Новая тема, как следует из названия, - о богах. Рекомендуется основные религии не затрагивать, обойтись мифологией и тому подобным - во избежание, дабы не задевать ничьи чувства. Итак - о богах, которым ничто человеческое не чуждо, - или, наоборот, о тех, кому чуждо всё человеческое; о нелегкой божественной жизни; о том, трудно ли быть богом, и о том, как стать богом (ну да, нам не тягаться с мэтрами - но все же); о взаимоотношениях богов, людей и прочих разных ("люди, боги и я"). Но прежде всего - о богах.
1. Срок подачи - месяц со дня объявления темы. Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
2. Размер - максимальный объем 0,5 авторского листа (20 тыс. знаков или примерно 5 вордовских страниц 12-м шрифтом стандартной разметкой). Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Желательно также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.
Срок подачи - до 6 октября (включительно).
Конкурс рассказа: О, боги!
Модератор: Irena
Конкурс рассказа: О, боги!
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 1
Краеведение
Утро не задалось.
До рассвета ещё оставалось около часа, но петухи уже голосили, не жалея ни собственных сил, ни психики невинных жителей деревни. Псы надрывались, соревнуясь с петухами в неистовстве. Сами невинные жители тихо сквернословили, прячась под одеялами от тяжёлой поступи рабочего дня.
И только молодой пастух Егор уже был на ногах, готовый к трудам и заботам, от которых его отделял только завтрак. Мальчика не столько нервировал всеобщий шум и гам, сколько тревожил. Чего это неймётся живности в такую рань?
Ответ на этот вопрос пришёл сам, в лице двух незнакомых усталых людей, появившихся на крыльце дома, где жил Егорка со своей бабушкой. От удивления мальчик закашлялся, подавившись ватрушкой. Чужие в деревне?! Да такого уже много лет не случалось! Мурашки обеспокоенно зашевелились, готовые бежать…
— Здравствуй, малец! Есть кто взрослый в доме? — обратился к побледневшему Егору высокий бородатый мужчина. — Мы геологи. Всю ночь блуждали в вашем лесу, едва выбрались. Нам бы отдохнуть…
Мальчик кивнул и, ничего не сказав, бросился в сонную глубину дома будить бабушку.
Нда… утро действительно не задалось…
Когда сердитая спросонья бабушка Матрена, ворча и кутаясь в побитую молью шаль, вышла на крыльцо, незнакомых геологов было уже около дюжины. Все они старательно морщили осунувшиеся лица в дружелюбной улыбке, но не у всех это получалось. Некоторые откровенно скалились.
— Едрёна мааа... — почти восхищённо выдохнула бабка. — Откуда ж вы, яхонтовые мои, взялись-то?!
— Из лесу! — сказал большой и бородатый.
— А в лесу вы откуда взялись? — подозрительно поинтересовался Егор из-за матрёниного плеча.
— Вы нас, это, не бойтесь, — шагнул вперёд худой дядька с кривым носом. — Мы научно-исследовательская экспедиция. Из города.
Бабушка с внуком непонимающе нахмурились.
— Ну, — попытался объяснить кривоносый. — Геологи, ботаники, этнографы… всякие гербарии, нивелир, карты…понимаете?
— Понимаем. Отчего ж не понять… — не услышав ни одного знакомого слова, сказала Матрёна. — Проходите, коль поместитесь.
Толпа облегчённо загомонила и подалась в дом.
Глава 1.
— Так кто вы такие будете? — спросила бабка Матрена, испытующе глядя на рассаживающихся гостей.
— Мы прибыли в составе экспедиции. Среди нас геологи, биологи, этнографы, — пояснила суровая на вид девушка.
— Ишь ты, цельный граф имеется, — покачала головой бабка, разливая чай. — Был тут граф однажды, всё за нашими девками увивался. А вы, я гляжу, со своими приехали — молодцы. Только вот с какой целью вы к нам?
— Мы учёные. Исследуем родной край, его растения, полезные ископаемые, а также историю и легенды, да вообще всё, что попадется, — ответил пожилой улыбчивый мужчина.
— От оно как… — со значением протянула бабка. — Были у нас тут учёные. Лет 300 назад. Сожгли знахаря, удавили кошек - и с рассветом ушли, аспиды.
— Бабуль, побегу я? Пора уже, — перебил бабкины причитания Егор
— И то верно. Телят уж гнать пора.
— Далеко телят-то гоняешь, парень? — поинтересовался геолог. Опыт подсказывал ему, что наладить отношения с подростками важнее, чем со взрослыми, особенно если те немного выжили из ума.
— Да на Край Земли, черепаху покормить! — крикнул Егор, выбегая из избы.
— Веселый пострел растет! — рассмеявшись, похвалил пацана один из пришлых.
Бабка Матрена недоуменно моргнула.
Егор пригнал телят к Краю вовремя. Солнце только вставало, и туман ещё висел у обрыва, закрывая обзор. Белая река, шумно срываясь с кручи, уходила в мглистую пелену.
Мальчик сел на краешек обрыва, вдыхая запах океанской свежести и наблюдая краем глаза, как телята разбредаются по поляне.
— Чего там у вас шум с утра? — донесся снизу трубный глас.
— Там исследователи приехали. Изучать чего-то собираются.
— Хм, помню, были тут такие уже, знахаря ещё пожгли — аспиды. И вниз скинули — смердел изрядно! — прогудели Слоны.
— Из смердов он был, вот и смердел, — послышалось с самого низу.
Туман постепенно разошелся, и солнце осветило водную гладь и край земли. Там, где сидел Егор, склон уходил отвесно вниз, и были видны торчавшие бивни и хоботы огромных Слонов, которые стояли на Черепахе. Впрочем, саму Гигантскую Черепаху увидеть было невозможно, только её голова подымалась над водой, чтобы поучаствовать в беседе.
— Я тут телят пригнал, лови! — Егор поднялся на ноги, отогнал ближе к Краю пяток телят, намеченных на убой, и шугнул их к обрыву. Один из Слонов слегка шевельнулся, и телята, скатившись по наклонившейся скале, отчаянно мыча, рухнули вниз.
— Вот спасибо! — обрадовалась Черепаха. — Вот удружил. А то всё планктон да планктон. Я же не Кит.
— Тут, кстати, край сыплется, — пробасили Слоны. — Сам, понимаешь — камни, пыль, чихнём ненароком — и в Индонезии цунами!
— Где?! — удивился Егор.
— Не важно. Ты, уж будь хорошим мальчиком, укрепи край земли.
Егор, несомненно, таковым и был, поэтому всю значимость своей задачи понял сразу и обещал управиться быстро. А обещания он выполнял всегда! Хороший мальчик.
Глава 2.
Оставив пастись на краю земли молодой и ещё безрогий, но, в перспективе, крупнорогатый скот, пастух почти бегом поспешил к дому, снедаемый любопытством и сомнением — а не приснились ли ему вообще странные люди, прибывшие поутру.
Когда Егор вбежал в дом, за столом на широкой лавке сидел только кот Батон.
«Примерещились», — с досадой подумал мальчик.
Потеряв весь энтузиазм, он подошёл к лавке и решительно сел коту на хвост. Намеренно. В мелочном порыве хоть кому-то отомстить за своё разочарование. Кот выругался нечеловеческим голосом и ушёл на полати. Егор решил было последовать примеру зверя и тоже отправиться под пуховое одеяло досматривать сны, нагло распуганные петухами да псами рано утром, но его мечтания прервала бабушка Матрёна, заглянувшая в избу со двора.
— А, вернулся! Я уж тебя потеряла, думала, поди, навернулся с краю, не дай Господи! Тьфу-тьфу-тьфу! — перекрестилась бабка, сплёвывая через левое плечо. Разве известно кому доподлинно, кто у них там в других пространствах главный — не обидеть бы кого.
— Скажешь тоже… — буркнул внук.
— Ну, чего расселся тогда? Пойди, воды принеси, скоро гости проснутся, а у нас самовар не кипячёный.
— Так они… в самом деле? — обрадовался мальчик.
— В самом, в самом, растуды их…
Матрёна снова скрылась в огороде. С улицы тянуло борщом, наваристым, с чесноком и черносливом. Мальчик улыбнулся, принюхался, шевеля ноздрями…. Да, ещё с огуречным рассолом и топором! Повезло геологам, вкуснее матрениного борща ничего нет!
Когда Егор вернулся с двумя полными студёной воды вёдрами, один из гостей, худой да кривоносый, уже сидел за столом и нежил на коленях кота. А пока закипал самовар, встали ещё двое: кудрявая девушка Наташа, состоящая в экспедиции на должности биолога, и непосредственно сам геолог Андриян — улыбчивый пожилой мужчина. Кривоносый же оказался этнографом, друзья называли его странным именем — Кержак. Остальные были расселены квартирантами по другим домам. И хотя стало ясно, что в экспедиции у каждого из них своя должность и род занятий, Егор так и продолжал мысленно величать их всех «геологами».
Вскоре, под всеобщее ликование, бабка Матрена внесла в дом Борщ! Именно так, с большой буквы, и непременно с восклицательным знаком! Борщ!
Гости кушали, причмокивая, почавкивая и похрюкивая от удовольствия. Хозяева снисходительно и польщенно улыбались.
— Никогда ничего подобного не ел! — поражался худой этнограф. — Бабушка Матрёна, поделитесь рецептом! Знаете, ведь наука этнография весьма интересуется традициями народов, их маленькими секретами, тем более, кулинарными!
Матрёна зарделась и махнула рукой:
— Да что вы, ничего особенного в этом борще нет. Главное, всё тушить отдельно, помешивать противосолонь - и топор брать, которым в течение ближайшей недели берёзу рубали.
— Суп из топора? — расхохотались гости. — Да, с чувством юмора у вас тут у всех отлично! Во, дают, то на край света телят гоняют, то Борщ из топора варят!
Егор с бабушкой тоже из вежливости посмеялись, но так и не поняли, чем так развеселили «геологов». Хотя - что с них взять, кто знает, какие нравы царят в тех местах, откуда они пришли.
— Ну, ты, внучек, посиди с гостями, — сказала бабушка, когда наконец все угомонились. — А мне пора по хозяйству, траву надобно подымать.
Глава 3
Оставшись один с незнакомыми людьми, Егор почувствовал себя неуютно. Что с ними делать-то? Если разговоры вести, то какие? Рассказать особо нечего, а спросить у них самих — страшно. Видя, что мальчишка совсем растерялся, пожилой геолог Андриян пришёл к нему на помощь:
— А вот скажи-ка нам, молодой человек, Что это за деревня у вас такая? Мы с товарищами карты свои рассматривали и так и эдак, а вашего поселения не нашли.
— Да откуда быть нашей деревне на ваших картах! — удивился Егор. — У вас там, поди, как у деда Ерофея, либо короли да королевы, либо тётки срамные! Да и велико наше Беловодье, чтоб на карте поместиться! Глупости вы говорите, дяденька.
— Ты, что ж, малец, карт географических не видел ни разу? — ухмыльнулись учёные люди и развернули большой лист бумаги, весь разрисованный зелёным да рыжим, испещренный разными линиями, рисунками и мелкими надписями. Егор с сомнением рассматривал сие чудо, не зная, как к нему подступиться. Квартиранты тем временем начали показывать да рассказывать, что это такое, как этим пользоваться, и куда это годно - жить в нашей стране без географической карты.
— Так вот, — подвёл итог этнограф Кержак, — одной из наших задач является необходимость наносить на карту такие не известные никому деревни, как ваша. Как, говоришь, она называется?
— Беловодье.
— Нда… — переглянулись гости. — Интересно…. А отчего она так именуется?
— Знамо от чего, река у нас тут белая течёт.
— Большое содержание глинистых пород, наверное? — предположил геолог.
— Каких пород? Нормальная река, беспородная! В смысле, породистая, конечно, но… то есть, я хотел сказать… ну чего вы меня запутали совсем?! — возмутился Егор.
— Никто не путает тебя, сынок, — поспешил успокоить его пожилой геолог. — Мы просто даём логическое объяснение природному явлению.
— Это вы про Белую Реку, что ль?
— Про неё. Белый цвет реке придаёт глина, понимаешь?
— Да при чём тут глина? Самая обыкновенная река с молоком! — Егорка нахмурился, недовольный непонятливостью взрослых.
— С коровьим? — решив свести весь разговор к шутке, спросил, улыбаясь, геолог.
— Ну, конечно! У истока реки в самом центре холма Чудь Белоглазая живёт, коров доит. А поскольку они — народец малый, излишки молока в нашу Белую сливают, вот река и становится такого цвета! — подробно разъяснил мальчик.
— Час от часу не легче… — нервно рассмеялся Кержак.
— А врачи у вас в деревне есть? — подозрительно спросила Наталья, невольно отходя подальше.
— Фельдшер есть, но у него только горчичники и клизма, не ходите к нему. Вы лучше, ежели чего болит или даже просто покалывает, ныряйте в Белую Реку, враз поправитесь! А что, вам тётенька, нездоровится?
— Ну, что ты, мне-то здоровится! А ты, видимо нырять не любитель… — пробурчала себе под нос женщина.
— В смысле? — Егор недоумённо пошевелил бровями.
Мужчины виновато разулыбались.
— Наташка, ну зачем ты так? — заговорил полушёпотом Андриян. — Ну, молодой парень, деревня глухая — пьяные старики, да сумасшедшие бабки, чему они его научат? В побасенки свои верить да другим их пересказывать.
— Да он на полоумного похож.
— Он ребёнок! — поддержал Андрияна Кержак, и хитро улыбнулся: — Тем более, он такие мифологические интересности рассказывает — мне на две диссертации хватит.
Егор слушал вполуха, не слишком интересуясь, о чём говорят странные люди, не знающие самых простых вещей. А ещё учёными себя называют. Врут, поди.
Тем временем гости решили сменить тему.
— А что у вас в окрестностях интересного ещё есть, куда нам для ознакомления с окружающим сходить, погулять? Кроме молочного ручья, разумеется, — ухмыльнулась девушка.
— Для начала, вдоль реки до Грушёвого сада идите, там как раз созрели яблоки. Отведайте — очень вкусные. После, как через мост перейдёте, сразу увидите на холме мельницу. Дед Ерофей обзывает её «Сампой», а чего обзывает, не знаю. Хорошая мельница, всё делает, пироги печёт — пальчики оближете! — протараторил Егорка.
— А телят ты куда гонял?
— На Край Земли. Но вам туда тоже лучше не ходить.
— Да и верно, — отрешённо глядя в окно, согласилась Наташа. — До Края Земли мы сегодня точно не пойдём. Мы же не взяли с собой три железных хлеба, три таких же посоха и шесть чугунных сапог, а без них в такую даль — ни-ни….
— Да, недалеко это… — начал было объяснять мальчик.
— Тётя Наташа снова шутит, Егор. Давай-ка, ты проводишь нас до реки, а дальше мы сами. Только подожди нас, мы остальных организуем.
Пожав плечами, Егор вышел на крыльцо и сел на ступеньку, прислонившись к нагретой солнцем, тёмной от времени стене дома. Ожидая, пока утренние пришельцы, расселённые в разные избы, соберутся опять в учёную толпу, мальчик так разомлел в тепле, что едва не задремал.
Когда во дворе столпились все «геологи», желающие ознакомиться с Беловодьевскими достопримечательностями, Егор, потянулся, поднялся и, молча махнув рукой всей компании - мол, идите за мной, - вышел за калитку.
Глава 4
Этот день каждый провёл с пользой: научная экспедиция обошла окрестности, разжилась пробами почвы и воды, Наталья набрала целый веник растений для гербария, Кержак истерзал записями третий блокнот, а Егор, пригнав телят с выпаса обратно в деревню, успел набрать целую корзину грибов да ягод. И на ужин бабка Матрёна нажарила картофеля с маслятами и напекла ароматных пирогов с малиной.
За столом гости вели себя на удивление тихо и задумчиво. Когда последний пирожок был приговорён к съедению, Андриян спросил:
— Скажи-ка Егор, как так вышло, что ты географических карт не видел? Вас чему на географии учили?
— На какой графии?
— Ты что в школе не учился?
— Учился, — закивал головой мальчик, поняв, наконец, о чём его спрашивают старшие. — Была у нас учительница. Тоже, как вы, из лесу пришла, но откуда точно, она и сама не помнила. Явилась как-то вечером из-за холма, босоногая, но с рюкзаком книг, ничего не помнит, кто такая, не знает. Говорила только, что чуть с Края Земли не упала. Ну, люди её подобрали, обогрели, она и отошла, вспомнила, что зовут её Лидия Ивановна, но больше про себя так ничего никому и не сказала. Потом школу для детей придумала, цельный год нас грамотам учила.
— А чему, конкретно?
— Ну, читать, писать, считать. Сказки рассказывала, смешные да страшные.
— Егор, ты сказал, что учительница эта «была»…. Она умерла?
— А кто ж её знает. Влюбилась в хромого конюха Василия - да и пропала вместе с ним. Ушли, видимо, лучшей жизни искать. Хотя куда лучше-то, чем в Беловодье? От Лидии Ивановны только её книги и остались.
— Дурацкая какая-то история, — высказалась Наташа.
— А где её книги?
— Я их на чердаке спрятал. А вам зачем?
— Да так, интересно всё-таки. Посмотреть-то можно будет?
— Смотрите, мне не жалко, там их целый сундук. Идите за мной, я покажу, где он, — Егор решительно поднялся, радуясь, что старые книги хоть кого-то заинтересовали.
— Завтра покажешь, — замахали руками «геологи». — Сегодня поздно уже, устали все. А завтра мы далеко ходить не будем, в кедраче за вашей деревней погуляем, да и вернёмся пораньше. Тогда ты нам всё и покажешь, хорошо?
— Как хотите, — пожал плечами паренёк. — Только вы в кедрач как войдёте, не забудьте поклониться в землю да с Лешим поздороваться, а то он вас заморочит, чего доброго. Люди-то вы чужие.
— Поклонимся, поклонимся… — не слишком убедительно пообещала девушка. — И лешему, и кикиморам… всем! Только ты лучше сразу скажи, какие ещё невиданные зверюшки в этой местности обитают?
— Опять ты за своё? — нахмурился Андриян.
— А я что? Я на правах биолога интересуюсь. Не только же один Кержак диссертацию хочет написать.
— Леший — не зверюшка! — от возмущения Егор даже покраснел. — Он Хозяин Леса!
Все обернулись на него с удивлением.
— Разумеется, он — Хозяин, — поспешил успокоить мальчика Кержак.
— Ну зачем ты подогреваешь в нём эти глупые суеверия? — зашипела на этнографа Наталья и не удержалась от очередной подковырки в адрес обескураженного мальчика. — Ты, наверное, всерьёз считаешь, что и Земля не круглая?
Андриян, взглянув на неё, так сдвинул брови, что едва не вывихнул их, если такое возможно.
— Конечно не круглая! — Егор посмотрел на молодую женщину, как на сумасшедшую. — Выдумаете тоже! Она плоская, я же с её края каждый месяц телят черепахе скидываю.
Мальчик торжествующе ухмыльнулся — против такого аргумента они ничего не скажут! Но «геологи» сочли его улыбку признаком того, что мальчишка шутит, и решили его в том поддержать.
— И как? Попадаешь? — рассмеялся кривоносый Кержак.
— Порой промахиваюсь, — смущённо пожал плечами мальчик.
— Мимо края?
— Мимо черепахи! И телёнок бултых в океан, планктону на забаву.
— Так тут у вас и океан есть?
— И не простой — Мировой Океан!
— Наверное, кита промышляете?
Вся компания уже так развеселилась, что кот Батон с полатей начал поглядывать на них с явным подозрением….
— Кита нет! Был когда-то, но теперь на его месте черепаха.
— Так у неё и место своё есть? — смялись квартиранты. — И где же оно?
— Эх, дяденьки, какие вы тёмные, а ещё учёные! — хохотал Егорка. — Каждый же знает, что место черепахи под слонами! И не только у нас! Земля-то, поди, общая. Или об этом в ваших умных книгах не написано?
— Ах, молодец, парень! Ты мне нравишься! — хлопнул мальчишку по плечу Кержак.
— Ладно, весело с тобой, спасу нет, но уже ночь на дворе, а завтра дел по горло, — Андриян встал, потянулся, улыбаясь во весь белозубый рот, и направился к полатям. — Потом как-нибудь ты нам ещё расскажешь про свой край.
Остальные тоже вышли из-за стола и принялись готовиться ко сну, вполголоса переговариваясь и посмеиваясь.
Уходя спать на сеновал, мальчик удивлялся, какие необыкновенно смешливые люди — это чужаки.
(Продолжение следует)
Краеведение
Утро не задалось.
До рассвета ещё оставалось около часа, но петухи уже голосили, не жалея ни собственных сил, ни психики невинных жителей деревни. Псы надрывались, соревнуясь с петухами в неистовстве. Сами невинные жители тихо сквернословили, прячась под одеялами от тяжёлой поступи рабочего дня.
И только молодой пастух Егор уже был на ногах, готовый к трудам и заботам, от которых его отделял только завтрак. Мальчика не столько нервировал всеобщий шум и гам, сколько тревожил. Чего это неймётся живности в такую рань?
Ответ на этот вопрос пришёл сам, в лице двух незнакомых усталых людей, появившихся на крыльце дома, где жил Егорка со своей бабушкой. От удивления мальчик закашлялся, подавившись ватрушкой. Чужие в деревне?! Да такого уже много лет не случалось! Мурашки обеспокоенно зашевелились, готовые бежать…
— Здравствуй, малец! Есть кто взрослый в доме? — обратился к побледневшему Егору высокий бородатый мужчина. — Мы геологи. Всю ночь блуждали в вашем лесу, едва выбрались. Нам бы отдохнуть…
Мальчик кивнул и, ничего не сказав, бросился в сонную глубину дома будить бабушку.
Нда… утро действительно не задалось…
Когда сердитая спросонья бабушка Матрена, ворча и кутаясь в побитую молью шаль, вышла на крыльцо, незнакомых геологов было уже около дюжины. Все они старательно морщили осунувшиеся лица в дружелюбной улыбке, но не у всех это получалось. Некоторые откровенно скалились.
— Едрёна мааа... — почти восхищённо выдохнула бабка. — Откуда ж вы, яхонтовые мои, взялись-то?!
— Из лесу! — сказал большой и бородатый.
— А в лесу вы откуда взялись? — подозрительно поинтересовался Егор из-за матрёниного плеча.
— Вы нас, это, не бойтесь, — шагнул вперёд худой дядька с кривым носом. — Мы научно-исследовательская экспедиция. Из города.
Бабушка с внуком непонимающе нахмурились.
— Ну, — попытался объяснить кривоносый. — Геологи, ботаники, этнографы… всякие гербарии, нивелир, карты…понимаете?
— Понимаем. Отчего ж не понять… — не услышав ни одного знакомого слова, сказала Матрёна. — Проходите, коль поместитесь.
Толпа облегчённо загомонила и подалась в дом.
Глава 1.
— Так кто вы такие будете? — спросила бабка Матрена, испытующе глядя на рассаживающихся гостей.
— Мы прибыли в составе экспедиции. Среди нас геологи, биологи, этнографы, — пояснила суровая на вид девушка.
— Ишь ты, цельный граф имеется, — покачала головой бабка, разливая чай. — Был тут граф однажды, всё за нашими девками увивался. А вы, я гляжу, со своими приехали — молодцы. Только вот с какой целью вы к нам?
— Мы учёные. Исследуем родной край, его растения, полезные ископаемые, а также историю и легенды, да вообще всё, что попадется, — ответил пожилой улыбчивый мужчина.
— От оно как… — со значением протянула бабка. — Были у нас тут учёные. Лет 300 назад. Сожгли знахаря, удавили кошек - и с рассветом ушли, аспиды.
— Бабуль, побегу я? Пора уже, — перебил бабкины причитания Егор
— И то верно. Телят уж гнать пора.
— Далеко телят-то гоняешь, парень? — поинтересовался геолог. Опыт подсказывал ему, что наладить отношения с подростками важнее, чем со взрослыми, особенно если те немного выжили из ума.
— Да на Край Земли, черепаху покормить! — крикнул Егор, выбегая из избы.
— Веселый пострел растет! — рассмеявшись, похвалил пацана один из пришлых.
Бабка Матрена недоуменно моргнула.
Егор пригнал телят к Краю вовремя. Солнце только вставало, и туман ещё висел у обрыва, закрывая обзор. Белая река, шумно срываясь с кручи, уходила в мглистую пелену.
Мальчик сел на краешек обрыва, вдыхая запах океанской свежести и наблюдая краем глаза, как телята разбредаются по поляне.
— Чего там у вас шум с утра? — донесся снизу трубный глас.
— Там исследователи приехали. Изучать чего-то собираются.
— Хм, помню, были тут такие уже, знахаря ещё пожгли — аспиды. И вниз скинули — смердел изрядно! — прогудели Слоны.
— Из смердов он был, вот и смердел, — послышалось с самого низу.
Туман постепенно разошелся, и солнце осветило водную гладь и край земли. Там, где сидел Егор, склон уходил отвесно вниз, и были видны торчавшие бивни и хоботы огромных Слонов, которые стояли на Черепахе. Впрочем, саму Гигантскую Черепаху увидеть было невозможно, только её голова подымалась над водой, чтобы поучаствовать в беседе.
— Я тут телят пригнал, лови! — Егор поднялся на ноги, отогнал ближе к Краю пяток телят, намеченных на убой, и шугнул их к обрыву. Один из Слонов слегка шевельнулся, и телята, скатившись по наклонившейся скале, отчаянно мыча, рухнули вниз.
— Вот спасибо! — обрадовалась Черепаха. — Вот удружил. А то всё планктон да планктон. Я же не Кит.
— Тут, кстати, край сыплется, — пробасили Слоны. — Сам, понимаешь — камни, пыль, чихнём ненароком — и в Индонезии цунами!
— Где?! — удивился Егор.
— Не важно. Ты, уж будь хорошим мальчиком, укрепи край земли.
Егор, несомненно, таковым и был, поэтому всю значимость своей задачи понял сразу и обещал управиться быстро. А обещания он выполнял всегда! Хороший мальчик.
Глава 2.
Оставив пастись на краю земли молодой и ещё безрогий, но, в перспективе, крупнорогатый скот, пастух почти бегом поспешил к дому, снедаемый любопытством и сомнением — а не приснились ли ему вообще странные люди, прибывшие поутру.
Когда Егор вбежал в дом, за столом на широкой лавке сидел только кот Батон.
«Примерещились», — с досадой подумал мальчик.
Потеряв весь энтузиазм, он подошёл к лавке и решительно сел коту на хвост. Намеренно. В мелочном порыве хоть кому-то отомстить за своё разочарование. Кот выругался нечеловеческим голосом и ушёл на полати. Егор решил было последовать примеру зверя и тоже отправиться под пуховое одеяло досматривать сны, нагло распуганные петухами да псами рано утром, но его мечтания прервала бабушка Матрёна, заглянувшая в избу со двора.
— А, вернулся! Я уж тебя потеряла, думала, поди, навернулся с краю, не дай Господи! Тьфу-тьфу-тьфу! — перекрестилась бабка, сплёвывая через левое плечо. Разве известно кому доподлинно, кто у них там в других пространствах главный — не обидеть бы кого.
— Скажешь тоже… — буркнул внук.
— Ну, чего расселся тогда? Пойди, воды принеси, скоро гости проснутся, а у нас самовар не кипячёный.
— Так они… в самом деле? — обрадовался мальчик.
— В самом, в самом, растуды их…
Матрёна снова скрылась в огороде. С улицы тянуло борщом, наваристым, с чесноком и черносливом. Мальчик улыбнулся, принюхался, шевеля ноздрями…. Да, ещё с огуречным рассолом и топором! Повезло геологам, вкуснее матрениного борща ничего нет!
Когда Егор вернулся с двумя полными студёной воды вёдрами, один из гостей, худой да кривоносый, уже сидел за столом и нежил на коленях кота. А пока закипал самовар, встали ещё двое: кудрявая девушка Наташа, состоящая в экспедиции на должности биолога, и непосредственно сам геолог Андриян — улыбчивый пожилой мужчина. Кривоносый же оказался этнографом, друзья называли его странным именем — Кержак. Остальные были расселены квартирантами по другим домам. И хотя стало ясно, что в экспедиции у каждого из них своя должность и род занятий, Егор так и продолжал мысленно величать их всех «геологами».
Вскоре, под всеобщее ликование, бабка Матрена внесла в дом Борщ! Именно так, с большой буквы, и непременно с восклицательным знаком! Борщ!
Гости кушали, причмокивая, почавкивая и похрюкивая от удовольствия. Хозяева снисходительно и польщенно улыбались.
— Никогда ничего подобного не ел! — поражался худой этнограф. — Бабушка Матрёна, поделитесь рецептом! Знаете, ведь наука этнография весьма интересуется традициями народов, их маленькими секретами, тем более, кулинарными!
Матрёна зарделась и махнула рукой:
— Да что вы, ничего особенного в этом борще нет. Главное, всё тушить отдельно, помешивать противосолонь - и топор брать, которым в течение ближайшей недели берёзу рубали.
— Суп из топора? — расхохотались гости. — Да, с чувством юмора у вас тут у всех отлично! Во, дают, то на край света телят гоняют, то Борщ из топора варят!
Егор с бабушкой тоже из вежливости посмеялись, но так и не поняли, чем так развеселили «геологов». Хотя - что с них взять, кто знает, какие нравы царят в тех местах, откуда они пришли.
— Ну, ты, внучек, посиди с гостями, — сказала бабушка, когда наконец все угомонились. — А мне пора по хозяйству, траву надобно подымать.
Глава 3
Оставшись один с незнакомыми людьми, Егор почувствовал себя неуютно. Что с ними делать-то? Если разговоры вести, то какие? Рассказать особо нечего, а спросить у них самих — страшно. Видя, что мальчишка совсем растерялся, пожилой геолог Андриян пришёл к нему на помощь:
— А вот скажи-ка нам, молодой человек, Что это за деревня у вас такая? Мы с товарищами карты свои рассматривали и так и эдак, а вашего поселения не нашли.
— Да откуда быть нашей деревне на ваших картах! — удивился Егор. — У вас там, поди, как у деда Ерофея, либо короли да королевы, либо тётки срамные! Да и велико наше Беловодье, чтоб на карте поместиться! Глупости вы говорите, дяденька.
— Ты, что ж, малец, карт географических не видел ни разу? — ухмыльнулись учёные люди и развернули большой лист бумаги, весь разрисованный зелёным да рыжим, испещренный разными линиями, рисунками и мелкими надписями. Егор с сомнением рассматривал сие чудо, не зная, как к нему подступиться. Квартиранты тем временем начали показывать да рассказывать, что это такое, как этим пользоваться, и куда это годно - жить в нашей стране без географической карты.
— Так вот, — подвёл итог этнограф Кержак, — одной из наших задач является необходимость наносить на карту такие не известные никому деревни, как ваша. Как, говоришь, она называется?
— Беловодье.
— Нда… — переглянулись гости. — Интересно…. А отчего она так именуется?
— Знамо от чего, река у нас тут белая течёт.
— Большое содержание глинистых пород, наверное? — предположил геолог.
— Каких пород? Нормальная река, беспородная! В смысле, породистая, конечно, но… то есть, я хотел сказать… ну чего вы меня запутали совсем?! — возмутился Егор.
— Никто не путает тебя, сынок, — поспешил успокоить его пожилой геолог. — Мы просто даём логическое объяснение природному явлению.
— Это вы про Белую Реку, что ль?
— Про неё. Белый цвет реке придаёт глина, понимаешь?
— Да при чём тут глина? Самая обыкновенная река с молоком! — Егорка нахмурился, недовольный непонятливостью взрослых.
— С коровьим? — решив свести весь разговор к шутке, спросил, улыбаясь, геолог.
— Ну, конечно! У истока реки в самом центре холма Чудь Белоглазая живёт, коров доит. А поскольку они — народец малый, излишки молока в нашу Белую сливают, вот река и становится такого цвета! — подробно разъяснил мальчик.
— Час от часу не легче… — нервно рассмеялся Кержак.
— А врачи у вас в деревне есть? — подозрительно спросила Наталья, невольно отходя подальше.
— Фельдшер есть, но у него только горчичники и клизма, не ходите к нему. Вы лучше, ежели чего болит или даже просто покалывает, ныряйте в Белую Реку, враз поправитесь! А что, вам тётенька, нездоровится?
— Ну, что ты, мне-то здоровится! А ты, видимо нырять не любитель… — пробурчала себе под нос женщина.
— В смысле? — Егор недоумённо пошевелил бровями.
Мужчины виновато разулыбались.
— Наташка, ну зачем ты так? — заговорил полушёпотом Андриян. — Ну, молодой парень, деревня глухая — пьяные старики, да сумасшедшие бабки, чему они его научат? В побасенки свои верить да другим их пересказывать.
— Да он на полоумного похож.
— Он ребёнок! — поддержал Андрияна Кержак, и хитро улыбнулся: — Тем более, он такие мифологические интересности рассказывает — мне на две диссертации хватит.
Егор слушал вполуха, не слишком интересуясь, о чём говорят странные люди, не знающие самых простых вещей. А ещё учёными себя называют. Врут, поди.
Тем временем гости решили сменить тему.
— А что у вас в окрестностях интересного ещё есть, куда нам для ознакомления с окружающим сходить, погулять? Кроме молочного ручья, разумеется, — ухмыльнулась девушка.
— Для начала, вдоль реки до Грушёвого сада идите, там как раз созрели яблоки. Отведайте — очень вкусные. После, как через мост перейдёте, сразу увидите на холме мельницу. Дед Ерофей обзывает её «Сампой», а чего обзывает, не знаю. Хорошая мельница, всё делает, пироги печёт — пальчики оближете! — протараторил Егорка.
— А телят ты куда гонял?
— На Край Земли. Но вам туда тоже лучше не ходить.
— Да и верно, — отрешённо глядя в окно, согласилась Наташа. — До Края Земли мы сегодня точно не пойдём. Мы же не взяли с собой три железных хлеба, три таких же посоха и шесть чугунных сапог, а без них в такую даль — ни-ни….
— Да, недалеко это… — начал было объяснять мальчик.
— Тётя Наташа снова шутит, Егор. Давай-ка, ты проводишь нас до реки, а дальше мы сами. Только подожди нас, мы остальных организуем.
Пожав плечами, Егор вышел на крыльцо и сел на ступеньку, прислонившись к нагретой солнцем, тёмной от времени стене дома. Ожидая, пока утренние пришельцы, расселённые в разные избы, соберутся опять в учёную толпу, мальчик так разомлел в тепле, что едва не задремал.
Когда во дворе столпились все «геологи», желающие ознакомиться с Беловодьевскими достопримечательностями, Егор, потянулся, поднялся и, молча махнув рукой всей компании - мол, идите за мной, - вышел за калитку.
Глава 4
Этот день каждый провёл с пользой: научная экспедиция обошла окрестности, разжилась пробами почвы и воды, Наталья набрала целый веник растений для гербария, Кержак истерзал записями третий блокнот, а Егор, пригнав телят с выпаса обратно в деревню, успел набрать целую корзину грибов да ягод. И на ужин бабка Матрёна нажарила картофеля с маслятами и напекла ароматных пирогов с малиной.
За столом гости вели себя на удивление тихо и задумчиво. Когда последний пирожок был приговорён к съедению, Андриян спросил:
— Скажи-ка Егор, как так вышло, что ты географических карт не видел? Вас чему на географии учили?
— На какой графии?
— Ты что в школе не учился?
— Учился, — закивал головой мальчик, поняв, наконец, о чём его спрашивают старшие. — Была у нас учительница. Тоже, как вы, из лесу пришла, но откуда точно, она и сама не помнила. Явилась как-то вечером из-за холма, босоногая, но с рюкзаком книг, ничего не помнит, кто такая, не знает. Говорила только, что чуть с Края Земли не упала. Ну, люди её подобрали, обогрели, она и отошла, вспомнила, что зовут её Лидия Ивановна, но больше про себя так ничего никому и не сказала. Потом школу для детей придумала, цельный год нас грамотам учила.
— А чему, конкретно?
— Ну, читать, писать, считать. Сказки рассказывала, смешные да страшные.
— Егор, ты сказал, что учительница эта «была»…. Она умерла?
— А кто ж её знает. Влюбилась в хромого конюха Василия - да и пропала вместе с ним. Ушли, видимо, лучшей жизни искать. Хотя куда лучше-то, чем в Беловодье? От Лидии Ивановны только её книги и остались.
— Дурацкая какая-то история, — высказалась Наташа.
— А где её книги?
— Я их на чердаке спрятал. А вам зачем?
— Да так, интересно всё-таки. Посмотреть-то можно будет?
— Смотрите, мне не жалко, там их целый сундук. Идите за мной, я покажу, где он, — Егор решительно поднялся, радуясь, что старые книги хоть кого-то заинтересовали.
— Завтра покажешь, — замахали руками «геологи». — Сегодня поздно уже, устали все. А завтра мы далеко ходить не будем, в кедраче за вашей деревней погуляем, да и вернёмся пораньше. Тогда ты нам всё и покажешь, хорошо?
— Как хотите, — пожал плечами паренёк. — Только вы в кедрач как войдёте, не забудьте поклониться в землю да с Лешим поздороваться, а то он вас заморочит, чего доброго. Люди-то вы чужие.
— Поклонимся, поклонимся… — не слишком убедительно пообещала девушка. — И лешему, и кикиморам… всем! Только ты лучше сразу скажи, какие ещё невиданные зверюшки в этой местности обитают?
— Опять ты за своё? — нахмурился Андриян.
— А я что? Я на правах биолога интересуюсь. Не только же один Кержак диссертацию хочет написать.
— Леший — не зверюшка! — от возмущения Егор даже покраснел. — Он Хозяин Леса!
Все обернулись на него с удивлением.
— Разумеется, он — Хозяин, — поспешил успокоить мальчика Кержак.
— Ну зачем ты подогреваешь в нём эти глупые суеверия? — зашипела на этнографа Наталья и не удержалась от очередной подковырки в адрес обескураженного мальчика. — Ты, наверное, всерьёз считаешь, что и Земля не круглая?
Андриян, взглянув на неё, так сдвинул брови, что едва не вывихнул их, если такое возможно.
— Конечно не круглая! — Егор посмотрел на молодую женщину, как на сумасшедшую. — Выдумаете тоже! Она плоская, я же с её края каждый месяц телят черепахе скидываю.
Мальчик торжествующе ухмыльнулся — против такого аргумента они ничего не скажут! Но «геологи» сочли его улыбку признаком того, что мальчишка шутит, и решили его в том поддержать.
— И как? Попадаешь? — рассмеялся кривоносый Кержак.
— Порой промахиваюсь, — смущённо пожал плечами мальчик.
— Мимо края?
— Мимо черепахи! И телёнок бултых в океан, планктону на забаву.
— Так тут у вас и океан есть?
— И не простой — Мировой Океан!
— Наверное, кита промышляете?
Вся компания уже так развеселилась, что кот Батон с полатей начал поглядывать на них с явным подозрением….
— Кита нет! Был когда-то, но теперь на его месте черепаха.
— Так у неё и место своё есть? — смялись квартиранты. — И где же оно?
— Эх, дяденьки, какие вы тёмные, а ещё учёные! — хохотал Егорка. — Каждый же знает, что место черепахи под слонами! И не только у нас! Земля-то, поди, общая. Или об этом в ваших умных книгах не написано?
— Ах, молодец, парень! Ты мне нравишься! — хлопнул мальчишку по плечу Кержак.
— Ладно, весело с тобой, спасу нет, но уже ночь на дворе, а завтра дел по горло, — Андриян встал, потянулся, улыбаясь во весь белозубый рот, и направился к полатям. — Потом как-нибудь ты нам ещё расскажешь про свой край.
Остальные тоже вышли из-за стола и принялись готовиться ко сну, вполголоса переговариваясь и посмеиваясь.
Уходя спать на сеновал, мальчик удивлялся, какие необыкновенно смешливые люди — это чужаки.
(Продолжение следует)
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 1
(продолжение)
Глава 5
Утро следующего дня было призрачно-серым от сырости. Мелкий дождь опутал деревню паутиной водяной пыли, которая показалась бы туманом, если б не была такой прозрачной. Все, кто истерически голосил прошедшим утром, сегодня молчали, как вкопанные. Или, скорее, как в воду опущенные.
Проснулся Егор, по обыкновению, раньше всех и, с наслаждением вдыхая запахи влажной травы и сырой дороги, побежал собирать телят на выпас. К Краю Земли он примчался уже насквозь мокрый, но ничуть этим фактом не расстроенный. Тем более, думал он, что уже совсем скоро солнце поднимется над океанской гладью, согреет продрогшее тело и высушит одежду. Свесив ноги вниз, мальчик молчал, осмысливая насыщенный эмоциями и событиями вчерашний день. Странные разговоры пришлых людей внесли в размеренную жизнь простого деревенского пастуха смятение, смутную тревогу, словно он забыл что-то важное, а вспомнить никак не может. Снова и снова он воспроизводил в памяти нелепейшие предположения «геологов» по поводу Белой реки и круглой Земли…. Полнейший бред.
— О чём задумался, малыш? — послышался снизу трубный глас.
— О тех непонятных людях, что пришли вчера в деревню, — задумчиво ответил Егор.
— Чего в них непонятного?
— Они называют себя учёными, всё время листают какие-то книги, что-то пишут, говорят страшные слова, порой больше похожие на ругательства, каким бы даже дед Ерофей позавидовал, а потом вдруг ведут себя как дети несмышлёные, выдумывают всякие небылицы, а глазам своим не верят.
— Какие небылицы они тебе говорили? — заинтересовалась Черепаха, вытягивая свою громадную голову так, чтоб увидеть сидящего на самом краю маленького человечка.
Мальчик кратко, но с возрастающей горячностью пересказал события минувшего дня.
— Нет, вы представляете, они считают, что Края нет! — закончил он свой вдохновенный монолог, всплеснув руками и едва от этого не свалившись вниз.
— Нда… - выдохнула Черепаха, едва ощутимо качнув земную твердь. Где-то в горах раскатисто прогремел камнепад.
— Нда… — согласились Слоны, но, в отличие, от соседки снизу, излишне глубоко дышать по этому поводу не рискнули. — Вот и сюда добралась. Не думали мы, однако, что это так скоро случится.
— Вы о чём? — наклонил голову к самым коленям Егор.
— О прогрессивной мысли…
— О чём?!
— О, как бы нам хотелось, чтоб тебе никогда не довелось об этом узнать. Поэтому не спрашивай, авось пронесёт.
Мальчику явно не хотелось, чтоб его пронесло, поэтому он благоразумно промолчал, недоумевая, что это за мысль такая, вызывающая столь неожиданный эффект.
Тем временем взошло солнце, разметало в клочья низко висящие сырые облака, превращая их в туман и высушивая его прежде, чем он успеет опасть в траву крупными слезами росы. Телята, не замечая вокруг себя ничего, кроме сочной высокой травы, разбрелись по поляне, готовые жевать до вечера, пока Егор не вернётся за ними. Зная, что солнечная погода ненадолго и что к обеду небо снова затянет мокрой ватой обложного моросящего дождя, Егор, попрощавшись со своими громадными друзьями, побежал домой.
Гостей в доме уже не было.
«Опять, что ли, примерещилось?» — мелькнула у Егора предательская мысль. На всякий случай, заглянув под лавку, мальчик с облегчением убедился, что деревянные рамки с заложенными между ними бумажными листами, которые вечно сердитая Наташа называла диковинным словосочетанием — «гербарные сетки», лежат на месте. Значит, далеко гости никуда уйти не могли, наверняка в кедрач направились. «Ну-ну, пусть погуляют, может, Хозяин добрый — не обратит на чужаков внимания, тем более, он их и так уже поморочил по дороге в деревню вчерашним утром, авось сегодня и обойдётся», — понадеялся Егорка.
Забравшись на чердак, он аккуратно вытер пыль с резного сундука, в котором хранились книги, открыл его, проверил, не добрались ли до печатного слова безграмотные, но вечно голодные мыши, убедился, что всё в целости, и, успокоившись, спустился в дом. Очень хотелось есть.
Вопреки запланированному, научная экспедиция в этот день пораньше не вернулась, да и попозже тоже не появилась. За окном жалобно завывал ветер и рыдал дождём, хлеща в давно не мытые стёкла. На плите обречённо остывало тушёное мясо, Матрёна шумно беспокоилась, роняя то ножи, то вилки и с надеждой глядя на дверь. Пришедший на ароматы дед Ерофей, нервный от непривычной трезвости, грыз ногти и складывал их аккуратно на край подоконника. Егор от тревоги не заметил, как выиграл сам себя в ерофеевы карты.
— Бабуль, может сходить, по кедрачу пошукать? Ведь точно их Леший кружит… — умоляюще посмотрел на Матрёну внук.
— Сиди, следопыт, — шикнула на него бабка. — Заплутали – значит, заслужили. Не наше это дело - в хозяевы дела вмешиваться.
Мальчик заёрзал на стуле и затих, вглядываясь в размытую реальность за окном.
Через какое-то время в сенцах зашуршало, затопало, заскреблось, и в открывшуюся со скрипом дверь ввалились, неся за собой комья грязи и запах сырости, Андриян, Кержак и Наталья. Лицо Егора растянулось в улыбке, Матрёна закудахтала, стремясь как можно быстрее окружить усталых людей заботой. Дед Ерофей молча смахнул нагрызенные ногти на пол и запинал их под стол.
— Где же вы, яхонтовые, плутали, вымокли, замёрзли, снимайте, снимайте скорее портки, и ты, барышня, тоже, чего нас бояться, ты лучше простуды бойся, ох, вы ж бедные мои, а ноги-то какие холодные, быстро лезьте под одеяла, я сейчас печь растоплю заново, столько плутать по лесу, куда же это годно-то, — безостановочно причитала Матрёна. Попутно она стаскивала с «геологов» одежду, растирая их ледяные конечности и распихивая в окоченевшие руки несчастных одеяла и шерстяные носки.
Гости безропотно подчинялись, стуча зубами и умиляясь.
Когда все трое, наконец, согрелись, сидя у распахнутого жерла печи, с наслаждением потягивая сквозь зубы обжигающе горячий чай с липовым мёдом, дед Ерофей вдруг подал голос:
— Не кланялись? — сурово спросил он.
— В смысле? — не поняли разомлевшие «геологи».
— Не уважили Хозяина, значить… — поцокал языком дед и отвернулся.
— Что ж, вы яхонтовые, мои, не послушали нас?
— Я ж вам говорил, что заморочит вас Леший! — добавил свой грош Егорка.
— Да что же вы заладили про вашего Лешего? — не выдержала Наталья. — У каждого явления есть логическое объяснение, и нечего каждую шишку приписывать воле волосатого дядьки или мифическим человечкам, придуманным глупыми суеверными бабками!
Дед, не особо задумываясь, решительно наладил девице подзатыльник.
