Форумы фензина

Итак, от имени и по поручению Лошадки, открываю.

Условия:
Главное ограничение - все действие конкурсного рассказа занимает один день. Не световой, а сутки. Можно чуть меньше, но ни в коем случае не больше.
Второе главное условие - как можно живее и реальнее показать своего героя. Детали его жизни, привычки и слабости, мотивы поведения. Могу сразу заметить - героев лучше добавлять не слишком много.
Третье: рассказ должен быть фантаст ическим. Это может быть космос, футур, техно, фэнтези, фэнтези-реализм, мистика, легенда. Все равно, ведь главное тут - человек (гном, вампир, таукитянин). Но если уж беретесь описывать НЕ человека - помните, что он мыслит и ведет себя иначе.
И не тревожьте, ради бога, дух Профессора, не пишите фанфики!

Подумайте, а почему ваш герой поступает именно так в этот момент? В какой руке он держит ложку? На правой руке у него есть мизинец? Когда он смотрит на солнце, он щурится или глядит до тех пор, пока не ослепнет на время?
Он путешествует, сражается, пьет вино, молится, снаряжает корабли грузом - почему он это делает, зачем?
Какая на вкус вода в заливе, в которой утонул галеон с пряностями? (к слову о кораблях)
Замочная скважина на входной двери была испачкана воском? Кто из знакомых героя служил на крейсере, который упал в корону Проклятой звезды?
Что думает обо всем этом ваш герой и как это влияет на его поступки в рассказе?

Вы можете не описывать все причины поступков, но постарайтесь сделать так, чтобы мы сами это представили.
Герой не появляется нарисованным на театральном занавесе, он живой человек. Его привычки, мысли и желания по-разному сказываются на его же решениях и отношении ко всему.

*Срок подачи - две недели, до 6 августа включительно.
Продлев ать не будем!
Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
* Минимальный размер - 5 тыс. знаков с пробелами. Максимальный не ограничен (по просьбам плодовитых авторов).
* Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
* Ведущий (то есть я) производит грамматическую правку по просьбам авторов.
* После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.
*Голосование слать мне в личку. После подведения итогов конкурса все голоса будут обнародованы.

ВНИМАНИЕ! Авторы, присылающие рассказы на конкурс, должны принимать посильное участие в последующем обсуждении рассказов и участвовать в голосовании.

Конкурс продлен на день, до ночи с 7-го на 8-е августа.

№1

Брачная ночь

Гордые тени гор тянулись к небольшой деревушке на берегу тихого, поросшего по берегам высоким камышом озера. Ни одного звука не доносилось с той стороны, ни один петух не провожал в этот вечер солнце, не залаяла ни одна собака. Лишь одна корова тихо брела возле забора на краю деревни, дожидаясь, когда откроются ворота. Но никто не спешил укрыть на ночь кормилицу — и ни в одном окне не зажегся свет. Мрачные дома становились все темнее и темнее. И вдруг, словно по волшебству, вспыхнули, как свечки: над озером запахло гарью — туман стал черным.
— Вы меня поняли? — волнуясь, проговорил молодой человек в порванной мантии. — Вы все, все будете меня помнить! — глаза его блестели нездоровым блеском, на губах застыла блуждающая улыбка. Был он худ, в кровоподтеках, скулы, нос, подбородок торчали остро. На самом видном месте на шее остался след веревки.
— Сурим, ты дурак? — голос девушки в белом свадебном платье задрожал. — Всем-то зачем было мстить?
— Думай, что хочешь, но вам, отрепышам, места в моем краю не было и не будет! — высокий крепкий мужчина, связанный по рукам и привязанный к дереву, повернул голову к девушке. — Я давно говорил, Мари, что глупая твоя жалость и его больное воображение до добра не доведут! Он же возомнил себя колдуном, он ступу себе строгал! — глаза его налились яростью. — Слышишь, ты! Я тебя из-под земли достану! — с ненавистью бросил он.
— Я надеюсь, вы поняли меня? — снова проговорил молодой человек, внезапно успокаиваясь. — Я сегодня поверил в свою звезду.
— Отпусти нас, Сурим. Может быть, там кто-то еще жив, — со слезами в голосе попросила девушка.
— Нет. Все, кто хотел меня убить прошлой ночью, мертвы. Ты одна проявила сострадание. И я прощаю тебя. Но не настолько, чтобы позволить убежать от гада, который заставил меня встать на колени… — он замолчал, лицо его исказила брезгливость.
— Ну, так договаривай! — оскалился в усмешке мужчина, привязанный к дереву. — Ох и поржали мы!
Молодой человек не обратил внимания на его слова.
— Ты будешь спать с ним в одной постели, ты будешь делать то, что они заставили сделать мою сестру, ты будешь бояться его… Каждый день! — он взглянул на девушку с жалостью, но взял себя в руки.
— Сурим, а тебя… разве тебя не нужно бояться? Ты же убил их всех! Всю деревню! После того, как твою мать… твоих родителей… — девушка ненадолго примолкла. — Моя мать никогда не гнала тебя и Злату от нашего дома, мы помогали вам! Их за что?
— Мари, я носил бы тебя на руках, и ты это знаешь. И сегодня ты поступила опрометчиво, когда отказалась уйти со мной, но если ты так решила — это твоя судьба.
— Ты сошел с ума! Неужели ты думал, что между нами что-то могло быть? — всплеснула девушка руками. — Где бы мы стали жить? В вашей развалившейся избе? Чем бы мы стали кормить детей? Ты напрасно подобрал этого бездомного пса, лучше бы ты купил козу. Но ты никогда не работал, как другие. Твоя вера в чудеса затмила твой разум.
— Я бы построил для тебя дворец… Но сейчас мы уходим, — молодой человек погладил по волосам спящую девчушку, слегка потрепав ее. — Злата, просыпайся. Нам пора.
Девочка открыла глаза и сразу испуганно сжалась, заметив неподалеку от себя мужчину, глаза которого хищно сверкнули, и спряталась за спину брата, подбирая разодранный подол окровавленного платья.
— Ты дорого заплатишь за мою семью! — поклялся мужчина со связанными руками. Он зло дернул веревку, но она оказалась крепкой. — Из-под земли достану тебя, щенок! Вам это не сойдет с рук!
— Сойдет! — с презрением бросил молодой человек.
Он поднял девочку на руки, усаживая в деревянную, выдолбленную из дерева, вместительную открытую кабину-корыто, установленную на странной конструкции из железа, укутал потеплее одеялом, бросил туда же рюкзак, сел в корыто сам, подзывая беспородного пса на трех ногах, который сам запрыгнул в корыто, улегшись в ногах девчушки.
— Как только мы поднимемся в воздух, ты сможешь развязать его. Твои руки не связаны, на твоей веревке нет узла.
Мужчина, сидевший по ту сторону костра, громко расхохотался.
— Ты слышала, он собирается полететь в этой бочке! После того, как Бортрок поимел его сестру, у него окончательно снесло крышу! Ты не уйдешь отсюда живым!
— Уйду, — спокойно ответил молодой человек. — Твой мир — одна деревня и пятачок огорода, мой мир — круглая планета, в которой сотни и тысячи прекрасных мест, где не будет ни тебя, ни твоей жены. Переживет ли она пьяную твою выходку, мне уже все равно. Я провел с вами целый день и понял, что все, что я думал о ней, было лишь фантазией. Я мог бы уйти давно, но ты, Мари, держала меня здесь. Я заплатил за свои фантазии такую цену, которая ляжет на тебя вечным проклятием.
Из-под корыта вырвалось голубое пламя. Корыто поднялось и ненадолго зависло в воздухе, остановившись над верхушками деревьев — и вдруг исчезло, растворившись в темном небе среди россыпи звезд.

Девушка, наконец, освободилась от веревки, бросившись на помощь мужчине.
— Ты видела, он поднялся в воздух, — хмуро сказал он, разминая затекшие руки. — Если это корыто и в самом деле умеет летать, нам их не догнать.
— Забудь о нем, — девушка с тревогой взглянула в сторону деревни. — Что мы будем делать?
— А все ты, — недовольно бросил мужчина. — Знал бы, что у вас что-то было, обходил бы десятой дорогой! Прознает кто в деревне, позора не оберусь. Лучше б я женился на Бояве. Видная девка, статная, и надел земли в приданное дали, не в пример твоему отцу. Алехандр пропьет его или спустит в кабаке в кости.
— А ты как будто не знал, что он влюблен в меня! — упрекнула девушка. — Зачем ты позволил Ботроку издеваться над его сестрой?
Мужчина отвернулся, скрыв усмешку, но она не ускользнула от девушки.
— Ты хотел его унизить? Зачем? И ты… ты тоже…
— И Валдис, и Крут, и Рамир. Какое это имеет значение? Она сама этого хотела, обыкновенная потаскушка. А не хотела бы, не полезла бы в реку голой.
— Она же ребенок! Злата - ребенок! Ей всего тринадцать! — ужаснулась девушка. — Как ты мог? Ты же говорил, что любишь меня!
— Ну да… А что, я должен был тебя перед свадьбой испортить? И на что бы ты мне, порченая, сдалась? Больно бывает только раз, а потом приятно! Да, не святой! Скажи спасибо, что тебя парни обходят стороной, а то бы ворота мазали дегтем. Мы никого не убиваем и не сжигаем дома. И хватит ныть! Все это в прошлом. Теперь ты - моя жена. Пойдем, надо посмотреть, может, хоть что-то осталось.

Дорожка из примятой травы обогнула пруд, нырнула в небольшой перелесок, за которым снова вышли на озеро. Мужчина шел неторопливо, но широким шагом, девушка его едва поспевала за ним, собирая подолом сухой репейник с обочины. И внезапно мужчина остановился, заметив застывшую на берегу фигуру старика.
— Дедо Валькирий, — девушка подбежала к старику, тронув фигуру за плечо.
— А? Что? — встрепенулся старик. — Что это я, заснул? — Он протер глаза, подергал удочки, проверяя наживку: — Вот зараза, не клюет! Место-то вроде прикормленное.
— Дедо, что с деревней? — девушка с тревогой заглянула в его лицо.
— А что с деревней? — не понял старик, оглянувшись. — Стоит! Да, не клюет. Перейду на другое место, — старик подобрал банку с наживкой, положив ее в корзину, смотал удочки.
Девушка перевела взгляд в сторону деревни, и лицо ее медленно вытянулось: туман быстро рассеивался, открывая не тронутые огнем дома, разбросанные по берегу. Где-то уже зажигали свет. Тишина внезапно резанула уши стрекотом кузнечиков, кваканьем лягуш, и, словно по команде, запели петухи, залаяли собаки, а на краю деревни прокричал голос бабы Марены:
— Зо-орька, Зо-орька…
— Ты посмотри, он никого не тронул! — радостно воскликнула девушка. — Я чувствовала, я знала, он не мог!
— Слабак, — презрительно сплюнул мужчина. — Ладно, домой пошли. Нас, наверное, потеряли. Я проголодался. Сходил, называется, сорвать цветочек. Этот гаденыш знал о нашей заимке, — он вынул из кармана записку, бросил ее на землю. — Следил за нами не первый день.
— Нет, — отшатнулась девушка в испуге.
— Что значит - нет? — опешил мужчина. В голосе его прозвучало нетерпение.
— Нет, — едва слышно прошептала она, тоскливо обратив взгляд в ночное небо, где исчезло корыто деревенского молодого мага.
Глаза мужчины, как там, на поляне, налились кровью.
— Сука! Ты куда смотришь?! Ты мне жена, и будешь делать то, что скажу! И встанешь, и ляжешь! А то на всю деревню заявлю, что порченая была! — он резко схватил ее за косу и намотал на руку, с силой ткнув кулаком под дых. — Вперед меня побежишь! — погрозил он, махнув кулаком у носа. — Я выбью из тебя дурь! На меня смотри! В глаза мне смотри! Мать твою! — удар ногой заставил девушку упасть на колени. Еще один удар — и из носа побежала кровь. Девушка охнула, хватая воздух ртом.
Старик Валькирий с прищуром усмехнулся в бороду, помог ей подняться.
— Правильно, Матеуш, крепким будешь мужиком. А ты мужу не перечь. Пока в девках ходят — баловство на уме, а мужняя жена должна и сапог снять, и стол накрыть, и деток нарожать. Иди, иди, — благословил он испуганную девушку. — Завтра у тебя все будет по-другому.

№2

Медная роза

Медленно шагая по вымощенной брусчаткой мостовой, он приближался к обширной торговой площади. Площадь собирала главных торговцев изделиями из железа. Коваными решетками, орудиями. Но большинство прилавков ломилось от нагруженных на них сюрреалистичного вида украшений. А что поделать, на то был высокий спрос. Вокруг проезжали на биротах* важного вида господа, выбиравшие очередную дорогостоящую игрушку для своей очередной дамы сердца. Из выхлопных труб паровых самокатов при наклоне вперед либо в стороны под давлением вырывались клубы сжатого и горячего воздуха. Бедные же люди передвигались своими силами и имели лучшую физическую форму. Что невозможно было не заметить человеку, имевшему повышенное врожденное чувство любопытства. Реймонд Кингстон являлся именно таким человеком.
Он все так же медленно вышагивал вдоль прилавков, рассматривая предложенные товары. Пока не нашел, по его мнению, лавку, хозяин которой может помочь ему решить вопрос, с которым он, собственно, сюда и прибыл.
Преодолев большой путь в крупнейший торговый город страны, Реймонд искал необходимую оружейную лавку. Он выбрался так далеко в попытках заменить или исправить и усовершенствовать напоминавший о местах и временах былой славы нож танто** , помогавший ему в трудной ситуации. И не раз спасавший жизнь. В нынешнее время нельзя было без оружия, и бывший военный офицер понимал это, как никто другой. Любые средства защиты были хороши. Но сила, прирученная еще в глубокой юности, и техника, отточенная годами тренировок, давали понять – лучшее - это то, что не даст осечки здесь и сейчас. С чем придется отбиваться от атак охотников за легкой выгодой и чужими кошельками.
А кузнецы, способные в короткие сроки заточить любое лезвие, были в почете, хоть и проигрывали в количестве затачиваемых ножей точильным аппаратам. Зато качественно заточенный на точильном камне нож не нуждался в повторной процедуре долгие годы использования. Да и иметь дело с человеком было гораздо приятнее, чем с пустой железкой.
Но и обычная прогулка по новому месту не могла не пойти на пользу. Предоставлялась возможность очутиться в центральном городе, через который проходило все, впоследствии оказывавшееся на прилавках и витринах по всей стране.
В палатке, отделанной со всех сторон в традициях народов с востока, просматривались новые модные веяния обустройства большим количеством рычагов и мелких сплетений проводов и железных суставов, применяемых, должно быть, для облегчения обслуживания покупателей, но занимавших непростительно много места, в сравнении с приносимой ими пользой.
Не став долго тянуть, Реймонд начал разговор с мужчиной лет сорока, со смуглой от постоянного нахождения под солнцем кожей. Его однодневная щетина и раздраженный вид свидетельствовали о том, что сегодня он встал поздно и собирался впопыхах.
- Где здесь можно наточить старый нож?– спросил он, обращаясь к купцу тучного вида, торгующему всяким железным барахлом. Правда, среди прочего иногда попадались интересные вещи. Рей вытащил из кучи серебряный маленький ножик с неизвестными ему письменами на лезвии. Повертел его в руках.
- Таким, наверное, может управляться только очень маленький человек…или ребенок?! – со знанием дела заметил он. - И я не расслышал ответа на свой вопрос, будьте так любезны, повторите еще раз, – его губы еле видно изогнулись в насмешливой улыбке.
- У старого Лиса лучшая в Пароте кузница. Он изготовляет мечи, ножи, а также всяческие изделия из железа, меди и серебра. Я думаю, он сможет помочь тебе с твоим несчастьем, – сделав вежливый вид, но не упустив возможность ответить каверзой, толстопузый купец искривил свои пухлые губы в улыбке и негромко рассмеялся, чем привел в действие весь механизм своего грузного тела. Оно стало содрогаться от вибраций, зародившихся на лоснившихся, багровых щеках торговца и быстрыми волнами исчезающих на прикрытом расписным шелковым халатом животе.
– Спасибо за неравнодушие, – бросил Рей, отворачиваясь и обдумывая, в какой части города искать кузнеца. Встав и направившись к выходу, он ускорил шаг, дабы не быть ввязанным в очередную беседу с представителем ремесленной гвардии. Торговец уже готовился внести свое предложение насчет глиняной посуды. Он утверждал, будто она – самая стойкая и долговечная по эту сторону реки Кегабры.
Рей продолжил свое знакомство с новым ему городом. Он двинулся дальше, обходя толпу зевак, обступивших игрока, который за небольшую сумму заключал пари с любым желающим. Выбор лежал между тремя стаканчиками. Чтобы выиграть, требовалось всего лишь угадать, в каком из них после нехитрых движений руками окажется маленький шарик, сделанный игроком ранее из обычного листка белой бумаги, также перед глазами наблюдателей.
Везде по городу пестрели вывески. По их виду можно даже было определить – какую выручку за день имеет их заказчик. В каждом квартале была хоть одна лавка, услуги которой, безусловно, должны были понадобиться каждому проходящему мимо человеку.
Особенно позабавила вывеска ремонта тяговых механизмов повозок и телег. Хозяин выставлял ее, аккурат когда дорога превращалась в сплошные ямы и ухабы. Мастер тяговых механизмов не был лишен смекалки. И знал, как лучше всего расположить свою рекламу. А саму лавку построил неподалеку от мест неудач будущих клиентов.
По описанию торговца, кузница старого Лиса находилась на другом краю города. И попасть туда сегодня Рею никак не получалось – ворота, разделяющие город на восточную и западную части, закрывались на ночь. И людей без пропуска стража не жаловала. А пропуск у Реймонда отсутствовал, ведь он не был жителем этого города. И он решил остановиться на ночлег в ближайшем на пути трактире.
***
Трактир под названием «Свинячьи уши».
Он вошел.
В трактире его сразу обдало запахом пива. И сена, которым был устлан пол и в которое втаптывалось все то, что падало на пол. Или кидалось туда специально – за ненадобностью.
- Вы впервые в этом районе, я вас раньше не видел? – спросил мужчина в кухонном фартуке, заляпанном уже не в первый, судя по засохшим пятнам, фартуке. - Я Сем Сторр. Но все здешние называют меня – Сем Рэд.
И действительно, лицо Сема кроваво–красного цвета. От давления, вечной беготни или просто от природы. Реймонд не обращал внимания на попытки проявить гостеприимство.
- Да. Но у меня нет желания обсуждать, кто я и откуда в столь поздний час.
Рей рассматривал, как обставлена зала. На стенах были головы животных. В самом центре нависала над остальными трофеями голова могучего кабана. Складывалось впечатление, что кабан при изготовлении чучела оставался живым и пытался откусить руки – так ощетинилась на гостей трактира его пасть.
- Вы охотник? – спросил Рей, закончив осматриваться вокруг. Или сделал вывод.
- Я – нет. Я и чучел-то этих побаиваюсь, господин. Все, что на стенах, мне досталось от отца. Он был большой любитель охоты. Да и зверей в наших местах ранее было много больше, чем сейчас. Если вообще так можно выразиться. Со всем этим новьем в виде заводов, последнего зверя видели далеко за пределами нынешнего города. А головами украсил стену, чтоб людей попугать да придать трактиру хоть какой-то занятный для посетителей вид.
- А комната свободная у вас найдется? – Рей стал быстрее задавать вопросы, чтоб не натолкнуться на очередное любопытство трактирщика.
Внешний вид и одежда потенциального постояльца бросалась в глаза с того момента, когда он открыл дверь. Сем уже раздумывал над суммой, которую Рей может оставить в кассовом аппарате и, соответственно, в кармане хозяина трактира. Пользуясь ночным запретом на пересечение Главных ворот и понимая безвыходность положения будущих гостей его постоялого двора, он мог потребовать за ночлег любую сумму. Но понимал, что есть ограничения – если он запросит слишком много, то может потерять клиента.
Но сегодня дом был полон гостями. И свободной оставалась лишь одна комната близ чердака. Никто из местных жителей, не успевших попасть на ту сторону города, не хотел ее занимать. О ней в последнее время ходили неприятные слухи, и все просто боялись в нее подселяться.
Хозяин трактира помнил об этом, и, хоть деньги были всегда не лишними, но пускать в злополучную комнату постояльца... Тем более, он не из местных жителей. Он долго не отвечал Рею. Но, осмотрев его с ног до головы и убедив себя, что этот человек не пугливый, решился на неоднозначный ответ.
- Комната есть, но вы осмотритесь вокруг. Может, закажите выпить-закусить, а потом, если вам еще захочется, мы обсудим детальнее все условия проживания.
Без сомнения, Рей почувствовал, что от него что-то скрывают. И что трактирщик не все рассказывает. Но Реймонд все списал на жадность – что Сем лишь пытается набить цену.
- Ох темните вы, господин Ред, ну так и быть – я вам подыграю, - Рей улыбнулся и отошел от прилавка глубже в зал. Там сел за первый попавшийся столик и развернул меню. И стал его изучать. Большинство позиций в нем занимали слабоалкогольные напитки: пиво, настойки на ягодах и тому подобное. Небольшой раздел отводился под закуски и обычную еду.
Реймонд заказал себе стакан вина с труднопроизносимым названием и приемлемой ценой.
Заказы носила молодая девушка–официантка, в широкой, ниже колен юбке с оборками, в высоких сапогах. Из–под юбки на поворотах, когда девушка резко меняла направление движения, виднелись резинки чулок. На ней была белая, с длинным рукавом и кружевными манжетами, рубашка. И, естественно – кухонный фартук, чтобы не пачкать одежду. Волосы, цвета меда в сотах – ярко-оранжевые, еще напоминавшие Рею закат солнца, - были заколоты в хвост и прижаты белым головным убором, который невозможно нормально описать, но такие носили все, кому длинные волосы могли помешать выполнять свою работу.
Рей следил за ней взглядом.
Невысокого роста, она так быстро и легко лавировала между рядами столов и стульев с подносами или кружками с пивом. Притягивала взор. У нее внутри будто жужжал моторчик, как в новейших изобретениях ученых. Она была самым веселым человеком в этом помещении. Всем улыбалась. Смеялась. Ее глаза излучали свет того солнца, увиденный Реем в ее блестящих волосах.
Рей следил за ней… взглядом.
И тут их глаза встретились. Серо–зеленые глаза бывшего военного, участвовавшего в войне, видавшие множество смертей и страданий. И каре–зеленые добрые глаза молодой девушки, работавшей официанткой и помогавшей отцу в деле всей его жизни. И замерли, рассматривая друг друга. Ненадолго. Она продолжала разносить заказанную еду и напитки. Изо всех сторон залы доносились голоса, требовавшие обслужить их первыми.
Внимание Реймонда привлекла компания за дальним столом, в высоких рабочих ботинках, темно–коричневых куртках. По их виду – они все работали на одном заводе. Кепки – основной головной убор рабочих - были сложены рядом с каждым рабочим их компании. Куча пустых кружек свидетельствовала о том, что они давно отмечают важное событие – скорее всего, день зарплаты.
Рей допил мелкими глотками свой стакан вина. Поняв – время, отложенное Семом на раздумья и приготовления к обсуждению аренды комнаты, прошло. Хотя ему оно и не нужно было, но стало интересно, что ж придумает Ред для того, чтоб поднять цену на комнату. Встал. Пропустил шатающегося пьянчугу, который, потратив последние гроши, собирался уходить домой и неуверенно следовал к дверям.
Рей подошел к прилавку. Трактирщик с напряженным и сосредоточенным видом протирал чистую посуду. Наливал пиво в кружки и выставлял их для официантки.
- Это то, что я умею: мыть стаканы и кружки да разливать в них пиво и угождать людям. Необходимое умение, – не обращая внимания на бывшего военного, сказал трактирщик, протирая последнюю мокрую кружку. – И иногда переубеждать людей – как в вашем случае с комнатой.
- Кстати, что там насчет комнаты? Все проблемы устранились? – усмехнувшись, спросил Рей.
За дальним столом компания оживилась и захохотала. Чем привлекла внимания и Рея и трактирщика.
- Видите вон тех, за дальним столом? – кивнув на уже надоевшую Реймонду компанию, сказал Рэд.
- Ну и? – не поворачиваясь, пробубнил бывший военный.
- Так вот – они заняли последние оставшиеся на третьем этаже комнаты, кроме одной. На чердаке. Но она маленькая, в ней нет кровати, можем лишь постелить на полу матрас. Окно забито досками. И вообще мы всегда ее использовали как кладовую. Чердак ведь!
- Хм…Выбора у меня все равно нет. Так что давайте хоть эту. Ночь переждать где–то нужно. И во сколько мне обойдется этот чуланчик?
- Всего лишь 50 ро*** .
- 50 ро? В этих краях обычная цена комнаты – 50 ро. Давайте 40? И 10 я доплачу, если мне принесут таз горячей воды. Как раз и получите свои честно заработанные деньги.
- По рукам! Но есть еще одна проблема. Как вы относитесь к неупокоенным душам? То есть – к призракам?
- Встречать такое не приходилось. Но можете не бояться – на войне я чего только не повидал!
- Это хорошо.
- А у вас тут еще и призраки имеются?
- В последнее время люди стали жаловаться. И как раз на третьем этаже. По ночам из коридора слышатся странные звуки. Скрипы. Лязганье железа. Как в той истории про замок Кентервилль. Но ни один еще посетитель не рискнул открыть дверь, выглянуть и посмотреть – что же является причиной всей какофонии.
- Ну, вот заодно и гляну впервые в жизни на привидение. Только вот нож лучше было бы заострить. Вдруг понадобится. Надеюсь, против привидения и подтупленное лезвие подействует.
- Удачи вам, господин Реймонд.
- Еще один нескромный вопрос. Эта официантка с волосами цвета зари, она не совсем вписывается в мое понимание о подобных заведениях.
- Это моя племянница Габриэлла. Она иногда помогает мне, приезжает на несколько дней и помогает по хозяйству вечерами, когда полно народу. А могла бы и не помогать – отец ее известный купец из большого соседнего города. У них там целая усадьба с огромным количеством лакеев, слуг, еще и сторожевых собак два вольера. Редко ее отпускает.
Вечером на чердак в покои Рея принесли таз с горячей водой.
Девушка среднего роста, худая с темными, как уголь, волосами и серыми глазами. Ее взгляд был похож на взгляд котенка, оставленного под дождем нерадивыми хозяевами и промокшего до нитки. Путешественник ожидал увидеть ту рыжеволосую девушку, разносившую заказы в главной зале. Но, видимо, трактирщик Сем не посылал племянницу на столь грязную работу, как обслуживание и уборка в комнатах постояльцев.
- Чего–нибудь еще? – спросила темноволосая, поставив таз перед матрацем, служившим в эту ночь кроватью, и поклонилась, показывая готовность прислуживать.
¬- Нет. Спасибо. Ты можешь быть свободна, – уже не обращая на нее внимания, Реймонд принялся за то, чего с самого утра ждал, – водные процедуры с теплой водой.
Она еще раз поклонилась и вышла за дверь, легко прикрывая ее. Слышны были только шаги, доносящиеся из-за двери в коридоре.
Зачерпнув ковшом воды Рей, наклонил голову и полил на нее. Предварительно развязав завязки на рубашке. И чтоб уж точно не намочить – снял рубашку и кинул ее на край матраца. Продолжил круговыми движениями втирать душистую вязкую жидкость в кожу головы, выпрямляя пальцами мокрые волосы. Закончив с мытьем головы и завязав мокрые волосы в конский хвост, бывший военный принялся обтирать свое тело мочалкой, смоченной в воде и смягченной припасенным куском пряно пахнущего мыла. Пена покрывала его от крепких плеч до низа живота. Вода, политая им на плечи, стекала по груди, отблескивая от огня единственной свечи, стоявшей в углу комнаты на полу. И, достигая пупка, капала обратно в таз, вздымая вихри мыльной воды и оседая на дне. Реймонд, в позе лотоса, склонился над сосудом с уже мутной от мыла и шампуня водой. Его напряженная спина переливалась капельками оставшейся на ней жидкости, а сильные руки быстро двигались по телу в поисках еще не покрытых пенной жидкостью мест. Он был уже полностью обнажен. Труднее всего далось снять брюки и прикрепленную вокруг правой ноги конструкцию, поддерживавшую раненую на войне ногу. Не оставив ни одного места без внимания шершавой мочалки, он встал ногами в таз и стал медленно обмывать себя. Пена стекала по груди, подпрыгивала на рельефном от кубиков пресса животе и стремилась к ногам, не обходя причинное место. Изредка капли задерживались на самом его крае и подолгу держались на нем. Закончив мыться, он вылез из таза. Обтерся единственным имевшимся под руками полотенцем. Обвернулся им вокруг пояса, спустился по лестнице и вышел в коридор, с наполненным мыльной водой тазом в руках. В его коморке не было окон, и он, найдя первое попавшееся окно, повернул щеколду, распахнув его, и вылил содержимое на улицу. С улицы громко и грязно выругались недовольные попавшими на их ботики брызгами прохожие.
Вернувшись в комнату Рей, скинул полотенце и повесил его сушиться. А сам, положив, как он всегда делает перед сном – армейская привычка - нож под подушку спокойно лег спать. Подушкой была наспех свернутая куча различных тряпок, к его счастью, чистых, на скорую руку скрепленная между собой булавками. И, утомленный дальней дорогой, он сразу же уснул.
За ночь его будили два раза: когда, около полуночи, изрядно выпившая компания рабочих, сидевших с ним за соседним столиком в зале, возвращалась в свои комнаты. Они кричали, смеялись, дергали своих женщин на одну ночь, а те в ответ тонко вскрикивали или громко матерились. И уже ближе к двум часам ночи, когда он услышал странные звуки из коридора. Звуки, похожие и на плач, и на скрип несмазанных деталей, и на лязг цепей, бьющихся друг об друга.
Поднявшись и надев брюки, Реймонд направился к двери. Приоткрыв дверь, он увидел, что со стороны лестницы исходит слабое свечение, будто в коридоре внизу были зажжены несколько очень маленьких свечек. Звук усилился. Что–то медленно приближалось к пролету от его двери в коридор. Поскрипывало и издавало звук похожий на стон. Путешественник выглянул в приоткрытую дверь. Его глазам предстала очень странная и не поддающаяся описанию ситуация. По коридору, скрипя и издавая высокие ноты, двигался силуэт. Он отдаленно напоминал человеческую фигуру. Но …
Решив проследить за привидением, Реймонд завязал высохшие волосы, достал свой нож и вышел за дверь. Спустился вниз и замер, увидев непонятный силуэт, хаотично двигавшийся по коридору. Привидение продолжало движение, отдаляясь от него, и, казалось, не замечало следившего за ним человека. Рей медленно двигался и наблюдал, как поведет себя привидение. Он продолжал крепко держать в руке нож, готовый в любой момент броситься в бой. Подобравшись ближе, бывший военный рассмотрел, что это было не обычное привидение. По научным трактатам считалось, что привидение состоит из плазмы и многочисленных сгустков энергии. Но только не это. Оно состояло полностью из огромного количества мелких медных, железных и латунных частей часов.
Внизу дребезжала маленькая подставка круглой формы на четырех равноудаленных друг от друга колесах, похожих на колеса роликовых коньков. От нее вверх устремлялась вереница из шестеренок и других деталей, больших и маленьких. Все они выстраивались в причудливую форму. Напоминала она фигуру человека, но с руками, прижатыми к туловищу, а вместо ног – шлейф из шестереночного механизма. Все шестерни соединялись между собой и вертелись, придавая хаотичное движение всей фигуре. Казалось, вместе их не держит ничего. Но первое мнение было ошибочно. Так как их удерживало в центре какое-то поле притяжения. За обеспечение его отвечала подставка на колесах. Строение постоянно менялось. Привидению тяжело было постоянно поддерживать одинаковую форму. На подставке светились три небольшие газовые лампочки. Такая подсветка, освещавшая всю форму творения, придавала ему более устрашающий вид. Казалось, что оно нависает над стенами и дверьми и достигает самого потолка. Но это был не единственный источник света.
Рей не покидал своего импровизированного убежища. Как бывший военный, он изучал потенциального врага и старался быстро разобраться, каким образом вести себя с таким противником, если придется вступить в схватку.
Из внутренностей творения исходил яркий по природе, но приглушаемый постоянным перемещением частиц свет. В ней будто теплилась жизнь. И свет, исходивший из центра, олицетворял ее.
Энергетический центр, мотор всего строения, если его разрушить, существо можно остановить, подумал путешественник.
Сделав шаг и обнаружив себя, Рей пошел на сближение с недоброжелательно настроенным противником. Очертания призрака вдруг стали заметно модифицироваться и приняли форму вихря. Механизмы закрутились со в тысячи раз большей скоростью. По коридору эхом пронесся шум бьющегося в столкновениях железа, меди и латуни. Воронка смерча, издавая жуткий для барабанных перепонок гул, двинулась на бывшего военного. Внутри все большим огнем разгоралось пламя металлического духа. Казалось, сущность злится, и чем ярче свет, исходивший от него, тем яростнее оно становилось по отношению к непрошеному гостю, коим являлся путешественник Реймонд Кингстон, бывший военный, офицер разведывательного корпуса девятнадцатой дивизии вооруженных сил Варакии.
Железная воронка, олицетворявшая теперь привидение, сократила расстояние до путешественника вдвое и заглохла, сбросив обороты вращения, и, словно кобра, раскачивалась медленно из стороны в сторону. Кольца, сформировавшиеся из шестерен во время выжидательного маневра - остановки, -неспешно вращались вокруг основного корпуса махины. Жизнь в ней, если таковая вообще существовала, - замерла либо прекратилась совсем.
Обе стороны не проявляли дальнейшую инициативу в борьбе и обоюдно избрали тактику изучения.
После минутного ожидания, Реймонд перешел к решительным действиям. В попытке спровоцировать привидение и проверить его атакующие возможности. И можно ли, и стоит ли ему противостоять. Он сделал легкий шаг вперед и в резком выпаде направил острие своего длинного ножа в сторону затихающих колебаний механического силуэта.
Посмотрим, что я до сих пор еще умею, пронеслось в голове бывшего военного с сомнением, - давно я не участвовал хоть в сколь либо малых сражениях.
Продумывая каждый шаг, каждое свое малейшее движение, бывший военный быстро перенес центр тяжести вперед и, как бы пригнувшись, направил лезвие в центр своей вращающейся мишени. Шестереночный вихрь мгновенно ответил, уйдя в сторону от удара, и играючи опрокинул Рея на дощатый пол. Реймонд не заставил себя долго любоваться сосновыми досками пола, подскочил и, снова приняв прежнюю выжидательную позу, прокручивал новые возможные повороты событий. А призрак, словно издеваясь, и вовсе замер на том месте, где оказался после нехитрого приема со стороны путешественника.
Рей, делая неспешные движения, старался медленно обойти препятствие стороной и зайти с тыла. Осмотреть все возможные прорехи в защите своего врага и нанести еще один удар. Удар, который должен был разбить энергетическое поле призрака и разрушить выстроенную железякой преграду. И когда он уже почти зашел за спину железному монстру, бывший военный, едва касаясь, наступил на нетвердо прибитую доску пола, скрипом выдавшую его. Деревяшка прогнулась под его сапогом, переломилась надвое, и он одной ногой провалился по колено сквозь пол, выронив нож. Тем временем, движения железных колец набирали обороты. Все быстрее и быстрее.
Теперь вихрь кружился по всему коридору, цепляя стены и оставляя в них зазубрины от острых, как оказалось позже, шестерен.
Реймонд не мог пошевелить застрявшей в образовавшейся дыре ногой. И нож при падании отлетел в сторону и лишь издевательски поблескивал в лунных лучах в нескольких метрах от места битвы. Под рукой была лишь сосновая дощечка толщиной в пару сантиметров. Из-за ее непрочности постоялец таверны и угодил в неприятное и набирающее опасность положение. И ей-то ему и пришлось защищаться.
Призрак набирал обороты. Пламя внутри него разгоралось со все большей силой. И уже освещало весь этаж. И пробивалось сквозь неплотно запертые щели в комнаты. Вихрь накопил силы для последней атаки и остановился на месте, в нескольких метрах от возящегося в попытках освободиться путешественника. Призрак расширился в стороны и сейчас занимал собою весь проход и слепил своим светом глаза. Реймонду оставалось прикрывать глаза обломком доски, что давало небольшую тень и возможность хоть как-то видеть действия соперника. Тем временем на привидении из общего сонма деталей отчетливо начали выделяться мелкие шестеренки со множеством заточенных концов. И в следующий миг три из них, крутясь и разрезая воздух, летели в путешественника. И с визгом врезались в своевременно подставленную под огонь доску.
Реймонду повезло, что шестеренки были мелкие, и лишь одна наполовину вошла в деревяшку и ее острие показалось с другой стороны. Остальные три плотно впились в дерево, но не прошили его насквозь.
Путешественник и не думал радоваться данному событию, ведь на его глаза готовился новый залп. Более мощный. Он понимал, что второго выстрела железа и меди ему уже не отбить. А значит, и не пережить.
Вся их суматоха подняла много шума, пыли и скрежета железа о железо и железа о дерево и камень.
В резких последних попытках вырваться из сосновой хватки, бывший офицер в мыслях прокручивал разные финалы своей жизни и то, что найдет хозяин таверны «Свинячьи уши» - краснолицый Сем Сторр по прозвищу Рэд - утром на третьем этаже, когда пойдет осматривать причины ночного гула. И как найдет полуголое тело путешественника, утыканное мелкими медными звездами, с которым еще вчера разговаривал и который так бесстрашно решился на глупый поступок – переночевать на третьем этаже ради любопытства увидеть привидение.
Но…
Вместо лавины шестерен его окатило с ног до головы ледяной водой. Сидя на деревянном полу, Рей с головой окунулся в прорубь. От неожиданности он зажмурился. По всему телу пробежали мурашки. Его словно осыпало инеем. Ощущения были шокирующие, не это он ожидал почувствовать в этот момент. Услышав звук падающего метала, путешественник открыл глаза и увидел девушку, державшую в руках пустой таз. Это была та девушка, что ранее вечером разносила заказы. Он была перепугана. Глаза, заполненные слезами, готовыми вырваться наружу. Но все же Габриэлла сдерживала себя. Они, как и до этого в таверне, застыли, уставившись друг на друга, но уже не рассматривая, а задавая взором немой вопрос. Ответить на него не мог ни он, ни она. Нога бывшего офицера все еще была зажата между досками пола. Девушка, увидев, что Рей не может освободиться, поставила тазик на пол, обошла застывшую фигуру и постаралась помочь.
Мучаясь в попытках вырвать или хоть на миллиметр отогнуть доску, она наклонилась над застрявшей конечностью. Но все зря – ей не хватало сил.
- Подай мне нож, попробуем использовать его как рычаг. Вон он лежит. – он указал девушке, все еще хранившей испуганное молчание, на противоположную сторону коридора. Она быстро подбежала и неумело с опаской взяла его двумя изящными пальчиками за рукоять. И быстро подала застрявшему мужчине.
- Вот, пожалуйста, – она, наконец, нарушила молчание.
- Спасибо, ты спасла меня, ты это понимаешь? – он начал ковырять края доски и резко поднялся, когда хватка ослабла. Нога слишком долго была зажата, и кровь не поступала. Он пошатнулся. Она поддержала его за руку.
- Как ты догадалась, что это подействует?
- Я подумала, что вода может помочь – он же механический? Я стирала внизу и услышала шум на чердаке, поднялась посмотреть. А тут такое! Я видела, как от него отходят какие-то лучи.
- И как нельзя кстати пришелся тазик воды, который ты почему-то взяла с собой!
- Да, – она улыбнулась.
- Хорошее совпадение.
Он оперся руками на подоконник – нога была еще немного замлевшая и плохо слушалась.
- Спасибо тебе, еще мгновение - и репутация вашего чердака подтвердилась бы, – он слегка усмехнулся.
- Я даже и не понимаю, как все произошло – я просто увидела - и все само собой получилось, – и ее губы озарила такая же улыбка.
- Давай, я тебя теперь провожу, а потом постараюсь уснуть, до рассвета еще далеко, и мне нужно постараться выспаться.
- Да, - она сделала шаг, пошатнулась и, если бы не Реймонд, упала бы на пол.
Он подхватил ее за талию. Поддержал и поднял. Ее тело расслаблено висело на его руках. Шок отошел, и от переизбытка эмоций за вечер она почти потеряла сознание.
- Спасительница, ты не показала, куда идти.
- Я Габриэлла – называйте меня так, если хотите, – произнесла девушка на ухо, еле шепча от бессилия, - идти вниз по лестнице и налево.
- Хорошо, Габриэлла, а я Реймонд.
Он улыбнулся и понес ее по указанному маршруту.
________________________________________
*Скутер на двух колесах. Перемещение осуществляется при помощи переноса центра тяжести.
**Короткий японский нож.
***Валюта

№3

Старший брат

I
Новое утро Марду почувствовал и улыбнулся ему, твердо осознавая, что успевает. Ни на секунду не сбавляя скорости бега, он бесшумно мчался в черноте.
Здесь не было солнца, а небо заменяла толща камня над головой. Но у Марду и его сородичей было особое чувство времени, которое не поддавалось описанию, которое развивалось и крепло в долгих тренировках. Таково условие выживания всех подгорных воителей. Слаженные действия отрядов и точность неизменно помогали побеждать в бесконечной войне.
Острым нюхом воин уловил запах гари, раскаленного железа, дыма. К нему примешивалась кислая вонь врагов. Гоблины пахли дубленой кожей, застарелым потом, кровью и жареным мясом.
Черными глазами без белков Марду увидел, как туннель впереди превращался в однотонную, плоскую картинку. Серый, красный, черный камень, пылинки в воздухе, золотые украшения Марду, его броня - все это выцветало, становилось серым и бесцветным.
Так на подземного воина действовало открытое пламя - впереди был пожар. Горела застава.
Он не испугался, привычный ко всему. Ничего неожиданного в этом не было, и воин сбавил темп. Остановившись, он снял кожаный плащ, мягкие меховые сапоги с латных ботинок и сложил одежду у стены, оставшись в прочных доспехах.
Теперь ему не нужно было скрываться. Напротив! Звонкий гул уверенных шагов уловил каждый гоблин за поворотом.

II
Чернокожий вожак щерился в предвкушении новой схватки. Острые, желтые клыки торчали из пасти, а заостренным языком тварюга облизывала капли вражеской крови со своих щек.
Гоблин, как самый сильный и матерый в стае, совершал Танец Ужаса: пригибался, метался из стороны в сторону, выпучивал горящие желтым глаза и размахивал над головой огромным мечом с матово-серебристым в свете пожаров волнистым лезвием.
Позади гоблина шипели и улюлюкали сородичи, упиваясь могуществом своего вожака, подбадривая его каркающими воплями.
Только вот противник отчего-то не спешил дрожать от ужаса, падать на колени и молить о пощаде. Он не выказывал желания убежать прочь - а лишь неподвижно стоял, будто еще одна статуя в крепости, захваченной давным-давно отцом вожака гоблинов.
Немного озадаченный бесплодностью Танца Ужаса, вожак припал к земле, отведя в сторону руку с мечом. Канаты железных мышц, обвивавшие толстую руку, бугрились и перекатывались под кожей, черной не только от природы, но и от толстого слоя пепла и грязи.
Противник был на две головы меньше гоблина, но ничуть не легче его - широкие плечи, приземистая, почти квадратная фигура и массивные богатырские доспехи говорили о необычайной силе подземного воина из народа нархаз. Марду поднял выше голову в закрытом золоченом шлеме. Казалось, что в глазницах равнодушной маски только лишь черная пустота. Из-под нижнего края шлема выбилось несколько прядей заправленной под ребристый панцирь бороды медного цвета. Марду медленно переступил, отставив в сторону ногу в кованом ботинке; рукою в латной перчатке с острыми когтями, приваренными к тыльной стороне ладони, перехватил блистающий в огненных отблесках грозный меч с гардою в виде дракона. Тяжелый щит с резьбою воин подтянул поближе к груди.
С визгом гоблин ринулся в атаку. Он понимал, что его противник прекрасно защищен, в отличие от самого вожака, и поэтому победа - в скорости.
Приблизившись на расстояние удара, вожак вдруг рухнул набок, на каменный пол, и крутанулся всем телом, придав дополнительную силу удара своему мечу, намереваясь перерубить противнику ноги.
Каково же было его удивление, когда нархаз, как ни в чем не бывало, подпрыгнул, пропустив меч под собою, с грохотом приземлился - и вожаку пришлось откатываться в сторону, чтоб избежать прямого удара сверху, который мог бы приколоть его к полу, точно жука.
Нархаз снова стоял непоколебимо - ни единого изъяна не было в его боевой стойке.
Хрипло урча, вожак выровнялся, перекидывая меч из одной руки в другую. Самый настоящий фламберг - двуручный меч с волнистым лезвием. Любой другой воин с трудом бы махал им обеими руками, но вожак орудовал им, как перышком, одной.
Такой меч дробил любые доспехи, и раны от него не заживали никогда. Нархазу не хотелось попадать под прямой удар «пламенеющего» чудовища.
Стена гоблинов в конце коридора шипела, плевалась, и вожак снова двинулся вперед. На сей раз он вел себя осмотрительней.
Прямой выпад справа - нархаз отступил назад, не меняя стойки. Гоблин держался на расстоянии, недоступном для удара коротким нархазским мечом, и это ободряло. Удар сверху соскользнул с наклоненного щита. Укол слева изящно парирован сверкающим лезвием - и на сей раз попятился гоблин, потому Марду уже не отступал, а слабо защищенная грудь вожака оказалась в опасной близости от оружия противника.
Резкий рубящий наискосок - нархаз ловко, плавно соскользнул вбок, и гоблин едва не потерял равновесие.
Мечтою гоблина было обрушить на врага шквал рубящих, дробящих ударов, чтоб пробить защиту, - но нархаз не собирался встречать могучие удары страшного оружия. Массивная броня не мешала низкорослому воину плавно уворачиваться, благо места за его спиною было предостаточно.
Гоблин зарычал от досады - впервые в жизни его фламберг не давал быстрой и желанной победы.
А орда за спиной хрипела, свистела, вопила!
Вожак несколько раз выдохнул, вдохнул и, собравшись с силами, исторг из груди ужасающий по силе и ярости рев:
- Гур...Гур...Гурр... ВАААААРРРРХХХ!!!
С этим кличем он завертел вокруг себя меч, превратив его в смертоносную мельницу. Защищенный сияющим колесом, гоблин ринулся в атаку.
Меча нархаза не хватит, чтоб задеть вожака, а раз уж коротышка так избегает ударов, пусть бежит! Пусть бежит до самого Мзурдашта, пусть бежит, пока не упрется в стену!
И нархаз побежал.
Когда вожак окончательно выдохся и замолк, то не услышал за спиною воплей орды. Было лишь пыхтение и топот десятков ног - это недоуменные гоблины, потеряв из виду бойцов, следовали за ними по узкому коридору.
В груди вожака начинала подниматься волна удушающей ярости, и это дарило радость. Не зря он стал вожаком, ведь именно боевое безумие помогало ему на долгом военном пути.
В здравом уме гоблин только и делал, что ревел и шипел, но первое, что он сделал, впав в ярость, - умолк. Точно серая молния, вожак ринулся на врага и... подпрыгнул. Нархаз не ожидал увидеть эту могучую тушу над собой; в последний миг он попытался нанизать врага на меч, но вожак теперь был, точно танцор - идеально выверенным движением рукояти фламберга он отвел острие от своего горла и ударился боком о щит низкорослого противника. Тот пошатнулся, но выстоял; а между тем гоблин, опираясь плечом о щит, крутанулся всем телом, помогая ногами - и очутился за спиною нархаза.
Теперь тому некуда было бежать.
Удары замелькали с новой скоростью, и тут гоблин убедился, что отступал карлик вовсе не от трусости. Подземный воитель отразил все удары. Он сражался, как тот, кто весьма заботится о собственной коже. И в какой-то момент холодного и выверенного безумия гоблина не хватило на то, чтоб уследить за очередным скользящим шагом противника. Шагом не вбок, не назад, а вперед.
Равнодушная маска вдруг оказалось совсем близко - гоблин увидел вместо черной пустоты в глазницах торжествующие огни. Скосив взгляд, вожак разглядел рубины, украшавшие хвост дракона на гарде, - и лезвие... Лезвие сидело в шее у вожака.
"Он... Со мной... Как с кутьком... Мог бы и сразу расправиться... Он... тянет время!" - вдруг осенила холодеющее сознание очень важная мысль. Очень важная - но последняя.
Вырвав меч из кровавых ножен, Марду с презрением отступил от оседающего тела. Бездыханный вожак с грохотом рухнул на то самое место, где воин стоял секунду назад.
Теперь подземный воин остался один на один с осиротевшей ордой.
Тишина звенела, гоблины, скалясь, тупо взирали на главаря, уткнувшегося лицом в лужу крови.
Затем один из гоблинов оглянулся, его длинные уши дрогнули. Следом оглянулся еще один, гоблины заворчали, затоптались...
Марду слышал лишь их сопение. Надо признать, что слух у гоблинов лучше развит, чем у нархазов.
Впрочем, их поведение говорило лишь об одном.
Золоченой молнией воитель врезался в бурую стаю - одного отбросил щитом, другого обезглавил, краем щита кому-то по зубам, мечом по горлу, щитом по линии глаз, мечом в пах, щитом...
Впервые с момента поединка гоблины услышали голос нархаза - он хохотал, хрипло, исступленно.
Град ударов обрушился на него со всех сторон, но было слишком тесно для размаха, и короткий меч нархаза сослужил ему хорошую службу.
А между тем звук, привлекший внимание гоблинов, все нарастал. Это был слитный грохот стальных сапог. Из глубины коридора несся железный кулак - десяток щитов, десяток равнодушных масок - это сородичи подземного воина заходили с тыла.
Без вожака гоблины были беспомощны. Кто-то попытался драться, кто-то бросился наутек, но никто не попытался перестроиться для обороны, соорудить стену щитов и частокол из копий.
Полетели головы, по полу текли лужи алой крови, стены забрызгало на два локтя от пола.
- Варш, а Марду-агар!
К победителю вожака приближался воин с необъятным чревом, которое не скрывал даже панцирь. Сняв шлем, толстяк всем своим видом излучал ликование, довольство, радушие. Он улыбался, будто съел корзину медовых пирожков, а ноги его по колено были забрызганы кровью.
- Надо же, Марду-воин! Варш, а Марду-агар!
Золоченый воитель бросил щит и сорвал с головы шлем, явив сородичам классически-правильное, чеканное молодое лицо с крючковатым носом, широкими скулами, черными бровями вразлет, губами в нитку, рыжеватыми короткими волосами. Черные глаза без белков смотрели радостно и дико. Сам Марду родился рыжеватым, а крашеная борода казалось отлитой из ярко-красного железа.
- Варш, дорогой! - ликовал толстяк. - Варш - всех побили!
- Побили, - хрипловато выдохнул Марду, стирая испарину со лба. - Да не всех побили. Нирдаз-бинд, вон, смотри, - и указал вглубь коридора. - Пара мерзавцев ушли от вас. Я, конечно, велик, только всех не достал.
- Э, дорогой! - Нирдаз, не в силах сдержать нахлынувших чувств, обнял Марду медвежьей хваткой. - То мелочь, пусть бежит! Пять битых врагов лучше одного небитого! Пусть бегут, бояться будут. Пошли, родной, домой пошли. Отец тебя ждет.
- А где мой братец? - Марду лениво оглядывал ряды ликующих соратников, собирающих трофеи с убитых. - Все дома сидит? Даже теперь не высунул носа?
- Он тоже тебя ждет, - по лицу Нардаза промелькнула тень. - Ждет дома. Пошли, агар, пошли.
- Я так и думал, - хмыкнул победитель. - Вот! - Перешагивая через изрубленных гоблинов, он нашел поверженного вожака. Подобрав фламберг, передал его Нардазу. Затем аккуратно отрезал оскаленную голову противника и промолвил: - Тоже сохрани. Ну что, пойдем уже. Воняет здесь, как будто... где-то гоблин сдох!
Многоголосый хохот раскатился под низкими сводами.

