Конкурс миниатюры "Портреты его врагов"

[Stasia]

Дамы и господа!
Стартует девятый конкурс "мини-на-фене" (или "сказки-для-стаски", кому как нравится )

Тема : "Портреты его врагов..."

Минирассказ должен содержать портретную характеристику/раскрытие образа врага (или врагов) главного героя минирассказа

1. Срок подачи - две недели со дня объявления темы. Разрешается присылать по 2 миниатюры от автора.
2. Размер - максимальный объем 0,1 авторского листа (4 тыс. знаков или примерно 1 вордовская страница 12-м шрифтом стандартной разметкой). Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес stasia.recit@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - так же две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.
6. Голосование слать мне в личку. После подведения итогов конкурса все голоса будут обнародованы.

ВНИМАНИЕ! Авторы, присылающие рассказы на конкурс, должны принимать посильное участие в последующем обсуждении рассказов и участвовать в голосовании. Отсутствие автора в конкурсных темах расценивается как проявление неуважения к остальным участникам.

Срок подачи - до 29 августа (включительно).

Творческих успехов!

[Stasia]

№1

Баба Яга

И все было хорошо в Кешкиной жизни, пока не поселилась во вверенном ему доме Баба Яга. Правда-правда, прямо вот в тридцать шестой квартире и поселилась, что над Семеном Ивановичем, ме-те-о-ро-ло-гом. Кешка, как ее увидел, сразу понял, с кем дело имеет: страшнючая, худючая, черная-носатая, глазами туда-сюда шасть-шасть! И не старая еще вроде, а все одно – Баба Яга. По всем па-ра-мет-рам.
Испугался Кешка – да так, что юркнул в свое потайное жилище и три дня боялся.
А потом…
Тут надо вспомнить, что Кешка сызмальства обретался при деде Михее, что в профессорской семье домовничал. А дед Михей недаром ученым среди городских домовых слыл: чуть что – сразу лез на книжные полки, по эн-ци-кло-пе-ди-ям да по прочей научной ли-те-ра-ту-ре рыться. И находил ведь ответы!
А Кешка – совсем другое поколение, у него своя страсть. Полез Кешка в Сеть. Открыл поисковик и забил запрос: «Как избавиться от Бабы Яги?». Дождался странички с ответами и погрузился в чтение. Пока читал – все дивился: какие ж умные люди в Паутине водятся, вон сколько ссылок – и на форумы пи-ка-пе-ров выводят, и к мемуарам отставного аль-фон-са тропинки торят… и даже еще – предлагают Beretta 12-го калибра, «радикальное средство решения любых проблем». Тут уж Кешка не выдержал, полез смотреть про "беретку" эту самую страхолюдную, да про калибр, да про мафию итальянскую и так увлекся, что не заметил, как время пролетело…
Очнулся только от того, что в тридцать шестой квартире потоп чуть не случился – и как упустил-то? Помчался, на ходу концепт-заговор клятой сантехники этой выплетая, даже страх свой забыл. Влетел в квартиру, а там – батюшки-светы, кран проворачивает и кипятком фыркает. А за работой-то и бояться некогда – пока возился с кранами, пока плиты перекрытия на предмет протечки проверял…
…да и Яга совсем не бабкой оказалась – преподавательница института Культуры, вот. Просто стиль у нее такой – кон-цеп-ту-аль-ный. Так что погодил пока Кешка избавляться. Но уж, если придется, то Сеть поможет – там и пикаперы, и альфонс – в беде не бросят. Beretta, правда, не пойдет – не по-божески это. Не по-людски.

[Stasia]

№2

Скажи мне, кто твой враг

Марлон спустился с холма, прошёлся по лугу. Запах свежей травы ударил в ноздри. Яркое cолнце придавало зелени золотистый оттенок.
Птица, задев крылом небосвод, вывела трель.
Он радостно улыбнулся, проводил птаху взглядом.
Сегодня было так тихо, так спокойно. Даже не верилось, что через несколько часов всё здесь озарится пламенем и окрестные холмы потонут в клубах порохового дыма.
Втянув воздух, Марлон обвёл взглядом долину. Самое подходящее место, чтобы умереть.

- Что скажете, сир? – голос на плече принадлежал оруженосцу. Парень остался в лагере, не желая мешать полководцу обозревать окрестности.
- Поле боя что надо! – он развернулся, и брошка на плаще блеснула, выдав очередной вопрос:
- Когда начинаем?
- Как только Корлан подтянется. Дадим ему время собрать войска. В таком деле, как смерть, - Марлон, прищурившись, посмотрел на вершину холма, - торопиться не надо.

Солнечный диск перекатился далеко, когда Корлан привёл войска и властным жестом остановил их на вершине. Немного помедлив, направил коня на дно долины. Копыта вырывали траву на склоне, тяжёлый бордовый плащ седока лежал на белом в яблоках конском крупе.
Противник, завидев всадника, спустился с противоположного склона.
Двое встретились в самом центре котла, которому суждено было покрыться ржавчиной и копотью ран, заживающих так нескоро.

Поздоровавшись, они оглядели друг друга, словно вспоминая. Или пытаясь надолго запомнить.
Корлан – суровый, закованный в латы. Золотые волосы кудрями спускаются на плечи. Морщины на обветренной ветрами походов коже. Голубые, будто бы выцветшие глаза. Прищуренные, насмешливые:
- Что, постарел я с нашей последней встречи?
- Да, много воды утекло, - улыбнулся Марлон своей тёплой, обезоруживающей улыбкой, которую он хранил для лучших друзей. Чешуйки доспеха засверкали, когда рука потянулась, заставляя коня подойти поближе. Головы скакунов едва не соприкоснулись. Звякнули украшения на сбруе.
- Ты готов к битве?
- Готов, как никогда, - глаза всё ещё улыбались, хотя лицо стало серьёзным. – Сколько воинов здесь положим?
- Всех, пожалуй. Силы равны, сдаваться никто не собирается.
- Да, - Марлон устремил взгляд к небу. – Я рад, что это ты. Бой будет честным.
- …Хотя одному из нас придётся сложить голову в этом бою. Не могу сказать, что рад этому. Но такова война.
- Когда-то приходит время умирать.
Они помолчали, и Марлон предложил:
- Слушай, а давай повыбрасываем все эти ружья, мушкеты, пищали и сразимся в один тур, старым добрым способом.
- Только на мечах?
- Только на мечах. Один на один. Без шальных пуль и невезения.
- Согласен, - Корлан наклонился, усмехнулся в бороду. – Как оценивают человека? Не по тому, какие поступки он совершал, не по тому, сколько битв выиграл. Его оценивают – какие у него были враги.
- Что ж, умрём, проиграв достойному. – Марлон вновь взглянул вверх. По небу, прочертив дугу, пролетела птица. – Сегодня хороший день для смерти.
- Согласен.
Развернув коня, Корлан поскакал прочь. Марлон проводил его взглядом и неторопливо отправился к холмам.

