(обращение христианского фундаменталиста)
Прочитал я книгу германского мыслителя Фридриха Ницше «Антихрист». По поводу прочитанного у меня имеется ряд возражений и мыслей. Поразмыслив, я решил выбрать изо всей книги самые, на мой взгляд, важные, ключевые цитаты и прокомментировать их.
Сказывается старая привычка форумного спорщика. Так же я прибавлю к возражениям по существу дела свои собственные мысли.
Знаю, что некоторые из сформулированных мною идей могут вызвать отторжение и несогласие даже среди моих братьев и сестер по вере. Однако говорю то, что считаю истиной.
Возможно, какие-то мои рассуждения о сути вещей неверны. Я допускаю и такое.
Но все это – лишь начало разговора.
Что же хочу я сказать? Кому я хочу сказать? Я говорю и с ницшеанцами, и с атеистами, и с сатанистами, и с христианами. Я отвечаю на критику, которая повторяется уже десятки лет. Я спорю. Но спорю не с Ницше – он давно умер, а с его идеями, которые живы до сих пор. Я так же высказываю свои основные взгляды на мироустройство.
Говорю и христианам. Может быть, кто-то, внимая лжеучителям и «опровергателям», пошатнулся в вере или не пошатнулся, а не нашел, что ответить.
Я надеюсь, что эти слова будут услышаны и восприняты теми, кто готов слушать и слышать, смотреть и видеть.
Итак, цитата:
«Что хорошо? - Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? - Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? - Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.
Не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанса, virtu [8], добродетель, свободная от моралина). Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно еще помочь в этом. Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым - христианство».
И мой комментарий:
Видимо, герр Ницше предлагает возвращение к природе. На эти мысли наталкивает его упоминания «естественности», «инстинкта», и идея селекционного разведения типов людей. Потом его идеи природности развили и доработали сатанисты и другие мыслители. Но христианам, да и вообще всякому, кто поразмыслит над этим вопросом, очевидно, что возвращение к природе немыслимо без утраты разума.
Приведу пассаж из его «По ту сторону добра и зла», где он ударился во все биологические тяжкие, не понимая в них ровным счетом ничего:
«Допустим, что нет иных реальных «данных», кроме нашего мира вожделений и страстей, что мы не можем спуститься или подняться ни к какой иной «реальности», кроме реальности наших инстинктов – ибо мышление есть только взаимоотношение этих инстинктов, – не позволительно ли в таком случае сделать опыт и задаться вопросом: не достаточно ли этих «данных», чтобы понять из им подобных и так называемый механический (или «материальный») мир? Я разумею, понять его не как обман, «иллюзию», «представление» (в берклиевском и шопенгауэровском смысле), а как нечто, обладающее той же степенью реальности, какую имеют сами наши аффекты, – как более примитивную форму мира аффектов, в которой еще замкнуто в могучем единстве все то, что потом в органическом процессе ответвляется и оформляется (а также, разумеется, становится нежнее и ослабляется – ), как род жизни инстинктов, в которой все органические функции, с включением саморегулирования, ассимиляции, питания, выделения, обмена веществ, еще синтетически вплетены друг в друга, – как проформу жизни? – В конце концов не только позволительно сделать этот опыт, – на это есть веление совести метода. Не предполагать существования нескольких родов причинности, пока попытка ограничиться одним не будет доведена до своего крайнего предела (до бессмыслицы, с позволения сказать), – вот мораль метода, от которого не смеют нынче уклоняться; это следует «из его определения», как сказал бы математик. Вопрос заключается в конце концов в том, действительно ли мы признаем волю за действующую, верим ли мы в причинность воли: если это так – а, в сущности, вера в это есть именно наша вера в саму причинность, – то мы должны попытаться установить гипотетически причинность воли как единственную причинность. «Воля», естественно, может действовать только на «волю», а не на «вещества» (не на «нервы», например – ); словом, нужно рискнуть на гипотезу – не везде ли, где мы признаем «действия», воля действует на волю, и не суть ли все механические явления, поскольку в них действует некоторая сила, именно сила воли – волевые действия. – Допустим, наконец, что удалось бы объяснить совокупную жизнь наших инстинктов как оформление и разветвление одной основной формы воли – именно, воли к власти, как гласит моё положение; допустим, что явилась бы возможность отнести все органические функции к этой воле к власти и найти в ней также разрешение проблемы зачатия и питания (это одна проблема), – тогда мы приобрели бы себе этим право определить всю действующую силу единственно как волю к власти. Мир, рассматриваемый изнутри, мир, определяемый и обозначаемый в зависимости от его «интеллигибельного характера», был бы «волей к власти», и ничем, кроме этого».
