Сообщение
Irena » 26 май 2010, 02:00
№ 2
Штефан и Сафи.
Тонко и мягко, пульсирующе, запищал будильник.
Штефан открыл глаза.
В высокое стрельчатое окно вливалось утро. Было светло и очень ярко – рассветное солнце било сквозь цветной старинный витраж, и сине-красно-желтые ромбы щедро рассыпались по всей небольшой комнате Штефана. Тепло, уютно, но будильник все так же настойчиво пищит – пора!
Он рывком сел на кровати, по привычке осмотрелся. Под ним – узкая односпальная кровать с легким стеганым одеялом, рядом, у изголовья, тумбочка с будильником и стопкой книг. Комната его совсем небольшая, с невысоким потолком, окно узкое, вытянутое вверх, и все залито утренним светом, а у противоположной стены – стол, заваленный книгами, альбомами, тетрадями, и полки книжные по стенам, тоже все сплошь заставленные и книгами, и папками. Еще на стенах висят его, Штефана, давние рисунки, изображающие питомцев отца, да из-под кровати торчит ящик со старыми игрушками. Штефан насупился, сердито затолкал его ногой поглубже. Вот уж точно: и ни к чему, и выбросить жалко!
«А что там нынче с погодой, а?» - подумал он, зевая. Подошел к окну и вначале ничего не увидел из-за слепящего солнца. А потом окончательно проснулся и, в который уже раз – не сдержался. Душа замерла от восторга – красотища-то какая!
Перед ним круто падал вниз заснеженный горный склон, поросший елками, усыпанный обильным снегом, небо отливало розовым, и утренний свет еще не разукрасил все вокруг бриллиантовой крошкой. Снег пока что еще был синевато-белый, загадочный…
Но разглядывать мир особо было и некогда. Штефан быстро шагнул в ванную, быстро умылся, немного посмотрел на себя в зеркало. Там не нашлось ничего нового – все тот же тринадцатилетний мальчишка, светловолосый и светлоглазый, волосы короткие, после сна торчат на голове дыбом. Уже высокий, но пока еще худой, и это хорошо. Лицо вроде нормальное, но вот прыщики на лбу, будь они неладны…
- Хватит глазеть, - сказал сам себе Штефан, - забыл, что вчера кто-то собирался встать пораньше? Забыл, что у кого-то уйма дел?
Он торопливо оделся, выбрав вещи потеплее, и выскочил на узкую внутреннюю галерею, опоясывающую изнутри всю жилую часть их башни на уровне второго и третьего этажей. На нее выходили и двери спален остальных членов семьи; внизу, на втором этаже, тоже были жилые комнаты (в одной из них сейчас неутомимо гудел пылесос), центр же был пуст и пронизан тонкими лучами холодного утреннего света, пробивавшимися сквозь узкие верхние окна-бойницы. Здесь было намного прохладнее, чем в комнатах, потому что в холода постоянно обогревались лишь спальни. Зато внизу находился громадный камин, в котором когда-то, наверное, поджаривали быков прямо целиком. Порой, в особо сильные морозы, отец вместе с Михалом жгли в этом камине громадные поленья, и тогда башня наполнялась легким, едва уловимым запахом дыма и треском горящих древесных стволов. Штефан между тем уже был внизу, забежал в кухню, сунул в карман пару плиток шоколада и помчался наружу.
- Эй! Штефан! – услышал он уже у самых дверей. - А завтрак?
- Потом, Марушка! – прокричал он куда-то вверх и выскочил на улицу.
Утренний мороз будто только и ждал его появления – вцепился в щеки, защипал нос, заслезил глаза. Штефан, приминая свежий снег, укрывший за ночь внутренний двор, подошел к высокому парапету, ограждавшему верхнюю часть старой башни Марчеков, на которой, собственно и был выстроен их дом. Полукруглый, он занимал половину верхней площадки, оставляя место для двора, а по периметру дом опоясывали помещения фермы – загоны, теплые вольеры для малышей, склад, где хранилась упряжь, а еще комната для приготовления пищи, и много чего еще. Входы в них находились справа и слева от главного входа в дом. Штефан, однако, дом не рассматривал, а изучал морозное утреннее небо. Видимо, осмотром он остался доволен, так как заулыбался, сказал довольно: «Самое то!» - и поспешил к левой двери фермы. Он вошел внутрь, включил свет и зашагал по коридору, повторявшему изгиб стены дома. Слева, с наружной стороны, был ряд небольших железных дверей, и мальчишка, проходя мимо, прикасался к дверям рукой и легко, одними губами, проговаривал: «Туал…», «Хисс…», «Кара…», «Ландар», «Барр…» - будто заклинание читал. Возле последней двери он остановился, потеплел взглядом, читая на двери четкую надпись «Сафи», потом открыл дверь, и шагнул внутрь.
