Конкурс рассказа "Тяжела ты, шапка Мономаха"

[Irena]

По выбору Роксаны и ШК новая тема: "Тяжела ты, шапка Мономаха".

всё о правителях и власть предержащих - об их тяжелой\легкой доле, о том, что правителю позволено, а что нет.
Тема ничем не ограничена, кроме наличия в конкурсном произведении правителя любого типа и ранга - от заведующей сельской библиотекой до верховного императора всей галактики.

1. Срок подачи - ДО 16 ДЕКАБРЯ (включительно). Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
2. Размер - максимальный объем 0,5 авторского листа (20 тыс. знаков или примерно 5 вордовских страниц 12-м шрифтом стандартной разметкой). Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.
6. НОВОЕ ПРАВИЛО: Голосование слать мне в личку. После подведения итогов конкурса все голоса будут обнародованы.

ВНИМАНИЕ! Авторы, присылающие рассказы на конкурс, должны принимать посильное участие в последующем обсуждении рассказов и участвовать в голосовании. Отсутствие автора в конкурсных темах расценивается как проявление неуважения к остальным участникам.

[Irena]

Конкурс продлен до 20 декабря включительно.

[Irena]

Шесть рассказов прислано. Еще парочку обещали.
Не густо, но конкурс проводить можно.

[Бойцовый кот]

По какому принципу выкладываются рассказы в плане очередности?

[Irena]

По принципу " как бог на душу положит" Если кто хочет, чтобы его рассказ был первым или, наоборот, не первым - пожалуйста.
Да: кто хочет остаться инкогнито (вдруг) - предупредите.

Еще три рассказа есть!

[Робин-Гут]

Ну что ж, десяток рассказов, это не сотня - можно тщательнее их рассмотреть. В этот раз буду играть роль доброжелательного, компетентного (в меру гугления) критика. Перья заострил, жду рассказов.

[Irena]

Да, 10 уже есть! И, возможно, будет еще один.

Ближе к вечеру начну выкладывать, наверное.

[Бойцовый кот]

да уже выкладывайте. ВСе равно последний только завтра-послезавтра смогут прочитать. Только как голосовать написать не забудьте

[Irena]

Бойцовый кот, всё обязательно будет

[Irena]

Ну, с богом

№ 1

Народный избранник

Сеть "ресторанов" "Макдональдс" всегда пользовалась и пользуется популярностью у любителей сытно покушать. Один из таких "ресторанов" расположился у метро "Черная Речка". Это место понравилось не только людям, но и голубям, которые тоже были не против хапнуть чего повкуснее.
Однажды на скамеечку у "ресторана" присела проходившая мимо бабулька.
Голуби с завидной наглостью налетали на оставленные кусочки пищевых отходов. Чаще всего это была упавшая на землю картошка. Два сытых раскормленных сизаря сидели на крыше "ресторана" и величаво осматривали свой "ареал" обитания. Многочисленные собратья копошились внизу, ожидая своей удачи.
- Господин Сизов, общественность жалуется на низкое качество питания и его труднодоступность, - сухим деловым тоном обратился один голубь ко второму. - Вы, как ответственный за вверенную вам территорию, не могли бы поспособствовать? Вы же все-таки депутат.
- Вот ведь быдло неблагодарное, - проворчал Сизов. - А кто построил этот пункт общественного питания несколько лет назад? Для кого я открывал этот "ресторан"? Не для них ли?
Забегаловку открыли уже много лет назад, о чем и поспешил намекнуть, в меру своей тактичности, собеседник Сизова:
- Голуби столько не живут.
- Ну хорошо, дед мой построил, - поправился Сизов, учитывая новые обстоятельства. - Или ты, Приживалин, ставишь под сомнение мое право на собственность этого заведения?
- Нет-нет, что вы, господин Сизов, - тут же спохватился голубь и перевел внимание на проблему питания. - Просто в последнее время в вашем ресторане стали сильно солить картошку. Нечем запивать. Многие избиратели недовольны. Не могли бы вы поговорить с управляющим вашего ресторана?
- Вот кошки драные! Сколько раз можно объяснять, что никто не солит картошку. Она такой производится прямо на заводе. Это такая технология производства. Ее пропитывают в соляном растворе. Ясно?! - Сизов завелся не на шутку.
Приживалин был ближе к народу и знал, что среди общественности зреют семена неповиновения и бунтарства. Если это не задавить в зародыше, то потом будет поздно, но говорить об этом Сизову напрямую не стоило. Мало ли что придет в голову местному депутату и владельцу ресторана по совместительству. Возьмет и закроет столовую.
- Господин Сизов. Все же надо что-то делать. От плохого питания самочки совсем ослабли и подурнели.
Услышав о самках, Сизов тут же встрепенулся и задумался о сложившейся ситуации. Черт с ними, с обывателями, но вот если народ взбунтуется, то больше не видать ему, Сизову, лучших самочек никогда.
Тут ему на глаза попалась сидящая на скамейке старушка. Она достала из сумки кусок хлеба и потихоньку его жевала. Голуби-попрошайки разгуливали вокруг старушки, в надежде получить пресную подачку. Подслеповатая старушка их просто не замечала и продолжала отщипывать хлеб и старательно мусолить его беззубым ртом.
Сизов еще раз окинул "орлиным" взором все подотчетную территорию и спикировал к ногам старушки.
- А ну разошлись! Дайте мне пообщаться с деловым партнером! Куда вы лезете, плебеи грязнокрылые! Разошлись, пока я охрану не вызвал.
Избиратели послушно откочевали подальше от места переговоров и стали внимательно вслушиваться.
- Здорово, карга старая, - прокурлыкал Сизов и заскочил старушке на колени. - Есть тема одна, надо перетереть.
Старушка наконец-то заметила голубя и обрадовалась, так как редко когда они не боятся подходить к человеку так близко. Одно дело покрутиться возле ног, но совсем другое – сесть на колени.
- Какой голубок хороший, - проговорила старушка. - Сейчас я тебе хлебушка дам.
Естественно, для Сизова весь человеческий язык был непонятен, как и для его избирателей, но последним не стоило об этом знать.
- Что? Да ты совсем страх потеряла, старая?! - рявкнул Сизов. - Если завтра не принесешь еще, я тебе глаза повыклевываю.
Решив, что сказал достаточно, Сизов перешел к завершению переговоров и, вырвав из старушкиных рук остатки хлеба, взлетел на крышу.
- Ай да Сизов! - раздались первые восхищенные голоса. - Сокол наш Сизов!
- В натуре, авторитетный голубь, - вторили другие. - Стервятник городской. Да мы с таким депутатом хоть на кошку в рукопашную!
Старушка достала из сумки очки и, надев их, завороженно уставилась на голубей. Доброе человеческое сердце обрадовалось открывшейся картине.
Когда на следующий день старушка принесла к "ресторану" первую гуманитарную помощь в виде завалявшегося дома заплесневевшего хлеба, авторитет местного депутата вырос до небес.
Пора было Сизову перебираться в столицу и заняться планированием стратегии на выборах в Государственную Думу.

[Irena]

№ 2

Две истории счастья

Барт

Солнце едва начало клониться к закату, а на набережной уже стали собираться рыбаки. Вечерний клёв легерского осетра - дело серьёзное, и подготовиться к нему нужно не торопясь. Кто знает, когда очередной стае рыб приспичит спуститься в устье Легеры на кормёжку. Бывает, что, простояв весь вечер, можно не увидеть ни одной поклёвки. Барт, как всегда, пришёл одним из первых. Не обращая внимания на пару нищих, притулившихся у стены старого склада, он достал из заплечного мешка небольшой походный стульчик; усевшись на него, стал раскладывать свои снасти. Найдя щель между камнями мостовой, Барт забил в него прочный колышек. Достав из-за голенища нож, он слегка расщепил его верхний конец, после чего, достав шпульку, смотал с неё пару витков, а затем проверил, как нить держится в расщепе. Наживив на крупные, из закалённой стали, крючки личинки зелёного осожёра, Барт раскрутил оснащённый конец нити и забросил снасть вдаль от берега. Увлекаемая тяжёлым свинцовым грузилом нить, быстро сбегая со шпули, вытянулась ровной, как копьё гвардейца, полосой вдаль. Груз плюхнулся, подняв тучи брызг почти в середине фарватера.
- Хороший бросок, Барт, - сказал Жжёный, раскручивая правой рукой свою снасть.
- Ты тоже знаешь толк в хорошем забросе, – ответил Барт, заметив, что груз Жжёного упал в воду в какой-то паре метров от его собственного.
- Почему так давно тебя не было видно? – спросил Жженый.
- Скажи ещё, что без меня скучал? – вопросом на вопрос ответил Барт.
- Кому ещё я могу рассказывать свежие новости, не рискуя попасть в тайную канцелярию? – повторил манёвр Барта Жжёный и, оглядевшись вокруг, добавил: - Ты парень умный и зря болтать не будешь, а новостей у меня снова целый воз.
- Например? - демонстративно зевнув, уточнил Барт.
Колокольчик на снасти звякнул раз, другой, и уже собиравшийся раскрыть Барту очередную страшную тайну Жжёный был вынужден отвлечься на вываживание рыбы. Красивый, с голубоватой чешуёй императорский карп тянул, по меньшей мере, на пять килограммов, но это был не тот трофей, о котором мечтают все местные рыболовы от семи и до семидесяти лет.
- Жаль, я уж думал, что мне богиня удачи сегодня благоволит, а это всего лишь карп, – недовольно пробурчал Жжёный.
- Не нравится - можешь отдать его нищим, – ответил Барт, подсекая. Добычей Барта стал приличных размеров судак. Печально вздохнув, он не стал следовать собственному совету и отправил рыбу в садок.
- Что же ты не отдал рыбу нищим? – лукаво улыбнувшись, спросил его Жжёный.
- Она мне нравится, – бодро ответил Барт, взглянув на Жжёного открытым, честным взглядом.
- Тут к господину приходил один слуга из замка Герри и рассказал, где лежат письма принца Юнна. Говорил, что барон их приобрёл для шантажа семейства Суллов и собирается с них получить все императорские подряды на строительство кораблей, – бодро стал выдавать секретную информацию Жжёный.
- Это как же он собирается получить от Суллов подряды, распределением которых ведает сам император? – негодующе произнёс Барт.
- Извини, парень, но твой высокородный тёзка, да хранят его боги дня и ночи, иногда сам не ведает, что творит, – ответил Жженый распираемому от патриотического духа Барту.
- Это ты не ведаешь, что несёшь, а наш император - мудрейший из живущих ныне правителей на всех известных, а также неизвестных землях! – покраснев, как рак, почти прокричал Барт.
- Тише, тише! - приложив палец к губам, прошептал Жжёный, и, посмотрев на снасть Барта, добавил: – У тебя клюёт!
В этот раз добычей Барта стал небольшой сомик в десять кило весом. За те сорок минут, которые пришлось потратить на борьбу с не слишком ценной, но весьма сильной добычей, Жжёный успел выловить ещё двух карпов.
- Ну, и на чём я остановился? – спросил Жжёный, забросив снасть в четвёртый раз.
- Ты хотел рассказать, почему думаешь, что наш император, да хранят его боги дня и ночи, не ведает, что творит, – сказал Барт с деланным равнодушием.
- Если бы он ведал, что творил, то не окружил бы себя убийцами своего отца, – медленно произнёс Жжёный, наблюдая за реакцией собеседника.
- Принц Юнн погиб; его сообщники бежали из страны; не понимаю, о каких убийцах идёт речь, - сказал Барт, пристально глядя в одну точку.
- Суллы, друг мой, я говорю о Суллах, – тихим наставительным тоном ответил Жжёный.
- Суллы - вернейшие защитники короны! – пылко возразил Барт.
- И почему же ты так думаешь? – ехидно осведомился Жжёный.
- Все знают, что воины герцогства Сулла пришли на помощь покойному императору одними из первых, – спокойным, с лёгким оттенком торжества голосом произнёс Барт.
- Скажи, ты, как слуга купца, обучен счёту? – спросил Жжёный, поглядывая краем глаза на свою снасть. Колокольчик заметно трепыхался, но он не спешил подсекать.
- Разумеется! – слегка раздражённо ответил Барт.
- Это хорошо, – одобрительно произнёс Жжёный, резко дёргая нить на себя, и, не прерывая вываживания, продолжил: – Сколько дней пути от герцогства Сулла до столицы?
- Если конным, то дня два или три, – ответил Барт, не понимая, что от него хочет собеседник.
- А легиону в пешем строю? – продолжил задавать вопросы Жжёный.
- Минимум неделя, – механически продолжал отвечать Барт.
- А в столицу Суллы вошли на следующий день после штурма дворца пограничниками.
- Ну, и что из этого следует? – спросил Барт, на лице которого появились слабые признаки мыслительного процесса. Жжёный не стал форсировать события. Спокойно отправил четвёртого по счёту карпа в садок, поменял наживку и забросил свою снасть. Затем посмотрел в глаза Барту и сказал: – Для того, чтобы успеть вовремя, Суллы должны были заранее знать о мятеже и выступить в поход одновременно с заговорщиками.
- У них могли быть осведомители среди заговорщиков, – ответил Барт с лёгкой неуверенностью в голосе.
- Тебе не кажется, что узнать о заговоре и не послать гонца к императору, но при этом выступить вместе со всем своим войском - это несколько странное поведение для умудрённого жизненным опытом герцога Сулла и его братьев, если только они не собирались изначально выступить на другой стороне? – медленно, почти по слогам, произнёс Жжёный. Не зная, что ответить, Барт впал в подобие ступора, из которого его смогла вывести только резкая поклёвка на его снасти. Очередным трофеем оказался большой горбатый окунь килограмма в три весом. Дождавшись, пока Барт отправит полосатика в садок и вновь забросит снасть, Жжёный широко улыбнулся и максимально дружественным тоном спросил: – Я тебя убедил?
- Пока что это только твои домыслы, – ответил Барт, избегая смотреть Жжёному в глаза.
- И тот факт, что последней любовницей принца Юнна была племянница герцога, тебя тоже не убеждает? – спросил Жжёный, явно начиная терять терпение.
- Обычное совпадение, – довольно резко возразил Барт и чуть тише добавил: – Я слышал от прежнего дворцового трубочиста, что принц Юнн не пропускал ни одной юбки.
- Не знал, что у тебя есть столь высокопоставленные друзья, – ответил Жжёный, глядя на воду.
- Брось ты, когда я познакомился с этим почтенным господином, он был уже лет пять в отставке, – как бы извиняясь сказал Барт, похлопывая друга по плечу.
- Барт, в тайнике барона Герри лежат письма принца Юнна, которые заставляют Суллов трястись от страха, – ледяным тоном ответил Жжёный и посмотрел в сторону заходящего солнца.
- Может, ты заодно подскажешь, где именно следует искать этот тайник? – спросил Барт, копируя интонацию собеседника.
- В замке Герри, в нужнике для слуг, под третьим факелом от двери в стене есть камень светлее остальных. Если его немного пошатать, то можно вынуть. Гость моего господина сказал, что три дня назад письма лежали там, и с большой вероятностью они там до сих пор, - спокойным, ровным голосом, как если бы речь шла о совершенно будничных вещах, ответил Жжёный.
- Ты полагаешь, я полезу в замок Герри и буду в нужнике для слуг искать какой-то светлый камень, для того чтобы проверить правильность твоих измышлений? – насупившись, спросил Барт.
- Для того, чтобы убедиться в моей правоте, тебе достаточно будет сходить через пару недель в любой трактир при верфи и потихоньку подслушать всё, что думают корабельных дел мастера о советниках вашего мудрейшего императора, да хранят его боги дня и ночи, – с видом человека, которому уже всё равно, ответил Жжёный.
- Ты веришь в то, что Суллы смогут убедить императора отдать подряды на строительство кораблей имперского флота барону Герри? – уставшим голосом спросил Барт.
- Я знаю, что они давно вертят им, как хотят, – ответил Жжёный, глядя на закат. Постояв так ещё несколько минут, он аккуратно намотал на шпулю нить и, убрав снасть в заплечный мешок, подозвал мальчишку-носильщика. Получив свою медную монету, загорелый от яркого южного солнца парень положил рыбу вместе с садком в большую корзину и взвалил её на плечо.
- Из Коннела прислали нового посла, и, возможно, я скоро уеду на родину со старым, – печально произнёс Жжёный, оборачиваясь к Барту. – Желаю тебе выловить самого жирного осетра.
- Прощай, друг! – произнёс Барт, глядя вслед удаляющемуся приятелю. Когда Жжёный скрылся за поворотом, Барт отвернулся, пробурчал себе под нос: – Скатертью дорога, – и стал с удвоенным вниманием следить за своей снастью. Спустя несколько минут небольшой подвешенный на нить свинцовый грузик стал, мелко подрагивая, подниматься вверх. Поднеся правую руку под стремительно натягивающуюся нить, Барт одним резким движением дёрнул её на себя. Почувствовав на крючке неподъёмную тяжесть, он, уперев ногу в каменный парапет, потянул нить из всех своих сил. Спустя некоторое время тяжесть поддалась, и Барт почувствовал, как огромная сильная рыба, извиваясь у дна, пытается освободиться от крючка. Каждый метр извлечённой из воды нити требовал напряжения всех сил, но Барт не сдавался и всё тянул и тянул. Со временем рывки рыбы стали ослабевать, и Барту удалось подтянуть свою добычу к самому берегу. Обмотав нить несколькими витками вокруг толстой палки, он расставил ноги поудобнее и одним мощным рывком вытащил рыбу на берег. Огромный, не менее пуда весом осётр извивался на берегу, отчаянно махая хвостом в разные стороны. Его острая морда и чёрные бока мелькали перед глазами Барта, всё время меняя своё положение в пространстве. Улучив момент, Барт, придавив рыбину к земле левой рукой, что есть силы ударил её по голове зажатым в правой руке камнем. Пару раз конвульсивно дернувшись, осётр затих, и Барт подозвал одного из стоящих невдалеке мальчишек. На лицах двух других малолетних носильщиков проявилась досада, так как Барт уходил с пристани последним, и они оставались сегодня без заработка. Посмотрев на их кислые лица, Барт вынул садок из воды и отдал им всю выловленную сегодня рыбу, за исключением осетра. Рыбину удалось уложить в корзину не сразу. Затем Барт уложил в заплечный мешок свои снасти и направился в сторону верхнего города; носильщик с корзиной на плече шёл вслед на ним, напевая под нос какую-то похабную песню, а в ста шагах следом, оглядываясь по сторонам, осторожно крался один из нищих. Когда процессия проходила мимо забора дворцового парка, из-за угла появился второй нищий, который покинул сегодня набережную раньше первого, и, вытянувшись перед Бартом по стойке смирно, доложил: – Всё чисто, ваше императорское величество!
- Тихо ты! Мы ещё не дома, – ответил ему Барт, озираясь по сторонам.
Пройдя ещё сотню шагов, вся троица остановилась перед неприметной калиткой для слуг.
Не прошло и минуты, как их догнал первый нищий и тихо прошептал: – Хвоста нет.
Порывшись в складках многократно латаного плаща, второй нищий извлёк оттуда связку ключей и аккуратно открыл хорошо смазанный замок, после чего почти бесшумно распахнул дверь. Первым в дверной проём вошел переодетый в лохмотья паж с корзиной на плече, а вслед за ним - изображающий первого нищего гвардеец. Второй гвардеец продолжал стоять снаружи, ожидая, когда его императорское величество Барт Третий войдёт в калитку, чтобы пройти вслед за ним. Сам император отнюдь не торопился войти в калитку. Он стоял на мостовой и смотрел на последние отблески зари. Сегодня сбылась мечта его детства, и он поймал-таки своего осетра. Конечно, этот проходимец Жжёный сумел оставить неприятный осадок на душе, и завтра Барт отправит сыщиков в замок Герри, чтобы проверить, что лежит за светлым камнем в нужнике для слуг; и если там на самом деле окажутся письма Юнна, ему придётся, хочет он того или нет, отказаться от услуг герцога Суллы и его многочисленных родственников. Тогда, десять лет назад, когда брат вдруг решил убить отца, и атаку его страшных пограничников гвардия смогла отбить лишь чудом, а отец получил только лёгкую рану стрелой, которая совершенно не выглядела опасной, и никто даже не мог предположить, что вскоре он умрёт от страшной лихорадки, - Суллы пришли на помощь одними из первых. Когда спустя неделю отец умер в страшных муках, герцог поклялся быть верным помощником Барту во всех его делах и сдержал слово, совершенно освободив юного императора от рутины государственных дел.
К несчастью, Барту приходилось участвовать в многочисленных приёмах и балах, которые он ненавидел, но зато остальным своим временем он мог распоряжаться совершенно свободно. И вот теперь, похоже, придётся править самому. Конечно, в глубине души Барт надеялся на то, что никаких писем нет и Жжёный врал или ошибался; но то, что младший брат герцога Суллы и по совместительству морской министр стал вчера убеждать его сделать генеральным подрядчиком флота барона Герри, известного на всю империю шантажиста, делало эту надежду совершенно ничтожной. Завтра ему предстоит трудный день. Много лет молодой император всеми силами пытался убежать от проблем государства, но проблемы догнали его в самый неподходящий момент и подпортили этот долгожданный день его жизни. Утром ему предстоит многое сделать в первый раз, но это будет только утром. А сейчас Барт смотрел, как исчезают последние красные лучики, подсвечивающие облака над горизонтом, и был просто счастлив.

