Глава 65
Пропускать веревки через обод сияющих в полную силу Врат было боязно. Все видевшие помнили, как легко Врата втягивают предметы и людей. Заговорщики, принеся веревки, не сразу решились взяться за дело.
А потом Птахотеп сказал:
- Так мы можем дождаться погони. Врата будут светить еще не меньше часа.
А Киа вдруг взглянула на него загоревшимися глазами.
- Птахотеп, а если попробовать остановить их? Сместить внутреннее кольцо – мы собьем Врата с пути, и они погаснут!
Птахотеп в замешательстве взглянул на нее. Взяться руками за Врата, изнутри?..
Но не оплошать же перед царицей – перед женщиной!
Птахотеп кивнул одному из воинов, и они одновременно подошли к наквадному кольцу. Белый свет почти уничтожил их друг для друга – люди даже не видели, за что берутся. Птахотеп ощутил холод в ладонях и озноб, пробежавший по спине; мужчины вслепую стронули внутреннее кольцо Врат, не видя, а только чувствуя направление усилий друг друга. И сразу вслед за этим ощутили себя, как рыбы, выброшенные на берег.
Выброшенные на Землю из моря звездного света…
В накрывшей их темноте несколько мгновений мятежники оставались так же слепы, как и при свете Звездных Врат. Потом, с болью в глазах, различили лица друг друга. Птахотеп посмотрел на Врата, снова превратившиеся в бесполезное каменное кольцо, вздохнул и улыбнулся.
- Мы смогли!
- Да, - прозвучал голос царицы. – Превосходно! Теперь не будем терять времени!
Они уже без всякой опаски привязали веревки к Вратам, в четырех местах. Птахотеп, закреплявший узел на резной поверхности наквада, опять ощутил сладостно-тревожную дрожь в руках – напоминание о навеки утраченном…
- Теперь тяните осторожно, - приказала Киа, отойдя к самой стене. – Не хватало только сломать их!
Зачем теперь беречь Врата, ее никто не спросил. Никому из мятежников и в голову бы не пришло разрушить это сооружение, ударить по нему молотом; казалось, рука бы отсохла при одной такой дерзновенной попытке.
Врата прочно стояли на специальном возвышении. Огромное наквадное кольцо оказалось так тяжело, как и ожидалось; но когда четверо воинов напрягли все силы, оно стало наклоняться…
- Боги!.. – закричала Киа; тянульщики едва успели отскочить. Врата обрушились на каменный пол… с грохотом, смягченным двумя телами.
Стражники, убитые при исполнении долга, и после смерти исполняли свой долг. Звездные Врата уцелели.
- Как же нам повезло, - прошептала царица. Она чувствовала себя так, точно только что спасла от смерти любимое дитя; и то же ощущали четверо ее сообщников. Ра все еще властвовал над их душами.
И едва ли эта власть прейдет.
Птахотеп и остальные воины, накинув на грудь веревочные петли и сжав их в кулаки, протащили Врата до самого конца коридора. Потом бросили веревки и остановились; грудь резала боль, они вымокли от усилий. Киа, тащившая оружие товарищей, почувствовала вину перед ними – она была нагружена легче всех.
- Дальше, - хрипло сказал Птахотеп прежде, чем она произнесла хоть слово. – Иначе все будет напрасно…
В два приема, потребовавшие отдыха, тянульщики выволокли Врата из храма. Растерянная Киа вышла следом. Никто из них не знал, что делать дальше.
Им удалось украсть одну виману, сейчас дожидавшуюся в кустах. Но кто и куда полетит на ней?
"Мой отец…" - вдруг омертвело подумала Киа.
За мать она не боялась – ее мать Менес не тронет. Откуда-то Киа знала это с непоколебимой уверенностью. А вот отца фараон, несомненно, сочтет ее сообщником и будет… допрашивать…
Киа закрыла лицо руками.
Но сейчас она должна была забыть обо всем и проследить за погребением Врат.
Решено было оттащить их к западу от храма, насколько хватит сил. Эта дорога заняла много времени - они тащили каменное кольцо, начерпав полные сандалии песку и прочертив по направлению пути глубокую борозду, пока храм перехода почти не скрылся из виду.
Мужчины уронили Врата на песок и сели рядом; стояла глубокая ночь, но в глазах у них было темно от усталости. Царицу, конечно, не допустили помогать – но она тоже извелась, глядя, чего стоили ее воинам эти усилия.
- Нужно замести следы, - прошептала Киа. – И мой отец…
Вдруг царица поняла, что сделает.
- Я сейчас приведу сюда отца! – воскликнула она. – Слышишь, Птахотеп?
- Нет, это невозможно! – ответил ошеломленный офицер. – Тебя тотчас же схватят, госпожа!
- Любого из нас, кто вернется, могут схватить, - возразила Киа.
Птахотеп окинул ее мрачным взглядом с головы до ног.
- Тебя – скорее, - сказал он. – Пойду я! Я знаю, где покои Неби!
- Да ты едва на ногах стоишь, - в ужасе сказала Киа.
- И простою, и пробегу, сколько потребуется, - ответил офицер. – Я сумею скрыться.
Он поднес руку к маске, и Киа кивнула. Да, это было бы самое разумное. Мать?.. Мать они не возьмут – ее мать в безопасности. Она не могла помочь Киа в ее измене: она всего только неразумная женщина.
- Хорошо, Птахотеп. Я надеюсь на тебя, - проговорила великая царица. – А я… я пока помогу копать, мои силы еще свежи!
Она, Птахотеп и еще двое воинов отправились к храму. Киа коротко простилась с Птахотепом и сразу же отвернулась, не в силах больше думать о том, куда и на какое дело он идет; взяв лопату, царица вернулась к Вратам, попутно заметая борозду. Киа подвернула ногу, ступив внутрь: так глубок был след, оставленный в песке огромным наквадным кольцом.
Она принялась копать, не думая больше ни о чем. Ни о том, что ей нет дороги назад; ни о том, что она потеряла любимого; ни о том, что, скорее всего, вместе со своими воинами и со своим отцом умрет по его приказу. Они делали великое дело. Они делали величайшее дело…
Огромная яма углублялась и расширялась; люди уже соскользнули в нее, но не останавливались, пока не скрылись в яме по пояс. Киа выпрямилась первая и со стоном схватилась за поясницу.
- Отец!..
Но она ничего больше не могла для него сделать.
- Госпожа, начинает светать, - сказал один из воинов. Выглядел он уставшим до предела и очень неопрятным - волосы, свесившиеся из-под шлема, свалялись от пота, песок облепил его по самое горло. Киа раздраженно усмехнулась.
- Отряхни юбку, - проговорила она. Подняла голову к небу, и осветилось ее лицо – все в потеках краски и пота.
- И в самом деле приближается утро, - прошептала царица.
А потом вдруг села там, где стояла, и закрыла лицо руками. - Они оба мертвы - и отец, и Птахотеп, - прошептала Киа. - О горе мне... Будь он проклят!..
- Будь навеки проклят, госпожа! - горячо откликнулся тот же самый воин. - Но нужно закончить наше дело, иначе все жертвы будут попусту!
Киа опустила голову и, горько всхлипывая – так она измучилась, и телом, и духом, – продолжила работу. Вскоре ее слезы высохли: ни на что, кроме копания, сил и внимания больше не осталось.
Когда стало так светло, что и воины, и их повелительница, вместе со всеми превратившаяся в чумазого землекопа, смогли ясно видеть друг друга, Киа услышала предупреждающий возглас. Подумав, что их нашли, она выронила лопату и рассекла себе ногу; зашипев, презирая боль и кровь, распрямилась и задрала голову.
Розовое новорожденное небо было чисто.
- В чем дело? – крикнула Киа.
- Нужно кому-нибудь выбраться и спустить нам веревку, царица, - ответили ей. – Иначе мы здесь сами себя похороним! Погляди – мы в яме почти с головой!
Киа посмотрела на край котлована, из-за которого ей уже не было видно горизонта, и сглотнула.
- Спустите сюда веревки, привязанные к Вратам, - сказала она. – Врата удержат вес любого!
Радуясь сметливости госпожи и ужасаясь собственному кощунству, один из воинов выполз из ямы и сбросил товарищам длинные веревки, доставшие почти до дна. И сами Звездные Врата, и фигурки людей, замысливших такое над ними учинить, должны были быть уже хорошо различимы сверху.
Ласковое солнце сейчас было им самым страшным врагом – как и всегда!
Мышцы Киа давно молили о пощаде, но она продолжала рыть вместе со всеми, пока глубина ямы не достигла роста высокого мужчины. Только тогда копатели остановились.
Они сели; Киа, соскользнувшая на дно котлована почти без сил, простерлась, раскинув руки и ноги. На непристойность ее вида и непристойность позы никто даже не обратил внимания: воины лежали без единой мысли, кто где упал, как усталые животные.
Потом со стонами и руганью начали подниматься. Киа на четвереньках подползла к краю ямы и ухватилась за веревку. Никто сейчас не смог бы и не подумал бы о том, чтобы ей помочь.
Обдирая о суровую пеньку уже содранные руки, Киа сжала зубы и поползла, то подтягиваясь, то упираясь невозможно грязными ногами в сыпучие края котлована. Несколько раз ей казалось, что вот-вот руки разожмутся и она кубарем полетит вниз и что-нибудь себе сломает. Исцелить ее больше будет некому.
Но Киа сумела перевалить через край ямы - и несколько мгновений лежала ничком, погрузив руки и колени в уже нагретый песок; блаженствуя, изгнав из головы все мысли. Потом тепло ее ложа и тепло солнечных лучей отрезвили царицу.
- Здесь скоро будет пекло! – воскликнула она, обернувшись к своим воинам, двое из которых уже выбрались следом за госпожой. – Нужно заканчивать работу, как можно скорее!
Она нащупала на поясе флягу с водой, о которой до сих пор не вспоминала; жадно выпила половину и только тогда остановила себя.
- Ну, все наверху? – позвала она своих товарищей. – Давайте спускать Врата, живее!..
Теперь уже все, включая и царицу, впряглись в волокушу – и потянули из последних сил; Врата, уже осевшие в песке, с трудом сдвинулись с места, но в конце концов уступили людям. Киа казалось, что у нее вот-вот что-нибудь надорвется внутри от такого напряжения. Но вот, наконец, Врата доползли до края…
- Отойдите! – хрипло крикнула Киа.
Наквадное кольцо покачнулось на краю, словно бы раздумывая; а потом, увлекаемое собственной неподъемной тяжестью, заскользило на дно своей могилы. Люди смотрели на это в сладком ужасе – как смотрели бы на низвержение когда-то высоко почитаемого идола.
Люди подошли к краю ямы и заглянули внутрь. Врата улеглись плохо - почти на дно, но уперлись ребром так, что край едва ли не выдавался наружу.
- Давайте уложим их получше, - прошептала Киа.
Люди спустились на дно котлована и подобрали веревки, привязанные к Вратам. Снова потянули - и Врата наконец легли горизонтально.
Наверх пришлось выбираться с гораздо большим трудом – первого подтолкнули, подняв на плечи, а потом уже остальным начали сбрасывать отвязанные веревки. И те, кто тянул, и те, кто лез, уже выбились из сил; но, к счастью, обошлось без происшествий.
Вторая половина дела пошла гораздо быстрее. Изможденные люди с ожесточением и злорадством забрасывали Врата песком из золотистых куч, выросших по сторонам котлована; они уже не чувствовали солнца, иссушавшего тела и ударявшего по глазам. Казалось, Ра наказывал их за святотатство. Но Ра теперь был слишком далеко, чтобы их достать.
И вот, наконец, работа была закончена.
Царица и трое ее воинов стояли на коленях перед тем местом, где навеки упокоились Звездные Врата - положив руки на плечи друг другу; не как властительница и слуги, а как сестра с тремя братьями, отдавшие последнюю дань общему жестокому и любимому богу.
Но пустыня принимала все и уничтожала все следы – теперь уже и сами копатели не могли бы с уверенностью указать место погребения Врат. Оторвавшись от созерцания совершенного, люди посмотрели друг на друга и с облегчением улыбнулись.
А Киа вдруг села на песок и заплакала. Она знала, что ее отец и Птахотеп мертвы, и ей больше нечем было заслониться от этого.
Но Киа ошибалась.
Птахотеп был мертв, а ее отец сидел в темнице.
Звездный демон. Фанфик по фильму "Звездные врата"
Модератор: K.H.Hynta
Глава 66
Птахотепу удалось пробраться во дворец. Он знал, как следует солгать, и выпалил, едва только его схватили у портала:
- Я от Врат! Доложить о мятежниках фараону, я видел – у них был Ра!..
Он не скрывал своего страха и смятения, но его появление было слишком большой дерзостью, чтобы караульные не поверили. Притом исчезновение Ра само по себе было таким событием, что затмевало все остальное. Воин, державший Птахотепа на прицеле, опустил оружие.
- Идем к его величеству, немедленно доложишь, что произошло! Как вы, остолопы, это допустили? Вам теперь плохо придется!
- А сам-то, - огрызнулся Птахотеп.
Два воина уже почти мирно шли рядом, хотя и спешили, неся неотложные вести. Они завернули за угол, за которым никого не было; и тогда Птахотеп резко повернулся к своему спутнику и выстрелил ему в грудь.
Он ничем не оправдывал своего поступка и даже не задумывался над ним – офицер просто делал то, к чему его побуждал долг перед госпожой: спасал человека, который был для нее дороже всего. Даже не взглянув на упавшего мертвым стражника, Птахотеп помчался туда, где сейчас помещался советник великой царицы: конечно, Неби тоже был на ногах… Только бы старику хватило ловкости и быстроты…
Подбежав к покоям бывшего наставника жрецов, Птахотеп увидел стражу. Блеснули копья, взглянувшие ему в лицо; и Птахотеп быстро проговорил:
- Я от фараона, он требует советника к себе!
Сейчас можно было лгать всем и как угодно – обитатели дворца были слишком ошеломлены, чтобы быстро соображать. Птахотепа пропустили.
Он вбежал в спальню Неби и, конечно, застал царского советника бодрствующим.
- Где моя дочь? – вырвалось у Неби, едва только он увидел гостя.
В своей келье, советуясь только с самим собой, он догадался почти обо всем. Птахотеп тихо воскликнул:
- Царица бежала – мы отправили Ра обратно на небо! Идем со мной, или тебя схватят и бросят в тюрьму!
- А моя жена? – спросил Неби.
- Ей ничего не грозит! – воскликнул Птахотеп. – Как она могла бы нам помогать?
Неби поднес руку ко рту.
- Я должен проститься, успокоить ее…
Птахотеп длинно выругался.
- Нет времени! Идем, или будет поздно!
Неби хотел возразить; но потом лицо его замкнулось, старик принял решение. Он кивнул и, не тратя времени ни на какие сборы, поспешил следом за своим провожатым.
Они почти добрались до портала, Птахотеп уже увидел одинокого караульного, которого намеревался сейчас обезвредить; но тут их схватили. Каждому из сообщников под ребра уперлось энергетическое копье.
- Стоять, мятежники! Вам предстоит ответить перед фараоном!..
Птахотеп взглянул в глаза одному из стражников, и тот, не выдержав, замахнулся копьем.
- Ах ты, собака! Ты возвел на трон нашего государя, а теперь изменил ему! Что тебя, духи тьмы обуяли?..
Птахотеп невесело рассмеялся.
- Духи тьмы обуяли вас всех, и фараона первого…
- Да как ты смеешь!
Копье надвинулось ближе, но Птахотеп не испугался. Краем глаза воин вдруг увидел, что стражник Неби потерял бдительность – старик не думал ни бежать, ни сопротивляться; и дальше Птахотеп действовал по вдохновению, порою спасавшему воинов в безвыходном положении. Он схватился за направленное на него копье и вырвал; развернулся и выстрелил во второго стражника. Тот выстрелил одновременно с ним.
И Птахотеп, и его противник упали мертвыми.
Но Неби не успел даже шагу ступить, и даже опомниться, как обезоруженный стражник сгреб его за шиворот.
- Стой! Уж ты-то не уйдешь!..
Он взглянул на мертвого товарища, и лицо его исказилось; не владея собой, воин встряхнул царского советника, как щенка.
- Откуда вы только вылезли, твари!
- Убери руки, - тяжело дыша, как от грудной болезни*, проговорил Неби; он уставился стражнику в глаза, и тот невольно разжал пальцы под этим давящим взглядом. – Я буду держать ответ перед фараоном, и ни перед кем другим! – с достоинством сказал старик.
На лице воина выразились презрение и гнев, рука его дернулась к пленнику; но снова наложить ее на него он не решился.
- Иди, - Неби даже не ткнули, а направили вперед божественным копьем.
Неби пошел, стараясь высоко держать голову. Его старое сердце колотилось так часто, что едва выдерживало: Неби не сомневался, что пришла его смерть. Он вознес про себя молитву, чтобы встретить ее достойно.
Неби думал, что его отведут в тюрьму – но его повели сразу к фараону.
Менес принял своего советника в тронном зале, и принял совсем не так ласково, как тогда, когда напрашивался ему в сыновья. Его величество неподвижно восседал на троне, и лицо его обещало своему бывшему учителю все существующие казни.
Но Неби счел ниже своего достоинства трепетать перед этой юной бурей. Тем более, что был уверен – в сердце своем бывший наставник жрецов твердо знал, что Менес не сможет пытать его или казнить позорной смертью: остов этой молодой души долго подвергался тлетворному влиянию демона, но еще не сгнил. Хотя умертвит его Менес наверняка. Что ж, это один только миг, не так ли?
- Где Ра? – медленно спросил Неби молодой царь.
Неби стоял перед ним под конвоем. Старец не пал ниц перед своим повелителем и даже не поклонился ему; но никто сейчас не помнил о ритуалах почитания, и меньше всего – фараон.
- Тебя не интересует, где твоя жена, царь? – спокойно спросил в ответ Неби.
Он не боялся задавать ему такой вопрос – он знал, что Менес и без напоминаний теперь только и думает, что о Киа, и, при его упорстве и уме, вскоре разыщет ее; Неби только надеялся хотя бы немного усовестить перед этим своего зятя.
Менес наклонился вперед, оперевшись ладонями о колени. Лицо его напоминало маску – маску человеческой жестокости, которая была страшнее любого звериного образа.
- А, так ты знаешь, где она скрывается? Ты научил ее, куда бежать и как похитить Ра, не правда ли, Неби? Теперь ты все расскажешь мне.
- Я не учил ее, как похитить Ра, - ответил Неби чистую правду. – Для меня поступок царицы был такой же неожиданностью, как и для твоего величества.
Менес усмехнулся: заносчивый мальчишка - его посадили на трон, и он стал играть человеческими судьбами, как когда-то камешками, подумал Неби.
- Ты считаешь, что я совсем глуп? – спросил фараон.
- Ты очень умен, - сказал Неби, пристально глядя ему в лицо. – На свою беду. Ты дерзнул покуситься на то, что не по силам человеку. Говорю тебе: отступись, пока еще можешь…
Менес покраснел и сжал кулаки. Этот старик, на своем веку державший в руках только мотыгу и папирус, указывал ему – великому воину? Богоподобному царю, повелителю мира?..
Хорош был бы мир, если бы в нем правили такие бесполезные болтуны!
- Где Ра? Спрашиваю в последний раз, - сказал Менес.
- В последний раз отвечаю: мне это неизвестно. Где моя дочь, я не знаю также, - прошептал Неби. – Если хочешь убить меня, убей.
Менес замер от неожиданности; потом хмыкнул.
- Это еще успеется, - сказал он. – Я дам тебе время подумать. Отвести его в тюрьму!
Старика схватили за плечо; Неби возвел на царя вдохновенный взгляд. Он только что пережил светлейший миг своей жизни: он готов был умереть, и сейчас предпочел бы это долгому угасанию в тюрьме и бесчестью.
- Я сказал тебе: я ничего не знаю! – твердо повторил Неби. – Можешь казнить меня!
- Когда сделать это, предоставь решать мне, - с жестокой усмешкой ответил фараон. – Твоя жизнь принадлежит мне, и жизнь твоей дочери также! Советую тебе вспомнить об этом!
Неби опустил голову; на миг он подумал, что мог ошибиться в Менесе гораздо страшнее, чем казалось до сих пор. Такой Менес действительно мог применить к нему пытку.
Неби увели. Судьба жестоко насмеялась над ним – а может, то был закономерный исход: он очутился в камере, которую занимал вначале первый его зять, а потом Ра. Обитатели этой камеры сменялись, а важность их возрастала. Означает ли это, что Неби – самый важный узник Менеса?
Вполне возможно…
Только бы Менес не тронул Киа.
Стражники Менеса явились в храм перехода со слишком большим опозданием: Киа успела придумать, куда бежать вместе со своей маленькой гвардией. Идея была неожиданной и страшной: но не для той, что видела и причинила столько смертей.
- Бежим в гробницу Мерсу, - проговорила Киа. – Она стоит в виду города, хотя и поодаль: мы выиграем время. Никто, кроме нас, не додумается, что ее можно использовать как укрытие.
- А ты не боишься потревожить дух… этого человека? – спросил ее один из воинов. Он знал, что Мерсу был мужем царицы, но не решился выговорить этот ей в лицо.
Киа улыбнулась.
- Как не стыдно бояться бесплотных духов тем, кто сражался с людьми и земными демонами?
Она сама сейчас выглядела так, что ее убоялся бы любой мертвец: страшно осунувшаяся, лицо и головной платок в черных разводах, в руке копье, которым эта царственная изгнанница, казалось, не замедлит поразить любого, кто осмелится приблизиться.
- Я отвезу тебя туда, госпожа, - встал один из ее воинов.
- Не забудь про припасы – хотя они нам будут нужны недолго, - сказала Киа. – Скоро все… закончится. Отступать нам некуда.
На лице ее выразилась решимость покончить со всем самой – еще до того, как она попадет в руки падшего Менеса: если придется выбирать между бесчестьем и самоубийством. Ее поняли: воины смотрели на великую царицу с почтением и надеждой, как на последний оплот своего мужества. Такая правительница действительно достойна была именоваться Владычицей Истины!
К тому времени, как в храм перехода нагрянули воины фараона, царица со своими воинами уже скрылась в вечном доме первого мужа – даже не подозревавшего, должно быть, каким образом он однажды ее спасет!
Киа выпила воды, съела целую лепешку, а потом, стащив с себя платок, свернула его и легла на него головой – прямо на пол, у оштукатуренной стены гробницы, изображавшей ее супружескую жизнь.
- Он тут спит, и я посплю, - пробормотала она с улыбкой и мгновенно затихла.
Прежде, чем устроиться на отдых подле своей царицы, воины еще некоторое время смотрели на ее лицо в благоговении. И надежде. Да, рядом с великой Небт-Маат надежда на спасение не могла умереть.
* Туберкулеза.
Птахотепу удалось пробраться во дворец. Он знал, как следует солгать, и выпалил, едва только его схватили у портала:
- Я от Врат! Доложить о мятежниках фараону, я видел – у них был Ра!..
Он не скрывал своего страха и смятения, но его появление было слишком большой дерзостью, чтобы караульные не поверили. Притом исчезновение Ра само по себе было таким событием, что затмевало все остальное. Воин, державший Птахотепа на прицеле, опустил оружие.
- Идем к его величеству, немедленно доложишь, что произошло! Как вы, остолопы, это допустили? Вам теперь плохо придется!
- А сам-то, - огрызнулся Птахотеп.
Два воина уже почти мирно шли рядом, хотя и спешили, неся неотложные вести. Они завернули за угол, за которым никого не было; и тогда Птахотеп резко повернулся к своему спутнику и выстрелил ему в грудь.
Он ничем не оправдывал своего поступка и даже не задумывался над ним – офицер просто делал то, к чему его побуждал долг перед госпожой: спасал человека, который был для нее дороже всего. Даже не взглянув на упавшего мертвым стражника, Птахотеп помчался туда, где сейчас помещался советник великой царицы: конечно, Неби тоже был на ногах… Только бы старику хватило ловкости и быстроты…
Подбежав к покоям бывшего наставника жрецов, Птахотеп увидел стражу. Блеснули копья, взглянувшие ему в лицо; и Птахотеп быстро проговорил:
- Я от фараона, он требует советника к себе!
Сейчас можно было лгать всем и как угодно – обитатели дворца были слишком ошеломлены, чтобы быстро соображать. Птахотепа пропустили.
Он вбежал в спальню Неби и, конечно, застал царского советника бодрствующим.
- Где моя дочь? – вырвалось у Неби, едва только он увидел гостя.
В своей келье, советуясь только с самим собой, он догадался почти обо всем. Птахотеп тихо воскликнул:
- Царица бежала – мы отправили Ра обратно на небо! Идем со мной, или тебя схватят и бросят в тюрьму!
- А моя жена? – спросил Неби.
- Ей ничего не грозит! – воскликнул Птахотеп. – Как она могла бы нам помогать?
Неби поднес руку ко рту.
- Я должен проститься, успокоить ее…
Птахотеп длинно выругался.
- Нет времени! Идем, или будет поздно!
Неби хотел возразить; но потом лицо его замкнулось, старик принял решение. Он кивнул и, не тратя времени ни на какие сборы, поспешил следом за своим провожатым.
Они почти добрались до портала, Птахотеп уже увидел одинокого караульного, которого намеревался сейчас обезвредить; но тут их схватили. Каждому из сообщников под ребра уперлось энергетическое копье.
- Стоять, мятежники! Вам предстоит ответить перед фараоном!..
Птахотеп взглянул в глаза одному из стражников, и тот, не выдержав, замахнулся копьем.