III
Стрелка водяных часов показывала третью дневную стражу. Марду, все в тех же доспехах, шел по пустынным и пыльным улицам Обсидианового квартала. В начале первой стражи утра был бой, к концу третьей дневной он уже вернулся в столицу своего княжества - расстояние было невеликим, но большая часть дня проходила в пути.
За Марду следовал воевода Нирдаз, остальные же воины вернулись на посты.
Ни днем, ни ночью ничего не менялось под землей. Остановившись на каменной террасе, княжич с высокой скалы смотрел на родной Мзурдашт. Террсса и весь Обсидиановый район были расположены на изрезанной ходами и башнями высокой скале. У подножия скалы была конусовидная воронка. Кольцами и ярусами в ней свернулся Город Сажи со множеством плавилен и кузниц, лишь малая часть которых работала. Остальные остыли много лет назад.
По левую руку к склону Обсидианового квартала лепились террасами и выступами дома простых горожан. Впереди, вдалеке, плавала белесая дымка - там в глубоких оврагах росли гроздья питательного моха акбаша. Еще дальше высилась черная пирамида. Хоть этого и не увидеть с террасы, но Марду знал, что изнутри она изрыта ходами и пещерами, а там в тепле произрастает колония винграли, съедобных подземных грибов. Невдалеке темнело ледяное озеро с водорослями, которыми кормили прирученных ящериц, чьи загоны находились в укрепленной башне на берегу.
Ни единого отблеска факелов не было видно над тихим Мзурдаштом. Только посверкивали внизу искры плавильни. В остальном же над каменным городом царил беспросветный мрак - ясный, как день, для взора подземников.
Тишина и мертвенный покой были на узких улицах. Канули в лету и многолюдство города, и шумные торги на просторных площадях, и крикливые ватаги ребятни во дворах. Усохли фонтаны, самоцветы и позолота на стенах дворцов уже не радовали взоров малочисленных жителей. Купцы и паломники забыли дорогу к базарам и святыням Мзурдашта, только гоблины и тролли теперь стучались в каменные двери.
Подняв черные глаза без белков к далекому потолку исполинской пещеры, Марду в который раз окинул взором Баллардашр, родовой замок князя Варзага. Вершина тонкой, неровно изогнутой башни смыкалась с потолком, будто гигантский сталагамит.
Тряхнув головой, Марду направился среди узких улиц все вверх, к чертогу отца. Массивные особняки знати и мощные глыбы укрепленных казарм нависали над головой, почти заслоняя каменный потолок пещеры.
Впереди высились железные крепостные врата.

IV
- Ну что? - седовласый старик проницательно взглянул на стоящего перед ним Марду. - Вернулся? - и, уже обращаясь к Нардазу: - Давай чертеж, воевода.
Нардаз вытащил из-за пазухи кусок пергамента и развернул его на деревянном столе, придавив края глиняной посудой с напитками и хлебом.
Старец, запахнувшись в подбитый мехом плащ из кожи ящера, прошествовал вокруг стола и опустился в высокое деревянное кресло. Марду был молодой копией старца - сходство отца и сына не взялся бы оспаривать никто.
- Докладывай, - старик махнул рукой, склонившись над чертежом, представлявшим собою целую сеть из переходов, туннелей, знаков и загадочных рун.
- Значит, так, Варзаг, мой светлый князь! - Нардаз собирался с мыслями, его лохматые брови топорщились. - Застава Вулгри-два, которая ведет к старому дому, значится, была атакована. Гоблины шли с тараном и с боевым троллем. Засранцы пробили стену и стали заставу, значит, крушить. Наши дозорные, как и велено было, сражаться не стали, а сразу сделали того... ноги в нашем направлении, стало быть, где я находился и сын ваш Марду. Без потерь не обошлось. Трое наших бежать не успели. И были, как обычно... сожраты этими вонючими гадами. А мы в то время на посту Назур-пятый вели учения. По докладу, дозорных гоблинов было пятьдесят или около того, а нас пятнадцать. В лоб атаковать, значит, не годится. Хорошо, что тролль дальше Вулгри-два не пошел, потому как коридор для него слишком мелкий, а тушу свою для тролля протолкнуть по нему не можно. Это вы разумно придумали – коридоры приподзасыпать. На месте мы сразу план разработали, как в обход врага обойти. Я с ребятами пошел через тайные штольни вот этим вот путем, - толстым пальцем с обгрызенным ногтем воевода провел по пергаменту. - А сын ваш Марду-агар прямо на них пошел, в лоб. И, значит, по обычаю вызвал вожака гоблинов на бой. Они до этого дела страсть охочие, да вы и сами знаете. До тех пор он время тянул, пока мы сзади не подлетели. Словом, опасность миновала, банда гоблинов разгромлена, потери не тяжкие. Команда рабов уже того, дырку заделывает.
- А тролль, тролль чего? - князь постучал костяшкой согнутого пальца по столешнице.
- Огненными стрелами его отогнали. Убить не удалось, преследовать не стали. Ибо вы сами нам велели, чтоб в Потерянные штольни, значит, не углубляться малыми силами.
- Вот и молодцы! - Варзаг скрестил руки на груди. - А что Марду? - и глянул на сына.
Тот вздернул голову.
- Сражался, как бог огня! - воевода расплылся в улыбке.
- Варш! Иного я и не жду! - князь поднялся. - Моя кровь.
- Если бы не он, нам бы не удалось отбиться, - Нардаз похлопал Марду по спине.
- Что скажешь, дорогой? - старик встал напротив воина.
- А у меня подарок для тебя, вождь-отец, - негромко промолвил Марду с легкой улыбкой. - Только я вручу его тебе при всех, на пиру.
- Вон оно что! Ай да агар, - хохотнул Варзаг. - Откуда знаешь, что пир готовил?
- Если есть победа, то и пир будет. Как непоколебима земля, так непоколебимы обычаи наши. А еще я... - тут Марду огляделся, - для брата своего любимого подарок припас. Только я не вижу его. Где он?
- Ох, да вечно ты с этим пентюхом возишься, - поморщился князь. - На постах он не появляется, даже поздравить тебя с победой не явился.
- Отчего ж не явился? - раздался голос от порога. Все обернулись и увидели в дверях нархаза, на голову ниже каждого из присутствующих. Был он худощав, тонок в кости, с редкой рыжей бородкой. Кожаный кафтан с хитиновыми накладками болтался на нем мешком. - Вот он я. Поздравляю тебя, брат, с удачной драчкой.
- Джугар, - протянул Марду. - Не видел я тебя ни в бою, ни среди воинов твоего отца.
- Что за драчка? - князь нахмурился. - Это была хорошая битва. Ты должен быть почтителен с Надёжей нашего дома.
- Я понимаю, вождь-отец, - Джугар склонил голову. - Только задержался я вовсе не от недостатка почтительности. Я считал.
- Что считал? - удивился воевода.
- Наша застава разгромлена. Требуются средства для ее восстановления. Надо слать рабов, а это значит - отрывать их от выращивания мха, и кормить их придется лучше на строительстве. Я знаю, что наши запасы железа и камня полны. Много лежит на складах. Однако поля с грибами и мхом требуют ежедневного ухода. Рабочих рук не хватает, а если увеличить число работников нашего дома, всех с наших плантаций не прокормить. С каждым циклом мы собираем все меньше урожая, а отрывать рабов от дела приходится все чаще. Нет удобрений, нет заклинателей. Если так пойдет дальше, мы потеряем Мзурдашт, как потеряли Уругил, наш Старый Дом.
- И что ты предлагаешь? - князь продолжал хмуриться.
- Сейчас у нас правильная стратегия, - Джугар склонился над картой. - Потеряв Уругил, мы замуровали все ходы, ведущие к нему, и около каждой стены выставили дозорных. Небольшие, но быстрые отряды могут отбить малые банды налетчиков. Только долго мы не продержимся - связей у нас нет и еды. Очевидно, нам надо отвоевать охотничьи угодья диких ящериц, чтоб было, чем кормить рабов.
- А кто их охранять будет? - скептически прищурился Марду.
- Наемники. Они помогут укрепиться в угодьях, постепенно стягивая кольцо вокруг Уругила. Чтоб платить наемникам, надо продавать излишки камня и железа. Надо торговать броней. Над нами есть выход на поверхность, почему бы не устроить там торговый пост с людьми? Еще можно наладить связь с нашим царем из Урдушата, чтоб оттуда нам прислали удобрений для грибов и мха.
- Раньше мы торговали, - сурово ответил Варзаг. - И с царем мы водились. Но с тех пор, как царь отринул веру предков и стал возводить... В нашем престольном Урдушате! - голос князя гневно громыхнул. - Храм наземного бога... мы с ними разорвали связи! И не желаю больше слышать этого! Надеюсь, ты не осмелишься эти речи вести прилюдно.
- Вождь-отец, - Джугар склонил голову. - Еще дозволь молвить.
- Не желаю больше слышать этой ерунды, - резко ответил тот. - Отправляйся к себе. Вечером будет пир. Ты должен быть там. Принеси поздравления брату. Он тебе приготовил дар, а у тебя есть дар для него? Он победитель сегодня!
Джугар молчал.
- Вождь-отец, - Марду сверху вниз рассматривал младшего брата, - дозволь ему договорить. - Все-таки он младше меня, еще не научен уму-разуму.
- Хорошо. Что еще? - князь отвернулся и прошелся по палате.
- Отец, - процедил Джугар. - Сейчас десятки рабов заделывают пробоину в стене. Еще десяток готовит еду для праздничного пира. А между тем жуки-паразиты поедают беспрепятственно урожай на полях. Почему бы знатным воинам и их женам не работать на полях? Почему бы не сократить число праздников?
- Варш! Да что ты вообще знаешь? - взорвался князь. - Все, пошел вон. Все идите, не хочу этого слышать!
- В древние времена говорено, - промолвил воевода с укоризной уже за дверью, - что мы, знатные вельможи и воины - как алмазы среди каменной пыли. Не можно тем, кто оскверняется прикосновением к исчадию гнили - к тем самым жукам - считаться равными нам. Никогда рожденные во дворце не собирали жуков.
- Раньше нархазы были едины, - не уступал Джугар. - Раньше мы торговали с наземниками. Раньше у нас были чародеи. А что теперь? Чем это все закончится?
- Чем бы ни закончилось, дорогой, мы не отступимся, - уверенно сказал воевода. - Наши обычаи непоколебимы, как камень.
Марду широко улыбнулся и, развернувшись, направился восвояси.

V
Пройдя в пиршественный зал, княжич по привычке двинулся в самый центр собравшийся компании. Его окружила воркующая стайка знатных дам, наперебой выражавших агару свое восхищение очередной блистательной победой.
Мужи и воины стояли в отдалении, ожидая, пока княжич почтит и их своим вниманием.
Но Марду не торопился. Дамы занимали его куда больше. Невысокие ростом, крепкого телосложения, они немногим уступали по силе мужчинам. С удовольствием Марду любовался монументальными, пышными формами и думал о том, сколько сильных и крепких воинов смогут родить ему все эти прелестницы.
Взгляд его упал в дальний угол комнаты. Малохольный Джугар, по своему обыкновению, черной крысой маячил в одиночестве.
Тут со стороны кухни появилась служанка в кожаном фартуке и, приблизившись к Джугару, с поклоном вручила ему кубок с брагой из перебродившего мха. А затем одарила его таким взглядом, что не осталось сомнений: служанка греет ложе Джугару.
Марду задумался. Подавальщица весьма симпатична. Округлости ее крепко сбитого тела сулили множество приятных минут. Скромно, но изыскано уложенные волосы говорили об аккуратности и врожденном чувстве прекрасного. Молочно-белая кожа лица и глубина черных глаз манили, манили...
- Что это за служанка? - спросил Марду, не обращаясь ни к кому конкретно. - Я не помню ее лица.
- Это Гайра, агар, - ответила девица из дома Виштас. - Она недавно здесь служит.
- Ты запоминаешь имена служанок? - хихикнула дочь Багура. - Как это... пошло!
- Что вам до нее, прекрасный агар? - проворковала племянница Диурра. - Разве вам мало нас всех?
Тут все разговоры оборвались. Размашисто ступая, в зал вошел князь Варзаг в сопровождении почетного караула. Взойдя на возвышение посреди пиршественного зала, он сказал краткую речь, в которой превознес мудрость предков, могущество старых богов, доблесть Марду и пообещал, что когда-нибудь народ Мзурдашта вернет свое величие.
Настала очередь княжича.
- Даже в пылу сражения, мой вождь-отец, - начал Марду, поднимаясь по ступеням, - я не оставляю своих дум о тебе, о своем народе и о своих родичах. Позволь мне поднести тебе этот зримый символ триумфа.
По знаку княжича подбежал слуга и вытащил из кожаного мешка оскалившуюся, лохматую голову вожака гоблинов. По залу пронеслась волна восхищенных возгласов.
- Это же настоящий гимцур, туннельный дьявол! Такой огромный, такой злобный! А клыки-то, клыки!
- Этого вожака гоблинов я убил в твою честь, вождь-отец! - объявил Марду. - Ради всех нас, ради славы Мзурдашта!
- Дай сюда! - широко улыбаясь, Варзаг забрал голову у слуги. - Ух, тяжелый, гад! - и собственноручно насадил трофей на загодя подготовленную пику напротив праздничного стола, после чего вытер руки о кафтан прислужника. - Молодец, сын. Весь в меня. Мы еще много таких перебьем, если будем следовать заветам предков.
- Истинно так, вождь-отец! Но это еще не все, - Марду повернулся к Джугару. - Мой возлюбленный брат. Я и про тебя не забыл в пылу сражения. Подойди, дорогой, прошу. У меня и для тебя заготовлен подарок.
Джугар поднял брови и, сутулясь, молча приблизился, недоверчиво взирая на старшего брата.
Двое слуг тем временем несли нечто длинное, завернутое в черную ткань.
- Каков агар! - тем временем восхищался Варзаг. - Даже про этого... брата не забывает.
- Не забываю, отец, - согласился наследник, - и верю, что когда-нибудь мой брат станет настоящим воином. Может быть, мой дар этому поспособствует.
И забрал у слуг длинный предмет. Развернув ткань, воин показал всем собравшимся огромный фламберг вожака гоблинов.
- Это тоже трофей! Сей меч я забрал из мертвых лап твари, чья голова сейчас украшает наш пир! Возьми, дорогой, это меч для воина! - и протянул хлипкому княжичу стальное чудовище.
Джугара перекосило. Меч был немногим меньше его самого. Сжав зубы, он принял подарок. Тяжелое железо немедленно оттянуло его руки к полу.
- Взмахни! - призвал Марду. - Быть может, случится чудо, и сила вольется в твои руки. Потренируйся, ну же!
По залу поползли смешки.
- Нет, я... не осмелюсь обнажать оружие перед лицом моего князя, - процедил Джугар. Перехватив обоими руками рукоять, он поволок меч за собой по полу.
- Делай, как он сказал! - хлестнул голос отца. - Взмахни проклятым мечом.
Смешки усилились. Глаза Джугара сузились, бледные щеки заливало красным.
- Давай же! - Марду забрал трофей у Джугара и сорвал с волнистого лезвия ножны. - Ну! Нархаз ты или нет?
Кто-то из вельмож расхохотался в голос. Скрежеща зубами, Дужгар взялся за массивную рукоять и попытался взмахнуть мечом. Увы, его хилые руки даже не смогли поднять гиганта над головой.
Потеряв самообладание, Джугар бросил оружие - железо лязгнуло о камень.
- Это дар, мой дорогой брат, - обиженно промолвил Марду. - Как ты можешь швырять его на пол?
Джугар молча развернулся и проследовал на свое место. Презрение вокруг него сгустилось, будто тучи.
Слуги подняли меч и унесли восвояси.
- Ну хватит возиться с этим хлюпиком, - махнул рукою князь. - Теперь ты проси подарок, Марду-агар. Чего ты хочешь за свою победу?
- Благодарю тебя за доброту и терпение, вождь-отец, - Марду почтительно поклонился. - Я прошу еще одну наложницу.
- О! О! - князь развел руки, и собрание вельмож взорвалось громом рукоплесканий. - Вот слова настоящего воина. Какую ты хочешь, сын? Выбирай любую.
- Говорят, есть здесь новая девушка, красоты невиданной, - начал Марду. - И зовут ее Гайра. Я ее прошу, повелитель.
- Гайра? - князь почесал затылок. - Не слышал. Ну да ладно. Гайра так Гайра. Что, давайте пировать?
- Нет, не давайте, - вдруг прозвенел громкий голос. - Гайра - это МОЯ наложница.
Все обернулись и увидели Джугара, который стоял у стены, прямой и бледный, как смерть.
- Брат, - Марду лукаво улыбнулся. - Кабы я знал...
- Молчи, Марду, - взорвался Варзаг. - Я не позволю устраивать сцены из-за какой-то девки! Марду получит Гайру. А ты сядь и умолкни.
- Нет, не умолкну.
Джугар вышел на середину зала.
- Я же сказал, это моя наложница.
- Послушай, - Марду улыбался, - это всего лишь служанка. - Стоит ли...
- Я… - голос Джугара зазвенел неожиданно громко для столь тщедушного тела. - Я люблю ее!
- Молчи, я сказал! - громыхнул князь. – Кто еще, кроме тебя, мог бы влюбиться в простородную девку? Сядь и умолкни, заморыш.
Вместо этого Джугар вытащил кинжал и метнул его в старшего брата. Тот не шелохнулся, и лезвие просвистело слишком далеко от головы воина, ударилось о стену позади, жалобно звякнуло о холодный пол.
- Считайте это покушением на братоубийство, - с холодной яростью крикнул Джугар. - Либо бросьте меня в тюрьму, либо изгоните прочь из этого затхлого города. Мне это опротивело! Загнивайте в своих проклятых обычаях, но без меня. Стадо глухих ящериц. Слепые угри в котелке рыболова!
Воцарилась гробовая тишина.
Князь прошелся по помосту, чеканя шаг, и негромко заговорил:
- Властью, данной мне богами и предками, я, князь Варзаг Муршабид, повелитель Мзурдашта и Уругила, помазанник предков и хранитель законов, объявляю тебя изгнанником, Джугар. Я отнимаю у тебя мое родовое имя и объявляю тебя вне нашего дома. Теперь тебе не место среди наших воинов. Никто из народа Уругила не подаст тебе руки, даже если ты будешь падать в пропасть. Никто не даст тебе кусок лепешки, если ты будешь умирать от голода. Никто не похоронит тебя в склепе предков, когда ты умрешь. Уходи прочь, ты надоел мне!
Стражники подступили к Джугару, взяв его под локти, но тот медлил, мрачно глядя на родителя.
- Народ Уругила, - наконец промолвил он, - это кто? Гоблины, которые пируют ныне под его сводами?
- Прочь! - крикнул Варзаг. - Меня утомило твое словоблудие. Надеюсь больше никогда не увидеть тебя, Джугар Безымянный.
- Вы еще вспомните меня, когда гоблины станут народом Мзурдашта! – выкрикнул княжич, когда стражники тащили его к выходу. И лица многих придворных помрачнели.
- Давно бы так, - глухо промолвил воевода Нирдаз-бинд. - Он задохлик, а жрет, как рослый вояка. Меньше возни.
Марду все так же улыбался. Тяжелый день подходил к концу, а впереди предстояло еще так много свершений с новой наложницей.

№4

Девочка и война

Ходят зайчики по кругу
И не узнают друг друга.
Где здесь друг, а где подруга?
Как бы выбраться из круга?
Зайчик умер и упал…
Оказалось, просто спал.
А проснувшись, позабыл,
Что когда-то мертвым был…


Джерри

Я выиграю эту войну.
Робкие лучики солнца пробиваются сквозь окно, заколоченное деревянными досками. Стекла вылетели еще год назад, а вставлять их… Да зачем их вставлять?
Надо мной – потолок, покрытый неведомыми, похожими на медуз разводами.
Из полутемного угла комнаты на меня смотрит с десяток внимательных глаз. Старые игрушки, сбросанные в кучу. Обгорелые зайцы, безволосые куклы, медведи-инвалиды. И дракон. Настоящий, чешуйчатый, с кожаными крыльями. Красавец. Лапы почернели от пламени, а ему хоть бы что. Ну конечно, он же у нас несгораемый…
Это игрушки из детдома. Того самого. Сначала я хотела раздать их соседской ребятне, но они сторонились этих игрушек. Боялись взять в руки. Словно эти плюшевые существа таили в себе непонятную угрозу.
Но их не нужно бояться. Их нужно пожалеть. Ведь они несут тяжкое бремя.
Бремя памяти.

Зажмуриваю на миг глаза и говорю:
-Я выиграю эту войну.
Это очень важные слова. Если повторять их слишком часто, они обесценятся. Но и забывать их нельзя.
Старинные коридорные часы с гравировкой «Урал-2030» пробили семь раз. Кажется, они снова спешат на целый час. Безобразие!
Сегодня будет еще один прекрасный день.
Еще один день…

Сирена загудела в половине двенадцатого. Мать готовила яблочный пирог, напевая себе под нос песенку Милен Фармер. Весьма похабную песенку, надо сказать. Ее смысл мне разъяснил однажды дядя Витя, спьяну. Я-то во французском ни бум-бум. Банни и Лобастик играли во дворе в «вышибалу». Пареньку частенько доставалась: уж очень удобной он был мишенью. А сестренка, мышонок с косичками, всегда метала маленький мячик с точностью пулеметчицы.
Первое правило – не смотреть вверх. Никогда не знаешь, сколько их будет. А если будешь стоять посреди дороги, разинув рот, обязательно вляпаешься.
Народная мудрость, проверенная временем.

Я-то их видела всего однажды, в детстве. Мне тогда было лет пять, может, меньше.

Мамка, с большим раздувшимся животом, прижимает к груди Банни – дрожащий, орущий сверток.
-Мама! Кукла! Я уронила Манечку…
Кто-то толкает меня локтем в лицо.
-Девочка! Ты куда бежишь? Туда нельзя бежать!
-Брось ее! Брось!
-Дев� �чка!
Я лежу на спине посреди улицы. С волос стекает красная, липкая жидкость.
А в небе – приближается что-то. Черные точки, будто стая мух. Нет, не мух. Стая ворон! Ой, да какие вороны! Летучие собаки!
Большие железные звери. Ощетинились шипами со всех сторон.
Я тогда еще удивилась – а как они, такие громадные, тяжелые - и не падают?
Точно! Это называется - са-мо-ле-ты! Учительница в садике показывала картинки. Только там они были не такие страшные.
Одно из них летит так низко, что я могу разглядеть каждую пластинку на его исполинском брюхе. Намалёванную черной краской свастику. Крошечные окошки – иллюминаторы.
Смешное оно какое-то. Похоже на жирную металлическую гусеницу.
Отец поднимает меня на руки, и мы скрываемся в темноте подвала…

Услыхав сирену, Лобастик завопил, как недорезанный поросенок.
Я врываюсь в кухню и хватаю мамку за руку:
-Сваливаем.
-Доченька, а как же пирог…?
-К черту пирог.
И не надо на меня так смотреть.
Коротенькую лестницу преодолеваем одним прыжком. Поднаторели уже, за все время-то.
-Доченька, а я каблук сломала…
Малые прижались друг к другу, жмутся у подъезда.
Идиоты!! Сколько раз говорила – ни кто никого не ждет! Как об стенку горох…
Правило номер два – не брать ничего с собой. Дядя Вить однажды решил телеящик захватить. Большой, тяжеленный. Очень хороший телеящик. Ну, и вляпался… Пять метров не добежал! (Я о дядя Вите, а не о телеящике говорю).

Убежище в нашем городишке всего одно, и идти до него – мама не горюй.

Бежим в переходик. Переходик - наша надежда и опора. Потолок – два метра бетона.
Какой-то добрый человек снял с пола плиты, и теперь там песочек, в который мы закапываемся по самые уши.
И потом – начинается.
Двигаться почти невозможно. Тебя вжимает в землю и размазывает, как масло по бутерброду. Ну, почти так. Голову сжимает, будто в железных тисках. Это и в убежище больно, а здесь и подавно.
И ничего не слышно – только низкий, утробный гул двигателей. Давилки, не иначе…
Первая волна – самая тяжелая.
А после – затишье. Затишье перед бурей…
Банни забилась матери под бочок. Ей и не страшно. Наверное. Лобастик поворачивается ко мне и спрашивает одними губами:
-Всё?
А ведь это не первая его бомбежка.
-Зря не болтай. Голову береги лучше.
Свист – удар. Звон битого стекла.
Вспышка – вспышка - вспышка...
В небе – жужжание.
Вот и стрекозы. Малы, да удалы.
Банни тихонько хныкает. Но это больше для поряд� �а, она совсем не трусиха, наша Банни.
Я рисую пальцем круги на песке. В них измеряется время. Десять кругов - три минуты. Может быть, кто-то скажет, что гораздо проще взять с собой наручные часы и пялиться в циферблат, но я скажу так: вас здесь не было, и молчите. Здесь время – это не часы и не секунды. Это круги на песке.
-Джерри…
-Что? Ну что еще?
-Почему так долго? Почему…?
Почему так долго?
А ведь действительно долго.
Средняя длина обычной бомбежки – сто кругов.
А я сейчас рисую сто пятидесятый.
Вы слышали о Лединграде? Определенно слышали. А если не слышали, то точно смотрели фильм о тех событиях. Когда американцы прислали нам пленку, мы все не вылезали из кинотеатра. Это действительно хороший фильм. Немцы хотели захватить город, но лединградские ученые изобрели защитное поле, сквозь которое никто не мог пробиться. Генные инженеры выращивали овощи и фрукты.
Но однажды фашисты придумали особую бомбу. Ледяную бомбу. И она пробила купол.
Я помню тот кадр, когда Митя Пирог признается в любви Танечке, а на город опускается ледяной туман. И люди замерзают, превращаются в ледяные статуи.
Но дыра в защите тотчас же затянулась.
Так что немцы так и не смогли завладеть Лединградом.
Говорят, в подземельях Берлина есть генератор, который может разморозить людей.
Когда Союз победит… Он же победит, правда?

Я часто видела самолеты Союза – серебристые, как китайские драконы из книжки. Они прилетают раз в месяц или чаще и сбрасывают гуманитарную помощь.

-Па-ап! А почему они не сядут у нас в городе? Почему они всегда улетают?
-Потому что другим городам тоже требуется помощь. А ты как думала? Думала, только нас бомбят?
-А почему они немецкие давилки не постреляют?
-Они не могут, Дашенька. И мы не можем. У немецких машин защитное поле. Выстрелим – нам же и отрикошетит. Ну ничего, скоро наши таки-ие машины выпустят… Вот тогда победим, сразу победим…

В нашем городе, конечно, нет никакого купола. Поэтому на наши головы можно кидать что угодно.
Даже ныне безнадежно устаревшую атомную «красавицу»…
Не хотелось бы, чтобы это случилось сегодня.
Сегодня у меня первый выходной за три месяца.
-Нет!! Я не хочу! Я боюсь!
Мой брат подскакивает с места и мчится наружу со скоростью ракеты.
Вспышка-вспышка-вспышка…
Я не успеваю его поймать.
Бегу за ним, пробиваясь сквозь доски и арматуру, которой завален вход.
И тут - все прекращается. Гул двигателей ста� �овится все тише, пока не исчезает совсем.
Где ты? Куда ты делся, мой глупый Лобастик?
Не хотелось бы, чтобы это случилось сегодня.
-Д-джерри…
Вот он где. Сидит на корточках, под козырьком булочной. Нахохлился, как воробьишка. И дрожит мелкой дрожью.
Подбегаю и хватаю его за уши.
-Дурак! Идиот! Кто тебе бегать так разрешил?! Кто, а?
А он – в рев. Реви, реви… Только не дрожи, а то станешь, как наша мамка.
-Что молчишь?! По носу захотел?!
-Девка, да не тронь ты его! Вон как сморщился!
Дед Семен из пятого дома. Вылез из подвала и прилаживает хлипкую дверцу, с летевшую с петель.
-А чего? Восемь лет лбу. Мужик уже, Эй, ты мужик или нет?
Лобастик шмыгает носом и утвердительно кивает.
Дед Семен улыбается в седую бороду:
-Дашка, поможешь дверь приколотить? Руки трясутся, мать их…
-Помогу, как же не помочь. Только гвоздей купите, у меня нет.
Да, досталось нашей бедной улочке имени Елены Ильиничны Лединой, матери всех народов.

Сил во мне маловато, а ростика от силы метра полтора. Но Лобастика на плечи посадить – это святое.
Ведь папа так делал, и ничего.
А вокруг пробуждается жизнь.
Жизнь после смерти…
Но ведь мы пока еще не умерли?
Да. Жизнь после жизни.
Люди копошатся, словно муравьишки. Ругаются, хнычут, оплакивают испорченное добро, тушат огонь. Но это больше для порядка.
Ведь сирена-то прогудела вовремя.
А думаем мы все примерно так:
Со мной все в порядке. Хорошо-то как!
И с детьми моими. С папой-мамой-братом-тетей. Счастье-то какое!
И с друзьями. И с соседями. А это уже райское блаженство…
Блаженство – не слышать чужих слез.
Потихоньку это безумное настроение передается нам с Лобастиком, и мы смеемся, запрокинув голову к небу.
На юго-запад е – дым столбом. Пожарище, стало быть. Но там склады, бояться нечего. Ладно бы на Кошелевку не перекинулось.
-Ой, как страшно было! Думала, помру.
-А огородик-то совсем испорчен! Вот ведь сволочи эти немцы!
-Ты как? Здоров? Не кашляешь? Как ты?!
-Да нормально, пап! А ты весь в известке!
-Пойду к Сарочке, в Центр писать. Новый приемник просить.
-Да постыдись ты, крохобор!
-Молчи, баба!
-Дашенька! Как твои зайчики-то?
-Да нормуль, Марь Петровна! И дом уцелел.
Хорошо-то как.
Битое стекло хрустит под ногами, как сухие осенние листья. В воздухе пахнет дымом, гар ью, копотью.
И еще кое-чем.
А чем это пахнет-то?
Неужто Варькиными пирожками?
Подхожу к хлебному – а там побоище.
Варька ругается, как сапожник.
-А витриночки-то, витринки-то за что? Теперь новые прикажете вставлять? Ох, мои рученьки бедные… Ох, фашисты ……..!
-Постыдились бы, Варвара Никитична!
-Ой, Дашка! Заходь, заходь!
А выпечка уж в печке. Не теряет даром времени.
Раскраснелась Варька. Мечется меж сломанных столов.
Говорю:
-Давайте все, что с капустой!
-Да подмокли они малость, такое дело…
-А за полцены?

-Эта машина, - Иван Терентьевич вешает на доску картонный плакат, - Слон 369, в просторечье – давилка. Один из самых грозных боевых самолетов Рейха. Несмотря на внушительные размеры, он отличается невероятной маневренностью…
НВП – самый скучный урок. Что толку учить устройство пулемета, если сам пулемет в руки не дадут? Оружие, у них видите ли, в дефиците! А мозги не в дефиците?
-Слон 369 испускает шумовые сигналы. Их принцип действия пока не известен Российскому Союзу, но ведутся исследования…
-Да знаем, знаем… Видели! Ну, полетает этот слон, побьет стекла, и что? Люди-то все равно от Стрекоз гибнут…
-Чайкина! Прекратите пораженческие разговоры!
Ну, оглохнуть от Слона можно, это правда. Не успеешь вовремя спрятаться - всю жизнь будешь языком жестов изъясняться. А если пялиться на светяшки, которые Стрекозы бросают, получишь ожог сетчатки. И все, доставай палочку.
Но ведь не подохнешь же. А ежели настоящая бомбочка…
Иван Терентьевич ни за что не признается, что сильно увлечен нацистской техникой.
-И помните, дорогие ребята! Наши Тихие Зори - не просто город, а стратегический объект. Ведь именно здесь в давние времена родилась Елена Ледина, мать всех народов…
Объект, говорите? Да никому не нужны эти Тихие Зори. Ничего у нас не строят, не изучают. Заводы не выпускают ни танков, ни самолетов.
Зато у нас развитое сельское хозяйство…
И что?
Побомбят со скуки, а когда-нибудь сбросят ту самую бомбу - и все, конец Зоренькам.
Мама говорит, у нас тут еще ничего. А в Центре бои идут, каждый день стреляют. На юге вон нехватка продовольствия, засухи.
У нас еще хорошо. Можно жить.
Если осторожно.

Вот так бывает – и выходной вроде бы, а ноги сами идут на работу.
А что делать?
У малых с двух занятия: бомбежка - бомбежкой, а контрольную по русскому еще никто не отменял.
На яблоневой улице растут яблони. Это правда. А еще � � черемухи. Домики такие маленькие, как в деревне. Ну, окромя дворца.
В конце улицы – заборчик резной, деревянный.
За заборчиком – парк и госпиталь наш военный.
А парк-то разросся, и госпиталь к себе прибрал – оплел вьюнками, обнял кустами.
Тихо здесь, только пичужки чирикают. Хорошее это место. Светлое.
Раньше на месте госпиталя был храм. Но вот лет двадцать назад старая больничка совсем порушилась, и все дела духовные перекочевали за город, к монастырю.
На месте алтаря поставили койки. В исповедальном месте теперь травмпункт. Колокола вывезли.
Но купола-то остались. И кресты на куполах. Если подниматься по большой лестнице, можно увидеть фрески на голубых стенах. На фресках – ангелы в белых хитонах. Прямо как наши медсестрички из хирургии.
Был храм – храм и остался. Был храм Божий, стал храм человеческий.
Храм жизни.

У ворот храма-госпиталя – нищие.
Бабушки в драненьких курточках расположились прямо на земле. Вздохнут, осенят себя крестным знамением и поднимут голову к небу - искать справедливости. Сухие руки сжимают податные плошки, склянки с мелочью, картонки.
Мужичье – все сгорбленные, сутулые, сидят кучкой, о чем-то перешептываются между собой.
А бабы – те понаглей. Подходят к прохожим, заглядывают в глаза.
И ничего там не находят.
Пройдет время – и будут в небо смотреть.
В такие моменты я всегда чувствовала липкое, словно слизень, отвращение, все же – смешанное с жалостью.
Ведь сюда не с голодухи попадают. И не от безденежья.
Ведь пособие всегда выдают, нормальное пособие.
Когда с папой случилось, мы на одно пособие и жили.
И без крыши над головой никого не оставят. Комнату дадут. А нет к� �мнаты – место в общаге.
Да вы попросите – и помогут. Мы ж не звери, не немцы какие-то!
А чего же тогда, спрашивается, они здесь сидят, позорятся?
Да с горя. С отчаяния.
Работать – сил нет. И жить сил нет. Вот так и существуют. Никто их не трогает.
А тут что? Тут их поймут. Вон их сколько, товарищей по несчастью! Каждый со своей бедой, каждый в своей ране ковыряется.
Да вот случись что с Банькой и Лобастиком, и я б сюда пришла. Как миленькая пришла бы. Или в монастырь ушла бы…
А к монастырю-то они и не ходят, совестно.
Достаю из сумки пирожки, протягиваю ба� �ам. Старушкам кидаю мелочи. Потратят, конечно, на водку – ее пайками не выдают.
А к черту…

Мой папка работал врачом. Он был хирургом. Каждый день спасал жизни…
Ага, щас!
Гастроэнтерологом он был. Лечил несварения у детишек, вздутия у дедков. Частенько работал спустя рукава, любил выпить с друзьями. Его медсестра, старая девушка Лукерья Львовна, то и дело на него покрикивала.
В госпитале его недолюбливали.
Однажды бомбежка была. Так быстро, что никто и оглянуться не успел. И сирена подкачала.
Такое иногда случается.
Он вытаскивал старика на коляске, из отделения неврологии. Полусумасшедшего старика.
И вляпался. Коляска-то тяжеленная!
А старику хоть бы хны. Повезло.

Поднимаюсь по лестнице ангелов, пробегаю мимо крестильной – кабинета главного врача.
Ой, хоть бы он меня не заметил!
В коридорах играет музыка – наворачивает обороты пенсионер-двухкасетник.
� �етерок гуляет по широким коридорам, шумит под высокими потолками и просачивается назад, на волю, сквозь выбитые стекла.
От бомбежек пациенты во Дворце прячутся, на нулевом этаже.
Все, кроме Святой Троицы. Они не прячутся – из принципа.
А что это еще за Святая Троица?
Сейчас узнаете.
Лучшие люди нашего города. Честное слово – ну где вы других таких же найдете?
Их палата – на самом последнем, четвертом этаже. Там большая зала, места много, вот и поставили деревянные стенки-ширмочки. А потолков нет. Потолок один на всех, полукруглый, в вышину уходит.
Под куполом, на потолке – Иисус на облаках. Там еще серафимы были, но пообтерлись. Осыпалась краска.

Беспамятный, Шут и Писатель…
Давно, лет двадцать назад, из леса шли немецкие танки. Их было немного, но народу тогда полегло – жуть. Все боялись, что они до города доберутся.
Но обошлось. Мы их загнали в ловушку, и они себя взорвали.
Захватив с собой почти всех наших солдат.
Святая Троица – герои тех лет. Они тогда были еще подростками, чуть-чуть младше меня.
Писателю оторвало ноги выше колена.
Шута задело взрывом, сильно пострадало лицо.
А Беспамятный…
Ну, вы сами поймете.

Беспамятный первым заметил меня:
-Джерри.
-Да.
-Тебя так долго не было.
-Да. Почти сутки.
-Я думал, ты умерла.
Писатель увлеченно точил карандаш. Увидев меня, он выронил точилку, и черный прах грифеля рассыпался по белой простыне.
-Ну вот…
Писатель рассмеялся. Во рту у него не хватало несколько зубов, что делало его похожим на драчливого подростка. Хотя, насколько я знаю, ему уже за тридцать.
Вообще-то, он – художник.
Однажды я спросила его:
-Что вы делаете?
-Пишу…
-Значит, вы – писатель?
-В какой-то мере… - он рассмеялся.

Шут занимался тем, что раскладывал пасьянс прямо на полу.
-Чер-рт возьми! Опять какая-то хр-ренотень! О! Это ты? Снова будешь втыкать в нас эти дурацкие иглы?
-Нет. Уколов сегодня не будет. У меня выходной.
-Чер-рт возьми! Вот это славно. Может, тогда в картишки? На р-раздевание?
Шут бился в карты, как сам дьявол, поэтому играть с ним было бы самоубийственно.
-Вот так всегда. Старый бедный Шу� � никому не нужен… Сигаретка ес-сть?
Сигаретка завалялась в моем кармане как раз для таких случаев.
-Как же хор-рошо…
Иисус с потолка взирал на нас несколько укоризненно.
-Писатель, чего там рисуешь? Покажи?
Уговариваю его минут десять, как всегда.
-Смотри.
Город. А в нем – высокие дома, стеклянные дома. По улицам ездят серебристые трамваи и маленькие, будто игрушечные, машинки. Люди – в красивых цветных костюмах. И все стекла в домах целые.
Все до единого.
В этом городе нет вечной стройки – не стучат молотки, не жужжат зубила. В этом городе нет потных мужчин, засыпающих котлованы, и нет хмурых женщин в белых халатах.
-Это что?
-Это – наше завтра.
-Не будет никакого завтра. Правда, Джерри? – вдруг говорит Беспамятный.
Беспамятный – бесконечный оптимист. Даже если мизантроп Шут и романтик Писатель иногда и впадали в черную, как грех, меланхолию, он всегда вытаскивал их из этой пропасти.
Так было всегда.
Но что такое всегда?
Всегда – это лишь мгновенье.
Эх, Писатель! Лучше бы ты рисовал фей и драконов.
Помню, в детстве я всегда к нему приставала: нарисуй принцессу, нарисуй эльфа.
Нарисуй Короля-Леопарда.

Короля-Леопарда…

Ночь. Электричество – вырубили. Прошел слух, что будет бомбежка.
Но никто не знает, будет она или нет.
Город замер в ожидании.
Мама, в тяжелом длинном платье из зеленого сукна, укладывает меня спать.
В подвале.
Но это хороший, теплый подвал. В нем пахнет сырой картошкой и свежей краской.
Я маленькая, маленькая девочка.
Я еще ничего не знаю о бомбежках.
Но я уже знаю о войне.
Я ничего не жду.
Нет, я жду сказки...
Однажды, в давние-давние времена, в волшебной стране жил Король-Леопард. Он был добрым и справедливым правителем. Но однажды началась война…
-Мама, а почему все сказки так начинаются?
-Потому что войны были всегда, даже в древности.
-А хорошие всегда побеждали?
-Конечно! А как же еще?
-Значит, и мы тоже победим?
-Обязательно.
Но это была не совсем обычная сказка.
-Ладно. Слушай дальше.
На страну Короля-Леопарда напал жестокий Король-Тигр. Его войско было огромным, словно черная туча. Он жаждал власти и уничтожал целые государства.
И вот, в один прекрасный день Король-Леопард понял, что проигрывает. Надежда покинула всех, кроме правителя и его молодой красавицы-жены.
«Отправляйся к болотной ведьме! – сказала ему жена, - Легенды говорят, что у нее есть оружие, способное победить самого Дьявола»
И Король отправился в путь, на болота. Ведьма с крокодильей головой встретила его в своем чертоге.
«Да, у меня есть это оружие. Волшебный меч из лунного камня. Он лежит глубоко, на самом дне болот. Взмахни этим мечом – и армии врага превратятся в лунный пепел».
Обрадовался Король, но был он настороже, потому как знал, что ничто не дается просто так.
«Я дам тебе этот меч, - сказала ведьма, - если ты пробудешь у меня три дня, согласишься скрасить мое одиночество».
Король выполнил ее просьбу, но не знал он, что ведьмам нельзя верить. И когда покинул он болотный чертог, то увидел, что прошло не три дня, а три месяца. Города его пылали огнем, и всюду царили смерть и разрушение. Горько заплакал он и понял, что пришел конец его светлой, славной стране Белых Яблок.
И взял он меч, и пошел к Королю-Тигру, ведомый жаждой мести.
Король-Тигр узнал великий лунный меч и сказал: «Я убил всех твоих подданных, и твою жену, и твоих братьев. Я превратил землю твою в ад. Так возьми же меч и убей меня, и сожги моих воинов и моих детей, и построй новое королевство, потому что я на твоем месте поступил бы так. Ты победил».
Но Король-Леопард покачал головой и отдал свое оружие Королю-Тигру. Он не видел смысла жить, и победа его была не нужна ему.
«Жалкий слабак!» – расхохотался Король-Тигр и убил Короля-Леопарда.
Но не знал Король-Леопард, что жена его не умерла. Она была так прекрасна, и Король-Тигр решил сохранить ей жизнь, с условием, что она станет его женой. Жила она в браке с Королем-Тигром долгие двести лет, и родились у них дети, черные как ночь, и стали они называться черными пантерами.
Таков был конец сказки. И конец моей спокойной жизни.
Ведь я никак не могла понять – почему?
Почему Король-Леопард сдался? Почему жена предала его?
Я не могла ни спать, ни есть, я могла только думать и сжимать маленькие кулачки. Меня распирало и выворачивало наизнанку. Я искала священный меч. Везде – на руинах, в поле, на улицах. Я верила, что смогу его найти, что он сам прыгнет мне в руки. Ведь я никогда не сдамся! Я возьму его в руки и разрушу немецкие самолеты. И обращу их в лунный пепел. Но может ли один человек победить всех? Что может один человек?!
Я выиграю эту войну! Я справлюсь! Я смогу!
Видя мое состояние, мама сжалилась и сказала, что в детстве читала продолжение этой сказки.
В нем говорилось, что королева предала своего мужа потому, что была беременна и хотела сохранить свое дитя. А потом королевством Короля-Тигра правил сын леопарда.
Я успокоилась.
Но когда выросла, поняла, что мама обманула меня.
Ведь сын родился бы с леопардовой головой. И Тигр убил бы его.
И нет продолжения у этой сказки.


Беспамятный мнется, будто бы хочет что-то сказать.
Подходит ко мне:
-Вот. Я сам сделал.
И протягивает одну вещь.
Повязку на глаз, вышитую бисером.
Есть такая вещь – ускользающая улыбка. Ты пытаешься остановить ее, поймать, а она просачивается наружу, как песок сквозь пальцы. И ты улыбаешься во весь рот, как ребенок, и чувствуешь себя совершенно счастливым.
Самым счастливым на свете.
Шут хочет изречь нечто язвительное, но, взглянув на меня, замолкает. А улыбка уже подобралась к Писателю, скользнула на его лицо, смешавшись с легкой печалью.
-А давайте… Давайте мультики посмотрим? – говорит писатель.
-А про что?
-Про святую троицу.
И шут уже настраивает телеящик и достает видекасетник, который им из центра прислали, в подарок.
Вы точно смотрели этот мульт. Не могли не посмотреть!
Каждый ребенок знает о святой троице.
Святая Троица – это:
Иван Потапыч, бурый медведь-пьяница.
«Я выбью дурь из этих поганых немцев!» - рычит он.
Мистер Игого Смит, мустанг. Он потерял своего ковбоя и мечтает жениться на хорошенькой кобылке.
«Игого! Как же я крут!» - ржет он. Бог мой, он так� �й придурок!
Г-н Уильям, ворон-аристократ. Аристократ до последнего перышка.
«Если мне отрезать голову, потечет голубая кровь!» - уверяет он.
К сожалению, он нередко оказывается без головы. Но крови не показывают, мультик все же детский.
Все вместе они сражаются с фашистами.
В конце каждой серии эти придурки погибают и попадают на небеса. Они играют в карты на облаках и пухнут от скуки. Приходят ангелы и выпихивают их назад, на землю.
Там вы принесете больше пользы, ребята!
Это очень смешной мультик.
Первые три серии – ужас, какой смешной.
-Ну, я пойду. Сбегаю к Иветте!
-Заходи завтра! – улыбается Беспамятный.
-Пусть она помолится за нас! – просит Писатель.
Шут молчит. Но я знаю, он тоже хочет, чтобы за него молились.
Пока, ребята!

Каждый из них – я знаю - любил меня.
Каждый из них мечтал, что однажды я возьму его руку и скажу: пойдем отсюда!
Все-таки я – ужасный человек.
Я берегу свое одиночество. Или одиночество бережет меня.
А может, я просто боюсь привязываться к кому-то больше, чем необходимо?
Но ведь я поднимаюсь к ним на этаж каждый день. Я делаю это потому, что мне нравится это делать.
А может, просто потому, что там легче дышать?
Сарочка часто ругает меня – мол, хватит возиться с инвалидами, найди себе нормального парня. Ведь ты ж красавица, ноги какие! А глаз… Да фигня все это. С лица воду не пить.

Напротив госпиталя – старое, грузное, словно африканский бегемот, здание. Расположилось посреди улицы и будто бы говорит: всех вас переживу. И никакие бомбежки ему нипочем. Огромные окна в решетках, колонны, мемориальные доски на стенах – вот он какой, дворец связи. Наш ин-фо-центр.
На крылечке стоит Сарочка, главный инженер. Курит сигаретку. Увидела меня, машет рукой: привет, мол, красавица!
Сарочка - тетечка мировая. А умная какая – жуть. Ну еще бы, она ведь на Сашке Невском работает!
Сашка Невский – это машина вычислительная, громадная такая. Она на подземном этаже стоит, в надежном месте. Сашка Невский – наше все. Наша единственная связь с центром. Единственная связь с внешним миром.
Говорят, работать в Инфоцентре ужас как престижно.
А по мне – ужас как холодно. Бывала я как-то на этом подземном этаже - а там темно, как в склепе. Александр стоит-пыхтит посреди зала, пялится на всех синими глазами-лампочками. Сарочка рассказывала, что долго там бывать нельзя – будут головные боли, из-за облучения. У нее-то, наверное, башка даже во сне трещит - вот и выкуривает по пачке в день.
А на третьем этаже – игровая комната. Там тоже машинки вычислительные стоят, но, видимо, устаревшие. Плоские такие, маленькие, а наборная клавиатура не работает. По таким ничего не отправишь. Зато дети там очень играть любят. В «зайчиков», это догонялки такие, на экране. Или в «поварят». Эти уже посложнее, там надо и торт приготовить, и поваренка спать уложить. Много там разных штучек электронных. А еще там можно смотреть фото дальних стран и городов. Цветные, красивые!
Нельзя без связи, ой, нельзя. Когда с папкой случилось, мы сразу письмо в центр набрали.
И что вы думаете? С первым самолетом прислали медаль – за самоотверженность. И три мешка сахарных хлопьев. Да каких хлопьев! Не наших, американских. Мы их полгода ели.
А медаль в госпитале теперь висит, на видном месте красуется. Чтоб все знали, каков мой папа был. Герой.
Да, без связи – никуда. И о танковой атаке нас предупредили по каналу.

На Комсомольской улице стоит памятник Лединой. Большой такой памятник. Ледина здесь не в пиджачке, а в простой рабочей робе, с платком на голове. Грозит пальцем невидимым врагам коммунизма. Эх, ожила б сейчас она, вылезла из Мавзолея! Тогда бы и война окончилась, и все бы хорошо было.
А не заглянуть ли мне в Дом-Без-Ключа?
Дом-Без-Ключа – это тайное общество. Попасть туда – не так-то просто.
Про них часто говорят: ох, эти бездомные!
А какие же они бездомные, если у них есть Дом?
У них…
А когда-то я и сама не вылезала из Дома-Без-Ключа.
Но однажды мне стало ясно – это тупик.
Такой же тупик, как нищие у храма-госпиталя.

Руины видно издалека. Что было тут раньше, не знаю. Но видимо что-то большое, грандиозное. Инфузория уверяет, что до Революции здесь был королевский замок. Для меня короли существовали только в сказках. Это место казалось мне волшебным, особенно в детстве. Каменные стены, увитые плющом, резные решетки на провалах-окнах… Этот Дом тоже несет бремя памяти. И какой памяти!
Хотелось бы знать.
В Доме – шумно. Черно-белый телеящик передает очередную речь Чугунного. Наш Чугунный – железный человек. В прямом смысле. Сердце отдал стране, и легкие, и почки, и печень – все отдал. Зато теперь двести лет не стареет! Не ест, не пьет, день и ночь работает. Вот кто герой!
Красивые, правильные слова…
А потом…
-Действительно, прекрасная речь!
-Вы находите?
-Несомненно.
-Но с точки зрения философского подхода, извольте заметить…
Старожилы сгрудились у костра. Кажется, они жарят шашлык.
Замечательный запах!
А говорят они так всегда, ведь все-таки в замке живут. Надо соответствовать!

Они меня не замечают, эти старожилы. С тех пор, как я ушла.

