Конкурс рассказа: Что-то уходит и что-то приходит

[Irena]

Тема следующего конкурса:

маленький Армагеддон со сменой эпох, рас или чего-нибудь еще (под чего-нибудь можно просунуть всеб что угодно, лишь бы что-то заканчивалось и что-то начиналось). Ну и обязательно что-нибудь фантастическое из любого жанра (ну хоть чуть-чуть).

1. Срок подачи - месяц со дня объявления темы. Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
2. Размер - максимальный объем 0,5 авторского листа (20 тыс. знаков или примерно 5 вордовских страниц 12-м шрифтом стандартной разметкой). Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.

Срок подачи - до 15 марта (включительно)

[Irena]

№ 1
Летопись симбиоза

Пчелы и цветы – прекрасное содружество.Уникальное содружество трудолюбивых пчел и цветов – один из примеров симбиоза, служащий для продолжения жизни ... Пчелы своим танцем позволяют другим пчелам по тангенсу угла между положением солнца и их движением определить, где находится еда. Ну, если это делают почти лишенные мозга существа, то что говорить о потенциале человеческого мозга! Я думаю, он может практически все. Ни с какими пределами мозга никто никогда не сталкивался. Только в учебниках по педагогике пишут, что мозг испытывает какие-то перегрузки. И в них же одновременно признают, что используется только 5% мозга. Впрочем, сколько процентов на самом деле мы используем, не знает никто. Ведь никто не знает всего того, что делает мозг.
В.М.Аллахвердов

02.05.2016.
-Эй , Фамке, хватит выделываться. Прямо монашка какая-то. Это ширево просто супер, и главное - никаких последствий, сплошной кайф. Мы с ребятами, - полулежащий на шикарном диване парень кивнул в сторону сидящих рядом с ним двух молодых людей, - так вот, мы пробовали уже не раз, - продолжил он мечтательно, откинувшись на подушки, - это невозможно описать словами. Нет таких слов, Фамке, – внезапно парень резко вскочил на ноги, ударив что есть силы кулаком по хрупкому журнальному столику. Стоящие на нем бокалы жалобно зазвенели. - Нет таких слов…
- Да успокойся же ты, наконец. Та, которую звали Фамке, медленно - словно это доставляло ей массу усилий - отвернулась от окна, устремив на молодых людей пронзительный взгляд шоколадно-карих глаз. Ее голос был мелодичным, но при этом неприятно резонировал с окружающей средой, оказывая довольно-таки негативное воздействие на окружающих. Вот и сейчас фраза, брошенная вскользь, болезненно отразилась на слуховых рецепторах молодых людей, а тот, чью пламенную речь она оборвала, так и замер с выпученными глазами и полуоткрытым ртом. - Я уже устала вам повторять. Мне не доставляет удовольствия большинство ваших развлечений. И любое ваше «ширево» для меня все, что угодно, но только не кайф. Боль, смерть заживо, да все, что хотите... но не наслаждение. Зачем, в таком случае, мне пробовать, если результат известен заранее?
- Да, да, да, - к онемевшему наконец-то вернулась речь, - ты все время это повторяешь, но это .. другое, Фамке.. другое. Я уже говорил, что нет таких слов…
- Давай обойдемся без шаблонных фраз, Арчи, - на лице девушки отобразилась целая гамма чувств: недовольство, злость вкупе с презрительностью. - У тебя и ребят каждый раз нет слов, когда вам удается раздобыть какое-либо новейшее изобретение химической промышленности.
- Черт, мне не хочется с тобой спорить, но ты должна попробовать. Только раз - и всё, если не понравится, я больше настаивать не буду. Взгляд девушки на мгновение потерял привычную резкость, но тут же снова приобрел привычное насмешливо-колкое выражение.
- Значит, если мне не понравится, вы больше не будете меня доставать просьбами присоединиться к вашим игрищам?
Парень усиленно закивал:
-Обещаю, больше никогда.
- Тогда давай сюда свое божественное зелье, - окончательно утратив интерес к происходящему, она отвернулась, уставившись в ночное окно. Арчи немедленно кинулся к дружкам, схватив со стола шприц.
-Давай сюда все, что у тебя есть, - прошипел он одному из них, нервно озираясь на замершую у окна девушку.
- Ты с ума..
- Заткнись, давай сюда все, - он лихорадочно схватил несколько капсул с палево-синей жидкостью и начал наполнять шприц.
Никто из участников данного проишествия в дальнейшем не мог внятно объяснить, что подвигло их на те или иные действия, но между тем Арчи Ментхольд, сын топ-менеджера компании «Малькор», наполнив шприц лошадиной дозой синтетического наркотика, собственноручно сделал инъекцию Фамке Коул, дочери владельца сети отелей «Коулс Сол» . Итог произошедшего стал мировой сенсацией.

Выдержки из показаний Мертхольда А.
«Я не знаю, зачем дал ей такую дозу «синьки» (прим. синтетическое галлюциногенное вещество КС-62Н) . Но ни в коем случае, мне не хотелось навредить ее здоровью или убить. Просто она меня сильно достала тем, что ее ничего не вставляет. И я хотел, чтобы и до нее наконец это дошло.Мне надоели ее постоянные издевки, но я не мог и представить, что все так закончится».
Выдержки из показаний Дортона М.
«Она (прим. потерпевшая Коул Фамке) стояла ко мне спиной, но я заметил, как после инъекции по ее спине стали пробегать судороги. Мертхольд стоял рядом с ней, и я увидел, как он резко отскочил от нее. Он был в неописуемом ужасе. Коул, корчась в судорогах, повернулась в мою сторону, ее лицо было просто отвратительно. Один глаз стал синим, без зрачка и словно светился изнутри, лицо все время меняло выражение, словно было вылеплено из мягкой глины, на руках, ногах и шее проступили синие пятна. Не в силах больше на это смотреть, я выбежал из номера, чтобы позвать врача».
Выдержки из показаний Мервела Л.
«В ту ночь я находился на дежурстве и поднялся в номер 438 по вызову Дортона М. Мне было известно, что молодые люди временами баловались «синькой», и я немедленно отправился с ним в номер. По приходу я увидел Коул Ф. в состоянии,которое не имело описания ни в одном из учебников по медицине. Она сидела на полу в комнате, ее кожа была покрыта синими пятнами всевозможных форм и размеров, радужка и белок правого глаза также были цвета индиго, зрачок отсутствовал. Я попытался подойти и осмотреть ее, но не смог сделать ни шага, как ни старался. После пары тщетных попыток приблизиться я решил вызвать ребят из лаборатории КС-62Н, разработавших вещество, которое отравило Коул Ф. »
Из обращения Коул Ф.
«Человек будущего - это симбиоз свободного сознания ( алкфалм) и материального живого существа (биос), которое и есть наш организм. При этом оба они имеют сознание, способны чувствовать, хотя сознание биоса гораздо примитивнее сознания алкфалма. Биос - это не просто тело, оболочка для души, как говорит большинство философов, а живое существо. Он способен ощущать эмоции, такие как страх, радость, грусть. Он также способен любить. В материальном мире алкфалм человека является чужеродным объектом, он зависит от биоса и не может достичь той свободы, какая была у него в ином мире, откуда он пришёл. Поэтому, если он начнет этого желать, то будет обречён на постоянную "тоску по абсолюту". Я полюбила свой биос и могу сказать, что симбиоз доставляет мне настоящее счастье. Биос - это воплощение чистоты и невинности, он подобен ребёнку и нуждается в мудром покровительстве алкфалма-хозяина, как ребёнок нуждается в покровительстве родителей. Я часто говорю с ним про себя и могу почувствовать, что он хочет мне сказать. Это помогло мне стать здоровой и сильной, хотя раньше я болела каждый месяц. Мой биос тоже любит меня, он готов на самоотверженные поступки ради меня, и я чувствую, что если мне захочется уйти из этого мира, то он умрёт сам, по своей воле, чтобы дать мне освободиться. Когда мне бывает нелегко, биос спасает меня от отчаяния своей детской невинностью. Любовь внутри симбиоза - самая честная и непорочная, здесь не может быть таких неудач, как разлука и измена, биос не может предать своего хозяина или уйти от него до самой смерти. Я люблю свою жизнь, но хочется поделиться хоть с кем-нибудь своим опытом, найти единомышленников»
Выдержка из сводки новостей
«После сенсационного заявления девушки, которая после передозировки синтетического наркотика, в широких массах называемого «синька», обрела поистине нечеловеческие способности, происходит массовое потребление людьми этого вещества в целях превращения в сверхсущество. Количество жертв, погибших в результате неудачных экспериментов, насчитывает сотни тысяч, но до нас доходят слухи и о нескольких успешных экспериментах».
Выдержка из секретных документов лаборатории КС-62Н
«Лабораторно были подтверждены результаты передозировки КС-62Н. У определенной группы людей с повышенной нервной возбудимостью наблюдается резкий скачок мозговой активности, после чего наблюдаемый сообщает о том, что видит некие субстанции, скопления энергии, которые обладают телепатическими способностями и называют себя алкфалмами. Алкфалмы предлагают человеку сотрудничество в симбиозе; после положительного ответа тело человека покрывают пигментные пятна ярко-синего цвета, изменения также касаются внутренних органов и строения головного мозга. Возможно, мы стоим на пороге очередного витка эволюции человека разумного».
***
Курс лекций "Симбиология" дает общие представления о симбиозе и рассматривает симбиологию как самостоятельную биологическую дисциплину, изучающую возникновение, развитие, эволюцию и закономерности функционирования симбиотических систем. В курсе отмечается исключительная роль симбиоза в эволюции клетки, создании высокой первичной продукции в экосистемах, осуществлении более эффективных или принципиально новых, по сравнению со свободноживущими видами, биохимических процессов, в круговороте элементов, в геохимических процессах. Также будет представлена современная концепция симбиоза, впервые предложенная на 1-м Международном симпозиуме по симбиозу (Smith, V.V. The Symbiotic Condition (Review). Symbiosis, 14, 1, 3-46, 1993, Иерусалим).

Целительный симбиоз. Теория и практика, Тренинги и семинары ...

07.05.2043.
- Черт, давно он начал? – семинар читался в «общем» формате, и Кросс, не мудрствуя лукаво, бросил мыслеформу прямо за закрытую дверь. За дверью вздохнули, заворчали, посоветовали исчезнуть. Какой-то шутник послал тройную синусоиду, от которой у Кросса защипало в носу.
- Что, опоздал? – судя по всему, женщина, хотя никаких гарантий. Кросс был способным малым, но все-таки с момента инициации прошло всего лишь три года. Чуять мыслеформу – уже достижение для младенца.
- Ну дай послушать! [|i] – в последний момент он изменил цвет с требовательного на просящий. Он(а) сидел(а) в сорок третьем ряду – дальние места традиционно отдавали симбионтам. В отличие от «спунов», «симбы» и с семидесятых рядов отлично слышали лектора. - Итак, только что я изложил основные положения симбиологии. Ничего сложного, верно? Да, да… Однако, ремарочка – ничего сложного сейчас. А каково было вашим предкам, которые – вдумайтесь! – в состоянии чистого биоса, подобно слепым котятам, бились в глухом углу дарвинизма, этой величайшей в истории человечества ошибки, едва не стоившей нашей цивилизации жизни? Господин Гусинский, лекция проводится в «общем» формате, иначе я бы тут не драл глотку последние четыре часа. Вы уж извольте…
- Я повторюсь для «спящих», – высокий блондин с глазами цвета индиго не спеша поднялся с тридцатого ряда. – Доктор, вы намеренно опускаете факты, изучению которых посвящена, по сути, этноисторическая симбиология. «Котята» были не так уж слепы.
- Да, да… Да только не стоит, господин Гусинский, путать «синьку» с «синью»(смех в зале). Безусловно, этнический симбиоз имел место быть всегда. Симбиоз Орды с Москвой, Китая с Тель-Авивом, варягов с арийцами – да, это примеры удачного и полноценного симбиоза, но! На человеческом уровне, на уровне осознания человеческим разумом этих процессов ничего подобного не было, а уж Дарвин так и подавно направил человечество в сторону коллективного умопомрачения. Это сейчас общеизвестно, что симбиоз является более мощным двигателем эволюции, чем конкуренция. А тогда Дарвину верили… И мало того – с радостью «конкурировали» друг с другом изо всех сил, что в результате едва не привело к уничтожению нашего рода. Не стоит, кстати, забывать и о том факте, что до сих пор существует ряд стран, официальная наука которых отрицает современный подход со всеми вытекающими последствиями. Недавно мой коллега из Батуринского университета привел следующие выкладки…
***
[i]Зачем ты здесь, человек?
Чтоб найти симбиоз
помолиться ему
и пролить море слез
чтоб всем хватило для всех
всего что стало добром
мы все хотим неизбывно
в давно покинутый дом
и направление знаем
и никуда не уйти
мы от него начинаем
к нему должны и прийти
всегда гонимые страхом
на том же самом пути
так причастимся же калом
хлебнем духовной мочи
и в два прыжка очутимся
у края бездны
Святая Книга, псалом номер 72.

11.10.2057.
Во время пения малышка Кэрол всегда закрывала глаза. Солнце, лучи которого пробивались сквозь цветные витражи Церкви, приятно грело лицо и рисовало на закрытых веках чудесные картины, расцвеченные медом и золотом. Настоятель говорил, что святой алкфалм выглядит немножко похоже, и малышка Кэрол украдкой фантазировала, как будто она уже проснулась, и солнце – её алкфалм, добрый и нежный. Малышка Кэрол понимала, что это святотатство, но ничего не могла с собой поделать.
Мы были смертные твари,
Клыки ли, когти, рога,

Нас гнали, драли и рвали Нужда, инстинкт и судьба.
Хор умолк, и малышка Кэрол запела своим чистым, как серебряный колокольчик, голосом:
Да будем вечно мы живы,
На то святой симбиоз…
- Шансы девочки на удачный симбиоз, скажу честно, невелики, – федеральный врач положил на стол заключение. Не питая, в общем-то, напрасных иллюзий, но все-таки затаив надежду. Настоятель Брайан не обратил на заключение ровным счетом никакого внимания. Впрочем, как и всегда.
- Святое Пробуждение должно свершиться, ибо лишь один путь ведет из тьмы тварей к свету Святого Симбиоза… - начал Брайан.
- Довольно, довольно. Всё понятно. В таком случае, как опекун сироты, вы должны оставить здесь свой ген-штамп. Ага… и тут пожалуйста… Малышка Кэрол смотрела, как божественная «синь» медленно исчезает из шприца, вливаясь в её кровь. Настоятель, любимый Настоятель был рядом, а значит бояться нечего. Даже иголки не нужно страшиться. А она и не боится.
- Именем Святой Коул, да пребудет в вечной гармонии алкфалм ея и биос ея…
Врач с презрением посмотрел на фигуру настоятеля, сгорбившуюся над тщедушным телом девочки. Закрыл саквояж, повернулся и пошел. Не оборачиваясь. Не хотел смотреть на это в очередной раз. Эта работа, знаете ли, крепко портит нервы. Может быть, поэтому «утончённые» симбионты в Службе не работают?
Малышка Кэрол закрыла глаза. На этот раз было совсем темно и как-то холодно. Малышка Кэрол немного испугалась – Настоятель часто повторял, что маленьких грешниц Святой Симбиоз отвергает, и их души обречены вечно быть разделенными на две половинки, упустив свой шанс стать Святым Единством. Малышке Кэрол показалось, что она стоит в темном холодном туннеле, и она уж собралась испугаться по-настоящему, когда в конце забрезжил крохотный огонек. Алкфалм! Вне сомнений, что же еще? Малышка Кэрол сделала робкий шаг к свету. Еще шаг. Еще. Еще. Зажмурила глаза. Свет и тепло окутали девочку…
***
Иногда симбиотические взаимоотношения столь важны для жизнедеятельности организмов, что гибель одного из них неизбежно ведет к гибели другого.

01.05.2070.
-Доктор Найвел, ходят упорные слухи, что вы работаете на противников симбиоза человека с алкфалмом. Это так?
- В наше время, когда проблема симбионтов всерьез затронула общество, многие работают на «антисимбионтов». Про себя же скажу, что не считаю симбиоз злом, но все равно - несмотря на все работы в направлении всеобщей симбионизации, большинству обитателей Земли все еще не доступны возможности симбионтов и, скорее всего, не будут доступны в ближайшем будущем.
- Значит, вы действительно разрабатываете алфкалм-ингибитор, вещество так называемого «обратного симбиоза»?
- Да, моя лаборатория находится буквально на пороге этого знаменательного открытия.
- Это значит, что вы уже приступили к тестам препарата?
- Позвольте мне не отвечать на этот вопрос.
- Если бы вам предложили отрезать руку, ногу, выколоть глаз, удалить половину мозга - Вы бы согласились, доктор Найвел?
- К чему эти вопросы? Конечно, нет.
- Так почему Вы предлагаете это делать другим?

… Больно.. Как больно… Все его тело словно излучало боль… И нет конца этим мучениям. Человек и алкфалм боролись до конца, хотя ни один из них не верил в победу. Введенная в организм человека вакцина отторгала алкфалм, как инородное тело, но слишком сильна была их связь, чтобы ее можно было разорвать одной только химией. Недаром соединиться с духом юниверсума может один из сотни тысяч. Вот что чувствуешь, когда у тебя забирают душу… Вот что это такое - расстаться с телом… Это даже не боль… Потому что у нее есть предел… Предел, за которым абсолютная пустота… И человек, и алкфалм понимали это… как только они перестанут чувствовать боль, наступит конец, конец всему… Еще мгновенье, еще удар, еще одна разорванная связь, за которой стоит вакуум и вечное забвение… «Прощай, отпускаю тебя», -прошептал человек. «Прощай, ты был лучшим», - ответил алкфалм.
- Все кончено, доктор. Пациент №106 в коме, знаки на его теле исчезли. Очередная неудача.
- Ничего, мы еще повоюем.
***
Преобразованные в теле и разуме, пронизанные инстинктивной ненавистью к людям, эти звери быстро размножились, создавая своё мерзкое общество из слабых волей и духом людишек – в основной своей массе наркоманов и представителей сексуальных меньшинств – которые, как известно, испокон веков имели большое влияние и почет в странах так называемой «Новой Цивилизации». После накопления силы и практики в новооткрытых возможностях, мутанты с яростью напали на нормальных людей – да-да, на таких же белых парней, как ты, рекрут. А надо ли напоминать, что цветные с радостью приветствовали наплыв чудовищ на нашу исконную землю, лишний раз демонстрируя свою расовую недоразвитость и…
Отрывок гипно-агитационной речи Вождя

10.10.2089.
Тварь упорно не хотела умирать. Когда охотишься на тварей, вечно возникает чувство, будто на самом деле не ты загоняешь тварь, а она играет с тобой. Бред, конечно. Вождь четко сказал: твари опасны, но белым – не ровня. Проблема заключалась в том, что Ли был… нет, безусловно белым! Просто немного загорелым. По жизни.
Бронекостюм с легкостью пробил пластовую перегородку, и Ли ворвался в залу на маневровых, как вихрь, сметая тварей ураганным огнем. Тварь, по сути дела, была одна – но вся эта цветная мразь вокруг своё отжила. Хватит, попили чистой крови. Высунулись? Укрывали? Получите. Справа зажегся огонек «гатлингов» Вана – отставший было напарник наверстывал упущенное веселье.
Разорванные тела недолюдей не успели осесть на пол, как появилась тварь. Это было неожиданно – трусливые твари опасались схватываться в открытую более чем с одним бронепехотинцем, но эта синяя бестия, видать, совсем обезумела от своей наркоты. Ли ловко развернул бронекостюм, и изрешетил… место, где была тварь.
Хрип по рации.
Ли отскочил на пневматике, в надежде травмировать тварь ударом от выхлопа, и со всего размаху вмазался в бетонную колонну. Секунды, драгоценные секунды… Ли понимал, что сейчас будет. Восемь миллиметров брони на горловом соединении твари пробивали на раз. Ван подтвердит. Хе-хе, Ван подтвердит! Ха-ха-ха…
Ли понял, что смеётся слишком долго.
Открыл глаза.
Обмякшая тварь висела в манипуляторе Ляо, командира подразделения. Ляо был настоящей легендой. Хотя в академии Ляо не проявлял особых способностей, в бронепехоте талант его раскрылся, как цветок лотоса. Кое-кто шутил, что Ляо и без костюма даст любой твари сто очков вперед. Шутка в шутке: большая часть бойцов не снимала свои костюмы месяцами. Смысл его снимать?
- Ты как? – голос Ляо звучал участливо, сочувствующе. Но в то же время твердо. Настоящий командир.
- Спасибо.
- Идем, еще два сектора на зачистке. – Ляо развернулся, отбрасывая в сторону тело твари… и кусок бронепласта, сорванного с руки конвульсиями твари.
Сквозь прореху отчетливо проглядывала белая кожа с крупным ярко-синим пятном.
Ли вдавил гашетку так, что жесткий металл глубоко впился в палец.
Как он и ожидал, под бронешлемом Ляо он увидел не друга, но синемордую тварь.
- Зачем?.. – Ли подумал это про себя, но тварь услышала. Они все слышат, чертовы мутанты.
- Прости, Ли. Прости. Но ты должен понять. Ты понимаешь?
Ли молча смотрел на бывшего друга.
- Ли, если бы я не стал… таким, если бы не соединился… мы так не выиграем. Они быстрее, сильнее. Только их оружием… - тварь говорила, а Ли слушал. Затем короткой очередью оборвал шепот твари. Затем нагнулся и вынул «синь» из личного контейнера Ляо.
Ляо превратился в тварь - и сдох как тварь. Туда и дорога. Но теперь сильным и быстрым должен стать кто-то другой. Деваться некуда. Иначе и вправду не выиграем.
***
Компания Симбиоз системс с удовольствием поможет Вам в вопросах, связанных с автоматизацией (...) Симбиоз системс – гармония Ваших желаний и наших возможностей!