- Ах ты, собака! Ты возвел на трон нашего государя, а теперь изменил ему! Что тебя, духи тьмы обуяли?..
Птахотеп невесело рассмеялся.
- Духи тьмы обуяли вас всех, и фараона первого…
- Да как ты смеешь!
Копье надвинулось ближе, но Птахотеп не испугался. Краем глаза воин вдруг увидел, что стражник Неби потерял бдительность – старик не думал ни бежать, ни сопротивляться; и дальше Птахотеп действовал по вдохновению, порою спасавшему воинов в безвыходном положении. Он схватился за направленное на него копье и вырвал; развернулся и выстрелил во второго стражника. Тот выстрелил одновременно с ним.
И Птахотеп, и его противник упали мертвыми.
Но Неби не успел даже шагу ступить, и даже опомниться, как обезоруженный стражник сгреб его за шиворот.
- Стой! Уж ты-то не уйдешь!..
Он взглянул на мертвого товарища, и лицо его исказилось; не владея собой, воин встряхнул царского советника, как щенка.
- Откуда вы только вылезли, твари!
- Убери руки, - тяжело дыша, как от грудной болезни*, проговорил Неби; он уставился стражнику в глаза, и тот невольно разжал пальцы под этим давящим взглядом. – Я буду держать ответ перед фараоном, и ни перед кем другим! – с достоинством сказал старик.
На лице воина выразились презрение и гнев, рука его дернулась к пленнику; но снова наложить ее на него он не решился.
- Иди, - Неби даже не ткнули, а направили вперед божественным копьем.
Неби пошел, стараясь высоко держать голову. Его старое сердце колотилось так часто, что едва выдерживало: Неби не сомневался, что пришла его смерть. Он вознес про себя молитву, чтобы встретить ее достойно.
Неби думал, что его отведут в тюрьму – но его повели сразу к фараону.
Менес принял своего советника в тронном зале, и принял совсем не так ласково, как тогда, когда напрашивался ему в сыновья. Его величество неподвижно восседал на троне, и лицо его обещало своему бывшему учителю все существующие казни.
Но Неби счел ниже своего достоинства трепетать перед этой юной бурей. Тем более, что был уверен – в сердце своем бывший наставник жрецов твердо знал, что Менес не сможет пытать его или казнить позорной смертью: остов этой молодой души долго подвергался тлетворному влиянию демона, но еще не сгнил. Хотя умертвит его Менес наверняка. Что ж, это один только миг, не так ли?
- Где Ра? – медленно спросил Неби молодой царь.
Неби стоял перед ним под конвоем. Старец не пал ниц перед своим повелителем и даже не поклонился ему; но никто сейчас не помнил о ритуалах почитания, и меньше всего – фараон.
- Тебя не интересует, где твоя жена, царь? – спокойно спросил в ответ Неби.
Он не боялся задавать ему такой вопрос – он знал, что Менес и без напоминаний теперь только и думает, что о Киа, и, при его упорстве и уме, вскоре разыщет ее; Неби только надеялся хотя бы немного усовестить перед этим своего зятя.
Менес наклонился вперед, оперевшись ладонями о колени. Лицо его напоминало маску – маску человеческой жестокости, которая была страшнее любого звериного образа.
- А, так ты знаешь, где она скрывается? Ты научил ее, куда бежать и как похитить Ра, не правда ли, Неби? Теперь ты все расскажешь мне.
- Я не учил ее, как похитить Ра, - ответил Неби чистую правду. – Для меня поступок царицы был такой же неожиданностью, как и для твоего величества.
Менес усмехнулся: заносчивый мальчишка - его посадили на трон, и он стал играть человеческими судьбами, как когда-то камешками, подумал Неби.
- Ты считаешь, что я совсем глуп? – спросил фараон.
- Ты очень умен, - сказал Неби, пристально глядя ему в лицо. – На свою беду. Ты дерзнул покуситься на то, что не по силам человеку. Говорю тебе: отступись, пока еще можешь…
Менес покраснел и сжал кулаки. Этот старик, на своем веку державший в руках только мотыгу и папирус, указывал ему – великому воину? Богоподобному царю, повелителю мира?..
Хорош был бы мир, если бы в нем правили такие бесполезные болтуны!
- Где Ра? Спрашиваю в последний раз, - сказал Менес.
- В последний раз отвечаю: мне это неизвестно. Где моя дочь, я не знаю также, - прошептал Неби. – Если хочешь убить меня, убей.
Менес замер от неожиданности; потом хмыкнул.
- Это еще успеется, - сказал он. – Я дам тебе время подумать. Отвести его в тюрьму!
Старика схватили за плечо; Неби возвел на царя вдохновенный взгляд. Он только что пережил светлейший миг своей жизни: он готов был умереть, и сейчас предпочел бы это долгому угасанию в тюрьме и бесчестью.
- Я сказал тебе: я ничего не знаю! – твердо повторил Неби. – Можешь казнить меня!
- Когда сделать это, предоставь решать мне, - с жестокой усмешкой ответил фараон. – Твоя жизнь принадлежит мне, и жизнь твоей дочери также! Советую тебе вспомнить об этом!
Неби опустил голову; на миг он подумал, что мог ошибиться в Менесе гораздо страшнее, чем казалось до сих пор. Такой Менес действительно мог применить к нему пытку.
Неби увели. Судьба жестоко насмеялась над ним – а может, то был закономерный исход: он очутился в камере, которую занимал вначале первый его зять, а потом Ра. Обитатели этой камеры сменялись, а важность их возрастала. Означает ли это, что Неби – самый важный узник Менеса?
Вполне возможно…
Только бы Менес не тронул Киа.
Стражники Менеса явились в храм перехода со слишком большим опозданием: Киа успела придумать, куда бежать вместе со своей маленькой гвардией. Идея была неожиданной и страшной: но не для той, что видела и причинила столько смертей.
- Бежим в гробницу Мерсу, - проговорила Киа. – Она стоит в виду города, хотя и поодаль: мы выиграем время. Никто, кроме нас, не додумается, что ее можно использовать как укрытие.
- А ты не боишься потревожить дух… этого человека? – спросил ее один из воинов. Он знал, что Мерсу был мужем царицы, но не решился выговорить этот ей в лицо.
Киа улыбнулась.
- Как не стыдно бояться бесплотных духов тем, кто сражался с людьми и земными демонами?
Она сама сейчас выглядела так, что ее убоялся бы любой мертвец: страшно осунувшаяся, лицо и головной платок в черных разводах, в руке копье, которым эта царственная изгнанница, казалось, не замедлит поразить любого, кто осмелится приблизиться.
- Я отвезу тебя туда, госпожа, - встал один из ее воинов.
- Не забудь про припасы – хотя они нам будут нужны недолго, - сказала Киа. – Скоро все… закончится. Отступать нам некуда.
На лице ее выразилась решимость покончить со всем самой – еще до того, как она попадет в руки падшего Менеса: если придется выбирать между бесчестьем и самоубийством. Ее поняли: воины смотрели на великую царицу с почтением и надеждой, как на последний оплот своего мужества. Такая правительница действительно достойна была именоваться Владычицей Истины!
К тому времени, как в храм перехода нагрянули воины фараона, царица со своими воинами уже скрылась в вечном доме первого мужа – даже не подозревавшего, должно быть, каким образом он однажды ее спасет!
Киа выпила воды, съела целую лепешку, а потом, стащив с себя платок, свернула его и легла на него головой – прямо на пол, у оштукатуренной стены гробницы, изображавшей ее супружескую жизнь.
- Он тут спит, и я посплю, - пробормотала она с улыбкой и мгновенно затихла.
Прежде, чем устроиться на отдых подле своей царицы, воины еще некоторое время смотрели на ее лицо в благоговении. И надежде. Да, рядом с великой Небт-Маат надежда на спасение не могла умереть.
* Туберкулеза.
Глава 67
Менес пришел в неописуемую ярость, догадавшись, что сотворила Киа.
Так значит, его жена давно была в заговоре с Ра!
Она лгала своему повелителю в глаза – лгала, уверяя в своей благонамеренности… преданности… Поистине, все женщины вероломны!
Но Менес был окончательно сражен, просто убит пропажей Врат. Это означало не только то, что жена, предав его, предала и Ра: теперь, узнав ее натуру, он уже никакому ее злодейству не удивился бы. Это означало, что секрет бессмертия для фараона потерян. А он был так близок к тому, чтобы стать богом! Боги с детства покровительствовали ему – чтобы в конце концов принять его как равного… А из-за этой мерзкой лицемерки все его великие замыслы обратились в прах!
Менес перебирал в уме и не мог подобрать для Киа достойного наказания. Ему снова и снова представлялось, как царицу хватают и швыряют к его ногам – она в слезах молит его о пощаде. А он снова и снова, холодно смеясь, отказывает ей, чтобы предать с каждым разом все более ужасной смерти…
На что она надеялась? Разве она может укрыться от своего господина на его земле? Даже если она обратится в мышь, чтобы зарыться в песок, или в птицу, чтобы улететь в небеса, он и тогда ее найдет!
В своем воспаленном мозгу молодой царь представлялся себе всевидящим и всемогущим – каким не был даже Ра, побежденный им! Его пилоты по приказанию фараона разыскивали беглецов, а Менесу казалось, что это он сам за ними охотится – его быстрые крылья, его соколиные очи, его беспощадные когти! Как горько Киа пожалеет себя, когда снова посмотрит ему в глаза!..
Менес сознавал, что Киа унесла с собой тайну захоронения Врат: он выл и царапал себе грудь, оставшись в одиночестве. Разогнав приближенных и рабов, царь рыдал, чувствуя себя преданным той, кого приблизил к себе больше всех и возвысил над всеми. Чтобы она причинила ему самую большую боль…
За эту боль он воздаст ей десятикратно.
К вечеру того дня, когда Менес обнаружил измену царицы и исчезновение Ра, его воины вернулись с донесением, что нигде не могут отыскать беглецов. Излив все проклятия и слезы в одиночестве, в благоуханный воздух своей опустелой опочивальни, Менес выслушал посланных с выражением холодного гнева; глаза его были таковы, что слуги не смели в них взглянуть. Царь приказал продолжить поиски.
Однажды он велел привести к себе заключенного под стражу Неби – и снова потребовал сознаться, где укрылась его дочь и что она сделала с Вратами. Неби отмалчивался.
Фараон вернул тестя в темницу, невзирая на то, что старик после холода и сырости раскашлялся и выглядел еще хуже, чем раньше. Это потому, что Неби отказался вовремя принять помощь Ра – он уже тогда содействовал дочери в ее преступной затее! Менес решил держать Неби на хлебе и воде, пока тот не сознается во всем… нет: если тесть не сознается, Менес будет морить его голодом, пока не вымучит правду.
Неби сносил все без единого слова жалобы – ни своему истязателю, ни его подручным; царский советник молча сидел на соломе в углу камеры. Уткнув исхудалое морщинистое лицо в сгиб локтя, где еще сохранялось тепло, отец великой царицы шепотом молился, чтобы боги ниспослали ему смерть.
Однажды, подняв голову на звук отпираемой решетки, Неби увидел, что ему принесли еду: не черствую ячменную лепешку и воду, как в первый раз, а свежий белый хлеб, финики и дымящуюся похлебку из чечевицы с рыбой. Ставя на каменный пол тяжело нагруженный поднос, стражник не заговаривал с заключенным и не поднимал глаз; лицо его было сурово-отрешенным. Старик печально улыбнулся. Он догадался, что его так хорошо кормят не от щедрот его величества.
Неби был прав: это стражники, втайне возмутившиеся обращением с высоко почитаемым сановником и отцом великой царицы, самовольно принесли ему горячую пищу. Фараон к этому времени уже решил начать пытку голодом и жаждой – помимо пытки холодом, начавшейся, как только Неби заперли в камере.
Неби немного поел, отогрел ладони о пустую глиняную миску, а потом лег на свою тощую подстилку, обхватив плечи руками. Холод сразу же снова пронял его до костей. Неби знал, что еще немного – и он простудится насмерть; и тогда над ним уже не будут властны никакие земные деспоты.
Он снова принялся молиться о своей дочери.
Киа спала, пока солнце било в стену ее узилища, донимая жарой, а не холодом. Ее воины расположились вокруг и тоже спали; эти закаленные мужчины были так измучены, что ни один не пошевелился, даже не всхрапнул во сне.
Царица проснулась первая – она села среди своей побежденной сном охраны, и те тут же начали садиться, глядя на госпожу в ожидании приказаний. Киа, ощущая спиной еще хранившие жар кирпичи, улыбнулась во встревоженные лица своих людей.
- Бодритесь, дети мои. Осталось недолго!
Почти всем уже хотелось пить – у кого в флягах еще и оставалась вода, она плескалась на донышке. Воины не решались расходовать воду сейчас, рассчитывая перетерпеть до завтра: ведь самые знойные часы они проспали. Но Киа посоветовала всем напиться, чтобы встретить врага сильными.
- Откуда ты знаешь, когда придет враг, царица? – спросили ее.
Киа рассмеялась. Она запустила руку в свои грязные волосы и поморщилась, когда ей помешали колтуны.
- Фараон может еще долго искать нас – так давайте приманим его, - сказала она. – Разве вам хочется сидеть здесь, пока муки вашего тела не сломят ваш дух? Или вы предпочтете умереть так, как подобает воинам?
- Да!
Этот ответ первым вырвался у солдата, который томился жаждой еще до того, как они заперлись в гробнице. Но тут же его слова в один голос подхватили остальные:
- Да! Лучше такая смерть!
Киа улыбнулась и погрозила кулаком далекому врагу.
- Пусть узнают все, какова великая царица и ее воины! Наш царь согрешил против богов, против самой Маат – теперь он поклоняется только самому себе, он возлюбил жизнь и возненавидел смерть! А мы преподадим ему урок! Мы покажем, что в смерти – истина!..
Воины притихли. Никто не знал, что ждет их за порогом смерти, и в глазах своей гвардии Киа увидела такой же страх, как и тот, что гнездился в ее душе – в душе каждого человека. Великая царица встала и, обойдя всех троих, каждого поцеловала в липкий грязный лоб; мужчины подставлялись под ее ласку, как покорные сыновья.
- Вот так, - прошептала Киа. – Не будем же мучиться ожиданием.
Она извлекла из ножен оставшийся не у дел меч, потом с лязгом вогнала его обратно. Улыбнулась и кивнула самой себе, а затем направилась к выходу из гробницы: бронзовым двойным дверям, которые они вчетвером взломали. Никто из воинов не препятствовал царице.
Киа вышла наружу, в теплые сумерки.
Она подняла лицо и стала ждать появления виман. Было уже не так легко различать окружающее, но ее черную голову и белую одежду должны будут засечь сверху.
Первая вимана появилась совсем скоро; разведчик Менеса описал круг над гробницей, потом унесся в сторону города. Киа даже усомнилась, заметили ли ее. Она отошла от дверей подальше и стала так, чтобы выделяться посреди пустыни, как одинокий перст, указующий в небеса. Ее тень длинной мантией властительницы легла на песок.
Вскоре появились два разведчика сразу – Киа схватилась за меч, но воины Менеса не снизились и сразу улетели вслед за первым. Решили, должно быть, что с ней большой отряд и вдвоем ее не взять!
Киа понимающе-презрительно улыбалась, глядя вслед пилотам. Ее отряд совсем мал – но им все равно ее не взять.
Киа повернулась и ушла обратно в гробницу; уже становилось холодно. Ничего не сказав своим людям, она села и приложила ладони к еще не остывшей стенке. Ее никто ни о чем не спросил. Должно быть, глядя на улыбающееся лицо царицы, ее поняли без слов.
Киа узнала царя по голосу. Она вскочила с места, усталость как рукой сняло. По сторонам ее повскакивали ее воины, выхватывая мечи; они хотели загородить госпожу своими телами, но Киа повелительным жестом развела их в стороны. Чутко прислушиваясь, великая царица направилась ко все еще нетронутым дверям; ее гвардия последовала за нею. Киа остановилась у выхода, положив руку на эфес меча.
- Выходи, Киа! – громко крикнул фараон.
Он замолчал, точно набираясь духу. Киа с торжествующей улыбкой обернулась к своим людям; их лица выражали то же самое – презрение к врагу, попытавшемуся издали унизить имя царицы, но не решавшемуся к ней подойти.
- Кто спрашивает меня и зачем? – крикнула она в ответ.
Двери все еще никто не ломал. Киа извлекла из ножен свой меч и воздела его.
- Ты не узнала меня? – не то с наигранным, не то с настоящим изумлением спросил сильный молодой голос, который она когда-то так любила. – Перед тобой божественный Са-Ра, твой супруг и повелитель!
Она чувствовала, что там, снаружи, целая армия – должно быть, хватать их прилетела большая эскадрилья! Однако все они сейчас стояли у дверей загнанного в западню врага, точно просители.
- Если ты пришел как мой муж, то перед тобой – великая царица! – крикнула Киа через дверь, не двигаясь с места. – Говори со мной учтиво и излагай свое дело, как это подобает, царь! Если же ты пришел как враг – я встречу тебя как врага!..
Киа кожей ощутила, как ошеломлен Менес, как ошеломлено все его войско. Несомненно, они ожидали совсем другого ответа. Ведь с ними говорила женщина!
А потом Менес крикнул:
- Ломайте дверь!..
Ах, вот почему они медлили – думали, что дверь заперта! Ведь гробницу проектировала Киа, и Менес не знал, что изнутри засов наложить нельзя!
Царица и ее воины попятились; и едва только они отступили на половину комнаты, двери распахнулись и в гробницу вбежал целый отряд во главе с фараоном. Все они держали в руках обнаженные мечи; однако тотчас же остановились при виде клинков Киа и ее троих защитников, как будто уже готовились на них напороться. Их с Киа разделяло почти десять шагов, но никто из отряда не смел двинуться дальше.
Должно быть, увидев вместо прекрасной женственной царицы, украшения дворца, жаждущую крови Маат, они растерялись. А может, отряд Менеса отпугнула печать смерти, лежавшая на лице Киа и ее воинов. Те, кто идет не сражаться, а умереть в бою, зачаровывают: они уже больше, чем люди.
Менес смотрел на жену, и она чувствовала обуревавшее его изумление.
Впервые за очень долгое время он задумался не только о себе и своем бессмертии.
- Сдавайся, Киа, - сказал царь.
Меч фараона был направлен ей в грудь, но он чувствовал, что Киа атакует скорее. Неужели Менес боялся пасть от ее руки? Нет – он боялся, что жена, эта почерневшая от самоистязаний Маат, вынудит его убить ее. Убить сейчас.
- Сдавайся! – повторил Менес.
- Нет, - звонко сказала Киа. – Проси вернуться царицу – а враг тебе не сдастся. Пленница с тобой не пойдет!..
Ее ослабевшая рука дрогнула от напряжения, тяжелый меч опустился. Менес взглянул в лицо, на котором в полумраке гробницы от грязи, краски и пота можно было различить одни белки блестящих глаз; потом он перевел взгляд на вздрагивающий обнаженный живот жены. "Ребенок, - вдруг подумал Менес. – Сын!.."
- Ты беременна, Киа, и ты не можешь убить наше дитя! – вырвалось у фараона с внезапным жарким гневом на ослушницу. Да как она смела унести в себе его семя и поступить с ним, как заблагорассудится! Она же будущая мать – она должна раскаяться ради своего ребенка и своего господина, так сделает всякая женщина!
В глазах Киа мелькнуло изумление; она и сама забыла, что "беременна"! А потом царица засмеялась.
- Если ты бессмертный Са-Ра, тебе не нужно дитя, которое продолжит тебя на земле, - сказала Киа; по лбу и животу стекали струйки пота, она уже едва держалась на ногах и с трудом удерживала свой меч. – Если ты бессмертный Са-Ра, то это мое дитя, и оно умрет со мной и избавится от такого отца, как я – от такого мужа! А если ты наш справедливый царь, ты с почетом проводишь нас во дворец!..
Она вдруг прянула назад, как змея, и ее меч обратился против нее самой. Менес прирос к полу; расширенными глазами он увидел, как лезвие меча оказалось у ее чрева. Еще миг – и его женщина умрет вместе со своим ребенком...
- Стой!.. – крикнул Менес.
Царь разжал пальцы, и его меч грянулся оземь. Менес сложил оружие.
"Она и ее люди - последние хранители тайны Врат", - вдруг мелькнуло в его голове.
- Идем со мной, великая царица Небт-Маат, - хрипло сказал фараон. – Прошу тебя.
Менес пришел в неописуемую ярость, догадавшись, что сотворила Киа.
Так значит, его жена давно была в заговоре с Ра!
Она лгала своему повелителю в глаза – лгала, уверяя в своей благонамеренности… преданности… Поистине, все женщины вероломны!
Но Менес был окончательно сражен, просто убит пропажей Врат. Это означало не только то, что жена, предав его, предала и Ра: теперь, узнав ее натуру, он уже никакому ее злодейству не удивился бы. Это означало, что секрет бессмертия для фараона потерян. А он был так близок к тому, чтобы стать богом! Боги с детства покровительствовали ему – чтобы в конце концов принять его как равного… А из-за этой мерзкой лицемерки все его великие замыслы обратились в прах!
Менес перебирал в уме и не мог подобрать для Киа достойного наказания. Ему снова и снова представлялось, как царицу хватают и швыряют к его ногам – она в слезах молит его о пощаде. А он снова и снова, холодно смеясь, отказывает ей, чтобы предать с каждым разом все более ужасной смерти…
На что она надеялась? Разве она может укрыться от своего господина на его земле? Даже если она обратится в мышь, чтобы зарыться в песок, или в птицу, чтобы улететь в небеса, он и тогда ее найдет!
В своем воспаленном мозгу молодой царь представлялся себе всевидящим и всемогущим – каким не был даже Ра, побежденный им! Его пилоты по приказанию фараона разыскивали беглецов, а Менесу казалось, что это он сам за ними охотится – его быстрые крылья, его соколиные очи, его беспощадные когти! Как горько Киа пожалеет себя, когда снова посмотрит ему в глаза!..
Менес сознавал, что Киа унесла с собой тайну захоронения Врат: он выл и царапал себе грудь, оставшись в одиночестве. Разогнав приближенных и рабов, царь рыдал, чувствуя себя преданным той, кого приблизил к себе больше всех и возвысил над всеми. Чтобы она причинила ему самую большую боль…
За эту боль он воздаст ей десятикратно.
К вечеру того дня, когда Менес обнаружил измену царицы и исчезновение Ра, его воины вернулись с донесением, что нигде не могут отыскать беглецов. Излив все проклятия и слезы в одиночестве, в благоуханный воздух своей опустелой опочивальни, Менес выслушал посланных с выражением холодного гнева; глаза его были таковы, что слуги не смели в них взглянуть. Царь приказал продолжить поиски.
Однажды он велел привести к себе заключенного под стражу Неби – и снова потребовал сознаться, где укрылась его дочь и что она сделала с Вратами. Неби отмалчивался.
Фараон вернул тестя в темницу, невзирая на то, что старик после холода и сырости раскашлялся и выглядел еще хуже, чем раньше. Это потому, что Неби отказался вовремя принять помощь Ра – он уже тогда содействовал дочери в ее преступной затее! Менес решил держать Неби на хлебе и воде, пока тот не сознается во всем… нет: если тесть не сознается, Менес будет морить его голодом, пока не вымучит правду.
Неби сносил все без единого слова жалобы – ни своему истязателю, ни его подручным; царский советник молча сидел на соломе в углу камеры. Уткнув исхудалое морщинистое лицо в сгиб локтя, где еще сохранялось тепло, отец великой царицы шепотом молился, чтобы боги ниспослали ему смерть.
Однажды, подняв голову на звук отпираемой решетки, Неби увидел, что ему принесли еду: не черствую ячменную лепешку и воду, как в первый раз, а свежий белый хлеб, финики и дымящуюся похлебку из чечевицы с рыбой. Ставя на каменный пол тяжело нагруженный поднос, стражник не заговаривал с заключенным и не поднимал глаз; лицо его было сурово-отрешенным. Старик печально улыбнулся. Он догадался, что его так хорошо кормят не от щедрот его величества.
Неби был прав: это стражники, втайне возмутившиеся обращением с высоко почитаемым сановником и отцом великой царицы, самовольно принесли ему горячую пищу. Фараон к этому времени уже решил начать пытку голодом и жаждой – помимо пытки холодом, начавшейся, как только Неби заперли в камере.
Неби немного поел, отогрел ладони о пустую глиняную миску, а потом лег на свою тощую подстилку, обхватив плечи руками. Холод сразу же снова пронял его до костей. Неби знал, что еще немного – и он простудится насмерть; и тогда над ним уже не будут властны никакие земные деспоты.
Он снова принялся молиться о своей дочери.
Киа спала, пока солнце било в стену ее узилища, донимая жарой, а не холодом. Ее воины расположились вокруг и тоже спали; эти закаленные мужчины были так измучены, что ни один не пошевелился, даже не всхрапнул во сне.
Царица проснулась первая – она села среди своей побежденной сном охраны, и те тут же начали садиться, глядя на госпожу в ожидании приказаний. Киа, ощущая спиной еще хранившие жар кирпичи, улыбнулась во встревоженные лица своих людей.
- Бодритесь, дети мои. Осталось недолго!
Почти всем уже хотелось пить – у кого в флягах еще и оставалась вода, она плескалась на донышке. Воины не решались расходовать воду сейчас, рассчитывая перетерпеть до завтра: ведь самые знойные часы они проспали. Но Киа посоветовала всем напиться, чтобы встретить врага сильными.
- Откуда ты знаешь, когда придет враг, царица? – спросили ее.