Инфузория Сапожок выпрыгивает из-за угла, как черт из табакерки.
-Ага! Попалась!
-Попалась.
-Почему не заходишь к нам? Поч ему, почему?!
-Дела были.
-Ой, да врешь ты все! Врешь-врешь! Я знаю, ты врушка!
Мы ходим по дому, просачиваемся сквозь стены, словно призраки, взбираемся по лестницам, идущим в никуда.
Инфузория рассказывает обо всех происшествиях, которые случились, пока меня не было.
Дедушка Максим мастерит деревянную статую Лединой. Он говорит, что эта будет другая Ледина, не похожая на других. Особенная.
Три дня назад – вот ужас-то! Потерялся Хранитель Дома-Без-Ключа, кот Кошмарт. Но оказалось, что он не потерялся, а женился, и стал отцом. Дважды.
-Эй! Да ты меня не слушаешь!!
-Прости…
-А я за месяц на два сантиметра выросла! Представляешь?
-Шла бы ты в СоцУправу. И устроилась как-нибудь. Хоть крышу над головой получишь.
Она сжала маленькие кулачки:
-Не хочу! Не хочу крышу над головой! Не нужна мне никакая крыша!
-Да, крыша у тебя поехала, это точно…
Смеёмся.
Она берет толстую книгу и кладет на голову. Вот, мол, моя крыша.
Инфузория часто говорит: я не рождалась.
Нет, она знает, как дети делаются.
Она говорит: я дочь Дома-Без-Ключа. Я его призрак, его тень, его часть.
На самом деле она – брошенка.
Какая-то сволочная мамаша подкинула ее к Дому.
Но иногда мне кажется, что Инфузория на самом деле не рождалась.
Она не хочет расти, учиться жить вне.
Она говорит – мне ничего не нужно.
Ян, учитель биологии, пытался заниматься с ней. Но они дошли только до простейших. А потом он перепил и упокоился.
-А помнишь, - вдруг говорит она, - В тот день тоже была бомбежка. И никто не пострадал. А на следующий… Они летели с экранами, и их не заметили.
Помню, как не помнить. Давно это было.
-Не бойся. Не будет завтра никакой бомбежки.
-А ты откуда знаешь? Откуда-откуда? Ах, как бы было хорошо, если б завтра не наступило никогда! Если б было вечное сегодня!
Мы гуляем по Дому и говорим о разном, обо всем, кроме войны.
Я подхожу к одинокой Стене.
Я прошу у Инфузории мелок - она вечно таскает его в карманах.
Я беру белый кусочек в ладонь и пишу:
22 июня 2251 года
-Неправильно! – говорит Инфузория.
Она размазывает надпись рукой и исправл� �ет:
22 июня 2241 года
-Вот так!
А внизу приписывает:
Замечательный день
Солнышко сияет
И кажется никто не умер
Конечно, пишет она с кучей ошибок.
А ведь она старше меня…


Мой путь, мое паломничество к сестре Иветте подходит к концу. Я уже вижу лесочек, привычный, знакомый с детства. Конечно, это не настоящий Лес, не тот, который за полем. Потому он и не пугает, а дарит странное ощущение легкости во всем теле. Хочется кататься по мягкой траве, лазить по деревьям, впустить в себя частичку июньского безумия.
Нет, в таком лесочке не помолишься.
Хотя Светлые Сестры частенько это делают.
Они молятся за судьбы всего мира. Каждый день.
Ну, или почти каждый день.
Безумные, жаркие молитвы…
Жаль, во мне умерло все безумие. Оно упокоилось с миром, как сказала бы Иветта.
И тут – что-то страшное. Я вижу это сквозь зеленые ветки.
И замираю на месте.
Нет, не от страха. Я достаточно повидала мертвых людей.
Я замираю от удивления.
На дереве висела Линда. Наконец-то!
Наконец-то она покончила с собой.
Наско лько отвратительны были ее черты лица в жизни, настолько прекрасными они стали в смерти. Всегда нахмуренный лоб разгладился, в глазах погас безумный огонь. Некогда злое, раскрасневшееся лицо теперь было умиротворенным и белым, как молоко.
Линда. Безумная Линда.
Сколько крови она у нас всех выпила!
Знаю, это – неправильно, но я радуюсь ее смерти.
Эта женщина ненавидела всех и каждого лютой, огненной ненавистью.
Раз в три года к нам приезжает особая машина. Немой водитель показывает бумагу с гербовой печатью.
Время призыва.
Если не наберутся добровольцы, то из центра придут списки.
А там уж никого не спросят, наверное.
Но добровольцы всегда набираются.
Еще бы! Мир посмотреть, себя показать!
А чего смотреть-то? Везде воюют.
Ну, не скажите. Есл� �, например, направят в штаты, то еще как интересно.
Никто из добровольцев не возвращался. Никогда.
Только вот не надо кричать: погибли, погибли!
Глупости все это. Просто до окончания войны никого домой не отпустят. Есть такой закон.
Товарищ Чугунный выступал по телеящику и говорил, что страна заботится о солдатах. У них есть все необходимое. Впрочем, почему «солдатах»? Может, кто уже и генералом стал, за все время-то.
Жаль, нет почты. Но нам говорили, что возить письма – неслыханная роскошь. Гораздо важнее довести до бедствующих районов продукты или медикаменты.
У Линды был муж, и он ушел в Добровол. Она хотела с ним, но передумала, потому что беременна была. А потом она ребенка потеряла, выкидыш.
Обычная история.

Монастырь – сгорбленный, полуразрушенный - расположился на холме, мрачный, словно ворон.
Поверьте, я знаю толк в воронах. Я же смотрела все серии «Святой Троицы»!
Надеюсь, в душах монахинь достаточно света, чтобы развеять эту тьму.
У Иветты – достаточно, я уверена.
За Обителью – поле, а за ним – лес. Настоящий Лес. Туда никто не ходит. Никогда.
Когда-то давно немцы бросили туда что-то непонятное. Из центра нам написали, что это опасное биологическое оружие. Но оно в город не пошло, в лесу застряло. А грузовики ничего, проезжают, у них колпак какой-то есть, защита. У наших-то машин таких нет. Да и не надо! Что мы в этом лесу забыли? Нам и в городе хорошо. Вот закончится война, лес и почистят, это точно.
Я подхожу к тяжелым воротам. Они не заперты.
Тихая обитель ждет всех желающих.
-Дарья? Дашенька! Я ждала тебя!
Да, я тоже рада тебя видеть, сестра. Моя двоюродная сестра, которая бросила нас сразу после гибели папы. Она выбрала самый простой путь.
Или – самый сложный?
Те, кто отдает свои сердца Богу, не могут покидать обитель.
Только изредка выходить в лес, на молитву.
Она подходит ко мне – в длинной синей рясе с откинутым капюшоном. Совсем не такая, как инокини с картинок в душеполезных книжках..
Высокая. Красивая.
Она осеняет меня крестным знамением и целует в лоб.
-Пристрой обвалился. И матушка Аксинья… - сообщает она мне скорбную весть. - Я же говорила ей! Нужно было уйти в катакомбы!
-Она старая была…
-Дашенька, да как можно…!
-О-очень старая!
Действительно, старая. Девяносто девять лет. И с головой у нее было не все в порядке.
Иветта улыбается и качает головой: мол, меня не исправить.
-Пусть покоится с миром. Аминь, – говорю я.
-Как ты, Дашенька?
-Зови меня Джерри!
Вздыхает.
-А Бо леслава? А Кешенька?
-Живее всех живых!
-А мама?
-А как она может быть? Она - как обычно.
Тихо нынче в монастыре. Сейчас время молитвы, светлое время.
-Слушай, Иветти… А ты бы хотела, чтоб сегодня никогда не кончилось? Чтоб завтра не наступило?? - я вспоминаю слова Инфузории.
Она покачала головой:
-Дашенька, какая же ты глупая! Жизнь – это движение. Нас такими Бог создал. И не бойся того, что будет дальше!
Да я и не боюсь…
А ведь я ничего не сказала ей про Линду.
Все-таки я сволочь…
Ничего, рано или поздно они найдут ее и похоронят.
А Иветта все-так� � имеет нездоровое пристрастие к пафосным речам…
И тут – гром среди ясного неба.
Две монашенки бегут к сестре Иветте с перекошенными лицами:
-Ой, сестра-сестренка, там такое!
-Я ж от страха чуть не померла! Господи Боже!
Ну что, что могло случиться? Линда? Нет. Они пришли с другой стороны. Со стороны пшеничного поля.
Очень интересно.
Иветти напускает на себя серьезный вид:
-Идемте. Покажете мне. И не тряситесь так. Бог с нами.
В помятой траве было что-то непонятное. Раненая птица?
Нет. Нет, нет, нет!!!
Это не птица. Это человек. Парень, на вид – не намного старше меня. Он лежит, запрокинув голову к небу. Он живой. И он не наш. Он пришел из леса. Того самого Леса.
Скажите мне – как?!
Это слишком для меня. Мне хочется одновременно расхохотаться во всё горло и зарыдать в три ручья. Но вместо этого я просто хлопаюсь в обморок, как сопливая барышня. Я падаю носом в землю и разбиваю правое колено.
Даша… Дашенька… Тебе плохо? Плохо… Плохо…
Плохо ли мне? Нет. Просто…
Просто я не ожидала такого.
А теперь…

(продолжение следует)

Девочка и война
(продолжение)

А теперь время говорить правду.
На самом деле я воюю не с войной.
Что такое война? Пустяк. Она не стоит упоминания.
Я воюю с непреодолимой силой.
Имя этой силе – время.
Двадцать второе июня действительно не заканчивается.
И завтра не наступает.
Уже десять лет.
Двадцать второе июня длится уже десять лет.
Каждое утро
Я просыпаюсь
И вижу те же лучики солнца и неведомые разводы на потолке.
Мама готовит яблочный пирог
И напевает себе под нос песенку Милен Фармер.
Весьма по� �абную песенку, надо сказа…
Что я сделала?
Чем я так прогневала Бога?
Бомбежка.
Лобастик.
Сарочка курит на крылечке.
Сначала я подумала, что сошла с ума.
Такое часто случается в наше время.
Когда я признала это, мне стало легко и свободно.
Первые пять дней.
Я жила беспечно, как мотылек. Я делала самые безумные вещи.
Но что бы я ни делала
Завтра
Не
Наступало.
Никто мне не верил. Никто не мог понять.
Ведь для всех это был самый обычный день.
Нет, Троица поверила мне. Но что толку?
Я не хочу этого.
Я хочу вы� �ваться!
Я хочу жить дальше. Я устала…
Жизнь – это движение.
Маленький хомячок крутится в колесе. Это что, тоже – движение?
Может быть, если я умру, я смогу освободиться?
Я беру кусок стекла и вскрываю себе вены. Я чувствую в своем теле слабость и смерть. Я теряю сознание.
Я чувствую лучики солнца на своем лице.
Потолок, покрытый неведомыми разводами…
Я выиграю эту войну!
Я буду считать каждый день. Каждый день я буду писать мелом на Одинокой стене, чтобы не сбиться со счету. Каждый мой день не будет похож на предыдущий. Бог увидит меня и простит.
Каждый мой день.
Прости меня, мама! Я тебя так люблю! Мне все равно, что ты закрылась от мира, мне все равно, что тебе не хватило сил.
Я ненавижу тебя, мама! Ты жалкая, как Король-Леопард! Я ненавижу тебя и Иветту!
Я ненавижу всех!!
Я всех, всех люблю…
Я люблю тебя, Писатель! Идем со мной! Ты нарисуешь мой портрет. Мой парадный портрет. Ты будешь рисовать меня каждый день. А я буду о тебе заботиться.
Я люблю тебя, Шут. Идем со мной! Мне все равно, что с твоим лицом, ведь я обожаю каждую частичку твоего характера. Ты научишь меня карточным фокусам. И я, наконец, обыграю тебя в покер. Я буду смеяться над всеми твоими анекдотами.
Я люблю тебя, Беспамятный! Я просто люблю тебя. И буду любить всегда. Идем!
Всегда – это лишь мгновенье…
Инфузория, хватить сидеть в этих чертовых развалинах и строить из себя сказочную принцессу! Есть люди, которые нуждаются в твоей помощи. И таких людей очень много.
Иветта, ты еще молишься своему Богу? Так знай: Бога нет. И никогда не было. Лучше заведи ребенка.
Я спасу Линду. Я попрошу у нее прощенья, за то, что раньше смеялась над ней.
Нет. Я не буду никого спасать. Покойся с миром, Линда. Аминь.
Может, если я убью кого-нибудь, то смогу выбраться?
Я подхожу к старухе на паперти - и вместо того, чтобы кинуть мелочь, протыкаю ее ножом. Милицейские выкручивают мне руки, а я смеюсь им в лицо. Я засыпаю в изоляторе.
Робкие лучики солнца…
Даже если я не буду спать совсем, это не поможет. После ночи приходит утро - и я оказываюсь в своей кровати.
Может, нужно убить много людей?
Господь уже не простит меня.
Так получилось, что я случайно убила Лобастика. Он упал и больше не поднимается.
Я не хотела! Не хотела!!! Пусть завтра не наступит!!! Пожалуйста, Господи!! Пусть все будет, как раньше! Пусть мой брат будет жив! Мне не нужно никакого будущего без…
Милосерден Господь. Он внемлет моим мольбам, и завтра не наступает.
Иногда мне кажется, что люди – всего лишь куклы, а я только одна живая.
Я чувствую бесконечное, жестокое одиночество.
Одиночество пожирает меня.
Иногда мне кажется, что Бог – это я. Ведь я бессмертна. И все люди вокруг бессмертны. Даже если сегодня они умрут, то непременно воскреснут завтра.
Значит, все они – тоже Боги?
Мне надоело.
Мне надоело каждый день умирать. Меня разрывало немецкими бомбами, давило колесами машин, резало железом и многое, многое, многое…
Я больше ничего не хочу. Я вспомню тот день, самый первый, и буду повторять его каждый раз. Я стану частью этого мира. Правда, только внешне.
И каждый раз, как в первый раз…
Ведь это был не самый плохой день.
Я приняла это решение сегодняшним утром.
Я приняла решение жить так же, как в самый первый день. И думать так же. И дышать так же.
Самый легкий путь.
Или – самый сложный?

Почему? Откуда?
Именно сейчас, когда я сдалась, когда я смирилась, здесь появился этот человек.
Его не должно здесь быть. Но он улыбается, как ребенок, и оглядывается по сторонам. Он видит мой мир в первый раз.
Иветта, как заботливая ма ть, протирает мои щеки влажной тряпочкой. Я вижу ее обеспокоенное лицо сквозь полуоткрытые веки.
-Это все жара. Июнь нынче выдался знойный.
-Знойный, ой, знойный! Ничего, оклемается сейчас. Водички ей попить надобно.
Пожилые монашенки переговариваются. А вокруг – народу, народу! Весь монастырь собрался, не иначе.
А он? Где ОН?
Он спокойно беседует с женщинами. Они выглядят скорее удивлёнными, чем напуганными.
-Бежали? Из плену?
-Ой, Господи Вседержитель!
-Через лес! Надо же!
-Говорите, солдат прививают, от той заразы-то?
-Вот это диво!
-Ничего, се� �час мы вас накормим, напоим!
-И в управу доложить надо! И в Центр написать!
-Не надо, говорите? Позже? Завтра? И то правда. Завтра отправим Дарью. Сами-то мы не можем…
Самый обычный разговор.
Он идет сюда. Он идет к нам.



Риз

Комната расплывалась. Она будто бы уходила в сторону и быстро сворачивалась, как картонка. Секунду назад он чувствовал кисловатый привкус таблетки и резкий, специфический запах коктейля. Но все отступало, сдавалось новой, чужой, но не чуждой реальности…
Облака над головой и безбрежный океан синих небес. Поле и груды скошенной травы рядом.
«Сразу виден почерк семидесятников… Сейчас так не делают» - подумал Риз.
И вдруг - монашки. Они вдруг окружили его со всех сторон и разом затараторили.
Они были толстые и некрасивые, совсем не такие, как в буклете.
Но контакт нужно было налаживать. В запас� � еще часов шесть, и лучше бы вышло все без накладок.
Он говорил привычные, неважные фразы. Время тянулось ужасно медленно.
Одна из них, высокая, важная, смотрит на незнакомца очень внимательно. Рядом с ней – девчонка лет семнадцати, с огненно-рыжей шевелюрой. На правом глазу - красивая повязка.
Риз непроизвольно улыбнулся.
«Симпатичный экс».
Через мгновение она задрожала всем телом и потеряла сознание.
Риз вздрогнул. На лице этого экса, этой девочки вдруг отразился невообразимый, безумный ужас.
Это что – его, его она так испугалась? Но ведь он не сделал ничего такого. Он даже не вышел за рамки.
«Интересно».
Он подошел к ней. Она была бледной и холодной.
Он взял ее за руку:
-Как ты? Все в порядке?







Джерри
Он улыбается мне теплой, уско� �ьзающей улыбкой.
В порядке ли я?
Я вскакиваю с места.
-Ты… Ты пришел не из леса. Тебя не должно быть здесь!!
Я хватаю его за ворот рубашки и кричу, кричу, кричу…
Иветта пытается меня успокоить, но я не слышу ее. Я не слышу никого.
И в этот момент он наклоняется ко мне и тихо, но очень четко говорит:
-Я расскажу тебе. Ты ведь знаешь, верно?
И мой мир замирает. Я часто дышу, не в силах вымолвить ни слова.
Потом происходит что-то неважное, ненужное. Укоры, разговоры, смех, ромашковый чай матушки Ксении, ситцевый платок, намоченный холодной водой.
Я что-то говорю, что-то объясняю.
И, наконец, приходит тот самый момент. Он кивает головой: пора.
Вечереет. Монашенки уходят по делам.
Мы остаемся наедине в пустой, полутемной монастырской столовой.
Я поднимаю голову:
-Ты - Бог? Ты пришел?
Он смеется:
-Нет, что ты! Я – человек. Честное слово. Погоди немного. Сначала я хочу услышать твою историю.
И снова та же легкая, теплая улыбка.
Я говорю все, что знаю. Я пытаюсь вспомнить все, что со мной происходило, но успеваю произнести лишь несколько слов. Он останавливает меня взмахом руки.
-Да-да. Все именно так, как я и думал. И все же это весьма интересно – то, что я говорю с тобой сейчас…
-Ты ведь… обещал? Рассказать мне правду. Ты сказал.
Легкая улыбка на миг дрогнула.
-Все так, все так… Но готова ли ты? Ведь правда может оказаться страшной... – он тряхнул головой. - Забавно, забавно… Говорю будто цитатами из фильмов. Интересно.
-Не думаю, что она будет страшней, чем каждый мой день.
Риз

Сказать, что он был удивлен, значит - не сказать ничего. Впервые за долгое время его раздирали противоречивые, безумные чувства.
«Сбой. И та странная, необъяснимая активность, которая так заинтересовала Карпова. Неужели дело в этом эксе? Чертова игра! С ней всегда было что-то не так. Нужно было закрыть ее сразу после создания».
Девчонка сжигала его взглядом и задавала дурацкие вопросы. Никогда, никогда в своей долгой жизни Риз не был в таком идиотском положении.
«Что бы сделала Хани? Разумеется, сию минуту прервала бы нежелательный контакт и спокойно занялась делом. А Фейк… Фейк, наверное, решился бы поэкспериментировать…»
«Почему? Почему я сейчас думаю, как Фейк? Но, с другой стороны, я ничего не теряю. А если… Если действительно рассказать ей правду?»
Риз снова улыбнулся.
« Как интересно»!
Но что она будет делать, когда услышит правду?
Это больше, чем дурацкие выходки Фейка. Это то, чего никто никогда не делал раньше.
Рассказать об игре? О киберпространствах? Но она попросту не поймет его.
А если использовать проекцию?
Это будет ужасно, ужасно интересно…











Джерри
-М-м… Даже не знаю, с чего начать. Я, собственно, действительно не был в этом … м-м… лесу. Да я бы и не смог. Ладно. Ты знаешь, что такое компьютер?
-Конечно!
И я рассказываю ему о Сашке Невском и игровых машинах.
-Интересно… Ну что ж, тогда будет проще.
-Это случилось давно, больше ста лет назад. Тогда мы еще только-только научились создавать киберпространства. Но, надо сказать, достигли больших успехов. Очень больших. И, как ни странно, с помощью биотехнологий. Нужно было всего лишь надеть наушники и выпить одну таблетку... А, неважно. Все равно не поймешь.
-Я пойму, я ж не тупая! Я фильм про виртуальный мир видела. Фантастический. Нам американцы привозили!
-Да? Правда? Хорошо, хорошо… - он кивнул, будто соглашаясь со мной, - Сейчас ты кое-что увидшь… Не бойся, это не больно и совсем не страшно. Я просто… Покажу тебе свой мир. Так тебе будет легче понять.
-Так ты из другого мира?!
Мне почему-то сразу вспомнились сказки, которые я читала в детстве. В них люди часто путешествовали между мирами. Тогда я бы сказала, что в реальности это невозможно. Но сейчас я была готова поверить во что угодно. И я не дернулась, не отстранилась, когда он поднес ладонь к моему лицу.
Я просто закрыла глаза…
И провалилась в бездну.
И я увидела все.
А он продолжал свой рассказ, как ни в чем не бывало.
-Тогда все изменилось. И сеть, и игры – все стало другим. Создавались тысячи разных реальностей. Но ты же знаешь, людям всегда чего-то не хватает? И однажды возник вопрос – что нужно сделать, чтобы игра стала похожей на настоящую жизнь? И возможна ли жизнь в сети, в цифровом мире? Сначала эта идея была высмеяна и забыта. Но потом… Был создан первый Экс. Экспериментальная модель. Электронный человек. Разумное существо, живущее вне материального мира.
И он показал мне, как это происходило.
-Первые годы творился полный беспредел. Эксами населялись игры, над ними проводили сотни исследований. Никто и не думал об этике и гуманности. Еще бы! Сложно воспринимать всерьез того, кого можно поместить на флешку. Но в сорок третьем вышел закон о запрете создания эксов. Оставшимся были предоставлены нормальные условия для проживания. Их наконец-то признали людьми, пускай всего лишь на бумаге…
-«Война как война» - одна из первых игровых реальностей того времени. Туда были запущены эксы. Не совсем обычные эксы. Их сознание изменили, подогнали под игру. Сначала это была наблюдательная игра. Всем было интересно посмотреть: как будут вести себя разумные существа под угрозой смерти, войны? Ваш мир был проработан до мелочей. Это было нечто большее, чем онлайновская стрелялка. Хотя, создатели, конечно, основательно поглумились над историей и советским символизмом…
-Ты ведь заметила, да? Эту чехарду названий. Городок Тихие Зори, ну надо же… Была такая книга, кажется… Классика военной драмы. Чугунный… Смешно, честное слово. Законы физики здесь тоже исковеркали. Эта чудесная шпатлевка, например. Кстати, у всех сооружений есть функция восстановления. Это происходит через сто – сто пятьдесят лет. И самое главное – на вас действуют программные коды. Вы не можете убить другого человека, если он не немец. Не можете покинуть город. Этот страх перед лесом… Вы не можете усомниться в правильности происходящего. Вам просто никогда не придет это в голову. Вам не придет в голову сбежать отсюда или построить еще одно убежище. Потому, что так было задумано. Вы никогда не узнаете о том, что ваш мир нереален.
-Рейтинги «Войны…» достигали заоблачных высот. Сюда хотели запускать и обычных людей – под аватарами немцев. Дать вам оружие… Настоящее оружие. Но в один прекрасный день произошел сбой. Раньше такое часто случалось. Всему виной несовершенство сервера. Один и тот же день стал отматываться назад. Игру прикрыли. А через год вышел этот закон…
Мне казалось, что он говорит, не размыкая губ. И голос его звучит у меня в голове. И даже если я зажму уши руками, это не поможет. Он улыбается теплой улыбкой и пытается объяснить мне так, чтобы я поняла. И я пытаюсь понять.
Но в голове – каша. Гадкая, кровавая каша.
-Что? За лесом? Нет, там нет ничего. Там никто ничего не проектировал.
Смеется.
-Нет, конечно, нет никакой Америки. Есть только Тихие Зори.
-Фашистские самолеты? Танки с немцами? А, это безличные программы. Время от времени они обновляются.
-Грузовик с добровольцами? Это придумано для защиты от перенаселения. Эти эксы уходят в утиль. Сейчас я объясню, что это значит…
Как же мне все это понять? Ведь я такая, такая глупая!
-Кто я? Мой отец занимался исследованием старых игр. Один раз, на просторах сети он нашел «Войну…». И заметил удивительную, невиданную активность, на протяжении десяти лет. Такого еще не было. Эта странная аномалия заинтересовала его, и он захотел посетить игру. Но полгода назад он умер. И я решил закончить его дело.
-Да, это было непросто. Ведь здесь уже ничего нельзя сделать… Это устаревшая игра. По моим прогнозам, цикл сбоя должен сократиться до двенадцати часов, потом – до трех. Когда цикл станет длиной в одну миллисекунду, эта реальность сотрет сама себя. Не бойся, это будет еще не скоро. Совсем не скоро.
-Нет, я буду пребывать тут только сегодня. Если я задержусь здесь до завтра, меня сотрет при перемотке.
«Пребывать» - какое странное слово.
Мне нужно время, и он дает мне его. Целый час я сижу не шевелясь, уронив голову на колени.

Он касается моих волос:
-Интересно… А графика здесь отличная. Сейчас так не делают. М-м… А повязка зачем? Для красоты?
-Нет. Во время бомбежки осколками порезало. Глаз вытек, как яичный желток.
-Правда? Мне жаль. Тебе очень идет эта повязка.
-Я знаю.
Он прищуривае тся:
-Эта активность… Ведь это ты, верно?
Я плохо понимаю, о чем он спрашивает.
-Я воевала с Богом времени. Я решила сдаться только сегодня утром. И появился ты.
Его взгляд на миг стал очень серьезным:
-Значит, я здесь благодаря тебе. Ты, словно вулкан, словно гейзер, фонтанируешь энергией. Это удивительно.
Я не знала о том, что такое гейзер или вулкан. Может быть, он мельком показывал мне это. Я не помню.
И вдруг он говорит нечто.
-Я могу забрать тебя отсюда. Не знаю, почему, но сбой на тебя не подействовал. Тебя можно вытащить отсюда.
-� � остальных?
-Ты же знаешь. Это чисто технически невозможно. Они связаны с этой вселенной. Да ты не бойся! Я опытный искатель. Знаешь, недавно открыли «Дикий пляж». Красивая ролевая вселенная. Море, солнце, молодежь… Хочешь там работать? М-м.. Ну, например, официанткой. А если пройдешь инструктаж, можешь быть спасателем. Да ты способная, я уверен, быстро сделаешь себе карьеру.
Я молчала, почти не слушая его.
-Может, тогда «Аэрофлот»? Корпорациям нужны эксы. Они и сейчас их создают, несмотря на запреты. Охранять сети, контролировать личные данные. Один толковый экс надежнее всех паролей и систем безопасности. Но учти, тебе придется учиться. Зато тебе подарят свой сервер. Это как дом, как квартира, понимаешь?
Я поднимаю голову и спрашиваю:
-Ты говорил… Показывал мельком… Войну с немцами. Она ведь была, да?
Он кивнул:
-Да… Очень, очень давно. Длилась всего четыре года. Советский Союз против фашистской Германии. Нет, там куча стран пострадало… И кажется, еще были фашисты… Японцы, итальянцы. Ты это хотела узнать?
-Значит, все-таки была война… И кто победил?
-Союз, конечно. Девятого мая. День Победы – наш национальный праздник. Точнее, был, пока не убрали все праздники… Да я лучше покажу тебе!
И я вижу все, что было, своими глазами.
И ложные истины уступают место единственно верной.
-Мы по-бе-ди-ли… Это здорово, правда?
-Ты – победила. Ты выиграла войну. У тебя есть шанс на нормальную жизнь. Ты не подумай, я никогда не одобрял того, что делают с эксами, я…
-Я останусь здесь.
-Что? Надеюсь, это шутка?
-Нет! Не шутка!! Скажи. Скажи, что можно сделать?!!! Ведь ты искатель! Ты ведь очень умный! Ты ведь оттуда! Так скажи!
Я снова кричу. Я захлебываюсь собственным криком. Я не хочу, чтобы он жалел меня. Но я готова ползать на коленях. Я на все готова. Только бы он сказал еще хоть что-нибудь.
И он говорит.
-Есть один способ. Но он ненадежный. Крайне, крайне ненадежный. Обновление. Если обновить всю систему, можно убрать сбой. И реальность может измениться, стать другой. Реальностью без войны, например. Или реальностью, в которой ваш город уничтожен. И это в лучшем случае. В одном случае из ста. А в худшем - система просто уничтожит сама себя, если обновление не пройдет. Обновлять такую старую игру – безумие.
Кстати, ты исчезнешь в любом случае. У тебя какой-то мудреный код, ты зависла вне игры. Скорее всего, реальность тебя просто утилизует.
Вы - эксы. Но вы рожаете детей, любите, живете и умираете, как люди. Потому что мы сотворили вас по образу и подобию своему. Ты просто умрешь.. Сотрешься. Называй это как хочешь – смысл один. И я не знаю, есть у вас свой рай и Бог, как не знаю и про своего. Поэтому будь умной девочкой. Пойдем со мной. Я не хочу тебя терять. И с чего ты взяла, что спасешь всех? Скорее всего, ты их просто убьешь!
Он мечется, как Беспамятный, как мой брат, как моя мама. Как ребенок. Но мой выбор уже сделан.
-Ты можешь сделать это прямо сейчас?
-Нет. Только в момент начала отмотки. В двенадцать часов ночи. Пожалуйста, подумай…
-Ведь это мой мир. Мне решать. Если ты пришел сюда помочь – помогай!
Он замер на месте. Кажется, он дрожит.
-У нас есть еще четыре часа.
-Ты говорил… Что можешь изменять тут все… Как волшебник.
-Это несложно. А что толку? Ведь завтра все равно…
-Я хочу попросить тебя еще кое о чем. Пожалуйста, не откажи мне и на этот раз. По� �алуйста.
-Говори. Я постараюсь…
-Сделай вот что… - я наклоняюсь к нему и шепчу на ухо нечто важное.
-Да, это, в принципе, легко… Но зачем?
Я сжимаю кулаки:
-Так нужно! Сделай это для меня.
А что было дальше?
Сейчас узнаете. Я расскажу.
Дальше было так:

Вечером на маленькой площади перед зданием городской управы появились двое: девчонка с повязкой на глазу и незнакомый парень в потрепанной военной форме. Продавщица Нина узнала Дашку из госпиталя. Через полчаса на площади полгорода собралось: поглазеть на нового человека: кто он, откуда?
А он ответил – из Москвы. Бежал в нашу глушь чрез леса, сначала на машине гнал, а потом пешком.
Все подумали – вот это да! И зачем он к нам из такой дали, да через фронт?!
А он ответил – сообщение передать. От самого товарища Чугунного.
-А какое сообщение-то? - удивились все.
А вот какое.
Мы победили.

Не верите? А вы телеящик включите. И бумага у меня есть, с гербовой печатью.
И показывает эту самую бумагу. Тихие Зори теперь – город-герой, гордость Отчизны-матушки.
На экранах показывают Красную площадь - Боже мой, сколько людей там собрало� �ь! Все кричат, машут руками! Развеваются флаги.
Ура! Ура, ура!
Ура…
Парад Победы в самом разгаре. Звучат бравурные аккорды марша. На трибуне – сам Чугунный, в парадном мундире.
-…Прежде всего, это заслуга нашего трудового народа! Потом и кровью, потом и кровью вымощена дорога к этой победе!
Какой-то мальчик отворачивается от экрана и спрашивает взрослых:
-Так что теперь... Сверху больше не будет падать ничего? И прятаться не надо?
А взрослые молчат, будто воды в рот набрали. Будто не люди они, а ледяные статуи. Скажут хоть слово – и рассыпятся, разлетятся на осколки.
-Ой, матушки мои! Счастье-то какое! – вскрикивает продавщица Нина.
И разламывается мир на части.
И все начинают кричать, бегать и прыгать, свистеть и смеяться, как тысячи фигурок на телеэкранах. И старые, и молодые, и все, кто был здесь.
Людской хоровод рассыпался по городку, чтобы рассказать все своим детям, внукам, друзьям и приятелям. Запели на разные голоса приемники и кассетники. Зазвучал, засверкал город, и люди засияли и засверкали.
-Дашка! – кричит какая-то женщина, - Пойдем в больничку, к нашим! А ты к Троице, айда! Вот увидишь, все больные выздоровеют! Будут они как новенькие!
-Вы идите, Инна Сергеевна. А я пока здесь побуду. Передавайте привет от меня.
Варька вытащила корзину с пирожками: налетай, народ! Все сегодня бесплатно, ради праздника. Детишки вмиг все расхватали – уплетают за обе щеки, аж за ушами трещит!
А мужики-то посерьезней лакомство принесли – целый ящик горькой! И даже управные не возникают, не шикают, исправ-работами не грозят!
А все оттого, что не поняли еще люди, не свыклись, не прониклись до конца. Это потом все придет. Потом они будут поднимать к небу головы, класть поклоны до самой земли и от счастья плакать горькими слезами. Это все потом будет. Завтра. А пока – только смеяться и могут. Потому что шумно на душе и радостно.
-Подем, подем, солдатика напоим! Как ж про него забыли-то? Он же главный наш герой!
А он и пить-то не умеет! После первой стопки уже машет рукой: мол, все, не могу больше! Говорит, десять лет не пил.
Вот какие наши солдаты! И не пьющие даже!
Подходит к нему одна старушка, спрашивает:
-Не в шестой дивизии служили-то? О братьях Котовых не слыхали? Это внучата мои. Близнецы.
-Котовы? Это не те, случайно, которым ордена вручать будут? Да вы смотрите завтра передачу, все покажут…
А Дарья-то от него не отходит. За ручку держится, глазки прячет! Видать, что-то тут намечается. Того и гляди, через недельку свадебку сыграем!
А чего не сыграть? Дело молодое…
Вот как все было. Честное слово – ничего я не надумала, не одной реплики лишней!
-Можно… А можно, я буду звать тебя Спасителем? Пожалуйста!
-Зови, как тебе хочется.
Он хмурится, то и дело поглядывает на часы.
-Н-да. А времени почти не осталось.
-Тебе уже пора, да?
-Нужно запускать обновление. Будут огоньки в небе, ты не пугайся, так всегда бывает…
-Да не боюсь я! Я ничего теперь не боюсь!
Ускользающая улыбка снова настигает меня.
Он поворачивает� �я и уходит прочь, шагает нетвердо, как колченогий.
Прощай, мой Спаситель!
А на улице моей – настоящий пир. Там и мама, и Банни, и Лобастик, и соседи! Вытащили диваны прямо на улицу, жгут костры.
Жареная тушенка хрустит на зубах. Бог мой, как вкусно!
-Мамка! Тащи наше печенье из заначки, будем угощать!
Зайчики мои бегают друг за другом, визжат. Как их спать уложишь?
Да надо ли в такую ночь спать?
Соседка затянула протяжную песню без слов. И кажется мне – будто бы весь город поет.
Я больше не чувствую этого страшного одиночества. Я наконец становлюсь час тью своего мира. Я растворяюсь в нем.
«Обновление»… Это хорошее слово. Оно нам так нужно!
И меня на секунду прожигает безумный ужас: а вдруг завтра будет снова двадцать второе июня? И ничего не изменится?
Но ведь он обещал! Спаситель обещал!
Значит, все будет.
А я все верчу в голове тот день, тот самый первый день.
И вдруг вспоминается мне:
В тот день я залезла на Одинокую стену.
Как высоко и как страшно!
Но кажется мне – здесь до неба подать рукой.
«Слеза-ай, Дже-ерри!» - кричит Инфузория.
Услышит ли меня Бог?
Если кричать по-настоящему громко , то услышит, я уверена.
-ПУСТЬ ЭТОТ ДЕНЬ НИКОГДА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ! Я не хочу никого завтра! Пусть будет вечное сегодня!
И мир мой подчинился моим словам.
То ли Бог мне помог, то ли я – это Бог.
Но не знала я, что прошу.
Ведь каждый день был и так похож на предыдущий. Чуть страшней, чуть веселей – какая разница…
Спаситель сказал, что я, скорее всего, умру. Но может, и нет.
А я знаю – я буду жить!
Потому что я так сказала!
Я выиграла войну. Я принесла победу. Я привела Спасителя!
И все, все будут жить долго и счастливо!!
-Джерри, смотри! – Банни смешно щури т глазки и указывает пальцем в небо.
-Огоньки! – кричит Лобастик.
-Наверно, это салют! Праздничный салют…
-Как красиво!



Риз
«Черт возьми, - выругался он, - До чего гадкий день»!
Руки предательски дрожат. А мысли спутались в клубок.
Есть такое слово – надо.
Он поднимает руку и запускает стиратель.
Хитрая программа. Работает только изнутри.
Стиратель распускается, как хищный цветок. И – разлетается на осколки – звездочки.
Все вокруг озаряется ярким с� �етом.
И исчезает.
На несколько секунд он оказался в абсолютной темноте, внутри ничто, пространства, лишенного жизни, законов физики и законов виртуальности.
Через несколько секунд исчезнет и это ничто, свободное место заполнят другие реальности, данные, программы…
Через несколько секунд он выйдет из виртуала и окажется в уютной московской квартире.
И жизнь его потечет своим чередом.
Черт, он же выполнял свою работу. За нее ему платят, и очень неплохо платят.
Все равно, все равно ничего здесь нельзя было сделать. Ничего нельзя было сделать с этим сбоем.
А сделал бы он хоть что-нибудь, если бы была возможность?
Для этих эксов так будет лучше. Наверное.
Вот почему Хани говорит – никаких контактов. Работай с пикселями.
Но в них же сам черт ногу сломит!
Зато психика целее. Никаких гадких воспоминаний. Никакого чувства вины.
Обновление? Бред собачий. Только идиот может поверить в такую чушь. Или человек, не знакомый с «железом».
Да и он никакой не искатель. Раньше он им был, да не сложилось.
«Искать» - значит рисовать, создавать. Кибер-сленг.
Се� �час в основном этим занимаются программы.
А «свободные художники» не в моде.
Так что, голодать прикажете?
Работать чистильщиком куда престижней, а главное – выгодней.
За одну качественную «чистку» платят столько, что можно год валять дурака.
Чаще всего удаляют старые сайты, никчемные массивы данных, поломанные игрушки.
Снаружи это сделать практически невозможно – издержки виртуальности.
Это по-настоящему ювелирная работа – удалить что-то, не повредив систему.
Но иногда приходят и особые заказы.
На сервере его тестя, Леонида Карпова, застряла старая игровая реальность.
Ее создал его прадед.
На ней они нажили огромное состояние.
После выхода закона ее спрятали, и спрятали очень глубоко.
Но потом случился сбой, и игра начала выделывать кульбиты.
Это могли заметить модераторы.
Если бы широкой общественности стало известно о чертовой куче эксов, застрявших там…
Это семейное дело. Если тесть сядет, плохо будет всем.
Он делал такое и раньше. Много раз.
Он уничтожал реальности с эксами. Подчищал хвосты «экспериментаторов». Убирал пространства по п росьбам конкурентов.
Эксы – это позорное прошлое человечества.
И не менее позорное настоящее.
Ну что он мог сделать?!
Что?!
Он мог бы забрать ЕЁ.
Он мог бы сделать это. Он не врал ей в этом.
Есть ли у эксов душа?
Раньше об этом часто спорили. Особенно церковь.
Но ведь люди создали их по образу и подобию своему.
А у людей нет души.
Он знал об этом лучше всех.

Робкие лучики солнца пробиваются сквозь окно. Утро. Еще одно утро.
Старинные коридорные часы с гравировкой «Урал-2030» пробили семь раз. Кажется, они снова спешат на целый час. Безобразие!
Сегодня будет еще один прекрасный день.
Мама готовит яблочный пирог, напевая себе под нос песенку Милен Фармер. Весьма похабную песенку, надо сказать.
Я прибегаю на кухню и кидаюсь к ней на шею.
-Мам! Мне снилось, что я выиграла войну! У меня был меч, как у Короля-Леопарда! Во-от такой!
И я развожу руки в стороны, показывая, какой он огромный.
-Какая еще война?! – улыбается мама. - Отойди, пирог пригорает! Доставай-ка тарелки. Сейчас папа придет.
Да…
Могло ли все закончиться так?
И сейчас я пойду к Одинокой стене, возьму кусочек мела и напишу большими буквами слово
КОНЕЦ

№5

Одна ночь

Господи, как не хочется вставать... не то чтобы не выспался – но ненавижу сам этот процесс. Вот это самое «надо», тем более обидное, когда никуда, собственно, не надо и никакие сверхсрочные дела не ждут, всё прекрасно может подождать еще пару часов... а лучше всего – до завтра. Еще чуть-чуть полежать в полудреме, попытаться вспомнить обрывки сна – снилось же что-то, много и сумбурно, а не вспоминается ничего, так, муть какая-то... а если что и вспомнится, так обязательно какая-нибудь гадость... еще оттянуть погружение в суету, побыть вне...
Как же. Сейчас явится Алена – и начнется: «Вставай, что ты все лежишь, я уже успела то-сё-пятое-десятое...» А вместо сердца – пламенный мотор. И как она так может?

Хлопнула дверь.
- Еще не встал, лежебока? – весело окликнула Алена с порога. – Уже давно стемнело. Вставай, проспишь Царствие небесное!
- Царствие небесное мне по-любому не светит, - буркнул Андрей, отворачиваясь к стене и натягивая на голову одеяло. – Ну что горит? Что плохого в том, что я полежу еще полчаса?
- А что хорошего? Я уже успела...
Что и требовалось доказать.
- Созерцательность есть характернейшее свойство русской души, - заявил Андрей, повернувшись на спину и закинув руки за голову. Просто чтобы что-то сказать – и оттянуть неизбежный момент перехода в вертикальное положение. – Многие герои русской литературы... взять хотя бы Обломова...
- Ты, Андрюшенька, даже не Обломов, - заявила Алена. Она стояла в дверях спальни, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, и глядела на него насмешливо. – Знаешь, кто ты? Ты – Васисуалий Лоханкин. Лежишь на диване в носках и размышляешь о своем месте во вселенной...
Андрея словно пружиной подбросило с кровати. Он торопливо натянул джинсы, сунул ноги в кроссовки и вылетел мимо ошарашенной Алены на улицу.
Обида гнала его по ночному городу, жгла, словно плетью. Обида, неожиданная, пожалуй, для него самого. Ну что, собственно? Но сравнение с Лоханкиным показалось таким унизительным... бог мой, неужели Алена права? Неужели он хоть чем-то похож на это ничтожество?!
Но кто же знал, что самое, казалось бы, романтичное приключение в его жизни обернется очередным разочарованием? Почему, почему ему всегда так не везет?
Как он когда-то смеялся над нытьем Луи... как его... ну, Луи, который с Лестатом. «Лестат Острый Клык и Луи Вечный Хнык». Эх, мне бы эти возможности – я бы... Ну да. Как говорится, осторожнее со своими желаниями – они могут сбыться. Луи-то оказался прав. Ничего хорошего в этом бессмертии нет. Ну, то есть – не стареешь, не болеешь, это да. Но и только. Даже суперспособностей, как в книгах, и тех нет. Никаких, практически. И даже пресловутой «охоты». Незаконно уже, причем давно. Кончилась вольная жизнь. «А тебе что, так хочется кого-нибудь укусить?» - ядовито спросила Алена, когда он «возник» было по этому поводу. Его чуть не вывернуло тогда от одной попытки представить. Нет, ему не хотелось. Совсем. До омерзения. Тем более, что кровь не приобрела восхитительного вкуса – как была гадкой, так и осталась. Хорошо еще, что не надо, как оказалось, питаться только этой дрянью – можно есть нормальную еду. Взял утром – то есть, вечером - «дозу», в донорском пункте купленную, - и гуляй себе.
И ведь винить некого: Алена тогда, перед тем, как... всё честно объяснила. Мог отказаться.
Не мог. Он панически, безумно боялся смерти. Даже не смерти – умирания. Медленного, болезненного, унизительного умирания, когда организм постепенно отказывает, когда простейшие действия превращаются в мучительную процедуру, требующую неимоверных усилий. Он не мог забыть, как умирал отец. И хотел избежать этого любой ценой. Вот – теперь ЭТО ему, по всей вероятности, не грозит.
You’ve asked for it – you got it.
Кстати, а «дозу»-то он и не выпил... Ладно, перетерпим. Андрей нащупал в кармане джинсов какие-то монеты, вздохнул с облегчением. Должно хватить на пару чашек кофе – и на некоторое время сойдет. Авось в обморок не хлопнусь посреди улицы – это было бы очень... неловко.

Отчаянно сигналящий автомобиль выдернул Андрея из мрачных размышлений. Что такое? Авария, сбили кого-то? Он невольно замедлил шаги и огляделся, пытаясь понять, что происходит.
На участке парковки возлежал кот – когда-то явно красивый, пушистый, ныне же изрядно потрепанный жизнью. Тем не менее, поза кота выражала поистине королевское достоинство – наследный принц в изгнании, не меньше. Автомобиль, пытающийся припарковаться, его высочество изволило игнорировать.
Андрей пожал было плечами: надоест водителю сигналить – выйдет да и прогонит котяру. Но, вглядевшись, он заметил на водительском месте очень расстроенную старушку. У нее болела спина, ныли колени, и так некстати была эта лишняя трудная работа: вылезать из машины, а потом снова втискивать непослушное тело в салон...
Он решительно шагнул к коту, пару раз хлопнул в ладоши, крикнул: «Эй, мяв, давай отсюда!» Кот повернул голову, холодно взглянул на осмелившееся его потревожить двуногое, нехотя встал и прошествовал на тротуар. Каждая шерстинка его грязного хвоста источала глубочайшее презрение.
Махнув рукой благодарно кивнувшей владелице автомобиля, Андрей сунул руки в карманы и пошел дальше. Настроение несколько поднялось. Вот, благое дело сделал, пусть и крохотное.
Не с точки зрения кота, поправил он себя.
«Согнал кота с дивана – испортил карму» - пришла на память ходячая шутка. Да ладно, карма-то у него и так уже... А интересно, что у вампиров насчет кармы?
И неправда, между прочим, что животные вампиров чувствуют и боятся. Коты, во всяком случае, к Андрею относились глубоко индифферентно. Впрочем, и собаки тоже.

Как ни странно, происшествие с котом помогло несколько успокоиться. Андрей шел по незнакомым улицам (куда это его занесло?), ежась от вечерней прохлады и жалея, что не прихватил куртку; потом сидел в какой-то кафешке, пил кофе, грел руки о чашку; потом снова шел куда-то, не очень понимая, куда именно; и думал о всякой ерунде, вроде котов и кармы. Потому что очень не хотелось думать о другом: как теперь, после этой глупой выходки, вернуться к Алене.
А куда он денется?

Алена нашла его в каком-то чахлом скверике. Села рядом на скамейку, приобняла, как будто ничего не случилось. Достала из сумочки пакетик с темно-вишневой жидкостью, сунула в руку: «Давай, пей – и пошли домой. Я борщ сварила. Разве можно так убегать натощак?»
Как с ребенком...
Выпил. Передернулся от отвращения. Поскорее взял припасенную Аленой шоколадку, сунул в рот, чтобы перебить этот отвратительный вкус ржавого железа. Потом откинулся на спинку скамейки, прикрыв глаза, и несколько минут ждал, пока пройдет слабость и перестанет кружиться голова. Гадость – но без нее, увы, никак.
- Ну что, лучше, горе мое? – участливо спросила Алена.
Андрей вздохнул. «Горе мое...»
- А почему ты меня не бросишь? – спросил он, не открывая глаз. Вопрос сорвался неожиданно для него самого.
- Нельзя, закон запрещает, - просто ответила Алена. И, помолчав, добавила: - Да и как тебя бросить? Пропадешь ведь без меня...
Ну вот. А чего он, собственно, ожидал? Признания в любви? Вот теперь, может быть, и следовало гордо встать и уйти. Но именно теперь это было бы глупо.
К тому же, как ни стыдно признаваться, пропадет он без Алены. Где найдет работу бывший студент-филолог, тем более – ведущий строго ночной образ жизни, если Алена по каким-то своим каналам не будет добывать ему заказы из издательств на переводы? Да и вообще...
И вообще – не меньше, чем смерти, он боялся одиночества. Интроверт, нелюдим – к сожалению, не был самодостаточен. Да еще эта воспетая классиками русской литературы, будь они неладны, страсть к самокопанию... Форумное общение помогало кое-как держаться на плаву, не сойти с ума - пока в его жизни не появилась Алена. И, честно признаться, она ведь с самого начала относилась к нему покровительственно, скорее, по-матерински, до некоторой степени заменив маму, не надолго пережившую отца. Что поделаешь: с любовью у вампиров, как известно, напряженка, да и лет ей, великолепной Алене, его Елене Прекрасной... даже страшно спросить, сколько. А он кто? Ну так скажи спасибо за то, что имеешь, и нечего кочевряжиться.
- Андрюша, ты в порядке? – Алена потормошила его за плечо. – Обижаться закончил?
Вот и вся проблема. Так просто. Обижаться закончил, мальчик? Пошли домой обедать.
Он зажмурился покрепче и кивнул.

Дома ждал перевод, который вообще-то пора уже было сдавать, да все духу не хватало взяться. Андрей сел за работу с отвращением; но постепенно втянулся, а потратив часа полтора на поиск адекватного перевода особо лихого каламбура, почувствовал даже некий азарт и вдохновение. Правда, добив главу, он несколько выдохся, но на остатках этой же волны сочинил пару разгромных отзывов на СИ (чего обычно не делал – пусть развлекаются – но тут что-то задело) и один хвалебный; и ввязался в бурную философскую дискуссию со знакомыми полуночниками на литфоруме. Что-то с жаром им доказывал, а сам думал: интересно, кто они, что регулярно сидят за компьютером по ночам? И ведь не спросишь: ребята, вы, случайно, не вампиры?..
Когда глаза начали гореть и слезиться, Алена выгнала его из-за компьютера, ворча, что он испортит себе зрение. Андрей только хмыкнул: где вы видели вампира в очках? Но от компьютера ушел.
И включил телевизор.

Алена вынула из руки спящего Андрея пульт. Постояла, подумала – не разбудить ли, чтобы шел спать «цивилизованно»? Но не стала – только укрыла пледом и проверила, хорошо ли задернуты тяжелые шторы.
Бедный мальчик. Ему нравится быть несчастным, и ничего этого не изменит.
И еще ему очень не хочется взрослеть. Увы. Характерно, впрочем, для этого времени.
Ну почему ей так не везет с мужчинами? Столько веков – столько тысячелетий – все попытки найти любовь разбиваются об очередное «жалко его, пропадет ведь без меня». Почему? Из-за того, что в смертной жизни у нее так и не было детей – а очень хотелось? Верно здесь говорят: не родись красивой, а родись счастливой...
Эй, подруга, не заразись от своего Андрея страстью себя жалеть!
Алена вздохнула. Спать ей не хотелось, до утра было еще далеко. Покопавшись в дисках, она выбрала один, надела наушники, чтобы не помешать Андрею, и уселась в кресло рядом с ним – в сотый раз смотреть «Интервью с вампиром», с абсолютно не похожим на настоящего вампира, но таким великолепным, неподражаемым Лестатом.
Ах, если бы...
Но нет – с ее-то везением, она бы осталась опекать Луи. Пропадет ведь один...

№6

Конфликт интересов

– Господин Канор, скажите, пожалуйста, каким вы видите будущее магии?
– Я думаю, что вскоре мы будем стыдиться наших прежних мировоззрений. Мы перестанем верить в волшебство, и со временем магия станет для нас лишь способом влиять на мир, как мы это делаем своими руками, своим трудом. Когда не останется больше секретов, когда мы сможем объяснить существование святого духа и тёмной энергии с точки зрения науки, мы найдем для магии новое слово или же новое понятие для этого набора букв. В итоге же, наше сознание станет единственным инструментом, необходимым нам для созидания, а пока что пусть все остается как есть...

Фрагмент из интервью.