Вздыбленная земля покрылась следами копыт, когда две лавины, сорвавшись, полетели вниз, навстречу друг другу. Зелёное море уступило место пестрому ковру разноцветных плащей, лоснящихся шкур, расшитому блеском стали.
Тут и там в его ровной поверхности появлялись провалы, когда кто-то, сражённый, падал на шею коня или, сорвавшись вниз, создавал препятствие. Лязг, хрипы, ржание оглашали простор.
Разгорячённый жеребец Марлона врезался в строй врагов, пока его хозяин рубил направо и налево, разя всех, кто попадался под руку. Он любил убивать. Порой ему казалось, что смысл существованию придавали именно битвы.

Смеркалось. Истоптанную землю покрывали тела. Воин сумрачно взирал на плоды своей победы. Он снял шлем, ветер растрепал каштановые волосы, чуть светлее, чем шкура идущего следом коня. Возле одного из убитых Марлон остановился, перевернул его на спину. Нахмурился, вздохнул, снял с плеч плащ и аккуратно положил на тело поверженного противника. Лазоревый лоскут отразил в себе потемневшее вечернее небо.

[Stasia]

№3

Незримое

Он сидел в амфитеатре Сената, в стороне от основной массы владык, и рисовал в записной книжке. Рисовал родные пейзажи - кручи, скалы, изломанные линии кустарников, монастыри на склонах, тесные улочки родного селения.
Рисование помогало сосредоточиться. Весь Он был как аппарат для записей и наблюдения. Все слышал, все видел, все примечал.
Вот вышел на трибуну тучный, с двойным подбородком, глава правительства. Речь его цветиста, полна образных оборотов. Правильные вещи говорит, хорошие. Речь свидетельствует о правильной линии в сознании друзей.
Вот вышел низкорослый, горбоносый и лысеющий человек, смуглокожий, земляк. Этот оратор поставлен во главе рыцарей порядка. Маленькие глаза холодно поблескивают - прямота, чистота, сдержанность, безжалостность. Он говорит гуманные слова о справедливости, равновесии, честности. Да, в Датском королевстве спокойно, как в Багдаде.
Вот вышел среднего роста простецкий мужик - нос картошкой, круглая лысина, мутные глазенки. Предводитель столичных владык. Весь из народа, плоть от плоти, кровь от крови. В простецких, смачных выражениях он говорит: все хорошо, мы еще покажем врагам страшные вещи.
Вот вышел человек мудрого облика, с усами и бородкой. Есть в нем что-то от Основателя, кроме задора и харизмы. Руководитель Исполнителей. Мудрые, спокойные взвешенные речи. Они все исполнят, у них успехи, у них победы.
Вот вышел Маршал. Поджарая фигура, рубленые, резкие черты лица. Волевой подбородок, твердый взгляд, сдержанные, исполненные достоинстве движения. В кратких словах он дал понять - армия наша сильна, и скоро будет еще сильнее.

А Он все рисовал. Он все слушал.
Перед Ним - друзья и товарищи, последователи и соратники. Разве это враги? Да. Друзья порознь, но вместе они - Враг. Что общего у этих разных людей, что их соединяет?
Если ты знаешь себя, но не знаешь Врага, ты будешь побеждать и проигрывать. Если ты не знаешь ни себя, ни Врага, ты будешь проигрывать всегда. Но если ты знаешь и себя, и Врага, ты победишь.
Они - не Он, и потому они - Враг. Мелочность. Слабость. Эгоизм. Это три головы враждебного дракона.

[Stasia]

№4

Доминантный самец

Моя квартира как джунгли - в ней хищников полно.
© Чайф

Жена, культивируя французский прононс, ласково называла его «щифоньех». Хотя, подозреваю, что французского в нем было только пара платьев от какого-то очень ею любимого «кутюхье».
Если вы заводите жену, очень скоро он становится главным существом в доме. Доминантным самцом.
Он вечно голоден, он постоянно просит жрать: с равным успехом он поглощает и носки, купленные у трудолюбивых китайцев, и рубашки из ближайшего супермаркета, и эксклюзивные шмотки вышеупомянутых «кутюхье».
Раньше я мечтал о сафари. Мне дико жалко львов и прочую грациозную живность саванн, но вот слона я бы завалил с огромным удовольствием. Прямо копьем, как неандерталец. Я бы плясал вокруг его туши первобытные пляски и дико улюлюкал. Слон, он ведь очень похож на "щифоньех", это четвероногое, громоздкое, лакированное чудо отечественной промышленности. Я завалю слона – и снова стану доминантным самцом. Хозяином своей жизни и своей квартиры.
Оказалось, что для возвращения статуса достаточно развестись.

[Stasia]

№5

Дождь. Кофе. Я?

Второй день подряд идет дождь. Капли сливаются в шелестящий шум за окном, который нежно убаюкивает и успокаивает меня.
Вчера был ливень и гремел гром…. Сегодня никакого буйства стихий, полное умиротворение.
Хочется молчать и мечтать.
Но для мечтания чего-то не хватает, мешают запреты и рамки, в которые я себя загнала.
Быть может, стоит отпустить тормоза? Дать себе волю?
Тело машинально совершает привычные некогда движенья.
Сейчас оно варит кофе.
И вот уже на столе чашка ароматнейшего черного кофе. Первая за долгое время. От запаха буквально кружится голова. Да, мне нельзя его пить. Я и не выпью. Ещё вчера казалось, что спокойно проживу и без него. Верилось, что поборола эту привязанность.
Но сегодня все по-другому. Мне необходимо хотя бы исполнить ритуал, насладиться запахом, вспомнить.
С чашкой в руках, изредка поднося ее к лицу и наслаждаясь, смотрю в зеркало, вижу отражение, но не свое. Я не могу быть этой особой, такой серьезной, такой разумной, такой осторожной. А где же блеск в глазах? Где чертики? Где плутовская улыбка?
Их нет. Я сошла с ума или этот мир не мой?
Хочется выбежать под дождь и пробежать по лужам, но знакомая незнакомка укоризненно качает головой и горько сжимает губы.
Хочется кричать, чтобы она ушла - та, которую не знаю, и не хочу знать, чтобы не вмешивалась в мою жизнь!
А что, если все же отхлебнуть кофе из чашки и выбежать из дома, пока дождь не закончился?
Оставив зонт дома, пробежать по лужам.
Что, если только этой малости мне и недостает, чтобы вернуть радость жизни?