Киа рассмеялась. Она запустила руку в свои грязные волосы и поморщилась, когда ей помешали колтуны.
- Фараон может еще долго искать нас – так давайте приманим его, - сказала она. – Разве вам хочется сидеть здесь, пока муки вашего тела не сломят ваш дух? Или вы предпочтете умереть так, как подобает воинам?
- Да!
Этот ответ первым вырвался у солдата, который томился жаждой еще до того, как они заперлись в гробнице. Но тут же его слова в один голос подхватили остальные:
- Да! Лучше такая смерть!
Киа улыбнулась и погрозила кулаком далекому врагу.
- Пусть узнают все, какова великая царица и ее воины! Наш царь согрешил против богов, против самой Маат – теперь он поклоняется только самому себе, он возлюбил жизнь и возненавидел смерть! А мы преподадим ему урок! Мы покажем, что в смерти – истина!..
Воины притихли. Никто не знал, что ждет их за порогом смерти, и в глазах своей гвардии Киа увидела такой же страх, как и тот, что гнездился в ее душе – в душе каждого человека. Великая царица встала и, обойдя всех троих, каждого поцеловала в липкий грязный лоб; мужчины подставлялись под ее ласку, как покорные сыновья.
- Вот так, - прошептала Киа. – Не будем же мучиться ожиданием.
Она извлекла из ножен оставшийся не у дел меч, потом с лязгом вогнала его обратно. Улыбнулась и кивнула самой себе, а затем направилась к выходу из гробницы: бронзовым двойным дверям, которые они вчетвером взломали. Никто из воинов не препятствовал царице.
Киа вышла наружу, в теплые сумерки.
Она подняла лицо и стала ждать появления виман. Было уже не так легко различать окружающее, но ее черную голову и белую одежду должны будут засечь сверху.
Первая вимана появилась совсем скоро; разведчик Менеса описал круг над гробницей, потом унесся в сторону города. Киа даже усомнилась, заметили ли ее. Она отошла от дверей подальше и стала так, чтобы выделяться посреди пустыни, как одинокий перст, указующий в небеса. Ее тень длинной мантией властительницы легла на песок.
Вскоре появились два разведчика сразу – Киа схватилась за меч, но воины Менеса не снизились и сразу улетели вслед за первым. Решили, должно быть, что с ней большой отряд и вдвоем ее не взять!
Киа понимающе-презрительно улыбалась, глядя вслед пилотам. Ее отряд совсем мал – но им все равно ее не взять.
Киа повернулась и ушла обратно в гробницу; уже становилось холодно. Ничего не сказав своим людям, она села и приложила ладони к еще не остывшей стенке. Ее никто ни о чем не спросил. Должно быть, глядя на улыбающееся лицо царицы, ее поняли без слов.
Киа узнала царя по голосу. Она вскочила с места, усталость как рукой сняло. По сторонам ее повскакивали ее воины, выхватывая мечи; они хотели загородить госпожу своими телами, но Киа повелительным жестом развела их в стороны. Чутко прислушиваясь, великая царица направилась ко все еще нетронутым дверям; ее гвардия последовала за нею. Киа остановилась у выхода, положив руку на эфес меча.
- Выходи, Киа! – громко крикнул фараон.
Он замолчал, точно набираясь духу. Киа с торжествующей улыбкой обернулась к своим людям; их лица выражали то же самое – презрение к врагу, попытавшемуся издали унизить имя царицы, но не решавшемуся к ней подойти.
- Кто спрашивает меня и зачем? – крикнула она в ответ.
Двери все еще никто не ломал. Киа извлекла из ножен свой меч и воздела его.
- Ты не узнала меня? – не то с наигранным, не то с настоящим изумлением спросил сильный молодой голос, который она когда-то так любила. – Перед тобой божественный Са-Ра, твой супруг и повелитель!
Она чувствовала, что там, снаружи, целая армия – должно быть, хватать их прилетела большая эскадрилья! Однако все они сейчас стояли у дверей загнанного в западню врага, точно просители.
- Если ты пришел как мой муж, то перед тобой – великая царица! – крикнула Киа через дверь, не двигаясь с места. – Говори со мной учтиво и излагай свое дело, как это подобает, царь! Если же ты пришел как враг – я встречу тебя как врага!..
Киа кожей ощутила, как ошеломлен Менес, как ошеломлено все его войско. Несомненно, они ожидали совсем другого ответа. Ведь с ними говорила женщина!
А потом Менес крикнул:
- Ломайте дверь!..
Ах, вот почему они медлили – думали, что дверь заперта! Ведь гробницу проектировала Киа, и Менес не знал, что изнутри засов наложить нельзя!
Царица и ее воины попятились; и едва только они отступили на половину комнаты, двери распахнулись и в гробницу вбежал целый отряд во главе с фараоном. Все они держали в руках обнаженные мечи; однако тотчас же остановились при виде клинков Киа и ее троих защитников, как будто уже готовились на них напороться. Их с Киа разделяло почти десять шагов, но никто из отряда не смел двинуться дальше.
Должно быть, увидев вместо прекрасной женственной царицы, украшения дворца, жаждущую крови Маат, они растерялись. А может, отряд Менеса отпугнула печать смерти, лежавшая на лице Киа и ее воинов. Те, кто идет не сражаться, а умереть в бою, зачаровывают: они уже больше, чем люди.
Менес смотрел на жену, и она чувствовала обуревавшее его изумление.
Впервые за очень долгое время он задумался не только о себе и своем бессмертии.
- Сдавайся, Киа, - сказал царь.
Меч фараона был направлен ей в грудь, но он чувствовал, что Киа атакует скорее. Неужели Менес боялся пасть от ее руки? Нет – он боялся, что жена, эта почерневшая от самоистязаний Маат, вынудит его убить ее. Убить сейчас.
- Сдавайся! – повторил Менес.
- Нет, - звонко сказала Киа. – Проси вернуться царицу – а враг тебе не сдастся. Пленница с тобой не пойдет!..
Ее ослабевшая рука дрогнула от напряжения, тяжелый меч опустился. Менес взглянул в лицо, на котором в полумраке гробницы от грязи, краски и пота можно было различить одни белки блестящих глаз; потом он перевел взгляд на вздрагивающий обнаженный живот жены. "Ребенок, - вдруг подумал Менес. – Сын!.."
- Ты беременна, Киа, и ты не можешь убить наше дитя! – вырвалось у фараона с внезапным жарким гневом на ослушницу. Да как она смела унести в себе его семя и поступить с ним, как заблагорассудится! Она же будущая мать – она должна раскаяться ради своего ребенка и своего господина, так сделает всякая женщина!
В глазах Киа мелькнуло изумление; она и сама забыла, что "беременна"! А потом царица засмеялась.
- Если ты бессмертный Са-Ра, тебе не нужно дитя, которое продолжит тебя на земле, - сказала Киа; по лбу и животу стекали струйки пота, она уже едва держалась на ногах и с трудом удерживала свой меч. – Если ты бессмертный Са-Ра, то это мое дитя, и оно умрет со мной и избавится от такого отца, как я – от такого мужа! А если ты наш справедливый царь, ты с почетом проводишь нас во дворец!..
Она вдруг прянула назад, как змея, и ее меч обратился против нее самой. Менес прирос к полу; расширенными глазами он увидел, как лезвие меча оказалось у ее чрева. Еще миг – и его женщина умрет вместе со своим ребенком...
- Стой!.. – крикнул Менес.
Царь разжал пальцы, и его меч грянулся оземь. Менес сложил оружие.
"Она и ее люди - последние хранители тайны Врат", - вдруг мелькнуло в его голове.
- Идем со мной, великая царица Небт-Маат, - хрипло сказал фараон. – Прошу тебя.
Эрин, как всегда замечательно. Люблю, когда произведение увлекает. А твое произведение действительно увлекательное. Одно замечание по последней главе - сугубо ИМХО: метафора с Киа, которая превращается в мышь, дабы избежать возмездия Менеса... Во-первых я не уверен, что мыши зарываются в песок, во-вторых... может здесь уместен более экзотичный образ? Например скорпион или скоробей? В любом случае, это единственный момент, на который я обратил внимание, остальной текст, ИМХО, безупречен.
Главное в драку ввязаться, остальное по ходу продумаю...
Спасибо, я очень рада, что тебе нравится.
Насчет песка сходу придумалось - в землю-то мыши зарываются, знаю из собственного садоводческого опыта.
Надо посмотреть. А что касается более экзотического сравнения - нет, здесь как раз это будет неуместно: как менее бытовое и более колоритное, оно оттянет на себя внимание. Кроме того, Киа в представлении Менеса должна быть беззащитной: скарабей же священное и неприкасаемое насекомое, а скорпион, как известно, жалит.
Насчет песка сходу придумалось - в землю-то мыши зарываются, знаю из собственного садоводческого опыта.
Надо посмотреть. А что касается более экзотического сравнения - нет, здесь как раз это будет неуместно: как менее бытовое и более колоритное, оно оттянет на себя внимание. Кроме того, Киа в представлении Менеса должна быть беззащитной: скарабей же священное и неприкасаемое насекомое, а скорпион, как известно, жалит.Глава 68
Киа опустила меч, но не вложила его в ножны. Лицо ее выражало… предел, которого может достигнуть человеческий дух. Глаза царицы блестели, губы вздрагивали.
Как ее воины сейчас гордились ею и друг другом!
- Что будет с моими людьми? – спросила Киа.
- Им… сохранят жизнь, - сказал царь, не глядя ей в глаза.
- Посмотри на меня!.. Также и свободу, - быстро и страстно прибавила Киа.
Менес взглянул на нее, потом опять потупился. Точно стыдился или не хотел являть жене себя. Он кивнул, продолжая рассматривать гранитные плиты пола.
- Да, и свободу, - тихо проговорил фараон. – Конечно. Довольно, Киа… Небт-Маат, не будем больше сеять раздор в нашем доме!
Он говорил умоляюще, едва ли не приниженно, и Киа ощутила стыд за него. Где ее возлюбленный – где ее Менес-победитель?
- Что ты сделал с моим отцом? – продолжила спрашивать царица. Как будто допрашивала преступника. Красивое лицо Менеса, гораздо более чистое и холеное, чем ее, исказилось мукой; челюсти онемели. Он не ответил.
Киа приоткрыла рот, глаза ее наполнились ужасом. Ужасом, который вот-вот разразится гневом.
- Ты убил его?..
Менес помотал головой, не поднимая глаз.
- Нет, - глухо выговорил царь. – Твой отец в темнице. Я приказал…
Он запнулся и силой удержал в себе недосказанное. Киа зажала рот рукой; глаза ее так и полыхали, огнем слез и гнева. Менес стоял перед нею, повесив голову, как кающийся грешник.
- Ты пытал его? – тихо спросила Киа. – Ты посмел… мучить старика, отца твоей жены?
- Нет!..
Менес распрямился, точно вырываясь из плена ее неукротимой воли, которая могла, подобно Хапи, потопить любого более слабого мужчину.
- Я прикажу его выпустить, как только мы вернемся, сестра моя, - сказал царь. Киа мотнула головой, прищурив глаза.
- Я тебе не сестра! Пока ты не исправишь зло, причиненное моему отцу! Пусть один из твоих пилотов сейчас же вернется во дворец и передаст твое повеление – освободить царского советника Неби и окружить его заботами, достойными его сана!
Царица небрежно скрестила руки на груди, так что Менес едва не шарахнулся: ее меч, который она по-прежнему не выпускала из рук, чуть не располосовал ему бок.
- Пока твой посланник не вернется, я с места не двинусь, - сказала Киа.
Менес кивнул.
- Да будет так. Эй, Джехути! – крикнул он с яростью, точно отыгрываясь на своем воине за то, что вытерпел от своей жены. – Лети во дворец и передай мой приказ – выпустить советника Неби из тюрьмы и вернуть его в его покои!
Воин поклонился и покинул погребальную камеру. Только сейчас все, казалось, вспомнили, что находятся в погребальной камере.
Менес несколько мгновений смотрел на стоявший на мраморном столе саркофаг, в котором покоился первый муж Киа, погибший от ее руки.
- Выйдем отсюда, - попросил он жену; протянул к ней руку, но не решился дотронуться до ее плеча. Киа мотнула головой, не глядя на мужа.
- Нет, Менес.
Она посмотрела на Менеса, потом наконец вложила в ножны свое оружие. Только тогда она услышала лязг мечей, которые убирала в ножны ее бесстрашная гвардия.
А потом ноги ее подогнулись, и Киа села на пол.
- Как ты… - проговорила царица заплетающимся языком, обращаясь к мужу, но не глядя на него. Сил договорить у нее не хватило: Киа упала в обморок.
Никто не успел подхватить ее: великая царица стукнулась о камень затылком, этот короткий тупой звук заставил Менеса содрогнуться.
А потом он бросился к жене, и ее стража тотчас же заступила ее. За такую госпожу они готовы были драться до последней капли крови!
- Отойдите! Я всего только хочу помочь! – с досадой на такую преданность бросил фараон; и только тогда его допустили к Киа. Он сел над ней и взял ее себе на колени; с болью осмотрел ее раны, ее худобу, грязь, покрывавшую ее тело.
- И это моя царица, - прошептал Менес. – Чему она подвергла себя! Только для того, чтобы не поддаться мне, своему мужу!
- Не только, - подал голос один из гвардии царицы. Менес изумленно поднял глаза.
- Она хотела защитить тебя от тебя самого, - сказал возвышавшийся над ним воин. – Чтобы ты остался человеком!
"Я не человек, я бог!" - чуть не рявкнул владыка мира. Но в лицо воинам Киа сказать такое он не смог. Са-Ра знал, что эти люди уже никогда не поверят в его божественность.
И тут Киа открыла глаза.
Увидев, кто держит ее на коленях, она забилась и попыталась вырваться, но Менес не пустил.
- Ш-ш-ш, - прошептал он, гладя ее по голове. – Мы помирились… Видишь – мой посланник вернулся…
- Где он?
Киа приподнялась, но никого не увидела.
- Ты опять лжешь, - сказала она; потом закрыла глаза и, казалось, снова впала в беспамятство. Менес прижал ее к себе, поклявшись никогда больше не отпускать.
Его посланник вернулся спустя совсем короткое время; Менесу очень не хотелось беспокоить Киа, но он знал, что она не простит ему, если он сейчас воспользуется ее слабостью. Он нежно потормошил жену.
- Я сказал тебе: все улажено, - улыбаясь, прошептал царь. – Твой отец на свободе! Он здоров и благополучен!
Киа насмешливо улыбнулась, потом попыталась сесть. Застонала от боли. Она чувствовала себя так, как будто и вправду была…
Менес подхватил жену на руки – легкую, точно истощенную многодневными скитаниями.
- Вы идите за мной, - бросил он через плечо ее гвардии, разворачиваясь к выходу. – Я дал слово: никто не покусится на вашу жизнь и свободу!
Воины мрачно переглянулись, потом последовали за фараоном. Не столько потому, что повиновались его приказу, сколько потому, что блюли свою госпожу.
Менес чувствовал, что эти люди будут служить ей так, как никогда не служили ему. Может быть, лишь тогда, когда он только стал предводителем восстания – но разве он изменился с тех пор?
Конечно, изменился! Он стал гораздо больше, стал истинно велик! Но почему тогда его слуги смотрят на него, как на врага?
Менес вынес жену из гробницы и, сев в свою виману, устроил ее у себя на коленях. У Киа был жар. Менес не думал, что царица еще сознает что-нибудь, но когда он потянулся к рычагу, Киа перехватила его руку.
- Мои воины! Как они вернутся? Куда пойдут?..
Киа так смотрела на него, что Менес чувствовал – она готова при всех его слугах схватить его божественную особу за плечи и затрясти.
- У нас есть вимана, оставь нам еще две! – скомандовала царица. Она уже успела оценить грозное великолепие эскадрильи, клином построившейся в пустыне.
Менес неохотно кивнул.
- Оставьте им две виманы, - сказал фараон, указав на державшихся особняком воинов царицы. – Пусть летят в храм Ра и живут там, пока…
- Клянись своей жизнью, что не тронешь их! – приказала Киа. Менеса охватила злая ревность. Киа так отстаивала этих троих мужчин, точно каждый из них был ее сыном - или даже мужем.
- Клянусь! – бросил царь. – Теперь ты довольна?
- Нет. Я буду довольна, когда увижу отца, - ответила жена.
Она хмуро устроилась в объятиях мужа. Глядя на ее насупленные брови, почти сведенные в одну линию, так густо они росли, Менес сгорал от желания узнать, что творится под этой личиной. Любое лицо ее, даже самое искреннее, было личиной. Он знал, что нельзя вполне верить ни одному человеку; но этой любимой им женщине – особенно.
Он никогда не обладал ею, даже когда ощущал себя ее властелином - и когда она сама с радостью признавала его владычество...
"Ей нужна ванна, постель, еда, - думал Менес. – Нужно лечение! Кто теперь сможет помочь этой сумасшедшей?"
Привезя жену во дворец, он не позволил ей и шагу ступить; на руках вынес ее с посадочной площадки и отнес в ее покои. Служанка великой царицы при виде существа, которое когда-то было ее госпожой, затряслась и попятилась. Киа походила сейчас на Сехмет, рыскавшую по пустыне в поисках добычи и раненную более удачливым хищником.
Менес с отвращением посмотрел на нежную, как садовая лилия, рабыню.
- Вымой свою госпожу, перевяжи ее раны и уложи в постель, - приказал он Хмес.
Та низко поклонилась, прижав ладони к груди. Менес знал, что этой девчонке сейчас больше всего хочется броситься вон отсюда. А ее хозяйка только что сразилась со своим мужем за всю Та-Кемет, в том числе и за это никчемное существо!
Хмес, всхлипывая от страха и тревоги за будущее, выкупала госпожу, одела в чистое и, поддерживая ее, отвела в постель. Киа шла сама, но ни на что больше у нее сил не было.
Однако, как только ее уложили, великая царица спросила об отце.
- Поди узнай, где господин Неби, и приведи его ко мне, - велела она Хмес.
Киа так устала, что после теплой ванны, на мягких простынях, пахнущих лотосовой водой, каждый миг готова была провалиться в сон. Но она не смела спать. Теперь, снова попав в руки человека, в которого превратился Менес.
Да, он дал ей обещание, и не одно. Жизнью клялся! Сколько таких клятв нарушили и он, и она?
Хмес вернулась одна.
- Где мой отец? – воскликнула Киа, садясь. "Неужели Менес солгал?"
Хмес упала ей в ноги, и Киа из своей кровати перестала видеть ее.
- Встань! – крикнула царица. – Говори, что с моим отцом?
Она заскрежетала зубами, проклиная своего мужа и свою судьбу. За что ей это все, какие непрощаемые грехи она совершила?.. Разве она не служила своему предназначению изо всех сил?..
- Господин царский советник… болен и не может встать. Не гневись! – вскрикнула Хмес, снова падая царице в ноги при виде ее выражения.
Но Киа только схватилась за лицо растопыренной пятерней и, вцепившись в щеку сорванными ногтями, зарыдала.
Киа опустила меч, но не вложила его в ножны. Лицо ее выражало… предел, которого может достигнуть человеческий дух. Глаза царицы блестели, губы вздрагивали.
Как ее воины сейчас гордились ею и друг другом!
- Что будет с моими людьми? – спросила Киа.
- Им… сохранят жизнь, - сказал царь, не глядя ей в глаза.
- Посмотри на меня!.. Также и свободу, - быстро и страстно прибавила Киа.
Менес взглянул на нее, потом опять потупился. Точно стыдился или не хотел являть жене себя. Он кивнул, продолжая рассматривать гранитные плиты пола.
- Да, и свободу, - тихо проговорил фараон. – Конечно. Довольно, Киа… Небт-Маат, не будем больше сеять раздор в нашем доме!
Он говорил умоляюще, едва ли не приниженно, и Киа ощутила стыд за него. Где ее возлюбленный – где ее Менес-победитель?
- Что ты сделал с моим отцом? – продолжила спрашивать царица. Как будто допрашивала преступника. Красивое лицо Менеса, гораздо более чистое и холеное, чем ее, исказилось мукой; челюсти онемели. Он не ответил.
Киа приоткрыла рот, глаза ее наполнились ужасом. Ужасом, который вот-вот разразится гневом.
- Ты убил его?..
Менес помотал головой, не поднимая глаз.
- Нет, - глухо выговорил царь. – Твой отец в темнице. Я приказал…
Он запнулся и силой удержал в себе недосказанное. Киа зажала рот рукой; глаза ее так и полыхали, огнем слез и гнева. Менес стоял перед нею, повесив голову, как кающийся грешник.
- Ты пытал его? – тихо спросила Киа. – Ты посмел… мучить старика, отца твоей жены?
- Нет!..
Менес распрямился, точно вырываясь из плена ее неукротимой воли, которая могла, подобно Хапи, потопить любого более слабого мужчину.
- Я прикажу его выпустить, как только мы вернемся, сестра моя, - сказал царь. Киа мотнула головой, прищурив глаза.
- Я тебе не сестра! Пока ты не исправишь зло, причиненное моему отцу! Пусть один из твоих пилотов сейчас же вернется во дворец и передаст твое повеление – освободить царского советника Неби и окружить его заботами, достойными его сана!
Царица небрежно скрестила руки на груди, так что Менес едва не шарахнулся: ее меч, который она по-прежнему не выпускала из рук, чуть не располосовал ему бок.
- Пока твой посланник не вернется, я с места не двинусь, - сказала Киа.
Менес кивнул.
- Да будет так. Эй, Джехути! – крикнул он с яростью, точно отыгрываясь на своем воине за то, что вытерпел от своей жены. – Лети во дворец и передай мой приказ – выпустить советника Неби из тюрьмы и вернуть его в его покои!
Воин поклонился и покинул погребальную камеру. Только сейчас все, казалось, вспомнили, что находятся в погребальной камере.
Менес несколько мгновений смотрел на стоявший на мраморном столе саркофаг, в котором покоился первый муж Киа, погибший от ее руки.
- Выйдем отсюда, - попросил он жену; протянул к ней руку, но не решился дотронуться до ее плеча. Киа мотнула головой, не глядя на мужа.
- Нет, Менес.
Она посмотрела на Менеса, потом наконец вложила в ножны свое оружие. Только тогда она услышала лязг мечей, которые убирала в ножны ее бесстрашная гвардия.
А потом ноги ее подогнулись, и Киа села на пол.
- Как ты… - проговорила царица заплетающимся языком, обращаясь к мужу, но не глядя на него. Сил договорить у нее не хватило: Киа упала в обморок.
Никто не успел подхватить ее: великая царица стукнулась о камень затылком, этот короткий тупой звук заставил Менеса содрогнуться.
А потом он бросился к жене, и ее стража тотчас же заступила ее. За такую госпожу они готовы были драться до последней капли крови!
- Отойдите! Я всего только хочу помочь! – с досадой на такую преданность бросил фараон; и только тогда его допустили к Киа. Он сел над ней и взял ее себе на колени; с болью осмотрел ее раны, ее худобу, грязь, покрывавшую ее тело.
- И это моя царица, - прошептал Менес. – Чему она подвергла себя! Только для того, чтобы не поддаться мне, своему мужу!
- Не только, - подал голос один из гвардии царицы. Менес изумленно поднял глаза.
- Она хотела защитить тебя от тебя самого, - сказал возвышавшийся над ним воин. – Чтобы ты остался человеком!
"Я не человек, я бог!" - чуть не рявкнул владыка мира. Но в лицо воинам Киа сказать такое он не смог. Са-Ра знал, что эти люди уже никогда не поверят в его божественность.
И тут Киа открыла глаза.
Увидев, кто держит ее на коленях, она забилась и попыталась вырваться, но Менес не пустил.
- Ш-ш-ш, - прошептал он, гладя ее по голове. – Мы помирились… Видишь – мой посланник вернулся…
- Где он?
Киа приподнялась, но никого не увидела.
- Ты опять лжешь, - сказала она; потом закрыла глаза и, казалось, снова впала в беспамятство. Менес прижал ее к себе, поклявшись никогда больше не отпускать.
Его посланник вернулся спустя совсем короткое время; Менесу очень не хотелось беспокоить Киа, но он знал, что она не простит ему, если он сейчас воспользуется ее слабостью. Он нежно потормошил жену.
- Я сказал тебе: все улажено, - улыбаясь, прошептал царь. – Твой отец на свободе! Он здоров и благополучен!
Киа насмешливо улыбнулась, потом попыталась сесть. Застонала от боли. Она чувствовала себя так, как будто и вправду была…
Менес подхватил жену на руки – легкую, точно истощенную многодневными скитаниями.
- Вы идите за мной, - бросил он через плечо ее гвардии, разворачиваясь к выходу. – Я дал слово: никто не покусится на вашу жизнь и свободу!
Воины мрачно переглянулись, потом последовали за фараоном. Не столько потому, что повиновались его приказу, сколько потому, что блюли свою госпожу.
Менес чувствовал, что эти люди будут служить ей так, как никогда не служили ему. Может быть, лишь тогда, когда он только стал предводителем восстания – но разве он изменился с тех пор?
Конечно, изменился! Он стал гораздо больше, стал истинно велик! Но почему тогда его слуги смотрят на него, как на врага?
Менес вынес жену из гробницы и, сев в свою виману, устроил ее у себя на коленях. У Киа был жар. Менес не думал, что царица еще сознает что-нибудь, но когда он потянулся к рычагу, Киа перехватила его руку.
- Мои воины! Как они вернутся? Куда пойдут?..
Киа так смотрела на него, что Менес чувствовал – она готова при всех его слугах схватить его божественную особу за плечи и затрясти.