Пролог

Легкий левитатор класса «монетка» нес своего пилота над планетой Лаэрган, что с древнего языка переводилось буквально как «мир Лаэр». Это была одна из самых молодых колоний Империи Хинлау, ведущей экспансию в так называемые «сопряженные» параллельные миры, где планеты имели те же астрономические характеристики, что и столица: удаленность от Солнца, количество лун, длительность суток и так далее. Летающее магическое устройство было очень похоже на простую монету, за что и получило свое неофициальное название, но в диаметре достигало полсажени (1 имперская сажень равна 2 метрам — прим. авт.). С обеих сторон бронзового диска светились лиловые пентаграммы, а по ребру шли загадочные руны, которые уже редко кто использует, полагаясь больше на силу и искусность магического оперирования. Маг стоял на левитаторе, широко расставив ноги. Силовое поле прикрывало его от безумных потоков ветра, стремящихся стряхнуть наглого человечишку, вздумавшего летать со скоростью гиперзвука. Этот могущественный чародей очень отличался от своих коллег по Гильдии. Он уже давно не носил форму боевого мага, заменив ее на своеобразный костюм неизвестного стиля: коричневые шаровары, туфли с загнутыми носами и халат. Но сейчас пилот летел в одежде Меча Ночи. Обтягивающий костюм продолжал древние традиции, когда маги-диверсанты надевали одежду из драконьей замши, но теперь ее заменили современные материалы — паутина огромных пауков, неустанно производящих нити на подземных фабриках. Больше трех тысяч лет прошло, как появились первые Мечи Ночи, а форма практически не изменилась. На правом плече у него был шеврон с красной пентаграммой — символом Гильдии Магов, а на левом красовался символ Ордена Рео'Ора Учтивого в виде силуэтов мужчины и женщины на ярко-желтом фоне.
Наконец-то маг достиг нужной точки. Его янтарные глаза с орлиной зоркостью окинули землю под ним. С высоты двух лиг (1 имперская лига равна 2 километрам — прим. авт.) он увидел царящее внизу веселье.
Лаэрская Академия Военно-Магических Искусств, принадлежавшая Ордену Тагеда Остроумного, отмечала очередной выпуск. Праздник был в самом разгаре. На огромном стадионе, находящемся ближе к окраине города, боевые маги устроили показательное выступление, называемое в их среде «балетом» — приемы рукопашного боя, боевая магия со спецэффектами и многое другое из той же «оперы». На трибунах сидели приглашенные жители Лаэра — единственного города на всей планете. Они искренне гордились курсантами ЛАВМИ, так как это превращало их небольшую колонию на полмиллиона жителей в стратегически важный объект имперского значения. Да и Орден Тагеда - не самый плохой из всех магических сообществ Гильдии Магов. Подумаешь, с юмором у ребят не все в норме, зато не такие заносчивые, как из Ордена Киора Жестокого, например. К тому же, для всех лаэрцев маги сделали огромные скидки на свою продукцию. Бытовые артефакты и джинны-домовые шли почти даром, да еще и в рассрочку. Как тут не любить таких соседей?
Парящий маг быстро окинул всю обстановку. Его взгляд пробежался по ликующим трибунам, задержался на секторе, где сидел магистрат — преподаватели Академии, мельком прошелся по зрителям, перекинулся на выпускников, демонстрирующих чудеса магии, и остановился на одном из молодых парней. Маг невольно улыбнулся одними глазами, но тут же нахмурился и приступил к выполнению задачи.
Левитатор ярко сверкнул в магическом спектре, словно маленькая звездочка, и тут же погас, но с его нижней стороны, из самого центра пентаграммы, появился тонкий красный луч лазера, смертельным росчерком прошедшийся по трибуне с преподавателями. В следующий момент налетчик спикировал вниз и промчался на бреющем полете над беспомощными зрителями, обстреливая их пучками нейтронов — популярным среди магов Ордена Рео'Ора Учтивого противопехотным заклятьем. Сделав еще несколько выстрелов по полю, террорист умчался крушить учебные корпуса Академии, пока там его не заставили ретироваться опомнившиеся маги-истребители Ордена Тагеда Остроумного.



22:00
– Ты видел?! Это же маг из Учтивых!
Голос Шихада дрожал от нервного возбуждения. В его правой руке сверкал хрустальный клинок, готовый поразить врага, улетающего с поля побоища. Он стоял ко мне спиной и бессмысленно вглядывался в вечернюю темноту вслед налетчику.
– Видел, – с трудом ответил я и инстинктивно схватился за остановившееся сердце, а ноги начали медленно подгибаться, но мне удалось частично удержаться, опустившись на одно колено. – Не только видел.
Последние слова я не смог произнести голосом из-за отказавшей диафрагмы, и потому обратился телепатически.
Шихад резко обернулся, почуяв неладное в моем мыслеголосе, и тут же бросился ко мне, разглядев обширный ожог на всей левой половине туловища.
– Да чтоб его... – он осторожно положил меня на траву стадиона, где мы показывали наше «балетное» выступление вместе с остальными выпускниками. – Держись, братишка, сейчас будет легче.
Боли я не почувствовал — успели сработать защитные заклятья, активированные подсознанием во время атаки. Организм медленно регенерировал, но помощь Шихада была очень кстати. Из боевых магов лекари никудышные, но дополнительная тёмная энергия (в данном случае имеется в виду не цвет магии, а сам вид энергии, получивший название из-за неуловимости для технических систем регистрации — прим. авт.) ускоряла восстановительные процессы, зависящие именно от силы нашей магии, а не от искусности.
– Олерский, возьми Хрусталь, – в левую ладонь легла теплая рукоять оружия, состоящего из сплошного монокристалла.
В правой руке я держал свой магический артефакт Колосок. Бесплатное заклятье Ордена Ланы Милосердной, доступное для использования любым желающим, получило большой приток энергии (мой друг не поскупился), и регенерация пошла значительно быстрее. Пораженные нейтронами клетки организма перестраивались и снова принимались за работу. Опять заработало сердце, и к мозгу вновь потекла кровь, снабжая его кислородом.
– Все, почти порядок, – я протянул ему Хрусталь. – Посмотри, может, кому еще нужна помощь. Могут быть жертвы среди зрителей. Ищи их по радиационному фону.
...В этот вечер мы спасли практически всех, но время работало против нас, и души тех, до кого не успели вовремя добраться спасательные команды, ушли на ту сторону. Много или мало погибло? Трудно сказать. Когда умирают десятки — это сводка в новостях, когда погибают тысячи — статистика, но когда над телом ребенка безутешно рыдают родители, пережив свое чадо, это превращается в истинную трагедию. Мне не требовалось читать их мысли, достаточно было заглянуть в слезящиеся болью глаза, чтобы увидеть немой укор, обращенный к судьбе: почему не я?
– Почему-то сейчас я даже рад, что не помню своих родителей и они не знают, где я, – голос Шихада сел от волнения. – Не хотел бы, чтобы моя мать так же переживала, уйди я на ту сторону.
– Не забывай, в Гильдии никогда не публикуют списки погибших, заменяя на расплывчатое «без вести пропавший», – напомнил я ему прописную истину. – Теперь я понимаю, почему.
Живя бесконечно долгую жизнь, лучше всегда надеяться, что твои близкие живы и просто где-то далеко путешествуют по чужим мирам в поисках славы, приключений и признания.
Я вспомнил мать с отцом, живущих на столичной планете Хинлаугане. Перед глазами чуть не предстала картина, как мать оплакивает меня, но я тут же прогнал эти мысли, вспомнив нашу последнюю встречу пять лет назад. Боевым магом я стал не по своей воле, а по просьбе родственников. Клан Олерских слишком известен в столице, и меня, как родственника графа Олерского, «сослали» учиться куда-нибудь подальше, а возможно, просто опасались, что я мог сбежать домой из столичных учебных заведений. А я так хотел поступить в Хеорский Университет Физико-Магических Технологий... И я поступил, но позже, на факультет артефактостроения, как мечтал с детства. Я мечтал быть разработчиком, создавать новые системы чар для оружия и бытовой магитроники, но путь к мечте оказался извилист и шел через форму боевого мага... С поступлением проблем не возникло, так как данный университет действовал под патронажем всей Гильдии Магов и не подчинялся какому-нибудь отдельному ордену. Кто захочет учить чужого адепта, да еще и бесплатно? К моему большому счастью, учеба в гражданском заведении помогла мне стать одним из лучших курсантов а Академии. Вторым отличником был мой напарник Шихад Терминус, с которым мы уже десять лет, с самого первого курса, дружили не разлей вода. Поначалу мы не поладили, что не мудрено в шестнадцать лет. Я с детства привык жить, как захочется, вести себя необдуманно, а Шихад был замкнут и нелюдим. Несколько раз мы дрались, но потом все же подружились, когда мой однокашник пришел наконец-то в себя и в своем роде акклиматизировался. С ним случилась какая-то странная трагедия: он не помнил своих родителей, не помнил детство, и единственное, что связывало его с прошлым, — артефакт Хрусталь, «подарок отца», как утверждал сам Шихад, когда его просили показать оружие. Магия так и не смогла вернуть ему память, и Орден Тагеда взял парня на свое попечение, обеспечив защитой, средствами к существованию и обучив древнейшей профессии профессионального убийцы...
Понятное дело, что праздник оказался испорчен, и всем было не до запланированного ночного салюта. Мы расходились в тяжелой тишине, чувствуя за собой вину за гибель жителей Лаэра. Это ведь мы не смогли защитить их, растерявшись во время внезапной атаки. Кто и зачем напал на нас, мы пока не задумывались. Было кому этим заняться. Вот они и решали сейчас, кому мстить и как преподнести эту новость Гильдии Магов в метрополии. Выходя со стадиона, мы шагали вместе с гражданскими. Мне было совестно поднимать на них взгляд, но все чаще до ушей доносились слова благодарности от тех, кому посчастливилось быть спасенным и кто избежал горечи утраты.
– Спасибо, парни, – слышалось повсюду, хотя среди боевых магов были и женщины. – Обязательно отправлю своего оболтуса учиться к вам! – обещали некоторые.
– Не переживайте, вы еще отомстите, – сурово говорили третьи.
В эту ночь спать нам с Шихадом не довелось. Стража Порядка приступила к опросу свидетелей: в основном досталось магистрату Академии. Курсанты отправились спать, а наш выпуск, как уже дипломированные боевые маги, встали дозором, храня покой пытающегося уснуть Лаэра.
Во всех колониях Империи Хинлау наступила полночь. (города в колониях строятся так, чтобы совпадать по времени со столицей. В каждой колонии только один город — прим. авт.)




00:00
Нам с Шихадом выпала задача патрулировать окрестности города, выглядывая возможного воздушного нарушителя. Две «монетки» несли нас практически в абсолютной темноте, под скудным светом звезд. Если бы не магическая локация, то вряд ли мы разглядели бы дальше своего носа. Это ведь не столица Хинлау, где огромное количество светящейся рекламы на многоэтажках, и ночью видно, словно днем. Сам Лаэр раскинулся на огромной площади, так как пустующие просторы никого не ограничивали — бери столько земли, сколько захочешь. Только корпуса Академии имели по сорок этажей, да несколько административных зданий в центре города. Левитаторы исправно сканировали пространство, передавая результаты по телепатическому каналу прямо в мозг пилоту-оператору и дублируя их в центр управления. Магическая операционная система самостоятельно отслеживала обстановку, а левитаторы можно было запускать и в автоматическом режиме, но только живой маг смог бы отличить ложные цели от настоящих или же разгадать иную маскировку противника.
Мы без устали обсуждали одну и ту же тему, вертевшуюся на языках: что за псих на нас напал и чем это все обернется? Версии строились в меру нашей осведомленности, да и те - на уровне слухов, курсировавших по всей Гильдии. Произошедшее на стадионе многих повергло в шок. В истории не раз случалось, что какой-нибудь доморощенный борец за свободу брался за оружие и шел убивать невинных людей. Таких ненормальных всегда хватало, а стрелковое оружие в Империи имелось в избытке. Его попросту не ставили на учет, а в нашей Академии после летних практик его даже не сдавали в арсенал, оставляя у себя на руках, благо бездонный магический «карман» позволял хранить неодушевленные предметы в любых количествах. Другое дело - магическое оружие, запрещенное к свободному обороту среди гражданского населения; и еще поразительнее, когда нападавшим оказался не какой-нибудь школьник, насмотревшийся фильмов, а боевой маг!
Общались мы исключительно телепатически, так как на высокой скорости было невозможно докричаться до напарника. Спокойный ровный полет на «монетке» усыплял, но заклятья бодрости не давали векам сомкнуться. Мы кружили над окраинами Лаэра и неторопливо приближались к «Курсантскому» стадиону, на котором нас атаковал нарушитель. Вдруг над ним расцвел огромный светящийся шар, а за ним в небо устремились другие искрящиеся разноцветные фигуры фейерверка.
– Хм, видать забыли отключить автоматику, – предположил Шихад. – Хорошо хоть, гром салюта гремит не на автомате, а то нехорошо получилось бы.
– Давай подлетим поближе, – предложил я и, не дожидаясь согласия, помчался вперед.
Мы с Шихадом замерли, невольно любуясь красками. Стало как-то не по себе, и я снова вспомнил убитых горем родителей. Неужели нельзя было стрелять только по магам?
– Хотел бы я добраться до того ублюдка, – заявил я Шихаду.
– Да уж, я бы с радостью растворил его мерзкую душонку «душегубом». Даже тёмную энергию не стал бы поглощать, – со стороны Шихада проскочили неподдельные эмоции злости, пробившись сквозь эмпатический фильтр моей защиты.
Тут в воздухе прозвучали странные звуки, а голове зазвучала сирена боевой тревоги и женский мыслеголос операционной системы моей «монетки» сообщил:
– Обнаружены множественные цели!
Подсознание само запустило заклятье, ускоряющее нервное восприятие организма. В следующий миг ОС левитатора «подсветила» летящие в воздухе объекты, транслируя эту же информацию для всех боевых магов в Лаэре, подключенных к общему информационному полю. Перед глазами пошли названия летящих объектов, их классификация и количество: корректируемая осколочно-фугасная мина РРК-09 96 ед., термобарический снаряд РПО-07 154 ед., магитронная ракета «Талион»...
Через мгновение все эти боеприпасы смертельным ливнем упали на пустующий стадион, где по плану должны были находиться сто десять тысяч зрителей! Будь мы сейчас там, то попросту не успели бы среагировать на внезапную атаку, заглушенную громом салюта! Это был бы настоящий смертельный котел, так как от мгновенно поднявшейся температуры вспыхнули зрительские кресла на трибунах и даже потек бетон.
Еще через несколько мгновений наше общее информационное пространство начало заполняться данными от остальных патрульных. Данные поступали в общий пул, и достаточно было задаться вопросом, чтобы ответ тут же оказался на коре головного мозга. Мы увидели огромное количество бронетехники, скопившейся на ближайшей горе в нескольких лигах от города, а в воздухе висели штурмовые вертолеты и орочий десант на аэролыжах. Их автоматические комплексы различения «свой-чужой» на запрос о принадлежности отвечали, что перед нами Восьмой Ударный Легион Империи Хинлау. Системы постановки помех не могли помешать телепатическому сигналу, и мы прекрасно видели противника, а вот наша магитроника прекрасно справлялась с военной техникой.
– Да это же наши собственные войска! – проскочил удивленный мыслевозглас штабного оператора связи, сопровождаемый вполне уместной ненормативной лексикой. – Да они сегодня совсем ...ли?!
...В армии матом не ругаются, а разговаривают. И это нормально, так как личный состав на восемьдесят процентов состоит из орков, чей древний язык и дал общеимперскому всю широту крепких ругательств. Впрочем, я не филолог, чтобы углубленно рассуждать о языковых особенностях, но с удивленным возгласом был очень даже согласен.
– Внимание! – раздалось в радиоэфире на гражданской частоте с легкими рычащими оттенками в голосе, выдавая в говорящем орка. Чары левитатора были способны сканировать и дешифровывать практически любые сигналы. – Маги Ордена Тагеда Остроумного, к вам обращается гранд-полковник Кандор, командующий Восьмым Ударным Легионом. Особым постановлением Верховного Совета вы приговорены к уничтожению! Будем рады вашему сопротивлению. Конец связи.
Вот так номер! Называется, не было печали. Ладно бы - смута какая в стране была или другие сложности, но за три тысячи лет еще не было случая, что правительство вздумало тягаться с Гильдией Магов! Мы же - один из углов власти Верховного Совета! Это то же самое, что палата эльфов проголосует за собственное уничтожение!
– Адепты Ордена и жители Лаэра! – раздался другой голос, вещающий в телепатическом диапазоне на всю планету. – В столице начались беспорядки. Армия, Гильдия Магов, Стража Порядка и Имперская Служба Безопасности сцепились в бессмысленной схватке. Подробности конфликта пока выясняются, но Орден Тагеда Остроумного продолжает выступать гарантом безопасности мирных жителей колонии и остальных граждан Империи Хинлау. Жители Лаэра, мы всегда с Вами.
Это был мыслеголос ректора — архимага Протеуса. Его знал каждый курсант, так как именно его голос будил нас на занятия, сообщал о начале или конце лекций и давал команду «отбой». Мы привыкли к его речи и узнавали ее с первых мгновений трансляции. После первых слов его мыслеголос притих, вещая только для гражданских и не отвлекая нас от театра войны.
– Отделение «Т7» , – раздался другой, не менее знакомый мыслеголос мага-истребителя Стройена, куратора нашей группы, обращенный к нам с Шихадом. – Включайтесь в мое звено — будем воевать.
Мы тут же помчались в сторону командирского «Дракона», на котором нас ждал магистр. Вокруг него уже кружили четверо Мечей Ночи на своих «монетках». Левитатор Стройена выглядел, как обычный шар из полированного гранита диаметром две сажени. Вкрапления кристаллов кварца служили прекрасным носителем накладываемых чар. Мы подключились к операционной системе «Дракона», и наши «монетки» на автопилоте встали в строй.
– В моем звене без самодеятельности и выпендрежа, – снова заговорил истребитель. – Терминус, Олерский, так и будете в одной форме щеголять? Быстро надели латы!
Одеться было делом недолгим, так как вся броня хранилась в наших «карманах». Было достаточно захотеть вытащить ее оттуда, как весь комплект постепенно начал появляться на нас: сначала кираса, потом поножи с сапогами и наручи с перчатками. Разве что без шлема. Латы были из титана, чтобы лучше держать атаку пулевого оружия и осколки, так как голое силовое поле с трудом отражало тяжелые сверхбыстрые снаряды, а снайперский рельсотрон прошивал его и подавно. Мы практически не чувствовали вес брони из-за биомагического усиления мышц. Стоило подать тёмную энергию на латы, как руны на них напитались магией и засветились желтым. Теперь титановые доспехи стали буквально невесомыми и больше не сковывали движения. У Шихада броня горела зеленью. Без всякого умысла, просто ему больше нравился этот цвет. Спасибо дизайнерам, бронекостюм выглядел очень современно и технологично, вовсе не делая нас похожими на неуклюжих увальней на конях из дремучей древности.
– Ведомые, приготовьте «рельсы», – скомандовал Стройен. – Постараемся обойти врага и ударить в спину. Без команды не стрелять, активировать «хамелеон» .
«Дракон» включил полную маскировку, дополнительно прикрыв при этом и наши «монетки», и начал плавный разгон, прижимаясь как можно ниже к земле. Четверо ведомых шли вплотную к его корпусу, окружив с четырех сторон. Полет в автоматическом режиме огибания рельефа местности можно сравнить с аттракционом. Одно дело, когда сам управляешь левитатором и осознано готовишься к изменению высоты, и совсем другое, когда тебя мотает, словно соломинку в смерче. Но в этом была и своя прелесть — дух захватывало от скорости!
Прямо из «кармана» в моих руках появился унитарный орденский рельсотрон «Дырокол» — оружие мощное и точное, способное расколоть танковую броню без всякой магии. Это была крупнокалиберная модель, самостоятельно разработанная внутри Ордена. Личный артефакт Колосок, прятавшийся в моем же теле в виде отдельных молекул металла, потек в ладонь, быстро принимая форму короткого цилиндра. Когда оружие окончательно сформировалось, я вставил его в специальный приемник в прикладе рельсотрона. Магитроника «Дырокола» провела быструю самодиагностику и коротко пискнула о готовности.
«Дракон» мчался над девственными лесами и полями планеты, еще не тронутыми поселенцами. Лаэр раскинулся в довольно гористой местности, и враг воспользовался этим, заняв стратегические высоты. Мы сделали большой круг и теперь заходили с противоположной от города стороны горы, на которой, по нашей информации, расположился командный пункт легиона. Левитатор снизил скорость, а в головах прозвучала новая команда магистра:
– Работаем исключительно по бронетехнике. На аэродесант даже не отвлекаемся. Огонь по готовности!
Наше звено изменило построение, приняв вид W, но только немного вытянутый по горизонтали. В верхних точках летели мы с Шихадом с двух сторон от «Дракона», а позади следовали парни из другого отделения. Это было похоже на стрельбу в тире. Наше внезапное появление позволило стрелять без оглядки на работу мобильных систем ПВО, которые пострадали первыми, вспыхивая под меткими выстрелами. Левитатор наконец-то добрался до горы и вдоль ее склона, стремительно приближаясь к командному пункту командующего Кандора. Взмыв в небо над верхушкой горы, «Дракон» разразился ливнем смертоносных заклятий, выкашивая пехоту. От гранитной сферы отделились два десятка ярко-красных огней и, повинуясь командам операционной системы, помчались к своим целям. К нашему удивлению, магические заряды оказались бесполезны, беспомощно погаснув на силовых экранах штабной техники.
– Не может этого быть! – воскликнул удивленный Стройен. – Только если кто-нибудь из магов Гильдии проводил недавно модернизацию техники!
– Они проводили, – подсказал я. – Недавно читал в Сети, что грандмаг Рео'Кант, грандмастер Учтивых, заключил с военным ведомством договор на поставку нового вооружения.
Военные времени даром не теряли, и внизу заработала зенитная установка, обстреливая нас ракетами «Талион», наводящимися на магов, и зачарованными снарядами из скорострельного орудия.
– Уходим! – сообщил Стройен, ускоряя «Дракона». – Держитесь!
Не тут-то было. Почему-то самым невезучим оказался один я, так как именно в днище моей «монетки» угодил снаряд зенитного рельсотрона. Меня вместе с левитатором подбросило так, словно я сам был заряжен вместо пули. Только я не летел в сторону цели, а беспорядочно вращался на разрушенном артефакте, падая к земле. Я попытался спастись, телепортировавшись на координатное заклятье «маяк» в нашей Академии, но эффекта почему-то не последовало. Потеряв драгоценные мгновения, я рухнул с высоты на землю и кубарем покатился с горы, сминая по пути кустарники и молодые деревья, пока ребрами не встретился с могучим стволом векового бука, ну или чем-то подобным.
С трудом поднявшись, я бросил взгляд на растерзанный левитатор. В бронзовом диске зияла огромная дыра, диаметром с голову. Я невольно схватился за промежность, инстинктивно проверяя, не посекло ли осколками чего нужное. Повезло... А вот рельсотрон оказался разбит осколками снаряда и ремонту не подлежал. Быстро осмотревшись, я снова подключился к информационному полю Академии, извещая всех коллег о своем местоположения.
– Внимание, говорит Хазар Форус Олерский! В месте, где я сейчас нахожусь, заблокирована телепортация, – выдал я в эфир предупреждающую информацию, на всякий случай назвавшись. – Попытаюсь прорваться на плечах атакующих в сторону наших позиций.
Легко сказать, да непросто сделать. Надо мной стремительно пронеслось отделение десантников на аэролыжах. Укрывшись за «хамелеоном», я замер, надеясь остаться незамеченным, но отряд неожиданно развернулся и помчался в мою сторону. Солдаты растянулись цепью и полетели над моим следом, оставленным во время неудачного приземления.
Обычно техническое оснащение военных беспокойства не вызывало, но сейчас, глянув на них магическим зрением, я натолкнулся на плотную завесу, созданную магическими артефактами. Раньше я бы просто заставил оружие и доспехи военных рассыпаться в пыль, но не теперь, когда легионеров тщательно подготовили для борьбы с магами.
...Вот тут-то нервы натянулись до предела. Во время летних боевых практик нас часто выбрасывали в зоны боевых действий. Не знаю, в каких мирах Гильдия искала для курсантов такие полигоны, но там отчего-то не было столь страшно, как теперь. Тот противник не был готов к нашему появлению, те солдаты не владели даже зачатками магии, а опасное ранение не означало переход на ту сторону, так как инструкторы всегда были наготове и могли спасти неуклюжего подопечного. Мне еще не доводилось испытывать столь сильный страх. В каждом возрасте мы пугаемся по-разному. К тому же, все зависит от сложившейся ситуации. Одно дело, когда тебя припрут к стенке в школьном дворе, чтобы побить за уведенную девчонку, и совсем другое, когда к горлу приставят холодный клинок или в живот упрется дуло пистолета. Вот тогда просыпаются совсем другие вкусовые рецепторы, и жизнь начинает казаться намного слаще...
Шестеро солдат остановили скольжение аэролыж, неторопливо сканируя ночную темноту портативными сканерами. На каждом сидели тяжелые технолаты гномьей сборки. Несмотря на кажущуюся громоздкость, искусственная мускулатура экзоскелетов облегчала носителю все движения. Судя по габаритам десантников, четверо из них были орками. Стандартный рост для любого Меча Ночи равен одной сажени, и любой наш курсант выше гражданского, но орки были выше меня на локоть. Не самый страшный противник, но никогда не знаешь, когда нарвешься в бою на мастера, а таковых среди клыкастых гигантов великое множество. Когда три тысячи лет назад император Хаокан начал объединять планету, он сделал три стратегических шага, позволивших добиться успеха: заключил союз с Гильдией Магов, создал все условия для привлечения технических специалистов из гномьих государств и заручился военной поддержкой со стороны орочьих кланов. На войне во время всемирной Глобализации орочья пехота, вооруженная оружием гномов, показала себя во всей красе, но и среди гигантов были такие мастера, что не всякий маг в состоянии повторить их умения. От природы магия орков направлена как бы вовнутрь собственной души. Клыкастым гигантам тяжело дается внешняя магия, но все, что связано с воздействием на собственный организм, происходит легко и непринужденно. Когда Гильдия Магов еще только принимала свой современный облик и приходила к истинному пониманию магии, создавая магическое оперирование, орки уже умели использовать тёмную энергию для улучшения физических параметров своего тела. Такие обыденные сейчас боевые техники, как «стальная рубашка», «алмазный палец» или «бронированный кулак», использовались темнокожими гигантами еще четыре тысячи лет назад, передаваясь из поколения в поколение...
Левая рука невольно вытянула из магического «кармана» горсть стальных шариков. Подобных домашних заготовок у меня имелся вагон, так как, получая второе образование, я постоянно практиковался в конструировании артефактов, а профессия боевого мага обусловила назначение всей моей магитроники. «Плазменный горох» можно было зарядить в качестве картечи в подкалиберные патроны и стрелять из дробовика, но в данной ситуации я просто подбросил гостинцы вверх, демаскируя себя при этом. Ну, Смертушка, выручай... Десть одноразовых артефактов мгновенно вспыхнули магией, разогнав ночную темноту, и плазменными шершнями устремились к противнику, самостоятельно определив цели: оркам досталось по два заряда, а людям (или эльфам) — по одному. Двое десантников замертво свалились со своих аэролыж, так и не поняв, что их убило. Третий солдат совершенно неразумно попытался сбить плазму, но справился только с одним зарядом, поймав второй грудью прямо промеж двух сердец. Еще один орк попытался защититься от температуры с помощью «стальной рубашки», но плазма несла сложные многокомпонентные чары, мгновенное перерабатывающие живую плоть в перегной. А вот остальные десантники сумели вовремя подставить под удар свои аэролыжи, избежав смерти.
Как бы я справился с тремя орками, история умалчивает по причине незнания сослагательного наклонения, так как раздались два метких выстрела из рельсотрона, и стремительная тень бронзовой «монетки» настигла последнего живого десантника, проломив собственной массой его доспехи и впечатав в землю. Рядом со мной на землю спрыгнул Шихад, не бросивший друга в беде. Скорее всего, он самовольно покинул звено, без разрешения магистра Стройена.
– Я еще никогда не был так рад видеть твою уродливую рожу, – сообщил я ему в нашей любимой манере, бесконечно радуясь спасению. – Спасибо, братишка.
Чувство радости разлилось по душе, вытесняя страх. В такие моменты сразу узнаешь, кто тебе друг, а кто... просто так.
– Не смей благодарить за такое! – огрызнулся он, нахмурившись. – Ты бы и сам справился.
В руке Шихада появился Хрусталь. Мой однокашник, словно забыв о том, что надо скорее покинуть это место, подошел к трем убитым им оркам и поочередно размашистыми ударами пронзил тело каждого, уничтожая их души заклятьем «душегуб». Пробить их бронекостюмы было непросто, но мышцы, напитанные магией, с легкостью крушили преграды.
– Не хочешь вытянуть энергию из своих жмуриков? – спросил он, махнув рукой в сторону остальных поверженных врагов.
– Они не маги, душонки слабые, энергии мало, – ответил я, поморщившись. – Давай двигать отсюда.
– Как хочешь.
Шихад вскочил на подлетевший левитатор. Мне пришлось потеснить его, встав позади. Судя по данным нашего общего информационного поля, «Дракон» магистра сейчас пробивался к нашей позиции, но его удерживали плотным огнем силы имперского легиона. Воспользовавшись тем, что до нас никому нет дела, мы как можно скорее ретировались в сторону Академии. Увидев, что мы с Шихадом благополучно покинули окрестности горы, магистр Стройен повел свой «Дракон» прямо в небо, словно собирался покинуть атмосферу планеты.
– Внимание, говорит маг-истребитель Стройен! Всем покинуть квадрат «12-17»! – тут его мыслеголос приобрел дополнительные нотки сарказма. — Дракон летит умирать. Телепортируюсь на «маяк» Академии.
Левитатор-сфера покинул пределы планеты, однако все еще оставаясь в нашем информационном пространстве и извещая о своем существовании отметкой на виртуальной карте. Сделав виток по орбите, набирая скорость, «Дракон» по баллистической траектории пошел к земле, целясь в гору, где укрепился командный пункт легиона. Огненным росчерком по небу пронеся метеор, взорвавшийся перед самым столкновением с горой. Вся тёмная энергия левитатора была потрачена на дополнительную накачку реакции ядерного синтеза. Вспыхнуло рукотворное солнце и тут же сровняло гору-неудачницу с землей. Ударная волна была такой силы, что докатилась до окрестностей Лаэра, выбив стекла в домах. Магия скорректировала ядерную реакцию, уберегая экологию от остаточного излучения нейтронов. А Восьмой Ударный Легион быстро входил в анналы имперской истории...



04:00
Холодная вода струилась в душе, смывая пот и грязь. Страх выжимает тело не хуже марш-броска по пересеченной местности, когда из-за разряженных аккумуляторов не работают сервоприводы экзоскелета. Пять минут ужаса, а голова вся мокрая от пота. Раньше я шутил, что потерял свой страх в шесть лет... Мы тогда с друзьями уехали на велосипедах подальше в степь от коттеджного поселка на острове Ладный. Разожгли костер, пристроили над ним доску и по очереди ставили на нее патроны. Доска оказалась не совсем сухой и потрескивала от распирающего пара. И вот мой патрон подпрыгнул на щелкнувшей доске и упал в огонь. Раздался резкий хлопок, и я, словно в замедленной съемке, увидел беспорядочно кувыркающуюся пулю, летящую мне в лоб. Медленно-медленно я пригибался, пытаясь увернуться. Пуля прошла по волосам, даже не поцарапав кожу, но на всю жизнь оставив память о себе...
– Хазар, выходи давай! – раздался за дверью недовольный голос Шихада, вырвав меня из пучины воспоминаний. – Я тоже помыться хочу.
– Да не надо тебе! – невольно улыбнулся я. – Ты и так всегда воняешь!
– Я сейчас воду отключу! – пообещал он в отместку.
Когда я вышел из душа, Шихад стоял в форме, словно не собирался мыться.
– Нас срочно вызывают к ректору, – сообщил он без промедления. – Секре... адъютант приказал примчаться как можно скорее.
Мы быстро шагали по пустому коридору, приближаясь к кабинету архимага Протеуса. Когда мы уже подходили, дверь распахнулась, и на пороге показался наш куратор. Если бы не его аура, нашивки на форме и абсолютно седые волосы, то мы могли бы спутать его с кем-нибудь из наших сокурсников. Внешность обманчива, но глаза выдавали профессионального убийцу. Магистр Стройен кивнул вместо приветствия, подошел к нам и хлопнул моего товарища по плечу.
– Молодец, Шихад, – его грозный бас эхом понесся по коридору. – Не раздумывая, бросился спасать друга.
Я почувствовал предательский укол ревности. Вслед за ним о себе напомнила совесть, и я постарался отогнать негативные мысли. Хотелось оправдать себя, объяснить, что я и сам бы справился с десантниками, что артефактов у меня в «кармане» было полным-полно, но, как говорится, после боя оружием не бряцают.
– Мне казалось, что вы будете меня ругать за то, что оставил звено без разрешения, – Шихад неподдельно засмущался.
– Мог и под трибунал отдать. Только зачем вообще жить, если в душе нет любви к близким? К друзьям, к родным, к стране. Любые беды - только из-за отсутствия любви... – Стройен сделал паузу, словно вспомнив о чем-то личном. – Ладно. Протеус ждет. Удачи, парни.
Не думал, что когда-нибудь услышу от куратора подобные слова, нешуточно зацепившие за живое. За десять лет мы привыкли получать от него только приказы. Провожая взглядом куратора, я вспомнил, что у него брат служил в армии, в Восьмом Ударном... Магистр особо не распространялся, но за десять лет информация о маге потихоньку накопилась. Вот это удар судьбы. Оставалось надеяться, что его брата не было среди атакующих или же он выжил в бою.
В приемной нас встретил адъютант, временно заменивший молоденькую секретаршу. Мы прошли непосредственно в кабинет и увидели архимага, сидящего во главе мраморного Т-образного стола. Если верить рассказам, лицом ректор выглядел на сорок пять лет. В нашем обществе люди не стареют и только изредка меняют облик для соответствия статусу. Мне еще не встречались личности с такой внешностью, и просто угадать внешний возраст оказалось непросто — не с кем было сравнить.
Помимо ректора, в гостевом кресле сидела хрупкая молоденькая девушка в легком сарафане. Красивая мордашка, живой озорной взгляд. От нее веяло магическими отметками Ордена Ланы Милосердной. Присмотревшись к ее ауре, я различил в ней полуэльфа.
– Познакомьтесь, Далия, это — наши лучшие выпускники, – сказал архимаг вместо приветствия. – Хазар Форус Олерский и Шихад Терминус. Они сопроводят вас в столицу.
– Лучше бы ты не спешил и помылся, – мысленно подколол я товарища, а вслух произнес: – Доброй ночи, сударыня, мы к вашим услугам.
Девушка вежливо встала, продемонстрировав замечательную фигурку, и ответила:
– И вам доброй ночи. Я Далия Рон, сестра Ордена Ланы.
– Здравствуйте, – раздался голос Шихада. – Прошу простить мой неподобающий вид, я только из самого пекла боя, в отличие от моего друга, проспавшего все на свете.
Архимаг прервал нас деликатным покашливанием, напомнив о себе.
– Если вы не против, Далия, я бы проследовал в портальную. Наше время ограничено.
Дождавшись ее кивка, архимаг щелкнул пальцами, перенеся нас всех в Штаб.
Это была просторная полусфера диаметром в тридцать саженей. Свод купола дополнительно служил световым экраном, на котором отображалась оперативная информация со всех концов Империи, где находились подразделения Ордена. Я насчитал в зале восемь магистров, лежащих в удобных ложементах. Посреди зала мы увидели круглую мраморную плиту установки переместителя, предназначенного для пересылки людей и объектов между мирами.
– Господин Протеус, зачем нужно наше сопровождение? Разве нельзя транспортировать сестру Далию прямо в главный храм?
– В обычное время - да, но сейчас эфир дестабилизирован, – объяснил ректор. – Где-то на Лаэргане находится уцелевший артефакт, блокирующий магию перехода, доставленный сюда вместе с Восьмым Ударным. Наши поисковики пока не могут найти блокиратор, так как после взрыва его зашвырнуло на многие лиги от места расположения командного пункта. Мы смогли частично обойти настройки артефакта, перенастроив магитронику переместителя. Это сильно сузило наши возможности. Мы можем отправить вас только в одну точку на Хинлаугане...
– Олерский архипелаг! – выпалил я, догадавшись.
– Почему? – вмешался удивленный Шихад.
– В этом месте самая доступная точка входа-выхода на дороги междумирья, – подсказал архимаг.
– Да, – подтвердил я. – Даже есть версия, что жители древнего княжества Олер, захваченного Империей Хинлау, пришли из другого мира именно на острова.
– Но это не все - в данный момент на Хинлаугане запрещены любые телепортации. Пространство блокировано грандмагами. Так что вам придется своими силами добираться до столицы.
К нам подошла магистр Тергана Кираун, когда-то очень давно служившая в Ордене РеоОра Учтивого. Ее глаза оценивающе пробежались по нам и, не найдя в нас ничего интересного, переключились на архимага.
– Все готово, командир, – сообщила она.
– Отлично, – кивнул тот. – Проходите на плиту и ожидайте.
Когда мы подходили к переместителю, со мной связался архимаг, воспользовавшись мыслесвязью:
– Хазар, только не выдай себя мимикой, – предупредил он сразу же. – Я должен сообщить тебе настоящую цель вашей поездки. Ты должен довести Шихада до Штаба Гильдии Магов. Есть подозрение, что он предатель или же шпион. На кого он работает, смогут выяснить дознаватели в столице. Далия - лишь предлог, но она действительно сестра Ордена Ланы. Вы готовы выполнить задание?
Лицом я себя не выдал, но от удивления запнулся о порожек переместителя и, если бы не Шихад, вовремя меня подхвативший, то вполне мог бы растянуться на полу.
– Да. Хоть я не верю, что мой друг — чей-то агент, но я не подведу Орден.
– Молодежь, готовьтесь к отправке, – произнес архимаг нарочито веселым тоном и начал обратный отсчет. – Пять... четыре... три... два... один... короче, поехали!
Стены зала центра управления стали быстро вращаться, и вскоре мы уже не могли ничего разглядеть, так как глаза не поспевали за столь быстрой сменой картинки. Вокруг нас теперь был абсолютно серый мешок, который вскоре начал менять цвет. Вращение так же неожиданно замедлилось, как и началось, и мы оказались посреди степи. Здесь было темно, как и в Лаэре, но на горизонте горели огни большого города. Скорее всего, это была столица графства Олер.
Я достал из «кармана» навигационный артефакт «Колобок», моего собственного изготовления. Это был простой каменный цилиндр, над верхним концом которого вращалась световая копия планеты. Поначалу сфера горела призрачно-голубым цветом, но с каждым мгновением на ней появлялись новые штрихи. Когда работа артефакта закончилась, мы увидели обычный глобус, на котором пульсирующая черная точка показывала наше местоположение.
– Планета идентифицирована как Хинлауган, – сообщил цилиндр телепатически. – Добро пожаловать на столичную планету Империи Хинлау.
– Мы на острове Ладный неподалеку от Дхананагара — прежней столицы древнего княжества Олер, – сообщил я спутникам. – Как же я давно тут не бывал.
– Вы слышите?! – вдруг воскликнула Далия. – По все планете идет гражданская война.
И действительно, эфир заполнили звуки и эмоции войны. Только на островах графства по-прежнему было тихо и спокойно. Издалека доносилась чужая боль, и на всю планету периодически раздавались мыслеголоса главнокомандующего Гильдии, Императора, директора ИСБ и спикеров Верховного Совета, требующих исполнения именно их приказов.
На глаза девушки навернулись слезы, и Шихад поспешил утешить ее. В такой неразберихе, в какой сейчас находилась планета, мы не могли связаться со Штабом нашего ордена и попросить прислать транспорт.
– Идем на восток, – напомнил я им о нашей цели. – Гражданское транспортное сообщение сейчас заморожено, и нам придется поискать что-нибудь летающее в иных местах.


(продолжение следует)

Конфликт интересов
(продолжение)

07:00
В отличие от материка, на Олерских островах преобладала степь, а не тропический лес, отчего идти было легко, и мы быстро продвигались к восточному берегу острова. Впереди навстречу нам уже поднялось огненное солнце, озарив Тихое море. На горизонте виднелись сейнеры клана Олерских, зарабатывающие хозяевам на пропитание. Богат наш род... настолько богат, что графство похоже на государство в государстве.
Впереди шли Далия и Шихад. Мой друг напропалую флиртовал с полукровкой. Мои уроки пошли ему на пользу, и довольно быстро он преодолел разделявшую их социальную дистанцию. Постоянно смеясь над шутками Шихада, они шли в обнимку и искренне радовались. Я тоже радовался за друга, так как видел, что девушка ему действительно нравится и он явно не прочь завязать серьезные отношения. Но радость была омрачена информацией ректора. Внимательно следя за сладкой парочкой, я раздумывал над словами архимага Протеуса.
Зачем он мне это сказал? Проверка? К чему такая спешка с отправкой? Никакой логики, на первый взгляд. Хотя глубокий смысл познается не сразу... С другой стороны, темное прошлое Шихада очень кстати подходило вражескому агенту; но кто наши враги? Почему раньше о них не было известно? И неужели нельзя было придумать легенду получше? А Хрусталь — это служебный артефакт? Интрига на уровне малолеток получается. Допустим, что Шихад - действительно вражеский агент. Встает вопрос, осознает ли он свою задачу или же его используют втемную? Если втемную, то каким образом? Резервная личность-закладка в подсознании, включаемая по телепатическому каналу? Раскроется ли закладка, если выпускника Шихада начнут колоть? А если мой друг - действительно предатель, осознающий свои действия? На душе стало мерзко от мыслей о том, что такое вообще возможно. Нет другого греха, кроме предательства тех, кто тебе верит. С другой стороны, в случае с разведчиками, предыдущий постулат можно поставить под сомнение...
После долгой прогулки мы приблизились к аэродрому. Нам крупно повезло, что мы оказались именно в этой части острова, так как отсюда каждые три часа вылетали грузовые самолеты, чтобы встретиться в море с сейнерами и забрать у них партию свежевыловленных морепродуктов, отвезти ее на завод и вернуться на дозаправку. Здесь же грузовики проходили плановое техобслуживание. Производственный процесс шел без остановки, поэтому на посадочных площадках всегда дежурили техники. Огромные ангары и грузные «Кашалоты» закрывали своими металлическими телами горизонт. Раньше здесь базировались вертолеты, но руководство рыболовецкой семейной компании решило заменить устаревшую технику на самолеты вертикального взлета и посадки с плазменными двигателями.
Несмотря на идущую гражданскую войну, коммерческая машина графства работала вполне исправно, что было с определенной гордостью мною подмечено.
Далия вдруг остановилась и обернулась с вопросом в мою сторону:
– Вы и вправду родственник графа Олерского, или приставка к фамилии просто досталась от матери?
Она имела ввиду введенную графом традицию, когда девушки поверженного княжества, воспитанные в особых учебных заведениях новообразованного графства, получали приставку к фамилии и передавали ее мужьям. По всем правилам, я не имел право носить приставку-определение Олерский, но в Академии это стало моим прозвищем, которое настолько въелось, что даже преподаватели не стеснялись называть меня Олерским.
– Родственник, но приставка не имеет к этому никакого отношения, – отстраненно ответил я и добавил. – Приготовьтесь к скрытному перемещению. Нам придется угнать один из самолетов.
– А разве можно угнать свой собственный самолет? – спросила Далия, вызвав у меня удивление.
– Самолеты не мои и даже не семьи, а закрытого акционерного общества «РыбПромСервис», – менторским тоном произнес я. – И то, что нам сейчас придется сделать, мне совсем не нравится.
– Надо было взять в Академии еще левитаторы, – напомнил о себе Шихад. – Ты так и остался без «монетки» и рельсотрона.
– Оружие есть, его надо только проверить перед использованием, – поправил я друга. – Только боюсь, что сейчас все перемещения на левитаторе привлекут лишнее внимание, а гражданский самолет беспрепятственно сможет перелететь Тихое море.
– Пожалуй, – согласился он. – Но я бы все же летел с максимальной маскировкой.
– Не переживай, летун, я тебе даже дам за штурвал подержаться, – подколол я Шихада, помня, что он не умеет пилотировать гражданскую технику.
Несмотря на раннее утро, на взлетно-посадочном поле суетились техники, работающие в три смены. Так что, скрытно передвигаясь по полю под заклятьем «хамелеона», мы на всякий случай старались не попадать в их поле зрения.
Тут на одну из размеченных площадок опустился скоростной пассажирский «Попрыгунчик», из которого выбрался мой дядя Волен со своим помощником-гномом. Я невольно втянул голову в плечи, увидев родственника, а пятая точка невольно вспомнила наказующий ремень. Стоило дяде скрыться из виду, как мы ловкими тенями кинулись к самолету, но здесь нас ждало маленькое препятствие.
– Надо же, они поставили замки на самолеты, – улыбнулся я и вспомнил с некоторой ностальгией: – Мне было четырнадцать, когда я угнал «Попрыгунчик» дяди Волена. К сожалению, до аэропорта в Хинлау самолет не дотянул и утонул в Тихом море. Повезло, что система спасения не подвела и вовремя катапультировала меня из салона. Ох, и всыпали мне ремнем...
– Вы умели пилотировать самолеты в четырнадцать лет? – удивилась Далия.
– С двенадцати лет, – уточнил я и с гордостью добавил: – И не только гражданские.
Замок поддался моей магии и беспомощно рассыпался в мелкую пыль. Хвостовая рампа не спеша откинулась, пропуская нас в салон. За прошедшие годы конструкция «Попрыгунчика» так и не изменилась. Не любят консервативные гномы менять то, что и так работает, но если уж модернизируют, так берутся за дело со всей основательностью. Разогревать двигатели не потребовалось, и мы были готовы взлететь сразу же. Я сел в кресло пилота, а сладкая парочка заняла пассажирские места.
– Не торопись, братишка, – остановил меня Шихад. – Давай я послушаю эфир. Неплохо бы новости глянуть, чтобы хотя бы отдаленно понимать, кого стоит опасаться.
– Давай. Посмотри через спутники Ордена, а я пока запрограммирую автопилот.



08:00
К этому времени основные боевые действия закончились, словно противоборствующие стороны одумались и решили взять паузу, чтобы разобраться в происходящем. В какой-то мере так и было. Война началась внезапно. Неожиданно для всех имперские легионы покинули свои базы и пошли в наступление на силы Гильдии Магов. В этом им помогла Стража Порядка, поддержавшая военных Отрядами Магов Особого Назначения. Омоновцы были лучше подготовлены для борьбы с магами, и в столице действия военных имели больший успех, чем в колониях. Сейчас же армия и Стража срочно наводили порядок в своих рядах, выясняя, как к командующим попали фальшивые приказы Императора. Уже появились первые обвиняемые, но мотивы содеянного пока оставались непонятны. Помимо прочего, Орден Рео'Ора Учтивого выступил на стороне Императора и армии. Войска крупнейшего ордена Гильдии Магов уже заняли столицу и не собирались сдавать ее без боя. Сам же император Тайкон заявлял о легитимности своих приказов и требовал от военных уничтожения всех магов, кроме адептов Учтивых. Спикеры Верховного совета имели иное мнение и приказывали грандмагам «мятежного ордена» сложить оружие и освободить Императора, скорее всего, взятого в плен.
– Интересно, как в армию попали фальшивые приказы? – удивился я и прибавил мощности двигателям для взлета.
– Сообщают, что это поработал грандмаг Сид Оборотень, бывший адепт Канора Мудрого, – ответил Шихад, продолжая искать информацию. – Он уже тридцать лет как с Учтивыми.
– Что-то я раньше не слышала о нем, – вмешалась Далия своим щебечущим голоском. – Хазар, вы в детстве не коллекционировали фигурки грандмагов, как это делают все мальчишки? Может, вы знаете, кто он то такой.
– А может, Шихад посмотрит в Энциклопедии Гильдии Магов?! – не выдержал я, передразнив ее тон.
В моем детстве серебряные фигурки грандмагов занимали отдельное место. Почти каждый ребенок собирал свою коллекцию, изучая биографии великих личностей, выделяя кумиров. Часто возникали споры о том, кто из «солдатиков» сильнее, и тогда проводились словесные баталии, где побеждал тот, чья фантазия была изощреннее. Это был мой первый серьезный доход. Я скупал фигурки у старшеклассников и продавал их сверстникам, экономящим на школьных обедах ради бесполезных игрушек. Но все же у меня был один один кумир — древняя фигурка Смерти, подаренная лично графом Олерским при моем рождении в качестве талисмана-покровителя. И если кто-то начинал обсуждать силу грандмагов, я демонстративно доставал из кармашка Смертушку и говорил: «Все, конец вашим грандмагам, за ними пришел Он». Древние жители Олерских островов верили в Смерть, и этой фигурке было больше трех тысяч лет...
Самолет набрал высоту, и я перевел его в горизонтальный полет, сразу набирая максимальную скорость. Лететь до Хинлау оставалось двадцать минут. Включив автопилот, я встал с кресла и повернулся лицом к салону. Опачки... Хрупкая Далия сидела на коленях рослого Шихада и как-то трогательно с ним целовалась. Физическая мощь напарника удачно контрастировала с изяществом и красотой. Теперь мне стало понятно, отчего они замолчали.
– Про меня не забыли? – отвлек я их от любимого занятия школьников. – Я скучать не намерен.
Как это часто бывает, судьба преподносит неожиданные сюрпризы, стоит тебе только расслабиться и подумать, что ты залез удаче под юбку.
– Борт номер МА-45782, приказываю снизить скорость и следовать в сторону императорского дворца в Хинлау, – зашелестел чей-то мысленный приказ у нас в головах. Тот же голос решил представиться, чтобы мы не пытались сопротивляться. – С вами говорит оператор беспилотного боевого левитатора Ордена Рео'Ора Учтивого. Попрошу без шуток.
– А какой у нас бортовой номер? – воскликнула испугавшаяся Далия.
– Какая разница, если обращаются прямо к нам? — ответил Шихад. — Что будем делать?
– Не знаю, – отозвался я. – Нам бы парочку ракет «Талион».
Самолет резко тряхнуло, и он потерял скорость, захваченный гравитационной ловушкой агрессора. Мы с напарником переглянулись и как-то сразу же собрались с мыслями, готовые к любым действиям врага.
Подскочив к панели управления, я хлопнул по тревожной кнопке, включающей сигнал тревоги, транслируемый на всех частотах, но импульсы не могли пробиться за блокирующее поле вражеского левитатора.
– Шихад, расчехляй «монетку»! – взял я инициативу в свои руки. – И наводи поле информационной блокады!
Посреди салона между пассажирских кресел появился бронзовый диск, а напарник взялся плести защиту от чужих взглядов. Теперь никто не смог бы беспрепятственно разглядеть происходящее.
– Далия, бери микрофон и изображай из себя богатую дурочку... Лайну Райден-Олерскую, например. Та еще тварь... Шихад, подыграй ей, ты — ее очередной любовник.
Пока сладкая парочка отвлекала оператора, неумело строя из себя золотую молодежь, я настраивал операционную систему «монетки» и вносил в ее комплект боевых заклятий свои дополнения.
– Скажите оператору, что сейчас откроете аппарель и покажетесь ему, – попросил я телепатически, когда закончил необходимые манипуляции с левитатором.
Стоило раскрыться хвостовой части самолета, как «монетка» Шихада сорвалась с места и встретилась с гранитным эллипсом беспилотника. Заточенное ребро раздробило камень, расколов его на две части, кувырком помчавшиеся к земле. Двигатели «Попрыгунчика» заработали ровнее, и самолет вновь начал набирать скорость.
– Браво! – воскликнула Далия и на радостях кинулась целовать Шихада.
Мне тоже досталась порция благодарности, и я с улыбкой смотрел на ревнующего однокашника, стоящего на откинутой аппарели.
Вдруг на фоне неба появился еще один левитатор, только крупнее прежнего и другой модификации. Он также отвечал на запрос «свой-чужой» магическими метками Ордена Рео'Ора Учтивого.
– Я, кажется, просил по-хорошему, – услышали мы спокойный голос того же самого мага-оператора.
Яркая вспышка на мгновение ослепила нас, а когда поток света угас, на аппарели уже не было Шихада. В следующий момент двигатели «Попрыгунчика» навсегда замолчали, а фюзеляж самолета начал расползаться на составные элементы. Левитатор агрессора не стал добивать полуразрушенную машину и просто скрылся в направлении Хинлау.