[Stasia]

№6

Жизнь моя, враг мой

Она лежала, такая маленькая, хрупкая. Шея изогнута, лицом уткнулась в подушку, и волосы тёмным облаком рассыпаны вокруг головы.

Ральф знал, если ей сейчас открыть глаза, они будут большие, тёмно-синие и чуть припухшие. И губы, капризные губы тоже припухли. Плед сбился, и Ральфу также были доступны остренькие лопатки и длинная нога с тонкой щиколоткой. Попки видно не было, а жаль, попка у неё тоже была очень красивая, практически идеальной формы и с гладкой здоровой кожей.

Ральфу казалось, он любил её всю жизнь, хотя на самом деле они познакомились всего три дня назад – на одной из аллей парка, где он делал ежевечернюю пробежку, а она оказалась случайно и также случайно подвернула ногу. И если бы не он, просто упала бы на асфальт. И вот теперь всю свою жизнь, все эти три дня и три ночи, Ральф не расставался с ней. И при одной мысли о том, что он может видеть перед собой не её, а что-то иное, у него всё сжималось и корежилось внутри.

Ральф наклонился над ней и послушал её дыхание. Потом взял подушку и плотно придавил.

Когда девушка перестала биться, Ральф ещё немного подождал, а потом встал и нетвердой походкой прошел на кухню. Руки дрожали, и воды в стакан удалось налить не сразу. Мысли путались: Ральф знал, что сделал всё правильно, и теперь пытался найти в этом облегчение. Он ещё вчера понял, что такое безумное чувство разрушает его как личность, уже практически стерло. Но всё равно нужно бороться. Пока он борется, ещё есть шанс остаться ему самим собой, не быть поглощенным чем-то иным, не раствориться без остатка. Но она – его девочка, его жизнь, была так прекрасна, что он постарался всё сделать максимально красиво, чтобы хоть как-то ей соответствовать. В глубине его души жила надежда, что она была бы им довольна, если бы только смогла ему что-то теперь сказать…

[Stasia]

№7

Хранитель

Мир и покой в семейной жизни – состояние хрупкое и шаткое, разрушить которое порой может даже незначительная мелочь. А посему быть хранителем семейного очага работенка не для слабонервных! Хранитель семьи Ивановых пережил многое: и выходные поездки Сережи на рыбалку с друзьями, и вспыльчивый характер беременной Лили, и свекровь с тещей, живущих по соседству, и экономический кризис 2008 с безработицей, и даже девочку за стенкой, упражняющуюся в игре на скрипке. Но к встрече с этим гостем он готовился особо.
Новый враг встретил его ведерками шпаклевки, валиками и кисточками. Его следы можно было обнаружить по всей квартире: кучки пыли и опилок, обрывки обоев, куски отбитого цемента, воздух, пропитанный характерным запахом краски и клея. Тут и там валялся строительный мусор. Хранитель оглядел дом и с тревогой посмотрел на хозяев.
Лицо Лили светилось энтузиазмом: наконец-то спустя столько времени ей удалось уговорить мужа! Сейчас они переделают гостиную и возьмутся за ванную. А там, глядишь, и до кухни дело дойдет!
- Дорогой, ты знаешь, я тут подумала, наш старый шкаф не подходит под новый интерьер, мне кажется, придется его заменить. Как ты смотришь на дубовую мебель?
- Любимая, но мы же собирались только переклеить обои??? – возмущению Сергея не было предела: через неделю долгожданная трехдневная поездка на озеро, у него новый спиннинг, а он вот-вот завязнет в строительной пыли!
Хранитель тяжко вздохнул и приготовился к новой битве. Коварный ремонт не спеша набирал обороты.

[Stasia]

№8

Отдых у моря

Как-то летом случилась со мной презабавнейшая встреча. Ее я вам сейчас и расскажу.
Отдыхал я на берегу Черного моря, не на самом берегу - дорога от дома до морской воды занимала около пяти минут. Идешь себе между домами по проселочной дороге, дышишь свежим воздухом. Хорошая разминка перед погружением в пучину. Ох, совсем забыл - история совсем не в море или воздухе. И даже не в самом отдыхе.
Иду я как-то, расслабленный после морских ванн, бормочу под нос любимую, на сегодня, песенку, и вдруг на глаза мне попадает лавка с овощами-фруктами. И так мне захотелось персиков, не смог устоять, подошел и купил последние три килограмма. А продавец еще такой вежливый оказался - спасибо да пожалуйста через слово.
И цены странно удивили своей доступностью, да и персики выглядят очень даже ничего. Еще больше их захотелось, но решено было дотерпеть до дома.
Продавец был, как водится, местный житель и, как все здешние, со своего огорода товар возит. Странно показалось, что персиков, да и других фруктов, было всего лишь на одного покупателя. Но время-то вечернее, раскупили большинство, что еще больше убедило меня в том, что я правильно сделал, купив их именно у него. Человек еще такой непритязательный, в пляжных шортах и майке. Ну, в чем еще в такую жару может ходить человек, разве что совсем без одежды.
Так вот. Отхожу я от него и тут, мимолетом, увидел что-то особенное в нем. Но не придал значения, уж больно спешил домой и персики трескать. И только завернул за угол, до дома оставалась прямая дорога через виноградники, как мне навстречу прямо выскочил крепкий парнишка в майке и шортах и говорит:
- Ну, наконец, полдня тебя тут жду, отдавай персики!
И странность была в нем какая-то, я ее уже видел сегодня. Но не успел я и слова сказать, как мне по голове сзади прилетело бревнышком. И вот падая и размышляя о прожитой жизни, я и понял, во-первых, люди-то они обычные по пояс: руки-ноги-туловище. А вот ниже пояса - сплошная мистика: вместо ног веточки с листьями, а из-под шорт выглядывает персик, один такой большой, даже огромный. И второе сообразил - персики у него не закончатся.