Внутри загона был дракон. Настоящий дракон, не птеродактиль, не ящер – дракон! Не очень большой, серебристо-белый, с узким сильным телом и широкими кожистыми крыльями. Голова дракона была гладкой, без гребней и наростов, и именно эту голову гладил сейчас Штефан, тормошил за боковые выросты на морде, а дракон довольно урчал, дыша сухим теплом, и слегка покусывал руки мальчишки. И видно было, что эти двое без ума друг от друга.
- Ну, все, все, Сафи! Хватит! Погоди! Да отпусти меня, - смеялся Штефан и, наконец, выдернул рукав своей куртки из драконьих зубов, - потом, потом поиграем! Мне еще малышей кормить!
Он закрыл дверь, за которой просительно пофыркивал дракон, и поспешил в соседний закрытый вольер, размером поменьше, но посветлее и намного теплее. По всему помещению прыгали, ползали по стенам, как мухи, перелетали с места на место маленькие дракончики - не больше вороны. Было их здесь довольно много, больше десятка, а точно сосчитать было трудно – слишком уж непоседливы были эти маленькие существа. Верткие, серовато-белые, с темными спинками без гребней, они напоминали странных кожистых бабочек. Штефан достал из стенного шкафа большой пакет с кормом, отсыпал половину в кормушку, прикрепленную к полу, и малышня тут же налетела на пищу с сухим чириканием, свитом и хрустом. «Ну, точно цыплята!» - засмеялся про себя мальчишка и пошел дальше. Рядом, в соседнем помещении, находились семь драконов постарше. Эти уже достигали размеров крупного дога, содержались каждый в своей клетке-загоне, были почти черного цвета, лишь брюшки еще оставались серовато-белыми. Вдоль их спин уже тянулись жесткие пластины гребней, пока еще небольшие, но обещавшие стать в будущем устрашающим украшением. Штефан кормил молодых драконов, и думал:
«Здорово, что у нас есть эта ферма. Драконы – это классно! Не коровы, не овцы. Драконы! Их почему-то многие боятся, а они же – как дети: простодушны и преданы хозяину, как большие и умные собаки. А еще драконы очень дороги, и это тоже классно. Надеюсь, отец хорошо заработает на Большом Драконьем Аукционе! Ведь наши драконы, те, что «от Марчеков», всем известны – они сильные, здоровые, красивые, и, главное, умны и послушны. Потому что никто не умеет растить драконов лучше Марчеков! – Штефан засмеялся. – Говорят, у нас свой секрет есть. Может, и есть! Ведь недаром лишь наша семья, Марчеки, добилась когда-то права поставлять отборнейших зверюг в королевские войска. Хотя, конечно, другие тоже пытались тут, в этих горах, растить драконов. Но ничего у них не вышло! Так что сейчас реально, кроме нас, есть еще одна большая ферма в Африке, две в Америке. Но у них разве драконы? Так, название одно. Куры летающие. А наших драконов отец выращивает почти как своих детей – знает каждого, какой у кого нрав, и как с кем обращаться надо. Вот и весь секрет. Ну, конечно, еще есть кое-что. Состав корма, температурный режим… потом, опять же, очень тонкое дело – выездка. Ведь надо не просто вырастить дракона, и заставить его подчиняться человеку-хозяину, а еще и научить зверя не бояться взрывов, и огня, и нести на себе всадника в полном боевом облачении. Хотя… раньше драконов растили для участия в битвах, а теперь – кому это надо? – Штефан вздохнул и пожал плечами. – В последнюю войну драконы уже не воевали, как прежде, а занимались, в основном, легкой воздушной разведкой. Как мой прадед и его знаменитый дракон Кор. Ох, и задали они тогда жару фашистам!» – он засмеялся, потом вздохнул и перешел к следующей клетке, машинально принимаясь за кормление очередного молодого дракончика, а мысли его бежали себе дальше:
«Сейчас, конечно, все по-другому. Сейчас дракон - дорогая и красивая игрушка. Покруче, чем новая машина или породистая лошадь, и каждый взрослый дракон, обученный для определенных целей, стоит сумасшедших денег! Вот поэтому все наши сейчас в столице, на Большом Драконьем Аукционе. Пятеро взрослых, да один работник, Михал, который столько уже у нас работает, что стал совсем своим; каждый из них верхом на драконе, итого – шесть взрослых, черноспинных красавцев будут проданы сегодня. Семья будет обеспечена на несколько лет вперед, и отец наконец-то сможет увеличить количество загонов, потому что двенадцать маленьких дракончиков греются сейчас под искусственным светом в общем вольере, а через несколько лет превратятся в крупных животных. Тогда и понадобится для каждого из них отдельный вольер, на двери которого будет красоваться имя дракона…»
День разгорался, солнце там, снаружи, поднималось все выше над старинной башней, где находилась драконья ферма, над ближними и дальними горами, покрытыми густым лесом и усыпанными снегом. Где-то там, за лесом, находился известный лыжный курорт, там сутками сновали туристы в ярких лыжных костюмах, похожие на заморских попугаев, но здесь было тихо и пустынно. Сама гора, на которой находилась башня, и лес вокруг, и долина внизу – все это было объявлено заповедником, и поэтому без особой надобности сюда никто не совался. Только семья Штефана, владевшая башней, иногда нарушала покой этого мира…. А сейчас и нарушать некому было. Он, Штефан, да старая служанка Марушка, убиравшая в доме и готовившая еду на всех, – вот и все, кто остался…. Да драконьи малыши, да несколько драконьих подростков, да Сафи.