10:00
В кабинет дознавателя-контрразведчика в Штабе Гильдии Магов меня доставил спасательный отряд, с опознанием прилетевший на наш сигнал о помощи. К тому времени мы с Далией как раз успели опуститься к земле, неспешно левитируя в меру своих скромных сил. Еще какое-то время мне пришлось подождать появления магистра Таумана из Ордена Затона Наблюдательного. Допрос вышел короткий, чем я воспользовался и атаковал истребителя собственными вопросами относительно сложившейся ситуации.
На данный момент все боевые действия уже закончились, но маги старались без нужды не появляться на улицах городов. Стража Порядка, Имперская Служба Безопасности и армия безоговорочно сложили оружие и встали на сторону Верховного Совета, сохранив верность конституции и Заповедям Хаокана. Гильдя Магов сама была частью Совета и никак не могла выступить сама против себя. Только один магический Орден откололся, поддержав бывшего императора Тайкона, которого своим указом отстранил директор ИСБ — грандмаг Тергон, первый принц Империи. Сын и прямой наследник Хаокана Объединителя имел на это полное право. При его жизни титул императора был скорее условностью и данью традициям. В любой момент Тергон мог сменить династию, выявив в действиях действующего правителя угрозу интересам государства. На деле такое происходило впервые.
– Генштаб Учтивых успел полностью эвакуироваться, – кулак магистра гневно грохнул по столу. – Взлетели с планеты, а потом ушли дорогами междумирья. Ищи их теперь... Но в императорском дворце засели тысячи ренегатов. В отместку за свой позор, армия жаждет крови.
Он замолчал, и я на миг представил, как же сейчас весь свет ненавидит предателей, сумевших столкнуть лбами всех, кого только можно. Хорошо еще, не разругались общины на почве расовой ненависти. Сумели архонты удержать ярость мести в узде и не дали пролиться новой крови.
– Больше всего сейчас вопросов к грандмагу Сиду Буддарху, – магистр задумался и тут же нахмурился. – Его поведение не укладывается в рамки привычной логики. Мы предприняли попытку вызвать его на разговор, но она сорвалась. С другой стороны, Учтивые и экс-император обвиняют его во всех бедах и уже поспешили исключить Оборотня из своего Ордена.
– Почему его так прозвали? – полюбопытствовал я.
– Может подделывать любую ауру, – коротко ответил дознаватель, но тут же уточнил: – Даже других грандмагов. Если возникнет необходимость, он Жизнью или Смертью прикинется.
– Я предполагаю, что Учтивые взяли в плен моего напарника, – между делом я постарался вернуться к наиболее интересной для меня теме. – Или же вернули своего агента...
– Это уже не нашего с вами ума дело, – истребитель постарался произнести фразу как можно вежливее. – В сложившейся ситуации, вы отстраняетесь от любых боевых действий до окончания конфликта. Можете даже вернуться на Олерские острова.
– Почему? Я потерял доверие?
– Нет, все гораздо банальнее — опытных бойцов и так хватает. Общее командование Гильдии решило не рисковать молодняком из выпускников.
– И все же, как быть с Шихадом Терминусом? – не сдавался я. – Скорее всего, его доставили в императорский дворец. Может, стоит спланировать акцию по спасению? Когда планируется штурм дворца?
Маг-истребитель молчал, грустно глядя сквозь меня.
– Идите, Хазар, – мягко «попросил» он. – Не пытайтесь плыть против течения.
Намек был понятен и я встал с кресла. Уже на пороге я не выдержал и обернулся.
– Я всегда плыву по течению, но русло прокладываю сам!
Выйдя в коридор, я понял, что мне придется самостоятельно искать пути спасения друга или... возможного предателя.

№7

Невозможная история, или то, чего не могло произойти

Часть 1. Обычный день

Сидим на берегу реки. Я, Пых-Пых, Семен, Юрок и Жорик — по физии армянин, но родословие скрывает. Беззаботно удим рыбу. Косячок забили, курим, базарим за жизнь. А что, были времена: сутенеры, проститутки, рэкет. Бомбили, помню, барыг, открывали казино. Даже инвестиционный банк был — собирали с народа ваучеры, приватизируя заводы. Государственные - значит, ничейные — все равно бы растащили. А уж когда братана в министры по природным ресурсам протолкнули, вышли на международный уровень. Алмазы, золото, газ, нефтяные скважины — бабла столько, порой не знаешь, куда девать. Честное слово, временами хочется поделиться с народом, чтобы и он пожил немного. Но не могу, не мое это — благотворительность. Чисто по-человечески: жизнь удалась, но могил позади не сосчитать. Но я-то жив, чему безмерно рад и удивлен. Две дырки в черепушке: прошили на выходе из казино. Двенадцать пацанов полегли, закрывая собой, машина была, как решето. Зуб даю, без Высших Сил не обошлось!
Клюет, наверное.
— Жорик, твоя?
— А-а, сачок подставляй…
— Ну что там с шашлыком, скоро?
— Пацаны, уснули, что ли?
— Скоро, скоро! Еще минут десять… Сырое мясо — глисты в требухе.
— В какой требухе?
— В кишках. Оно тебе надо?
— Перед едой? Заткни пасть, балабол!
— Володя, собирайся, — подошел брат Виктор. Он как бы не из нашей компании, но за брата я любому пасть порву и яйца вырву — он моя правая рука. — Там у нас на заводе ЧП.
Лицо у него бледное, и сам он выглядел так, будто только что повидал черта.
— Витек, да что случилось-то? — всполошились ребята. — Вчера все нормально было.
— Утром тоже нормально… — через силу выдавил Виктор. — Там какая-то тварь на заводе последнее дожигает.
— Какая тварь?! — я почувствовал холодок.
— Не знаю. Мне только что позвонили. До тебя не смогли. Огонь заметили поздно.
Я машинально вынул трубу, проверяя звонки. Опаньки, забыл включить!
Ребята сгрудились, выжидательно уставившись на меня. Рейдерский захват? Сомнений быть не могло, если пожар, то поджог. А если поджог — есть заказчики. Только чего хотели-то? Это не мое слабое место. Они там что, охренели?! Да я сам кого угодно…
— Юрок, подгони машину, — я быстро поднялся, направляясь к дому.


На огромной территории завода было жарковато. Пожарные даже не пытались тушить пожар — к пылающим зданиям не подобраться. Ох, мать твою, если кто-то сгорел, разбираться будут долго! Сколько бабла уйдет, чтобы замять историю!
— Все живы? — спросил я у охранника.
— Да вроде все, выходной же, — его трясущиеся руки меня позабавили. Заводик так себе, одни убытки: здания старые, оборудование проржавевшее. Страховка как раз все покроет. И тут же спохватился: а ну как заподозрят меня?!
— Вот черт! — невольно выругался я вслух. — Мне кто-то может рассказать, что произошло?
— Я… — бледный как смерть второй охранник стучал зубами, едва держась на ногах. — Мы в проходной сидели… А тут эта… баба из огня… Господи боже упаси! — перекрестился он. — Ну, значит это… сидим мы, охраняем объект… объекты. А тут эта баба… — язык у него заплетался, я не сразу понял, что за бред он несет.
Я сгреб охранника в охапку, оттащил в сторону: не дай бог, чужие услышат!
— Какая баба, ты чё несешь?— встряхнул я его за плечи. — А ну дохни!
— Вот вам крест, Владимир… Владимир Юнусович! — не сразу вспомнил он мое отчество. — С крыльями… огненными… Вдоль забора шла, а потом на заводе и полыхнуло… Сразу… Мы ничего не успели! Да нешто мы могли? Там записи сохранились, а из проходной мы ни-ни… Вот вам крест! — он снова перекрестился.
— Ты ж в Бога не веришь, — вспомнил я, как брал его на работу.
— Так то раньше было! — он вдруг упал на колени и завыл: — Батюшка, родненький, не губи, детушек пожалей! Трое их у меня… Трое! — он схватил меня за штанину, припав лбом.
Я не первый раз вижу, как плачут мужики — все мы смелые, пока дуло к башке не приставили. Но на сей раз что-то шевельнулось: то ли безумие в глазах, то ли затравленный вид… — мне вдруг стало его жалко. Давненько со мной такого не бывало… Старею?
— Ты че, дурак? — прикрикнул я на него. — Встань, козел, на нас менты смотрят! Быстро показывай записи!
— Да, конечно, — охранник торопливо бросился к охранному пункту на проходной.
Слава богу, аппаратура работала.
— Вот, — ткнул он в экран.
— Чё это за хренотень? — у Семена и Юрка глаза полезли на лоб.
Признаться, у меня тоже. Некая мадам потерянно шла вдоль забора, а за ней по пятам, словно крылья, полыхал огонь, поднимаясь столбом выше головы. Но баба его не заметила — шла, не прибавляя шаг.
— А пожар-то как начался?
— Так с нее и начался! — второй охранник включил камеру внутреннего наблюдения. — Рвануло, как бомба. Она только за угол успела завернуть. Там, где остановка.
— Смотри, Вован, по ходу, у нас врезка, — сообразил Жорик, который занимался территорией. Самый умный из нас. Пока мы чалились на зоне, он вкалывал на заводе, а когда завод стал моим, Жорик достался мне по наследству. — Помнишь, вчера дорожники прибежали со второго участка, про трубу спрашивали. Ты еще сказал, что нет там никакой трубы, велел выкопать. Мы по генплану проверили. Так они ее разрезали, и ту, что под площадкой проходила, достали, а остальную обратно закопали. А труба там не просто так лежала, кто-то о ней знал! И какая-то сволочь на ночь краник-то открыла. Труба неглубоко, ветра нет — в низине скопился газ.
— Можно костерок на «Газсервис» повесить, они у нас на днях были, — сообразил Семен. — И трубу тоже. Их трубы не в нашей компетенции, особенно, если в планировке не указали. Надо по советским картам проверить, куда она ведет. Если она там есть, конечно.
— Ясен пень, не отвертятся. А проверить — проверим. Кто-то должен нам по счетчику заплатить. Там за нами не так много конкурентов. Срежут трубу — мы и утечку газа спишем на них.
— А я думал, откуда такие затраты, — схватился я за голову. — Это хорошо, не придется долги выплачивать. И что теперь? — я быстро соображал. — Если пожар на эту бабу повесят, мы без штанов останемся. Быстро уберите записи с камер наружного наблюдения. Нам страховка нужна, — обозначил я задачу, покрыв матом и бабу, и газовщиков, и строителей, и тех, кто у меня газ выкачивал: — Вот дерьмо! А наш инженер куда смотрел? Я за что вам деньги плачу?!
— Вован, ты горячку-то не пори! — всполошился Жорик. — Оборудование старое. Мы что-то в этом роде подозревали и перепроверили сотню раз, не было никаких утечек. А кто знает, сколько старая домна жрет, которой лет сто! Я тебе говорил, давай поставим новую.
— Можно камеру просто отключить. Мало ли, может, бабло экономим. Там народу много, если будем снимать, заметят. Может, повернуть внутрь, — задумался Юрок, изучая позицию через окно.
— А как мы несоблюдение пожарной безопасности объясним?
— А что объяснять? Труба под землей, основная сгорела нахрен. Там взорвалось все. Поди докажи… — беззаботно ответил Семен. — Мне одно непонятно, чё с этой бабой? Может, кокнуть ее, чтобы не всплыла?
Я покрутил пальцем у виска.
— Мужики, мы законопослушные граждане. Если мы будем валить всех налево и направо… Надо ж разобраться! — привел я их в чувство.
— Оставь ее жить - она еще кого-нибудь взорвет.
— А огонь-то откуда взялся? — не понял Семен. — У нее там что, выхлопы из задницы?!
Запись прокрутили еще раз, потом еще. Наконец, наметанный взгляд бывшего щипача Пыха прояснил ситуацию:
— Так ей же сумку подрезали!
— А что у нее там? — последовал незамедлительно вопрос. — Порох?
— Да вы что, совсем уже! Откуда у бомжи порох? Спирт, скорее всего. Сумку резали и бутылку задели. Что у нас там в пластиковых бутылках продают?
— Много чего.
— Ну вот! Скорее всего, из сумки течет. Я ж говорю, вон же, курит, сигарету бросила. И загорелось!
— Так, убирайте диски, — приказал я торопливо. — Записи возьмите с собой, может, пригодятся.
— А я камеру поверну, — вызвался Юрок. — Пожарные вроде проехали к четвертому корпусу.
— А ты этим вдолби, что говорить, — наказал я брату, указав жестом на перепуганную насмерть охрану. — Побудешь здесь. Ты мой зам, тебе и карты в руки. В принципе, никто не пострадал, только мы с тобой. Поплачь тут, у тебя это хорошо получается.
— Не учи - ученый!
— Потом надо будет вызвать строителей, чтобы очистили территорию от мусора. Давно мечтал снести эти развалины.

В Москву я звонил с приподнятым настроением. Страховка должна была втрое перекрыть убытки и долги. На месте завода можно построить целый микрорайон. Я уже радостно считал бабло, умножая квадратные метры на рубли, предвкушая хорошую прибыль.
Димон ответил сразу.
— Привет, как дела?
— Все путем, а у вас?
— Есть немного. У меня завод горит.
— Это который? — забеспокоился Димон.
— Свой, — успокоил я его. — Утечка газа. Подставили ублюдки!
— Чем помочь? — по-деловому предложил Димон.
— Страховку бы мне. И… не знаю, посоветуй: я газовщикам должен, много. По ходу, они же выкачивали газ обратно через мои счетчики. Мы там трубу сковырнули, а утром у меня завод взлетел на воздух. Мирно решить вопрос получится или нет?
— Насчет страховки… — это трубопроводный завод?
— Он.
— Недели две подождешь? Мы его задним числом включим в число стратегических объектов. Получишь помощь из казны. Мы тебе такой завод отгрохаем, закачаешься. И оборудование завезем. Но учти, я сильно рискую, моя доля 30%.
— Не вопрос. Мы с тобой столько лет вместе. Ты меня всегда выручаешь.
— Заказами обеспечу на двадцать лет вперед, — уверенно заверил Димон. Настроение у него на том конце тоже поднялось. — Договора под будущий завод подготовят. Но и тебе придется вложиться, без этого никак.
— Нормально. Могу выделить пятьдесят лимонов в зеленых. А по Газпрому что?
— Подготовь документы по ущербу. Думаю, сможем уговорить их пойти на мировую без суда.
— Оценщики уже занимаются.
— Это не телефонный разговор, я прилечу на следующей неделе — обсудим на месте.
— Жду.

Мы с Димоном в одном дворе росли, за одной партой сидели, и бабы у нас были — одна на двоих, а теперь все недра у него в кармане. Не без моей помощи, конечно. Мы его сначала в мэры города протолкнули, потом в губернаторы, а после замахнулись на кресло министра. Правда, пришлось отдать кресло губернатора москвичам, но дело того стоило.
Я сам, вообще-то, бизнес редко веду. Мое дело - аудиторов наслать или поставить на место, когда кто-то рыльце сунул в наши кормушки, а заводики у меня так, хобби. Достались от советского прошлого, когда скупали все подряд. И нести тяжело, и бросить жалко. Но если Димон за дело берется, значит, оно того стоит.

Часть 2. Обычный день - 2

Наконец-то, выходной — можно выспаться! Мы не рабы, рабы не мы! Да кто там звонит, не переставая?! Не брать трубку? А если с дочкой что, или у сестры инфаркт? А вдруг дом горит? Соседи давно долбились бы в окна, в двери. И Женька укатила вчера к сестре на дачу: шашлыки, рыбалка, посиделки. Инфаркт тоже маловероятен.
Нет меня дома, нет! Отвали, бездушная тварь!
Где-то в глубине души я подспудно догадывалась, что это за тварь разбудила меня ни свет, ни заря. Все, пропал выходной: я раба — раба я, а все остальное - иллюзия мусора на свалке человеческих отбросов.
— Алло.
— Ты что, спишь, что ли?!
Да, сплю! А тебе какая разница? Я на тебя пять дней по тринадцать часов вкалывала!
— Да нет, встала давно, прибираюсь, вышла просто, на улицу… — проблеяла я. Старуха страшно не любила тех, кто поздно ложится и рано не встает. — Что-то случилось?
— Давай, приезжай на работу. Чтобы через час была здесь.
— За час не успею… полтора — минимум. Да что случилось-то?
— В газете про нас напечатали, будут награждать в понедельник. Сам глава администрации приедет. Надо тут в офисе все помыть. У вас такой бардак, особенно у тебя, весь кабинет загадила, тварь бессовестная!
— Марина Савельевна, у меня там только кофе и пачка каши «Пять злаков»!
— А варенье чье?! Мух развела! Скоро мыши и тараканы набегут! Крысы вон по подвалу табунами бегают! А что это за бумага?! Использовала - положи на черновики!
— Марина Савельевна! Мы черновики в коробку складываем, а потом снова используем. Может, в понедельник с утра? Я неделю огурцы не поливала…
— Какой с утра?! С утра ты можешь на работу не выходить! Через час не будешь - вылетишь к чертовой матери, чтобы глаза мои вас не видели! Поувольнять всех, один черт ни хрена не делаете! Не успеваешь на вас, оглоедов, сахар покупать… Всем зарплату плачу, а купить некому! Так и норовите на чужом горбу в рай въехать!
— Марина Савельевна, у меня свой, свой сахар, и соль своя… — не успела я пискнуть.
Телефон отключился, а басовитый голос в ухе все еще выносил мозг. Ну не фа себе ее разобрало!

— Юль, — перезвонила я коллеге, — ты где?
— Где! На работе, где мне еще быть?! — недовольный Юлькин голос подсказал, что она нервно курит в сторонке. — Старуха подняла ни свет ни заря. Из администрации лично приезжают медальку на грудь повесить, а мы все работать не умеем! Какой жабой надо болеть, чтобы за ложку сахара удавиться! Ты брала?
— Нет! С ума сошла?
— Это, наверное, опять Серега. Может, она его не кормит? Как пить дать!
— А он от нее часом не сбежал? — предположила я, на ходу натягивая юбку, следки и босоножки. — Вчера нормально все было, вот только Серега жаловался. Хотел поплакаться, но я его не стала слушать. Он потом все вывернет и в уши такое нальет - она нас точно выкинет.
— Богатые тоже плачут…
— Попробуй пожалеть, — как вариант, подсказала я. — Подними ей как-нибудь настроение. Автобус давно ушел. У тебя машина, а у меня даже велосипеда нет, мне так быстро не добраться.
— Попробую, — пообещала Юлька. — Но не гарантирую!
После крепких слов в адрес Бога, одна из машин, наконец, остановилась. Я давно приметила, что небо не на все молитвы отвечает, иногда надо молиться наоборот. И даже повезло: водитель подбросил меня до нужного микрорайона. Еще одно препятствие в виде кладки забора, которая выросла за одну ночь, перегородило тропинку напрямки. Офис фирмы располагался на окраине в промышленном секторе, в бывшем здании заводоуправления. В прошлом здесь заводов было пруд пруди, а теперь участки скупили, и каждый хозяин норовил пометить территорию. Пришлось сделать огромный крюк. Полтора часа, отметила я, когда оказалась у дверей офиса.

— Вы такой расстроенной мне показались, как будто у нас тут… Чистенько же. Сахар, кофе… а окна мы на Первое мая мыли, как все, — заискивая, блеяла я, пшикая на стекло очистителем.
— Мой, давай! Не дай бог, хоть одно пятнышко найду! — сухо приказала директриса, выплывая из кабинета.
Она вообще-то у нас отходчивая. Попила кровушки, насытилась и успокоилась. В прошлом мы с девчонками грызлись, а потом объединились, делая вливания обескровленному. Так мы друг друга знали, а придет какая-нибудь стерва - еще хуже будет. И бегать с места на место, доказывая, что ты человек, тоже не фонтан — все равно никто не верит, кроме таких же нелюдей. А так - выпила она кровушки, а мы ее по головке погладили, дружно возле уха пожужжали — она и подобреет.
Можно сказать, кабинет блестел.
«А у меня дома…» — некстати вспомнила я свои мутные стекла. У меня еще с прошлого лета до своих окон руки не дошли. Очень вовремя: на одной из баз, мимо которой я проходила, продавали бытовую химию для профессиональной уборки. Были такие фирмы, которые бетонные разводы любой сложности отдирают с кафеля и из любого ковролина всех клещей повыведут. Для меня самое то, обычной «Золушкой» мои окна не отмыть.
— Иди, вина выпей, — позвала нас директриса, выставляя на стол шампанское и коробку шоколадных конфет.
— У нас праздник?
— У меня горе, — поделилась она.
Я насторожилась, Юлька с Наташкой тоже замерли в ожидании.
— Ой, девки, не понимаете вы, как тяжело доброй быть, — завела директриса старую пластинку. — Всем что-то надо, все чего-то хотят, а я ведь вам не отказываю. И авансы выдаю, и официально всех показываю, и даже отпускные и больничные оплачиваю. Где вы еще такую дуру-то найдете?! Работаю, как вол — мне грамоты-то ох как достаются! И хоть бы кто-то раз сказал «спасибо»! Добра от вас не дождешься. Столько раз меня подставляли, а потом локти себе грызут.
Да, какая ты добрая! Выдать пятьсот рублей отработанного аванса при миллионных доходах — это так много! А уж показать зарплату по прожиточному минимуму — верх щедрости! Девчонки думали то же самое: обе отвернулись, скрывая кривые усмешки. М-да, оставил бы нам кто такую фирму, а еще сестру, управляющую филиалом Сбербанка, и повязанную на миллионных откатах администрацию!

— Да, да, Марина Савельевна, мы вам все так благодарны! Что бы мы без вас делали! — наперебой бросились мы ее утешать. — Вы наш Свет! Вы нам вторая мама!
— Михаил, подъезжай, — позвонила она по телефону. — Отвезешь меня на дачу.
Наконец-то, насытилась, тварь!
— А где Сережа? — не удержалась Юлька.
— Я его уволила, — Марина Савельевна брезгливо поджала губы.
Мы понимающе промолчали, допивая остатки шампанского.

Купив литровую бутыль технического спирта с эфирными добавками, я решила пройтись пешком. Все торопились на дачи: в автобусе я не смогла протолкнуться; у двери меня прижали, оттеснив назад — и вынесли, оставив на остановке, когда переполненный автобус тронулся. С невеселыми мыслями, что я на дне и не выберусь, если какие-нибудь родственники срочно не оставят мне миллионов «надцать», и что, увы мне, родственники у меня все как одни нищие и ни один в люди не выбился, я потащилась к другой остановке, с которой автобусы шли в город. Следующего автобуса в обход еще ждать и ждать, быстрее будет добраться до дому через центр.
Нет, жаловаться, конечно, грех. В среднестатистических показателях я зарабатываю неплохо, но затраты у меня, наверное, среднестатистические превышали как минимум втрое. Я никогда не могла понять, как людям удается что-то накопить. Взять ту же Юльку: даже машину купила — в кредит. Теперь ходит в таком тряпье, что иногда хочется подать ей, и убеждает всех, что ее обшарпанный пиджак тридцатилетней давности, или даже подобранный где-то, и застиранные шаровары цвета хаки - ну о-очень круто! Зато на работу приезжает, как белые люди, невольно позавидовала я.
Солнце поднялось высоко — жара становилась невыносимой. Казалось, в тяжелом воздухе нет кислорода — стало нечем дышать. Находиться здесь было опасно: откуда-то неподалеку пахнуло смесью краски и бензина. Пройдя по бетонному тротуару вдоль высокого заводского забора, в грустных размышлениях о своей жизни, я зашла в ларек у заводской проходной купить воды. Продавщица поставила на прилавок бутылку воды без газа и подала мне подтаявшее мороженое. Я полезла в сумку за деньгами.
Опа, а где деньги?!
В сумке зияла огромная дыра, в которую чудом не провалилась саше с документами. Бутылка со стеклоочистителем была почти пустая — и пропал кошелек с недавно полученной зарплатой. Мысли вылетели из головы: жизнь в одночасье доказала, что я хоть и на дне, но шевелю ластами.
Перерыть сумку я не успела…
Внезапно под ногами качнулся пол, а спустя мгновение раздался взрыв, выбив окна. Я едва успела закрыться от осколков сумкой. Ларек сотрясся, с полок попадали консервы и продукты, усыпав собою пол. Меня отбросило к стене. Продавщица, с расширенными от ужаса глазами, вцепившись в кассовый аппарат, закричала. По ее раненому лицу текла кровь, но, кажется, глаза остались целыми. За первым взрывом последовали еще два, уже вдалеке. Ларек снова затрясся, а продавщица, как при замедленной съемке, упала за прилавок, взбрыкнув ногами.
Выждав время, я бросилась на помощь, заглянула за прилавок.
— С вами все в порядке?
— Что это… Что это было? — женщина уже пришла в себя, попытавшись встать.
— Пойду, посмотрю, — ответила я, торопливо выскочив на улицу.

Я едва узнала место: взрывом ларек подвинуло метров на пятьдесят. Площадь перед проходной завода усыпало арматурой, Бетонные заграждения в некоторых местах разрушило и сложило, как картонные, а над заводскими корпусами взвивалось пламя, словно они были деревянными. Спасло нас только то, что корпуса располагались в глубине территории, на достаточном расстоянии от проходной.
Я долго озиралась по сторонам, пытаясь понять, что произошло.
Минут через десять завыли сирены.
Заметив уцелевший мусорный бак, я выбросила из сумки ставшую ненужной пустую пластиковую бутылку. Вернулась к продавщице: она тряслась от страха, пытаясь собирать то, что уцелело. При моем появлении она испуганно вскинулась, отскочив к стене.
— Там завод горит, — успокоила я ее. — Это на заводе произошел взрыв.
Она всхлипнула.
— Ну, я пойду... Там уже скорая приехала — могу позвать, — предложила я.
— Ты иди, мне закрыться надо, — сердито ответила она, нашла телефон и начала кому-то звонить, продолжая всхлипывать.
А я вдруг вспомнила, что мне не на что добраться до дому. Господи, да что же за день-то такой?!

Часть 3. Перекресток судеб

Машина свернула с главной дороги и затормозила, пропуская КАМАЗ. На остановке справа какая-то одиноко стоящая женщина подняла руку, голосуя.
— И чего они под колеса лезут? — Юрок вырулил в сторону. — Не джип же останавливать! Тормози какую-нибудь семерку.
— Интересно, как там у нас шашлык? Надеюсь, не прокис.
— Что с ним будет…
— Подождите, так это ж наша баба! — очнулся от задумчивости Жорик, обернувшись к заднему стеклу.
— Какая баба? — насторожился я, припоминая убитое лицо. — Юра, тормози!
— Точно, она! — обрадовался Пых. — Рыбка прыгнула в котелок с ухой… Вот свезло!
— А на кой она нам сдалась, если мы ее грохнуть не с обираемся?
— Предупредить, чтобы молчала в тряпочку. А то побежит сдаваться, замученная совестью.
— А она знает? Где вы видели террористов, которым бы удалось взорвать завод бутылкой растворителя? Или что там у нее было?
— Неисповедимы мысли лохов!
— Ладно, давайте заберем с собой, а там посмотрим.
Юрок сдал назад, опустил стекло. Семен и Пых вышли из машины, обойдя женщину со спины.
— Тебе куда?
— Я доберусь, — отказалась она, заметив, что нас много.
— Давай, садись, — Семен подтолкнул ее сзади в открытую дверцу.
— Отпустите меня! — дернулась она, рванув в поле за остановку.
— Не ори, дура! — Пых поймал ее и завернул руку за спину, заталкивая на задние сиденье. — Сиди, не рыпайся, тварь!
— Что я вам сделала? — запаниковала она.
— Завод взорвала, дура! — рассмотрел я ее.
Баба в тревоге уставилась на меня, прищурившись.
— Какой завод? — быстро переспросила она.
— Мой завод! — ответил я, наслаждаясь ее вытянувшимся лицом. Люблю людей в безвыходном положении: ум их еще пытается искать выход, а тело объявило о капитуляции. А она была ничего, хорошо сохранилась. И глаза синие-синие — редкий цвет. Я невольно засмотрелся, пытаясь прочувствовать то, что чувствовала она.
— Как бы я его взорвала? — испуганно спросила она.
— Да, и такое бывает! — ответил Семен, сдерживая усмешку. — У нас есть неопровержимые доказательства!
— Ты хоть знаешь, сколько людей из-за тебя погибло?! — грубо наехали на нее.
— Тебе десяти жизней не хватит расплатиться! — Жорик натурально заорал, поднеся кулак к носу.
— Мы тебя на куски порвем, гнида! Родная мать не опознает!
— Проще убить это ходячее недоразумение, чтобы не мучилась! — Пых вращал глазами, нагоняя страху.
Я похохатывал, отвернувшись к окну, оставив парням добивать ее.
— Ничего у вас нет, — в голосе ее прозвучала неуверенность. — Я просто мимо проходила… Я там недалеко работаю, сотрудники подтвердят! — губы ее задрожали — она заметно волновалась, потеряв способность к сопротивлению.
— Вот сейчас разберемся, — ответил я, сделав ребятам знак.
Машина подъехала к усадьбе. Охрана открыла ворота, пропуская нас к двум белым коттеджам, стоявшим в глубине. Один принадлежал мне, второй брату и его жене, которая появлялась тут изредка, в основном, за деньгами. Мне по понятиям семью иметь не полагалось, но женщин у меня было много: Маши, Даши, Ксюши…— всех не упомнишь. Только постарел я что ли, поизносился или насытился, а к женщинам в последнее время стал относиться ровно, удовлетворяя физические потребности, но потеряв душевный интерес.
— Тащите ее в дом, — приказал я ребятам.
— Отвалите от меня! — завопила пленная, забрыкавшись. — Я ничего не сделала!
— Не виновата - отпустим, — устало бросил я, направляясь в дом.

— Мы вообще на кой черт ее сюда притащили? — Жорик налил себе коньяк.
— Не знаю, — ответил я, мучаясь сомнениями. — Меня еще никто так не имел.
Ну, правда, не имел. Бывало, воровали, присасываясь, как пиявки, но на свой страх и риск, и платили, когда обман вскрывался, а эта даже не планировала и не получила ничего.
— Так с нее же взять нечего, она же бомжа!
— Грохнуть тоже не за что. Может, денег дать? — задумался я. — Вроде как получу бабла и новый завод, а она останется в нищете. Странно складываются человеческие судьбы.
— Вован, с дуба рухнул? Мозги на пожаре напекло? — не поняли меня.
— Тогда уж дать тому, кто ей сумку подрезал, — предложил Пых. — А ее продать. Подержат на игле пару недель, потом ползать будет за наркоту.
— Возраст не тот, кто ее купит?
— Вы не поняли. Хочется сделать так же, чтобы много добра, но как бы зло, и чтоб никто не плакал, — поделился я своим необъяснимым желанием. — Хочу понять, как ей это удалось… Право слово, у меня какой-то комплекс неполноценности… Кто она такая, чтобы вот так уметь? Вы идите, а я пообщаюсь.
— Мы ее наверху закрыли. Тебе помощь не нужна?
— Нет. Если понадобитесь, позову.
— Тогда я прихвачу… — Семен залез в бар, опустошая его.
— Потише грабками орудуй, там коллекционные вина! — не выдержал я. — Поставь на место Krug и Hennessy! — я достал бутылки с нижней полки и переложил их в сервант, расставляя, закрыл дверцу на ключик. — Это для особого случая. Встречу бабу, которая положит меня на лопатки — выпьем с ней. А Hennessy выпью, когда расстанемся.
— Тебя сегодня положили, — подтрунили надо мной.
— Я имел в виду душу, — не дал я им повода поиздеваться.
— А у она у тебя есть? — криво ухмыльнулся Юрок. — Если тебе дать бабу, ты ее однажды убьешь. Тут их полгорода побывало, и которая из них углы не сосчитала?
— Душа у всех есть, — уверенно ответил я. — Я с бабами не воюю, а попало, значит, было за что. А вообще, дуры они все. Ученье — свет, а неученье — тьма. Кому достанутся — повезло, есть с кем сравнить. Сделать мужика счастливым нетрудно — меньше думай о себе, но их прет, а я ложь за версту чую.
— Володя, мне твоих терзаний не понять, — вздохнул Семен. — Меня моя крыса каждый день пилит, а я терплю. Дашь иногда в зуб - заткнулась на пару дней, а потом снова начинается. Нет идеальных баб. И мы ж тоже не идеальные.
— Что, храпишь по ночам? — посочувствовал ему Пых.

— Тебя хоть как зовут-то? — я сел напротив женщины.
— А что это изменит? — она уже успокоилась, но выглядела обреченной. — У меня дома дел накопилось много, мне домой нужно. Вы меня отпустите.
— Ты, вообще-то, взорвала мой завод, и мне надо как-то его восстановить. Ты хоть знаешь, на какие бабки влетела? И что скажешь семьям, чьи родственники погибли?
— Это неправда, это не может быть правдой! — заикаясь, ответила она.
— Правда, — я подключил к розетке ноутбук и вставил диск.
По мере того, как она смотрела на огненный шлейф позади себя, глаза ее наполнялись ужасом. Я даже подумал, что она потеряет сознание, — она вдруг перестала дышать. Я чувствовал себя котом, который загнал мышь в мышеловку и готовился оторвать этой мышке голову, предвкушая кровищу.
— Чем расплачиваться будешь, бомжа?
— У меня… у меня нет ничего… совсем… — ее трясло от страха.
— Теперь есть. Лет на двадцать крышу над головой ты себе обеспечила. Этого достаточно, чтобы отправить тебя за решетку до конца дней.
— Купить бутылку стеклоочистителя не - преступление, — она едва сдерживала слезы. — Мне ее разрезали, а я не заметила, в чем моя вина?
— Убийство по неосторожности двух и более лиц. Ты ж знаешь, наш суд —самый гуманный суд в мире. Но я мог бы помочь тебе. Правда, пока не знаю, как.
— А с чего тебе помогать? Я тебя разорила. Я людей убила… — слезы побежали по ее щекам в три ручья. — Пусть меня судят!
— Я тоже не святой, — покаялся я. — На моем месте приходится иногда судить людей и выносить приговор. Я, можно сказать, восстанавливаю справедливость там, где государство не справляется. И положение мое обязывает избегать государственных судилищ. Тебе, можно сказать, повезло. Но не повезло, мы тебя вычислили и нашли. Теперь я должен как-то определить тебе наказание.
Наверное, у меня давно не было бабы. Братец вдруг начал думать своей головой, испытывая меня на прочность. Я прижал рукой колено, едва сохраняя самообладание. Не могу устоять перед женскими слезами. Таю, как масло на сковородке. Ненавижу себя за эту слабость. И ненавижу, когда бабы своими слезами пытаются играть, обращая их в свое оружие. Я пересел на тахту рядом, скрывая нетерпение.
— Ладно, что теперь-то… что расплакалась? Вытри, вытри слезы. Хочешь, скрою этот факт.
— О чем вы? — запаниковала она, отодвигаясь.
— А чего непонятного… Ты поимела меня, я поимею тебя, еще и денег дам. Эксперимент хочу провести: люди сами по себе бомжи, или судьба их такими делает.
— Зачем это? — непонимающе отстранилась она.
— Жалко тебя, дуру, пропадешь ни за грош. Я ж понимаю, теракт не планировала. Денег у тебя нет, и мне проще списать все на несчастный случай, — меня начало от нетерпения потряхивать, ни о чем, кроме секса и себя-любимого, думать уже не получалось. — Должен же я как-то компенсировать себе моральный ущерб. У тебя муж есть?
— Нет, — вытерла она слезы, о чем-то задумавшись.
— А мужик?
— Пять лет никого не было, — заколебалась она, как-то странно на меня посматривая. Что-то хищное промелькнуло во взгляде.
— Что, правда, пять лет? — опешил я. — А как ты жила-то?! — меня переполнило желание исправить упущение. — Да ладно, не ломайся! — рука моя оказалась под юбкой. — У-у, какие трусы! — заглянул я под юбку. — Соглашайся бегом, пока не передумал!
— Трусы, как трусы. Я их недавно купила, — покраснела она. — Мне что, в стрингах ходить? Они ж неудобные.
— На китайском рынке? — опыт по раздеванию баб у меня был, через пару минут она стояла почти голая, не особо сопротивляясь. Ну, ничего так, сойдет, я тоже давно не молодой жеребец.
— Иди ко мне! — притянул я ее к себе и повалил на кровать.


— Одевайся, закончилось женское счастье, — я застегнул брюки. — Не было никаких жертв, все живы-здоровы, и убытки мне возместят, — успокоил я ее. — Ты, главное, языком не трепли, держи его за зубами. На вот, возьми, — бросил на кровать пачку пятисотенных. — Трусы себе нормальные купишь, с рюшечками. С такими еще лет пять на тебя никто не посмотрит, а там уже не понадобятся.
— Чтобы свое дело открыть, этого мало, — отодвинула она от себя пачку. — Так что бомжи останутся бомжами. Ты или мне сразу миллион в зеленых...
А больше тебе ничего не надо?!
— Как хочешь, — я пожал плечами и забрал деньги обратно. — Выдам мужикам аванс.
Было бы за что, я бы дал. Все бабы одинаковые: сунул палец - она тебе уже руку грызет, причем обе! Не можешь сама - найди мужика и ползай, чтобы он тебя кормил, поил, одевал.
Она не торопилась, словно чего-то ждала.
— Маловато за пять-то лет, — вдруг подняла она на меня свои синие глаза. — Я даже и не распробовала, — с обидным пренебрежением склонила она голову. — Может, повторим? Соглашайся, а то сейчас трусы надену, — обнаглела она, потянувшись, как кошка.
На мгновение я струсил, прислушиваясь к себе.
— Нет, не стоит! — ответил я, торопливо снимая брюки.

— Ты ее отпустил? — Юрок пододвинул мне блюдо с шашлыками.
— А что держать? Пусть валит. Болтать ей смысла нет, — ответил я. У меня было такое чувство, что меня поимели еще раз. Сладкие губы, горячее тело — она высосала меня, как вампир, а потом просто встала и ушла. Даже не посмотрела, не оглянулась, в то время, как меня распирало желание достать бутылку Krug, и хотелось что-то сделать, чтобы остановить ее. Но я не сделал — не смог, и теперь жалел об этом.
И вдарить не смог этой гадине, чтобы мозги по углам собирала — я был обессилен, я был доволен, я был, как тюфяк, о который дважды вытерли ноги. Жаль, что я ее не убил.
В сердце застряла игла, и хотелось ее вытащить.
— Налей мне водки стакан, — попросил я и выпил, но не опьянел. — Паленая, что ли?
— Нормальная водка, — Семен повертел бутылку в руках. — «Русский бриллиант» — атрибут роскошной жизни. У нас есть все, о чем мы не могли мечтать. Однако, хорошо, что этот Советский Союз накрылся. Все встало на свои места, — он поставил бутылку и разломил огромного краба, обсасывая клешню. —Быдло — быдло, а люди — люди.
— Правильно, — поддержали его.
— Да заткнитесь вы! — без причины разозлился я, вдыхая полной грудью прохладный ночной воздух. Из-за леса над полем вставала яркая оранжевая луна, и потрескивал костер, окрашивая лица в красноватые тона. Мне вдруг захотелось завыть на эту луну волком.
— Что, из-за этой бабы? Так ты намекни, ее не скоро найдут.
— Мы ж не звери… Хотел вам зарплату выдать, — я достал пачку пятисотенных, отсчитав каждому по десять купюр. — Пусть хоть кому-то будет хорошо.
— О, я своей обещал шубу, — мужики обрадовались.
— А я на себя трачу, — беззаботно ответил Юрок. — Потратил на нее, а она потом тебя же носом ткнула: ничего не умеешь, ни на что не способен. А так, как только рот открыла, сразу ей: вот это мое, а ты и твоя мамаша с голым задом — и вся дурь из башки вылетела.
— А у меня нет никого, — я снова почувствовал боль.
Похоже, водка меня пробила: затопив нутро уязвленным самолюбием и тоской, кровь от иглы растекалась по сердцу. Мне вдруг стало отчаянно жаль, что она не взяла эти проклятые деньги. Я бы жалел потом, но это была бы злость.
— Это у тебя-то нет? — криво усмехнулся Юрок. — А ты свистни! Тут через полчаса толпа сбежится. Может, позвонить? Приедут, утешат.
— Не надо, — ответил я, вспоминая, как моя пленница бежала к воротам почти бегом. Она все еще стояла перед глазами, и в ушах слышалась ее торопливая поступь. Сейчас мне хотелось ее убить. За то, что не выпила шампанское, не пыталась остаться, и я не понимал, почему я помню ее, а не сгоревший завод, и не бабки, которые пообещал Димон.
— Завтра пройдет, всегда проходит, — ответил я, проглотив обиду.


Я торопливо бежала по асфальту, точно за мной гнались волки. Что за день сегодня… Столько всего пережить… Ужас! Не могла я взорвать этот проклятый завод, я не сомневалась, что у этих мерзавцев была утечка газа. Мне все еще казалось, что сейчас меня начнут ловить, чтобы грохнуть и утопить в реке, и я торопилась, пока эти сволочи не передумали.
Вот и кованые ворота! Слава богу, открыты…
Я выскочила на улицу, продолжая бежать по дороге, и остановилась, когда усадьба с двумя особняками и конюшнями, мимо которой я проезжала каждый день на автобусе, осталась скрытой в тени деревьев. Здесь я сбавила шаг, дожидаясь, когда прекратится жар в легких и ко мне вернется сила.
Я оглянулась: над полем, над лесом, вставала огромная кроваво-желтая луна.
Мне вдруг стало страшно, что я могла ее не увидеть… Будь это двадцать пять лет назад, сидеть этим гадам лет по пять за похищение, но сейчас я даже не помышляла куда-то обратиться за справедливостью — все перевернулось с ног на голову.
Заметив, что меня догоняет машина, сверкая в темноте фарами, я свернула с обочины в густую траву, спрятавшись среди зарослей мутанта-борщевика. С души упал камень: машина промчалась мимо. Наверное, я еще долго буду прятаться вот так.
Черт, даже не верилось, что я выжила…
А зря я деньги не взяла, у них этого бабла немерено. Мы на работе все удивлялись, кто покупает такие дорогие стройматериалы, заказывая их то в Германии, то в Италии. Могла бы, как Юлька, прикатить на работу на своей машине или дочке помочь. Но обратно уже не вернешься. Ага, а потом семь шкур спустят и на счетчик поставят!
День прокручивался перед глазами, как сон.
А мужик ничего так. Дыхание у меня восстановилось — я успокоилась. Ну да, отдалась, а что мне, молодой, красивой — успокоила я совесть. Было стыдно, но правильно говорят: расслабьтесь и получите удовольствие, глядишь, насильник сам сбежит. Ну, не по любви, а где взять по любви? Мужиков на всех не хватает — упрямая статистика. Главное, было — есть что вспомнить. Не поймешь, что у этих мужиков на уме: может, действительно планировал убить, а так подобрел, стал такой нежный, ласковый, как прирученный зверь.
Настроение поднялось, я топала в ночи удовлетворенная и счастливая. Мне вдруг стало отчего-то смешно. Я на ходу пощупала в кармашке сумки деньги, которые мне дала директриса на дорогу, когда я показала ей огромную дыру. Этим козлам ничего не стоило их стащить. А сумку я зашью, только придется носить ее швом к себе.
И все же, чем хорош этот день? — задумалась я.
Да, я оказалась в нужном месте и так удачно бросила сигарету…

№8

Четвертый


Искры заходящего солнца гаснут на темных уступах Черехского хребта. Крылья сапсана ловят восходящий ток воздуха – день затухает, охота удалась, пора домой. Ветер шуршит в сизых перьях, гоняет шар перекати-поля по красноватой сухой земле, треплет вымпел с синей птицей на вершине башни. Но и не такие ветра пробовали на зуб Шионский стяг.
Напрасно спорить с хозяевами этих земель, несговорчивый характер у них, под стать замку, намертво вросшему в скалы. С высоты замковых башен мир выглядит не так, как снизу; легче иметь свое мнение. И это хорошо, считают подданные. Чтобы там соседи и враги ни рассказывали про хозяев Шиона, то из зависти и злобы. Как не завидовать – такого сафьяна и грайна больше ни у кого нет. Как тут не беситься, глядя на Шион со стороны, сузив жадные глаза. Как не возводить всякой напраслины. Хотя кому какое дело, кто держит в руках Шион – барон или баронесса. К баронессе уже привыкли, а бароны - они приходят и уходят, и не про всех можно доброе слово сказать. Некоторых и к ночи поминать страшно. С баронессами, что со старой, что с молодой, тоже не просто. Но тут главное помнить - давно уже чужие кони по полям не топтались, а красный петух не гулял по стрехам домов. Ячмень колосится, вертят стрекозиными крыльями ветряки - мелют муку, караваны идут через перевал беспрепятственно, разбойники притихли. А остальное можно и потерпеть.
Кузнец распахнул дверь кузни и вышел дохнуть свежим воздухом во двор. Вытер замызганной тряпкой струящийся по лбу пот. С облегчением вздохнул, опустив затекшие плечи. Потом почесал заскорузлой, черной от намертво въевшейся сажи рукой макушку, поглядел на темнеющее небо. В вечерней лазури уже прорезались первые звездочки, и маленькая, желтоватая Лисс, похожая на жреческий серп, спешила покрасоваться на небесах. Потом, когда взойдет ее старшая сестра Лоир в полной своей красоте, никому не будет дела до неказистой младшенькой.
Ветер бился в тесноте нижнего двора, лез под потную рубаху, холодил спину. Одинокий прошлогодний лист в испуге метался по двору, словно его гонял лапой шаловливый котенок.
Тоскливо звякала цепь, всхлипывала вода в колодце. Затем из сумерек послышался стук деревянных башмаков, и из-за поворота выплыла девушка с коромыслом на плечах. Она шла по плитам двора, положив крепкие, смуглые руки на коромысло – вода в полных ведрах лишь легонько рябила. Закатанные до плеч рукава рубахи, меховая безрукавка - расстегнута, а в вырезе поблескивали, позвякивали на каждом шагу монетки мониста. Кузнец забыл, зачем вышел во двор. Ветер тоже засмотрелся на девушку, бросил надоевший лист и закружился вокруг нее, теребя коричневую юбку и черные пряди волос.
- Кый ты, Юцька, на ночь глядя за водой?
Девушка тряхнула головой, отгоняя приставучий ветер, призывно зазвенели серьги и бусины в косах:
- Аще не знаешь, Ясь, гости в замке ужек. Работы по горло. И г‘здыня лютует.
Ветер, обиженный невниманием, набросился на кузнеца, обдав запахом мяты, дыма и полынной горечи. Ветер холодный, а смотреть на Юцьку – жарко.
- Дай воды попить, а, Юцька? – попросил кузнец, когда она поравнялась с ним. Юцька даже головы не повернула, не улыбнулась, только лукавая ямочка проступила на щеке:
- Аийак?! Жига ты, Ясь! Воды в колодце полно – иди и пей. Чай руки есть – мош, достанешь. А мне ще на утро натаскать надо. Неохота в грозу выходить, - и пошла, постукивая башмаками, вверх по лестнице - ведра на коромысле даже не шелохнулись.
- Айде грозы не будет – выйдешь, как Лоир поднимется? – в спину ей крикнул кузнец.
Она ничего не сказала, только в ответ, как крылья сапсана, ловящего ветер, качнулось коромысло. Утвердительно. И капельки воды бисером просыпались на камень.
Кузнец улыбнулся в усы и посмотрел вверх. Дым из трубы пригибался к земле. Быть грозе к утру - это точно. Как не быть, если баронесса не в духе.
И это любому понятно. Досталось уже всем: управляющему, слугам, мебели, даже наглый кухонный кот прижал порванные уши и спрятался в темный угол. Остальные, по возможности, поступили так же.
Только жрец Атторон не искал легких путей. Что с него взять – божий человек, сомнений и страха не ведающий. Кому, как не ему, слуге мудрого бога Онгхуса, единственному на все баронство жрецу, наставлять и увещевать. Другие слуги божьи Шион не жалуют, надолго здесь не задерживаются – холодно им здесь, голодно, люди недоверчивые, хозяйка неласковая. Один Атторон смеет спорить с Тейтрин Шион - и даже иногда убедить ее.
Вот и сегодня он прочно уселся за столом напротив хозяйки Шиона, с твердым намерением не вставать, пока не услышит нужного ответа. Поглаживал седые длинные усы, поглядывал на баронессу; но трудно найти слова, когда на тебя смотрят пустыми холодными глазами. Легче смотреть на ее пальцы. Тонкие, чуткие – вертят янтарную лисичку на цепочке. Дешевая вещица, баронесса могла себе позволить что-то и подороже. Могла, но, видимо, не хотела.
В камине потрескивали дрова, отблески пламени наполняли теплом янтарь. И баронесса грела пальцы о рыжую лису.
Она и сама чем-то напоминала лису. Только не рыжую, а серебристую, которая водится здесь на Черехском пустынном плато, среди серого песка и изморози солончаков. Узкое лицо, высокие скулы, хищный разрез глаз. А цвет глаз - непонятный, меняющийся под настроение. Да и не любил Атторон заглядывать Шионской хозяйке в глаза. Голова кружится, словно над пропастью стоишь. Не ясно, что там внизу, на дне. И есть ли дно.
Атторон протянул руку, поднял кубок и заглянул в него, словно надеясь там найти недостающие слова или хотя бы вдохновение. Сгустившийся солнечный свет переливался в кубке – настоящий шионский грайн.
- Ну, начинайте уже, святой отец. Вы ж не отстанете, я знаю.
- Вы ведете себя, как неразумное дитя, миледи. Что вам стоит уступить? – решительно встопорщил бороду жрец. Свел к переносице кустистые брови, отчего лучики морщин потянулись от уголков глаз к вискам. - Нам нужен союз с остальными баронами. С тех пор, как из Аррана снова потянуло гарью костров, уже стало понятно, что негус Малак всерьез и надолго уселся на морионовый трон. А как только он огнем, топором и дыбой наведет порядок у себя, первое же, что придет ему в голову, - Черех. Это же ясно, как божий день!
- Все-то вам ясно! – угрюмо кивнула баронесса, бросила в вырез платья свою лису и стала крутить тонкую прядь светлых волос на пальце. – Завидую я вам, святой отец, – легко жить, когда все знаешь.
- Вы и сами прекрасно все знаете, но упрямитесь. Это же не первый наш разговор. Я уже говорил, и ще раз скажу! Черех – пристанище беглецов, магов, которым стало слишком горячо в Арране. Черех – перекрывающий дорогу Малаку на север, нагло требующий пошлины за проезд Черех – это лес и руда, которые так нужны Аррану. Купить – денег не хватит. А ведь можно просто снова подмять под себя Черех вместе с его рудой, южным торговым трактом и работящим, умелым ремесленным людом. Выжечь огнем непокорные осиные гнезда баронов и поставить над Черехом арранского наместника. Же б им пропасть, а силы и решимости на это Малаку станет, - сжал в кулак изуродованные подагрой пальцы Атторон. – Най его тайх трафив!
Атторон, когда волновался, забывался, и тогда из него так и сыпались местные шершавые словечки. Хозяйка брезгливо поджала губы: не любила она черехский говор.
- Айще знаете, почему Арранские негусы сидят на морионовом троне? - вкрадчиво спросил жрец. Обрамляющий его лысину седой пушок, подсвеченный огнем камина, сиял нимбом. - Морион - это такой темно-серый, дымчатый камень. Довольно неказистый. Но если обжечь морион в пламени, он становится прозрачным, и тогда его можно использовать в украшениях. Хуч не бриллиант, но достаточно красив. Так вот, негусы говорят, что пламенем своей веры они обожгут весь мир, вытравят темную дымку магии и очистят мир, как морион. Понимаете, миледи?
- Я не боюсь, - голос у баронессы глубокий и выговор странный. Все острые, каркающие черехские слова ей удавалось округлить и сгладить. И все равно - сказала, что отрезала.
- Я знаю. А Шион боится. Весь Черех боится. Люди хотят мира. Ажбы вы позволите арранцам обжечь наши горы огнем, как морион? Вы хуч представляете, что значит - большая война?
Что-то неуловимое блеснуло в глазах баронессы, она неосознанно потерла маленький шрамик над бровью; но молчала и смотрела на огненные лепестки в камине.
Атторон одним махом опрокинул в себя кубок с грайном – для куража. Не помогло, кураж не приходил. Тогда жрец сгреб в кулак седую бороду и силу воли и сказал:
- Самим от арранцев нам не отбиться низач. А если в союзе с другими баронами, то хуч шансы есть. Но баронский совет постановил, что на помощь может рассчитывать только барон, а раз в Шионе барона нет, то вам либо найти себе мужа, либо воевать с арранцами самой. Выполните условие баронского совета. Выбрали бы себе уж жениха! Вот они, в замке, просто назовите любое имя.
- Да! Сидят в моем замке, хлещут мой грайн, по-хозяйски осматриваются! Вы, между прочим, обещали только троих. Откуда взялся четвертый? – хозяйка вскочила, плеснула огнем алая юбка.
- Четвертый … - Атторон почесал нос и хмыкнул неопределенно. - Сначала баронский совет выбрал троих, но потом старый Малих-Шакал так долго и уныло стенал на совете, что бароны решили: проще уступить, чем слушать и дальше завывания старого разбойника. Пусть уж и его сын попытает счастья. Да какая вам разница: где трое, там и четверо. Выбирать легче.
- Конечно, не вам же замуж выходить! В таком деле поспешность только вредит, дайте подумать, - баронесса махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.
- Армия негуса Малака стоит уже в предгорьях Череха, - напомнил жрец.
- И что? Он двинет на Шион? – хозяйка оперлась кулачками о стол, нависая над Аттороном. - Баронств много.
- Да вы же сидите прямо на Южном тракте, перекрывая дорогу через перевал! - всплеснул руками жрец. - И к ч’клунке не ходи - Малак заведет трескотню о своей вере и полезет именно сюда! Шион - лакомый кусочек, а если при этом еще и можно вырезать сотню-другую неверных... эх, - жрец лишь махнул рукой. Потом поднял на баронессу усталые глаза:
- Наще вы упрямитесь? Хотите, про женихов расскажу? Все, что знаю?
- Что вы знаете - или что вам Ивка наболтала? Вот уж кого слушать – себя обманывать, язык без костей. Чем она у вас там занимается – полы моет? – баронесса иронично вздернула бровь. Атторон покраснел и поперхнулся грайном.
- Да, ладно, - махнула ручкой баронесса, - Все мы люди. Я сплетням не верю и вам не советую. И вообще, мебель в свой замок я предпочитаю выбирать сама!
- Это ж не мебель, а муж.
- Не вижу разницы, но к завтрашней ночи у Шиона будет барон, - поставила точку в беседе баронесса.