Все в природе подчинено инстинкту. Там нет места для вообще каких-либо разумных побуждений. Зачатки интеллекта у животных – это еще не разум. Огромная пропасть между человеком и природой заключается в том, что у человека не сформированы поведенческие комплексы. У животных весь уклад бытия, взаимоотношения, уклад жизни – они не несут никакой волевой окраски. Это подобно механизму.
Но человек создал новый тип бытия – общество. Дело в том, что в основе бытия человека тоже лежат основополагающие инстинкты. Их всего два: инстинкт размножения и инстинкт самосохранения. Некоторые считают, что сюда так же относится инстинкт защиты потомства. Любое человеческое деяние можно объяснить действием этих инстинктов. Однако у инстинкта есть ограничитель. Разум. Человеческие инстинкты выражены в форме побуждений. Человек может либо следовать им, либо не следовать. ОН ВЛАСТВУЕТ НАД ИНСТИНКТОМ. Но животное не способно подавить его.
Таким образом, в вышеуказанном пассаже Ницше есть внутреннее противоречие. Разве высшая форма власти – не власть над собой? Как может претендовать на полноту власти император, если он не способен контролировать свои собственные поступки?
Ницше утверждает, что главный инстинкт есть инстинкт к власти над другими. Но разве совершенное управление своими действиями, направленными на достижение власти над другими, не есть ли следствие власти над самим собой?
Отсылки к природе здесь явно не уместны. Механизм отличается от человека тем, что механизм неосознанно подчиняется заложенной в него программе и может выйти из программы, лишь сломавшись. Человек же собой владеет. Он чувствует зов инстинкта, но способен управлять им и самим собой.
Цитата:
«более ценный тип (человека) уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение, - и никогда как нечто преднамеренное. Наоборот, - его боялись более всего; до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного, больного животного - христианина».
Для большего понимания мысли Ницше приведу еще цитату из «По ту сторону добра и зла»:
«что, … сделали … для Европы «священнослужители Европы»! И всё-таки, если они приносили страждущим утешение, внушали угнетённым и отчаивающимся мужество, давали несамостоятельным опору и поддержку и заманивали в монастыри и душевные тюрьмы, прочь от общества, людей с расстроенным внутренним миром и обезумевших; что ещё, кроме этого, надлежало им свершить, чтобы со спокойной совестью так основательно потрудиться над сохранением больных и страждущих, т. е. по существу над ухудшением европейской расы? …Люди недостаточно возвышенного и твёрдого характера для того, чтобы работать над человеком в качестве художников; люди недостаточно сильные и дальновидные для того, чтобы … дать свободу действия тому первичному закону природы, по которому рождаются и гибнут тысячи неудачных существ; люди недостаточно знатные для того, чтобы видеть резкую разницу в рангах людей и пропасть, отделяющую одного человека от другого, – такие люди с их «равенством перед Богом» управляли до сих пор судьбами Европы, пока наконец не появилась взлелеянная их стараниями, измельчавшая, почти смешная порода, какое-то стадное животное, нечто добродушное, хилое и посредственное, – нынешний европеец…»
Мой комментарий:
Это напоминает мне систему известного писателя Беркема аль-Атоми о различных категориях людей. Он учил, что есть свиньи, то есть те, которые валяются в своей грязи, едят то, что им дадут и не способны подняться выше кормушки. Есть псы – это служаки, которые все видят, но сделать ничего не могут. Они хороши хотя бы тем, что им «за державу обидно». И есть люди – которые могут преломить ход вещей и вывести и свиней, и псов из болота. Правда, сам Атоми признается, что не видел еще ни одного человека.
В этой системе есть рациональное зерно, она хороша хотя бы тем, что в ней нет места межнациональной розни.
Система же Ницше по сути своей фашистская. Если вспомнить его рассуждения о немецкой чести и о прочих немецких добродетелях, на ум не могут не придти учения нацистов. Эти взгляды Ницше выражены в «Антихристе» не явно. Он подчеркивает немецкую исключительность и рассуждает о ЦЕННОМ типе человека. Единственное, чего он не делает, это не ставит между немцем и «ценным типом» знака равенства. Я, если честно, не верю, что он его не подразумевает.
