас уже – смерть… Вполне ли мы живы прямо теперь – вот вопрос.
Такой неожиданный вывод из привычных силлогизмов вывел вопрошаемого из равновесия: с растерянностью на лице, уставившись взглядом куда-то в пространство, он принялся неуверенными движениями рук как бы перекладывать что-то на невидимых чашах весов. С губ же вопрошающего уже не сходила покровительственно-снисходительная полуусмешка.
-Но мы почти всегда думаем… разве что во сне…– прекратив месить воздух, растерянно изрёк юный философ.
- Что такое сон, как не игра образов прошедшего; вещие же сны, если допустить их существование, – отблеск грядущего.
- А если остановить мысли – достигнем ли мы вечного сейчас?
- Ты пробовал перегородить этот поток?.. Вот тебе и моё отеческое напутствие – дерзай... Истину нельзя узнать от кого-то, книги и мудрецы – только подсказывают путь в лабиринте… если сами не ошибаются… Найди сам – это и будет Истина. Как говорили древние греки «алатейя» – Незабываемое.
Несколько долгих мгновений упало в клепсидре вечности, прежде чем собеседник решился нарушить наступившую за этой фразой тишину:
- Неужели по-настоящему живут только безумные?..
- Кто сказал, что они не думают? Просто мысли у них идиотские… Ещё пьяных вспомни или слившихся в оргазме… по румянцу вижу, что подобных опытов ты ещё не ставил… и не увлекайся… а я послежу… Ступай, мой юный паладин, Урсус проводит тебя и снабдит некой суммой на расходы, чтобы не отвлекаться на заботы о хлебе насущном.
Проводив взглядом выходившего наследника, старик повернул голову к окну и заметил пернатого свидетеля учёной дискуссии.
- Послежу… как бы не наделал глупостей наш ученик чародея поневоле… А вот и подходящий волонтёр… Вовремя пожаловали, ваша мудрость.
Неожиданно легко встав с кресла, хозяин замка, взметнув полы широкого балахона, протянул правую руку к замершему на подоконнике чёрному рекруту и, разведя пальцы, громогласно заговорил:
- Ты будешь моими глазами и ушами, забираю твою волю и наделяю тебя частичкой своей… лети, мой тёмный феникс… не зная сна и не переводя дыхания, следи и храни мою последнюю надежду!!!
Гул эха наполнил всю комнату, зазвенели какие-то стекляшки, свеча погасла.
Ворон, рухнув из окна, расправил свои широкие крылья и полетел…

[Irena]

Итак, срок первого конкурса подошел к концу. С завтрашнего дня начинается голосование. Срок голосования - 2 недели. Учитывая, что конкурсантов всего 4, предлагается выдвигать ОДНОГО победителя.
Желательно также хотя бы кратенько высказывать свое мнение обо ВСЕХ рассказах.

[Шалдорн Кардихат]

Хочу прголосовать за

Рассказ номер два.

Ключ

Зацепило, однако
Итересно, кто автор?

[Irena]

Авторы будут оглашены после окончания голосования - если они не будут против

[Imp]

№2 А вот просто понравилось...

[Шалдорн Кардихат]

И выскажусь все-таки обо всех рассказах.
Рассказ один не очень понравился. Есть и мораль, и язык неплох. Но как-то не совсем жизненно показано начинающееся сумасшествие ГГ.

Рассказ 2 понравился больше всех. Долго размышлял над ним... Это же получается - и мир весь уничтожить можно
А ведь после Америки ГГ наверняка за это и возьмется...

Третий - оригинален. Но не мое:)

[Irena]

Шалдорн Кардихат - а четвертый?

[Stasia]

Учитывая, что конкурсантов всего 4, предлагается выдвигать ОДНОГО победителя.
Желательно также хотя бы кратенько высказывать свое мнение обо ВСЕХ рассказах.

Ничего, что высказывание получится длиннее иного рассказа-конкурсанта?