— За святотатство! — пояснил назидательно. В избе заметно запахло грозой, как это бывает, когда Ерофей сердился.
Подзатыльник был болезненный, словно током ударило, и очень обидный. Наталья даже задохнулась от возмущения и только приготовилась подробно рассказать, что она думает о методах воспитания малознакомого деда, как Андриян оборвал её свирепым взглядом. Наклонившись к её уху, он процедил:
— Дурища, я тебя прямо сейчас отправлю обратно в лес, искать всему, что было, научное обоснование, если ты не закроешь рот, тебе ясно?
Дурище стало ясно, и она высказываться передумала, однако продолжая сердито сверкать глазами в сторону Ерофея.
— А что было-то? — не сдержал любопытства Егор, подавшись вперёд.
— Да в принципе, ничего особенного, — повёл плечом Кержак. — Должно быть, где-то в лесу залегают магнитные руды, которые вывели компас из строя. Да и по кругу походили изрядно. Сначала было испугались: всё-таки мы не первый год ходим по лесам и ориентироваться на местности умеем, здесь же столкнулись с, казалось бы, аномальным явлением. Вроде по всем приметам идём на север, никуда не сворачивая, а всё равно возвращаемся к исходной точке.
— Ну вот, что я вам говорил! — воскликнул Егор.
— Невзлюбил вас Хозяин, — покачал головой Ерофей. — Шли бы вы из нашей деревни. Не место вам тут.
— Не перебивайте! — шикнула на внука и соседа Матрёна.
— Мы все разбрелись по лесу, растеряли друг друга, — продолжал этнограф. — Идём впятером (мы трое, начальник наш Травокуров и ещё один паренёк), дождь смывает все следы, заливает глаза, тучи низкие, темно — ничего не видно. Мы, конечно, знаем, что ноги у человека, как правило, разной длины, поэтому один его шаг короче, чем другой, оттого и получается, что словно бы он по кругу ходит, когда путь без чётких ориентиров. Но что делать, если все попытки идти по прямой всё равно приводят тебя туда, откуда ты только что ушёл? Замкнутый круг.
— Эх вы, дети малые! — Матрёна, разулыбавшись, растрепала морщинистой рукой подсыхающие волосы этнографа. — Одна нога у них короче другой! Голова у вас не тем забита. Книжки - оно, конечно, дело-то хорошее, только жить-то надо по природе, а не по бумажкам. Да ладно, подрастёте, поди, одумаетесь. А теперь идите спать, ночь уж на дворе.
Матрёна мягко, но властно разогнала всех по спальным местам, вытолкала деда Ерофея, прикрыла печную трубу и улеглась сама.
Глава 6
Егор привычно сидел на Краю Земли, улыбаясь всходящему солнцу.
— Ну, рассказывай, чего там у вас нового? — прервала молчание Черепаха.
— А ничего. По-старому всё.
За прошедшую неделю, что пришлые люди провели в Беловодье, Егор уже успел к ним привыкнуть, и теперь их присутствие казалось такой же обыденностью, как и всё остальное. Тем более, что «геологи» научились вести себя правильно, как взрослые люди: кланяться Хозяину Леса, уважать Чудиков Белоглазых, да и смирились с тем, что с топором любое блюдо вкуснее. Теперь Егор почти не видел квартирантов, они всё чаще уходили по своим делам и всё позднее возвращались.
— Ничего чуднОго тебе больше не рассказывали? — в свою очередь, поинтересовались у мальчика Слоны.
— Рассказывали, но всё о том же. Странные эти люди всё же: вернутся, бывает, вечером из своих походов по полям-лесам - и спорят промеж собой, отчего у нас яблоки созрели, а сирень ещё цветёт… словно в этом что-то сказочное есть. Или целых два дня дневали и ночевали на мельнице, хотели выследить, кто сдобу там печёт! А кто же её печь будет, кроме самой мельницы? И ни во что не верят, ухмыляются, хоть и стали стараться по правилам жить.
— Прямо-таки и ни во что не верят? — удивились Слоны.
— Ну почему? В Зелёного Змия верят, которого, видел только дед Ерофей - и то после третьей чарки грушёвой наливки. Причём он считает, что с каждой следующей чаркой число голов у змея множится, как сказал начальник геологов, «в арифмической агрессии». Шут их знает, что за агрессия такая.
— А говорили они с тобой о Крае?
— Не доводилось. Мы с ними почти не видимся. Дед Ерофей говорил, что слышал, будто они уходить через пару дней собрались.
— Правильно, не место им здесь.
— Вот и дед так же сказал.
Солнце поднялось уже высоко, когда Егор отправился домой; надо было ещё успеть помочь гостям разобрать собранные ими в Беловодье травы, мешочки с землёй, какие-то баночки и коробочки, что скопились у них за время пребывания в деревне.
Войдя в избу, Андриян увидел всклокоченную голову Натальи, склоненную над разложенным гербарием.
— Блин, пестик не пестик, что за фигня, ээх, бинокуляр бы сюда, а не эту лупу, — бормотала себе под нос отрядный биолог
— Что, как прошла встреча с местным мачо? — с порога ляпнул вошедший следом Кержак.
— Каким мачо? — Наталья оторвалась от работы.
— Как его, Василий? Ну, тот, с кем ты вчера договаривалась о ночной прогулке.
— Ааа, да встретились, это не важно, не мешай, — Наталья энергично пролистывала страницы определителя растений, создавая вихревые образования в воздухе.
— Да что с тобой такое? Ты будто не на свидании была, а гербарий всю ночь собирала!
— Угадал. Василий склонял меня к гиблому, я была против. Тогда этот мачо, как ты изволил изъясниться, спросил, подарю ли я ему свою любовь, если он осыплет меня цветущим папоротником. Меня это, разумеется, рассмешило. Тогда он умчался в чащу и вернулся с ним.
— С кем?
— Не с кем, а с чем. С цветущим папоротником, да ещё и светящимся. Я рванула туда, откуда Василий его припёр, нарвала охапку и отправилась домой.. Теперь разбираюсь, что за чудо природы мне попало в руки. Понятно, что это то ли род Ужовник то ли Гроздовник. Ну, должен быть. Но всё так не похоже… вот это образование определённо похоже на цветок, вот посмотрите, вроде бы и пестики и тычинки имеются, хотя без оборудования не разобрать, — быстро выпалила Наталья, как будто сама уверяя себя в сказанном
— Мда… — Кержак посерьезнел. — Упаковывай свои веники. Утром уходим. Я понимаю, что в этой деревне можно годами сидеть и докторские строчить, но нам пора.
Андриян, выслушал весь разговор молча и, тяжело вздохнув, вышел из дома.
Дело в том, что накануне днем начальник экспедиции Травокуров предложил опробовать новую ерофееву настойку. Памятуя прошлую дегустацию, когда геологам по хмельному делу являлся Зеленый Змий о многих головах, Андриян в гостях у деда с выпивкой осторожничал и, почувствовав свою меру, решил уходить. Находящаяся неподалеку сопка показалась ему подходящим местом для освежающей прогулки истинного геолога; на ее пологий склон он легко начал подъём. Однако сопка постепенно становилась вполне приличной каменной грядой, уходящей вдаль и тонущей в подступающих сумерках.
Присев отдышаться, пожилой геолог увидел между камней небольшой лаз. Дырка была маленькая, сантиметров в двадцать диаметром, но через неё легко просматривалась пещера внутри скалы, в которой бегали маленькие человечки, одетые в одежды из шкур. Одни из них с тачками носились по канатным мостикам внутри полого холма, другие отбивали кирками куски руды. Кирки и кайла грохотали о камни, и слышались громкие писклявые крики.
Андриян протрезвел сразу, но это не помогло — человечки не исчезали. «До чёртиков допился, ладно хоть, не зеленых», — попытался успокоить себя Андриян.
Вдруг один из человечков подошел прямо к дыре и, требовательно глядя геологу в глаза, что-то пропищал. Из всего этого геолог уловил только смутно знакомое слово «сиртя», а потому в ответ покачал головой. Лицо у человечка сразу стало таким несчастным, что Андриян не выдержал и протянул малышу перочинный нож, который всегда таскал с собой в кармане.
Человечек, схватив подарок, величиной чуть меньше себя самого, с воодушевлением начал выдвигать лезвия, а потом, удовлетворённо вскрикнув, протянул Адриану что-то округлое, завернутое в широкий лист лопуха. Пока геолог пытался понять, что ему досталось, отверстие в скале закрылось изнутри, став неотличимым от обычного склона.
Андриян немного посидел, пытаясь понять, привиделось ему это или нет. Благоразумно решив, что лучше подумать об этом завтра, он поднялся на ноги, спрятал в карман, то, чем одарили его пьяные галлюцинации, и на неверных ногах отправился в деревню.
Проснувшись утром, мужчина предпочёл ничего не вспоминать.
Глава 7.
— Ну-с, наш юный друг, показывайте свои учебники, — Кержак, допил чай и решил заняться воспитанием подрастающего поколения.
— Сейчас, я мигом!
Вскоре Егорка уже стаскивал с чердака тяжеленный сундук.
Помимо множества очень ценных, но абсолютно ненужных вещей, там лежали две книги. Оформление и бросающиеся в глаза, вышедшие из употребления буквы говорили о том, что книги были изданы ещё в начале прошлого века.
Учебник геометрии и букварь явно не давали возможности жителям деревни ознакомиться с новейшими достижениями в естественных науках. Потому Андриян, покосившись на этнографа, увлеченно перерисовывающего филиграни, решил заняться просвещением.
Сначала он произнес небольшую речь о пользе учения и печатного слова. Основной мыслью было то, что в книгах можно найти ответы на все вопросы. Единственное, что его смущало, это малое: отсутствие той единственной книги, которая откроет мальчику путь к просвещению. Но, несмотря на это, геолог решил справляться собственными силами.
— Понимаешь, Егор, Земля — круглая… — речь Андрияна была убедительна и образна. Вскоре он нарисовал Солнечную систему и заставил всех держать в руках по картофелине, и только бабка Матрена держала в руках грушу и олицетворяла собой солнце. Андриян то бегал вокруг старушки, поворачиваясь к ней разными боками, чтобы показать смену дня и ночи, то начинал вертеться по всей системе, изображая кометы. Егор с восторгом и изрядным недоумением наблюдал за представлением. Выдав под конец про полеты в космос, затопление станции «Мир», искажение бескрайней морской глади и недостижимый горизонт, Адриян, устало рухнул на скамью.
— Ну как, всё понятно?
— Да, дяденька. Но вы завтра дойдите до Края, посмотрите сами, — Егор спорить не хотел, к тому же ученый был убедителен, и мальчику хотелось обдумать всё спокойно наедине с собой.
Ранним утром организованной толпой геологи покинули деревню, предварительно распрощавшись с гостеприимными жителями.
Наталья напоследок ехидно сказала:
— До свиданья люди дорогие, Земля круглая — ещё встретимся.
Селяне впали в ступор, то ли от круглости Земли, то ли от возможности новой встречи с Натальей.
Сначала все пошли по тропинке к столь разрекламированному Краю. Тропинка вела вдоль склона холма, по которому вчера бродил геолог. Сверху виднелись каменные осыпи, вокруг зеленели деревья и благоухали коровьи лепешки. Через несколько километров, пару раз вильнув, тропинка вывела людей на каменистый мыс. Рядом шумно срывалась в туманные глубины Белая Река.
— Ничего себе разломчик, — ошарашенно произнес Андриян, — даже противоположного края не видно.
Снизу раздавались странные гулкие звуки, напоминавшие голоса. Ученые не стали долго задерживаться в этом месте — слишком странным здесь всё было. Люди современного прогрессивного мира были не готовы принять на ходу такую правду.
— Ну что, ушли?
— Ушли, — голоса снизу протрубили, подобно слонам, и вновь смолкли.
Впрочем, их слышал только отставший Андриян. Он бросил ещё один взгляд на Край – и, что-то вспомнив, вытащил из кармана круглый предмет, завернутый в лопух. Это была крупная морская жемчужина. «Вот так, значит», — непонятно к чему, подумалось геологу, и, повернувшись, он пошел догонять товарищей.
Глава 8.
Проводив «геологов» до последних домов, Егор вернулся в дом, забрался на полати и решил вздремнуть. Сегодня можно выгнать телят и позже. Но, напрасно мальчик пытался уснуть - сон вилял, как малёк на мелководье, ускользая и теряясь в мутной воде. Мысли роились в голове, жужжа, как разгневанные пчёлы, вытравливая ядом сомнений привычные представления о сущем. И на месте старых суждений появлялись неестественные опухоли нового мировоззрения.
Мальчик сравнивал свои наблюдения с тем, что рассказывал геолог. И, не всегда находя противоречия, Егор чувствовал, как на душе становилось тяжело и тошно, словно он предавал кого-то очень дорогого. Во что верить? Как можно представить, что его Земля не стоит уверенно и монументально на спинах сильных и надёжных друзей, каковыми Егорка привык считать Слонов и Черепаху за много лет общения, а мчится с бешеной скоростью через чёрную пустоту? Вообразить это и не сойти с ума...
Измучившись, мальчик откинул мятые простыни и спрыгнул на пол. Пора было гнать телят на выпас.
Томимый желанием убедиться, что Черепаха будет ждать его на том же месте, держа на своей спине Слонов, подпирающих Землю, и в то же время снедаемый страхом перед обещанной недостижимостью горизонта, Егор не знал, бежать ему или идти как можно медленнее. Увидев вдалеке поляну с сочной зелёной травой, молодой пастух не выдержал и побежал, перегоняя голодных телят. Он мчался, задыхаясь от встречного ветра и волнения, перепрыгивая через камни и мелкие ручейки, нёсся, стремясь обогнать собственный страх. Ему казалось, что он бежит уже несколько дней, и, выдохшись, мальчик остановился, заставив себя обернуться.
Поляна оказалась далеко. Белая Река шумно роняла свои молочные воды на дно обычного оврага, который Егор перемахнул, не глядя.
Края не было.
Мальчик всхлипнул и осел в мокрую траву.
Края не было.
Не было Черепахи. Не было Слонов. Не было ничего.
Размазывая слёзы и росу по бледным щекам, мальчик поднялся с сырой земли, разделся и медленно вошёл в Белую Реку, бурлящую перекатами, в надежде, что холодная вода рассеет вязкий туман в голове. Замёрзнув и немного успокоившись, Егор направился к дому.
По дороге он пытался мысленно найти для себя обоснование, как случилось, что вчера ещё Край был, а сегодня его уже нет? «Геологи» говорили, что книги могут подсказать ответ на любой вопрос. Но какие книги были у Егора? Учебник геометрии и букварь.
Дойдя до избы, усталый мальчишка забрался на чердак, куда вчера снова были заброшены источники знаний, и, найдя их, спустился обратно. Пролистав букварь, Егор выругался, вспомнив что-то особо устрашающее из лексикона деда Ерофея, и отшвырнул книгу в сторону. Учебник геометрии казался собранием заклинаний, поэтому внушал большие надежды. Листая тонкие страницы, мальчик не особенно вглядывался в написанное, мысли его были далеко, где-то между Круглой Планетой и Краем Земли. Земля круглая. Всегда была плоская, а теперь круглая? Проговаривая это непривычное словосочетание и так и эдак, Егор никак не мог заставить себя поверить окончательно.
И вдруг взгляд его неожиданно зацепился за какое-то знакомое слово, созвучное мучащим его мыслям. Но что это было? Перелистывая страницы, Егорка до боли в глазах вглядывался в печатный текст. Ну где же?
В какой-то момент сердце ёкнуло, и взгляд остановился на слове «круг». С трудом складывая слоги в слова, мальчик прочитал:
«Определение круга:».
Что бы это значило?
Весь день Егор был похож на тихого сумасшедшего. Бормотал себе под нос определение из учебника и не замечал окружающей действительности. Он несколько раз садился на кота, натыкался на стены, вылил в печь ведро воды, протоптал широкую тропу через бабушкины грядки, получил за это от Матрёны по лбу, краем уха выслушал от деда Ерофея какую-то вдохновенную речь и, в довершение всего, ухнул с крыльца в колючую малину. В этот момент Матрёна позвала внука ужинать.
На столе возвышалась высокая стопка ароматных, идеально круглых блинов. В голове у Егора что-то щёлкнуло и, скрипя, повернулось.
Круг — это часть плоскости, ограниченная окружностью.
Земля круглая.
Круг — это часть плоскости.
Земля плоская.
Земля. Плоская. ЗЕМЛЯ ПЛОСКАЯ!
Взревев от неожиданно нахлынувших эмоций, Егорка резко развернулся - и бросился бежать туда, где он оставил телят.
И снова он мчался, задыхаясь от встречного ветра и волнения, перепрыгивая через мелкие ручейки и камни, нёсся, стремясь догнать свою надежду.
Поляна с телятами стремительно приближалась. Мальчик уже видел белые воды молочной реки, срывающиеся с обрыва в туманную мглу, но боялся обнаружить за этим туманом лишь дно оврага и поэтому мчался всё быстрее.
— Полегче, малыш, если ты сейчас не остановишься, но точно свалишься в океан! — прогудел трубный глас из тумана.
Егор, с вырывающимся из груди сердцем, затормозил у самого Края и, увидев горячо любимые бивни Слонов и внимательные глаза гигантской Черепахи, заплакал от облегчения.
Эпилог.
— Это что же такое? В прошлый раз учительницу пропустил, еле выкрутились, спасибо нашему поэтичному Василию и его лошадкам; а в этот раз целую толпу привел. Ты хоть понимаешь, что могло произойти?! У нас людей тут — наперечет. И пока они верят во все это, — дед Ерофей обвел вокруг руками, — мы живем. А ты научную экспедицию приволок, лешак старый!
В углу сидел, сжавшись, маленький старичок, покрытый мхом, шишками и ветками.
— Чтобы больше никого из внешнего мира тут не было. Понял меня?
— Понял, — протянул леший.
— Геть с глаз моих, — рявкнул Ерофей и для острастки поддал лешему молнией. — И проследи, чтобы они из наших мест убрались быстро, без задержек!
(продолжение)
Глава 5
Утро следующего дня было призрачно-серым от сырости. Мелкий дождь опутал деревню паутиной водяной пыли, которая показалась бы туманом, если б не была такой прозрачной. Все, кто истерически голосил прошедшим утром, сегодня молчали, как вкопанные. Или, скорее, как в воду опущенные.
Проснулся Егор, по обыкновению, раньше всех и, с наслаждением вдыхая запахи влажной травы и сырой дороги, побежал собирать телят на выпас. К Краю Земли он примчался уже насквозь мокрый, но ничуть этим фактом не расстроенный. Тем более, думал он, что уже совсем скоро солнце поднимется над океанской гладью, согреет продрогшее тело и высушит одежду. Свесив ноги вниз, мальчик молчал, осмысливая насыщенный эмоциями и событиями вчерашний день. Странные разговоры пришлых людей внесли в размеренную жизнь простого деревенского пастуха смятение, смутную тревогу, словно он забыл что-то важное, а вспомнить никак не может. Снова и снова он воспроизводил в памяти нелепейшие предположения «геологов» по поводу Белой реки и круглой Земли…. Полнейший бред.
— О чём задумался, малыш? — послышался снизу трубный глас.
— О тех непонятных людях, что пришли вчера в деревню, — задумчиво ответил Егор.
— Чего в них непонятного?
— Они называют себя учёными, всё время листают какие-то книги, что-то пишут, говорят страшные слова, порой больше похожие на ругательства, каким бы даже дед Ерофей позавидовал, а потом вдруг ведут себя как дети несмышлёные, выдумывают всякие небылицы, а глазам своим не верят.
— Какие небылицы они тебе говорили? — заинтересовалась Черепаха, вытягивая свою громадную голову так, чтоб увидеть сидящего на самом краю маленького человечка.
Мальчик кратко, но с возрастающей горячностью пересказал события минувшего дня.
— Нет, вы представляете, они считают, что Края нет! — закончил он свой вдохновенный монолог, всплеснув руками и едва от этого не свалившись вниз.
— Нда… - выдохнула Черепаха, едва ощутимо качнув земную твердь. Где-то в горах раскатисто прогремел камнепад.
— Нда… — согласились Слоны, но, в отличие, от соседки снизу, излишне глубоко дышать по этому поводу не рискнули. — Вот и сюда добралась. Не думали мы, однако, что это так скоро случится.
— Вы о чём? — наклонил голову к самым коленям Егор.
— О прогрессивной мысли…
— О чём?!
— О, как бы нам хотелось, чтоб тебе никогда не довелось об этом узнать. Поэтому не спрашивай, авось пронесёт.
Мальчику явно не хотелось, чтоб его пронесло, поэтому он благоразумно промолчал, недоумевая, что это за мысль такая, вызывающая столь неожиданный эффект.
Тем временем взошло солнце, разметало в клочья низко висящие сырые облака, превращая их в туман и высушивая его прежде, чем он успеет опасть в траву крупными слезами росы. Телята, не замечая вокруг себя ничего, кроме сочной высокой травы, разбрелись по поляне, готовые жевать до вечера, пока Егор не вернётся за ними. Зная, что солнечная погода ненадолго и что к обеду небо снова затянет мокрой ватой обложного моросящего дождя, Егор, попрощавшись со своими громадными друзьями, побежал домой.
Гостей в доме уже не было.
«Опять, что ли, примерещилось?» — мелькнула у Егора предательская мысль. На всякий случай, заглянув под лавку, мальчик с облегчением убедился, что деревянные рамки с заложенными между ними бумажными листами, которые вечно сердитая Наташа называла диковинным словосочетанием — «гербарные сетки», лежат на месте. Значит, далеко гости никуда уйти не могли, наверняка в кедрач направились. «Ну-ну, пусть погуляют, может, Хозяин добрый — не обратит на чужаков внимания, тем более, он их и так уже поморочил по дороге в деревню вчерашним утром, авось сегодня и обойдётся», — понадеялся Егорка.
Забравшись на чердак, он аккуратно вытер пыль с резного сундука, в котором хранились книги, открыл его, проверил, не добрались ли до печатного слова безграмотные, но вечно голодные мыши, убедился, что всё в целости, и, успокоившись, спустился в дом. Очень хотелось есть.
Вопреки запланированному, научная экспедиция в этот день пораньше не вернулась, да и попозже тоже не появилась. За окном жалобно завывал ветер и рыдал дождём, хлеща в давно не мытые стёкла. На плите обречённо остывало тушёное мясо, Матрёна шумно беспокоилась, роняя то ножи, то вилки и с надеждой глядя на дверь. Пришедший на ароматы дед Ерофей, нервный от непривычной трезвости, грыз ногти и складывал их аккуратно на край подоконника. Егор от тревоги не заметил, как выиграл сам себя в ерофеевы карты.
— Бабуль, может сходить, по кедрачу пошукать? Ведь точно их Леший кружит… — умоляюще посмотрел на Матрёну внук.
— Сиди, следопыт, — шикнула на него бабка. — Заплутали – значит, заслужили. Не наше это дело - в хозяевы дела вмешиваться.
Мальчик заёрзал на стуле и затих, вглядываясь в размытую реальность за окном.
Через какое-то время в сенцах зашуршало, затопало, заскреблось, и в открывшуюся со скрипом дверь ввалились, неся за собой комья грязи и запах сырости, Андриян, Кержак и Наталья. Лицо Егора растянулось в улыбке, Матрёна закудахтала, стремясь как можно быстрее окружить усталых людей заботой. Дед Ерофей молча смахнул нагрызенные ногти на пол и запинал их под стол.
— Где же вы, яхонтовые, плутали, вымокли, замёрзли, снимайте, снимайте скорее портки, и ты, барышня, тоже, чего нас бояться, ты лучше простуды бойся, ох, вы ж бедные мои, а ноги-то какие холодные, быстро лезьте под одеяла, я сейчас печь растоплю заново, столько плутать по лесу, куда же это годно-то, — безостановочно причитала Матрёна. Попутно она стаскивала с «геологов» одежду, растирая их ледяные конечности и распихивая в окоченевшие руки несчастных одеяла и шерстяные носки.
Гости безропотно подчинялись, стуча зубами и умиляясь.
Когда все трое, наконец, согрелись, сидя у распахнутого жерла печи, с наслаждением потягивая сквозь зубы обжигающе горячий чай с липовым мёдом, дед Ерофей вдруг подал голос:
— Не кланялись? — сурово спросил он.
— В смысле? — не поняли разомлевшие «геологи».
— Не уважили Хозяина, значить… — поцокал языком дед и отвернулся.
— Что ж, вы яхонтовые, мои, не послушали нас?
— Я ж вам говорил, что заморочит вас Леший! — добавил свой грош Егорка.
— Да что же вы заладили про вашего Лешего? — не выдержала Наталья. — У каждого явления есть логическое объяснение, и нечего каждую шишку приписывать воле волосатого дядьки или мифическим человечкам, придуманным глупыми суеверными бабками!
Дед, не особо задумываясь, решительно наладил девице подзатыльник.
— За святотатство! — пояснил назидательно. В избе заметно запахло грозой, как это бывает, когда Ерофей сердился.
Подзатыльник был болезненный, словно током ударило, и очень обидный. Наталья даже задохнулась от возмущения и только приготовилась подробно рассказать, что она думает о методах воспитания малознакомого деда, как Андриян оборвал её свирепым взглядом. Наклонившись к её уху, он процедил:
— Дурища, я тебя прямо сейчас отправлю обратно в лес, искать всему, что было, научное обоснование, если ты не закроешь рот, тебе ясно?
Дурище стало ясно, и она высказываться передумала, однако продолжая сердито сверкать глазами в сторону Ерофея.
— А что было-то? — не сдержал любопытства Егор, подавшись вперёд.
— Да в принципе, ничего особенного, — повёл плечом Кержак. — Должно быть, где-то в лесу залегают магнитные руды, которые вывели компас из строя. Да и по кругу походили изрядно. Сначала было испугались: всё-таки мы не первый год ходим по лесам и ориентироваться на местности умеем, здесь же столкнулись с, казалось бы, аномальным явлением. Вроде по всем приметам идём на север, никуда не сворачивая, а всё равно возвращаемся к исходной точке.
— Ну вот, что я вам говорил! — воскликнул Егор.
— Невзлюбил вас Хозяин, — покачал головой Ерофей. — Шли бы вы из нашей деревни. Не место вам тут.
— Не перебивайте! — шикнула на внука и соседа Матрёна.
— Мы все разбрелись по лесу, растеряли друг друга, — продолжал этнограф. — Идём впятером (мы трое, начальник наш Травокуров и ещё один паренёк), дождь смывает все следы, заливает глаза, тучи низкие, темно — ничего не видно. Мы, конечно, знаем, что ноги у человека, как правило, разной длины, поэтому один его шаг короче, чем другой, оттого и получается, что словно бы он по кругу ходит, когда путь без чётких ориентиров. Но что делать, если все попытки идти по прямой всё равно приводят тебя туда, откуда ты только что ушёл? Замкнутый круг.
— Эх вы, дети малые! — Матрёна, разулыбавшись, растрепала морщинистой рукой подсыхающие волосы этнографа. — Одна нога у них короче другой! Голова у вас не тем забита. Книжки - оно, конечно, дело-то хорошее, только жить-то надо по природе, а не по бумажкам. Да ладно, подрастёте, поди, одумаетесь. А теперь идите спать, ночь уж на дворе.
Матрёна мягко, но властно разогнала всех по спальным местам, вытолкала деда Ерофея, прикрыла печную трубу и улеглась сама.
Глава 6
Егор привычно сидел на Краю Земли, улыбаясь всходящему солнцу.
— Ну, рассказывай, чего там у вас нового? — прервала молчание Черепаха.
— А ничего. По-старому всё.
За прошедшую неделю, что пришлые люди провели в Беловодье, Егор уже успел к ним привыкнуть, и теперь их присутствие казалось такой же обыденностью, как и всё остальное. Тем более, что «геологи» научились вести себя правильно, как взрослые люди: кланяться Хозяину Леса, уважать Чудиков Белоглазых, да и смирились с тем, что с топором любое блюдо вкуснее. Теперь Егор почти не видел квартирантов, они всё чаще уходили по своим делам и всё позднее возвращались.
— Ничего чуднОго тебе больше не рассказывали? — в свою очередь, поинтересовались у мальчика Слоны.
— Рассказывали, но всё о том же. Странные эти люди всё же: вернутся, бывает, вечером из своих походов по полям-лесам - и спорят промеж собой, отчего у нас яблоки созрели, а сирень ещё цветёт… словно в этом что-то сказочное есть. Или целых два дня дневали и ночевали на мельнице, хотели выследить, кто сдобу там печёт! А кто же её печь будет, кроме самой мельницы? И ни во что не верят, ухмыляются, хоть и стали стараться по правилам жить.
— Прямо-таки и ни во что не верят? — удивились Слоны.
— Ну почему? В Зелёного Змия верят, которого, видел только дед Ерофей - и то после третьей чарки грушёвой наливки. Причём он считает, что с каждой следующей чаркой число голов у змея множится, как сказал начальник геологов, «в арифмической агрессии». Шут их знает, что за агрессия такая.
— А говорили они с тобой о Крае?
— Не доводилось. Мы с ними почти не видимся. Дед Ерофей говорил, что слышал, будто они уходить через пару дней собрались.
— Правильно, не место им здесь.
— Вот и дед так же сказал.
Солнце поднялось уже высоко, когда Егор отправился домой; надо было ещё успеть помочь гостям разобрать собранные ими в Беловодье травы, мешочки с землёй, какие-то баночки и коробочки, что скопились у них за время пребывания в деревне.
Войдя в избу, Андриян увидел всклокоченную голову Натальи, склоненную над разложенным гербарием.
— Блин, пестик не пестик, что за фигня, ээх, бинокуляр бы сюда, а не эту лупу, — бормотала себе под нос отрядный биолог
— Что, как прошла встреча с местным мачо? — с порога ляпнул вошедший следом Кержак.
— Каким мачо? — Наталья оторвалась от работы.
— Как его, Василий? Ну, тот, с кем ты вчера договаривалась о ночной прогулке.
— Ааа, да встретились, это не важно, не мешай, — Наталья энергично пролистывала страницы определителя растений, создавая вихревые образования в воздухе.
— Да что с тобой такое? Ты будто не на свидании была, а гербарий всю ночь собирала!
— Угадал. Василий склонял меня к гиблому, я была против. Тогда этот мачо, как ты изволил изъясниться, спросил, подарю ли я ему свою любовь, если он осыплет меня цветущим папоротником. Меня это, разумеется, рассмешило. Тогда он умчался в чащу и вернулся с ним.
— С кем?
— Не с кем, а с чем. С цветущим папоротником, да ещё и светящимся. Я рванула туда, откуда Василий его припёр, нарвала охапку и отправилась домой.. Теперь разбираюсь, что за чудо природы мне попало в руки. Понятно, что это то ли род Ужовник то ли Гроздовник. Ну, должен быть. Но всё так не похоже… вот это образование определённо похоже на цветок, вот посмотрите, вроде бы и пестики и тычинки имеются, хотя без оборудования не разобрать, — быстро выпалила Наталья, как будто сама уверяя себя в сказанном
— Мда… — Кержак посерьезнел. — Упаковывай свои веники. Утром уходим. Я понимаю, что в этой деревне можно годами сидеть и докторские строчить, но нам пора.
Андриян, выслушал весь разговор молча и, тяжело вздохнув, вышел из дома.
Дело в том, что накануне днем начальник экспедиции Травокуров предложил опробовать новую ерофееву настойку. Памятуя прошлую дегустацию, когда геологам по хмельному делу являлся Зеленый Змий о многих головах, Андриян в гостях у деда с выпивкой осторожничал и, почувствовав свою меру, решил уходить. Находящаяся неподалеку сопка показалась ему подходящим местом для освежающей прогулки истинного геолога; на ее пологий склон он легко начал подъём. Однако сопка постепенно становилась вполне приличной каменной грядой, уходящей вдаль и тонущей в подступающих сумерках.
Присев отдышаться, пожилой геолог увидел между камней небольшой лаз. Дырка была маленькая, сантиметров в двадцать диаметром, но через неё легко просматривалась пещера внутри скалы, в которой бегали маленькие человечки, одетые в одежды из шкур. Одни из них с тачками носились по канатным мостикам внутри полого холма, другие отбивали кирками куски руды. Кирки и кайла грохотали о камни, и слышались громкие писклявые крики.
Андриян протрезвел сразу, но это не помогло — человечки не исчезали. «До чёртиков допился, ладно хоть, не зеленых», — попытался успокоить себя Андриян.
Вдруг один из человечков подошел прямо к дыре и, требовательно глядя геологу в глаза, что-то пропищал. Из всего этого геолог уловил только смутно знакомое слово «сиртя», а потому в ответ покачал головой. Лицо у человечка сразу стало таким несчастным, что Андриян не выдержал и протянул малышу перочинный нож, который всегда таскал с собой в кармане.
Человечек, схватив подарок, величиной чуть меньше себя самого, с воодушевлением начал выдвигать лезвия, а потом, удовлетворённо вскрикнув, протянул Адриану что-то округлое, завернутое в широкий лист лопуха. Пока геолог пытался понять, что ему досталось, отверстие в скале закрылось изнутри, став неотличимым от обычного склона.
Андриян немного посидел, пытаясь понять, привиделось ему это или нет. Благоразумно решив, что лучше подумать об этом завтра, он поднялся на ноги, спрятал в карман, то, чем одарили его пьяные галлюцинации, и на неверных ногах отправился в деревню.
Проснувшись утром, мужчина предпочёл ничего не вспоминать.
Глава 7.
— Ну-с, наш юный друг, показывайте свои учебники, — Кержак, допил чай и решил заняться воспитанием подрастающего поколения.
— Сейчас, я мигом!
Вскоре Егорка уже стаскивал с чердака тяжеленный сундук.
Помимо множества очень ценных, но абсолютно ненужных вещей, там лежали две книги. Оформление и бросающиеся в глаза, вышедшие из употребления буквы говорили о том, что книги были изданы ещё в начале прошлого века.
Учебник геометрии и букварь явно не давали возможности жителям деревни ознакомиться с новейшими достижениями в естественных науках. Потому Андриян, покосившись на этнографа, увлеченно перерисовывающего филиграни, решил заняться просвещением.
Сначала он произнес небольшую речь о пользе учения и печатного слова. Основной мыслью было то, что в книгах можно найти ответы на все вопросы. Единственное, что его смущало, это малое: отсутствие той единственной книги, которая откроет мальчику путь к просвещению. Но, несмотря на это, геолог решил справляться собственными силами.
— Понимаешь, Егор, Земля — круглая… — речь Андрияна была убедительна и образна. Вскоре он нарисовал Солнечную систему и заставил всех держать в руках по картофелине, и только бабка Матрена держала в руках грушу и олицетворяла собой солнце. Андриян то бегал вокруг старушки, поворачиваясь к ней разными боками, чтобы показать смену дня и ночи, то начинал вертеться по всей системе, изображая кометы. Егор с восторгом и изрядным недоумением наблюдал за представлением. Выдав под конец про полеты в космос, затопление станции «Мир», искажение бескрайней морской глади и недостижимый горизонт, Адриян, устало рухнул на скамью.
— Ну как, всё понятно?
— Да, дяденька. Но вы завтра дойдите до Края, посмотрите сами, — Егор спорить не хотел, к тому же ученый был убедителен, и мальчику хотелось обдумать всё спокойно наедине с собой.
Ранним утром организованной толпой геологи покинули деревню, предварительно распрощавшись с гостеприимными жителями.
Наталья напоследок ехидно сказала:
— До свиданья люди дорогие, Земля круглая — ещё встретимся.
Селяне впали в ступор, то ли от круглости Земли, то ли от возможности новой встречи с Натальей.
Сначала все пошли по тропинке к столь разрекламированному Краю. Тропинка вела вдоль склона холма, по которому вчера бродил геолог. Сверху виднелись каменные осыпи, вокруг зеленели деревья и благоухали коровьи лепешки. Через несколько километров, пару раз вильнув, тропинка вывела людей на каменистый мыс. Рядом шумно срывалась в туманные глубины Белая Река.
— Ничего себе разломчик, — ошарашенно произнес Андриян, — даже противоположного края не видно.
Снизу раздавались странные гулкие звуки, напоминавшие голоса. Ученые не стали долго задерживаться в этом месте — слишком странным здесь всё было. Люди современного прогрессивного мира были не готовы принять на ходу такую правду.
— Ну что, ушли?
— Ушли, — голоса снизу протрубили, подобно слонам, и вновь смолкли.
Впрочем, их слышал только отставший Андриян. Он бросил ещё один взгляд на Край – и, что-то вспомнив, вытащил из кармана круглый предмет, завернутый в лопух. Это была крупная морская жемчужина. «Вот так, значит», — непонятно к чему, подумалось геологу, и, повернувшись, он пошел догонять товарищей.
Глава 8.
Проводив «геологов» до последних домов, Егор вернулся в дом, забрался на полати и решил вздремнуть. Сегодня можно выгнать телят и позже. Но, напрасно мальчик пытался уснуть - сон вилял, как малёк на мелководье, ускользая и теряясь в мутной воде. Мысли роились в голове, жужжа, как разгневанные пчёлы, вытравливая ядом сомнений привычные представления о сущем. И на месте старых суждений появлялись неестественные опухоли нового мировоззрения.
Мальчик сравнивал свои наблюдения с тем, что рассказывал геолог. И, не всегда находя противоречия, Егор чувствовал, как на душе становилось тяжело и тошно, словно он предавал кого-то очень дорогого. Во что верить? Как можно представить, что его Земля не стоит уверенно и монументально на спинах сильных и надёжных друзей, каковыми Егорка привык считать Слонов и Черепаху за много лет общения, а мчится с бешеной скоростью через чёрную пустоту? Вообразить это и не сойти с ума...
Измучившись, мальчик откинул мятые простыни и спрыгнул на пол. Пора было гнать телят на выпас.
Томимый желанием убедиться, что Черепаха будет ждать его на том же месте, держа на своей спине Слонов, подпирающих Землю, и в то же время снедаемый страхом перед обещанной недостижимостью горизонта, Егор не знал, бежать ему или идти как можно медленнее. Увидев вдалеке поляну с сочной зелёной травой, молодой пастух не выдержал и побежал, перегоняя голодных телят. Он мчался, задыхаясь от встречного ветра и волнения, перепрыгивая через камни и мелкие ручейки, нёсся, стремясь обогнать собственный страх. Ему казалось, что он бежит уже несколько дней, и, выдохшись, мальчик остановился, заставив себя обернуться.
Поляна оказалась далеко. Белая Река шумно роняла свои молочные воды на дно обычного оврага, который Егор перемахнул, не глядя.
Края не было.
Мальчик всхлипнул и осел в мокрую траву.
Края не было.
Не было Черепахи. Не было Слонов. Не было ничего.
Размазывая слёзы и росу по бледным щекам, мальчик поднялся с сырой земли, разделся и медленно вошёл в Белую Реку, бурлящую перекатами, в надежде, что холодная вода рассеет вязкий туман в голове. Замёрзнув и немного успокоившись, Егор направился к дому.
По дороге он пытался мысленно найти для себя обоснование, как случилось, что вчера ещё Край был, а сегодня его уже нет? «Геологи» говорили, что книги могут подсказать ответ на любой вопрос. Но какие книги были у Егора? Учебник геометрии и букварь.
Дойдя до избы, усталый мальчишка забрался на чердак, куда вчера снова были заброшены источники знаний, и, найдя их, спустился обратно. Пролистав букварь, Егор выругался, вспомнив что-то особо устрашающее из лексикона деда Ерофея, и отшвырнул книгу в сторону. Учебник геометрии казался собранием заклинаний, поэтому внушал большие надежды. Листая тонкие страницы, мальчик не особенно вглядывался в написанное, мысли его были далеко, где-то между Круглой Планетой и Краем Земли. Земля круглая. Всегда была плоская, а теперь круглая? Проговаривая это непривычное словосочетание и так и эдак, Егор никак не мог заставить себя поверить окончательно.
И вдруг взгляд его неожиданно зацепился за какое-то знакомое слово, созвучное мучащим его мыслям. Но что это было? Перелистывая страницы, Егорка до боли в глазах вглядывался в печатный текст. Ну где же?
В какой-то момент сердце ёкнуло, и взгляд остановился на слове «круг». С трудом складывая слоги в слова, мальчик прочитал:
«Определение круга:».
Что бы это значило?
Весь день Егор был похож на тихого сумасшедшего. Бормотал себе под нос определение из учебника и не замечал окружающей действительности. Он несколько раз садился на кота, натыкался на стены, вылил в печь ведро воды, протоптал широкую тропу через бабушкины грядки, получил за это от Матрёны по лбу, краем уха выслушал от деда Ерофея какую-то вдохновенную речь и, в довершение всего, ухнул с крыльца в колючую малину. В этот момент Матрёна позвала внука ужинать.
На столе возвышалась высокая стопка ароматных, идеально круглых блинов. В голове у Егора что-то щёлкнуло и, скрипя, повернулось.
Круг — это часть плоскости, ограниченная окружностью.
Земля круглая.
Круг — это часть плоскости.
Земля плоская.
Земля. Плоская. ЗЕМЛЯ ПЛОСКАЯ!
Взревев от неожиданно нахлынувших эмоций, Егорка резко развернулся - и бросился бежать туда, где он оставил телят.
И снова он мчался, задыхаясь от встречного ветра и волнения, перепрыгивая через мелкие ручейки и камни, нёсся, стремясь догнать свою надежду.
Поляна с телятами стремительно приближалась. Мальчик уже видел белые воды молочной реки, срывающиеся с обрыва в туманную мглу, но боялся обнаружить за этим туманом лишь дно оврага и поэтому мчался всё быстрее.
— Полегче, малыш, если ты сейчас не остановишься, но точно свалишься в океан! — прогудел трубный глас из тумана.
Егор, с вырывающимся из груди сердцем, затормозил у самого Края и, увидев горячо любимые бивни Слонов и внимательные глаза гигантской Черепахи, заплакал от облегчения.
Эпилог.
— Это что же такое? В прошлый раз учительницу пропустил, еле выкрутились, спасибо нашему поэтичному Василию и его лошадкам; а в этот раз целую толпу привел. Ты хоть понимаешь, что могло произойти?! У нас людей тут — наперечет. И пока они верят во все это, — дед Ерофей обвел вокруг руками, — мы живем. А ты научную экспедицию приволок, лешак старый!
В углу сидел, сжавшись, маленький старичок, покрытый мхом, шишками и ветками.
— Чтобы больше никого из внешнего мира тут не было. Понял меня?
— Понял, — протянул леший.
— Геть с глаз моих, — рявкнул Ерофей и для острастки поддал лешему молнией. — И проследи, чтобы они из наших мест убрались быстро, без задержек!
Последний раз редактировалось Irena 22 сен 2009, 17:15, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 2
ВРЕМЯ ВЗРОСЛЕТЬ
Золотоглазая девочка плакала. Ей было холодно, голодно и одиноко.
В лесу царила осень. Та самая осень, когда становится сыро и трудно развести огонь, и от этого как-то по-особому промозгло. Особенно если тебе до этого ни разу не приходилось самой жечь костер.
Девочка шмыгнула носом. Вчера был важный и прекрасный день – день Выбора. И она, затаив дыхание, слушала ветер и читала небо. А потом срывающимся голоском назвала свой собственный путь.
– Тилль, ты дурочка, – смеялся позже Тэм, – всё не можешь со своими игрушками расстаться.
– Если ты так и будешь играть в дочки-матери, – вторил ему Юн, – то так и не сделаешь ничего стоящего! Пойми, глупая, прошло время кукол-солдатиков, и нечего заниматься всякими мелочами.
Тилль любила братьев, и ей было очень обидно, что они совсем, ну нисколечко, не хотят её понять. Тэм и Юн были братья старшие. Умные и серьезные, они оба сделали Выбор в пользу неба, и теперь зажигали и гасили звёзды.
А Тилль гасить звёзды не хотела. К тому же её пугали черные дыры – всё-таки она была девочкой. И морская стихия не привлекала Тилль – рыбы молчаливые, запахи затхлые, и кислород надо поглощать из воды. Отращивать жабры Тилль тоже не хотелось.
С воздухом получалось не всё гладко. Слишком сложно определять нужную скорость и силу, а Тилль неважно считала.
В общем, так и получилось, что Тилль ничего больше не оставалось, как сосредоточиться на совершенствовании своих давешних увлечений. Для этого и нужно всего-то взглянуть на них поближе, чтобы почувствовать правила игры и самой потом суметь создать что-то новое.
И вот после праздничного обеда Тилль оделась понаряднее, взяла с собой подарков – радугу-дугу, чудесную дудочку и хрустальные башмачки – и спустилась в лес. Из леса было уже рукой подать до человеческого поселения. А чтобы не заблудиться, предусмотрительная Тилль взяла с собой волшебный клубочек.
И всё должно было сложиться у Тилль увлекательно и восхитительно, только ночь стала вступать в свои права, а в лесу это очень тревожно. А потом в темноте потерялся клубочек. Ни радуга-дуга, ни чудесная дудочка, ни хрустальные башмачки не смогли осветить Тилль дорогу, как не смогли они ни согреть её, когда стал накрапывать дождик, ни накормить с приходом утра…
К сожалению, уже такая самостоятельная, Тилль совершенно не умела сама находить дорогу в лесу, не знала, как согреться одной и что съесть.
Золотоглазая девочка плакала. Ей было страшно. А ещё холодно и голодно. Но это была гордая и смелая девочка. Она вытерла слёзы и пошла на звук приближающихся голосов – к людям, которые поклонялись ей три тысячи лет, пока не пришло её время взрослеть…
ВРЕМЯ ВЗРОСЛЕТЬ
Золотоглазая девочка плакала. Ей было холодно, голодно и одиноко.
В лесу царила осень. Та самая осень, когда становится сыро и трудно развести огонь, и от этого как-то по-особому промозгло. Особенно если тебе до этого ни разу не приходилось самой жечь костер.
Девочка шмыгнула носом. Вчера был важный и прекрасный день – день Выбора. И она, затаив дыхание, слушала ветер и читала небо. А потом срывающимся голоском назвала свой собственный путь.
– Тилль, ты дурочка, – смеялся позже Тэм, – всё не можешь со своими игрушками расстаться.
– Если ты так и будешь играть в дочки-матери, – вторил ему Юн, – то так и не сделаешь ничего стоящего! Пойми, глупая, прошло время кукол-солдатиков, и нечего заниматься всякими мелочами.
Тилль любила братьев, и ей было очень обидно, что они совсем, ну нисколечко, не хотят её понять. Тэм и Юн были братья старшие. Умные и серьезные, они оба сделали Выбор в пользу неба, и теперь зажигали и гасили звёзды.
А Тилль гасить звёзды не хотела. К тому же её пугали черные дыры – всё-таки она была девочкой. И морская стихия не привлекала Тилль – рыбы молчаливые, запахи затхлые, и кислород надо поглощать из воды. Отращивать жабры Тилль тоже не хотелось.