- У нас есть вимана, оставь нам еще две! – скомандовала царица. Она уже успела оценить грозное великолепие эскадрильи, клином построившейся в пустыне.
Менес неохотно кивнул.
- Оставьте им две виманы, - сказал фараон, указав на державшихся особняком воинов царицы. – Пусть летят в храм Ра и живут там, пока…
- Клянись своей жизнью, что не тронешь их! – приказала Киа. Менеса охватила злая ревность. Киа так отстаивала этих троих мужчин, точно каждый из них был ее сыном - или даже мужем.
- Клянусь! – бросил царь. – Теперь ты довольна?
- Нет. Я буду довольна, когда увижу отца, - ответила жена.
Она хмуро устроилась в объятиях мужа. Глядя на ее насупленные брови, почти сведенные в одну линию, так густо они росли, Менес сгорал от желания узнать, что творится под этой личиной. Любое лицо ее, даже самое искреннее, было личиной. Он знал, что нельзя вполне верить ни одному человеку; но этой любимой им женщине – особенно.
Он никогда не обладал ею, даже когда ощущал себя ее властелином - и когда она сама с радостью признавала его владычество...
"Ей нужна ванна, постель, еда, - думал Менес. – Нужно лечение! Кто теперь сможет помочь этой сумасшедшей?"
Привезя жену во дворец, он не позволил ей и шагу ступить; на руках вынес ее с посадочной площадки и отнес в ее покои. Служанка великой царицы при виде существа, которое когда-то было ее госпожой, затряслась и попятилась. Киа походила сейчас на Сехмет, рыскавшую по пустыне в поисках добычи и раненную более удачливым хищником.
Менес с отвращением посмотрел на нежную, как садовая лилия, рабыню.
- Вымой свою госпожу, перевяжи ее раны и уложи в постель, - приказал он Хмес.
Та низко поклонилась, прижав ладони к груди. Менес знал, что этой девчонке сейчас больше всего хочется броситься вон отсюда. А ее хозяйка только что сразилась со своим мужем за всю Та-Кемет, в том числе и за это никчемное существо!
Хмес, всхлипывая от страха и тревоги за будущее, выкупала госпожу, одела в чистое и, поддерживая ее, отвела в постель. Киа шла сама, но ни на что больше у нее сил не было.
Однако, как только ее уложили, великая царица спросила об отце.
- Поди узнай, где господин Неби, и приведи его ко мне, - велела она Хмес.
Киа так устала, что после теплой ванны, на мягких простынях, пахнущих лотосовой водой, каждый миг готова была провалиться в сон. Но она не смела спать. Теперь, снова попав в руки человека, в которого превратился Менес.
Да, он дал ей обещание, и не одно. Жизнью клялся! Сколько таких клятв нарушили и он, и она?
Хмес вернулась одна.
- Где мой отец? – воскликнула Киа, садясь. "Неужели Менес солгал?"
Хмес упала ей в ноги, и Киа из своей кровати перестала видеть ее.
- Встань! – крикнула царица. – Говори, что с моим отцом?
Она заскрежетала зубами, проклиная своего мужа и свою судьбу. За что ей это все, какие непрощаемые грехи она совершила?.. Разве она не служила своему предназначению изо всех сил?..
- Господин царский советник… болен и не может встать. Не гневись! – вскрикнула Хмес, снова падая царице в ноги при виде ее выражения.
Но Киа только схватилась за лицо растопыренной пятерней и, вцепившись в щеку сорванными ногтями, зарыдала.
Глава 69
Киа тотчас же приказала проводить ее к отцу – несмотря на то, что была едва жива. Она выживет – а ее отец, быть может, в этот самый миг при смерти!
Неби неподвижно лежал в постели, укрытый до подбородка простыней, над которой выдавалась его почти седая борода. Рядом, заливаясь слезами, сидела его жена, которая и в богатых одеяниях казалась жалкой. Она вскинула глаза на царственную дочь с таким затравленным видом, точно та примчалась клевать своих отца и мать.
Великая царица присела рядом с родителями и нежно приобняла старую женщину.
- Ну, что? – тихо воскликнула она, глядя на отца. – Он жив?
Мать глазами показала на вздымающуюся грудь Неби.
- Ему недолго осталось, - сказала она. Мать никогда не обращалась к Киа по имени, как и по титулу – должно быть, страшась упоминать и то, и другое. Она теперь боялась всего здесь еще больше, чем тогда, когда была женой учителя жрецов, при Ра. Точно хищница-дочь против воли схватила и унесла ее в свое гнездо…
Что ж, может быть, и так. Не каждому человеку его судьба по мерке.
Киа осторожно взяла отца за руку, бессильно лежавшую поверх простыни. Через мгновение она ощутила слабое пожатие, и Неби открыл глаза.
Он улыбнулся.
- Поздравляю тебя с победой, великая царица, - прошептал старец.
Киа зажмурилась и уткнулась головой в его постель, а Неби погладил ее по волосам. Царица тихо плакала.
- Что с тобой? – спросила она, не поднимая головы от руки отца.
- Мне пора, - прошептал Неби; Киа показалось, что она различила хрипы в его груди. Царица испуганно выпрямилась.
- Куда пора? – детски спросила она. – Отец, может быть, еще не поздно?
Она вдруг вскочила.
- Я знаю! – воскликнула Киа так, что родители вздрогнули. – Саркофаг! Я попытаю счастья с саркофагом, он все еще открыт, и ты…
- Нет!
Властный голос пресек ее мысли и надежды.
- Если ты сделаешь это, я не дам тебе своего благословения, - ответил Неби, повернув к ней голову. – Если ты таким кощунственным образом вернешь мне здоровье, я покину дворец, и ты никогда больше не увидишь моего лица.
Он прервался. Надрывно закашлял, прижав руку к груди; Киа вздрагивала, ощущая его страдания, как свои.
- Недостойно такой царицы и такой дочери, как ты, пренебрегать волей своего отца! Разве я неясно сказал тогда, что не желаю ничего принимать от Ра? – отдышавшись, закончил Неби.
- У тебя на губах кровь, - в ужасе прошептала Киа, не слушая его. – Какую же болезнь ты выпестовал в своей груди за эти годы? Какое безумие – отказываться от…
- Я неизлечимо болен, и значит, так тому и суждено быть! – прервал ее Неби. – Пойми, царица: если ты воспользуешься подарком Ра, ты… ты сподвигнешь Менеса следовать его ужасным замыслам, навсегда привяжешь его к небесам и к этому демону! Разве ты не видишь, что мы должны отказаться от Ра, отказаться навеки?..
- Ра был прекрасен, - прошептала Киа. – Ра был животворящ…
Неби кивнул.
- Да. Он был светом, сошедшим на землю, - прошептал старик. – Но люди не могут жить на солнце – они сгорят…
Неби посмотрел на свою бедную жену, слушавшую этот разговор с таким видом, точно она ошибкой затесалась в дом высоких господ. Советник великой царицы улыбнулся.
- Мутнофрет, сестра моя, оставь нас. Мы должны поговорить наедине.
Жена послушно встала и вышла, стараясь ступать как можно тише и сжимаясь, точно боялась задеть что-нибудь из окружающего великолепия. За все годы, проведенные при дворе, она так и не научилась вести себя соответственно своему положению.
- Я хотел сказать тебе, о чем думал в эти дни, - произнес Неби, когда они с царицей остались наедине. – Быть Ра – значит быть единственным владетелем жизни, отнимающим ее у остальных. Я не знаю, есть ли на звездах другие существа, похожие на Ра. Но знаю, что человеку стать таким невозможно, даже если он сравняется с Ра умом и ученостью.
- Не осилит душа, - прошептала Киа, снова севшая у изголовья больного.
- Да, - ответил Неби. – Быть Ра - значит быть таким лжецом и себялюбцем, что даже год подобного существования до основания разрушит человеческую душу.
А Киа впервые задумалась – какова же душа Ра. Он и его соплеменники, если такие есть, превосходят людей настолько, насколько люди превосходят червей. Но души их – и есть души червей… Они поглощают все, что могут поглотить, и, становясь все больше, становятся все меньше.
- Я скоро умру, - сказал Неби, помолчав.
Дочь покорно молчала тоже, не двигаясь, уронив руки на колени.
- Ты останешься одна, Небт-Маат…
И Киа прекрасно поняла отца. Да, отныне она всегда будет одна, потому что ее покинет единственный человек, любивший ее беззаветно, единственный, кто читал в ее душе и полностью разделял ее мысли.
С ней останется любимый мужчина…
Мужчина! Разве мужья не изменяют женам, как жены – мужьям?
- Я возлагаю на тебя все свои надежды, - продолжал Неби. – Ты очень сильна и очень умна. И помни: хранить тайну Врат нужно, что бы ни случилось. Как бы муж ни угрожал тебе – или, наоборот, чем бы ни улещал….
Киа вздрогнула от гнева.
- Разве я девочка?
- Ты женщина, - сказал Неби. – Женщины податливы на ласку и могут всем пожертвовать любви. Разве я не знаю?
- Обыкновенные – может быть, - холодно сказала Киа. – Но царица – нет. Я не выдам Менесу тайны, даже если под угрозой окажется мое дитя.
Вновь охваченная подозрением, она положила руку на живот.
- Ты беременна? – воскликнул Неби.
- Тише!.. – ответила дочь.
- Пока не знаю, - прошептала Киа. – Но подозреваю, что… да… Ра вылечил меня, слава ему!
Она тихо засмеялась своим словам, а отец улыбался, наслаждаясь игрой ее ума и чувств.
- Если под угрозой окажется мой ребенок, я буду защищать его, пока дело не зайдет о Вратах, - твердо сказала Киа. – Но если зайдет… Ты говорил о любви…
Она встала и раскинула руки, точно пытаясь объять всю комнату. Весь дворец. Мыслью же она обнимала всю свою землю.
- Вот моя главная забота, - сказала Киа.
- Тогда и я спокоен, - ответил Неби.
Киа поцеловала его руку.
- Иди, моя болезнь может быть опасна, - сказал Неби. – Особенно для тебя. Иди и отдыхай. Что бы ни случилось…
Киа кивнула.
Пока она царица – она не сможет отдыхать, что бы ни случилось.
Она вернулась к себе и уснула крепко, без единой мысли, тревоги и воспоминания. Киа не почувствовала, как к ней пришел Менес – он долго сидел над женой, трепетно гладя ее щеки, ее живот; очертания этой тайны, зреющей в ней, его околдовывали.
Менес хотел уйти, но не смог. Лег рядом с Киа и прижался к ней, вдыхая ее запах. Когда она проснулась, было уже поздно – царь овладел ею, как лег: живот к животу, на боку, чтобы не повредить жене в ее положении. Киа слабо стонала, плененная им и своей страстью, своей любовью, которая вовсе не была изжита. Нет. Не таков был Менес, сын Сит-Ра, чтобы к нему можно было охладеть.
А потом фараон спросил:
- Где Врата, Киа?
Жена замерла, глядя в его ласковые глаза. Вот и пришло время.
- Я никогда тебе этого не скажу – не затем я совершила то, что совершила, - ответила она. Менес не стал настаивать.
Впереди у него было много времени – о, очень много.
- Мой отец умирает, - сказала Киа, и попыталась вызвать в себе гнев на мужа, но сил не хватило. Накрашенные веки фараона опустились; на лицо Менеса лег покров вины.
- Мне очень жаль, если это я повредил его здоровью, - сказал молодой владыка. – Но я наказал его за неповиновение. Ведь ты не можешь отрицать, что со своим отцом изменила престолу?
Теперь уже он гневался, и ему это было гораздо легче. Он сейчас обладал всеми преимуществами своего пола.
Как и Киа – всеми преимуществами своего. Она промолчала. Ей сейчас никто не сможет угрожать, принуждать к ответу силой.
Менес затих, приобняв жену. Вскоре они уснули вместе, как будто и не разлучались.
Через два дня после возвращения великой царицы ее советник умер. Он так и не позволил излечить себя с помощью саркофага Ра; дочь и сама, почитая отцовскую волю, больше не заговорила с ним об этом.
Киа тотчас же приказала проводить ее к отцу – несмотря на то, что была едва жива. Она выживет – а ее отец, быть может, в этот самый миг при смерти!
Неби неподвижно лежал в постели, укрытый до подбородка простыней, над которой выдавалась его почти седая борода. Рядом, заливаясь слезами, сидела его жена, которая и в богатых одеяниях казалась жалкой. Она вскинула глаза на царственную дочь с таким затравленным видом, точно та примчалась клевать своих отца и мать.
Великая царица присела рядом с родителями и нежно приобняла старую женщину.
- Ну, что? – тихо воскликнула она, глядя на отца. – Он жив?
Мать глазами показала на вздымающуюся грудь Неби.
- Ему недолго осталось, - сказала она. Мать никогда не обращалась к Киа по имени, как и по титулу – должно быть, страшась упоминать и то, и другое. Она теперь боялась всего здесь еще больше, чем тогда, когда была женой учителя жрецов, при Ра. Точно хищница-дочь против воли схватила и унесла ее в свое гнездо…
Что ж, может быть, и так. Не каждому человеку его судьба по мерке.
Киа осторожно взяла отца за руку, бессильно лежавшую поверх простыни. Через мгновение она ощутила слабое пожатие, и Неби открыл глаза.
Он улыбнулся.
- Поздравляю тебя с победой, великая царица, - прошептал старец.
Киа зажмурилась и уткнулась головой в его постель, а Неби погладил ее по волосам. Царица тихо плакала.
- Что с тобой? – спросила она, не поднимая головы от руки отца.
- Мне пора, - прошептал Неби; Киа показалось, что она различила хрипы в его груди. Царица испуганно выпрямилась.
- Куда пора? – детски спросила она. – Отец, может быть, еще не поздно?
Она вдруг вскочила.
- Я знаю! – воскликнула Киа так, что родители вздрогнули. – Саркофаг! Я попытаю счастья с саркофагом, он все еще открыт, и ты…
- Нет!
Властный голос пресек ее мысли и надежды.
- Если ты сделаешь это, я не дам тебе своего благословения, - ответил Неби, повернув к ней голову. – Если ты таким кощунственным образом вернешь мне здоровье, я покину дворец, и ты никогда больше не увидишь моего лица.
Он прервался. Надрывно закашлял, прижав руку к груди; Киа вздрагивала, ощущая его страдания, как свои.
- Недостойно такой царицы и такой дочери, как ты, пренебрегать волей своего отца! Разве я неясно сказал тогда, что не желаю ничего принимать от Ра? – отдышавшись, закончил Неби.
- У тебя на губах кровь, - в ужасе прошептала Киа, не слушая его. – Какую же болезнь ты выпестовал в своей груди за эти годы? Какое безумие – отказываться от…
- Я неизлечимо болен, и значит, так тому и суждено быть! – прервал ее Неби. – Пойми, царица: если ты воспользуешься подарком Ра, ты… ты сподвигнешь Менеса следовать его ужасным замыслам, навсегда привяжешь его к небесам и к этому демону! Разве ты не видишь, что мы должны отказаться от Ра, отказаться навеки?..
- Ра был прекрасен, - прошептала Киа. – Ра был животворящ…
Неби кивнул.
- Да. Он был светом, сошедшим на землю, - прошептал старик. – Но люди не могут жить на солнце – они сгорят…
Неби посмотрел на свою бедную жену, слушавшую этот разговор с таким видом, точно она ошибкой затесалась в дом высоких господ. Советник великой царицы улыбнулся.
- Мутнофрет, сестра моя, оставь нас. Мы должны поговорить наедине.
Жена послушно встала и вышла, стараясь ступать как можно тише и сжимаясь, точно боялась задеть что-нибудь из окружающего великолепия. За все годы, проведенные при дворе, она так и не научилась вести себя соответственно своему положению.
- Я хотел сказать тебе, о чем думал в эти дни, - произнес Неби, когда они с царицей остались наедине. – Быть Ра – значит быть единственным владетелем жизни, отнимающим ее у остальных. Я не знаю, есть ли на звездах другие существа, похожие на Ра. Но знаю, что человеку стать таким невозможно, даже если он сравняется с Ра умом и ученостью.
- Не осилит душа, - прошептала Киа, снова севшая у изголовья больного.
- Да, - ответил Неби. – Быть Ра - значит быть таким лжецом и себялюбцем, что даже год подобного существования до основания разрушит человеческую душу.
А Киа впервые задумалась – какова же душа Ра. Он и его соплеменники, если такие есть, превосходят людей настолько, насколько люди превосходят червей. Но души их – и есть души червей… Они поглощают все, что могут поглотить, и, становясь все больше, становятся все меньше.
- Я скоро умру, - сказал Неби, помолчав.
Дочь покорно молчала тоже, не двигаясь, уронив руки на колени.
- Ты останешься одна, Небт-Маат…
И Киа прекрасно поняла отца. Да, отныне она всегда будет одна, потому что ее покинет единственный человек, любивший ее беззаветно, единственный, кто читал в ее душе и полностью разделял ее мысли.
С ней останется любимый мужчина…
Мужчина! Разве мужья не изменяют женам, как жены – мужьям?
- Я возлагаю на тебя все свои надежды, - продолжал Неби. – Ты очень сильна и очень умна. И помни: хранить тайну Врат нужно, что бы ни случилось. Как бы муж ни угрожал тебе – или, наоборот, чем бы ни улещал….
Киа вздрогнула от гнева.
- Разве я девочка?
- Ты женщина, - сказал Неби. – Женщины податливы на ласку и могут всем пожертвовать любви. Разве я не знаю?
- Обыкновенные – может быть, - холодно сказала Киа. – Но царица – нет. Я не выдам Менесу тайны, даже если под угрозой окажется мое дитя.
Вновь охваченная подозрением, она положила руку на живот.
- Ты беременна? – воскликнул Неби.
- Тише!.. – ответила дочь.
- Пока не знаю, - прошептала Киа. – Но подозреваю, что… да… Ра вылечил меня, слава ему!
Она тихо засмеялась своим словам, а отец улыбался, наслаждаясь игрой ее ума и чувств.
- Если под угрозой окажется мой ребенок, я буду защищать его, пока дело не зайдет о Вратах, - твердо сказала Киа. – Но если зайдет… Ты говорил о любви…
Она встала и раскинула руки, точно пытаясь объять всю комнату. Весь дворец. Мыслью же она обнимала всю свою землю.
- Вот моя главная забота, - сказала Киа.
- Тогда и я спокоен, - ответил Неби.
Киа поцеловала его руку.
- Иди, моя болезнь может быть опасна, - сказал Неби. – Особенно для тебя. Иди и отдыхай. Что бы ни случилось…
Киа кивнула.
Пока она царица – она не сможет отдыхать, что бы ни случилось.
Она вернулась к себе и уснула крепко, без единой мысли, тревоги и воспоминания. Киа не почувствовала, как к ней пришел Менес – он долго сидел над женой, трепетно гладя ее щеки, ее живот; очертания этой тайны, зреющей в ней, его околдовывали.
Менес хотел уйти, но не смог. Лег рядом с Киа и прижался к ней, вдыхая ее запах. Когда она проснулась, было уже поздно – царь овладел ею, как лег: живот к животу, на боку, чтобы не повредить жене в ее положении. Киа слабо стонала, плененная им и своей страстью, своей любовью, которая вовсе не была изжита. Нет. Не таков был Менес, сын Сит-Ра, чтобы к нему можно было охладеть.
А потом фараон спросил:
- Где Врата, Киа?
Жена замерла, глядя в его ласковые глаза. Вот и пришло время.
- Я никогда тебе этого не скажу – не затем я совершила то, что совершила, - ответила она. Менес не стал настаивать.
Впереди у него было много времени – о, очень много.
- Мой отец умирает, - сказала Киа, и попыталась вызвать в себе гнев на мужа, но сил не хватило. Накрашенные веки фараона опустились; на лицо Менеса лег покров вины.
- Мне очень жаль, если это я повредил его здоровью, - сказал молодой владыка. – Но я наказал его за неповиновение. Ведь ты не можешь отрицать, что со своим отцом изменила престолу?
Теперь уже он гневался, и ему это было гораздо легче. Он сейчас обладал всеми преимуществами своего пола.
Как и Киа – всеми преимуществами своего. Она промолчала. Ей сейчас никто не сможет угрожать, принуждать к ответу силой.
Менес затих, приобняв жену. Вскоре они уснули вместе, как будто и не разлучались.
Через два дня после возвращения великой царицы ее советник умер. Он так и не позволил излечить себя с помощью саркофага Ра; дочь и сама, почитая отцовскую волю, больше не заговорила с ним об этом.
Глава 70
Над Неби был совершен тот же ритуал, что и над Мерсу. Киа чувствовала, что бальзамирование, эти действия, служившие первоначально только для сохранения тела от порчи на время возведения гробницы, уже приобрели для ее жрецов священный смысл.
Она сама угрюмо стояла в храме Ра – единственном в городе храме – наблюдая за работой бальзамировщиков. Царь отдал ей жрецов Ра в полное распоряжение, видимо, угнетаемый чувством вины за содеянное; а еще потому, что не воспринимал бывших служителей бога всерьез. Киа же глядела, как в ванне, приготовленной для тела отца, густеет известково-белый раствор, и думала:
"Мирные люди еще более важны, чем воины, в которых видит свою силу Менес. Священные обряды еще более важны, чем завоевания, потому что после войны наступает мир, для которого она и велась. Отцу не понравилось бы, что я делаю с его телом, он предпочел бы безымянным упокоиться в песке – но он одобрил бы меня. Неби бы понравилось, как я завладеваю умами тех, кого презирает наш молодой бог".
Тело Неби – лежавшее на столе нагим, но прикрытое простыней – с вязким плеском опустилось в ванну. Двое жрецов с белыми, как у штукатуров, руками, подошли к царице и стали перед нею на колени, уткнувшись лбами в пол. Киа сверху вниз улыбнулась их бритым затылкам.
- Мы выполнили то, что надлежит, великая царица, - сказал один из жрецов, выпрямившись и внимательно-тревожно поглядев ей в глаза. - Теперь твой отец сохранится для будущей жизни, когда в его благородное тело вернется душа.
Киа едва заметно поморщилась. Она тоже верила в загробную жизнь, но ей казалось отвратительным связывать ее с отслужившими свое останками.
- Превосходно, - сказала царица. – Премудрый Неби, мои уста и сердце, успел обнять своих детей, прежде чем упокоиться в своей гробнице. Она сохранится на века, чтобы люди могли прийти и поклониться ему.
Жрец снова уткнулся лбом в пол.
Киа неторопливо вышла, поглаживая живот и улыбаясь. Понимает ли Менес, что сейчас происходит? Скоро помыслы всех людей обратятся к этим вечным домам, скоро и воины, томящиеся бездельем в ожидании новых сражений, задумаются о вечности. Скоро об этом задумается и сам великий царь – он, лишенный земного бессмертия, возжаждет иной славы и иного постоянства. Какое только и возможно для человека…
"Все проходит, кроме гробниц", - подумала Киа.
И если Менеса не удастся полностью отвратить от мечтаний о Ра – как и никого, кто узнал его чудеса, - то ее дитя, которое великая царица носит под сердцем, вырастет свободным от таких искушений. Хорошо бы это был сын. Он посвятит себя делам, достойным и соразмерным с человеческой жизнью – с жизнью царя людей. Менес и его наследники объединят и упорядочат Та-Кемет на всем ее протяжении, дадут нагому и озлобленному народу закон, пищу, положенный труд и положенный отдых – то самое благое постоянство, о котором мечтает каждый смертный.
И которое достижимо для всех, кроме правителей, пекущихся о таком постоянстве для своего народа…
"Я знаю, что ты одобрил бы меня, отец".
Киа навестила своих воинов, живших при храме, как и некоторые из воинов фараона. Ее людей никто не тронул, никто ничего не выпытывал – но Киа сомневалась, что это сможет продолжаться долго.
- Я бы предложила вам бежать, но это невозможно, - сказала Киа, уединившись со своими воинами. Она приняла от них знаки почитания, и теперь они сели тесно, как лучшие друзья – какими и были. – Мы слишком разгневаем фараона, и может случиться непоправимое, он опять может попытаться силой вырвать у нас тайну Врат, - закончила великая царица, обводя взглядом их лица.
Она прервалась.
- Понимаете?.. Пока его величество уверен, что у него впереди много времени, чтобы подчинить нас. А новый бунт может превратить его в неукротимого зверя!
Воины покивали. Это были не только отважные, но и умные люди.
- Мы и не побежим, - сказал один из мужчин. Лица остальных выражали полное согласие с товарищем. – Мы не оставим тебя без защиты, госпожа!
Киа улыбнулась, подперев щеку кулаком, как девочка под крылом отца.
- Вы хотите защитить меня? Хорошо! Это очень хорошо, потому что я ношу дитя! Но как же вы будете меня защищать, если живете здесь?
- Мы можем стать твоей гвардией, царица, - без колебаний ответил воин.
И Киа увидела, что именно этого они больше всего жаждут. Она хлопнула в ладоши.
- Решено! Вы будете моей личной стражей! Что за царица без стражи, и разве я найду кого-нибудь преданнее вас, друзья мои? Не так ли, Нэзи?
Вместо ответа воин преклонил перед ней колени и поцеловал ее увешанную драгоценностями ногу. А когда он поднял глаза, Киа увидела в них то же, что в глазах Менеса. Этот мужчина был пленником ее чар – ее неповторимой натуры! И все эти трое, как и ее муж, желали обладать ею; но у них это желание перельется в преданность богине на троне…
- Очень хорошо! – заключила царица.
Она встала и гибким движением головы и плеч откинула за спину угольно-черные волосы. Поправила нагрудник и тяжелые серьги. Мужчины следили за ней не отрываясь.