Теперь о сути. Насколько я понимаю, Ницше считает, что ценный тип – это здоровый тип, хищник. Тот, кто выживает за счет слабейших. Он утверждает, что это – по-природному. Во всяком случае, такой вывод напрашивается сам собой, когда читаешь о том, что это – естественно.
И призывает человека вернуться в природу. По крайней мере, такие мысли приходят в голову при чтении «Антихриста». Да, в «Антихристе» эта мысль раскрывается мало. Поглядим же в «По ту сторону добра и зла», что бы яснее понять, о чем же говорит нам Ницше, что он подразумевает под «здоровым типом» именно хищника.
Итак, читаем:
«Мы совершенно не понимаем хищного животного и хищного человека (например, Чезаре Борджа), мы не понимаем «природы», пока еще ищем в основе этих здоровейших из всех тропических чудовищ и растений какой-то «болезненности» или даже врожденного им «ада», – как до сих пор делали все моралисты. По-видимому, моралисты питают ненависть к девственному лесу и тропикам. По-видимому, «тропического человека» хотят во что бы то ни стало дискредитировать, все равно, видя в нем болезнь и вырождение человека или сроднившиеся с ним ад и самоистязание. Но для чего? В пользу «умеренных поясов»? В пользу умеренного человека? Человека морального? Посредственного?»
И еще:
«стадный человек в Европе принимает теперь такой вид, как будто он единственно дозволенная порода человека, и прославляет как истинно человеческие добродетели те свои качества, которые делают его смирным, уживчивым и полезным стаду: стало быть, дух общественности, благожелательство, почтительность, прилежание, умеренность, скромность, снисходительность, сострадание. Там же, где считают невозможным обойтись без вождей и баранов-передовиков, делают нынче попытку за попыткой заменить начальников совокупностью умных стадных людей: такого происхождения, например, все представительные учреждения».
Что же, попытаемся провести параллели между природой и обществом.
В природе гибнут слабые и больные. Хищники, здоровые и сильные звери, пожирают их и так добывают добычу. Хищники бывают разные. Они могут ловить и здоровых зверей, могут нести санитарную функцию и убивать слабых. Это – правильно. Это рационально и естественно. Таков алгоритм самоочищения и саморегулирования природного механизма.
Однако никогда животные одного вида не станут пожирать друг друга. Единственный факт умерщвления представителей своего вида мне удалось припомнить – это когда матери убивают новорожденных детенышей. Это из-за каких-то врожденных дефектов детенышей.
Люди же поступают наоборот. Они делают то, что никоим образом не выгодно и нецелесообразно – всячески помогают слабым и увечным, тянут их изо всех сил и стараются как-то скрасить их существование. Естественно, увечные и слабые люди не несут пользы обществу. Это – расходная статья бюджета. Зачастую.
А часто бывало и наоборот. Инвалиды способны приносить пользу, если займутся умственным трудом. Они тоже могут работать и даже окупать убытки на пособия, выплачиваемые им. Вот что дает духовность, в приходе этому нет аналогов.
Если же довести до логического конца идеи Ницше о «здоровом» типе – получится призыв уничтожать «неценных» людей.
Вот параллель Ницше: здоровый тип, предназначенный властвовать, лишенный жалости, хищник. Надо полагать, сам Ницше и его последователи.
И больной тип, существо стадное, больное, овца христианская.
Мне все это кажется даже не глупым. Наивным.
Нельзя ставить знак равенства между «стадностью» и «болезненностью». Жвачные травоядные не менее здоровы, чем хищники. Они делают то, что им в естественном порядке предписано инстинктом и природой. Однако это можно списать на стилистическую неточность ницшеанских формулировок.
Ницше предлагает дать дорогу сильному типу, индивидуалисту, который будет властвовать над прочими слабыми типами. Но ведь Ницше говорит, что стадный тип – это больной тип. Выходит, его надо уничтожить? А долго ли протянет этот индивидуалист без добычи? Тогда начнется схватка этих самых индивидуалистов. И так до тех пор, пока они друг друга не истребят. Именно в это выльется реализация ницшеанских предложений применительно к человеку.