С воздухом получалось не всё гладко. Слишком сложно определять нужную скорость и силу, а Тилль неважно считала.
В общем, так и получилось, что Тилль ничего больше не оставалось, как сосредоточиться на совершенствовании своих давешних увлечений. Для этого и нужно всего-то взглянуть на них поближе, чтобы почувствовать правила игры и самой потом суметь создать что-то новое.
И вот после праздничного обеда Тилль оделась понаряднее, взяла с собой подарков – радугу-дугу, чудесную дудочку и хрустальные башмачки – и спустилась в лес. Из леса было уже рукой подать до человеческого поселения. А чтобы не заблудиться, предусмотрительная Тилль взяла с собой волшебный клубочек.
И всё должно было сложиться у Тилль увлекательно и восхитительно, только ночь стала вступать в свои права, а в лесу это очень тревожно. А потом в темноте потерялся клубочек. Ни радуга-дуга, ни чудесная дудочка, ни хрустальные башмачки не смогли осветить Тилль дорогу, как не смогли они ни согреть её, когда стал накрапывать дождик, ни накормить с приходом утра…
К сожалению, уже такая самостоятельная, Тилль совершенно не умела сама находить дорогу в лесу, не знала, как согреться одной и что съесть.
Золотоглазая девочка плакала. Ей было страшно. А ещё холодно и голодно. Но это была гордая и смелая девочка. Она вытерла слёзы и пошла на звук приближающихся голосов – к людям, которые поклонялись ей три тысячи лет, пока не пришло её время взрослеть…
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 3
Собачий бог
«Собачье счастье длится семь дней,
а потом у щенка открываются глаза»
Английская поговорка.
Сначала пришли запахи. Пахло мамой, молоком, теплом. Потом ощущение счастья и ласки - это мама вылизывала меня мокрым, шершавым языком, лаская и гладя, подталкивая носом к своему вкусно пахнущему молоком животу. Ах, какое у мамы молоко - теплое, дарующее покой и сон.
Позже ожили звуки. Оказалось, что я не один. Около маминого живота толкались и пищали братья и сестры. Требуя своей порции ласки и молока. Успокаивающий голос мамы: «Когда вырастете большими, пойдете в огромный мир, помните: главное для вас - найти бога, который будет вас любить. Собачье счастье - находиться рядом с богом. Собачий рай - рядом с богом, там тепло, сытно и спокойно. Ваше главное предназначение в жизни - охранять и защищать своего бога. Если вы будете плохо кушать, останетесь маленькими, слабыми, и не один бог не возьмет вас к себе в защитники. Если вы будете глупыми, непослушными и злыми, не один бог не захочет жить рядом с вами. Пес без бога - никудышный пес, его ждет улица, холод и голод. Когда-то и у меня был бог, но я его потеряла. Растите дети, ищите бога и никогда его не теряйте.» Я лежал в тепле у маминого живота и думал: «Как же так, мама самая лучшая, добрая, верная. Почему бог позволил ей потеряться?». Долго думал… пока не уснул.
Потом пришел свет. Тусклый свет, едва пробивающийся под старый, заброшенный сарай. Я увидел маму, такую большую и красивую. Увидел братьев и сестер, маленьких, неуклюжих и смешных. Рядом болталось чье-то ухо, и я его укусил. Получил лапой по спине, потом на меня кто-то прыгнул сверху, и завязалась замечательная куча-мала. Утомившись, мы засыпали у теплого и сытного маминого живота, под сказку про добрых богов.
Я хорошо помню, как мы впервые выбрались из-под сарая наружу. Солнечный свет сначала ослепил, а потом наполнил мир красками и теплом. Тепло, оказывается, не только рядом с мамой, но и растянувшись на нагретом камне. Солнечные лучи ласкают почти так же нежно, как мама. Огромный мир оказался просто замечательный, весь наполненный запахами и движением. А вот боги не произвели на меня впечатления. Бегают туда-сюда, суетливые, да и пахнут они не все приятно. И почему мама говорит, что богов нужно искать, когда их вон как много, и почти ни у кого нет своего пса.
А потом пришли боги… Маленький и смешной бог сграбастал меня в охапку, тиская и гладя, уговаривал свою маму
– Мама, ну посмотри, какой милый. Мама, ну ты же обещала мне…
- Ну и куда мы его возьмем? У нас дома совершенно нет места.
- Мама, я буду тебя очень-очень слушаться, давай возьмем щеночка…
- Ну если только на лето, пока мы на даче, а осенью что-нибудь придумаем.
Меня подняли на руки и понесли. Я помахал хвостом братьям и маме. Мама почему-то очень жалобно смотрела мне вслед и слегка поскуливала. Вот так я и нашел своих богов, совсем это и не сложно, и чего мама так переживала.
Да, дом у богов - это точно собачий рай: большой, светлый, теплый, вкусно пахнущий. Правда, меня туда редко пускали, зато у крыльца поставили просторную будку и миску с вкусной едой. Каждое утро мы с маленьким богом уходили гулять в лес или на речку. В лесу одуряюще пахло травой, мхом и дичью. От запаха дичи у меня закипала кровь, мне хотелось бежать, искать и хватать. Если я принесу дичь своему маленькому богу, как он будет мною гордиться! А бог смеялся и называл меня – «спаниель недоделанный». Я честно охранял маленького бога, рычал и лаял на все подозрительные шорохи и очень внимательно следил, чтобы бог не потерялся. Мы бегали вместе с богом по лесу, потом купались в речке, валялись на разогретом песке, делили на двоих большой бутерброд с колбасой и снова брызгались и купались. Домой возвращались затемно.
Я подрос. Хозяйка часто говорила с укоризной: «Ну посмотрите, какой теленок вымахал, и что я с ним в городе буду делать?» Ночи стали холодней. Трава и листья на деревьях пожелтели. Маленький бог уехал в город учиться и приезжал только на выходные. На речку мы больше не ходили, только в лес, да и то не всегда. Зарядили серые затяжные дожди. Я один бегал на речку. Сидел на берегу, вспоминал летнее купание и явственно ощущал вкус бутерброда с колбасой. Как-то вечером, вернувшись с речки, я обнаружил, что дом пустой. Боги не вернулись - ни на следующий день, ни через неделю. Я остался один. Иногда заходила соседка, клала в миску еды, трепала меня по загривку, тяжело вздыхала и уходила. Я скучал и ждал. Я же был хорошим псом, почему боги не захотели со мной жить? Я долго думал, плохо спал по ночам, днем бесцельно бродил по двору и понял… Они меня потеряли… Сижу здесь пень пнем, а они меня потеряли и ищут. Маленький бог плачет, наверное… Я пошел искать моего бога.
Целый день я бежал по дороге, потом перешел на шаг. Ноги болели, и очень хотелось есть. На третий день я вышел к городу, большому и шумному. По улицам ходили толпы богов. Я бегал и заглядывал им в лица, обнюхивал одежду. Чужие запахи, чужие лица. И так продолжалось день за днем, долго, очень долго, но моих богов не было.
В поисках пищи я прибился к стае собак на помойке. Псы бесцельно болтались по улицам, спали под поздним осенним солнцем, устраивали свары. У них не было цели, они не искали своих богов, а я каждый день уходил на поиски. Как-то промозглым вечером, лежа под большим ящиком, я рассказал свою историю старому, плешивому псу-патриарху.
- Скажи мне, ты ведь очень давно живешь: как мне найти моих богов?
- Глупый, они не потерялись, они бросили тебя.
- Ну почему, я же не глупый, послушный, большой, как боги могли так поступить со мной?
- Это не боги, это люди. А люди бывают разные - хорошие и плохие, добрые и злые. Одни дают кусок колбасы, другие пинают нас ногами; твои просто поигрались и забыли. Запомни, малыш, боги никогда не предают и не бросают своих собак. И вообще выброси глупости из своей головы: для того, что бы найти своего настоящего бога, нужно родиться с серебряной косточкой во рту. Боги - для благородных псов, для нас, беспородных, в этом мире нет богов.
И я поверил ему: патриарх был старым и мудрым, а я устал от бесплодных поисков. Бесцельные дни поползли серой чередой.
Выпал первый снег. Белый, чистый, пушистый; как приятно зарыть нос в сугроб. Снежинки смешно щекочут нос изнутри. Чихнешь - и легкое, пушистое облако взлетает вверх белой вуалью.
Рано утром приехали люди, они ходили вдоль мусорки и разбрасывали кости и куски мяса. Многие наши вылезли из укрытий и стали подбираться к аппетитно манящему лакомству. Ах, какая отменная мозговая косточка лежит у соседнего бачка, и ее еще никто не заметил! Я выскочил из-за ящика и ринулся за чудной косточкой - резкая боль неожиданно обожгла горло. Мужчина накинул мне на шею петлю и начал затягивать. От неожиданности я рванул назад, и голова выскочила из петли. Со всех ног я бросился прочь от мусорки, баков, разбросанного лакомства. Краем глаза я видел, как люди тащили наших и запихивали в машину. Потом грянул гром, и жгучая боль обожгла бок. Ошалев от боли и страха, я кинулся в старый открытый подвал. Горло саднило, на шее шерсть смешалась с кровью, на боку была глубокая рана. В голове крутилась только одна мысль: «За что?». К вечеру мне стало хуже, нестерпимо болело горло и рана на боку, хотелось пить. Я вышел из подвала, жадно ел снег, пытаясь утолить жажду. На мусорке стояла тишина, а белый снег пестрел алыми пятнами. Пахло страхом и смертью Ночью мне снилась мама, рассказывающая сказку про добрых богов. Утром уже я не смог встать на ноги. Хотелось пить, туманные образы мелькали в голове… Мама, маленький бог, лес, речка, бутерброд с колбасой, солнечные лучи, ласкающие нежно, как мама. Солнечный свет… не хочу умирать в темноте подвала, хочу на свет. Собрав последние силы, я выполз на улицу. Свет, запахи, звуки скрутились в один большой клубок и исчезли. Наступила темнота…
Толпа мальчишек вломилась в ветеринарную клинику, втаскивая на растянутом одеяле огромного лохматого пса .
- Дядя Миша, помогите ему. Дядя Миша, он ведь еще дышит.
- Цыц пострелята, ну-ка разойдитесь, дайте посмотреть, кого вы притащили.
Мужчина в белом халате нагнулся над псом, приоткрыл ему глаз, осмотрел раны.
- Д-а-а, досталось бедолаге. Машенька, готовь операционную. А вы, пацаны, кыш отсюда.
- Михаил Александрович, может быть, усыпим, все равно ведь не выживет, а если выживет - куда его потом девать-то будем, кому он нужен?
- Машенька, не говори глупостей. Он молодой и крепкий. Выкарабкается - и мы обязательно его куда-нибудь пристроим.
Голоса. Свет. Яркий слепящий свет. Жгучая, обжигающая боль, резко пришедшая из ниоткуда и плавно ушедшая в никуда. Неприятный едкий запах. Зачем? Я не хочу жить. Я не хочу жить так, без бога. Не хочу!!!
Я открыл глаза и увидел бога - добрый взгляд, белые одежды. Свет окружал его мягким ореолом. Только таким и может быть бог. И снова пришла темнота и тишина.
«Эй, симулянт, открывай глаза, вторые сутки спишь,» - кто-то ласково гладил меня по голове. Я открыл глаза. Рядом со мной на корточках сидел бог и поправлял повязку у меня на груди. От него исходило спокойствие, сила, уверенность и доброе тепло. Пах бог табаком, мылом, едким лекарством, старым кожаным креслом и … бутербродом с колбасой.
- Чего носом водишь, проголодался? - и в руке бога появился большой бутерброд с колбасой. Бог отламывал от бутерброда небольшие кусочки и клал мне в рот. Кусочки божественно таяли во рту. Когда бутерброд кончился, я благодарно лизнул руку; рука была шершавой, солоноватой и очень теплой.
- Ну что, Михаил Александрович, скормили свой обед этому оглоеду?
- Не скормил, а поделился.
Шли дни. Я лежал в углу и наблюдал за богом. К нему приходили люди, приводили и приносили собак, кошек и другую живность. Бог возился с животными, осматривал, делал уколы, давал таблетки, а я тихо лежал в углу и… ревновал. Утром бог приносил мне косточки, а в обед мы ели вместе бутерброд.
Как то вечером бог сказал: «Дружок, ты уже совсем выздоровел. Давай-ка наденем ошейник и прогуляемся со мной.»
- И куда вы его денете, Михаил Александрович?
- Как куда?.. Домой… Этому охломону нужен дом, а мне пес. Лорда уже два года нет, хватит тосковать. В конце концов, должна же хоть одна живая душа - радоваться тебе и ждать тебя вечером.
- Михаил Александрович, вы неисправимы. Не зря вас дети дразнят - Собачий бог.
На улице вступала в свои права весна, даря надежды на будущее. По аллее, не спеша, вдыхая нежный запах ранней весны, шел БОГ и его пес…
Собачий бог
«Собачье счастье длится семь дней,
а потом у щенка открываются глаза»
Английская поговорка.
Сначала пришли запахи. Пахло мамой, молоком, теплом. Потом ощущение счастья и ласки - это мама вылизывала меня мокрым, шершавым языком, лаская и гладя, подталкивая носом к своему вкусно пахнущему молоком животу. Ах, какое у мамы молоко - теплое, дарующее покой и сон.
Позже ожили звуки. Оказалось, что я не один. Около маминого живота толкались и пищали братья и сестры. Требуя своей порции ласки и молока. Успокаивающий голос мамы: «Когда вырастете большими, пойдете в огромный мир, помните: главное для вас - найти бога, который будет вас любить. Собачье счастье - находиться рядом с богом. Собачий рай - рядом с богом, там тепло, сытно и спокойно. Ваше главное предназначение в жизни - охранять и защищать своего бога. Если вы будете плохо кушать, останетесь маленькими, слабыми, и не один бог не возьмет вас к себе в защитники. Если вы будете глупыми, непослушными и злыми, не один бог не захочет жить рядом с вами. Пес без бога - никудышный пес, его ждет улица, холод и голод. Когда-то и у меня был бог, но я его потеряла. Растите дети, ищите бога и никогда его не теряйте.» Я лежал в тепле у маминого живота и думал: «Как же так, мама самая лучшая, добрая, верная. Почему бог позволил ей потеряться?». Долго думал… пока не уснул.
Потом пришел свет. Тусклый свет, едва пробивающийся под старый, заброшенный сарай. Я увидел маму, такую большую и красивую. Увидел братьев и сестер, маленьких, неуклюжих и смешных. Рядом болталось чье-то ухо, и я его укусил. Получил лапой по спине, потом на меня кто-то прыгнул сверху, и завязалась замечательная куча-мала. Утомившись, мы засыпали у теплого и сытного маминого живота, под сказку про добрых богов.
Я хорошо помню, как мы впервые выбрались из-под сарая наружу. Солнечный свет сначала ослепил, а потом наполнил мир красками и теплом. Тепло, оказывается, не только рядом с мамой, но и растянувшись на нагретом камне. Солнечные лучи ласкают почти так же нежно, как мама. Огромный мир оказался просто замечательный, весь наполненный запахами и движением. А вот боги не произвели на меня впечатления. Бегают туда-сюда, суетливые, да и пахнут они не все приятно. И почему мама говорит, что богов нужно искать, когда их вон как много, и почти ни у кого нет своего пса.
А потом пришли боги… Маленький и смешной бог сграбастал меня в охапку, тиская и гладя, уговаривал свою маму
– Мама, ну посмотри, какой милый. Мама, ну ты же обещала мне…
- Ну и куда мы его возьмем? У нас дома совершенно нет места.
- Мама, я буду тебя очень-очень слушаться, давай возьмем щеночка…
- Ну если только на лето, пока мы на даче, а осенью что-нибудь придумаем.
Меня подняли на руки и понесли. Я помахал хвостом братьям и маме. Мама почему-то очень жалобно смотрела мне вслед и слегка поскуливала. Вот так я и нашел своих богов, совсем это и не сложно, и чего мама так переживала.
Да, дом у богов - это точно собачий рай: большой, светлый, теплый, вкусно пахнущий. Правда, меня туда редко пускали, зато у крыльца поставили просторную будку и миску с вкусной едой. Каждое утро мы с маленьким богом уходили гулять в лес или на речку. В лесу одуряюще пахло травой, мхом и дичью. От запаха дичи у меня закипала кровь, мне хотелось бежать, искать и хватать. Если я принесу дичь своему маленькому богу, как он будет мною гордиться! А бог смеялся и называл меня – «спаниель недоделанный». Я честно охранял маленького бога, рычал и лаял на все подозрительные шорохи и очень внимательно следил, чтобы бог не потерялся. Мы бегали вместе с богом по лесу, потом купались в речке, валялись на разогретом песке, делили на двоих большой бутерброд с колбасой и снова брызгались и купались. Домой возвращались затемно.
Я подрос. Хозяйка часто говорила с укоризной: «Ну посмотрите, какой теленок вымахал, и что я с ним в городе буду делать?» Ночи стали холодней. Трава и листья на деревьях пожелтели. Маленький бог уехал в город учиться и приезжал только на выходные. На речку мы больше не ходили, только в лес, да и то не всегда. Зарядили серые затяжные дожди. Я один бегал на речку. Сидел на берегу, вспоминал летнее купание и явственно ощущал вкус бутерброда с колбасой. Как-то вечером, вернувшись с речки, я обнаружил, что дом пустой. Боги не вернулись - ни на следующий день, ни через неделю. Я остался один. Иногда заходила соседка, клала в миску еды, трепала меня по загривку, тяжело вздыхала и уходила. Я скучал и ждал. Я же был хорошим псом, почему боги не захотели со мной жить? Я долго думал, плохо спал по ночам, днем бесцельно бродил по двору и понял… Они меня потеряли… Сижу здесь пень пнем, а они меня потеряли и ищут. Маленький бог плачет, наверное… Я пошел искать моего бога.
Целый день я бежал по дороге, потом перешел на шаг. Ноги болели, и очень хотелось есть. На третий день я вышел к городу, большому и шумному. По улицам ходили толпы богов. Я бегал и заглядывал им в лица, обнюхивал одежду. Чужие запахи, чужие лица. И так продолжалось день за днем, долго, очень долго, но моих богов не было.
В поисках пищи я прибился к стае собак на помойке. Псы бесцельно болтались по улицам, спали под поздним осенним солнцем, устраивали свары. У них не было цели, они не искали своих богов, а я каждый день уходил на поиски. Как-то промозглым вечером, лежа под большим ящиком, я рассказал свою историю старому, плешивому псу-патриарху.
- Скажи мне, ты ведь очень давно живешь: как мне найти моих богов?
- Глупый, они не потерялись, они бросили тебя.
- Ну почему, я же не глупый, послушный, большой, как боги могли так поступить со мной?
- Это не боги, это люди. А люди бывают разные - хорошие и плохие, добрые и злые. Одни дают кусок колбасы, другие пинают нас ногами; твои просто поигрались и забыли. Запомни, малыш, боги никогда не предают и не бросают своих собак. И вообще выброси глупости из своей головы: для того, что бы найти своего настоящего бога, нужно родиться с серебряной косточкой во рту. Боги - для благородных псов, для нас, беспородных, в этом мире нет богов.
И я поверил ему: патриарх был старым и мудрым, а я устал от бесплодных поисков. Бесцельные дни поползли серой чередой.
Выпал первый снег. Белый, чистый, пушистый; как приятно зарыть нос в сугроб. Снежинки смешно щекочут нос изнутри. Чихнешь - и легкое, пушистое облако взлетает вверх белой вуалью.
Рано утром приехали люди, они ходили вдоль мусорки и разбрасывали кости и куски мяса. Многие наши вылезли из укрытий и стали подбираться к аппетитно манящему лакомству. Ах, какая отменная мозговая косточка лежит у соседнего бачка, и ее еще никто не заметил! Я выскочил из-за ящика и ринулся за чудной косточкой - резкая боль неожиданно обожгла горло. Мужчина накинул мне на шею петлю и начал затягивать. От неожиданности я рванул назад, и голова выскочила из петли. Со всех ног я бросился прочь от мусорки, баков, разбросанного лакомства. Краем глаза я видел, как люди тащили наших и запихивали в машину. Потом грянул гром, и жгучая боль обожгла бок. Ошалев от боли и страха, я кинулся в старый открытый подвал. Горло саднило, на шее шерсть смешалась с кровью, на боку была глубокая рана. В голове крутилась только одна мысль: «За что?». К вечеру мне стало хуже, нестерпимо болело горло и рана на боку, хотелось пить. Я вышел из подвала, жадно ел снег, пытаясь утолить жажду. На мусорке стояла тишина, а белый снег пестрел алыми пятнами. Пахло страхом и смертью Ночью мне снилась мама, рассказывающая сказку про добрых богов. Утром уже я не смог встать на ноги. Хотелось пить, туманные образы мелькали в голове… Мама, маленький бог, лес, речка, бутерброд с колбасой, солнечные лучи, ласкающие нежно, как мама. Солнечный свет… не хочу умирать в темноте подвала, хочу на свет. Собрав последние силы, я выполз на улицу. Свет, запахи, звуки скрутились в один большой клубок и исчезли. Наступила темнота…
Толпа мальчишек вломилась в ветеринарную клинику, втаскивая на растянутом одеяле огромного лохматого пса .
- Дядя Миша, помогите ему. Дядя Миша, он ведь еще дышит.
- Цыц пострелята, ну-ка разойдитесь, дайте посмотреть, кого вы притащили.
Мужчина в белом халате нагнулся над псом, приоткрыл ему глаз, осмотрел раны.
- Д-а-а, досталось бедолаге. Машенька, готовь операционную. А вы, пацаны, кыш отсюда.
- Михаил Александрович, может быть, усыпим, все равно ведь не выживет, а если выживет - куда его потом девать-то будем, кому он нужен?
- Машенька, не говори глупостей. Он молодой и крепкий. Выкарабкается - и мы обязательно его куда-нибудь пристроим.
Голоса. Свет. Яркий слепящий свет. Жгучая, обжигающая боль, резко пришедшая из ниоткуда и плавно ушедшая в никуда. Неприятный едкий запах. Зачем? Я не хочу жить. Я не хочу жить так, без бога. Не хочу!!!
Я открыл глаза и увидел бога - добрый взгляд, белые одежды. Свет окружал его мягким ореолом. Только таким и может быть бог. И снова пришла темнота и тишина.
«Эй, симулянт, открывай глаза, вторые сутки спишь,» - кто-то ласково гладил меня по голове. Я открыл глаза. Рядом со мной на корточках сидел бог и поправлял повязку у меня на груди. От него исходило спокойствие, сила, уверенность и доброе тепло. Пах бог табаком, мылом, едким лекарством, старым кожаным креслом и … бутербродом с колбасой.
- Чего носом водишь, проголодался? - и в руке бога появился большой бутерброд с колбасой. Бог отламывал от бутерброда небольшие кусочки и клал мне в рот. Кусочки божественно таяли во рту. Когда бутерброд кончился, я благодарно лизнул руку; рука была шершавой, солоноватой и очень теплой.
- Ну что, Михаил Александрович, скормили свой обед этому оглоеду?
- Не скормил, а поделился.
Шли дни. Я лежал в углу и наблюдал за богом. К нему приходили люди, приводили и приносили собак, кошек и другую живность. Бог возился с животными, осматривал, делал уколы, давал таблетки, а я тихо лежал в углу и… ревновал. Утром бог приносил мне косточки, а в обед мы ели вместе бутерброд.
Как то вечером бог сказал: «Дружок, ты уже совсем выздоровел. Давай-ка наденем ошейник и прогуляемся со мной.»
- И куда вы его денете, Михаил Александрович?
- Как куда?.. Домой… Этому охломону нужен дом, а мне пес. Лорда уже два года нет, хватит тосковать. В конце концов, должна же хоть одна живая душа - радоваться тебе и ждать тебя вечером.
- Михаил Александрович, вы неисправимы. Не зря вас дети дразнят - Собачий бог.
На улице вступала в свои права весна, даря надежды на будущее. По аллее, не спеша, вдыхая нежный запах ранней весны, шел БОГ и его пес…
Последний раз редактировалось Irena 30 сен 2009, 23:58, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 4
Пасьянс
Ночь. Тишина. На столе - золотистый круг от горящей свечи. Старинная колода карт выводит затейливый рисунок пасьянса. Король. Дама. Валет. Шестерка… Ну и откуда она только взялась, опять спутав масть…
По ночному городу бежит девчонка, цокая каблучками по мостовой, зябко кутаясь в куцую курточку, прокручивая в голове цифры отчета, который не хочет сходиться. Начальник, старый козел, каждый вечер заставляет засиживаться допоздна, а сам припрется в кабинет и сидит - пялится маслеными глазами на коленки, стирая испарину на красном, лоснящемся лбу. Цифры весь вечер прыгали в голове, не желая укладываться в стройные ряды отчета. Еле-еле успела на последний автобус… Теперь осталось преодолеть два квартала, темный переулок и подворотню. И когда, интересно, там вкрутят лампочки? Темные тени мечутся по стене, блики от одинокого, взбесившегося на ветру фонаря. Девчонка испуганно шарахнулась от стены ближе к дороге… и тут мимо пронесся шальной автомобиль, обдав ее с ног до головы грязью. Достав из сумочки маленький платочек, кляня похотливого начальника, шального водителя, нерадивое ЖЭУ, размазывая слезы по щекам, девчонка принялась судорожно оттирать брызги грязи с одежды. Из темной подворотни, насвистывая веселую мелодию, вышел молодой человек . Девчонка прижалась к стенке в тень и испуганно затихла. Молодой человек уверенно прошел по переулку и свернул за угол…
Пасьянс не сошелся... Руки не спеша тасуют колоду. Плавится свеча, тикают часы, ночная дрема окутывает дом, карты выводят линию…
Прыгают цифры перед глазами, никак не желая сходиться в ровные ряды отчета. Пристальный взгляд начальника из-под очков не дает сосредоточиться. «Ну что, Леночка, устала? - рука ложится на плечо. – А может быть, чайку попьем или кофейку?» Испуганно мечется взгляд по пустому офису, бьется сердце, как у загнанного зайца, на лице пылают веснушки. Потная рука сползает с плеча вниз по блузке. На пол падает ручка. Девчонка, вырвавшись из-под обнаглевшей руки, резко шмыгает под стол за ручкой и, вынырнув с другой стороны стола, начинает боком двигаться к выходу, судорожно срывая с вешалки курточку и сумку.
- Елена Владимировна, вы куда?
- Извините, Борис Николаевич, поздно уже, я Вам отчет завтра с утра принесу.
- Если завтра в 8-00 отчет не будет лежать у меня в кабинете на столе, уволю к чертовой матери!!!
Хлопнула дверь. Топот каблучков вниз по лестнице. Автобусная остановка. Свет удаляющихся фар. Ну вот, последний автобус ушел. Придется идти ночевать к подружке, не забыть бы позвонить домой, чтобы не волновались.
Потом долго сидели на кухне с подружкой, сплетничали, пили чай. На углу стола сиротливо лежал злосчастный отчет.
В это время из темной подворотни вышел молодой человек, насвистывая веселую мелодию, уверенно прошел по переулку и свернул за угол…
Пасьянс не сошелся… И снова руки тасуют колоду странных карт, мелькают лица молоденькой, веснушчатой королевы, солидного, лысоватого короля, загадочного валета. Веером ложатся карты на стол, причудливо перемешивая масть…
Поставив машину на стоянку, Валерка решил срезать путь через соседний проходной двор: ну и пусть темно, зато в два раза короче. Настроение прекрасное. День был удачный. Бывают же такие дни, когда все удается. Вот у Валерки и случился именно такой день. С утра в бардачке обнаружилась давно потерянная записная книжка с сотнями необходимых телефонов, к обеду он подписал пару выгодных контрактов, вечером случайно столкнулся со старым школьным товарищем и вместе допоздна зависли в спортивном баре, вспоминая школьные проделки. Да, между прочим, еще и любимая футбольная команда выиграла. Валерка шел по чужому, темному двору и насвистывал незамысловатый мотив. На этом удача его и оставила… В темноте Валерка споткнулся о брошенную дворником метлу, шмякнулся изо всей силы на дорожку, еще и получил черенком по лбу. Громко и от души выругался. Где-то в глубине двора испуганно взвизгнула девчонка, раздался цокот каблучков и стук подъездной двери.
Пасьянс не сошелся… За окном занимается рассвет. Догорает оплавленная свеча. На столе остывает чашка кофе. Уставшие руки в сотый раз повторяют привычные, отточенные движения. Карты исполняют вечный танец судьбы.
Бежит девчонка по темной улице, глотая слезы страха и обиды. Шальной водитель остановлен инспектором ГИБДД за превышение скорости…
Валерка срезает угол через проходной двор. Дворник, получив нагоняй от домоуправа, сегодня был безобразно трезв и тщательно убрал рабочий инвентарь…
Цокают каблучки по переулку… Не спеша идет Валерка по двору… Пляшут карты в свете догорающей свечи…
Леночка свернула в темную подворотню и с разбега врезалась в Валеркину грудь. Девчонка испуганно вскрикнула и замерла. Ошеломленный Валерка опустил глаза и обнаружил взъерошенную челку, россыпь веснушек на побелевшем от страха лице, испуганные глаза, полные непрошеных слез. «Нет, определенно у меня сегодня удачный день,» - мелькнула шальная мысль в голове. «Эй, воробушек, кто тебя обидел? Хочешь, я провожу тебя домой?» - пробасил внезапно осипшим голосом Валерка. Какая-то натянутая пружина лопнула внутри Леночки, снося страх и накопленные обиды, и она вдруг поняла, что ей больше нечего бояться и теперь у нее точно все будет хорошо.
Пасьянс сошелся. Колода вспыхнула ярким светом, связывая теплыми золотистыми нитями разложенные карты, связывая в один узел две судьбы. Человек в комнате с потухшей свечой допил остывший кофе, закурил сигарету и небрежно смахнул колоду в ящик стола. Завтра будет новый вечер, новая колода, новые судьбы… А сегодня - отдыхать. С этими людьми всегда так непросто… Напридумывали тоже: Амур, лук, стрелы... а тут сидишь над каждым, спины не разгибая… Трудно все-таки быть богом…
Пасьянс
Ночь. Тишина. На столе - золотистый круг от горящей свечи. Старинная колода карт выводит затейливый рисунок пасьянса. Король. Дама. Валет. Шестерка… Ну и откуда она только взялась, опять спутав масть…
По ночному городу бежит девчонка, цокая каблучками по мостовой, зябко кутаясь в куцую курточку, прокручивая в голове цифры отчета, который не хочет сходиться. Начальник, старый козел, каждый вечер заставляет засиживаться допоздна, а сам припрется в кабинет и сидит - пялится маслеными глазами на коленки, стирая испарину на красном, лоснящемся лбу. Цифры весь вечер прыгали в голове, не желая укладываться в стройные ряды отчета. Еле-еле успела на последний автобус… Теперь осталось преодолеть два квартала, темный переулок и подворотню. И когда, интересно, там вкрутят лампочки? Темные тени мечутся по стене, блики от одинокого, взбесившегося на ветру фонаря. Девчонка испуганно шарахнулась от стены ближе к дороге… и тут мимо пронесся шальной автомобиль, обдав ее с ног до головы грязью. Достав из сумочки маленький платочек, кляня похотливого начальника, шального водителя, нерадивое ЖЭУ, размазывая слезы по щекам, девчонка принялась судорожно оттирать брызги грязи с одежды. Из темной подворотни, насвистывая веселую мелодию, вышел молодой человек . Девчонка прижалась к стенке в тень и испуганно затихла. Молодой человек уверенно прошел по переулку и свернул за угол…
Пасьянс не сошелся... Руки не спеша тасуют колоду. Плавится свеча, тикают часы, ночная дрема окутывает дом, карты выводят линию…
Прыгают цифры перед глазами, никак не желая сходиться в ровные ряды отчета. Пристальный взгляд начальника из-под очков не дает сосредоточиться. «Ну что, Леночка, устала? - рука ложится на плечо. – А может быть, чайку попьем или кофейку?» Испуганно мечется взгляд по пустому офису, бьется сердце, как у загнанного зайца, на лице пылают веснушки. Потная рука сползает с плеча вниз по блузке. На пол падает ручка. Девчонка, вырвавшись из-под обнаглевшей руки, резко шмыгает под стол за ручкой и, вынырнув с другой стороны стола, начинает боком двигаться к выходу, судорожно срывая с вешалки курточку и сумку.
- Елена Владимировна, вы куда?
- Извините, Борис Николаевич, поздно уже, я Вам отчет завтра с утра принесу.
- Если завтра в 8-00 отчет не будет лежать у меня в кабинете на столе, уволю к чертовой матери!!!
Хлопнула дверь. Топот каблучков вниз по лестнице. Автобусная остановка. Свет удаляющихся фар. Ну вот, последний автобус ушел. Придется идти ночевать к подружке, не забыть бы позвонить домой, чтобы не волновались.
Потом долго сидели на кухне с подружкой, сплетничали, пили чай. На углу стола сиротливо лежал злосчастный отчет.
В это время из темной подворотни вышел молодой человек, насвистывая веселую мелодию, уверенно прошел по переулку и свернул за угол…
Пасьянс не сошелся… И снова руки тасуют колоду странных карт, мелькают лица молоденькой, веснушчатой королевы, солидного, лысоватого короля, загадочного валета. Веером ложатся карты на стол, причудливо перемешивая масть…
Поставив машину на стоянку, Валерка решил срезать путь через соседний проходной двор: ну и пусть темно, зато в два раза короче. Настроение прекрасное. День был удачный. Бывают же такие дни, когда все удается. Вот у Валерки и случился именно такой день. С утра в бардачке обнаружилась давно потерянная записная книжка с сотнями необходимых телефонов, к обеду он подписал пару выгодных контрактов, вечером случайно столкнулся со старым школьным товарищем и вместе допоздна зависли в спортивном баре, вспоминая школьные проделки. Да, между прочим, еще и любимая футбольная команда выиграла. Валерка шел по чужому, темному двору и насвистывал незамысловатый мотив. На этом удача его и оставила… В темноте Валерка споткнулся о брошенную дворником метлу, шмякнулся изо всей силы на дорожку, еще и получил черенком по лбу. Громко и от души выругался. Где-то в глубине двора испуганно взвизгнула девчонка, раздался цокот каблучков и стук подъездной двери.
Пасьянс не сошелся… За окном занимается рассвет. Догорает оплавленная свеча. На столе остывает чашка кофе. Уставшие руки в сотый раз повторяют привычные, отточенные движения. Карты исполняют вечный танец судьбы.
Бежит девчонка по темной улице, глотая слезы страха и обиды. Шальной водитель остановлен инспектором ГИБДД за превышение скорости…
Валерка срезает угол через проходной двор. Дворник, получив нагоняй от домоуправа, сегодня был безобразно трезв и тщательно убрал рабочий инвентарь…
Цокают каблучки по переулку… Не спеша идет Валерка по двору… Пляшут карты в свете догорающей свечи…
Леночка свернула в темную подворотню и с разбега врезалась в Валеркину грудь. Девчонка испуганно вскрикнула и замерла. Ошеломленный Валерка опустил глаза и обнаружил взъерошенную челку, россыпь веснушек на побелевшем от страха лице, испуганные глаза, полные непрошеных слез. «Нет, определенно у меня сегодня удачный день,» - мелькнула шальная мысль в голове. «Эй, воробушек, кто тебя обидел? Хочешь, я провожу тебя домой?» - пробасил внезапно осипшим голосом Валерка. Какая-то натянутая пружина лопнула внутри Леночки, снося страх и накопленные обиды, и она вдруг поняла, что ей больше нечего бояться и теперь у нее точно все будет хорошо.
Пасьянс сошелся. Колода вспыхнула ярким светом, связывая теплыми золотистыми нитями разложенные карты, связывая в один узел две судьбы. Человек в комнате с потухшей свечой допил остывший кофе, закурил сигарету и небрежно смахнул колоду в ящик стола. Завтра будет новый вечер, новая колода, новые судьбы… А сегодня - отдыхать. С этими людьми всегда так непросто… Напридумывали тоже: Амур, лук, стрелы... а тут сидишь над каждым, спины не разгибая… Трудно все-таки быть богом…
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 5
Богоискательство Матвеевны
Обидело Матвеевну домоуправление. Ремонт, что ли, какой-то положенный не сделало. Решила пенсионерка кому-нибудь пожаловаться на обидчиков. Разочаровавшись в жалобах властям ещё с советских времен, обратиться решила прямо к Богу. В церковь зачастила. Там всё как положено: свечи, записочки, молитвы, поклоны. Дома тоже не забывала коленопреклониться. Среда и пятница - постные дни.
Но что-то не поторопился наш официальный Бог вмешаться.
Надумала тогда бабушка обратиться к ненашему и неофициальному. Где только его найти? Пошла искать.
Первых нашла кришнаитов, с лекцией по аюрведе. По афише. Прельстившись одним из лозунгов, обещавшим научить решать все проблемы. А там милый такой молодой врач, специалист по этой самой аюрведе, и огорошил всех слушателей идеей, что избавлению от проблем поможет искреннее пожелание счастья всем людям. Чем в конце встречи все и занялись под предводительством самого эскулапа. Хором принялись скандировать: «Я желаю всем счастья, я желаю всем счастья, я желаю всем счастья…». Минут десять упражнялись. Матвеевна в это время скромно молчала, не зная, можно ли желать всем, кроме домоуправленцев. После лекции спросила. Оказалось - нельзя, нужно обязательно всем.
К неоязычникам её внучатый племянник привел. Порадовалась, конечно, пенсионерка, что русские, оказывается, всех славнее и древнее, всех румяней и белее. Даже денежки пожертвовала на ритуальную курицу. Но надолго тоже не задержалась. Народ там всё больше молодой - или странноватый, да и богов слишком много. Не знаешь, к которому обратиться. На всех же курей не напасёшься.
Следующие сами к ней пришли, на дом. Засвидетельствовать Егову. По крайней мере, старушка так расслышала. Как два пальца об асфальт, доказали ей, что Бога зовут Егова, и даст он своим последователям райскую жизнь на Земле. Но для этого нужно потрудиться: засвидетельствовать Его как можно большему количеству людей. Отказалась бабушка. Старовата, мол, по городу с брошюрками мотаться, ноги уже не те.
Лиха беда начало. Дальше всё оказалось просто, поехало как по накатанной. С кем только и чем только Матвеевна не занималась. Говорила на языках с харизматами, с йогами медитировала, с шаманами камлала. С одними радела, с другими молилась.
И ведь услышала её какая-то высшая сила… Полыхнуло в поднебесье, долбануло и… сгорело домоуправление… Синим пламенем. Непонятно только, какой бог так порадел.
Известие это и саму Матвеевну как громом поразило. Совсем не того она ожидала. Ясно, как божий день, стало правдоискательнице, что все свободные средства уйдут теперь на ремонт самого домоуправления, а отнюдь не бабушкиной квартиры.
Не стеснялась, видно, старушка в выражениях. Поаккуратней надо к словам относиться, особенно в официальных обращениях.
.
Богоискательство Матвеевны
Обидело Матвеевну домоуправление. Ремонт, что ли, какой-то положенный не сделало. Решила пенсионерка кому-нибудь пожаловаться на обидчиков. Разочаровавшись в жалобах властям ещё с советских времен, обратиться решила прямо к Богу. В церковь зачастила. Там всё как положено: свечи, записочки, молитвы, поклоны. Дома тоже не забывала коленопреклониться. Среда и пятница - постные дни.
Но что-то не поторопился наш официальный Бог вмешаться.
Надумала тогда бабушка обратиться к ненашему и неофициальному. Где только его найти? Пошла искать.
Первых нашла кришнаитов, с лекцией по аюрведе. По афише. Прельстившись одним из лозунгов, обещавшим научить решать все проблемы. А там милый такой молодой врач, специалист по этой самой аюрведе, и огорошил всех слушателей идеей, что избавлению от проблем поможет искреннее пожелание счастья всем людям. Чем в конце встречи все и занялись под предводительством самого эскулапа. Хором принялись скандировать: «Я желаю всем счастья, я желаю всем счастья, я желаю всем счастья…». Минут десять упражнялись. Матвеевна в это время скромно молчала, не зная, можно ли желать всем, кроме домоуправленцев. После лекции спросила. Оказалось - нельзя, нужно обязательно всем.
К неоязычникам её внучатый племянник привел. Порадовалась, конечно, пенсионерка, что русские, оказывается, всех славнее и древнее, всех румяней и белее. Даже денежки пожертвовала на ритуальную курицу. Но надолго тоже не задержалась. Народ там всё больше молодой - или странноватый, да и богов слишком много. Не знаешь, к которому обратиться. На всех же курей не напасёшься.
Следующие сами к ней пришли, на дом. Засвидетельствовать Егову. По крайней мере, старушка так расслышала. Как два пальца об асфальт, доказали ей, что Бога зовут Егова, и даст он своим последователям райскую жизнь на Земле. Но для этого нужно потрудиться: засвидетельствовать Его как можно большему количеству людей. Отказалась бабушка. Старовата, мол, по городу с брошюрками мотаться, ноги уже не те.
Лиха беда начало. Дальше всё оказалось просто, поехало как по накатанной. С кем только и чем только Матвеевна не занималась. Говорила на языках с харизматами, с йогами медитировала, с шаманами камлала. С одними радела, с другими молилась.
И ведь услышала её какая-то высшая сила… Полыхнуло в поднебесье, долбануло и… сгорело домоуправление… Синим пламенем. Непонятно только, какой бог так порадел.
Известие это и саму Матвеевну как громом поразило. Совсем не того она ожидала. Ясно, как божий день, стало правдоискательнице, что все свободные средства уйдут теперь на ремонт самого домоуправления, а отнюдь не бабушкиной квартиры.
Не стеснялась, видно, старушка в выражениях. Поаккуратней надо к словам относиться, особенно в официальных обращениях.
.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 6
Цена
- Проклятые джунгли! - капитан Санчо Веласкер отшвырнул очередную ветку, которая так и норовила выбить ему глаз. - Проклятые джунгли, проклятые дикари - и весь этот Богом проклятый Новый Свет!
Как же ему всё надоело. Постоянное ожидание смерти, жара, насекомые, эти чёртовы змеи. Уже неделю они идут по жаркому и влажному лесу, пытаясь хоть немного оторваться от выслеживающей их армии дикарей. Давно забыты все мечты о богатстве, какое уж тут богатство. Выжить да суметь вернуться в Испанию - и можно уже искренне благодарить Бога.
А ведь они прибыли сюда, полные надежд. Ещё бы: после того, как до Испании дошли вести о подвигах дона Писарро, тут же стали собираться группы искателей счастья, жаждавших золота и славы. Попал в такой отряд и он, вольный наёмник Санчо Веласкер. По сути, заняться-то ему тогда было особо и нечем, все, что он умел, - это убивать, а именно это умение очень высоко ценилось среди искателей славы и богатства.
Отряд, численностью в двести человек, высадился на побережье около двух месяцев назад, с именем Бога на устах и жаждой золота в сердце. Они сами решили, что следовать маршрутами, которые уже были известны, не станут. Нет, им нужны нетронутые богатства, а не жалкие объедки. Поэтому пошли севернее, в самое сердце этих проклятых Богом языческих земель, и поначалу всё шло просто замечательно. Они сожгли несколько поселений дикарей, не встретив сопротивления. Правда, золота не нашли, но ведь это было только начало. Все верили: там, дальше, ждут их несметные сокровища. А потом... Потом их встретила целая армия. И они проиграли. Проиграли, несмотря на лучшее испанское оружие и всё своё умение. И вот теперь жалкая кучка выживших в той бойне, двенадцать человек, усталых и израненных, пыталась просто скрыться, раствориться в этих лесах.
Самое ужасное, что они бросили на поле боя почти всё, что давало им хоть какое-то превосходство над дикарями. Все тяжёлые мушкеты, запас пороха и даже их единственную пушку. Осталось лишь несколько пистолетов.
- Капитан, – Фернандо, его постоянный помощник, подбежал, спотыкаясь о корни. - Разведчики говорят, впереди деревня.
- Деревня? - Санчо задумался.
Деревня была очень кстати, людям нужен отдых. Конечно, опасно воевать столь малыми силами, но что ещё остаётся делать? Для проклятых дикарей эти леса - родной дом, и глупо надеяться просочиться незаметно. Есть надежда, что, захватив местных, получится узнать дорогу из этого зелёного ада. Санчо давно уверился: они безнадёжно заблудились. Главное теперь - хотя бы добраться до побережья.
Под ногами хлюпала вода, а влажный воздух действовал просто одуряюще. На тучи насекомых усталые люди давно перестали обращать внимание. Все просто тупо переставляли ноги, стараясь не упасть и не наступить на змею. Осталось лишь одно желание. Выжить. И навсегда убраться из этой преисподней.
Санчо оглянулся на следовавшего с ними человека в грязной порванной сутане. Чёртов португалец. Брат Диаш, иезуит лет шестидесяти, который был с ними от самой Испании, проявлял в походе просто чудеса стойкости, но что-то в нём раздражало Санчо. Он и сам не понимал, что. Да и странный это был монах. Он мало говорил и, казалось, постоянно что-то скрывал. Санчо таких людей не любил.
Капитан понятия не имел, где их покойный командир, Диего де ла Вира - упокой, Господи, его душу, - нашел этого монаха. Но этот святоша имел с доном Диего какую-то общую тайну, в этом Санчо был уверен. С самого начала их путешествия Диаш постоянно о чем-то шептался с командиром, а после того, как тот умер от укуса змеи, заявил всем, что знает дорогу к месту, где золота очень много. Они пошли за ним. И нарвались на целую армию дикарей. И хотя вины португальца, конечно, в этом не было, отношение выживших к монаху стало далёким от дружеского. Его бы давно уже зарезали, но каждый боялся погубить душу убийством священника.
Деревню захватили очень быстро. Жителей согнали на площадку в центре, их и было-то около двух дюжин человек, уродливых, как смертный грех. Санчо прохаживался между убогими хижинами, размышляя, что им делать дальше.
- Капитан, - подошёл Фернандо. - Тут ребята поговорили. Мы ведь давно уже мотаемся, и с тех пор ни одной бабы. Ну, в общем, может, парни развлекутся? Немного.
Санчо пожал плечами:
- Как хотите. Только недолго. Пусть каждый постарается отдохнуть. У нас на плечах армия дикарей, и помоги нам Бог, если они нас догонят.
- Что с дикарями из деревни?
- Ну не оставлять же их за спиной, - Санчо усмехнулся. - Убейте всех. Только не стрелять, пороха и так мало. Рубите. Дома не жечь, дым может нас выдать, оттащите трупы в хижины - и достаточно. Господь не обидится на нас из-за горстки язычников.
- Понял, капитан, - Фернандо быстро убежал.