Начнем-с.
Все нижеизложенное, разумеется, - не более чем my humble opinion)))

Крысы.
Автору респект - ибо меня во время прочтения явственно передергивало, что бывает редко. Эмоционально насыщенные описания, хорошие метафоры, язык весьма недурен. Некие повторы (в частности "парень" - очень часто, любовь в местоимению "этот") практически не мешают, глаз цепляется только при внимательном прочтении. Сюжет в общем-то не оригинален, но именно за счет яркости описаний читается с удовольствием - и сопереживать начинаешь этому Володе. Автор часом сам не лазал с фонариком по подвалам? Концовка немного скомкана. И это обидно. Сильный момент - можно было раскрыть подробнее историю этих самых "инаковерующих". Остается ощущение незавершенности - или лучше сказать недостаточности - и даже замечательная фраза про "крысу в душе" так вот не ощущается, как могла бы.

Ключ.
Автору не просто респект, а еще и уважуха.
Вай, какие образы! Насекомые-мысли, царапающий сны приемник, вытертые повторами хиты... За депрессию, деляющую информацию на плохую и бесполезную - ну, не знаю. Я бы лучше и не сказала.
По сюжету. Хорош. Нелинейный. мозаичный - перемежающийся воспоминаниями, размышлениями. Хорошо.
Описание смерти шефа - игра на контрастах, здорово, честно.
Конец сначала показался натянутым - герой вроде не производит впечатления ярого штатоненавистника... а вот поди ж ты. Хотя подумала потом - это шизофрения прогрессирует. Так что - все нормально. Ну, и как завершающий аккорд - оно хорошо.

Страх.
Сказка. Или даже притча))) Хорошая такая будничная сказка - из тех, что детям можно рассказывать на ночь, чтобы они не боялись засыпать одни. Мне нравится, но совсем не хоррор.

Наследники Истины.
Начало было замечательное. Взгляд глазами не просто постороннего - а еще и птицы, которая в конце еще и роль определенную играет. Удачно. Но! Я весь рассказ ждала, когда же закончится филосоофский диспут на тему "есть ли жизнь на Марсе" и начнется собственно хоррор. До самого конца ждала - ну, когда, когда с этим студентом чего-нибудь сделают??? Только ожидание не оправдалось - и оттуда определенное разочарование. Хорошо бы пошло как пролог какого-нибудь романа о приключениях этого самого студиозуса... как он истину искал...

Словом, вот. Сумбурные мысли по прочтении.

Думаю, бросается в глаза, что у меня тоже выходит № 2.

[Sheba]

Очень долго решала между первым и вторым, какой выбрать.
Ох, выбираю первый.
№1

[Шалдорн Кардихат]

Да, четвертый...
Я не стал за него голосовать, так как неясный он и незавершенный.
Но язык и сопутствующее на уровне.
Наполнение страдает.

А если бы этого не было, я проголосовал бы именно за четвертый.

[Stasia]

Я не стал за него голосовать, так как неясный он и незавершенный.
Но язык и сопутствующее на уровне.
Наполнение страдает.

Именно. Язык на уровне весьма. Но вот неясна сюжетная линия - и как следствие идея тоже не бросается в глаза)))

[Лиходей]

Так, значитца...
Первый мне не понравился - зело длинный.
Третий тоже не понравился - зело короткий.
Четвертый вроде бы в самый раз но в нем никто не умер - тоже не то.
А вот второй и по длинне нормально и сюжет хорош и образы такие... сочные.
Так что голосую за второй.

Предлагаю погадать на писателей.
Второй рассказ написал мужчина, причем по профессии, похоже, айтишник. Радмин - штука специфичная, для простых юзеров малоизвестная. Кто таков - пока без вариантов. Может быть Mvi?

Автор третьего рассказа женщина, однозначно. Ставлю на Ирину. Впрочем, не исключаю Шебу и Демону.

Четвертый рассказ - автор мужчина, гуманитарий. Думаю, Камил.

Кто что может добавить?

[Irena]

Гадайте-гадайте, хе-хе...