Сатанисты довели систему до логического завершения и предложили регулятор отношений между хищниками в виде разума, выраженного в необходимости и целесообразности тех или иных деяний. Однако я все же считаю, что это невозможно реализовать в человеческом обществе. Это система, якобы природная, на самом деле антиприродна.
Чего стоит только этот вот, например, пассаж из «Сатанинской Библии»:
«А где ты видишь зло в Природе? Ты просто не приемлешь Ее законов. Ибо не для человека они.
Зло приходит в мир лишь тогда, когда появляются глаза, видящие зло, там, где зла нет по сути. Когда появляется сердце, чувствующее зло, там, где нет его.
В этом сердце и рождается зло. А больше его нет нигде. И приходит оно в этот мир, когда кто-то пытается творить добро.
Ибо нельзя совершить добра, не причинив кому-то зла. Как нельзя причинить зла, не сделав при этом добра.
И ни зло, ни добро не властвуют в этом мире, ибо нет их. Они выступают лишь как проявление двух величайших сил, имя которым Необходимость и Целесообразность.
Которые и есть те весы, на которых балансирует этот мир. И глупец тот, кто не признает Необходимости. И дважды глуп тот, кто не следует Целесообразности. И трижды глуп тот, кто меряет все понятиями добра и зла, света и тьмы, черного и белого.
Ибо в мире много цветов, много и оттенков.
И когда ты осознаешь это и соединишь свое желание с Необходимостью и Целесообразностью, когда отринешь ты понятия добра и зла, ты познаешь, что есть Свобода.»
Здесь налицо прогресс, хорошо, что сатанисты все же осознали наивность Ницше, который биологизировал человеческие отношения. Они признали, что природные законы не для человека, но почему-то упорно желают им следовать… Вплоть до того, что желают отринуть человеческую суть и стать нелюдями. Они сами себя так называет.
Да простится мне нехорошее слово, но я считаю это ребячеством. Высшую форму расчетливости они и называют чертой нелюдской. Приведу типичный пример рассуждения эдакого «нелюдя».
Я спросил у сатаниста: «Предположим, что родственник стал наркоманом. Как должны поступить родственники-сатанисты – убить наркоторговца или все же запереть родственника, лечить его насильно»? Он ответил: «Целесообразнее будет оставить родственника-наркомана на произвол судьбы. Он уже конченый человек, от него не будет пользы, лечение – это трата времени».
Многим сатанинская точка зрения понравится, многим (к счастью), нет, но она вполне человеческая. Во всяком случае, ни на звериную, ни на какую-то мифическую «нелюдскую», она не тянет.
Итак, если Ницше желал создать сверхчеловека, Ла Вей пожелал создать не-человека. Это удивительно, как человек выворачивает наизнанку критерии, реальность, мыслимые и немыслимые законы бытия, утратив критерий. Они не признают добра и зла, а сами не могут так жить. Заявляя о свой свободе, эти люди все же ищут критерий и пример для подражания. Находят его в природе. Они отринули один Абсолют в виде Бога, но нашли другой в виде природы. Увидев, что она не подходит для человека, решили все же вывернуться наизнанку и утратить человечность. На пути к свободе они загоняют себя в совсем уж бездушное и отвратительное рабство – в рабство природного механизма. Да и это – лишь их желание. Оборачивается на деле все это куражом взрослых людей, и попытками шокировать общественность своими «адскими» взглядами.
Все же продолжим рассуждать.
Мы ясно видим и увидим еще не раз, что и Ницше, и сатанисты призывают «больной стадный тип» уничтожить. Дальше. Они закрыли глаза на то, что «стадный тип» - это в природе не больной тип, а естественный. Хищники в природе вовсе не стремятся его уничтожить.
Сатанисты и прочие эгоистичны и не отрицают этого. Значит, цель для них – личная максимальная выгода. Для реализации их устремлений есть два пути. Первый – нецивилизованный, второй – цивилизованный.
Нецивилизованный заключается в том, что при уничтожении «стадного типа» останутся одни хищники. В природе это технически невозможно. Но нас к этому призывают. Поскольку «стадный тип» будет уничтожен, останутся одни «хищники». Как они будут выживать? В природе хищники одного вида будут умирать от голода, но не тронут друг друга. Наши сатанисты-эгоисты будут стремиться к выживанию. Ясно, что разгорится борьба между хищниками. Если в природе хищники друг друга не трогают, но умирают, это неразумно, зато инстинктивно и естественно. Но наши сатанисты – разумны. И они будут меряться силами друг с другом. Критерием у них является не некий четкий «стадный тип», а сила. Эта величина способна в процессе борьбы вырасти до весьма высоких величин. Увеличится уровень отбора. Даже сатанисты, считающие себя хищниками, могут оказаться среди таких «стадных овечек». Получится «беспредел». «Мародер» Беркема аль-Атоми.