- Я уведомлю его величество о нашем желании, - сказала Киа, улыбаясь. – И еще до заката этого дня вы будете у моих дверей, стеречь мой покой – и моего ребенка, - выразительно прибавила она.
Да, она была желанная женщина, но она была великая царица и будущая мать, чужая жена. Все если и не помнили в этот миг, то сейчас вспомнили об ее недосягаемости.
Киа вышла, еще раз одарив своих воинов улыбкой. Она не обманула их ожиданий, в этот же день высказав фараону просьбу иметь своих людей при себе.
Менес одарил ее ожидаемым мрачным взглядом.
- Ты хочешь, чтобы у тебя было, чем защититься от меня, - проговорил он. – И ты хочешь постоянно надзирать за своими сообщниками!
Киа несколько мгновений напряженно смотрела в глаза мужу, понимая и давая ему понять, что сознает значительность этих мгновений. Потом пожала плечами и улыбнулась с показной бесшабашностью, что видели они оба.
- Ты прав, именно этого я и хочу.
Менес кивнул, следя за ее руками, сцепившимися на животе.
- Я этого ждал. И не откажу тебе, - ответил он. Не желая продолжать разговор, раздраженный муж быстро вышел из комнаты.
Неби хоронили через семьдесят дней – когда была готова его невысокая кирпичная гробница, которая, однако, заметным холмиком выделялась посреди пустыни. Рядом с соседом, гробницей мрачного Мерсу, обманутого и своей женой, и своим богом.
"Скоро здесь вырастет целый город", - думала Киа, стоя около бронзовых дверей в толпе придворных. Эти два месяца принесли ей успокоение и наполнили новыми силами и тревогами – Киа действительно оказалась беременна. И сейчас, на похоронах отца, она стояла словно на празднике – ее замыслы исполнялись один за другим. Погребение привлекло внимание не только помнивших Неби царедворцев, оно взволновало всех городских жителей. Муж стоял рядом с ней, слушая монотонное пение жрецов, и, как и все присутствующие, думал о смерти. Он думал о неизбежности.
А стоило Киа повернуть голову, как она встречалась глазами со своей верной стражей. Те не спускали глаз со своего прекрасного божества, казавшегося им выше фараона.
Менес приобнял жену. Он заметил, как она переглядывается со своими стражниками, и это подвигло его высказать давно задуманное.
- Мы давно живем в покое, Киа, и я утомлен бездействием. Нам не следует больше медлить.
Киа быстро повернулась к мужу.
- О чем ты говоришь?
- Я согну тех, кто даже не слышал обо мне, - хмуро ответил молодой царь. – Всю страну! Правильно мы думали: я называюсь владыкой обеих земель, а мои подданные не знают меня! Дивлюсь, как до сих пор…
Киа быстро прижала палец к его губам.
- Дома, муж мой! Отложим этот разговор!
Когда они вернулись с похорон, Менес тотчас же продолжил беседу. Киа это очень радовало, потому что муж наконец действительно отвлекся от своих первоначальных планов.
- Дивлюсь, как до сих пор мы не услышали о восстаниях, - тихо говорил фараон. – Неужели воины отдаленных гарнизонов не испытали желания действовать после таких потрясений? Ведь они мужчины!
Киа улыбнулась.
- Менес, много ли перемен ты видел, когда служил в своей крепости при Ра? Почему ты думаешь, что жители Та-Кемет о чем-то услышали? Кто мог бы оповестить их? Не ты, и уж никак не Ра!
Она дрогнула, осознав свою ошибку: имя Ра вылетело совсем некстати. Но Менеса оно не навело ни на какие опасные мысли – он всерьез задумался о другом.
- Верно, - тихо сказал Менес. – Быть не может! – тут же воскликнул фараон. – Скоро исполнится полгода, как мы победили, а никто, кроме нас, не знает об этом!
- Эта победа – только начало, - улыбаясь, сказала Киа.
Да, теперь ее супруг выходил на другую дорогу, и Киа пойдет с ним, поддерживая и направляя, если Менес случайно собьется.
Менес обнял ее и благодарно поцеловал в лоб, потом в губы.
- С тобой я всегда знаю, что делать! Ты проясняешь мой разум!
"Если бы…"
- Когда ты начнешь покорение своих земель? – спросила Киа. – Сейчас?
- Да, сейчас, когда ты под надежной охраной, - без колебаний ответил царь. Киа не ожидала этого – она думала, что Менес подождет хотя бы до родов… Хотя зачем – ему-то?
Киа не возражала, и Менес приступил к делу, которое вскоре поглотило все его внимание.
Он выступил из города всего через неделю после беседы с женой. Она настояла на том, чтобы остаться наместницей, как и раньше. Менес боялся за нее, но Киа сказала:
- Что, по-твоему, мои подданные могут сделать мне? Отравить и заколоть можно не только беременную женщину - а сейчас при мне верная гвардия. Править же я смогу не хуже тебя, ты знаешь.
Он знал.
Менес был уязвлен в своей гордости, но смирился с волей жены. Его ждали гораздо более великие свершения, чем правление этими людьми, еще под властью Ра сделавшимися покорными, как овцы!
До того, как исполнился срок Киа, Менес привел под свою руку целых три города.
Киа благополучно выносила дитя – она даже не испытывала неудобств, обычных для беременных: магия Ра действовала. Когда подошло время родов, великая царица была спокойна. Киа знала, что родит легко и ребенок окажется здоров.
Почувствовав схватки, она не возлегла на ложе, как от нее ожидали, а села на специальный табурет с дыркой*, которые сделали для нее царские мастера. Хмес, стоя по одну сторону от госпожи, держала ее руку. По другую сторону стоял царь.
Менес бросил все дела, узнав, что жена рожает. И теперь смотрел на ее живот так, точно оттуда должна была явиться его судьба.
Киа пришлось трудиться дольше, чем она ожидала: шесть часов, за время которых она была вынуждена подниматься с родильного стула и укладываться на ложе, чтобы отдохнуть. Затем она вставала и делала с десяток шагов, чтобы размять затекшие ноги: Хмес и повитуха водили ее под руки, промокая ей лоб. А потом Киа снова садилась и продолжала свое дело.
Она рожала не как безвольная игрушка богов – а как богиня, творящая судьбу для себя и ребенка. Чтобы не стонать, Киа взяла в зубы деревяшку. Да, ей было больно и трудно, но это была освобождающая боль…
Когда ребенок пошел, она разрешилась от бремени в два усилия. На свет появился мальчик.
* Приспособление, действительно использовавшееся египтянками во время родов.
Над Неби был совершен тот же ритуал, что и над Мерсу. Киа чувствовала, что бальзамирование, эти действия, служившие первоначально только для сохранения тела от порчи на время возведения гробницы, уже приобрели для ее жрецов священный смысл.
Она сама угрюмо стояла в храме Ра – единственном в городе храме – наблюдая за работой бальзамировщиков. Царь отдал ей жрецов Ра в полное распоряжение, видимо, угнетаемый чувством вины за содеянное; а еще потому, что не воспринимал бывших служителей бога всерьез. Киа же глядела, как в ванне, приготовленной для тела отца, густеет известково-белый раствор, и думала:
"Мирные люди еще более важны, чем воины, в которых видит свою силу Менес. Священные обряды еще более важны, чем завоевания, потому что после войны наступает мир, для которого она и велась. Отцу не понравилось бы, что я делаю с его телом, он предпочел бы безымянным упокоиться в песке – но он одобрил бы меня. Неби бы понравилось, как я завладеваю умами тех, кого презирает наш молодой бог".
Тело Неби – лежавшее на столе нагим, но прикрытое простыней – с вязким плеском опустилось в ванну. Двое жрецов с белыми, как у штукатуров, руками, подошли к царице и стали перед нею на колени, уткнувшись лбами в пол. Киа сверху вниз улыбнулась их бритым затылкам.
- Мы выполнили то, что надлежит, великая царица, - сказал один из жрецов, выпрямившись и внимательно-тревожно поглядев ей в глаза. - Теперь твой отец сохранится для будущей жизни, когда в его благородное тело вернется душа.
Киа едва заметно поморщилась. Она тоже верила в загробную жизнь, но ей казалось отвратительным связывать ее с отслужившими свое останками.
- Превосходно, - сказала царица. – Премудрый Неби, мои уста и сердце, успел обнять своих детей, прежде чем упокоиться в своей гробнице. Она сохранится на века, чтобы люди могли прийти и поклониться ему.
Жрец снова уткнулся лбом в пол.
Киа неторопливо вышла, поглаживая живот и улыбаясь. Понимает ли Менес, что сейчас происходит? Скоро помыслы всех людей обратятся к этим вечным домам, скоро и воины, томящиеся бездельем в ожидании новых сражений, задумаются о вечности. Скоро об этом задумается и сам великий царь – он, лишенный земного бессмертия, возжаждет иной славы и иного постоянства. Какое только и возможно для человека…
"Все проходит, кроме гробниц", - подумала Киа.
И если Менеса не удастся полностью отвратить от мечтаний о Ра – как и никого, кто узнал его чудеса, - то ее дитя, которое великая царица носит под сердцем, вырастет свободным от таких искушений. Хорошо бы это был сын. Он посвятит себя делам, достойным и соразмерным с человеческой жизнью – с жизнью царя людей. Менес и его наследники объединят и упорядочат Та-Кемет на всем ее протяжении, дадут нагому и озлобленному народу закон, пищу, положенный труд и положенный отдых – то самое благое постоянство, о котором мечтает каждый смертный.
И которое достижимо для всех, кроме правителей, пекущихся о таком постоянстве для своего народа…
"Я знаю, что ты одобрил бы меня, отец".
Киа навестила своих воинов, живших при храме, как и некоторые из воинов фараона. Ее людей никто не тронул, никто ничего не выпытывал – но Киа сомневалась, что это сможет продолжаться долго.
- Я бы предложила вам бежать, но это невозможно, - сказала Киа, уединившись со своими воинами. Она приняла от них знаки почитания, и теперь они сели тесно, как лучшие друзья – какими и были. – Мы слишком разгневаем фараона, и может случиться непоправимое, он опять может попытаться силой вырвать у нас тайну Врат, - закончила великая царица, обводя взглядом их лица.
Она прервалась.
- Понимаете?.. Пока его величество уверен, что у него впереди много времени, чтобы подчинить нас. А новый бунт может превратить его в неукротимого зверя!
Воины покивали. Это были не только отважные, но и умные люди.
- Мы и не побежим, - сказал один из мужчин. Лица остальных выражали полное согласие с товарищем. – Мы не оставим тебя без защиты, госпожа!
Киа улыбнулась, подперев щеку кулаком, как девочка под крылом отца.
- Вы хотите защитить меня? Хорошо! Это очень хорошо, потому что я ношу дитя! Но как же вы будете меня защищать, если живете здесь?
- Мы можем стать твоей гвардией, царица, - без колебаний ответил воин.
И Киа увидела, что именно этого они больше всего жаждут. Она хлопнула в ладоши.
- Решено! Вы будете моей личной стражей! Что за царица без стражи, и разве я найду кого-нибудь преданнее вас, друзья мои? Не так ли, Нэзи?
Вместо ответа воин преклонил перед ней колени и поцеловал ее увешанную драгоценностями ногу. А когда он поднял глаза, Киа увидела в них то же, что в глазах Менеса. Этот мужчина был пленником ее чар – ее неповторимой натуры! И все эти трое, как и ее муж, желали обладать ею; но у них это желание перельется в преданность богине на троне…
- Очень хорошо! – заключила царица.
Она встала и гибким движением головы и плеч откинула за спину угольно-черные волосы. Поправила нагрудник и тяжелые серьги. Мужчины следили за ней не отрываясь.
- Я уведомлю его величество о нашем желании, - сказала Киа, улыбаясь. – И еще до заката этого дня вы будете у моих дверей, стеречь мой покой – и моего ребенка, - выразительно прибавила она.
Да, она была желанная женщина, но она была великая царица и будущая мать, чужая жена. Все если и не помнили в этот миг, то сейчас вспомнили об ее недосягаемости.
Киа вышла, еще раз одарив своих воинов улыбкой. Она не обманула их ожиданий, в этот же день высказав фараону просьбу иметь своих людей при себе.
Менес одарил ее ожидаемым мрачным взглядом.
- Ты хочешь, чтобы у тебя было, чем защититься от меня, - проговорил он. – И ты хочешь постоянно надзирать за своими сообщниками!
Киа несколько мгновений напряженно смотрела в глаза мужу, понимая и давая ему понять, что сознает значительность этих мгновений. Потом пожала плечами и улыбнулась с показной бесшабашностью, что видели они оба.
- Ты прав, именно этого я и хочу.
Менес кивнул, следя за ее руками, сцепившимися на животе.
- Я этого ждал. И не откажу тебе, - ответил он. Не желая продолжать разговор, раздраженный муж быстро вышел из комнаты.
Неби хоронили через семьдесят дней – когда была готова его невысокая кирпичная гробница, которая, однако, заметным холмиком выделялась посреди пустыни. Рядом с соседом, гробницей мрачного Мерсу, обманутого и своей женой, и своим богом.
"Скоро здесь вырастет целый город", - думала Киа, стоя около бронзовых дверей в толпе придворных. Эти два месяца принесли ей успокоение и наполнили новыми силами и тревогами – Киа действительно оказалась беременна. И сейчас, на похоронах отца, она стояла словно на празднике – ее замыслы исполнялись один за другим. Погребение привлекло внимание не только помнивших Неби царедворцев, оно взволновало всех городских жителей. Муж стоял рядом с ней, слушая монотонное пение жрецов, и, как и все присутствующие, думал о смерти. Он думал о неизбежности.
А стоило Киа повернуть голову, как она встречалась глазами со своей верной стражей. Те не спускали глаз со своего прекрасного божества, казавшегося им выше фараона.
Менес приобнял жену. Он заметил, как она переглядывается со своими стражниками, и это подвигло его высказать давно задуманное.
- Мы давно живем в покое, Киа, и я утомлен бездействием. Нам не следует больше медлить.
Киа быстро повернулась к мужу.
- О чем ты говоришь?
- Я согну тех, кто даже не слышал обо мне, - хмуро ответил молодой царь. – Всю страну! Правильно мы думали: я называюсь владыкой обеих земель, а мои подданные не знают меня! Дивлюсь, как до сих пор…
Киа быстро прижала палец к его губам.
- Дома, муж мой! Отложим этот разговор!
Когда они вернулись с похорон, Менес тотчас же продолжил беседу. Киа это очень радовало, потому что муж наконец действительно отвлекся от своих первоначальных планов.
- Дивлюсь, как до сих пор мы не услышали о восстаниях, - тихо говорил фараон. – Неужели воины отдаленных гарнизонов не испытали желания действовать после таких потрясений? Ведь они мужчины!
Киа улыбнулась.
- Менес, много ли перемен ты видел, когда служил в своей крепости при Ра? Почему ты думаешь, что жители Та-Кемет о чем-то услышали? Кто мог бы оповестить их? Не ты, и уж никак не Ра!
Она дрогнула, осознав свою ошибку: имя Ра вылетело совсем некстати. Но Менеса оно не навело ни на какие опасные мысли – он всерьез задумался о другом.
- Верно, - тихо сказал Менес. – Быть не может! – тут же воскликнул фараон. – Скоро исполнится полгода, как мы победили, а никто, кроме нас, не знает об этом!
- Эта победа – только начало, - улыбаясь, сказала Киа.
Да, теперь ее супруг выходил на другую дорогу, и Киа пойдет с ним, поддерживая и направляя, если Менес случайно собьется.
Менес обнял ее и благодарно поцеловал в лоб, потом в губы.
- С тобой я всегда знаю, что делать! Ты проясняешь мой разум!
"Если бы…"
- Когда ты начнешь покорение своих земель? – спросила Киа. – Сейчас?
- Да, сейчас, когда ты под надежной охраной, - без колебаний ответил царь. Киа не ожидала этого – она думала, что Менес подождет хотя бы до родов… Хотя зачем – ему-то?
Киа не возражала, и Менес приступил к делу, которое вскоре поглотило все его внимание.
Он выступил из города всего через неделю после беседы с женой. Она настояла на том, чтобы остаться наместницей, как и раньше. Менес боялся за нее, но Киа сказала:
- Что, по-твоему, мои подданные могут сделать мне? Отравить и заколоть можно не только беременную женщину - а сейчас при мне верная гвардия. Править же я смогу не хуже тебя, ты знаешь.
Он знал.
Менес был уязвлен в своей гордости, но смирился с волей жены. Его ждали гораздо более великие свершения, чем правление этими людьми, еще под властью Ра сделавшимися покорными, как овцы!
До того, как исполнился срок Киа, Менес привел под свою руку целых три города.
Киа благополучно выносила дитя – она даже не испытывала неудобств, обычных для беременных: магия Ра действовала. Когда подошло время родов, великая царица была спокойна. Киа знала, что родит легко и ребенок окажется здоров.
Почувствовав схватки, она не возлегла на ложе, как от нее ожидали, а села на специальный табурет с дыркой*, которые сделали для нее царские мастера. Хмес, стоя по одну сторону от госпожи, держала ее руку. По другую сторону стоял царь.
Менес бросил все дела, узнав, что жена рожает. И теперь смотрел на ее живот так, точно оттуда должна была явиться его судьба.
Киа пришлось трудиться дольше, чем она ожидала: шесть часов, за время которых она была вынуждена подниматься с родильного стула и укладываться на ложе, чтобы отдохнуть. Затем она вставала и делала с десяток шагов, чтобы размять затекшие ноги: Хмес и повитуха водили ее под руки, промокая ей лоб. А потом Киа снова садилась и продолжала свое дело.
Она рожала не как безвольная игрушка богов – а как богиня, творящая судьбу для себя и ребенка. Чтобы не стонать, Киа взяла в зубы деревяшку. Да, ей было больно и трудно, но это была освобождающая боль…
Когда ребенок пошел, она разрешилась от бремени в два усилия. На свет появился мальчик.
* Приспособление, действительно использовавшееся египтянками во время родов.
Глава 71
Мальчика назвали Джер*: об имени много споров не велось, потому что не это занимало умы владык. Менес был рад, горд и встревожен своим отцовством. Оно означало, что когда-нибудь государство будет вверено этому красавцу и крепышу, его старшему сыну. Его отцовство означало, что когда-нибудь Менес умрет.
Киа спокойно лежала на своей постели, обнажившись до пояса, и наслаждалась тем, как младенец жадно сосет ее, облегчая ее тугие груди. Она не доверила его ни одной из двух кормилиц, оказавшихся в числе прислужниц, присланных Менесом в подарок своей царице. Киа предоставила этих юных матерей собственным детям.
Одна из четырех ее рабынь сейчас овевала мать и дитя опахалом, еще одна, Хмес, ушивала любимое платье госпожи, которое снова требовалось сузить в талии, а две остальные просто сидели у дверей и играли друг с другом в сенет* в ожидании приказа.
Все эти рабыни были молодые красивые женщины, но никто из слуг и придворных не смел тронуть их, хранимых могуществом великой царицы. Казалось, с умножением штата ее людей укреплялись ее мощь и влияние. И это было так, несмотря на большие перемены, которые произошли во дворце.
Покорив Бубастис, Саис и Иуну*, Менес ублажил не только свою царицу и своих воинов и придворных, но и, прежде всего, самого себя. Наибольшее наслаждение ему доставляло сознание своей растущей власти - но во время беременности Киа у него появился гарем. Киа это задело, и задело немало: но она давно готовилась к такому повороту событий. Просто потому, что она знала мужчин; и успела испытать, что делает с мужчинами безграничная власть.
Она знала, что титул великой царицы и Владычицы Истины будет принадлежать ей, пока она жива. Ни одна из глупых гусынь и ласковых кошечек Бубастиса, собранных Менесом во дворце, не сможет соперничать с нею. Женская красота быстро приедается, и Менес скоро соскучится, не получая от своих наложниц ничего, кроме того, что может дать любая женщина. И тогда он опять придет к ней. Ни одна из его женщин не станет для фараона тем, чем стала Киа: не только потому, что Киа, помимо своего очарования, исключительно умна и отважна как воин. Никто не заменит Киа просто потому, что ни одной женщине не под силу снова пережить с Менесом его юность и годы борьбы, годы Служения, дорогое общее прошлое, в котором остался звездный демон...
А теперь Киа держала в своих объятиях залог любви и верности Менеса. Она знала, насколько выше в глазах всех становится женщина, имеющая сына; а царица, родившая старшего сына, священна. Есть устои, которых не изменить никакому могущественному мужчине - никакому отдельному человеку, будь он даже царем царей.
- Ты будущий царь, - улыбаясь, шептала Киа агукающему черноглазому малышу. - Ты только родился, а уже защищаешь меня...
Она взглянула в сторону дверей, где стояли ее стражники, и нахмурилась. Великая царица чувствовала, что может настать такое время - оборони все боги! - когда Джеру может потребоваться защита от собственного отца. Менес как будто бы освободился от злого духа; но никто не мог знать, когда и какие демоны пристанут к человеку.
За дверью раздались быстрые тяжелые шаги, и Киа невольно крепче прижала к себе сына. Она слышала, как расступились ее стражники, а потом две девушки-рабыни, игравшие у дверей в сенет, бросили доску и поспешно распростерлись на полу, разметав свои черные косички и прозрачные юбки, под которыми виднелись бисерные пояски. Обе девицы были полунагие, но фараон даже не взглянул на них, направляясь к Киа.
Девушки, сидевшие у ложа Киа, тоже уткнулись носами в пол; но великая царица только приподнялась, с улыбкой подставив повелителю щеку.для поцелуя.
- Ты все хорошеешь, моя госпожа, - сказал Менес, восхищенный этой снисходительностью. Он поцеловал сначала мать, потом сына. - Дай-ка его сюда...
Осторожно забрав ребенка у Киа, Менес прошелся с ним по спальне, покачивая его.
- Какой силач, - со смехом воскликнул фараон, когда ребенок схватил его за палец. Менес вдруг подбросил сына к потолку и подхватил; Киа с трудом сдержала тревожный возглас. - Неужели все дети в его возрасте столько весят? - спросил ее царь.
- Он здоров и крепок, вот и все, - ответила Киа. - Дай-ка его мне, Менес, ему пора спать, а он у тебя смеется.
- Мой сын мне радуется - что в этом плохого?
Нахмурившийся Менес вернул Джера матери.
Какой пустячный разговор, подумала Киа, а какая борьба таится за нашими словами!
- Какие новости ты мне принес? - спросила царица, покачивая мальчика - теперь тихо, убаюкивая. Джер задремывал, его головка привалилась к груди Киа; ни мать, ни отец не нарушали молчания, пока малыш не заснул.
- Отнеси его в колыбельку, - тихо приказала Киа Хмес; рабыня кивнула и неслышно удалилась, забрав царевича.
- Ну? - спросила Киа, подняв глаза на мужа. - Как твои дела, великий царь?
- Пойдем отсюда, а не то мы разбудим ребенка, - предложил фараон. - Достаточно ли ты здорова?
Киа раздраженно дернула плечами.
- Я выгляжу настолько немощной? Хмес, - она быстро обернулась к своей первой прислужнице, старшей над остальными рабынями. - Присмотри за маленьким птенцом Хора!
Джеру исполнился уже месяц; обычно знатные госпожи подолгу оставались в постели, чтобы восстановить силы после родов, но Киа почти полностью выздоровела. И она должна была удерживаться у власти. Киа не могла позволить Менесу думать о ней только как о жене и забыть о ней как о соправительнице.
Менес обнял Киа за талию, выводя из комнаты. На пороге великая царица обернулась и взглядом отдала безмолвный приказ Нэзи, своему главному телохранителю. Тот спокойно кивнул.
Киа знала, что в ее отсутствие сюда никто не войдет - будь то хоть его величество. Киа ценила свою гвардию превыше золота и готова была защищать их от царского гнева, что бы ни случилось. Такую преданность нельзя было купить.
Киа с мужем вышли в соседнюю комнату, тоже принадлежавшую к покоям царицы. Там дожидался безмолвный чернокожий раб, которого Менес несколькими словами прогнал за вином и сладостями для себя и жены.
Они сели и несколько мгновений молчали.
- Я пришел просто увидеть вас, - наконец сказал фараон. - Я очень горжусь тобой и моим сыном. Вы моя отрада.
- Но ведь не только за этим? - спросила Киа.
- Я хотел посоветоваться, кого назначить правителем Бубастиса, - сказал Менес. - Там беспорядки, с которыми мой наместник не может справиться. Иногда мне кажется, что хорошо бы мне иметь вдесятеро больше глаз - чтобы надзирать за каждым септом*! Я думал, что успокоюсь в своей силе, провозгласив свое владычество по всей Та-Кемет - а мои тревоги только умножаются!
- Они неизменные спутницы царствования, - ответила Киа, положив руку на плечо Менесу. - Разве променял бы ты свои тревоги на спокойное сидение в столице? Это был только обман, видение власти, которым ты тешил себя!
Менес гневно обернулся к ней, но тут же черты царя снова разгладились.
- Истинно, как всегда, - сказал он. - Так что же мне сделать?
- Нужно прежде всего понять причину бунтов - может быть, народ опять терпит лишения и нуждается в ублаготворении. Ты же помнишь, какое беззаконие творилось в Бубастисе, когда ты вошел туда! - ответила Киа.
Она замолчала, оправляя платье. Менес терпеливо и взволнованно ждал окончания ее слов.