***

Стол ломился от угощения, грайн лился рекой, да всё в кубки женихов, хозяйка лучезарно улыбалась, сидя во главе стола.
«Было б двое – монетку бы кинула», - мрачно размышляла она, глядя на заставленный едой стол. Старческая рука, покрытая пятнышками «гречки», незаметно пододвинула к ней кубок с грайном, и баронесса для виду пригубила напиток. Чуть дальше толстые пальцы, с черными ободками под ногтями, ухватили перепелку и разломили ее напополам, жир потек прямо на и без того засаленный кружевной манжет. Баронесса снова поднесла кубок к губам.
«Выбирать надо такого, чтобы пореже показывался на глаза. Любителя охоты и крестьянских девок …» - взгляд баронессы неосознанно бродил по рукам присутствующих, пока не наткнулся на длинные, крепкие пальцы. И, странное дело, чистые. Она подняла глаза выше – долговязый, немного нескладный, с упрямым подбородком. Тот самый, четвертый – Рэдрик Малих, Шакалий сын. Он задумчиво крошил лепешку, и его нетронутый кубок и равнодушное молчание вызывали в хозяйке раздражение.
Остальные женихи становились все красноречивей, все больше хорохорились и пыжились друг перед другом. А баронесса поощрительно кивала головой, сияла улыбкой, ни на мгновение не упуская нити, вела бесконечный пустой разговор.
- А сыграйте нам что-то, мэтр Гайре, - вскоре попросила хозяйка нанятого на праздник менестреля. Устала, видимо, головой кивать.
Музыкант играл хорошо: кричали, хлопали, стучали одобрительно кубками, кто-то по пьяни даже слезу пустил. Только Рэдрик менестреля слушал, но не слышал.
«Какой тайх меня дернул приехать сюда? Если б не отец… жаль его. Завтра все равно весь этот шутовской балаган закончится. Чего только про баронессу Шион не рассказывают. Но ни один еще не сказал, что дура. А если не дура, то понимает, что мужа ей надо выбирать, как шкаф. От хорошего мастера, красивый и деревянный, чтобы молчал и не лез в ее дела. К примеру, вон Лейса Рокара. Барон Рокар – отличный тесть, влиятельный. А голова у Лейса крепкая – ветвистые рога выдержит. Посоветовать ей, что ли?» - криво усмехнулся своим мыслям Рэд.
Окинул взглядом баронессу: уложенные короной светлые косы, холеное личико без единого изъяна, глазу зацепиться не за что в этой безупречности.
Такая в чужих советах и чужой жалости не нуждается. Одно слово – дочка Черной Вдовы. Недаром до сих пор в девках. И ведь после смерти старой баронессы у нее от женихов отбою не было, так люди говорили. А что толку? Принимали их вежливо - и выпроваживали ни с чем. Хорошо, если эти неудачливые женихи молча разъезжались по домам - а были ведь и такие, что кричали на всех перекрестках: "Ведьмина дочка, и сама ведьма!" Может, правду кричали?
Рэд задумчиво крошил лепешку, рассматривая искоса хозяйку. Красива ли? Красота не бывает такой безупречной, холодной, мертвой. Словно дорогая фарфоровая кукла. Или Санхейская карнавальная маска, украшенная эмалью, лаком и самоцветами. А под маской что – может, пустота…
Становилось все веселей. Воевода травил какие-то байки. Женихи уже и лыка не вязали, но дружно ржали над шутками. Управляющий замком сдвинул тарелку в сторону, поставил локти на стол и вступил в переговоры с заезжим купцом. Жрец вел какой-то сложный богословский диспут с менестрелем. Настолько сложный, что мэтр Гайре украдкой зевал, но, дабы не уронить образ человека «глубоко образованного», размеренно кивал. Точь-в-точь, как баронесса женихам. И в этот-то момент Рэд понял, что хозяйки за столом уже давно нет. Испарилась.
«Наконец-то!» - обрадовался Рэд, поднялся из-за стола и тоже решил по-тихому исчезнуть.
Вышел из зала и оказался в темном коридоре, прошел немного вперед - и понял, что самому тут дорогу найти невозможно, а вот заблудиться –запросто. Но возвращаться к столу не хотелось. И он пошел наудачу.
Где-то за очередным поворотом коридор ожил, наполнился звуками: скрипела колыбелька, стучали расставляемые по местам тарелки, шуршало колесо прялки, журчал разговор. Рэд с трудом разбирал шипящий местный говор. Отвык, что ли, за пять лет...
- Кому ж быть новым приймом? – спросила девушка.
- Чухай свое черпилья, а не галякай попусту. Правду говорят про баб - волос долог, а ум короток. Г’здыня сама разберется, тебя, однакош, не спросит. Только шта с того выйдет? - рассудительно ответил мужской голос.
- Буде проку, ач выбере с толком, - рассыпался колокольцами девичий голос, вода плеснула в бадью, гулко зазвенел казан. – Добрый газд был барон Мэрдок при старой г’здыне.
- С толком? Хуч бы не было, как при Анваре, най ся на ношь не приказуващ!
- А Анвар - ше хто?
- Молодая ты, Юцька, най тя боги заварушат знать. Прийм тут разних перебывало... - вздохнул мужчина гулко.
- Все одно не разберу, айчше плохого в том, шта новый газд в замке появится? Може, выбере да и перестане лютовать. Знать бы, кого!
- Да кто их разберет, ясношановных. А докишь кланяться всем женихам следует понище. А ты, Юцька, заместо того, чтоб языком теревенить, беги, чибрю со стола собери.
Рэдрик поспешно отступил за угол, а когда по полу застучали деревянные башмаки, подождал, пока девушка вывернет из-за угла, и ухватил ее за рукав.
- Ай! – сказала она, уставившись на него бойкими черными глазищами. И не испугалась особенно, только любопытство плещется под ресницами. Как кошка: и интересно, и боязно, и лапкой потрогать охота. А если что - отскочить и убежать успеет.
- Я заблудился, - честно признался Рэд, - где гостевые спальни?
- Пойдемте, ваша милость, – покажу, - она изобразила что-то, отдаленно похожее на реверанс.
- А что, хозяйка ваша – злая? – стараясь не отставать от девушки, спросил Рэд, так, между прочим.
-Кому злая, а кому шайная, - передернула плечами та. – Нам так хорошо, а злыдням всяким - беда. У нас в Шионе, ваша милость, дома не запирают, на амбары замков не вешают.
- Шуга-нигда боитесь? – внезапно вспоминая родные словечки, греющие душу, поинтересовался Рэд.
- Нищ! - решительно мотнула косой девушка. - У нас свои не воруют, не насильничают. Аче г‘здыня хуч из-под земли достанет.
- Аийяк?! А чужие?
Девушка рассмеялась:
- Чужие моще бояться г‘здыню. Вот комната, ваша милость.
- Крешно шаную, - поблагодарил Рэд.

***

Рэд честно пробовал уснуть. Но и в комнате, и на душе было душно. Сначала он мерил шагами небольшое помещение, потом, придя в совершенное раздражение, распахнул дверь настежь – хотелось свежего воздуха и ночного неба.
«Да пропади он пропадом, этот замок. Душит, давит. Правду говорят – нехорошее, колдовское место. Завтра ж уберусь отсюда. Но сбегать среди ночи не буду. Где же здесь есть хоть глоток воздуха? Говорила хозяйка, чтобы чувствовали себя, как дома. Вот и пойду, поищу какой-то проветриваемый сарай, чтобы было, как дома», - решил для себя Рэд.
Но замок решил по-иному. Узкие запутанные коридоры, в которых так удобно сражаться в случае, если враг уже ворвался в замок, и так легко заблудиться непрошеным гостям, уводили его куда-то все глубже в тяжелые объятья скал. Замок Шион врастал в горную кручу, у твердого и костлявого бока которой был построен.
- И тот, кто входит в замок, обратно уже не выйдет, погибнет, - уныло повторил Рэд страшные сплетни, которые ходили в народе о Шионском замке.
- … нет, - усомнилось эхо.
Рэд попросил:
- Ну, хоть куда-нибудь наверх, к ветру, к звездам…
- … дам, - отозвалось эхо, и за очередным поворотом показалась узкая винтовая лестница, круто уходящая вверх. Рэд пожал плечами и пошел к приоткрытой маленькой двери на верхней площадке. Полоса света пробивалась сквозь щель, Рэд постучал. Ответа не было. Постучал еще и решительно толкнул дверь. Большая комната, вся заполненная книгами, разбросанными в беспорядке бумагами вперемешку с кисточками, астролябией, скляночками с тушью, оплывшими свечами, пуховкой, изящной черной туфелькой, поставленной прямо на развернутый свиток, и еще какими-то мелочами.
По комнате словно смерч прошелся. Или кто-то в большом раздражении разметал вещи. Пахло яблоками, полынью, воском, ландышами и еще чем-то легким, едва уловимым. Магический шар уныло светился под небрежно наброшенной на него шелковой рубашкой, расшитой драгоценным арранским бисером. Сапог, запущенный кем-то с досады, тоскливо свесился с люстры. Второй сапог лежал прямо в центре тщательно нарисованной на полу пентаграммы. Острозубая шпилька для волос, украшенная милыми перламутровыми цветочками, со злости вогнана в дубовую столешницу. Чаша с вином сброшена со стола - брызги разлетелись веером по каменной кладке.
Юбка с алыми маками по подолу прикрывала раскрытую папку с рисунками. Из-под серебристой ткани выглядывало чье-то лицо: страшный шрам через переносицу и щеку, угрюмо сдвинутые брови, глубокая морщина, пересекающая лоб. Тот, кто нарисовал это, был талантливым художником. Человек на картине был, ей-богу, живой. Недюжинный ум, упрямая решительность отчетливо проступали за грубой маской, светились в прорисованных углем глазах. Рисунок притягивал, завораживал. Рэд сделал шаг вперед, чтобы получше рассмотреть, сдвинул край юбки с наброска. Левого уха у человека не было.
Рэд перевернул лист и увидел хищный абрис корабля: флаг с вороном трепещет на мачте, явно показывая намерения; скалит зубы на форштевне морской змей; бьется на ветру парус – судно, опасно накренившись, резко меняет галс, заходит на выгодную для атаки позицию. Уж в чем-в чем, а в этом он разбирался. Рэд взял в руки рисунок: если долго смотреть, то, кажется, ощущаешь соленые брызги на лице, слышишь резкие команды – рука сама привычно сжимается, надеясь ощутить холодную уверенность рукояти оружия. Только теперь таких кораблей не строят. Рэд отложил лист и взял следующий: заваливается за край окоема жаркое, уставшее солнце, брызжет раскаленными искрами на воде; парит, высматривая добычу, одинокая чайка; отражаются в воде, дробясь, высокие башни, акведук и шпиль Академии. Тому, кто хоть раз видел Санхею, ни за что не ошибиться.
- Ты что здесь делаешь?! – яростно крикнула за спиной баронесса. - Да как ты смеешь?
Рэд резко обернулся. Взбешенная хозяйка налетела на него, как неймора.
- Я нечаянно, просто заблудился, - защищался Рэд, судорожно прикрывая юбкой раскрытую папку. Баронесса дернула у него из рук юбку, листы с набросками взмыли в воздух, разлетаясь по полу. Рэдрик и баронесса одновременно кинулись собирать листы и столкнулись лбами.
- Да закончится это все когда-нибудь? - взвыла Тейтрин Шион, потирая ушибленное место.
- Я не хотел, но рисунки такие интересные, – Рэд глянул на лист, который держал в руках: на перилах балкона сидит молодая женщина, коротко стриженая, в мужской одежде. Ветер треплет темные пряди, в вырезе рубахи видна подвеска: свернувшаяся лиса положила лукавую морду на собственный хвост. За спиной женщины хорошо просматривается Радужный базар, а еще дальше – порт, широкий полукруг Санхейской бухты и Зубы Ирда: скалы, сжимающие узкий проход в залив. Без местного лоцмана через Зубы не пройти. Странно только, что художник забыл нарисовать форт, венчающий левый Зуб. Дряхлый маяк справа есть, а нового форта, гордости Санхеи – нет.
- Вы, миледи, бывали в Санхее? – поинтересовался Рэд, надеясь отвлечь внимание хозяйки от своей персоны, но получилось только хуже.
- Нет! - хозяйка выдернула у Рэда рисунок и захлопнула папку с такой силой, что пыль поднялась в воздух. Потерла шрам над бровью.
Рэд смотрел на нее недоверчиво:
- Так просто не нарисуешь. Надо видеть.
- Ты зачем пришел в Шион, Шакалий сын? – разозлилась Тейтрин. – Что тебе надо?!
- Да ничего мне не надо. Завтра уеду. Не злитесь, ваша милость, – Рэд отступил на шаг к двери.
- Я не злюсь. С чего взял? Или обиделся на прозвище? – ядовитый сарказм так и сквозил в словах.
- Нет, не обиделся. Мне, конечно, привычней, когда меня называют Рэдом. Хотя кому какое дело, что мне привычней. Я подзабыл просто, пока учился в Санхее, кто я такой. А сюда вернулся и вспомнил. Да, я сын барона Малиха по прозвищу Шакал, разбойника и неудачника. И сам - Шакалий сын. Но это еще не повод со мной так разговаривать. Я же не называю Вас так, как принято на Черехе. А склоняют-то на все лады.
- Ведьмой называют? – поинтересовалась баронесса. – А если и так – тебя это тревожит, Рэд?
- Нисколечки. Пустое любопытство. Пусть это тревожит будущего мужа вашей милости.
- А вдруг я выберу тебя?
- Да ну! – весело фыркнул Рэд. – Ведьмой называют все, а дурой – ни один.
- Кто бы мог подумать?!
- Ничего, что я так прямо, по-свойски? – зло улыбнулся Рэд.
- Ничего! Можешь меня и на «ты» называть. Чего уж там? Сегодня ты мой жених – почти родня. Приятно, что можно все говорить открыто. Продолжим?
Рэд жизнерадостно ухмыльнулся и кивнул.
- Так какого тайха ты сюда приехал, Рэд? За деньгами? За титулом? Ты какой по счету сын Шакала?
- Угадала – четвертый. Шансов на наследство нет.
- А чего по моему замку бродишь? К будущим владениям присматриваешься?
Рэд хотел ответить, но вдруг понял, что искусная маска, которую он увидел на баронессе за ужином, куда-то подевалась. А под ней - вовсе не пустота. Резкая складка у губ, упрямый подбородок, едва заметные веснушки, старый шрамик над бровью. Может, и не красивая, но живая, переменчивая. И глаза цвета снежных туч. Не серые, не синие... неприкаянные.
- Глупо вышло. Я пойду, миледи Тейтрин?
Он уже сделал шаг к дверям, когда баронесса внезапно сказала:
- А мне приятней, когда меня называют Тея. Хотя кого может интересовать, что приятней дочке Анвара Улла и Черной Шионской вдовы, да?
- Честное слово, не хотел тебя тревожить, Тея. Мне не спалось, и я случайно забрел сюда.
- Не спалось? Так надо было последовать достойному примеру остальных женихов – надраться моего грайна до положения риз. Неужто не по вкусу пришелся шионский грайн? Он славится везде – в Санхее, в Вердене, в Сулле… От Череха до Гархан.
- Да как-то не то настроение было. И вообще, ты мечешь бисер перед свиньями. К чему переводить шионский грайн на женихов? Тут главное - много и крепко, чтобы с ног валило. Правильно я понял твою задумку, Тея? Напоишь до беспамятства, и, пока ты делаешь свой нелегкий выбор, женихи у тебя под ногами путаться не будут. Мудро! Извини, что нарушил твои планы, сейчас пойду и исправлюсь.
- Хорошая идея, не правда ли, Рэд? Рада что, ты ее оценил, - Тейтрин поправила выбившийся у виска локон. - Я и не переводила дорогой грайн на тех, кому «лишь бы много и крепко». А ты вообще пробовал шионский грайн, настоящий, который подают к столу Верденского князя и Санхейских магистров?
- Да как-то не по карману и не по чину это Шакальему сыну.
- Мне тоже не спится, - внезапно сказала Тейтрин. - Пойдем, покажу тебе кое-что. Будет интересно.
И верно – на редкость любопытно. Винокурня Шиона, производившая так ценимый на равнинах грайн, впечатляла. Приоткрыв рот от удивления, Рэд рассматривал затейливый агрегат, состоящий из баков, трубочек и еще тайх знает чего.
- Если ты хочешь получить настоящий грайн, а не то, чем я угощала вас сегодня, то тут есть множество тонкостей, начиная от пропорций, качества сусла, температуры и скорости перегонки. Настоящий грайн всегда проходит двойную перегонку, - обстоятельно объясняла баронесса, поглаживая медный бок бака, как гладят любимого кота.
- Я такого даже на кафедре алхимии и превращения веществ в Санхее не видел, - восхитился Рэд.
- Барон Мэрдок халтуры не любил. Он был в этих вопросах страшный педант. И это, кстати, тоже его произведение, - баронесса открыла дверь в другое помещение, где, сияя медью и стеклом, стояла еще более сложная конструкция.
- А это что? – обескураженно спросил Рэд.
- Мэрдок баловался с драконьей кровью. Знаешь, что это? – Тейтрин вопросительно приподняла бровь. Рэдрик отрицательно покачал головой. – По-аррански – земляное масло, нептех.
- Да, что такое нептех, я знаю, - невесело подтвердил Рэд, - черная жидкость, растекается по воде и горит так, что демоница Эва обзавидуется. Невозможно погасить. Страшная вещь. Корабли горят, как промасленная пакля: быстро и неизбежно. Люди ... люди - еще быстрей. Верденский князь очень быстро навел порядок в своих водах.
- А ты откуда знаешь?
- Рассказы слышал. Санхея, конечно, светоч науки и магии, но не забывай, что основали и построили ее пираты. Так что и теперь они там частые гости. Санхейский дюк закрывает на все глаза и повадился выдавать каперские патенты. А что, тоже хлеб – золото в сундуках не воняет.
- Ну, ничегошеньки в этом мире не меняется, - ядовито ухмыльнулась Тейтрин. - Только способы убийства. Значит, не один Мэрдок додумался до этого. Он ставил опыты перегонки нептеха через эту... хм... штуковину, которую он называл кубом. Хотя где здесь куб, ума не приложу ... – развела руками баронесса. - И что-то у него там получилось, только я в алхимии не сильна. А вот сюда сливались отходы - замечательная штука. Ею можно обрабатывать дерево, особенно днища кораблей, очень помогает от разрушения водой. Потом он тоже решил, что драконья кровь – прекрасное оружие. Только надо ее с чем-то смешать и улучшить. Он вообще любил все улучшать. Любил менять окружающий мир так, как ему нравится. И смешивал ее… - Тейтрин задумчиво постучала себя пальцем по губам, пытаясь припомнить. - В общем, с чем он только не смешивал: сера, масло, негашеная известь. Хвала богам – замок не сжег. Но опыты свои Мэрдок не закончил.
- А кто такой Мэрдок?
- А ты не знаешь? Предыдущий барон. Последний, третий муж старой баронессы. И не пожимай плечами, ты прекрасно знаешь, почему ее прозвали Черной вдовой.
- Ничего я не пожимал плечами.
- Мэрдок был прекрасный человек. Бывший придворный алхимик арранского негуса. Но когда в Арране произошел очередной дворцовый переворот, он чуть не угодил на костер. Сбежал - и так уж вышло, что прибился в Шион. Творец и выдумщик, но, как и все люди, не без недостатков. Он страдал от отсутствия вдохновения. Повадился подстегивать себя грайном. Творческая работа сменялась мрачными запоями, когда он пытался в парах грайна поймать зловредное вдохновение за хвост. И однажды он сорвался с башни, - Тейтрин вздохнула и надолго замолчала, а Рэд удивился, что она рассказывает о покойном бароне так, словно, хорошо его знала. А ведь не могла: до самой смерти старой баронессы дочку Улла воспитывали в отдаленном монастыре. Хотя, глядя в глаза Тейтрин, в монастырь веришь с трудом. Не бывает у молоденьких послушниц таких глаз, в которых отражаются одновременно огонь, вода и тьма тайховых подземелий. Любовь и ненависть, сплавленные в горниле времени в единое целое, лишь прикрытые вуалью ресниц, легко заметить. Если, конечно, подойти к баронессе так близко. Но Рэд предпочел оставить сомнения при себе. Опасался нарушить хрупкое перемирие.
- Пойдем, я покажу тебе, что сгубило Мэрдока и за что вельможи и маги платят бешеные деньги, - Тейтрин потянула Рэда за рукав.
Ходила она очень быстро, а голос у нее был тихий, как у человека, который привык, чтобы к нему прислушивались. И Рэд старался идти поближе, слегка наклоняясь с высоты своего роста, чтобы расслышать. От ее волос пахло яблоками, ландышами и еще чем-то неразборчивым, но знакомым.
А еще он опасался наступить ей на подол.
Винные подвалы замка были ничуть не менее запутанными, чем верхние коридоры.
- Вот оно, - сказала Тейтрин, доставая темную стеклянную бутыль, - кстати, эти бутылки - тоже заслуга Мэрдока. Там, в селе, его стеклодувная мастерская.
Рэд принюхался и чихнул:
- Тайх побери! Что ж это так жутко воняет?
- Говорила ж паршивцу вылить! - зло ответила Тейтрин. - Это, Рэд, еще не воняет, а вот если спуститься глубже… Это первая попытка управляющего Барта продолжить дело барона Мэрдока. Барт все порывался воспользоваться оставшейся после Мэрдока винокурней. Старая баронесса предупреждала, что это дело нелегкое, и говорила, что сама будет присутствовать для начала. Баронесса была в отлучке, а этот деятель испортил отличное сырье. Слишком сильный огонь, слишком быстро - брага поперла со всех щелей. Он еще как-то пытался спасти ситуацию. Но получилось такое… Замок весь провонялся.
Рэд кивал, чихал и удивлялся еще больше. Как-то странно, что Тея ни разу не назвала старую баронессу матерью. Хотя, наверно, тяжело называть матерью женщину, отдавшую единственного ребенка на попечение монастыря и никогда особенно не интересовавшуюся собственным чадом. Только деньги исправно отправляла. Это обсуждали по всему Череху, но как-то вяло, без особого удивления. Не смогла Черная Вдова полюбить отпрыска Улла. Трудно, но можно понять. Вообще, Шионских баронесс понять сложно, и мало у кого возникает такое желание. Но вместо этих сомнений он высказал другие:
-Удивляюсь, как он жив остался. Бедный Барт!
- Да, сама удивляюсь. Но как-то утряслось. Стали снова делать обычный грайн и дорогой, по рецепту Мэрдока. А бочки с испорченным пойлом хозяйственный Барт успел затащить в подвал, куда-то очень глубоко. Говорит – пригодится. Я его честно предупредила: если запах дойдет до моей спальни - убью. Заставлю выпить пинту этой тайховой воды.
- Жестоко - один запах с ног валит, а уж если выпить… - усмехнулся Рэд.
- Зато действенно. Пойдем отсюда, а то угорим от запаха. Только надо на кухне стащить хоть сыру, а то грайн Мэрдока исключительно хорош, но крепок. И меховой плащ не помешает. Хочешь, покажу тебе Шион?
- Весь? – хмыкнул Рэд.
- Весь, пожалуй, нет, но покажу.
И снова бесконечные лестницы и коридоры. Яркая красная юбка Теи волнуется от быстрых шагов и похожа на пламя. Свет бежит водопадом по светлым волосам. Можно бесконечно смотреть на то, как горит огонь, течет вода - а еще на то, как движется хозяйка Шиона.
- Как ты тут не плутаешь?
- Это мой замок, Рэд. Здесь я хозяйка. Смотри! - И они вышли на смотровую площадку высоко в скалах.
-Ух ты! – только и сказал Рэд, глядя с головокружительной высоты на долину, узкий проход Врат Шиона, величественные темные горы, чуть подсвеченные светом поднимающейся из-за гор Лоир.
- Я никогда не устаю смотреть на это. Садись на плащ, а то сдует.
Холодный ветер им совершенно не мешал. Мэрдок знал толк в грайне – голова оставалась светлой, жизнь приобретала веселые краски, и ласковое, спокойное тепло разливалось по телу.
- Есть охота страшно. Что ты там с кухни прихватила?
- Я так и подумала, что ты голодный. Что нашла, взяла – будить никого не хотелось, будут ходить, слушать и сплетни придумывать, - выкладывая на плащ из свертка разную снедь, сообщила Тейтрин. Он взял яблоко и просто разломил напополам, отдав ей половинку. – Чего ж за столом ничего не ел? Нож есть?
- Да как-то в горло не лезло. А сейчас вроде отпустило. Давай, сыр порежу.
Оказалось, что он - левша, и смотреть, как он быстро режет сыр на тонкие пластинки, приятно.
- А что, велик твой Малих? – поинтересовалась Тейтрин.
- Он не мой. Там барон – мой отец, а после - старший брат. А насчет величины – если растянуть на плоскости, то, наверно, будет большой. Но вся земля скомкана, как кусок бумаги. Глубокие пропасти, высокие скалы, пахотной земли почти нет. Большая торговая дорога обходит нас стороной. А если ты спрашиваешь про замок - то, что отец с гордостью называет замком, больше похоже на запущенную фермерскую усадьбу. Состоит из двух строений – конюшня и жилой дом. Так, с первого взгляда, разницы между ними нет никакой. Стена вокруг совсем обветшала. По крайней мере, так было до того, как я уехал. И боюсь, что если что-то и изменилось, то только к худшему, - разглядывая свои пальцы, ответил Рэд.
- Ты сказал, что жил в Санхее. Расскажи мне.
- Что тут рассказывать? Учился-учился, да недоучился.
- На кого учился?
- Ты не поверишь!
- Я уже не верю, потому что сын Шакала - студент Санхейской Академии... это как-то невообразимо.
- Ну да, - вздохнул Рэд. - Все знают, что бароны Малихи - самые обычные разбойники. А что еще делать, если торговый тракт обходит нас стороной? Значит, пошлину платить никто нам не будет. Есть только один выход – идти и самим добывать себе пошлину топором и кистенем.
- Это спорный вопрос.
- Но не для баронов Малихов. Другой жизни они себе не представляют. Дело это, конечно, хлопотное и небезопасное. Тут или на коне, или под конем, по-всякому бывает. Но отец мой никогда не унывал, хотя кормить ему приходилось большую семью. Только нас, мальчишек, он настрогал четыре штуки, а про сестер, я молчу. А еще отец страшно любил хвастать. Плевать, что крыша в доме течет и на обед бесконечные бобы, зато если конь - то арранский скакун, если жена - то украденная у поставщиков гарема светловолосая северянка.
-Такая, как я? – спросила баронесса.
Рэд стрельнул взглядом на светлые косы. Посмотрел в небо, где полная, безумная Лоир зацепилась пышным боком за узкий клык вершины Наиз-Черех. Шалая ночь, когда не хочется спать, а хочется чего-то такого, чего быть не может.
- Да, такая же красивая, но я не в нее, - он отпил еще грайна, почесал в затылке, - и не в отца. Старшие у него удались - настоящие продолжатели отцовского дела. А глядя на меня, отец все вздыхал и говорил: «Ну что с тобой делать, умник? Как ты жить тут будешь? Я удавлю этого клятого жреца, который научил тебя читать! Зачем тебе эти книжки, бери пример лучше с братьев. Пропадешь здесь от большого ума, и даже ничего путного мне на твоем камне не написать. Позор!»
- Тем более тяжело представить, как ты оказался в Санхее.
- Ты плохо знаешь моего отца. Он долго думал, как приспособить к делу мою бестолковую «ученость». И ему в голову пришла, - Рэд поднял вверх указательный палец, - дивная мысль, что если выучить меня в Академии, то этим можно будет хвастать перед соседями даже больше, чем конем, женой и тремя старшими сыновьями. Жрец ему долго объяснял, как это дорого. И что лучше всего для младшего сына идти в храм и попробовать хоть там карьеру сделать. Но отец отрезал: «Не дороже денег!» Поскребли по сусекам, денег в аккурат насобирали только на год обучения и отправили меня в Санхею.
- Страшусь даже представить, по чьим сусекам вы скребли, - задумчиво протянула Тейтрин.
- Кто бы говорил! – обиделся Рэд, - До твоего отца - моему далеко!
- И то правда, при Анваре купцы по тракту боялись идти, предпочитали за семь гор обходить, лишь бы живыми.

(продолжение следует)

Четвертый
(продолжение)

У хозяйки Шиона очень странные глаза. Не поймешь, какого цвета – как горы ночью, освещенные сумасбродной Лоир, как крыло сизого сапсана, как подземное озеро. Легко оступиться, утонуть, захлебнуться. И обижаться сил нет.
- Погоди, Рэд, Санхейская Академия - для магов. Ты на кого там учился?
- Почему же только для магов? Есть факультет Алхимии и превращения веществ, есть Астрология и Навигация. Но отец сказал: болячки мучают всех – учись на врача.
- На врача? Трудное это дело.
- А мне нравилось.
А еще у хозяйки Шиона крепкий грайн – не в голову бьет, не в ноги. В душу шибает. И кажется, что можно и приоткрыть дверку, впустить ночного путника в дом. Хочется впустить потому, что и сам такой же: неприкаянный, заплутавший.
- Только без денег в Санхее плохо. Отец сказал: «А на прокорм заработаешь сам, иначе какой ты Малих?» Днем учиться, а работать можно только ночью, и спать хотелось страшно, а потом втянулся. Перед окончанием первого курса от отца пришли деньги и первое письмо. Не знаю, кто писал под его диктовку эти письма. Наверно, все тот же жрец. Подозреваю, что отец платил за каждое написанное слово, уж больно короткими были эти письма, - Рэд подумал немного и добавил: - но содержательными: отец сообщал, что месяц назад убили моего брата. Но в остальном все хорошо. А мне велел сидеть в Санхее и носа на Черех не казать, иначе денег больше не даст.
- Доходчиво, - кивнула Тейтрин. – И что?
- Остался в Санхее. Город большой, работы полно, прокормиться можно.
- Особенно в порту, - сказала Тейтрин и погрузилась в свои мысли. Крутила серебряную цепочку, и рыжая лисичка лукаво поблескивала в свете луны. Светлые прядки трепал ветер. Чем больше Рэд смотрел на Тею, тем больше задумывался. Странная, нездешняя, похожая на разводы инея на окне – только морозные узоры, за которыми ничего не разглядишь. А если подуть теплым дыханием, протопить полынью во льду, то что увидишь там, в темной глубине?
- И в порту тоже, - согласился он после паузы. – А еще, если действительно хочешь стать врачом, надо идти в лазарет при храме Ирды. Тяжелая работа, и платят за нее мало. В смысле, денег получаешь мало, а вот опыта… И, знаешь, появляется какое-то странное чувство.
- Какое?
- Будто что-то и от тебя в этом мире зависит, - Рэд взъерошил волосы. – От твоего решения.
- А дальше? – лиса на подвеске заговорщицки подмигивала.
- На втором курсе стало полегче. Весной, перед экзаменами, пришло еще одно письмо. Отец писал, что Мадалена вернулась домой, а он-то надеялся, что хоть одну из дочерей с рук сбыл, замуж пристроил. Но зимой убили мужа Мад, а как начали делить наследство, то Мад и ее дети стали сильно мешать. Ничего, - усмехнулся Рэд, - мы, Малихи, все быстро бегаем. Так что Мад прибежала домой, за отцову спину. Правда, кроме двух мальчишек-близнецов, больше ничего у нее в руках не было. Так что меня снова на лето не ждали – и так тесно, - Рэд мельком глянул на Тею, почесал за ухом задумчиво, подлил грайна в оловянные кружки. Прежде чем пить, заглянул внутрь – лукавая Лоир отражалась в янтарном напитке. Он протянул кружку и звякнул ее краем о Теину – луна в грайне зарябила и распалась на сотни мелких осколков.
- Снова в лазарет пошел?
- Нет, сестра Нуамасси другую работу сосватала, сказала: «На «Змееборце» корабельного врача ищут, я тебя посоветовала. В самый раз для желторотого – корабль торговый, что там – синяки да ссадины, три рейса за лето сделаешь, деньгами не обидят. И тебе будет познавательно». Два рейса сделали – оно, конечно, не только синяки, но нормально. Познавательно стало, когда на пиратов наткнулись. Не только скальпелем резать пришлось. Зато на третьем курсе ко мне морячки ходить повадились.
- Тоже, наверно, познавательно?
- Не то слово – колотые раны и зараза не очень приличного свойства. А к третьему лету пришло новое письмо. Но оно немного запоздало. Я снова ушел в море, – Рэд замолчал и встряхнулся, как мокрый пес. У Тейтрин нехорошо засосало под ложечкой в ожидании того, что было написано в третьем письме.
- Так вот, - продолжил Рэд, - когда вернулся, прочитал, что отец, оказывается, «немного повздорил с соседом». Так «немного», что Блейн убит, а женщин и детей пришлось прятать в храме Ирды, пока разберутся по-соседски. Я б поехал домой, но за те три месяца, что меня не было в Санхее, пришло уже и новое письмо - мол, все утряслось, и нас, Малихов, так просто без соли и перца не сожрать. Вот только Мириам отчаялась замуж выйти, так и осталась послушницей в храме. И хоть одним ртом стало меньше – приданное Мириам теперь собирать не надо - но с деньгами все равно туго. Но деньги отец прислал – почти за полный курс.
Деньги я отправил обратно. И еще прибавил, сколько смог. Благослови, Ирда, Нокке-Хейстовские банки и господина Норисса Дарвелона лично!
- Кредит в Хейстовском банке взял? Не всякому дадут еще.
- Я господина Дарвенлона очень удачно лечил. Представляешь – вылечил!
- А чем отдавал?
- Ну, чем отдавал… Корабли, Тея, бывают не только торговые. А врач нужен всем.
- Это у тебя, я так понимаю, семейное? Ах, вот откуда знаешь про горючий нептех, не понаслышке знаком, как Верденский князь воюет с пиратами.
- Слово «пираты» в Санхее не говорят. Лучше уж «вольный охотник», - мрачно поправил Рэд, разглядывая луну.
- А как же учеба?
- Да, два следующих года выдались трудными, но экзамены я сдал. С банком расплатился, чем смог, своим помог. Предпоследнее письмо в этом месяце капели подоспело: «Не хотел тебя расстраивать, но зима выдалась тяжелая. У меня совсем плохо с ногами. Райвена еще осенью тяжело ранили – думали, не поднимется. Но мы, Малихи, не такие люди. Так что Райвен уже встает потихоньку. На коня, правда, ему еще не сесть. Да и коней больше нет. Проели за зиму и запасы все, и коней. Дружинникам, тем, что еще оставались, платить нечем – по весне и они разбежались. Крыша совсем прохудилась, у близнецов одна пара сапог на двоих. У тебя теперь, конечно, своя жизнь, сынок, но, может, приедешь? Повидать тебя хочу».
- Быстро же ты добрался из Санхеи.
- Нищему собраться - только подпоясаться. Ехал быстро – коня не жалел. Только в Каниссе, на границе Череха, на три дня застрял: погода отвратная, в такую в горы соваться нельзя, да и попутного обоза ждал. Хорошо хоть, у отца в Каниссе друг старый есть, приютил. И там же было последнее письмо. Вот как раз про баронские смотрины. Наверно, отец боялся, что, если я узнаю, как он меня «сватал», еще в Санхее – не приеду. Когда совет постановил, что тебе надо выбрать мужа?
- Еще в месяц буранов, сразу после Оймелка.
- Значит, правильно. Испугался отец писать мне об этом. Решил, когда уже доберусь на Черех – «обрадовать».
- Твой отец гораздо умней, чем о нем говорят. Старшего, Райвена, и предлагать мне не стал, - криво усмехнулась Тейтрин. – Решил, что у тебя, умного, выйдет лучше? И ты решил все же поучаствовать?
- В чем – в выставке племенного скота?! – обозлился Рэд. – Ты ж все равно не поверишь! Была у меня благая мысль пересидеть смотрины в первом подвернувшемся кабаке, а потом ехать себе в домой. Но потом я подумал: сватовство к баронессе Шион - такое неслыханное дело, что сплетни будут рассказывать еще долго. Тщательно, со вкусом, вплоть до масти жениховых коней и цвета штанов. Все знают – женихов четверо. Значит, мое отсутствие не останется незамеченным. А мне не хотелось бы, чтобы об этом узнал мой отец. Представляю, как он унижался на Совете, чтобы я стал четвертым. И пусть он грабитель и головорез, но не попрошайка. Это он и братья выучили меня своим промыслом. А теперь моя очередь. И я решил – от меня не убудет, отсижу свое в Шионе, для порядка. А чего нам, Малихам, несколько часов позора – ерунда. Это первая причина.
- Была все же еще и вторая.
- Была. Любопытство. Мне интересно было поглядеть на баронессу Шион. Когда бы еще такой случай представился?
- Поглядел? Любопытство удовлетворил?
- Представь себе – остался доволен. Ключ в надежных руках.
- Какой ключ?
- А разве ты не знаешь, что по-аррански «Шион» означает «ключ»? Очень верно подмечено – ключ от всего Череха. Совершенно ясно – Малак собирает армию и очень скоро, боюсь, гораздо раньше, чем мы все думаем, двинет на Черех. И первый удар – по Шиону. Ты и сама все прекрасно понимаешь. Если негус возьмет Шион, - Рэд ударил ребром ладони по колену, - он разрубит Черех на две половины, и дальше - только вопрос времени. Баронствам конец.
- Ты тоже решил меня попугать? – Тейтрин сжалась, как кошка перед прыжком.
- Наоборот, посоветовать. Баронский совет, конечно, сильно передергивает, утверждая, что, если ты не выйдешь замуж, они тебе помогать не будут. Будут! Но соединенное баронское войско никогда не будет под командованием женщины. Ключ в руках должен держать мужчина.
- Себя предлагаешь? – и лицо у нее снова стало похоже на маску – стальное забрало шлема.
- Даже если и хотел бы, не могу. Если я хочу, чтобы Малих выжил, надо, чтобы устоял Шион. В таком деле - только здравый расчет. Кому нужен такой тесть, как Малих? Если ты запросто можешь заполучить себе такого, как Рокар? Один его голос в баронском совете, весит пять таких, как у Малиха. У него крепкая дружина. Или, например, Дунланг, твой сосед, казначей совета. Будем размышлять дальше?
- Атторон говорит тоже самое. Но не это нужно Шиону. Сложно объяснить. Пойдем, я тебе что-то еще покажу, - Тейтрин подхватила со ступенек светильник и стремительно двинулась вверх по лестнице, а потом вдоль замковой анфилады. Рэд едва поспевал за ней.
- Ну, это все неинтересно, - решительно произнесла Тейтрин, проходя мимо пыльных портретов в тяжелых рамах.
- А вот, - внезапно светлое пятно огня выхватило из мрака худое лицо с фамильным длинным носом Шионских баронов. - Гайдиар Темный, барон Шиона, колдун и чернокнижник, любитель книг и женщин. Правда, женщин он любил по-особому. Жен у него было восемь или девять, он и сам тебе бы, наверно, точно не сказал. Ни одна не дожила до старости. Да что там - до старости! Но славен он не женами, конечно. Это при нем Шион обрел те границы, в которых пребывает и сейчас. И тут каждый сосед может многое сказать об Гайдиаре - сомневаюсь, правда, что это будут печатные слова. Но ему бы понравилось.
Баронесса склонила голову в почтительном поклоне:
- Границы на месте, Гайдиар. Мне можешь пока в ночных кошмарах не являться, - и усмехнулась портрету. Перешла к следующему - отблеск огня плясал на надменном и чуть ехидном лице с мощной челюстью и высоким лбом:
- Арбайра Шион. Когда-то, что заметно, если присмотреться, река у замка была гораздо полноводней. И старое русло можно рассмотреть. А выше по течению есть озеро и дамба. Тут надо хорошенько напрячь воображение. Но что-то мне подсказывает, что у тебя, Рэд, получится. Так вот, как-то один арранский негус пришел в очередной раз объяснять Арбайре, как неправильно тот живет. Негус угрожал сжечь барона в очистительном огне арранской веры. Арбайра дамбу разрушил. И негуса просто смыло. Замок тогда тоже пострадал. Ничего, отстроили. Зато вдоволь поплевал с уцелевшей башни на арранцев, крича, что он им покажет очистительную силу воды. Запомни, Рэд, бароны Шион вообще мастаки плевать на все с высокой башни. Жаль, что теперь река и озеро слишком обмелели, и повторить подвиг Арбайры никому не удастся.
Светильник едва освещал небольшое пространство, бросал неверные отблески на тщательно уложенные косы Тейтрин. Казалось, что это не пламя, а платиновое сияние волос баронессы освещает мрак. Огонек плыл в плотной, словно вода, темноте, выхватывая лица очередных баронов. Глубокий голос с легким северным акцентом, растягивая гласные, рассказывал Рэду истории. Разные истории: героические, страшные, некоторые даже смешные. А Рэд шел за голосом, как отара за пастушьей дудочкой.
- Армит Беспалый, тот самый, что отбил старую баронессу у арранцев. Что про него сказать? По сравнению с Темным или с Уллом – может, и ничего. Просто барон Шиона, который любил свою землю и свою жену. И всегда их защищал. Пока в очередной раз не натянул кольчугу и не поехал разбираться за сожженную деревеньку на границе. А обратно его уже на скрипучей арбе привезли, - Тейтрин провела пальцами по раме, стряхивая пыль, и пошла дальше.
Свет мигнул и, разгораясь снова, выхватил из мглы злое, породистое лицо. Черные глаза портрета светились неукротимой яростью. Благодаря искусству художника, глаза казались живыми. Рэд попятился под напором дикой, хищной силы. Тейтрин же, наоборот, подошла почти вплотную к портрету и, глядя в прищуренные глаза изображения, сказала:
- Анвар-улл-Фарах Шаджару, тоже успел похозяйничать в Шионе. Потомок захиревшей династии арранских негусов. Правда, приставка «улл» с арранского переводится, как незаконнорожденный. Но Анваром Ублюдком его зовут в народе вовсе не за то, что он бастард.
Рэду было очень интересно, и он все же подошел поближе, через голову Теи глядя на легендарного барона.
- Побаронствовал чуть больше трех лет, а запомнился всем надолго. И, знаешь, там, под надгробием, его тела нет, - баронесса отступила на шаг и уперлась спиной в замершего в раздумьях Рэда, - а люди болтают разное. А за портрет он не заплатил. Не понравилось ему. Хотя, мне кажется, получилось очень хорошо.
- Такой жадный? Портрет действительно хорош – аж мороз по коже, - Рэд поежился, глядя в прищуренные глаза Анвара.
- Да, Анвар … - Тейтрин замялась, подбирая слова, - удержу не знал. Не боялся ни людей, ни богов. Только горная лавина и могла остановить.
Рэд с опаской покосился на легкую беспощадную полуулыбку Улла. Глаза Анвара нагло и ревниво смотрели на нового соискателя. Рэд перешел к следующей картине, а спиной все ощущал ярый взгляд бывшего властителя баронства.
- А это Мэрдок. Его грайн ты пил. Его ветряки безотказно мелют шионскую муку, - баронесса погладила рукой насыщенно-пурпурную ткань юбки, - его краски не выгорают ни на ткани, ни на бумаге. Да обо всех его изобретениях мне и за месяц не рассказать.
Ряд портретов закончился, пошла пустая каменная стена. Тейтрин подняла светильник, словно силясь что-то рассмотреть на каменной кладке.
- Тоже хочешь сюда, на стену?! Хочешь стать четвертым? – неожиданно с яростью крикнула она, указывая на пустое место в конце длинного ряда портретов. Рэд попятился от неожиданности. Вроде ж все нормально было, а тут как с цепи сорвалась. – А потом туда – под надгробный камень на фамильном кладбище?! Уходи из Шиона, пока не поздно! Здесь смерть!
- Послушай…
- Нечего слушать. Тебе здесь не место. Не тебе … - Тейтрин со всей силы запустила в стену светильником. Свет погас. Навалилась темнота и тишина. Сколько Рэд ни прислушивался, так и не услышал больше ничего. Хозяйка растворилась в темноте.
В голове мелькали обрывочные картинки, крутились вихрем ярких осенних листьев. И что-то в этом всем было очень странное. Как рисунки гениального и немного чокнутого мэтра Лугайда Санхейского. Среди студентов особенно любима была та, на которой в страстных объятьях слилась обнаженная пара. Но Лугайд назвал картинку «Дюжина золотых рыбок». И, правда, если отрешиться, забыть о навязчивом образе, то можно вместо мужчины и женщины, разглядеть двенадцать забавных, плещущихся в ручье рыбок. Но очень сложно заставить мысли соскочить с проложенной колеи. Посмотреть на мир под другим углом, разглядеть что-то очень важное.
- Четвертым? – переспросил он у темноты. – Мне б поспать, может, я бы и понял.

***

В Шионе очень переменчивая погода: совсем недавно Лоир вальяжно плыла по безоблачному небу, и вдруг началась буря. Сорвался в дикий гон безумный ветер, завыл в дымоходах. Навалились тучи, просыпались дождем и градом. Местные знают – надо переждать.
В Шионе строптивая, своенравная хозяйка: бывает ,прокатится по замку громом битой посуды, свирепым вихрем, круша мебель. Ничего, перебушует, главное - под руку не попасться.
Гораздо хуже, когда вот так сидит в библиотеке и рисует. Кидает уверенные штрихи на бумагу, и на листе проступает, выныривает из небытия, наполняется объемом рисунок. Тогда даже преподобный Атторон не рискнет подступиться. И уйти не уйдет – мало ли что там выскользнет из-под руки баронессы Шион. По-всякому бывало.
- Что это вам не спится, святой отец?
- Гроза разбудила, миледи.
- Ну так уж садитесь, не маячьте там, в темноте. Не люблю.
Атторон подошел и сел напротив, с любопытством разглядывая почти законченный рисунок – город, красивый, светлый, башни подпирают небо, море качает крошечные кораблики.
- Боги иногда подают нам знаки, но мы не всегда можем их разглядеть, - осторожно начал жрец. - Я вот тут подумал: ведь совет выбрал только троих, а четвертый…
- Даже не начинайте, - прервала его баронесса и положила руку на рисунок. – Хватит с меня и трех камней! Не могу больше. Надо просто подыскать правильные слова, так чтобы уж обиделся - так обиделся. И обратно не вернулся. Просто собраться и сказать, расставить все точки. Не хочу, чтобы камень и с его именем стоял там!
Внизу, в зале, кто-то громко ругался, послышался треск и грохот. Рука баронессы сжалась в кулак, комкая рисунок. Она вскочила и пошла на шум.

***

Вопросы без ответов, смутные чувства, как болотные огоньки, могут утянуть слишком далеко. Правду говорят, колдовское место. По уму, давно надо бы уйти. Да не пускает что-то. Надо просто собраться с силами, забрать свою тощую сумку, расставить все точки. Попрощаться.
Рэд искал Тею, а нашел Лейса Рокара, мрачного с похмелья. Лейс тоже был в настроении расставить все точки – над всеми буквами алфавита:
- Слышь, ты, Шакалий сын, уматывай отсюда по-хорошему, не путайся под ногами. Понял?
- А если не понял? - безмятежно спросил у здорового, как бык, Лейса младший сын Малиха.
- А что тут непонятного – не по тебе кафтан. Шиону нужен настоящий барон.
- Ну вот пусть хозяйка и решает, какой ей нужен.
- Хозяйка? – взревел Лейс, - Решать она будет! Все уже решено – как ей велит совет, так и будет.
- Сомневаюсь, - Рэд подобрался, чуть отступая и вынося вперед ногу.
- А ты не сомневайся. А будет артачиться, ведьмино семя, тварь приб� �удная …
Санхейские портовые таверны, палуба каперского корабля учат быстро и доходчиво – бить надо первым и один раз, второго может уже не представиться.
Беда только, что такого, как Лейс, с одного удара не свалить. Он попятился, зарычал и попер вперед, махая пудовыми кулаками. И тут уж только уворачиваться, Рэд ушел от удара, поднырнув под руку, ухватил первое, что попалось под руку, – стул. И приложил Рокара со спины. Стул треснул, Лейс упал. Рэд остался стоять с обломком в руке.
- Все равно сомневаюсь, - задумчиво протянул Рэд.
И в этот момент в дверях объявилась баронесса, с листом бумаги, зажатым в кулаке.
- Это как понять, господа? - с ледяной вежливостью поинтересовалась хозяйка. Рэду хватило ума воспринять этот вопрос как риторический.
И поскольку второй спорщик находился в счастливо-бессознательном состоянии, то все обидные слова обрушились на голову одного Рэда. Сцепив зубы так, что желваки выступили на скулах, он выслушал все, что имела сказать баронесса по этому поводу. А когда она, наконец, сделала паузу, чтобы набрать воздуха для нового монолога, Малих-младший сказал:
- Да понял я. Мы, Шакалы, не такие тупые.
- Купеческий обоз уходит утром, как раз в нужную сторону.
- Я все понял. Не хочу еще больше печалить тебя. Я уйду, лишь бы ты только не плакала.
- Я плачу?!
- Ты. Ты плачешь так, что замок ходит ходуном и с неба дождь хлещет, ведьмина дочка. А я все равно ничем тебе помочь не могу. Не понимаю.
- А мне и не надо, чтобы ты понимал. Просто уезжай! – крикнула она, швыряя в него скомканной бумагой, и убежала.
А Рэд остался стоять и молча слушать, как с потревоженного неба в три ручья льет дождь. Он подошел, поднял с пола бумагу и пошел собираться, потому что утро наступило - обоз ждать не будет.

***

Купец торопился, и обоз уже выехал за ворота. Рэд поддал под бока лошади, собираясь нагнать, напроситься на телегу и наконец-то отоспаться. Но внезапно остановился.
Полоса рыжей земли, зажатая между скалами. Множество серых надгробных камней, на некоторых рун уже не разобрать, на некоторых не руны, но арранские буквы. Бароны Шион, все те, о ком рассказывала Тея ночью чуть осипшим голосом. Полоса узкая: по четыре камня в ряду. В последнем ряду - только три.
Он в задумчивости отпустил повод лошади. Достал из-за пазухи брошенный баронессой лист бумаги, развернул, разгладил. Очень знакомая картинка – Санхея, и нарисовано хорошо, живо, словно слышишь шорох волн и крик одинокой чайки. Только странность какая-то. Ну, конечно, вместо пяти башен только три. А еще две достроили после Бунта …
И тогда Рэд не поленился и спешился. Медленно прошелся вдоль баронского кладбища.
«Четвертым?» - думал он, рассматривая последний ряд могил.
Армит Беспалый, нарушивший давнюю Черехскую традицию и женившийся на приблудной светловолосой северянке. Добрых три десятка лет назад убит в бою с арранцами.
Анвар Улл, герой страшных местных легенд, не к ночи будет помянут. Погиб под горной лавиной.
Мэрдок Арранец, алхимик и изобретатель. Сорвался с башни.
Три последних барона. И что между ними общего? Только женщина, которая ночью его спросила: «Хочешь стать четвертым?»
И самое глупое - даже глядя на эти камни и даты на них, он все равно хочет вернуться. Только хотеть - это одно, а суметь - другое. Ей надо было спросить иначе:
«Сможешь быть следующим?»
«Но это очень сложный вопрос. И очень трудный ответ», - думал Рэд, глядя вслед уходящему обозу.