Жжёный

До посольства Жжёный шёл, не оглядываясь. Отпустив у ворот носильщика, он отдал привратнику садок с карпами и, пройдя через сад к зданию, постучал в дверь чёрного хода.
В небольшом окошке в двери появилась заспанное лицо охранника.
- Привет, Хен! Меня кто-нибудь спрашивал?
- Привет, Жжёный! Послы просили тебя подняться наверх, как только вернёшься.
Зайдя в служившую ему жилищем небольшую каморку, Жжёный скинул повседневный костюм бедного горожанина и переоделся в ливрею слуги, после чего, не торопясь, поднялся на второй этаж.
- Как прошло? – спросил Кирт, старый посол королевства Коннел.
- Всё чуть было не сорвалось: рыба, сволочь, клевала, как сумасшедшая, – ответил Жжёный.
- Мне уже доложили, что завтра нам приготовят в дорогу карпов. Ты полагаешь, что он заглотил наживку?
- С моим братом нельзя быть уверенным ни в чём, но мне кажется, что я был достаточно убедителен.
- В любом случае вы сделали всё что могли, ваше величество.
- Кирт, в империи даже у стен могут быть уши, – возмущенно ответил Жжёный.
- Юнн, не будь параноиком, слуги давно уже спят, – вмешался в разговор Дерт, которому предстояло стать послом королевства с завтрашнего утра.
Тогда, десять лет назад, Дерт смог вытащить Юнна из огня, рискуя жизнью. С тех пор десятник пограничного легиона стал лучшим другом принца, а сам принц получил ожоги большей части лица и прозвище Жжёный. После были скитания в северных землях, когда небольшой отряд бывших легионеров, решивших идти за принцем до конца, продавал свои мечи всем, кто мог заплатить хорошую цену. Долгая и очень кровопролитная война между Коннелом и Агаррой, в результате которой отряд недосчитался четверти бойцов, а его удачливый командир удостоился чести стать мужем принцессы Киры. Киру даже самый отъявленный льстец не назвал бы красивой, но она имела добрую душу и острый ум, а также знала толк в управлении государством. Спустя пять лет прежний правитель Коннела, Броттера и Агарры погиб на охоте, и принц Юнн стал полноправным королём.
Поручив заботам жены почти все мирные отрасли государства, сам продолжил дело своего покойного тестя и добавил к своему титулу Куррию и Онотос. На очереди была Киллата, огромное королевство, лежавшее между северным морем и империей, которое весьма разжирело в последние годы на транзитной торговле. Имевшейся в распоряжении Юнна армии хватило бы на завоевание трёх Киллат, но Суллы, имеющие в торговле с севером свой интерес, подсунули Барту на подпись большой договор с королевством, который тот подмахнул, не читая, после чего все враги Киллаты стали врагами империи. Ждать, пока император изменит своё решение, Юнн не мог, так как армию нужно или кормить, что без новых побед невозможно, или распускать. Распустив же, потом можно и не собрать. В общем, действовать следовало быстро, и Юнн решил вывести империю из игры, организовав в стране смуту. Когда десять лет назад Лирри совместно со своим дядей-герцогом уговорила его предать отца ради их общего счастья, они договорились ничего не доверять бумаге, и писем, которые скоро найдут в замке Герри, существовать было не должно. На самом деле их и не существовало до тех пор, пока Юнн их не написал задним числом, скрепив своей именной печатью наследника императорского престола.
Тайник в замке Герри он обнаружил ещё в детстве, когда, посетив вместе с отцом ныне покойного старого барона, по ошибке зашёл не туда. Юнн не знал, чем его привлёк этот камень, но любопытство и свойственная всем детям страсть к кладоискательству заставили его попытаться узнать, что за ним, а за ним была полость, в которой лежала старая деревянная, с облупившейся краской, пуговица, высушенная лягушачья лапка и мелкая медная монета. Сжалившись над обладателем клада, Юнн добавил туда полновесную серебряную марку и поставил камень на место. Каково же было удивление Юнна, когда во время последнего посещения замка Герри он обнаружил сей клад в неприкосновенности. Находился он там в компании бывшего сотника кавалерии приграничья, который, изображая старьёвщика из провинциального городка, должен был предложить барону письма мятежного принца. Времени на раздумья было немного, и друзья решили восемь писем положить в тайник, где их должны будут найти ищейки императора, а два продать барону. Дальше необходимо было получить доступ к императорскому телу, но и тут помог случай. Прогуливаясь по набережной перед сном, Юнн узнал в одном из рыбаков брата. Втереться в доверие к императору было несложно, так как Барт был не слишком умён. Рассказывая разнообразные сплетни из жизни высшего общества, Юнн как бы между прочим сообщил брату о двух мелких чиновниках, которые слишком часто путали свой кошель с государственным. Когда двух несчастных арестовали, он понял, что Барт не только его слушает, но и запоминает.
Он знал, что Суллы страшно скупы и не станут платить шантажисту из своего кармана, так что ему оставалось лишь подождать, пока герцог попросит что-нибудь для барона. И вот вчера старый клерк, служивший ещё при отце, про которого Юнн знал много весьма интересного, сообщил, что морской министр подал прошение императору о назначении главным подрядчиком флота барона Герри. Всё остальное было уже делом техники.
Взяв со стола бокал с вином, Юнн подошёл к окну и посмотрел на небо, усыпанное звёздами с одной стороны и подсвеченное ярко-алым с другой. Завтра он сядет на корабль и отправится вверх по Легере домой. Там, за Срединным озером и прозрачными водами Серебряной, за не ведающей своего будущего Киллатой и суровым северным морем, его ждут любящая и любимая жена, сын, две дочери... и война – война, в результате которой он сможет назвать себя императором севера. Завтра, взойдя на корабль, он снова сможет стать самим собой. Но это будет только завтра, а сегодня он наконец-то завершил очень сложную комбинацию - надолго вывел империю из игры, отомстил вероломным Суллам, возможно, подтолкнул взяться за ум младшего брата; и от этого был просто счастлив.

[Irena]

№ 3

Лишний билетик

Театр без зрителей - что бассейн без воды! Ещё совсем недавно наша жажда причаститься к прекрасному была просто неуёмна, и даже примостившись где-нибудь на ступеньках райка, мы были в состоянии погрузиться в мир переживаний и жизненных перипетий героев любых времён и пространств. Быть зрителем – это тоже ведь искусство. И мы ему учились с азартом, в поте лица своего, подобно дон-кихотам театра, добывая лишний билетик на очередной творческий успех его.
Говорят – искусство требует жертв. Так разве время, проведённое в моленьях о билетике и в толкотне, не было жертвой во имя искусства? Но жертва-то эта была искупительная, ибо благородна, бескорыстна сама цель, во имя которой мы терзались, ни на секунду не задумываясь и не беспокоясь о странноватости своего поведения. Но зато в каком праздничном расположении духа, с билетом в кармане, мы, сгорая в нетерпении от предстоящего свидания, направлялись в театр на премьеру, встречая на своём пути просителей лишнего билетика, готовых на любую жертву ради искусства. Знали бы они…

Если все знают, что пути Господни неисповедимы, то далеко не все представляют себе замысловатость путей кесаря, возомнившего себя Богом.
А всё началось со сна… В ту давнюю ночь с полной луной в полнеба Нерон никак не мог заснуть после очередного своего сценического перевоплощения: «Весь мир - театр, – думал он, – но почему всё-таки даже мне, Цезарю, дарующему хлеб и собственное зрелище, приходится насильно сгонять зрителей на это священнодействие! Почему так неохотно этот народ приобщается к Вечности? Может, призвать всё-таки на помощь богов?... А вдруг они что-нибудь посоветуют…» И тут вся тяжесть размышлений навалилась на Нерона усыпляющей неразрешимостью проблем и увлекла его в царство Морфея.
Сон получился в руку…
Перед Нероном во сне предстал сам Меркурий, посланник богов, в своих крылатых сандалиях, с жезлом-кадуцеем в руках, которым он смыкает глаза людям и погружает их в сон. Зная об изобретательности, ловкости, хитрости и красноречии Бога, Нерон готовил себя к необычной встрече, надеясь втайне на разрешение драматических проблем с римским народом. А так оно и вышло! Видно, боги вняли его мольбам.
– На бога надейся, но и сам не плошай! Ведь ты же цезарь, как-никак! Так и управляйся со своим народом как управитель, а не как сценическая плакальщица! Хочешь получить лавровый венок на голову, так напряги наконец-то её содержимое! А то, не дай Нам, со своим театральным пожаром ты, того и гляди, и Рим сожжешь!
– Терцины тебе на язык, Меркуша! Если я не Цезарь в искусстве, то и ты ведь не Мойра, а Меркурий! Так вразуми своего слугу, как ему лучше извернуться, словчить, надуть в конце концов этот народ, беспредельный, как сама Империя. Ведь плут-то ты известный, даже Юпитеру, Нептуну и Марсу, не говоря про Аполлона, – и с каждым произнесённым словом Нерон ощущал себя всё более окрылённым и уже чуть было не вознёсся на Парнас, когда вдруг услышал послание Богов из уст божественного плута.
– Что может быть слаще запретного плода, маэстро? Вот и запрети свободный вход на свои лицедейства! Вот тогда народ валом повалит на театральные постановки. И заметь… всё равно какие! А пропуском в театр пусть будет цветок… всё равно какой! Вот заодно к концу действа и венок тебе шутовской, мой то есть, будет гарантированно обеспечен, – шутливо посоветовал Меркурий, вспоминая свои божественные проказы.
Советы Меркурия озадачили Нерона не на шутку, в его голове, словно весеннее половодье Тибра, теснились обрывочные мысли, грозившие снести все мосты и переправы.
– Поклянись Юпитером, о посланник богов, что это не твоя очередная проделка! Ведь речь идёт об искусстве, и шутовство тут неуместно, как понимаешь…
– Юноной клянусь! Своей лирой, в конце концов, которую мне пришлось отдать Аполлону за стадо его тёлок!
На том и порешили…
А наутро римский народ с удивлением узнал, что входным билетом на очередное представление Нерона будет одуванчик. За неделю, которая оставалась до представления, римляне изловчились превратить буквально в пустыню всю окружавшую театр территорию, так красиво было зазеленевшую под лучами весеннего солнца. Но, как известно, искусство требует жертв.
К концу недели оголённая земля под лучами Гелиоса так растрескалась, что Рим стал напоминать собой мираж в пустыне. И лишь неподалёку от покоев Нерона на обезвоженной потрескавшейся почве остался одинокий гордый одуванчик. Это Нерон оставил лишний билетик для Меркурия.

[Irena]

№ 4

Инквизитор

Лекс Логинс

Какая жара...
Оливы по краям дороги поникли, ветви висят, как флаги в безветренный день.
Святой Доминик, когда же мы доедем до этого захолустного городишки? Эти мулы плетутся еле-еле, надо было сменить их в том постоялом дворе, который проехали вчера. Почему мы не остановились там... Ах да, нужно же спешить, дело святой инквизиции не будет ждать. Сегодня вечером нам нужно быть на месте.
Какая жара...
Похоже, солнце собрало здесь свой жар со всего света. Да что говорить, проклятое Богом место! В этих краях живут одни еретики и колдуны. Можно смело отправлять на костер целые деревни и города, не разбираясь, и не ошибешься.
О, святой престол, от этой жары у меня темнеет в глазах. Где этот пройдоха Вокс? А, вот он, наконец догадался подать мне кувшин... Фу, какая противная теплая вода!
Святая дева Мария, помоги мне живым доехать до места и исполнить свой святой долг, обратить души этих еретиков к Богу... Папа Григорий не ошибся, выбирая на почетные должности инквизиторов братьев из нашего ордена святого Доминика. Только мы можем со всей убедительностью убеждать отпавших от Церкви. В наших руках эти проклятые еретики не успеют произнести "Domini", не посмеют, как уже покаются во всех своих грехах - существующих и несуществующих...
Но как же далеко они поселились... Как печет солнце... Эти, которые бредут впереди, советники и служители, поднимают тучи пыли, как стадо овец, совершенно нечем дышать! Спасибо еще, что нотариус и секвестратор едут сзади, а то еще после них глотать пыль!
Прости меня, святая Дева, я своими жалобами надоел тебе, но мне так тяжко! Хорошо, что меня не слышат мои служки и помощники, я же для них образец для подражания, святой и непоколебимый отец-инквизитор. Мне дано своим именем нагонять страх и ужас на всех еретиков. Да-да, все знают: если уж святой престол пошлет меня в какую-нибудь вшивую провинцию, я не оставлю там камня на камне, разнесу в щепки строения этих нечестивых душ!
Вот уже двадцать лет служу я Матери-Церкви и святой инквизиции, за это время ни один еретик, который был предан моему суду, не избежал заслуженного наказания... Я нечаянно услышал, как сам Папа говорил совету кардиналов: "Отец Лекс Логинс - неподкупен и честен, ему можно смело доверять самые трудные расследования по делам еретиков-альбигойцев. Эти хитрые лисы не уйдут из его рук, можно быть уверенным. Он еще не одного грешника проведет через очистительный костер, спасая его душу!..."
О-о-о-х, как жарко... Но что это?! Хвала Небесам! Впереди показались стены этого злосчастного городка! Наконец-то, я смогу отдохнуть в прохладной тени!
- Вокс! Бездельник! Поторопи же этих ленивых голодранцев! Пусть приготовят мне холодного вина и побольше апельсинов! Моя жажда не скоро будет утолена...

Салюс Попули

Чем я прогневал Небо, что Оно послало в наш бедный городок этого безжалостного отца-инквизитора? В чем согрешили мои родители, что теперь я должен отдуваться за их грехи, будучи старейшиной в этом городе? Святой Боже, смилуйся над всеми нами!Сделай так, чтобы жертвы были не очень велики! У меня волосы дыбом встают от рассказов об этом чудовище! Ведь он сотнями отправляет людей на костер... Говорят, сам Папа благословил его на это дело...
Хвала Всевышнему, что в нашем городе нет ни одного альбигойца!
Но почему отец Лекс едет к нам?... Боже милостивый! Это из-за этого несчастного проходимца, который поселился у Сикста и его жены!
Да, точно, Тадеи, мой верный слуга, предупреждал меня, чтоб я изгнал его из города, но мне все было недосуг, и вот - дождался!
Из-за какой-то нелепой ошибки погибнет весь город! И в этом буду виноват я... Я, который всегда пекся о благе горожан, об их добродетели и благосостоянии! Никто из них не мог до сего дня пожаловаться, что я плохо о них заботился, но теперь каждый сопливый мальчишка будет иметь право бросить в меня ком грязи! О, святой Яго, что же мне делать?...
Может попытаться вывести этого бродягу за городскую стену, прогнать его?
Где же Тадеи, пусть пошлет стражников, и они вышвырнут его вон...
- О нет, что ты говоришь, Тадеи, ты не ошибаешься? Они уже подъезжают к стенам нашего несчастного города?
Святая Дева Мария, Святой Яго-покровитель наш, сжальтесь над нами и помогите нам!
Ну что ж, надо идти, встречать их... Тадеи, принеси мой парадный костюм и цепь с орденом...
Пойду... навстречу...

Вокс Дэй

Ну вот, всегда одно и то же... Эти подобострастные лица и позы, эти заверения в искренней радости видеть отца-инквизитора... Как же, рады вы его видеть, ага! Так я вам и поверил, жалкие душонки, всяк за свою шкуру дрожит, всяк пресмыкается и стучит зубами, а сам, будь его воля, придушил бы святого отца! Ох, я весь взмок от этого пекла, когда уже мы зайдем в дом...
Ха, да я же знаю этого человечишку! Кажется его зовут... Тадеи! Да-да, это точно он, я видел его в канцеляриуме, ожидающего приглашения войти на прием к секретарю отца Лекса. Так, интересно... что он там делал? Так просто люди не посещают наш канцеляриум... Надо подумать... Он долго находился у секретаря... потом... его отвели к отцу Лексу... если бы у него было незначительное дело, то отца-инквизитора не стали бы беспокоить... так-так... потом он долго кланялся, благодарил, а руки у него дрожали...
Что такое? А, отец Лекс зовет, что ему понадобилось?
- Хорошо, святой отец, я отдам все необходимые распоряжения. Ваша комната ждет вас, на завтра назначено слушание дела некоего Витиума, обвиняемого в ереси и подстрекательстве к бунту... Да-да, давайте я помогу вам, обопритесь о мою руку...
Наконец-то закончились все эти церемонии... Святой Доминик, какое блаженство попасть в эту прохладу после невыносимого пекла! А каково будет всем попавшим в пекло ада? Бррр, лучше не думать об этом!
- Вот, святой отец, здесь апельсины, вот здесь вы можете прилечь... Давайте я опущу полог, слуги говорят, здесь полно комаров... Вот так... Почивайте спокойно, я лягу вот здесь, на полу...
Ну, наконец-то, он угомонился... кажется, спит...Тяжелую ношу ты дала мне нести, Святая Мария... Я кручусь, как уж на сковородке, угодить святому отцу не так-то легко... Бывает так горячо, что сегодняшняя жара кажется приятной прохладой...
Да, так о чем я думал... Ах, да...
Тадеи... После того, как он у нас побывал, мы отправились в этот город... Ха! Да чтоб ему пусто стало! Клянусь платком Девы Марии, который хранится в церкви моего родного города, этот плут приезжал, чтобы продать своего господина, чтобы донести на этого Витиума, чтобы заработать деньжат...
Бедняга, он думает, что пламя инквизиции обойдет его стороной, и не подозревает, что попал в самый его жар! Отец Лекс не жалует таких, как он... И правильно, доносчику - первый кнут...

Витиум

Да, надо записать эти мысли, а потом отправить письмом к братьям... Как верно учил преподобный Петр из Брюи, роскошное убранство храмов, все эти золотые и серебряные украшения, все эти драгоценности отвлекают молящегося от общения с Всевышним. А эти пышные постройки... Они скорее заставляют восхищаться творением рук человеческих и размерами кошельков тех, на чьи деньги построены... А где же благоговение перед Создателем и Творцом, где восхищение перед Его созидательной мудростью и силой? Да... нужно также написать брату Филиппу, чтобы поддерживал всех сомневающихся...
... нужно крепко держаться истинного евангельского учения, даже если нас всех ждет участь Петра Брюисского... костер... что такое это пламя, как оно повредит... Жар, огонь адского пламени страшит меня намного больше, ведь в нем будет мучиться бессмертная душа, если отступит... так уж лучше сейчас пострадать короткое время, чем потом...
Я знаю, что этот слуга антихристов уже идет по моему следу, он должен сегодня или завтра приехать в этот город... я мог бы уйти, убежать, спрятаться, но зачем, что даст эта короткая отсрочка? Инквизиция уже давно охотится за мной... Все, что я мог, я сделал на этой земле...
Стучат...
- Да, я - Витиум... Хорошо, я иду... иду... надеюсь на тебя, мой Спаситель...

Лекс Логинс

- Так, секретарь, записывай: все причастные к делу еретика Витиума допрошены. Салюс Попули признан виновным в укрывательстве злодея, приговаривается к конфискации имущества, лишению всех званий и регалий, снимается властью, данной мне святой инквизицией, с поста старейшины, и приговаривается к сожжению на костре... Уведите осужденного...
- Тадеи Вителески признан виновным в укрывательстве еретика Витиума... успокойте этого крикливого слугу... что кричать: виновен – значит, виновен... что он говорит? Что это он сообщил о месте, где скрывался злостный еретик? Ну так что ж, все равно виновен, что так долго молчал... Так вот... о чем это я... Приговаривается к конфискации имущества и сожжению на костре...
Ох, устал я...
- Вокс... Собери все бумаги по самому Витиуму и принеси ко мне в комнату, я ознакомлюсь с ними завтра... Что? И этого еретика завтра допрошу.
Ох, эта жара так угнетает меня... Неужели я становлюсь совсем старым? Раньше мог по такой жаре сутками ехать и работать без отдыха... но мне нельзя раскисать, Святая Церковь и Папа ждут от меня усиленной борьбы с еретиками...
- Вокс, не буду ждать до завтра, подай мне эти бумаги, почитаю, что там... Зажги свечи...
Так... Витиум... родился в... в... году... ага, совсем молодой... а уже заражен этой ересью... Проклятый Петр из Брюи, уже больше ста лет мы пожинаем плевелы, которые он посеял... Говорят, он умер, так и не раскаявшись в своих злодеяниях и заблуждениях... Мне немного лучше... к ночи стало прохладней...
- Вокс, передай, чтобы привели этого... как его... Витиума...
- Подойди поближе, сын мой. Расскажи мне все, и я помогу тебе найти истинную дорогу, которую ты потерял...
Что это? Эти глаза... где я их уже видел? Этот нос, губы, волосы такого же цвета, как у... Нет! Нет! Не может быть!
- Витиум, скажи мне, откуда ты родом? Где твои родители?
... он знает только мать, а отца совсем не помнит...
- Твой отец, должно быть, умер, когда ты был младенцем, вот ты и не помнишь его?
... что же это? Его мать называли блудницей, потому что... потому что... не может быть...
- Дитя мое, как звали твою мать?
... Лидия...

Вокс Дэй

- Что вы стоите, как истуканы, давайте уложим его на кровать! Осторожней, осторожней! Отведите узника в камеру. Эй, позовите доктора!
... Что же это такое? Ну кряхтел с утра по-стариковски, потом к вечеру стало лучше, оживился, стал дело разбирать... Так, а что он спрашивал у этого Витиума...
... поглядим в его записях... Так-так... родом из... отца нет... Святая Дева! Клянусь тростью святого Иоанна, тут дело нечисто! И я буду не я, если это не его сын! Или я совсем не разбираюсь в людях... или я совсем не знаю отца-инквизитора... О, очнулся, зовет меня...
- Да, я здесь, святой отец! Ничего страшного, от жары вам стало плохо, и вы потеряли сознание... Что? Не от жары? О, Боже, что он говорит! Он, он ваш сын?! Святой отец, вам показалось, вы бредите... Это все жара...

Лекс Логинс

... что же мне делать? Святая Дева Мария! Это мой сын! Его мать - Лидия! Моя Лидия, которую я бросил, подчинившись воле своего духовника... Иначе бы... иначе мне не дали бы этой должности! Иначе бы я не стал инквизитором! Ведь этого я добивался, я трудился столько лет, чтобы получить это место... И вот, кара небесная настигла меня! Я должен отправить на костер своего сына... Ах, лучше бы я отказался тогда... но тогда бы не было признания моих заслуг Папой, не было бы этого высокого положения, которое я сейчас занимаю!
Не было...
... а если... я отправлю на костер его... то не будет...
Нет-нет, это какая-то ошибка, он не может быть тем самым злостным еретиком, который уже в десятках городов заразил своей ересью народ!
- Вокс, прочитай мне свидетельства против... против обвиняемого...
... так, да, да! Это ошибка! Он молод, он не мог всего этого натворить!
Ах, что я говорю, мне ли не знать, как получают эти признания... Надо спросить у него самого! Если он так же чист душой, как его мать, он скажет мне всю правду! И тогда я смогу освободить его!
- Вокс, пусть его приведут...
Нет! Что же это? Как мне теперь быть? Он полностью подтвердил все эти ужасные обвинения, все, что там написано - правда! Он - еретик! ... но если я его отпущу... тогда я нарушу слово, данное Папе, я не оправдаю его доверия... я нарушу закон... и... и... тогда меня отправят на костер... но... нет... это выше моих сил! Я слишком привык к своему положению судьи, чтобы добровольно встать на место подсудимого... Нужно быть твердым, нельзя разрушить доверия Папы... Да, я прикроюсь законом...
...
- Витиум Лидиум признан виновным в поддержании ереси Петра из Брюи, подрывающей устои Святой католической Церкви... Приговаривается к сожжению на костре...