Второй путь – цивилизованный. После уничтожения «овечек» останутся «хищники». Им как-то нужно будет налаживать отношения между собой. Нет, решительно, демократия подходит им больше всего. Демократия без гуманизма как вечное «цивилизованное» состязание, рыночная экономика как широкое поле для самореализации хищных индивидов. Только вот охотиться они на кого будут? Друг на друга. Овцы-то уничтожены.
Видно, что как раз разумнее и целесообразнее было бы признать право на существование у «стадного типа». Они - не признают. Потому что не видят сути вещей.
Почему же все это не подходит нам, христианам? Потому что мы не стремимся жить по инстинктам, по программе для животных. Мы следуем им, но мы ими управляем. Мы не в природе, в царстве плоти, видим идеал, но на небе. В царстве духа.
Нам не подходит вечная состязательность, которой так кичились древние греки. Потому что состязательность преследует одну цель – кого-то в чем-то обойти, кому-то что-то доказать. Победитель радуется тому, что обошел кого-то, тому, что оказался сильнее кого-то. Бытие должно строиться на семейных началах. Разве в семье есть место торжеству над кем-то?
Разве в христианстве есть идея состязательности?
Некоторые говорят – греки первыми изобрели состязательность и тем проявили интерес к личности, тогда как на востоке личность подавлялась. Да не к личности они интерес проявили. Они проявили интерес к самоутверждению за чужой счет. В семейном же бытии именно личность и стоит на первом месте. Интерес к ней заключается не в соревновании, не в восхвалении победителя, а в любви и в заботе об интересах каждого члена семьи.
Итак, я утверждаю – внутри христианской, семейной, патриархальной системы нет места соревновательности. Там есть место равноправию и взаимному уважению. Там есть место для самоотречения.
Это ВНУТРИ системы.
Теперь подумаем над взаимодействием систем. Мы видим борьбу двух систем ценностей – сатанистской по сути, языческой, антихристанской демократии с ее гуманизмом, западным духом, состязательностью и рыночной экономикой, и христианской – патриархальной, семейной, человеколюбивой. Но христианская система не осознала себя. Она до сих пор не поняла, что же она такое.
Все же должен признать, что соревнование лежит в основе бытия. Но в виде борьбы двух систем, в виде борьбы добра со злом. Однако если она переносится внутрь системы – это погибельно.
Злая система слабее нас. Та система – она раздирает сама себя, она воюет не только с нами, но и сама с собой и внутри себя. Ее бытие – и есть внутренняя война. Мы же едины. И мы должны помнить о своем единстве, и не восхищаться греками, которые якобы первые из всех людей научились ценить личность. Мы, которые стремимся сохранить чистоту веры, как мы можем восхищаться теми, от кого шарахались праведные иудеи еще до Христа? Неужели мы можем восхищаться теми, под чье влияние подпали саддукейские ренегаты?
Итак, поехали дальше. Разберемся все же до конца с внутренней логикой системы оппонентов.
По какому критерию следует вычленять из общей «серой массы» «истинных хозяев»? Ну не по их же заявлениям об отрицании христианства и приверженности ницшеанству или сатанизму? Нет, этим критерием станет сила. Силу можно проверить в драке. Все существование превратится в бесконечную битву на истребление. Это весьма хорошо показал все тот же Беркем аль-Атоми в «Мародере».
Далее – в природе борьба существует только между существами разных видов. А люди принадлежат к одному виду. Как же выделить «истинный» вид? По каким-то морфологическим признакам это делать бессмысленно (можно, конечно, сразу истребить всех инвалидов, но ведь у многих христиан, которые больны и должны быть уничтожены, все руки и ноги на месте), поэтому критерием будет выступать внутреннее состояние ДУХА. Именно дух, то, что Ницше отрицает, способен выступить в рамках этой системы как критерий розни. При всем ницшеанском отрицании духа именно внутреннее состояние человека – первопричина внешнего благополучия. Благополучие, добытое путем победы над другими – это истинный критерий для ницшеанской розни.