10.12.2097.
Симбиоз Системс
Сиднейский офис
Жалоба № 789-547-87А

Здравствуйте, дорогая редакция! Если вы, парни, решили что со старым Мак-Флури пройдет такое разгильдяйство, что старый Мак-Флури это все сожрет и попросит добавочку – сильно, дорогуши, ошибаетесь. Итак, вы заинтересовались? Запаслись попкорном? Сидите там, значит, и жрете попкорн, просматривая жалобы?! Старый Мак-Флури вам устроит попкорн, уж будьте покойны. Вы, почитай, уже покойны – а точнее покойники, если к уик-энду не будут исправлены следующие ляпы ваших техников-полудурков:
1) Этот новый симбионт голосовой связи, который вы поставили моему коту, явно бракованный. Я ни за что не поверю, что Том знает такие слова и хочет сказать мне именно их! Мой Том, хочу вам сказать, нисколько не возражал против кастрации, и хотя на тот момент голосового симбиота у него не было, я знаю это абсолютно точно! Поставьте Тому нормальный симбионт, а не эту портовую дешевку.
2) То же самое с половым симбионтом, за который я отвалил кучу денег в вашей чертовой клинике. Он реагирует только на мистера Лонги, моего соседа. Я требую проведения расследования и моральной компенсации в размере восьми необлагаемых минимумов! Я что, по-вашему, гомик? Мне что, по-вашему, нравится этот Лонги?! Да он даже щетину редко бреет!
3) Когда я заказывал у вас симбиосвязь на подкормку газона, вы не сказали мне, что сперва вокруг моего дома станут гадить все птицы округи. А вчера пресловутые птицы округи собрались вокруг дома в последний раз и с хрустом сожрали всю траву. Вы думаете, я хотел жить в окружении засыпанной пометом голой земли?! Ошибаетесь!
Еще раз, чтоб вы там точно поняли. Если на следующих выходных мой кот скажет мне еще хоть слово в том же духе, если мне снова захочется погостить у мистера Лонги, если… В общем, если все не будет работать как надо, ждите больших неприятностей!
***
Биос подчинён алкфалму всем своим существом. Для него его хозяин - воплощение высшей сущности, как божество, сошедшее на землю. Немыслима такая ситуация, когда он будет действовать ему во вред. Если алкфалму понадобится освободиться и он будет страдать, живя в вещественном мире, то биос будет готов погибнуть только для того, чтобы он был счастлив.
Любой симбиоз – это прежде всего синергия, единство. Если же пойти по пути отделения одного от другого, независимости (частный случай – договоренности), то это будет путь взаимного паразитизма, а не симбиоза.
Однако связь не всегда бывает такой жесткой, и организмы могут жить по отдельности, хотя растут и размножаются при этом далеко не так успешно, как при совместном существовании. В других случаях равновесие во взаимоотношениях между симбионтами оказывается довольно неустойчивым: когда условия благоприятствуют одному из них, он может существенно обогнать в росте своего партнера и даже превратиться по отношению к нему в хищника или паразита.

02.01.2103.
«Участились случаи самоубийства симбионтов»…

«Вот уж глупость»,- 16-летний Мэй приказал заткнуться панели, вещающей новости. Не может быть такого, чтобы симбионт по собственному желанию покончил с собой. Говорят, что это алкфлмы заставляют людей идти на такие меры, желая освободится. Но зачем? Он не представлял себе, чтобы Нэй, его алкфалм, пошел на такое.. Нет, это совершенно невозможно. Парень отогнал от себя назойливую мысль и попытался переключитбся на позитивную волну. Этим самым морем позитива оказались весьма приятные воспоминания о девушке-соседке - блондинке с необыкновенно зелеными глазами.. И еще - она не симбионт… Но разве это помеха в наше время. Пока не симбионт, но непременно им будет. Тогда и алкфалмам будет не до скуки. Как она хороша… Мэй вспоминал ее глаза, ее улыбку, ее запах, он сливался с ее образом, будто с алкфалмом, он почти чувствовал ее дыхание на своей щеке.. Все еще находясь во власти сладких грез, Мэй решил, что ему ужасно хочется пройти по краю подоконника, стать ближе к звездам и луне. Необоснованное, странное желание... Но такие позывы - вечные спутники симбионтов, в этом нет ничего неожиданного. Скорее всего, это желание алкфалма, и Мэй покорно поплелся к окну. Ночной прохладный воздух коснулся его лица, осторожно поиграл волосами… «Я хочу летать, хочу быть свободным», - возникло новое желание.
«Но не могу», - успел подумать Мэй, падая в ночную темноту.
***
На всякое живое существо известные предметы действуют либо привлекательным, либо отталкивающим образом: первых оно желает и стремится к ним, вторых не хочет и удаляется. Но для того, чтобы желать или не желать именно этого предмета, желающее существо, очевидно, должно различать его от других, так или иначе воспринимать его. Всякое волевое отношение непременно связано с некоторым познавательным. Ignoti nulla cupido. *
05.09.2185.
Двое молодых людей, парень и девушка, из обоймы террористического движения «Выбор», залегли на крыше здания напротив одного из учебных учреждений для детей-симбионтов.
- Давай, Нолла, - прошипел ей на ухо парень, - стреляй. Дуло снайперской винтовки было направлено в сторону небольшой игровой площадки.
- Чего ждешь?
- Заткнись и не мешай мне, Трой, - раздраженно ответила снайперша, пристально разглядывая в прицел снующих по площадке детей с ярко выраженными пятнами цвета индиго на коже.
- Как знаешь, - парень натужно засопел, - но мы должны восстановить справедливость, дать им выбор...
Выбор... Внутри у Ноллы все сжималось в тугой узел, когда она слышала это слово. Обида, боль, бессилие – вот что оно несло с собой. Вгляд ее замер, остановился на хрупкой фигурке ребенка-симбионта. Да, его лишили выбора. Заставили против воли принять... эту мерзость... Хорошо, что ее минула эта участь. Ноллу передернуло. Кто знает о чем думали ее родители-симбионты, когда сразу после ее рождения отказались от процедуры симбионизации, которая обязательна для всех, кто родился от пары «homo novus symbiosis». Ведь для их детей не существовало преград для удачного соединения с алкфалмом. Хотя нет, Нолла была уверена – они хотели, чтобы дочь осознанно сделала свой выбор. Девушка до сих пор помнила тот ужас, когда ее отвели в лабораторию, когда к ней прикоснулся инъектор, наполненный светящимся синим ядом. Смертью цвета индиго. Отдать свое тело, свой разум на потеху чему-то, кому-то чужому и неизвестному, получив взамен призрачные блага, которые не покрывали и десятой части того, что ты терял при этом?! Тогда она сделала свой выбор - осталась «настоящим» человеком. Но симбионтов все больше и больше, они всюду пустили свои невидимые корни, заставляя остальное человечество плясать под их дудку. Их способность к телепатии породила новое информационное пространство, в которое нет доступа «натуралам».
«Но ничего, - девушка хищно улыбнулась, - наши ученые разрабатывают чип, который позволит имитировать их способности и без преград подключаться к их сети». Правда, пока опыты заканчивались плачевно: чип стимулировал определенные доли головного мозга, усиливал мозговую активность, но при этом жутко истощал носителя, вплоть до полного отторжения имплантанта и скорой смерти реципиента. Поэтому они должны бороться - у детей, которых принудительно симбионизировали, должен быть выбор.
- Выбор будет, - прошептала она, - а пока мы просто восстановим природное равновесие.
И ее рука легко и привычно легла на спусковой крючок винтовки.
***
07.03.2214.
Работа только для симбионтов. Еда только для симбионтов. Жилье только для симбионтов. «Жизнь только для симбионтов», - стоящая возле терминала девушка осторожно коснулась виска, прерывая связь с единым информационным центром. Выглядела она не очень: мутные глаза с красными прожилками воспаленных сосудов, спутанные темные волосы, неприятного вида гематома на виске, под которой скрывался интегрированный в мозг чип для доступа к информационным терминалам, неопрятный комбинезон болотного цвета. Микрочип, вживленный в ткань мозга, постепенно разрушал ее изнутри, отторгаясь организмом. Но что еще остается делать тем жалким кучкам несчастных, которые так и остались «натуралами»? Им доступны лишь чипирование, резервации да скорая смерть. Ведь симбиоз - движущая сила эволюции. Симбионты способней, здоровее, более приспособленные, чем обычные homo sapiens. Они развили в себе качества, недоступные простым обывателям. А ведь еще на заре эры симбионтов люди надеялись на то, что сумеют обогнать их во всем, доказав тем самым несостоятельность симбиотической теории. Жизнь на двоих... Да какой в этом смысл? Ведь даже близкие по духу люди очень часто охладевали друг к другу, как только на горизонте появлялись выгодные для одного из них предложения, - они забывали обо всем на свете. И вот - где они теперь, эти презрительные толпы сторонников натурализма? Куда привели человечество их идеи и лозунги? К медленной смерти от омерзительной “железки” в твоем мозгу? Сколько еще осталось этих самих натуралов, доживающих в ужасных условиях свои последние деньки? Она не винила во всем симбионтов - они тоже достаточно натерпелись: притеснения, опыты, ненависть. Поначалу они были изгоями, ненавистными выскочками, но выстояли и доказали всем состоятельность своей позиции, своих идеалов. Вот он - новый виток эволюции…
__________________
* Ignoti nulla cupido (лат.) — о чем не знают, того не желают

[Irena]

№ 2
Дети Солнца

«И вот Зевс, помыслив о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов и обратился к собравшимся с такими словами: мы оставим мир этот, отдадим его впавшим в гордыню людям, оставим их без нашей помощи и без божественной мощи. Пусть добывают они себе все тяжким трудом, самостоятельно борясь с силами природы, своей ленью и алчностью»
“Критий». Диалоги Платона. Полная версия. [1]

2 дня до эпохи людей.
Столица Атлантиды. Дворец Повелителя.
– Как обстоят дела с нашим походом против нелюдей?
– Величайший! Война приходит к завершению. Осталось уничтожить лишь несколько анклавов, и вся земля будет принадлежать только нам, – командующий армией склонился в поклоне.
– До меня дошли сведения, что часть эльфов, гномов и других недоделок богов собираются открыть порталы в другой мир и перенестись туда. Я хочу знать, верно ли это и не грозит ли это нам чем-нибудь. Что скажет верховный маг?
– Величайший! – осанистый старик, одетый в дорогой шелковый халат, расшитый самоцветами, также склонил голову перед правителем атлантов. – Это верно, они планируют открыть порталы и скрыться от вашей карающей длани. Произойдет это через два дня, в час, когда небесные твердыни выстроятся в одну линию. Это очень редкое событие, последний раз такое было более пяти тысяч лет тому назад. Свидетельств об этом крайне мало. Известно только, что в этот момент происходит многократное повышение магической составляющей…
– Стой-стой, Аль Карлейн, – правитель остановил многословного мага, – просто скажи, нам стоит дать им возможность уйти - или бросить все силы и добить их?
– Я думаю, пусть уходят, тогда можно будет задействовать больше магов на наблюдении за столь редким явлением.
Величайший, правитель Атлантиды и в скором времени - всего мира, ненадолго задумался. Затем он посмотрел на своих подданных и произнес:
– Хорошо, пусть все идет, как шло. Боевые маги остаются в войсках. Дополнительно привлекать никого не будем. Свободны.

1 день до эпохи людей.
Безымянная деревня на развилке дорог. Предгорье Срединного хребта.
– Господин маг! Господин маг! – здоровый, с проблесками седины, кузнец стоял на коленях перед прыщавым франтом с магическим перстнем Школы Огня на руке. – Пощадите его, господин маг! Он ведь как дитя малое, неразумное, пусть большой, но, Боги свидетели, никого ни разу в жизни не обидел! Всем завсегда помогает, мост через Бурлянку два раза восстанавливал, молотобоец, каких не сыскать …
– Отойди, чернь! – маг с отвращением отодвинулся от кузнеца. – Всех нелюдей велено уничтожить! Ни для кого исключений делать нельзя!
Солдаты сопровождения оттеснили небольшую кучку местных от огромного, в полтора человеческих роста, тролля. Сам тролль смотрел на происходящее, удивленно моргая большими глазами.
– Беги, Хырг, беги!!! – кузнец тщетно пытался пробиться через солдат и прикрыть тролля, который все еще не понимал, что происходит и почему размеренное течение его жизни ознаменовалось какими-то непонятными событиями.
Тщедушный маг злорадно ухмыльнулся, и с его пальцев сорвалась плеть огня, хлестнув ноги тролля. Мохнатый здоровяк упал на землю и заревел от боли:
– Н-не н-наа-доо…
Страдания тролля веселили молодого мага, он периодически хлестал тролля огненными плетьми по конечностям, продлевая агонию существа. Неожиданно вырвавшийся из-за оцепления кузнец подбежал к опаленному помощнику и разбил ему голову молотом. Затем он не выдержал и разрыдался, упав на колени рядом с убитым.
– Чернь, – сплюнул маг и отдал команду своим солдатам: – пошли дальше, здесь все интересное закончилось.

3 часа до эпохи людей.
Пещеры Срединного хребта
– Балин! Старейшины велели передать, что проходы нужно держать до третьего гонга!
– Демоны их побери! – усталый гном прислонил широкий и короткий меч к стене, зачерпнул воды из стоявшей рядом бочки. – Сложно без магов стоять, людей много лезет, с ними и маги есть… Амулеты почти все иссякли…
– Я понимаю, Балин, но в большом зале еще расширяют пространство под руну переноса, несколько тоннелей нужно чуть удлинить… – такой же уставший гном привалился к стене.
– Да простоим, куда мы денемся. Главное, семьи переправьте, чтобы никого здесь не осталось, а мы прикроем… И это, погоди, забери с собой молодежь…

2 часа до эпохи людей.
Леса Вечнозеленой долины
– Эльронд! Уходите! Все готово! Как Луна сдвинется на четверть стрелы - ни одного эльфа не останется на этой проклятой земле! – посланник прокричал приказ и умчался оповещать соседний отряд.
Седой эльф сорвал остатки разорванной тетивы, посмотрел сквозь листву на проблески звездного неба и прошептал:
– Проклятая… – постоял секунду и позвал: – Эллендиль!
– Да, отец! – молодой, точнее, молодо выглядящий эльф тут же подбежал к седому.
– Собирай остатки отряда, и бегите к центральной поляне… Оставь тетиву, и стрелы все…
– Ты что, отец?! Я без тебя не пойду!
– Пойдешь! Даже побежишь! Времени на разговоры нет, давай колчан и бегом на поляну, звезды ждать не будут!

1 час до эпохи людей.
Пустыня Полуденного зноя
Между барханов, исполосованных кровавыми дорожками в виде сложной, многолучевой звезды, стояло десятка четыре ящеров. Изогнутые силуэты, накрытые темными балахонами, практически не различались в безлунной ночи. В стороне изломанными игрушками лежало несколько человеческих обескровленных трупов.
– С-ссс-шиии-ссс… Ши-иии-ссс… – доносилось от мерно покачивавшейся группы.
В пяти километрах от них человек с чавканьем выдернул меч из проткнутого ящера.
– Артен! Здесь не все. Нет старших ситхов и самок!
– Никуда им не деться, найдем, – сотник вытер окровавленное оружие о балахон убитого ящера и загнал его в ножны.

30 минут до эпохи людей.
Грязные болота
Гоблины толпились в центре островка, затерянного в бескрайних болотах. Шаманы ругались и суетились на его окраине. Наконец они о чем-то договорились и кинулись по периметру острова, протыкая в только им известных местах слой ряски и засовывая туда мешочки с травами, золотом и драгоценностями. В центре острова испуганно жались к матерям детеныши. Редкие воины хмуро поглядывали по сторонам и на старейшин. Вдали слышался злобный лай собак - это означало, что если у шаманов ничего не получится, то жить им осталось не более нескольких часов.

10 минут до эпохи людей.
Северные Мглистые пустоши
Старый шаман дымил подожженным хвостом длиннозубого тигра вокруг странной конструкции из костей животных, золотых побрякушек и необработанных драгоценных камней. Он простил себе такое кощунство, ибо ничто другое, кроме как часть тотемного животного, не могло уговорить духов предков помочь редким остаткам орочьего племени.
– Люди в двух полетах стрелы! – крикнул кто-то из охраны.
Старый орк задрал морщинистое лицо к небу, на котором сияли звезды.
– Не успеют, хвала длиннозубому…

Начало эпохи людей.
Столица Атлантиды. Дворец верховного мага.
– Смотрите, какое великолепие, не правда ли, уважаемый Аль Бархейн?
– Несомненно, уважаемый Аль Карлейн, это величественнейшее зрелище, и еще более величественнейшее событие. Я чувствую, как магия просто переполняет этот мир!
– Надеюсь, когда мы изгоним или уничтожим всех нелюдей, магические потоки всецело будут принадлежать нам.
– Я чувствую, как они открывают порталы в другие миры. Несколько жаль, что часть их знаний нам так и не удалось получить…
– Ничего, когда они перестанут нам мешать, можно будет засесть за углубленное изучение пространственной магии, в нашем распоряжении будут силы всех одаренных, в данный момент разбросанных по миру. И, конечно, вся магия мира без остатка будет принадлежать только нам. Думаю, перед нами не будет недостижимых целей.

Второй день эпохи людей.
Столица Атлантиды. Дворец Повелителя.
Величайший принимал поздравления от различных высокопоставленных подданных и якобы суверенных соседей. Продолжительная война между людьми и нелюдью успешно закончена полной победой человечества.
– Аль Карлейн, – повелитель наклонился к своему верховному магу, – тебе не кажется, что в зале слишком жарко? Наш маг-регулятор спит или в отпуске?
– Прошу прощения, о Величайший, – маг поклонился своему повелителю, – ему действительно нездоровится, я сейчас сделаю прохладнее сам…
Через несколько мгновений в зале стало гораздо комфортнее, и праздник продолжался. Мало кто обратил внимание на озабоченных магов, покинувших празднества.