Сафи был личным драконом Штефана. Отец говорил, что Сафи уродился не таким, как прочие, с отклонениями, и это стало заметно, когда драконы его выводка подросли. Сафи не хотел темнеть и отращивать гребни. Вернее, это Штефан так считал, а отец говорил, что в организме Сафи что-то идет не так, и он никогда не станет настоящим черноспинным шипастым драконом, которого можно выгодно продать. И действительно, кожа Сафи не темнела, оставаясь серебристо-серой, и спина и голова были гладкими. Так что для выездки Сафи совсем не годился – некуда цеплять геммах! Геммах – слово старинное, пришедшее еще со времен боевых драконов. Это специальный пояс, которым наездник прикреплял себя к шипам на спине дракона, чтобы не свалиться во время сложных маневров. Но у Сафи не было шипов, поэтому Штефан не надевал геммах, когда садился на Сафи, а полагался лишь на силу рук и ног, с помощью которых удерживался на спине своего любимца. Зато Сафи, не отягощенный жесткими шипастыми пластинами на спине, мог развивать куда как большую скорость по сравнению с другими драконами! Отец называл Сафи «выродком» и говорил, что его надо было умертвить сразу, как только он вылупился из яйца. Штефан же, в свое время выпросивший Сафи у отца для себя вместо игрушки, чувствовал, что Сафи может стать одним из быстрейших драконов, какие есть в этом мире, и неустанно гонял своего подопечного, заставляя его с каждым разом все быстрее и быстрее преодолевать отмерянную дистанцию. Даже отец со временем оставил свой скептицизм и лишь неопределенно повторял: «Посмотрим, посмотрим…». Вот и сегодня Штефан хотел бы в очередной раз «размять крылья» Сафи, так как вчера драконы не летали - весь день шел снег, прекратившийся лишь к вечеру. Вечером отец, три брата Штефана, сестра Аннета и старый Михал, весь седой, но маленький, верткий и жилистый, - так вот, все они вечером сели на драконов и умчались в сторону Буды. Но перед отъездом отец заставил Штефана пообещать, что он не будет летать, пока хоть кто-то из семьи не вернется домой…
- Но, па… Сафи должен летать каждый день, если мы хотим сделать из него чемпиона! – возразил Штефан.
Отец покачал головой, нахмурив брови.
- Прежде всего, я хочу видеть тебя здесь, живым и здоровым! И ты знаешь, как я отношусь к твоим идеям о чемпионстве Сафи! Да, он летает быстро, очень быстро, ненормально быстро, но…
Он еще раз покачал головой.
- Но ты будешь гонять его только тогда, когда хоть кто-то их взрослых будет дома! И больше я эту тему обсуждать не хочу!
И все… сел на своего Барра и улетел. А Сафи вчера весь день скребся в загоне, как кошка, которую не пускают в дом, и сегодня начинается то же самое…. Как отец не понимает! Сафи не такой, как все, он не может не летать! А ведь сегодня тоже никого не будет! Известно, что после продажи дракона наездник должен доставить его хозяину, а это значит – еще один долгий перелет, возможно, с остановками. Потом возвращение поездом или самолетом… да сюда добраться без дракона, на машине – долго, очень долго… И все это время Сафи должен сидеть взаперти?