«Вот ведь неутомимые черти, - Санчо мысленно хохотнул. – Тут с ног валишься, а они ещё с бабами развлекаться захотели».
С площади стали доноситься крики и визг. Капитан равнодушно посмотрел в ту сторону и, усевшись у ближайшего дерева, принялся приводить в порядок свой палаш. Оружие он проверял на каждом привале и призывал к этому всех своих людей. Влажный воздух буквально уничтожал клинки, про замки пистолетов и говорить нечего. Хотя, если какой-то дурак не желает следить за своим оружием, а предпочитает вместо этого гоняться за бабами, - ну что же, значит, вскоре в аду будет одним дураком больше.
Обычно Санчо и сам был не прочь поразвлечься, но сегодня не до этого. Какое уж тут развлечение, когда почти уверен, что до завтрашнего дня не доживёшь? Он заметил сидящего в тени одной из хижин брата Диаша. Отдыхаете, святой отец? Ну отдыхайте, отдыхайте. Отстанете - ждать не будем. Жалеть о святоше никто не станет, хотя он всё же какой-никакой, а проводник. Да и перед смертью отпустить грехи не помешает.
- Капитан, – снова примчался неугомонный Фернандо. – Риккардо дорогу нашёл!
- Дорогу? – ленивую усталость словно рукой сняло. – Какую дорогу?
- Вроде старую. Но каменную. Это важно?
- Ещё бы, дьявол вас побери. Веди. И крикни там, чтобы вождя притащили. Разожгите маленький костёр, чтобы без дыма, и засуньте туда что-нибудь железное.
Фернандо понимающе кивнул. Да и чему удивляться: не первый раз в таких делах. Дорога действительно была старой, но Санчо поразило качество выполненной кладки. Между истёртых камней даже трава не пробивалась. Вождя допрашивали долго. Старик оказался упрямым и не заговорил даже тогда, когда ему прижигали пятки и дробили пальцы, но снова помог сообразительный Фернандо. Быстро притащил молодую дикарку лет двенадцати на вид, то ли дочку, то ли внучку старика, и, как только к горлу девчонки приставили нож, вождь заговорил. Брат Диаш был паршивым переводчиком, и приходилось больше объясняться жестами, но в итоге стало понятно: дорогу строили не местные, а те, кто жил тут раньше.
Строители эти Санчо мало интересовали, гораздо больше его увлекло то, что дорога вела к месту, называемому Каххард. Вождь постоянно повторял это «Каххард». Храм это или город, понять не удалось, но Санчо видел: его людей словно подменили. Снова в глазах горела жажда золота, снова все готовы были идти хоть в Ад, только бы вернуться в Испанию богачами.
Они вышли из деревни уже к вечеру. Ходить по джунглям ночью, конечно, опасно, но шагать по старой дороге оказалось не в пример легче. Поэтому они и вышли в ночь, оставив позади только трупы. Перед уходом с вождя содрали кожу и распяли на дереве. Хотя Санчо и считал это пустой тратой времени, но останавливать своих людей не стал. Зачем ссориться из-за мелочей?
***
Первый привал они сделали уже пополудни. Все попадали на землю, и Санчо махнул рукой даже на то, чтобы выставить караулы. Какие уж тут караулы, когда с двух сторон стеной обступает лес? Ни один караульный не заметит дикаря в этой чаще. Пускай отдыхают.
Спали до темноты. А разбужены были человеческим криком. Даже, скорее, воплем, после которого громко бабахнул выстрел и крик повторился. Бросившись на шум, капитан ожидал увидеть, что их атакуют дикари, но, растолкав сгрудившихся людей, ничего подобного не обнаружил. Все столпились вокруг трёх лежащих на земле тел.
Зажгли несколько факелов. Санчо, наклонившись, перевернул один труп и длинно выругался. Все дружно вздохнули, кто-то перекрестился. Санчо видал на своём веку немало трупов и толк в покойниках знал. Эти, судя по виду, пролежали в земле не меньше нескольких месяцев. Характерные признаки были налицо, да и вонь от них стояла изрядная. Проблема была в том, что трупы просто не могли так выглядеть. Это были его люди, и Санчо всего несколько часов назад видел их живыми и здоровыми. А теперь вот они лежат полусгнившие под деревом.
- Это Кристо. А двое других - Луис и Риккардо, - пробормотал отчаянно крестящийся Фернандо. - Я их по одежде узнаю. Матерь Божья, да им просто шеи раздавили!
Глотки мертвецов были буквально раздроблены. К тому же, как обнаружилось после осмотра остальных трупов, Риккардо вспороли живот, а Луису выкололи глаза. Брат Диаш внимательно осмотрел тела. Выглядел монах хуже обычного – бледный, с глубоко ввалившимися глазами. Санчо видел, как монах метался во сне, бормотал что-то, но будить португальца не захотел. Какое ему дело до чужих кошмаров?
- Капитан, это колдовство. Богом клянусь, Дьявол сделал это, - дрожащим голосом произнёс Фернандо.
- Оттащите трупы подальше в лес. Колдовство это или нет, ничего поделать мы пока не можем. Брат Диаш, прочитайте молитву. Может, поможет. И вы все помолитесь, вдруг Бог заметит нас даже в этом аду. В чём я не уверен.
Санчо отошёл обратно на своё место и, снова усевшись под деревом, глубоко задумался. Их было двенадцать. Теперь осталось девять. К тому же все напуганы. Санчо тоже было не по себе. Каким бы суеверным дураком ни был Фернандо, доля истины в его словах была. Колдовство. Не хотелось бы.
Рядом кто-то присел. Диаш тоже прислонился спиной к дереву и произнёс:
- Капитан, нужно поговорить.
- О чём?
- Понимаете, капитан, - монах поёрзал и устало помассировал грязную шею. - Я наблюдал, как ваши ребята развлекались в той деревне, и вот сейчас возникли у меня интересные мысли.
- Какие ещё мысли?
- Вот, например, Луис там выкалывал дикарям глаза перед тем, как убить, а Риккардо вспорол живот какой-то женщине.
- И что? - Санчо внимательно посмотрел на монаха.
- Ничего, - Диаш с кряхтением поднялся на ноги. – Странно это.
- Вы плохо спали, брат Диаш. Я слышал, как вы кричали во сне.
Португалец внимательно посмотрел на него и, ничего не сказав, отошёл. В этот раз они шли без остановок долго, почти падая с ног, но никто не жаловался, всех гнал страх. К глубокому вечеру, окончательно выбившись из сил, отряд достиг странной каменной площадки, к которой и вела дорога. Вся площадка была усыпана обломками камней, а кое-где даже виднелись очертания странных, изломанных стен.
- Думаете, тут хоть что-то осталось, капитан? – Фернандо растерянно осматривал развалины.
- Вряд ли.
- Выходит, мы зря сюда тащились?
- Мы в любом случае шли бы этим путём. Или по джунглям тебе шагать легче? Завтра всё тут осмотрим. В такой темноте лазить по этим глыбам опасно.
Привал сделали прямо между камней. Санчо приказал разбиться по парам и никуда в одиночку не ходить, даже по нужде. И оружие держать под рукой. Сам же он, вопреки своему приказу, улёгся один, но так, чтобы не терять из виду монаха. Португалец снова стонал и что-то бормотал во сне.
А потом Санчо сморила усталость. Он словно погрузился в мутную воду, даже не пытаясь бороться со сном. Пробуждение было резким. Сердце колотилось. В этот раз он и правда чего-то испугался. Но чего? Капитан вскочил и сразу заметил лежащие тела. Подошёл. Трое. Среди них Фернандо с перерезанным горлом и раздробленными пальцами. И снова все полуразложившиеся, словно умерли несколько месяцев назад.
Санчо охватила ярость. Он хрипло закричал и выхватил из ножен палаш. Было всё равно, кого убивать, но кого-нибудь прикончить очень хотелось. Он желал видеть этого ублюдка, который убивает его людей во сне. Он хотел выпустить ему кровь. Медленно. Очень медленно. Неожиданно кто-то положил ему руку на плечо, и спокойный голос произнёс:
- Успокойтесь, капитан.
Санчо оглянулся. Рядом стоял Диаш. Остальные сгрудились за спиной у монаха. Внезапно один из людей взвизгнул и с перекошенным от ужаса лицом бросился в джунгли. Споткнулся о камни, вскочил, панически оглядываясь, а затем вытащил из-за пояса пистолет и, приставив дуло к груди, нажал на курок. Грохнул выстрел. Всё произошло так стремительно, что Санчо даже сказать ничего не успел. Он дёрнулся к самоубийце, но Диаш удержав его, покачал головой:
- Не нужно. Его разум не выдержал.
Санчо посмотрел на троих оставшихся солдат. Прибившийся к ним в Испании француз - имени его капитан так и не запомнил - и пара испанцев. Заметив, что Санчо его разглядывает, француз подошел. Видно было: он тоже напуган, но старается держать себя в руках.
- Надо уходить отсюда, капитан. Если выберемся к побережью, может, эта сила не пойдёт за нами.
- С рассветом выступаем, – с трудом кивнул Санчо.
Он отошёл в сторону и, прислонившись лбом к огромному валуну, до боли сжал кулаки. Он, Санчо Веласкер, просто не знал, что делать дальше. Быть может, выбор того бедняги был правильным? Можно ли вообще покинуть это проклятое место? Вдруг он почувствовал, как кто-то несильно дёргает его за рукав. Санчо резко дёрнулся, обернулся и увидел монаха. Трое солдат сидели неподалёку, прислонившись к большому камню.
- Чего тебе? - буркнул Санчо.
- Поговорить нужно, - зашептал Диаш. - Слушай меня внимательно, капитан. Из этого леса мы выйдем живыми только в одном случае: если ОН сам нас отпустит.
- Он?
- Я вторую ночь говорю с ним. Во сне. Не знаю, откуда эта сила, от Бога или от Дьявола, но я расскажу тебе одну историю - ты вроде не дурак, понять должен. Я расскажу всё, а ты слушай внимательно и постарайся пока ничего не спрашивать. Примерно года два назад в один из наших монастырей в Сантарене пришёл человек, покинувший его очень и очень давно. Брат Бартоломью, хотя назвался он другим именем. Его и не узнал никто, кроме меня. Большинство его знакомых уже умерли, но я всё же понял, кто явился в монастырь тем утром. Я сдружился с Бартоломью, и он-то и рассказал мне историю, из-за которой я сижу сейчас в этом лесу. А потом он умер. Понимаешь, брат Бартоломью был тут. Все его сопровождающие погибли, как он сказал, от неизвестной силы, а сам Бартоломью смог добраться до деревни дикарей, и те его не убили. А потом он тоже шёл по этой вот дороге.
Санчо молча слушал, чувствуя, как бешенство поднимается откуда-то из глубин души. Потом спросил:
- Так ты что же, всё это время вёл нас сюда специально?
Рука легла на рукоять палаша. Диаш явно заметил движение, но с места не сдвинулся. Вместо этого заговорил ещё быстрее:
- Подожди, капитан. Выслушай до конца. Ты пойми, этот Каххард - это не название. Это имя. Имя древнего бога. Бога, дающего молодость.
- Что?
- Бартоломью было далеко за девяносто, а выглядел он пятидесятилетним мужчиной.
- И отчего умер?
Монах опустил глаза. Потом твёрдо произнёс:
- От яда.
- Ты и тут успел?
- Мне уже шестьдесят. А я не хочу умирать, понимаешь, не хочу. Я боюсь умирать. Тайна, которую я тогда узнал, - она не для всех. Я долго ждал. Думал, что никогда не найду того, кто бы согласился идти сюда. И тут подвернулись вы. Я рассказал только Диего де ла Вира.
- Поэтому капитан повёл нас именно сюда?
- Да.
- Но мне ты тоже рассказал. Зачем?
- Мне не обойтись без твоей помощи. Понимаешь, Каххарду нужны жертвы. Пища. Иначе нельзя. Этот бог, или что он там такое, он может передать нам лишь реальные жизни. Те, которые мы принесли для него. Он может продлить человеку жизнь, но ровно на столько, сколько осталось прожить жертве. Эта тварь передаёт тебе оставшуюся жизнь принесённого в жертву человека. Понимаешь?
Санчо понимал. Ясными ему стали и перешёптывания их бывшего капитана с монахом, и то, что командир безоговорочно позволил Диашу стать проводником. Матерь Божья, да их ведь вели на заклание. Словно стадо баранов. Всех. Бешеными глазами он уставился на монаха. Тот быстро отпрянул. И снова забормотал:
- Подожди, стой, я понимаю, но сейчас это уже неважно. Нас двое. Я сообщил тебе эту тайну. Но зачем нам этот француз и остальные? Мы возьмём их жизни и выберемся из джунглей. А потом проживём ещё сотню лет молодыми. Разве ты этого не хочешь? Я уже стар, я не справлюсь, нужно вырезать сердце, а француз сильный. Если ты сможешь обездвижить эту троицу, всё остальное я сделаю сам. Подумай, это ведь тот самый источник вечной молодости, который так и не нашёл Понс де Леон.
Какое-то мгновение Санчо смотрел на дремлющего француза. Он размышлял. А что если…. Ведь они всё равно, считай, покойники, из этого леса не выйти. Диаш вдруг задрожал и снова ухватил его за рукав.
- Смотри, он уже здесь. Решайся, капитан. Скоро рассвет. Если мы не выполним всё правильно, эта тварь убьёт нас всех, а так мы сможем выжить.
Санчо внимательно вглядывался в темноту. Ничего. Но вдруг на самом пределе видимости, боковым зрением он заметил. Словно рой мошкары принял очертания, отдалённо напоминавшие человеческую фигуру. Эта фигура плыла, ускользала, но теперь Санчо был уверен: что-то там есть. Разглядеть не получалось, как только он пытался всмотреться в странное шевеление, всё снова становилось смазанным пятном в лунном свете. И тогда капитан решился. Он спросил у монаха:
- Они тебе нужны живыми, но обездвиженными?
- Да, да, - горячо зашептал тот. - Дальше я всё сделаю сам. Да и делать-то вообще ничего не нужно, только сердце вырезать. Заберем их жизни, но спасём свои.
- А гнева Божьего не боишься?
Диаш промолчал, и Санчо понимающе усмехнулся.
- Значит три их жизни - на две наши? Проживем три чужих жизни на двоих. Помнится, прожить одну жизнь на двоих - это то, что всё время собирался один мой приятель из Кастилии, перед тем, как обрюхатить очередную молоденькую дочку какого-нибудь купца. Кстати, даже свою жизнь он так полностью прожить и не сумел, - Санчо поднялся на ноги, чувствуя себя совершенно спокойно. - А знаешь, почему? Его зарезал старший брат одной из девиц. Так что, святоша, Бог, возможно, любит подобную иронию. Но будем надеяться, что сейчас он смотрит в другую сторону.
Санчо быстро и тихо подошел к дремлющему французу и, присев, почти без замаха воткнул тому кинжал чуть выше поясницы. Потом рукоятью пистолета ударил в лоб одного из испанцев. Второго, ухватив за горло, ударил железным наручем в переносицу.
Раненый француз завыл и, выгнувшись дугой, попытался дотянуться до ножа в спине, но руки его уже не слушались. Остальные мешками лежали рядом.
- Забирай, слуга Божий, - Санчо отошёл в сторону. - Кинжал пока не вытаскивай, или он умрёт.
Диаш бросился к кричащему французу, доставая из-за пазухи широкий нож, и принялся стягивать с солдата нагрудник. Потом, перевернув вопящего человека на спину, начал быстрыми ударами вскрывать ему грудь. Крик перешёл в сиплый захлёбывающийся визг, но иезуит уже вырвал сердце и с силой швырнул в темноту, в направлении, где скрывалась странная тварь. Послышалась непонятная возня, за которой последовало какое-то урчание и хлюпанье.
Санчо устало прислонился спиной к камню. Он не смотрел, как иезуит обрабатывал оставшихся солдат. Больше от капитана ничего не зависело. И вдруг он что-то почувствовал. Словно по телу побежали тоненькие, быстрые струйки очень холодной воды. Это было приятно, это приносило облегчение. Санчо посмотрел на свои ладони, покрытые ранами и царапинами, и даже в слабом свете луны увидел, что порезы буквально затягиваются на глазах. Всё тело наполнила непонятная бодрость, словно он только что как следует выспался, и будто бы и не было этого страшного блуждания по джунглям.
Санчо Веласкер рассмеялся. Легко и радостно. Вот, значит, как? Значит, монах не соврал. И это было хорошо. Это значило, что он, Санчо Веласкер, ещё долго будет жить на этом свете. А Диаш…. К сожалению, Диаш из этого леса не выйдет. Его, как ни печально, придётся убить. Злобы к иезуиту Санчо уже не испытывал, но так уж сложились обстоятельства. Санчо помнил слова монаха, что подобная тайна не для всех. Это он верно подметил.
Ну что же, значит, Санчо проживёт эти жизни и за монаха. А прожив их, придёт сюда снова. И приведёт жертвы, за которых он будет жить дальше. Долго жить. Очень долго. А древний бог будет ждать его в этих развалинах. Просто бессмертие - слишком хорошая штука, чтобы делиться им с кем-либо ещё.
Цена
- Проклятые джунгли! - капитан Санчо Веласкер отшвырнул очередную ветку, которая так и норовила выбить ему глаз. - Проклятые джунгли, проклятые дикари - и весь этот Богом проклятый Новый Свет!
Как же ему всё надоело. Постоянное ожидание смерти, жара, насекомые, эти чёртовы змеи. Уже неделю они идут по жаркому и влажному лесу, пытаясь хоть немного оторваться от выслеживающей их армии дикарей. Давно забыты все мечты о богатстве, какое уж тут богатство. Выжить да суметь вернуться в Испанию - и можно уже искренне благодарить Бога.
А ведь они прибыли сюда, полные надежд. Ещё бы: после того, как до Испании дошли вести о подвигах дона Писарро, тут же стали собираться группы искателей счастья, жаждавших золота и славы. Попал в такой отряд и он, вольный наёмник Санчо Веласкер. По сути, заняться-то ему тогда было особо и нечем, все, что он умел, - это убивать, а именно это умение очень высоко ценилось среди искателей славы и богатства.
Отряд, численностью в двести человек, высадился на побережье около двух месяцев назад, с именем Бога на устах и жаждой золота в сердце. Они сами решили, что следовать маршрутами, которые уже были известны, не станут. Нет, им нужны нетронутые богатства, а не жалкие объедки. Поэтому пошли севернее, в самое сердце этих проклятых Богом языческих земель, и поначалу всё шло просто замечательно. Они сожгли несколько поселений дикарей, не встретив сопротивления. Правда, золота не нашли, но ведь это было только начало. Все верили: там, дальше, ждут их несметные сокровища. А потом... Потом их встретила целая армия. И они проиграли. Проиграли, несмотря на лучшее испанское оружие и всё своё умение. И вот теперь жалкая кучка выживших в той бойне, двенадцать человек, усталых и израненных, пыталась просто скрыться, раствориться в этих лесах.
Самое ужасное, что они бросили на поле боя почти всё, что давало им хоть какое-то превосходство над дикарями. Все тяжёлые мушкеты, запас пороха и даже их единственную пушку. Осталось лишь несколько пистолетов.
- Капитан, – Фернандо, его постоянный помощник, подбежал, спотыкаясь о корни. - Разведчики говорят, впереди деревня.
- Деревня? - Санчо задумался.
Деревня была очень кстати, людям нужен отдых. Конечно, опасно воевать столь малыми силами, но что ещё остаётся делать? Для проклятых дикарей эти леса - родной дом, и глупо надеяться просочиться незаметно. Есть надежда, что, захватив местных, получится узнать дорогу из этого зелёного ада. Санчо давно уверился: они безнадёжно заблудились. Главное теперь - хотя бы добраться до побережья.
Под ногами хлюпала вода, а влажный воздух действовал просто одуряюще. На тучи насекомых усталые люди давно перестали обращать внимание. Все просто тупо переставляли ноги, стараясь не упасть и не наступить на змею. Осталось лишь одно желание. Выжить. И навсегда убраться из этой преисподней.
Санчо оглянулся на следовавшего с ними человека в грязной порванной сутане. Чёртов португалец. Брат Диаш, иезуит лет шестидесяти, который был с ними от самой Испании, проявлял в походе просто чудеса стойкости, но что-то в нём раздражало Санчо. Он и сам не понимал, что. Да и странный это был монах. Он мало говорил и, казалось, постоянно что-то скрывал. Санчо таких людей не любил.
Капитан понятия не имел, где их покойный командир, Диего де ла Вира - упокой, Господи, его душу, - нашел этого монаха. Но этот святоша имел с доном Диего какую-то общую тайну, в этом Санчо был уверен. С самого начала их путешествия Диаш постоянно о чем-то шептался с командиром, а после того, как тот умер от укуса змеи, заявил всем, что знает дорогу к месту, где золота очень много. Они пошли за ним. И нарвались на целую армию дикарей. И хотя вины португальца, конечно, в этом не было, отношение выживших к монаху стало далёким от дружеского. Его бы давно уже зарезали, но каждый боялся погубить душу убийством священника.
Деревню захватили очень быстро. Жителей согнали на площадку в центре, их и было-то около двух дюжин человек, уродливых, как смертный грех. Санчо прохаживался между убогими хижинами, размышляя, что им делать дальше.
- Капитан, - подошёл Фернандо. - Тут ребята поговорили. Мы ведь давно уже мотаемся, и с тех пор ни одной бабы. Ну, в общем, может, парни развлекутся? Немного.
Санчо пожал плечами:
- Как хотите. Только недолго. Пусть каждый постарается отдохнуть. У нас на плечах армия дикарей, и помоги нам Бог, если они нас догонят.
- Что с дикарями из деревни?
- Ну не оставлять же их за спиной, - Санчо усмехнулся. - Убейте всех. Только не стрелять, пороха и так мало. Рубите. Дома не жечь, дым может нас выдать, оттащите трупы в хижины - и достаточно. Господь не обидится на нас из-за горстки язычников.
- Понял, капитан, - Фернандо быстро убежал.
«Вот ведь неутомимые черти, - Санчо мысленно хохотнул. – Тут с ног валишься, а они ещё с бабами развлекаться захотели».
С площади стали доноситься крики и визг. Капитан равнодушно посмотрел в ту сторону и, усевшись у ближайшего дерева, принялся приводить в порядок свой палаш. Оружие он проверял на каждом привале и призывал к этому всех своих людей. Влажный воздух буквально уничтожал клинки, про замки пистолетов и говорить нечего. Хотя, если какой-то дурак не желает следить за своим оружием, а предпочитает вместо этого гоняться за бабами, - ну что же, значит, вскоре в аду будет одним дураком больше.
Обычно Санчо и сам был не прочь поразвлечься, но сегодня не до этого. Какое уж тут развлечение, когда почти уверен, что до завтрашнего дня не доживёшь? Он заметил сидящего в тени одной из хижин брата Диаша. Отдыхаете, святой отец? Ну отдыхайте, отдыхайте. Отстанете - ждать не будем. Жалеть о святоше никто не станет, хотя он всё же какой-никакой, а проводник. Да и перед смертью отпустить грехи не помешает.
- Капитан, – снова примчался неугомонный Фернандо. – Риккардо дорогу нашёл!
- Дорогу? – ленивую усталость словно рукой сняло. – Какую дорогу?
- Вроде старую. Но каменную. Это важно?
- Ещё бы, дьявол вас побери. Веди. И крикни там, чтобы вождя притащили. Разожгите маленький костёр, чтобы без дыма, и засуньте туда что-нибудь железное.
Фернандо понимающе кивнул. Да и чему удивляться: не первый раз в таких делах. Дорога действительно была старой, но Санчо поразило качество выполненной кладки. Между истёртых камней даже трава не пробивалась. Вождя допрашивали долго. Старик оказался упрямым и не заговорил даже тогда, когда ему прижигали пятки и дробили пальцы, но снова помог сообразительный Фернандо. Быстро притащил молодую дикарку лет двенадцати на вид, то ли дочку, то ли внучку старика, и, как только к горлу девчонки приставили нож, вождь заговорил. Брат Диаш был паршивым переводчиком, и приходилось больше объясняться жестами, но в итоге стало понятно: дорогу строили не местные, а те, кто жил тут раньше.
Строители эти Санчо мало интересовали, гораздо больше его увлекло то, что дорога вела к месту, называемому Каххард. Вождь постоянно повторял это «Каххард». Храм это или город, понять не удалось, но Санчо видел: его людей словно подменили. Снова в глазах горела жажда золота, снова все готовы были идти хоть в Ад, только бы вернуться в Испанию богачами.
Они вышли из деревни уже к вечеру. Ходить по джунглям ночью, конечно, опасно, но шагать по старой дороге оказалось не в пример легче. Поэтому они и вышли в ночь, оставив позади только трупы. Перед уходом с вождя содрали кожу и распяли на дереве. Хотя Санчо и считал это пустой тратой времени, но останавливать своих людей не стал. Зачем ссориться из-за мелочей?
***
Первый привал они сделали уже пополудни. Все попадали на землю, и Санчо махнул рукой даже на то, чтобы выставить караулы. Какие уж тут караулы, когда с двух сторон стеной обступает лес? Ни один караульный не заметит дикаря в этой чаще. Пускай отдыхают.
Спали до темноты. А разбужены были человеческим криком. Даже, скорее, воплем, после которого громко бабахнул выстрел и крик повторился. Бросившись на шум, капитан ожидал увидеть, что их атакуют дикари, но, растолкав сгрудившихся людей, ничего подобного не обнаружил. Все столпились вокруг трёх лежащих на земле тел.
Зажгли несколько факелов. Санчо, наклонившись, перевернул один труп и длинно выругался. Все дружно вздохнули, кто-то перекрестился. Санчо видал на своём веку немало трупов и толк в покойниках знал. Эти, судя по виду, пролежали в земле не меньше нескольких месяцев. Характерные признаки были налицо, да и вонь от них стояла изрядная. Проблема была в том, что трупы просто не могли так выглядеть. Это были его люди, и Санчо всего несколько часов назад видел их живыми и здоровыми. А теперь вот они лежат полусгнившие под деревом.
- Это Кристо. А двое других - Луис и Риккардо, - пробормотал отчаянно крестящийся Фернандо. - Я их по одежде узнаю. Матерь Божья, да им просто шеи раздавили!
Глотки мертвецов были буквально раздроблены. К тому же, как обнаружилось после осмотра остальных трупов, Риккардо вспороли живот, а Луису выкололи глаза. Брат Диаш внимательно осмотрел тела. Выглядел монах хуже обычного – бледный, с глубоко ввалившимися глазами. Санчо видел, как монах метался во сне, бормотал что-то, но будить португальца не захотел. Какое ему дело до чужих кошмаров?
- Капитан, это колдовство. Богом клянусь, Дьявол сделал это, - дрожащим голосом произнёс Фернандо.
- Оттащите трупы подальше в лес. Колдовство это или нет, ничего поделать мы пока не можем. Брат Диаш, прочитайте молитву. Может, поможет. И вы все помолитесь, вдруг Бог заметит нас даже в этом аду. В чём я не уверен.
Санчо отошёл обратно на своё место и, снова усевшись под деревом, глубоко задумался. Их было двенадцать. Теперь осталось девять. К тому же все напуганы. Санчо тоже было не по себе. Каким бы суеверным дураком ни был Фернандо, доля истины в его словах была. Колдовство. Не хотелось бы.
Рядом кто-то присел. Диаш тоже прислонился спиной к дереву и произнёс:
- Капитан, нужно поговорить.
- О чём?
- Понимаете, капитан, - монах поёрзал и устало помассировал грязную шею. - Я наблюдал, как ваши ребята развлекались в той деревне, и вот сейчас возникли у меня интересные мысли.
- Какие ещё мысли?
- Вот, например, Луис там выкалывал дикарям глаза перед тем, как убить, а Риккардо вспорол живот какой-то женщине.
- И что? - Санчо внимательно посмотрел на монаха.
- Ничего, - Диаш с кряхтением поднялся на ноги. – Странно это.
- Вы плохо спали, брат Диаш. Я слышал, как вы кричали во сне.
Португалец внимательно посмотрел на него и, ничего не сказав, отошёл. В этот раз они шли без остановок долго, почти падая с ног, но никто не жаловался, всех гнал страх. К глубокому вечеру, окончательно выбившись из сил, отряд достиг странной каменной площадки, к которой и вела дорога. Вся площадка была усыпана обломками камней, а кое-где даже виднелись очертания странных, изломанных стен.
- Думаете, тут хоть что-то осталось, капитан? – Фернандо растерянно осматривал развалины.
- Вряд ли.
- Выходит, мы зря сюда тащились?
- Мы в любом случае шли бы этим путём. Или по джунглям тебе шагать легче? Завтра всё тут осмотрим. В такой темноте лазить по этим глыбам опасно.
Привал сделали прямо между камней. Санчо приказал разбиться по парам и никуда в одиночку не ходить, даже по нужде. И оружие держать под рукой. Сам же он, вопреки своему приказу, улёгся один, но так, чтобы не терять из виду монаха. Португалец снова стонал и что-то бормотал во сне.
А потом Санчо сморила усталость. Он словно погрузился в мутную воду, даже не пытаясь бороться со сном. Пробуждение было резким. Сердце колотилось. В этот раз он и правда чего-то испугался. Но чего? Капитан вскочил и сразу заметил лежащие тела. Подошёл. Трое. Среди них Фернандо с перерезанным горлом и раздробленными пальцами. И снова все полуразложившиеся, словно умерли несколько месяцев назад.
Санчо охватила ярость. Он хрипло закричал и выхватил из ножен палаш. Было всё равно, кого убивать, но кого-нибудь прикончить очень хотелось. Он желал видеть этого ублюдка, который убивает его людей во сне. Он хотел выпустить ему кровь. Медленно. Очень медленно. Неожиданно кто-то положил ему руку на плечо, и спокойный голос произнёс:
- Успокойтесь, капитан.
Санчо оглянулся. Рядом стоял Диаш. Остальные сгрудились за спиной у монаха. Внезапно один из людей взвизгнул и с перекошенным от ужаса лицом бросился в джунгли. Споткнулся о камни, вскочил, панически оглядываясь, а затем вытащил из-за пояса пистолет и, приставив дуло к груди, нажал на курок. Грохнул выстрел. Всё произошло так стремительно, что Санчо даже сказать ничего не успел. Он дёрнулся к самоубийце, но Диаш удержав его, покачал головой:
- Не нужно. Его разум не выдержал.
Санчо посмотрел на троих оставшихся солдат. Прибившийся к ним в Испании француз - имени его капитан так и не запомнил - и пара испанцев. Заметив, что Санчо его разглядывает, француз подошел. Видно было: он тоже напуган, но старается держать себя в руках.
- Надо уходить отсюда, капитан. Если выберемся к побережью, может, эта сила не пойдёт за нами.
- С рассветом выступаем, – с трудом кивнул Санчо.
Он отошёл в сторону и, прислонившись лбом к огромному валуну, до боли сжал кулаки. Он, Санчо Веласкер, просто не знал, что делать дальше. Быть может, выбор того бедняги был правильным? Можно ли вообще покинуть это проклятое место? Вдруг он почувствовал, как кто-то несильно дёргает его за рукав. Санчо резко дёрнулся, обернулся и увидел монаха. Трое солдат сидели неподалёку, прислонившись к большому камню.
- Чего тебе? - буркнул Санчо.
- Поговорить нужно, - зашептал Диаш. - Слушай меня внимательно, капитан. Из этого леса мы выйдем живыми только в одном случае: если ОН сам нас отпустит.
- Он?
- Я вторую ночь говорю с ним. Во сне. Не знаю, откуда эта сила, от Бога или от Дьявола, но я расскажу тебе одну историю - ты вроде не дурак, понять должен. Я расскажу всё, а ты слушай внимательно и постарайся пока ничего не спрашивать. Примерно года два назад в один из наших монастырей в Сантарене пришёл человек, покинувший его очень и очень давно. Брат Бартоломью, хотя назвался он другим именем. Его и не узнал никто, кроме меня. Большинство его знакомых уже умерли, но я всё же понял, кто явился в монастырь тем утром. Я сдружился с Бартоломью, и он-то и рассказал мне историю, из-за которой я сижу сейчас в этом лесу. А потом он умер. Понимаешь, брат Бартоломью был тут. Все его сопровождающие погибли, как он сказал, от неизвестной силы, а сам Бартоломью смог добраться до деревни дикарей, и те его не убили. А потом он тоже шёл по этой вот дороге.
Санчо молча слушал, чувствуя, как бешенство поднимается откуда-то из глубин души. Потом спросил:
- Так ты что же, всё это время вёл нас сюда специально?
Рука легла на рукоять палаша. Диаш явно заметил движение, но с места не сдвинулся. Вместо этого заговорил ещё быстрее:
- Подожди, капитан. Выслушай до конца. Ты пойми, этот Каххард - это не название. Это имя. Имя древнего бога. Бога, дающего молодость.
- Что?
- Бартоломью было далеко за девяносто, а выглядел он пятидесятилетним мужчиной.
- И отчего умер?
Монах опустил глаза. Потом твёрдо произнёс:
- От яда.
- Ты и тут успел?
- Мне уже шестьдесят. А я не хочу умирать, понимаешь, не хочу. Я боюсь умирать. Тайна, которую я тогда узнал, - она не для всех. Я долго ждал. Думал, что никогда не найду того, кто бы согласился идти сюда. И тут подвернулись вы. Я рассказал только Диего де ла Вира.
- Поэтому капитан повёл нас именно сюда?
- Да.
- Но мне ты тоже рассказал. Зачем?
- Мне не обойтись без твоей помощи. Понимаешь, Каххарду нужны жертвы. Пища. Иначе нельзя. Этот бог, или что он там такое, он может передать нам лишь реальные жизни. Те, которые мы принесли для него. Он может продлить человеку жизнь, но ровно на столько, сколько осталось прожить жертве. Эта тварь передаёт тебе оставшуюся жизнь принесённого в жертву человека. Понимаешь?
Санчо понимал. Ясными ему стали и перешёптывания их бывшего капитана с монахом, и то, что командир безоговорочно позволил Диашу стать проводником. Матерь Божья, да их ведь вели на заклание. Словно стадо баранов. Всех. Бешеными глазами он уставился на монаха. Тот быстро отпрянул. И снова забормотал:
- Подожди, стой, я понимаю, но сейчас это уже неважно. Нас двое. Я сообщил тебе эту тайну. Но зачем нам этот француз и остальные? Мы возьмём их жизни и выберемся из джунглей. А потом проживём ещё сотню лет молодыми. Разве ты этого не хочешь? Я уже стар, я не справлюсь, нужно вырезать сердце, а француз сильный. Если ты сможешь обездвижить эту троицу, всё остальное я сделаю сам. Подумай, это ведь тот самый источник вечной молодости, который так и не нашёл Понс де Леон.
Какое-то мгновение Санчо смотрел на дремлющего француза. Он размышлял. А что если…. Ведь они всё равно, считай, покойники, из этого леса не выйти. Диаш вдруг задрожал и снова ухватил его за рукав.
- Смотри, он уже здесь. Решайся, капитан. Скоро рассвет. Если мы не выполним всё правильно, эта тварь убьёт нас всех, а так мы сможем выжить.
Санчо внимательно вглядывался в темноту. Ничего. Но вдруг на самом пределе видимости, боковым зрением он заметил. Словно рой мошкары принял очертания, отдалённо напоминавшие человеческую фигуру. Эта фигура плыла, ускользала, но теперь Санчо был уверен: что-то там есть. Разглядеть не получалось, как только он пытался всмотреться в странное шевеление, всё снова становилось смазанным пятном в лунном свете. И тогда капитан решился. Он спросил у монаха:
- Они тебе нужны живыми, но обездвиженными?
- Да, да, - горячо зашептал тот. - Дальше я всё сделаю сам. Да и делать-то вообще ничего не нужно, только сердце вырезать. Заберем их жизни, но спасём свои.
- А гнева Божьего не боишься?
Диаш промолчал, и Санчо понимающе усмехнулся.
- Значит три их жизни - на две наши? Проживем три чужих жизни на двоих. Помнится, прожить одну жизнь на двоих - это то, что всё время собирался один мой приятель из Кастилии, перед тем, как обрюхатить очередную молоденькую дочку какого-нибудь купца. Кстати, даже свою жизнь он так полностью прожить и не сумел, - Санчо поднялся на ноги, чувствуя себя совершенно спокойно. - А знаешь, почему? Его зарезал старший брат одной из девиц. Так что, святоша, Бог, возможно, любит подобную иронию. Но будем надеяться, что сейчас он смотрит в другую сторону.
Санчо быстро и тихо подошел к дремлющему французу и, присев, почти без замаха воткнул тому кинжал чуть выше поясницы. Потом рукоятью пистолета ударил в лоб одного из испанцев. Второго, ухватив за горло, ударил железным наручем в переносицу.
Раненый француз завыл и, выгнувшись дугой, попытался дотянуться до ножа в спине, но руки его уже не слушались. Остальные мешками лежали рядом.
- Забирай, слуга Божий, - Санчо отошёл в сторону. - Кинжал пока не вытаскивай, или он умрёт.
Диаш бросился к кричащему французу, доставая из-за пазухи широкий нож, и принялся стягивать с солдата нагрудник. Потом, перевернув вопящего человека на спину, начал быстрыми ударами вскрывать ему грудь. Крик перешёл в сиплый захлёбывающийся визг, но иезуит уже вырвал сердце и с силой швырнул в темноту, в направлении, где скрывалась странная тварь. Послышалась непонятная возня, за которой последовало какое-то урчание и хлюпанье.
Санчо устало прислонился спиной к камню. Он не смотрел, как иезуит обрабатывал оставшихся солдат. Больше от капитана ничего не зависело. И вдруг он что-то почувствовал. Словно по телу побежали тоненькие, быстрые струйки очень холодной воды. Это было приятно, это приносило облегчение. Санчо посмотрел на свои ладони, покрытые ранами и царапинами, и даже в слабом свете луны увидел, что порезы буквально затягиваются на глазах. Всё тело наполнила непонятная бодрость, словно он только что как следует выспался, и будто бы и не было этого страшного блуждания по джунглям.
Санчо Веласкер рассмеялся. Легко и радостно. Вот, значит, как? Значит, монах не соврал. И это было хорошо. Это значило, что он, Санчо Веласкер, ещё долго будет жить на этом свете. А Диаш…. К сожалению, Диаш из этого леса не выйдет. Его, как ни печально, придётся убить. Злобы к иезуиту Санчо уже не испытывал, но так уж сложились обстоятельства. Санчо помнил слова монаха, что подобная тайна не для всех. Это он верно подметил.
Ну что же, значит, Санчо проживёт эти жизни и за монаха. А прожив их, придёт сюда снова. И приведёт жертвы, за которых он будет жить дальше. Долго жить. Очень долго. А древний бог будет ждать его в этих развалинах. Просто бессмертие - слишком хорошая штука, чтобы делиться им с кем-либо ещё.
Последний раз редактировалось Irena 05 окт 2009, 20:02, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 7
Смейся, Многоликая.
И вот опять вечер, просто еще один бесконечный вечер из тысяч похожих.
И раскинутые карты – как осколки зеркал, глядят на тебя из полумрака, сливаются в черно-красный веер. Сброшены маски, стерты улыбки из театрального грима, марионетки послушно замерли и умолкли. Здесь лишь ты, Многоликая.
Что же стало с тобой, богиня?
Вечер, сумерки крадутся по углам комнаты, подбираются все ближе, мечтая удушить свет лампы.
Тшш! – это просто шорох занавесок на окне, а кажется – маски ожили. Кажется, словно не одно окно открыто - сотни дверей. Ты богиня путей и врат, Многоликая, но почему тебе страшно сейчас переступить порог? Быть может, оттого, что там ждут, но не рады, склонят голову – но не обнимут при встрече…
Когда-то консул отпирал тяжелые двери, пропуская через храм воинов, и запирал лишь после войны. Но знал бы он, что однажды бог станет богиней…
У этих людей не осталось ни надежды, ни защиты, Многоликая, ведь отныне богиня сама открывает врата войны.
Робкие сумерки сгустились в холодные тени. На залитое стылым дождем стекло принесло ветром желтый осенний лист. Забытые карты на столе – зачем они? Ты перебираешь лица и маски, примеряешь ипостаси, как когда-то любимые платья из шкафа. То смеешься, то хмуришься, и застывают тонкие пальцы, сотворив для Путей неслышный приказ. Чем станет он, чем обернется для мира закрытых дверей – часто и тебе неизвестно, Многоликая…
Лихорадочная явь Игры держит… держит, не хочет отпускать. Ты устала от лжи и давно бы все бросила, но кому в этом мире нужен бывший бог небосвода и времени? Сияющее окно освещает пустую комнату, а еще в доме порой бывает так тихо…
Ты смотришь на свой мир, не отрываясь, ведя бесконечную игру, а голодное время, отказывая во власти, рисует на тебе победные отметины, Многоликая. Почти как прежде, в старые времена… только эти знаки уже не стереть ни с лица, ни с рук.
Сотни масок – милионы лиц… А древние визири были правы, предупреждая об опасности этой тайны.
И все уже давно ясно, но невозможно разорвать цепь превращений…
И среди любимых масок почти потерялось собственное лицо.
Всем живым нужно внимание, богиня, но ты поймала сама себя в ловушку чужих ипостасей. За тем, настоящим окном - темнота, последние остатки солнечного тепла украла ночь, и тени замерли в радостном ожидании, ведь некому отогнать их от твоей постели, Многоликая…
За сочувствием – лукавая ухмылка, ты видишь все, о богиня, тебе весело от поворотов Игры. И пусть закрываются двери одна за другой – у тебя их осталось пока достаточно…
Так смейся, Многоликая!
______________________
"Милионы" с одним "л" - цитата, по настоянию автора оставленная без изменений.
Ирина.
Смейся, Многоликая.
И вот опять вечер, просто еще один бесконечный вечер из тысяч похожих.
И раскинутые карты – как осколки зеркал, глядят на тебя из полумрака, сливаются в черно-красный веер. Сброшены маски, стерты улыбки из театрального грима, марионетки послушно замерли и умолкли. Здесь лишь ты, Многоликая.
Что же стало с тобой, богиня?
Вечер, сумерки крадутся по углам комнаты, подбираются все ближе, мечтая удушить свет лампы.
Тшш! – это просто шорох занавесок на окне, а кажется – маски ожили. Кажется, словно не одно окно открыто - сотни дверей. Ты богиня путей и врат, Многоликая, но почему тебе страшно сейчас переступить порог? Быть может, оттого, что там ждут, но не рады, склонят голову – но не обнимут при встрече…
Когда-то консул отпирал тяжелые двери, пропуская через храм воинов, и запирал лишь после войны. Но знал бы он, что однажды бог станет богиней…
У этих людей не осталось ни надежды, ни защиты, Многоликая, ведь отныне богиня сама открывает врата войны.
Робкие сумерки сгустились в холодные тени. На залитое стылым дождем стекло принесло ветром желтый осенний лист. Забытые карты на столе – зачем они? Ты перебираешь лица и маски, примеряешь ипостаси, как когда-то любимые платья из шкафа. То смеешься, то хмуришься, и застывают тонкие пальцы, сотворив для Путей неслышный приказ. Чем станет он, чем обернется для мира закрытых дверей – часто и тебе неизвестно, Многоликая…
Лихорадочная явь Игры держит… держит, не хочет отпускать. Ты устала от лжи и давно бы все бросила, но кому в этом мире нужен бывший бог небосвода и времени? Сияющее окно освещает пустую комнату, а еще в доме порой бывает так тихо…
Ты смотришь на свой мир, не отрываясь, ведя бесконечную игру, а голодное время, отказывая во власти, рисует на тебе победные отметины, Многоликая. Почти как прежде, в старые времена… только эти знаки уже не стереть ни с лица, ни с рук.
Сотни масок – милионы лиц… А древние визири были правы, предупреждая об опасности этой тайны.
И все уже давно ясно, но невозможно разорвать цепь превращений…
И среди любимых масок почти потерялось собственное лицо.
Всем живым нужно внимание, богиня, но ты поймала сама себя в ловушку чужих ипостасей. За тем, настоящим окном - темнота, последние остатки солнечного тепла украла ночь, и тени замерли в радостном ожидании, ведь некому отогнать их от твоей постели, Многоликая…
За сочувствием – лукавая ухмылка, ты видишь все, о богиня, тебе весело от поворотов Игры. И пусть закрываются двери одна за другой – у тебя их осталось пока достаточно…
Так смейся, Многоликая!
______________________
"Милионы" с одним "л" - цитата, по настоянию автора оставленная без изменений.
Ирина.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 8
Трудно оставаться богом
Грузный старик, до глаз заросший бородой, сосредоточенно разглядывал новенький компьютер. Хмурился. Кряхтел. Охо-хонюшки, в наши-то годы... За окном, словно вторя старикову настроению, собирались тучи, порывами налетал ветер. Лампочка на потолке опасно замигала. Старик выпрямился, погрозил лампочке кулаком: вот я тебя! В проводке испуганно пискнуло, и мигание прекратилось. Старик удовлетворенно кивнул и вновь обернулся к компьютеру. Так. Как же это показывали-то... сюда, сюда... теперь сюда, кажись... ага... вот. Глянь-ка, заработало! Ну, теперь... Устроившись поудобнее на стуле и поминутно сверяясь с какими-то каракулями на листке бумаги, старик взялся за мышку. После нескольких неудачных попыток поднял-таки заветное окошко. Вздохнул – и склонился над клавиатурой. Непривычные к клавишам пальцы подолгу зависали над каждой буквой. Шевеля губами и морща лоб, он медленно, по буковке, набирал текст.
За окном темнело. Вдали еле слышно ворчал гром.
«Здравствуй на множество лет, любезная сударыня Афина!
Спешу поделиться радостною вестью. Решился я, хоть годы мои и немалые, послушать совета хитроумного друга твоего Гермеса и обзавестись людскою выдумкою – компутером. И Даждьбог, добрая душа, в том мне помог. Уж и не уразумею я, как он во всех нонешних придумках разбирается, а вот поди ж ты.»
Старик хмыкнул, почесал в затылке. Это верно: Даждьбог, единственный из них, ухитрялся как-то крутиться, приспосабливаться и не терять присутствия духа. Да он всегда был такой, всё ему нипочем, всё, как с гуся вода. Остальные... О многих давно вообще ничего не ведомо, сгинули где-то без следа. Стрибог и Мокошь, по слухам, подались в чужедальние страны, к диким племенам, еще почитающим силу стихий, - в надежде, что тамошние боги сжалятся и дадут чужакам местечко. Сварог и вовсе покинул Землю, плюнув в сердцах и заявив, что миров много, умелому богу занятие найдется; те же, кто не пожелал бросить насиженное место, перебивались – стыдно сказать – людскими промыслами, а то и вовсе спивались, по местному обычаю. Да и сам он... Вспомнилось, как Даждьбог ворвался в избенку, где он уже который век заливал брагой безысходность и бессилие, и выпалил: «Я НАШИХ видел! Из самой из Грекии, двое! Они, брат, таки-ие... Ох, какие! Идем, брат, идем, тебе видеть надобно...» И выволок его таки, заставил умыться-причесаться и привел знакомиться с иноземными гостями. Когда ж это было? Сколько-то лет назад... никогда он не был силен в счете лет – да и к чему? Гости его потрясли: сильные, уверенные, они выглядели так... ну, как дОлжно им выглядеть по чину. Или почти так. Но ведь этого быть не могло! Когда они назвались – Гермес и Афина, - он припомнил: слыхивал о таких, да только было это в те далекие времена, когда и он сам был в силе. Как же так?