Третий день эпохи людей.
Столица Атлантиды. Дворец верховного мага.
Несколько самых сильных магов расположились в кабинете верховного. Их обычно надменные и властные лица выражали растерянность и страх.
– Аль Карлейн! Что происходит? Мы теряем свои силы, магия покидает землю, через несколько дней ее не хватит даже на то, чтобы зажечь свечу!
– Я не знаю! Сам вчера выплеснул все свои накопители на простейшее заклинание свежести! Когда же кончится эта жара…
Неожиданно двери кабинета распахнулись. В проеме показалась высохшая, сморщенная фигура старика с длинной седой бородой.
– Аль Альфаир?? – верховный маг почтительно встал и поклонился вошедшему. – Уже более двухсот лет прошло, как ты удалился в отшельничество…
– Хотя бы сейчас не ври ни себе, ни мне, ни этим, бывшим великим. Если бы не иссякли заклинания со стен моего заточения, которые ты так тщательно поддерживал, я до сих пор гнил бы в этой забытой пещере.
– Мы не думали…
Я вижу, что вы «не думали», – скрипучий голос, не потерявший от этого своей язвительности, царапал слух собравшихся, – когда решили нарушить Великое Равновесие... Меня в живых держат только остатки магии, поэтому не перебивайте… Я всегда был противником войны, вам было не интересно, почему. Теперь поймете… Изгнав или уничтожив все остальные разумные существа, вы нанесли жесточайший удар по равновесному состоянию нашего мира. Раньше магия перетекала из одной формы в другую, одной формой пользовались люди, другой – эльфы, третьей – гномы, и так далее. А теперь вся магическая составляющая, прошедшая через людей, не может вернуться обратно. Круг оказался разорван. Те крохи, что вы сейчас еще ощущаете, – скоро кончатся, со смертью последних, случайно оставшихся не людей… Свободная магия высвободится теплом и огнем, льды на границах мира растают, он будет затоплен, и…
Древний старик покачнулся и упал. До пола долетела только пыль, тут же развеянная сквозняком.

Пятый день эпохи людей.
Столица Атлантиды. Дворец Повелителя.
– Величайший, народ волнуется, океан наступает со все возрастающей скоростью, посевы высохли, от жары гибнет скот, а маги бездействуют. Кое-кто начинает говорить, что это Боги послали нам кару за убийства соседей: эльфов и гномов.
– Пошли вон! Еще будете нечестивые речи за толпой повторять! Вон! – Величайший, правитель Атлантиды и всего мира, был не в духе.
Многовековые устои рушились, привычные рычаги управления страной отказывали.
Маги, основа государства, потеряли свою силу и теперь представляли собой истерическое сборище людей, не приспособленных к обычной жизни.
Невыносимая жара усиливалась.
Ледяные шапки на недоступных горах стремительно таяли и бурным потоком воды неслись вниз, пополняя и без того наступающий переполненный океан.
Посевы выгорали, леса занялись пожарами. Мелкие реки и озера пересохли. Скот падал, страдая от недостатка воды и жары.
Словно обозлившись, солнце трепало в своих лучах все, до чего могло дотянуться. Люди не выдерживали и умирали от обезвоживания и тепловых ударов.

Десятый день эпохи людей.
Безымянная деревня на развилке дорог. Предгорье Срединного хребта.
– Собирайтесь! Берите только самое необходимое! – здоровый, но уже наполовину поседевший кузнец руководил сборами жителей своей небольшой деревеньки. – Берите запасы крупы и воды на дорогу. Больше тянуть нельзя, нужно немедленно идти в Гномьи пещеры!
Понурые люди медленно брели к таким близким и таким далеким горам. Большинству было стыдно за то, что они не смогли предотвратить бойни, устроенной несколько дней назад отрядами Величайшего. Всех гномов уничтожили, а захваченного живым израненного воеводу Балина провезли через деревню в город и там долго пытали на площади перед ратушей. Деревенские, жившие с подгорным народом в мире, чувствовали за собой вину. Неприятный осадок предательства висел серым маревом над их душами. Словно вторя ему, серая хмарь поднималась от горящих лесов и посевов.

Год после начала эпохи людей.
Пещеры Срединного хребта. Верхние уровни.
Полностью седой, высохший человек стоял на краю обрыва и смотрел на раскинувшееся перед ним море. Из темноты пещеры пробивался детский смех. Проблески пламени от факелов освещали небольшие участки пещер, зажженные для того, что бы их обитатели не переломали себе ноги. Небольшая ватага мальчишек пробежала мимо бывшего кузнеца и полезла вверх по склонам горы. Солнце уже давно перестало неистовствовать, и теперь просто ласкало своими лучами водную гладь, зеленые ростки, пробивавшиеся через каменные россыпи, стаи птиц, гнездившиеся еще выше на скалах, и всех остальных своих неразумных детей.

Жизнь продолжалась…

_______________________________
[1] – диалоги Платона полностью не сохранились; в приведенном эпиграфе часть, написанная после двоеточия, является вымыслом автора.

[Irena]

№ 3
Изумрудная заря.


12 июня 2016 года.

В тот день Абрахам Мейнинг запомнил только одно ощущение: искреннее удивление. Не страх, не восторг, а именно искреннее и неподдельное удивление, разом охватившее всех. И Мейнинг был уверен: удивился в тот день не только персонал маленькой психиатрической клиники, столпившийся перед экраном телевизора, а, наверное, весь земной шар.
Хотя, казалось бы, как же так? Ведь почти полтора века мы читали про это в книгах, смотрели в кино, но, столкнувшись в реальности, до последнего отказывались верить в произошедшее. Вторжение? Инопланетяне? Да вы про что? Этого не может быть. Это только в кино бывает.
Психиатрическая клиника имени Святого Патрика располагалась километрах в шестидесяти от Феникса и была построена на деньги какого-то благотворительного фонда лет двадцать назад. Работая тут уже почти восемь лет, Мейнинг всегда придерживался мнения, что, как ни старайся благозвучнее назвать психушку, психушкой она от этого быть не перестанет. Может быть, подобный взгляд на вещи и был неправильным, особенно для врача, избравшего психиатрию своим призванием, но разговорчивостью Абрахам Мейнинг никогда не отличался и мысли свои старался держать при себе.
Тем более, что работа вне города ему нравилась. Пускай природа здесь и не очень живописна - всё же это Аризона, с её пустынями и жарой, - но отсутствие городской суеты и шума за окнами - это большой плюс.
Слушая какие-то куцые утренние сообщения совершенно фантастического толка, Мейнинг, как и все, удивился, но затем больничная рутина отогнала всё на второй план. Однако в полдень новости были уже другими.
«….К сожалению, у нас нет связи с Нью-Йорком. Несколько сейсмологических станций на восточном побережье зафиксировали около десятка крупных подземных толчков в районе города, но пробиться к эпицентру пока невозможно. Военные отказываются комментировать происходящее, но нам точно известно, что в районе Ричмонда идут тяжелые бои, а по всей территории Соединённых Штатов постепенно исчезает спутниковая и проводная связь. Но мы будем….»
Диктор тараторил новости с какой-то нервной поспешностью, и в глазах его было уже не удивление, это Мейнинг видел хорошо. В глазах его был страх. Не тот страх, который очень скоро появится в глазах у всех людей этой планеты, а пока лишь его далекий предвестник. Тогда они ещё до конца не понимали, что в действительности произошло.
«…. Наш специальный корреспондент смог прислать кадры появления одного из странных аппаратов в районе Эль-Пасо. К сожалению, сейчас связь с корреспондентом потеряна, но увиденное... – диктор запнулся. – Увиденное впечатляет….»
Картинка на экране изменилась. Судя по всему, это был пригород. Часть домов горела каким-то странным бездымным пламенем, а футах в ста от оператора возвышалась странная конструкция, стоящая чуть поодаль от дороги.
Больше всего это напоминало большой пучок сросшихся зеленоватых кристаллов высотой чуть повыше дома. Граней и изломов было так много, что взгляд не мог зацепиться, выделить какую-то конкретную форму, но то, что никакой симметрии в этом объекте не было, становилось понятно сразу.
Однако, при всей этой несимметричной нелепости, что-то в конструкции имелось. Что-то, что давило на психику, вызывало ощущение угрозы, странной, необъяснимой тревоги. И никаких тебе летающих тарелок, испускающих таинственные лучи, - Мейнинг горько усмехнулся.
Картинка дернулась и приблизила ранее незаметную фигуру, стоящую у зеленоватой поверхности. Мейнинг затаил дыхание. Рядом тяжело дышала Жаклин, молодая медсестра, к которой многие давно и безуспешно подбивали клинья. Напряжение, повисшее в комнате, можно было буквально резать ножом.
Как потом говорили, это был первый раз, когда ИХ смогли снять на камеру. Пришелец был высок. Рост «брата по разуму» на глаз составлял примерно футов семь-восемь, и сложение он имел довольно хрупкое. Хрупкое, но вместе с тем вполне человеческое и даже, можно сказать, изящное. Одежда его напоминала некий серо-синий комбинезон, весь покрытый сложным и, судя по всему, рельефным узором. Поначалу Мейнингу показалось, что это женщина, - длинные серебристо-белые волосы свободно спадали почти до пояса, - но потом пришелец обернулся, и все разом охнули.
Это был не человек. Не бывает у людей таких лиц. Даже при взгляде на картинку с камеры в трясущихся руках оператора облик пришельца буквально завораживал. Завораживал жуткой красотой. Идеальные черты хрупкого, но правильного лица, изящно тонкий подбородок, зелёные глубокие глаза. Равнодушные, холодные глаза, не выражающие ничего. Но больше всего внимание привлекали его уши. Нечеловеческие, вытянутые вверх заострённые уши.
- Эльф!
- Что? – прозвучавшее слово заставило всех вздрогнуть и повернуться к Карлу Лейкинсу, самому молодому из санитаров.
- Это же эльф!
- Какой ещё эльф? - Мейнинг не сразу понял.
Про эльфов он помнил с детства одно: они маленькие и живут в цветах. А ещё помогают Санта-Клаусу.
- Ну кто из вас фэнтези читает? Вспомните. Посмотрите на него. Это ведь настоящий эльф.
Теперь Мейнинг понял. Сам он подобной литературой никогда не интересовался, но понял. Действительно. Очень похож. Хотя глупость, конечно. Между тем «эльф» на экране, судя по тому, как он посмотрел в камеру, заметил оператора. Странные узоры на его одежде замерцали зелёным светом, изображение заплясало, а потом оператор стал дико кричать. Недолго.

***

Телевидение исчезло ближе к вечеру. Интернет тоже. Пытались узнавать новости по радио, но на большинстве частот был только шум. Несколько развлекательных радиостанций, похоже, решили переквалифицироваться в новостные, но ничего толкового передать не могли. В Нью-Йорке явно что-то произошло. Вашингтон тоже полностью недоступен, словно города уже нет. Связь с Далласом прервалась ближе к полудню. Почти все спутники связи, судя по всему, уничтожены. Промелькнула информация, что пришельцы используют какую-то «живую пыль», от которой не защищает никакая броня, но что это такое и что нужно делать, никто рассказать толком не смог.
И всё. Ни обращения президента, ни призывов сохранять спокойствие, ни бодро марширующей национальной гвардии. Огромное государство словно перестало существовать менее чем за день. В кино вторжение инопланетян выглядело несколько по-другому. Там бравый президент и его генералы громили инопланетных захватчиков, а если и не громили, то обязательно призывали нацию к сопротивлению. Но сейчас была только неизвестность.
Вскоре отключились электричество и водопровод. В клинике был генератор, но ресурса его хватало только на одну ночь, и Мейнинг мысленно поблагодарил заведующего за то, что тот настоял продублировать электронные замки на палатах обычными задвижками. Двадцать три агрессивных сумасшедших, бегающих по тёмному зданию, были сейчас совсем не ко времени.
Маленькая загородная клиника оказалась словно всеми забыта. Никто не приезжал, чтобы организовать эвакуацию, никто не звонил с указаниями, что делать, никто не хотел забрать родственников. Заведующий Говард Груббер пытался связаться с городом, но вся телефонная связь исчезла разом. Даже спутниковая.

***

- Нам нужно просто подождать, – толстые щёки Груббера покраснели. – Армия придёт и проводит нас к месту эвакуации.
- Ждать? У меня ребёнок дома! А чёртовы телефоны не работают. Как я могу ждать?! - Жаклин яростно смотрела на заведующего – И моя смена уже закончилась.
- Смена? Какая смена? Вы что не видите, что никто не пришёл?
- Это ваши проблемы.
Мейнинг сидел у стены, устало вытянув ноги. Ему было всё равно. Зачем уговаривать Жаклин, когда большая часть персонала и так разбежалась? У всех в Фениксе семьи, и наивно было ожидать, что люди останутся. Да и что изменит, если одна медсестра не уйдёт?
- Эйб, а ты? – Груббер повернулся к врачу – Тоже уходишь?
Мейнинг покосился на ждущую поддержки Жаклин и покачал головой. Куда уходить? В унылую холостяцкую квартирку? Даже беспокоиться Мейнингу не за кого, нет у него ни родных, ни близких. Груббер едва заметно выдохнул. Жаклин, ничего не ответив, вышла, громко хлопнув дверью.
- Как думаешь, останется? – Груббер присел на соседний стул.
- Вряд ли.
Помолчали.
- Знаешь, я ведь и сам не знаю, что нам делать, – Груббер растерянно смотрел на свои ладони. – Я домой позвонить так и не успел. Не знаю, что там с Эвелин и дочками. Но двадцать три человека, Эйб. Двадцать три. И нам нельзя их выпускать. Они же агрессивные. А если мы разойдёмся по домам, кто за ними вернётся? Особенно в нынешней суматохе? Они просто умрут в палатах от голода. Что мне делать, Эйб?
- Не знаю.
Мейнинг действительно не знал. Но видел: Груббер испуган до крайности. Заведующий был по сути своей неплохим человеком и классным врачом, но, по мнению окружающих, очень уж слабохарактерным.
- Пойду, проверю, кто остался, – Мейнинг встал.
Никуда идти не хотелось, но и сидеть, наблюдая растерянность и отчаяние Груббера, стало просто невмоготу. Остались пятеро. Считая Мейнинга и Груббера. Жаклин всё-таки ушла, но остался Лейкинс, чем немало удивил Мейнинга. Паренёк не производил впечатление надёжного, однако не сбежал.
Ночь прошла беспокойно. Если подобное определение можно применить относительно сумасшедшего дома. Они кое-как покормили больных, хотя впятером это было совсем непросто. Мейнинг почти не спал, стоя у окна и всматриваясь в темень. Что делать? Здравый смысл подсказывал: нужно уходить. Он вспоминал существо, убившее оператора. Чего они хотят? Зачем пришли? Как смог появиться такой неимоверный сплав жуткой красоты? Именно оттого, что Мейнинг не спал, он первый из всех в клинике увидел то, что потом назвали «горящими небесами» и «звездой Полынь».
Весь небосвод вдруг озарился странным изумрудно-зелёным заревом, свечение потекло, стало изменяться, создавая на небе жуткие, но чем-то очень красивые разводы. Луна приобрела ярко-зелёную корону, засветилась злым, ненормальным светом, превращая ночь в нечто жуткое. Масштабы поражали. Мейнинг выскочил на улицу. Полыхало всё небо.
- Что это? - рядом стоял заспанный Лейкинс.
- Не знаю.
- Луна светится.
- Вижу.
- Похоже на северное сияние. Я как-то в Канаде видел. Это, наверное, эльфы сделали. Интересно, какие они? Зачем к нам пришли?
Мейнинг покосился на парня. Никак он не угомонится со своими «эльфами».
Вернувшись в помещение, он всю оставшуюся ночь простоял у окна, наблюдая жуткую пляску изумрудного огня, и уже под утро заметил в рассветном, сером свете бредущую по подъездной дорожке фигуру. Как только рассвело, изумрудное свечение стало бледнеть, постепенно уступая место обычному земному небу.
- Карл, у нас гости, – он пихнул храпящего на столе Лейкинса.
Парень ошалело озирался, но Мейнинг уже бежал по лестнице в холл. Выскочив навстречу приближающемуся человеку, он вдруг резко затормозил. Это была Жаклин, но с девушкой что-то было явно не так. Она шла, раскачиваясь, опустив голову и буквально волоча по земле ноги. Одежда на ней была заляпана грязью, а в некоторых местах порвана.
- Жаклин!
Девушка не ответила, продолжая брести в сторону главного входа. Мейнинг поймал её за руку, и Жаклин, словно автомат, остановилась.
- Что случилось?
- Их больше нет, – Жаклин произнесла это тихо и совершенно равнодушно.
- Что? Кого нет?
- Всех, – девушка, наконец, подняла голову, и Мейнинг увидел в её глазах дикий ужас. – Никого больше нет. Города. Людей. Моей дочери. НИКОГО!!! НИКОГО БОЛЬШЕ НЕТ!!! ОНИ СГОРЕЛИ!!! ВСЕ СГОРЕЛИ!!! В ХОЛОДНОМ ОГНЕ!!! ОНИ КРИЧАЛИ!!! ОНИ ТАК КРИЧАЛИ!!! – Жаклин покачнулась и стала оседать на землю.
Мейнинг не стал расспрашивать дальше. Подхватив медсестру, он вместе с подбежавшим Лейкинсом потащил девушку в здание.
Казалось бы, что может быть проще, чем привести человека в себя после нервного срыва, если этот человек сам пришёл в психиатрическую клинику, но с Жаклин ничего не получалось. Она то впадала в истерику, крича и вырываясь, то отрешалась от всего, глядя в одну точку.
За весь следующий день никто так и не появился. Замолчало и радио. Оставшиеся чувствовали себя буквально «на необитаемом острове», и главной проблемой было то, что на этом острове вместе с ними находились двадцать три невменяемых душевнобольных.

***

14 июня 2016 года.

Мейнинг сбросил скорость, и теперь машина едва ползла по угольно-черному асфальту. Странное ощущение было от этой почерневшей дороги. Мейнинг даже остановился и провёл по асфальту пальцем, ожидая обнаружить следы гари, но гари не было. Асфальт почернел словно бы изнутри.
Почему именно он вызвался ехать в город? Он и сам не знал. Наверное, очень уж давила атмосфера страха, поселившаяся в клинике после возвращения Жаклин. Страха и беспомощности. И тогда он поехал в город. Никто не возражал.
Первая машина встретилась почти у самого пригорода. Тёмно-синий «шевроле» стоял, перегородив половину дороги, и Мейнинг поначалу не заметил внешних повреждений. Он вышел, осторожно заглянул в салон и обнаружил водителя. Вернее, то, что от него осталось. Мейнинг открыл дверцу и присмотрелся. С сидящего в машине человека словно слезла кожа, но то, что это не ожоги, он понял сразу. Хоть он и стал психиатром, в молодости Мейнинг серьёзно увлекался судебной медициной. Нет, ожоги выглядят не так. Тут кожа словно отмерла и отпала, вместе с частью прилегающих тканей. Какой-то странный и, судя по всему, очень быстрый некроз.
Дальше машины стали попадаться чаще. Он уже не заглядывал в них. Кое-где люди лежали на дороге, видимо, успев выскочить из машины, но отойти от неё не смогли и на пару шагов. И хотя трупов попадалось всё больше, на всеобщее бегство это было совершенно не похоже. Словно тут умерли только те, кто ехал в тот момент по шоссе. А ведь если на город напали, жители должны были толпами хлынуть из города. Дорога должна быть забита машинами.
Через пару миль Мейнинг остановился и некоторое время курил. Что делать? Судя по всему, соваться в город будет не лучшей идеей. Но от него ведь ждут информации, а какую информацию могут дать валяющиеся на дороге трупы? Поэтому в конце концов он поехал дальше, решив повернуть в случае первых же признаков опасности. В пригород он въехал очень медленно.
Вернее въехал в то, что когда-то было пригородом. Глядя на то, что осталось от домов, Мейнинг старался подобрать аналогию - и, наконец, понял: коттеджи по обе стороны дороги не сгорели или развалились. Они оплыли. Словно свечи. Трупы теперь лежали повсюду. В основном со следами знакомого разложения, но один раз он увидел несколько тел, буквально разорванных на части, а на перекрёстке стоял закопченный остов школьного автобуса, который, похоже, сгорел по настоящему. Заглядывать внутрь Мейнинг не стал.
А затем он увидел танк. Странным образом оплывший, с лежащими вокруг нелепо изломанными фигурами в бронежилетах. Футов через триста стояли уже три танка, сплавленные в одну жуткую, сюрреалистическую конструкцию, словно вышедшую из рук полоумного скульптора. Броня пошла пузырями, напоминая нагретый сыр, и Мейнинг даже думать не хотел, как это было сделано.
Следы боя тут были повсюду. Автомобиль с трудом протиснулся между покрытой дырами от пуль стеной дома и искорёженными танками, и пару раз Мейнинг даже испугался, что застрял. На дороге стали попадаться затянутые странной маслянистой жидкостью воронки, и приходилось ехать очень медленно.
Но, наконец, он достиг нужного места. Про этот холм знали все в пригороде. Место всех влюблённых. С него открывался прекрасный вид на Феникс, и именно сюда ехал Мейнинг. Учитывая, что он так и не встретил ни одного живого человека, лучшего места, чтобы оценить ситуацию, не было.
Он заглушил мотор, потом вышел из машины и попытался закурить. Пальцы дрожали, не слушались, и сигареты выпадали из рук. Феникса больше не было. Всё пространство до горизонта покрывала странная буро-зелёная пена, из которой кое-где торчали остовы зданий. Небоскрёбы вдали изогнулись под невероятным углом, и Мейнингу даже не нужен был бинокль, чтобы оценить масштабы происходящего. Город словно растворили, опрокинув на него титанический чан с кислотой.