Вокс Дэй

Этот старик сделан из железа... отправить на костер собственного сына...
А этот юноша... да, я вижу, что это действительно его сын... с такой же несгибаемой волей... Он стоял на костре с такими же горящими глазами, как у святого отца. Как жаль, что они оказались по разные стороны...
... пожалуй, мне надо помалкивать, что я знаю об их родстве... Не очень мне хочется отправляться из-за чужих грехов на костер...
Святая Дева Мария, по этой жаре нам еще предстоит возвращаться домой...

[Irena]

№ 5

Гражданская война

- Остатки войск противника окружены, командор, - сообщил адъютант. Он явно только что прибыл с передовой - лицо молодого офицера перечеркивали полосы копоти, полевую форму покрывали пятна пыли. - Все выходы из долины полностью нами блокированы. Им некуда отступать.
- Приказываю выдвинуть на намеченные позиции тяжелую артиллерию, - произнёс Эйв Росс, хищно усмехнувшись. - И приготовить спецбоеприпасы! Бомбардировочным эскадрильям также ждать команды на вылет.
- Но, командор, - робко возразил адъютант. - "Равные" выбросили белый флаг и заявляют о готовности к сдаче. И с ними много гражданских, их семьи...
- Делайте, что я приказал! - повысил голос Росс. - Всё это не имеет значения.
"Не имеет значения," - повторил мысленно Росс, поворачиваясь к столу и не обращая внимания на ужас, застывший на лице адьютанта. - "Какой гуманизм может быть после пяти лет братоубийственной мясорубки, залившей кровью весь континент? С ними их семьи, говоришь? Но я что-то не помню, чтоб они жалели наших близких даже во время первых погромов или подавлений наших попыток бунтовать".
Эйв Росс окинул хищным взором расстилавшуюся перед ним стереокарту. Трёхмерная проекция высвечивала рельеф Долины Убогих, в которой его войска заперли остатки разбитой армии "равных".
"Я много лет ждал этого момента, и он пришёл," - думал Росс, созерцая голографические значки, что отмечали расположение вражеских соединений. На душе не было никакого чувства торжества, радости - напротив, какая-то усталость и желание поскорее поставить точку во всём этом.
- Командование "равных" пытается выйти на связь, - сообщил адъютант, поднося микрофон. – Наверное, хотят обсудить условия капитуляции.
- Мне не о чем с ними разговаривать, - ответил Росс. - И нечего им сказать. Всё уже давно ясно. Хотя... Дай сюда, - Росс забрал микрофон. - И прикажи связистам настроить передатчик на трансляцию по всем частотам "равных". Пожалуй, мне всё-таки есть, что им высказать напоследок.
Росс снова обратил взор на мерцающие метки вражеских позиций. Мысленно вместо этих огоньков он видел израненных, измождённых бойцов армии "равных", забившихся в наспех вырытые траншеи, кутающихся от холода в рваные шинели и бушлаты, крепко сжимающих винтовки побелевшими пальцами и время от времени бросающих напряжённые взгляды в небо. Росс знал, что за линией окопов расположен лагерь с гражданскими - семьями "равных", которые те пытались вывезти с собой, когда успешно было начатая война стала клониться к их поражению.
Этот ад, захлестнувший всю территорию бывшей федерации, длился уже шестой год, с тех пор как партия "Равных" попыталась взять власть вооруженным переворотом. Движение "равных" собрало самых разных людей - тут были и фанатики социалистических или, наоборот, неолиберальных доктрин, и сепаратисты национальных окраин бывшей империи, и сторонники старого режима, и просто разная шваль, ничего не достигшая в жизни. Все, кто видел счастье в том, чтоб отнять и уравнить.
- Передатчик настроен, милорд командующий, - сообщил адъютант.
- Хорошо, - тихо ответил Росс, включая кнопку микрофона.
- Бойцы армии "равных"! - громко произнёс он в микрофон. - Говорит командор Росс. Вы все, наверное, знаете, кто я такой. Я хочу сказать вам, что намерен поставить точку в этой многолетней войне. Хотя на самом деле этот конфликт столь же стар, как история человечества, но не буду уходить в философию. Вы считали, что вас притесняют, недодают причитающееся. Нас вы считали врагами, по отношению к которым допустимо любое зло. И вы однажды решили силой взять то, что считали своим по праву, а нас уничтожить. Но мы оказались сильнее, на то мы и "сильные". И теперь я хочу стереть с лица земли вашу скверну.
Росс замолчал на миг, чтоб перевести дух и сформулировать дальнейшую речь.
- Я знаю, что вы объявили капитуляцию. Но это ничего не значит, я её не принимаю. Вы будете полностью уничтожены. Даже не столько в отместку за ваши злодеяния, сколько из ненависти к вашим идеям, замешанным на зависти к более успешным. После того, как я закончу речь, будет дан приказ начать бомбардировку. Не пытайтесь разжалобить меня слёзными мольбами или впечатлить гордым поведением, это ни на что не повлияет, как нож сенокосилки не волнуют колебания травы. Вашим аргументом в споре стала сила, но мы оказались сильнее.
Росс снова замолчал, опустив руку с микрофоном. Он знал, что его речь восприняли все средства связи обеих воюющих сторон. Перед его мысленным взором предстали чёрные от копоти лица солдат во вражеских окопах, пытающихся осмыслить услышанное после того, как смолк эфир. Взволнованно переглядывающихся меж собой или ошеломлённо уставившихся куда-то невидящим взором. На лицах - удивление, страх, отчаянная ярость, кто-то в бешенстве выскакивает из траншеи, что-то гневно крича и размахивая винтовкой, кто-то в ужасе бормочет молитвы, кто-то со злым блеском в глазах спокойно и чётко перезаряжает оружие, досылает патрон.
Росс молчал, но его мысли напряженно работали. Сейчас он отключит широкое вещание и в тот же микрофон отдаст приказ приступить к плану "Очищение". Командиры нижестоящих звеньев уже знают, что делать.
Сперва по долине нанесёт удар тяжелая артиллерия и дальнобойные системы залпового огня. Снаряды, начинённые фугасной взрывчаткой и нарывным газом, сокрушат линии обороны, очистят окопы. А оперативно-тактические ракеты ударят по предполагаемым местам нахождения штабов и узлов связи. Немного позже, когда будут уничтожены зенитные средства "равных", смертоносный груз над долиной сбросят фронтовые бомбардировщики, осыпав "равных" кассетными бомбами и бочками напалма. Затем на позиции выдвинется средняя и лёгкая артиллерия, а по уцелевшим очагам сопротивления нанесут удар штурмовики и геликоптеры. Затем в атаку пойдут мощные штурмовые танки и мотопехота, а за ними будут идти набранные из всяких подонков команды "чистильщиков", которые будут добивать раненых врагов. У них всех будет приказ не оставить в долине камня на камне. На этом в опостылевшей Второй Гражданской будет поставлена точка.
- Я сотру с лица планеты вашу плесень, - тихо произнёс Росс, опуская руку с микрофоном. Адъютант по-прежнему стоял в стороне, глядя на командира округлившимися глазами.
Росс не мог понять, почему он медлит отключить связь. Он знал, что канал открыт и командование "равных" в любой момент может в любой момент обратиться к нему. Но они молчали. Впрочем, разве имело смысл слушать последние слова приговорённых? Пора завершать этот спектакль и отключить канал. Росс обернулся к адьютанту.
- Говорит генерал Кил Римек, - раздалось вдруг из чуть дребезжащих динамиков. - Я принял командование вооруженными силами партии "Равных".
Росс вздохнул сквозь зубы, стиснув их до хруста лицевых мышц. Меньше всего он ожидал внезапно услышать этот забытый голос. И ещё меньше хотел когда-либо вновь его услышать.

***

- Я завтра еду на большую игру, - сказал Росс, пригубив бокал с крепким элем. - Пройдёт на Стальном полигоне, соберутся все клубы города, будут грандиозные манёвры. Ты как, будешь? Снарягу я тебе дам, благо запасной комплект припасён.
- Завтра некогда, - ответил Кил Римек. - У нас митинг. В поддержку нового законопроекта "Об уравнении прав". Тема серьёзная, нельзя допускать, чтоб кто-то оказывался изначально в проигрышном положении, нужно бороться за права тех, кому в жизни меньше повезло.
- Опять! - проворчал Росс. - Делать тебе нечего, маешься всякой дурью.
- Не дурь, - возразил Римек. - Общественная деятельность.
- Тебе вообще не стыдно так жить? - возмутился Росс. - Из института тебя в своё время выпнули, и ты так не восстановился. Работу уже полгода даже не пытаешься искать. Всё на шее отца сидишь и в каких-то мутных политтусовках отираешься.
- Ну и ладно, - отмахнулся Римек, пригубляя свой бокал. - Нельзя жить только приземлёнными корыстными интересами да бытовыми заботами. Есть ещё высокие идеалы, за которые кто-то должен бороться! И кто, если не я?
- Я не верю в способность человека, не способного устроить собственную жизнь, осчастливить мир, - сказал Росс. - Кроме того, кто будет кормить борца за всеобщее счастье? Папа-предприниматель?
- Перестань, - скривился Римек. - Не надо этих сентенций. Всегда найдётся тот, кто поддержит борца-идеалиста. У нас есть богатые спонсоры, многие люди вносят пожертвования на наше дело.
- Сколько я знаю историю разных революций, их вождей и идеологов всегда кормил кто-то другой, - произнёс Росс. - Либо какие-то состоятельные близкие люди, либо силы, заинтересованные в их деятельности, такие, как спецслужбы враждебных государств или финансовые круги, либо соратники, умевшие добывать средства криминальным путём.
- Мы не паразиты! - повысил голос Римек.
- Верно, - согласился Росс. – Вы, скорее, мусорщики. Делаете грязную работу за тех, кому не с руки марать руки.
- Прекрати! - Римек начал сердиться. - Таким циникам, как ты, не понять негодование тех, кто не может видеть попрание прав и свобод, кто думает не только о том, как послаще пожрать.
- Пожалуй, да, - ответил Росс. - Я как-то о таких глобальных вещах не задумываюсь. Сейчас я ломаю голову над тем, где взять кредит, чтоб закупить товар для моего сетевого магазина. Попутно подумываю, где бы немного подзаработать, чтоб купить ребёнку сапожки и оплатить счета за коммуналку. Ещё я думаю над темой новой статьи в газету - чтоб на гонорар прикупить походной снаряги или бутыль доброго вина многолетней выдержки. А ещё можно на все эти деньги скататься куда-нибудь. В мире столько всего интересного, столько хороших вещей, но ничто не даётся даром, за всё хорошее нужно платить. Так сказать, конвертировать свои энергетические и умственные затраты в полезные тебе "ништяки".
- Вот! - Римек торжествующе уставил палец. – Такие, как ты, думают только о своих потребностях! На уме одно: где денег достать и на что для себя, любимого, их потратить. Потребляди! А о более высоких материях, таких, как интересы общества, попрание свобод целых групп и национальностей, вы даже не задумываетесь. Ты думаешь только о себе! А я хочу сделать лучше весь мир!
- И много ты сделал? - хмыкнул Росс - Пока я вижу только граффити на стенах да листовочный мусор под ногами.
- Один я, конечно, мало что могу. Но таких, как я, много, и мы сплочены, организованы, - усмехнулся Римек. - Через час я еду на собрание общества "Долой оружие", завтра я должен буду ещё посетить заседание движения за права эммигрантов. В нашей стране много острых социальных проблем.
Росс вздохнул, снова пригубив эль. Он уже запутался в названиях общественно-политических организаций и движений, в которых участвовал его друг детства. Всевозможные "Друзья прогресса", "За равные возможности", "Гуманизм против ксенофобии" и прочие, кои запамятовал. Одно время Римек активно пытался вовлечь его во всё это, до тех пор, пока они однажды чуть не поссорились из-за кардинального неприятия взглядов друг друга.
- Например, сейчас мы боремся ещё за установку обязательных квот для приёма на работу и в учебные заведения представителей ряда малосостоятельных социальных и этнических групп, - продолжал Римек. - Несправедливо, когда кто-то просто от рождения имеет преимущество над кем-то. Да, меньше достанется тем, кто имел бы преимущество, но это справедливо. Наша цель - выровнять диспропорцию, создать равные права и возможности. Иногда полезно немного ущемить слишком способных в пользу тех, кто менее талантлив. В дальнейшем мы намерены этот принцип применять более расширенно. Иначе более слабым не выдержать конкуренции с более сильными.
- Порочная суть, - сказал Росс. - Всё равно что привязывать гири к ногам быстрого бегуна, чтоб он бежал наравне с медленными.
- Какой же ты зашоренный, - сказал Римек. - Ты слишком поражён пропагандой шкурных ценностей. Нужно мыслить шире. Прогресс состоит в росте альтруизма, в отказе от эгоистичных устремлений. Каждый человек имеет право на счастье, и общество должно его им обеспечить.
- Нет никакого "права на счастье," - Росс начал ощущать раздражение. - И никто никому ничего не должен за просто так. А общество может лишь предоставить индивиду возможность создать своё счастье, и только. Оно не обязано его им обеспечивать.
- Я одно не понимаю, - сказал Римек. - Как ты можешь спокойно смотреть на всё это? На то, что капиталисты тратят огромные деньги на роскошь и развлечения, пока миллионы людей не имеют денег на элементарные потребности? Эти упыри наживаются, пока миллионы людей в нищете! А, я забыл, ты сам тоже капиталист, хотя и очень мелкий. Или неужели тебе наплевать на проявления ксенофобии и пещерного национализма по отношению к мигрантам и приезжим из национальных окраин? Неужели ты не возмущён действиями властей против борцов за гражданские свободы?!
- Ну что я могу сказать? - задумчиво произнёс Росс. - Насчёт капиталистов - если человек разбогател, это не значит, что он отнял у кого-то. Может, он просто нашёл что предложить людям такого, за что они готовы платить. Кроме того, они создают рабочие места, обогащаясь сами, дают возможность заработать и другим. Ну и каждый вправе распорядиться честно заработанным на своё усмотрение, не надо считать деньги в чужом кармане. Насчёт ксенофобии к мигрантам и нацменьшинствам - она вызвана во многом как раз их варварскими обычаями, их национализмом и склонностью группироваться в преступные сообщества по этническому признаку. Ну и мы на своей земле всё же хозяева, и они должны уважать нас. А твои "борцы за свободу" санкции от органов выхватили вполне заслуженно, за экстремистские воззвания. И, насколько я вижу, они защищают всё больше разных уродов - всяких сектантов и террористов.
- Ты просто не хочешь поступиться преимуществом в пользу обездоленных, и тебе плевать на тех, кому не всё равно, - ответил Римек. - Потому и подводишь основания под свои алчность и равнодушие.
- Ну вот предположим, вы возьмёте власть, - сказал Росс. - Что вы будете делать дальше? Есть конкретный план действий? Не на уровне общих слов в агитстатейках и пафосных лозунгов, а подробная проработанная программа, созданная на научной основе и практическом опыте?
Римек на минуту замешкался с ответом.
- Главное - сломать порочную систему, сокрушить тиранов и эксплуататоров, - наконец сказал он. - А дальше по ситуации. Но наработки теоретиков есть, попробуем их реализовать. Будем стремиться создать общество всеобщего благоденствия. Для начала, попробуем реализовать набор социальных программ по обеспечению незащищённых слоёв населения необходимыми пособиями, бесплатным образованием, жильём, какими-то "подъёмными" средствами, рабочими местами...
- За чей счёт? - спросил Росс.
- Можно будет перераспределить часть государственных расходов, чтоб шли тем, кто больше в них нуждается, - ответил Римек. – Наверное, придётся поднять налоги, особенно для тех, кто много зарабатывает. Ну и крепко потрясём толстосумов - бизнес должен быть социально ответственным, и вообще, нечего жировать на прибавочной стоимости.
- Ясно, - произнёс Росс. - Отнять и поделить.
- Проблемы общества лежат именно в неравномерности распределения в нём благ, - ответил Римек. - Одни имеют слишком много имущества и прав, другие слишком мало, отсюда и все конфликты. Сделай всех равными во всём, и все проблемы решатся.
- Равенства не бывает в природе, - возразил Росс. В душе он чувствовал некоторый шок от логики старого приятеля. - Люди изначально неравны в силу способностей, стартовых возможностей и прочего.
- Люди равны, - возразил Римек. - Просто одним больше везёт, другим меньше. И мы должны устранять неравенство.
Росс промолчал, допивая пиво. Желание спорить как-то пропало. Римек тоже замолчал, уткнувшись в свой бокал. Пауза затягивалась.
- Такие люди, как ты, вредны для общества, - наконец произнёс Римек. - Вы слишком самостоятельны и независимы. И слишком эгоистичны, думаете лишь о своих потребностях. Мы будем бороться с вами, и в новом обществе, которое мы построим, таким, как вы, не будет места.
- Это как же вы такого добьётесь? - прищурился Росс.
- Мы победим, потому что правда за нами. А сила в правде!
- Сила есть сила сама по себе, - сказал Росс. - И не зависит от абстрактных понятий вроде правды.
- Идеи выше силы!
- Только когда стоят на ней.
- Тогда мы силой возьмём у вас то, что нам положено по праву!
- Что ж, попытайтесь, - серьёзно сказал Росс. - Как говорилось в одной старой книге, в свисте пуль и грохоте снарядов вы услышите наш ответ.
- Я думаю, мы однажды непременно окажемся по разные стороны баррикад, - сказал Римек.
- Может быть, - ответил Росс.

***

- Да, Эйв, - продолжал голос из переговорника. - Это я, Кил Римек. Я слышал твою речь. Хотя ты велел не умолять о пощаде, я всё же хотел попросить об одолжении: ты ведь знаешь, что с нами эвакуировались наши близкие, члены наших семей. Я умоляю тебя не трогать их. Дай им возможность уйти. Убей нас, если в тебе столь сильна ненависть, но, прошу, пощади их.
- В своё время с нашими близкими вы не церемонились, - произнёс Росс. - Кто из твоих соратников расстрелял из пулемёта автобус с беженцами, спасавшимися из охваченного погромами города? Там были моя жена и дети. А кто с упоением вырезал семьи "колонизаторов" и "буржуев"? И ты после всего этого просишь меня о снисхождении?
- Я всё понимаю, Эйв, - ответил Римек после затянувшейся паузы. - Но ведь и ваши не были благородными рыцарями. С обеих сторон были злодеяния, в рядах обеих армий были подонки, творившие жуткие зверства. Но ты сам понимаешь, никто специально не приказывал такое делать.
- Я мог бы припомнить и такие случаи, - произнёс Росс. - Взятие заложников, стрельба по мирным кварталам. Так или иначе, первыми силу применили вы, как и первыми стали совершать расправы над беззащитными.
- Можно долго вспоминать, кто начал первым и кто совершил больше зверств, - ответил голос Римека. - Я тоже мог бы припомнить ваши "акции возмездия" и "карательные рейды". Но это бесплодный спор. Я ещё раз прошу тебя: пощади наших близких. Хотя бы в память о том, как я спас тебе жизнь.
- Я не просил спасать меня, - сухо ответил Росс. - Тогда я был готов сдохнуть в том взорванном бэтээре, но успеть подорвать парочку-другую ваших.
- Я решил обратиться к тебе, зная, что ты меня выслушаешь хотя бы в память о старой дружбе, - произнёс Римек. - Решать тебе, мы в любом случае обречены. И будем драться до последнего. Но я всё же напоследок ещё раз прошу тебя проявить милосердие к нашим семьям.
Росс промолчал, взмахом руки велев отключать канал. Он чувствовал, что сделал ошибку, заговорив с Римеком. Глупые воспоминания о былых днях, нелепые сомнения и какая-то неприятная тоска. Ошибкой был вообще этот театральный жест с пафосной речью. Биологический мусор давить нужно молча, не затевая дурацкой клоунады. Росс поймал себя на том, что снова медлит отдать последний приказ.

***

Со дня того разговора в баре прошло всего два года. Но многое успело случиться. Манифестации и участившиеся стихийные митинги переросли в столкновения с полицией, затем - погромы и поджоги, убийства на улицах, налёты на полицейские участки. В ответ проводились разгоны демонстраций, "политические карантины", облавы. Где-то власть шла давить протестовавших против новых налогов на малый бизнес, а где-то жгли дома богатых соседей. Где-то этнические меньшинства стали провозглашать независимость от имперского ига, а представители стержневой нации - выгонять чужеродные диаспоры и громить этнические банды. Смутой не замедлили воспользоваться и разные религиозные экстремисты. Вскоре страна полностью погрузилась в ад войны. Войны "Сильных" против "Равных".
А ты совсем не хотел всего этого. Тебе были неинтересны политвопросы, что будоражили общество. Ты хотел лишь заработать больше денег и имущества, чтоб обеспечить хорошую жизнь себе и своей семье. Благо, ты был хорошим специалистом на престижной работе, имел попутно мелкий но прибыльный бизнес. Но полыхнуло - и нет ни работы, ни бизнеса, ни семьи. А сам ты, затянутый в прожженный маскхалат, трясёшься в открытой сверху стальной коробке лёгкого БТР "Ондатра", сжимая цевье штурмовой винтовки.
Война - штука непредсказуемая, даже когда ты находишься далеко от полей сражений, в глубине территории, казалось бы, плотно контролируемой войсками твоей стороны. И внезапно мир, ограниченный чревом бронетранспортёра, летит кубарем под адский грохот фугасной мины, и тонкую противопульную броню прошивает крупнокалиберный пулемёт.
Крутанувшийся кубарем покорённый корпус "ондатры" замер.
Росс попытался встать, но обнаружил, что ноги по пояс плотно зажаты каким-то ящиком, навалившимся сверху. Винтовку он выпустил из рук при падении, и сейчас она валялась поодаль, метрах в пяти. Рядом с ней, распластанный на земле, глухо стонал капрал Брин, явно контуженный ударной волной. Тут же вповалку лежали тела бойцов его взвода - истерзанные взрывом, разорванные бронебойными пулями. Воздух затянуло дымом горящего топлива. Где-то рядом гремели взрывы, оглушительно грохотали пулеметные очереди, раздавались крики. Неожиданно всё стихло, лишь кое-где раздавались глухие стоны.
Затем появились "равные".
Они шли с короткими автоматами наперевес, рассыпавшись по обе стороны разгромленной колонны. То и дело раздавались выстрелы - "равные" добивали раненых.
Винтовка отлетела слишком далеко. Вдобавок, одна рука плохо слушалась, каждое движение отдавало лютой болью. Тем не менее, оборонительную гранату извлечь из подсумка удалось. Пальцы Росса крепко сжали ребристый овал. Нет, о пощаде он просить не будет. Даже не потому, что бессмысленно, - он не унизится перед этими свиньями. Осколочная граната имеет нехилый радиус – хотя бы двух-трёх этих шакалов выкосит. И пусть его убьёт тоже, он прихватит на ту сторону столько выродков, сколько получится.
Один из противников приблизился к искореженной "ондатре", отделившись от своих. Коротко треснул автомат, и стоны капрала Брина затихли. Ещё два выстрела добили двух ещё шевелящихся рядовых. Фигура в грязно-сером мешковатом комке приближалась, в её походке было что-то знакомое. Отблеск огня осветил знакомое лицо под кевларовой каской, их глаза встретились.
Росс понял, что Римек узнал его. Он попытался рвануть кольцо, но граната вдруг выскользнула из онемевших пальцев и откатилась.
- Стреляй, собака, - прохрипел Росс.
Пока он жив, он будет ненавидеть "равных", будет взрывать и жечь их, вспарывать им кишки, рвать их зубами. Пока шевелится, он будет убивать их.
Раздался выстрел. Но пуля выбила крошево в земле.
- Я зачистил всех! - крикнул Римек.
- Уходим! - скомандовал кто-то - Поджигайте!
Раздавались взрывы зажигательных гранат. Неожиданно Римек шагнул вперёд, отпуская автомат висеть сбоку на ремне. Одним рывком он откинул набок ящик, сдавивший Росса.
- Уходим! - снова раздалась команда. Римек, развернувшись, побежал прочь.