Гости кивали, слушая его сбивчивые речи. Не глядели свысока, не косились на старую рубаху и встрепанную бороду. Понимали. А потом заговорили сами. Даждьбог поминутно толкал его в бок – глаза горят, на стуле аж подпрыгивает – и шептал: «Ну ты понял? Я знал, знал!...» Сам он не понимал и половины: Гермес объяснял, что он «придумал, как перенастроить каналы, чтобы энергия тебе шла, если людям важно твое дело, даже без ритуалов и упоминания имени». Поди пойми - каналы, энергия... Но главное уловил: устроиться можно, если только очень постараться. А гости помогут, чем смогут. Они там у себя, спасибо хитроумному плуту Гермесу с его «каналами», уже пристроились – хоть и не так, как когда-то бывало, а все же очень неплохо...
«А еще, любезная Афина, приноровился я теперь заведовать лектричеством. Лектрючки – они вроде моих молоньев, так что меня слушаются. Грозы теперь народишко не боится, то тебе и самой ведомо, а лектричество уважают, им без него никак нельзя. И с того мне какой-никакой прибыток. Живу я теперь не в избе, а в городе, одежку справил новую, пристойную. Поначалу было думал, как ты про Зевса сказывала, с Интернет-богом договориться, чтоб тоже форумами, или как бишь их там, заведовать здесь, на Руси. Да только Зевс через Гермеса с Интернет-богом в друзьях, а мне на поклон надобно идти, и то мне не по нраву. Да и не понимаю я теперь толком людишек-то: громыхну, накажу, ан неправильно будет. Негоже оно. Лучше я с лектрючками, спокойнее. А Зевсу от меня поклон низкий.»
Старик покачал головой, потер затекшую спину. Чудные дела творятся... Зевс-громовержец – кто бы подумал! Интересно, правда ли, что этот Интернет-бог, из новых, сегодняшних, видом как огромный паук? Очень хотелось спросить, но было неловко. Еще обидишь ненароком – а молодые боги сильные. Мало ли что... Ему теперь с ними не тягаться, не те времена.
Кстати, о сегодняшних.
«Видел я намедни Велеса. Кланяться тебе велел. Живет он теперь неплохо, за купцами присматривает. Только самые именитые да богатые не по его части – у тех новый есть, а зовут его, говорят, Брэнд. Велес сказывал – видел его однажды: на колеснице иноземной, морда гладкая, а уж важный... Как глянет – аж холодом шибает, почище будет, Велес молвил, чем старый Сварог во гневе глядел. Так Велес ему дорогу перейти опасается, не то беды не оберешься. Да всякую мелкоту тот Брэнд не замечает, брезгует, вот они-то по части Велеса. Но ничего, и то хлеб. А скотину Велес оставил, потому как скотники уж ни во что не верят, толку нет. Разве только собаку али кошку иной раз пожалеет, ежели хозяева сильно беспокоятся.
А Даждьбог с Хорсом по сей день лаются, кто из них по Солнышку главный. И то бы не беда, они и в прежние годы лаялись, да боле шутейно. Да влез к ним еще и Ярило буйный, коего людишки, по скудоумию своему, тож в солнечные записали. А он и рад. Шумит теперь, что он един во все времена Солнышко по небу катал. Эти двое на смех его подняли, так он грозился вашему Гелиосу грамотку с поношением послать. И ты, любезная Афина, скажи Гелиосу, сделай милость, чтоб не серчал на дурака. Что с него взять? Он больше по срамным делам, сама знаешь.
А что, ваши Аполлон с Гелиосом тоже таково солнышко делят, али мирно живут? Аполлон, поди, больше с Музами-девицами?
Хорс ныне всё боле каким-то «потеплением» промышляет. Он мне толковал, да не больно я понял. Староват, видно, стал. Ну да ежели впрок ему то «потепление» - и ладно.
Даждьбог тебе тоже кланяться просил. Каким делом он сейчас занят, то мне неведомо, не сказывал; однако ж, видно, не бедствует. Компутер себе завел, да и мне c тем помог, научил, что к чему.»
Гермес тоже по купеческой части. Но он-то шустрый, плут-Гермес, ему никакие Брэнды не помеха, хоть они и молодые да наглые. И по почтовой части он, и с Интернет-богом на короткой ноге, что мало кому из старых удается, и еще тысяча дел у него – всем-то он нужен... И даже боги теперь без него – как без рук. Пожалуй, позавидуешь...
«И Гермесу кланяйся от меня, Афиночка-душенька...»
Старик почесал затылок, стер написанное. Почему-то он не решался в глаза назвать строгую Афину, покровительницу наук – все еще покровительницу! – Афиночкой и душенькой. Хотя и очень хотелось. Со смешливым Гермесом было легко – будто вечность знакомы; а Афина – иная. Должно быть, виной тому был его затрапезный вид при первой встрече. Да и сейчас... вон у него борода вся седая, а она-то... хотя годами, пожалуй, и постарше его будет. И как ей удается? Женщины, одно слово...
Вздохнув, старик вернулся к письму:
«И Гермесу кланяйся от меня, любезная Афина. И спасибо ему скажи от меня, что замолвил слово перед другом своим Интернетом, дабы письма мои шли без помех и в пути не пропадали.»
Вот ведь вроде и невеликий труд – по кнопочкам тыкать, а устал, будто невесть какую тяжесть таскал. Тучи гонять – и то не в пример легче. Эх...
«И еще сказывал Даждьбог, будто стали теперь людишки собираться и старым богам молиться. Да только не чую я от того проку – не всерьез оно. Небось, играют, и боле ничего. Играть они теперь горазды. А что, у вас в Еллинской земле тоже таково, али нет?
И на том письмо свое сегодня кончаю, любезная сударыня Афина. Кланяйся от меня еще раз всей вашей семье, и желаю им здравствовать.
Остаюсь,
Перун-Громовик.»
Старик с силой выдохнул, опять потер спину, размял пальцы. Перечитал написанное. Поглядывая в бумажку и бормоча себе под нос, настукал адрес. Еще раз вздохнул и нажал «Отправить», прошептав при этом древнее заклинание: «Лети с приветом, вернись с ответом».
Окошко мигнуло – и выдало: «Письмо успешно отправлено».
Он глядел на монитор, поглаживая седую бороду. Успешно! Сладил, значит, с новинкой! Ничего, поживем еще... Он не написал Афине: недавно приловчился, будучи не в духе, устраивать обрыв в сети – и ловить безмолвные мольбы оставшихся в темноте людей. Пусть они не знают, какую силу просят, чтобы скорее ремонтники разобрались с неполадкой и вернули желанный свет, - неважно. Они просят – его. И тем дают ему силу... Побаловаться, что ли? Вон какой ветер, как раз удобно... Да нет, и так хорошо. Пусть народишко при свете сидит.
А интересно: ежели подойти к кому из этих... лектриков – кто постарше, не смешливый, - прикинуться старичком-простачком да и сказать: «Ты, мил человек, ежели с твоим лектричеством неладно, перво-наперво поклонись на все четыре стороны да и молви: помоги, мол, Перун-батюшко!» Погонит? Посмеется? А вдруг возьмет да и попробует? Надо бы как-то попытаться...
Старик подошел к окну, глянул на тучи, что всё не решались разродиться дождем, - и расхохотался.
Сверкнула молния. Грохнуло.
По крышам застучали первые капли.
Примечания:
1.Текст письма дан в переводе с общебожественного, с сохранением стиля оригинала.
2. Каким образом людские моления преобразуются в деньги на банковском счету – автору неизвестно. Спросите Гермеса.
3. Электронный адрес Афины является информацией конфиденциальной и разглашению не подлежит.
Трудно оставаться богом
Грузный старик, до глаз заросший бородой, сосредоточенно разглядывал новенький компьютер. Хмурился. Кряхтел. Охо-хонюшки, в наши-то годы... За окном, словно вторя старикову настроению, собирались тучи, порывами налетал ветер. Лампочка на потолке опасно замигала. Старик выпрямился, погрозил лампочке кулаком: вот я тебя! В проводке испуганно пискнуло, и мигание прекратилось. Старик удовлетворенно кивнул и вновь обернулся к компьютеру. Так. Как же это показывали-то... сюда, сюда... теперь сюда, кажись... ага... вот. Глянь-ка, заработало! Ну, теперь... Устроившись поудобнее на стуле и поминутно сверяясь с какими-то каракулями на листке бумаги, старик взялся за мышку. После нескольких неудачных попыток поднял-таки заветное окошко. Вздохнул – и склонился над клавиатурой. Непривычные к клавишам пальцы подолгу зависали над каждой буквой. Шевеля губами и морща лоб, он медленно, по буковке, набирал текст.
За окном темнело. Вдали еле слышно ворчал гром.
«Здравствуй на множество лет, любезная сударыня Афина!
Спешу поделиться радостною вестью. Решился я, хоть годы мои и немалые, послушать совета хитроумного друга твоего Гермеса и обзавестись людскою выдумкою – компутером. И Даждьбог, добрая душа, в том мне помог. Уж и не уразумею я, как он во всех нонешних придумках разбирается, а вот поди ж ты.»
Старик хмыкнул, почесал в затылке. Это верно: Даждьбог, единственный из них, ухитрялся как-то крутиться, приспосабливаться и не терять присутствия духа. Да он всегда был такой, всё ему нипочем, всё, как с гуся вода. Остальные... О многих давно вообще ничего не ведомо, сгинули где-то без следа. Стрибог и Мокошь, по слухам, подались в чужедальние страны, к диким племенам, еще почитающим силу стихий, - в надежде, что тамошние боги сжалятся и дадут чужакам местечко. Сварог и вовсе покинул Землю, плюнув в сердцах и заявив, что миров много, умелому богу занятие найдется; те же, кто не пожелал бросить насиженное место, перебивались – стыдно сказать – людскими промыслами, а то и вовсе спивались, по местному обычаю. Да и сам он... Вспомнилось, как Даждьбог ворвался в избенку, где он уже который век заливал брагой безысходность и бессилие, и выпалил: «Я НАШИХ видел! Из самой из Грекии, двое! Они, брат, таки-ие... Ох, какие! Идем, брат, идем, тебе видеть надобно...» И выволок его таки, заставил умыться-причесаться и привел знакомиться с иноземными гостями. Когда ж это было? Сколько-то лет назад... никогда он не был силен в счете лет – да и к чему? Гости его потрясли: сильные, уверенные, они выглядели так... ну, как дОлжно им выглядеть по чину. Или почти так. Но ведь этого быть не могло! Когда они назвались – Гермес и Афина, - он припомнил: слыхивал о таких, да только было это в те далекие времена, когда и он сам был в силе. Как же так?
Гости кивали, слушая его сбивчивые речи. Не глядели свысока, не косились на старую рубаху и встрепанную бороду. Понимали. А потом заговорили сами. Даждьбог поминутно толкал его в бок – глаза горят, на стуле аж подпрыгивает – и шептал: «Ну ты понял? Я знал, знал!...» Сам он не понимал и половины: Гермес объяснял, что он «придумал, как перенастроить каналы, чтобы энергия тебе шла, если людям важно твое дело, даже без ритуалов и упоминания имени». Поди пойми - каналы, энергия... Но главное уловил: устроиться можно, если только очень постараться. А гости помогут, чем смогут. Они там у себя, спасибо хитроумному плуту Гермесу с его «каналами», уже пристроились – хоть и не так, как когда-то бывало, а все же очень неплохо...
«А еще, любезная Афина, приноровился я теперь заведовать лектричеством. Лектрючки – они вроде моих молоньев, так что меня слушаются. Грозы теперь народишко не боится, то тебе и самой ведомо, а лектричество уважают, им без него никак нельзя. И с того мне какой-никакой прибыток. Живу я теперь не в избе, а в городе, одежку справил новую, пристойную. Поначалу было думал, как ты про Зевса сказывала, с Интернет-богом договориться, чтоб тоже форумами, или как бишь их там, заведовать здесь, на Руси. Да только Зевс через Гермеса с Интернет-богом в друзьях, а мне на поклон надобно идти, и то мне не по нраву. Да и не понимаю я теперь толком людишек-то: громыхну, накажу, ан неправильно будет. Негоже оно. Лучше я с лектрючками, спокойнее. А Зевсу от меня поклон низкий.»
Старик покачал головой, потер затекшую спину. Чудные дела творятся... Зевс-громовержец – кто бы подумал! Интересно, правда ли, что этот Интернет-бог, из новых, сегодняшних, видом как огромный паук? Очень хотелось спросить, но было неловко. Еще обидишь ненароком – а молодые боги сильные. Мало ли что... Ему теперь с ними не тягаться, не те времена.
Кстати, о сегодняшних.
«Видел я намедни Велеса. Кланяться тебе велел. Живет он теперь неплохо, за купцами присматривает. Только самые именитые да богатые не по его части – у тех новый есть, а зовут его, говорят, Брэнд. Велес сказывал – видел его однажды: на колеснице иноземной, морда гладкая, а уж важный... Как глянет – аж холодом шибает, почище будет, Велес молвил, чем старый Сварог во гневе глядел. Так Велес ему дорогу перейти опасается, не то беды не оберешься. Да всякую мелкоту тот Брэнд не замечает, брезгует, вот они-то по части Велеса. Но ничего, и то хлеб. А скотину Велес оставил, потому как скотники уж ни во что не верят, толку нет. Разве только собаку али кошку иной раз пожалеет, ежели хозяева сильно беспокоятся.
А Даждьбог с Хорсом по сей день лаются, кто из них по Солнышку главный. И то бы не беда, они и в прежние годы лаялись, да боле шутейно. Да влез к ним еще и Ярило буйный, коего людишки, по скудоумию своему, тож в солнечные записали. А он и рад. Шумит теперь, что он един во все времена Солнышко по небу катал. Эти двое на смех его подняли, так он грозился вашему Гелиосу грамотку с поношением послать. И ты, любезная Афина, скажи Гелиосу, сделай милость, чтоб не серчал на дурака. Что с него взять? Он больше по срамным делам, сама знаешь.
А что, ваши Аполлон с Гелиосом тоже таково солнышко делят, али мирно живут? Аполлон, поди, больше с Музами-девицами?
Хорс ныне всё боле каким-то «потеплением» промышляет. Он мне толковал, да не больно я понял. Староват, видно, стал. Ну да ежели впрок ему то «потепление» - и ладно.
Даждьбог тебе тоже кланяться просил. Каким делом он сейчас занят, то мне неведомо, не сказывал; однако ж, видно, не бедствует. Компутер себе завел, да и мне c тем помог, научил, что к чему.»
Гермес тоже по купеческой части. Но он-то шустрый, плут-Гермес, ему никакие Брэнды не помеха, хоть они и молодые да наглые. И по почтовой части он, и с Интернет-богом на короткой ноге, что мало кому из старых удается, и еще тысяча дел у него – всем-то он нужен... И даже боги теперь без него – как без рук. Пожалуй, позавидуешь...
«И Гермесу кланяйся от меня, Афиночка-душенька...»
Старик почесал затылок, стер написанное. Почему-то он не решался в глаза назвать строгую Афину, покровительницу наук – все еще покровительницу! – Афиночкой и душенькой. Хотя и очень хотелось. Со смешливым Гермесом было легко – будто вечность знакомы; а Афина – иная. Должно быть, виной тому был его затрапезный вид при первой встрече. Да и сейчас... вон у него борода вся седая, а она-то... хотя годами, пожалуй, и постарше его будет. И как ей удается? Женщины, одно слово...
Вздохнув, старик вернулся к письму:
«И Гермесу кланяйся от меня, любезная Афина. И спасибо ему скажи от меня, что замолвил слово перед другом своим Интернетом, дабы письма мои шли без помех и в пути не пропадали.»
Вот ведь вроде и невеликий труд – по кнопочкам тыкать, а устал, будто невесть какую тяжесть таскал. Тучи гонять – и то не в пример легче. Эх...
«И еще сказывал Даждьбог, будто стали теперь людишки собираться и старым богам молиться. Да только не чую я от того проку – не всерьез оно. Небось, играют, и боле ничего. Играть они теперь горазды. А что, у вас в Еллинской земле тоже таково, али нет?
И на том письмо свое сегодня кончаю, любезная сударыня Афина. Кланяйся от меня еще раз всей вашей семье, и желаю им здравствовать.
Остаюсь,
Перун-Громовик.»
Старик с силой выдохнул, опять потер спину, размял пальцы. Перечитал написанное. Поглядывая в бумажку и бормоча себе под нос, настукал адрес. Еще раз вздохнул и нажал «Отправить», прошептав при этом древнее заклинание: «Лети с приветом, вернись с ответом».
Окошко мигнуло – и выдало: «Письмо успешно отправлено».
Он глядел на монитор, поглаживая седую бороду. Успешно! Сладил, значит, с новинкой! Ничего, поживем еще... Он не написал Афине: недавно приловчился, будучи не в духе, устраивать обрыв в сети – и ловить безмолвные мольбы оставшихся в темноте людей. Пусть они не знают, какую силу просят, чтобы скорее ремонтники разобрались с неполадкой и вернули желанный свет, - неважно. Они просят – его. И тем дают ему силу... Побаловаться, что ли? Вон какой ветер, как раз удобно... Да нет, и так хорошо. Пусть народишко при свете сидит.
А интересно: ежели подойти к кому из этих... лектриков – кто постарше, не смешливый, - прикинуться старичком-простачком да и сказать: «Ты, мил человек, ежели с твоим лектричеством неладно, перво-наперво поклонись на все четыре стороны да и молви: помоги, мол, Перун-батюшко!» Погонит? Посмеется? А вдруг возьмет да и попробует? Надо бы как-то попытаться...
Старик подошел к окну, глянул на тучи, что всё не решались разродиться дождем, - и расхохотался.
Сверкнула молния. Грохнуло.
По крышам застучали первые капли.
Примечания:
1.Текст письма дан в переводе с общебожественного, с сохранением стиля оригинала.
2. Каким образом людские моления преобразуются в деньги на банковском счету – автору неизвестно. Спросите Гермеса.
3. Электронный адрес Афины является информацией конфиденциальной и разглашению не подлежит.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 9
КАЖДЫЙ САМ ПО СЕБЕ
Не вытанцовывалось ничего! Не сходилось!!
Колода шлепнулась на пол. Мужчина по-стариковски зябко передернул плечами, плотнее замотался в плед, встал и подошел к окну. Над линией горизонта в голубой дымке светила Земля. «Красиво, – в который уже раз подумал мужчина. – Как хорошо, что я это придумал – атмосферные небесные тела…»
Мужчина некоторое время постоял у окна. На самом деле ему было скучно. Тоска и меланхолия одолевали его с тех самых пор, когда дети его там, на Земле, решили, что Бог должен быть един. И он стал един. Он сначала обрадовался, потому что по сути своей был интровертом и долгим задушевным беседам, как и веселым искрометным попойкам, всегда предпочитал одиночество. Но одиночества оказалось слишком много. Тогда он обратил взор свой к людям.
Люди… Дети его. Ему хотелось любви своих детей, хотелось тепла и света, улыбок и радости. Этого не было. Люди не умели дать то, что было так ему необходимо. И он решил научить их. Он послал им своего сына и стал ждать.
Может, он был плохим учителем, а может, плохим творцом, но люди учиться не пожелали. А может, они просто были ещё детьми и хотели играть в свои собственные игры. Надо было снова ждать.
Ждать он не любил. Он разозлился и отвернулся от детей своих. И перестал слушать их. Он стал Богом, который сам по себе.
Мужчина прикрыл глаза. В который уже раз подумал, не создать ли атмосферу и на Луне, усмехнулся и не стал додумывать. Он вернулся к столу, не глядя достал из пространства новую колоду. Вздохнул, поменял цвет роз на рубашке с красного на голубой и кресло под собой на табурет. Скинул плед, перетасовал колоду и решительно начал раскладывать «Косынку» в три карты.
***
Монитор мигнул и погас. Леночка потянулась, залезла в стол и достала сумочку и туфельки. Сегодня пятница, и можно сбежать с работы пораньше. Дома должно вкусно пахнуть борщом - баб Надь обещала сварить к Олежкиному приезду, - и самим Олежкой. Олежки не было дома неделю, и она успела соскучиться.
Олежка, самый лучший мужчина в мире, умотал отмечать своё тридцатилетие в Приэльбрусье. В этот раз они должны были уехать вместе, но Леночку не отпустили с работы (за что она мстительно раскладывала всю неделю своего любимого паука и больше ничего не делала). И теперь ей было радостно, что он уже сегодня должен быть дома, и любопытно, что же он привезет ей в подарок. Олежка считался проштрафившимся – он поддался долгим Леночкиным уговорам уехать одному, без неё.
Поправляя перед зеркалом курточку и шарф, Леночка рассмеялась. Она была чудо как хороша: густые волосы рассыпались по плечам русой волной, тонкие брови красиво изгибались над большими тёмно-серыми глазами, аккуратные губки, маленький подбородок, длинная шея и грудь, которой Леночка заслуженно гордилась, – третий номер с формой, которую нет нужды корректировать бюстгальтером.
Сбегая по лестнице, чтобы не ждать лифт, Леночка продолжала радостно улыбаться предстоящему Олежкиному рассказу про ветер в лицо и снег, залепляющий очки, про слепящее солнце, про свинцовые тучи, про очереди на канатке и про чай с коньяком. А ещё ей всегда было интересно, о чем он умалчивает, возвращаясь домой, – её Олежка, покоритель вершин. Её бог.
Завибрировал телефон.
– Савёлова Елена Владимировна? Савёлов Олег Викторович скончался в результате автомобильной катастрофы. Вам необходимо…
Нет!!!
Обломки телефона отскочили от стены и рассыпались под ногами.
Нет… Господи, за что?! За что, Господи?!! За что…
***
В монастыре в честь Покрова Пресвятой Богородицы* молилась молодая женщина. Молилась истово – Богу, которого она любила и который никогда не отвечал. Молилась, чтобы поделиться любовью, которой у неё было слишком много.
***
Мальчик поднял глаза на небо.
Интересно, если Бог есть, то как он выглядит? Чем занимается? И где он вообще живет?
Соседский кот прервал эти размышления, выйдя на охоту за толстым голубем. Какое-то время пацан смотрел, как котяра подкрадывается к сидящему сизарю, потом поднял камушек и ловко запустил в рыжего охотника. Не попал. Развернулся и пошел есть борщ.
---------------
*Монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы (ставропигиальный) (женский) на ул. Таганской в г. Москве.
КАЖДЫЙ САМ ПО СЕБЕ
Не вытанцовывалось ничего! Не сходилось!!
Колода шлепнулась на пол. Мужчина по-стариковски зябко передернул плечами, плотнее замотался в плед, встал и подошел к окну. Над линией горизонта в голубой дымке светила Земля. «Красиво, – в который уже раз подумал мужчина. – Как хорошо, что я это придумал – атмосферные небесные тела…»
Мужчина некоторое время постоял у окна. На самом деле ему было скучно. Тоска и меланхолия одолевали его с тех самых пор, когда дети его там, на Земле, решили, что Бог должен быть един. И он стал един. Он сначала обрадовался, потому что по сути своей был интровертом и долгим задушевным беседам, как и веселым искрометным попойкам, всегда предпочитал одиночество. Но одиночества оказалось слишком много. Тогда он обратил взор свой к людям.
Люди… Дети его. Ему хотелось любви своих детей, хотелось тепла и света, улыбок и радости. Этого не было. Люди не умели дать то, что было так ему необходимо. И он решил научить их. Он послал им своего сына и стал ждать.
Может, он был плохим учителем, а может, плохим творцом, но люди учиться не пожелали. А может, они просто были ещё детьми и хотели играть в свои собственные игры. Надо было снова ждать.
Ждать он не любил. Он разозлился и отвернулся от детей своих. И перестал слушать их. Он стал Богом, который сам по себе.
Мужчина прикрыл глаза. В который уже раз подумал, не создать ли атмосферу и на Луне, усмехнулся и не стал додумывать. Он вернулся к столу, не глядя достал из пространства новую колоду. Вздохнул, поменял цвет роз на рубашке с красного на голубой и кресло под собой на табурет. Скинул плед, перетасовал колоду и решительно начал раскладывать «Косынку» в три карты.
***
Монитор мигнул и погас. Леночка потянулась, залезла в стол и достала сумочку и туфельки. Сегодня пятница, и можно сбежать с работы пораньше. Дома должно вкусно пахнуть борщом - баб Надь обещала сварить к Олежкиному приезду, - и самим Олежкой. Олежки не было дома неделю, и она успела соскучиться.
Олежка, самый лучший мужчина в мире, умотал отмечать своё тридцатилетие в Приэльбрусье. В этот раз они должны были уехать вместе, но Леночку не отпустили с работы (за что она мстительно раскладывала всю неделю своего любимого паука и больше ничего не делала). И теперь ей было радостно, что он уже сегодня должен быть дома, и любопытно, что же он привезет ей в подарок. Олежка считался проштрафившимся – он поддался долгим Леночкиным уговорам уехать одному, без неё.
Поправляя перед зеркалом курточку и шарф, Леночка рассмеялась. Она была чудо как хороша: густые волосы рассыпались по плечам русой волной, тонкие брови красиво изгибались над большими тёмно-серыми глазами, аккуратные губки, маленький подбородок, длинная шея и грудь, которой Леночка заслуженно гордилась, – третий номер с формой, которую нет нужды корректировать бюстгальтером.
Сбегая по лестнице, чтобы не ждать лифт, Леночка продолжала радостно улыбаться предстоящему Олежкиному рассказу про ветер в лицо и снег, залепляющий очки, про слепящее солнце, про свинцовые тучи, про очереди на канатке и про чай с коньяком. А ещё ей всегда было интересно, о чем он умалчивает, возвращаясь домой, – её Олежка, покоритель вершин. Её бог.
Завибрировал телефон.
– Савёлова Елена Владимировна? Савёлов Олег Викторович скончался в результате автомобильной катастрофы. Вам необходимо…
Нет!!!
Обломки телефона отскочили от стены и рассыпались под ногами.
Нет… Господи, за что?! За что, Господи?!! За что…
***
В монастыре в честь Покрова Пресвятой Богородицы* молилась молодая женщина. Молилась истово – Богу, которого она любила и который никогда не отвечал. Молилась, чтобы поделиться любовью, которой у неё было слишком много.
***
Мальчик поднял глаза на небо.
Интересно, если Бог есть, то как он выглядит? Чем занимается? И где он вообще живет?
Соседский кот прервал эти размышления, выйдя на охоту за толстым голубем. Какое-то время пацан смотрел, как котяра подкрадывается к сидящему сизарю, потом поднял камушек и ловко запустил в рыжего охотника. Не попал. Развернулся и пошел есть борщ.
---------------
*Монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы (ставропигиальный) (женский) на ул. Таганской в г. Москве.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 10
Младшенький Бог.
Ну да, он был младшеньким, и что?
Конечно, этим, старшим: Тане, Понатури, Туматауэнга и прочим зазнайкам, - достались тепленькие местечки – гладь моря, или синь неба, или тишина подземного царства. Ну и плевать! У него, Бенамуки, была лишь гора - и немножко земли в океане, рассыпанной вокруг этой горы. Зато гора была отменная – крутая, с обрывами и водопадами, с зеленой шерсткой леса и внутренним подогревом! Внутри, в горе, клокотал сок земли, иногда прорываясь наружу яркими и красивыми языками раскаленного теста. Эти языки ползли вниз, по склонам горы, жирными горячими червяками и сердито шипели, ткнувшись своими мордочками в море! Бенамуки обожал это. Была б его воля – он бы каждый день выпускал наружу эти языки! Но Ранги, Отец-небо, родивший всех остальных богов, старый, скучный и ворчливый, не разрешал Бенамуки пугать «тех-кто-внизу» (ну, или людей, как их называл Ранги). Бенамуки поначалу собирался было плюнуть на Ранги, да и делать по-своему – потихоньку, разумеется. Но, увидев, как почтительно слушают Ранги Авха – бог шторма, Аватеа – богиня Луны, и даже сам Амии-Те-Ранги, пожиратель людей, младшенький бог Бенамуки смирился, решив, что потом, попозже, он всегда сможет уговорить свою мать, богиню земли Папа, чтобы та почаще и посильнее помешивала свое варево в громадном подземном котле! А Мать-Земля Папа его послушает, обязательно, потому что он – младшенький и ее любимчик.
Но все равно, сидеть на высокой горе и править этим миром было скучно. Да и некем было править особо-то. Ну, лес был на склонах горы. Так он, лес, бессловесный - и боится его, Бенамуки, изначально. Кто еще? У нижней кромки зарослей, там, где они выползали на песчаный берег кучками кокосовых пальм, жили «те-кто-внизу». Тоже скучные! Они ели, пили, спали, охотились, пыхтели в хижинах и часто танцевали у своих костров, смешно взбрыкивая острыми коленками и потешно тыкая в небо копьями. Скучно. Правда, когда выходила луна, становилось поинтереснее. Тогда девушки селения «тех-кто-внизу» начинали танцевать особый женский танец «пои», и Бенамуки уже не смеялся. Они, эти девушки, были такие кругленькие со всех сторон, и милые, и юбочки из древесной коры так здорово вертелись вокруг их стройных ножек, а иногда в полосках пальмовых волокон мелькали и пухлые ягодицы… нет, Бенамуки определенно нравилось, когда танцевали девушки. И все было бы чудесно. Если бы не эта вонь!
Вот скажите, почему «те-кто-внизу» решили, что он, Бенамуки, питается дымом жертвенных костров? Какой придурок им это вбил в голову? Вы когда-нибудь пробовали питаться дымом? Да любой мало-мальски уважающий себя бог живо ноги протянет от такой диеты! Нет же. Как праздник, или удачная охота, или свадьба, или еще какое торжество – обязательно надо напихать в костер костей, шкуры, требухи и прочих малоаппетитных вещей, и – на, Бенамуки, наслаждайся!!
Бог вздохнул, потом принюхался. Ну, так и есть! Опять жгут несъедобные остатки! А сами сочные кусочки мяса трескают! Что там у них, внеочередной праздник?
Он высунулся в окно Хижины Бога и постарался рассмотреть, что же там, внизу, происходит. Вечерело, и над побережьем стелился туман, так что любопытному богу ничего не удалось увидеть. Бенамуки сморщил нос, пытаясь не дышать запахом горелой кожи, и выпрыгнул в окошко. И побежал прямиком к селению.
Селение было недалеко, и он скоро оказался совсем рядом со скопищем «тех-кто-внизу», веселых от пальмового пива, громко говорящих, хвастающихся кто новым копьем, кто убитым леопардом, кто молодой женой. Они жевали мясо, вытирали жирные пальцы о бока подруг - и.. и… и совсем не замечали присутствие его, Бога!!!
Бенамуки совсем уж было решил плеснуть на головы пирующих внеочередной, но сильный дождик, но остановился, потому что шаман «тех-кто-внизу» вдруг забарабанил, как сумасшедший, в свой длинный и узкий барабан, и девушки племени, разодетые в новые пальмовые юбки, подскочили, одна за одной, и пошли по кругу, приплясывая и подчиняясь общему ритму, а ритм тот задавали пары пальмового пива, клубящиеся в голове шамана.
Бенамуки замер.
Прелестницы шествовали нестройным рядом, хлопая в ладоши, покачивая бедрами, взмахивая руками, словно крыльями, напевая, под звуки флейты коауа, низкими голосами старинную песню о море и выбивая пыльную дробь из утоптанной тысячами пяток земли. Полоски древесной коры взлетали над их ягодицами, будто легкие листья пальм под южным ветром, а, мелькавшие меж полосками коры смуглые проблески кожи казались взрывами откровения. Хотя Бенамуки плохо понимал, что такое «взрывы». А первой шла девушка, которой он ранее не видел.
Как так? Он ведь знал тут всех наперечет, от малышек, которым еще расти и расти, до тех, кто давно уже носит цветок за ухом, как символ замужества!
Откуда она тут взялась? И кто она?
Бенамуки недолго удивлялся – бросил. Потому что не до того было. Потому что ну просто сил не было глядеть на эту красоту!
Девушка была и стройной, и пышной, где надо; и нежной, и упругой, если надо; ее руки были двумя змеями, обнимавшими мир Бенамуки, а бедра несли в себе истину, известную лишь Папа, матери всех богов. Она двигалась легко, будто летела, и в то же время казалась дочерью Земли, знающей все ее тайны. У Бенамуки зачесались ладошки – погладить бы эту чудесницу по бархатной коже! Ощутить тепло ее тела, забыться в запахе волос! И пусть ее острые соски, похожие на козьи, поползут по его груди, щекоча кожу, царапая ее и дразня!
А ее волосы, наверное, пахнут манго.
А сама она пахнет травой, и нежно-сладким запахом бананов, молодых, твердых, сочных бананов!
Бенамуки замер, едва дыша. Пальцы его, длинные, коричневые, с белыми ногтями, непроизвольно сжались в кулаки, а глаза – темные глаза Бога – неотрывно впились в незнакомку. Она не шла. Она плыла над землей, над его островом, над вершинами пальм, над горой, где стоит его Хижина Бога, построенная руками жителей деревни, и где он живет – незримо для них и вполне осязаемо для него. Она парила над его миром, смеясь, танцуя и кокетливо встряхивая цветочной гирляндой, вздрагивающей на возбужденной груди, а Бенамуки умирал, глядя на нее, потому что понимал, что такой Бог, как он – никчемный, самый младший, владеющий лишь захудалым островом, – зачем он ей, такой??
Он сбежал. Трусливо сбежал, как заяц, скрылся в хижину, уткнулся носом в покрывала из коры, наброшенные на его ложе, и постарался не думать об этой девушке. Тщетно! Она шла по его коже, аккуратно переступала по извилинам его мозга, трогала тонкими пальцами его щеку… волосы… плечо… руку, потом ползла белой ладошкой по бедру, цепляла его набедренную повязку…
Черт!!!!!
Бенамуки вскочил и выбежал из хижины. Такого с ним еще не было. Каждая пальма казалась девушкой, и в каждой девушке мерещилась танцующая незнакомка! А тут еще эта луна. Кто ее просил светить так ярко, и именно сегодня?
И что это такое непонятное происходит с ним самим и с его набедренной повязкой?
Там, внизу, продолжался Праздник Горелого Мяса. Бежать к ним? Зачем? Чтобы она отвергла его? Да. Он Бог, но она… она… она - это что-то выше!
Бенамуки тихо завыл сквозь стиснутые зубы и вцепился в ближнюю пальму. Дрожь возбужденного тела передалась рукам, оттуда – ладоням, а потом уж и дереву, а от него – земле на склоне горы, принадлежащей Бенамуки. Земля вздохнула, принимая в себя чужое возбуждение, поняла его, постаралась погасить, но – не простой человек обращался к ней – Бог! Потому качнулись, как в бурю, пальмы, встряхивая перистыми руками-листьями, хватаясь ими за темный воздух южной ночи, и камни на склоне горы Бенамуки заворочались, просыпаясь, и покатились вниз по склону, и горячие веселые языки из недр ткнулись было наверх, стремясь поиграть с островом, его жителями, и пошипеть в прохладных морских волнах – да и стухли. Потому что сам Бенамуки уже справился с собой, отнял руки от пальмы, долго растирал ими горящее лицо, а потом так же долго плавал в прохладном океане, чувствуя, как возвращается к нему былое состояние мира и покоя.
Он наплавался до одури, едва не отправившись в гости к своему брату, морскому богу Понатури, и, остыв, чувствуя себя холодным и спокойным, мудрым, старым и способным укрощать свои порывы, таки выплыл на берег. Там постоял, чувствуя, как прохладный бриз сдувает с него последние остатки наваждения.
- Я – Бенамуки, - повелительно и спокойно сказал он морю, лесу и своей горе. И море подтвердило, шлепнув волной ему в пятку: «Ты – младший бог Бенамуки», а лес, услышав его голос, выдохнул обеспокоенно: «Ох, ох, ты хозяин острова, Бенамуки!», и гора, хранящая сок земли, отозвалась глухим рокотом и дрожью – «Бен-н-на-мук-к-ки…»
Потом было равнодушие. Он шел к своей хижине, построенной для него когда-то давно «теми-кто-внизу» на самой вершине горы, и ему было плевать и на гору, и на море, и на «тех-кто-внизу», и на их дочек. Наверное, ему опять сегодня принесут дары – пальмового пива, фруктов, а может, даже козленка. Хотя нет, козленка они сами сожрут, а ему достанется вонь горелой шкуры! Чувствуя, как в нем просыпается старая злость, Бенамуки впрыгнул в окошко своей хижины и… упал на колени, притаился, не дыша, отполз ужом в тень, затаился там и не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца. Резко вспотели ладони, пересохло горло, и глаза отказывались верить тому, что она – здесь!!!
Она сидела в Кресле Бога , неудобном, жестком, деревянном кресле с прямой спинкой, украшенной резными морскими чудовищами. Чудовища разевали пасти и, казалось, хотели укусить девушку за округлые локти или, извернувшись, лизнуть смуглую кожу на ее боках. Она сидела в кресле, покорная, и даже не вздыхала. Опустила голову, волосы заскользили по плечам и упали на цветочную гирлянду. Бенамуки подкрался поближе, так, чтобы ему было видно лицо девушки. Он ожидал увидеть испуг. Или следы слез, но – нет. Она разглядывала собственные пальцы, потом перебирала полоски древесной коры на юбке, потом начала поправлять гирлянду из цветов, висевшую на шее. Порядком потрепанная в танцах гирлянда вдруг рассыпалась, и девушка просто стащила ее с шеи и отшвырнула прочь, а потом сладко потянулась в кресле, зевая и пронзая насквозь Бога своими острыми сосками, сияющими в ночном свете, и телом, облитым лунным молоком – так, что хотелось это молоко с нее слизнуть…
«Иди к ней», - стукнуло сердце бога, и младшенький шагнул было к девушке, но тут же отпрянул назад. Нет, нет, нет… нельзя! Он лишь напугает ее! И она уйдет, насовсем, и он больше никогда ее не увидит! Нет. Он только посмотрит на нее, посмотрит, и все.
И Бог застыл, как изваяние, в самом темном углу хижины. Но стоять спокойно и просто смотреть никак не получалось. Кровь вдруг стала удивительно горячей и бестолково тыкалась по венам, шумя в ушах и покалывая в пальцах рук. Сердце стучало в том же ритме, что и барабан пьяного шамана. Колени-предатели вдруг начали мелко дрожать, зубы пытались выстучать какую-то дробь, а то, что под набедренной повязкой, совсем взбесилось!
Потом он обнаружил, что давно уже не дышит. Забыл дышать, наверное, засмотревшись на нее. «Я умру? Или уже умираю? - мелькнула мысль, - ах, если бы! Умереть сейчас, тут, у ее ног – я более ничего не хочу!»
Но тут девушка, которой, видимо, наскучило сидеть в тишине и пустоте, вдруг опять потянулась в кресле, встала и шагнула туда, где стоял, вжимаясь в стену, Бенамуки. И он понял, что хочет! Очень хочет дотронуться до нее, ощутить, какая на ощупь ее кожа, и так ли мягки бедра, как кажется, и узнать, каково это – ощущать ее соски на своей груди…
Он уже ничего не думал и ничего не боялся.
Он поднял руку и положил ей на плечо, предвкушая, как сейчас тепло ее тела зажжет огонь в его ладони.
И увидел, как его ладонь проходит сквозь тело девушки, будто сквозь дым, тот самый жирный дым, который все время летит от их проклятых костров!!!
Он резко, как только мог, схватил ее за плечи, ожидая подсознательно услышать девичий вскрик боли, и страшась этого, и надеясь, но – нет… руки ухватили лишь спинку кресла, к которой прислонилась девушка…
А она еще раз зевнула, потянулась, будто сытая кошка, обдавая Бенамуки запахом своего тела, и недовольно пробормотала:
- Ну, хватит уже, я думаю. Шаман сказал: «Земля дрожит, а козленка мы уже съели! А Бог сердится. Ступай, посиди в хижине до рассвета и возвращайся. Будет считаться, что Бог взял тебя и что Бог доволен» А рассвет уже скоро, и надоело мне одной тут торчать!
Она развернулась и пошла прочь из хижины, даже не оглядываясь – а зачем? Чтобы увидеть бледного от ярости и страшного лицом Бенамуки, который бормотал бессвязно, обращаясь ни к кому - и ко всем сразу:
- Почему? Почему? Почему так??? Вы, кто знает? Почему она ушла? Почему я не смог? Почему??? Вы, те, кто правят, ответьте мне – почему вы так со мной??
И вздохнула Папа – Мать-Земля, пророкотал Ранги – Отец-Небо, шлепнул волнами Понатури – Брат-Море, засмеялась с неба Аватеа – Сестра-Луна:
- Потому что ты – младшенький! Младшенький Бог! Мал ты еще, Бенамуки!
Среди всяческих бед, обрушившихся в свое время на род людской, отдельное место занимают извержения вулканов. И самым мощным, самым известным из них, является, пожалуй, извержение вулкана Кракатоа. Оно обладало поистине чудовищной разрушительной силой. В воздух взлетели тонны камней, пепла и пемзы, а его рекордно громкий звук был слышен за многие сотни километров. Согласно подсчетам, вблизи Кракатоа цунами, следующие за извержением, разрушили более сотни деревень и городов и нанесли ущерб еще стольким же. Погибло и пострадало, по меньшей мере, почти тридцать семь тысяч человек. Это извержение стало одним из самых смертоносных за всю историю человечества.
Выжившие туземцы очень неохотно и со страхом вспоминают об извержении, бормоча лишь одно: «Бог очень рассердился». Простим же им их невежество, ибо мы, люди, вооруженные знаниями, прекрасно знаем, что же является истинной причиной таких страшных катаклизмов…
Младшенький Бог.
Ну да, он был младшеньким, и что?
Конечно, этим, старшим: Тане, Понатури, Туматауэнга и прочим зазнайкам, - достались тепленькие местечки – гладь моря, или синь неба, или тишина подземного царства. Ну и плевать! У него, Бенамуки, была лишь гора - и немножко земли в океане, рассыпанной вокруг этой горы. Зато гора была отменная – крутая, с обрывами и водопадами, с зеленой шерсткой леса и внутренним подогревом! Внутри, в горе, клокотал сок земли, иногда прорываясь наружу яркими и красивыми языками раскаленного теста. Эти языки ползли вниз, по склонам горы, жирными горячими червяками и сердито шипели, ткнувшись своими мордочками в море! Бенамуки обожал это. Была б его воля – он бы каждый день выпускал наружу эти языки! Но Ранги, Отец-небо, родивший всех остальных богов, старый, скучный и ворчливый, не разрешал Бенамуки пугать «тех-кто-внизу» (ну, или людей, как их называл Ранги). Бенамуки поначалу собирался было плюнуть на Ранги, да и делать по-своему – потихоньку, разумеется. Но, увидев, как почтительно слушают Ранги Авха – бог шторма, Аватеа – богиня Луны, и даже сам Амии-Те-Ранги, пожиратель людей, младшенький бог Бенамуки смирился, решив, что потом, попозже, он всегда сможет уговорить свою мать, богиню земли Папа, чтобы та почаще и посильнее помешивала свое варево в громадном подземном котле! А Мать-Земля Папа его послушает, обязательно, потому что он – младшенький и ее любимчик.
Но все равно, сидеть на высокой горе и править этим миром было скучно. Да и некем было править особо-то. Ну, лес был на склонах горы. Так он, лес, бессловесный - и боится его, Бенамуки, изначально. Кто еще? У нижней кромки зарослей, там, где они выползали на песчаный берег кучками кокосовых пальм, жили «те-кто-внизу». Тоже скучные! Они ели, пили, спали, охотились, пыхтели в хижинах и часто танцевали у своих костров, смешно взбрыкивая острыми коленками и потешно тыкая в небо копьями. Скучно. Правда, когда выходила луна, становилось поинтереснее. Тогда девушки селения «тех-кто-внизу» начинали танцевать особый женский танец «пои», и Бенамуки уже не смеялся. Они, эти девушки, были такие кругленькие со всех сторон, и милые, и юбочки из древесной коры так здорово вертелись вокруг их стройных ножек, а иногда в полосках пальмовых волокон мелькали и пухлые ягодицы… нет, Бенамуки определенно нравилось, когда танцевали девушки. И все было бы чудесно. Если бы не эта вонь!
Вот скажите, почему «те-кто-внизу» решили, что он, Бенамуки, питается дымом жертвенных костров? Какой придурок им это вбил в голову? Вы когда-нибудь пробовали питаться дымом? Да любой мало-мальски уважающий себя бог живо ноги протянет от такой диеты! Нет же. Как праздник, или удачная охота, или свадьба, или еще какое торжество – обязательно надо напихать в костер костей, шкуры, требухи и прочих малоаппетитных вещей, и – на, Бенамуки, наслаждайся!!
Бог вздохнул, потом принюхался. Ну, так и есть! Опять жгут несъедобные остатки! А сами сочные кусочки мяса трескают! Что там у них, внеочередной праздник?
Он высунулся в окно Хижины Бога и постарался рассмотреть, что же там, внизу, происходит. Вечерело, и над побережьем стелился туман, так что любопытному богу ничего не удалось увидеть. Бенамуки сморщил нос, пытаясь не дышать запахом горелой кожи, и выпрыгнул в окошко. И побежал прямиком к селению.
Селение было недалеко, и он скоро оказался совсем рядом со скопищем «тех-кто-внизу», веселых от пальмового пива, громко говорящих, хвастающихся кто новым копьем, кто убитым леопардом, кто молодой женой. Они жевали мясо, вытирали жирные пальцы о бока подруг - и.. и… и совсем не замечали присутствие его, Бога!!!
Бенамуки совсем уж было решил плеснуть на головы пирующих внеочередной, но сильный дождик, но остановился, потому что шаман «тех-кто-внизу» вдруг забарабанил, как сумасшедший, в свой длинный и узкий барабан, и девушки племени, разодетые в новые пальмовые юбки, подскочили, одна за одной, и пошли по кругу, приплясывая и подчиняясь общему ритму, а ритм тот задавали пары пальмового пива, клубящиеся в голове шамана.
Бенамуки замер.