***

Выжившего солдата Мейнинг обнаружил совершенно случайно. Он и сам не понимал, что заставило его заглянуть в местный супермаркет. Наверное, вспомнил, что запас продуктов в клинике невелик и будет не лишним набрать каких-нибудь консервов. Одна сторона здания немного оплыла, но вход оказался не повреждён, разве что раздвижные двери не работали, и пришлось выбивать стекло камнем. Учитывая, что тишина на улице стояла неимоверная, звон резко завизжавшей сигнализации его сильно перепугал. Видимо сигнализация была запитана от аккумулятора, так как освещения в супермаркете не было.
Тела внутри лежали буквально вповалку, и добраться до полок оказалось совсем непросто. Но Мейнинг добрался. Наверное, заваленный полуразложившимися трупами магазин должен был ужасать, но Мейнинг отчего-то ощущал внутри лишь странную пустоту. Видимо, незаметно для себя он смирился тем, что дальше будет только хуже, принял это, и страх ушёл. А может, давала о себе знать пресловутая «медицинская чёрствость».
Человек в военной форме лежал у одной из касс, и поначалу Мейнинг принял его за очередной труп. Но, пару раз пройдя мимо в поисках консервов, заметил подергивающиеся пальцы на левой руке солдата. Единственной сохранившейся руке - на месте второй был почерневший обрубок.
Перевернув раненого, Мейнинг даже удивился, что тот до сих пор жив. Рана была очень похожа на те, которые покрывали лежащие вокруг тела, ткани словно поражены мгновенным отмиранием, но удар, видимо, зацепил только руку. Хотя, учитывая болевой шок, даже в этом случае выжить шансов немного.
Пытаться оказать помощь здесь было бессмысленно, но Мейнинг всё же нашёл аптечный отдел и кое-как попытался перебинтовать культю. Вряд ли это имело смысл, кровотечения всё равно не было, но таких ран Мейнинг раньше не видел. Он перетащил солдата в машину, пришлось, правда, повозиться, снимая бронежилет, но в конце концов он устроил раненого на заднем сиденье и, прихватив пять ящиков консервированной ветчины и два ящика виски, отправился обратно.
Солдат пришёл в себя, когда Мейнинг уже выехал на шоссе.
- К-к-кто….
- Молчите, – Мейнинг сбавил скорость и обернулся к раненому. – Лучше не говорить.
- К-к-кто….
- Я врач.
- Врач…. Где….
- Я везу вас в больницу. А теперь помолчите и постарайтесь расслабиться.
- Больно….
Мейнинг вздохнул и остановил машину. У него не было нужной квалификации для оценки состояния этого человека, но если ничего не делать, то до больницы он его не довезёт. Поэтому Мейнинг, не задумываясь, просто достал аптечку и вколол раненому двойную дозу пироксикама. Ничего другого всё равно не было. Когда они, наконец, въехали на аллею перед клиникой, солдат был без сознания.

***

- Мы не можем здесь оставаться, Говард. Помощи не будет. Нужно уходить. На север. Может, встретим кого. Нужно узнать, где эвакуационные лагеря. Должны же они быть хоть где-то.
- Не на север. На юг, – подал голос лежащий на кушетке лейтенант Хилтон.
Солдат, оказавшийся офицером, всё-таки пришёл в себя и, хоть был очень слаб, всё равно потребовал, чтобы его принесли на «совещание».
- Что-то подобное должно быть в Мексике.
- Почему не было эвакуации? Почему нас не забрали? Где чёртова армия? – Мейнинг гневно смотрел на военного.
- Мы не успели.
- Не успели? Феникса больше нет. Пока это происходило, неужели нельзя было эвакуировать хотя бы пригороды?
- Пока это происходило? – лейтенант попытался рассмеяться, но тут же охнул и побледнел от боли. – Парень, это происходило ровно пятнадцать минут. И города не стало.
- Но почему? - Старшая сестра Элизабет Велински кусала губы, и по бледности её лицо могло соперничать с больничными стенами.
Все знали: вся её семья осталась в Фениксе.
- Разве нельзя было провести переговоры? Почему они нас убивают?
- Переговоры? – лейтенант выругался. – Ещё как пытались. Не получилось никаких переговоров. Эти сволочи нас прекрасно понимают, это известно точно, но говорить не желают. Перед боем нам показали их обращение. Единственное видеопослание, которое они соизволили нам отправить. Мы поначалу даже не поверили. Нас решено уничтожить, как вредителей.
- Как что?
- Как вредителей. Когда мой дед в Айове травил кукурузные поля, говорил, что уничтожает вредителей.
- Но мы не какие-то там жуки, – Мейнинг потрясённо смотрел на военного.
- Похоже, эти ребята так не считают. Думаю, солдатам для того и показывают это послание, чтобы развеять иллюзии у мечтателей о «контакте с братьями по разуму».
- Пусть так, но у нас же масса всякого оружия. Эти сукины дети из Пентагона постоянно что-то там придумывали. Постоянно требовали больше денег. А теперь наши города растворяют за пятнадцать минут?
Лейтенант со злостью посмотрел на него:
- Думаешь, не пытались? Нас просто смели. Ни один из их долбаных аппаратов мы так и не смогли уничтожить! Ни один! На них ничего не действует! Ничего, понимаешь?! Техническое превосходство просто неимоверное. И абсолютная безжалостность. Им, похоже, наплевать на гражданских, пленных, раненых. Да вы же не в курсе. Нью-Йорка больше нет. Он испарился. А Даллас съели насекомые. Именно так. Долбаная саранча, жрущая людей и здания с одинаковым аппетитом. Что с остальными городами, мы просто не знаем, связи нет, все спутники уничтожены. Ракетные шахты тоже уничтожены. Авиабазы в Техасе уничтожены. И всё, можно сказать, за полдня. Вроде бы в центральных штатах что-то ещё осталось, но проверить никак не получится. Любой летательный аппарат они сбивают с орбиты за пару минут. Вам очень повезло, что эту клинику не обнаружили. Но, думаю, это ненадолго. Воздушное пространство они теперь контролируют полностью, так что сами понимаете.
- Как странно. Такие красивые, и такие…. Почему же так? – пробормотал Лейкинс.
Все замолчали.
- Значит, нужно уходить. На юг, – Мейнинг решительно обвёл присутствующих взглядом.
- Уходить? – Груббер сидел, обхватив голову руками. – А ИХ ты с собой возьмёшь?
Повисла тишина. В кабинете заведующего было шестеро. Жаклин вкололи лошадиную дозу успокоительного и уложили на диван в коридоре, но она, похоже, полностью отрешилась от реальности. Все присутствующие, даже лейтенант, прекрасно понимали, о чём говорит Груббер. Двадцать три человека были заперты в палатах лечебницы, и жизни их целиком зависели от решения шестерых испуганных людей.
- Они всё равно обречены, Говард, – наконец тихо произнёс Мейнинг.
Все посмотрели на него. Они всё понимали. Понимали, но боялись произнести это вслух.
- Ты о чём, Эйб? – так же тихо спросил Груббер.
- Ты знаешь. У нас ведь есть всё необходимое. Они просто уснут.
- Ты же врач….
- ДА, Я ВРАЧ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!!! – Лейкинс испуганно дернулся, и Мейнинг постарался взять себя в руки. – Да, я врач. И потому понимаю, что другого выхода у нас нет. Мы не можем их выпустить, если не хотим, чтобы кто-нибудь из них ночью проломил нам голову. И оставить их мы не можем. Никто ведь за ними не придёт, ты это сам прекрасно знаешь. Смерть от голода и жажды - страшная штука.
- А остальные? – Груббер обвёл людей потускневшим взглядом – Остальные тоже согласны, что их…следует убить?
- Я… - молчавший Лейкинс запнулся. - Я тоже…. Тоже так думаю. Что нам ещё остаётся? Еды надолго не хватит. А если они придут сюда….
- Лиз?
Старшая медсестра некоторое время сидела, спрятав лицо в ладонях. Потом молча кивнула.
- Вилли?
Уильям Баррет был в клинике самым пожилым санитаром, и Мейнинг часто удивлялся, как человек его возраста справляется с работой, которая больше подходит для дюжих ребят. Но Вилли в молодости был подающим надежды борцом вольного стиля и формы не растерял, даже когда ему перевалило за пятьдесят.
- У нас нет выбора. Это плохо. Это не по-христиански. Но сэр, ведь война. А когда война, всё не так, как раньше.
- Понятно. Война, – Груббер понуро кивнул и взглянул на Мейнинга. – Ну что, доктор Менгеле, сам это сделаешь, или помочь?
- Ах ты…. – Вилли едва успел схватить рванувшегося Мейнинга.
Тот дёрнулся пару раз в умелых руках санитара, потом расслабился.
- Сволочь ты, Говард. Сволочь и трус!
- Наверное, – Груббер печально смотрел на Мейнинга. – Наверное.
- Гуманист, да?! Помогать до последнего?! А что ты, гуманист, будешь здесь через три дня жрать?! И что будешь делать, когда они будут выть от голода в своих палатах?! Поставок больше не будет, или забыл?
- Не знаю, Эйб. Не знаю. Но вы уходите. Попытайтесь добраться до людей.
- Что?
- Я остаюсь.
Мейнинг потрясённо уставился на Груббера.
- Но это глупость!!!
Заведующий продолжал всё так же печально смотреть на Мейнинга, и тот вдруг понял, что этот человек принял решение. Наверное, главное решение в своей жизни. И он боится, очень боится. Боится этого своего решения, боится того, что неотвратимо за ним последует. Боится, но не отступит. Потому что ошибся Абрахам Мейнинг. Говард Груббер не был трусом.

***

15 июня 2016 года.

Они вышли следующим вечером. Лейтенанта накачали обезболивающим, чтобы он мог переставлять ноги, а Жаклин оставили. Ещё одно «зло во спасение», но Мейнинг больше не раздумывал. Ожесточился. Принял правила игры, имя которой «выживание любой ценой». Элизабет осталась тоже, и Мейнинг видел: эта пожилая уже женщина больше не желает жить. Ну что же, значит, так тому и быть. Тот «старый» Мейнинг ещё мог попытаться уговорить её, «новый» - нет.
Нагрузив рюкзаки консервами, они двинулись на юг, в Мексику. Туда, где ещё был шанс встретить людей. Машину не брали, лейтенант сказал, что механические движущиеся объекты пришельцы уничтожают в первую очередь.
Странно, но никто не оглядывался. Все приняли решение Груббера, обрадовались ему в глубине своей испуганной души. Тому, что кто-то принял на себя эту ношу, а у остальных появился шанс выжить. А Мейнинг, упрямо и зло шагая по пыльной дороге, был уверен: Груббер стоит у окна и грустно смотрит им вслед. А в небе, под странным, нечеловеческим светом изменившейся луны, разгоралась изумрудная заря….

[Irena]

№ 4
Медведь и соколы

Человек бежал по заснеженному ущелью. Так бегут лишь раз в жизни.
Грива чёрных, грязных, от роду не знавших гребня волос не развевалась за спиной – она свалялась от крови и заледенела. Дыхание с хрипом вырывалось из широкой груди. Пот не успевал застыть ледяной коркой на тёмных щеках и стекал по разгоряченному лицу.
Человек бежал, как бегают знатоки. Вдыхал приплюснутым носом, выдыхал широким ртом белые клубы пара. Не притормаживая ни на миг, перемахивал через расщелины и валуны, через колючие заросли кедрового стланика. Мощно разрубая воздух левой рукой, правую он держал согнутой в неподвижности. Позади он оставил всё – племя, жену, детей; и лишь вещи, которые оставлять нельзя никогда, - копьё и кожаный мешок – остались с ним. Мешок лежал на спине идеально – не подскочит при прыжке хозяина, не покачнёт его при крутом повороте.
Так бегают охотники. Так не бегает дичь. К первой роли человек привык с юных лет, ко второй ему не привыкнуть никогда. Пусть даже об этом знает пока только он сам.
Человек не будет дичью. Никогда. Пусть меховая обувь изодрана в клочья, и даже костяно-твёрдые ступни кровоточат.
Охотник умеет бежать, преследуя добычу, – человек доказал это. Охотник умеет прятаться и выжидать – это человек не собирался доказывать никому. Незачем. Некому.
Кровавые следы на снегу выведут врагов к человеку. Прятаться уже поздно, даже если бы и было, зачем. Дичь взяла след. Дичь возомнила себя охотником.
Настоящий охотник хитёр. Он бежит лишь для того, чтобы заманить дичь в ловушку. Пока что человеку есть куда бежать, и он бежит. Если бы не было ловушки – он уже повернулся бы к дичи лицом и выставил грозное копьё.
Всё-таки и дичь может быть быстрой. Сзади послышалось слитное пыхтение множества воинов и топот. Они тоже умели бегать – человек не слышал криков и угрожающих воплей. Берегут дыхание.
Он взлетел на высокий валун и, подобрав тяжёлый булыжник, оглянулся.
Между острых скал, шагах в семидесяти, показалась высокая фигура в шкурах.
Человек размахнулся и метнул камень прямо в лицо преследователю. Вопля не было, только смачно чавкнуло, и мозг выплеснулся на камни. Топот стих. Преследователи озабоченно топтались за поворотом. Никто не хотел быть следующим.
Человек побежал дальше.
Растительность кончилась. Началось высокогорье, и скалы стали по-настоящему острыми. Темнело. Звёзды с луной так и не показались – их заслонил полог огромной снеговой тучи. Человек в темноте видел отлично. Его преследователи – нет. Жалкие существа.
Никто не способен бежать вечно. Человек остановился и опустил копьё на землю. Упёр ладони в колени, нагнувшись. Переводил дух.
Преследователи отстали. Они надеялись взять человека выдохшимся, измученным, и совсем не хотели оставлять свои мозги на холодных камнях. Но они следовали сзади, как волки. Он их чувствовал.
Человек поднял голову и, оглянувшись, шумно потянул воздух широкими ноздрями. Там они, там… Что?.. Он приложил мозолистую ладонь к уху, чутко прислушался. Скривился, утёр пот со скуластого лица, снова принюхался. И оскалился. С ними эти… Собаки.
Осталось чуть-чуть. Он отдохнёт, уничтожит преследователей, найдёт тёплую пещеру и будет спать. Долго, целую неделю. А потом поймает и съест целого медведя и пойдёт вниз. Чтоб сожрать всех выродков.
Дичь должна всегда оставаться дичью. Он сожрёт их всех. Но кто вернёт ему целый погубленный род? Разрушенную пещеру? Детей? И жену.
Он глухо не то гаркнул, не то кашлянул, подобрал копьё и рванулся с места. Уже совсем близко.
Ущелье становилось глубже и уже. Нет, ему не вглубь. Ему надо карабкаться наверх.
Он ловко и быстро влез почти на самый верх скальной гряды. Там была площадка, защищённая от ветра и чужих глаз. Никто бы не увидел её снизу.
На неё можно было только свалиться сверху и взобраться снизу, если знать, куда лезть. Кривая Нога сделал именно первое ещё несколько зарубок назад. Человек так и не понял, что Кривая Нога искал в этих местах среди скал, но он совершенно случайно нашёл хорошее место. После того случая Кривую Ногу и назвали Кривой Ногой. Уж очень неловко он свалился на эту площадку. Кажется, он потом не жалел о том, что больше не побежит за оленем. Человек его понимал.
Дальше в ущелье места ещё лучше. Долины, неприступные горные стены… А здесь хорошее место для дозорного. И для засады.
Человек сразу сказал: «Надо перебраться в долину. Там мы укроем баб и детишек от выродков. Только закончим Большую облаву. Нам нужно очень много мяса и жира. И шкур».
Его послушали. Ещё бы они этого не сделали. Хороший был план. Да и не будь он таким, кто может ослушаться вождя?
Человек сбросил мешок, уселся поудобнее и запахнулся в остатки одежды.
Хороший план. Был. Не успели.
Какая богатая была облава… Человек потянулся к мешку и достал огромный кусок вяленого мяса. Откусил по-звериному, прожевал, снова впился зубами. Здоровый был мамонт. Рыжий, зараза. Как волосы жены человека. Он ведь тогда только о жене и думал. Обрушил он тогда на череп мамонта здоровый камень - и подумал: «Такого же цвета волосы моей любимой. Я сам накормлю её мозгом из башки этого здоровяка. А потом она мне сошьёт новый плащ. Цвета своих волос».
Казалось – будет много ночей, полных погони. Казалось – и костры будут, и мясо, и танцы, и песни. Уйдёт человек из пещеры на охоту с друзьями, и будет отдых на плаще, напоминающем любимую. Придёт домой – и ночи с любимой. И толпа новых детишек. Сказки стариков. Да мало ли ещё что было бы! Теперь не будет ничего. Выродки пришли ночью.
Ух, как же человек дрался! Вся пещера была во вражеской крови.
Потом навалились, мрази, всей вонючей толпой, дубиной по башке – и всё. Темнота.
Дураки. Думали, Медвежью Лапу можно убить одним ударом по черепу. Он очнулся от холода. И первым делом встретил взгляд жены. Мёртвый и пустой. Дети валялись вокруг.
Человек именно в тот миг понял до конца серую волчицу, чьей шкурой укрывал жену. Тогда мать пришла домой – и увидела перебитых щенят. Потом и её очередь настала.
Медвежья Лапа погладил тогда по щеке жену, вздохнул над трупиками своих семерых щенят, взял копьё, лежащее в углу, и вышел в захваченное становище. Враги пировали перед пещерой. Больше им не пировать никогда.
«Да и мне тоже. Сдохну, как та волчица», - подумал человек.
Потом встал и принялся таскать валуны поближе к краю ущелья. Не зря старики звали его ещё и Медвежьей Башкой. Кто же знал, что скоро всему роду придёт конец? Никто. А ведь поди же ты – догадался человек, как хорошо можно устроить обвал.
Он ждал недолго. Внизу послышался топот и лай.
Человек притаился на самом краю, звериным взглядом следя за преследователями. С ними бежала целая стая собак. Снега на крутом склоне не было, а кровавые следы прервались – залезая наверх, Медвежья Лапа замотал ноги одеждой.
На камне запах не продержался бы долго, но погоня пришла очень скоро.
Они подняли головы и увидели, что жить им – всего лишь до тех пор, пока не долетят сверху огромные камни.
Человек вздохнул и стал аккуратно спускаться по склону. Надо бы подождать, пока камни не улягутся прочно, чтоб не угодить под новый завал. Но человек на осторожность решил просто-напросто наплевать. Он устал, проголодался и замёрз. У него раскалывалась голова и горели ступни. В сердце у него сидело что-то вроде ледяного невидимого кола.
Если бы это была заноза, Медвежья Лапа бы её вытащил зубами. Если бы это была рана, он бы приложил к ней травы. Но что делать с невидимой болью в сердце, Медвежья Лапа не знал. Плотную тучу прорвали лунные лучи. Человеку казалось, что, завой он на луну, неистово, по-волчьи, - ему полегчает.
Однако он не настолько ещё наплевал на осторожность, чтоб призывать на свою голову завалы и лавины.
Спустившись вниз, он стал пробираться вглубь ущелья. Там должен был быть проход в долину, где есть чистый родник, много кремня и заросли можжевельника.
Вдруг он слышал рычанье. Оглянулся – и увидел, что окружён стаей собак. Как же это пыль от обвала забила его ноздри?!
К нему приближался выродок. Самый главный среди них. Вожак Хоор Итабул, что значило на языке выродков Белый Сокол. Медвежья Лапа знал его имя, так как их племена враждовали уже давно.
Человек с отвращением смотрел на врага. Духи предков, как же они отвратительны. Кожа белая, как брюхо дохлой лягушки, черты лица мелкие, и сами хлипкие, как саранча… Выродки, словом. Медвежья Лапа сбросил мешок и перехватил копьё. Хорошее, прочное. Для древка человек сломал целое молодое деревце, а кремень для наконечника обтёсывал Умник, первый умелец рода. Собаки – животные не особо крупные, может, наконечник сломается не сразу. Копьё всяко лучше, чем простая палка.
Хоор Итабул оскалился:
- Сын обезьяны! Я четырежды поимел твою уродину! Мои духи-хранители на том свете выцарапают тебе глаза за моих погибших воинов!
Медвежья Лапа не любил громких воплей. Такие разговоры мало чем отличаются от занятия юных балбесов, впервые взглянувших на своих однокорытниц так, как мужик глядит на бабу. Да и на понос это очень даже похоже. Бессмысленно, и, если начнётся, хрен остановишь.
Не любил Медвежья Лапа таких речей, но всё же ответил:
- Ты трус, как и вся твоя вырожденная порода. Ты, видать, специально отстал от своих. Хорошая морда за пять зарубок булыжник чует.
Хоор Итабул ответил:
- Нет. Это вы выродки. Вы были последними в проклятом племени. А теперь ты последний из рода. Я положу всем вам конец. Мои потомки будут ходить по твоим костям. Может быть даже, они их увидят после обвала и удивятся – какая здоровая была обезьяна.
И по его знаку собаки прыгнули. Все разом, со всех сторон. Медведь не ревел. Здоровых волкодавов он расшвыривал в стороны, как котят, только каждый их них, отлетая, уносил в пасти кусок человечьего мяса.
Когда всё кончилось, Хоор Итабул вздохнул и присел на камень рядом с окровавленным телом. Собаки тяжело дышали. Хозяин ласково потрепал одного пса по мощному загривку, и тот зарычал в ответ, а потом вгрызся в брюхо поверженного Медведя.
Белый Сокол не мешал друзьям есть. У них был тяжёлый день. Он и сам отрезал себе кусок. Если старики правы и сила поврежденного врага переходит через вкушаемые плоть и кровь к победителю – он, Сокол, будет самым великим вождём. Да и подкрепиться после долгого бега налегке всё-таки нужно.
Мясо дымилось на морозе и быстро покрывалось ледяной коркой. Хоор задумчиво открыл мешок Медведя. Там было вяленое мясо мамонта. Это будет всё же получше. Какой силач – он бежал две зарубки с таким грузом на спине и, похоже, почти не устал.
Прожевав, Хоор отогнал собак от Медведя и задумчиво оглядел останки.
Бросать не годится. Всё-таки последний из выродков. Вождь.
И человек стал таскать тяжёлые валуны. Медведи не должны докопаться до останков Медведя.