[Stasia]

№9

Враг мой

Будильник смартфона натужно сотрясал воздух своим слабеньким динамиком, но хозяин все не вставал, чтобы угомонить расшумевшуюся электронику. Виктор сладко дремал в кровати, слыша сквозь сон какие-то неприятные звуки. Частичкой разума он понимал, что надо бы стряхнуть с себя остатки сна и встать. Тем же участком сознания он понимал, что противный скоро стихнет, чтобы повториться через десять минут, а пока можно было оставаться в ласковых грезах полудремы.
Рядом с ним лежала молодая девушка, ровесница Виктора. Они был знакомы, как говорится, с пеленок и даже родились в один день. Поначалу они с Ленусей просто дружили, еще даже не понимая смысла в этого слова. Потом настала пора первой детской любви, затем дошло и до интимных таинств. Несмотря на близость и сожительство, они скорее оставались неразлучными друзьями, а не любовниками. Виктор не мог представить свою жизнь без ближайшей подруги, как и она без него. Лена не выглядела модельной красавицей, но была удивительно мила и обаятельна и завоевывала чуткостью и вниманием к другу. Она никогда не «пилила» Виктора за отрицательные поступки, никогда не попрекала его и только участливо поддерживала в абсолютно любой ситуации. Ну, на крайний случай, тактично отмалчивалась. Хочешь с друзьями в бар? Да иди, мой родной. Хочешь со мной остаться дома поваляться на кровати? Да конечно, мой милый. С ней было по-домашнему уютно и комфортно. Вот и сейчас Виктор крепче прижимался к гибкому женскому телу, не желая оставлять любовницу. Даже на работу взял бы, но нельзя — начальство не позволит. Единственным и важнейшим недостатком Ленуси была ее бесполезность. Она нигде не работала, ничего не умела делать по дому и вообще, если бы не сожитель, то трудно даже представить ее судьбу. Несмотря на близость, умом Виктор понимал, что общение с ней ни к чему не ведет. Это были пустые отношения. Он не раз пытался послать Ленусю куда подальше, понимая бесперспективность их общения, но, словно бумеранг, хитрая нахлебница возвращалась назад.
Смартфон снова затянул утреннюю мелодию, вытягивая хозяина из цепких лап дремы. Это был третий и последний звонок в установленной серии. Не встань Виктор сейчас, будильник бы уже не сработал. Со звонком умная электроника каким-то чудом передавала спящему хозяину тревогу за его судьбу. Сегодня Виктору предстояло собеседование с владельцем фирмы, по результатам которого его могли назначить директором крупного магазина. Тревожные нотки пробились сквозь сон в подсознание, вызвав бурю негодования, — Виктор вспомнил, какой сегодня важный день.
Рука, безмятежно лежавшая на женской талии, словно кобра, бросилась на нежное горло девушки. Ладонь-капюшон «змеи» сжалась смертельной хваткой, сминая трахею. Ленуся не сопротивлялась, лишь несколько раз рефлекторно дернулась и замерла, словно в очередной раз поддерживая Виктора...
Открыв глаза, он зло посмотрел на сбившееся одеяло, которое обнимал и душил во сне.
- Лень, как же я тебя ненавижу, - сказал он своей бессмертной подруге-любовнице, и вскочил с кровати.
Пора было собираться на работу и морально готовиться к важному собеседованию. Только Виктор помнил, что, возвращаясь домой, он снова повстречает свою Лень, которая станет о чем-нибудь просить или, например, начнет уговаривать зайти в кафе, вместо того, чтобы приготовить ужин дома. И только в его силах будет победить бессмертного врага.

[Stasia]

№10

Разборки первого уровня.

Гулял с няней, увидел, что в соседний дом въезжают новые жильцы. Ну и хлама у них! Среди многочисленных коробок заметил новенький электромобиль. Круто!
Надеюсь, хозяин не окажется жадюгой и даст покататься.
Хозяина зовут Витек. Ему тоже нет еще 4-х лет. Он не умеет читать, но у него много всяких технических штучек.
Если не врет. Игрушки для куличиков у него самые обычные. Мы с Сашком даем ему поиграть и своими: не жалко.
Машка задирает нос, говорит, что все это чепуха. Ей с нами скучно.
Воображала.
Ее розовенькие няшки нам и не нужны. Что с нее взять – девчонка.
Вчера Витька высыпал ей ведро песка на голову. Визга было! Весело!
Интересно, почему она стукнула совком меня, а не его?
Хотел поиграть его черпалкой. Он ее отнял, а меня стукнул в глаз. Нянька сразу уволокла его домой. И правильно! Не знаешь правил, не умеешь себя вести – играй один. Мне старший Машкин брат Лева рассказал их: «Не пить. Не курить. В песочек не писать самому и не пускать собак с кошками…»
А если я не буду всегда вести себя правильно, навсегда останусь в песочнице? Вот здорово!
Когда я был еще маленьким, бабушка рассказывала мне о рае и аде. Тогда я ничего не понял, а сейчас мне кажется, что рай – это наша песочница!
У кого бы узнать?
Не забыть бы после моря. Интересно, от чего отдыхают взрослые?
Витька – мой враг. А эти малявки – предатели!
На море было хорошо, песка еще больше, чем тут. Я научился строить замки, и хотел им показать, как. Няня принесла ведерко с водой. Но Витька заявил, что все это фигня и им не интересно. Он вылил воду, а остальные обидно смеялись.
Ну и пусть! И без них обойдусь!
Пойдем с няней на горки, не будем с этой мелкотой возиться.

[Stasia]

№11

Один враг

ты как здесь оказался? Тебя не было в списке.
- Белые должны помнить о преступлениях против моего народа! Мы не допустим, чтобы их ложь осталась…
- Стоп. Ты вообще из чужой книги, Лерой, пошел к черту.
- Ты не прав, брат. Напиши о нашей борьбе, или кулак ярости черных братьев обрушится на тебя!
Он хотел еще что-то сказать, но тут в проем двери просунулась зеленая худая лапа и быстро утащила Лероя Смита в коридор. Послышалось чавканье, потом все стихло.
- О, кстати, - добрый волшебник помахал рукой, не вставая с кресла. Благодаря магии его было отлично видно сквозь толпу, обступившую меня. – Надеюсь, уж меня-то ты вспомнил?
- Нет. А надо было?
- Зря, зря… ведь я добрый, но порой бываю довольно…
- Не слушай, не слушай его! – пропищал вдруг карман моей садовой куртки. – Лучше вспомни о тех, кто томится здесь с прошлого воскресенья!
- А вы кто?
- Мы пряники, и мы почти совсем размокли в этой ужасной куртке! – заплакал карман. – Нас забыли, забыли и бро-осили…
- Не забудь и про меня упомянуть, - сказали от окна. – Я корова по имени Агата, помнишь? Я шла со стадом мимо пруда и на ухе у меня была табличка.
Тетушка Милли вздохнула и ушла доделывать носок. Она всегда была воспитанной женщиной и не любила навязываться.

- Ну что, - сказал голос из коридора, - как тебе портрет врага? Вырисовывается?
- Но кто именно тут враг? Вы все, кажется, дружелюбны, если не считать Лероя Смита. Но он вообще не мой, и непонятно откуда здесь взялся.

Голос из коридора вздохнул и сказал с сожалением:
- Твой главный враг – это бардак в твоей голове. Смирись.