***

- Послушай, Эйв, - заговорил полковник Огер, вошедший в кунг в тот момент, когда Росс уже собирался скомандовать начало операции. – Может, всё-таки не надо так жестко? Они готовы сложить оружие, может, стоит принять их капитуляцию?
- Нет, - Росс смерил старого боевого товарища строгим взором, но решил не выговаривать ему за неуставное обращение.
- Росс, там же наши сограждане...
- Они давно перестали быть для меня согражданами. Как, впрочем, и людьми. Я истреблю их, как вредных насекомых.
- Неужели ты не устал проливать кровь? Мы все пострадали в этой войне, но я устал, я готов простить их, если они сдадутся...
- А я нет.
- Эйв, может...
- Замолчи, Огер.
Росс вспоминал один из эпизодов трёхлетней давности, когда он, будучи сам командиром полка, командовал расстрелом взятых в плен "равных". Он стоял перед строем связанных пленников, выстроенных перед траншеей, и глядел в их лица. Перед ним были люди разного возраста, разного социального происхождения, разных этнических групп, разной идеологии и вероисповедания. На лицах приговорённых был написан испуг. Никто не просил пощады. Но никто и не рвал на груди рубаху, крича "стреляй, гнида!". Обычные испуганные люди, осознающие неизбежность смерти.
- Дайте мне связь с командованием "равных"! - скомандовал Росс, очнувшись от воспомнаний. Адъютант спешно тихо что-то произнёс в полевой переговорник.
- Кил, ты меня слышишь? - произнёс Росс, когда на пульте вспыхнула красная лампочка.
- Да, Эйв, - отозвались динамики.
- Слушай внимательно, что я скажу, - произнёс Росс. - Я даю вам три часа на эвакуацию гражданских. Обещаю, с ними будут обходиться гуманно, никто не станет чинить над ними произвола. Я предоставлю коридор для их эвакуации, организую фильрационный пункт. Но не пытайтесь воспользоваться этим, чтоб заслать диверсантов или использовать как лазейку для бегства командного состава. Иначе расправа будет жестокой. Я даю вам три часа, после чего начинаю бомбардировку. Как понял?
- Я всё понял. Спасибо, Росс.
- Не стоит благодарности. Прощай, Кил.
- Прощай, Эйв. Огонёк на аппарате связи погас.

[Irena]

№ 6

Решение

- Итак, что вы можете сказать в свое оправдание?
- Ну, видите ли, дело в том, что …
- Достаточно. Расстрелять! Следующий…
Из разговора


1.
Планета Эол гудела, как растревоженный улей. Еще бы: не каждый день принимаются решения, влияющие на жизнь каждого гражданина и на судьбы многих следующих поколений. Абсолютно все понимали – война неизбежна. Но вот на чьей стороне воевать – мнения разделились практически поровну.
История стара, как мир. В эпоху Великой экспансии земные колонии были основаны на двух десятках планет данного сектора. Колонии росли и развивались, исправно платили Земле налоги и принимали очередного Генерал-губернатора с Земли как божьего помазанника. Затем, с ростом числа освоенных планет, Земля даровала право выбирать своих руководителей из местных, но с обязательным утверждением кандидатуры в Центре. Со временем процедура утверждения Главы администрации колонии свелась к простой формальности, и каждая планета обзавелась собственной политической элитой. Как эта элита формировалась – разговор особый. И, как оно часто бывает, со сменой поколений, ростом могущества колоний и дряхлением (относительным) метрополии колонисты захотели независимости. Одиннадцать планет объявили об объединении и создании независимого государства. Земля пригрозила отправить в сектор космический флот. Новое государство объявило мобилизацию и стало спешно оснащать свои мирные торговые корабли системами ближнего, дальнего и сверхдальнего боя, каковые системы в обстановке глубокой секретности вот уже много лет производились под видом сельскохозяйственного оборудования и средств космической связи.
Планета Эол чисто географически находилась как раз между метрополией и мятежниками. Понятно, что необходимо было примкнуть к той или иной стороне, ибо в случае объявления нейтралитета победившая сторона все равно присоединила бы Эол к себе, но уже в качестве захваченной территории, а не в качестве равноправного союзника.
И вот здесь главное было понять, кто победит в будущей войне. Ясно, что в конце концов колонии обретут независимость. Но. Произойдет это в результате конкретного, начавшегося сейчас освободительного восстания, или кровавый мятеж будет подавлен доблестными силами правопорядка и независимость отложится лет на триста – это и был главный вопрос современности. И решать его надо было в ближайшие дни, ибо все аналитики прогнозировали начало войны максимум через десять-пятнадцать дней.

2.

Пожизненный и Наследуемый Президент территории Эол с тоской слушал очередного стратега, коим на этот раз был Глава Ученого совета Института Стратегического (как раз) развития, и одновременно пытался читать доклад Фонда политических исследований.
- Таким образом, господин Президент, – вещал Глава Ученого совета, – мы видим, что земной флот превосходит по вооружению, оснащению и подготовке личного состава флот мятежников, что неминуемо приведет к победе Земли.
Доклад Фонда утверждал ровно обратное, мотивируя это тем, что земной флот будет воевать вдали от баз снабжения, а мятежники будут постоянно вводить в бой все новые и новые корабли, которые спешно собираются на стапелях. Весь стол и бОльшая часть кабинета были завалены подобными докладами и отчетами, а в приемной своей очереди ждал еще десяток умников со своими выкладками. Президент даже не пытался вникнуть в различные графики, сравнительные таблицы и диаграммы, которыми его пичкали. Он старался ухватить общий вектор, равнодействующую всех этих мнений, но вектор никак не складывался.
Президент сухо поблагодарил докладчика и жестом приказал секретарю не впускать очередного. Нажатием кнопки Президент соединился с первым помощником.

- Ну, что Парламент?
- Нижняя палата, как я уже докладывал, заседает беспрерывно седьмые сутки. Двадцать восемь раз вопрос ставился на голосование, но каждый раз это заканчивалось либо дракой, либо уходом из зала нескольких фракций.
- Ну а сегодня что?
- Толстовский разбил нос Сиганову, а Кахамада оттаскала за волосы Стародомскую.
На Нижнюю палату, как всегда, надежды не было.
- Понятно. А что Верхняя палата? – спросил с затаенной надеждой Президент.
- Молчит.
- Плохо. Ладно, спасибо.

Президент дал команду секретарю запускать очередного докладчика. На этот раз, для разнообразия, им оказалась дама, приятная во всех отношениях. Макияж был практически незаметен, что говорило о долгой и тщательной подготовке, а строгий деловой костюм выгодно подчеркивал весьма выразительные формы исполнительного директора чего-то-там. Дама вывела на экран очередную кучу графиков и приступила к докладу. Президент внимательно слушал, кивал в ударных местах, но мозг наотрез отказывался воспринимать рассуждения о корреляциях и функциях, поэтому Президент просто любовался одухотворенным лицом и грациозными движениями докладчицы. Та вскорости это заметила и попросила разрешения перейти непосредственно к выводам. Президент со вздохом кивнул, но в это время засветился экран внутренней связи и начальник разведки закричал:
- Президент! Земной флот начал движение в нашу сторону!
Это означало одно: решение надо было принять максимум завтра, поскольку уже послезавтра передовые корабли землян будут на орбите Эола. И чем их встретит планета - хлебом-солью или залпом из всех орудий - теперь зависело только от одного человека. От Президента.

3.

Политическая система Эола после долгого периода проб и ошибок была устроена довольно просто, но рационально. Выйдя победителем из кровопролитной войны с гангстерским синдикатом, прадед нынешнего Президента, президент Грант Первый (тогда еще просто Грант), установил жесткую диктатуру. Суды работали круглосуточно, и смертная казнь приводилась в исполнение немедленно. Одновременно была дана полная свобода в экономике. Введение простых и понятных уголовного, административного и налогового законодательств разом разорило кучу адвокатов, юрисконсультов и прочих паразитов, отправив означенных паразитов в народное хозяйство. Поскольку нормы законов не имели двойных и тройных толкований, судьи практически не брали взяток. К тому же любая попытка воздействия на суд пресекалась самым жестким образом, как правило, через расстрел (кстати, касалось и судей). Судам волей-неволей пришлось стать честными и независимыми. Количество полицейских было строго ограниченно, но их оклад и льготы были таковы, что конкурс в единственное полицейское училище доходил до трехсот человек на место.
Разумеется, поначалу все шло не просто и не гладко. За первые три года тогдашний президент пережил семь покушений, четыре раза поменял правительство, два раза разогнал парламент, причем в последний раз назначил следующие парламентские выборы через десять лет. Было подавлено три крупных бунта, не считая массы мелких выступлений. А потом как-то все успокоилось. Экономика, освобожденная от гангстерских поборов и необходимости давать взятки, резко рванула вперед, и через три года массовое недовольство сошло на нет. А чего, спрашивается, бастовать, когда есть работа и свой дом, дети накормлены и учатся, и с каждым днем жизнь становится все лучше.
Но Грант, государственного ума человек, прекрасно понимал, что так вечно продолжаться не может, ибо человек по натуре скотина, и чиновники так или иначе вскорости начнут размножаться, брать взятки, и все вернется на круги своя.
И вот тогда Грант и начал реализовывать свои далеко идущие замыслы. Была создана Президентская школа, первая и на тот момент единственная. Были отобраны лучшие учителя, воспитатели и прочие специалисты. Специально созданные комиссии объезжали всю планету и отбирали особо одаренных пяти-шестилетних детей. Родителям объясняли, что дети попадут в элитную школу. Причем школа элитная не потому, что там все самое лучшее, хотя это и так. А потому, что предназначена для выращивания элиты, которой предстоит управлять планетой. Позже были созданы другие школы, потом Университет управления, и с годами система заработала. Из десяти тысяч отобранных первоклашек до выпуска из Университета Управления редко доходило больше ста человек, но это была настоящая элита, из которой формировались правительство и другие исполнительные органы, а также верхняя палата парламента. Органы представительной власти и нижняя палата парламента формировались по старинке, путем выборов. Понятно, что законодательные акты, принятые советами всех уровней, исполнялись неукоснительно, но как-то так получалось, что в руках профессионалов самый дурацкий закон все равно работал на общество.
Законы планетарного масштаба принимались Нижней Палатой, многочисленной и крикливой. Верхняя Палата, малочисленная и молчаливая, либо утверждала закон, либо
отклоняла. Правительство и Верхняя палата назначались Президентским Советом, в который входили десять лучших выпускников Университета Управления.
Президент был единственным несменяемым лицом в этой системе, его должность передавалась по наследству, но функции были скорее представительские, за исключением двух.
Во-первых, Президент мог наложить вето на любой законопроект или отменить уже действующий закон, что называется, без объяснения причин. Справедливости ради надо сказать, что таким правом никто из президентов ни разу не воспользовался.
И, во-вторых, в случае затяжки принятия важного решения парламентом или правительством, Президент имел право принять такое решение единолично, опять же не вдаваясь в объяснения. Процедура была проста: достаточно было объявить Президентскому совету: «Я беру данное решение на себя», - и все дискуссии прекращались, а решение Президента принималось к исполнению. Такие случаи редко, но бывали. Достаточно вспомнить уничтожение орбитального госпиталя со всем персоналом и пациентами, к которому причалил корабль с неизвестным вирусом на борту. Когда стало ясно, что болезнь не поддается лечению и стопроцентно заразна, дед нынешнего Президента, что называется, «с болью в сердце» дал команду на пуск боевых ракет.

4.

Президент, кряхтя, выбрался из вертолета и махнул пилоту рукой – мол, проваливай. Вертолет растаял в вечернем небе. По заведенной давным-давно традиции, когда Президент прилетал в свою горную избушку, весь обслуживающий персонал удалялся, и в доме не было ни одной живой души. Ну, разве что, кроме Алисы. Алиса встретила Президента у крыльца дома с истинно королевским достоинством, позволила открыть себе дверь и гордо прошла в дом. Это была серая, очень пушистая кошка, общая любимица, несмотря на скверный характер. Никто не знает, откуда она взялась, просто однажды на крыльце оказался серый котенок неизвестной породы, голодный и облезлый. Котенок очень быстро превратился в красавицу Алису, гордую и независимую. Она приходила домой, когда хотела, могла пропасть на несколько дней и каждый год приносила котят, хотя охрана клялась, что в радиусе ста километров нет ни одного кота.
Президент прошел в зал, камин был растоплен, на столике рядом с креслом ужин расточал немыслимые ароматы. Плеснув себе в стакан щедрую порцию виски, Президент пошел к рабочему столу, заваленному ненавистными докладами и отчетами. Предстояло еще раз все это пересмотреть и к утру принять-таки решение. Алиса немедленно одним грациозным движением взлетела на стол и разлеглась поверх бумаг, стараясь занять как можно больше места. Президент вздохнул и, отхлебнув из стакана, принялся почесывать кошку за ухом.
«Итак, – рассуждал Президент, – вся наша наука зашла в тупик. На фига, спрашивается, вся эта куча институтов, центров и фондов, если высоколобые не могут договориться? Ладно, не будем о грустном. Я уже взял решение на себя. Если научный подход не работает, попробуем решить, кто милее моему сердцу».
Президент ударился в воспоминания, но и тут ничего не вышло. С одной стороны, он заканчивал академию на Земле, и жена его – землянка. С другой – все друзья детства и юности жили на мятежных планетах, а некоторые руководили ими.

4.

За окном начинало светать. Ужин так и остался нетронутым, зато бутылка опустела почти наполовину. Алиса давно ушла на диван. Президент встряхнулся и энергично потер лицо ладонями.
«Все, надо принимать решение. Завтра, то есть сегодня, перед парламентом выступать. Ну что ж, как говорил Грант Первый, последний довод королей!»
Президент воровато оглянулся, хотя знал, что никакого наблюдения за ним в принципе быть не может, и полез в нижний ящик стола. Там, под никому не нужными бумагами, хранилась большая серебряная монета, принадлежавшая еще легендарному Гранту.
«Итак, орел – союз с Землей, решка – союз с мятежниками. Вперед».
Алиса, подняв голову, во все глаза наблюдала, как вершится История.

[Irena]

№ 7

Талисман майя

Летнее заходящее солнце вышло из-за тучи; его лучи окрасили в розовый цвет стены замка и заглянули в окна главного зала.
Расписной потолок, статуи в нишах стен и сами стены, украшенные картинами и витражами, чудесным образом гармонировали с грандами в роскошных костюмах и прекрасными дамами в одеждах из темной парчи и черного бархата. Драгоценности сверкали на изысканной публике. Во главе стола сидели король и королева.
Коричневое, декорированное камнями платье-корсет с жестким стоячим воротничком подчеркивало изящность королевской фигуры. Тонкий слой румян прятал бледность лица, а большие голубые топазы в серьгах соперничали с глазами Её Величества. Темноволосый, с одутловатыми щеками и мясистым носом, король, одетый в белый хубон и двойные кальсес, что-то неторопливо говорил ей.
Слуги принесли уже третью перемену блюд.

Королевский страж, стройный черноглазый юноша, повернул голову - в зал вошел комедиант с карликовой шимпанзе. Обезьяна в желто-синем трико и полосатом камзоле вызвала оживление за столом.
- Не угодно ли будет Его Величеству посмотреть на ловкость моей воспитанницы? - спросил шут, подойдя ближе. Обезьяна состроила забавную мордочку, сделала несколько шагов и протянула лапу к столу.
- Удиви нас, фигляр, - усмехнулся король,
Дамы и вельможи захихикали.
- Позвольте мне взять три апельсина с королевского стола, - попросил шут.
Стольник, прислуживающий государю, дождался разрешающего движения королевских бровей и протянул шуту плоды. Комедиант кинул обезьяне два апельсина. К удивлению присутствующих, она стала жонглировать. Два оранжевых шара взлетали в воздух снова и снова. Шут, войдя в ритм, подбросил ей третий апельсин. Обезьяна справилась с новым заданием. Она жонглировала тремя плодами и корчила при этом рожи. Король, королева, дамы и вельможи в зале смеялись и аплодировали стоя.

Внезапно шут выхватил из сапога нож и вонзил его по рукоять в правый бок королю.
Король, вскрикнув, медленно опустился на пол. Королевский страж прыгнул на шута, сбил того с ног и навалился сверху. Упала и тревожно зазвенела на полу оставленная им алебарда.
- Короля! Убили короля! - крикнул какой-то гранд. Затем в зале повисла тишина.
- Стой, Егор, - как сквозь пелену, он услышал не голос, а, скорее, тонкий визг Пал Сергеича - главного королевского стража.
Егор оглянулся на лужу крови, в которой лежал Его Величество, побледнел и, продолжая удерживать шута, закричал:
- Вызывайте полицию!
Шут, взрослый коренастый мужик, начал выворачиваться, но несколько лет занятий дзюдо склонили чашу весов в пользу семнадцатилетнего Егора. Он перешел на болевой прием. Комедиант застонал - Егор чуть ослабил хватку.
- Мальчишка! Зачем набросился на шута? Ты что, сценарий не читал? - резко произнес подбежавший Пал Сергеич.
Между тем четверо слуг осторожно водрузили короля на носилки и понесли.
- Ты за короля не беспокойся. Король через два часа как огурчик будет. Нанороботы, синтокровь; чать, две тыщи сороковой на дворе. Вставай уже! - Пал Сергеич оглянулся, услышав смешки в зале.
Егор встал, поправил топорщившуюся кольчугу и пошел к алебарде.
Кряхтя и улыбаясь, поднялся с пола комедиант. Смех в зале все нарастал. Придворные и гости, забыв на время великосветские манеры, хохотали во все горло.
- Если бы ты удосужился прочесть сценарий, то знал бы, что у нас впереди еще отравление и королевская охота, - засмеялся следом за всеми Пал Сергеич, - мне даже страшно представить, что будет там.

Егор спрятал голову в плечи. Он вспомнил вторник…
Папин знакомый - Пал Сергеич - позвонил и спросил его насчет летней подработки в труппе. Егор, окончивший второй курс «щуки», и в мечтах не мог представить себе такие летние каникулы. Разговор с родителями, короткие сборы, и вот он вместе с актерами летит в Испанию. Труппа Пал Сергеича уже несколько лет занималась «халтурками». Тридцать актеров представляли в замках, которые снимала турфирма, свиту и гостей короля. А короли... Толстосумы платили большие деньги за две недели адреналина и развлечений, играя в «Его Величество». Как он радовался этой роли королевского стража тогда, и как ему хотелось исчезнуть отсюда теперь...…

- Сильный молодой человек.
Егор поднял голову. Королева Изабелла - она одна не смеялась - внимательно смотрела на него.
Какой-то странный акцент таился в её русском языке. Егор знал, что замок, кроме русской, обслуживала также испанская труппа - слуги, конюхи и прочая челядь. Королева, видимо, была испанской актрисой, но этот необычный акцент - он немного резал слух, и в то же время казался уместным именно здесь, в замке.
- Ваше Величество, - он неуклюже поклонился и... не смог отвести взгляд. Её глаза сияли, завораживали и манили. Он почувствовал, как стало горячим лицо, как застучало сердце, как задрожало все тело.
Очарование красивой зрелой женщины пронзило его. Она, зная свою силу, улыбнулась. Красные влажные губы чуть приоткрыли жемчуг зубов.
- Я бы хотела познакомиться ближе.
Немного досадно, что Изабелла читала его, как открытую книгу, - она понимала всё с полужеста, с полувзгляда; но этим же королева и пьянила Егора.
- Сегодня ночью. Тет-а-тет.
- Ваше Величество, - прохрипел Егор…

Давно уже слуги почистили мозаичный пол; королева с придворными обговорили все светские сплетни, когда, наконец, прозвучала фраза:
- Его Величество король Испании Филипп II!
В новом сером костюме и коротком плаще, король, сопровождаемый двумя стражами, вступил в зал. Снисходительная улыбка и спокойный взгляд прищуренных глаз ничем не напоминали об убийстве. Придворные склонились в глубоком почтительном поклоне; гранды ограничились полупоклоном, не снимая шляп. Король махнул перчаткой, и, ожидавшие этого знака, в зал вбежали молодые испанки. Небольшой вечерний бал начинался женским танцем - сарабандой.

К Егору подошел Пал Сергеич.
- Как же так, - сказал задумчиво Егор, - ведь синтокровь и технологии страшно дороги. Неужели их применяют?
- Это для нас недоступны и дороги, а для них, - Пал Сергеич скривился, - для них применить - что высморкаться.
Помолчав, он продолжил:
- Значит так. Сейчас иди, отдохни, Егорка, поешь, а ночью будешь охранять покои королевы. Черт, не нравятся мне эти перемены в сценарии.
Королевский страж посмотрел на танцующих девушек и вышел из главного зала.