***
Дарья Соколова расправила затёкшие плечи и потянулась. Хрустнули суставы. От плотно застёгнутой двери палатки потянуло сквозняком. Внизу – лето, а в этих горах снега никогда не сходят. Девушка встала из-за письменного стола, скривилась – во время долгого сидения затекла нога. Прохромав к обогревателю, увеличила температуру. Светлая прядь, сверкнув в электрическом свете фонаря, выбилась из строгой причёски. Хозяйка взяла с кровати ушанку и, надев её на голову, спрятала золотое сокровище под чёрным мехом.
Потом надела тёплую куртку поверх белого джемпера. Присела, подпрыгнула, разминая затёкшие мышцы, легко наклонилась и выпрямилась. Поднесла ко рту тонкие кисти, подышала на них, стремясь отогреть. Недовольно поджала губы, внимательно рассматривая свежие мозоли. Руки изящной формы, но ладони совсем загрубели. Ещё и новые мозоли добавились сегодня.
Что поделать? Работа такая. Девушка поднесла к лицу зеркальце и придирчиво осмотрела своё юное и нежное лицо. Хорошая мазь, мама была права. Кожа не обветрилась, а всё так же нежна. Может, подкраситься? Сегодня вечером сбор в общей палатке, и там будет Антон… Который, кстати, час?
Девушка взглянула на часики, повёрнутые по-походному, циферблатом на внутренней стороне руки. Пора. Некогда краситься, совсем засиделась с этим неандертальцем. Она погасила фонарь и, накинув капюшон, вышла в заснеженный ясный вечер.
На столе археолога одиноко скалился крупный череп.

[Irena]

№ 5
Спор

Давным-давно поспорили закадычные подруги: Темная Богиня и Белая Госпожа. То ли спьяну, то ли от женской дурости зашел разговор: кто сильнее и чье могущество больше. Никто не собирался уступать. На взаимные оскорбления дамы не скупились, дело дошло до драки. И тогда Белая Госпожа сказала: пускай проиграет тот, кто первый попросит пощады. Черная Богиня, уверенная в своей силе, согласилась. Долгий и изматывающий поединок прошел на равных и закончился ничьей. В тот день разошлись они и зареклись встречаться вновь.

Россия. Москва.

Высокая брюнетка в черном платье до пола подошла к темному западному окну пустой квартиры. Снова шел снег. Мелкий, надоедливый, колючий. Казалось, что он сыплется прямо за шиворот, хотя окна были плотно закрыты и не было никакого намека на сквозняк. Восточное окно так же показывало заснеженные улицы, редких, непременно поскальзывающихся прохожих и голые, запорошенные до самых макушек деревья. На востоке был пасмурный вечер, и хмурые тучи висели над крышами домов.
-Да когда же это кончится? - пробурчала она себе под нос.
Вредная старуха никак не хотела выпускать из снежного плена подвластные ей территории.
Нахалка. Крепко сковала землю холодом, и ни один партизанский теплый ветерок не осмеливался проникнуть на широко раскинувшиеся владения белобрысой интриганки.
-Зараза, - выдохнула она.
Который месяц женщина ходила от окна к окну, боясь даже кончик хвоста высунуть на улицу, контролируя свои рабочие «угодья» и периодически подстраивая изображение в окнах по мере необходимости. Сейчас восточное окно было настроено на заметенный центр Красноярска, а западное выходило на ночную заледеневшую улочку на окраине Москвы. Можно было, конечно, смотреть на солнечные берега Австралии и любоваться до одурения Сиднеем, но… такая работа. Глаз да глаз за ними, грешниками.
- Хоть бы в офис, что ли вызвали…погреться, - задумчиво произнесла женщина.
То ли дело осенью было. Тепло, сыро, уютные улочки, желтые листики. Люди все, как на ладони. Открытые. А летом… а весной….
Женщина подняла глаза к потолку.
- Линьке! - крикнула она в темную глубину потолка, усыпанную яркими звездами.
- Линьке! - нет ответа.
- Адовы дети! А ну, отзывайся, когда тебя начальство вызывает!
- Ааа…Лилит, - протянул томный голос из ниоткуда, - у меня, между прочим, ночь.
- У меня, между прочим, тоже, - ворчливо ответила брюнетка.
- Ты чего? - в голосе собеседницы послышалась растерянность.
- Не знаешь, нет способов спровоцировать весну не лично?
- А почему не лично? А, ну да… у тебя ж с Еленой Прекрасной сложные отношения…Ну если нельзя лично к Елене, обратись лично к Ядвиге.
- С Ее превосходительством я, знаешь ли, тоже не в ладах, - болезненно поморщилась брюнетка.
- Добрее надо быть, Лилит, - хихикнула собеседница.
- Ты еще меня поучи! Как у тебя по работе обстоят дела? - строго спросила женщина.
- Хорошо, - мурлыкнул голос, - хочешь, покажу?
- Нет.
По неписаному правилу, изображение по внутренней связи «открывалось» только по запросу, но память учтиво подкинула показанную один раз картину работы лукавой совратительницы: огромное ложе под балдахином, лепестки роз и голые мужские тела в количестве не менее пяти штук, в изнеможении лежащие, периодически постанывая, у ног Ее Коварства. Хорошо курировать Лигу Арабских Государств: Палестина, Иордания, Эмираты... Это тебе не промозглая Россия. И тепло, и работа спорится. Характер задания, опять же… грехопадение, прелюбодеяние - одно удовольствие... Какие уж тут ночные разговоры по душам. Тьфу-тьфу-тьфу.
Хорошо… Но скучно. Вот первая заповедь... Люди думают, что это демоны толкают на убийство. «Бес попутал». Вот еще. Они сами их совершают. А я просто всегда в нужное время в нужном месте. Россия - отличная страна для моей специализации. Одна проблема – двести дней в году зима.
- Мимо, - Лилит вернула взгляд окну, закрывая канал связи.
- Что ж у меня характер такой сложный… Вот не одну уже тысячу лет мучаюсь. Врожденная злопамятность делу, опять же, не способствует. Ну не пойду же я сама к белобрысой? Это после того, что между нами было? Да Ядвига наверняка специально меня морозит. Знает, как я холод не уважаю. Хотя… Ядвига – это все-таки лучше, чем Змеища Прекрасная. Святоша. Тоже мне, заведующая весны. Кто хоть тебя назначил-то… с такой харизмой. Ядвига, по крайней мере, не кусается. Да не могу я так больше, в самом деле. Никаких нервов не хватит в таком холоде быть, даже моих.
Лилит тяжело вздохнула, щелкнула пальцами с острыми антрацитовыми ногтями, и посреди комнаты появился трон из черного дерева. Еще один щелчок, и к черному платью добавились бриллиантовые украшения, подчеркнув прелести демоницы: длинные пальцы, тонкие запястья, изящную шею. Демоны - они тоже, знаете ли, любят бриллианты, а главное, могут себе это позволить. Третий щелчок: по периметру комнаты занялись ярким пламенем черные свечи.
Лилит еще раз вздохнула, села на высокий трон и негромко крикнула в темноту потолка:
- Твое Превосходительство, Вечная Мерзлота!



Где-то в Сент-Антуанском предместье. Париж. Франция.

Красивая женщина с волосами цвета первого снега, уложенными в высокую прическу, украшенную бриллиантовой диадемой, сидела на высоком ледяном троне в одной из своих резиденций. Вид ее выражал полное равнодушие, глаза - вечную стужу. Женщина перебирала ледяной палочкой кусочки мозаики из осколков льда. На собираемой картине уже отчетливо показалась ледяная роза с огромными, острыми даже на вид шипами, занимавшая большую часть композиции. Голос, прозвучавший откуда-то извне, отвлек ее, и на лице женщины отчетливо проявилось недовольство.

- Твое Превосходительство, Вечная Мерзлота!
- Что тебе, Жрица Адского пламени? - глухо ответила женщина.
- Мне? Ничего. Как жизнь? Мерзнешь? - голос звучал дружелюбно, как будто и не было многих лет молчания.
- Нет.
- А я мерзну, - раздраженно рыкнула Лилит.
- Я знаю, - голос женщины был ледяным и равнодушным, как все февральские ветра.
- Ядвига, давай по-хорошему. Сбавь обороты. Сама понимаешь, в такой холод никакой работы. Показатели падают. Нам Главный всем хвосты накрутит и рога пообломает, - заискивающе начала Лилит.
- Мне нет никакого дела до вашей работы, дети Ада. И до вашего Главного.
- Ядвига, что ты хочешь за это?
- Ничего. Это мое время и мое право.
- Еще два дня - твое!
- Два дня… Хм, - брови женщины поднялись. - Месяц, - с лица опять тактично удалились все эмоции.
- Ядвига!
- У тебя еще что-то ко мне?
- Хорошо. Ядвига, извини меня. Я признаюсь, была неправа. Ну, помнишь, тогда… - робкая пауза переросла в затянувшееся молчание.
- Не помню.
Никому не видимая улыбка безнадежно спряталась в равнодушных глазах. Но Лилит показалось, что сквозь лед в голосе проскользнула тщательно скрываемая победная искорка.
- Ядвига, я все слышу. Да, я проиграла. Открой окошко, лет триста тебя не видела.
Рядом с Белой Госпожой появилось большое овальное зеркало из темного серебра. Одновременно на пальцах ее заблестели кольца с переливающимися северным сиянием камнями.
- Что я вижу, дорогая, даже снежным бабам не чуждо чувство прекрасного, - сощурилась Лилит.
- Ну-ну. Пожирающая детей тоже не чурается бриллиантов? - и снова февральская стужа в глазах.
- Да. И еще губительница зародышей Света, Черная женственность, ноги у меня ночной совы и острые, загнутые назад зубы в вожделенном еще моим первым мужем месте. А, еще вампир-проститутка. Довольна?
- Кажется, да, - В глазах Белой Госпожи заиграла чуть заметная улыбка.
- Когда в отпуск? - решила воспользоваться моментом демоница.
- Я повторяю - это мое время, - пауза длилась так долго, что Лилит уже готова была встряхнуть Холодную, если бы смогла достать. Ее Превосходительство невозмутимо продолжала собирать мозаику. – Я, так и быть, пощажу тебя и твоих подопечных, и…
- Давай хотя бы до равноденствия? - перебила Лилит, опасаясь дослушать свой приговор.
- Хорошо, до равноденствия - и ни днем раньше, - Ядвига уколола холодом взгляда.
- И я тебя очень прошу, давай со снегом уже закончим в Москве хотя бы?
- Дождь, то есть, устраивает? - Бровь Белой Госпожи укоризненно приподнялась.
- Дождь устраивает, - спешно кивнула головой брюнетка.
- Так тому и быть, - Ее Превосходительство легонько стукнула ледяной палочкой по почти собранной мозаике, и еще один кусочек льда встал на свое место.
- Хорошая ты баба, Ядвига, хоть и снежная, - улыбнулась Лилит.
- Ты плохая, – укоризненно произнесла Белая Госпожа.
- Что поделаешь, такая работа…


Россия. Москва.

В западном окне над Москвой столбик термометра медленно пополз вверх, а колючие снежинки стали на глазах превращаться в капельки дождя. Лилит сидела к глубоком мягком кресле с большим кубком глинтвейна в руках, наблюдала за погодными изменениями из-под опущенных ресниц и бурчала что-то себе под нос.
- Держит ведь слово, мышь белая… Вот я сегодня отработала, вот я сегодня молодец… Всю вечность так: что-то приходит, что-то уходит. Только по-разному от этого, бывает, чувствуют себя люди. Мужчина уходит от женщины - плохо, ребенок рождается - хорошо… цветы дарят - хорошо, цветы вянут - плохо. Цветы - они вообще странная субстанция бытия… День рождения - цветы, свадьба - цветы, похороны - опять цветы. Живым - цветы, мертвым – цветы, - вокруг кресла рассыпались черные лепестки роз. - Вот. Демонам тоже цветы. А вот Зима уходит - это точно хорошо. Всем. Получается, это я людям «хорошо» сделала… Дожила… Должны будут... А ты иди-иди отдыхай, старушка, может, впадешь в анабиоз на парочку лет. Да что там говорить, все знают, что Ядвига во время отпуска биржевой феей подрабатывает ради удовольствия. Подумать только, хобби у нее. Небось, не терпится уже сбежать к своим котировкам, передо мной только марку держит.
- До равноденствия!- громыхнуло где-то вдалеке.
- Да-да. Я это запомнила.
Лилит устало закрыла глаза и провалилась в сон. Тихий и спокойный, как летний вечер. На лице ее играла блаженная улыбка. Скоро весна…

[Irena]