[Stasia]

№12

Каждый о своем

Душной июльской ночью принцесса сбежала из дому. Подобрала юбки, зажала в зубах туфельки и спустилась по веревочной лестнице в сад, где на траве была расстелена потертая куртка ее возлюбленного, постаравшегося уберечь ее босые ножки от холодной росы. Возлюбленный пробрался в сад еще до заката, рискуя простудиться, спрятался на самом дне колодца и полночи ждал ее в кустах сирени, что росли под окнами, поминутно озираясь на грозный звон стражничьих мечей. Никакого белого коня у него, разумеется, не было, да и к принцам он относился весьма опосредованно… Можно сказать, никак не относился. Но принцессу это не смущало, она вообще была девушка решительная. Взяв любимого за руку, она без колебаний устремилась к вожделенному шалашу – строить рай.
И действительно, представьте себе, построила.
И они были счастливы, невзирая на отцовский гнев, хроническое безденежье и языки соседок у колодца. И, хоть казалось им иногда, что не видно горизонта за вражеской ратью, они все равно были счастливы.
А однажды, на склоне лет, выйдя победителями из этой многолетней войны, сидели они на крылечке, тесно прижавшись друг к другу, и думали – каждый о своем.
О том, что если бы душной июльской ночью он побоялся прийти в королевский сад…
О том, что если бы душной июльской ночью она побоялась спускаться к нему по веревочной лестнице…
И о том, что война может быть обречена на победу – нужно лишь с самого начала победить главного врага.

[Stasia]

№13

Враги в жилетах

Летнее утро рабочего дня в миллионном городе. Сотни дорог, тысячи машин.
Стас чуть распрямил ступню правой ноги. Мягкая подошва мокасина Roberto Cavalli передала движение дальше, на педаль газа. Двигатель замурлыкал. Трехлитровая «максима» вышла из второй полосы и легко обошла «кэмри», а затем и прочих – тех, кто «соблюдает». Он поехал по «встречке» с обычной – чуть за сотню – скоростью. Стекла были открыты; Эрик Придз со своим Proper Education неназойливо извещал в радиусе триста метров о музыкальных предпочтениях Стасика.
На «четыреста седьмой» завод, куда ему срочно требовалось по делам, вели две дороги. Обе они загружены: утром «туда», а вечером – «обратно» Стас двинул по левой. Опережая почти непрерывный поток машин, он приближался к узкому месту.
Узким местом, и недаром, считался здесь переезд возле небольшого железнодорожного узла. Поезда через него проходили редко – раз в два часа. Но железнодорожники, то ли из природной вредности, то ли из желания потрепать нервы водителям, частенько держали без видимых причин переезд закрытым. Вот и сейчас – колонна ожидающих растянулась на километр.
- Не повезло, - сплюнул Стас и по сузившейся (одна полоса в каждом направлении) дороге постарался подъехать ближе к шлагбауму. Это удалось. Его машина остановилась почти у переезда; далее находились четыре пустых пути, а «с той стороны», за шлагбаумом, виднелась такая же «пробка» из машин.
Стас досадливо крутнулся на кожаном сидении, высматривая поезд. Все тихо. Железнодорожник с белым круглым лицом в оранжевом жилете и с флажком в руках лениво переминался с ноги на ногу, стоя на крыльце небольшой будочки-поста посреди путей.
Поезда не было. Через пять минут проехал маневровый тепловоз, и снова пустые рельсы.
Еще несколько минут ожидания. Время близилось к девяти. Стас опаздывал.
«Вот он – вражина», - подумал Стас, глядя на дежурного железнодорожника, эту сытую, беспечную морду.
Он завел машину, объехал шлагбаум и, остановившись на перезде, приглушил магнитолу.
- Ты, мля, ушлепок недоделанный, мля, костыль железнодорожный тебе в задницу! Я тебя вертел на одном месте с этими рельсами и поездами. Какого…не открываешь шлагбаум, убоище обдолбанное?!
Железнодорожник молча раззевал рот.
Стасик, выдав ему на прощанье еще пару фраз, медленно тронул машину вперед… и округлил глаза. На той стороне переезда из «хонды» с темными стеклами, стоящей у закрытого шлагбаума, медленно вылезал капитан ГИБДД.
- Вот это прикол! Пришлось остановиться рядом с «хондой».
- Капитан Шаплавский. Документы, пожалуйста.
Стас предъявил.
- Подождите на обочине, чуть дальше от переезда, - сказал капитан, забрав права. – Мы отвезем задержанного и вернемся.
Открылся переезд, «пробка» рассосалась.
Минут десять Стас ожидал, но затем уехал на «четыреста седьмой» по делам.
Капитана он нашел в Вязниковском районе на следующий день, объездив в поисках три районных ГИБДД.
После разговора наедине, дачи приличной взятки и получения обратно прав, Стас почесал затылок и уехал восвояси.
***
Прошло более полугода, и к нему постучали в дверь. Стас открыл.
- Районное ГИБДД, покажите, пожалуйста, ваши права, - промолвил молодой сержант.
Ничего не подозревая, Стас протянул права. Сержант положил их в карман, улыбнулся и сказал:
- Приезжайте за ними в район...
В родном Мариинском районе старлей, глядя на Стаса, произнес:
- В область от железнодорожников на тебя пришла бумага. Её спустили к нам. Что там было на самом деле?
- Обматюкал дежурного на переезде.
- Ситуация серьезная, - сказал гибддэшник. - На нарушение мы должны отреагировать. Варианта два: или лишение прав, или штраф.
- Но. Мы же решили все на месте с тем капитаном.
- Не знаю, не знаю. Нам надо наверх доложить о принятых мерах.
- Ладно. Без проблем. Заплачу.
Стасик, матеря про себя железнодорожную контору, всех этих врагов в оранжевых жилетах, заплатил в банке штраф и забрал свои права.
С тех пор он не ездит по той дороге. Предпочитает второй путь, лишь бы не видеть эти вражеские морды.

[Stasia]

№14

Свет мой зеркальце, скажи

Я пристально рассматриваю себя в зеркале. Всё-таки красота – страшная сила. Потому её постоянно надо подвергать контролю с собственной стороны. Причем как свою, так и чужую. И некоторые считают, что чужую надо даже шибче контролировать. Но я думаю, что главное тут – соревновательный момент, чтобы излишне не расслабиться и ненароком не сдать позиций. И чем страшнее, ну то есть сильнее окружение, тем больше стимул совершать подвиг самой.
И вот я пристально рассматриваю себя в зеркале. Долго рассматриваю, уже минут пятнадцать. Вижу уставшую кожу, поблекшие губы, истончившиеся и посекшиеся волосы… Руки рассматривать вообще смысла нет. И это всё я – первая красавица полусвета, мечта любого волокиты, добрая подруга самых богатых, влиятельных и остроумных – собираюсь провести вечер в Опере и ночь в постели... ещё не решила, в чьей.
Я улыбаюсь своему отражению. Главный враг женщины – её неуверенность. И если у тебя блестят глаза, то перчатки, парик и маска сделают твой успех. К ним я прихватываю ещё веер и по-молодому легкими шагами сбегаю вниз по лестнице. Экипаж уже ждет.