Прелестницы шествовали нестройным рядом, хлопая в ладоши, покачивая бедрами, взмахивая руками, словно крыльями, напевая, под звуки флейты коауа, низкими голосами старинную песню о море и выбивая пыльную дробь из утоптанной тысячами пяток земли. Полоски древесной коры взлетали над их ягодицами, будто легкие листья пальм под южным ветром, а, мелькавшие меж полосками коры смуглые проблески кожи казались взрывами откровения. Хотя Бенамуки плохо понимал, что такое «взрывы». А первой шла девушка, которой он ранее не видел.
Как так? Он ведь знал тут всех наперечет, от малышек, которым еще расти и расти, до тех, кто давно уже носит цветок за ухом, как символ замужества!
Откуда она тут взялась? И кто она?
Бенамуки недолго удивлялся – бросил. Потому что не до того было. Потому что ну просто сил не было глядеть на эту красоту!
Девушка была и стройной, и пышной, где надо; и нежной, и упругой, если надо; ее руки были двумя змеями, обнимавшими мир Бенамуки, а бедра несли в себе истину, известную лишь Папа, матери всех богов. Она двигалась легко, будто летела, и в то же время казалась дочерью Земли, знающей все ее тайны. У Бенамуки зачесались ладошки – погладить бы эту чудесницу по бархатной коже! Ощутить тепло ее тела, забыться в запахе волос! И пусть ее острые соски, похожие на козьи, поползут по его груди, щекоча кожу, царапая ее и дразня!
А ее волосы, наверное, пахнут манго.
А сама она пахнет травой, и нежно-сладким запахом бананов, молодых, твердых, сочных бананов!
Бенамуки замер, едва дыша. Пальцы его, длинные, коричневые, с белыми ногтями, непроизвольно сжались в кулаки, а глаза – темные глаза Бога – неотрывно впились в незнакомку. Она не шла. Она плыла над землей, над его островом, над вершинами пальм, над горой, где стоит его Хижина Бога, построенная руками жителей деревни, и где он живет – незримо для них и вполне осязаемо для него. Она парила над его миром, смеясь, танцуя и кокетливо встряхивая цветочной гирляндой, вздрагивающей на возбужденной груди, а Бенамуки умирал, глядя на нее, потому что понимал, что такой Бог, как он – никчемный, самый младший, владеющий лишь захудалым островом, – зачем он ей, такой??
Он сбежал. Трусливо сбежал, как заяц, скрылся в хижину, уткнулся носом в покрывала из коры, наброшенные на его ложе, и постарался не думать об этой девушке. Тщетно! Она шла по его коже, аккуратно переступала по извилинам его мозга, трогала тонкими пальцами его щеку… волосы… плечо… руку, потом ползла белой ладошкой по бедру, цепляла его набедренную повязку…
Черт!!!!!
Бенамуки вскочил и выбежал из хижины. Такого с ним еще не было. Каждая пальма казалась девушкой, и в каждой девушке мерещилась танцующая незнакомка! А тут еще эта луна. Кто ее просил светить так ярко, и именно сегодня?
И что это такое непонятное происходит с ним самим и с его набедренной повязкой?
Там, внизу, продолжался Праздник Горелого Мяса. Бежать к ним? Зачем? Чтобы она отвергла его? Да. Он Бог, но она… она… она - это что-то выше!
Бенамуки тихо завыл сквозь стиснутые зубы и вцепился в ближнюю пальму. Дрожь возбужденного тела передалась рукам, оттуда – ладоням, а потом уж и дереву, а от него – земле на склоне горы, принадлежащей Бенамуки. Земля вздохнула, принимая в себя чужое возбуждение, поняла его, постаралась погасить, но – не простой человек обращался к ней – Бог! Потому качнулись, как в бурю, пальмы, встряхивая перистыми руками-листьями, хватаясь ими за темный воздух южной ночи, и камни на склоне горы Бенамуки заворочались, просыпаясь, и покатились вниз по склону, и горячие веселые языки из недр ткнулись было наверх, стремясь поиграть с островом, его жителями, и пошипеть в прохладных морских волнах – да и стухли. Потому что сам Бенамуки уже справился с собой, отнял руки от пальмы, долго растирал ими горящее лицо, а потом так же долго плавал в прохладном океане, чувствуя, как возвращается к нему былое состояние мира и покоя.
Он наплавался до одури, едва не отправившись в гости к своему брату, морскому богу Понатури, и, остыв, чувствуя себя холодным и спокойным, мудрым, старым и способным укрощать свои порывы, таки выплыл на берег. Там постоял, чувствуя, как прохладный бриз сдувает с него последние остатки наваждения.
- Я – Бенамуки, - повелительно и спокойно сказал он морю, лесу и своей горе. И море подтвердило, шлепнув волной ему в пятку: «Ты – младший бог Бенамуки», а лес, услышав его голос, выдохнул обеспокоенно: «Ох, ох, ты хозяин острова, Бенамуки!», и гора, хранящая сок земли, отозвалась глухим рокотом и дрожью – «Бен-н-на-мук-к-ки…»
Потом было равнодушие. Он шел к своей хижине, построенной для него когда-то давно «теми-кто-внизу» на самой вершине горы, и ему было плевать и на гору, и на море, и на «тех-кто-внизу», и на их дочек. Наверное, ему опять сегодня принесут дары – пальмового пива, фруктов, а может, даже козленка. Хотя нет, козленка они сами сожрут, а ему достанется вонь горелой шкуры! Чувствуя, как в нем просыпается старая злость, Бенамуки впрыгнул в окошко своей хижины и… упал на колени, притаился, не дыша, отполз ужом в тень, затаился там и не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца. Резко вспотели ладони, пересохло горло, и глаза отказывались верить тому, что она – здесь!!!
Она сидела в Кресле Бога , неудобном, жестком, деревянном кресле с прямой спинкой, украшенной резными морскими чудовищами. Чудовища разевали пасти и, казалось, хотели укусить девушку за округлые локти или, извернувшись, лизнуть смуглую кожу на ее боках. Она сидела в кресле, покорная, и даже не вздыхала. Опустила голову, волосы заскользили по плечам и упали на цветочную гирлянду. Бенамуки подкрался поближе, так, чтобы ему было видно лицо девушки. Он ожидал увидеть испуг. Или следы слез, но – нет. Она разглядывала собственные пальцы, потом перебирала полоски древесной коры на юбке, потом начала поправлять гирлянду из цветов, висевшую на шее. Порядком потрепанная в танцах гирлянда вдруг рассыпалась, и девушка просто стащила ее с шеи и отшвырнула прочь, а потом сладко потянулась в кресле, зевая и пронзая насквозь Бога своими острыми сосками, сияющими в ночном свете, и телом, облитым лунным молоком – так, что хотелось это молоко с нее слизнуть…
«Иди к ней», - стукнуло сердце бога, и младшенький шагнул было к девушке, но тут же отпрянул назад. Нет, нет, нет… нельзя! Он лишь напугает ее! И она уйдет, насовсем, и он больше никогда ее не увидит! Нет. Он только посмотрит на нее, посмотрит, и все.
И Бог застыл, как изваяние, в самом темном углу хижины. Но стоять спокойно и просто смотреть никак не получалось. Кровь вдруг стала удивительно горячей и бестолково тыкалась по венам, шумя в ушах и покалывая в пальцах рук. Сердце стучало в том же ритме, что и барабан пьяного шамана. Колени-предатели вдруг начали мелко дрожать, зубы пытались выстучать какую-то дробь, а то, что под набедренной повязкой, совсем взбесилось!
Потом он обнаружил, что давно уже не дышит. Забыл дышать, наверное, засмотревшись на нее. «Я умру? Или уже умираю? - мелькнула мысль, - ах, если бы! Умереть сейчас, тут, у ее ног – я более ничего не хочу!»
Но тут девушка, которой, видимо, наскучило сидеть в тишине и пустоте, вдруг опять потянулась в кресле, встала и шагнула туда, где стоял, вжимаясь в стену, Бенамуки. И он понял, что хочет! Очень хочет дотронуться до нее, ощутить, какая на ощупь ее кожа, и так ли мягки бедра, как кажется, и узнать, каково это – ощущать ее соски на своей груди…
Он уже ничего не думал и ничего не боялся.
Он поднял руку и положил ей на плечо, предвкушая, как сейчас тепло ее тела зажжет огонь в его ладони.
И увидел, как его ладонь проходит сквозь тело девушки, будто сквозь дым, тот самый жирный дым, который все время летит от их проклятых костров!!!
Он резко, как только мог, схватил ее за плечи, ожидая подсознательно услышать девичий вскрик боли, и страшась этого, и надеясь, но – нет… руки ухватили лишь спинку кресла, к которой прислонилась девушка…
А она еще раз зевнула, потянулась, будто сытая кошка, обдавая Бенамуки запахом своего тела, и недовольно пробормотала:
- Ну, хватит уже, я думаю. Шаман сказал: «Земля дрожит, а козленка мы уже съели! А Бог сердится. Ступай, посиди в хижине до рассвета и возвращайся. Будет считаться, что Бог взял тебя и что Бог доволен» А рассвет уже скоро, и надоело мне одной тут торчать!
Она развернулась и пошла прочь из хижины, даже не оглядываясь – а зачем? Чтобы увидеть бледного от ярости и страшного лицом Бенамуки, который бормотал бессвязно, обращаясь ни к кому - и ко всем сразу:
- Почему? Почему? Почему так??? Вы, кто знает? Почему она ушла? Почему я не смог? Почему??? Вы, те, кто правят, ответьте мне – почему вы так со мной??
И вздохнула Папа – Мать-Земля, пророкотал Ранги – Отец-Небо, шлепнул волнами Понатури – Брат-Море, засмеялась с неба Аватеа – Сестра-Луна:
- Потому что ты – младшенький! Младшенький Бог! Мал ты еще, Бенамуки!
Среди всяческих бед, обрушившихся в свое время на род людской, отдельное место занимают извержения вулканов. И самым мощным, самым известным из них, является, пожалуй, извержение вулкана Кракатоа. Оно обладало поистине чудовищной разрушительной силой. В воздух взлетели тонны камней, пепла и пемзы, а его рекордно громкий звук был слышен за многие сотни километров. Согласно подсчетам, вблизи Кракатоа цунами, следующие за извержением, разрушили более сотни деревень и городов и нанесли ущерб еще стольким же. Погибло и пострадало, по меньшей мере, почти тридцать семь тысяч человек. Это извержение стало одним из самых смертоносных за всю историю человечества.
Выжившие туземцы очень неохотно и со страхом вспоминают об извержении, бормоча лишь одно: «Бог очень рассердился». Простим же им их невежество, ибо мы, люди, вооруженные знаниями, прекрасно знаем, что же является истинной причиной таких страшных катаклизмов…
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№11
Два бога
Шли два бога в чистом поле летним вечером.
Тёплый ветер гнался по небу за тучами.
День субботний — значит, богу делать нечего;
Вот и шли они, беседуя задумчиво.
Первый бог сказал: «Вчера я позабавился —
Создал новый мир в порыве вдохновения.
Только девушке моей он не понравился,
И разрушил я его без сожаления».
А второй сказал: «И я вот тоже мучаюсь:
Люди, созданные мной, в меня не веруют.
Я послал бы им мессию так, при случае,
Но, боюсь, они распнут его, наверное».
Был закат как будто выкрашен фломастером.
Шли два бога, пили пиво, пиво пенное.
Шли два бога, два поэта, юных мастера,
И смотрела на детей своих Вселенная…
Филигон Кендер «Шли два бога»
Ну вот и всё! Герой стоял на краю обрыва, нацелив волшебный меч в грудь хохочущего и потрясающего посохом мага. В навершии посоха разгорался пламенеющий ярким светом драгоценный камень. Вот оно, последнее сражение этого мира. Отгремели битвы, утихли стоны и крики. Позади непримиримых врагов простиралась мертвая земля, тысячи и тысячи искалеченных тел. Маг и герой знали, что в них и в их оружии верховными богами заключены элементали светлых и темных сил. И если кто-то из них погибнет, одна из сил исчезнет, нарушится равновесие - и мир Кассандры рухнет. Вот и кружили друг напротив друга маг и герой, не решаясь нанести смертельный удар. Конечно, можно было просто повернуться и уйти, как и делали неоднократно другие маги и герои столетия назад. Но это просто оттягивало время последней битвы. Тьма продолжала протягивать свои щупальца, опутывая мир. А светлые силы продолжали с ней бороться. Продолжали выползать монстры, звенела сталь, искрила магия, лилась кровь. Стонали и умирали в страшных муках жители мира – люди, эльфы, гномы, орки.
Так что проще было нанести последний удар. И вот полыхнул луч, источаемый камнем посоха, сверкнуло лезвие меча, занесенного для удара. Оборвались две души, две струны, державшие этот мир. Мир начал рушиться, ткань мироздания рвалась. Нити миллионов жизней, хороших и плохих, рвались вместе с ней, уходя в небытие. Миллионы криков затихали в пустоте, проклиная Творца и созданный им мир.
А где то, в другом мире, в это же время, родились еще один маг и еще один герой…
… Ну вот и всё! - Молодой писатель допечатал последние строчки романа и с облегчением отодвинул клавиатуру. - Завтра откорректирую последнюю главу - и в издательство. И так планы горят, черт же дернул впрячься в эту канитель на пять лет. Стахановец, блин! Стакановец…
Жаль, конечно, было рушить такой хороший и перспективный мир, ведь можно было бы его еще эксплуатировать и эксплуатировать, томов до двенадцати, как завещал видный деятель этого бизнеса. Любовь, страдания, магия и т.д. и т.п. Но ничего, и так неплохо. Эпичный конец получился, готичненько, заценят. А таких миров, похожих друг на друга, он может штук двадцать сотворить, не напрягаясь, главное – названия и имена позаковыристей выдумывать и наполнять мир витязями, гномами, эльфами, орками, темными эльфами, колдунами, мечами, магией, артефактами… Или роботами, звездолетами, планетами, монстрами, инопланетянами – кому как нравится.
С чувством глубокого морального удовлетворения писатель сохранил файл и начал готовиться ко сну. Но что-то непонятное напрягало его, мешало расслабиться и спокойно уснуть. Какой-то хор голосов, крики в глубинах сознания. Писатель прислушался, но так ничего и не понял. Поворочавшись минут десять, он все-таки уснул.
На следующий день, к полудню, писатель уже стоял у издательства с дискетой и распечатанной рукописью романа. Нервно куря сигарету за сигаретой, он ждал этого чертового редактора, чтобы вручить ему эту чертову рукопись и избавиться наконец- то от неё. А ведь до конца года надо еще одну сварганить… Тут он обратил внимание на яркую точку в небе, которая начала быстро увеличиваться. Через некоторое время стало видно, что это огромный огненный шар, который с большой скоростью несся к земле. Вот он уже заслонил собой солнце. Писатель выронил сигарету, осознав, что это конец, что все зря. Почему-то вспомнились последние статьи желтых газетенок о конце света, всяких там приметах – кровавая луна, реки крови и т.д. И было в этом всем что-то смутно знакомое, будто это он уже где-то видел и даже, возможно, в этом виноват. Но эту мысль писатель додумать не успел. Рассыпанные по земле листки рукописи ярко вспыхнули…
… Ну вот и всё! Столько лет работы, создания, проработки, продумывания персонажей и мира, его антуража, истории. Столько страниц черновиков, столько томов изданных романов. Целая жизнь! И всё…
Ведь именно с первого романа об этом мире он приобрел популярность, его заметили сначала издатели, а потом и читатели. А потом был и второй, третий… Он искренне любил этот мир, персонажей, ему нравилось продумывать, творить его историю, географию, даже языки народов. Но постепенно он стал замечать, что мир и персонажи начали как бы жить отдельно от него, их творца, постепенно отдаляясь от него и его замысла. И то, что он задумывал вначале, начало сильно искажаться. Конечно, это читателям и издателям нравилось – войны, кровь, слезы, смерть, катастрофы, прочее зло. Это всегда популярно. Но это уже не нравилось ему самому. Ведь он хотел донести до читателей совсем другое – то, что большинство из них считало скучным морализаторским занудством. И ему захотелось положить этому бардаку, созданному в угоду читателям и издателям, конец. Чтобы закрыть доступ возможным «продолжателям», плагиаторам и опровергателям, бросающимся на все значительное, чтобы на нем нажиться или изгадить. Да и популярность цикла начала падать, все-таки читателям надоедает читать об одном и том же мире.
Вот и все, последние строки последнего романа, последние мгновения жизни этого мира. Астероид. Трагический конец, это читатели любят. И все замкнется на пророчество из второго тома. Прекрасное окончание цикла…
Что-то сердце закололо, словно он вместе с миром убивал самого себя. Стар уже стал, надо на пенсию выходить. Нанять полк безымянных литераторов и торговать именем, подписывая макулатуру и пересчитывая денежки где-нибудь на вилле. Но не мог он так. Ладно, выпьет сейчас он успокоительного и поставит точку.
«Я тебя сотворил, я тебя и убью». Вот и всё…
Два бога
Шли два бога в чистом поле летним вечером.
Тёплый ветер гнался по небу за тучами.
День субботний — значит, богу делать нечего;
Вот и шли они, беседуя задумчиво.
Первый бог сказал: «Вчера я позабавился —
Создал новый мир в порыве вдохновения.
Только девушке моей он не понравился,
И разрушил я его без сожаления».
А второй сказал: «И я вот тоже мучаюсь:
Люди, созданные мной, в меня не веруют.
Я послал бы им мессию так, при случае,
Но, боюсь, они распнут его, наверное».
Был закат как будто выкрашен фломастером.
Шли два бога, пили пиво, пиво пенное.
Шли два бога, два поэта, юных мастера,
И смотрела на детей своих Вселенная…
Филигон Кендер «Шли два бога»
Ну вот и всё! Герой стоял на краю обрыва, нацелив волшебный меч в грудь хохочущего и потрясающего посохом мага. В навершии посоха разгорался пламенеющий ярким светом драгоценный камень. Вот оно, последнее сражение этого мира. Отгремели битвы, утихли стоны и крики. Позади непримиримых врагов простиралась мертвая земля, тысячи и тысячи искалеченных тел. Маг и герой знали, что в них и в их оружии верховными богами заключены элементали светлых и темных сил. И если кто-то из них погибнет, одна из сил исчезнет, нарушится равновесие - и мир Кассандры рухнет. Вот и кружили друг напротив друга маг и герой, не решаясь нанести смертельный удар. Конечно, можно было просто повернуться и уйти, как и делали неоднократно другие маги и герои столетия назад. Но это просто оттягивало время последней битвы. Тьма продолжала протягивать свои щупальца, опутывая мир. А светлые силы продолжали с ней бороться. Продолжали выползать монстры, звенела сталь, искрила магия, лилась кровь. Стонали и умирали в страшных муках жители мира – люди, эльфы, гномы, орки.
Так что проще было нанести последний удар. И вот полыхнул луч, источаемый камнем посоха, сверкнуло лезвие меча, занесенного для удара. Оборвались две души, две струны, державшие этот мир. Мир начал рушиться, ткань мироздания рвалась. Нити миллионов жизней, хороших и плохих, рвались вместе с ней, уходя в небытие. Миллионы криков затихали в пустоте, проклиная Творца и созданный им мир.
А где то, в другом мире, в это же время, родились еще один маг и еще один герой…
… Ну вот и всё! - Молодой писатель допечатал последние строчки романа и с облегчением отодвинул клавиатуру. - Завтра откорректирую последнюю главу - и в издательство. И так планы горят, черт же дернул впрячься в эту канитель на пять лет. Стахановец, блин! Стакановец…
Жаль, конечно, было рушить такой хороший и перспективный мир, ведь можно было бы его еще эксплуатировать и эксплуатировать, томов до двенадцати, как завещал видный деятель этого бизнеса. Любовь, страдания, магия и т.д. и т.п. Но ничего, и так неплохо. Эпичный конец получился, готичненько, заценят. А таких миров, похожих друг на друга, он может штук двадцать сотворить, не напрягаясь, главное – названия и имена позаковыристей выдумывать и наполнять мир витязями, гномами, эльфами, орками, темными эльфами, колдунами, мечами, магией, артефактами… Или роботами, звездолетами, планетами, монстрами, инопланетянами – кому как нравится.
С чувством глубокого морального удовлетворения писатель сохранил файл и начал готовиться ко сну. Но что-то непонятное напрягало его, мешало расслабиться и спокойно уснуть. Какой-то хор голосов, крики в глубинах сознания. Писатель прислушался, но так ничего и не понял. Поворочавшись минут десять, он все-таки уснул.
На следующий день, к полудню, писатель уже стоял у издательства с дискетой и распечатанной рукописью романа. Нервно куря сигарету за сигаретой, он ждал этого чертового редактора, чтобы вручить ему эту чертову рукопись и избавиться наконец- то от неё. А ведь до конца года надо еще одну сварганить… Тут он обратил внимание на яркую точку в небе, которая начала быстро увеличиваться. Через некоторое время стало видно, что это огромный огненный шар, который с большой скоростью несся к земле. Вот он уже заслонил собой солнце. Писатель выронил сигарету, осознав, что это конец, что все зря. Почему-то вспомнились последние статьи желтых газетенок о конце света, всяких там приметах – кровавая луна, реки крови и т.д. И было в этом всем что-то смутно знакомое, будто это он уже где-то видел и даже, возможно, в этом виноват. Но эту мысль писатель додумать не успел. Рассыпанные по земле листки рукописи ярко вспыхнули…
… Ну вот и всё! Столько лет работы, создания, проработки, продумывания персонажей и мира, его антуража, истории. Столько страниц черновиков, столько томов изданных романов. Целая жизнь! И всё…
Ведь именно с первого романа об этом мире он приобрел популярность, его заметили сначала издатели, а потом и читатели. А потом был и второй, третий… Он искренне любил этот мир, персонажей, ему нравилось продумывать, творить его историю, географию, даже языки народов. Но постепенно он стал замечать, что мир и персонажи начали как бы жить отдельно от него, их творца, постепенно отдаляясь от него и его замысла. И то, что он задумывал вначале, начало сильно искажаться. Конечно, это читателям и издателям нравилось – войны, кровь, слезы, смерть, катастрофы, прочее зло. Это всегда популярно. Но это уже не нравилось ему самому. Ведь он хотел донести до читателей совсем другое – то, что большинство из них считало скучным морализаторским занудством. И ему захотелось положить этому бардаку, созданному в угоду читателям и издателям, конец. Чтобы закрыть доступ возможным «продолжателям», плагиаторам и опровергателям, бросающимся на все значительное, чтобы на нем нажиться или изгадить. Да и популярность цикла начала падать, все-таки читателям надоедает читать об одном и том же мире.
Вот и все, последние строки последнего романа, последние мгновения жизни этого мира. Астероид. Трагический конец, это читатели любят. И все замкнется на пророчество из второго тома. Прекрасное окончание цикла…
Что-то сердце закололо, словно он вместе с миром убивал самого себя. Стар уже стал, надо на пенсию выходить. Нанять полк безымянных литераторов и торговать именем, подписывая макулатуру и пересчитывая денежки где-нибудь на вилле. Но не мог он так. Ладно, выпьет сейчас он успокоительного и поставит точку.
«Я тебя сотворил, я тебя и убью». Вот и всё…
Последний раз редактировалось Irena 07 окт 2009, 18:48, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№12
Творец
Итак, собратья по несчастью,
Мы все обижены Творцом:
Началом книги, средней частью
И уж, тем более, концом.
Ему казалось крови мало,
Он всех убил, кого успел,
Мы умирали как попало
За кучу злых и добрых дел.
Мы соберём всех чародеев,
Друидов тоже пригласим,
Телепортнём Творца-злодея
В наш мир, и дружно не простим…
…И трёх столетий нам не хватит,
Чтоб каждый мстил бы за своё -
Мы лучше киллеру заплатим,
Пускай за всех его убьёт…
Мы ненавидим Творца!
Мы ненавидим Творца!!
Мы ненавидим Творца!!!
МЫ НЕНАВИДИМ ТВОРЦА!!!!
Тэм Гринхилл «Песня обиженных героев»
Эриал был несчастным, проклятым миром. Миром без радости. Казалось, все тут дышало смертью. Непроходимые леса, реки и болота, кишащие злобными и кровожадными страшилищами. Злобные и прожорливые демоны, от которых не было спасения, регулярно собиравшие кровавую жатву, и днем, и ночью. Смертельные болезни, периодически захлестывавшие города и страны и уносящие тысячи жизней. Ужасный Ливень, уничтожавший все живое на своем пути.
Страшным местом был Эриал. Но все равно здесь продолжали жить, выживать люди. И не только они. На скудных, каменистых и пустынных землях этого мира так же существовали орки, гоблины, эльфы и гномы. Прозябающие в нищете, стонущие под гнетом жестоких феодалов и королей, они, тем не менее, постоянно воевали друг с другом, убивая ради вырванного у ближнего куска хлеба.
Так продолжалось сотни лет. Люди и прочие разумные существа жили и мучились, проклиная себя, своих богов, свой мир и Творца, создавшего его. Казалось, это никогда не кончится и будет продолжаться вечно. Но в мире родилась надежда. Надежду звали Фресс…
Затхлый воздух подземелья, пропахшего кровью. Дымный чад факелов. И шипение раскаленного железа.
Краг, главный палач милорда графа Фаннского, вздохнул и, снова раскалив железный прут в очаге, ткнул его в бедро мальчишке, прикованному к стене. Очередной крик резанул тишину подземелья.
- Итак, снова спрашиваю тебя, вшивое отродье, где и когда ты видел преступника Фресса? Отвечай, ублюдок!
И снова зашипело железо, соприкасаясь с живым телом.
Лим, простой сельский мальчишка десяти лет от роду, выгнулся дугой от боли и до крови закусил губу. Он не скажет им ничего. Не предаст святого героя Фресса, который скоро освободит весь Эриал от зла. И покарает и Крага, и милорда Фаннского, и короля Дарта, и даже самого Владыку Тьмы Неназываемого!
Пытка продолжалась уже второй час. Краг обливался потом, но пытку не прекращал, намереваясь все-таки выдавить из мальчишки ответы на свои вопросы. Иначе милорд Фаннский разгневается и на месте мальчишки окажется он, Краг… В конце концов, после очередного тычка раскаленным железом, мальчишка не выдержал и потерял сознание. Краг отшвырнул прут и вылил на мальчишку ведро ледяной воды. Веки Лима дрогнули, но в сознание он так и не пришел. Краг с горечью сплюнул на пол и решил сделать перерыв, попить пивка. Кром, его подручный, с радостью присоединился к Крагу. Выпив по кружке, они собрались вернуться к работе, но мальчишка по-прежнему не подавал признаков жизни.
- Уже не очухается, - Краг зло стукнул кружкой о стол. – Что мне теперь сказать графу? Как бы не оказаться на месте этого засранца.
- Да не волнуйся ты, все образуется, - после второй кружки Кром уже захмелел и еле ворочал языком. – Скажешь, мальчонка хлипкий был, вот и загнулся. А что с другими? Может, их разговоришь?
- Их уже Неназываемый разговорит! Воина сразу зарубили, магичка исчезла в пламени. Остались только девка с этим сосунком.
- Ну так девкой и займись!
- Ею сам милорд занимался. Только она, как и гаденыш этот - не пикнула, все стерпела, да еще и в лицо его сиятельства плюнула. Ну милорд и вспылил. Вон голова ее на колу теперь. Еще и этот окочурится…
Лим, уже давно пришедший в себя и усердно прикидывающийся бревном, но прислушивающийся к разговору, вздрогнул и по-настоящему потерял сознание. Мама…
Снова очнулся он уже в своей темнице. Пока он был без сознания, его отволокли и бросили в пропахший мочой угол на гнилую солому. Лим лежал, скрючившись, и тихонько плакал. Теперь он остался один. Мама, единственный свет в его темной жизни… Никогда она больше не утешит его, не погладит по голове, не обнимет.
- За что?! – безмолвно кричал он в пустоту. – Что мы сделали, в чем провинились?
На его вопросы не было ответов. И вдруг Лиму в голову пришла мысль о последней надежде.
Кое-как он приподнялся и попытался встать на колени. С третьей попытки ему это удалось, и он прислонился к стене. Молитвенно сложив руки, мальчик начал молиться Творцу.
- О Творец, сотворивший нас и нашу землю, вдохнувший в нас жизнь! Услышь молитву презренного раба твоего Лима. Помоги нам, детям твоим, живущим в Эриале. Одари милостью своей. Свергни Неназываемого в геенну огненную, вместе с ним и короля Дарта, и милорда Фаннского, и палача Крага. Верни к жизни мою маму, Гару. Позволь нам всем просто жить в мире и добре, без крови и ужаса. Очень тебя прошу!
…Писатель дописывал предпоследнюю главу романа. Уже было два часа ночи, но вдохновение не кончалось. Вот-вот Фресс встретится с Неназываемым и на кону будет стоять судьба всего Эриала. Устоит ли герой, сможет ли спасти мир? Или он будет отброшен в межмирье, а Эриал будет поглощен огнем?
Тут Писатель отвлекся от мыслей о Фрессе. Вдруг в его мозгу как бы раздался какой-то голос, что-то жалко лепечущий о каких-то Лиме и Гаре, о мире и добре…
Лим и Гара? Второстепенные персонажи из третьей главы? Да кому они нужны! Они же еще в предыдущей главе попали в темницу, прикрывая побег Фресса, их должны были пытать и казнить. Писатель фыркнул, тут же забыл о недостойной внимания мелочи и вернулся к мыслям о судьбе Эриала. Пожалуй, все-таки на этот раз победит Неназываемый, а Эриал погибнет, вместе с корчащимися в муках жителями. Потом, в следующем томе, Неназываемый и Фресс встретятся вновь в Долине Богов и будут вместе бороться против Светлых Богов за воскресение Павшего…
…Лим оцепенел от ужаса. Не от того, что посмел коснуться мыслей Творца. От того, что прочитал в них. Неужели и он, Лим, и его мать Гара, и даже весь Эриал для Творца ничего не значат? Неужели Творец хуже Неназываемого?!
Последняя надежда рухнула, придавив мальчишку. Неужели всё тщетно, и ему остается только тихо умирать в темнице, а весь его мир погибнет?
Тут Лим неожиданно вспомнил слова жреца Отца Фаима, когда-то обучавшего своего служку письму.
- Запомни, Лим, - говорил он, потрясая тугим свитком. – Каждый может творить! Дар творения заложен в каждом. И ты, если будешь хорошо учиться, сможешь творить невиданное и неповторимое!
Мальчик схватил щепку, валявшуюся на полу, вонзил в одну из своих ран, обагрив своей кровью. И, вспоминая уроки старого Фаима, принялся ожесточенно царапать на каменной стене символы. А тусклый свет луны освещал его через маленькое оконце в стене…
…Писатель давным-давно уже дописал главу, распечатал и лег спать. Среди ночи он резко проснулся от непонятного шороха. Включив ночник, он оглядел спальню. В полутьме никого не было видно. Вдруг в дальнем углу снова раздался шорох. Писатель, чтобы было лучше видно, включил еще и настольную лампу. Посмотрев в угол, он обомлел. На него смотрело чудовище. Двухметровой величины, покрытое чешуей, с крокодильей головой и острыми клешнями.
- Хоркрукс! – тут же вспомнил Писатель свое детище. Живет в болотах, хищник, питается всем. Только Писатель собрался подумать, что за кошмар ему приснился, как чудовище бросилось на него. Что это не сон, Писатель понял, когда его пронзила боль от отрезанной клешней руки. Он закричал. Но боль длилась недолго…
Утром в квартире Писателя следователь Кривинов внимательно рассматривал место преступления. Кровать была вся изрезана и залита кровью. Кровью также были заляпаны и стены, и мебель, и вообще все вокруг. Но самым непонятным было то, что на полу не было ни следов убийцы Писателя, ни самого тела. Не сожрали же его… Следователь поднял с пола измазанную кровью страницу рукописи. На ней были нацарапаны кровью непонятные, странные знаки, отдаленно похожие на буквы.
- Сатанисты, что ли? И где их искать? – подумал следователь и обреченно пошел оформлять очередной «висяк». Головной боли у него теперь будет много…
Лим был счастлив! Он смотрел на восход солнца, ярко освещавшего весь Эриал. Лучам солнца радовались и трудолюбивые люди, и легкомысленные эльфы, и хмурые гномы, и даже злые когда-то орки. Все радовались солнцу, освещавшему еще один счастливый день, полный радостного труда и веселого общения с друзьями. Гара тепло обняла любимого сына, и они вместе пошли доить коров.
И лишь далеко-далеко, в развалинах здания, когда-то бывшего темницей, яркий солнечный луч освещал красные письмена, кровью нацарапанные на обвалившейся стене:
«Плахой тварец зделал плахой Эриал и всем было плоха. Но всем стало харашо все стали добрые и щасливые. Мама жива. А тварца сажрал харкрукц.»
Творец
Итак, собратья по несчастью,
Мы все обижены Творцом:
Началом книги, средней частью
И уж, тем более, концом.
Ему казалось крови мало,
Он всех убил, кого успел,
Мы умирали как попало
За кучу злых и добрых дел.
Мы соберём всех чародеев,
Друидов тоже пригласим,
Телепортнём Творца-злодея
В наш мир, и дружно не простим…
…И трёх столетий нам не хватит,
Чтоб каждый мстил бы за своё -
Мы лучше киллеру заплатим,
Пускай за всех его убьёт…
Мы ненавидим Творца!
Мы ненавидим Творца!!
Мы ненавидим Творца!!!
МЫ НЕНАВИДИМ ТВОРЦА!!!!
Тэм Гринхилл «Песня обиженных героев»
Эриал был несчастным, проклятым миром. Миром без радости. Казалось, все тут дышало смертью. Непроходимые леса, реки и болота, кишащие злобными и кровожадными страшилищами. Злобные и прожорливые демоны, от которых не было спасения, регулярно собиравшие кровавую жатву, и днем, и ночью. Смертельные болезни, периодически захлестывавшие города и страны и уносящие тысячи жизней. Ужасный Ливень, уничтожавший все живое на своем пути.
Страшным местом был Эриал. Но все равно здесь продолжали жить, выживать люди. И не только они. На скудных, каменистых и пустынных землях этого мира так же существовали орки, гоблины, эльфы и гномы. Прозябающие в нищете, стонущие под гнетом жестоких феодалов и королей, они, тем не менее, постоянно воевали друг с другом, убивая ради вырванного у ближнего куска хлеба.
Так продолжалось сотни лет. Люди и прочие разумные существа жили и мучились, проклиная себя, своих богов, свой мир и Творца, создавшего его. Казалось, это никогда не кончится и будет продолжаться вечно. Но в мире родилась надежда. Надежду звали Фресс…
Затхлый воздух подземелья, пропахшего кровью. Дымный чад факелов. И шипение раскаленного железа.
Краг, главный палач милорда графа Фаннского, вздохнул и, снова раскалив железный прут в очаге, ткнул его в бедро мальчишке, прикованному к стене. Очередной крик резанул тишину подземелья.
- Итак, снова спрашиваю тебя, вшивое отродье, где и когда ты видел преступника Фресса? Отвечай, ублюдок!
И снова зашипело железо, соприкасаясь с живым телом.
Лим, простой сельский мальчишка десяти лет от роду, выгнулся дугой от боли и до крови закусил губу. Он не скажет им ничего. Не предаст святого героя Фресса, который скоро освободит весь Эриал от зла. И покарает и Крага, и милорда Фаннского, и короля Дарта, и даже самого Владыку Тьмы Неназываемого!
Пытка продолжалась уже второй час. Краг обливался потом, но пытку не прекращал, намереваясь все-таки выдавить из мальчишки ответы на свои вопросы. Иначе милорд Фаннский разгневается и на месте мальчишки окажется он, Краг… В конце концов, после очередного тычка раскаленным железом, мальчишка не выдержал и потерял сознание. Краг отшвырнул прут и вылил на мальчишку ведро ледяной воды. Веки Лима дрогнули, но в сознание он так и не пришел. Краг с горечью сплюнул на пол и решил сделать перерыв, попить пивка. Кром, его подручный, с радостью присоединился к Крагу. Выпив по кружке, они собрались вернуться к работе, но мальчишка по-прежнему не подавал признаков жизни.
- Уже не очухается, - Краг зло стукнул кружкой о стол. – Что мне теперь сказать графу? Как бы не оказаться на месте этого засранца.
- Да не волнуйся ты, все образуется, - после второй кружки Кром уже захмелел и еле ворочал языком. – Скажешь, мальчонка хлипкий был, вот и загнулся. А что с другими? Может, их разговоришь?
- Их уже Неназываемый разговорит! Воина сразу зарубили, магичка исчезла в пламени. Остались только девка с этим сосунком.
- Ну так девкой и займись!
- Ею сам милорд занимался. Только она, как и гаденыш этот - не пикнула, все стерпела, да еще и в лицо его сиятельства плюнула. Ну милорд и вспылил. Вон голова ее на колу теперь. Еще и этот окочурится…
Лим, уже давно пришедший в себя и усердно прикидывающийся бревном, но прислушивающийся к разговору, вздрогнул и по-настоящему потерял сознание. Мама…
Снова очнулся он уже в своей темнице. Пока он был без сознания, его отволокли и бросили в пропахший мочой угол на гнилую солому. Лим лежал, скрючившись, и тихонько плакал. Теперь он остался один. Мама, единственный свет в его темной жизни… Никогда она больше не утешит его, не погладит по голове, не обнимет.
- За что?! – безмолвно кричал он в пустоту. – Что мы сделали, в чем провинились?
На его вопросы не было ответов. И вдруг Лиму в голову пришла мысль о последней надежде.
Кое-как он приподнялся и попытался встать на колени. С третьей попытки ему это удалось, и он прислонился к стене. Молитвенно сложив руки, мальчик начал молиться Творцу.
- О Творец, сотворивший нас и нашу землю, вдохнувший в нас жизнь! Услышь молитву презренного раба твоего Лима. Помоги нам, детям твоим, живущим в Эриале. Одари милостью своей. Свергни Неназываемого в геенну огненную, вместе с ним и короля Дарта, и милорда Фаннского, и палача Крага. Верни к жизни мою маму, Гару. Позволь нам всем просто жить в мире и добре, без крови и ужаса. Очень тебя прошу!
…Писатель дописывал предпоследнюю главу романа. Уже было два часа ночи, но вдохновение не кончалось. Вот-вот Фресс встретится с Неназываемым и на кону будет стоять судьба всего Эриала. Устоит ли герой, сможет ли спасти мир? Или он будет отброшен в межмирье, а Эриал будет поглощен огнем?
Тут Писатель отвлекся от мыслей о Фрессе. Вдруг в его мозгу как бы раздался какой-то голос, что-то жалко лепечущий о каких-то Лиме и Гаре, о мире и добре…
Лим и Гара? Второстепенные персонажи из третьей главы? Да кому они нужны! Они же еще в предыдущей главе попали в темницу, прикрывая побег Фресса, их должны были пытать и казнить. Писатель фыркнул, тут же забыл о недостойной внимания мелочи и вернулся к мыслям о судьбе Эриала. Пожалуй, все-таки на этот раз победит Неназываемый, а Эриал погибнет, вместе с корчащимися в муках жителями. Потом, в следующем томе, Неназываемый и Фресс встретятся вновь в Долине Богов и будут вместе бороться против Светлых Богов за воскресение Павшего…
…Лим оцепенел от ужаса. Не от того, что посмел коснуться мыслей Творца. От того, что прочитал в них. Неужели и он, Лим, и его мать Гара, и даже весь Эриал для Творца ничего не значат? Неужели Творец хуже Неназываемого?!
Последняя надежда рухнула, придавив мальчишку. Неужели всё тщетно, и ему остается только тихо умирать в темнице, а весь его мир погибнет?
Тут Лим неожиданно вспомнил слова жреца Отца Фаима, когда-то обучавшего своего служку письму.
- Запомни, Лим, - говорил он, потрясая тугим свитком. – Каждый может творить! Дар творения заложен в каждом. И ты, если будешь хорошо учиться, сможешь творить невиданное и неповторимое!
Мальчик схватил щепку, валявшуюся на полу, вонзил в одну из своих ран, обагрив своей кровью. И, вспоминая уроки старого Фаима, принялся ожесточенно царапать на каменной стене символы. А тусклый свет луны освещал его через маленькое оконце в стене…
…Писатель давным-давно уже дописал главу, распечатал и лег спать. Среди ночи он резко проснулся от непонятного шороха. Включив ночник, он оглядел спальню. В полутьме никого не было видно. Вдруг в дальнем углу снова раздался шорох. Писатель, чтобы было лучше видно, включил еще и настольную лампу. Посмотрев в угол, он обомлел. На него смотрело чудовище. Двухметровой величины, покрытое чешуей, с крокодильей головой и острыми клешнями.
- Хоркрукс! – тут же вспомнил Писатель свое детище. Живет в болотах, хищник, питается всем. Только Писатель собрался подумать, что за кошмар ему приснился, как чудовище бросилось на него. Что это не сон, Писатель понял, когда его пронзила боль от отрезанной клешней руки. Он закричал. Но боль длилась недолго…
Утром в квартире Писателя следователь Кривинов внимательно рассматривал место преступления. Кровать была вся изрезана и залита кровью. Кровью также были заляпаны и стены, и мебель, и вообще все вокруг. Но самым непонятным было то, что на полу не было ни следов убийцы Писателя, ни самого тела. Не сожрали же его… Следователь поднял с пола измазанную кровью страницу рукописи. На ней были нацарапаны кровью непонятные, странные знаки, отдаленно похожие на буквы.
- Сатанисты, что ли? И где их искать? – подумал следователь и обреченно пошел оформлять очередной «висяк». Головной боли у него теперь будет много…
Лим был счастлив! Он смотрел на восход солнца, ярко освещавшего весь Эриал. Лучам солнца радовались и трудолюбивые люди, и легкомысленные эльфы, и хмурые гномы, и даже злые когда-то орки. Все радовались солнцу, освещавшему еще один счастливый день, полный радостного труда и веселого общения с друзьями. Гара тепло обняла любимого сына, и они вместе пошли доить коров.
И лишь далеко-далеко, в развалинах здания, когда-то бывшего темницей, яркий солнечный луч освещал красные письмена, кровью нацарапанные на обвалившейся стене:
«Плахой тварец зделал плахой Эриал и всем было плоха. Но всем стало харашо все стали добрые и щасливые. Мама жива. А тварца сажрал харкрукц.»
Последний раз редактировалось Irena 07 окт 2009, 18:49, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№13
Не Боги.
«Трудно быть Богом…»
А. и Б.Стругацкие
Отрывки из записок астронавта Общины Справедливости, Мира и Радости Агаса Ферра:
… Свершилось! Мы прилетели на эту планету! Десятилетний перелет увенчался успехом!
Эту планету в свое время создал знаменитый ученый и авантюрист Йагве Йеру. Хобби у него было такое – летать по космосу и создавать планеты на свой вкус. Вот и пропал много лет тому назад. Последний раз его сигнал исходил от системы этого белого карлика. На поиски была отправлена поисково-исследовательская группа, но она тоже пропала без вести. Спустя некоторое время, отправились на поиски и мы. Прилетев в систему, мы нашли только одну пригодную для жизни планету. Но, к сожалению, следов самого Йагве там не нашли. Он мог погибнуть при эксперименте, но мог и выжить, ведь мы, Свободные Люди, можем жить неограниченно долго. Планета была удовлетворительно терраформирована, на среднем уровне, видимо, создана стандартно, за семь галактических дней. Примитивная растительность, низкоразумные формы животной жизни, ничего особенного.
Впоследствии обнаружились следы предыдущей поисковой экспедиции. К сожалению, они потерпели крушение при входе в атмосферу планеты и погибли, не успев отправить сообщение о прибытии. Попрощавшись с останками наших товарищей, мы приняли решение пока остаться здесь и поискать следы Йагве.
Занимаясь поисками пропавшего исследователя, мы также глубже знакомились с миром планеты, её разнообразными формами жизни, исследовали их. Оказывается, падение звездолета предыдущей поисковой экспедиции нанесло ощутимый вред животному миру планеты и привело к массовой гибели крупных животных форм. Однако мелкие животные формы выжили и эволюционировали. Но, к сожалению, высокоразумных форм жизни выявлено не было. Вначале.
Потом Эрл Рабо обратил внимание на одно существо, очень похожее на большую мохнатую обезьяну. Оно постоянно крутилось неподалеку от звездолета, внимательно следило за людьми и пыталось повторять их движения. Других подобных существ мы не обнаружили. Мы начали подкармливать существо и пытались обучать. На удивление, существо очень хорошо обучалось, уже через пару месяцев он (оказавшись мужского пола) мог выполнять простые поручения и изъясняться жестами, понимал несколько слов. А еще через некоторое время даже научился произносить некоторые звуки и слова. Самая любимая фраза его была «не дам» (он отличался некоторой жадностью), поэтому мы его так и прозвали - Недам.
Он очень понравился Астру Рею, биологу. Биолог игрался с ним целыми днями, обучал языку, жестам. Однажды Астр, известный своей сумасбродностью, никому не сказав ни слова, заперся на неделю в своей лаборатории. И потом представил всем астронавтам результат своих опытов. В маточном инкубаторе рос и развивался зародыш, очень похожий на человеческий. Биолог объяснил, что он взял пробы ДНК у своего подопечного, исследовал их и решил вырастить ему подругу. Он рассказал, что генетически модифицировал гены обезьяночеловека нашими генами, генами людей, создал зародыш самки обезьяночеловека и стимулировал его рост гормонами. Скоро, через несколько лет, вырастет подруга для Недама, которая будет намного разумнее, красивее и, наверное, человечнее его. Возможно, через многие годы вырастет поколение существ, более похожих на нас, Людей Разумных…
…И вот прошли годы. Выросло существо, похожее на обезьяночеловека, как и Недам, но все же неуловимо отличающееся от него внешне. И не только внешне. Эу (так назвал её сам Недам) намного лучше обучалась всему, в том числе и языку, была лучше приспособлена к сложным, точным действиям (чему способствовали более выраженные противопоставленные большие пальцы на руках). Недаму она очень понравилась. Астр попытался ему объяснить происхождение Эу, что он создал её из частицы самого Недама, пробы ДНК, взятой из груди, но тот мало что понял. Биолог даже попытался объяснить обезьянолюдям происхождение и описание их планеты, космоса и нас, но похоже, что это было впустую. Они ничего не поняли из этого рассказа. Попросту не хватило интеллекта.