№ 6
Эстель

Старая повозка уныло катилась по заросшей травой дороге, подпрыгивала и грохотала на камнях и выбоинах. Эланор сидела на облучке, плела корзинку и смотрела, как мимо проплывают бескрайние луга. Дедушка Гилион правил лошадьми молча, предаваясь каким-то своим думам. Из глубины повозки высунулся Нимрилл, маленький братик Эланор, которому еще и пятидесяти не исполнилось, и с серьезным видом спросил Гилиона:
- Дедушка, расскажи, а кто такие люди?
Поводья дрогнули в руке очень долго живущего эльфа.
- Эх, внучек… Кто такие люди? Эту загадку до сих пор не смогли разгадать мудрейшие из эльфов. Люди – это такие существа, Вторые дети Единого, внешне очень похожие на нас. Но абсолютно отличаются от нас в душе. Они могут совершать добрые поступки и злые, жертвовать собой ради любви и жестоко убивать других, быть умными, как самые мудрые из нас, и тупее последнего гоблина.
- Гоблинов уже не осталось. Я знаю! – серьезно поправил дедушку Нимрилл.
- Да, внучек, ты прав. Люди уже истребили этих агрессивных полуживотных.
- И теперь истребляют все остальные народы Срединной Земли, в том числе и нас! – добавил появившийся из тени Эктель, муж сестры Эланор. - Запомни, Нимрилл, люди – наши враги. Они убивают нас, а мы должны убивать их!
- Не так, Эктель, - поморщился Гилион, – некоторые люди в настоящее время действительно охотятся за нами, сгоняют в лагеря-тюрьмы и убивают. Но не надо говорить о них, как о всех людях.
- А все люди, премудрый Гилион, - продолжил Эктель, – в это время или равнодушно проходят мимо, или с воодушевлением поддерживают убийц.
Чтобы разрядить обстановку и прервать спор, Эланор спросила:
- А куда мы едем и зачем?
- Мы едем на Запад. Так велит нам наш Долг от рождения. Там наша земля. Доедем до берега Западного моря, до Серых гаваней, там найдем какое-нибудь судно и отправимся в благословенные земли, где всегда счастье и радость.
Дедушка опять замолчал, на этот раз надолго, набив трубку, чтобы больше не поддаваться глупым спорам.
Эланор мечтательно представляла себе Благословенный Запад, какое там счастье, как там красиво, сколько там будет друзей и подружек для игр. В голове у неё зазвенели струны, зазвучала музыка. Ей хотелось петь и кружиться, но в тесной повозке особо не покружишься, а останавливаться ради неё не будут. Поэтому она просто прислонилась к стенке накрытого кожей фургона и снова предалась мечтаниям.
Очнулась она от тычка в спину. Толкнул её Нимрилл, шепнув: - Смотри!
Пока она мечтала, Эланор не заметила, что дорога уже углубилась в лес и что повозку остановили какие-то люди, с которыми разговаривал дедушка. Эланор прислушалась.
- Почему вы не даёте нам проехать? Мы же все равно покидаем вас! – кричал обычно невозмутимый Гилион.
- Указ Императора Дулгухора! Всех эльфов и прочих встреченных нелюдей поселять в лагерях, чтобы они своим трудом могли искупить вину и послужить Империи! – заученно пробубнил маленький худой человечек в черной одежде с двумя змеистыми серебряными рунами на плечах, видимо, офицер.
- Дулгухор! – скривился Гилион. – Даже своё имя Хэрумор забыл, захватив трон у потомка законного короля Эльдариона. Вернул этот замшелый адунаик… В чем же наша вина?!
- Не смейте оскорблять Императора! И вы еще спрашиваете, в чем ваша вина? – прошипел человечек, глаза его вспыхнули ненавистью. – Перечислить все ваши преступления не хватит места на свитке. В то время, как весь народ Империи трудится на благо страны, вы подло и трусливо удираете от своего долга, захватив свои знания и богатства, и не делитесь с людьми. Вы распространяете свою лживую религию, внося смуту и раздор в мирный лад Империи. Вы раньше командовали всеми народами, вызывая войны, смерти и разрушения. Вы не признаете законного Императора, поддерживая бунтовщиков. И вы - нелюди, оскорбление естественной и совершенной природы человека, порождение Врага Человечества. Только вышеперечисленного достаточно, чтобы лишить вас жизни, но Император Дулгухор милостив и позволяет вам жить и искупить свою вину.
Гилион открыл было рот, чтобы ответить, но, видимо, у него не хватило слов, и он просто махнул рукой.
Вместо него ответил Эктель:
- Мы виноваты лишь в том, что родились эльфами. И вы, люди, просто завидуете нам, нашей природе, внешности, духу, культуре, умениям и знаниям. Ненавидите нас просто за то, что мы другие. И сами, даже не пытаясь подняться выше, скатываетесь на уровень уничтоженных вами гоблинов.
- Не надо, Эктель, – сказал Гилион и обратился к человеку: – Дайте нам пройти, и мы отдадим все, что у нас есть, повозку, одежду, оружие, те немногие драгоценности, что у нас ранее не успели отнять. Просто отпустите нас домой…
- Хватит болтать! – завизжал человечек. – Исполняйте указ Императора. Сдайте все свое имущество и проследуйте с нами в Лагерь для работ.
- Не всё ли равно, где умереть? – сказал Эктель, обнажил меч и бросился на людей.
Ему удалось зарубить троих и ожесточенно сражаться с десятком противников, прежде чем его застрелили в спину. Гилион разом постарел на все свои годы и отвернулся от людей, махнув на них рукой. Так что он даже не видел, как к нему подскочил офицер и снес голову.
Тут раздался воинственный клич. Из повозки выскочила, с мечом в руке и со слезами на щеках, Элендис, сестра Эланор, обрученная с Эктелем. Ей удалось прожить несколько минут и зарубить одного врага.
Эланор плакала от ужаса, закрыв собой ужасное зрелище от маленького Нимрилла.
- Обыщите повозку, – услышали они крик офицера людей. – Надо взять кого-то живым для отправки в Лагерь.
Он вздохнул:
- Вот так всегда, даже никого не удается замучить в Лагере, только мелких безответных хоббитов…
За спиной Эланор и Нимрилла скользнула тень. Это встала их мать, что всю дорогу была прикована к постели болезнью.
- Бегите! – шепнула она детям и повернулась к врагам, достав лук и стрелы.
Эланор схватила короткий кинжал из связки оружия, разрезала кожу задней стенки фургона, обращенной к лесу. Им с Нимриллом удалось выскользнуть незамеченными, прежде чем разъяренные люди ворвались в повозку.
Уже убежав в лес, дети услышали крик коротышки-офицера:
- А где маленькие гаденыши? Найти! Обыскать всё! Они не должны уйти.
Эланор и Нимрилл бежали изо всех сил по лесу, спотыкаясь о корни деревьев и камни, попадавшиеся под ноги.
Наконец, после долгого бега, не выдержал маленький Нимрилл.
- Я больше не могу, – простонал он и просто свалился на траву.
Эланор оглянулась, затащила брата в яму между корней ближайшего дерева и забилась туда сама, моля всех валар, чтобы их не заметили.
Скоро в лесу, рядом с ними, раздались крики людей. И через некоторое время дети увидели, как напротив их убежища остановился человек. Его глаза удивленно расширились, когда он заметил их. Эланор отвернулась от чудовища, закрыв собой Нимрилла, готовясь к смерти или дальнейшим мучениям. Но человек, молодой парень, по виду ненамного старше Эланор по людским меркам, прижал палец к губам, сделав знак молчать, и накинул на них свой плащ.
- Ну что, Рабазир? Нашли крысенышей? – раздался возле них мерзкий голос офицера людей.
- Нет, тарик Фаразан, но мне показалось, что я видел какое-то движение вон там! – раздался голос парня.
- Ну так идем, солдат! – сказал офицер. И люди ушли.
Дети долго сидели неподвижно, боясь шелохнуться и привлечь внимание людей, хоть и были накрыты плащом. Но наконец крики людей затихли вдали, и им удалось вздохнуть облегченно. И дать волю слезам.
Эланор горько рыдала, вспоминая свою семью и их смерть. Понимая, что теперь они с Нимриллом остались одни. И думая, что их ждет в будущем. Рядом хныкал брат, размазывая слезы по щекам. Но вдруг они снова услышали шаги человека. Слезы враз высохли на глазах, горечь уступила место страху.
- Я тут плащ забыл, сейчас вернусь! – услышали они знакомый голос.
Они снова увидели молодого парня, спасшего их. Он наклонился к ним, сунул им в руки свой заплечный мешок и сказал:
- Вот тут есть немного припасов. Бегите вон туда, люди уже оттуда ушли. Спасайтесь.
- Спасибо! - ответила ему Эланор, подошла и поцеловала его в лоб.
- Нарекаю тебя Эстель, ибо ты - последняя надежда людей измениться… – сказала она, и дети ушли в указанном им направлении.
А молодой человек долго смотрел им вслед, забыв о плаще.
Эланор и Нимрузир долго пробирались к заповедному Морю лесами, не решаясь выйти на дорогу. Эланор сделала лук из ветки, сплетя из волос тетиву, и они охотились по дороге. И однажды вышли на берег, увидев всю необъятную красоту и синеву Западного моря.
Эланор нашла недалеко какую-то старую рассохшуюся лодку, они с Нимриллом её починили, сложили туда припасы, наладили парус и отплыли на Запад, исполняя свой Долг и волю предков.
Они плыли уже много дней. Жарко светило сонце, высушивая в них жизнь. А ветер неудержимо гнал лодку на далекий Запад. Припасы и вода давно кончились. Нимрилл смастерил удочку, и им удалось поймать несколько рыбин. Но и эта еда скоро кончилась. Им оставалось только лежать и ждать своего часа. Снова потянулись долгие дни, которые Эланор и Нимрилл провели в беспамятстве. И наконец, их души отделились от бренных тел и скользнули в радостный и счастливый Благословенный мир Запада. Как и души всех эльфов, уплывших на Запад до них. Потому что только так эльфам можно было достичь Благословенной земли, отделенной валар от бренного мира после гибели Нуменора. Ни одна нога не могла ступить на эту святую землю, лишь чистая душа, чтобы там возродиться.
С гибелью последних эльфов Срединной земли, последних оставшихся нелюдей, как будто тонкая струна лопнула в небесах, и Благословенная земля отделилась от мира людей навсегда. Теперь они были предоставлены самим себе, из их мира навсегда ушли фантазия, волшебство, прирожденная доброта, истинная красота, и всё, что осталось, – было лишь отголоском былого. Люди по-прежнему копошились на земле, уже одни, продолжая ненавидеть себя и всех вокруг, убивали друг друга и разрушали природу, уничтожали все остатки доброго и прекрасного в своих сердцах.
Много лет спустя генерал Рабазир сверг тирана Дулгухора и стал королем. И нарек себя Эстель. Он попытался вернуть добро в сердца людей.
Позже у него родилась дочь. И спустя годы он увидел в ней красоту той эльфийской девочки, которую спас в юности. А потом и у неё родился сын.
У людей появилась надежда. Ненадолго…

_________________
Эстель на эльфийском - безрассудная надежда, не основанная ни на чем, кроме веры.

[Irena]

№ 7
ВЕЧНЫЙ БОЙ

Ночь окутала снежные равнины. Эдуард Волин посмотрел на небо, перевел взгляд на подрагивающее пламя костра, потрескивающего в метре от него. Кто-то передал алюминиевую кружку с дымящимся чаем. Волин кивнул и принял посуду.
— Ну, Эдик, расскажи, как ты оказался здесь.
Эдуард поднял взгляд — на него смотрели девять пар любопытных глаз. Для всех этих людей жизнь была разделена на период до кризиса и после. И казалось, что это все отразилось на их взорах. Тоска по периоду «до» и грусть из-за периода «после».
Кризис уничтожил экономики сильных стран, выжег войнами слабые. Осталось три зоны влияния: Россия, США и Китай. Эти три гиганта продолжали пугать друг друга ядерным оружием, в существование которого верилось с трудом, но проверять никто не стал бы.
Прошла Ядерная осень, наступила Ядерная зима. Долгая зима. На всей планете один и тот же климат. Африка и Арктика, Австралия и Гренландия - везде одинаково хреново. Так нет же, сильным мира сего и в этом дерьме не живется спокойно. Они вспомнили о полезных ископаемых Арктики. Чем они их добывать собрались, одному Богу известно.
Спор начался еще до кризиса. Китай тогда не лез в эту дележку. Ну а теперь сам Бог велел.
Да черт с ними! Есть у них ядерное оружие или нет, воюем-то мы! Пока еще есть людские ресурсы, будет воевать оно — пушечное мясо.
Эдик вспомнил фантастические книги, прочитанные им еще в детстве. Бластеры, роботы и космические пришельцы, ставшие землянам братьями. Где это все дерьмо?! Вместо бластеров — Калаши с облезшими прикладами и сбитыми прицелами. Вместо роботов и пришельцев — китайцы и американцы. И о братстве речи никакой не идет. Дай Бог перестать убивать друг друга.
— Эдик, ты расскажешь нам или нет?
Эдуард отпил березового чая и поднял взгляд на человека, обвязанного рваным пледом. Не отстанет. Алексей Бобков. Кем он был "до"? Каким-нибудь менеджером? Или охранником? Кем бы он ни был, сейчас он такой же боец, как и я. Ну, еще по совместительству "банный лист". Приставучий "банный лист". Эдик вздохнул.

Словосочетание "банный лист" навеяло мысль о бане. О Сандунах. Милое его сердцу, да и телу место. Вот то, чего ему не хватает. Точнее, ему в этом ледяном мире не хватает всего того, что он имел "до". Сейчас и просто помыться бы не мешало, с мылом. Вместо бани - лоханка с талым снегом. Вместо чая - настой березовой коры все на том же талом снеге.

- Эдуард. Мы ждем рассказа.

И Эдик рассказал. Он вспомнил и рассказал.


С чего начать? С рождения - далеко. Пожалуй, начать нужно с первого миллиона. Людям должен понравиться рассказ о давно забытых вещах.

Как все началось? Скорее всего, как и у многих, с девяностых. Эдик тогда попробовал многое. От записи аудиокассет до продажи мини-тракторов. Студия звукозаписи располагалась у друга и состояла из двух приставок "Маяк". Кассеты брали неохотно и чаще под реализацию. Эдик быстро понял, что так он не заработает себе даже на приличный ужин в ресторане. А о богатстве речи вообще идти не могло.

Следующим этапом стала поездка в Москву к родственникам. Дядька работал на каком-то складе. Предложение родственника взять что угодно под реализацию дало слабую надежду на скорое обогащение. Уже через полгода эта слабая надежда превратилась в несбыточную мечту.

Колготки шли очень плохо. Трактора разбирали из гаражей развалившихся колхозов за бесценок. Так что его предложения германских мини-тракторов, мягко говоря, никто не услышал. Эдик подумывал пойти работать по специальности, ведь не зря же он пять лет за сессии платил. Но в одну из последних поездок в столицу за капроновым товаром Эдик встретился с Брынзовым, королем отечественной фармакологии. Нет, не с самим Анатолием Борисовичем. С его племянницей Валюшей. Брынзов вряд ли опустился бы до поездки в плацкарте. Потом, когда Валюша познакомила его со своим дядей, Эдик понял, что его величество Брынзов вряд ли бы вообще до поездки опустился. Два личных самолета, яхта в Крыму. И это только то, что Эдик видел своими глазами. А ведь было и то, о чем ему рассказывала Валюша.

- Так вы поженились, что ли?

Эдуард Волин посмотрел на человека в старой шинели. Бывший игрок на бирже. Все мы бывшие.

- Да, позже. Я влюбился в Валю, но немного позже. Тогда меня захватила жажда наживы. Я собирался стать неприлично богатым. И знал, кто мне поможет.

Волин снова вспоминал и снова рассказывал. Воспоминания лились рекой. То, что он не помнил еще пять минут назад, легко всплывало в сознании и произносилось вслух.

Время шло. Эдуард возглавил одно из дочерних предприятий Брынзов-фарм. У него было все. Все то, о чем он мечтал в студенческие годы. Счет в банке позволял не только не возвращаться к работе по специальности, но и не работать вообще как минимум лет десять.


- Вы знаете, что такое жить в кредит? - спросил Эдик у бывших менеджеров, банкиров и игроков на бирже.

- Да, я до кризиса так и жил, - подал голос человек в засаленном ватнике. - Машина в кредит, квартира по ипотеке.

- Тогда вы меня поймете. Речь пойдет не о машине и даже не об ипотеке. Мне нужны были суммы куда большие. И банки мне их давали. Не без вмешательства дяди жены, но все же.

- Так вы все-таки поженились! - радостно воскликнул Алексей Бобков.

- Да. И к тому времени... 2007 год. Да, в 2007 году Сашеньке – дочурке - исполнилось четыре годика, а Мише - семь. Так вот о банках. Они мне давали деньги, а я их вкладывал в новое дело. Если еще 2005 году я думал, что у меня все есть, то тут я загорелся собственным делом. Делом ничуть не меньшим, чем у фармацевтического дядюшки.

Эдик замолчал. Чем ближе он подходил к тому дню, когда он лишился всего, тем меньше ему нравилось амплуа рассказчика. Воспоминания начали путаться и уже не напоминали тот бурный поток, который низвергался на слушателей еще минуту назад.

- О кризисе я узнал из новостей. Как, я думаю, и большинство из вас. Некоторое время ничего не происходило.

Чай уже остыл. Эдик выпил горькие остатки залпом.

- Банки начали требовать кредиты.

Человек в ватнике кивнул.

- Им нужно было вместо трехсот тысяч вернуть восемьсот.

Кто-то присвистнул.

- И это еще при том, что бакс скаканул. Тут я понял, что теряю все. Попытки договориться, вплести авторитет Брынзова не привели ни к чему.

Эдуард пытался вспомнить, что было дальше. Все как в тумане. Он продал все. Сбережения он вложил в это не состоявшееся дело, поэтому, кроме недостроенных цехов, у него ничего не было. Удалось собрать тысяч четыреста. Оставалась квартира. Максимум тысяч триста. И тогда Эдуард решил...

Вдруг Волин понял, что не знает этих людей. Люди у костра чужие. Нет, он знает их имена и кто они - но только по их рассказам.

Я ничего не помню с начала 2009 года и...

Эдик не помнил, что было вчера.

- Какой сейчас год? - пересохшими губами спросил Эдик.

- 2013, - все так же весело произнес Алексей.

Последнее, что помню - я держу в руках ружье из коллекций VO Vapen - Viking Collection. Таких немного. Ружье, которое украшает искусная гравировка - изображения нордических богов, стоит очень дорого. Да еще и 24-каратное золото. Наверное, я хочу его продать, чтобы покрыть долги. Наверное... Но почему я не помню вчерашний день? И позавчерашний? Где я был все эти четыре года?!

- Ты нам так и не рассказал, как ты попал сюда, - подал голос человек в телогрейке.

Это бы я и сам хотел узнать.

- А давайте ему поможем!

Жизнерадостность Алексея Бобкова никак не вязалась с унылым видом снежной пустыни.

- Давай, Сергей Ильич, - обратился Лешка к человеку в ватнике.

- Ну, я уже рассказывал, но ты же, Эдик, новенький. В 2008 году я не смог отдать кредит за машину и квартиру.

- Ну и ты... - подсказал Бобков.

- Ну и я повесился. Черт! Сколько можно уже рассказывать?!

- Игорь, - позвал Алексей самого худого.

- В конце 2008 года меня сократили с работы. Я пил месяца два, а потом застрелился.

Эдик с трудом переваривал услышанное. Повесился, застрелился, вскрыл вены, шагнул из окна, бросился под поезд. И что?! Что, мать вашу, вы хотите этим сказать?!

- Твоя очередь, Леха, - предложил Сергей Ильич, когда все собравшиеся высказались.

- Когда я не смог выплатить ипотечный кредит, решил ограбить этот же банк, который требовал с меня деньги. Весело было. Меня снял снайпер.

Костер потрескивал. Эдик не заметил, чтобы кто-нибудь в него подбрасывал поленья. Огонь продолжал гореть, словно газовая конфорка или Вечный огонь в Аллее Памяти.

- Ну что, Эдик?

- Я хотел продать ружье...

Несмотря на то, что оно дорогое и все в золоте, оно ведь еще и стреляло! Не может быть! Я наслушался этих сумасшедших об их самоубийствах, и теперь в голову лезет всякая чушь.

- Ты его не продал, - флегматично произнес Игорь. - Как и я свое.



- Говорит генерал армии США Фрэнк Киллерман.

Голос, пропущенный через мембрану мегафона, ворвался в тишину, повисшую у костра.

- Я предлагаю вам сложить оружие и на расстоянии пяти метров друг от друга двигаться на север, - продолжил вещать генерал на ломаном русском. - Мы даем вам пять минут. Потом открываем стрельбу.

После слов генерала включились прожектора. Яркий свет залил людей у костра.

- Мы что, на том свете? - спросил Эдик.

- Может быть. Может, это Ад, может, какой параллельный мир, но в любом случае это не Рай, - ответил Сергей Ильич.

- Ну, братья бывшие бизнесмены, что делать будем? - спросил Бобков.

- Нас всего десять человек, - сказал Игорь.

- А что нам терять? - спросил Сергей Ильич.

Эдик встал, снял автомат с предохранителя и взвел затвор.

- Я думаю, надо драться.

Люди вокруг костра встали. Проделали с оружием то же, что и Эдик.

- Я так понял, все согласны с Волиным.

Алексей Бобков продолжал улыбаться. Только теперь его улыбка не раздражала, а придавала сил и уверенности в победе. Они встали в шеренгу.

- Со всей злостью! И ненавистью! На виновников кризиса! Вперед!

И они пошли плечом к плечу навстречу свету.

Эдик в глубине души хотел, чтобы его сейчас убили и он вернулся назад, в 2009 год, к своей семье. Но в последний момент, когда первая пуля прошила его тело, он понял, что никуда не вернется. Он будет воевать. Его будут убивать, а он будет снова вставать, и идти в бой. Выстрелом Викинга Эдик обрек себя на вечное страдание.

На вечный бой.

[Irena]

№ 8

И только некромант скажет


1132 год Эпохи Благоденствия. Империя Золотого Единорога. Башня Основателя. Подземная лаборатория номер 35.

Третий Архимаг Империи Золотого Единорога Рид-сааг находился в одной из лабораторий и внимательно наблюдал за представителями разных рас, которые находились в помещении. Их было особей тридцать: люди, эльфы дня и ночи, даже пара орков и, конечно же, вампир, которому предстояла главная роль в новом опыте. Тело вампира покоилось на постаменте и было полностью опутано силовыми магическими нитями первого уровня с ярким фиолетовым свечением. Все остальные, находящиеся в комнате, были закованы в браслеты, блокирующие дар. Открылись двери, и стражники занесли еще одно бессознательное тело. Следом за ними зашел помощник Третьего Архимага Риг-даор.
- Всего один? - удивился Рид-сааг.
- Остальные оказались со слишком слабым даром или вообще без него. Экземпяр из Второго Портала – единственный с очень сильным даром. Из Третьего Портала вообще нет ни одного стоящего образца, - ответил Риг-даор.
- Хорошо. Бросьте его к остальным - и можете быть свободны.
Архимаг еще раз внимательно окинул взглядом пленных и начал говорить:
- Как вы уже поняли, вы являетесь подопытными кроликами. Цель этого опыта - создать универсального солдата, который хорошо бы сопротивлялся магии, был бы быстр, вынослив, силен. Для этого нам понадобится тело вампира, которое у нас имеется - вы можете видеть его на постаменте, и всего лишь ваши души. Если эксперимент пройдет удачно, то всего за сутки мы получим модифицированного Высшего вампира, которому не будут страшны солнце, заклинания против нежити, и уж тем более не нужна будет кровь для постоянного питания, и это только малое из его возможностей. Но надо будет побороться, ведь только сильнейший из вас займет это прекрасное тело.
- Сволочь! Ты еще поплатишься за это, - вскричал один из эльфов.
- Сейчас идет война, и главная моя цель – это сохранить Империю. Какие для этого будут затрачены средства, да хоть геноцид всего вашего ушастого племени, меня не волнует, – ответил Рид-сааг и нашел взглядом говорившего.
Эльф выдержал взгляд глаз, в которых плескалось сумасшествие, и добавил:
- Вы сами пустили Лордов Тьмы на свои земли! И вам предстоит за это расплачиваться! Вы были слишком самонадеянны и за это будете уничтожены!
- Да, война идет не в нашу пользу, но если этот или другие эксперименты окончатся удачно, то все может перемениться, и тогда Империя не забудет о союзниках, которые ее предали, - после этих слов Архимаг активировал заклинание. Камень, висевший под потолком в комнате, засветился, и из него ударили лучи во всех присутствующих в помещении узников. Через несколько мгновений лучи втянулись обратно, и из камня ударил еще один луч, на этот раз более широкий, - прямо в голову закованного на каменной плите вампира. Еще мгновение, и свет пропал. Все тела лежали без движения сломанными куклами, только тело вампира охватили судороги, и оно забилось в путах.
Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался помощник Рид-саага.
- Резиденция Императора пала, Император и все члены императорской семьи мертвы!
Лицо третьего Архимага не изменилось, но аура буквально взорвалась, не в силах сдержать всех чувств.
- Как это возможно? Там были Алмазный, Рубиновый и Изумрудный Легионы, там был Второй Архимаг, как они смогли так быстро взять Резиденцию? Как они вообще смогли ее взять?!!
- Лордам Тьмы уже не страшны наши стандартные заклинания. Да и высшие уже практически все ими изучены и не представляют для них опасности.
- Сколько погибло Лордов Тьмы? – шепотом спросил Архимаг
- Один… Поедатель сердец.
- Лучшие легионы Империи и Второй Архимаг с самыми лучшими магическими защитными бастионами смогли убить всего одного Лорда Тьмы?!
- Да… Осталось одиннадцать Лордов, и они движутся в нашем направлении и очень скоро будут тут.
- Боюсь, это конец, мой друг. Империя Золотого Единорога пала, нам осталось только сыграть последний аккорд, и, надеюсь, мы сыграем его хорошо и заберем с собой побольше Лордов Тьмы. Мне нужно время, и мне все равно, как, но ты должен мне его дать! Сапфировый легион, всех магов на стены, дадим последний бой! И этот бой Лорды Тьмы запомнят навсегда! Конечно, если выживут.
Когда Рид-сааг остался один, то принялся действовать. Выйдя из помещения и закрыв дверь, он отправился на нижние этажи башни. Жаль было только бросать последний эксперимент, могли получиться очень хорошие результаты, но теперь не до опытов, времени очень мало. Спустившись на нижние этажи и пройдя десятки ловушек, которые убивали мгновенно при малейшей ошибке, Архимаг вошел в комнату, в которой никто не был уже больше тысячи лет. Это был огромный зал с печатью, нарисованной кровью внутри. Эта печать сдерживала самое сильное существо из известных Рад-саагу. Когда-то оно было запечатано Основателем Империи. Основатель был великим магом, никто так и не смог приблизиться к его могуществу. Но узник этой Печати если и был слабей, то не намного. Ну что же, если Империя пала, то пусть в аду окажется и как можно больше её врагов. Третий Архимаг вытащил ритуальный нож из рукава, вскрыл себе вены и принялся шептать заклинания. Магическая печать начала исчезать…

Одиннадцать темных фигур собрались в круг, повсюду были трупы. Защитники Башни, Сапфировый легион и оставшиеся маги дорого продали свою жизнь.
- Странно… я чувствую нечто очень мощное внизу, но слишком сильны искажения, не могу понять, что это, - произнесла одна из фигур, в руке которой светился костяной жезл, чью вершину венчал впечатляющих размеров рубин.
- Я не чувствовал Третьего Архимага во время битвы, боюсь, он готовит нам сюрприз. Второй Архимаг смог нас удивить, – сказал еще один из Лордов, окутанный тьмой, напоминающей то ли змей, то ли цепи.
- Если бы Поедатель был более расторопным, то смог бы избежать Последнего заклинания Второго, в этом мире нам соперников нет! – сказал еще один лорд, судя по голосу, самый молодой из присутствующих, с мечом больше его собственного роста.
- У тебя слишком большое самомнение, нам не стоит недооценивать Третьего. Поднять щиты! Что-то идет.