[Stasia]

№15

***

Из сладких снов Клавдию Петровну вырвал звонок будильника. «Твою мать!!!» - энергично выразила она свое негодование и резким взмахом мощной руки смела виновника под кровать. Сон возвращаться не захотел.
Чтобы слегка притушить свое огорчение и заморить червячка перед работой в ЖЭУ, на кухне была приготовлена гора бутербродиков, приправленная баночкой маринованных огурчиков, парой рогаликов, сдобными плюшечками, коробочкой печенья и шоколадкой.
Горечь понемногу отступала, и Кло (как себя называла наша героиня), стала вспоминать уцелевшие фрагменты ночных фантазий.
«Эх!»… Как часто случается в жизни, возвращение в реальность оказалось болезненным – взгляд женщины упал на подаренный вчера календарь с ненавистной блондинкой.

Отметив ее прелестную стройность, Клава в очередной раз решила перейти к утренней гимнастике и попыталась сделать банальные приседания. Попытка успехом не увенчалась: колени не гнулись, ноги противно дрожали. Наклоны вперед также не удались. Махи ногой снесли табурет и окончательно вымотали свежеиспеченную «спортсменку». Нужно срочно подкрепиться!
Казалось, модель смеется над ней – в уголке губ таилась усмешка, которой рекламная красотка встречала каждый кусочек, проглоченный визави.
«Тьфу на тебя, так ведь и подавиться недолго!» - сплюнула грозная паспортистка, подозревая, что день испорчен, не успев начаться, и отложила печенюшки и шоколадку до перекусов на работе.
Задержавшись у зеркала, нанесла боевую раскраску и начесала волосы.
По дороге в жилищную контору, Клаша поневоле замечала рекламу спорткомплексов, фитнес-центров и салонов красоты, читала рекламные обещания, вспоминала вчерашний подарок техников, испортивший ей настроение: «Держи, Клювдия, портрет тезки! Или двойника? Что-то запамятовали мы.. Хотя она постарше будет, зато ты увесистей!» Ишь, Клювдия… Придумали же прозвище, мымры!
Первое чаепитие было испорчено. Перед глазами стояла Белоснежка со строительной фамилией (как шутил любимый юморист Клавдии Петровны).
Обед и ужин были скомканы. На каждом блюде словно огнем горело количество калорий.
Через неделю такой жизни Кло возненавидела не только красавицу-немку, но и свое имя. Потратив безумную сумму, равную половине зарплаты, сделала стрижку, прикидывая, как поскорей возместить потраченное. Волосы неожиданно обрели цвет и форму, но… это не помогло. Жизнь не радовала. Держать перед глазами безупречный образ врага стало невмоготу.
«Мы еще посмотрим, кто – кого!» - решила Клавдия, выкинула календарь на помойку, а затем открыла телефонный справочник, выискивая раздел «Красота и здоровье».

[Stasia]

№16

Память

Проснулся оттого, что с него стягивали одеяло. Да нет же! Это его самого стаскивали с кровати. С трудом удалось разлепить глаза, яркий свет слепил. Пытался закрыться рукой, щурясь, но двинуться невозможно, тело словно сковали.
Зелёные головы с раскосыми каплевидными глазами, заливавшее комнату свечение… Он дома, явно в своей спальне, но кто они? Гуманоиды?! Да, - улыбнулся он. – Они мне снятся, снятся! Спасительная мысль успокоила.
Длинные пальцы с четырьмя суставами потянулись к лицу, вставили что-то в нос, разум забился, заискрился за веками, расплываясь радужной оболочкой.
Нет, - мелькнуло в мозгу, - нет! Они опять выиграли.
Обреченно, не в силах вырваться, тело обмякло. Слышно было, как нечто мерно гудит, и зелёные человечки ощупывают, облапывают… Мерзко забираются под кожу, внутрь, в его мысли.
Разум дёрнулся последний раз. И сдался.

- Мистер Дуглас, - настойчивый баритон. - Мистер Дуглас!
Веки приподнялись, дышать тяжело. Чесались руки, он попробовал ими пошевелить, оказалось, что они связаны.
Санитары в белом стояли вокруг.
- Мистер Дуглас, вы меня слышите?
Он повернул голову и увидел врача. Во рту пересохло, с трудом удалось что-то сказать:
- Где я?
Голос получился хриплым, неуверенным. За спиной слышалось тяжёлое дыхание.
- Узнаёшь?
Дуглас повернул голову, изловчился и увидел своего помощника - Крайтона - грузный, с крупинками пота на рыхлом лбу, глумливо улыбается:
- Тебя привезли сюда, потому что ты набросился на секретаршу. И меня хотел убить. Помнишь? – он наклонился, дыша зловонием. Дуглас отвернулся, скривившись.
Внезапно понимание обожгло, шея дёрнулась.
- Нет, - произнёс он. – Нет. Я не должен быть тут. А ты… ты должен быть за решёткой. Ты убил Адамса. Убил, забрал его бизнес, подкупил мою секретаршу. Н-е-е-ет!!!!! – заорал Дуглас, забившись. - Ты убил Эмили, Эмили.
Санитары прижали его к кровати, и, вспомнив главное, он бессильно рухнул. Губы шептали: «Эмили».
- Твоя жена мертва, да. Ты убил её. В припадке ревности. – Крайтон наклонился, выдыхая прямо в лицо. Но Дугласу было уже всё равно. Совершенно.
Врач сдвинул ткань с плеча, наклонился, выпуская из шприца воздух:
- Вам надо отдохнуть.
И, уже сквозь сон, приглушённо:
- Увозите.

В ворота бил таран. Над городом полыхало зарево пожаров.
- Принц!
Оторвавшись от окна, он резко повернулся.
- Надо уходить. Скоро они будут здесь. Брат вас не пожалеет.
- Да, ты прав, - принц положил руку на плечо лейтенанта. – Пора уходить, – рука скользнула и бессильно упала, когда он прошёл мимо, глядя куда-то в пространство.
Подземный ход вывел к реке, флаер мирно стоял на берегу. Оглянувшись в последний раз, чтобы увидеть, как дворец погружается во тьму, принц подумал: «Я никогда не знал, что мне делать. Теперь я не знаю, зачем жить».
Пилот резко взмыл вверх, толпа у ограды задрала головы. «Увидели даже на таком расстоянии», - безразлично подумал он.
Звёзды сверкали, и запах гари не долетал сюда, в безоблачную высь. Принц закрыл глаза и задремал.
Резкий тихий свист разбудил и заставил посмотреть в окно. Очередной манёвр – и ракета влетела в нос флаера. «Успели-таки, сволочи», - подумал он, прежде чем взрыв обжёг лицо.