- И не спеши смещать правителя, едва назначив! - прибавила царица. - Может быть, он недостаточно силен, чтобы подавить волнения сам. Тогда занеси над Бубастисом свой кулак, пусть люди узнают, чье око светит над ними! А если наместник будет слишком силен, он может обойтись и без тебя - и опять пожелать стать себе хозяином, - тихо прибавила Киа, взглянув мужу в глаза.
Он опять дрогнул от гнева, но был слишком умен, чтобы сердиться на жену за ее правоту. Менес поник головой.
- Мне нужно быть вдесятеро сильнее, чем все хозяева септов вместе, чтобы держать их в повиновении, - прошептал фараон.
- Ты такой и есть, - с улыбкой сказала великая царица, погладив его по плечу. - Не сомневайся!
Он поцеловал ее ладонь.
- Спасибо тебе, Небт-Маат. Теперь я провожу тебя обратно, чтобы не мешать тебе отдыхать и заниматься с сыном, - сказал Менес.
Они встали, и Киа вдруг сказала:
- Менес, нужно назначить Джеру воспитателя! Ведь он будущий властитель Та-Кемет, его следует готовить к этому с детства!
- Ты права, - помедлив, сказал Менес.
- Пусть это будет Нэзи, - предложила Киа с улыбкой. - Ты знаешь, в какой опасности находится царевич, особенно теперь! И чем больше возрастет твое могущество, тем больше появится ревнивцев, которые...
- Я понял, - прервал ее фараон.
Ему не понравилась мысль сделать наставником Джера... своего бывшего противника. Но он осознал, что ни в ком не может быть так уверен, как в этих людях, осмелившихся вступить с ним в противостояние во имя царицы - ее кровь, ее наследника они будут защищать воистину не жалея жизни.
И если Звездные Врата не будут найдены, путь, предначертанный царицей, будет самым правильным. Она, конечно, никогда не заговорит с Джером о Вратах... и мальчик вырастет мудрым царем, в сердце которому Небт-Маат вложит свою дальновидность и справедливость. Менесу нечего будет опасаться своего наследника. Если же Врата опять откроются...
Менес прикрыл глаза, защищаясь от таких помыслов; он, отец, начал сознавать их низость. Но на самом дне души все еще жил опасный огонек, который мог однажды вздуться и пожрать ее.
- Хорошо, я назначу Нэзи, - сказал фараон.
Киа склонила голову.
- Лучшее решение, государь.
Воцарившееся молчание могло стать опасным - и Киа поспешно сказала:
- Менес, ты говорил снова со скульптором, сделавшим статую Нефертари? Я тоже хотела бы стоять в храме, изображенная в камне! Разве тебе не кажется, что великая царица достойна не меньшего поклонения, чем твоя мать?
- Конечно, - поспешно проговорил Менес с оттенком вины. - Я прикажу изваять тебя в полтора раза выше! И не из песчаника, а из гранита!
Тесно обнявшись, они вернулись в спальню.
Когда Менес уже прощался с царицей, она тихо сказала:
- Великий царь, думаю, нужно укрепить храмы Атума и Баст в Иуну и Бубастисе! Этим ты покажешь, что чтишь местные обычаи, хотя и паришь над ними! Тебя еще больше полюбят!
Менес кивнул.
"А у жрецов Баст и Атума будет что противопоставить власти фараона - как и у жрецов Ра", - подумала Небт-Маат.
* Предположительно сын и наследник Менеса.
* Любимая настольная игра египтян, напоминающая шашки.
* Три города Нижнего Египта, существующих со времени Древнего царства.
* Септ - административная единица Египта.
Мальчика назвали Джер*: об имени много споров не велось, потому что не это занимало умы владык. Менес был рад, горд и встревожен своим отцовством. Оно означало, что когда-нибудь государство будет вверено этому красавцу и крепышу, его старшему сыну. Его отцовство означало, что когда-нибудь Менес умрет.
Киа спокойно лежала на своей постели, обнажившись до пояса, и наслаждалась тем, как младенец жадно сосет ее, облегчая ее тугие груди. Она не доверила его ни одной из двух кормилиц, оказавшихся в числе прислужниц, присланных Менесом в подарок своей царице. Киа предоставила этих юных матерей собственным детям.
Одна из четырех ее рабынь сейчас овевала мать и дитя опахалом, еще одна, Хмес, ушивала любимое платье госпожи, которое снова требовалось сузить в талии, а две остальные просто сидели у дверей и играли друг с другом в сенет* в ожидании приказа.
Все эти рабыни были молодые красивые женщины, но никто из слуг и придворных не смел тронуть их, хранимых могуществом великой царицы. Казалось, с умножением штата ее людей укреплялись ее мощь и влияние. И это было так, несмотря на большие перемены, которые произошли во дворце.
Покорив Бубастис, Саис и Иуну*, Менес ублажил не только свою царицу и своих воинов и придворных, но и, прежде всего, самого себя. Наибольшее наслаждение ему доставляло сознание своей растущей власти - но во время беременности Киа у него появился гарем. Киа это задело, и задело немало: но она давно готовилась к такому повороту событий. Просто потому, что она знала мужчин; и успела испытать, что делает с мужчинами безграничная власть.
Она знала, что титул великой царицы и Владычицы Истины будет принадлежать ей, пока она жива. Ни одна из глупых гусынь и ласковых кошечек Бубастиса, собранных Менесом во дворце, не сможет соперничать с нею. Женская красота быстро приедается, и Менес скоро соскучится, не получая от своих наложниц ничего, кроме того, что может дать любая женщина. И тогда он опять придет к ней. Ни одна из его женщин не станет для фараона тем, чем стала Киа: не только потому, что Киа, помимо своего очарования, исключительно умна и отважна как воин. Никто не заменит Киа просто потому, что ни одной женщине не под силу снова пережить с Менесом его юность и годы борьбы, годы Служения, дорогое общее прошлое, в котором остался звездный демон...
А теперь Киа держала в своих объятиях залог любви и верности Менеса. Она знала, насколько выше в глазах всех становится женщина, имеющая сына; а царица, родившая старшего сына, священна. Есть устои, которых не изменить никакому могущественному мужчине - никакому отдельному человеку, будь он даже царем царей.
- Ты будущий царь, - улыбаясь, шептала Киа агукающему черноглазому малышу. - Ты только родился, а уже защищаешь меня...
Она взглянула в сторону дверей, где стояли ее стражники, и нахмурилась. Великая царица чувствовала, что может настать такое время - оборони все боги! - когда Джеру может потребоваться защита от собственного отца. Менес как будто бы освободился от злого духа; но никто не мог знать, когда и какие демоны пристанут к человеку.
За дверью раздались быстрые тяжелые шаги, и Киа невольно крепче прижала к себе сына. Она слышала, как расступились ее стражники, а потом две девушки-рабыни, игравшие у дверей в сенет, бросили доску и поспешно распростерлись на полу, разметав свои черные косички и прозрачные юбки, под которыми виднелись бисерные пояски. Обе девицы были полунагие, но фараон даже не взглянул на них, направляясь к Киа.
Девушки, сидевшие у ложа Киа, тоже уткнулись носами в пол; но великая царица только приподнялась, с улыбкой подставив повелителю щеку.для поцелуя.
- Ты все хорошеешь, моя госпожа, - сказал Менес, восхищенный этой снисходительностью. Он поцеловал сначала мать, потом сына. - Дай-ка его сюда...
Осторожно забрав ребенка у Киа, Менес прошелся с ним по спальне, покачивая его.
- Какой силач, - со смехом воскликнул фараон, когда ребенок схватил его за палец. Менес вдруг подбросил сына к потолку и подхватил; Киа с трудом сдержала тревожный возглас. - Неужели все дети в его возрасте столько весят? - спросил ее царь.
- Он здоров и крепок, вот и все, - ответила Киа. - Дай-ка его мне, Менес, ему пора спать, а он у тебя смеется.
- Мой сын мне радуется - что в этом плохого?
Нахмурившийся Менес вернул Джера матери.
Какой пустячный разговор, подумала Киа, а какая борьба таится за нашими словами!
- Какие новости ты мне принес? - спросила царица, покачивая мальчика - теперь тихо, убаюкивая. Джер задремывал, его головка привалилась к груди Киа; ни мать, ни отец не нарушали молчания, пока малыш не заснул.
- Отнеси его в колыбельку, - тихо приказала Киа Хмес; рабыня кивнула и неслышно удалилась, забрав царевича.
- Ну? - спросила Киа, подняв глаза на мужа. - Как твои дела, великий царь?
- Пойдем отсюда, а не то мы разбудим ребенка, - предложил фараон. - Достаточно ли ты здорова?
Киа раздраженно дернула плечами.
- Я выгляжу настолько немощной? Хмес, - она быстро обернулась к своей первой прислужнице, старшей над остальными рабынями. - Присмотри за маленьким птенцом Хора!
Джеру исполнился уже месяц; обычно знатные госпожи подолгу оставались в постели, чтобы восстановить силы после родов, но Киа почти полностью выздоровела. И она должна была удерживаться у власти. Киа не могла позволить Менесу думать о ней только как о жене и забыть о ней как о соправительнице.
Менес обнял Киа за талию, выводя из комнаты. На пороге великая царица обернулась и взглядом отдала безмолвный приказ Нэзи, своему главному телохранителю. Тот спокойно кивнул.
Киа знала, что в ее отсутствие сюда никто не войдет - будь то хоть его величество. Киа ценила свою гвардию превыше золота и готова была защищать их от царского гнева, что бы ни случилось. Такую преданность нельзя было купить.
Киа с мужем вышли в соседнюю комнату, тоже принадлежавшую к покоям царицы. Там дожидался безмолвный чернокожий раб, которого Менес несколькими словами прогнал за вином и сладостями для себя и жены.
Они сели и несколько мгновений молчали.
- Я пришел просто увидеть вас, - наконец сказал фараон. - Я очень горжусь тобой и моим сыном. Вы моя отрада.
- Но ведь не только за этим? - спросила Киа.
- Я хотел посоветоваться, кого назначить правителем Бубастиса, - сказал Менес. - Там беспорядки, с которыми мой наместник не может справиться. Иногда мне кажется, что хорошо бы мне иметь вдесятеро больше глаз - чтобы надзирать за каждым септом*! Я думал, что успокоюсь в своей силе, провозгласив свое владычество по всей Та-Кемет - а мои тревоги только умножаются!
- Они неизменные спутницы царствования, - ответила Киа, положив руку на плечо Менесу. - Разве променял бы ты свои тревоги на спокойное сидение в столице? Это был только обман, видение власти, которым ты тешил себя!
Менес гневно обернулся к ней, но тут же черты царя снова разгладились.
- Истинно, как всегда, - сказал он. - Так что же мне сделать?
- Нужно прежде всего понять причину бунтов - может быть, народ опять терпит лишения и нуждается в ублаготворении. Ты же помнишь, какое беззаконие творилось в Бубастисе, когда ты вошел туда! - ответила Киа.
Она замолчала, оправляя платье. Менес терпеливо и взволнованно ждал окончания ее слов.
- И не спеши смещать правителя, едва назначив! - прибавила царица. - Может быть, он недостаточно силен, чтобы подавить волнения сам. Тогда занеси над Бубастисом свой кулак, пусть люди узнают, чье око светит над ними! А если наместник будет слишком силен, он может обойтись и без тебя - и опять пожелать стать себе хозяином, - тихо прибавила Киа, взглянув мужу в глаза.
Он опять дрогнул от гнева, но был слишком умен, чтобы сердиться на жену за ее правоту. Менес поник головой.
- Мне нужно быть вдесятеро сильнее, чем все хозяева септов вместе, чтобы держать их в повиновении, - прошептал фараон.
- Ты такой и есть, - с улыбкой сказала великая царица, погладив его по плечу. - Не сомневайся!
Он поцеловал ее ладонь.
- Спасибо тебе, Небт-Маат. Теперь я провожу тебя обратно, чтобы не мешать тебе отдыхать и заниматься с сыном, - сказал Менес.
Они встали, и Киа вдруг сказала:
- Менес, нужно назначить Джеру воспитателя! Ведь он будущий властитель Та-Кемет, его следует готовить к этому с детства!
- Ты права, - помедлив, сказал Менес.
- Пусть это будет Нэзи, - предложила Киа с улыбкой. - Ты знаешь, в какой опасности находится царевич, особенно теперь! И чем больше возрастет твое могущество, тем больше появится ревнивцев, которые...
- Я понял, - прервал ее фараон.
Ему не понравилась мысль сделать наставником Джера... своего бывшего противника. Но он осознал, что ни в ком не может быть так уверен, как в этих людях, осмелившихся вступить с ним в противостояние во имя царицы - ее кровь, ее наследника они будут защищать воистину не жалея жизни.
И если Звездные Врата не будут найдены, путь, предначертанный царицей, будет самым правильным. Она, конечно, никогда не заговорит с Джером о Вратах... и мальчик вырастет мудрым царем, в сердце которому Небт-Маат вложит свою дальновидность и справедливость. Менесу нечего будет опасаться своего наследника. Если же Врата опять откроются...
Менес прикрыл глаза, защищаясь от таких помыслов; он, отец, начал сознавать их низость. Но на самом дне души все еще жил опасный огонек, который мог однажды вздуться и пожрать ее.
- Хорошо, я назначу Нэзи, - сказал фараон.
Киа склонила голову.
- Лучшее решение, государь.
Воцарившееся молчание могло стать опасным - и Киа поспешно сказала:
- Менес, ты говорил снова со скульптором, сделавшим статую Нефертари? Я тоже хотела бы стоять в храме, изображенная в камне! Разве тебе не кажется, что великая царица достойна не меньшего поклонения, чем твоя мать?
- Конечно, - поспешно проговорил Менес с оттенком вины. - Я прикажу изваять тебя в полтора раза выше! И не из песчаника, а из гранита!
Тесно обнявшись, они вернулись в спальню.
Когда Менес уже прощался с царицей, она тихо сказала:
- Великий царь, думаю, нужно укрепить храмы Атума и Баст в Иуну и Бубастисе! Этим ты покажешь, что чтишь местные обычаи, хотя и паришь над ними! Тебя еще больше полюбят!
Менес кивнул.
"А у жрецов Баст и Атума будет что противопоставить власти фараона - как и у жрецов Ра", - подумала Небт-Маат.
* Предположительно сын и наследник Менеса.
* Любимая настольная игра египтян, напоминающая шашки.
* Три города Нижнего Египта, существующих со времени Древнего царства.
* Септ - административная единица Египта.
Глава 72
- Матушка, которая из этих богинь – ты?
- Вот эта, по правую руку его величества.
Великая царица улыбнулась и положила руку на бритую головку мальчика, задравшего ее так высоко, что, казалось, шейка переломится. Джер открыв рот смотрел на поражающую воображение группу, троих равнодушных величественных богов, у ног которых он и его царственная мать казались карликами.
- Но она совсем не похожа на тебя, - сказал царевич, глядя на левую из двоих женщин, с двух сторон подпиравших стоявшего фараона, высоко возносившегося над обеими.
Киа пригладила детский локон* мальчика. Обычай обривать головы всем знатным детям укоренился не так давно, и хотя прекрасные волосы Джера служили истинным его украшением, как и волосы Менеса, теперь благородного господина можно было еще в юном возрасте отличить от простолюдина.
- Она похожа на меня, но это не главное, - сказала мать внимательно слушавшему ребенку. – Эта статуя – мой совершенный образ, шагающий одной ногою в вечность. Она соединяет вчера и завтра. Это богиня, которой должна уподобляться каждая великая царица.
Джер не вполне понимал ее – но понимал больше, чем можно было ожидать от восьмилетнего ребенка. Киа опустилась перед мальчиком на колени и, положив руки ему на плечи, поцеловала его. Потом встала и подвела Джера к скульптурной группе. Она была закончена только что, и полированные гранитные лики, плечи и груди блестели на солнце пустыни, точно свежеумытые.
- Прочти, - велела царица, указывая пальцем на картуш*, выбитый на пьедестале под ногами второй спутницы фараона, шагавшей в вечность вместе с ним.
- "Нефертари, мать царя", - с трудом, но безошибочно разобрал Джер.
- Правильно! – воскликнула Киа. – Видишь – это вторая госпожа, на которую опирается его величество. Нефертари ушла к богам еще до твоего рождения, но она вечно пребывает со своим сыном в своем совершенном образе, как и я.
"А на самом деле статую Нефертари пришлось делать наугад, потому что никто из мастеров не видел ее, - улыбаясь про себя, подумала Киа, когда вместе с царевичем направилась к дожидавшимся их носилкам. – И поэтому она своим ликом повторяет меня".
Скрывшись под полотняным пологом, Киа снова воссоздала перед мысленным взором черты своего изображения – огромные миндалевидные глаза, округлые щеки, уста, хранящие едва заметную улыбку. Да, ее сделали одновременно и похожей на себя, и божественной. Вечная неразрешимая загадка для тех, кто придет следом за ней.
Прибыв во дворец, Киа отпустила мальчика купаться и отдыхать – сегодня у него больше не было занятий. Конечно, Джер сразу же убежал, этот маленький мужчина, уже чуравшийся младших сестричек, тихо возившихся друг с другом в детской. Киа остановилась на пороге комнаты и несколько мгновений с удовольствием наблюдала, как царевны играют в куклы.
Ни одна из них не была похожа на нее – незаметные маленькие госпожи: окруженные почитанием, но кроткие и послушные своим нянькам и служанкам. Они будут хорошими матерями новым царевичам, но ни одна из них не станет настоящей царицей, как великая Небт-Маат. Что ж, и это хорошо. У страны будет одна голова и одна воля.
Незаметно понаблюдав за Исет и Аахотеп, Киа удалилась к себе, так и не окликнув дочек. Сегодня она уже ничего не ждала: великая царица проведет этот вечер за вышиванием, слушая арфу, как и подобает жене фараона, покорной долгу. Великая царица может спокойно рукодельничать, потому что в Та-Кемет наконец утвердился порядок, который она задумала.
Са-Ра – его величество, жизнь, здоровье, сила – за эти годы полностью покорил Север. Менес продолжал прислушиваться к советам главной жены, делившей с ним трон, и в земле, простершейся под пятой фараона, наступил мир и процветание. Менес удалил неугодных начальников септов и поставил таких, которые были достаточно сильны, чтобы владеть своими землями, но недостаточно – чтобы подняться против верховного правителя. Менес даровал земли и богатства храмам, объединившим людей в вере и почитании фараона, чье имя славили жрецы в каждом доме бога, какому бы покровителю он ни был посвящен.
Потому что фараон был не только живым верховным богом – он являлся еще и верховным жрецом каждого храма, и люди по всему Северу успокаивались под его защитой, приходя к своим кумирам. Юг еще волновался, но теперь в руках Менеса сосредоточилась такая сила, что ни один разрозненных септов Юга не сможет противостоять ему. В конце концов, Менес утвердит свою безмерную власть по всей земле.
Вернее говоря, эта власть только кажется безмерной – жрецы, стараниями как фараона, так и, преимущественно, великой царицы, уже выросли в силу, способную его обуздать. В храмах сосредоточились те знания, которые оставил людям Ра. А самое главное – жрецы говорили от лица богов, и уже не раз сам владыка был вынужден следовать их указаниям.
Менес поздновато понял, какого соперника себе вырастил; как и Ра поздновато понял, какого соперника вырастил себе. Но Менесу, как и звездному демону, было уже нечего сожалеть. Семена дали плоды, и никакой живой бог больше не сможет единолично диктовать Та-Кемет свою волю.
Киа вышивала себе платье под нежные переливы арфы, а с губ ее не сходила улыбка. Может быть, Менес сегодня придет к ней. А может, и нет. Его величество очень занят – но чем бы он ни был занят, это дело рук Небт-Маат. Она незримо присутствовала везде – в храмах, где Менес, к своей досаде, вырастил новых провозвестников воли богов; на полях и в садах, в которых по совету царицы были укреплены старые и проложены новые оросительные каналы, так что, благодаря щедрости своего солнца и земли, простой народ уже много лет не знал голода. Она присутствовала в каждом суде, где действовали законы, писавшиеся с ее помощью…
Киа вздохнула, любуясь золотой вышивкой, подсвеченной с другой стороны благовонной алебастровой лампой: так тонка была ткань. Ей нечего было больше желать.
Кроме окончательного воссоединения с богами – Киа помнила о Звездных Вратах во всякий час своей жизни, и, несомненно, то же было справедливо и для фараона. Тайна Ра надежно упокоится только тогда, когда упокоятся ее четверо хранителей. Великая царица слишком хорошо знала людей, чтобы не понимать этого.
Джер и его сестры – счастливые дети. Джер еще застал серебристых птиц бога, летавших по поручениям фараона; но сам ни разу не сел в кабину виманы, ни разу не взял в руки божественного копья. Менес и тот касался наквада с осторожностью; он расходовал его медленно и очень бережно, но за эти восемь лет истратил почти все запасы - хотя в распоряжение царя поступали все оружейные склады завоеванных крепостей.
Прошло, безвозвратно миновало время Ра.
Завершив узор из цветов по краю накидки, над которой она работала, Киа отложила вышивание; потом, посидев несколько мгновений, хлопнула в ладоши.
Подбежала Хмес, превратившаяся в опытную и преданную, насколько это было возможно для нее, прислужницу.
- Дай вина. И позови моего писца, - распорядилась царица.
Хмес поклонилась и убежала. Она, конечно, не стала моложе за эти годы, но оставалась миловидной и проворной; весь вид старшей над рабынями ее величества говорил о полном довольстве. И почему бы ей не быть довольной своей судьбой? Одни рождены пастырями, а другие – овцами, и глупо сетовать на Маат.
Пришла Хмес, неся поднос с кувшином вина, кубком и блюдом печенья; а за ней шел маленький лысый человек – писец великой царицы Сетнахт. Очень важная особа.
Положив свои письменные принадлежности, слуга распростерся перед госпожой ниц, потом уселся перед нею скрестив ноги, готовый к работе.
Киа взяла с подноса кубок и, налив себе густого темно-красного вина, с удовольствием сделала глоток.
- Пиши, - негромко приказала она Сетнахту. – "Уаджмесу, ведающему садами великой царицы, приветствие. Мое величество недовольно урожаем винограда сего года, и прозревает в этом не волю Ра, доброго к Дельте, а твой недосмотр. Не допускай хищений, если не хочешь изведать божественный гнев".
Киа прервалась.
Уаджмес казался ей честным человеком – но царица предупреждала его и на случай, если в хищениях участвовал он тоже. Не следует без нужды смещать начальников – хороших управителей намного меньше, чем хороших работников.
- Это все. Ниже перечисли мои титулы, как обычно, - закончила диктовку царица. – Письмо пусть отправят Уаджмесу сегодня же.
Она прикрыла глаза, уже не прислушиваясь к быстрому топоту писца, преклонившегося и поднявшегося перед ликом безразличной богини. Киа знала, что ее повеление будет исполнено в точности.
Медленно допив вино, Киа отставила кубок и опять откинулась в кресле.
Было жарко, и ее охватывало ленивое томление. Царица странствовала мыслями в прошлом; а может, и в будущем…
Путь Джера прям и ясен, как свет Ра. А Исет и Аахотеп должны будут выйти замуж; конечно, царевны могли еще стать жрицами, но служение богам не исключало замужества. И это необходимо. Трон Хора нужно укреплять потомками бога с чистой кровью.
Лучше всего, конечно, отдать и Исет, и Аахотеп в жены старшему брату.
Киа нахмурилась. До сих пор в Та-Кемет почти не было кровосмесительных браков, и такое не одобрялось. Но у царей особый удел: божественную кровь не следовало разбавлять. У Менеса, конечно, есть еще сыновья и дочери от наложниц… но ведь это совсем другое дело.
Киа заулыбалась, подумав, что за все эти годы ее царь так и не взял себе второй жены. Она оставалась единственной для него, как Менес когда-то обещал…
Царица дремала с приятной улыбкой на устах, когда к ней приблизился муж. Менес остановился около Киа, любуясь ею.
Она стала заметно старше, но тонкие линии судьбы, пролегшие в уголках ее глаз и губ, не убавили ее красоты. Наоборот – стряхнув легкомысленную юность, царица сделалась еще мудрее и значительнее; и для ценителя еще драгоценнее.
Годы изменили и Менеса. Теперь перед спящей Киа стоял не юноша, полный огня, но не умеющий владеть собой и не понимающий, как завладевает другими; а зрелый муж, истинно божественный правитель. Менес теперь не только накладывал краску на лицо, но и гладко брил голову, и это еще усиливало впечатление его величия и посвященности.
Склонившись к жене, улыбающийся Менес разбудил ее нежным поцелуем. Киа вздрогнула, в глазах отразился мгновенный испуг; но это чувство тут же сменилось радостью и удовлетворением.
- Зачем великий царь посетил меня в этот неурочный час? – спросила она.
Они играли друг с другом – супруги, знавшие один другого, как самих себя; и вместе с тем совсем не знавшие.
Менес присел у ее кресла, взявшись за подлокотник. Их пальцы сплелись.
- Я хотел пригласить тебя завтра на охоту, - сказал он. – Я знаю, что ты не любишь убивать, но я хочу просто видеть тебя рядом.
Он просил ее улыбкой, светящимися любовью глазами. Киа хотела отказаться, но смягчилась.
- Конечно, дорогой брат.
Вечер они провели вместе, и Менес остался у жены на ночь. Он владел ею, а она принадлежала ему с тем же наслаждением, что и в дни их юности. А утром они встали на рассвете, как вставали всегда, и отправились охотиться в пустыню; царская охота требовала больших приготовлений всего двора, и это шумное острое развлечение заняло целый день. Менес убил нескольких газелей, а его свита на обратном пути настреляла в камышах уток. Вечером будет веселое пиршество.