Можно оговориться, что вместо силы духа следует говорить о силе разума. Но ведь разум – это опять-таки не природная категория.
Итак, если абстрагироваться от розни биологической (ну не будет же цивилизованный Ницше призывать рвать друг друга зубами? и сатанисты тоже этого не предлагают) останется рознь имущественная. Только материальное благополучие сможет служить показателем «внутреннего здоровья данного типа». Причем в контексте ницшеанского учения такая борьба будет идти только между внешне здоровыми индивидами. Ведь биологизм подразумевает здоровье физическое, существование только тех, кто способен улучшить породу.
Если попытаться придать соперничеству более цивилизованный характер, создать так называемую «культуру борьбы», то получится как раз общество с рыночной экономикой. Демократия, то есть соперничество за власть и рыночная экономика как состязание, возведенное в абсолют, и есть воплощение ницшеанских идей. Я, размышляя над учением сатанистов, пришел к выводу, что и им больше всего подходит именно демократия и людоедская этика рынка - пожирание слабейших и разумно-целесообразное сосуществование сильных.
Сам Ницше заявлял по этому поводу в «По ту сторону добра и зла» следующее:
«борьба с Платоном, или, говоря понятнее и для «народа», борьба с христианско-церковным гнетом тысячелетий – ибо христианство есть платонизм для «народа», – породила в Европе роскошное напряжение духа, какого еще не было на земле: из такого туго натянутого лука можно стрелять теперь по самым далеким целям. Конечно, европеец ощущает это напряжение как состояние тягостное; и уже дважды делались великие попытки ослабить тетиву, раз посредством иезуитизма, другой посредством демократического просвещения – последнее при помощи свободы прессы и чтения газет в самом деле может достигнуть того, что дух перестанет быть «в тягость» самому себе! (Немцы изобрели порох – с чем их поздравляю! но они снова расквитались за это – они изобрели прессу.) Мы же, не будучи ни иезуитами, ни демократами, ни даже в достаточной степени немцами, мы, добрые европейцы и свободные, очень свободные умы, – мы ощущаем еще и всю тягость духа и все напряжение его лука!»
И даже это:
«Мы же, люди иной веры, – мы, которые видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка, именно, форму измельчания человека, как низведение его на степень посредственности и понижение его ценности, – на что должны мы возложить свои надежды? – На новых философов – выбора нет; на людей, обладающих достаточно сильным и самобытным умом для того, чтобы положить начало противоположной оценке вещей и переоценить, перевернуть «вечные ценности»
Но «цивилизованное воплощение» сверхчеловека возможно при демократии, предназначенной для сверхлюдей. Должны же эти «предтечи» как-то ладить хотя бы между собой…
Далее. С биологизмом разобрались – пусть живет только сильный. А теперь будем представлять, как это будет реализовано на практике, и как это соотнести с природными законами.
Речь идет чисто об общественных отношениях, об экономических категориях. Люди, как метко заметил Ницше – это самые слабые животные. Они не выживут без своей цивилизации. Они придумали механизм добычи и распределения благ между собой. Это и есть экономика и общественные отношения.
Экономика – это не биологическое понятие. В природе ее нет. Там зверь добывает то, что сможет достать и вырвать у другого. Экономика не стала частью людского инстинкта. Она – производное разума. Если свести соперничество к биологическому уровню, экономика рухнет, цивилизация рассыплется, люди передерутся, и человечеству придет конец. Если поступить разумнее, и обосновать соперничество экономически, то как речь может идти о биологизме? В принципе, и обезьяна может осуществлять борьбу за самку с помощью сабли… Но все дело в инстинкте. Человек пользуется продуктами цивилизации осознанно, а зверь – неосознанно. Так где же гордость ницшеанца, если он желает уподобиться зверю бессловесному?
Приведу такую аналогию. Возьмем компьютерную игру жанра RPG. Там есть главный персонаж, управляемый игроком, и второстепенные персонажи, управляемые компьютером, называемые NPS. Или «неписи», если по-русски. Эти «неписи» живут по законам виртуального мира. Они ходят по улицам, ночью спят, торговцы торгуют лишь днем, «неписи» могут говорить и взаимодействовать с героем. Одни на него нападают, другие помогают ему в битве. Но делают они это не по своей воле. Они подчиняются программе. Если дружественный «непись» нападет на протагониста или даже станет торговать, когда в игре настанет ночь, это значит, что где-то в игровой системе случился серьезный сбой.