С кровью вытекала сама жизнь, дар, душа. Храбрецы, защищавшие Башню, дали нужное для выполнения ритуала время. И теперь Рид-сааг отдавал все, чтобы сломить Печать, которая не должна быть никогда разрушена, и это у него получалось… Последняя капля крови упала на пол, и замертво рухнул Третий Архимаг великой Империи, последний ее защитник, и открыл глаза Зверобог Ру-шад.
Так закончилась Эпоха Благоденствия и началась Эпоха Тьмы; шли года, потом они соединялись в десятилетия, десятилетия - в столетия, появлялись великие герои и злодеи, великая любовь и великая ненависть, мир находился в упадке, но за ночью всегда приходит рассвет, и первые лучи Эпохи Рассвета уже показались на горизонте.

1325 год Эпохи Тьмы. Гиблая Топь. Руины Башни Основателя.

Гнусавому очень не нравилось это место, и если бы не жажда наживы, то он бы драпал отсюда со всех ног. Как говорят в народе, Плохое место. Интересно, а в Гиблой топи могут быть Хорошие места? От таких мыслей Гнусавый хмыкнул и стал более пристально разглядывать руины. Его партнер по ремеслу Одноглазый находился чуть позади него и тоже с интересом рассматривал открывшуюся перед ним картину. Это были развалины какого-то большого сооружения, возможно, даже дворца какого-нибудь богатея, имя которого сгинуло во тьме веков. Да и не нужно было имя двум расхитителям могил, им нужно было золото, ну или драгоценные камни с магическими заклинаниями.
- Слышь, Гнусавый! Впереди на два часа очень что-то интересное, амулет просто с ума сходит! Иди, проверь, чего там, я подстрахую.
Гнусавый осторожно стал пробираться вперед: в Гиблой топи встречаются разные смертельные твари и заклинания, которые не потеряли свою силу за века. При приближении к наваленным с одной стороны камням Гнусавого охватила оторопь. В полуразрушенной стене был артефакт защитного поля, и, судя по сиреневым отливам, это был артефакт первого – высшего – уровня защиты. За такой артефакт можно было сразу купить титул барона с замком и деревеньками, а то и графа в Свободных землях. И жить всю жизнь в достатке, да ещё и детям останется, и внукам хватить может. К сожалению, все эти мысли были прерваны самым неожиданным для Гнусавого образом. Одноглазый, подошедший сзади, достал нож и перерезал зазевавшемуся партнеру горло.
- Извини, Гнусавый, но на двоих это будет тяжело разделить.
Одноглазый осторожно обошел тело погибшего и принялся рассматривать защитный артефакт. Не обнаружив ни физических, ни магических ловушек, принялся вытаскивать его из стены. После этого, положив артефакт в сумку, Одноглазый быстрым бегом покинул это место. Хорошее для него место. Ну а Гнусавому не повезло, бывает.

Кровь, свежая кровь, и путы пали. Наконец-то свобода!
Из-под обломков камней открылась дверь. Пожалуй, обычный человек не смог бы этого сделать – слишком она была завалена камнями. Но тот, кто выбрался из своего заточения, человеком если и остался, то только в душе. Для простых сивополапых крестьян это был демон войны, прошедший горнила жестоких битв. Для начинающих магов или опытных воинов это был вампир, с которым надо быть очень внимательным, а то опустошит до дна. Ну а если бы тут был очень опытный маг, то он сказал бы, что перед ним довольно редкий, но все-таки встречающийся на просторах этого сумасшедшего мира Высший вампир. И только Третий Архимаг давно погибшей Империи мог бы сказать, что видит нечто больше в этом существе и что эксперимент можно считать вполне успешным.

Эпилог

Если спросить любого историка, с чего же началась Эпоха Рассвета, то никто из них так и не даст действительно точной даты или события. Да, историк не скажет… А вот некромант, но только хороший некромант, скажет. Если ему, конечно придет в голову отправиться к руинам Башни Основателя и найти там остатки расхитителя могил по кличке Гнусавый, вызвать его душу и спросить, с чего же началась Эпоха Рассвета, то в ответ услышит: «Первый луч Эпохи Рассвета появился тогда, когда урод по кличке Одноглазый перерезал мне горло».

[Irena]

№ 9

Sic transit…

Если вам сообщают, что через месяц вы умрете, - это неправда. В любом случае. И вовсе не потому, что последней умирает надежда. Потому, что вы умираете тотчас же. Фраза еще не отзвучала, бьется где-то на краешке сознания, трепещет прозрачными крыльями – а вас уже нет.
Организм продолжает функционировать: требовать пищи, секса, отправления естественных нужд. Мозг способен реагировать на внешние факторы-раздражители, подавая соответствующие сигналы на периферию: растягивая в улыбке губы, плаксиво морща лицевые мышцы, саркастически изгибая бровь. И даже бесшабашное: «Оторвусь напоследок!» - принадлежит не вам. Живые так не говорят. Просто тело, по иронии судьбы откликающееся на ваше имя, отмеряет бесполезными метаниями положенные ему часы, минуты, секунды.
Кап-кап. Кап-кап-кап.

Дичь какая, - пробормотала Линка.
Тело, по иронии судьбы откликающееся на имя Ангелины Шперленг, студентки четвертого курса истфака, превратилось за время работы в сплошную отсиженную ногу и тщилось совершить любое, пусть и бесполезное, метание.
- Закончила? – голос старшего брата вклинился в Линкины страдания тем самым внешним раздражителем, не отреагировать на который было невозможно. – И что там? Как?
- Доморощенная философия там. С уклоном в эсхатологию. Базирующаяся на апории Зенона. Мол, сдохнет Ахиллес, а черепаху все равно не догонит! – выпаливая эту чушь, Линка едва удерживалась от смеха – лицо брата вытягивалось, как канат под весом дюжего десятиклассника. Неделю назад Гарька сдал кандминимум по философии, по окончании экзамена светлым именем Шлимана* поклявшись убивать любого, кто посмеет напомнить ему об «этой помеси паранауки с чириканьем мартышек в зоопарке».
- Спать иди, а то вон… ересь какую-то несешь уже, - хмуро бросил любящий братец и уставился в монитор, где плясали цветные сполохи: программа-дешифратор («Лешкина!» – с гордостью вспомнила Линка) переваривала очередной фрагмент текста.

Три года назад
- Лин, ну сколько можно? – нетерпеливый юношеский басок взвился над спящим лагерем.
Крайняя палатка слева зашебуршилась интенсивнее. Взвизгнула молния, и на свет божий (если можно так обозвать предутреннюю серость) выползло худенькое существо в темной куртке и джинсах. Вытащило рюкзак и хмуро оглядело Алексея.
- Чего вопишь-то? Весь лагерь перебудить хочешь? Фот искала – без него никак, сам понимаешь.
- Да Гарька там извелся уже, наверное. Заранее не могла?
- Значит, не могла, - все тот же хмурый взгляд, деловой тон и ни грамма тепла. – Пошли, что ли?
- Давай рюкзак понесу, - Лешка всегда мирился первым, хоть и не понимал, на черта оно ему нужно, это примирение. Все равно ничего не светит. Но мысль о дующейся на него девушке причиняла почти физическую боль.
Собственно ради нее, Лины, Лешка и променял уютный диван, родное железо и темное пиво на палатку, лопату и чай с травами. Копошилась в мозгах глупая мыслишка: «А вдруг? Чем черт не шутит!» Копошилась – и увлекла далекого от археологии айтишника к черту на кулички. Чернорабочим в «искпедицию», организованную неугомонным Даниландреичем, замдекана истфака по науке. Мнилось начитавшемуся Корчагиных-Ефремовых парню: враждебная тайга, укрывшая собой руины древних – великих! – городов, сенсационные открытия, романтика… А там – действительно, чем черт не шутит?
«Враждебная тайга» одержала безоговорочную победу над горсткой добровольцев, натравив на них беспощадную армию злющих марийских комаров. Руины древних городов категорически отказались являться грязным, ободранным диггерам и только глубже зарывались в грунт, извлекаемый, казалось, тоннами в поисках загадочного «культурного слоя». Сенсационным открытием стал выкопанный Игорем Шперленгом на четвертый день глиняный черепок, вызвавший бурю ахов-охов и прилив трудового энтузиазма… сменившегося еще через пару дней бесплодного рытья вполне закономерным пофигизмом. Черепок же, надлежащим образом почищенный специальными щеточками-кисточками, гордо воцарился в штабной палатке, куда неунывающие Даниландреич и Игорь таскали образцы грунта на анализ, периодически матерясь на весь лагерь какой-то непонятной «ананьинской*, мать ее, культурой».
Но самые напряги возникли с романтикой. Ее попросту не было. Ну то есть никакой. Или даже так: ни-ка-кой. Линка исправно здоровалась, болтала о всякой всячине, хмурилась и хохотала, упорно не замечая преследующего ее тоскливого взгляда. Зато Игорь заметил. Хмыкнул, ободряюще хлопнул страдальца по плечу. Ухватил ближайшую лопату и, жизнерадостно насвистывая что-то про непостоянное сердце красавицы, устремился в раскоп.
А еще через пару дней, улучив момент, попросил тихонечко вытащить сестренку на рассвете в лесок «во-оон за тем отрожком» - что-то, кажется, зацепил там аспирант, но обнародовать раньше времени не хочет: лохануться перед Даниландреичем страшно.
- Наконец-то! – Игорь бесцеремонно прервал Лешкины воспоминания. – Явились, гостюшки дорогие! Вас ждать – как Тесея с Крита. Самоубиться можно!
Лешка огляделся – незаметно они вышли в лощинку, где маялся в одиночестве герой-первооткрыватель. Мимоходом удивился – чего это острая на язык Линка оставила без внимания явную провокацию брата? Проследил за ее взглядом и ошеломленно присвистнул: один из склонов зиял свежераскопанной каменной кладкой – грубой, но, несомненно, рукотворной!
- Гарька! Это ты сам? Нашел и один раскопал? – звонкий голосок Лины расцветили хрипловатые нотки.
Брат довольно усмехнулся:
- Ага. Пока вас ждал. Нетерпелив зело аз есмь. Каюсь.
- Так, может, поддолбим чуток? – азартно предложил Лешка. – Глянем, чего внутри. Интересно же!
- Эх, молодо-зелено, - снисходительно улыбнулся Игорь. – Интересно им. А что бывает, когда всякие неспециалисты вскрывают захоронения, незнамо сколько простоявшие без вентиляции?
- Экзотические болезни? Мутировавшие? – выпалил Алексей. – Как в гробницах фараонов – типа проклятия?
Аспирант только поморщился:
- Да нет там никаких экзотических болезней. И проклятия Тутанхамона – тоже сказка. Воздух там застоялся. Протух, если хотите. Травануться как нефиг делать.
«Молодо-зелено» растерянно переглянулись.
- Так что делать-то? – робко поинтересовалась девушка.
- Фотоаппарат взяла? Вперед. Из разных мест, в разных ракурсах. Можешь и нас, героических, с лопатами наперевес щелкнуть. Потому как мы с Алексеем займемся расчисткой. Посмотрим, какую площадь занимает кладка. Если это замурованный вход – одно. А если весь холмик – остаток древнего строения, то совсем другое. А потом уже и народ звать можно – хвастаться.

Игорь устало вытянул под столом длинные ноги. Чертов кусок, от которого напрямую зависела его диссертация и будущая слава, никак не желал идти на контакт с программой. Содержимое найденных три года назад в марийской пещере листов неизвестного материала не поддавалось дешифровке ни одним из известных методов. Пришлось вплотную садиться за Шампольона и Гротефенда*, по крупицам вылавливая оттуда необходимую информацию. Клинопись и иероглифика, руны и линейное письмо… Семантика Бреаля и – вот оно! – опыт Кнорозова*. К экспериментам был немедленно привлечен Линкин воздыхатель, мало что понимавший в древней письменности, но очень много в написании программ. Каждый расшифрованный знак, каждая закорючка заботливо отбирались и вводились в базу. Символы, слова, строчки… Гарька работал как заведенный, не давая покоя ни сестре, ни Алексею.
Пусть пещера, вскрытая экспедицией, оказалась практически пустой – эти листы непременно должны содержать что-то важное, сенсационное! Иначе не было смысла прилагать столько усилий, чтобы сохранить их на века. В том, что усилия были, Гарька не сомневался – посуда, мебель, да и сам писавший давным-давно рассыпались прахом. Лишь герметично закрытый металлический ящик, найденный в самом дальнем углу пещеры, не покорился времени.
Экран мигнул и выбросил табличку с уведомлением об успешном завершении процесса дешифровки и просьбой выбрать дальнейшее действие. Игорь счастливо улыбнулся – наконец-то. Финальный этап подходит к окну. Разумеется, много времени уйдет на постредактирование, уже начатое Линкой, но главное сделано. Хотелось по-дикарски скакать по комнате, во все горло петь что-нибудь разухабистое. Смирив нехарактерные для себя порывы, Гарька открыл файл для просмотра, объединил два последних куска и вчитался в строки. Лихорадочно дернул мышкой, яростно зашлепал по клавиатуре…

Если вам сообщают, что через месяц вы умрете, - это неправда. В любом случае. И вовсе не потому, что последней умирает надежда. Потому, что вы умираете тотчас же. Фраза еще не отзвучала, бьется где-то на краешке сознания, трепещет прозрачными крыльями – а вас уже нет.
Организм продолжает функционировать: требовать пищи, секса, отправления естественных нужд. Мозг способен реагировать на внешние факторы-раздражители, подавая соответствующие сигналы на периферию: растягивая в улыбке губы, плаксиво морща лицевые мышцы, саркастически изгибая бровь. И даже бесшабашное: «Оторвусь напоследок!» - принадлежит не вам. Живые так не говорят. Просто тело, по иронии судьбы откликающееся на ваше имя, отмеряет бесполезными метаниями положенные ему часы, минуты, секунды.
Кап-кап. Кап-кап-кап.
Так бывает с любым живым существом, так бывает с коллективом живых существ. Так бывает с расой.
Столкнувшись лицом к лицу с собственной грядущей смертью, мы перестаем быть собой.
Так было с нами. Так будет с теми, кто пришел после нас.
Они похожи на нас – вполне гуманоидны. Значит, и срок жизни их расы примерно такой же. Он определяется своеобразной программой, которая функционирует на протяжении строго заданного промежутка времени. А за его пределами – генетические сбои, мутации, новые, все более страшные, болезни. Вид вымирает – рано или поздно. Не знаю, когда их ученые выведут соответствующую формулу, – но сохрани их все известные силы обнародовать эти сроки.
Мы установили, что подошли к этому пределу. И имели неосторожность сообщить правду человечеству.
Мы думали, что люди станут чище. Станут внимательнее друг к другу.
Мы оказались наивными глупцами.
Под влиянием грядущего конца света все чаще и чаще рвались из перекошенных ртов дикие вопли: «Оторвусь напоследок!» - загорался звериный огонь в людских глазах.
Пришло понимание: ничто не отделяет нас от того, чтобы пуститься во все тяжкие… И лучше бы не знать. Мы бы еще чуть-чуть побыли людьми. Еще чуть-чуть пожили.
Остатки нашей расы еще ютятся на планете. Мы следим за развитием тех, новых… похожих – и не похожих на нас.
Скоро придет моя очередь (горько усмехаюсь) …вымирать.
Вождь живущего неподалеку племени – вполне развитого, между прочим (кузнечное дело, бронза, ткачество и глиняная посуда) – имеет все инструкции на этот случай.

Гарька вздрогнул – словно холодок пробежал вдоль позвоночника.
Он давно закончил редактировать получившийся текст, давно прочитал его – и не раз. Это действительно была сенсация. Да еще какая, черт ее побери! Стоит опубликовать этот фрагмент списка – поднимется буря.
Игорь представил себе, как газетчики расписывают скорый и неизбежный конец света… как ученые (и ведь раскопают, выведут эту формулу!) вынуждены соглашаться и разводить руками – да, мол, именно так все… то есть не совсем так – и мы еще спокойно проживем сколько-то плюс-минус пару тысяч лет. Но обезумевшие люди не слышат последних слов – и рвется, рвется наружу это страшное «оторвусь напоследок!»
Может быть, и правда - лучше не знать?
Какая разница - сейчас или потом начнется гроза? Он, Игорь, не хочет быть тем, кто ее вызвал.
Какие-то найденные в пещере записи. Даже не смешно. К ним еще пятьсот лет никто не притронется - фанатиков нынче мало, а финансирование вообще крошечное. Хватило бы на фундаментальные исследования, не до марийских находок.
Решительно взявшись за мышку, Игорь полез в комп – чистить. Гори она синим пламенем, слава эта. Для стандартного диссера достаточно будет общих принципов и неких практических выкладок – накидает еще всяких заметок и наблюдений. Вот уж воистину – sic transit…
А Линка? И этот... гений ее компьютерный? С ними как объясняться?
Впрочем... именно так и объясняться: мол на полноценную диссертацию нужно что-то более масштабное, а не никому не нужная находка... Вон, Фестский диск* нас ждет-не дождется!

__________________________

Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман, археолог-любитель, прославившийся своими находками в Малой Азии, на месте античной Трои

Археологическая культура конца VIII—III вв. до н. э., распространена на территории Среднего Поволжья (от реки Ветлуги до Ульяновска) и в бассейне реки Камы

Георг Фридрих Гротефенд, немецкий филолог, впервые прочитавший древнеперсидскую клинопись
Жан Франсуа Шампольон, французский лингвист, посвятивший всю жизнь расшифровке египетских иероглифов, автор первой грамматики древнеегипетского языка.