***
Поздним вечером Егор в полудоспехе, вооруженный шпагой и кинжалом, стоял на страже возле покоев Ее Величества. Полчаса назад туда вошла Изабелла с двумя служанками. Сердце стучало, он с нетерпением ждал ухода служанок и свидания с королевой. Тянулись минуты. Неожиданно Егор услышал шаги. Далеко в полутемном коридоре показался огонек и две фигуры. В одной из них он с досадой узнал короля. Егор немного отошел от двери.
Король в тапочках и халате, сопровождаемый вооруженным слугой со свечой, прошествовал в покои королевы. Несколько секунд - и оттуда выпорхнули, как потревоженные птички, две служанки. Дверь осталась неплотно прикрытой. Егор сжал кулаки, в висках стучали молоточки. Он застыл на месте. В покоях спорили. Поначалу голоса были негромки, но потом, когда беседа обрела повышенную тональность, Егор услышал:
- Девочка, или сейчас будет по-моему, или завтра ты вылетишь из замка на улицу, а твое место займет другая актриса.
- В контракте написано, что я исполняю роль королевы, но там не указано, что я должна быть вашей подстилкой.
-Детка, кажется, ты не понимаешь, кто здесь хозяин.
- Уйдите, король, вы мне противны.
Раздался звук пощечины. Егор дернул на себя дверь и вошел. В большой комнате у противоположной стены розовела огромная кровать с балдахином, рядом стояли Изабелла и Филипп, неподалеку слуга расставлял на столике десерты.
- Ваше Величество, вас же ясно попросили уйти, - сказал Егор с ненавистью.
- Ого, щенок! Не ошибся ли ты дверью? - холодно произнес король и, после паузы, продолжил: - Совсем распоясались стражи.

Король кивнул слуге. Тот отточенным движением выхватил шпагу и двинулся на Егора.
Егор вытащил свою и, немного пригнувшись, пошел вперед. Их шпаги зазвенели в середине комнаты. К удивлению Егора, слуга оказался отличным фехтовальщиком. Он мастерски отбил все удары дилетанта и перешел в атаку. Шпага в его сильных, быстрых руках пела о смерти. С начала схватки прошел какой-то десяток секунд, а слуга-фехтовальщик уже выбил его оружие и приставил острие шпаги к горлу. Егор попятился. Так они шли несколько шагов - Егор, похожий на пришпиленную бабочку, и слуга с глазами убийцы. Затылок Егора коснулся стены.
Слуга полуобернулся к королю. Тот в ответ отрицательно покачал головой. Фехтовальщик опустил шпагу, но по-прежнему контролировал Егора.

Внезапно какая-то темная фигура метнулась от кровати к фехтовальщику. В мгновение ока слуга, сбитый с ног, лежал на полу, а Изабелла - это была она - склонилась над фехтовальщиком, с каким-то животным рычанием вонзила клыки в его шею и приникла к ней ртом. Её длинное платье, как саван, покрыло неподвижного слугу.
Иррациональность происходящего ввергла Егора в оцепенение. Тело его при этом жило своей жизнью - он нагнулся, взял шпагу фехтовальщика из разжатой кисти и снова стал к стене. У кровати бледнел король.
Некоторое время спустя Изабелла отстранилась от слуги и поднялась с колен. Её клыки втянулись. Она достала платочек и не торопясь, с изяществом вытерла рот. Сделав шаг, Изабелла сняла с головы Егора морион, отбросила в сторону, медленно провела пальцами по его щеке и произнесла:
- Необычный молодой человек.
Этот низкий хрипловатый голос привел Егора в себя. Он стоял, сжимая в руке чужую шпагу; на полу валялось тело, из ран которого толчками выходила кровь и жизнь, а рядом стояла она - женщина, которую он хотел до безумия и до безумия боялся.

- Минутку, - она повернулась и плавно полетела к королю. В вырезе платья белела холеная спина. Шлейф скользил по полу. Опустившись на ковер рядом с королем, она напомнила:
- Детка, кажется, ты не понимаешь, кто здесь хозяин.
- Изыди, ведьма, - он закрыл руками шею.
- Пять веков назад меня звали Луиза де Сото. Я знала настоящего Филиппа Второго, ты ему и в подметки не годишься.
- Откуда же ты знаешь русский язык? - несмотря на страх, король сохранил ясность ума.
- Последние тридцать лет в замке отдыхали только русские туристы.
- Отдыхали! - с ужасом повторил он.
- Должок! - с этими словами Луиза влепила пощечину, от которой король качнулся.
На сером лице заалел след от ее тяжелой руки.
- Пожалуй, тебе стоит уснуть, - Луиза дотронулась пальцами до его лба, и лже-Филипп, пройдя, как сомнамбула, несколько шагов, прилег на кровать.
- Страшно? - повернулась ведьма к Егору.
Король захрапел, причмокнул губами и повернулся на другой бок.
- Вы убили слугу? - Егор шпагой указал на фехтовальщика.
- Не удержалась, мне иногда нужна свежая кровь. К тому же - это был никчемный человек; поверь, за долгие годы в этом надоевшем мне замке, я стала неплохо разбираться в людях.

- А настоящая актриса, которая играет королеву, где она?
- Скука иногда одолевает, и тогда я подменяю актрис. Они спят сутками в отдельной комнате, потом просыпаются, получают свой гонорар и ничего не помнят.
- Я бы, наверно, не смог убить человека.
- Да? Ты готов был разорвать короля голыми руками.
- Поверить не могу - вы действительно ведьма?
- Моя мать не хотела, чтобы я стала ведьмой, но судьба повернулась так, что ей пришлось передать знание мне, - с этими словами Луиза подошла к нему. - Пойдем, надеюсь, ты не против экскурсии по замку с хорошим гидом.
- А труп?
- Труп? Ты хочешь, чтобы слабая хрупкая женщина тащила его в подземелья замка? Или ты составишь мне в этом кампанию?
Егор замотал головой.
- Мои слуги - лучше тебе их не видеть - уберут здесь.
- Пойдем же, Егор - это будет самая необычная ночь в твоей жизни
- Мы потом вернемся?
- Мы потом, возможно, вернемся, - передразнила она шипящим шепотом, засмеялась и взяла его за руку.

***

Егор и Луиза вышли в коридор. Тепло ее руки растопило все страхи.
- Расскажи, как ты стала ведьмой?
- В тысяча пятьсот шестьдесят втором году из-за красоты меня признали ведьмой и арестовали. Кабальеро Хуан с боем вырвал меня из лап инквизиции и привез домой. Моя мама жила в Севилье в двухэтажном особняке. Я хотела попрощаться с ней и уехать той же ночью, но дом окружили наемники короля. Рыцарь любил меня и был готов драться, но моя мудрая мама решила иначе. Она дала выпить кабальеро зелье, и он превратился в бронзовую статую. Потом мамочка взяла меня за руки, передала свою силу и умерла.
Они прошли коридор и повернули к главному залу.

- Ты любила Хуана?
- Ради меня он пошел против церкви и королевской власти; я очень признательна ему...… это было так давно.
Луиза вздохнула.
- Вскоре и дом, и вещи забрали. Что-то досталось церкви, что-то - властям. Статую отвезли в Алькасар, и я, невидимая, последовала за ней, - продолжила она.
- Четыре века назад я в первый раз убила человека. С тех пор замок не выпускает меня на волю. Сегодня я убила пятого, через сотню лет убью шестого.
- А если не убивать?
- Это сильнее меня. Я не помню себя в эти секунды; не знаю, почему так происходит.
Некоторое время они молчали.

- Как там сейчас, в мире? - спросила Луиза.
- О, сейчас все изменилось, - сказал Егор. - Панцирь черепахи треснул; слоны, стоящие на ней, сломали ноги, и твердь земная пришла в движение.
- Да ну тебя.
Егор привлек её к себе. Их губы встретились. Луиза сделала робкую попытку вырваться, но он мягко и настойчиво удерживал её. Она прильнула к нему, обняла, и потом, немного отстранившись, сказала:
- Не сейчас, Егор. Нам надо в главный зал.
Он приподнял её над полом и закружил в коридоре.
- Моя девушка -– ведьма.
- Идем же, ночь на исходе.

Знакомый зал. Они прошли к центру. Сейчас зал был безлюден. Горели свечи, чернели провалы коридоров, ведущих в королевские покои.
- Мой молодой бог, - Луиза страстно поцеловала его, отпрянула и быстрым движением руки со стилетом провела по его ладони.
Егор ошарашенно посмотрел на нее.
- Прости, милый.
Она сжала его ладонь, и капли крови ударили в мозаичный пол.
Гул прошел по замку.
- Кровь Древних Королей! - пронесся в голове громкий шепот. Казалось, это сказали стены.

- Егор, ты прямой потомок Меровингов, я не ошиблась, - с торжествующей и одновременно виноватой улыбкой сказала Луиза.
- Зачем? - недоуменно спросил он.
- Прости, - она быстро перевязала ему руку платком.
- За два года до того, как я стала ведьмой, кабальеро Хуан по поручению королевы Изабеллы (Елизаветы Валуа) встретился в Салон-де-Прованс с Нострадамусом. Кабальеро взял письмо для королевы; ему же прорицатель сказал:
- Какая странная судьба - в этом мире вы будете заточены в бронзовой клетке. Кровь древних королей освободит вас, но только на одну ночь.

Внезапно из стенной ниши вниз спрыгнул рыцарь. Шпоры звякнули по каменному полу.
- Кабальеро Хуан? - обратилась к нему Луиза.
-Донья Луиза? - произнес рыцарь.
Кабальеро был смугл, носат, высок, худощав, в доспехах и при шпаге. Он что-то быстро говорил Луизе по-испански.
Она тихо отвечала.
Затем испанец взглянул на Егора потемневшими глазами, поднес кулак к открытому забралу и представился:
- Хуан Гонсалес Молина-Торрес де Сан-Себастьян.
- Егор Лукин - черный пояс, первый дан, - процедил Егор.
- Кон миль дьяблос! - выругался кабальеро.
Луиза что-то резко сказала рыцарю, усмехнулась и подошла к Егору.
- Возьми от меня в подарок этот перстень с рубином, Егор. Он стоит не одно состояние. Я даю тебе выбор - неизвестность или спокойная богатая жизнь. Ты можешь сейчас уйти в комнату к отдыхающим актерам, а можешь остаться здесь.
Егор повертел в руках перстень.
В это мгновение прозвучал выстрел. Из коридора раздался смех лже-Филиппа. В одной руке поседевший король держал бутылку, в другой - пистолет.
- Ведьма, серебряных пуль у меня нет, как тебе свинцовые? - заорал он и продолжил стрельбу.
Вдруг кабальеро Хуан покачнулся и стал падать вперед. Егор и Луиза бросились к нему. Король продолжал безумно хохотать и стрелять.
Неожиданно пошел дождь. Казалось, само пространство рвется на крупные капли и падает вниз с шумом все быстрее и быстрее. Через мгновение струйки дождя превратились в ревущий серебристый водопад, и Егор потерял сознание.

***
- Очнулся? Мы у майя, - сказала Луиза, - я уже полчаса, как пришла в себя.
Егор открыл глаза, потянулся и встал с кушетки.
Тело было полно энергии - хотелось двигаться и действовать. Они находились в большой светлой комнате. Луиза стояла у двери и улыбалась.
Он подошел к открытому окну.
В небе сияло солнце и плыли редкие облака. Пахли цветущие яблони, пели птицы. Пара кроликов во дворе, огороженном плетеной изгородью, завтракала сочной зеленой травой.
- Прощай Алькасар, - засмеялась счастливо Луиза и закружилась по комнате. - Егор, ты сейчас должен испуганно таращить глаза, хвататься за сердце и причитать: «Где мы, где мы?»
- Наверно, тебе удалось какое-то колдовство, и мы вылетели из замка, - он коротко хохотнул. - Самое главное, что мягко приземлились.

- И вы мягко приземлились в другой Вселенной, - весело подтвердил чей-то голос.
Егор повернулся от окна и увидел в дверях мужчину среднего роста в шортах и футболке.
Тот улыбнулся и сказал:
- Здравствуйте, меня зовут Текус, я - индеец майя.
Рыжий, коротко стриженый, с веснушками и в очках, он вообще не походил на распространенный образ индейца.
- Здравствуй, Текус, меня зовут Егор; откуда ты знаешь русский язык - или здесь тоже бывают наши туристы?
- Мне знакомы многие земные языки. История Земли - мое хобби. Туристов у нас не бывает, но сам я Землю изредка посещаю. В этом домике потом прохожу карантин пару часов, пока микробов не вытрясу.
- Ты хочешь сказать, что мы не на Земле? - недоверчиво произнес Егор.
- Сегодня ночью увидите две луны и наше небо, у вас исчезнут сомнения.

- Текус молодчина, он вытащил из груди кабальеро Хуана пулю; рыцарь потерял много крови, но скоро будет здоров, - Луиза почти успокоилась и перестала танцевать.
- Вашего Хуана спас талисман. Пуля разбила камень и ушла вскользь; спрятанный в камне одноразовый портал сработал. Удивительно, такие талисманы очень редки, - сказал индеец.
- Луиза, ты ведь знала, что у Хуана на груди висел портал? - спросил, улыбаясь, Егор.
- Егор, не потомок ли ты инквизиторов? Талисман ему дал епископ Юкатана Франсиско де Тораль, когда пытался спасти от костра наследие майя; и они оба не догадывались, что это портал. Я узнала новость случайно только двести лет назад. Мне надоели разговоры, здесь есть красивое озеро, идем туда - хочу искупаться.
- Сейчас моя дочь принесет вам местную одежду. У нас неприлично ходить в кольчугах и вечерних платьях, - подмигнул им Текус.
Симпатичная высокая девушка принесла им одежду, а затем пару лепешек, кружки и кувшин с молоком.
- Спасибо.
- Ешьте и переодевайтесь, - Текус с дочкой вышли.
***
Текус прогуливался в десяти шагах от домика и размышлял:
- Судя по потере сознания и последующей эйфории после прохождения портала, они - земляне. К тому же легенда с этим средневековьем слишком нелепа для инфильтрации врага. Прокол пространства самоликвидировался, и по остаточному возмущению трудно понять, был ли это портал наших предков. Что, если халциане, наши заклятые друзья, овладели техникой перемещений? Если это все-таки халциане, надо готовить контригру.
- Какие будут приказания? - спросила «дочь».
- Никаких, мы всей компанией идем купаться на озеро, - ответил сотрудник особого отдела Сил Космической Безопасности Независимой Республики Майя - Текус Освальдо-старший.

______________

Хубон - род куртки, одевается поверх рубашки (камисы).
Кальсес - короткие испанские штаны.
Морион - шлем с высоким гребнем и сильно загнутыми спереди и сзади полями.
Кабальеро - рыцарь, дворянин в средние века в Испании.
Черный пояс, первый дан - в дзюдо примерно соответствует кандидату в мастера спорта.
Инфильтрация - несанкционированное проникновение на территорию.

[Irena]

№ 8

Храм одного бога

Это был один из крупнейших храмов самого важного города в мире. Некогда он был величав и красив. Мощные колонны возносили ввысь огромный купол, белоснежные стены были украшены мраморными статуями. Везде было красиво и чисто. Даже факелы не чадили, чтобы не закоптить фрески. Двери этого храма были всегда открыты, ведь это был храм Януса, двуликого бога Дверей. Величественно восседал он на резном каменном троне, в богатых золоченых одеждах, с золотой короной на голове, оглядывая свой храм и паству. Одна его маска, лик мужественного бородатого воина, смотрел вперед, в будущее; другая, лик хрупкого вдохновленного юноши – назад, в прошлое. Но истинный его лик никому не был ведом. Быть может, его не было вовсе.
Храм Януса являлся любимым местом сборищ философов, мудрецов и книгочеев, и просто желающих пообщаться. Здесь обсуждались последние труды ученых, творения писателей и поэтов, декламировали свои опусы творцы и философы, даже устраивались творческие состязания гениев и художников. Ведь Янус был богом начал, всякий желал его задобрить, чтобы начало его труда было добрым, а труд – успешным. И сам Янус порой заслушивался интересными речами и сказаниями.
И вот однажды он прослушал восточную сказку о калифе, переодевавшемся в платье простолюдина и бродившем в толпе, чтобы узнать мнение народа о себе. Эта идея богу понравилась, и он решил поступить так же, чтобы услышать непредвзятое мнение горожан о храме и о себе. И вот по городу вечерами заскользила фигура, одетая в простую одежду. Так Янус, как «Калиф на час», ходил и слушал разговоры горожан. Многие восхищались величием храма, красотой фресок, восхваляли Януса. Но были и такие, что возмущались непомерной платой за моления, ругали бога за его никчемность по сравнению с другими богами, за высокомерие и презрение к людям, его храм - за убогость по сравнению с другими храмами. Они замечали каждый осыпавшийся уголок фрески, каждую трещинку купола, каждую соринку в углу. Это сердило неузнанного бога, он вглядывался в лица наглецов, запоминая их.
И вот однажды днем, восседая на троне, он услышал знакомые речи. Он узнал одного из неучтивых охульников. Юный странник говорил дерзновенные речи, обращаясь к Янусу, как к равному, и порицая его, никого не боясь. Янус пришел в бешенство и шепнул в уши своим жрецам страшные слова. Странник был схвачен и, за клевету на божество, принесен в жертву. Его истерзанное тело было навеки выброшено за двери храма. Янус хохотал, глядя на муки неугодного. Такова была первая жертва. Потом были и другие. То одного, то другого хватали и мучили во славу Божества – то за хулу на бога, то за пререкания с жрецами, то еще за какую провинность. Узкоглазый хулиган-острослов, обидчивый рыжебородый карлик, забегавший мимоходом, сварливый любитель собак, дерзнувшие встать на защиту странника, обличить жестокий лик бога. Все они поплатились за свою смелость и неотступность… Им залили рот расплавленным золотом из букв, что составляли клятву порядка на дверях храма. А Янус продолжал ходить во тьме неузнанным, смеясь и намечая новые жертвы.
И вот, обычно многолюдный храм талантов и книгочеев стал пустеть. Уже не звучали в нем творения писателей и поэтов, не обсуждались трактаты и стихи. Приходившие в него жители города ходили по струнке и подавленно молчали, постоянно дергаясь от страха быть принесенными в жертву кровожадному богу. А остальные ушли, найдя более интересные храмы с более доброжелательными богами. Ушли и таинственная красавица, кутающаяся в восточную шаль, талантливая сказительница с золотым пером, и книгочей-любительница кошек, и храмовый летописец, и даже многие храмовые распорядители, которые немало сделали для величия храма своими руками. Даже им стало неуютно в этом месте. Ушли очень многие, даже те, кто бывал в храме очень редко.
Скоро в храме остался только Янус, вместе с услужливыми жрецами. Да ему и не нужна была эта паства. Ему милей был тесный круг прислужников, восхваляющих его и исполняющих его прихоти, всегда соглашающихся с его мнением. И молчаливый жрец в плаще с капюшоном, неопределенного пола, рыжая вертихвостка, любительница драгоценностей и гневный оратор, изобличающий и распинающий святотатцев. И черная пантера, которой приносили нередко в жертву неугодных, была милее ему. И даже нечестивые тролли, гоблины и прочие мелкие демоны ему были милей. Конечно, лишь те, кто прославлял его, входил в его узкий личный круг общения. Янус даже прекратил покидать храм, общаться с другими богами. Ему казалось, что лучше быть всесильным богом в одном храме, чем тридцатым слева в общем пантеоне.
И вот, однажды, свершилось. Жрецы закрыли двери храма и заперли его на ключ. Очень редко открывались ворота храма, что всегда означало войны, кровь и смерть. Храм дряхлел, осыпалась штукатурка со стен и позолота с короны, потрескался купол, выцвели прекрасные фрески. Некому было их обновлять, ремонтировать, даже убирать в храме. А вскоре про храм и про его никому не нужного бога забыли, вспоминая очень редко, и то по предназначавшимся ему праздникам.
Прошло время, Янусу надоели скука и запустение. И он осмелился на решительный шаг. Вскоре в храме появились статуи других богов, паутину смахнули, а статую двуличного бога убрали с глаз долой. Вроде бы уже все и забыли про старого владетеля храма, и жрецы возносят молитвы новым богам, и потянулся к храму народ, в том числе многие из ушедших, поверившие в преображение храма и светлый путь его прихожан. Но это лишь отблески былого величия и многолюдности храма. А жрецы остались те же. Нет-нет, да и перемигнутся жрецы из узкого круга избранных, и промелькнет в толпе прихожан лукавая двуличная маска, посеет смуту и раздор. А потом, уже в плаще жреца, начнет «справедливо» карать «зачинщиков» и «смутьянов». Но уже не так жестоко, без кровавых жертв. Боится повторения Исхода. Лишь немного слёз, криков, злобы и драк. Тем и рад жалкий одряхлевший божок.

[Irena]

№ 9

Тайна Керк-и-Лис

В северной части Эллириса, у подножия Дааргских гор, в самом сердце Мессиданского леса, лежит круглое озеро, которое зовется так же, как и лес – Мессида. Живут на берегах его эльфы. Выросли они под сенью Великой Пирамиды четырех стихий и с детства знают, что на них лежит печать проклятия. И лишь сила магии, сила Верховных Жриц, данная им богами, хранит народ эльфов от бедствий и полной гибели. Любят эльфы свой город, помнят прохладу озера Мессида, даже если уходят надолго из своего леса. И в дальних странах им снятся ветви прибрежных эльм, купающихся в мессиданских водах, и каменные ступени Пирамиды четырех стихий - великой святыни эльфов. По этим ступеням каждый день Верховные Жрицы поднимаются на вершину, к алтарю. Вьется по ступеням дикий плющ, проросли на них несколько молодых эльм, но эльфы-садовники не трогают их.
Анмар знает, что деревья священны, но иногда обрывает молодые побеги - они сладковатые, ими не наешься, но сейчас их много. Анмар любит побеги эльм, и сестра его, Мэинель, тоже любит. А Артиан говорит, что от этих веток его пучит. И изображает, как….