В игре свободен лишь один персонаж. Протагонист, управляемый человеческой свободной волей. Он подчиняется законам мира. Бегает, прыгает, сражается в соответствии с возможностями игрового движка. Но делает он это не потому, что программа побуждает его так делать. Его побуждает к действиям воля человека.
Итак, далее.
Перейдем к общественным отношениям. Это – целиком производное разума. Там нет места инстинктам. Они осознанны. То, чего человек достиг, он достиг разумом. Он властен над законами общества. А животные всего лишь подчиняются программе.
Я, как христианин, настаиваю, что Бог поднял человека над природой. Мы должны победить природу и инстинкт, чтобы вознестись духом, выйти из программы и плена вещей. Мы должны властвовать над природой, потому что разум дает власть. Разум иной природы, чем инстинкт. Мы должны быть разумны.
Но даже если взглянуть с позиций Ницше – выходит, что человек, каким боком не подойди, стоит над природой. Так зачем же Ницше желает туда вернуться?
Скажу отдельно и о сатанинском видении борьбы за существование. Если все люди говорят о равенстве, о нем говорят даже демократы, которые полны добрых намерений и не осознали до конца сути своих убеждений, то сатанисты, как и ницшеанцы, равенство категорически отрицают.
Некоему Warrax-у, видному сатанисту и основателю крупнейшего в рунете сатанинского ресурса, задали такой вопрос:
«Сатанисты постулируют неравенство между людьми. Но ведь все же они - живые люди, и, хотя один может быть, например, умнее другого, они ценны сами по себе! Это вообще фашистов напоминает!»
И он ответил:
«Лично мне, как и любому сатанисту, идея о всеобщем равенстве кажется настолько странной, что я и не думал включать ее в этот файл. Однако, этот вопрос, к моему удивлению, воспринимается многими не однозначно.
По поводу отличий между людьми Артур Шопенгауэр как-то написал (Новые афоризмы, 165) следующее:
"Несмотря на огромное различие между людьми, выдающимися и обыкновенными, все-таки было слишком недостаточно для образования двух разновидностей человека. Это обстоятельство, на иной взгляд, может показаться странным и даже обидным"
Фридрих Ницше по тому же поводу высказал такую мысль (Человеческое, слишком человеческое, 431):
"Культура и каста. Более высокая культура сможет возникнуть лишь там, где существует две различные общественные касты: каста работающих и каста праздных, способных к истинному досугу; или, выражаясь сильнее: каста принудительного труда и каста свободного труда. Точка зрения распределения счастья несущественна, когда дело идет о создании высшей культуры; но, во всяком случае, каста праздных более доступна страданиям, более страдает, ее довольство жизнью меньше, ее задача - более велика. И если еще имеет место обмен членами между обеими кастами, так что более тупые, менее одухотворенные семьи и личности из высшей касты перемещаются в низшую, и, наоборот, более свободные личности низшей касты получают доступ в высшую, - то достигнуто состояние, за пределами которого видно лишь открытое море неопределенных желаний. - так говорит нам еле доносящийся до нас голос древнего времени; но где есть еще уши, которые смогли бы услышать его?"
Не странно ли, что два великих философа сходятся во мнениях, а те, кто кричат о всеобщем равенстве, являются, как правило, либо религиозными деятелями, либо политиками?
Часто сторонники всеобщего равенства приводят такой "аргумент" (я опускаю часто встречающийся "перед богом все равны" за явной нелепостью): нет конкретных параметров, по которым можно определить, какой человек ценнее - один быстрее бегает, другой умнее, а третий еще что-нибудь может.
Пойдем по аналогии. Скажем, возьмем лошадей. Какую лошадь мы будем считать более ценной? Среди скаковых - ту, которая быстрее всех бегает. Среди тяжеловозов - ту, которая переводит больше груза. Естественно, не правда ли?
Перебирая таким образом множество живых существ, легко определить, что в каждом из них есть такой параметр, который считается определяющим и, вследствие этого, может быть использован для сравнения.
Что же отличает человека от остальных животных? Только развитый (теоретически!) разум. И только в его использовании он является абсолютным победителем (хотя, смотря на некоторых представителей рода человеческого, я давно в этом сомневаюсь). Ergo - именно разум должен быть критерием сравнения. Не обязательно IQ непосредственно, но и этот искусственный параметр достаточно объективен в большинстве случаев, особенно при большой разнице в его значениях. Не факт, что человек с IQ =150 умнее другого, у которого 145, но вот что умнее того, у кого 90 - можно сказать вполне уверенно.
