Хаецкую забыли....

[Hitraya_mordochka]

Хаецкая предлагает читателю не только увлекательную игру для знатоков русской классики и любителей фантастики, но и вожделенный другой глобус в придачу. Дело, понятно, не в том, что действие романа происходит на далеких планетах, важно другое: все действующие лица прибыли туда на перекладных-почтовых звездолетах из иной, невозможной, несбывшейся, идеальной России, чьи контуры нанесены на тот самый другой глобус, способный, не сомневаюсь, примирить с жизнью любого мизантропа.
Теоретически, все это должно было бы выглядеть нелепо, смешно, даже жалко. Персонажи Хаецкой научились строить космические корабли, стрелять из лазерных пушек по вражеским глайдерам и конструировать киберов, пригодных, кто бы сомневался, для игры в клопштос, но при этом сохранили буколическую невинность нравов и ошеломляющую цельность натур. А на деле нелепым выглядит скорее современный читатель; уж лучше бы мы все были вымышленными, фантастическими персонажами, а они – настоящими, живыми, из плоти и крови.
Словом, “Записки корнета Ливанова” – первая известная мне утопия, которую хочется видеть овеществленной.

[Irena]

А... послесловие я не читала, ибо, прежде всего, мнение С. Мартынчик меня интересует, как позапрошлогодний снег в другом полушарии
Ну да, высказалась, что называется...

[Hitraya_mordochka]

Какая мощная штука эта "Космическая тетушка"... Я не знала, что в наше время такое пишут.
Если не готовы тяжело работать мозгом - а главное, душой - даже не трогайте.

[Irena]

А меня чевойто она не впечатлила То есть всё было хорошо, но когда дело скатилось (в первой главе), по сути, к ведению нечестного бизнеса - мне стало неинтересно.

[Hitraya_mordochka]

Нееет, там далеко этим не исчерпывается...
Блин, и это у нас разрешено:

В первый раз несчастье подошло к ним, как прохожий, естественно и незаметно, и поначалу они все неосознанно ждали, что явится кто-то еще и объявит: случившееся – шутка, недоразумение; поваляли дурака – и будет, довольно, а сейчас все мы разойдемся по домам и заживем старой жизнью… Но ничего подобного так и не произошло, и делалось все страшнее и голоднее, и люди посреди этого страха становились все более одинокими.
Поначалу беда почти не имела признаков. Разве что закупка семян задержала сев почти на неделю. Такое, вероятно, случалось и прежде, и никто не был особо встревожен.
Централизованные поставки семян – только через государственные структуры – были утверждены год назад особым законом. Перед этим вскрылись некрасивые спекуляции нескольких частных поставщиков. Их публично судили за злоупотребление доверием клиентов. По национальному стерео показывали роскошные дома на побережье, возле самых заповедников, построенные благодаря махинациям с закупками и перепродажей селекционных, отборных семян. Все дома конфисковали, богатые жулики отправились в тюрьму, а их жены и дети – к родственникам, жить из милости. После этого и был принят закон о госпоставках.
В первый раз все были очень довольны, а на второй произошла задержка.
Семена оказались не прежние, а нового сорта, улучшенные. Их получили практически все землевладельцы северной части Овелэ.
Дети продолжали изучать топографию и генеалогию и узнавать имена своих предков на той земле, которую возделывали их родители. А злой прохожий уже готовился вынырнуть из-за поворота.
Посевы зерновых почти не взошли. Солнце убило их. Нежная зелень съеживалась и засыхала, едва покинув колыбель. Не хватало воды для полива и ткани для тентов. Скот беспечно жевал дикую траву, не подозревая о том, что зимой ему предстоит отощать. Огороды, рваные клочки надежды, вытолкнули из своих сухих недр сносный урожай, – но это было и все.
Учитель Риха Рабода заглянул как-то раз в дом к отцу Изы Тагана и спросил, остались ли у того семена.
Таган жил в городе, но всеми делами на своих землях управлял сам, и семена держал под рукой, в кладовке.
При виде учителя отец почтительно встал.
– Иза найдет для вас несколько. Наверняка в мешках что-нибудь да отыщется.
Учитель терпеливо улыбнулся, а Иза бросился в кладовку – перетряхивать мешки. Он собрал целую горсть. Учитель сделал маленький сверток из платка и ушел. Отец смотрел ему вслед так, словно верил, что Рабода с горсткой семян в состоянии отвратить неминуемый неурожай.
Однако желаемого чуда не произошло. Наверняка были какие-то другие чудеса, но только не это. Хлеб не уродился, и его закупили у Стенванэ. С юга прекратились поставки оборудования и металла и начались требования выплаты неустоек по договорам. Долги росли, но жизнь оставалась сносной.
Селекционные лаборатории пытались выправить положение. Согласно новым рекомендациям, сев произвели на две недели раньше обычного. Этот урожай погиб, затопленный невиданным разливами рек и обильными дождями.
К осени к голоду прибавилась эпидемия. Какое-то легочное заболевание, от которого не было лекарства.
Спустя годы, глядя стереохронику, трудно понять: как мог кто-то уцелеть посреди этого шквала? Но отдаленные сроки и взгляд стереокамеры спрессовали события, которые на самом деле постоянно разжижались то временем, то расстоянием. В городах ситуация была вообще менее страшной. Голодные банды бродили за пределами каменных строений и только изредка осмеливались вбегать на окраину. Их отстреливали, но меньше их от этого не становилось.
Отец Изы Тагана продал землю стенванэйским банкирам, которые, в свою очередь, сдали ее в аренду предпринимателям, а те быстро, в течение года, поставили там завод по переработке древесины.
Продавая землю, отец Изы не был одинок. Он поступил так же, как почти все обнищавшие землевладельцы, имевшие жилье в городе. На вырученные средства семья могла бы прожить несколько лет, но спустя месяц неожиданно произошел обвал национальной валюты, и все счета в банках обесценились.
Изе Тагану исполнилось четырнадцать, а его однокласснице Оале Найу – тринадцать, когда неожиданно они поняли: им придется жить совсем в другом мире, нежели их родителям.
И Риха Рабода, к которому дети пришли с этим, потрясенные, подтвердил: да, это так.
Пандемия легочных заболеваний пошла на убыль к началу третьего года, считая от весны первого неурожая. Одним из последних в городе умер отец Тагана. Он даже не болел. Просто шел по улице и упал.
С тех пор Иза Таган знал: если кто-то не вернулся домой, значит, он умер.
Но до того дня, когда это случилось с Гийаном, еще одним их одноклассником, оставалось почти двенадцать лет. Гийан успел увидеть, как взрослые люди, учившие их, детей, прикасаться к земле разумно и с любовью, начали говорить совсем другие вещи. Что земля отлично умеет залечивать свои раны. Что человеческая жизнь дороже клочка почвы и живем мы здесь и сейчас, а не в будущем, – поэтому есть смысл в том, чтобы, в обмен на льготные поставки продовольствия со Стенванэ и отсрочку выплат по государственному долгу, захоранивать у себя ядовитые и опасные отходы. И больнее всего ранило детей то, что говорили это не незнакомые взрослые люди, и не похожие на знакомых, но чужие взрослые люди; нет, это были те же самые взрослые люди, их родители, соседи, педагоги. Их лица, ставшие лживыми, сделались другими, но голоса – голоса, некогда учившие их тому, что теперь несколько иронически называлось «идеалами», – звучали как прежде. Их тембр не сумел исказиться за столь короткое время.
– Никто из нас не стал и уже не станет тем, к чему готовился, – сказал Иза Таган своей подруге Оале, когда ему было шестнадцать лет, а ей – пятнадцать.
– Кроме Гийана, – возразила она.
Гийан хотел сочинять для компьютеров. Он говорил на языках, понятных в несуществующем мире, где живут умозрительные образы. Компьютеры принимали его за одного из своих и отвечали на любые его вопросы. И только выйдя из долгой беседы со своими нереальными друзьями, Гийан иногда вспоминал о том, что он голоден.
Он не стал торговцем, как многие его неудачливые одноклассники и знакомые. Он не предложил своих услуг правительству, как сделали более удачливые. Вместо этого он работал в маленькой строительной компании, где зарплату часто задерживали на несколько месяцев.
Риха Рабода по-прежнему преподавал в школе. Новые ученики почти не слушали его. Он учил их ненужным вещам. Новые ученики знали цену нужному и ненужному. В стремительно наступивших новых условиях воздушные замки утратили смысл.