Возвращаясь пешком в сумерках во дворец, Менес и Киа, возглавлявшие процессию, первыми увидели человека, выбежавшего им навстречу и тут же грянувшегося ниц. Это был не приветственный, а покаянный жест.
- Что такое? – крикнула царица.
- Убит благородный Нэзи, наставник царевича! – выкрикнул несчастный вестник и опять упал в пыль.
* Прядь волос, которую египтяне оставляли на бритых по обычаю головах детей.
* Овальная рамка, в которую заключалось царственное имя.
- Матушка, которая из этих богинь – ты?
- Вот эта, по правую руку его величества.
Великая царица улыбнулась и положила руку на бритую головку мальчика, задравшего ее так высоко, что, казалось, шейка переломится. Джер открыв рот смотрел на поражающую воображение группу, троих равнодушных величественных богов, у ног которых он и его царственная мать казались карликами.
- Но она совсем не похожа на тебя, - сказал царевич, глядя на левую из двоих женщин, с двух сторон подпиравших стоявшего фараона, высоко возносившегося над обеими.
Киа пригладила детский локон* мальчика. Обычай обривать головы всем знатным детям укоренился не так давно, и хотя прекрасные волосы Джера служили истинным его украшением, как и волосы Менеса, теперь благородного господина можно было еще в юном возрасте отличить от простолюдина.
- Она похожа на меня, но это не главное, - сказала мать внимательно слушавшему ребенку. – Эта статуя – мой совершенный образ, шагающий одной ногою в вечность. Она соединяет вчера и завтра. Это богиня, которой должна уподобляться каждая великая царица.
Джер не вполне понимал ее – но понимал больше, чем можно было ожидать от восьмилетнего ребенка. Киа опустилась перед мальчиком на колени и, положив руки ему на плечи, поцеловала его. Потом встала и подвела Джера к скульптурной группе. Она была закончена только что, и полированные гранитные лики, плечи и груди блестели на солнце пустыни, точно свежеумытые.
- Прочти, - велела царица, указывая пальцем на картуш*, выбитый на пьедестале под ногами второй спутницы фараона, шагавшей в вечность вместе с ним.
- "Нефертари, мать царя", - с трудом, но безошибочно разобрал Джер.
- Правильно! – воскликнула Киа. – Видишь – это вторая госпожа, на которую опирается его величество. Нефертари ушла к богам еще до твоего рождения, но она вечно пребывает со своим сыном в своем совершенном образе, как и я.
"А на самом деле статую Нефертари пришлось делать наугад, потому что никто из мастеров не видел ее, - улыбаясь про себя, подумала Киа, когда вместе с царевичем направилась к дожидавшимся их носилкам. – И поэтому она своим ликом повторяет меня".
Скрывшись под полотняным пологом, Киа снова воссоздала перед мысленным взором черты своего изображения – огромные миндалевидные глаза, округлые щеки, уста, хранящие едва заметную улыбку. Да, ее сделали одновременно и похожей на себя, и божественной. Вечная неразрешимая загадка для тех, кто придет следом за ней.
Прибыв во дворец, Киа отпустила мальчика купаться и отдыхать – сегодня у него больше не было занятий. Конечно, Джер сразу же убежал, этот маленький мужчина, уже чуравшийся младших сестричек, тихо возившихся друг с другом в детской. Киа остановилась на пороге комнаты и несколько мгновений с удовольствием наблюдала, как царевны играют в куклы.
Ни одна из них не была похожа на нее – незаметные маленькие госпожи: окруженные почитанием, но кроткие и послушные своим нянькам и служанкам. Они будут хорошими матерями новым царевичам, но ни одна из них не станет настоящей царицей, как великая Небт-Маат. Что ж, и это хорошо. У страны будет одна голова и одна воля.
Незаметно понаблюдав за Исет и Аахотеп, Киа удалилась к себе, так и не окликнув дочек. Сегодня она уже ничего не ждала: великая царица проведет этот вечер за вышиванием, слушая арфу, как и подобает жене фараона, покорной долгу. Великая царица может спокойно рукодельничать, потому что в Та-Кемет наконец утвердился порядок, который она задумала.
Са-Ра – его величество, жизнь, здоровье, сила – за эти годы полностью покорил Север. Менес продолжал прислушиваться к советам главной жены, делившей с ним трон, и в земле, простершейся под пятой фараона, наступил мир и процветание. Менес удалил неугодных начальников септов и поставил таких, которые были достаточно сильны, чтобы владеть своими землями, но недостаточно – чтобы подняться против верховного правителя. Менес даровал земли и богатства храмам, объединившим людей в вере и почитании фараона, чье имя славили жрецы в каждом доме бога, какому бы покровителю он ни был посвящен.
Потому что фараон был не только живым верховным богом – он являлся еще и верховным жрецом каждого храма, и люди по всему Северу успокаивались под его защитой, приходя к своим кумирам. Юг еще волновался, но теперь в руках Менеса сосредоточилась такая сила, что ни один разрозненных септов Юга не сможет противостоять ему. В конце концов, Менес утвердит свою безмерную власть по всей земле.
Вернее говоря, эта власть только кажется безмерной – жрецы, стараниями как фараона, так и, преимущественно, великой царицы, уже выросли в силу, способную его обуздать. В храмах сосредоточились те знания, которые оставил людям Ра. А самое главное – жрецы говорили от лица богов, и уже не раз сам владыка был вынужден следовать их указаниям.
Менес поздновато понял, какого соперника себе вырастил; как и Ра поздновато понял, какого соперника вырастил себе. Но Менесу, как и звездному демону, было уже нечего сожалеть. Семена дали плоды, и никакой живой бог больше не сможет единолично диктовать Та-Кемет свою волю.
Киа вышивала себе платье под нежные переливы арфы, а с губ ее не сходила улыбка. Может быть, Менес сегодня придет к ней. А может, и нет. Его величество очень занят – но чем бы он ни был занят, это дело рук Небт-Маат. Она незримо присутствовала везде – в храмах, где Менес, к своей досаде, вырастил новых провозвестников воли богов; на полях и в садах, в которых по совету царицы были укреплены старые и проложены новые оросительные каналы, так что, благодаря щедрости своего солнца и земли, простой народ уже много лет не знал голода. Она присутствовала в каждом суде, где действовали законы, писавшиеся с ее помощью…
Киа вздохнула, любуясь золотой вышивкой, подсвеченной с другой стороны благовонной алебастровой лампой: так тонка была ткань. Ей нечего было больше желать.
Кроме окончательного воссоединения с богами – Киа помнила о Звездных Вратах во всякий час своей жизни, и, несомненно, то же было справедливо и для фараона. Тайна Ра надежно упокоится только тогда, когда упокоятся ее четверо хранителей. Великая царица слишком хорошо знала людей, чтобы не понимать этого.
Джер и его сестры – счастливые дети. Джер еще застал серебристых птиц бога, летавших по поручениям фараона; но сам ни разу не сел в кабину виманы, ни разу не взял в руки божественного копья. Менес и тот касался наквада с осторожностью; он расходовал его медленно и очень бережно, но за эти восемь лет истратил почти все запасы - хотя в распоряжение царя поступали все оружейные склады завоеванных крепостей.
Прошло, безвозвратно миновало время Ра.
Завершив узор из цветов по краю накидки, над которой она работала, Киа отложила вышивание; потом, посидев несколько мгновений, хлопнула в ладоши.
Подбежала Хмес, превратившаяся в опытную и преданную, насколько это было возможно для нее, прислужницу.
- Дай вина. И позови моего писца, - распорядилась царица.
Хмес поклонилась и убежала. Она, конечно, не стала моложе за эти годы, но оставалась миловидной и проворной; весь вид старшей над рабынями ее величества говорил о полном довольстве. И почему бы ей не быть довольной своей судьбой? Одни рождены пастырями, а другие – овцами, и глупо сетовать на Маат.
Пришла Хмес, неся поднос с кувшином вина, кубком и блюдом печенья; а за ней шел маленький лысый человек – писец великой царицы Сетнахт. Очень важная особа.
Положив свои письменные принадлежности, слуга распростерся перед госпожой ниц, потом уселся перед нею скрестив ноги, готовый к работе.
Киа взяла с подноса кубок и, налив себе густого темно-красного вина, с удовольствием сделала глоток.
- Пиши, - негромко приказала она Сетнахту. – "Уаджмесу, ведающему садами великой царицы, приветствие. Мое величество недовольно урожаем винограда сего года, и прозревает в этом не волю Ра, доброго к Дельте, а твой недосмотр. Не допускай хищений, если не хочешь изведать божественный гнев".
Киа прервалась.
Уаджмес казался ей честным человеком – но царица предупреждала его и на случай, если в хищениях участвовал он тоже. Не следует без нужды смещать начальников – хороших управителей намного меньше, чем хороших работников.
- Это все. Ниже перечисли мои титулы, как обычно, - закончила диктовку царица. – Письмо пусть отправят Уаджмесу сегодня же.
Она прикрыла глаза, уже не прислушиваясь к быстрому топоту писца, преклонившегося и поднявшегося перед ликом безразличной богини. Киа знала, что ее повеление будет исполнено в точности.
Медленно допив вино, Киа отставила кубок и опять откинулась в кресле.
Было жарко, и ее охватывало ленивое томление. Царица странствовала мыслями в прошлом; а может, и в будущем…
Путь Джера прям и ясен, как свет Ра. А Исет и Аахотеп должны будут выйти замуж; конечно, царевны могли еще стать жрицами, но служение богам не исключало замужества. И это необходимо. Трон Хора нужно укреплять потомками бога с чистой кровью.
Лучше всего, конечно, отдать и Исет, и Аахотеп в жены старшему брату.
Киа нахмурилась. До сих пор в Та-Кемет почти не было кровосмесительных браков, и такое не одобрялось. Но у царей особый удел: божественную кровь не следовало разбавлять. У Менеса, конечно, есть еще сыновья и дочери от наложниц… но ведь это совсем другое дело.
Киа заулыбалась, подумав, что за все эти годы ее царь так и не взял себе второй жены. Она оставалась единственной для него, как Менес когда-то обещал…
Царица дремала с приятной улыбкой на устах, когда к ней приблизился муж. Менес остановился около Киа, любуясь ею.
Она стала заметно старше, но тонкие линии судьбы, пролегшие в уголках ее глаз и губ, не убавили ее красоты. Наоборот – стряхнув легкомысленную юность, царица сделалась еще мудрее и значительнее; и для ценителя еще драгоценнее.
Годы изменили и Менеса. Теперь перед спящей Киа стоял не юноша, полный огня, но не умеющий владеть собой и не понимающий, как завладевает другими; а зрелый муж, истинно божественный правитель. Менес теперь не только накладывал краску на лицо, но и гладко брил голову, и это еще усиливало впечатление его величия и посвященности.
Склонившись к жене, улыбающийся Менес разбудил ее нежным поцелуем. Киа вздрогнула, в глазах отразился мгновенный испуг; но это чувство тут же сменилось радостью и удовлетворением.
- Зачем великий царь посетил меня в этот неурочный час? – спросила она.
Они играли друг с другом – супруги, знавшие один другого, как самих себя; и вместе с тем совсем не знавшие.
Менес присел у ее кресла, взявшись за подлокотник. Их пальцы сплелись.
- Я хотел пригласить тебя завтра на охоту, - сказал он. – Я знаю, что ты не любишь убивать, но я хочу просто видеть тебя рядом.
Он просил ее улыбкой, светящимися любовью глазами. Киа хотела отказаться, но смягчилась.
- Конечно, дорогой брат.
Вечер они провели вместе, и Менес остался у жены на ночь. Он владел ею, а она принадлежала ему с тем же наслаждением, что и в дни их юности. А утром они встали на рассвете, как вставали всегда, и отправились охотиться в пустыню; царская охота требовала больших приготовлений всего двора, и это шумное острое развлечение заняло целый день. Менес убил нескольких газелей, а его свита на обратном пути настреляла в камышах уток. Вечером будет веселое пиршество.
Возвращаясь пешком в сумерках во дворец, Менес и Киа, возглавлявшие процессию, первыми увидели человека, выбежавшего им навстречу и тут же грянувшегося ниц. Это был не приветственный, а покаянный жест.
- Что такое? – крикнула царица.
- Убит благородный Нэзи, наставник царевича! – выкрикнул несчастный вестник и опять упал в пыль.
* Прядь волос, которую египтяне оставляли на бритых по обычаю головах детей.
* Овальная рамка, в которую заключалось царственное имя.
Глава 73
Несколько мгновений висела тишина. От прохладного ветра потные тела охотников, казалось, закостенели; Киа слышала, как гулко бьется ее сердце. Как барабан на ее торжественных похоронах.
И она прервала эти проводы, разнуздавшиеся у нее в мозгу:
- Встань! Кто убил Нэзи и когда? – крикнула царица человеку, лежавшему перед ней, как половая тряпка.
Вестник неуклюже поднялся, и она чуть не плюнула в его залитое слезами грязное лицо. Как она ненавидела этих рабов!
- Наставнику сына его величества… перерезали горло. Совсем незадолго до твоего возвращения, госпожа, - пробормотал несчастный, думавший, несомненно, только о том, что его прикажут казнить за такие вести. Киа презрительно поджала губы. Много чести!
- Идемте, - приказала Небт-Маат всем спутникам, в том числе и фараону; и все молча послушались. Киа не смотрела на мужа. Ей было так горько, так тошно, что больше всего хотелось бы отправиться следом за Нэзи. Только бы не видеть больше этого коронованного лицемера, этого бога с сердцем гадюки.
Менес взял ее под руку, и Киа изумилась его невозмутимости и бесчувственности. Хотя разве следовало ожидать другого? Что бы сказали люди, узнав, что в сердце у бога, которому они курят фимиам?..
А ничего бы не сказали. Люди рады беспечно плясать вокруг своих идолов и затыкать уши, если кто-нибудь скажет им правду о них.
Они в гнетущем молчании вошли во дворец – бедняга вестник давно спасся бегством, далеко опередив царственных особ и их свиту; но Киа было уже все равно. Вдруг она ощутила, как Менес сжал ее локоть, а потом услышала над ухом шепот:
- Успокойся, Киа, ведь ты царица! Ты уже не воскресишь его!
Киа резко повернулась – и в следующий миг чуть не плюнула в лицо главному идолу страны. Но вокруг стояли их подданные, те, кто не был виноват в смерти Нэзи; и Киа сдержалась, больно закусив губу.
Должно быть, выражение ее глаз было достаточно красноречиво, потому что фараон сделался холодным и отстранился. – Нехси, - позвал его величество своего телохранителя и хранителя царской печати, здоровяка с такой темной кожей, что он напоминал негра.* – Проводи великую царицу в ее покои! Она ранена в сердце смертью своего слуги и друга и не сознает себя!
"Ах ты, скотина", - подумала Киа.
Царица отпрянула от Нехси прежде, чем тот дотронулся до нее своей лапищей, и обожгла его таким взглядом, что гигант отшатнулся.
- Царица сознает себя! – крикнула она, действительно не владея собой. – Я желаю немедленно увидеть тело Нэзи и выслушать всех придворных, слуг и даже рабов, которые могли бы свидетельствовать об этом преступлении!..
Лицо у Менеса стало таким, что Киа показалось – он прикажет выволочь ее отсюда силой; но Менес сдержался, как и его жена. Перед ним была не наложница, не служанка и даже не обыкновенная придворная женщина; а его великая царица, Владычица Истины, его второе "я".
- Хорошо, - сказал фараон. – Начнем дознание сейчас же, царица права. Где тело?
Вестник так и не отыскался; но уже набежали другие слуги, которые с испуганной готовностью стали показывать царю и царице дорогу.
Их привели в коридор, к которому примыкали комнаты царицы – и царевича, жившего пока на женской половине. "Мой сын жив?" - чуть не вырвалось у Киа, только сейчас вспомнившей о Джере. Конечно, жив, тут же сказала царица себе; будь наследник престола мертв, они бы об этом узнали, едва войдя во дворец – даже если бы трус-вестник не посмел предупредить их возвращение такими словами.
- Где царевич? – спросила Киа.
Они уже остановились над телом Нэзи, но царица могла спрашивать спокойно – первое потрясение прошло.
- В своих комнатах, великая царица, - доложили ей. – С ним его раб и стража.
- Хорошо.
По лицу отвечавшего Киа заключила, что он не врет. Она устремила холодный взгляд на труп своего самого верного слуги, и сердце ее тут же сжалось от нестерпимой боли. Причина смерти не вызывала сомнений. Шею Нэзи алым серпом перехватила глубокая рана, из которой натекло немало крови на грудь и на пол. Очевидно, именно здесь он и был убит; и брошен на пол до того, как кровь остановилась в жилах.
- Отнесите его к бальзамировщикам, - пробормотала Киа, зажмурившись и заслонив плотно закрытые глаза ладонью. – Потом следует поговорить со строителями, чтобы начать для Нэзи работы в городе мертвых, но это подождет. Сперва мы соберем и допросим свидетелей.
Никто с нею не спорил, и никто не вмешивался. Казалось, это дело одной великой царицы.
Фараон стоял в стороне равнодушной статуей, как будто считал себя выше таких мелочей. Царица сама, понукая испуганных придворных и челядь, стала искать свидетелей. Очень скоро ей стало ясно, что от этого не будет толку.
Никто ничего не видел, как и бывает в таких случаях.
Нэзи занимался с Джером плаванием в дворцовых садах до полудня. Потом они расстались - у царевича был урок в классной комнате с писцом фараона. После обеда Нэзи еще раз заходил к наследнику, справиться о его здоровье.
Ну а потом никто его не видел, точно наставник царевича сквозь землю провалился. Никто не слышал ни криков, ни шума – только наткнулись на его бездыханное тело перед самым возвращением фараона с охоты…
Опустошенная, точно мертвая изнутри, Киа распустила всех, потом побрела к себе. Ей не хотелось видеть даже сына.
В покоях царицы ее, как всегда, дожидалась Хмес; Киа чуть было не накричала на служанку безвинно, но у нее и на гнев не осталось сил. Хмес робко подступила к госпоже, чтобы раздеть ее и выкупать, но не задала ни одного вопроса, приученная держать язык за зубами и делать только то, что прикажут. Киа впервые пожалела о разделявшей их пропасти. Почему у царицы не может быть подруг!
У Исет и Аахотеп могут быть, а у нее – нет.
Киа неподвижно сидела до самой ночи и только цедила глоточками вино. Она не пьянела. В голове стоял ровный шум, а сердце отбивало похоронный ритм.
Кто из троих оставшихся следующий? Не решит ли его величество следом избавиться от великой царицы, забравшей слишком большую власть? Интересно, чем угрожали Нэзи – как выпытывали у него тайну Врат, прежде чем убить?
Семьи Нэзи не имел, бывали только редкие любовницы из рабынь; детей он тоже не завел. Смертью родных его было не испугать. Может, его пытали? Но почему никто ничего не слышал?
А может, Менес решил таким образом устранить неподходящего воспитателя – так, чтобы тот уже ни о чем и никогда не смог заговорить с Джером?
А может, Менес решил таким образом припугнуть жену – только припугнуть?..
"Как же мало он меня знает. Я этого не испугаюсь, только возненавижу его на всю оставшуюся жизнь".
Была уже глубокая ночь, но Киа не спала, бесчувственно сидя в кресле и водя пальцами по узорам пустого кубка. Когда вошел фараон, она не подняла глаз, хотя сразу же узнала его поступь.
Менес присел около жены и попытался заглянуть ей в глаза – она закрыла их. Тогда он просто заговорил.
- Киа, я не делал этого.
Каким искренним, скорбным был царственный голос! Как хорошо он научился являть то, что необходимо в каждое мгновение правления, по первому зову!
Киа не ответила, но Менес и так понял, что ему не поверили. Он вздохнул с глубокой досадой, потом встал. Прошелся по комнате – его шаги больно отзывались в гудящей голове царицы.
- Почему ты сразу же свалила вину на меня? – спросил фараон у молчащих, как и жена, стен. – Ты не думала, что у Нэзи может найтись множество врагов, которые тебя не беспокоят? Вспомни о жрецах, которых ты ласкаешь столько лет! Скольким из них может не понравиться такой свободомыслящий наставник, который воспитает из Джера истинного царя, держащего их в кулаке?..
Это было настолько верно, что оторопевшая Киа открыла глаза. Совсем близко она увидела глаза мужа – большие, прекрасные черные глаза, полные не гнева, как можно было ожидать по его речи, а неги и муки. Менес умолял ее… о прощении…
- Я тебе не верю, - тускло сказала царица. – Ты убийца, трус и изменник.
Мольба в глазах погасла и загорелась ярость; черные подведенные брови, переломившись, сошлись в переносье.
- Да как ты смеешь! Я могу тебя казнить за это!
Киа пожала плечами.
- За чем же дело стало?
Менес стиснул зубы; он схватился за подбородок, зазвенев браслетами.
- Я говорил тебе, что непричастен к этому происшествию. Царь говорил тебе, и ты обвинила царя во лжи! – задыхаясь, сказал он. – Ты отправляешься в ссылку в одно из твоих поместий в Дельте, завтра же! Я запрещаю тебе говорить с моими детьми! С тобой пусть отправляется твоя гвардия, она мне здесь не нужна!..
Киа с показным изумлением вскинула брови.
- Царь не унизится до вымогательства у своих слуг, - сказал Менес, прекрасно понявший это выражение. – Забирай своих сообщников, уноси свои тайны! Можешь делать с ними что угодно!
На какой-то миг в душе Киа пробудилось сомнение в его виновности, но она подавила его.
- Как прикажет твое величество, - сказала она. – Если тебе так мерзит мое лицо, государь, обещаю - ты никогда больше его не увидишь.
Киа почувствовала охватившее царя на миг раскаяние, но он сдержался. Повернулся и быстро вышел.
А Киа вдруг остолбенела от ужаса – а если Менес вызнал у Нэзи то, что ему хотелось? И все, что она сейчас видела, было только искусной игрой? Если, спровадив царицу подальше, Менес немедленно откопает Врата – чтобы потом обрушиться на Ра со всей своей новой мощью?..
На другое утро царица обнаружила у своей двери стражу Менеса, почтительно, но твердо приказавшую ей именем его величества собираться в ссылку. Ей отказали во встрече с детьми – Киа и сама не искала свидания с сыном и дочерьми: не хватало только, чтобы они увидели свою мать сейчас, в таком унизительном положении!
Менес сдержал обещание – к ней придали стражу, в числе которой она увидела своих двух воинов. Те с трудом скрывали негодование, снедаемые теми же подозрениями, что и царица. Но все трое гордо молчали, отказываясь говорить со своим конвоем.
С Киа, конечно, отправлялись ее служанки и ее писец, но царица не видела в последнем смысла. Зачем ей писец? Какие указы она напишет, сидя в своем поместье под стражей?..
С фараоном Киа так и не увиделась до отъезда, и была этому рада.
Она прожила в изгнании полгода – почти не получая новостей: не имея способа их узнать. Великой царице передавалось только то, что было на слуху. Его величество не женился вторично. Царские дети здоровы, а наследника престола учит воинскому искусству начальник гвардии его величества. В Та-Кемет нет никаких перемен. У Киа немного отлегло от сердца, когда она поняла, что Менес не занялся поисками Врат: такое непременно просочилось бы наружу. Значит, у Нэзи он ничего не вызнал…
В Та-Кемет действительно не наступило никаких перемен с ее уходом – отлаженное государственное устройство хорошо работало и без нее.
А через шесть месяцев Киа получила письмо от фараона. Менес признавался ей в любви и просил ее вернуться. Говорил, что дети тоскуют по матери, и он сам непрестанно хочет видеть ее рядом – он сам, великий царь!
Киа прочитала письмо без всякого выражения - после чего написала в ответ, что не вернется.
* "Нехси" и означает "негр": в данном случае прозвище, ставшее именем.
Несколько мгновений висела тишина. От прохладного ветра потные тела охотников, казалось, закостенели; Киа слышала, как гулко бьется ее сердце. Как барабан на ее торжественных похоронах.
И она прервала эти проводы, разнуздавшиеся у нее в мозгу:
- Встань! Кто убил Нэзи и когда? – крикнула царица человеку, лежавшему перед ней, как половая тряпка.
Вестник неуклюже поднялся, и она чуть не плюнула в его залитое слезами грязное лицо. Как она ненавидела этих рабов!
- Наставнику сына его величества… перерезали горло. Совсем незадолго до твоего возвращения, госпожа, - пробормотал несчастный, думавший, несомненно, только о том, что его прикажут казнить за такие вести. Киа презрительно поджала губы. Много чести!
- Идемте, - приказала Небт-Маат всем спутникам, в том числе и фараону; и все молча послушались. Киа не смотрела на мужа. Ей было так горько, так тошно, что больше всего хотелось бы отправиться следом за Нэзи. Только бы не видеть больше этого коронованного лицемера, этого бога с сердцем гадюки.
Менес взял ее под руку, и Киа изумилась его невозмутимости и бесчувственности. Хотя разве следовало ожидать другого? Что бы сказали люди, узнав, что в сердце у бога, которому они курят фимиам?..
А ничего бы не сказали. Люди рады беспечно плясать вокруг своих идолов и затыкать уши, если кто-нибудь скажет им правду о них.
Они в гнетущем молчании вошли во дворец – бедняга вестник давно спасся бегством, далеко опередив царственных особ и их свиту; но Киа было уже все равно. Вдруг она ощутила, как Менес сжал ее локоть, а потом услышала над ухом шепот:
- Успокойся, Киа, ведь ты царица! Ты уже не воскресишь его!