Все тот же Шопенгауэр, мысль 263:
"Различия званий и состояний в европейских обществах, а также кастовые различия в Индии ничтожны в сравнении с различиями в умственных качествах людей, полагаемыми самой природой. Подобно аристократии общественной, и в аристократии природной приходится десять тысяч плебеев на одного дворянина и миллионы на одного князя. И здесь большинство есть сброд, plebs, mob, rabble, la canalie [...] Всякий готов считать другого знатнее и богаче себя и соответственно этому выражать свое почтение к нему; но никто не желает признавать огромное различие между людьми, полагаемое самой природой, и всякий считает себя не глупее и не хуже других."
Весьма странно, что, будучи сформулированы еще в прошлом веке, такие очевидные положения все еще нуждаются в разъяснении.
Когда я впервые увидел выражение Алистера Кроули "Каждый человек - звезда", то я далеко не сразу понял его смысл. Однако позже я понял - ведь звезды как раз очень разные. По размеру, по температуре, по другим параметрам; есть необычные объекты - квазары, а есть просто погасшие, мертвые звезды.
Строго говоря, см. Liber II, собственный комментарий Кроули: ""Каждый мужчина и каждая женщина - это звезда" и каждая звезда движется по собственному пути без помех. В мире полно места для всех, и лишь беспорядок создает неудобства." Речь идёт не о "разности" людей, а о том, что каждый имеет потенциальную возможность самореализации - не мешая при этом другим. Различие между людьми у Кроули - вещь настолько очевидная, что об этом даже не говорится, кроме тех случаев, когда прямо указывается, что то, что может подходить ВСЕМ ОСТАЛЬНЫМ, может не быть приемлемым для какого-либо определённого человека, и это есть нормально... В общем, как всегда - оккультный текст, написанный настоящим магом, имеет множество трактовок. И все они заставляют задуматься

В толпе все стремятся к равенству (их право), при выходе из толпы (реальном, а не мнимом), неравенство воспринимается, как само собой разумеющееся, не требующее доказательств. Самооценка становится важнее, чем оценка других, и она базируется на иных критериях, чем сравнивание себя с кем бы то ни было другим (Тут, скорее, сравниваешь себя с собой же прежним и с тем образом себя, к которому стремишься).
Интересно, что того же Ницше все недоумки (это не оскорбление, а констатация факта - те, у кого не хватает ума его понять) считают "негуманным", хотя он призывал именно к улучшению человеческой природы.
И еще одно наблюдение - те гуманисты, которые вещают об всеобщем равенстве, почему-то не стремятся общаться с тупыми крестьянами либо пролетариями, не живут среди них, и очень даже начинают возмущаться, если их самих не признают как исключительных, выдающихся гуманистов. Обоснования же (если можно их назвать таковыми) сводятся к тезису "все - люди, поэтому все равны". Доказать же этот тезис ни у кого не получается. Это, собственно говоря, сводится к демократической традиции (в смысле управления кухарок государством).
А самое интересное в этом то, что я (а также и другие сатанисты) совершенно не против равенства как такового, если осмысливать его логически. Что значит "все люди изначально равны"? То, что они действительно равны - и что как у полноценного, так и у олигофрена равные права. Как этот олигофрен выживет - принципа равенства это не касается. Однако, в реальности эти двое имеют НЕ равные права. И, самое что интересное, у олигофренов и т.д. прав больше. Вот это и вызывает недоумение у каждого, кто умеет непредвзято логически мыслить.
Рекомендую к прочтению по данному вопросу статьи по поводу происхождения альтруизма и евгеники».
Конец цитаты.
Попробуем же осмыслить этот глубокомысленный пассаж. Вычленим основные мысли и подведем итог.
Господин Warrax аргументирует обоснованность розни следующими доводами:
Разные люди имеют разные умственные возможности, следовательно, разные возможности для самореализации. Значит, нужно довести природное явление розни до логического конца и изначально наделить людей с низкими умственными способностями меньшими правами, чем людей умных.
Естественно, наглядным примером реализации каждого человека станет его имущественное состояние. Как говорят американцы: «если ты