[Irena]

Но мне это неинтересно...

[Hitraya_mordochka]

Завидую.

[Hitraya_mordochka]

Продолжаем разговор.
"Анахрон" - потрясающая штука. Прочитала первую часть. Открытый финал, но нормальный открытый финал. А не как у горе- и даже весьма-себе-творцов из числа недавно прочитанных.
Если бы я не знала, что там есть продолжение - все равно было бы хорошо. Этакое "где ты, Мисюсь?"

[Irena]

"Анахрон" - это класс. Перечитывала раза три, не меньше )))

[Hitraya_mordochka]

А я вот в первый
И вновь благодарю Вас. Как-то неудачно и не с того я ее начинала читать, похоже.

[Irena]

У меня тоже Хаецкой далеко не всё идет. ))

[Irena]

Если кому интересно:

Отмечайтесь в комментариях - если хотите получить электронные тексты - "Падение Софии", "Лисипп, или Песнь козлов" (мой последний роман), а также окончание пенталогии "Турагентство тролля" (последний том, на который я НЕ подписывала договор с издательством). Отмечайтесь, если хотите получить "Путешествия Модезиппа", т.к. последняя повесть цикла ("Модезипп в стране дебилов") вообще никогда не была опубликована - и, очевидно, теперь уже не будет. Есть еще аудиоверсии того же "Модезиппа", там я читаю, как умею, вдруг кому интересно.

Не бесплатно.
http://haez.livejournal.com/

[Hitraya_mordochka]

"Мишель" - это хорошо. Это очень-очень хорошо. Начинаю обратно полюблять Лермонтова, которого мне жестоко отбили в школе. Струйно, светлей лазури, сволочи.

[Irena]

О да
Лермонтова любила всегда, и по сей день )))

[Hitraya_mordochka]

Ленюсь ужасно и устала, но все-таки напишу.
В отзывах *известно где* прочитала чьё-то негодуэ на тему легковесности сюжета и неуважения к Нашему Всё-младшему.
Пффф!
Единственная претензия, которую я могу предъявить к "Мишелю" - это то, что он написан после олдевого "Героя..." Но, думаю, идея брата-двойника родилась у Хаецкой совершенно параллельно и уже давно, до выхода "Героя".
По существу вопроса негодовавшему могу ответить, что, во-первых, ежику ясно (Ёж! Тебе ясно? ©), что вся книга - это просто метафора двойственной натуры бабушкиного внука. Всё-старший тоже был то очарователен, то несносен, да и любой крупный поэт, если копнуть, тоже. Просто у Лермонтова это проявилось ярче, или окружение оказалось восприимчивее.
Во-вторых, не менее очевидно, что автор Лермонтова любит нежно, трепетно, страстно и давно, так что имеет право (и реализует его, к слову, - вспомним "Космических гусар"). Ей можно.
Правда, люби я поэта столь же сильно, не обязательно была бы лояльна (как это кто-то позволяет себе такие вольности с моим Лермонтовым???!)

[Irena]

Я Лермонтова люблю очень и очень, и меня немножко напрягло - но, вот именно, видно, что с любовью писано, а не глумления для.

[Hitraya_mordochka]

И "Ленька Пантелеев" - это тоже очень хорошо, хоть и под псевдонимом.
И "Монристы".
На "Несчастном скитальце" устала.

[Irena]

И "Монристы".
На "Несчастном скитальце"

Ой, а это что?
Вот "Падение Софии" никак не могу найти, ни в бумаге, ни в сети А это вроде в мире "Звездных гусар", а они мне так понравились...

[Hitraya_mordochka]

"Падение Софии" автор, вроде как, продает у себя в ЖЖ.
Где-то я об этом читамши.
А "Монристы" - это дивная история взросления некоей девицы с пером, фигурально выражаясь, за ухом, и оно же - литературоведческая статья о приключенческой литературе.
"Несчастный скиталец" - ацццкая (иначе не скажешь) пародия на немецких романтиков.

[Irena]

Продает. Но из-за границы с оплатой сложно и неудобно, надо номер кредитки давать, а я не хочу. (((