В местности, где стоял звездолет и жили теперь обезьянолюди, в то время наступил очередной ледниковый период. Чтобы они не погибли, было решено поселить Недама и Эу в звездолете, в отсеке, наиболее похожем на их среду обитания, – в оранжерее. Однако зря мы это сделали. Через несколько дней в оранжерее мы обнаружили страшный бардак. Растения и цветы были поломаны. Плоды сорваны, частично съедены, частично разбросаны и расквашены, стекла побиты. Но хуже всего, что особенно разозлило командора Тита Ана – то, что обезьянолюдей застали совокуплявшимися на любимом дереве командора – яблоне, которую он привез саженцем со своей родной планеты. Дерево выглядело страшно: поломанные ветки, яблок нет в помине, и кое-где, хм, нагажено. Огорченный и разозленный командор принял решение выселить обезьянолюдей наружу. Но снаружи было холодно, и, чтобы существа не погибли, командор решил переселить обезьянолюдей в теплые места. Также он решил, что поиски Йагве и исследования планеты уже можно закончить и возвращаться домой.
Мы высадили Недама и Эу на огромном центральном материке планеты, в месте, где преобладал теплый климат. Обучили постройке жилища, научили простым ремеслам, обработке дерева и камня, попытались обучить земледелию. И попрощались с ними. Когда мы улетали с планеты, у всех, даже у командора, было грустно на душе. Нам было жаль прощаться с любимцами и было тревожно за их судьбу. Но они принадлежали этой планете. А мы улетели домой…
…Когда сотни лет спустя наш звездолет пролетал неподалеку планеты, созданной Йагве Йеру, было решено заглянуть и посмотреть, как там дела. Живы ли потомки наших любимцев? Звездолет сел на северном материке, в гористой местности, неподалеку от самой высокой горы региона. Вышедшая из звездолета для исследования местности экспедиция очень обрадовалась, когда скоро встретилась с разумной жизнью. Это были люди. Конечно, они не были полностью похожи на нас, Людей Разумных, но это явно был прогресс по сравнению с обезьянолюдьми. Они одевались в шкуры, строили примитивные жилища, занимались земледелием, охотой и собирательством. И, что самое главное, были относительно высокоразумны. Имели свой язык, письменность, ремесла, было подобие искусства – пели песни, рисовали рисунки, имели устные сказания.
Астр Рей радовался как ребенок – его эксперимент увенчался успехом! Он уговорил командора остаться снова здесь на некоторое время для изучения местной цивилизации. Тит Ан согласился.
Туземцы воспринимали нас, почти совершенных людей Общины Справедливости, Мира и Радости, как богов, всемогущих сверхлюдей, и встречали радушно, с подношениями и песнями. В чем-то они и были правы. Мы полностью превосходили их в интеллекте, знаниях, технологиях, физиологии. Обладали сверхъестественными для них и естественными для нас умениями телепатии, телекинеза, лечения биоэнергетикой, прямой энергетической связью с Космосом, позволяющей нам жить очень долго, почти вечно. Мы пытались разубедить туземцев и объяснить, что мы не боги, а такие же земные люди, что не надо нам приносить дары, но безуспешно. Был даже один курьезный, но трагический случай.
Однажды один из туземцев случайно увидел, как один из астронавтов пользовался обыкновенной зажигалкой. И, когда никто не видел, стащил её. Обрадованный легким способом получения огня, он спалил весь соседний лес вместе с деревней. Хорошо, что никто не пострадал. Мы отобрали зажигалку, наругали парня и предложили туземцам несколько доступных для них способов получения огня. А местные неожиданно решили, что парень прогневал богов, и приговорили его к ужасной казни – привязали к скале и каждый день его, еще живого, кололи копьями. Мы, когда узнали об этом, освободили и вылечили парня (хорошо, что было не слишком поздно) и основательно поговорили с местными вождями, объяснив неправильность подобных действий. Вожди, напуганные «гневом богов», направленного на них самих, конечно, поняли не все из наших слов, но просили у нас прощения и обязались больше казней не проводить и по всем подобным поводам советоваться с нами.
Мы старались учить туземцев, как лучше заниматься земледелием, ремеслами, строить дома, основам мироздания, наук, медицины. Делились с ними своими продуктами (особенно им нравились наши энергетические напитки доктора Амброза).
Однако, как оказалось, среди нас были такие, кому очень даже нравилось поклонение туземцев. Они почувствовали себя «богами» и стали пользоваться своим превосходством. Дзе Уш, Ар Эсс и еще более десятка астронавтов начали отлынивать от своих обязанностей, отговариваясь походами к туземцам якобы для их изучения и помощи. Однако случайно командору Титу Ану стало известно, что они, пользуясь своим превосходством, заставляют туземцев почитать себя, приносить дары, а сами потребляют алкоголь, аборигенов же всячески унижают, порабощают и избивают. А Дзе Уш и еще некоторые астронавты принуждают туземцев к беспорядочным половым сношениям. Тит Ан сделал строгий выговор Дзе Ушу и другим астронавтам, недостойным называться членами Общины Справедливости, Мира и Радости, и запретил им покидать звездолет. А потом сказал всем, что пора заканчивать исследования и готовиться к отлету.
Однако за день до отлета произошло страшное событие. Дзе Уш, Ар Эсс и остальные провинившиеся астронавты устроили мятеж. Они захватили звездолет, присвоили все имеющееся оружие, испортили устройства связи, убили командора Тита Ана и сопротивлявшихся им астронавтов и объявили себя повелителями этой планеты. Остальным астронавтам они оставили выбор – или присоединиться к ним и править аборигенами, или уходить куда угодно. Часть астронавтов действительно присоединилась к мятежникам, надеясь их как-нибудь переубедить или просто помочь туземцам, или действительно соблазнилась перспективой их образа жизни. Остальные, в том числе и я, сохранившие моральный облик, отправились в изгнание, взяв с собою минимум вещей и оборудования.
Бунтовщики объявили себя богами, разделили земли планеты и населяющих их туземцев на зоны и стали там править, поодиночке или группами, пользуясь своими способностями и технологиями. Аборигенам мятежники сказали, что Тит Ан и другие были очень плохими богами и хотели уничтожить планету и всех, кто на ней находится, а они, Дзе Уш и товарищи, – хорошие боги, свергли плохих богов и теперь будут править миром. Часто между «богами» из-за территории вспыхивали жестокие войны, в которых гибли тысячи местных жителей.
Звездолет остался сторожить пилот Гел Йос, переметнувшийся к мятежникам. Однако молодому механику Фа Этану удалось обмануть его и выкрасть звездолет. Быть может, он хотел вернуться домой за помощью или сообщить о бунте, или, может, как-то уничтожить бунтовщиков - это так и осталось неизвестным. К сожалению, Фа Этан не обладал должными знаниями и разбил звездолет, не справившись с управлением в одиночку. Теперь и мятежники, и изгнанники остались навсегда запертыми на планете…
… Прошли годы, сотни лет. Лет скитаний по чужой планете. Изгнанники, бывшие некогда астронавтами Общины Справедливости, Мира и Радости, теперь – кто просто странствовал, кто пытался учить туземцев, кто также устроился «богом», кто погиб в войне или от бандитской руки.
И вот однажды молодому навигатору Джезу Ганоцри всё надоело. Он начал открыто проповедовать идеалы общества Справедливости, Мира и Радости, попутно исцеляя больных и утешая страждущих, отрицая, низвергая самозванных богов. Его речи привлекали внимание местных жителей, он стал популярен, за ним пошли люди. Неизвестно, «боги» ли приказали, или это была инициатива местных властей, но Джез был схвачен и подвергнут мучительной казни. Жаль, что мы, оставшиеся в живых изгнанники, узнали об этом слишком поздно и не успели предотвратить его смерть. Нам удалось лишь выкрасть тело Джеза после казни, но оживить его без оборудования разбившегося звездолета у нас не получилось. Нам осталось лишь тайно похоронить еще одного из нас…
… Годы, сотни, тысячи лет пролетели с тех пор. И сейчас я, возможно, последний оставшийся в живых из экипажа звездолета. Неизвестно, выжил ли кто-то из «богов»- мятежников или нет. Мне почему-то кажется, что нет. Древние поклонения забыты, идолы низвергнуты и безмолвны. Возможно, «боги» пали жертвой собственных стремлений и дел, или от рук своих последователей. А может, влились в поток новых «богов»?
Никто не ожидал, что учение молодого Джеза не пропадет в пыли веков, а разовьется и усилится. Но также никто не ожидал, во что оно будет развито тысячами темных и глупых, но агрессивных туземцев. Слова добра и истины, которые сеял когда-то Ганоцри, теперь становились причиной тысяч, миллионов смертей. Если бы Джез выжил, он сейчас мучился бы больше, чем во время смерти, видя, во что превращается его учение.
Многие из нас сперва поверили в благость последователей учения, влились в их ряды, продолжили дело Джеза, даже создали свой орден. Но постепенно организация последователей стала изменяться. Вместо того, чтобы сеять разумное, доброе и вечное, они просто скатились к борьбе за власть, золото, комфорт и роскошь собственной жизни. Причем ради этого они, не колеблясь, жертвовали тысячами жизней - врагов и своих последователей. Не в силах установить мировое господство, они измывались над теми, кто был под их властью. Неизвестно, были ли к этому причастны Дзе Уш и компания или нет.
Так, под вероломными ударами Святых Убийц, пал и наш орден. Удалось спастись единицам. Они не могли теперь жить среди людей, ежеминутно опасаясь за свою жизнь, прятались в лесах, горах, приумножая мифологию и суеверия местного народа. Кто-то нас называл эльфами, кто-то сидами, гномами, лешими, а Святые Убийцы – нечистью и демонами и неотступно следовали за нами по пятам, отлавливая и убивая нас поодиночке.
Вот и остался я один. Живу в глухой деревеньке, но в ней, конечно же, есть представительство Святых Убийц, и местный смотрящий, чувствую, давно меня приметил. Потому что я, как и все Люди Общины Справедливости, Мира и Радости, не могу пройти мимо чужой беды, несправедливости, не помочь. То соседскую девчонку подлечу, то несправедливо обвиненного от казни спасу, разбив лживое обвинение. Вот и живу, жду, когда за мной придут. Хотя, похоже, отец Симеон знает обо мне и моих деяниях, но закрывает на это глаза. Может, он не так уж и плох. Но он не один и не вечен.
Да и я устал уже жить. Да, организм мой еще молодой, питается энергией Космоса, и я спокойно могу протянуть еще сотни лет без энергетических коктейлей, камер очищения и прочего. Но я устал. Именно усталость постепенно старит мое тело. Я устал от безысходности, бесполезности своей жизни. Все мои друзья мертвы, мои идеалы и принципы никому не нужны, и даже если я спасу несколько десятков невинных жизней, все равно тысячи погибнут в мучениях. Но я не сдаюсь, просто из принципа, по инерции. Будь что будет. Вот напишу эти свои записки, переведу на несколько самых распространенных языков мира и оставлю где-нибудь. Быть может, кто-нибудь прочтет и поймет. И продолжит дело.
Но что это? Шаги во дворе, чьи-то голоса, крики, свет факелов. Эх, отец Симеон…
Не Боги.
«Трудно быть Богом…»
А. и Б.Стругацкие
Отрывки из записок астронавта Общины Справедливости, Мира и Радости Агаса Ферра:
… Свершилось! Мы прилетели на эту планету! Десятилетний перелет увенчался успехом!
Эту планету в свое время создал знаменитый ученый и авантюрист Йагве Йеру. Хобби у него было такое – летать по космосу и создавать планеты на свой вкус. Вот и пропал много лет тому назад. Последний раз его сигнал исходил от системы этого белого карлика. На поиски была отправлена поисково-исследовательская группа, но она тоже пропала без вести. Спустя некоторое время, отправились на поиски и мы. Прилетев в систему, мы нашли только одну пригодную для жизни планету. Но, к сожалению, следов самого Йагве там не нашли. Он мог погибнуть при эксперименте, но мог и выжить, ведь мы, Свободные Люди, можем жить неограниченно долго. Планета была удовлетворительно терраформирована, на среднем уровне, видимо, создана стандартно, за семь галактических дней. Примитивная растительность, низкоразумные формы животной жизни, ничего особенного.
Впоследствии обнаружились следы предыдущей поисковой экспедиции. К сожалению, они потерпели крушение при входе в атмосферу планеты и погибли, не успев отправить сообщение о прибытии. Попрощавшись с останками наших товарищей, мы приняли решение пока остаться здесь и поискать следы Йагве.
Занимаясь поисками пропавшего исследователя, мы также глубже знакомились с миром планеты, её разнообразными формами жизни, исследовали их. Оказывается, падение звездолета предыдущей поисковой экспедиции нанесло ощутимый вред животному миру планеты и привело к массовой гибели крупных животных форм. Однако мелкие животные формы выжили и эволюционировали. Но, к сожалению, высокоразумных форм жизни выявлено не было. Вначале.
Потом Эрл Рабо обратил внимание на одно существо, очень похожее на большую мохнатую обезьяну. Оно постоянно крутилось неподалеку от звездолета, внимательно следило за людьми и пыталось повторять их движения. Других подобных существ мы не обнаружили. Мы начали подкармливать существо и пытались обучать. На удивление, существо очень хорошо обучалось, уже через пару месяцев он (оказавшись мужского пола) мог выполнять простые поручения и изъясняться жестами, понимал несколько слов. А еще через некоторое время даже научился произносить некоторые звуки и слова. Самая любимая фраза его была «не дам» (он отличался некоторой жадностью), поэтому мы его так и прозвали - Недам.
Он очень понравился Астру Рею, биологу. Биолог игрался с ним целыми днями, обучал языку, жестам. Однажды Астр, известный своей сумасбродностью, никому не сказав ни слова, заперся на неделю в своей лаборатории. И потом представил всем астронавтам результат своих опытов. В маточном инкубаторе рос и развивался зародыш, очень похожий на человеческий. Биолог объяснил, что он взял пробы ДНК у своего подопечного, исследовал их и решил вырастить ему подругу. Он рассказал, что генетически модифицировал гены обезьяночеловека нашими генами, генами людей, создал зародыш самки обезьяночеловека и стимулировал его рост гормонами. Скоро, через несколько лет, вырастет подруга для Недама, которая будет намного разумнее, красивее и, наверное, человечнее его. Возможно, через многие годы вырастет поколение существ, более похожих на нас, Людей Разумных…
…И вот прошли годы. Выросло существо, похожее на обезьяночеловека, как и Недам, но все же неуловимо отличающееся от него внешне. И не только внешне. Эу (так назвал её сам Недам) намного лучше обучалась всему, в том числе и языку, была лучше приспособлена к сложным, точным действиям (чему способствовали более выраженные противопоставленные большие пальцы на руках). Недаму она очень понравилась. Астр попытался ему объяснить происхождение Эу, что он создал её из частицы самого Недама, пробы ДНК, взятой из груди, но тот мало что понял. Биолог даже попытался объяснить обезьянолюдям происхождение и описание их планеты, космоса и нас, но похоже, что это было впустую. Они ничего не поняли из этого рассказа. Попросту не хватило интеллекта.
В местности, где стоял звездолет и жили теперь обезьянолюди, в то время наступил очередной ледниковый период. Чтобы они не погибли, было решено поселить Недама и Эу в звездолете, в отсеке, наиболее похожем на их среду обитания, – в оранжерее. Однако зря мы это сделали. Через несколько дней в оранжерее мы обнаружили страшный бардак. Растения и цветы были поломаны. Плоды сорваны, частично съедены, частично разбросаны и расквашены, стекла побиты. Но хуже всего, что особенно разозлило командора Тита Ана – то, что обезьянолюдей застали совокуплявшимися на любимом дереве командора – яблоне, которую он привез саженцем со своей родной планеты. Дерево выглядело страшно: поломанные ветки, яблок нет в помине, и кое-где, хм, нагажено. Огорченный и разозленный командор принял решение выселить обезьянолюдей наружу. Но снаружи было холодно, и, чтобы существа не погибли, командор решил переселить обезьянолюдей в теплые места. Также он решил, что поиски Йагве и исследования планеты уже можно закончить и возвращаться домой.
Мы высадили Недама и Эу на огромном центральном материке планеты, в месте, где преобладал теплый климат. Обучили постройке жилища, научили простым ремеслам, обработке дерева и камня, попытались обучить земледелию. И попрощались с ними. Когда мы улетали с планеты, у всех, даже у командора, было грустно на душе. Нам было жаль прощаться с любимцами и было тревожно за их судьбу. Но они принадлежали этой планете. А мы улетели домой…
…Когда сотни лет спустя наш звездолет пролетал неподалеку планеты, созданной Йагве Йеру, было решено заглянуть и посмотреть, как там дела. Живы ли потомки наших любимцев? Звездолет сел на северном материке, в гористой местности, неподалеку от самой высокой горы региона. Вышедшая из звездолета для исследования местности экспедиция очень обрадовалась, когда скоро встретилась с разумной жизнью. Это были люди. Конечно, они не были полностью похожи на нас, Людей Разумных, но это явно был прогресс по сравнению с обезьянолюдьми. Они одевались в шкуры, строили примитивные жилища, занимались земледелием, охотой и собирательством. И, что самое главное, были относительно высокоразумны. Имели свой язык, письменность, ремесла, было подобие искусства – пели песни, рисовали рисунки, имели устные сказания.
Астр Рей радовался как ребенок – его эксперимент увенчался успехом! Он уговорил командора остаться снова здесь на некоторое время для изучения местной цивилизации. Тит Ан согласился.
Туземцы воспринимали нас, почти совершенных людей Общины Справедливости, Мира и Радости, как богов, всемогущих сверхлюдей, и встречали радушно, с подношениями и песнями. В чем-то они и были правы. Мы полностью превосходили их в интеллекте, знаниях, технологиях, физиологии. Обладали сверхъестественными для них и естественными для нас умениями телепатии, телекинеза, лечения биоэнергетикой, прямой энергетической связью с Космосом, позволяющей нам жить очень долго, почти вечно. Мы пытались разубедить туземцев и объяснить, что мы не боги, а такие же земные люди, что не надо нам приносить дары, но безуспешно. Был даже один курьезный, но трагический случай.
Однажды один из туземцев случайно увидел, как один из астронавтов пользовался обыкновенной зажигалкой. И, когда никто не видел, стащил её. Обрадованный легким способом получения огня, он спалил весь соседний лес вместе с деревней. Хорошо, что никто не пострадал. Мы отобрали зажигалку, наругали парня и предложили туземцам несколько доступных для них способов получения огня. А местные неожиданно решили, что парень прогневал богов, и приговорили его к ужасной казни – привязали к скале и каждый день его, еще живого, кололи копьями. Мы, когда узнали об этом, освободили и вылечили парня (хорошо, что было не слишком поздно) и основательно поговорили с местными вождями, объяснив неправильность подобных действий. Вожди, напуганные «гневом богов», направленного на них самих, конечно, поняли не все из наших слов, но просили у нас прощения и обязались больше казней не проводить и по всем подобным поводам советоваться с нами.
Мы старались учить туземцев, как лучше заниматься земледелием, ремеслами, строить дома, основам мироздания, наук, медицины. Делились с ними своими продуктами (особенно им нравились наши энергетические напитки доктора Амброза).
Однако, как оказалось, среди нас были такие, кому очень даже нравилось поклонение туземцев. Они почувствовали себя «богами» и стали пользоваться своим превосходством. Дзе Уш, Ар Эсс и еще более десятка астронавтов начали отлынивать от своих обязанностей, отговариваясь походами к туземцам якобы для их изучения и помощи. Однако случайно командору Титу Ану стало известно, что они, пользуясь своим превосходством, заставляют туземцев почитать себя, приносить дары, а сами потребляют алкоголь, аборигенов же всячески унижают, порабощают и избивают. А Дзе Уш и еще некоторые астронавты принуждают туземцев к беспорядочным половым сношениям. Тит Ан сделал строгий выговор Дзе Ушу и другим астронавтам, недостойным называться членами Общины Справедливости, Мира и Радости, и запретил им покидать звездолет. А потом сказал всем, что пора заканчивать исследования и готовиться к отлету.
Однако за день до отлета произошло страшное событие. Дзе Уш, Ар Эсс и остальные провинившиеся астронавты устроили мятеж. Они захватили звездолет, присвоили все имеющееся оружие, испортили устройства связи, убили командора Тита Ана и сопротивлявшихся им астронавтов и объявили себя повелителями этой планеты. Остальным астронавтам они оставили выбор – или присоединиться к ним и править аборигенами, или уходить куда угодно. Часть астронавтов действительно присоединилась к мятежникам, надеясь их как-нибудь переубедить или просто помочь туземцам, или действительно соблазнилась перспективой их образа жизни. Остальные, в том числе и я, сохранившие моральный облик, отправились в изгнание, взяв с собою минимум вещей и оборудования.
Бунтовщики объявили себя богами, разделили земли планеты и населяющих их туземцев на зоны и стали там править, поодиночке или группами, пользуясь своими способностями и технологиями. Аборигенам мятежники сказали, что Тит Ан и другие были очень плохими богами и хотели уничтожить планету и всех, кто на ней находится, а они, Дзе Уш и товарищи, – хорошие боги, свергли плохих богов и теперь будут править миром. Часто между «богами» из-за территории вспыхивали жестокие войны, в которых гибли тысячи местных жителей.
Звездолет остался сторожить пилот Гел Йос, переметнувшийся к мятежникам. Однако молодому механику Фа Этану удалось обмануть его и выкрасть звездолет. Быть может, он хотел вернуться домой за помощью или сообщить о бунте, или, может, как-то уничтожить бунтовщиков - это так и осталось неизвестным. К сожалению, Фа Этан не обладал должными знаниями и разбил звездолет, не справившись с управлением в одиночку. Теперь и мятежники, и изгнанники остались навсегда запертыми на планете…
… Прошли годы, сотни лет. Лет скитаний по чужой планете. Изгнанники, бывшие некогда астронавтами Общины Справедливости, Мира и Радости, теперь – кто просто странствовал, кто пытался учить туземцев, кто также устроился «богом», кто погиб в войне или от бандитской руки.
И вот однажды молодому навигатору Джезу Ганоцри всё надоело. Он начал открыто проповедовать идеалы общества Справедливости, Мира и Радости, попутно исцеляя больных и утешая страждущих, отрицая, низвергая самозванных богов. Его речи привлекали внимание местных жителей, он стал популярен, за ним пошли люди. Неизвестно, «боги» ли приказали, или это была инициатива местных властей, но Джез был схвачен и подвергнут мучительной казни. Жаль, что мы, оставшиеся в живых изгнанники, узнали об этом слишком поздно и не успели предотвратить его смерть. Нам удалось лишь выкрасть тело Джеза после казни, но оживить его без оборудования разбившегося звездолета у нас не получилось. Нам осталось лишь тайно похоронить еще одного из нас…
… Годы, сотни, тысячи лет пролетели с тех пор. И сейчас я, возможно, последний оставшийся в живых из экипажа звездолета. Неизвестно, выжил ли кто-то из «богов»- мятежников или нет. Мне почему-то кажется, что нет. Древние поклонения забыты, идолы низвергнуты и безмолвны. Возможно, «боги» пали жертвой собственных стремлений и дел, или от рук своих последователей. А может, влились в поток новых «богов»?
Никто не ожидал, что учение молодого Джеза не пропадет в пыли веков, а разовьется и усилится. Но также никто не ожидал, во что оно будет развито тысячами темных и глупых, но агрессивных туземцев. Слова добра и истины, которые сеял когда-то Ганоцри, теперь становились причиной тысяч, миллионов смертей. Если бы Джез выжил, он сейчас мучился бы больше, чем во время смерти, видя, во что превращается его учение.
Многие из нас сперва поверили в благость последователей учения, влились в их ряды, продолжили дело Джеза, даже создали свой орден. Но постепенно организация последователей стала изменяться. Вместо того, чтобы сеять разумное, доброе и вечное, они просто скатились к борьбе за власть, золото, комфорт и роскошь собственной жизни. Причем ради этого они, не колеблясь, жертвовали тысячами жизней - врагов и своих последователей. Не в силах установить мировое господство, они измывались над теми, кто был под их властью. Неизвестно, были ли к этому причастны Дзе Уш и компания или нет.
Так, под вероломными ударами Святых Убийц, пал и наш орден. Удалось спастись единицам. Они не могли теперь жить среди людей, ежеминутно опасаясь за свою жизнь, прятались в лесах, горах, приумножая мифологию и суеверия местного народа. Кто-то нас называл эльфами, кто-то сидами, гномами, лешими, а Святые Убийцы – нечистью и демонами и неотступно следовали за нами по пятам, отлавливая и убивая нас поодиночке.
Вот и остался я один. Живу в глухой деревеньке, но в ней, конечно же, есть представительство Святых Убийц, и местный смотрящий, чувствую, давно меня приметил. Потому что я, как и все Люди Общины Справедливости, Мира и Радости, не могу пройти мимо чужой беды, несправедливости, не помочь. То соседскую девчонку подлечу, то несправедливо обвиненного от казни спасу, разбив лживое обвинение. Вот и живу, жду, когда за мной придут. Хотя, похоже, отец Симеон знает обо мне и моих деяниях, но закрывает на это глаза. Может, он не так уж и плох. Но он не один и не вечен.
Да и я устал уже жить. Да, организм мой еще молодой, питается энергией Космоса, и я спокойно могу протянуть еще сотни лет без энергетических коктейлей, камер очищения и прочего. Но я устал. Именно усталость постепенно старит мое тело. Я устал от безысходности, бесполезности своей жизни. Все мои друзья мертвы, мои идеалы и принципы никому не нужны, и даже если я спасу несколько десятков невинных жизней, все равно тысячи погибнут в мучениях. Но я не сдаюсь, просто из принципа, по инерции. Будь что будет. Вот напишу эти свои записки, переведу на несколько самых распространенных языков мира и оставлю где-нибудь. Быть может, кто-нибудь прочтет и поймет. И продолжит дело.
Но что это? Шаги во дворе, чьи-то голоса, крики, свет факелов. Эх, отец Симеон…
Последний раз редактировалось Irena 07 окт 2009, 18:54, всего редактировалось 1 раз.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№14
Камень
Никто так и не узнал, откуда и зачем пришел странник. Никто не предполагал, к чему может привести его появление. А если бы и знали, что можно сделать, если обновление неизбежно? Даже самое прочное здание все равно источится, обветшает и разрушится. Даже самая древняя традиция, казалось бы, впитанная с молоком матери, уйдет, оставшись воспоминанием. Потом не будет и воспоминания, ибо миру положено меняться. За весной идет лето, потом осень, зима и снова весна. Но это новая весна, не повтор старой.
Бродяга появился вечером, оставшись незаметным для большинства жителей. Демонстративно проигнорировал бордель, дом шамана и управителя, пока не остановился на торговом месте. Поискал глазами постоялый двор, не обнаружил и обратился к сидевшему прямо на земле карапузу:
- Малыш, где бы здесь ночь перекоротать?
Тот даже перестал лепить фигурки из внушавшей определенные подозрения черно-коричневой кучи. Примерился было швырнуть ком грязи в странника, но почему-то раздумал и молча продолжил художественные изыскания.
К такому приему бродяга привык или просто был нечувствителен к пренебрежению, но без тени расстройства отправился к ближайшей мазанке и толкнул дверь.
- Кто-кто в сем домике живет? – ответом был только скрип двери. – Можно войти?
Не дождавшись ответа, путник уже было занес ногу над порогом, но перешагивать не стал.
- Скажи-ка, малыш, где здесь взрослые есть?
В ответ тот провел рукой достаточно широкую дугу, чтоб найти взрослых в любой стороне, кроме той, откуда пришел странник.
- Понятно, работаете, значит.
- Нет, сегодня праздник, – малыш, оказывается, умел разговаривать. – Все ходят в гости и поздравляют друг друга, а потом идут на волшебную поляну.
- А в чем смысл праздника, как называется? – в речи странника интереса было не больше, чем снега на улице в середине лета. – И где хоть один взрослый?
- Я взрослый, – из-за спины бродяги появился невысокий человек с собакой на поводке. Добро пожаловать, вы откуда?
- То отсюда, то оттуда. Везде понемногу, – бродяга поспешил сменить тему. – С праздником! – и ласково потрепал собаку, которой такое обращение явно понравилось.
- С праздником, – спокойно отозвался местный. – К алтарю пойдем?
- Пойдем, интересно же! – странник взвалил на спину мешок со своим нехитрым имуществом, до того беспечно брошенный на дороге. – Правила какие особые есть?
- Да какие правила, у нас, как у всех, - хозяин собаки почесал нос. – Кажется. Не робей, мы люди мирные. Это, правда, запрещено: в первый день и к алтарю. Но ты мне нравишься и Дружку, я тебе доверяю.
Предупреждение было лишним, бродяга явно ничего не боялся и не стеснялся. По дороге выяснилось название праздника и содержание торжеств. Утром это был просто внеочередной повод веселиться, но ближе к вечеру превращался в самое важное событие года для местных жителей. День знаний праздновался с незапамятных времен. Сначала все просто ходили в гости друг к другу, угощая заранее испеченным печеньем. После чего проводился ритуал, вот для него все и собирались на поляне, где стоял древний камень-алтарь с рунической надписью, поставленный когда-то давно одним из богов. Чего хотел небожитель, конечно, никто не помнил, но пользовались до сих пор. Возле камня собирались перед отправлением за грибами, на охоту или по ягоды. Вечером там назначали свидания влюбленные – только в этом году было два десятка свадеб, и спины почти всех невест отлично помнили тепло, исходившее от камня в любое время года.
Но главное – алтарь учил людей читать. Подходившие в начале церемонии трехлетние дети еще не знали рунописи, а к концу могли понять любой знак на табличках общественных храмов. Разбирались в древних письменах, выбитых на стенах забытых гробниц, или даже в свитках. Южные варвары использовали слоговое письмо, не дойдя в своем развитии до рун, а тексты рисовали на свитках, из-за своей отсталости не понимая недолговечности таких записей. К сожалению, южане обладали неплохими знаниями в медицине и астрологии, и их записи были нужны повсюду.
Благодаря камню, из этих мест выходили лучшие писцы, счетоводы и чиновники. В итоге старики не боялись перенаселения и голода, молодежь верила в светлое свое будущее, и боги были довольны. Они не требовали кровавых жертв, ведь алтарь нуждался в ином ритуале, а само существование камня делало местных жителей как бы избранными, отмеченными благодатным знаком. Странник увлеченно слушал любителя собак, чем мгновенно вызвал его расположение. К поляне они подошли уже настоящими друзьями. На огромной поляне не было ни травинки, все вытоптали тысячи ног. Здесь стояли люди со всей округи, свободное пространство было только около огромного белого камня. Там переминались с ноги на ногу несколько десятков маленьких детей и старик. Все смотрели на центр камня, где трещины складывались в потрясающе красивый узор, бывший, видимо, древней рунической надписью.
- Уф, успели, - собачник улыбнулся. – Я пока за Дружком бегал, думал, опоздаем. Конечно, в юном возрасте сюда попадать лучше и полезнее. Мы просто полюбуемся, а вон те мальцы сегодня станут умнее. Жаль, я до десяти лет сюда не попал. Сейчас бы виноград ел на юге, работал в прохладе, утром пару стихов за местным эфенди запишешь - и весь день свободен.
- Так здесь живут в основном приезжие? – заинтересовался бродяга. – Как ты и я?
- Местные тоже остаются. Некоторым почему-то нравится родина, только потому что она родина. Никогда не понимал, я вот сам и не вспомню, где родился. О, сейчас тихо, начинается!
Неожиданно стих висящий над толпой гомон. Замолчали даже кузнечики и птицы. Стоявший у камня горбатый старец поднял руки. В левой был посох, в правой серая табличка с рунами. Его хламида затрепетала, как во время бури, хотя не было ни дуновения ветерка. Неожиданно высоким голосом старик начал читать:
- Ад кумсантис туисладемте…
Бродяга еле сдержал смех, любитель собак укоризненно посмотрел на него и рукой указал на возвышавшийся над поляной камень. Три первые руны на нем вспыхнули золотисто-желтым.
- Инсе кулеса келорум…
- Келорум, - повторил, ухмыляясь, странник.
- Ой, что ты натворил, - прошептал изменившийся в лице его новый друг. – Я же просил тихо.
- Надо было сказать, что ничего говорить нельзя! – ответил бродяга, еще не понимая. – Точнее надо говорить. Я не местный, не знаю ваших обычаев.
- Это не обычай, это ритуал!
На камне горели первые шесть рун, но последняя из них была оранжево-красная, наливаясь все более зловещим сиянием. Вдруг по камню вдоль злополучной руны пошла трещина. Раздался многоголосый вопль. Все кричали, ругались, плакали, сыпали проклятьями и молили о помощи.
Жрец упал на колени и бился лбом о землю. Глиняная табличка выскользнула у него из руки и разбилась.
- Что здесь происходит? – на камне сидел человек в маске гнома. Лицо гнома было сурово, на лбу застыли две морщины, подвижной казалась только рыжая борода. – Решили поменять традицию? – гномье лицо внезапно перевернулось, борода стала выглядеть странной прической, как у Мальчика-луковки, а морщины превратились в подобие улыбки, нос больше не опускался вниз, а был задорно поднят. – Вас перестал устраивать один алтарь, и вы решили сделать два? – при смене обличья голос божества тоже стал другим, более высоким и едким.
- О, великий! – жрец перестал трамбовать землю челом. – Просим тебя о прощении и защите, твой камень поврежден, мы плохо провели ритуал, забыли о почтении, допустили постороннего, не оставили постов. Чад своих неразумных прости и помилуй!
- Вы мне не чада, - бог вернулся к гномьей ипостаси. – Вы чада этого, как его, ну, не важно. Я только имею несчастье за вами присматривать. Камень я починить не могу и не собираюсь. Ритуал можете повторить, но сила будет намного меньше прежней, а с годами совсем уйдет. Теперь учитесь сами, довольно пользоваться дареной силой. Только уберите отсюда нарушившего церемонию. Где один раз, там и два.
С этими словами бог исчез, а на поляну вернулась тишина.
- А я что, я ничего, – бродяга попятился от взглядов. – Я случайно, меня не предупредили!
Горбатый старец взглянул ненавидяще. Он понимал сейчас только, что пришлый человек нарушил вековые устои, оказался поводом к переменам, которые, как известно, несут только потери и разочарования. Жрец помнил о старых правилах, когда ради молчания все присутствующие завязывали рты. Рано или поздно это должно было произойти. Люди стали слишком ленивы, растеряли почтение к обрядам. Старик чувствовал себя виноватым больше остальных, поэтому был счастлив найти того, на кого можно свалить вину.
- Изгнать! – протяжно завопил он. – Наш хранитель приказал выгнать святотатца!
Новый друг бродяги неожиданно быстро справился с собой:
- Как это изгнать? Он сказал отвести от алтаря новичка и повторить ритуал, - слегка искажая слова бога, но все же довольно уверенно и громко произнес защитник. – Я отведу его к кромке леса, и мы подождем там окончания ритуала.
Но жреца было не остановить:
- Гнать! Не святотатствуйте! Мало вам того, что уже натворили!
- Куда же он пойдет на ночь глядя?
- Болота!
- Волки!
- Сюда же он как-то добрался!
- Бандиты!
- Когда ты последний раз бандитов видела?
- Что же будет теперь?
- Куда ж я своего охламона пристрою теперь?
Дальше ор окончательно преобразовался в бессвязный шум, в котором ничего нельзя было понять. Тут и там люди начали нагибаться и что-то поднимать с земли.
Собачник схватил друга за руку и потащил прочь от негостеприимной поляны:
- Эх, не нашел я себе новой родины. Бежим, одного камня хватит, чтоб толпа перестала колебаться и начала бросать свои!
Камень
Никто так и не узнал, откуда и зачем пришел странник. Никто не предполагал, к чему может привести его появление. А если бы и знали, что можно сделать, если обновление неизбежно? Даже самое прочное здание все равно источится, обветшает и разрушится. Даже самая древняя традиция, казалось бы, впитанная с молоком матери, уйдет, оставшись воспоминанием. Потом не будет и воспоминания, ибо миру положено меняться. За весной идет лето, потом осень, зима и снова весна. Но это новая весна, не повтор старой.
Бродяга появился вечером, оставшись незаметным для большинства жителей. Демонстративно проигнорировал бордель, дом шамана и управителя, пока не остановился на торговом месте. Поискал глазами постоялый двор, не обнаружил и обратился к сидевшему прямо на земле карапузу:
- Малыш, где бы здесь ночь перекоротать?
Тот даже перестал лепить фигурки из внушавшей определенные подозрения черно-коричневой кучи. Примерился было швырнуть ком грязи в странника, но почему-то раздумал и молча продолжил художественные изыскания.
К такому приему бродяга привык или просто был нечувствителен к пренебрежению, но без тени расстройства отправился к ближайшей мазанке и толкнул дверь.
- Кто-кто в сем домике живет? – ответом был только скрип двери. – Можно войти?
Не дождавшись ответа, путник уже было занес ногу над порогом, но перешагивать не стал.
- Скажи-ка, малыш, где здесь взрослые есть?
В ответ тот провел рукой достаточно широкую дугу, чтоб найти взрослых в любой стороне, кроме той, откуда пришел странник.
- Понятно, работаете, значит.
- Нет, сегодня праздник, – малыш, оказывается, умел разговаривать. – Все ходят в гости и поздравляют друг друга, а потом идут на волшебную поляну.
- А в чем смысл праздника, как называется? – в речи странника интереса было не больше, чем снега на улице в середине лета. – И где хоть один взрослый?
- Я взрослый, – из-за спины бродяги появился невысокий человек с собакой на поводке. Добро пожаловать, вы откуда?
- То отсюда, то оттуда. Везде понемногу, – бродяга поспешил сменить тему. – С праздником! – и ласково потрепал собаку, которой такое обращение явно понравилось.
- С праздником, – спокойно отозвался местный. – К алтарю пойдем?
- Пойдем, интересно же! – странник взвалил на спину мешок со своим нехитрым имуществом, до того беспечно брошенный на дороге. – Правила какие особые есть?
- Да какие правила, у нас, как у всех, - хозяин собаки почесал нос. – Кажется. Не робей, мы люди мирные. Это, правда, запрещено: в первый день и к алтарю. Но ты мне нравишься и Дружку, я тебе доверяю.
Предупреждение было лишним, бродяга явно ничего не боялся и не стеснялся. По дороге выяснилось название праздника и содержание торжеств. Утром это был просто внеочередной повод веселиться, но ближе к вечеру превращался в самое важное событие года для местных жителей. День знаний праздновался с незапамятных времен. Сначала все просто ходили в гости друг к другу, угощая заранее испеченным печеньем. После чего проводился ритуал, вот для него все и собирались на поляне, где стоял древний камень-алтарь с рунической надписью, поставленный когда-то давно одним из богов. Чего хотел небожитель, конечно, никто не помнил, но пользовались до сих пор. Возле камня собирались перед отправлением за грибами, на охоту или по ягоды. Вечером там назначали свидания влюбленные – только в этом году было два десятка свадеб, и спины почти всех невест отлично помнили тепло, исходившее от камня в любое время года.
Но главное – алтарь учил людей читать. Подходившие в начале церемонии трехлетние дети еще не знали рунописи, а к концу могли понять любой знак на табличках общественных храмов. Разбирались в древних письменах, выбитых на стенах забытых гробниц, или даже в свитках. Южные варвары использовали слоговое письмо, не дойдя в своем развитии до рун, а тексты рисовали на свитках, из-за своей отсталости не понимая недолговечности таких записей. К сожалению, южане обладали неплохими знаниями в медицине и астрологии, и их записи были нужны повсюду.
Благодаря камню, из этих мест выходили лучшие писцы, счетоводы и чиновники. В итоге старики не боялись перенаселения и голода, молодежь верила в светлое свое будущее, и боги были довольны. Они не требовали кровавых жертв, ведь алтарь нуждался в ином ритуале, а само существование камня делало местных жителей как бы избранными, отмеченными благодатным знаком. Странник увлеченно слушал любителя собак, чем мгновенно вызвал его расположение. К поляне они подошли уже настоящими друзьями. На огромной поляне не было ни травинки, все вытоптали тысячи ног. Здесь стояли люди со всей округи, свободное пространство было только около огромного белого камня. Там переминались с ноги на ногу несколько десятков маленьких детей и старик. Все смотрели на центр камня, где трещины складывались в потрясающе красивый узор, бывший, видимо, древней рунической надписью.
- Уф, успели, - собачник улыбнулся. – Я пока за Дружком бегал, думал, опоздаем. Конечно, в юном возрасте сюда попадать лучше и полезнее. Мы просто полюбуемся, а вон те мальцы сегодня станут умнее. Жаль, я до десяти лет сюда не попал. Сейчас бы виноград ел на юге, работал в прохладе, утром пару стихов за местным эфенди запишешь - и весь день свободен.
- Так здесь живут в основном приезжие? – заинтересовался бродяга. – Как ты и я?
- Местные тоже остаются. Некоторым почему-то нравится родина, только потому что она родина. Никогда не понимал, я вот сам и не вспомню, где родился. О, сейчас тихо, начинается!
Неожиданно стих висящий над толпой гомон. Замолчали даже кузнечики и птицы. Стоявший у камня горбатый старец поднял руки. В левой был посох, в правой серая табличка с рунами. Его хламида затрепетала, как во время бури, хотя не было ни дуновения ветерка. Неожиданно высоким голосом старик начал читать:
- Ад кумсантис туисладемте…
Бродяга еле сдержал смех, любитель собак укоризненно посмотрел на него и рукой указал на возвышавшийся над поляной камень. Три первые руны на нем вспыхнули золотисто-желтым.
- Инсе кулеса келорум…
- Келорум, - повторил, ухмыляясь, странник.
- Ой, что ты натворил, - прошептал изменившийся в лице его новый друг. – Я же просил тихо.
- Надо было сказать, что ничего говорить нельзя! – ответил бродяга, еще не понимая. – Точнее надо говорить. Я не местный, не знаю ваших обычаев.
- Это не обычай, это ритуал!
На камне горели первые шесть рун, но последняя из них была оранжево-красная, наливаясь все более зловещим сиянием. Вдруг по камню вдоль злополучной руны пошла трещина. Раздался многоголосый вопль. Все кричали, ругались, плакали, сыпали проклятьями и молили о помощи.
Жрец упал на колени и бился лбом о землю. Глиняная табличка выскользнула у него из руки и разбилась.
- Что здесь происходит? – на камне сидел человек в маске гнома. Лицо гнома было сурово, на лбу застыли две морщины, подвижной казалась только рыжая борода. – Решили поменять традицию? – гномье лицо внезапно перевернулось, борода стала выглядеть странной прической, как у Мальчика-луковки, а морщины превратились в подобие улыбки, нос больше не опускался вниз, а был задорно поднят. – Вас перестал устраивать один алтарь, и вы решили сделать два? – при смене обличья голос божества тоже стал другим, более высоким и едким.
- О, великий! – жрец перестал трамбовать землю челом. – Просим тебя о прощении и защите, твой камень поврежден, мы плохо провели ритуал, забыли о почтении, допустили постороннего, не оставили постов. Чад своих неразумных прости и помилуй!
- Вы мне не чада, - бог вернулся к гномьей ипостаси. – Вы чада этого, как его, ну, не важно. Я только имею несчастье за вами присматривать. Камень я починить не могу и не собираюсь. Ритуал можете повторить, но сила будет намного меньше прежней, а с годами совсем уйдет. Теперь учитесь сами, довольно пользоваться дареной силой. Только уберите отсюда нарушившего церемонию. Где один раз, там и два.
С этими словами бог исчез, а на поляну вернулась тишина.
- А я что, я ничего, – бродяга попятился от взглядов. – Я случайно, меня не предупредили!
Горбатый старец взглянул ненавидяще. Он понимал сейчас только, что пришлый человек нарушил вековые устои, оказался поводом к переменам, которые, как известно, несут только потери и разочарования. Жрец помнил о старых правилах, когда ради молчания все присутствующие завязывали рты. Рано или поздно это должно было произойти. Люди стали слишком ленивы, растеряли почтение к обрядам. Старик чувствовал себя виноватым больше остальных, поэтому был счастлив найти того, на кого можно свалить вину.
- Изгнать! – протяжно завопил он. – Наш хранитель приказал выгнать святотатца!
Новый друг бродяги неожиданно быстро справился с собой:
- Как это изгнать? Он сказал отвести от алтаря новичка и повторить ритуал, - слегка искажая слова бога, но все же довольно уверенно и громко произнес защитник. – Я отведу его к кромке леса, и мы подождем там окончания ритуала.
Но жреца было не остановить:
- Гнать! Не святотатствуйте! Мало вам того, что уже натворили!
- Куда же он пойдет на ночь глядя?
- Болота!
- Волки!
- Сюда же он как-то добрался!
- Бандиты!
- Когда ты последний раз бандитов видела?
- Что же будет теперь?
- Куда ж я своего охламона пристрою теперь?
Дальше ор окончательно преобразовался в бессвязный шум, в котором ничего нельзя было понять. Тут и там люди начали нагибаться и что-то поднимать с земли.
Собачник схватил друга за руку и потащил прочь от негостеприимной поляны:
- Эх, не нашел я себе новой родины. Бежим, одного камня хватит, чтоб толпа перестала колебаться и начала бросать свои!
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 15
Секрет
Вдох… Золотая энергия течет, наполняя каждую клеточку. Сияющим потоком она вливается в мое тело. Ее ток растворяет черноту негативных мыслей, выжигает все болезненные состояния.
Выдох… Энергия растворяется в органах, тканях и системах моего организма.
Вдох… Она уничтожает болезнетворные и вредоносные вирусы, микробы и бактерии. Регенерирует и восстанавливает каждую клеточку и весь организм в целом.
Выдох… Энергия растворяется, повышая жизненный тонус и иммунитет. Организм работает отлаженно, по заложенной Богом программе.
Вдох…
– Солнышко, ты еще долго? – Я уже привыкла, что мама каждое утро заглядывает в комнату и пытается отвлечь меня от занятий. И я до сих пор не знаю, делает она это специально - или это у нее такой ритуал... – Омлет стынет! – Она, как обычно, в своем репертуаре. И ведь знает же, что я сначала бегу в парк, на зарядку, а уж потом завтракаю. И вовсе не омлетом. И все равно, каждое утро, день за днем, год за годом, она зовет меня завтракать. Как в детстве.
Да, мама не меняется, но я уже другая. Ее слова еще плывут в воздухе, но, постепенно затихая, растворяются в солнечном свете, и меня накрывает тишина.
Вдох… Золотая энергия уничтожает все воспаления, хронические процессы и старческие изменения.
Выдох… Мой организм молодой, здоровый, крепкий, сильный.
Так велел Бог, во имя Бога, Аминь. Ом. Ом. Ом.
Я повернулась лицом к маме, и колпак тишины растаял, позволяя услышать окончание ее тирады:
– …каждый день одно и то же. Словно глухая.
– Мам, ну что ты, как не родная. Нотации почитаешь мне во время завтрака, – я натягивала шорты и майку и наскоро причесывалась, – а я пока на зарядку.
Ужом проскользнув мимо мамы, я на скорости запрыгнула в кроссовки и, на ходу схватив плеер, выскочила за дверь. Несколько пролетов лестницы, два пешеходных перехода, и я в парке. Пробежка и зарядка на свежем воздухе – лучшая возможность зарядиться энергией на весь день. Ведь зарядка потому так и называется. И ноги легко понесли меня вперед. Ну ладно, прочь размышлизмы…
Вдох… Энергия окружающей природы, деревьев, трав и цветов наполняет мое тело.