***

Тейтрин просидела над пустым листом бумаги очень долго. Пока бледный Барт не стал кричать в самое ухо:
- Миледи, миледи! Гонец прибыл. Арранцы перешли границу. Идут на Шион. Слышите?! Вы вообще слышите меня!?
- Я не глухая, - оборачиваясь к управляющему и обдавая его жаром расплавленного свинца в глазах, сказала баронесса. - Прекрасно. Пусть идут.
- Но нам не устоять. И помощи не будет … Вы же не выполнили решение баронского совета. А, между прочим, ваши женишки все, до единого, испарились из замка, как только узнали об этом. Страх божий - негус ведет огромное войско. День-два - и будет под стенами Шиона. Беженцы идут в замок. А припасов мало.
- Ворота открыть и пускать всех, кто ищет помощи у меня. Выставить дозоры на Вратах Шиона. Пусть идут, а мы их встретим. Шион примет бой.
- А вы не боитесь, миледи? - Барт вопросительно и преданно смотрел на хозяйку. – Может, пока не поздно…
- Нет!

***

В трапезной собралось множество людей – старейшины сел, жрец Атторон, воевода, управляющий и другие. И все наперебой что-то говорили баронессе. А она никак не могла сосредоточиться. Хорошо говорить: мы примем бой. А вот как это сделать? Права на ошибку нет – весь замок забит беженцами, и каждый с надеждой смотрит вверх, где баронесса Шион решает их судьбу. А Тейтрин с тоской и неясной надеждой глядела вглубь длинной анфилады, где в темноте дремали портреты гордых, жестоких и непобедимых баронов Шион, словно надеясь на их помощь. И оттуда, из мрака и небытия, вдруг послышались шаги. Шаги приближались, гулко отдаваясь в голове, перекрывая говор окружающих. Все, что слышала теперь Тейтрин, были эти шаги и стук ее сердца. Едва различимая высокая фигура вынырнула из полной темноты в полосу блеклого полусвета. Сердце оборвалось и замолчало.
Фигура, наконец, вышла на свет - через зал быстро и уверенно шел высокий, вихрастый и немного нескладный Шакалий сын.
-Ты зачем вернулся? Я надеялась, ты уже далеко.
-Ты задала вопрос. Я попытался найти ответ, - он подошел к столу.
- Зачем? – тихо спросила баронесса.
- Так уж вышло. Мне надо было уйти еще до грозы, но я заслушался. Теперь поздно: во время шторма корабль надо уводить подальше от берега. Трусливо спрятаться у берега нельзя, погибнешь наверняка. А в открытом море все зависит только от твоего ума, крепости рук и веры в себя. Только от твоего решения.
- И каково же твое решение?
- Единственное, что я знаю точно, - если бой неизбежен, надо начинать первыми, не давая противнику опомниться. Пусть враг обороняется на наших условиях. Остальное пока еще очень туманно. И для этого надо напрячь воображение. Но что-то мне подсказывает – у тебя получится, - Рэд ухмыльнулся, обошел стол и стал напротив баронессы, словно собирался играть с ней в шахматы. Вот только шахматная доска отсутствовала. Он быстро задвигал руками, переставляя на столе разные предметы, отмечая ими объекты на местности перед замком.
- Где, по-твоему, станет лагерем Малак? – поинтересовался он.
- Любому ясно – здесь, у Врат Шиона, в старом русле реки, - указала баронесса между стоящей торчком амбарной книгой и серебряными рюмками.
- Я тоже так подумал. А если сломать плотину и спустить воду с озера? – Рэд постучал пальцами по кубку с вином.
- Что за глупость! - встрял воевода. - Вода из озера нужна, чтобы выдержать осаду!
- Осады не выдержать, - сказал Рэд, глядя только в глаза Тейтрин. Там, в глубине, под толстым льдом недоверия бродили смутные тени.
- Я же говорила, подвиг Арбайры не повторить. Сейчас река обмелела, курице по колено. Ну, поднимется немного вода, разольется по старому руслу, подмочит их лагерь, и то не надолго… - Тейтрин медленно покачала головой.
- А если это будет не только вода? Что там говорил Мэрдок про нептех – не смешивается с водой, растекается пленкой, - Рэд уперся ладонями в стол и наклонился к Тейтрин, заглянул ей в глаза. Огонек понимания уже разгорался в темных глубинах зрачков, но уверенности еще не было.
- Так много нептеха нет. Но Мэрдок предлагал улучшить, смешать с чем-то. Надо посмотреть его записи, - баронесса ухватилась за подвеску-лису, как цепляется утопающий за соломинку.
- Еще думаю, что эту кашу маслом не испортить. Любое пойдет – льняное, оливковое, что там еще есть в твоих подвалах?
- Еще есть Бартово пойло, - задумчиво протянула Тейтрин. Лед в глазах сломался, и острые обломки крутились в омуте обрывочных мыслей.
- Пойдет! И когда вода схлынет, пленка нептеха так и останется на земле, подмочит их шатры, ноги лошадей и людей…
- … и если поджечь, мы покажем арранцам очистительную силу огня… - баронесса медленно поднималась из-за стола навстречу его взгляду.
- Сколько времени надо, чтобы разрушить дамбу? – еще раз решительно спросил Рэд, наклоняясь к Тейтрин так близко, что видел только ее глаза.
За столом поднялся страшный шум. Каждый пытался что-то свое втолковать баронессе. И только Рэд молчал и, не отрываясь, смотрел, как в темной бездне клубится все еще не принятое решение, бурлит штормовыми волнами.
- Да нельзя ломать дамбу! – взвыл в отчаянье воевода.
Внезапно маленький острый кулак Тейтрин со всего маху опустился на стол, предметы на нем подпрыгнули в ужасе. Чаша, изображавшая озеро, опрокинулась, красное вино потекло по столу.
- Молчать! – крикнула баронесса так, что присутствующие пригнулись; задребезжали стеклышки в витражах, летучая мышь в ужасе заметалась под потолком, а портреты баронов Шион одобрительно закачались на стенах. – Да как ты смеешь барону перечить!
- Барону? – сипло каркнул воевода. Массивное золотое баронское кольцо, крутясь и разбрызгивая пролитое вино, проехалось по столу к Рэдрику. И он надел его на палец.
- Кто тут у тебя самый быстрый и смелый? Надо послать гонцов к остальным баронам. Пусть идут на помощь.
- Не придут – баронесса же не выполнила условия Совета, - немного не поспевая за стремительно раскручивающимися событиями, пробормотал Атторон.
- Как так - не придут? – хмыкнул Рэд. - По договору, любой барон может попросить помощи против арранцев. И я, барон Рэдрик Шион, прошу этой помощи.
Жрец покосился на баронский перстень и сказал:
- А ведь действительно – условие выполнено. Обязаны помочь.
- Я хочу еще раз глянуть на долину с высоты.

***

- Отсюда очень удобно плевать на врагов, - Рэд смотрел вниз со смотровой площадки на белые, словно обглоданные кости, валуны и тоненькую ленту реки. – Должно получиться, если просчитаем все хорошо.
- Сумасшедший план, - сказала баронесса, глядя на кинжально-острый полумесяц младшей луны на вечереющем небе.
- Зачем тогда согласилась? – хмыкнул Рэд.
- Безумные идеи иногда удаются - правда, только если твердо в них верить. Что-то такое есть в тебе, что я решила рискнуть.
- Это хорошо – потому, что без магии тут не обойтись.
- Много ли проку от ведьминой дочки? Но если и ты мне веришь, то я не подведу.
- Не сомневаюсь, - тихо сказал Рэд и взял Тею за руку. - Только не на ведьмину дочку рассчитываю, а на Санхейского магистра. Ты должна быть сильным магом, если не погибла во время Бунта, сумела сбежать и спрятаться так, что не нашли.
Лицо у Теи стало белым и неподвижным, она выдернула свою руку и отступила к лестнице.
- Очень тебя прошу, послушай, ты же умеешь слушать! Ты приоткрыла дверь, и я уже зашел. Теперь тебе придется рассказать мне все с самого начала – и про Бунт, и про Армита Беспалого, и про Улла. Все.
- А не боишься, Рэд?
- Смотря кого. Если – баронессу Шион, то боюсь. Если – тебя, Тея, то я надеюсь, что ты мне поверишь. Потому что уйти от сюда, от тебя, я уже не могу.
- А если я не смогу?
- Тогда останется одна баронесса, а я упаду с башни, как Мэрдок. Или меня накроет горной лавиной, как Анвара. Но я рискну. А ты просто дай мне шанс.

№9

Ворожеи не оставляй в живых

Ведьма кричала.
Годфри сделал над собой усилие, чтобы не отвернуться, не отвести взгляд от корчащейся в огне женщины. Вечерело, над западным лесом ходили тучи, скоро, кажется, дым привлечет их и сюда.
После непрогоревшие дрова растащат крестьяне, а дождь смоет почти все следы казни.
Надо проследить, чтобы кости вытащили из золы и закопали где-нибудь подальше, а то с местных выродков станется наделать амулетов.

Дым от костра повлекло в их сторону, вонючий, жирный. Видно, кто-то из стражников плеснул масла.
Ведьма наконец-то умолкла, обвиснув у столба.

- Вот и все, друг Годфри, – сказал брат Крум, невысокий и коренастый человек северной наружности, - ты хорошо выполнил свою службу. Пойдем.
- Нужно дождаться…
- Я уже сказал десятнику. Он проследит, чтобы эти люди не узнали, где схоронены кости.


***

Когда брат Себастиан закончил читать по третьему листу и спросил у обвиняемой, вдовы Мута, чем она может ответить на обвинения, время близилось уже к полудню.
«Не стану откладывать казнь назавтра, того гляди, дождь соберется – на неделю застрянем».
Третье обвинение было от аббатства, в допросе же оно пойдет первым.
Годфри незаметно прислонился плечом к стене, темной и подпорченной гнилью, и прикрыл глаза. Рядом опустился на лавку брат Крум, епископский соглядатай.
- Ты уверен? – шепотом спросил он. Годфри, не размыкая глаз, кивнул.
- Хорошо, если так, – Крум еще раз вздохнул, хотел было что-то сказать, но замолк.
На том конце комнаты вдова божилась, что невиновна, и в доказательство бормотала обрывки молитв, без начала и без конца.
Все они так делают
- Эй, на крыльце, позови палача.

- Признаешь ли ты, что призывала Дьявола? Что прошлой осенью, угрожая соседям черным колдовством, присвоила себе часть десятины, из-за чего аббатство недополучило трех мер хлеба, двух ягнят приплода и дюжину куриц?

- Говорят, ты чуешь дьявольские силы, брат мой.
Годфри хмыкнул.
- Говорят, - так же негромко промолвил он, - ты теперь доверенное лицо епископа в этих землях.
Крум коротко хохотнул.
- От тебя и вправду ничего не утаишь, - признал он. – Недаром ты стал сержантом раньше всех, да еще в разведке. Эх как мы тебе завидовали!..
- Я не куплюсь на твою лесть, десятник, - хмуро ответил Годфри, потирая шрам на ладони. – Все это было слишком давно.
- Слуге Господа злость не к лицу, так и знай, сержант. Но ладно, шутки в сторону. Я сам настоял… испросил разрешения сопровождать вас. Брат Амвросий отворил мне быстрые дороги, едва в епископате узнали про вашу нынешнюю миссию. Были обстоятельства…


- Признаешь ли, что искажала слова молитв, плевала на святое распятие, заставляла пришедших к тебе справлять сатанинские обряды?
- Нет! Нет, святой брат, не было такого!! Я невиновна, невиновна, меня оговорили! – вдова зашлась криком, когда палач сдавил щипцы на её пальцах.
- Покайся, ведьма, спаси свою грешную душу, - сказал Гофри, подходя и подавая сигнал поднести жаровню и иглы. – Брат Себастиан, продолжай.
Тот вздрогнул, отдернув руку от четок. Поднес к глазам листы, потом дрогнувшим голосом начал читать:
- Признаешь ли, что приносила в жертву своему хозяину домашний скот, и кошек, и черных собак в количестве двух? Признаешь ли ты, что крала детей, что брала кровь этих детей, и плоть их, и волосы для колдовских зелий?

Одобрительно кивнув Себастиану, инквизитор снова отошел к окну. Брат Крум последовал за ним.
- А если она невиновна в ведовстве, Годфри? – негромко спросил Крум. – Мы ведь не нашли ни черных книг, ни переписанной по сатанинскому обряду Библии – ничего, что указало бы на связь с Дьяволом. Ты сам участвовал в поисках, и ни в доме, ни в амбаре…
- И в яме, где мы нашли кости и трупы, книг тоже не было? Прости меня, брат, за еретические, может быть, слова, но Дьявол не в книгах. Дьявол всегда скрывается в душах человеческих.
Он прислонился лбом к влажной от плесени стене у окна.
- И если правда это – да, я способен учуять дьявольские метки, – Годфри тяжело сглотнул, вспомнив, что они нашли в загаженном бывшем пруду и в кострище за овином. – Никогда, наверное, не привыкну я к этой мерзости…
Почувствовав прикосновение к рукаву, он открыл глаза и выпрямился, насколько позволял потолок.
- Прости, старый друг, но ты и сам видишь всё. Эта женщина – ведьма, и мы добьемся от нее признания, иначе судить придется всю деревню. Пятнадцать человеческих тел она сбросила в свой пруд, а других живых тварей без счета. Да, книг у вдовы не было – так она и читать-то не умеет. И никакой Дьявол к ней не являлся.
Из узкого окна подул слабый ветерок, и он только теперь понял, какой смрад грязи и горелого мяса стоял в комнате. Что ж, иногда по-другому нельзя.

- Но знаки гадина чертила, какие только придумать могла, черные свечи катала, а местные к ней на поклон ходили. Сами. Молились ей - и Дьяволу, просили на соседа порчу навести и не только… А вчера на допросе друг друга оговаривали почем зря, того не зная, что есть и непричастные. Слову которых я верю, Крум.
Тот поморщился от нового крика обвиняемой.
- Я тебя понимаю. Но и ты пойми – святые отцы, которые шептали о твоем умении видеть следы Искусителя, добра тебе не желали. Вели Себастиану писать, что черная книга расточилась вонючим дымом, едва ее окропили святой водой. Заставь его приложить руку к допросным листам, я, после, тоже подпишу. Ты же только вел допрос, и все будут тому свидетелями.

Годфри нахмурился.
- Я должен принудить его к обману?
- Да. Прости. Епископу нужны будут доказательства, чтобы заставить добрых отцов надолго замолчать.
Инквизитора снова затошнило. Он посмотрел себе под ноги, скрывая выражение лица. Вздохнул.
- Пусть будет так. Но у меня к тебе просьба, брат, уж не знаю, в твоих ли силах ее выполнить.
- Говори же.
- Нет, потом. Когда все будет закончено.

***

- Признаешь ли ты, что обманом завлекла к себе Рузу, дочь вашего старосты, жену Канекты, и опоила ее, и извлекла из чрева ее плод. Признаешь ли, что кровь младенца растирала с черным мхом и могильной землей и нечистотами, и отравила этим зельем Рузу и самого Канекту? Признаешь ли, что обескровленный плод разъяла на пять частей, которые попыталась закопать по сторонам общего поля, голову же опустила в колодец, и тем попыталась навести порчу на добрых людей?

- Нет! Они сами, сами ко мне пришли! – вдова дернулась, уворачиваясь от раскаленных щипцов. – Они сами! Святой брат, помилуйте!
Годфри сделал знак палачу отойти.
- Что сами? – ровным голосом спросил он.
- Они попросили урожая, чтобы зерна было больше. До весны хлеба никак не хватало, хоть и прятали часть, чтоб в десятину не пошло. Канекта сам отдал жену, только старосте они ничего не сказали! Ребенок ведь не его был, чего тогда жалеть?! Помилуйте, святой брат! Больно!..
- Ты признаешь обвинения?
- Я только поле заговорила, только поле, святой брат! Как мать научила, разрезала, куски по краю протащила и закопала, когда солнце ушло за деревья. Ничего плохого не делала, только урожай… Они сами просили!..

***

- Сделаешь?
- Ты мог бы и не просить, брат.
Они помолчали, глядя из-под полога на мелкий дождь, моросящий с самого утра. Повозка медленно катила по раскисшей дороге, расплескивая лужи и нещадно подпрыгивая на промоинах.

- Священник, который служил в их церкви, одной на всю округу, умер пять лет назад. От старости, как говорят. Я, конечно же, доложу о необходимости прислать туда нового пастыря. Вокруг епископа достаточно рукоположенных, чтобы с этим не было промедления.
- Спасибо, десятник. Я не люблю возвращаться, чтобы сжечь тех, кого вразумил в прошлый раз.
Крум искоса глянул на него.
- Как думаешь, сержант, есть вообще Дьявол? Такой, каким нас стращал капеллан – чтоб с рогами и копытами, и плетью, обжигающей грешников? Неужели нигде красавицы-ведьмы не заключают договоры, отдаваясь нечистому?
- Дьявол? Не знаю. А вот зло точно есть, и недавно мы его видели.

№10

Божий промысел

- Здравствуйте, я Бог.
Ничего себе, начало, – промелькнуло у меня в голове, – мужик от скромности не помрет.
- А это, извините, фамилия или имя? – вежливо поинтересовался я.
- А это как вам угодно.

Этот странный разговор происходил при не менее странных обстоятельствах. Но, впрочем, по порядку. Я – сотрудник некой международной организации, назовем ее, скажем, Службой Стратегической безопасности. О численности, учредителях, источниках финансирования и системе управления данной организации я вам, разумеется, ничего не скажу, а вот о цели ее создания – можно. Дело в том, что человечество с развитием технологий все чаще и чаще оказывается на грани гибели. Сейчас технологии позволяют любому фанатику, обладающему определенными ресурсами, устроить Армагеддон локального или глобального масштаба. И вот появилась наша организация. Главная и единственная ее цель – безопасность человечества. В широком смысле.

Моя группа получила задание проверить подозрительную активность в одном горном районе одной бывшей союзной, а сейчас очень независимой республики. Там уже много лет существовала база оппозиционных сил. Правительство страны о существовании базы знало, но терпело. То ли не хватало сил на ее уничтожение, то ли не было желания (и такое бывает). Несколько месяцев назад резко возросло воздушное сообщение с базой, а вылазки боевиков прекратились полностью.
Для начала мои ребята один самолетик случайно уронили. Случайность называлась «попадание ракеты FIM-92 Stinger в правый двигатель». Пилот дотянул до ближайшей поляны, где был нами радушно встречен, но ничего толкового сказать не смог. А вот груз оказался очень интересным. В армейского вида ящиках были какие-то электронные блоки. Джек, наш штатный связист, вывинтил из блока одну плату и долго ее рассматривал. Затем почесал в затылке и сказал, что по внешнему виду он не может определить ее назначение.
- Одно могу сказать, Василий: это сделано лет тридцать назад и, похоже, в России.
Я взял плату в руки и обалдел. Плата была напичкана микросхемами 133-й серии, производившимися еще в Советском Союзе для армии. Я в молодости с такими сталкивался.
- Ребята, вывод напрашивается сам собой. Кто-то где-то раздобыл советскую технику и зачем-то по частям перебрасывает в горы.
- Или пытается собрать из них что-то новое.
- Ну, представить себе бородатого душмана с осциллографом…
В это время мы услышали быстро нарастающий гул, напоминающий звуки вертолета. Я заорал: «В укрытие!» - и мы дружно нырнули в ближайшие кусты. Красавец МИ-24 в камуфляжной раскраске прошел над нами, заметил самолет и наш УАЗик - и пошел на разворот. Поскольку мы были залегендированы под местное армейское подразделение, я не очень волновался, а команду «в укрытие» дал чисто автоматически. Ну не может же быть у бандитов боевого вертолета. А уж если командир дал команду, отменять ее нельзя, иначе подрыв авторитета, принципа единоначалия и все такое. Тем более, то, как шел вертолет, мне не понравилось – очень уж это напоминало боевую атаку. Я решил выждать. Вертолет с минимальной дистанции шарахнул по УАЗику из всех стволов, то есть ракетами, из пушки и пулеметов. А ведь рядом на травке сидел пленный пилот и охранявший его наш водитель в армейской форме. Да и раскраска автомобиля не оставляла сомнений в принадлежности к республиканским вооруженным силам.
- …Твою мать! …Ну ё…, оху… - дружно выдохнули мои ребята на разных языках. Вертолет пошел на второй круг, и мы с максимальной скоростью по-пластунски рванули в ближайшую зеленку.

Отмотав километра три по лесу, мы упали в какой-то овражек перевести дух и собраться с мыслями. Мысли были, прямо сказать, невеселыми. УАЗик, а с ним один боец группы и все наше снаряжение погибли. Нас осталось четверо. Из оружия - только пистолеты и ножи. А вот все средства связи оставались в машине. У меня был, правда, мобильный телефон, но толку от него в горах…
- В общем, братцы, расклад такой. До ближайшего города сто двадцать км. До этой проклятой базы – пятнадцать. Пешком до города - несколько дней. Кроме того, хлопцы из вертушки наверняка осмотрели местность и нашли наши следы. Погони нет исключительно потому, что на борту не было десантной группы, только экипаж. Да и задача у них была явно - найти самолет, забрать груз и уничтожить улики.
В подтверждение моих слов раздался грохот далекого взрыва.
- Ну все, самолета больше нет. Прошу высказываться, что делать дальше.
Минут через десять напряженной дискуссии вполголоса я подвел итог:
- У нас сейчас две задачи: доложить информацию в центр и выяснить, что происходит на этой проклятой базе. Принимаю решение: Джек и Райво идут к ближайшему городу в зону приема сотовой связи и дают сигнал, дальше по обстоятельствам. Мы с Петром подбираемся к базе и собираем всю возможную информацию. Ждем пять дней, если помощь не придет, будем выбираться.
- Ну как обычно, опять вся слава русским… - проворчал Райво, здоровенный рыжий финн.
- Все, разбежались! – прервал я Петю, который уже открыл рот для максимально ехидного ответа.

Двадцать км мы отмахали в хорошем темпе и к наступлению темноты выдвинулись на горочку, с которой теоретически просматривалась территория базы. Лежа в кустах, мы пытались что-нибудь увидеть – аэродром, бараки, полосу препятствий, - но база ничем не отличалась от окружающей кромешной тьмы. Светомаскировка у басмачей была поставлена на отлично.
- Эх, погрызть бы чего-нибудь…
- Лови белок, – это была у нас дежурная шутка. Когда на первом занятии по выживанию преподаватель спросил у Джека, чем тот будет питаться, оказавшись один в пустыне, Джек абсолютно серьезно ответил: «Буду ловить белок». И как он потом ни доказывал, что имел в виду тушканчиков, что просто плохо знает русский, на любой вопрос о еде голодающий посылался за белками. Хотя как раз сейчас нам, видимо, придется несколько дней питаться белками, а так же мышами, ежами и прочими ужами, коих посчастливится поймать. Причем в сыром виде.
- Петя, ты как относишься к сыроедению?
- Положительно, - буркнул Петя, – сыр я люблю. Поползли, командир, на ночь устраиваться, один хрен ничего не увидим, ночной оптики у нас нет.
Только я собрался растолковать нерадивому подчиненному, что ночью как раз и происходят самые интересные вещи, и что один будет спать, а второй наблюдать (хотя подчиненный знал все это не хуже меня), как мой воспитательный порыв прервали самым грубым образом. На меня внезапно навалилось несколько тел, и в течение максимум тридцати секунд я был связан по рукам и ногам. Конечно, будь я Рэмбо по фамилии Сталлоне, я раскидал бы врагов одной левой даже из положения лежа на животе. К сожалению, в реальной драке самый черный пояс ничего не сделает с четырьмя противниками, если те навалятся одновременно. Если будешь сильно брыкаться, тебе в запале отобьют почки, оторвут ухо и выдавят глаз. А кому нужен разведчик с одним глазом и одним ухом?

Пока нас куда-то волокли, я напряженно думал. К спецам с нашей подготовкой, да в лесу, да десять человек, да в армейских кованых ботинках (что кованые, я прочувствовал собственными ребрами)… Нет, подойти к нам незаметно они не могли. Тем более, даже если нас заметили наблюдатели с базы (в темноте, в кустах, две измазанные грязью морды, за полтора километра – это какую же оптику надо иметь?) – не было у наряда времени прибыть на задержание. Мы оказались на этой вершинке десять минут назад. Если бы это были обычные часовые или даже засада – мы бы срисовали их метров за триста. Как написано в одной замечательной книге – бесшумных засад не бывает. Остается предположить, что ждали именно нас, причем именно в этой точке и в это время. А вот это уже ни в какие ворота. Уходя с места бесславного вертолетного сражения, я сам еще точно не знал, с какого бока мы зайдем к базе. Хорошо, предположим, командир талибов (или кто они там) знает меня лучше, чем я сам, и предугадал, куда мы выйдем, причем с точностью до метра. Но заставить десять бандитов бесшумно лежать, не шевелясь и, извините, не пукая – на это вряд ли способен даже Аллах. Как говаривала Алиса – все страньше и страньше.

Тем временем нас заволокли в какую-то яму. Я автоматически отметил расстояние – метров двести от нашей лежки. Нас столкнули в какую-то клеть, и эта клеть проехала вниз, по моим ощущениям, метров пятнадцать. Вот тут мне стало кисло. Ёжику понятно, что тут никакие не моджахеды, тут всё гораздо серьёзнее. Борцы за свободу не роют туннели в полтора километра и не устраивают к ним лифты. Они, кто поглупее, кидаются под трамвай с криком «Аллах акбар!» и взрывают свой пояс шахида, а кто поумнее, этих ребят настропаляет и добывает им взрывчатку. И поскольку они умные, они прекрасно понимают, что лагерь подготовки «воинов ислама» - дело одноразовое. После первого же серьезного теракта лагерь уничтожат - если не местные власти, то организация вроде нашей. А лифт, тоннель, рельсы – вещи весьма затратные. То есть, получается, что мы проморгали какую-то очень серьезную организацию, которая под видом партизан соорудила себе серьезную военную базу. И очень похоже, что они готовятся нанести решающий удар, поскольку просто так с нашей фирмой никто не воюет.

Дрезина, воняя бензиновым выхлопом, уткнулась в ограничитель. Бородатые бойцы разрезали скотч, которым мы были связаны, и жестами предложили нам идти в проем. Поплутав по коридорам, наша дружная компания остановилась перед железной решеткой, отгораживающей отрезок коридора с выходящими в него железными дверями. Видимо, местная гауптвахта. Откуда-то сбоку вынырнул еще один бородач, молча отпер решетку и две двери, одна напротив другой. Нас с Петей распихали по камерам, двери с лязгом захлопнулись, заскрежетал ключ в замке, и наступила тишина. Камера была как камера, два на два метра, бетонные стены, топчан и дырка в углу, из которой изрядно попахивало. Я присел на топчан и стал думать.
Первое. Здесь точно располагалась какая-то мощная структура, а мы о ней ничего не знали. Вообще, все это похоже на заброшенный советский командный пункт либо ракетную базу, но тогда мы бы знали о ее существовании.
Второе. Вертолет. Боевой вертолет российского производства, с полным боезапасом, причем боезапас не жалеют – на УАЗик хватило бы одного снаряда. Здесь совсем недавно закончилась кровопролитная гражданская война, и боевые вертолеты со стороны мятежников замечены не были. Кроме того, за этой базой, пусть не пристально, но наблюдали, и до сего дня вылетов вертолета не отмечалось. А летчикам надо тренироваться. Вон как лихо он зашел на цель. Вывод – вертолет не принадлежит какой-либо местной силе.
Третье. Выучка и слаженность бойцов, захвативших нас в плен. Такое достигается долгими годами упорных тренировок по определенным программам, что никак не вяжется с образом чабана, бросившего свое стадо и впервые в жизни взявшего в руки автомат. Кстати, за все время нашего контакта никто из боевиков не произнес ни слова. Банда глухонемых? Не смешно. Опять же делаем вывод о наличии третьей силы.
Четвертое… Тут я аж подскочил на своем топчане. Напротив меня, чуть не касаясь моих коленей, сидел на стульчике некий дядя и пристально меня рассматривал. Задремал я, что ли? Как он так неслышно вошел, да еще и со стулом? А дядя тут и выдал насчет бога: «Здравствуйте, я Бог…»

- Ну, хорошо, – продолжил я общение, – предположим, вы – бог. Правда, ваше величество, я вас себе как-то не так представлял.
Дядя был вполне себе европейской внешности, в костюме и при галстуке, чисто выбрит и пахнул одеколоном. Он шутливо поморщился:
- Меня, Бога, называть царским титулом… Ладно, а так? - Дядя на глазах стал преображаться: его рост заметно увеличился, костюм превратился в нечто белое, ниспадающее складками, лицо вытянулось и приобрело иконописный вид (всегда хотел выяснить, что это такое – и вот, сподобился). Даже бородка у дяди закурчавилась, а над головой – не сойти мне с места! – засиял самый настоящий нимб. Стульчик тем временем превратился в трон, отделанный золотом и драгоценными камнями. Я оказался притиснут к стенке и заорал:
-Хватит, хватит, верю!
- Итак, продолжим, – сказал мой визави, возвращая себе прежнюю внешность. - Сначала немножко истории.
«Самое время для лекций по истории» - мелькнуло у меня в голове.
- Чтобы ты понял общий смысл, буду рассказывать в терминах любимой тобою фантастики. Да, ты, наверное, голоден?
- А то! – жрать хотелось так, что я бы и живую белку слопал.
Передо мной возник столик, на столике - блюдо с жареной курицей и кувшин со стаканом.
- Это, конечно, не твои любимые белки… - гад, он и это знает! В кувшине оказа� �ся апельсиновый сок.
- А где же божественная амброзия? – невнятно спросил я, вгрызаясь в куриную ногу.
- Перебьешься. Так вот…
- А Петя?
- Да накормили твоего Петю, ты будешь слушать или нет?!
- Буду.
Говорил он долго и красочно, приводя многочисленные исторические примеры, половину из которых я просто не понял – например, эпизод из войны Атлантиды и Урарту. По его словам, выходило, что давным-давно древняя и могущественная цивилизация решилась на грандиозный эксперимент. Была выбрана планета с развитой биосферой, которой угрожало столкновение с огромным небесным телом. Естественно, все живое погибло бы. Экспериментаторы изменили траекторию полета, и это тело стало Луной. Группу приматов с проблесками разума стали обучать всяким полезным штукам. Приматы неожиданно оказались сообразительными и очень быстро научились сами делать каменные топоры, разводить огонь и пахать землю. Поскольку земное человечество вообще не должно было возникнуть, на нем стали отрабатывать различные модели катастроф, начиная с Великого Потопа и кончая атомной бомбой, коммунизмом и передачей Дом-2. Несмотря на это (а может, и благодаря), человечество не только выжило, но и стало стремительно развиваться. Через каких-то двести-триста лет люди выйдут в Большой Космос и запросто нарушат сложившееся много тысячелетий назад равновесие.
- Равновесие между кем и кем?
- В космосе много цивилизаций, и каждая знает свое место. Все достигли определенного уровня развития и на этом остановились. Только человечество развивается как неуправляемая цепная реакция и останавливаться не собирается. В итоге среди наших лидеров произошел раскол. Одна группа считает, что вас нужно уничтожить, поскольку вас вообще не должно было быть. Другая группа, к которой принадлежу и я, убеждена, что любой Разум, неважно, как он возник, имеет право на существование.
- Ага. Так, выходит, вы – Спаситель?
- Выходит, так, – скромно потупился мой собеседник.
- Ну и что дальше?
А дальше вышло так, что каждая партия отцов-основателей выслала на Землю своего представителя. Один представитель – чтобы уничтожить человечество, второй – чтобы этому помешать. Условно назовем первого Дьяволом, второго – Спасителем. Оказалось, что эта битва длится уже лет семьдесят, но результат пока ничейный. Причем, невзирая на то, что оба инопланетянина обладали огромной технической мощью, в силу каких-то причин, мною так и не понятых, пользоваться этой мощью они не могли. Человечество должно было удушить себя (или спасти) собственными, так сказать, руками.
- Дьявол может взорвать Землю в любой момент или все-таки уронить на нее Луну. Но этого он никогда не сделает. А вот подтолкнуть нужных людей нажать нужную кнопку в нужный момент – вполне. Точно так же я могу превратить все ядерные заряды в свинец, но тоже этого не сделаю. Приходится заставлять правительства усиливать меры контроля. Да и ваша организация создана не без моего участия…
- Это все, конечно, очень благородно, но тогда выходит, что я оказался здесь не случайно?
- Разумеется.
Спаситель глянул на столик с остатками ужина, и столик исчез, как его и не было. Я с опаской прислушался к себе – вроде бы курица из живота не исчезла.
- А, прости, на фига я тебе нужен здесь и зачем ты мне все это рассказываешь?
- Так в этом все и дело. Ты в молодости служил на комплексе РСД-10?
- Так точно, начальник расчета!
Кто не знает: комплекс РСД-10 – это стратегические ракеты средней дальности с ядерной боеголовкой. В НАТО их называли СС-20. Мы их все порезали по договору с США еще в начале девяностых. А я тогда уволился из Вооруженных Сил, но это другая история.
- Так вот, когда Дьявол подтолкнул СССР к развалу, а я добился уничтожения ракет средней дальности, у вас царила страшная неразбериха. Дьявол под шумок умыкнул со склада ракетный дивизион и спрятал его здесь, в горах. Само собой, по документам все было шито-крыто, никто ничего не понял. Дивизион стоял здесь, законсервированный, а вокруг него потихонечку строилась база с необходимой инфраструктурой. Сейчас Дьявол решил его применить.
Мне стало совсем нехорошо. Дивизион РСД-10 – это три ракеты, каждая несет по три боеголовки с индивидуальным наведением. Девять Хиросим. Причем отсюда эти ракеты долетят и до Лондона, и до Багдада, и до Токио, и до Москвы. И надеяться, что техника откажет, не приходится – во время учебно-боевых ракетных стрельб не было НИ ОДНОГО неудачного запуска за весь срок службы комплекса. Это вам не Булава. Уж что-что, а военную технику тогда делать умели.
- Так почему Дьявол до сих пор не выстрелил?
- Видишь ли, когда дивизион стали разворачивать, оказалось, что кабина управления разукомплектована. Не хватало каких-то важных электронных блоков. Я в этом не очень разбираюсь.
«А еще бог, называется, - промелькнуло у меня в голове, – в электронике он не разбирается».
- Так тот самолетик…
- Да-да, вез как раз недостающие блоки. Сейчас спецы, которых Дьявол нанял, настраивают кабину управления.
- Ну и что я должен сделать? И почему именно я?
- Ты - единственный, кто, во-первых, знаком с этой техникой, и, во-вторых, сможешь запросто ликвидировать трех человек.
- Это те самые спецы?
- Да. Двое - спецы, а третий – доверенное лицо Дьявола.
- Не понял?
- Видишь ли, чтобы максимально использовать человеческие ресурсы, нужен землянин, причем знающий, что происходит на самом деле. Мы, каждая из сторон, имеем право открыть реальное положение дел одному человеку.
- Все-таки, почему такие ограничения?
- Долго объяснять, потом все расскажу. Сейчас надо действовать, до первого пуска три часа.

Я осторожно заглянул в ангар. Там действительно стояли три пусковые установки с ракетами (или, как мы их называли, с изделиями) в походном положении. Охрана, как и было обещано, спала беспробудным сном. Собственно, достаточно было порубить кабеля, толстыми змеями уползавшие в стенку ангара, да для верности расковырять электронные блоки, и никто уже никуда не полетит. Но я себе поставил более серьезную задачу.

Обойдя ангар, я увидел кабину управления. Рядом на травке мирно похрапывали два боевика в обнимку с автоматами. Из открытой двери кабины доносились веселые голоса. Кто-то кому-то рассказывал анекдот. На русском, блин, языке!

Технарей я убивать не стал, просто вырубил. Потом побеседуем, узнаем, как дошли до жизни такой. Третьего я привязал к стулу и привел в чувство парой пощечин. Меня учили получать информацию из разных источников, как минимум, из двух независимых.
- Говори, сука, по каким городам собрались стрелять?!
- По каким городам? – растерянно заморгал пособник Дьявола, - зачем стрелять?
Тут я опешил: - А зачем вам тогда ракеты?
- Так ты ничего не знаешь, идиот! Ну да, ты же беседовал с Белым. Он, небось, Спасителем представился, о сохранении Разума говорил, о своей благородной миссии?
- Ну да…
- Да насрать им на разум и на человечество! В шахматы они нами играют, в шахматы! – он горько рассмеялся.
- Ты думаешь, почему такие ограничения? – кричал он - Да просто у них правила игры такие! Черный двинул ферзя, то есть привел в готовность ракетную базу, а сейчас ход Белого, и он провел пешку в дамки! – пешка, надо понимать, я. Ну спасибо! И дамки – это вроде из другой игры. Враг тем временем продолжал разоряться:
- Они друг другу все время угрожают и снимают фигуры с доски по одной, но никто не будет ломать шахматную доску. Никто реально не развяжет ядерную войну. Так что, пока партия продолжается, можешь быть спокоен за свое человечество!
- А когда партия закончится?
- Видимо, сметут фигуры с доски и начнут по новой.
- Умеешь ты успокоить! То есть, Земля останется, а человечество будет другим?
- Ну да. Только это история долгая, мы с тобой не доживем.
- А дети?
- Детей жалко. Ну ладно, развяжи и дай закурить.
Мы уселись рядом и закурили. Ну хорошо, я пешка. Прошедшая в дамки. То есть обладающая некой информацией, причем противоречивой, и ставшая помощником Спасителя. И что мне с этим делать?
И куда, интересно, делся мой предшественник?

№11

Начало нового Дня


Утро. Пока я открываю глаза, стихия успокаивается.
Выйдя из капсулы, подставляю лицо Солнцу. Тепло. Ласковые лучи главной звезды гладят кожу, упругую, розовую. Тело наполняется силой и жаждой движения. Сегодня я - человек, по определению - двуногое, лишенное перьев. Были ли раньше такие? Прислушиваюсь к себе, качаю головой - нет, еще не было.
С горных заснеженных вершин подул студеный ветер, стало холодно. Руки и ноги покрылись пупырышками. Что ж, форма всегда диктует свои правила. Необходима одежда. В девяти случаях из десяти разумные особи не приспособлены к перепадам температур и регулируют это ношением одежды. Но не мой народ. Я – другой. Я – наблюдатель.
Мое время течет иначе.
Утро начинается при зарождении цивилизации, Полдень знаменует расцвет, Закат – увядание, Полночь – конец всему, смерть очередного мира, полная боли и утрат, ужасная и неотвратимая. Я встречал и провожал множество Дней, ибо такова моя задача – быть сторонним свидетелем эволюции миров. Роль печальная и заранее известная.
Совершенная аппаратура метаморфирует меня во время сна сообразно зарождающейся жизни. Я - разум с миллиардами обличий. Сегодня человек, вчера – чешуйчатый ящер, позавчера – мохнатый громоздкий ийеторни, до этого – аморфный триностеарус, многие и многие виды ранее.
Капсула и одежда всегда подстраиваются под новую форму. Это очень удобно. Во время сна программа прошивает в мою сущность данные: физиологию, психологию, кинетику каждой новой расы. Я не понимаю принцип работы этого механизма, но меня устраивает, что не надо каждый раз приспосабливаться к новому зрению или новому способу удаления отходов из организма - все происходит само собой.
Каждое Утро капсула активирует зонды, перенесшие конец света, выпускает в стратосферу новые, взамен уничтоженных, затем начинает работать в оперативном режиме, считывает и формирует блоки информации, оседающие бесполезным грузом в ее механическом нутре. Наблюдатель участвует в сборе данных номинально. Техника настолько совершенна, что мне абсолютно нечего делать.
За время испытания накопилось множество противоречивой информации, но сценарий Дня всегда один. Каждое Утро я встречаю новый мир и провожаю его в небытие каждый Вечер, надеясь на лучшее. Надеясь, что когда-нибудь это продлится дольше одного Дня.
Человеческий взгляд воспринимает капсулу в виде матовой сферы, по поверхности иногда мелькают голубоватые энергетические просверки. Я завороженно смотрел, постепенно проникаясь отличием человеческого восприятия окружающего от нашего. От восторга перехватывало дыхание, Восхищение находит отклик в человеческом сердце. Мы – другие, порождения энергии и чистого разума. Мы чувствуем не так и видим по-иному. Наша жизнь течет в объективном темпоральном потоке, здесь же все происходит слишком быстро.
Наблюдателей было пятеро. Отбирали самых адаптивных и стабильных. После сложных тестов и длительного обучения нас десантировали в разные слои реальности, не объясняя суть эксперимента. Нам следовало лишь следить за оборудованием. Впрочем, никто не скрывал, что участие в опыте - билет в один конец. Мы готовились к смерти во имя Родины.
Когда все началось, раз за разом я выходил наружу, синхронизировал потоки времени, налаживал контакт, пытался влиять на субъективную реальность, чтобы нарушить последовательность событий: становление, расцвет, закат и гибель. Однако все зря. Со временем пришло равнодушие, прошлое скрылось в пелене Дней, так похожих один на другой. За равнодушием последовало забвение и усталость. Наверное, именно так подкрадывается небытие.
Я слишком многое видел и чудовищно одинок.

Последние Дни я проводил в размышлениях и медитации. И планировал этот День использовать так же. Но мне помешали. Извне пришла отчетливая мыслеформа – отчаяние, страх, усталость и зов о помощи. Мониторы показали испуганно озирающегося человеческого детеныша. Он явно не достиг возраста зрелости, но был достаточно ловок, чтобы добраться до капсулы, ибо сфера расположена в недоступном аборигенам месте. Время притормозило, внутреннее сравнялось с внешним.
Я активировал речевой привод и подошел к пришельцу.
- Ты – слуга Великого Духа? – спросило существо. Детеныш опасливо коснулся серебристой ткани скафандра. – Сынам зари нужна помощь. Пойдем, – малыш уцепился за руку и дернул в сторону обрыва. Пока он говорил, капсула подгружала мне его язык.
- Мои мама и папа заболели, - продолжил он. - И другие тоже.
- Подожди, - я высвободился. – Надо взять лекарства.
- Я боюсь опоздать, шаман умер вчера, - ребенок опустил голову, из его глаз закапало. – Перед смертью он сказал идти сюда, к Великому Духу.
«Вчера»… Сколько разницы в этом понятии для меня и для него, живущего, по моим меркам, не дольше мига. Скоро я закрою глаза и усну, затем снова проснусь, а этот детеныш состарится и умрет, умрут его потомки, потомки его потомков... Вся человеческая раса прекратит существование. Ночная буря окончательно сотрет следы цивилизации с лица Земли.
- Ты не смотри, что я плачу, - вдруг вскинулся детёныш. – Я самый сильный и самый ловкий, - он согнул руку, предлагая полюбоваться на свою отсутствующую мускулатуру.
Уголки губ невольно приподнялись. Это легкая эмоция - улыбка, мне нравится, жаль только, поводов предоставляется немного.
Спуск дался нелегко. Поскользнувшись на камнях, я схватился за шипастое растение. Острая боль пронзила ладонь. Хорошо хоть, не выронил тяжелый ящик с медицинским оборудованием, оттягивающий левую руку. Некогда сейчас заниматься вытаскиванием колючек. Позже. Я отключил нервные окончания, боль исчезла. Удобно быть наблюдателем: можно играть по правилам, а можно обходиться без них.
Долина была прекрасна. Росистый луг в распадке меж двух горных хребтов плавно перетекал в клочкастый лес. От земли поднимался легкий парок, растворяющийся в солнечном свете. На траве паслись массивные рогатые животные. Они меланхолично двигали челюстями, никак не отреагировав на наше появление. В воздухе витал аромат свежести и цветущих растений. Удивительно, раньше я не очень-то обращал внимание на красоту окружающего мира, а теперь она наполняет радостью. Форма сильно влияет на разум.
Поселение людей располагалось в подлеске - несколько шалашей примитивной конструкции, ветви с листьями положены друг на друга так, чтобы влага, льющая с небес, стекала на землю, не проникая внутрь жилищ. Сколько я их видел - подобных строений…
Под неуклюжим навесом на шкурах неподвижно лежали больные.
Эти живые существа - бабочки-однодневки, словно искры, вспыхивающие и тут же гаснущие. Зачем их лечить, если скоро, очень скоро наступит Полдень, затем Вечер, и будет новый День. Новый… Я задумался и отпустил поток времени. Очнулся от того, что детёныш отчаянно дергал за рукав. Слезы еще сильнее текли из глаз ребенка.
Встряхнувшись, я подошел к лежащей с края особи, на ходу активируя универсальный анализатор. Тонкий гибкий щуп быстро и безболезненно ввинтился в руку изможденной женщины чуть повыше локтя. Аптечка деловито жужжала, выявляя заразу. Так и думал, ничего сложного, стандартный вирус. Синтезировать вакцину не составило труда.
В племени было не так уж много человек - десятка два взрослых и полтора маленьких. Привить больных заняло немного времени. Дыхание людей выровнялось, лица порозовели. Порядок. Теперь можно заняться рукой. В процессе извлечения шипов время сдвинулось.
Мой маленький спутник снова вернул меня в субъективный поток реальности:
- Я - Ким. А у тебя есть имя?
- Можешь называть меня Йен, - ответил я. Это слово - фонетически самое близкое к моему настоящему имени, на языке племени оно означает «Один». Детеныш беспомощно оглянулся на взрослых и спросил:
- С ними все будет хорошо?
- Да, - подтвердил я. – Скоро самые крепкие встанут на ноги.
Ким как-то сразу успокоился. Он деловито подозвал других детенышей. Одних отправил за водой, других – разжигать костры. Малыши беспрекословно повиновались.
«Будущий вождь, не иначе», - мысленно улыбнулся я. Человеческое сердце забилось чаще, стало как-то удивительно тепло. Похоже, я очеловечиваюсь, становлюсь сентиментальным. А может, просто соскучился по общению? Интересно, чему еще стоит поучиться у этих примитивных существ? Я принял решение остаться.
В субъективной темпоральной реальности вечерело.
Скоро самые крепкие пациенты пришли в сознание, но они были еще слабы… Выздоравливающие попросили о помощи, а я не смог отказать.
Когда от болезни оправились все, племя затеяло праздник в мою честь. Они пели, танцевали. Ритм барабанов будоражил кровь, хотелось встать, вскочить в круг танцующих и танцевать с ними.
Меня приняли. Странно быть среди чужаков и ощущать себя частью их социума. Быть кому-то нужным. Я остался в поселении, наблюдая за нехитрым укладом жизни, исследуя отношения между людьми изнутри. Оказывая посильную помощь в становлении маленького народа, научил их тому, до чего они вскоре и сами бы дошли - обжигать глину, сеять зерно и многому другому.
Люди мне понравились - они могут любить, уважать, дружить, видеть прекрасное. Они смелые и справедливые, похожие на огонь, который может обжечь, но в основном согревает. Особенно я привязался к малышу Киму.
Племя процветало. С полей снимали богатые урожаи. Мор обходил домашнюю скотину стороной, чему немало поспособствовала аптечка. Воинствующие соседи порывались несколько раз пойти войной на племя, но были разогнаны элементарной сиреной.
Иногда непослушное время срывалось с поводка. Я оставался неизменным, детеныш взрослел. Настал день, когда он ввел в свой дом жену. Потом родились дети, двое, такие же непоседливые, как отец. За ними тоже надо было присмотреть. Иногда я ловил на себе печальные взгляды стареющего вождя Кима и сокрушенно думал, что скоро Полдень. А там недалеко и до безжалостной Ночи, стирающей все следы рас-однодневок.
Горе пришло раньше, чем я успел подготовиться.
Умерших в племени предавали огню.
Высок погребальный костер, красив, обжигающ… Он несет боль.
Впрочем, у Кима вскоре появились внуки, их тоже нельзя было оставить без внимания.
После смерти моего маленького друга периоды выпадения в реальность несколько участились. Для людей я застывал, как соляной столб. Пожалуй, со стороны выглядело странно. Меня два раза торжественно похоронили со всеми почестями (когда я падал в объективность, субьективно сердце не билось, точнее, билось, но о-о-очень медленно), и мне пришлось откапываться, породив еще одну нелепую легенду. Хорошо, что люди уже не сжигали своих мертвецов, а перешли на иной способ погребения – захоронение в земле.
После этого пришлось довериться семье Кима - только они могли хранить секреты и сберегать мое тело во время скачков. К тому же относились ко мне без пиетета, считая, по мере необходимости, своим личным покровителем, нянькой, учителем, советчиком, фамильным привидением и даже наследством.
На месте поселения вскоре вырос крупный город. Научно-технический прогресс шел семимильными шагами. Власть над потоком постепенно утрачивалась. Это означало одно - пора возвращаться в капсулу. Я был уже почти готов уйти. Слишком устал, так можно выработать ресурс полностью, не закончив эксперимент.
Близился к завершению День человечества, когда меня опять бесцеремонно выдернули в субпоток. Только Кимовские нахальные пра-пра-пра на такое способны, подумалось мне с удовольствием. Интересно, что у них случилось? Просто так они меня не беспокоят.
Люди снова удивили меня. Удивили и тронули до глубины того, что называется душой.
- Сюрприз! – громко закричала толпа потомков Кима. Весь клан собрался вместе. В центре столовой красовалось шоколадное чудо – гигантский торт. На торте красовалась надпись: «С Днем Рождения, Йен!»
У меня нет Дня рождения. Мой народ не празднует прошедшие циклы. Мои подопечные просто посовещались и решили устроить внеплановый праздник.
– Ты всегда был с нами и никогда не просил ничего взамен, ты учил нас быть людьми, советовал и защищал. Спасибо тебе, наш фамильный призрак!
Они по очереди подходили ко мне и обнимали, каждый шептал на ухо что-нибудь свое, личное. Тим признался, что боялся меня, доброго, но непонятного. Мэгги сказала, что даже была влюблена, правда недолго. Я помнил их всех еще детьми. Диана, прекрасный послушный ребенок, уже замужем, готовится стать матерью.
Маленькая Эли вышла из-за спины матери и протянула мишку Тедди:
- На, Йен – это мой подарок тебе! Не уходи от нас никогда-никогда!
Я взял игрушку, во мне бушевал океан эмоций.
- Спасибо, вы не представляете, как мне радостно, но пришло время расставаться. Я должен вернуться.
Женщины плакали, мужчины расстроенно сопели.
Уходить не хотелось, но нельзя было и задерживаться. Путь назад был еще труднее. За спиной оставался Дом.
Капсула встретила меня радостным гудением, аппараты засуетились, синтезируя еду, питье, новую одежду.
Пора ложиться. Скоро разгуляется буря, стихии готовы сыграть свою страшную роль в стирании следов Дня. Что-то как будто кололось, не давая уснуть. Как жаль, что мои субъективно безграничные возможности не могут изменить заданных условий эксперимента. Жаль, что искры жизней моих подопечных угасают. Жаль… Что-то горячее заволокло глаза, спазм перехватил горло. Неужели это слезы? Я плачу? Невозможно!
Прекратить! Надо переключить внимание. Ничего ведь не поделаешь, таков порядок вещей.
Я мысленно вернулся в далекое прошлое, скрытое туманом многих сотен Дней. В чем заключалась суть испытания? Почему нам не сказали ничего? Сколько вопросов, и не у кого узнать ответы... Эксперимент провалился, это ясно любому, циклы однотипны, независимо от условий, ничего не исправить, сколько не старайся. Почему же испытание не прекратили? Или я делаю все неправильно? Возможно, исследовали не весь мир, а… его часть? Меня?
Меня? Я покатал слово на языке. Целая вечность попыток изменить окружающее, а следовало изменяться самому? Может?.. Логично, но страшно даже подумать.
Завтра попробую начать все сначала. Больше не буду отгораживаться от реальности. Отключусь от капсулы, окончательно зафиксирую хронопотоки и стану жить среди других живых. Проживу столько маленьких дней, сколько положено обычному представителю новой расы. Буду оберегать и наставлять неразумных, пробуждать в них все лучшее.
Жаль, как жаль. Если бы можно было начать этот День заново! Люди, они не безнадежны, им бы немного помочь…Они странные и загадочные существа, в них много всего, и плохого, и хорошего, и безразличного.
Приняв решение, я успокоился и задремал.
* * *
Утром, как обычно, сработал таймер. Счет пошел. Я нехотя приоткрыл глаза. Кто я сегодня? Каковы возможности нового тела? Как выгляжу со стороны? Смогу ли почувствовать то же, что и раньше? И где теперь они? Мои подопечные, такие родные, такие близкие… Но тут я ощутил ноги, руки, не веря себе, ощупал лицо… И сломя голову побежал вон из капсулы. Наружу. Жилище все так же окружали горы, протыкающие льдистыми вершинами небеса. Воздух сочился ароматами лугов предгорья. Вдохнул полной грудью запах травы, цветов и холодную свежесть ледника. Как хорошо! Хорошо! От избытка чувств я упал на скалы и закричал:
- Все еще человек… Человееееек!
В долину, скорей в долину!
* * *
Подтянутый мужчина с размытым лицом вне возраста упал на колени, разбивая их в кровь сквозь ткань серебристого комбинезона. Звуки его счастливого голоса, подхваченные и усиленные горным эхом, разнеслись на всю округу. Затем он вскочил и, невзирая на боль, начал опасный спуск в долину, где стоял небольшой курортный городок. В одном уютном доме ждали его.