«Это жестоко, а жестокость недопустима», - вспомнил Штефан слова отца.
И уже через пять минут он сидел верхом на своем любимце, крепко сжав коленями спину Сафи, упершись пятками в основания крыльев, и лишь специальные перчатки, жесткие, с крупными тупыми шипами на ладонях, свидетельствовали о том, что он, Штефан, не просто так – погулять вышел, а мастер драконьей выездки, хозяин дракона, тот, единственный человек, которого дракон будет слушаться всегда и везде. Эти перчатки были то же, что шпоры для лошади, с той разницей, что ранить дракона они не могли, а лишь помогали в управлении громадным животным. Сафи радостно урчал, предвкушая так любимый им полет; Штефан, уже сидя на драконе, дотянулся до небольшого рычага на стене сбоку, повернул его вверх, наружная стена загона Сафи опустилась вниз, открывая широкий проем, в который хлынул яркий зимний полуденный свет. Штефан обеими руками сильно хлопнул с двух сторон по шее дракона, что означало «вперед!», и Сафи с места нырнул в холодную зимнюю прозрачность, вначале не расправляя крыльев, а камнем несясь к земле. Это было его обычной забавой – нырнуть вниз, так, что у седока замирало сердце, и лишь в самую последнюю минуту распахнуть серебристо-белые крылья и начать плавно набирать высоту…
Так было и на этот раз. Сафи купался в холодном зимнем воздухе, ныряя то вверх, то вниз, нарезая пространство острыми крыльями, ожидая приказа набрать скорость и показать все, на что он способен… но Штефан медлил. Ему очень хотелось пустить своего дракона в скоростной полет, но слишком свежи были в памяти слова отца. И неизвестно, что бы решил Штефан, но Сафи, не дождавшись приказа, сам рванулся вперед, прочь от башни, над горным склоном, утыканным острыми елями, наполовину торчащими из снега. Обычно они летали к соседней горе, делали круг над курортом, потом забирали вправо,и, облетев башню по широкой дуге, возвращались домой. Сегодня Сафи выбрал тот же маршрут. Штефан его не остановил. И он, почувствовав волю, мчался и мчался, набирая скорость, так, что встречный ветер иглами впивался в лицо мальчика. Штефан начал жалеть, что не надел на лицо шерстяную маску… Башня осталась далеко позади, они мчались вперед все быстрее. Штефан, переполненный восторгом полета, звонко закричал - что-то вроде «эге-гей!», и так же звонко и восторженно закричал Сафи… и вдруг крик его оборвался, он словно поперхнулся, неуверенно дернул крыльями – раз, два, три - и стал падать вниз.
Тихо-тихо стало… только ветер свистел и земля неслась навстречу слишком быстро.
«Сафи! Сафи!» – закричал Штефан и сильно, грубо сжал руками шею дракона, сжал так, чтобы сделать больно. Он было решил, что Сафи опять играет. Но Сафи не реагировал, продолжая кувыркаться в воздухе, а вместе с ним кувыркался и Штефан, панически думая – разобьются они сразу или покалечатся, а потом будут долго замерзать в снегу? И понимал, что возможность проверить это – вот она, слишком близко!
Ах, Сафи, Сафи, легкокрылый серебристый летун… неизвестно, что скосило тебя – внезапная хворь, или врожденный дефект организма, или слишком резко рванул ты вперед, и сердце не выдержало… Но, умирая, смог ты сделать еще одно: из последних сил расправил крылья, спланировал - и не рухнул камнем в густой ельник, а опустился на верхушки деревьев, спасая своего седока… И лишь потом сложил крылья и мертвым комком плоти сполз на холодный снег…
Штефан выбрался из сугроба, помчался (если вообще можно мчаться по глубокому снегу) к Сафи, не успев даже порадоваться, что сам он жив, руки-ноги-ребра вроде целы, а ушибы – это пустяки, дело житейское… А вот Сафи был мертв. Лежал в сугробе в неестественно вывернутой, изломанной позе, черная кровь вытекала из его ноздрей и бурым пятном расплывалась на чистом, свежем снегу…
Штефан не заплакал. Он тяжело опустился на снег рядом с драконом, посмотрел на свои руки в шипастых перчатках. Снял их, размахнулся, выбросил прочь, куда-то в лес. Долго смотрел на Сафи, ничего не говоря, не плача, внешне спокойно… потом обхватил голову руками, закачался вправо-влево…
«Я убил его… - жгли его изнутри горькие мысли, - я, я… Отец был прав, а я не верил ему… и убил Сафи, моего Сафи. Чемпиона захотел сделать! вот он – твой мертвый чемпион!!!. а ведь Сафи меня спас… не дал мне разбиться, а я – гонял его безжалостно, пока не загнал насмерть! Не пойду никуда! Останусь здесь вместе с Сафи, замерзну, и так мне и надо!!!»