- Тащи его, тащи, - шёпот, запах канализации. Грязные, оборванные люди поминутно бросали взгляды ему в лицо. Озабоченные, они боялись, что он так и не придёт в сознание.
- Очнулся, смотри-ка, очнулся, - обрадованный, седовласый мужчина тряхнул головой. Волнистые волосы поблёскивали в свете факела. Голос радостный, с едва сдерживаемым волнением. – Мы уж думали, вы никогда не очнётесь. Рана слишком серьёзная, адмирал.
- Адмирал? – он сглотнул. – Где я?
- Мы несём вас на корабль. Ещё немного, и будем в безопасности. Восстание не удалось, но мы соберём свежие силы, – молодое лицо закрыло собой скользкий свод подземелья.

- Ещё немного, и он сдастся, - человек в белом халате поднял шприц иглой вверх, нажал на поршень.
- Заканчивайте быстрей. Атака через полчаса. – Второй, в форме, сидел поодаль.
Майор сжал зубы. «Чёрта с два! - подумал он. – Чёрта с два я сдамся!»
Лампа обжигала. В глазах поплыло.

[Stasia]

№17

Вспоминая осень

У вас никогда не бывало: проснувшись утром, ощутить, что чего-то не хватает? Чего-то нежного, доброго, до боли знакомого? Чувства или ощущения. Не хватает рядом ее, своей половинки? А ведь мне казалось уже, что она со мной навсегда. Теперь остались только воспоминания, но они так свежи в моем сердце, что порою кажется – все было вчера. В такие минуты память работает выборочно, я вспоминаю лишь о том, какая она была замечательная.
Она была красива не только внешне, но и в душе. В ней сочеталось все нежное и желанное. Тогда она будоражила и пробуждала во мне всю страсть, все чувства и ассоциировалась с весной. Теперь же все пересиливает грусть от расставания, и она предстает осенью. В ней, как и в осени, были все чистые природные краски: рыжая листва волос, тепло карих глаз, белизна кожи.
Я любил ее, хотя особо об этом не говорил… Наверно, зря.
Сейчас стоит осень, и мои мысли возвращаются к девушке-осени. Они так ярки, что я вижу ее, выйдя из своего подъезда. Она стоит на остановке и ждет трамвай. Я забыл о машине и бросился за ней. Дребезжа и громыхая, подошел трамвай и толпа поглотила мою девушку. Ужом ввинтившись между клушами, я и облегченно вздохнул: успел! Впереди виднелись две рыжеволосые девушки. Они были так похожи, что я растерялся. Я ведь уже поверил, что она – моя, и тут вторая.
Кого выбрать? Обе высокие, стройные, рыжеволосые.
До меня доносился их смех и молодые веселые голоса. Увидеть бы лица… Я стал проталкиваться поближе к ним. Уже почти рядом. И тут… Они обернулись на возмущенный ропот пассажиров, по чьим ногам я пробирался. Правильно говорят, что нужно опасаться своих желаний.
Они были прекрасны. Обе. И так похожи на мою осень! Только у одной из них глаза были зеленые холодные глаза.
Она презрительно взглянула на меня, как-то собственнически притянула к себе осень и прильнула к ней в хозяйском поцелуе.
Не помню, как, я выскочил из трамвая в слякоть и морось.
Брррр…

[Stasia]

№18

Рябиновая ночь

Жара дрожит маревом над иссушенной степью. Жара завивается смерчиками на раскаленной дороге, гнет колосья на полях; скоро просыплется несозревшее зерно на растрескавшуюся землю. Жара – тяжело дышит лохматый пес, вывалив язык, смотрит на меня, словно я могу помочь. Даже мальчишки не носятся по улице, сбились в кучу в тени пыльной шелковицы: загорелые до черноты, поблескивают темными глазами, чирикают, как воробьи. Моего Ярека видно издалека. Чужой он: волосы до льняной белизны выгорели, глаза серые. Чужой, как пришлый бог на иконах в новом храме.
- Здравствуй, Ивушка, - старейшина сельский подошел тихо, оперся о плетень рядом. Тоже из-под руки на поля смотрит.
- Здравствуй, Богут. Чего такой смурной? – спросила я просто так, чтобы не молчать. Хотя нам с Богутом разговоры-то не больно нужны. Мы без слов друг друга поймем. Из-за далекого крутояра так и не видать долгожданной тучи. А небо низкое, пеленой подернуто. Дышать тяжело. Тишина плохая, будто зверь перед прыжком затаился, силы копит. Уж разгуляется лютым огнем рябиновая ночь.
- Гневаются старые боги, Ива. Да и как им не серчать, если мы их безропотно на поругание врагам отдали, дедовы законы забыли.
- Неправда твоя, Богут: не защитили нас боги наши, теперь только терпеть и остается.
- И ты, Ива, будешь мне о смирении толковать, как жрец вражий?!
- Уж лучше так, чем снова придут те, в белых плащах, говорить нам о своем боге сталью и огнем. Тогда вместо дождя прольется кровь, урожай собирать станет некому.
- Терпение - оно до той лишь поры, пока хлебушек на полях колосится. А коли терять нечего станет, то пусть уж кровушка прольется. Не только наша, но и вражья. Не совестно будет ответ держать там, за Темной речкой, - задумчиво говорит Богут; но и он, и я смотрим на мальчишек под шелковицей.
- Ты погоди, Богут. А если к утру дождь не пойдет…
- Тебе, Ива, лучше знать. Будь по-твоему. До утра.
Там, где степь обрывается в море острыми скалами, там, где сломанная древняя ветла тянет скрюченную руку к небу, где обмелевшая речка с трудом пробирается между камнями - я смотрю в ночное небо. Ни шороха, ни дуновения ветерка - недобрая тишина, только в небе гуляют сполохи молний, а грома нет. Подсвечены блиставицами облака цвета спелых рябиновых гроздьев. Злым огнем полыхает небо - грозен враг, может лишь убивать, жечь, разрушать. И есть против него лишь одно оружие. Не всяк сможет им воспользоваться, потому что убивать, ненавидеть, проклинать легко - а рожать, прощать, лечить…
Любить тяжело, но от этого рождаются зерно, мир и дети.
Свирель ольховая, тонкая, дырочки в ней, как провалы в Нижний мир. Надо лишь прикрыть глаза, поднести свирель к губам. Играть на ней просто, как дышать. В такт моему дыханию колышется серебристый ковыль, тонко плачет ветер, а еще звенят тугой тетивой неведомые силы - прислушиваются к моей свирели. Где ты, враг мой? Мне нужна твоя сила, твоя ненависть, чтобы переплавить ее в новую жизнь. Услышь меня!
Яростно, остро поет свирель, на ее призыв откликаются боевые трубы, лязгает сталь, трепещут стяги. Туча стрел взметнулась, застилая солнце. В дробном топоте копыт, сверкая клинками молний, несется неумолимая смерть. Рушатся в реку каменные идолы и живые люди, вода становится красной, как небо у меня над головой. Хлопья пепла медленно оседают на закопченные камни. Тоскливо кричит седой лунь над разоренным гнездом.
Приди ко мне, враг мой! Ты мне нужен, как нужен земле дождь. Раз уж забрал у меня все, дай хоть что-то взамен!
- Что ж ты творишь?! - пришел, стоит надо мной в зареве рябиновой ночи. Красные блики играют на белом плаще, на льняных волосах, на чешуе доспеха. – Зачем зовешь, не отпускаешь? – спрашивает сипло, запустив руку в копну моих волос на затылке. Пахнет от него сталью, дымом и солью, холодом пробирает от металла - а руки теплые, и жаркий шепот в ухо:
- Зачем?
Не буду я тебе говорить, враг мой, что лишь с тобой я могу плясать под этим кровавым небом, на краю пропасти, только твои руки могут меня удержать, когда из-под танцующих ступней летят в провал камешки и плещется далеко внизу черная голодная бездна.
- А ты зачем отпустил, не убил тогда?
Ничего он мне не ответит, как обычно. Сам не знает. А я говорить не буду – словами не объяснишь.
Все сильней бьется море о скалы, все выше вздымает ветер волны и обрушивает их в хлопьях пены вниз. Тонко кричит чайка. Стучит сердце, часто-часто, не выдерживая безумного бега – разрывается, растекается горячими каплями по телу, до самых кончиков пальцев.
Первого удара грома я не услышала. Только под моими ладонями по его спине бегут теплые струйки - льется ласковый дождь в податливую, уставшую землю. Оживают травы, утихают волны, гаснут яркие зарницы под веками.
- Ты по краю ходишь, - чуть касается он губами моего виска. – Попадешься братьям - я тебя уж не спасу. Забудь лучше.
Такая уж моя доля - по острым камням над Темной рекой бродить, на свирели играть; и, заслушавшись меня, прольется дождь, угаснет ненависть – зерно созреет, дети будут смеяться. Знаю, что когда-нибудь сорвусь, сгину навек во тьме, пылью следы занесет. Но еще знаю, что в этот раз у меня будет девочка. Волосы черные, а глаза твои, серые, как небо грозовое. Разве оно того не стоит?