Анмар - молодой эльф из знатного дома Руэсланиан. Мэинель – его сестра. Мать их - жрица в храме Тариса, потому Мэинель тоже, наверное, будет жрицей, если не выйдет замуж. А Анмар с детства вырос при храме, и растили из него воина, подобного Тарису Неистовому. Надо сказать, воин из него получился хоть куда. Правда, ни в одной серьезной битве он еще ни разу не участвовал, хотя битв сейчас хватало – в разгаре была война между орками и людьми, и алтари Керк-и-Лис чаще, чем обычно, орошались алой кровью жертв-пленных. Анмар рвался на войну, но он был знатного рода, его мать была жрицей, а потому состоял молодой эльф в страже при храме Тариса Неистового и дико скучал порою. Приходилось развлекаться дуэлями; последняя была прямо сегодня, с другом, Артианом из дома Лиунаверос. Друг он был давнишний, испытанный, потому и дуэль была так, одно название – до первой крови. А потом, после дуэли, все они – и сам Анмар, и Мэинель, и Артиан, и еще несколько эльфов, живших неподалеку от дома Анмара - пошли купаться. Стояло лето, самый разгар его, солнце жарило вовсю. На каменных плитах Великой пирамиды Керк-и-Лис грелись верткие ящерицы. Вода в озере была теплой, как парное молоко, но ближе к пирамиде становилась прохладнее - все знают, что в этом месте в озеро вливаются воды из Храмовой Чаши – источника, скрытого в центре Керк-и-Лис. Искупавшись, вся компания растянулась на горячих плитах лестницы храма Тариса, разглядывая озеро и купавшихся в нем эльфов, одиноко стоящие эльмы, дома знатных горожан, спускавшиеся к самой воде, и паром, неторопливо курсировавший через озеро в течение всего дня. Вот и сейчас он медленно полз по теплой, слегка мутноватой воде, и на нем стояли, помимо обычных пасажиров, несколько Высших жриц, каждая со своей свитой. Паром направлялся к Великой пирамиде.
- Мэ, чего это они в такую жару из дому нос высунули? – лениво спросил Анмар сестру. - В Пирамиду направляются, точно. Лучше б уж искупались.
- Ну, наверное, Верховная жрица Хианнисель объявила большой Совет, – зевнув, сказала сестра, даже не открывая зеленых глаз на сонном лице. А Артиан засмеялся:
- Ан, ты себе представляешь этих старых перечниц купающимися? Да они же пойдут на дно, как горные гномы. Жрицы – и плавать! Они же не умеют.
- Заткнись, Арт, - рассердилась Мэинель, - наша мать умеет плавать. Я знаю, она меня сама учила!
- Ну, может быть… - протянул Артиан. Связываться с Мэ было опасно. Во-первых, она уже почти жрица. Во-вторых, чем черт не шутит? Если Мэ не станет жрицей, то вполне может стать его, Артиана, женой. Анмар как-то, смеясь, рассказал ему, что подслушал разговор матери и Мэинель. Матушка тогда отчитала дочку за ветреность и леность, попеняла на то, что Мэ не выучила вовремя ритуал Принесения Малой жертвы Тарису, и посулила ей, что если так и дальше пойдет, то не бывать ей, Мэинель, жрицей в храме Тариса, а быть ей женой в первом попавшемся эльфовом доме – да вот хоть в доме Лиунаверос. Правда, об Артиане не было сказано ни слова, и, кроме него, хватало молодых неженатых эльфов, но Анмар почему-то решил, что речь шла об Артиане, и с тех пор, как развеселиться, называл друга «зятек». Сам Артиан не против, а вот Мэинель, раз услышав такое Артианово прозвище, устроила обоим друзьям хорошую трепку. Девушка тогда так рассердилась, что дело дошло до хлыста – непременного атрибута всякой настоящей, полноценной жрицы. Сама Мэ пока что своего, личного хлыста не имела, но это не помешало ей в ярости схватить материнский и устроить «этим болтунам» веселую жизнь. Уж что-что, но обращаться с хлыстом она уже умела, на старшем-то курсе, так что обоим высокородным эльфам пришлось искать спасения на крыше Анмарова дома, а оттуда уходить по сплетенным ветвям ползучего гульмана на соседские крыши. Кроме того, Анмар, не имея младшего брата, изливал излишки вбитой в него воинской премудрости на сестру, так что Мэинель вполне прилично обращалась с парой кинжалов, неплохо стреляла из лука и знала, куда и как надо ударить противника, чтобы на некоторое время лишить его подвижности. Потому с Мэ лучше было не спорить. Себе дороже.
Между тем у пристани, принадлежавшей находившемуся неподалеку дому Руэсланиан, началось заметное движение. Засуетились на ступенях лестницы, спускавшейся к воде, слуги, закачалась на спокойных водах озера лодка – это гребцы разворачивали ее так, чтобы Верховной Жрице храма Тариса было удобнее взойти на борт. Женщина в ритуальных одеяниях – серебристая тога, отделанная фиолетовым, на груди массивная подвеска, изображающая оскаленную морду черного пса, - вошла в лодку, и гребцы тут же направили ее к видневшейся неподалеку Великой пирамиде Четырех Стихий, Керк-и-Лис.
- О, и мама туда же, - удивленно сказала Мэинель, - интересно, зачем?
- Смотрите, дым на верхушке пирамиды! – Артиан из них был самым глазастым, а потому разглядел первым. - Там точно кого-то сейчас принесли в жертву! Но почему сейчас? В неурочное время? И кого? Мэ, ты что-то слышала? Вроде пленных в последнее время не привозили.
- Нет, дым белый, - со знанием дела сказала Мэ, - это пока только готовится жертвенный костер. Но время действительно неподходящее.
- А, вот и процессия! – продолжал Арт. - Жрицы Керк-и Лис ведут кого-то. Наверх.
- Кто это? – прищурилась Мэ. – Я не вижу отсюда.
- Я тоже, – ответил Арт, - наверное, пленный.
- Это гном? – заинтересованно спросила эльфийка.
- Не знаю. Не могу разглядеть! Да, и не смотри на меня так! – рассердился Артиан, - я лишь вижу, что это не гном! Выше гнома. Гораздо выше. И … нет….. хотя….
Он прикрыл раскосые глаза рукой, защищая их от солнца.
- Он зеленый, - уверенно заявил Артиан.
- Орк, что ли???? – у Мэ глаза на лоб полезли. – Мы не воюем с орками, мы воюем с людьми на Джерхане.
- Да не знаю я!!! Не видно отсюда!
- Ладно, хватит вам. Расшумелись, – Анмар встал, подошел к воде. - Сейчас все узнаем! – он прыгнул в воду и быстро поплыл на тот берег.
- Хитренький, - обиженно протянула Мэинель, - конечно, оттуда, с того берега все видно как на ладони!
- Да нет, Мэ, - вдруг задумчиво произнес Артиан, - боюсь, пока он доплывет, все самое интересное кончится! Ой, Мэ! Смотри, что там делается!
Тот, кого вели на заклание, вдруг взмахнул руками, с которых сваливались остатки веревок. Каким-то чудом он или перерезал путы, или разорвал их. Все смешалось на вершине пирамиды, замелькали руки и ноги, белые плащи жриц, черные одеяния храмовых солдат, сопровождавших жертву. Из всей этой кучи вывалился зеленый пленник и покатился вниз по ступенькам. За ним ринулись солдаты, но узник оказался быстрее, он катился по ступеням, не жалея своих боков, скатился прямо на площадь перед пирамидой, пустовавшей сейчас по причине жары, вскочил, промчался по ней стрелой и спустя мгновение прыгнул в озеро - почти перед самым носом плывшего на тот берег Анмара!

Когда что-то плюхнулось в воду, Анмар вначале не понял, что к чему. Затем услышал крики жриц и вопли солдат, возгласы «держи его!», доносившиеся с берега, и начал догадываться, что зеленый-то сбежал! Вдруг прямо перед ним из воды высунулась голова орка, даже, скорее, полуорка, нахмурилась, показала Анмару кулак, вдохнула побольше воздуха и мастерски, аккуратно, нырнула вновь.
Анмар нырок оценил – он и сам любил плавать и обожал нырять. Но кулак – это уж слишком! Он несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и нырнул следом. «Врешь, не уйдешь… - билась в голове мысль, - чтобы мне в моем озере какие-то орки кулаки показывали? Да я тебя все равно выловлю, рыбка зеленая. И на сковородку. Вернее, на алтарь. Там тебе самое место!»
Вода была мутноватой, но Анмар все же заметил впереди быстро плывущего орка. Но воздух заканчивался, пришлось вынырнуть; впрочем, орк тоже вынырнул.
- Стой! – заорал Анмар. Орк даже не повернулся к нему, вдохнул и нырнул еще раз. Анмар – следом.
И вдруг он почувствовал, что вода в озере стала заметно холоднее. «Здесь же исток из верхнего озера – Храмовой Чаши! - вспомнил Анмар. - Если у орка хватит дыхания проплыть по подземному каналу, соединяющему два озера, он окажется в Керк-и-Лис! А там такие подземелья, что его уже не поймать!»
А орк, будто услышав его мысли, как раз и поплыл в подземный канал. «Да что он, железный? Или дышит водой, как рыбы?!» У самого Анмара уже все внутри горело от нехватки воздуха. Но впереди забрезжил неясный свет… канал кончился, эльф, уже не думая о плывущем впереди орке, резко рванулся вверх, к воздуху… и едва его голова показалась над водой, он получил сильнейший удар в затылок.
Орк посмотрел вслед медленно погружающемуся назад, в подземный канал, телу, потом прыгнул в черную воду, ухватил эльфа за холеные эльфийские волосы и вытащил на берег. Минута – и эльф уже лежит на берегу подземной реки. Хорошая встряска за грудки… эльф закашлялся и задышал, а орк бросил его на пол пещеры и быстро скрылся в одном из боковых переходов.

Пока Анмар прокашлялся и восстановил дыхание, орка уже и след простыл. Молодой эльф скептически посмотрел по сторонам. Мда… шесть боковых отходов вправо, три влево. В каком из них скрылся орк, неизвестно. Значит, и искать его бессмысленно. Надо сообщить о случившемся жрицам, и чем скорее, тем лучше. Он направился на свет, видневшийся впереди, в конце подземного коридора. По мере приближения он начал слышать и голоса – разные. Злые, раздраженные, сердитые, гневные. Вот слышен голос матери. Вот голоса других жриц, знакомые ему. Еще шаг – и эльф оказался в большом зале, освещенном растущим на стенах фосфоресцирующим мхом. В центре зала – озеро, круглое, как чаша, а вокруг него – массивные каменные троны, на которых восседают Верховные жрицы всех главных и не очень храмов. Ну, восседают – громко сказано. Жрицы уже давно повскакивали со своих мест и ожесточенно о чем-то спорили, махая руками.
«Да это же сама Храмовая Чаша!!! – понял Анмар. - Священное озеро Совета жриц! И тут вроде бы нельзя находиться…. Вот это да… нет, я пока погожу вылезать со своими новостями об орке. Потом найду кого-то и скажу»
И он благоразумно спрятался за колонну и стал слушать. А послушать было что. На Совете царила паника…

- Нет!!! Нет и нет! - шипела жрица. - Никогда, Хианиссель, мы не сможем рассказать правды! Слишком многое связано с открытием истины! Ты думаешь, эльфы простят нам многолетний обман?
- У нас есть выбор? - голос Верховной жрицы Хианиссель казался спокойным. - Все равно не сегодня - завтра все узнают, что нет магии Жриц, а есть лишь магия туанита. А туанита нет, и давно уже. Что у нас с запасами?
- Какими запасами? Их нет. Кончились.
- У всех?
Повисла тишина. Потом раздались голоса:
- У нас в храме несколько штук.
- У нас один камень
- Нет ничего! – истерично. - Кончились! Что делать будем? Что???
- Принесем большие жертвы богам... - раздались голоса.
- И что? - это уже другие. - Неужели неясно, что без туанита мы бессильны! Проклятие будет расти, не сдерживаемое ничем, неисчислимые беды постигнут наши земли, и скоро на тех самых жертвенных алтарях окажемся мы! Если не раздобудем туанит!
- Но мы покупали камни у орков, а те - у гномов. Сейчас оркам не до торговли, они увязли в затяжной войне с людьми.
- Правильно, а напрямую с нами гномы торговать не станут!
- Это уж само собой, - раздался насмешливый голос матери Анмара, - скорее уж туаниты вырастут у нас на эльмах, чем гномы будут с нами торговать!
- Отобрать силой! – раздались голоса. - Неужели какие-то гномы устоят против силы эльфов! Соберем все силы и…
- И ввергнем весь Мирр в войну, - мрачно сказала Хианиссель.
- Погодите, - кто-то торопливо пытался высказаться в общем гаме, - если гномы не хотят торговать с нами, то они могут торговать с кем-то еще! Мы дадим любую цену! Пусть через третьи руки, но туанит попадет к нам!
- Кхм... - раздалось со стороны.
- Сайяр? - нетерпеливый голос Хианиссель. - Ты что здесь делаешь? На совете жриц? На алтарь захотел?
- Срочное донесение. Прочти вначале, Великая, - Анмар выглянул из-за каменного трона и увидел, что Сайяр, начальник личной охраны Хианиссель, протягивает ей свиток, - а потом хоть и на алтарь. - Он склонился в поклоне и отошел.
Хианиссель читала долго. Потом отложила свиток и встала. Подошла к Храмовой чаше, наклонилась, зачерпнула воды ладонью. Это означало - Совет окончен. И сказала опустошенным голосом:
- Донесение от нашего агента в земле гномов. За последний месяц не добыто ни одного кристалла туанита. Всё. Они закончились, совсем. А вместе с ними - наша магия. Проклятие теперь не сдерживается ничем.. И не мне вам объяснять, что это означает. Сестры, нас ждут большие беды…
- И что же, мы так и будем сидеть сложа руки? – спросила жрица храма Алтаны. - Неужели нет более никакого выхода? Я не верю!
- И я хотела бы не верить, - возразила Хианиссель, - но сдерживать проклятие мы можем лишь при помощи магии. Без туанита магия недейственна. Другого пути я не знаю.
- Должен быть! – продолжала спорить служительница Алтаны. - Надо что-то делать! Может, другие народы что-то знают? Они же в этом мире давно, намного больше нас. Возможно, в их преданиях…
- Хватит, – жрица Кары-воительницы, резко встала. – Я не собираюсь рыскать по чужим норам, как мышь, выискивая остатки сказок. Надо напасть на гномов! Я уверена, что туанит у них есть, просто они решили взвинтить цену. Ну, пусть пеняют на себя! Скоро от их гор не останется камня на камне, и весь туанит будет наш!
Хианиссель отрицательно покачала головой:
- Нет, мы уже поддержали орков в их войне с людьми. Ввязываться в войну на два фронта мы не можем! Я уже кое-что предприняла. Пока рано говорить, каков будет результат, если он будет, конечно. Но мы должны надеяться. Сейчас мы все вернемся в свои храмы. Исполняйте свои обязанности. Скоро к вам потянутся прихожане с разными болезнями, о которых вы и не слышали, но вы не подавайте виду – пусть все идет как обычно. Все, что вы здесь услышали, должно быть сохранено в строжайшей тайне!
- Но почему? – недоуменно спросила мать Анмара. - Не лучше ли все рассказать эльфам? Вдруг кто-то найдет возможность добыть туанит?
Хианиссель даже взвилась над креслом – будто язык пламени.
- Нет! Нет, нет, нет! И расписаться в собственном бессилии? Признать, что мы столько лет дурачили всех? Замолчи, Тиануту!! Твоя дерзость переходит все границы!
- Не затыкай мне рот, Хианиссель! – выкрикнула в ответ Тиануту. - Я не менее твоего имею право говорить здесь! Все, с меня хватит. Я выхожу из Совета, и ноги моей больше не будет здесь, у Чаши!
Она развернулась и легкой, пружинящей походкой вышла вон.

Жрицы повздыхали, но от вздохов туанит не появляется. Вскоре Зал Храмовой Чаши опустел, лишь Анмар все прятался в глубине подземной галереи. Услышанное поразило его до самого сердца. С детства он, как и прочие эльфы, свято верил, что лишь могущество и умение Жриц защищает и его, и весь народ эльфов от бед, которые несет с собой Проклятие. Теперь же оказалось, что те, кто был достоин всяческого уважения, превратились в обманщиц. Анмар чувствовал, что он должен немедленно кому-то рассказать об услышанном, и поспешил домой..
Первой, кого он встретил, была сестра.
- Мэ! Иди сюда! – он схватил сестру за руку и потащил в сторонку. – Пойдем, я тебе сейчас расскажу такое!!! – и зашептал ей на ухо. Мэ открыла рот…. потом закрыла, потом побледнела.
- Ан! Не может быть! Ты уверен?
- Да. Я сам все слышал, своими ушами! Спроси у матери, она тоже там была!
- Как же! Скажет она. Это же тайный Совет! Нет, никто не скажет, Ан. Будут молчать и молиться, а мы…
- А мы почувствуем в полной мере, каково оно – Проклятие жрицы Морны, – угрюмо сказал Анмар. – Сестра, а может, ты что-то знаешь? Как можно добыть туанит, минуя гномов? Или как еще защитить нас всех от Проклятия?
Мэинэль лишь отрицательно покачала головой..
- Нет. Я ничего такого не знаю, Ан. Я не знаю, как сдержать проклятие. Но, может, мама знает? Давай спросим у нее!
- Ага, и признаемся, что я пробрался в Зал Храмовой Чаши и подслушивал на Совете Жриц. Мэ, я еще не сошел с ума!
- Тогда… тогда как же?
- Я не знаю. Но я этого так не оставлю!
Глаза Мэинель вдруг блеснули.
- Ан! Есть одна идея. Я ведь скоро стану жрицей. Жрицы проходят обряд посвящения в зале инициации. Ты что-нибудь слышал об этом зале?
- Смутно. Знаю лишь, что он еще называется Пещера мертвых, и там покоятся все наши бывшие Верховные Жрицы. Знаю, что туда простому эльфу нет хода. И все.
- Да, верно, туда вхожи лишь Верховные. И молодые жрицы – когда проходят инициацию. Ты там, конечно, не был ни разу. И не будешь. И я пока не была. Но мама рассказывала, что в День Инициации жриц в зале зажигаются магические огни, и тогда можно видеть, что все стены его покрыты рисунками и письменами. Там вся история Мирра! Всех народов, населяющих и населявших его когда-либо!
- А откуда они там взялись, письмена эти?
- По приказу дочери самой Риэльнон. После смерти своей великой матери она велела покрыть стены погребальной пещеры письменами, рассказывающими о деяниях Риэльнон. Потом туда же добавились письмена о жизни Морнэмир – второй Верховной Жрицы. Так и повелось – добавлялись тела в усыпальнице, добавлялись и письмена на стенах. Потом, не знаю уж точно после какой Великой, на стенах появились и легенды Мирра, и описание прочих народов, населяющих его. Если бы мы могли пробраться туда – наверняка бы нашли ответ, как защитить нас от проклятия. Или где еще можно добыть туанит.
- Мэ, ты умница! Пойдем!
- Сейчас? – изумилась сестра. - Но ведь уже вечер!
- Вот и хорошо! Ночью нам будет легче пробраться внутрь пирамиды! Мэ, ты наверняка знаешь, как это сделать!
- Откуда? – изумилась сестра. – Впрочем… если пройти главные ворота… но нет!
- А в обход?
- Какой такой обход? – удивилась сестра.
- Не знаю. Но где есть главный вход, есть и запасной.
- Нет запасного! – буркнула Мэинэль. - Размечтался! Не попадем мы туда, Ан!
Эльф на минуту задумался, а потом задумчиво сказал:
- Мэ, ты ведь неплохо плаваешь, да? И ныряешь, как выдра. Так?
- Ну… да.
- И от Храмовой Чаши недалеко до Пещеры Мертвых?
- Близко. Ан! Ты что-то придумал? Ты сможешь?
- Мы сможем, Мэ!

Конечно, соваться ночью в подземный тоннель было опасно. А соваться в подводный тоннель – и подавно! Надежда была лишь на то, что и сам Анмар, и Мэинель плавали как рыбы. И им удалось! Удалось пробраться внутрь пирамиды Керк-и-Лис. Осталось только дойти до зала Инициации, или Пещеры Мертвых. К счастью, пирамида охранялась только снаружи, а внутри было пусто.
- Куда нам, Мэ? Ты знаешь дорогу?
- Думаю, да. Нам вниз, зал инициации в подземной части пирамиды.
- Далеко?
- Не очень. Анмар, замолкни! Не мешай мне! Я повороты считаю!
Брат пристыженно замолк и молчал до того момента, когда девушка остановилась перед массивными дверьми, украшенными неразличимыми сейчас, во мраке подземелья, барельефами. Она легко коснулась рукой двери. От толчка та распахнулась, из тьмы на брата и сестру пахнуло пылью и запахом сухой травы. Раздался легкий шум – будто кто-то вздохнул во тьме. У Анмара непроизвольно зашевелились волосы на затылке, Миэнель схватила брата за руку – ладонь ее слегка дрожала.
- Ан, свет… - прошептала Мэинель.
Анмар зажег факел, буркнув: «Извините, свет не магический..», - поднял его над головой. Ближняя часто зала слабо осветилась. Из тьмы выступили письмена, покрывающие стены.
- Ну? – шепотом сказала Мэинель. - Начали? Только не отходи от меня далеко, ладно?