Мишель Бреаль, французский лингвист и филолог, занимался дешифровкой кипрского слогового письма и «игувинских таблиц», один из основоположников науки о значении – семантики.
Юрий Кнорозов, советский лингвист, расшифровал иероглифические тексты индейцев майя, применяя в расшифровке анализ с помощью ЭВМ.

Глиняный диск с нанесёнными по спирали неизвестными ранее рисуночными знаками найден в 1908 г. на Крите близ города Фест итальянскими учёными, до сих пор не имеет общепринятой расшифровки, несмотря на сходство некоторых знаков со знаками других критских письмен.

[Irena]

№ 10

Орлинг

Глухонемой прищурился на диск восходящего солнца. Хорошая тренировка начинается рано, в полуденный зной много не накидаешь, ведь думаешь о ненавистном поте, пропитавшем одежду, а не о расчетах. Мим улыбнулся и подошел к куче камней, натасканных заранее к помосту.
Камень треснул. Это было не очень хорошо, потому что булыжники такой прекрасной формы следовало поберечь до состязаний. Но каменюку со здоровенной трещиной ни один судья не допустит к соревнованиям. Мим с сожалением оставил кусок гранита и перешел к следующему. О, и это был отличный камень. Весом фунтов пятьдесят, многоугольник, напоминающий ежа. По меньшей мере два десятка острых граней выступали с одной стороны, с другой была ровная сколотая поверхность, сверкавшая на солнце вкраплениями слюды. Мим радостно замычал и потащил камень к краю помоста. Став на самом краю, он оглядел площадку внизу. На идеально ровном пространстве был сделан пластиковый круг для орлинга. Мим не стал пользоваться персоналкой, с таким камнем все было очень просто – хватало приблизительных расчетов. Немой спортсмен нашел маленький острый осколок и быстро начертил на вездесущем песке пару дифференциальных уравнений, радостно гыгыкнул, подхватил камень и без разбега скинул вниз.
Булыжник раскололся об обманчиво мягкий песок. Желтая пыль поднялась на пару дюймов и осела. Осколки камня лежали почти правильным октаэдром. Мим удовлетворенно кивнул – хороший бросок. Центральную часть теперь практически невозможно сдвинуть, она останется в «доме» до полного разрушения камня, а «лучи» из восьми мелких осколков были слегка повернуты против часовой стрелки благодаря начальному вращению.
Площадки для орлинга всегда строили на бывших противометеоритных зонтах – ничего более подходящего представить было нельзя. Такие зонты сразу после Финальной войны ставили ученые на крыши. С падающими на голову булыжниками поля справлялись, с радиацией – нет, поэтому ученые перебрались под землю, но зонты все еще функционировали, обращая в песок камень и металл. Когда потомки тех самых ученых выбрались на поверхность, они с удивлением обнаружили противометеоритные зонты работающими и применили их для утилизации мусора. Но органика, бумага и пластик не перерабатывались, и их сносило ветром на головы неудачливым экспериментаторам. Тогда Зоркий Орел и изобрел орлинг. Две команды поочередно сбрасывали на площадки камни и ждали, пока те разрушатся. Те, чей камень оставался различимым последним, выигрывали.
Казалось, правила излишне просты. Но никогда новички не выигрывали у профессионалов. Камни разрушались неравномерно – у центра быстрее большие, у краев – маленькие. И так далее, и тому подобное. Понять все нюансы мог только игрок, отдававший все силы и время орлингу. Профессиональные игроки были освобождены от любых обязанностей по добыче пищи, уборке и даже от программы продолжения рода. Мима больше всего радовала возможность не возиться с пеленками и пустышками. Мим мог даже не вытирать пыль с монумента Бомбе, потому что он был профессиональным игроком.
Мим не испугался, когда из-за его спины вылетел камень и приземлился рядом с мимовским. Глупый бросок, но хороший. Серый гранитный камень попал аккуратно на первый черный и раздробил его. Новые осколки неравномерной россыпью накрыли октаэдр. Мим оглянулся на здоровенного мутанта. Жабьи глазки навыкате, зеленая кожа с гнойными фурункулами – не все мутанты хорошо переносили фотосинтез в пустыне. Мечтой мутантов всегда было перебраться в долины, но соседствовать с такими уродами не хотелось никому, даже мертвоживущим гулям, покалеченным радиацией. И зачем отдавать мутантам долину с редкими растущими съедобными кактусами, если они могут питаться одним солнцем в пустыне.
Мим хмыкнул и подтащил маленький камень. Показал четыре пальца – это значило, что игра идет по укороченному сценарию в два энда по два камня от игрока. Мутант кивнул, он понял, что соперник глухонемой. Мим удивился известности орлинга за пределами долины, но виду не подал, он присел, нарисовал параболу и пару формул под ней, потом без размаха кинул камень.
Мутант рассмеялся так сильно, что Мим почувствовал легкую вибрацию. Казалось – в этой игре все предрешено. Маленький камень Мима упал в самый центр, где разрушение шло быстрее всего, худший бросок вроде бы не сделал и новичок. Мутант ничего не рассчитывал, просто выбрал небольшой камень и швырнул так сильно, как мог, – его булыжник остановился почти у самого края, выход за круг означал аут, выбытие камня.
Началось разрушение, житель долины и мутант присели в ожидании. Мутант жадно ловил нежные солнечные лучи, жмурясь от удовольствия – это не пустыня, в долине идеальный климат. Для жестокого послевоенного мира, конечно. Мутанты питались солнечными лучами, но еще не были полноценными растениями. Мим прятался в тени гиганта, почти привыкнув к запаху его гнойников. Камень Мима начал крошиться первым, от него откалывались края. Мутант улыбался, но уже не столь самоуверенно, как минуту назад, – его камень исчезал очень быстро. Минута - и только в центре торчал тонкий цилиндрик мимова камня, все остальное пространство площадки занимал однородный песок. Первый энд уверенно выиграл житель долины.
Зеленокожий подтащил огромный булыжник и спихнул вниз. Каменюка привалилась к пластиковому кругу и сразу начала дробиться. Мим знал эту тактику – камень скоро раскрошится на много мелких, каждый из которых будет дробиться все медленнее. Он покопался и выбрал самый тонкий кусок слюды, поставил его на палец и с переворота бросил, как нож в детской игре. Острый камень воткнулся в песок и медленно начал проваливаться. Значительно медленнее, чем собрат, сброшенный мутантом. Пустынный житель определенно был не новичком. Он накрыл острый камешек своим – сделал так называемый руф. Теперь на площадке были только два камня мутанта. Мим поступил так же, как мутант до того – уронил свой камень на чужой. Благо, огромные размеры куска гранита позволяли легко сделать руф. И второй энд выиграл Мим. Мутант слегка похлопал его по спине – отчего Мим едва не слетел с помоста вниз – и позвал за собой. Внизу стояло еще несколько мутантов и десятка три жителей долины. Оказывается, все они следили за поединком и теперь возбужденно перекрикивались. Между гостями и хозяевами было не меньше двух дюжин футов – не все могли так легко привыкнуть к запаху, как Мим.
Вскоре Миму объяснили жестами и с помощью персоналки, что мутанты решили поселиться в долине. Воевать они не хотят, но привычны к этому делу, и в случае чего, легко за себя постоят. Едва не началась драка, но тут один из мутантов увидел круг орлинга. Кто-то спросил о качестве игры в пустыне, слово за слово, и само собой получилось, что решили играть на высокие ставки: одна игра, два соревнующихся по пять камней у каждого. В случае победы жителя долины мутанты без споров уходят. В случае победы мутанта – остаются. Мнения Мима по поводу происходящего никто не спрашивал, он, как лучший игрок долины, должен был защищать ее от посягательств. А если вздумает проиграть – первым отправится в пустыню к диким тварям.
Игру начали без особой торжественности. Просто собрались все жители долины и все мутанты, претендовавшие стать ее жителями. Решили не затягивать, а проводить игру в три энда по пять камней от каждого игрока до двух побед. Вышли Мим и тот мутант, который первым бросил вызов во время тренировки. Мутанта звали традиционно странно – Георгином. Первым по жребию выпало кидать ему.
Мим разобрался в мутантской тактике уже к третьему камню. Бери больше – кидай дальше. И все. Никаких дифуров, расчетов, тактики. И, что самое обидное, тактика работала. Мутант легко обходил приемы, продемонстрированные глухонемым противником во время пробного состязания. Он сбивал острые камни подсечками с помощью некрупных кусков гранита. В качестве первого камня всегда выбирал треугольный, бросая острым краем вверх, тем самым не оставляя шансов на руф. Мим как-то все же высчитал такую точку, где его камень было невозможно выбить, не потеряв свой, но мутант легко пошел на обмен. Когда оставалось кинуть последний камень энда, на площадке виднелось три огромных серых пятна от бросков мутанта и немного черной стремительно исчезающей крошки Мима. Глухонемой бросил камень в центр, чтоб иметь право на завершающий бросок во втором энде. Толпа мутантов громко и радостно возвестила счет «1:0», не ожидая, пока победа формально подтвердится.
Мим начал уважать противника, а вместе с ним и всех мутантов. Грубые животные, не способные к сложным вычислениям, они легко обходились вообще без математики, были талантливыми и азартными спортсменами. А еще Георгин вел безукоризненно честную игру. Соблюдая мельчайшие правила, он ни разу не обратился к смешанному жюри, в которое входило по одному мутанту, жителю долины и два гуля-торговца. Нет, мутанты не стали более симпатичными, и их ужасный запах никуда не делся, но Мим не испытывал детской ненависти к чужакам. Однако, следовало выигрывать. Смена жительства может стать смертельно опасной для детей и стариков долины. А переезжать в случае поражения придется. Уже сейчас многие соотечественники и мутанты смотрят друг на друга, не скрывая ненависти. Кровавая потасовка не пойдет долине на пользу, кто бы не выиграл. Мим закрыл глаза и сосредоточился.
После короткого перерыва мутант сделал первый бросок второго энда. Точно такой же, как и в начале первого. Мим кинул свой камень точно на чужой. Черный гранит соскочил с серого треугольника, как и рассчитывал Георгин, но встал набок и воткнулся рядом. Мутант явно боялся стоячих камней и сбил его метким броском. Мим тут же воткнул еще один камень рядом. В итоге к концу энда девять камней лежали в центре аккуратной кучкой. Мим бросил свой финальный камень в самый центр. Все принялись следить за разрушением, которое шло медленнее обычного. Много камней разного размера в одном месте дробились плохо. В итоге на холмике песка остался один маленький камень жителя долины. Жюри единогласно провозгласило счет «1:1».
В третьем энде первым по правилам должен был кидать Мим. На волне успеха в прошлом раунде, он опять кинул в самый центр, но мутант уже знал этот прием и раскидывал свои булыжники по разным краям, не обращая внимания на броски глухонемого соперника. За два камня до финала Мим безнадежно проигрывал. И тут он наткнулся на тот самый камень, который не должны были допустить к соревнованиям. Тонкая трещина змеилась по всему основанию. Если аккуратно подтащить камень к краю и сбросить, никто ничего не заметит, а в круге орлинга окажется множество булыжников разной формы и размера – однозначная заявка на победу. Нет, не заявка, а именно победа!
Мим взглянул на Георгина. Тот не торжествовал, он был просто спокоен, уверен в себе и победе. Маленькие красноватые глазки смотрели с печалью. Мутант жалел соперника! Но не хотел подвести своих. Никогда потом Мим так и не признался себе, что испугался. Возможно, он донес бы треснувший камень и выиграл. Но была вероятность провала, и тогда разозленная толпа разорвала бы жулика, а игра закончилась бы массовым побоищем.
…Собирались быстро, брали минимум из необходимого. В пустыне каждый час влечет лишние жертвы, передвигаться лучше всего ночью. Бывшие жители долины рассчитывали добраться до следующего поселения за два дня. Мутанты деловито осматривали пещеры, выкидывая ненужный им хлам. Георгин не спешил – ему и так сразу выделили лучшее жилище – подошел к глухонемому, положил руку на плечо и минуту смотрел в глаза, потом развернулся и широкими шагами ушел в свою пещеру. Мим никак не пострадал после соревнования – жители долины берегли своего лучшего игрока, теперь они знали самый легкий способ найти себе новый дом. Над долиной равнодушно опускалось солнце, пряча в тень площадку для орлинга, которая за один день переменила жизнь двух племен.

[Irena]

№ 11
Моя дорогая Мари.


Милая подружка, боже, как много мне нужно тебе рассказать. Мои мысли просто растекаются по листу бумаги...
Я дома. Мое шестилетнее мучение в Пансионе благородных девиц подошло к концу. Долой учение, долгие, нудные уроки и нравоучения от скучных, набожных сестер. Долой серые, мешковатые одеяния, грубое нижнее белье и уродливые чепцы. Клянусь, с сегодняшнего дня ношу только шелк и только самых ярких расцветок. Долой безвкусные каши, сырые спальни, утреннее обливание холодной водой. Долой подъемы до зари и длительные молебны. Теперь я вольная пташка и буду спать до обеда, и завтракать только пирожными и горячим шоколадом. Париж встретил меня веселой сутолокой и шумом. Милая Мари, если бы ты знала, как мне претит тишина и гулкое эхо пустых коридоров пансиона. Я дома, и это чудесно.
Мои последние дни в пансионе были омрачены странными и жутковатыми событиями. Помнишь, я рассказывала тебе о том, что в нашем пансионе обитает привидение. Раньше в здании пансиона были монастырские кельи. Так вот, графиня М***, после того, как родила мертворожденного ребенка - по слухам от монсеньера К***, - была сослана в монастырь для замаливания грехов. То ли графиня обладала слабым здоровьем, то ли очень сильно мучилась от несправедливости и неразделенной любви, но через несколько месяцев опальная графиня ушла в мир иной. С тех пор белая дама и стала появляться в стенах монастыря. Что только сестры не делали: молились за ее неупокоенную душу, постились, вызывали экзорциста, - но если белая дама появлялась и рыдала у чьей-либо кровати, то это всегда обозначало близкую смерть. Привидение в монастыре - это моветон, несмываемое пятно. Поэтому и порешили отделить крыло, где появлялась белая дама, и открыть в нем пансион для благородных девиц. Вот уже полвека из-за одной неуспокоенной души сестры истязают полсотни безгрешных душ. В общем, эту историю знает каждая первогодка в пансионе. Так вот, в последний месяц белая дама окончательно сошла с ума. Каждую ночь она приходила в спальню и оплакивала очередную пансионерку. Только в нашей спальне из двадцати девушек она рыдала над тринадцатью. Каждую ночь новая девушка. У моей кровати она рыдала в самом начале своего вояжа. Ощущение неприятное, веришь ты в эту легенду или нет, а по сторонам начинаешь оглядываться. После того, как дама нанесла визит двум третям пансионерок и больше чем половине монашек, пошли разговоры об эпидемии или пожаре. Сестры устроили настоящий террор, по шесть часов в день мы молились за упокой ее грешной души и молили Господа о спасении и защите. Посовещавшись, мать-настоятельница монастыря распорядилась распустить пансион на каникулы на две недели раньше. Вот я дома и обратно в пансион никогда не вернусь. Прощай, пансион, да здравствует новоиспеченная выпускница. Спрашивается, как я могу умереть вместе с больше чем половиной монастыря? Обдумав эту неприятную ситуацию, моя дорогая Мари, я пришла к выводу, что белая дама - всего лишь розыгрыш одной из старших учениц, жестокий, но вполне удачный, раз все мы попали домой на две недели раньше срока.
Теперь у меня каждый день похож на праздник. Маменька срочно обновляет мой гардероб. Салоны, модистки, обувщики и шляпницы. Мари, ты не поверишь, какие мне шьют наряды. Оказывается, при дворе больше не носят корсеты и вошли в моду наряды а-ля селянка: свободный покрой, обилие лент и цветов. Тетя договорилась, и меня зачислили в свиту Марии-Терезии-Шарлотты. Конечно, она еще очень юна и у нее не так весело, как в свите у королевы, но папа говорит, что такой юной и неопытной девушке лучше узнавать обычаи двора в свите инфанты. Еще неделя - и я увижу Версаль и Малый Трианон. Я недавняя пансионерка и буду представлена королю и королеве. Скоро моя жизнь превратится в сплошной праздник. Балы, приемы, пикники, придворные сплетни. Ах, моя дорогая подруга, мне кажется, я рождена для этой жизни.
На сегодняшний день, Мари, это все новости. Как только я обоснуюсь при дворе, обязательно тебе напишу.

Всегда твоя, Луиза де Полиньяк.
Париж 3 июля 1789 года

[Irena]

Увы, больше никого...

Итак, голосование. Поскольку рассказов меньше 15, выбирается 4 (четыре) места:
за 1 место - 5 баллов
за 2 место - 3 балла
за 3 место - 2 балла
за 4 место - 1 балл

В исключительном случае голосующий имеет право присудить двум рассказам одинаковое место. Однако оно будет более низким из двух (например, два третьих места и ни одного второго) в целях более тщательной оценки достоинств каждого из рассказов.

Просьба проголосовать также по системе В:
Каждому голосующему предоставляется 15 баллов, которые голосующий распределяет самостоятельно. Например, можно отдать все баллы одному рассказу, либо распределить между несколькими понравившимися.

Для удобства подсчета желательно выделять голосование цветом.

Напоминаю:
При оценке рекомендуется обращать внимание на:
- соответствие тематике конкурса;
- язык, стиль;
- сюжет;
- оригинальность, "полет фантазии";
- авторскую идею.
Весьма желательно дать более-менее развернутый отзыв с обоснованием своей оценки.

Внимание: Авторы ДОЛЖНЫ участвовать в голосовании. Но они не имеют права голосовать за собственный рассказ. Баллы, отданные за собственный рассказ, не засчитываются.

Голосование - по новым правилам - продлится до 10 апреля (включительно).

----------------------------------------------
И еще раз напоминаю: критика должна быть честной, конструктивной - но не злобной. Постарайтесь сначала понять рассказ, а потом уж искать недостатки.
Уважаемые критики - не надо видеть в авторе тупого графомана, специально, чтобы досадить вам, пишущего ахинею. Это такой же дилетант, как и вы.
Уважаемые авторы - не надо видеть в критике ехидного злопыхателя, не сумевшего оценить вашу нетленку. Все мы не пушкины - возможно, в его речах есть рацзерно.
Уважаемые все - не надо считать, что оппонент намеренно подкапывается под ваш авторитет. Все высказывают собственное мнение, и не более того.

Добавлено Камилом:
Ссылки для скачивания всех рассказов конкурса сразу:
Выбирайте самую удобную форму

depositfiles.com

- Док файл. Не заархивирован 383 кб
- doc файл в zip-архиве 104 кб
- fb2 в rar архиве 76 кб
- txt в zip архиве 68 кб

[Irena]

Голосование от Науга:

1 место - № 2 Дети Солнца
2 место - № 1 Летопись симбиоза
3 место - № 4 Медведь и соколы
4 место - № 9 Sic transit

[Шалдорн Кардихат]

1 место - № 8 И только некромант скажет
2 место - № 7 ВЕЧНЫЙ БОЙ
3 место - № 11 Моя дорогая Мари.
4 место - № 2 Дети Солнца

[Irena]

Мороз:

1 место - №10
2 место - №3
3 место - №1
4 место - №9

По системе В:
№10 - 9
№1 - 2
№3 - 2
№9 - 1
№8 - 1

[Автор рассказа №1]

1 место - №10
2 место - №11
3 место - №3
4 место - №4
По системе В:
№10 - 6
№11 - 6
№3 - 2
№4- 1

[Ali]

1 место №3
2 место №10
3 место №4
4 место №1

Баллы*:

№3 6
№10 4
№4 4
№1 1

Калифо, а я знала, что в сумме баллы эта цыфрерка 15?
Мы народ темный, присутствием интеллекта не обиженный.
*Исправила.*

[Автор рассказа №2]

1 - №10. Орлинг
2 - №4. Медведь и соколы
3 - №7. Вечный бой
4 - №8. И только некромант скажет


По варианту Б - №10 Орлинг - 15 баллов.

[Калиф-на-час]

вымарано и написано поверх:
система a
1 место - рассказ №7
2 место - рассказ №9
3 место - рассказ №8
4 место - рассказ №10

система b
рассказ №7 - 7 баллов
рассказы №3, №8, №9, №10 - по 2 балла каждый