[Stasia]

№19

Доводчик

Монтаж Поющего Зеркала завершили поздним вечером, в полдень же следующего дня оно должно было начать прием светового сигнала и его трансформацию в звук. Десятки сотрудников обсерватории всю ночь изнывали на рабочих местах и – бездействовали, потому что Главный Доводчик был пьян и спал. Под ночным небом раскрытого купола обсерватории мертво поблескивали адаптивные лепестки-ячейки гигантского зеркала. Некому было вдохнуть в них душу и заставить звучать – Доводчика накануне бросила жена.

Гудки телефона жалили мозг сводящей с ума регулярностью. Доводчик со стоном отлепил щеку от клеенки, завозил рукой по столу. «Скажем, виноград, - схватил он оборванную где-то вчера мысль, - питается солнечным светом, а какая ж дрянь-то выходит!» Опрокинул недопитый стакан. «Лучше б виноград на цветочках сосредоточился, не пришлось бы с плодами маяться».

Аля никогда его особенно не любила, сколько б не уверяла в обратном. Так, разрешала себя любить. Молчаливый и безупречный критерий подобной связи – разница в возрасте. Разрешила помочь ей с диссертацией. Разрешила жениться – почему бы и нет, раз всей обсерватории было известно об их отношениях.

Телефон снова зазвонил, уже с отчаянной хрипотцой. Или он так и звонил, звонил, не переставая, но в какой-то момент звук попал в «слепое пятно» восприятия Доводчика. Свет и звуки давно перекликались в его сознании – нет, не после вчерашнего Фалерно, питого в трагическом одиночестве, а с тех пор, как он, Доводчик и Создатель в одном стакане, придумал и воплотил Поющее Зеркало. «Аля тоже пела, иногда, когда мыла посуду на кухне – хотя делала она это все реже, в смысле, мытье посуды. Посуда – это ж мелочный никчемный быт!»

В его оплывшем сознании заскользили виноградины на донышках свадебных тарелок. А потом мыслями Доводчика не менее болезненно завладела другая дама – Вселенная. Блистательная и холодная. «Обширнейшая и просто космически наглая баба, подмигивающая мириадами глаз-звезд и водящая за нос поколения ученых!»

И почему Вселенная глуха к попыткам человечества призвать хоть к какому-то контакту внеземные расы? Их ведь не может не быть! Внеземные цивилизации выходят на контакт только с равными, это тоже очевидно, но никто не представляет, насколько давно, масштабно и оживленно мог бы вестись подобный «разговор» рас! Правда всегда глушит неожиданностью, как последний недопитый стакан.

Открылось простое соответствие света и звука – и теперь заполненная излучением Вселенная должна взорваться песнями, воплями, руганью. И лекциями. О, да, лекциями о собственном устройстве! Реальное воплощение информационного поля, обретшего голос.

Поющее Зеркало – ключ человечества к этому полю. И показатель готовности человечества вступить в «высший свет». А уровень расы определяет только уровень технологии, а не какая-то там мораль или религия – в этом Доводчик был убежден совершенно.

«Но Алька-то! - вспыхнуло с новой силой раздражение. – Диссертацию ей, а?!"

Звонили в дверь.

«А теща об одних огурцах думает! Уют в семье – это семейные ужины и запасы огурцов на зиму. Единица счастья – один огурец! Как тошнит меня от обывателей… А женщина должна заниматься хозяйством, а не диссертацией! Что-то сбился я… Да! Говорил, говорил я Альке, каждый день говорил – причем без скандалов, тихим голосом! - чтобы довести… то есть, донести до ее прожженного феминистского сознания…»

В дверь тяжело били. Доводчик воздел себя на ноги, прошествовал к зеркалу. Глянул. Вот, лицо честного и порядочного человека, настоящего ученого. Люди делятся на ученых, ведущих человечество к торжеству разума, и на всех остальных, обязанных ненавязчиво и терпеливо им помогать!

- Да кто так колотит!? Вражьи морды повсюду! Упреки, слезы, огурцы… Аленька, маленькая моя, но как же мне без тебя плохо… - Доводчик заплакал.

В такт ударам в дверь отозвались напольные часы. Полдень. Все космические станции орбиты Земли направляли на Зеркало сфокусированные лучи - они накатывали и бессильно разбивались о развернутые невпопад гибкие ячейки немой мечты человечества.