Выдох… Она растворяется во мне и приносит радость, счастье и гармонию с миром…
– Доброе утро, девулечка–красотулечка! – меня догнал и обогнал наш сосед. Ведь не одна же я веду здоровый образ жизни. – И вам того же! – описав последний круг, я прибежала к спортивным снарядам, чудом сохранившимся в парке.
Люблю зарядку, особенно, когда никто не смотрит. Но так бывает редко. Просто, когда я начинаю подтягиваться, сразу набегает куча народу. Откуда их столько берется? И тут же они начинают комментировать и считать:
– Раз, два, три, четыре…
– Глянь, чо вытворяет!
– …Семь, восемь, девять, десять…
– Во дает…
– Да это не девка, а парень!
– Нехорошо завидовать.
– Да заткнись ты, а то как дам!...
– …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать!
Я спрыгнула на землю и стала отжиматься, и все повторилось сначала. И самое грустное, что, когда я только начинала заниматься, такие же элементы ходили за мной по пятам да в рот смотрели. А как узнали, что надо не только разговоры разговаривать, а еще и работать над собой, так и отвяли. Обидно. Никто из этих людей даже не попытался изменить себя. Им проще приходить в парк каждое утро и глазеть на меня, чем самим что-то сделать.
Я возвращалась домой довольная, легкая, с крыльями за спиной. Меня давно не смущали эти “почитатели”, я давно перестала обращать на них внимание. Просто глохла в их присутствии и никого не замечала.
Дома все было, как обычно. Пахло лимоном и мятой, значит, папа уже начал делать салат.
– Па, – я сбросила кроссовки и полетела в душ, – я скоро!
…Ледяная вода струится по телу, смывая пот и грязь. Как физическую, так и энергетическую. Она проникает в поры и вымывает шлаки и болезни. Вся эта гадость стекает вниз, вниз, в канализацию. И после холодного душа хочется петь и летать.
На кухне папа колдовал над самым полезным в природе салатом, а мама подогревала омлет. Для себя.
– Мама, хватит заниматься пищеварением! – я начала создавать фруктово–энергетический коктейль, – лучше помоги мне.
Она фыркает, но, конечно, помогает. Мама ведь совсем не против моей практики, система ей даже нравится, но без самой главной ее составляющей – Бога. И тут уже ничего не изменишь, вернее, я ничего не могу изменить. Потому что нельзя заставить человека захотеть, а мама не хочет. Не хочет верить. Не хочет - и точка. Иногда мы с папой заводим разговор на эту тему, но мама всегда его обрывает:
– Ничего не хочу слышать!
– Но, мам…
– И не говорите мне ничего! – сердится она, – Где Бог? Вот где Он? Покажи мне Его! Это для начала. А уже потом будем вести конструктивный диалог. Подкрепленный чудесами, ответами на все вопросы и так далее и тому подобное!
– А моя внешность…
– Твоя внешность говорит только о том, что, ты ведешь здоровый образ жизни, правильно питаешься и делаешь Око Возрождения!
– Но религия… – мама снова оборвала меня на полуслове:
– Что религия? Что религия? Не нужна она мне. Ты мне Бога живьем покажи…
– А зачем? – теперь я оборвала ее. – Ты же все равно не поверишь. И всем Его чудесам найдешь любое объяснение, только не Божественное.
И тут мама села на своего любимого конька:
– Ты говоришь - Бог, Бог! Люди Ему молятся, земные поклоны бьют, а взамен? Пшик!
– А как бы тебе понравилось, если бы я стала перед тобой на колени, кланялась тебе и звала – “Госпожа!”, как будто ты где-то далеко, хоть ты рядом со мной?
Она поморщилась:
– Невелико счастье, – и тут же, опомнившись, махнула рукой: – Все! Хватит меня убеждать! – и ушла в комнату.
Вот такие бои без правил. Что тут скажешь? Мы с папой позавтракали в молчании, и я нырнула в фотошоп. Ооо… Фотошоп… Это моя страсть, хобби и работа. Какое счастье, когда действительное совпадает с желаемым! Пока я работала, день протекал, как вода сквозь пальцы. Легкий обед - и работа продолжалась, и… неожиданно закончилась. Потому что к нам в гости пришла Лада, моя старшая дочка. И пришла не одна, а с внучкой.
Я вылетела из комнаты как ошпаренная:
– Ладушка! Златушка! Девочки мои! Ну наконец-то! – Я была готова прыгать от радости. Но меня ждал облом:
– Мама, я уже опаздываю, оставляю у вас Злату, вечером увидимся, – доця поцеловала всех, и махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.
– Ну что ж, – я посмотрела на внучку, – будем развлекаться?
Девочка робко улыбнулась, и я взяла инициативу в свои руки:
– Идем гулять в парк, на роликах, что скажешь?
Получив ее утвердительно-радостное “да”, мы пошли в парк. По дороге Златушка спросила меня:
– Бабуля, а что тебе на день рождения подарить?
– Что бы ты ни подарила, мне все будет приятно, – я погладила внучку по голове.
– Просто мама сказала, что тебе 60 лет исполняется, это правда? – девочка недоверчиво-восхищенно смотрела на меня.
– Правда, правда.
– Ты такая молодая, бабушка, не такая, как у остальных.
– Разве это плохо? – Я заглянула ей в глаза,
– Это здорово! Ты катаешься со мной на роликах, а так как ты, ни одна бабушка не умеет, – засмеялась внучка.
Мы гуляли бы дотемна, если бы не случайность. Катаясь на роликах, Злата очень эффектно, но весьма болезненно упала, проехавшись носом, ладонями и коленями по асфальту. Присев на корточки рядом с плачущей девочкой, я вытерла ее мокрые от слез глаза:
– Не плачь, солнышко, сейчас все пройдет. Дай-ка мне руки. – Я провела рукой над ладонями внучки, забирая ее боль, словно черный сгусток, и стряхнула эту грязь на землю. – Матушка Земля, пожалуйста, забери эту черноту. – Темный сгусток стал рассасываться и исчез. – Спасибо тебе, Матушка Земля…
– Бабушка! – Девочка забыла плакать и во все глаза смотрела на меня. – Руки не болят!
– Знаю, знаю, – я положила свою ладонь на детские ладошки.
Вдох… Целительная энергия течет через мои ладони и наполняет девочку, она снимает ее воспаление, раздражение, убивает вирусы и микробы, уничтожает болезненные состояния, выжигает вредные вещества, регенерирует и восстанавливает поврежденные ткани, органы и системы.
Выдох… Энергия растворяется, давая каждой клеточке организма импульс на полное восстановление и выздоровление. Так велел Бог, Во имя Бога. Аминь Ом. Ом. Ом.
Я подняла руку, ладони Златы были грязные, но царапин больше не было. И не только на ладонях. Колени и нос тоже были целы. И хотя выглядела она, как поросенок, я улыбнулась:
– Пойдем, что ли, мама уже, наверное пришла, и беспокоится. – Но девочка не сдвинулась с места. Рассмотрев свои коленки и руки, пощупав нос, она с немым восхищением уставилась на меня, а потом выдохнула:
– Бабушка, ты… Бог?
– Я не волшебник, я только учусь, – рассмеялась я и добавила, – нет, Златушка. Пока нет.
Когда мы вернулись, моей дочки еще не было, и было решено вернуть ребенку приличный вид. Ее искупали, переодели и сели ждать маму. Но мамы все не было, и тогда внучка решилась затронуть наболевшую, в прямом смысле слова, тему:
– Бабуля… как? – Она смотрела то на меня, то на свои ладони. – Как же ты это сделала?
– А мама тебе не рассказывала?
– Нет, – Злата только покачала головой,
– Ну и зря, она ведь тоже так умеет.
– Мама? – девочка ошалело смотрела на меня.
– Мама, мама. И ты тоже сможешь, если захочешь, – я невольно засмеялась, видя удивление внучки. – Раз она ничего не рассказывала, видимо, придется мне. – Я задумалась и продолжила:
– Ну, слушай. Случилось это так давно, что сказкой стало. В те незапамятные времена нашей Земли, да и всего мира, не было, потому что еще не было его Создателя, Бога. А была Пустота. Но и она не была совсем пустой…
– Как это пустота не была пустой? – Злата, не понимая, смотрела на меня,
– Там всегда было движение энергий. Крохотные частички постоянно сталкивались между собой. И однажды одна частица стала притягивать частички, которые с ней столкнулись. И получился маленький сгусток энергий. – Я посмотрела на внучку, она слушала, затаив дыхание.
– Этот энергетический сгусток рос, изменялся, менял, улучшал сам себя. Именно так Создатель создал Себя. Но это заняло очень, очень много времени, так много, что и представить трудно. И знаешь что, – я наклонилась к девочке, – я открою тебе один секрет.
От предвкушения у Златки заблестели глаза, и она радостно улыбнулась мне:
– Расскажи, пожалуйста.
И я шепотом сказала ей на ушко:
– Бог стал Человеком. А любой человек может стать Богом. Если захочет. А ТЫ хочешь?...
Секрет
Вдох… Золотая энергия течет, наполняя каждую клеточку. Сияющим потоком она вливается в мое тело. Ее ток растворяет черноту негативных мыслей, выжигает все болезненные состояния.
Выдох… Энергия растворяется в органах, тканях и системах моего организма.
Вдох… Она уничтожает болезнетворные и вредоносные вирусы, микробы и бактерии. Регенерирует и восстанавливает каждую клеточку и весь организм в целом.
Выдох… Энергия растворяется, повышая жизненный тонус и иммунитет. Организм работает отлаженно, по заложенной Богом программе.
Вдох…
– Солнышко, ты еще долго? – Я уже привыкла, что мама каждое утро заглядывает в комнату и пытается отвлечь меня от занятий. И я до сих пор не знаю, делает она это специально - или это у нее такой ритуал... – Омлет стынет! – Она, как обычно, в своем репертуаре. И ведь знает же, что я сначала бегу в парк, на зарядку, а уж потом завтракаю. И вовсе не омлетом. И все равно, каждое утро, день за днем, год за годом, она зовет меня завтракать. Как в детстве.
Да, мама не меняется, но я уже другая. Ее слова еще плывут в воздухе, но, постепенно затихая, растворяются в солнечном свете, и меня накрывает тишина.
Вдох… Золотая энергия уничтожает все воспаления, хронические процессы и старческие изменения.
Выдох… Мой организм молодой, здоровый, крепкий, сильный.
Так велел Бог, во имя Бога, Аминь. Ом. Ом. Ом.
Я повернулась лицом к маме, и колпак тишины растаял, позволяя услышать окончание ее тирады:
– …каждый день одно и то же. Словно глухая.
– Мам, ну что ты, как не родная. Нотации почитаешь мне во время завтрака, – я натягивала шорты и майку и наскоро причесывалась, – а я пока на зарядку.
Ужом проскользнув мимо мамы, я на скорости запрыгнула в кроссовки и, на ходу схватив плеер, выскочила за дверь. Несколько пролетов лестницы, два пешеходных перехода, и я в парке. Пробежка и зарядка на свежем воздухе – лучшая возможность зарядиться энергией на весь день. Ведь зарядка потому так и называется. И ноги легко понесли меня вперед. Ну ладно, прочь размышлизмы…
Вдох… Энергия окружающей природы, деревьев, трав и цветов наполняет мое тело.
Выдох… Она растворяется во мне и приносит радость, счастье и гармонию с миром…
– Доброе утро, девулечка–красотулечка! – меня догнал и обогнал наш сосед. Ведь не одна же я веду здоровый образ жизни. – И вам того же! – описав последний круг, я прибежала к спортивным снарядам, чудом сохранившимся в парке.
Люблю зарядку, особенно, когда никто не смотрит. Но так бывает редко. Просто, когда я начинаю подтягиваться, сразу набегает куча народу. Откуда их столько берется? И тут же они начинают комментировать и считать:
– Раз, два, три, четыре…
– Глянь, чо вытворяет!
– …Семь, восемь, девять, десять…
– Во дает…
– Да это не девка, а парень!
– Нехорошо завидовать.
– Да заткнись ты, а то как дам!...
– …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать!
Я спрыгнула на землю и стала отжиматься, и все повторилось сначала. И самое грустное, что, когда я только начинала заниматься, такие же элементы ходили за мной по пятам да в рот смотрели. А как узнали, что надо не только разговоры разговаривать, а еще и работать над собой, так и отвяли. Обидно. Никто из этих людей даже не попытался изменить себя. Им проще приходить в парк каждое утро и глазеть на меня, чем самим что-то сделать.
Я возвращалась домой довольная, легкая, с крыльями за спиной. Меня давно не смущали эти “почитатели”, я давно перестала обращать на них внимание. Просто глохла в их присутствии и никого не замечала.
Дома все было, как обычно. Пахло лимоном и мятой, значит, папа уже начал делать салат.
– Па, – я сбросила кроссовки и полетела в душ, – я скоро!
…Ледяная вода струится по телу, смывая пот и грязь. Как физическую, так и энергетическую. Она проникает в поры и вымывает шлаки и болезни. Вся эта гадость стекает вниз, вниз, в канализацию. И после холодного душа хочется петь и летать.
На кухне папа колдовал над самым полезным в природе салатом, а мама подогревала омлет. Для себя.
– Мама, хватит заниматься пищеварением! – я начала создавать фруктово–энергетический коктейль, – лучше помоги мне.
Она фыркает, но, конечно, помогает. Мама ведь совсем не против моей практики, система ей даже нравится, но без самой главной ее составляющей – Бога. И тут уже ничего не изменишь, вернее, я ничего не могу изменить. Потому что нельзя заставить человека захотеть, а мама не хочет. Не хочет верить. Не хочет - и точка. Иногда мы с папой заводим разговор на эту тему, но мама всегда его обрывает:
– Ничего не хочу слышать!
– Но, мам…
– И не говорите мне ничего! – сердится она, – Где Бог? Вот где Он? Покажи мне Его! Это для начала. А уже потом будем вести конструктивный диалог. Подкрепленный чудесами, ответами на все вопросы и так далее и тому подобное!
– А моя внешность…
– Твоя внешность говорит только о том, что, ты ведешь здоровый образ жизни, правильно питаешься и делаешь Око Возрождения!
– Но религия… – мама снова оборвала меня на полуслове:
– Что религия? Что религия? Не нужна она мне. Ты мне Бога живьем покажи…
– А зачем? – теперь я оборвала ее. – Ты же все равно не поверишь. И всем Его чудесам найдешь любое объяснение, только не Божественное.
И тут мама села на своего любимого конька:
– Ты говоришь - Бог, Бог! Люди Ему молятся, земные поклоны бьют, а взамен? Пшик!
– А как бы тебе понравилось, если бы я стала перед тобой на колени, кланялась тебе и звала – “Госпожа!”, как будто ты где-то далеко, хоть ты рядом со мной?
Она поморщилась:
– Невелико счастье, – и тут же, опомнившись, махнула рукой: – Все! Хватит меня убеждать! – и ушла в комнату.
Вот такие бои без правил. Что тут скажешь? Мы с папой позавтракали в молчании, и я нырнула в фотошоп. Ооо… Фотошоп… Это моя страсть, хобби и работа. Какое счастье, когда действительное совпадает с желаемым! Пока я работала, день протекал, как вода сквозь пальцы. Легкий обед - и работа продолжалась, и… неожиданно закончилась. Потому что к нам в гости пришла Лада, моя старшая дочка. И пришла не одна, а с внучкой.
Я вылетела из комнаты как ошпаренная:
– Ладушка! Златушка! Девочки мои! Ну наконец-то! – Я была готова прыгать от радости. Но меня ждал облом:
– Мама, я уже опаздываю, оставляю у вас Злату, вечером увидимся, – доця поцеловала всех, и махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.
– Ну что ж, – я посмотрела на внучку, – будем развлекаться?
Девочка робко улыбнулась, и я взяла инициативу в свои руки:
– Идем гулять в парк, на роликах, что скажешь?
Получив ее утвердительно-радостное “да”, мы пошли в парк. По дороге Златушка спросила меня:
– Бабуля, а что тебе на день рождения подарить?
– Что бы ты ни подарила, мне все будет приятно, – я погладила внучку по голове.
– Просто мама сказала, что тебе 60 лет исполняется, это правда? – девочка недоверчиво-восхищенно смотрела на меня.
– Правда, правда.
– Ты такая молодая, бабушка, не такая, как у остальных.
– Разве это плохо? – Я заглянула ей в глаза,
– Это здорово! Ты катаешься со мной на роликах, а так как ты, ни одна бабушка не умеет, – засмеялась внучка.
Мы гуляли бы дотемна, если бы не случайность. Катаясь на роликах, Злата очень эффектно, но весьма болезненно упала, проехавшись носом, ладонями и коленями по асфальту. Присев на корточки рядом с плачущей девочкой, я вытерла ее мокрые от слез глаза:
– Не плачь, солнышко, сейчас все пройдет. Дай-ка мне руки. – Я провела рукой над ладонями внучки, забирая ее боль, словно черный сгусток, и стряхнула эту грязь на землю. – Матушка Земля, пожалуйста, забери эту черноту. – Темный сгусток стал рассасываться и исчез. – Спасибо тебе, Матушка Земля…
– Бабушка! – Девочка забыла плакать и во все глаза смотрела на меня. – Руки не болят!
– Знаю, знаю, – я положила свою ладонь на детские ладошки.
Вдох… Целительная энергия течет через мои ладони и наполняет девочку, она снимает ее воспаление, раздражение, убивает вирусы и микробы, уничтожает болезненные состояния, выжигает вредные вещества, регенерирует и восстанавливает поврежденные ткани, органы и системы.
Выдох… Энергия растворяется, давая каждой клеточке организма импульс на полное восстановление и выздоровление. Так велел Бог, Во имя Бога. Аминь Ом. Ом. Ом.
Я подняла руку, ладони Златы были грязные, но царапин больше не было. И не только на ладонях. Колени и нос тоже были целы. И хотя выглядела она, как поросенок, я улыбнулась:
– Пойдем, что ли, мама уже, наверное пришла, и беспокоится. – Но девочка не сдвинулась с места. Рассмотрев свои коленки и руки, пощупав нос, она с немым восхищением уставилась на меня, а потом выдохнула:
– Бабушка, ты… Бог?
– Я не волшебник, я только учусь, – рассмеялась я и добавила, – нет, Златушка. Пока нет.
Когда мы вернулись, моей дочки еще не было, и было решено вернуть ребенку приличный вид. Ее искупали, переодели и сели ждать маму. Но мамы все не было, и тогда внучка решилась затронуть наболевшую, в прямом смысле слова, тему:
– Бабуля… как? – Она смотрела то на меня, то на свои ладони. – Как же ты это сделала?
– А мама тебе не рассказывала?
– Нет, – Злата только покачала головой,
– Ну и зря, она ведь тоже так умеет.
– Мама? – девочка ошалело смотрела на меня.
– Мама, мама. И ты тоже сможешь, если захочешь, – я невольно засмеялась, видя удивление внучки. – Раз она ничего не рассказывала, видимо, придется мне. – Я задумалась и продолжила:
– Ну, слушай. Случилось это так давно, что сказкой стало. В те незапамятные времена нашей Земли, да и всего мира, не было, потому что еще не было его Создателя, Бога. А была Пустота. Но и она не была совсем пустой…
– Как это пустота не была пустой? – Злата, не понимая, смотрела на меня,
– Там всегда было движение энергий. Крохотные частички постоянно сталкивались между собой. И однажды одна частица стала притягивать частички, которые с ней столкнулись. И получился маленький сгусток энергий. – Я посмотрела на внучку, она слушала, затаив дыхание.
– Этот энергетический сгусток рос, изменялся, менял, улучшал сам себя. Именно так Создатель создал Себя. Но это заняло очень, очень много времени, так много, что и представить трудно. И знаешь что, – я наклонилась к девочке, – я открою тебе один секрет.
От предвкушения у Златки заблестели глаза, и она радостно улыбнулась мне:
– Расскажи, пожалуйста.
И я шепотом сказала ей на ушко:
– Бог стал Человеком. А любой человек может стать Богом. Если захочет. А ТЫ хочешь?...
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
№ 16
И не введи нас во искушение….
- И часто он тут сидит?
- Часто. Считай, каждый день. Приходит, садится на лавочку и сидит. Иногда пиво пьёт.
- Пиво?
- Ну да, мы не против. Никому ведь не мешает. Думали, у него тут лежит кто.
- Понятно. Спасибо вам.
- Да не за что, – санитарка кивнула и ушла, а отец Николай, молодой священник, стоял и смотрел на тощую фигуру, сидящую на лавочке перед детской онкологической больницей.
Он никогда раньше не сталкивался с дилеммой, которую считал нужным решить сейчас. Дилеммой странной и совершенно непонятной. А ведь нужно было лишь подойти и спросить.
Отец Николай был в Онкологическом Диспансере частым гостем. Печальным гостем, учитывая особенности заведения, но он всегда говорил себе, что если можно хоть немного, хоть на миг облегчить страдания находящихся здесь детей, то он должен это делать. И отец Николай старался изо всех сил.
Но примерно пару месяцев назад события приняли совершенно неожиданный оборот. Процент выздоровевших вырос почти до девяноста пяти, что было очень странно. Более того, участились случаи совсем уж чудесных исцелений, от которых врачи просто за голову хватались. Ну не может такого быть, хоть ты тресни. А оно есть.
Когда отец Николай впервые понял, что происходит, он едва с ума не сошёл от восторга, но вскоре призадумался. Стал наводить справки, собирать статистику. Он работал в этой больнице уже три года, молился, утешал, но почему сейчас? Почему эти пара месяцев? А потом, потом он увидел его.
****
Этого человека он встретил при весьма странных обстоятельствах. Банальная ситуация, какому-то старику стало плохо на трамвайной остановке. Видимо, сердце. Как это всегда бывает, кто-то остался безучастным, кто-то неуклюже старался помогать, совал таблетку валидола, но, глядя на синеющее лицо, многие понимали: скорая не успеет.
Отец Николай был в числе «неуклюже помогающих», хотя мало чем мог помочь. Люди расходились. Священник просто сидел и держал умирающего старика за руку. Не сразу он понял, что рядом кто-то стоит. А когда поднял голову, обнаружил худого мужчину, смотрящего на него. Сразу бросилось в глаза какое-то серое, словно измождённое, лицо незнакомца, щетина, потрёпанный, мятый плащ.
- Вы хотите помочь? – непонимающе посмотрел на него священник.
Незнакомец пожал плечами. А потом сделал то, что поначалу возмутило отца Николая до глубины души. Но на смену возмущению пришло изумление. Мужчина наклонился, ухватил старика за шиворот и, немного приподняв, произнёс в посиневшее лицо:
- Подыхать собрался? А вот фиг тебе.
После чего отпустил умирающего и, ссутулившись, зашагал по улице. А лицо старика вдруг порозовело, он глубоко задышал и, наконец, открыв глаза, стал с изумлением осматриваться. Приехавшие через десять минут врачи долго ругались, утверждая, что скорую вызвали к совершенно здоровому человеку.
****
Странный незнакомец каждое утро приходил к Диспансеру, садился на лавочку и просто сидел. Когда же выяснилось, что приходить он начал как раз два месяца назад, у отца Николая по спине пополз невольный холодок. Нет, это, конечно, были всего лишь подозрения, но, когда врачи показывали ему, как совершенно безнадёжные случаи вдруг оборачивались просто чудесными исцелениями, Николай решил проверить даже эти нелепые подозрения. А что он, собственно говоря, терял?
****
- Здравствуйте.
Человек искоса посмотрел на священника и, словно нехотя, буркнул:
- Привет.
- Я могу с вами поговорить?
- Вы уже со мной говорите.
- Гм, - священник на минуту растерялся. - Понимаете, я заметил, что вы каждый день сюда приходите. У вас здесь кто-то лечится?
Человек глянул на него слегка насмешливо.
- Нет.
- Но почему…
- Воздухом дышу. Есть ещё вопросы?
- Да, – твёрдо произнёс отец Николай.
Он-таки решился. Не было никакого смысла ходить вокруг да около, а потому он просто рассказал незнакомцу всё. И про свои подозрения, и про то, как встретил его на трамвайной остановке. Напомнил про старика. Но человек лишь пожал плечами:
- Ну и что?
- Вам нечего на это сказать?
- Чудеса - это по вашей части. Значит, молитесь хорошо. Попросите у своего начальства премию.
Отца Николая немного покоробили эти слова, но он быстро спросил:
- А почему вы вспомнили о чудесах?
- Ну, вы прям инквизитор, – хрипло рассмеялся незнакомец.
Николай вглядывался в худое, осунувшееся лицо собеседника и напряжённо думал. А потом неожиданно произнёс:
- Идёмте со мной.
- Куда?
- Туда. В больницу. Вас ведь туда не пускают, я угадал?
Человек криво усмехнулся.
- Пойдёмте. Я проведу. Как вас зовут?
- Денис.
- А я Николай.
- Мне всё равно.
- Что?
- Мне всё равно, кто вы.
- Вы не хотите войти?
- Нет.
Денис встал и, слегка пошатываясь, зашагал к выходу из больничного дворика.
****
Квартира, как обычно, встретила его пустотой и злым молчанием. Стены давили. На него всегда давили стены. Порой Денис понимал: это хорошо, что он всегда один. Он должен быть один. Нельзя по-другому. Нельзя мучить других. Но это понимание приходило уже после того, как он закрывал за собой двери. Сейчас были только отчаяние и злость.
И этот поп. Почему? Что ему нужно? Хотя тут-то как раз всё понятно. Чуда хочет. Они все хотят чуда. Чёрт бы их всех подрал с их чудесами, знали бы они, как же это тяжело. Осознавать, что можешь так много, и одновременно элементарно не способен никому про это рассказать.
Денис дураком не был. Прекрасно понимал, к чему приведёт огласка. Знал, как «отблагодарит» его дорогое человечество. Сначала будет восторг и благоговение. Потом страх. Потом зависть. А потом придёт и ненависть. За то, что не такой, что может больше, что не смог спасти всех и что не успел к кому-то конкретно. Ненавидеть будут сильно, так уж всё устроено. А потому - а не пошёл бы этот поп.… Хотя стоп. А почему бы и нет? Святоша сам этого хотел. Сам напрашивался. Пускай теперь делает выбор! Не понимает, конечно, начитался в своих книжках о «деяниях святых». Забыл, чем заканчивали эти святые. Забыл, что святых люди любят только в мёртвом, а лучше всего в изрядно «умученном» состоянии.
А что, собственно говоря, теряет Денис? Унылую жизнь? Каждодневные возвращения в эту пустую враждебную квартирку в старой хрущобе? Ежедневную бутылку дешевой водки, чтобы хоть на несколько часов забыться? Да и ну его всё. Святоша не понимает, как это может быть страшно. Но он поймёт. Быстро поймёт.
****
Отец Николай не сразу осознал, что его кто-то зовёт. А оглянувшись, с удивлением обнаружил Дениса, который, сутулясь, стоял у ворот. После вчерашнего разговора священник не ожидал снова увидеть этого человека - и где-то в глубине души даже обрадовался.
- Здравствуйте, – он постарался придать голосу самую дружественную интонацию.
- Скажите, – не здороваясь, тихо произнёс Денис. – А зачем вам это?
- Что?
- Причины. Разве самого факта чудесных исцелений мало?
Николай почувствовал, что не хочет отвечать на этот вопрос. Потом тихо произнёс:
- Это всё-таки вы?
- Вы обещали провести меня туда. Зачем? Доказательств хотите?
И священнику неожиданно стало страшно.
****
На них удивлённо косились, пока они шли по коридорам. Странная парочка - священник и бродяга. Неожиданно выяснилось, что Денис тоже боится. Он шагал всё медленнее, а в палату Николай его почти втащил. Тихо замер у лежащей на кровати маленькой фигурки. Волос у ребёнка не было, бледная кожа походила на бумагу, а глаза словно ввалились в глубокие черные ямы. Николай напряжённо смотрел на Дениса.
- И что? – хмуро поинтересовался тот.
- Он в коме. Врачи говорят, умрёт в ближайшие недели.
- Все когда-нибудь умрут.
- Но… Я думал… Я хочу знать.… Если это ты, сделай что-нибудь.
- Что-нибудь? Знака хочешь? Доказательств? – Денис неожиданно зло глянул на священника. – А ты выдержишь? Жалеть потом не станешь?
- Что вы… - прорезавшаяся в голосе Дениса злость испугала священника ещё сильнее.
- Ну, смотри, святоша. Ты сам просил. Ты этого хотел. Все вы этого хотите. Говорите о вере, а хотите доказательств. Ладно, мать твою. Будут тебе доказательства.
Денис подошёл к кровати и положил руку ребёнку на лоб. Потом резко развернулся и вышел из палаты. Мальчик отрыл глаза и удивлённо посмотрел на отца Николая. Священник даже не осознал, что крестится. Он прекрасно помнил, что до того, как попасть сюда, ребёнок этот был абсолютно слеп. Слеп от рождения.
****
- Я считаю, что если Бог дал тебе подобный дар, то нужно оправдать Его милость.
- Его милость? Или укрепить ваш имидж?
- Что ты…
- Не притворяйся, святоша. Твоё начальство будет радо заполучить «личного чудотворца».
Они разговаривали в больничном парке, и священник чувствовал, что в душе у него творится нечто невероятное. Странная смесь восторга и благоговейного ужаса, казалось, готова разорвать его на части. Даже унылый осенний дождик, начавший моросить, не мог изменить этого настроения.
- Это не так. Пойми, это Бог…
Денис дернулся, словно от удара. Потом медленно повернулся, и Николаю стало страшно при взгляде на его худое лицо.
- Ты кем меня представляешь? Святым? Да я в церкви не был ни разу в жизни.
Николай поражённо уставился на него.
- Что, не знал? – криво усмехнулся Денис. - А хочешь, я удивлю тебя ещё больше? Хочешь, я тебя напугаю? Напугаю до усрачки. Я ведь не такой уж и святой, как ты вбил в свою глупую башку. Даже совсем не святой. Я ведь и убить могу. Убить, и ничего мне за это не будет.
- Что?! Но как…. Нет…. Послушай…
- Это ты послушай! Хочешь, я открою тебе одну свою тайну? Так сказать, исповедуюсь? Вы же любите, когда вам исповедуются? А я вот никогда этого не делал, так что гордись, ты у меня первый. Так же легко, как лечить, я могу и убивать. И первое, на что я применил этот «Божий дар», - это было убийство.
- Что?!
- Знаешь, дети бывают очень жестокими. Мне было пятнадцать, и меня изводил одноклассник. Здоровенный и тупой бугай. Школьная дедовщина - неприятная штука. А потом мне надоели ежедневные побои, надоело, что он унижает меня перед девчонками в классе, надоело, что из-за него у меня нет друзей. Для того возраста эти вещи, знаешь ли, много значат. И в один из дней бугая нашли мёртвым в школьном туалете. Инфаркт. Никто ничего, конечно же, не понял. Вот так я впервые и использовал это «дар от Бога». А теперь задумайся, что ты про меня знаешь. Уверен, что тот раз был единственным?
Николай изумлённо смотрел на Дениса. Смотрел - и не знал, что сказать, хотя он ведь был уверен, в любой ситуации сможет найти нужные слова. А тут слов просто не находилось.
- Ну так что? – усмехнулся Денис. – Уверен теперь, что мне можно входить в этот дом и спасать этих детей? Уверен, что это дар от Бога? Не боишься, что сила эта совсем не из того источника, как ты тут размечтался? Сможешь решиться? Сделать выбор. Жизни этих детей - в обмен на вопрос, который теперь постоянно будет тебя мучить: кто же всё-таки их лечит?
Николай опустился на лавочку. Его трясло.
- Что, пробрало? – Денис сел рядом, и устало провёл ладонями по лицу. – А я ведь предупреждал. Говорил, что будет страшно. Искушение - страшная штука. Я знаю. Знаю, что значит иметь такую силу и делать выбор, как её использовать.
Отец Николай не отвечал. В его голове звучал только один вопрос: «Зачем?». Зачем Ты всё это делаешь? Какой во всём этом смысл? Почему нельзя дать знак однозначно и понятно? Он сидел и устало смотрел на унылый осенний парк, мокнувший под дождём, на тяжёлое, свинцовое небо, мрачные стены больницы. Смотрел и понимал: что-то в нём надломилось. И, глядя на тёмное небо, он начал молиться. Просто потому, что не умел ничего другого….
И не введи нас во искушение….
- И часто он тут сидит?
- Часто. Считай, каждый день. Приходит, садится на лавочку и сидит. Иногда пиво пьёт.
- Пиво?
- Ну да, мы не против. Никому ведь не мешает. Думали, у него тут лежит кто.
- Понятно. Спасибо вам.
- Да не за что, – санитарка кивнула и ушла, а отец Николай, молодой священник, стоял и смотрел на тощую фигуру, сидящую на лавочке перед детской онкологической больницей.
Он никогда раньше не сталкивался с дилеммой, которую считал нужным решить сейчас. Дилеммой странной и совершенно непонятной. А ведь нужно было лишь подойти и спросить.
Отец Николай был в Онкологическом Диспансере частым гостем. Печальным гостем, учитывая особенности заведения, но он всегда говорил себе, что если можно хоть немного, хоть на миг облегчить страдания находящихся здесь детей, то он должен это делать. И отец Николай старался изо всех сил.
Но примерно пару месяцев назад события приняли совершенно неожиданный оборот. Процент выздоровевших вырос почти до девяноста пяти, что было очень странно. Более того, участились случаи совсем уж чудесных исцелений, от которых врачи просто за голову хватались. Ну не может такого быть, хоть ты тресни. А оно есть.
Когда отец Николай впервые понял, что происходит, он едва с ума не сошёл от восторга, но вскоре призадумался. Стал наводить справки, собирать статистику. Он работал в этой больнице уже три года, молился, утешал, но почему сейчас? Почему эти пара месяцев? А потом, потом он увидел его.
****
Этого человека он встретил при весьма странных обстоятельствах. Банальная ситуация, какому-то старику стало плохо на трамвайной остановке. Видимо, сердце. Как это всегда бывает, кто-то остался безучастным, кто-то неуклюже старался помогать, совал таблетку валидола, но, глядя на синеющее лицо, многие понимали: скорая не успеет.
Отец Николай был в числе «неуклюже помогающих», хотя мало чем мог помочь. Люди расходились. Священник просто сидел и держал умирающего старика за руку. Не сразу он понял, что рядом кто-то стоит. А когда поднял голову, обнаружил худого мужчину, смотрящего на него. Сразу бросилось в глаза какое-то серое, словно измождённое, лицо незнакомца, щетина, потрёпанный, мятый плащ.
- Вы хотите помочь? – непонимающе посмотрел на него священник.
Незнакомец пожал плечами. А потом сделал то, что поначалу возмутило отца Николая до глубины души. Но на смену возмущению пришло изумление. Мужчина наклонился, ухватил старика за шиворот и, немного приподняв, произнёс в посиневшее лицо:
- Подыхать собрался? А вот фиг тебе.
После чего отпустил умирающего и, ссутулившись, зашагал по улице. А лицо старика вдруг порозовело, он глубоко задышал и, наконец, открыв глаза, стал с изумлением осматриваться. Приехавшие через десять минут врачи долго ругались, утверждая, что скорую вызвали к совершенно здоровому человеку.
****
Странный незнакомец каждое утро приходил к Диспансеру, садился на лавочку и просто сидел. Когда же выяснилось, что приходить он начал как раз два месяца назад, у отца Николая по спине пополз невольный холодок. Нет, это, конечно, были всего лишь подозрения, но, когда врачи показывали ему, как совершенно безнадёжные случаи вдруг оборачивались просто чудесными исцелениями, Николай решил проверить даже эти нелепые подозрения. А что он, собственно говоря, терял?
****
- Здравствуйте.
Человек искоса посмотрел на священника и, словно нехотя, буркнул:
- Привет.
- Я могу с вами поговорить?
- Вы уже со мной говорите.
- Гм, - священник на минуту растерялся. - Понимаете, я заметил, что вы каждый день сюда приходите. У вас здесь кто-то лечится?
Человек глянул на него слегка насмешливо.
- Нет.
- Но почему…
- Воздухом дышу. Есть ещё вопросы?
- Да, – твёрдо произнёс отец Николай.
Он-таки решился. Не было никакого смысла ходить вокруг да около, а потому он просто рассказал незнакомцу всё. И про свои подозрения, и про то, как встретил его на трамвайной остановке. Напомнил про старика. Но человек лишь пожал плечами:
- Ну и что?
- Вам нечего на это сказать?
- Чудеса - это по вашей части. Значит, молитесь хорошо. Попросите у своего начальства премию.
Отца Николая немного покоробили эти слова, но он быстро спросил:
- А почему вы вспомнили о чудесах?
- Ну, вы прям инквизитор, – хрипло рассмеялся незнакомец.
Николай вглядывался в худое, осунувшееся лицо собеседника и напряжённо думал. А потом неожиданно произнёс:
- Идёмте со мной.
- Куда?
- Туда. В больницу. Вас ведь туда не пускают, я угадал?
Человек криво усмехнулся.
- Пойдёмте. Я проведу. Как вас зовут?
- Денис.
- А я Николай.
- Мне всё равно.
- Что?
- Мне всё равно, кто вы.
- Вы не хотите войти?
- Нет.
Денис встал и, слегка пошатываясь, зашагал к выходу из больничного дворика.
****
Квартира, как обычно, встретила его пустотой и злым молчанием. Стены давили. На него всегда давили стены. Порой Денис понимал: это хорошо, что он всегда один. Он должен быть один. Нельзя по-другому. Нельзя мучить других. Но это понимание приходило уже после того, как он закрывал за собой двери. Сейчас были только отчаяние и злость.
И этот поп. Почему? Что ему нужно? Хотя тут-то как раз всё понятно. Чуда хочет. Они все хотят чуда. Чёрт бы их всех подрал с их чудесами, знали бы они, как же это тяжело. Осознавать, что можешь так много, и одновременно элементарно не способен никому про это рассказать.
Денис дураком не был. Прекрасно понимал, к чему приведёт огласка. Знал, как «отблагодарит» его дорогое человечество. Сначала будет восторг и благоговение. Потом страх. Потом зависть. А потом придёт и ненависть. За то, что не такой, что может больше, что не смог спасти всех и что не успел к кому-то конкретно. Ненавидеть будут сильно, так уж всё устроено. А потому - а не пошёл бы этот поп.… Хотя стоп. А почему бы и нет? Святоша сам этого хотел. Сам напрашивался. Пускай теперь делает выбор! Не понимает, конечно, начитался в своих книжках о «деяниях святых». Забыл, чем заканчивали эти святые. Забыл, что святых люди любят только в мёртвом, а лучше всего в изрядно «умученном» состоянии.
А что, собственно говоря, теряет Денис? Унылую жизнь? Каждодневные возвращения в эту пустую враждебную квартирку в старой хрущобе? Ежедневную бутылку дешевой водки, чтобы хоть на несколько часов забыться? Да и ну его всё. Святоша не понимает, как это может быть страшно. Но он поймёт. Быстро поймёт.
****
Отец Николай не сразу осознал, что его кто-то зовёт. А оглянувшись, с удивлением обнаружил Дениса, который, сутулясь, стоял у ворот. После вчерашнего разговора священник не ожидал снова увидеть этого человека - и где-то в глубине души даже обрадовался.
- Здравствуйте, – он постарался придать голосу самую дружественную интонацию.
- Скажите, – не здороваясь, тихо произнёс Денис. – А зачем вам это?
- Что?
- Причины. Разве самого факта чудесных исцелений мало?
Николай почувствовал, что не хочет отвечать на этот вопрос. Потом тихо произнёс:
- Это всё-таки вы?
- Вы обещали провести меня туда. Зачем? Доказательств хотите?
И священнику неожиданно стало страшно.
****
На них удивлённо косились, пока они шли по коридорам. Странная парочка - священник и бродяга. Неожиданно выяснилось, что Денис тоже боится. Он шагал всё медленнее, а в палату Николай его почти втащил. Тихо замер у лежащей на кровати маленькой фигурки. Волос у ребёнка не было, бледная кожа походила на бумагу, а глаза словно ввалились в глубокие черные ямы. Николай напряжённо смотрел на Дениса.
- И что? – хмуро поинтересовался тот.
- Он в коме. Врачи говорят, умрёт в ближайшие недели.
- Все когда-нибудь умрут.
- Но… Я думал… Я хочу знать.… Если это ты, сделай что-нибудь.
- Что-нибудь? Знака хочешь? Доказательств? – Денис неожиданно зло глянул на священника. – А ты выдержишь? Жалеть потом не станешь?
- Что вы… - прорезавшаяся в голосе Дениса злость испугала священника ещё сильнее.
- Ну, смотри, святоша. Ты сам просил. Ты этого хотел. Все вы этого хотите. Говорите о вере, а хотите доказательств. Ладно, мать твою. Будут тебе доказательства.
Денис подошёл к кровати и положил руку ребёнку на лоб. Потом резко развернулся и вышел из палаты. Мальчик отрыл глаза и удивлённо посмотрел на отца Николая. Священник даже не осознал, что крестится. Он прекрасно помнил, что до того, как попасть сюда, ребёнок этот был абсолютно слеп. Слеп от рождения.
****
- Я считаю, что если Бог дал тебе подобный дар, то нужно оправдать Его милость.
- Его милость? Или укрепить ваш имидж?
- Что ты…
- Не притворяйся, святоша. Твоё начальство будет радо заполучить «личного чудотворца».
Они разговаривали в больничном парке, и священник чувствовал, что в душе у него творится нечто невероятное. Странная смесь восторга и благоговейного ужаса, казалось, готова разорвать его на части. Даже унылый осенний дождик, начавший моросить, не мог изменить этого настроения.
- Это не так. Пойми, это Бог…
Денис дернулся, словно от удара. Потом медленно повернулся, и Николаю стало страшно при взгляде на его худое лицо.
- Ты кем меня представляешь? Святым? Да я в церкви не был ни разу в жизни.
Николай поражённо уставился на него.
- Что, не знал? – криво усмехнулся Денис. - А хочешь, я удивлю тебя ещё больше? Хочешь, я тебя напугаю? Напугаю до усрачки. Я ведь не такой уж и святой, как ты вбил в свою глупую башку. Даже совсем не святой. Я ведь и убить могу. Убить, и ничего мне за это не будет.
- Что?! Но как…. Нет…. Послушай…
- Это ты послушай! Хочешь, я открою тебе одну свою тайну? Так сказать, исповедуюсь? Вы же любите, когда вам исповедуются? А я вот никогда этого не делал, так что гордись, ты у меня первый. Так же легко, как лечить, я могу и убивать. И первое, на что я применил этот «Божий дар», - это было убийство.
- Что?!
- Знаешь, дети бывают очень жестокими. Мне было пятнадцать, и меня изводил одноклассник. Здоровенный и тупой бугай. Школьная дедовщина - неприятная штука. А потом мне надоели ежедневные побои, надоело, что он унижает меня перед девчонками в классе, надоело, что из-за него у меня нет друзей. Для того возраста эти вещи, знаешь ли, много значат. И в один из дней бугая нашли мёртвым в школьном туалете. Инфаркт. Никто ничего, конечно же, не понял. Вот так я впервые и использовал это «дар от Бога». А теперь задумайся, что ты про меня знаешь. Уверен, что тот раз был единственным?
Николай изумлённо смотрел на Дениса. Смотрел - и не знал, что сказать, хотя он ведь был уверен, в любой ситуации сможет найти нужные слова. А тут слов просто не находилось.
- Ну так что? – усмехнулся Денис. – Уверен теперь, что мне можно входить в этот дом и спасать этих детей? Уверен, что это дар от Бога? Не боишься, что сила эта совсем не из того источника, как ты тут размечтался? Сможешь решиться? Сделать выбор. Жизни этих детей - в обмен на вопрос, который теперь постоянно будет тебя мучить: кто же всё-таки их лечит?
Николай опустился на лавочку. Его трясло.
- Что, пробрало? – Денис сел рядом, и устало провёл ладонями по лицу. – А я ведь предупреждал. Говорил, что будет страшно. Искушение - страшная штука. Я знаю. Знаю, что значит иметь такую силу и делать выбор, как её использовать.
Отец Николай не отвечал. В его голове звучал только один вопрос: «Зачем?». Зачем Ты всё это делаешь? Какой во всём этом смысл? Почему нельзя дать знак однозначно и понятно? Он сидел и устало смотрел на унылый осенний парк, мокнувший под дождём, на тяжёлое, свинцовое небо, мрачные стены больницы. Смотрел и понимал: что-то в нём надломилось. И, глядя на тёмное небо, он начал молиться. Просто потому, что не умел ничего другого….
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Больше ждать некого, так что открываю голосование.
1 место - №...
2 место - №...
3 место - №...
(Можно давать одно место двум рассказам, если слишком трудно определиться).
Как обычно, напоминаю:
При оценке рекомендуется обращать внимание на:
- соответствие тематике конкурса;
- язык, стиль;
- сюжет;
- оригинальность, "полет фантазии";
- авторскую идею.
Весьма желательно дать более-менее развернутый отзыв с обоснованием своей оценки.
Голосование продлится до 21 октября (включительно).
Желательно читать внимательно, стараться понять автора - и вначале искать достоинства, а потом уж недостатки. Критика необходима - но она должна быть конструктивной и доброжелательной.
1 место - №...
2 место - №...
3 место - №...
(Можно давать одно место двум рассказам, если слишком трудно определиться).
Как обычно, напоминаю:
При оценке рекомендуется обращать внимание на:
- соответствие тематике конкурса;
- язык, стиль;
- сюжет;
- оригинальность, "полет фантазии";
- авторскую идею.
Весьма желательно дать более-менее развернутый отзыв с обоснованием своей оценки.
Голосование продлится до 21 октября (включительно).
Желательно читать внимательно, стараться понять автора - и вначале искать достоинства, а потом уж недостатки. Критика необходима - но она должна быть конструктивной и доброжелательной.
Если кто куда пошел -
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
он пошел кормить кота.
Если не кормить кота -
то зачем вообще идти?
Ну что ж , приступим...Мне рассказ №1 очень понравился. Хорошая связка с славянским этносом. Щи из топора, Леший, куда Егор телят гонял (а почему не Макар? 
) , такие мелочи придают определенный колорит и сочность повествованию. И вобще рассказ очень целостный в отличии от почти половины рассказов этого конкурса. Хороший язык, продуманный сюжет, да и просто улыбнуло. 
) , такие мелочи придают определенный колорит и сочность повествованию. И вобще рассказ очень целостный в отличии от почти половины рассказов этого конкурса. Хороший язык, продуманный сюжет, да и просто улыбнуло. Все от бога, кроме женщины