Коричнево-белая лань, щиплющая побеги на поляне, обрамленной кустами молодого орешника, подняла голову и посмотрела в сторону, откуда донесся крик. Ее бархатная пятнистая шкура подернулась дрожью, как озерная вода под ветром, затрепетал куцый хвостик. Миндалевидные черные глаза расширились, наполнившись тревогой. В один прыжок животное преодолело поляну и скрылось в лесу, стремясь оказаться как можно дальше.
Начинался новый День.

№12

Страж

Дождливый осенний рассвет начинался на Воробьевых горах необычно оживленно. На петлявших по овражкам тропинках появлялись и исчезали закутанные в плащи фигуры с объемистыми свертками за спинами, а на большой поляне недалеко от заросшего травой берега Москвы-реки деловито ставились шатры с деревянными щитами у входов и вкапывались в землю древки тяжелых влажных знамен. Взблескивали алюминиевые лезвия самодельных эльфийских клинков всех форм и размеров. Впрочем, находилось кое-что и получше – у кого хватало денег на модные темпоральные экскурсии. Замерзшие эльфы, орки, гоблины, сталкеры, вампиры и оборотни жадно грелись у костров.
В суете подготовки к турниру никто не замечал странно одетого человека, старавшегося привлечь внимание. Ухватив, наконец, за шиворот пробегавшего мимо эльфа в серебристом плаще и джинсах, человек спросил, медленно и с акцентом растягивая слова:
- Как мне найти Астрономический институт?
- Что? – округлил глаза паренек. Рванулся, выдрав клок синтетического плащика. - Это типа «как пройти в библиотеку», э?
- Мне нужен Астрономический институт, мальчик.
- Зачем тебе?
Незнакомец беззлобно отшвырнул паренька. Тот покатился кубарем, как получивший шлепка котенок, взбив фонтан грязи и клочьев мокрой травы. Тут же проворно приподнялся, ухмыляясь грязным ртом и готовый к новой остроте. Однако, внимательно оглядев широкую, прорванную по подолу рясу незнакомца, его грубые кожаные сапоги, залепленные грязью до самых голенищ, заискивающе зачастил:
- Послушай, послушай, так ты что, ты был… там? А ты что, часто можешь там бывать, да? Может, желаешь что продать? Так тут купят, тут все купят.
- Встретить полоумного на рассвете – к удачному дню, - миролюбиво проворчал незнакомец. Огляделся.
Его заметили. Несколько человек напоказ побряцали склепанными из старых кастрюль жестяными ножнами, скрывавшими не менее достойное оружие.
- Ты! Ты оскорбил нашего брата!
- В круг! Поединок!
Незнакомец не слушал, но осматривался с возрастающим интересом.
- Ого, да у вас тут целый бродячий театр, как я погляжу. Что за мистерию играете? Кликните-ка мне живо вашего maestro de juego.
- Эй! На компе будешь кликать! А мат у нас запрещен! Хочешь сделать вызов, так скажи, что…
- Imbécil! - раздраженно сплюнул человек в рясе и направился к центральной палатке, рассматривая щиты и знамена. - Что за бесовские игрища, клянусь Пресвятой Девой…
- Что вам нужно? Вижу, вы из опытных игроков? Или желаете что-то продать? – вежливо поинтересовался распорядитель турнира.
- Мне нужен Астрономический институт. Покажешь дорогу, вагант? Получишь реал.
- Это вы мне? Да я вроде не виртуален и так.
- Проклятье, да что у вас тут за сброд!? Я задал простой вопрос!
- Астрономический институт недалеко от главного здания Университета, это туда… - тихо произнесла, наконец, какая-то девушка.
- Спасибо, querida. Пошли тебе Господь хорошего мужа, не из этих фигляров, - человек в рясе кинул к ее ногам тяжелую старинную монету и пошел прочь. Распорядитель задумчиво проводил его взглядом.

***

Ливень ожесточенно хлестал гранит смотровой площадки. Старик в одежде простого доминиканского монаха опирался на скользкий парапет скрюченными артритными пальцами. Возле его босых ног с ревом неслись потоки холодной осенней воды и грязи. Позади него в серое небо возносился шпиль Университета; впереди, за обрывом, расстилался чуждый огромный город кричащих тонов и оттенков. Глаза священника равнодушно скользнули по огромным куполам новенького собора далеко внизу.
- Брат Томас!
Старик обернулся. Улыбнулся одними уголками суровых морщинистых губ.
Раймунд широко улыбнулся в ответ, блеснув крепкими зубами. Откинул со лба мокрые волосы. Его тяжелые сапоги загремели по перекинутым через глубокие лужи деревянным мосткам. Доски скрипели и гнулись. Раймунд соскочил в воду, подняв тучу брызг, с хохотом погрузившись почти по колено. Его спутник, кутаясь в широкий плащ и бережно придерживая большую кипу книг, обернутых пленкой, легко перебрался по тонкому настилу, стараясь не замочить низко вырезанные башмаки с позолоченными пряжками, и молча приветствовал Томаса поклоном.
- Mea culpa, брат Томас, припозднились мы, - совершенно не выглядя виноватым, Раймунд, усевшись на парапет, выливал из сапог воду. - Плутал я, точно баран, в окрестном лесочке. Брат Комбре уж заждался меня.
- Как успехи, брат Комбре? – спросил Томас.
Худой и тонкий, точно изображение с гравюры Дюрера, Комбре еще немного помолчал и нехотя произнес:
- Я был пока только в библиотеке института. Мне позволили взять кое-что, по математике и астрономии. Сегодня вечером будут лекции, по нужным нам… темпоральным переходам.
И снова замолчал, как-то болезненно поджав губы.
- Раньше люди путешествовали по Земле, а теперь вот и река времени подчинилась их кораблям, - проворчал Раймунд. – Но по мне, так здесь не хуже, чем в Палестине. Только людей гораздо меньше – леса, правда, кишат придурковатыми фиглярами, но города почти пусты.
- Что-то еще, брат Комбре? – старый доминиканец цепко глядел на ученого.
- Видел женщину, она ведет один из семинаров. Говорил с ней.
- И как она, не дурнушка? – хохотнул Раймунд, выжимая воду из подола рясы. Под рясой звякнули тяжелые звенья боевой кольчуги.
Комбре досадливо дернул щекой. Он был очень бледен. Кончик заостренного носа просто отливал синевой.
- Аликанте бы, брат Томас, - озабоченно ввернул Раймунд. – Пьют же хоть что-то приличное в этой забытой Богом дыре!
- Она сказала, – продолжал Комбре, - что даже их дети способны решать алгебраические уравнения. Для понимания же основ переходов во времени необходимо несоизмеримо больше. А уж для управления этими переходами…
- Так или иначе, мы-то смогли сюда попасть, - возразил Раймунд.
- Да! Как бараны, которым дозволили пройти! – выкрикнул Комбре; его лицо пошло красными пятнами.
- Ты справишься, - спокойно сказал Томас, положив ему руку на плечо.
- Ты не понимаешь! – воскликнул Комбре, сбросив его руку раздраженным движением. Тяжелая кипа книг не удержалась, рассыпалась по мокрым гранитным плитам. «Учебник по математике, 7 класс» было написано на одной из них. – Не надо было тебе звать нас сюда!
- Странное здесь небо, - вдруг сказал Томас.
Комбре дернулся, задрал вверх голову. Капюшон плаща упал с его наголо выбритой головы.
- Просто так рассеивается свет в атмосфере. Но оно странно, ты прав, - чуть усмехнулся он. – А что, брат Томас, наука и вера иногда приходят к общему знаменателю?
- По мере сил я всегда способствовал развитию наук в стране, которую люблю. Только я не терплю богохульства, даже от близких друзей, - большие светлые глаза Томаса кротко глянули на ученого.
- Извини, брат Томас, - Комбре пристыженно опустил голову.
Раймунд поудобнее уселся на парапете, скрестив ноги. Над ним лиловело небо – страшное, как брюхо какой-то гигантской издохшей рыбы. Голые черные ветви деревьев были как дорожки засохшей крови на этом протухшем трупе. И Томас подумал, как похож сейчас его друг на одного из рыцарей далекой эпохи Сида, на фоне тела поверженного им чудовища. Из почти двух тысяч рыцарей ордена Калатрава только Раймунд – магистр ордена - не испугался пойти с ними.
Хорошо бы и теперь удалось вот так же повергнуть врагов…
- Ты, брат Томас, зря полагаешь, что именно в этой эпохе, в этом времени – не знаю, как точно сказать, на это у нас брат Комбре мастер – живут самые что ни на есть греховные люди, от которых Господь окончательно отвернулся и которым Дьявол позволил шнырять во времени, чтобы сеять смуту и раздор. Люди во все времена одинаковы, просты и понятны – что здесь, что четыреста лет назад, что даже во времена Христа и первых апостолов. Возьми любого торговца из тех, что изгнал из храма Христос, – в самое короткое время такой освоится здесь совершенно. А уж такие понятия, как благородство и честь, вообще вечны и неизменны.
- Отчасти ты прав, брат Раймунд, - согласился Томас. - Как есть неизменные грехи, так есть и неизменные добродетели. И в этом смысле здешние люди не хуже нас, грешников. Мы все равны перед Богом.
- Надо понять причину, отчего именно из этого времени стали возможными путешествия в прошлое, и из прошлого – обязательно не далее этого времени. Средоточие чего здесь таится? Почему всем людям стало открыто прошлое, но закрыто будущее? Как оно все работает, каким законам подчиняется, в конце концов!?– воскликнул Комбре.
Раймунд беспечно пожал плечами.
- Лично я вижу пользу в таком положении вещей. Я вполне могу разыскать здесь оружие, что потребуется мне в борьбе с неверными.
- И ты прав, брат Комбре, - терпеливо согласился Томас. – Но подумайте еще вот о чем. Так случилось, что время в своей доступности стало почти подобно пространству. Так случилось, повторю я, не доискиваясь причины. И все больше и больше людей, презрев каждодневный труд и обязанности перед Богом, перед семьей и перед страной, пустились в бесконечные плаванья по реке времени. Зачем сеять хлеб, если можно просто взять его, в другом времени? Но ведь тогда наступит момент, когда никто не захочет сеять. Ничто так не развращает, как отсутствие необходимости трудиться. И тогда вся история человечества, от сотворения Мира, будет заполнена толпами праздношатающихся любителей легкой наживы. И перед ними не устоят ни наши храмы, ни традиции, ни наши ценности и святыни. Но самое страшное ты, брат Комбре, в пылу своих математических изысканий все же назвал. У людей нет будущего.
- Просто они не могут в него попасть, так же, как и в прошлое…
- Нет. Людям перестает быть нужным их будущее, когда к их услугам целые миры и империи прошлого. Свобода перемещения во времени есть самое большое искушение, коим мог бы соблазнить Дьявол человека и поработить его душу. Для того, чтобы уничтожить человеческий род. И только нам Господь дал силы этому воспротивиться. Так что поспеши, брат Комбре.
Мимо них с ревом промчались три черных блестящих чудовища, обдав водопадом брызг, и остановились в отдалении. Томас непроизвольно отшатнулся, вскинул руку к лицу, схватился за парапет. Раймунд не тронулся с места, сощурившись, проводив взглядом мотоциклы.
- А неплохие лошадки, - не без интереса пробормотал он. – Надо только поучить манерам их хозяев.
- Мне пора, - буркнул Комбре, решительно стискивая книги. – Вечером я сюда вернусь. – И растворился в воздухе, словно в густом осеннем тумане. Томас никак не мог привыкнуть к этому зрелищу.
Три невзрачных человека тем временем подошли к ним.
- Ты, – сказал один из них Раймунду. – Ответишь за драку на рыцарском турнире.
- Прежде ты извинишься перед святым братом, свинья! – рявкнул Раймунд, спрыгнув с парапета.
- Оставь, - тихо попросил Томас.
- Этот бомж и так почти голый, вода из лужи его только умоет, - осклабился другой и тотчас получил удар в лицо такой силы, что отлетел к парапету, перевалился через него и с воплем полетел вниз. А в следующее мгновение воздух разорвали два коротких глухих звука. Раймунд судорожно дернулся. Двое торопливо кинулись к мотоциклам, взревели моторы, и они умчались.
Раймунд покачнулся, упал на колени. По ткани на груди расплывалось темное пятно. Его лицо выражало безмерное удивление. Томас только и успел, что поддержать ему голову, когда тот упал на гранитные плиты.
- Что… - прохрипел Раймунд. И замер неподвижно.
Снова пошел дождь.

***

- Библиотека закрывается! Не могли раньше прийти, что ль? А… это вы? Нет, вроде другой какой с утра был… - толстая библиотекарша с заплывшими жиром свинячьими глазками смотрела неприязненно.
- Я хочу отдать книги, что утром взял мой друг.
- А что ж он, не придет? А как же мой семинар? – спросила неожиданно оказавшаяся рядом женщина в коротком облегающем красном платье и туфлях на высоком каблуке.
- Он не придет, - сказал Томас.
- О, так жаль! Надеюсь, с ним ничего не случилось? Ну, тогда, быть может, вы зайдете? Не ко мне, так еще куда-нибудь. У нас широкий выбор, - женщина призывно повела красивой рукой.
Стены душного коридора покрывали объявления. Томас, ведомый женщиной сквозь гомонящую толпу, медленно читал названия проводимых здесь семинаров: «математические основы темпоралистики», «мы и время», «как попасть в средневековье и прожить там один день», «торговля с людьми средневековья», «торговля людьми в средневековье». Названия шли одно за другим: «королева Изабелла – как она любит», «Изабелла – что она жрет»…
- Что это? – выдохнул, не выдержав, священник.
- Вы же понимаете, что не всем под силу математические основы, - рассмеялась женщина. – А желающих, так сказать, приобщиться очень много. Вы же понимаете, тут такие возможности! Наши семинары поясняют практические нюансы…
- Почему это все происходит в Астрономическом институте?
- Просто традиция. Когда-то проблемами времени занимались именно здесь. Но вы выбирайте, выбирайте! – она попыталась взять священника под локоть, но тот решительно, хоть и деликатно отстранился.
- А звезды?
- Звезды давно уже никого не интересуют. А как вас зовут? Кто вы? - женщина снова попыталась прикоснуться к его руке.
- Я Томас. Инквизитор.
Женщина резко отдернула руку.
- С ума сойти! – воскликнул стоявший рядом юноша. – Обалдеть! Настоящий инквизитор! Эй, ну-ка гляньте!
- И ничего смешного! – надула губы стоявшая рядом молоденькая девочка. – Эти гады жгли на кострах хороших женщин, называя их ведьмами.
- Расисты!
- Против свободы!
- Против однополых браков!
- Да бросьте, не такого ж старика нам бояться!
Томаса окружили несколько человек. Кто-то озорно затянул:
«Он страшными глазами сверкает,
Он страшными зубами стучит,
Он страшный костёр зажигает,
Он страшное слово кричит:
«Патер ностер, в ж..пу вас!
Пообедаю сейчас!»
Дети плачут и рыдают,
Торквемаду умоляют:
«Милый, милый отче наш,
Смилуйтесь над нами,
Отпусти нас поскорей,
Переспим мы с Вами!»
Громкий � �охот был ответом остроумию куплетиста.
Томас, хладнокровно стоя посреди беснующегося круга, не отпускал своими пронзительными светлыми глазами женщину.
- Скажите, с чего все началось?
- О чем вы? Я не понимаю, - она, казалось, хотела уйти, но отчего-то не могла, беспомощно глядя на инквизитора.
- Кто первый создал темпоральный портал?
- Да он сам возник, никто его не создавал, - неохотно буркнула женщина. – Мы только его использовали. Это своего рода закон природы. Самое замечательное, - она снова воодушевилась, - что нет никаких глупых временных петель и парадоксов, можно путешествовать только в те места, где парадоксов по определению нет! Впрочем, вы, наверное, не понимаете всех этих терминов?
- Спасибо, - нейтрально кивнул Томас. – Я подумаю.
Видя, что не производят на священника никакого впечатления, юнцы примолкли и разошлись кто куда. Разбрелись и остальные. Настало время семинаров.
Томас некоторое время стоял в одиночестве, потом подошел к окну, дрожащими пальцами вцепился в край подоконника. Сердце бешено колотилось где-то в горле.
Во внутреннем дворе института тоже шли непонятные Томасу занятия. Люди суетливо выстраивались в очередь - и исчезали, один за другим, под руководством женщины в красном платье. Раз, раз, раз! – как шарики, по которым бьют палкой, исчезали они где-то в иных временах, влекомые одним лишь стремлением - попасть в мир своей мечты… Своей ли мечты?
Двор опустел. Стемнело. Снова моросил дождь. Только в коридоре, на втором этаже, где стоял Томас, глаза слепил белый свет длинных ламп вдоль потолка.
Томас медленно пошел вдоль стены, мимо дверей, куда всего каких-то полчаса назад заходили люди. Осторожно приоткрыл одну и распахнул настежь – темно и тихо, только силуэты пустых стульев.
На этаже он был один.
Мелькнула страшная мысль: остался ли вообще кто-нибудь в этом мире? Или все ушли во взлелеянные с детства миры – просторы первобытных степей, изобилье и нега жаркой Эллады, Америка, еще не познанная европейцами…Или торговля, безудержный бег торгашей из эпохи в эпоху? Но как же будущее человечества? Или оно действительно перестало быть нужным? Вот оно, последнее искушение. Грех, перед которым никто не смог устоять.
Томасу становилось трудно сосредоточиться. Раз, раз, раз – словно наяву исчезали перед его сознанием люди. Как шарики, как мельчайшие частицы, как элементарные единицы, обманутые и абсолютно послушные… кому?
Комбре много говорил ему что-то о таких вот, послушных, бегущих на любой зов… Нейрон - единица нервной системы. Греческое слово, ничего не говорившее Томасу. Комбре тоже говорил путано. Это слово означает какую-то мелкую частицу, движущуюся в мозгу каждого человека и создающую поток мыслей. Очень сложная, хоть и на первый взгляд невзрачная частица. В организме человека насчитывается более ста миллиардов нейронов. Чем сложнее нейрон, тем совершеннее мозг. А сколько сейчас людей? «Сейчас» - не слишком подходящее слово. Сколько людей постепенно и удивительно слаженно путешествуют во времени? Сколько людей – этих удивительных и сложнейших творений Господа - вовлечены в этот странный поток? Как будто некий мозг, необъятный не в пространстве, но во времени, растет, живет, мыслит и крепнет за счет человечества. А люди – всего лишь материал, промежуточная ступень эволюции… О, Комбре, Комбре! Зачем ты ушел, зачем решился на грех самоубийства? Как нужен ты мне сейчас! И как нужны твои знания! Люди – как нейроны? Нет, такое невозможно изобразить даже столь любимыми тобой формулами…
Да этого просто и не может быть. Бог любит людей. Только людей! Не для иных разумов отдал Он своего Сына. А потому происходящее здесь есть работа Дьявола, овладевшего временем, оседлавшего его, развернувшего и, точно ребенка, взявшего покататься на нем человечество.
Но тогда все вернулось на круги своя. Нет нужды понимать суть путешествий во времени, но надо противостоять Врагу рода человеческого.
- Сила моей молитвы, - произнес Томас, медленно, но уверенно ступая босыми ногами по коридору, в котором одна за другой гасли лампы, - сила моей молитвы - в моей безупречной жизни, которую я до своих восьмидесяти лет посвятил Господу и моей стране, верно оберегая ее от еретиков и нарушителей божественного мироустройства. Если пойду я и долиною смертной тени, не убоюсь я зла, потому что Ты со мной!
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое,
Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»
Дождь, словно живой, рыдал, хохотал, метался, пока священник читал молитву. Казалось, глубокая ночь наступила уже давным-давно, а Томас все шел по коридору, который плавно вел вниз и все не кончался.
Томас подошел к дверям, ведущим на улицу. Около них, сгорбившись, что-то делала женщина-привратница.
- Пропусти меня, - хрипло, но уверенно сказал Томас.
И женщина, на приземистой горбатой фигуре которой болтались обрывки красного платья, отползла в сторону, не смея поднять лица на инквизитора.
Двери распахнулись настежь. Дождь прекратился, и теплый сухой ветер дохнул в лицо.
От слабости снова дрожали руки. Томас попробовал вернуться домой, как он это уже делал сегодняшним бесконечно длинным днем, когда держал на руках мертвое тело Раймунда. И не смог. Радостный и усталый, он опустился на широкую лестницу. Ему на мгновение ярко и стремительно привиделось, как корчится и издыхает гигантский мозг, точно грязно-лиловая морщинистая туча, почти родившийся в пространстве-времени, не доступном человеческому пониманию. Но для истинной веры не существует преград.
Болело и ныло все тело. Это всего лишь артрит. Не больнее, чем было брату Комбре, когда он, так гордившийся своими знаниями, увидел, что такое наука в этом мире будущего, и решился на смертный грех - самоубийство. И не больнее, чем было Раймунду...
«Но я теперь здесь, волею Господа моего, - думал Томас, все еще дрожа от пережитого страшного напряжения. – Теперь я нужен здесь, чтобы выполнить долг перед Богом и человечеством. Однажды я был апостолом и видел сына Божьего, однажды я был и Великим инквизитором… в разные эпохи призывал меня Господь, и несть им числа. Теперь Господь призвал меня быть здесь, и я буду здесь, потому что ни Дьявол, ни его служанка-время не властны надо мною».

№13

2400 год. Пояс астероидов

Субботнее позднее утро внутри астероида Парма плавно перетекало в полдень. Искусственная подсветка купола стала ярче. Короткий разговор Глеба с Анзором Винсом близился к завершению.
- Сегодня ночью сестренка Лаура будет у тебя, - сказал Анзор у порога коттеджа и улыбнулся, вернее, попытался изобразить улыбку.
Глеб посмотрел на будущего шурина и молча кивнул. Анзор, его братец Ирдыг, старшая сестра Томика и родители – короче, почти вся семейка Винсов - были ему неприятны: фамильный винсовский снисходительный взгляд сквозь припухшие щелочки глаз (как же, как же – богатая семья), одутловатые лица, квадратные тела-бочонки, и, если бы не Лаура…
Лаура! Глеб мечтательно зажмурился… Пятнадцать лет, изящная фигурка, немного детское лицо, локоны каштановых волос, тонкие брови, черные распахнутые ресницы и глаза - как два сапфира.
Лаура, младшая дочь Винсов, ни капли не похожа на свое семейство. Это - яркая радостная комета среди угрюмых темно-серых астероидов! Это - шикарный межпланетный лайнер на фоне ржавых кораблей-рудовозов. Это…это Лаура Винс! Красавица с астероида Гамма. Он задохнулся от переполняющих эмоций и открыл глаза…

- Ну что, Глеб, давай, наверно, документ? - напомнил о себе Анзор.
Документ (небольшой брелок-микросхема правообладателя) с координатами прозрачного кварцевого включения в астероиде и орбитальными координатами самого небесного тела был довольно ценным. Всего трижды, за десяток лет его помощи отцу, большие, диаметром под тридцать метров, «кварцы» попадались им внутри астероидов при поисках золотого песка. Два документа на правообладание отец уже продал перекупщикам (часть средств ушла на обновление горного оборудования, остальные деньги скоро уйдут в Клинику), а третий – третий принадлежал Глебу; точнее, документ должен был оплатить обучение в недорогом университете на окраине империи.
«Кварцы» вырезались из астероидов, затем переправлялись поближе к Земле. И уже там, на земной и лунной орбитах, строители-ювелиры из них делали кварцевые виллы и бунгало. Мода – иметь свой престижный, ограненный «угол» в космосе, держалась уже несколько десятилетий. Блестяшки на орбите – говорят, очень красиво.
Конечно, Глеб мечтал о такой вилле для Лауры, но, во-первых, у него не было денег для извлечения и переделки кварца, а во-вторых – в стане Винсов очень нужен союзник…
- Нет, Анзор, - ответил Глеб ровеснику, - документ получишь в полночь, как договаривались. Не волнуйся, у будущих родственников всё без обмана.
- Ладно, ладно, спешить действительно некуда, - согласился Анзор и, пожав руку, ушел по улице к центру.

Родственник… Как он обрадовался, узнав про документ. Но, деваться некуда – их семейный катер в ремонте, брать чужой катер – за это и шлепнуть могут, а просить у кого-то… просить не хотелось. В общем, не получалось у Глеба слетать на Гамму, чтобы выкрасть Лауру. А время подпирало – папаша Винс, со слов Лауры на последнем свидании, всерьез говорил о помолвке младшенькой с каким-то сынком адвоката родом с Земли.
Глеб долго смотрел вслед Анзору, пока тот шел по улице вдоль стандартных коттеджей. Интересно, куда он направился: в клуб, магазин, бассейн? В центре Пармы располагались все общественные здания, там же сходились шесть лучей-улиц. Словом, как и везде, - обычный жилой герметичный купол-комплекс в полости большого астероида. Таких поселков с искусственной силой тяжести в Поясе несколько сотен.
Будущий шурин завернул к стоянке катеров - значит, сразу полетит к себе, на Гамму, - правильное решение. А Глеб, постояв на пороге еще пару минут, вошел в дом.
В шестикомнатном двухэтажном коттедже, где Глеб с родителями жили втроем, очень тихо. Предков не будет пару недель, это точно. Сейчас они, наверно, подлетают к Земле. Реставрация в Клинике – важная веха. Отцу и матери под девяносто. Время поменять печень, почки и другие «расходники», сделать полную профилактику. Пусть спокойно занимаются своими делами, пока их двадцатилетний сын надумал жениться.
Причем, о женитьбе, кроме Лауры и её братца, никто не знал…

С Лаурой они познакомились в церкви. Хвала Господу, на Парме, в отличие от Гаммы, была церковь. Каждое воскресенье вся семья Винсов прилетала в поселок на мессу во славу Единого. Семь месяцев, пять дней и четырнадцать часов назад Глеб впервые увидел Её. Да! Именно так! Именно тогда он вполуха слушал проповедь, сидя на боковой скамье, и разглядывал профиль Лауры под плавную речь отца Ингура о вечном и приходящем. Темные локоны опускались от висков, ласкали её лицо.… Лаура, как будто почувствовав его изумленный взгляд, слегка повернула голову. Их глаза встретились. Лицо стало горячим.
«Голодные скулы», - подумал Глеб. Она отвернулась, а после мессы, когда папаша Винс позвал ее, он узнал самое прекрасное имя в космосе – Лаура.
Потом было несколько случайных встреч в магазине; там же они первый раз заговорили. Матушки Винс, к счастью, рядом не было, когда Лаура примеряла шляпку, и Глеб брякнул:
-Чудо, как хороша.
Наверно, они оба покраснели, но продолжали еще несколько минут вести странный «птичий» разговор о какой-то шляпке… В итоге, эти гляделки в церкви, разговоры в магазинах и встречи в клубе закончились поцелуями в малом парке. Ничего не замечая, парочка обнималась на скамейке, пока глебово ухо не потянуло вверх голову, а за ней и туловище. Да уж, папаша Винс был черен от гнева. До сих пор непонятно, как Глеб, взрослый человек, смог выдержать это унижение. Но, всё-таки, то был отец Лауры; человек, державший в строгости своих детей. Винс не вышел из себя, он только скрипнул зубами и коротко сказал:
- Увижу вместе - лазером тебе отрежу!

Возможно, тогда у папаши Винса и зародилась эта мысль о помолвке младшей дочки со «стоящим человеком» с планеты. Старшая, кстати, тридцатилетняя Томика, так и не вышла замуж. Да и кому нужна такая страшилка. И оба брата тоже не женаты, уродцы. Неизвестно, почему папаша Винс, не поженив старших детей, решил определить судьбу младшей дочери; но, вернемся к Лауре. После «залета» с поцелуями влюбленным стало трудней встречаться, родители всё время контролировали Лауру. Их встречи – они были какие-то мимолетно-мгновенные. Рраз – и Лаура упорхнула на полупоцелуе. Но, все же, именно эта кратковременность и разогрела их страсть до температуры солнечной короны. Месяц назад Глеб спросил Лауру:
- Пойдешь за меня?
- Да, - ответила она.
Разумеется, у родителей были свои иллюзии в отношении детей, и женитьба туда не входила. Впрочем, Глеб с Лаурой и не собирались посвящать их до поры.
Глеб придумал простой и приятный план, после выполнения которого папа и мама Винс уже не смогут противиться свадьбе, но для этого надо, чтобы Лаура ночью оказалась с ним. Вот так и пришлось подключить к плану Анзора, который, поколебавшись, согласился помочь, почти безвозмездно. Ладно, в конце концов, Лаура важнее тысячи кварцевых вилл…

Глеб включил очиститель воздуха, задал роботу режим быстрой уборки и прошел в свою комнату. Как же медленно тянулся вечер субботы. Парма отдыхала после трудовой недели.
Наступит понедельник, и рабочие катера золотодобытчиков разлетятся по астероидам. Мало осталось золота в Солнечной Системе, а на Земле – только вблизи ядра. И поэтому, ищут золотишко люди по всему Поясу, ищут, но, об этом в другой раз…
Вот и полночь. Тихий стук в дверь-шлюз. С колотящимся сердцем он поспешил открыть. На пороге стояли, одетые по последнему писку моды, Анзор в накидке-балахоне и Лаура в темной чадре.
- Документ давай, - прошептал Анзор.
Получив брелок-документ, Анзор бесшумным шагом ушел к катеру.
Глеб взял за руку Лауру и провел в дом. Дверь за ними закрылась. Не включая свет, он нашел её губы. Сладкие. Долгий поцелуй; он, этот поцелуй, прошел вместе с ними от входных дверей на лестницу второго этажа, и далее, в его комнату. Глеб смутно помнил, как они сорвали друг с друга одежду. Лаура смеялась и что-то шептала. Они соединились, и это получилось божественно. На вселенских качелях пела и наслаждалась вместе с ними Её Величество Ночь. На миг они оторвались друг от друга, но тут же опять сомкнули объятия. Как маньяки, как будто в последний раз, снова и снова сливались они в любовном экстазе. Счастливый, Глеб думал, что это никогда не закончится.
А ночь всё длилась и длилась. Медленно сыпался золотой песок из её часов…
Перед рассветом, когда уже немного пресытились друг другом, Глеб вспомнил о хлебосольстве и ушел за вином.

Включив свет на кухне, налил в хрустальные бокалы Абрау-Дюрсо. Из комнаты слышалось пение Лауры. Он никогда не слышал раньше, как она красиво поет. Сказочная ночь. Теперь нужно будет как-то всё объяснить родителям. За своих Глеб особенно не опасался, а вот папаша и мамаша Винс… Но, впрочем, как говорится, куда они денутся с астероида. Если девушка… если так получилось, то здесь есть и вина родителей. Недоглядели. Папаша Винс не станет привлекать меня к суду, думал он, ведь у них с Лаурой всё случилось по любви. И, Глеб ведь совсем не против женитьбы; тут, однозначно, надо жениться, раз уж девушка утратила невинность. Таковы порядки у них в Поясе. Хорошие порядки, правильные.
С этой мыслью Глеб вернулся в комнату к Лауре, включил минимальное освещение и протянул ей бокал…
О! Оо! Нет! Томика! Что ты тут делаешь? А Лаура…где? Оохх!
С кровати на него смотрела обнаженная Томика. Рыхлое тело, пухлые ножки и лицо, страшнее исковерканного мусорного бака. А эти усики…Ооо! Нееет!
Томика улыбнулась ему с высоты своих тридцати лет и опять замурлыкала песенку.
Как быть? Глеб посмотрел на часы. Шесть утра. Выставить её прочь? Как быть?
Его сомнения прервал стук в дверь, точнее – это были удары.
- Мерзавец, открывай! Признавайся, моя дочь у тебя? - рычал рассерженным зверем за дверью папаша Винс.
Он не открыл, просто в шоке слушал голос Винса через громкую связь. В голове не было ни одной мысли.

Томика подошла к переговорнику:
- Папа, я здесь по доброй воле. � �е волнуйся, Глеб славный; он очень славный.
- Не ночевала дома! С тобой будет отдельный разговор, - рычал Винс, - а по Глебу плачет тюрьма.
- Папа, Глеб хороший, - грустно, чуть не плача, говорила Томика.
- Его место в тюрьме! – продолжал злиться Папаша Винс.
- Посслушайте, мастер Винс, так получилось, ваша дочь провела здесь ннекоторое время, - заикаясь, произнес Глеб.
- Некоторое время, - орал, не успокаивался Винс. – Глеб, ты помнишь наш разговор насчет лазера?
- Нет, папочка, Глеб женится на мне; он славный, - тараторила Томика.
За дверью замолчали; слышалось лишь яростное сопенье, и ярко-вишневая точка расцвела в районе крепления верхней петли. Вот черт, папаша Винс действительно воспользовался лазером. Глеб мгновенно покрылся холодным потом – шансов выстоять в рукопашной, даже против безоружного матерого мужика не было никаких.

Между тем, Томика подошла к стене и включила диагност, простенькую модель семейного доктора, встроенную в любой коттедж. Томика пробежалась по клавиатуре, затем приложила руки к сканирующим плоскостям и замерла на несколько секунд.
- Поздравляю, у вас будет мальчик, - раздался в тишине баритон диагноста.
Изумленные глаза Томики. Раскрытый рот Глеба. Тихое шипение металла, плавящегося под лучом.
Глеб помотал головой:
- Мальчик?
- Зачатие качественное, плод без отклонений, пол мужской, - официально подтвердил диагност.
- Папа, папа, ты стал дедушкой. У тебя внук, - неестественно громко сказала Томика в переговорник.
За дверью что-то звякнуло. Шипенье металла прекратилось – видимо, лазер убрали.
- Внук!? Какой же ты шустрый парень, Глеб, - произнес растерянно Винс и добавил, - как это неожиданно, как быстро.
Вот так воскресным утром Глеб стал отцом, и …через месяц у них c Томикой по всем приметам будет свадьба. Прости, Лаура.

№14

Добрый самаритянин

(посвящается Тау, в качестве извинения за не случившиеся обязательства, за, возможно, неоправданные надежды)

В общем, сволочью я последней оказался…
Нет, ну если бы не этот проклятый конец света, разрекламированный всяческими шарлатанами, лжепророками и иже с ними, может, и не было бы ничего. Виноват-то я в чем? В словах, в желаниях своих всего лишь? Разве материальны они-то?.. А может, и не виноват вовсе, так, накручиваю себя понапрасну, сердце надуманными злодеяниями бережу, кто его знает?
Летом это случилось… Как сейчас помню, варенья решил на зиму наварить, это притом, что знаний в этом деле моих никаких нет, то есть вообще. Раньше-то жена этим занималась… И вроде, рядом я был… Но вот что она делала, хоть убей, не соображу… Не интересовало это меня тогда…
Катюшей ее звали… А сына – Алексеем… Сбила машина, и не стало ни Катюшеньки моей, женки любимой, ни сына малолетнего… А ведь в город они ехали, в больницу, на небольшую операцию - удаление грыжи на боку малого. Экая ведь оказия судьбы.
Время – оно все лечит, раны душевные затягивает. Несколько годочков прошло, и вроде осталось все в сердце, но лица в памяти потускнели, заволокло туманом события тех лет… осталось только ощущение одиночества, брошенности, точно щенка квартирные ребятки, и не злые вовсе, приласкали, накормили, наигрались вволю и просто оставили… Но на детей, честное слово, без раздражения с тех пор смотреть не могу, соседская-то детвора резвится на улице, не угомонится, а у меня от их смеха точно ножом по горлу. С чего это, в толк не возьму… Всегда маленьких любил.
Хотя оно, конечно, все и понятно, разумеется…
Утром еще того дня солнце только-только на небо взошло, зорькой ранней заиграло, взбрело мне в голову варенье варить… Насобирать ягод, от мелкого мусора, вроде веточек, листиков, палочек – очистить, – это не проблема, а вот самый процесс… Помнится, ягоды собирал дольше возможного, до последнего момент откровения откладывал… Не люблю пустым делом заниматься, а испортится все, для чего ж, спрашивается, маялся? Видела б меня Катя, дурачком бы назвала, горем-луковым, потеряшечкой, как ни есть бы пристыдила, эх…
А узнала бы, для чего все это затеял…
Но я твердо намерился довести дело до конца. Рецепты – это, конечно, не для меня… Книжки, толстые тетради жены с почерком красивым, убористым, разумеется, полистал… Полистал и бросил. Не для меня все эти премудрости страшные, невыполнимые, для простых людей – то опасное болото. Главное, идею основную в голове крепко держал: сахара много должно быть, в нем – основное для зимних запасов спасение только от нерадивого хозяина вроде меня.
«А прав ли, нет, там оно видно будет», – думал так.
Вышел тогда из бани проветриться, на скамейку, что возле дровяника, сел, закурил, о чем размышлял, уже и не упомню, все мысли о конце света крутились, о банках, стерилизуемых на печи, да о солениях-варениях.
Я ведь с чего все эти дела житейские задумал? Как-никак, конец света, какой-никакой фальшивый, а хоть развлечение для ума, поиграть в спасение, оно, чай, не вредно, а для меня, может, и совсем полезно. Крыльцо даже починил, давно нужно было, но все как-то руки не доходили; кой-где доски заменил, чуток подкрасил, да забор покосившийся подправил, и так еще по мелочи. Не полноценный ремонт, но так… Чтобы, значит, будущее разрушение планеты и начало выживания всего человечества, если вдруг таковое все-таки наметится, встретить не стыдно было. Подготовленным. И запасы вот… Ну тоже так…
Свечерело уже тогда. Бегал, бегал… что-то думал, и вот ничего толком еще готово не было, так, серединка на половинку, а темень потихоньку подкралась, окутала все в покрывала свои серые, так что гостя своего я уже и не видел, силуэт только.
– Ну здравствуй, – говорит. – Занят, али поможешь человеку пришлому, незнакомому?
– Да смотря чем помочь-то, – отвечаю, а у самого интерес вдруг проснулся, чтоб ему омертветь навсегда, век не показываться. – Застрял, что ль? У нас тут дорога одна по низу идет, размывает часто. На ней?
– Ну… – плечами пожимает. Вроде как и сам не ведает. Повел он, значит, за собой, и не на дорогу ту, к полю все ближе, да по тропиночкам, а у самого ни фонаря, ничего, и уверенно так идет, верно, знает. «Хотя, если городской, то уверенность тут может быть штукой ложной, – думаю. – Знаем, плавали». Развеселился я тогда, от варенья, духоты банной расслабился, и не говорю ничего, жду, сам когда поймет, что заплутал в трех соснах-то незнакомец мой самоуверенный. Объяснял же, фонарь – пять минут найти, нет – торопился уж очень путник заезжий.
– Подтолкнуть бы надо, – бормочет тут.
Это он, конечно же, очень поздно заговорил… Да и я, пропащая, глупая башка, задумался сильно, не вспомнил, что яму в этих местах как раз разрывали - для чего, это мне и по сию пору осталось неведомым, ибо она так вот и сейчас посередь бескрайнего колышущегося поля в свои сети путника неудачливого ловит. А тогда, в темноте, я так и полетел для самого себя неожиданно вверх тормашками, и ладно бы на дно по сухому, так ведь в воду угодил. Ничего, что лето, холодно оказалась. Этот же рядом через несколько секунд бултыхнулся…
Мне так кажется иной раз, что если бы не вода, не настроение мое философское – то и не было ничего… С другой стороны, разве случилось что катастрофичное, поменялось чего в мире, реки потекли вспять, а в небе зажглись аж еще три солнца? Просто мне… мое ожидание конца света, эдакое развлечение, более присущее ветреной молодежи, загодя испортила собственная причастность… мнимая, тошнотворная и никому не нужная. Мучиться от того, что ты не натворил, не смог бы ни в коем разе, даже при самом сильном желании – то еще ощущение. Точно виною сильнейшего наводнения обозначили тебя, и вот вместо того, чтобы сказать: «Братцы, вы чего? Совсем с дубу рухнули?» - ты начинаешь думать, сомневаться, искать какие-то дурацкие причины собственной причастности, и вот это состояние – и есть самый беспощадный ужас для ума.
Ведь помог же заезжему бедолаге, а? Техника – она, конечно, вершина прогресса, но без физической силы тоже иной раз не выбраться… Интересная у него штуковина оказалась, другой, из многочисленных любителей потустороннего, верно, сообразил бы себе, что НЛО сие или еще чего, только в наше время разве можно такое думать?.. Много чего сделано. Много чего сделано еще может быть… Конечно…
И на инопланетянина мой невольный знакомый похож не был, разве только лица его я так и не усмотрел, но то понятно совершенно: когда испытываешь новый объект, тем более, какой засекреченный, правительственный, разве приятно каждому встречному показываться? Да и вредно это… для здоровья. При всех так называемых «великих демократических принципах и правах человека»…
Я не знаю, даже не могу воссоздать мысленно деталей той махины, которую мы выталкивали из ямы, осталось только стойкое ощущение металла под руками, ужасно холодного… Скользкого. Неприятного на ощупь. Хотя, возможно, уже в то время испытал первые признаки приходящей лихорадки? Знобило уже тогда. После банной жары - да в холод, вероятнее всего…
Машина или что другое это было у странного пришельца, добрался ли я до дома по верху или по земле - то, в общем-то, не важно, потому как и вспомнить это не в моих силах; другое особенно меня тревожит, и я не могу найти тому объяснения, просто логического для себя понимания, успокоения какого-нибудь… Зачем? Зачем этот… человек спросил про конец света именно меня? Почему именно меня? Разве не мог найти для своего вопроса кого другого? Я ведь ему помог, как-никак…
– Ты веришь в Армагеддон, второе пришествие, последний суд?
– Я это все жду… с нетерпением.
Так бы язык себе и оторвал за эти слова… и другие… такие же. Разве ж бывает такое странное стечение обстоятельств? В тот самый момент, когда раскрыл душу, объяснился, можно сказать, покаялся во всех своих смертных грехах, почувствовал что-то чужеродное, неземное, нечеловеческое в словах, интонациях, движениях незнакомца… А может, и показалось? Слова сказать больше не успел, исчез-то он быстро… на своей… машине, не оглянулся.
С той поры нет покоя в моей жизни, в голове моей многострадальной…
Просто хочется, в конце концов, чтобы прошла уже эта дата предстоящего столпотворения и я мог спокойно ждать следующего пришествия, эдакого большого коллапса. Спокойно – это самое главное.
А вы – спрашиваете о каких-то метеоритах! Видел ли чего? Да откуда я знаю? И какая разница, были они или не были… Не в том ведь дело. Совсем не в том! Да, я ждал Третьей мировой, второго пришествия, чего-нибудь, признаюсь перед вами и перед самим собой, и хотел, чтобы умерли люди виновные и безвинные, потому как по-другому не бывает. Потому что не мог видеть, как другие… живут, мечтают о чем-то, имеют какие-то цели, верят в какой-то смысл всего живого, тогда как у меня всего этого давно уже не было. Именно. Но я не хотел чувствовать себя в этом причастным, виновным, понимаете ли вы это?..
И разве мысли, желания, слова одного-единственного, самого что ни на есть заурядного человека имеют какое-то реальное значение для всего мира? Нет, конечно, глупость все это… Блажь… Если Земля и полетит в тартарары – это будет кара Господня за вину всей цивилизации, цивилизации никчемных, пустых людей, которые даже в отношении себе подобных поступают бесчестно. Достаточно просто внимательнее взглянуть вокруг… на себя, например.
Мог ведь я отвезти Катеньку… И не добиралась бы она на автобусах… Лень мне было, что ли? Открестился, отделался заявлением о тяжелой работе, усталости, еще чем-то, а ведь просто хотел отдохнуть от них, от семьи своей, побыть в одиночестве.
Вот и получилось…
В общем, сволочью я последней оказался…

№15

Парус над лесом

(вне конкурса)


Люблю это время года, когда огненные платаны уже роняют на землю листья, но воздух по утрам еще только прохладен, а в единственном парке наконец-то становится безлюдно.
Кабу тоже нравится тут бывать. Правда, больше потому, что летом прогулки заканчиваются слишком быстро – он во что-нибудь ввязывается, и я его увожу.

Иногда я думаю, что хотел бы остаться здесь навсегда, заблудившись среди этих деревьев. Но, к счастью, потом быстро трезвею.

Маленькая харчевня на краю парка еще не свернула летнюю торговлю, и последние любители природы завтракали сейчас, ежась на сентябрьском ветру. Крошечные полотняные навесы шуршали над головами посетителей, как крылья огневок. Только, в отличие от них, полотнища были вылинявшего, светло-серого цвета. Тут и там они оказались украшены опавшими рыжими листьями морского платана и розовыми – аронии.
Я неторопливо пил свой любимый темный грог с двумя пряностями против трех и поджидал одну знакомую девушку. Красивую и очень, очень молодую. Даже слишком.
Обычно она появлялась спустя десять минут от назначенного времени и говорила что-то вроде…
- Я надеялась, хотя бы в этот раз у вас хватит совести не приходить, дядюшка Ал.

Я отхлебнул грога и отсалютовал ей кубком.
- Не очень на это рассчитывай, дитя, потому что я слишком люблю бывать в этом парке.
И не встал, чтобы помочь ей усесться. В конце концов, я злодей, верно? Одним преступлением больше…
- Что ты будешь сегодня? – спросил я, жестом подзывая разносчицу.

Она ог лянулась вокруг, без улыбки, которую можно было ожидать от девочек ее возраста.
Утта была очень похожа на Каба: те же темные глаза под приподнятыми к вискам, словно удивленными бровями, тот же длинноватый прямой нос и густые каштановые волосы над высоким лбом.
Впрочем, Каб улыбался намного чаще, особенно сейчас. Дочь же не спешила радоваться жизни, хотя в ее шестнадцать лет у нее на это были все основания.
Возможно, я просто не вижу ее другой. В самом деле, встречи раз в месяц – это не очень-то часто.
Тем временем Утта избавилась от тяжелого бархатного чепца, вытянула под столом ноги, так что ступни привычно уперлись в мои ботинки, и с бесцеремонностью вчерашнего ребенка оглядела мой костюм.
- Пусть принесут слоеных пирожков на заячьем жире и миндального крема. Полную чашку.
- Твоя мать этого бы не одобрила, - поучительно сказал я, - а что будешь пить?
- Две мерки тминного грога и побольше сливок сверху, - мрачно проговорила Утта, потом добавила: - Вот потому-то я вынуждена ходить на эти глупые встречи. Не понимаю, кому они нужны… И раз уж ты любовник моего отца, как мне все говорят, перестань одеваться как мелкий колдунишка с окраины Земли.
Я допил грог и попросил еще.
- Ты всегда была довольно неприятным ребенком, - равнодушно сообщил я жующей Утте. – Но сегодня почти превзошла себя. Мы с твоим папенькой вернулись только вчера, а там, где были, сейчас уже зима, да такая, что птицы на лету мерзнут. Поэтому твое величество должно смириться с моим теплым плащом. Тогда, так и быть, я прощу то, что ты испачкалась в сливках. И креме. И…
- Хватит, хватит! – Утта наконец улыбнулась. - Ну простите, дядюшка. Я не люблю, когда... где еще осталось?
- Давай, я вытру. Видела бы твоя мать…
Ветер, круживший по дорожкам парка, срывал с деревьев листья. Один летел прямо к нам, так что ничего не стоило перехватить его и приколоть в лежащему на столе чепцу. Уже в виде брошки, конечно. Помнится, в детстве Утта обожала мои фокусы.
- Наелась? Если да, то пойдем, я хочу с тобой кое о чем поговорить.
- Да, пошли. – Она надела чепец, потом задумалась и перевернула правильно. – Ал, скажи… скажите мне…
- Что?
- Нет, ничего.
И поджала губу, живо напомнив свою родительницу.

- Отец снова не захотел встретиться? – спросила Утта, когда мы отошли от харчевни подальше.
- Прости. Я не сказал ему, куда иду.
Утта, вознамерившаяся по старой привычке взять меня под руку, отступила на шаг.
- Что это значит?
- Не хочу, чтобы ты опять его мучила, как весной. Контракт был тяжелым, � � твои обиды – последнее, чего я желаю Кабу.
Она молча подала мне руку.
- Я понимаю, Ал. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я так хотела, чтобы отец меня вспомнил! И меня, и маму, наш дом. А он только улыбался и спрашивал тебя «кто это, Ал? ты ее знаешь?» И все было намного, намного хуже, чем даже обычно…
- Прости, что так быстро увел его тогда, Утта. Ты уже почти взрослая, скоро я смогу всё тебе объяснить.
Она наконец-то открыто зашмыгала носом, став похожа на ту маленькую девочку, которую я знал.

- Куда мы идем? – спросила она, высморкавшись в мой платок и поправив рукава.
- В контору, где нам нужно подписать кое-какие бумаги. До твоего совершеннолетия остался всего год, так что ты уже имеешь право распоряжаться частью своих денег и понемногу знакомиться с делами.
Я украдкой посмотрел на нее, поражаясь сходству с моим беспечным ныне другом.
- Нами составлена бумага, по которой опека над Кабом переходит к тебе, как к ближайшей и единственной родственнице. Просто на случай, если со мной что-то случится. Поэтому, дорогая, постарайся не умереть от какой-нибудь глупой лихорадки до тех пор, пока я не найду надежную замену.
- Я… Ал, ты… я…
- Очень содержательно.
- Но, дядя Ал!
- Извини, но твоя мать не подходит, так как уже отказалась от него однажды, а закон запрещает таким людям претендовать на опеку.
- Ох!
- Вылитый Каб, - задумчиво прокомментировал я. – Знаешь, если вдруг почувствуешь ко мне страшное доверие и желание уйти мыслями далеко-далеко – предупреди, ладно? Куплю мыло и веревку покрепче.

В итоге Утта все-таки подписала согласие, но это стоило мне целой корзины рогаликов и еще одной чашки миндального крема.
Что ж, за все в этой жизни надо платить. Хотя бы даже и кремом…

Вместо того, чтобы вернуться к Кабу, я отправил ему с посыльным записку и стал ждать за скобленым столом маленькой харчевни, которая так удачно располагалась у самого входа в парк.
Я обманул Утту.

Я мало что помню из того времени, что мы провели под завалом. Собственно, я тоже должен был остаться там, в обрушенном туннеле, если бы Каб не вытащил меня и еще одного нашего приятеля из-под камней.
У меня был проломлен череп и что-то нехорошее случилось с рукой, однокурснику раздробило обе ноги. Остальных убило на месте. Одни боги ведают, как он получал чистый воздух в этой душегубке, и из чего делал бульон, которым кормил меня и того, второго.
Жалко, нашего приятеля тоже спросить не получится – на четвертые, кажется, сутки крысы объели ему лицо и растаскали по кусочкам раненые ноги. Каб долго блевал где-то в стороне, так долго, что я даже запомнил. Потом оттащил куда-то… вернулся уже с флейтой.
Незадолго до того, как нас наконец-то откопали, он сказал:
- Кажется, я скоро уйду, Ал. Позаботишься обо мне пока, ладно?

А спустя некоторое время я понял, что он не вернется.