Прошло два часа.
Брат и сестра перемазались в саже, как гномы-кузнецы, глаза их слезились от дыма, а до разгадки было еще очень далеко. Лишь часть одной стены была обследована, незначительная часть всего одной стены, а их было еще три! В голове у аэр Руэсланианов хороводом шли имена древних королей и исчезнувших народов. Факелы догорали. И все плотнее и душнее становилась тьма подземелья, и казалось, саркофаги с телами умерших жриц становятся все больше и придвигаются все ближе к тем, кто потервожил их вечный сон…
- Ан, надо уходить, - тихо сказала Мэинель, - пока еще у нас есть огонь. Прийдем завтра, возьмем факелов побольше…
- Ага, побольше! – громко и сердито сказал Анмар. Нарочито громко и нарочито сердито, потому что липкие холодные пальцы страха нет-нет, да и щекотали его тоже. - Много возьмем! Целую повозку! Гураки запряжем, рабочих наймем - почему нет? Ты что, не понимаешь? Тут же месяц надо разбираться! Мэ, я дурак! Думал, приду – и сразу найду ответ. Размечтался… – и он опустил голову.
- Анмар, не надо так! – Мэинель пыталась говорить бодро. - Мы все равно придумаем, как найти туанит или как защитить нас от проклятия!
- Или как снять это самое проклятие! – раздался из тьмы резкий голос, и в круг света от догорающего факела вступил человек. Нет! Не человек. Очертания безоружной фигуры говорили, что это орк. Но когда свет упал на лицо чужака, стало видно, что в нем добрая толика и людской крови. Полукровка! И тут Анмар узнал в нем давешнего беглеца, скрывшегося от него в глубинах Керк-и-Лис.
- Ты! – выдохнул он и схватился за меч. – Мэ, назад! Это тот самый беглец! Ну, я тебе сейчас укажу, где твое место, жертвенное мясо! – и он кинулся на противника. Полуорк оказался прижатым к стене и, вынужденный защищаться, выхватил из скобы в стене факел, отмахиваясь им, как неким подобием меча. Факел против меча, конечно, проигрывал, но полуорк был на голову выше эльфа и шире его в плечах раза в два. Бой мог затянуться надолго, если бы не сломавшаяся ручка факела – она разлетелась щепками, и орк оказался безоружен. Ан уже занес было меч для последнего удара, как противник его резко ушел вниз, схватил в горсть прах, в изобилии скопившийся на плитах пирамиды, и швырнул его в глаза эльфу. Лишь на секунду замешкался Анмар, но этого хватило полуорку, чтобы выбить меч из рук эльфа и прижать того к древним письменам на стене. Горло Анмара сжали стальные пальцы, в глазах его потемнело… последнее, что он услышал, был резкий свист хлыста Миэнель. Орк захрипел и на минуту разжал хватку, хватаясь за собственное горло, перетянутое хлыстом эльфийки. Вдруг время будто замедлилось для обоих. Вяло, будто сонный, распутывал хрипящий орк на шее хрыст… медленно тянулся к мечу Анмар, не чувствуя налитых свинцом рук. И лишь шептала что-то Миэнель, поминая Тариса, Кару, темную демоницу Эш и богов четырех стихий.
Потом все вернулось на свои места. Потрескивал единственный уцелевший факел, ругался сквозь зубы эльф, протирая запорошенные глаза, бурчал недовольно орк, дуя на обожженую руку. И стояла меж ними Миэнель, готовая вновь в любую минуту применить заклятие примирения.
- Мэ, ну кто тебя просил? – недовольно пробурчал брат. - Я его почти добил!
- Это я тебя почти придушил, - тут же огрызнулся полуорк.
Оба вскинулись, готовые продолжать бой, но тут вновь вмешалась эльфийка.
- Прекратите! Ан, ты что, не понял? Он что-то знает! О проклятии и о том, как его снять с нашего народа! Дай ему возможность сказать, потом убьешь его!
- Э, нет, - незнакомец устало опустился на пол, сложил большие руки с зелеными ладонями на коленях, - так не пойдет. Услуга за услугу. Я вам рассказываю историю, вы мне помогаете выбраться из города. Иначе никак. Можете, конечно, попробовать меня убить. Если получится! – он усмехнулся недобро, встал. Ан вновь увидел, что незнакомец намного сильнее его. Такого в лоб не возьмешь. Нет, все же примесь орочьей крови в нем чувствовалась очень сильно! Ан уже лихорадочно прикидывал, как же лучше и быстрее поразить дерзкого, как сестра потянула его за руку и прошептала:
- Ан, пожалуйста…
Эльф вздохнул и сложил на груди руки.
Полуорк вздохнул и разжал кулаки.
Мэ вздохнула и улыбнулась. И первой села прямо на каменный пол, вопросительно взглянув на незнакомца.
- Так вот, - начал тот, - меня зовут Сарох. Я полукровка, как вы сами, наверное, видите. Попал в плен к эльфам в сражении у ущелья Ирмангисс. Я читал, что…
- Врешь! - перебил его Анмар. - Орки не умеют читать!!
- Брехня, - безапелляционно заявил Сарох, - еще как умеют. Так вот, я вычитал в одной старинной книге, хранящейся в библиотеке Дорианы, такую легенду…
- При чем тут королева людей? – опять возмутился Анмар.
- Она моя мать, - отрезал Сарох, - ты будешь слушать историю, или ты хочешь поговорить обо мне?
Тут Мэинель вмешалась:
- Рассказывай, Сарох. Брат больше не будет перебивать – правда, Ан?
Орк вздохнул и начал говорить:
- Есть одна книга у Дорианы – видимо, редкая, потому что хранилась под замком. Как-то ее попыталисть украсть – но неудачно, потому что там некстати оказался я. После этого я ее и прочел. Там сказано, что давным-давно некий маг по имени Геймис аль Аэран пробрался в святилище сестер Морны и Мариты и, пытаясь стать самым могущественным, погиб сам и разрушил храм. Умирающая жрица Морны прокляла его, но из-за того, что маг был уже мертв, проклятие пало на тех, кто случайно оказался рядом: на эльфов.
- Книга… как она выглядела? – спросила Мэинель.
- Большая такая, - ответил полуорк, - на обложке нарисована желтая драконица с рогами. Написана по-эльфийски.
- Это же «Седьмая звезда»!!! – воскликнула Мэ. - Вернее, ее второй том! Редчайшая книга, пропавшая вместе с ее автором – Йэром, мужем самой Риэльнон! Анмар, помнишь, мама рассказывала нам эту старинную историю? Брат, он не врет! Он и вправду знает, как снять проклятие! Рассказывай же, Сарох!
- А уговор? – приподнял одну бровь полуорк.
- Рассказывай, - сказал Анмар, - но побыстрее. Надо успеть вывести тебя из города, пока темно.

Глубокой ночью к дому Руэсланиан подошли трое. Мэинель пошла внутрь, Анмар и Сарох – к выходу из города. Возврашался эльф уже один, шел, не видя дороги, не чувствуя усталости, думая лишь об одном – он теперь знает, что делать! Никто не знает, а Анмар из дома Руэсланиан знает! Надо лишь собрать вместе недостающие детали украшений богинь-сестер и части статуи кота, установить все это в древнем разрушенном святилище на Кер-Мааль, и исполнится то, что ты хочешь!
Он вошел в дом как можно тише. Но мать не спала – сидела в кресле, рядом примостилась Миэнель. Девушка сияла, мать же заметно нервничала.
- Она разрешила! – выпалила Мэ, едва Анмар показался на пороге. - Мы пойдем искать утерянное! Ма даже сказала, что поможет нам – даст кое-что из своих запасов, что нам весьма пригодится в пути. Выступать можно хоть завтра.
- Тебе так хочется отправиться неизвестно куда? – удивился Ан. Мэинель вздохнула, опусила голову:
- Я сама не знаю, чего я хочу. Зато точно знаю, чего я не хочу. Не хочу становиться жрицей, и не хочу замуж.
- Ну, тогда я точно хочу найти части украшений богинь, потому что не хочу умереть, пораженный проклятием!
«И я тоже кое-чего хочу, - подумала Тиануту, - я хочу, чтобы вы справились с этим! Чтобы именно мои дети сняли многолетнее проклятие с нашего народа! Тогда дом Руэсланиан возвысится, храм Тариса станет главным святилищем, а Мэинель – главной жрицей. Анмару я доверю пост начальника храмовой стражи в храме Тариса. Проклятия больше не будет. Благодарственные подношения и пожертвования потекут в храм рекой… да, я хочу, чтобы вы справились с этим, дети!»

[Irena]

№ 10

Суховей

1
Пусть отгорел закат, но всё не утихали завывания плакальщиц, сидевших тесным кругом посреди пыльного двора.
Чистое, темно-синее небо пронзительно сверкало звездами. Тяжело и размеренно покачивали пышными веерами листвы толстые, чешуйчатые пальмы под глинобитной стеною.
Глубокая ночь висела над столичным Арзавуном, но не спал дворец - трехтажный, выложенный изразцами из слоновой кости, провожал чертог царя Шосору.
Скончался могучий владыка в возрасте трехсот пятидесяти лет, услышав голос великих предков, и скорбел народ. Осиротел огромный термитник, и трепетали люди. Всякий разумный семьянин в эту невыносимо-ясную ночь молился в слезах духам и богам, потому что безвременная кончина потомка Богини грозила всему Железному Царству неисчислимыми бедами.
Нет, никак нельзя было народу без владыки. Согласно обычаю, на котором держался мир, имя нового повелителя надлежало назвать на следующий же рассвет после ухода старого - а иначе пошатнутся горы и небо обрушит звезды в океан. Тогда океан закипит, испарится, и от пара задохнутся все люди.
Но несущийся из кухни аромат ничуть не напоминал огненно-горячие испарения океанов. Девятилетний Шобал, подтянувшись на подоконник, до пояса свесился над отвесной стеной. На другой стороне двора располагалась кухня, и мальчик ловил раздувающимися ноздрями аромат жаркого, изготовленного из пятнадцати самых прелестных наложниц уходящего властелина. Влюбленные девы не перенесли разлуки и добровольно ушли вслед за мужем.
Что напоминало в Шобале о небожителях?
Ничего. Он был обычным мальчуганом - угольно-черная кожа, курчавая шапка волос, короткий нос с широкими ноздрями, белоснежные зубы и подвижный, живой взгляд.
Не полагалось детям носить золотых украшений или богатых одеяний. Шобал одернул белую холщовую рубашку.
Завтра! Завтра его оденут в шкуры белого леопарда, на шею возложат ожерелье из слоновьей кости, на запястья и на голову - золото. Он станет душою Железного Царства!

2
Со стуком распахнулась дверь за спиною. От испуга мальчик едва не вывалился из окна, дернулся назад и упал с подоконника. В следующий миг его уже поднимали, отряхивали, заворачивали в грубый плащ, что-то шептали на ухо.
- Что? Что? - бормотал растерянный Шобал. - Кто ты?
Потом он узнал гостя: в железной кольчуге, с выкрашенной в желтое бородой, унизанной золотыми кольцами, ворвался к нему Гозбер, первый визирь покойного царя.
- Вакадия, ваша сестра! - говорил визирь. - Она марионетка в руках распроклятых вождей племен. Меня все-таки перехитрили! Они ее решили возвести на трон.
- Что? - гневно крикнул Шобал. - Я - старший брат! Я - внук царя!
- Не станет вас - она станет старшей, - отрезал Гозбер. - Уже убита моя охрана и двое моих чиновников. Уже убиты ваши дядья. Их изжарят для вечерней тризны. Бежим.
- Как посмели? - возмутился Шобал. - Ах, выкидыши гиены! Дети грязи!
- Замолчите! - прошипел вельможа. - Я - ваш единственный друг в этом гадюшнике. Молчите, и мы еще вернемся.
Схватив в охапку ошеломленного ребенка, он побежал к выходу. У черного входа дежурили трое воинов с блистающими ассегаями - копьями с длинными наконечниками.
- Кони готовы? - бросил Гозбар.
- Да, господин!
Четверо всадников, поднимая тучи пыли, понеслись среди узких, извилистых, неровных переулков великого города.
- Нас уже хватились! - крикнул воин, когда кавалькада покинула город и неслась среди огородов и виноградников все дальше - к синеющим горам. - Скоро вышлют погоню.
- Доберемся до земель моих сородичей асивангу, - отрывисто рявкнул Гозбар. - Туда не сунутся.
Шобал, сидя перед визирем в седле, удивленно глазел из глубин серого плаща.
Жарко заалела новая заря, и стали накаляться камни. Над душным, пыльным Арзавуном разносилось имя царицы Вакадии Молоты.

3
Дорога пошла в гору, обочины ощетились кустарником. Пыли стало меньше, но солнце припекало, точно печь углежога.
Остановились, потому что кони хрипели. Еще немного - и падут. Костра не разводили, чтоб не выдать себя дымком. На счастье, невдалеке бежал ручеек. Судя по всему, через недельку-другую ему было суждено пересохнуть на несколько месяцев, до начала сезона ливней. Тогда ручей превратится в буйный, безжалостный поток.
Шлемами начерпали воды, из седельной сумы достали сушеных фиников. Лошади жадно пили прямо из русла.
Шобал скорчился под камнем, ловя остатки уходящей тени. Никогда прежде он не путешествовал без паланкина, без молоденьких служанок с опахалом из павлиньих перьев. После многих часов бешеной скачки казалось, что тело готово крошиться, точно пересохшая фигурка из необожженной глины.
- Созываем вождей... Крепость Валуса... Десять тысяч... Панцири... Ассегаи... Перерезать и сожрать... - каркающими голосами, потрясая перед собою кулаками, спутники царевича обсуждали подробности будущей войны.
Шобал не привык, чтоб о нем забывали. Встав, он приблизился к воинам и откашлялся. Никто и не взглянул в его сторону.
- Эй! Вы! - позвал он севшим голосом.
- Повелитель, лягте и поспите, - отмахнулся от него визирь.
- Встать, когда я говорю с тобой! - и Шобал пнул вельможу под ребра.
- Послушайте, вождь вождей и созидатель судьбы! - Гозбар с раздражением повернулся.
- Слышите? - один из воинов нервно дернулся и потянулся к копью. Второй приник ухом к горячей земле.
- Скачут. Спереди!
- Белая чума! - ругнулся Гозбар. - Поздно бежать!
- Вон туда, за камни!
- А лошади?
- Поздно прятать.
Схватив наследника под руки, воины быстро перебежали за высокий валун и притаились там, держа оружие наготове.
Из-за каменистого холма показалась кавалькада вооруженных людей. Щиты, обитые шкурами зебры, кожаные проклепанные буйволиные панцири, шлемы с масками в виде ликов предков и высокие алые плюмажи. Знаменосец держал длинное древко с высушенной человеческой головой, украшенной белыми плетеными шнурами.
- Асивангу! - выдохнул Гозбар. - Это мои соплеменники. Пошли!
И, взяв за руку царевича, выпрямившись во весь свой немалый рост, важной походкой двинулся к дороге. Шобал, конечно, разбирался в штандартах и значках. Поэтому мальчик безошибочно узнал и второй знак: на шесте литой железный кулак в окружении лоскутьев белой кожи - кожи людей Бабблдона. Такой знак носили стражники царского двора в Арзавуне. Этот знак настолько примелькался Шобалу, что он и не подумал того, о чем подумал спустя мгновение визирь Гозбар.
- Сколько золота вам заплатили, чтоб вы предали вождя? - чуть слышно пробормотал визирь, вмиг ослабевшей рукой выпуская руку Шобала. Угольная кожа царедворца посерела.
А затем воины спешились, оттащили царевича подальше от вельможи, отрубили Гозбару руки, вспороли живот, а голову сняли, чтобы насадить на лезвие ассегая.
Остальных трех воинов просто обезглавили и бросили посреди дороги. Их кровь текла обильным потоком - чтобы придать новых сил пересыхающему ручейку.
- Мальчишку - в мешок и к седлу, - приказал высоким голосом сухонький старичок, свешиваясь с седла. Львиная грива была надета ему на голову и длинными светлыми прядями ниспадала на грудь и плечи.
"Я же задохнусь в мешке!" - ужаснулся Шобал. Дюжий, покрытый ритуальными шрамами силач схватил мальчика и держал, пока второй натягивал Шобалу на плечи кожаный мешок. Видно, пленители не стремились довезти царевича живым. Из-за мешка и собственного крика мальчик не сразу услышал пронзительный крик охранников. Какая-то сила отшвырнула царевича в сторону - и тот задохнулся от боли, упав животом на камень. А между тем вокруг что-то происходило. Бегали люди, истошно крича, и что-то липкое выплеснулось на ногу ребенка. Поспешно стянув мешок, тот наблюдал, как неистовствуют, заходясь в истошном ржании, кони, как топчут они поверженных седоков, а те, которых кони не покалечили, мечами и копьями отбиваются от наседающих противников. Противников, чья кровь еще минуту назад наполняла собой ручей.
Безголовый воин повалил стражника-асивангу, вырвал ему горло и оставил в покое, выхватив из слабеющих рук сверкающий ассегай, чтобы насквозь проткнуть асивангу, пытающегося сбросить с себя второго безголового стража.
Тем временем человек с вырванным горлом поднялся, и движения его были плавными, неспешными, медлительными. Он поднял острый, алый от крови камень, но, вместо того, чтоб ударить им безголовое чудовище, проломил им череп своего же соратника-асивангу.
Когда не осталось никого, кроме мертвецов, бойня прекратилась.
Шобал сидел неподвижно, выпучив покрасневшие глаза. Когда старичок в львиной гриве повернул к нему размозженное лицо, ребенка просто вывернуло наизнанку, а кишечник исторг из себя остатки вчерашнего ужина.
Перемазанный блевотиной, кровью, испражнениями, Шобал поднялся и заковылял прочь. Мертвецы же оставались неподвижными. Теперь они утратили интерес к происходящему вокруг.
Шобал прошел около пятидесяти шагов, чтоб без сил свалиться на камни, сдирая остатки кожи с локтей.
Одна лишь мысль осталась в его голове: "Прочь, прочь, подальше от зонгви - оживших мертвецов".
Тут на спину его упала чья-то тень. Вскинувшись, ребенок увидел лысого, морщинистого, костлявого старика в простой белой тунике, с кожаной сумкой через плечо. В руках старик держал окованный железом посох с навершием в виде белого камня. Похоже, то был осколок мраморной глыбы.
- Пей! - велел старик, вытащив из сумки потертую флягу, сделанную из плода дерева ватунге.
- Там! Там! - оглянувшись назад, Шобал увидел множество неподвижных фигур.
- Да ну? - усмехнулся старик. Только сейчас царевич заметил, что правый глаз незнакомца не был человеческим! Коричневый,с черным зрачком... Похоже, прежде глаз принадлежал крупной обезьяне - углунду или горилле.
- Ты! Это ты сделал! - на сей раз силы ребенка истощились. Он не смог даже сдвинуться с места.
- Страшно? - старик склонился над мальчиком. – Не бойся.
Ребенка трясло, незнакомец казался ему страшнее гигантского тарантула. Казалось, если он приблизится еще на волос, сердце лопнет от ужаса. Незнакомец склонился еще ближе и положил руку на плечо Шобала.
- Пей! - негромко велел он, поднося фляжку к самым губам царевича. И тот глотнул. Зелье обожгло, точно перцем, губы и рот, но уже через миг разум прояснился, и дрожь ушла.
- Да. Я их перебил, - спокойно промолвил старик, завинчивая крышку. - Я. Привыкай, тебе еще и не такое предстоит увидеть. Я тебя спас, потому что знаю, кто ты такой и что с тобой случилось. Мои рабы повсюду! Глаза мои и уши везде, Шобал, потомок Богини. Не бойся меня. Уж я-то тебя не обижу. Пойдем к ручью. Выше по течению вода чистая. Как же так - владыка Железного царства, а весь перемазанный.
- Пойдем со мной? - спросил мальчика колдун, пока тот смывал с себя грязь. - Страшно? Ничуть. Живых бояться надо, не мертвых. Мое убежище далеко, никто его не найдет. А если найдет, они, - колдун указал на неподвижные фигуры, - защитят нас. Ты же играешь в солдат? Разве нет у тебя фигурок воинов? Этот такие же фигурки, только они, - колдун подмигнул, - настоящие. Твоя кровь спит и спала тысячу лет, но это кровь Богини. Люди из твоего дома живут по триста лет, а вот колдовать не умеют. Хочешь, научу тебя? Ты еще вернешься домой! Ты отомстишь тем, кто тебя хотел убить. А я стану твоим дядей. Или дедушкой. Можешь так и звать меня - вебенлу, дедушка.
- А...- Шобал медленно поднял взор: - А... как тебя зовут по-настоящему?

4
Имена малых людей - точно песок пустыни Насуду. Он мелок и пересыпается под дыханием Нуватлы, бога, рождающего ветер. Нет ничего легче песчинки - но нет ничего тяжелее песка, ибо он погребает под собою целые крепости и города тех, что жили прежде нас.
Но истинно великие горы не сможет похоронить даже целая пустыня Насуду.
Мудрым был вебенлу, и все же имя его унесет суховей.

5
Под низким каменным потолком плавали горькие ароматы, сгущаясь в причудливые облака из пара. Пахло здесь травами и влагой. Стен не было видно из-за полок, уставленных сосудами и чашками с самыми невиданными ингредиентами. Были здесь крокодильи слезы, панцири ледяных термитов, копыта единорогов и мускус фавна. Каждый сосуд был снабжен надписями на языке ваденги, очень аккуратными, похожими на высушенных паучков. Стояли здесь и столы с замысловатыми инструментами для разрезания, раздробления, измельчения, истолакивания, разделения, соединения, связывания, прессования и еще предки знают чего. Все здесь было на своих местах, и каменный пол был идеально чист.
Посреди комнаты находилось аж три очага, и над каждым висело на крюках по котлу с кипящим варевом. В дальнем конце зала высился каменный алтарь длиною и шириною в четыре локтя. На алтаре лежал человек.
- Принеси-ка толченых безоаров! - скомандовал вебенлу, аккуратно взрезая брюшину. Несмотря на грязную работу, туника волшебника оставалась все так же чисто-белоснежной. Шобал начинал подозревать, что здесь не обошлось без особо изощренного некромантского колдовства.
Юноша подвесил черпак на крюк и быстрым шагом двинулся к выходу. Он никак не мог понять, почему во время обрядов всегда возникала нужда в ингредиентах и предметах, лежащих на другой стороне дома. Почему бы не подготовиться заранее? Возможно, это еще одно испытание.
Поднявшись по ступеням, он снял с вешалки плащ из шкуры гиены и, запахнувшись, вышел в холодный подземный коридор.
Он никак не мог привыкнуть к вечным сквознякам и снегам, никогда не таявшим на такой высоте.
Большая часть жилища вебенлу находилось под землей и состояла из шести помещений, соединенных между собою мощными дверями. Одно из помещений Шобал только что покинул - то была алхимическая лаборатория. Второе было библиотекой с редкими книгами. Третье - комнатой для ритуалов. Четвертое - мертвецкая. Там учитель занимался экспериментами над плотью. Пересыпанные льдом, вечно спали в пещере длинными рядами подопытные материалы, а также готовые охранники и рабы, ждущие лишь команды, чтоб подняться и выполнять любую работу. Пятое - кладовая, где в холоде хранились самые редкие, исключительно ценные ингредиенты. Шестое помещение было жилой комнатушкой.
И если предыдущие были оборудованы для работы наилучшим образом, то последнее, единственное из всего жилища, полностью находилось над землей и представляло собою жалкую хижину, продуваемую всеми ветрами. Однажды вебенлу сказал, что так задумано изначально. Отдых должен казаться наказанием, а работа - спасением, и только тогда усердные труды принесут богатые плоды.
Пройдя по стылому и темному коридору, юноша попал в кладовую. Пробираясь среди мешков, корзин и полок, он искал безоар, однако мысли его пребывали далеко.
Девятилетним Шобала увезли из царского дворца. Одиннадцать лет он жил с вебенлу, изучая премудрости волшебного дела. Всякое случалось за эти годы. Как знать, кем стал бы царевич, если бы не два обстоятельства. Первое - воспоминание.
Отыскав нужную корзину, Шобал снял крышку и чашкой зачерпнул мелкий, темного цвета порошок. Пробираясь обратно, он снова видел прошлое.