Привалился к еще теплому боку дракона, сжавшись в комочек, и затих, лишь плечи вздрагивали...
Увы, умирать оказалось не так просто. Постепенно холод начал пробирать Штефана до самых косточек, как он ни ежился, и не прижимался к Сафи. Видимо, от холода, начали появляться и другие мысли, более здравые:
«Да, я мог бы не давать Сафи летать. И сидел бы он сейчас в теплом и тесном вольере, ел, пил, спал, расправлял в тесной конуре ненужные слабые крылья, и завидовал, завидовал, всю жизнь завидовал своим более здоровым собратьям. Жил бы, не зная полета, жил, как живет черепашка в домашнем аквариуме. Разве это жизнь для дракона? Разве Сафи сам не рвался летать? Но все же – отец был прав. А я – нет. Я так обрадовался возможности вырастить своего, ОСОБЕННОГО дракона, что даже не подумал, что особенный дракон нуждается в особенном уходе, и даже в особенном медицинском обследовании! Да, отец был прав. И, если быть до конца честным – я должен ему это сказать. Лично...».
Мальчишка вздохнул, погладил дракона по изломанному крылу, потом посмотрел на свои руки. Пошарил глазами по ближайшим сугробам, но перчатки не нашел. Вздохнул. Солнце уже перевалило за полдень, а зимой темнеет быстро. Надо было спешить. Компаса у него не было, поэтому он быстро взобрался на дерево, осмотрелся, понял, что до одиноко стоящей башни достаточно далеко и засветло не дойти, но вот если двинуться в другую сторону, к ближнему перевалу, то есть шанс засветло добраться до лыжных трасс, а там наверняка можно встретить туристов. Туда он и отправился – мрачный тринадцатилетний мальчишка, только что потерявший друга. Шел вроде бы быстро, но зимний день – как денежка в кармане: кончается всегда чуть раньше, чем нужно. До перевала он добрался уже в кромешной темноте, которую не могли рассеять даже редкие искорки звезд. Он дико устал, но отдыхать было нельзя, Штефан знал это, присядешь, уснешь, и – все, конец. Поэтому всякий раз, когда начинала появляться мысль: «Секундочку отдохнуть…» - он заставлял себя двигаться дальше. И когда, наконец-то, внизу показалась россыпь огней, мальчишка едва не заплакал от радости – спасен! Конечно, надо было еще дойти до этих огней, но спускаться – не подниматься, да и цель – вот она, впереди! Штефан пошел быстрее, и мысли о том, что надо бы «присесть, передохнуть» уже не казались такими настойчивыми. Наконец, он спустился, с первого же взгляда определил, где находится бар, и направился прямо туда, буквально упал на высокий стул перед стойкой, прямо напротив бармена, и единым духом выложил:
- Меня зовут Штефан Марчек. Я живу в Драконьей башне. Сегодня днем мой дракон разбился в лесу, а я чудом остался жив. Я полдня шел по лесу, устал и замерз как собака. Денег у меня при себе нет, но мне нужен телефон и горячий чай. Вы мне поможете?
Бармен уважительно глянул на него, молча кивнул головой, протянул телефон. Потом налил большую чашку горячего чаю, плеснув туда добрую ложку коньяку. Положил на тарелку несколько бутербродов, подвинул это все Штефану. Тот поблагодарил кивком головы, а сам в это время говорил в трубку:
- Марушка? Отец звонил? Нет еще? Да, да, у меня все в порядке! Да не пропал я никуда, Марушка! Жив, здоров, завтра буду дома! Да! Нет, нет, не переживай…. Если позвонит отец, скажи что у меня все в порядке! И вот еще: скажи ему, что я… или нет, пожалуй, это я сам…
Он вернул телефон бармену, съел бутерброд, а чай даже не смог допить до конца – от тепла и сытости, а может, от коньяка, жутко захотелось спать. Едва доплелся он до какого-то дивана в подсобке, свернулся калачиком и уснул….
А в это время в большом вольере с драконьими малышами не спал один из них – маленький, светло-серый. Он смотрел на луну, и думал о чем-то своем, о драконьем – возможно, о том, что ему, почему-то, очень, очень не хочется темнеть и обрастать костяными пластинами…
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
)
) 