Киа резко повернулась – и в следующий миг чуть не плюнула в лицо главному идолу страны. Но вокруг стояли их подданные, те, кто не был виноват в смерти Нэзи; и Киа сдержалась, больно закусив губу.
Должно быть, выражение ее глаз было достаточно красноречиво, потому что фараон сделался холодным и отстранился. – Нехси, - позвал его величество своего телохранителя и хранителя царской печати, здоровяка с такой темной кожей, что он напоминал негра.* – Проводи великую царицу в ее покои! Она ранена в сердце смертью своего слуги и друга и не сознает себя!
"Ах ты, скотина", - подумала Киа.
Царица отпрянула от Нехси прежде, чем тот дотронулся до нее своей лапищей, и обожгла его таким взглядом, что гигант отшатнулся.
- Царица сознает себя! – крикнула она, действительно не владея собой. – Я желаю немедленно увидеть тело Нэзи и выслушать всех придворных, слуг и даже рабов, которые могли бы свидетельствовать об этом преступлении!..
Лицо у Менеса стало таким, что Киа показалось – он прикажет выволочь ее отсюда силой; но Менес сдержался, как и его жена. Перед ним была не наложница, не служанка и даже не обыкновенная придворная женщина; а его великая царица, Владычица Истины, его второе "я".
- Хорошо, - сказал фараон. – Начнем дознание сейчас же, царица права. Где тело?
Вестник так и не отыскался; но уже набежали другие слуги, которые с испуганной готовностью стали показывать царю и царице дорогу.
Их привели в коридор, к которому примыкали комнаты царицы – и царевича, жившего пока на женской половине. "Мой сын жив?" - чуть не вырвалось у Киа, только сейчас вспомнившей о Джере. Конечно, жив, тут же сказала царица себе; будь наследник престола мертв, они бы об этом узнали, едва войдя во дворец – даже если бы трус-вестник не посмел предупредить их возвращение такими словами.
- Где царевич? – спросила Киа.
Они уже остановились над телом Нэзи, но царица могла спрашивать спокойно – первое потрясение прошло.
- В своих комнатах, великая царица, - доложили ей. – С ним его раб и стража.
- Хорошо.
По лицу отвечавшего Киа заключила, что он не врет. Она устремила холодный взгляд на труп своего самого верного слуги, и сердце ее тут же сжалось от нестерпимой боли. Причина смерти не вызывала сомнений. Шею Нэзи алым серпом перехватила глубокая рана, из которой натекло немало крови на грудь и на пол. Очевидно, именно здесь он и был убит; и брошен на пол до того, как кровь остановилась в жилах.
- Отнесите его к бальзамировщикам, - пробормотала Киа, зажмурившись и заслонив плотно закрытые глаза ладонью. – Потом следует поговорить со строителями, чтобы начать для Нэзи работы в городе мертвых, но это подождет. Сперва мы соберем и допросим свидетелей.
Никто с нею не спорил, и никто не вмешивался. Казалось, это дело одной великой царицы.
Фараон стоял в стороне равнодушной статуей, как будто считал себя выше таких мелочей. Царица сама, понукая испуганных придворных и челядь, стала искать свидетелей. Очень скоро ей стало ясно, что от этого не будет толку.
Никто ничего не видел, как и бывает в таких случаях.
Нэзи занимался с Джером плаванием в дворцовых садах до полудня. Потом они расстались - у царевича был урок в классной комнате с писцом фараона. После обеда Нэзи еще раз заходил к наследнику, справиться о его здоровье.
Ну а потом никто его не видел, точно наставник царевича сквозь землю провалился. Никто не слышал ни криков, ни шума – только наткнулись на его бездыханное тело перед самым возвращением фараона с охоты…
Опустошенная, точно мертвая изнутри, Киа распустила всех, потом побрела к себе. Ей не хотелось видеть даже сына.
В покоях царицы ее, как всегда, дожидалась Хмес; Киа чуть было не накричала на служанку безвинно, но у нее и на гнев не осталось сил. Хмес робко подступила к госпоже, чтобы раздеть ее и выкупать, но не задала ни одного вопроса, приученная держать язык за зубами и делать только то, что прикажут. Киа впервые пожалела о разделявшей их пропасти. Почему у царицы не может быть подруг!
У Исет и Аахотеп могут быть, а у нее – нет.
Киа неподвижно сидела до самой ночи и только цедила глоточками вино. Она не пьянела. В голове стоял ровный шум, а сердце отбивало похоронный ритм.
Кто из троих оставшихся следующий? Не решит ли его величество следом избавиться от великой царицы, забравшей слишком большую власть? Интересно, чем угрожали Нэзи – как выпытывали у него тайну Врат, прежде чем убить?
Семьи Нэзи не имел, бывали только редкие любовницы из рабынь; детей он тоже не завел. Смертью родных его было не испугать. Может, его пытали? Но почему никто ничего не слышал?
А может, Менес решил таким образом устранить неподходящего воспитателя – так, чтобы тот уже ни о чем и никогда не смог заговорить с Джером?
А может, Менес решил таким образом припугнуть жену – только припугнуть?..
"Как же мало он меня знает. Я этого не испугаюсь, только возненавижу его на всю оставшуюся жизнь".
Была уже глубокая ночь, но Киа не спала, бесчувственно сидя в кресле и водя пальцами по узорам пустого кубка. Когда вошел фараон, она не подняла глаз, хотя сразу же узнала его поступь.
Менес присел около жены и попытался заглянуть ей в глаза – она закрыла их. Тогда он просто заговорил.
- Киа, я не делал этого.
Каким искренним, скорбным был царственный голос! Как хорошо он научился являть то, что необходимо в каждое мгновение правления, по первому зову!
Киа не ответила, но Менес и так понял, что ему не поверили. Он вздохнул с глубокой досадой, потом встал. Прошелся по комнате – его шаги больно отзывались в гудящей голове царицы.
- Почему ты сразу же свалила вину на меня? – спросил фараон у молчащих, как и жена, стен. – Ты не думала, что у Нэзи может найтись множество врагов, которые тебя не беспокоят? Вспомни о жрецах, которых ты ласкаешь столько лет! Скольким из них может не понравиться такой свободомыслящий наставник, который воспитает из Джера истинного царя, держащего их в кулаке?..
Это было настолько верно, что оторопевшая Киа открыла глаза. Совсем близко она увидела глаза мужа – большие, прекрасные черные глаза, полные не гнева, как можно было ожидать по его речи, а неги и муки. Менес умолял ее… о прощении…
- Я тебе не верю, - тускло сказала царица. – Ты убийца, трус и изменник.
Мольба в глазах погасла и загорелась ярость; черные подведенные брови, переломившись, сошлись в переносье.
- Да как ты смеешь! Я могу тебя казнить за это!
Киа пожала плечами.
- За чем же дело стало?
Менес стиснул зубы; он схватился за подбородок, зазвенев браслетами.
- Я говорил тебе, что непричастен к этому происшествию. Царь говорил тебе, и ты обвинила царя во лжи! – задыхаясь, сказал он. – Ты отправляешься в ссылку в одно из твоих поместий в Дельте, завтра же! Я запрещаю тебе говорить с моими детьми! С тобой пусть отправляется твоя гвардия, она мне здесь не нужна!..
Киа с показным изумлением вскинула брови.
- Царь не унизится до вымогательства у своих слуг, - сказал Менес, прекрасно понявший это выражение. – Забирай своих сообщников, уноси свои тайны! Можешь делать с ними что угодно!
На какой-то миг в душе Киа пробудилось сомнение в его виновности, но она подавила его.
- Как прикажет твое величество, - сказала она. – Если тебе так мерзит мое лицо, государь, обещаю - ты никогда больше его не увидишь.
Киа почувствовала охватившее царя на миг раскаяние, но он сдержался. Повернулся и быстро вышел.
А Киа вдруг остолбенела от ужаса – а если Менес вызнал у Нэзи то, что ему хотелось? И все, что она сейчас видела, было только искусной игрой? Если, спровадив царицу подальше, Менес немедленно откопает Врата – чтобы потом обрушиться на Ра со всей своей новой мощью?..
На другое утро царица обнаружила у своей двери стражу Менеса, почтительно, но твердо приказавшую ей именем его величества собираться в ссылку. Ей отказали во встрече с детьми – Киа и сама не искала свидания с сыном и дочерьми: не хватало только, чтобы они увидели свою мать сейчас, в таком унизительном положении!
Менес сдержал обещание – к ней придали стражу, в числе которой она увидела своих двух воинов. Те с трудом скрывали негодование, снедаемые теми же подозрениями, что и царица. Но все трое гордо молчали, отказываясь говорить со своим конвоем.
С Киа, конечно, отправлялись ее служанки и ее писец, но царица не видела в последнем смысла. Зачем ей писец? Какие указы она напишет, сидя в своем поместье под стражей?..
С фараоном Киа так и не увиделась до отъезда, и была этому рада.
Она прожила в изгнании полгода – почти не получая новостей: не имея способа их узнать. Великой царице передавалось только то, что было на слуху. Его величество не женился вторично. Царские дети здоровы, а наследника престола учит воинскому искусству начальник гвардии его величества. В Та-Кемет нет никаких перемен. У Киа немного отлегло от сердца, когда она поняла, что Менес не занялся поисками Врат: такое непременно просочилось бы наружу. Значит, у Нэзи он ничего не вызнал…
В Та-Кемет действительно не наступило никаких перемен с ее уходом – отлаженное государственное устройство хорошо работало и без нее.
А через шесть месяцев Киа получила письмо от фараона. Менес признавался ей в любви и просил ее вернуться. Говорил, что дети тоскуют по матери, и он сам непрестанно хочет видеть ее рядом – он сам, великий царь!
Киа прочитала письмо без всякого выражения - после чего написала в ответ, что не вернется.
* "Нехси" и означает "негр": в данном случае прозвище, ставшее именем.
Эпилог
- Мы давно этого ждем, не так ли? – спросила Киа.
Ее люди сидели у ее ног, внимая каждому слову. Они любили ее и были готовы разделить ее участь.
Царица обернулась и посмотрела в окно – в ее саду все цвело и радовалось жизни. Пели рабы, давившие виноград, щебетали птицы. Какое благодатное место – Дельта, здесь можно было жить вечно!
Небт-Маат спокойно посмотрела на свою гвардию снова. Лицо ее было бледно, но не выражало ни капли сомнения.
- Надеюсь, что он будет править долго. Менес – лучший из тех, кто мог бы стать царем, - сказала Киа. – Такие искушения сломили бы любого, а его сердце еще живет… возможно, он когда-нибудь исцелится…
В это царица не верила – но верила в твердую руку Менеса, блестящий ум и непреклонную волю. Вот свойства, которых Та-Кемет так не хватает.
- Может быть, все еще обойдется, госпожа? – спросил один из ее воинов. Он протянул руку к ее колену, но не осмелился ее коснуться; Киа сама с улыбкой накрыла его руку своей ладонью.
- Нет, - сказала она. – Не обойдется, мои дорогие. Я надеюсь, ваша кровь не разжижилась за эти годы, и вы сумеете умереть.
- Да, - ответил ее собеседник без колебаний. – Но страна нуждается в тебе, великая царица, как и твой муж, и твои дети. Ты должна жить!
Киа опустила голову.
Она долго боролась с собой… но борьба окончилась, когда она поняла, что и страна, и муж, и дети могут без нее обойтись. Тайна Врат – вот что было главнее всего. Ей было страшно умирать, как и любому человеку; но она не хотела, склонившись перед Менесом, позволить ему уничтожить ее дух, как он уничтожил свой собственный.
- Мы подождем… немного, - сказала царица. – Менес не оставит без ответа мое письмо. Когда за нами пришлют отряд, чтобы силой привезти в столицу, мы исполним наш давний долг перед Маат.
Она посмотрела в лицо одному воину, потом второму; оба кивнули.
Киа улыбнулась им и отпустила жестом. Она осталась одна – и, сидя у окна, наслаждалась, быть может, последними часами жизни на земле.
За ними приехали через три дня после этого разговора.
Из окна Киа могла видеть и причал, где была привязана ее бесполезная ладья, и реку. Она заметила одинокий корабль, плывший в их сторону.
Позолоченную царскую барку.
Ее воины, которых она скликнула тотчас же, вышли вместе со своей повелительницей на порог дома, потом быстро спустились на берег и остановились на маленькой пристани. У гвардии Киа были мечи и кинжалы, и царица вооружилась тоже. Пока они шли навстречу кораблю, тот заметно приблизился: суда Менеса, в отличие от самоходной барки Ра, были гребные, но плыл его величество по течению.
С огромным волнением царица и ее сподвижники распознали на палубе, под голубым навесом, двойную красно-белую корону фараона*. А вокруг царя стояли…
- Дети, - прошептала Киа, взявшись за сердце. – Он везет ко мне детей. Хочет, чтобы их чистые личики, их слезы заставили меня склониться, как не сумеет он своими угрозами.
Киа со слезами взглянула на своих воинов.
- Поистине, мир еще не видывал таких подлых негодяев.
- Госпожа, подожди! – воскликнул один из ее стражников. – Выслушай то, что царь скажет тебе, это судно не похоже на военную силу!
Киа презрительно улыбнулась.
- Конечно, подожду. Не думаете же вы, что я убью себя на глазах у моего сына и дочерей, чтобы те нашли здесь окровавленное тело своей матери!
Царица положила руки на сильные плечи своих друзей, и оставалась в таком положении, даже когда смогла видеть глаза своего мужа. Его величество спустился на пристань – высокий, красивый, грозный; он даже без доспехов выглядел воителем. Вернее - победительным богом.
Горели его черные очи, позолоченные уста изгибались в недоброй улыбке. Дети, окружившие царя, казались стайкой гусят у его ног.
- Удали их, - Менес взмахнул рукой в сторону стражников царицы.
Будь фараон один, они выхватили бы мечи. Но с ним был царевич и две нежные царевны, которые уже плакали от страха.
- Мои друзья останутся со мной, и вместе со мной выслушают, что ты мне скажешь, - ответила Киа. – Что тебе есть сказать, супруг мой?..
Он подступил ближе; и вдруг в глазах его Киа увидела что-то такое, что мелькало в них и при их последнем объяснении. Менесу было что сказать. Она обернулась к своим людям.
- Идите в дом и подождите, - прошептала царица.
Те подчинились, тоже почувствовав что-то странное.
Когда царственная семья осталась без свидетелей, лицо Менеса смягчилось; глаза наполнились такой любовью, что Киа чуть не заплакала от боли. Зачем этот изверг приехал мучить ее? Почему не дал достойно умереть?
- Подождите здесь, - негромко велел фараон детям, и те послушно кивнули. Мальчик стал шепотом выговаривать сестрам, которые совсем не по-царски утирали глаза и шмыгали носом.
Менес обнял жену за талию, и они направились к дому. Когда они зашли под душистые кедры и пихты, наполнявшие сад целительным ароматом, царица остановилась.
- Я тебя ненавижу, - проговорила она тихим дрожащим голосом. – Ты решил убить мое сердце? Зачем ты привез детей?
- Я понял, что ты сделаешь, - ответил Менес. – И предупредил твой безумный поступок.
Он вдруг снял корону и, положив ее, потянул жену в траву; растерянная, Киа упала рядом, а Менес прижал ее к себе.
- Как я истосковался, - прошептал он. – Возлюбленная сестра моя, почему ты мне не поверила? Я не убивал Нэзи. Я никогда бы не осквернил так себя, не ранил Джера и тебя!
Киа в изумлении высвободилась.
- Что?..
Она посмотрела в глаза Менесу – и поверила.
Как будто и с сердца, и с плеч упал камень. Как будто за ночью пришла заря. На нее смотрел человек, превозмогший себя.
- Кто же сделал это? – прошептала царица.
- Я проводил дознание, пока ты отсутствовала, - ответил фараон. Теперь он стал мрачным, но больше не был ей врагом: Киа внимательно слушала. – Виновников мне схватить не удалось, но мои осведомители убеждены, что убийцу подослали жрецы Ра из главного храма. И это был…
Менес тяжело посмотрел на жену.
- Тот вестник, что сказал нам о смерти Нэзи.
Киа ахнула.
- Как же слепы мы были!
Менес сурово кивнул.
- На ошибках учатся даже цари, сестра моя.
Несколько мгновений супруги молчали, прижавшись друг к другу, а потом Киа сказала:
- Но мы не можем судить жрецов без доказательств. Ты знаешь, каковы законы Та-Кемет, и царь не может преступать их, ведь он оплот справедливости!
- К несчастью, - пробормотал Менес. Киа вздрогнула, а потом поняла, что муж шутит.
Они от души рассмеялись. А потом Менес перестал улыбаться и спросил:
- Ты вернешься со мною домой?
Киа помедлила немного, потом сказала:
- Да.
Они поднялись и, обнявшись, направились в дом. Киа согревало спокойствие любви. Но когда она вошла в дом, оставив позади Менеса, ее опять охватили сомнения.
Царица задумалась на миг – а потом, точно просветлев, пошла к своим людям. Сомнения и тревоги – вечные спутники каждого живущего.
Все повторяется на земле: расцвет любви, увядание и предательство… и победа духа. Ничто не кончается, пока длится жизнь. А жизнь – бесконечна.
* Введение двойной короны, белой с красным, символизирующей объединение Верхнего и Нижнего Египта, приписывают Менесу.
- Мы давно этого ждем, не так ли? – спросила Киа.
Ее люди сидели у ее ног, внимая каждому слову. Они любили ее и были готовы разделить ее участь.
Царица обернулась и посмотрела в окно – в ее саду все цвело и радовалось жизни. Пели рабы, давившие виноград, щебетали птицы. Какое благодатное место – Дельта, здесь можно было жить вечно!
Небт-Маат спокойно посмотрела на свою гвардию снова. Лицо ее было бледно, но не выражало ни капли сомнения.
- Надеюсь, что он будет править долго. Менес – лучший из тех, кто мог бы стать царем, - сказала Киа. – Такие искушения сломили бы любого, а его сердце еще живет… возможно, он когда-нибудь исцелится…
В это царица не верила – но верила в твердую руку Менеса, блестящий ум и непреклонную волю. Вот свойства, которых Та-Кемет так не хватает.
- Может быть, все еще обойдется, госпожа? – спросил один из ее воинов. Он протянул руку к ее колену, но не осмелился ее коснуться; Киа сама с улыбкой накрыла его руку своей ладонью.
- Нет, - сказала она. – Не обойдется, мои дорогие. Я надеюсь, ваша кровь не разжижилась за эти годы, и вы сумеете умереть.
- Да, - ответил ее собеседник без колебаний. – Но страна нуждается в тебе, великая царица, как и твой муж, и твои дети. Ты должна жить!
Киа опустила голову.
Она долго боролась с собой… но борьба окончилась, когда она поняла, что и страна, и муж, и дети могут без нее обойтись. Тайна Врат – вот что было главнее всего. Ей было страшно умирать, как и любому человеку; но она не хотела, склонившись перед Менесом, позволить ему уничтожить ее дух, как он уничтожил свой собственный.
- Мы подождем… немного, - сказала царица. – Менес не оставит без ответа мое письмо. Когда за нами пришлют отряд, чтобы силой привезти в столицу, мы исполним наш давний долг перед Маат.
Она посмотрела в лицо одному воину, потом второму; оба кивнули.
Киа улыбнулась им и отпустила жестом. Она осталась одна – и, сидя у окна, наслаждалась, быть может, последними часами жизни на земле.
За ними приехали через три дня после этого разговора.
Из окна Киа могла видеть и причал, где была привязана ее бесполезная ладья, и реку. Она заметила одинокий корабль, плывший в их сторону.
Позолоченную царскую барку.
Ее воины, которых она скликнула тотчас же, вышли вместе со своей повелительницей на порог дома, потом быстро спустились на берег и остановились на маленькой пристани. У гвардии Киа были мечи и кинжалы, и царица вооружилась тоже. Пока они шли навстречу кораблю, тот заметно приблизился: суда Менеса, в отличие от самоходной барки Ра, были гребные, но плыл его величество по течению.
С огромным волнением царица и ее сподвижники распознали на палубе, под голубым навесом, двойную красно-белую корону фараона*. А вокруг царя стояли…
- Дети, - прошептала Киа, взявшись за сердце. – Он везет ко мне детей. Хочет, чтобы их чистые личики, их слезы заставили меня склониться, как не сумеет он своими угрозами.
Киа со слезами взглянула на своих воинов.
- Поистине, мир еще не видывал таких подлых негодяев.
- Госпожа, подожди! – воскликнул один из ее стражников. – Выслушай то, что царь скажет тебе, это судно не похоже на военную силу!
Киа презрительно улыбнулась.
- Конечно, подожду. Не думаете же вы, что я убью себя на глазах у моего сына и дочерей, чтобы те нашли здесь окровавленное тело своей матери!
Царица положила руки на сильные плечи своих друзей, и оставалась в таком положении, даже когда смогла видеть глаза своего мужа. Его величество спустился на пристань – высокий, красивый, грозный; он даже без доспехов выглядел воителем. Вернее - победительным богом.
Горели его черные очи, позолоченные уста изгибались в недоброй улыбке. Дети, окружившие царя, казались стайкой гусят у его ног.
- Удали их, - Менес взмахнул рукой в сторону стражников царицы.
Будь фараон один, они выхватили бы мечи. Но с ним был царевич и две нежные царевны, которые уже плакали от страха.
- Мои друзья останутся со мной, и вместе со мной выслушают, что ты мне скажешь, - ответила Киа. – Что тебе есть сказать, супруг мой?..
Он подступил ближе; и вдруг в глазах его Киа увидела что-то такое, что мелькало в них и при их последнем объяснении. Менесу было что сказать. Она обернулась к своим людям.
- Идите в дом и подождите, - прошептала царица.
Те подчинились, тоже почувствовав что-то странное.
Когда царственная семья осталась без свидетелей, лицо Менеса смягчилось; глаза наполнились такой любовью, что Киа чуть не заплакала от боли. Зачем этот изверг приехал мучить ее? Почему не дал достойно умереть?
- Подождите здесь, - негромко велел фараон детям, и те послушно кивнули. Мальчик стал шепотом выговаривать сестрам, которые совсем не по-царски утирали глаза и шмыгали носом.
Менес обнял жену за талию, и они направились к дому. Когда они зашли под душистые кедры и пихты, наполнявшие сад целительным ароматом, царица остановилась.
- Я тебя ненавижу, - проговорила она тихим дрожащим голосом. – Ты решил убить мое сердце? Зачем ты привез детей?
- Я понял, что ты сделаешь, - ответил Менес. – И предупредил твой безумный поступок.
Он вдруг снял корону и, положив ее, потянул жену в траву; растерянная, Киа упала рядом, а Менес прижал ее к себе.
- Как я истосковался, - прошептал он. – Возлюбленная сестра моя, почему ты мне не поверила? Я не убивал Нэзи. Я никогда бы не осквернил так себя, не ранил Джера и тебя!
Киа в изумлении высвободилась.
- Что?..
Она посмотрела в глаза Менесу – и поверила.
Как будто и с сердца, и с плеч упал камень. Как будто за ночью пришла заря. На нее смотрел человек, превозмогший себя.
- Кто же сделал это? – прошептала царица.
- Я проводил дознание, пока ты отсутствовала, - ответил фараон. Теперь он стал мрачным, но больше не был ей врагом: Киа внимательно слушала. – Виновников мне схватить не удалось, но мои осведомители убеждены, что убийцу подослали жрецы Ра из главного храма. И это был…
Менес тяжело посмотрел на жену.
- Тот вестник, что сказал нам о смерти Нэзи.
Киа ахнула.
- Как же слепы мы были!
Менес сурово кивнул.
- На ошибках учатся даже цари, сестра моя.
Несколько мгновений супруги молчали, прижавшись друг к другу, а потом Киа сказала:
- Но мы не можем судить жрецов без доказательств. Ты знаешь, каковы законы Та-Кемет, и царь не может преступать их, ведь он оплот справедливости!
- К несчастью, - пробормотал Менес. Киа вздрогнула, а потом поняла, что муж шутит.
Они от души рассмеялись. А потом Менес перестал улыбаться и спросил:
- Ты вернешься со мною домой?
Киа помедлила немного, потом сказала:
- Да.
Они поднялись и, обнявшись, направились в дом. Киа согревало спокойствие любви. Но когда она вошла в дом, оставив позади Менеса, ее опять охватили сомнения.
Царица задумалась на миг – а потом, точно просветлев, пошла к своим людям. Сомнения и тревоги – вечные спутники каждого живущего.
Все повторяется на земле: расцвет любви, увядание и предательство… и победа духа. Ничто не кончается, пока длится жизнь. А жизнь – бесконечна.
* Введение двойной короны, белой с красным, символизирующей объединение Верхнего и Нижнего Египта, приписывают Менесу.
Спасибо, мне приятно. )
А какого энда ты ожидал?
Менес ведь не выдуманное мною лицо, а реальный царь первой династии; и он, согласно современным историческим исследованиям, правил около тридцати лет.
Конечно, историки могут ошибаться; но династия на Менесе не оборвалась, а только началась.
Кроме того, это не вполне... конец истории: как думает Киа в эпилоге, жизнь и ее трудности бесконечны. Кто знает, что будет со всеми ними потом?
А какого энда ты ожидал?
Менес ведь не выдуманное мною лицо, а реальный царь первой династии; и он, согласно современным историческим исследованиям, правил около тридцати лет.
Конечно, историки могут ошибаться; но династия на Менесе не оборвалась, а только началась.
Кроме того, это не вполне... конец истории: как думает Киа в эпилоге, жизнь и ее трудности бесконечны. Кто знает, что будет со всеми ними потом?