6
Под паланкином прохлада. Мерно покачивается золотая платформа в такт шагам крепких носильщиков-рабов.
Ярко блистают перстни на мясистых пальцах, переливаются изумруды в алой, заплетенной бороде.
Сидя на маленькой золоченой табуретке у подножия трона деда, Шобал косится то на руку царя Шосоры, то на его причудливую бороду, то на длинные, длинные, бесконечные спины людей, уткнувшихся лицами в пыль.
Мясистая рука протянулась и небрежно подцепила подбородок мальчика. Замирая от робости, Шобал встретился взглядом с заплывшими, налитыми кровью глазами царя.
- Первый этот путь для тебя... - негромко и протяжно вздохнул повелитель. - Не завидуй мне. Еще успеет наскучить.
- Как прикажете, господин мой! - пробормотал мальчик ту фразу, которую целый день ему вдалбливала мать.
- Ха-ха! - отрывисто хохотнул владыка. - Еще совсем глупый.
Помолчал - и снова пристально взглянул на внука.
- Как бы хотел я, чтоб ты с годами не забыл мои слова.
- Я все запомню, господин мой! - пообещал Шобал. Его сердце заходилось в стуке от страха. Как знать, быть может, этот страх и помог ему? Быть может, благодаря ему и отложилась беседа так глубоко в памяти несмышленыша?
- Когда твоего отца и две дюжины царевичей убили заговорщики, я две недели был в бегах. Две недели за мои тогдашние двести лет. И, скажу я тебе, то были самые замечательные недели. Грязь, бегство, опасение... Все было не зря. Вернувшись, я снова съел мясо заговорщиков, и снова передо мной простирались... вот они.
Ленивым жестом Шосора указал на склоненный люд.
- В многотысячный раз со дня моего рождения, но все же будто в первый! Первый раз - он не повторится. Хотя ты мал, а мудрствую с тобой. Одно запомни. Запомнишь? Пообещай.
- Да-да, запомню, господин! - закивал головою Шобал.
- Всегда помни - перед тобою точно так же должны ползать на карачках. Все они - должны ползать перед тобою, всегда и везде... А иначе рухнет мир.

7
Держа двумя руками чашку перед собою, Шобал думал о книгах. Именно они были вторым обстоятельством, не давшим ему превратиться в раба вебенлу. Сокровища мысли со всего света - поистине, возможности волшебника восхищали. Мудрые и веселые, волшебные и исторические, поучительные и описательные - старик заставлял Шобала читать, чтобы сделать из него умелого помощника. Да, Шобал говорил с ним на языке мудрости - и уже не хлопал недоуменно глазами, услышав непонятную, замысловатую фразу, обозначающую на самом деле некий алхимический ритуал. Мудрецы ошибаются в мелочах. Как знать - не сам ли вебенлу вложил оружие против себя в руки царевича?

8
Приближаясь к колдующему над телом старику, Шобал содрогнулся. И содрогнулся он отнюдь не от зрелища выпотрошенного трупа. Такое он видел уже много раз. Он содрогнулся оттого, что догадывался, какое же действо на сей раз замыслил вебенлу.
- Сюда, - не глядя на помощника, чародей сунул окровавленные пальцы в чашку, схватил пригоршню порошка, затолкал его внутрь разрезанной печени, и принялся зашивать печень паутиной песчаного тарантула.
- Так, - замерев на секунду, - старик вскинул взгляд к потолку. - "Вегендга Малунгу", живо.
На сей раз путь юного ассистента лежал в книгохранилище. Очутившись среди тесных полок, он отыскал увесистый том. С трудом стащив его обеими руками с верхней полки, юноша опустил бесценный фолиант на табурет и потянулся к висящей на поясе небольшой сумочке. Вытащил небольшой деревянный футляр, осторожно раскрыл - внутри оказалась мельчайшая белая пыльца.
"Вегенгда Малунгу" - "Вызов владыки мертвых". Самая опасная из существующих книг. Юноша облизал палец, окунул его в пыльцу и снова облизал. Порошок укреплял дух, отгонял ужас. Без него жизнь некроманта была бы немыслимой. Быть может, "пыльца ангелов" - третья причина, по которой Шобал не сделался рабом?

9
- Так... - учитель протирал руки от крови чистой тряпицей. Наследник Богини стоял перед ним с умывальным тазом.
- На сей раз ритуал я буду проводить здесь. Скажи-ка, чему учил тебя дух того вождя, которого мы вызвали с той стороны Завесы?
- Будь всегда готов! - без запинки отчеканил царевич.
- Отлично. Сегодня важный день, и я к нему долго шел. Это важная часть моего некроманского пути. Логический венец всех этих лет. Но я готов к нему. Я спокоен, как воин, идущий навстречу судьбе. И ты будь спокоен. Сейчас ты уйдешь. Вернешься наутро. Я буду недвижим ровно тринадцать дней. Уложишь меня в саркофаг в мертвецкой. Тринадцать дней я буду покоиться в каменном саркофаге, а потом восстану оттуда бессмертным и могучим. За это время приведи мне юную деву, потому что мне нужна будет ее кровь. И после этого ты будешь с помощью тех чар, которым я тебя обучил, ловить их и приводить ко мне, чтобы продлить мое бессмертие, а иначе я буду вынужден напасть на тебя. И выпить твою кровь - прости, что не смогу иначе. Запомни также, что ничего так не будет опасно для меня, как огонь. Так что убери подальше свечи и факелы. Пройдет сто лет, и я наберу сил и смогу выйти под открытое небо. Если выйду раньше - солнце спалит меня. Тогда-то мы и вернемся в великий Арзавун, чтобы отомстить за твое унижение и возвести тебя на престол, который по праву твой.

10
Конечно же, учитель призвал Владыку смерти, чтобы стать нежитью-кровососом. Владыка вселился в подготовленное тело - оно было для него наподобие света маяка. Хитер премудрый вебенлу. Да, он мог бы стать самым великим колдуном Железного царства!
И не был бы Шобал Шобалом, если бы наутро не обложил саркофаг хрустящим хворостом и не поджег его пылающим факелом! Сто лет - это почти половина срока, отпущенного царю. И вторую половину нужно будет слушать приказы нежити? Увольте. Да, вебенлу спас Шобала. Но разве он бы спас его, если бы не надеялся поработить на веки вечные?
Ликующим взглядом царевич любовался алмазным блеском снегов за окошком и синевой горных вершин, таких близких, таких огромных!
Здесь поневоле забудешь о душных ночах и об иссушающем ветре саванны.
Боишься - не делай. Делаешь - не бойся. Некромант же привыкает к страху, будто к собственной тени.
Разве это вебенлу, старый некромант, спас царевича и обучил его своему искусству, пробудив божественную кровь?
О нет! Не песчинка спасла гору! Сама Богиня явилась в облике орлицы с золотым клювом и унесла его на вершину мира, чтобы наставлять в тишине, среди туч. Именно в это и суждено верить грядущим поколениям.
Оглянувшись назад, Шобал мягко улыбнулся. Уютно потрескивали дрова в очаге. Высились в теплом полумраке полки с книгами, за каждую из которых не жалко было души.
- Скоро я вернусь домой! - сказал юноша себе и студеному сквозняку. - Я был Шобал, но теперь... Смертная тень и страх укроют меня от моих врагов. А того, кто не устрашится, я заставлю подчиниться мне после смерти.
Мягко ступая, юноша подошел к очагу. Грея руки над пламенем, он задумался.
Разве он Шобал? Нет. «Я победил, потому я Мудрый, - думал Шобал. - Я владыка смерти, потому я Гриф-Бородач».
- Габасса Мехомекор, - промолвил он негромко. - Вот кто я теперь.

[Irena]

№ 11

Палеоконтактом по кумполу

О, сколько нам открытий чудных…
(А.С.Пушкин)

Что можно сказать о шапке Мономаха… кроме того, что это золотая тюбетейка, подаренная московскому князю Ивану Калите ханом Золотой Орды Узбеком? По крайней мере, такую версию довелось прочитать мне в детской книжке «Судьбы вещей», не в малой степени сформировавшей у меня устойчивый интерес к истории с самого нежного возраста, сохранившийся и до нынешних первых седин.
Но речь-то у нас не о шапке, даже и уважаемого Владимира Всеволодовича, а о власти. С её предполагаемым бременем. Ведь не зря же «наше Всё» вложил в уста Бориса Годунова крылатые ныне слова о сём головном уборе: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!»
И, положа руку на сердце, я вполне согласен с Александром Сергеевичем. И даже более чем.
За всю, довольно немаленькую, жизнь меня периодически выпихивали на разные рукойводящие должности, вот как начали с октябрятской звёздочки, пионерской дружины и школьного комитета комсомола, продолжили в армии, назначив старшим смены на узле связи в уссурийской тайге, и до последнего раза, когда я поддался на эту провокацию, согласившись пойти бригадиром в прокатном цехе на заводе Амурсталь.
С тех пор… чтобы ещё раз взвалить на себя этот крест… ни-ни, ни Боже мой… возложить на себя эту ответственность, эту головную боль, эту необходимость балансировать между молотом вышестоящего начальства и наковальней родного коллектива… Не спать ночами, вскакивать по утрам, как ужаленный… Боже упаси…
Личный опыт говорит мне, что человек разумный не может стремиться к власти. Я имею в виду человека действительно разумного, а не просто примата вида homo sapiens. Для приматов-то это стремление как раз нормально. Первый, самый животрепещущий вопрос, выясняемый в стае бабуинов, павианов, подростков и политиков – кто над кем начальствует, и после серии «выяснений отношений» все рассаживаются на завоёванных ступенях иерархической пирамиды.
Пожрать, поразмножаться и повластвовать - это базовые животные стремления, присущие всем людям без исключения. Но разумные индивидуумы научились ими худо-бедно управлять, а вот над бабуинообразными и павианоподобными особями скорее верховодят сами инстинкты. И это вполне нормально для животного: сесть на вершину лестницы и навластвоваться там всласть, то есть обожраться всем, чем можно.
Я немного утрирую, но, надеюсь, основная мысль достаточно ясна.
Конечно, и разумный человек может стремиться к власти из вполне достойных побуждений: служить родине, например, и помогать людям. Это уже скорее следующая ступень эволюции человека, как сапиенса. Но пробиваться-то ему придётся среди обычных приматов. Пробьётся ли? А если пробьётся, то не заразится ли от них примативизмом?
Вот что если правы сторонники теории палеоконтакта, и боги народов, известные нам по мифологиям, – это внеземные пришельцы? И какие-такие цели преследовали они, спускаясь к нашим диким предкам?
А чтобы придать нашим фантазиям хоть мало-, но художественную форму, придумаем главного героя, ну какого-нибудь Хрен Иваныча.

Итак, жил да был на земле Хрен Иванович, средний во всех отношениях человечек: среднего роста, среднего веса, средних способностей и абсолютно среднего ума – обычный представитель вида хомо сапиенс, рода людей, семейства гоминид, отряда приматов, класса млекопитающих. И дожил он как-то до вполне себе средних лет. По достижении которых, опять же совершенно предсказуемо, случился с ним кризис упомянутого возраста. Задумался наш философ о смысле жизни: человечества вообще и своей, Хрен Иванычевой, в частности. Жены и детей у него, что ли, не было: уж они-то быстро отбили бы охотку тратить время по пустякам. А может, жена к тому времени от него уже ушла, а дети выросли?
Ну, как бы то ни было: вот накрыло его этой думкой. И так прикидывал и эдак, а высокого смысла всё не мог придумать. Собрался было в религию податься, да тяжёлое атеистическое прошлое не пустило: ну не мог он всерьёз молиться существу, которого, может, и нет вовсе. Да и без ритуальной стороны, само по себе, в доброго Бога как-то не верилось, а в сурового и не хотелось.
Куда ещё бедному советскому интеллигенту податься, если с церковью не станцевалось? В науку, мистику или в нечто среднее. Вот и наш Хрен Иванович увлёкся уфологией: брошюрки соответствующие стал почитывать, фильмы посматривать, к глобальной паутине на этой волне приобщился.
Больше всего интересовала его теория так называемого палеоконтакта и особенно любой материал, связанный с воротами богов. Дело в том, что родной дядя Хрен Ивановича – довольно известный археолог - незадолго перед смертью оставил ему в наследство, как единственному мужчине в роду, диск из нефрита с контурами каких-то фигурок, диаметром примерно так с кулак и толщиной в палец, сказав только что это «ключ к божественным вратам». А больше ничего и не добавил: тот ещё партизан был.
Каково же было удивление нашего диванного изыскателя, когда нашлись такие воротца, правда, чёрте-где: на одном высокогорном кряже Южного Перу, недалеко от озера Титикака. Так и назывались: «Ворота богов», а по местному Пуэрта де Хауи Марка. Согласно легенде, великие герои уходили к богам через эти врата. Что любопытно, по преданию инков не все уходили туда навсегда. Некоторые герои возвращались из "Страны богов" получив неслыханную силу и знания.
Совсем охренел наш Иванович, увидев фотографии этого прохода. Представьте себе: в каменном кряже огромный квадратный проём, высотой где-то в четыре человеческих роста, ведущий в никуда, вернее, никуда не ведущий – просто в скалу. Посередине - довольно глубокая Т-образная ниша в один рост, типа дверки, причём перекладина по высоте примерно равна ножке. На вид так идеально подошла бы для человека, раскинувшего руки. А в самом центре этой ниши находится круглое углубление, с кулак диаметром, вроде замочной скважины. И древнее предание гласит, что портал открывается с помощью диска-ключа.
Разглядывая свой нефритовый кругляш и прикинув, насколько это возможно по фотографиям, диаметр «замочной скважины», пришёл наш наследник инков в неописуемое возбуждение, ибо показались они идеально подходящими друг к другу.
Год терзался наш герой в сомнениях: тот, не тот; ехать, не ехать? Дорожка-то не близкая и средства немалые. Терзания терзаниями, а денежки копил и испанский подучивал.
Капитала на полёт, правда, так и не сколотил, но за эти двенадцать месяцев так себя накрутил, что полностью уверовал в диск, врата и свою удачу, поэтому взял кредит, не особенно задумываясь об отдаче. Да, возможно, и отдавать-то будет некому, ибо приближался, и довольно большими шагами, роковой 2012 год. В общем: либо шах помрёт, либо Насреддин, а то и ишак сдохнет.
Долго ли, коротко ли, но оказался наш Хрен Иванович перед вожделенными вратами. А тут народу оказалось… экстрасенсов, шаманов, уфологов и просто чокнутых… Туриндустрия, чтоб её… И каждый со своим прибабахом: одни, воздев руки, «заряжаются энергией»; другие травы курят у дверки и на месте кружатся; третьи с приборами какими-то суетятся; четвертые ещё чего. Ну как тут свой диск доставать? Пришлось схорониться в сторонке до темноты, благо попить-поесть в рюкзачке у нашего героя нашлось в избытке.
И вот… солнце село, народ рассосался, скала приятно греет накопленным за день теплом… дрожа от волнения, нетерпения и, что уж скрывать, страха, наш контактант забирается в Т-образную дверку, достаёт свой нефритовый ключ, трясущимися руками прислоняет его к «скважине» - и… проваливается внутрь… полёт в где-то или нигде… куда-то или никуда... масса неописуемых вестибулярных, гравитационных и пространственных ощущений… и выпадает…
Ошеломлённый, подавленный, еле соображающий, поднимается на ноги наш путешественник между мирами, пытаясь понять: где он, что с ним, и стоило ли оно того… но смысл жизни… конец света, опять же… да и поздно уже, поди…
А вокруг абсолютная темнота и тишина, слышатся только удары сердца и дыхание.
Сделав робкий шажок, натыкается наш Иванович на что-то звякнувшее, и тут его осеняет: в рюкзачке-то у него довольно мощный галогеновый фонарь.
Синеватый луч выхватывает из мрака два диска: нефритовый и такой же жёлтого металла; точно – в предании-то о золотом ключе речь шла. Добрался, значит, жрец инков Арами Мару до страны богов. Подбирая находки, попробовал наш Хрен разглядеть поверхность, на которой эти артефакты лежат, и не смог: как будто сумрак сгустился в твёрдую плоскость, да так и застыл, гася свет и звук. Посветив назад, обнаружил наш кротонавт – ну как ещё назвать субъекта, перемещающегося через кротовые норы пространства – так вот, за спиной заметил он точную копию перуанских Пуэрта де Хауи Марка. А поведя лучом фонаря по сторонам, увидел целый ряд таких ворот.
– Чёрт! Как камины в Министерстве магии! – воскликнул поражённый Хрен Иванович, оказавшийся приобщённым к кинопоттериане. – Как бы вместо богов не попасть к волдемортам.
Вот не поминай, говорят, не подумавши, ни Бога, ни противника его: стоило только нашему искателю смысла жизни это произнести, как где-то в отдалении показалась сияющая фигура, медленно и плавно заскользившая к месту контакта.
Вместо того, чтобы успокоиться и собраться перед событием, ради которого он, собственно, и прибыл, наш Хрен Иванович только больше возбудился и растерялся – ну средний же человечек, что с него возьмёшь.
Да ещё стал он ощущать, по мере приближения светящегося существа, не очень приятные чувства: как будто кто-то взялся щекотать его по всему телу, и не только снаружи, но и изнутри. Особенно раздражало это почёсывание внутри головы. А что делать? Подать жалобу в галактический суд? Осталось только смириться.
Наконец фигура приблизилась, некоторое время оставаясь бесформенной и переливаясь разными цветами, потом приняла вид величественного мужчины средних лет в белом балахоне, ростом метра два. В физиономии инопланетного визави Хрен Иванович с изумлением узнал свои собственные черты, только сильно облагороженные безмятежностью.
– Ой ты гой еси, Хренушко! – напевно «услышал» непосредственно у себя в голове обалдевший землянин.
– И вам здравствовать, – машинально ответствовал он, глядя на неподвижные губы собеседника.
Тут у него в мозгах пронёсся особенно интенсивный щекотательный шмон, и инопланетчик обратился уже более современным языком, но так же невербально:
– Зачем ты прибыл к нам этим давно забытым путём?
– Узнать, будет ли конец света и в чём смысл жизни.
– Нашей? В окончательной трансформации в полевую форму.
– А нашей?
Величественная фигура некоторое время стояла молча, просто освещая пространство вокруг себя, прежде чем начать свой смысложизненный ликбез.
– Давным-давно, когда мы ещё имели тела и интересовались полезными ископаемыми, понадобилось нам много металла, который вы зовёте золотом. Ваша планета довольно богата им, но подолгу находиться на Земле мы не могли, и для добывания создали вас – людей.
– Создали искусственно?
– Не совсем: отловили в Междуречье самых сообразительных волосатых длинноруких животных - шустрые такие были особи, умудрялись даже у нас вещи воровать, - добавили им немножко наших генов, а получившихся человеков научили добывать золото и складывать в нужных местах. Время от времени мы прибывали и забирали запасы.
Чтобы они самообеспечивались, научили их земледелию, скотоводству, ремёслам, первых - даже письменности. И до сих пор, наверное, сохранились глиняные таблички со сказаниями про нас – Анунаки-творцов, создавших вас – адамов-людей.
По мере необходимости мы расселяли вас по планете, а уж легенды про богов вы сами придумывали.
– А потом?
– А потом у нас отпала необходимость в любых металлах, и мы попробовали вернуть планету в первоначальное состояние, даже поэкспериментировали с потопом, но люди оказались вполне жизнеспособной формой жизни, и вас оставили в покое.
– Совсем?
– Были отдельные энтузиасты, забавлялись созданием зверолюдей: полукошек, полуконей, полукрокодилов и других; но это закончилось много тысяч лет назад.
– И вы больше не появлялись?
– Ну почему, Земля долго была как заповедник, своего рода музей нашей прошлой деятельности. Но и это уже давно не актуально.
Так что, с нашей точки зрения, у человечества нет смысла жизни.
– А лично у меня?
Анунаки опять помолчал, как бы в недоумении разглядывая Хрен Ивановича. Пощекотал немного в мозгах и, подтверждая поговорку «язык мой – враг мой», вынес вердикт:
– Ну, раз ты нашёл дорогу сюда, смысл будет: давай доведём до конца историю создания человечества.
– Как?
– Чтобы нам не было стыдно перед галактическим сообществом за своё творение, нужно или подтянуть людскую цивилизацию до приемлемого уровня…
– Или?
– Или стереть, как неудачный черновик. Когда, ты говоришь, у вас ожидается очередной конец света?
– 25 декабря 2012 года, почти ровно через год.
– Вот иди и объяви человечеству, что если за этот год оно не последует заповедям своих богов, я явлюсь на Землю и устрою там конец света, конец тьмы и вообще – полный конец!
– Кто же ты? – со страхом спросил Хрен Иванович.
– Я, Анунак ХIII, ответственный за всю прошлую деятельность нашей звёздной системы, так как присматриваю за этим музеем внесириусных культур по ночам.
– Да кто же меня слушать-то будет?
– Я наделю тебя всеми мыслимыми и немыслимыми сверхспособностями. Хочешь - стань мировым правителем, хочешь - действуй через убеждения, да хоть оснуй новую религию с собой во главе, но чтобы через год всё человечество отвечало минимальным межзвёздным стандартам.
– А если не всё?
– Хватит разглагольствовать! Пришло время собирать камни! Я всё сказал!

Вот не завидую я этому Хрен Ивановичу. Нет чтоб познакомиться с женщиной помоложе и найти с ней смысл жизни. Так его на горнее потянуло.
Даже не знаю, что бы я на его месте стал делать. Человечество исправлять точно бы не взялся. Неблагодарное это занятие, с любыми талантами. Пожил бы, наверное, годик в своё удовольствие, со сверхвозможностями-то, а потом будь что будет. Или попробовал бы передать эти способности команде крепких ребят: своего рода группе быстрого межпространственного реагирования. Подстерегли бы этого зарвавшегося ночного сторожа у небесных врат 25 декабря и, пользуясь преимуществом неожиданности, уладили межпланетный конфликт. Можно было бы и просто эти ворота взорвать, да вряд ли они единственные, а тут хоть ясно, где этого... поджидать.
И человечеству не завидую. Особенно если Хрен Иванович возьмётся его исправлять. Ну что серость может придумать в таком глобальном деле? Ведь вряд ли большие способности добавят ему мудрости и морально-нравственных качеств.
Анунаху… пардон, Анунаку тоже не завидую. У меня бы рука не поднялась и муравейник уничтожить, а тут – человечество. А может, он пошутил так… Как без улыбки можно жить в этом мире? Вдруг чувство юмора нам тоже от богов досталось? Не от приматов же: эти-то к своему существованию очень даже серьёзно относятся.